Традиционный уклад китайской семьи в XVI-XVII в.

План

Введение

1. Семья

2. Свадьба и взаимоотношения полов

3. Рождение и воспитание детей

4. Семейный культ предков

Заключение

Список используемых источников

Введение

Интерес к избранной теме обусловлен спецификой семейных отношений в Китае, их странной устойчивостью и консерватизмом.

Говорить о нравах и обычаях, царивших в Китае в прошлые века, можно бесконечно. Благодаря многочисленным письменным свидетельствам современников, мы можем почти полностью воссоздать жизнь и быт жителей Китая практически с незапамятных времен. Конечно, многие из описанных обычаев вызывают не только интерес, но удивление, а порой и улыбку. Настолько они отличаются от известного нам по учебникам истории и историческим романам образа жизни наших прадедов.

Посмотрим на один из таких примеров, связанный с традиционным укладом китайской семьи на протяжении многих столетий.

1. Семья

Термин «семья» в китайской грамоте обозначается иероглифом цзя, который графически представляет собой сочетание знаков «крыша дома» и «свинья». Таким образом, идеографическая этимология хорошо передает экономическое и ритуальное значение семьи в Китае: редкий крестьянин не держал в своем доме свиней, и та же свинья была у китайцев главным жертвенным животным, благодаря которому в дни семейных празднеств осуществлялось общение живых с умершими предками. Так в слове цзя отобразились важнейшие признаки семьи: родство по крови или браку, общность имущества, хозяйственная и культовая самостоятельность.

В Китае издавна преобладала малая семья. В императорскую эпоху, судя по данным официальной статистики, численность средней семьи составляла 5—6 человек. Обследование, проведенное в 1929 г., дало цифру в 5,2 человека, причем от 63 до 70 % обследованных семей включали в себя только родителей и их детей. Это несколько расходится с традиционным и освященным авторитетом конфуцианской мудрости идеалом семьи, в которой представителям, по меньшей мере, трех поколений полагалось, как говорили в Китае, «жить под одной крышей» и даже «питаться из одного котла». Подобные расширенные семьи, включавшие в себя супружеские пары трех или даже четырех поколений, на практике были чрезвычайно редки и считались образцовыми. Структуру и трансформацию китайской семьи определяла необходимость, с одной стороны, обретения экономической самостоятельности, отвечавшей интересам супружеской пары, а с другой — сохранения преемственности по мужской линии. Традиционный уклад в Китае можно рассматривать в целом как набор средств, призванных обеспечить примирение этих двух противоречивших друг другу принципов семейной жизни. Двойственный характер семейной организации в Китае засвидетельствован, в частности, сосуществованием в каждой семье и культа предков, в котором воплощалась общность происхождения ее членов по мужской линии, и культа бога очага — Цзао-шэня, отражавшего хозяйственную автономность семьи (заметим, что домашний бог очага, согласно китайским верованиям, был непосредственно подчинен верховному божеству народного пантеона — Яшмовому императору). Хотя поклонение предкам в дни больших праздников было прерогативой старшего мужчины в семье, рутинные подношения на домашнем алтаре — например, возжигания курительных палочек и свечей — были обычно обязанностью женщин, что объяснялось, вероятно, нежелательностью слишком тесных контактов мужчин с душами. В основном формой семьи, как уже отмечалось, была двухпоколенная малая семья. Женитьба одного из сыновей влекла за собой образование сложной семьи, объединявшей представителей уже трех поколений. Наконец, при благоприятных обстоятельствах сложная семья могла разрастись в расширенную семью, состоявшую из родителей, женатых сыновей и внуков вместе с их потомством. Отдельные малые семьи в рамках такой семьи занимали различные секции родительского дома — так называемые фан. Раздел расширенной семьи приводил к появлению нескольких самостоятельных малых семей, как простых, так и сложных. Эти семьи, однако, по-прежнему были связаны многими зримыми знаками единства. Их члены регулярно наносили друг другу визиты, оказывали материальную помощь, соблюдали траур по умершим родственникам, совместно праздновали встречу Нового года.

Таким образом, каждая семья, охватывавшая три поколения, испытывала действие противоборствующих тенденций — к распаду и сохранению единства. Внутренние противоречия семейного уклада отразились в некоторых особенностях общественного сознания китайцев. Так, в литературе, пропагандировавшей конфуцианский идеал патриархальной семьи, невестки неизменно изображались разрушительницами семейного единства. Напротив, в старых романах и особенно художественной литературе XX века, показывающих изнанку традиционного семейного быта, подчеркивается напряженность в отношениях между отцом и взрослыми сыновьями. Противоречия и соперничество были присущи и отношениям между братьями, поскольку в Китае существовал обычай раздела семейного имущества поровну между всеми наследниками. Вот почему традиционная семейная мораль подчеркивала необходимость быть «уступчивым» и «бескорыстным» в отношениях с братьями. Предписываемая же старым китайским этикетом демонстративная холодность в отношениях между супругами не в последнюю очередь преследовала цель сгладить противоречия между свекровью и невесткой. В XX веке совместное проживание взрослых сыновей с родителями, сдержанность в проявлении чувств супругов и другие нормы традиционной семейной морали стали расцениваться многими китайцами как важная особенность китайской культуры, выгодно отличающая последнюю от нравов Запада.

Обычно брак в Китае заключался по соглашению между семьями жениха и невесты (последним даже не полагалось видеть друг друга до самой свадьбы). Замужество означало не просто переезд новобрачной в дом мужа, но ее полный и бесповоротный разрыв с родным домом. С этого момента женщина принадлежала семье и роду мужа, была обязана беспрекословно повиноваться его родителям, и могла навещать отчий дом лишь в качестве гостьи. В любом случае девочка была для своей семьи «отрезанным ломтем». Если женщина умирала незамужней, ее поминальная табличка не могла стоять на семейном алтаре и в лучшем случае помещалась в отдаленном углу дома. На Юге во многих местностях существовали специальные «дома старых дев», где доживали свои дни одинокие женщины. Нередко родители девушки, умершей в девичестве, выдавали ее замуж посмертно, после чего табличку с ее именем переносили в дом «мужа», а дети последнего были обязаны почитать ее как покойную мать.

Поскольку семья невесты как бы предоставляла женщину в распоряжение семьи жениха, брак в старом Китае был по существу разновидностью сделки: за невесту непременно вносили выкуп. В то же время для невесты выделялось и немалое приданое, которое часто было богаче выкупа. В данном случае решающую роль играли, по всей видимости, соображения престижа. Недаром обычай предписывал как можно торжественнее доставлять приданое к дому жениха, а многие брачные обряды подчеркивали превосходство семьи невесты над семьей жениха. Какие-либо контакты между юношами и девушками до свадьбы считались недопустимыми, и женщины, уличенные в распутстве, навсегда теряли лицо. Брачный возраст для девушек на Юге составлял 15, на Севере — 16-17 лет. В деревнях женщина, не вышедшая до 27 лет замуж, считалась старой девой и уже не могла рассчитывать на законное замужество. Впрочем, такова была судьба сравнительно немногих: по данным обследования 1929 г., 85% женщин в возрасте от 15 до 44 лет состояли в браке.

Выбор супруга или супруги определялся местным обычаем. Нередко случалось, что два клана, обитавшие по соседству, из поколения в поколение обменивались невестами. В некоторых областях были приняты браки между двоюродными братьями и сестрами. Территориально сфера брачных связей отдельных семей обычно составляла в радиусе несколько" километров. Особая роль в семейных отношениях отводилась брату матери, который, как незаинтересованное лицо, обычно улаживал конфликты, связанные с разделом имущества среди племянников. Распространенная в Юго-Восточном Китае поговорка гласила: «На небесах Небесный владыка, на земле дядя по матери».

Прежде многие родители брали, в дом на воспитание малолетних девочек с тем, чтобы впоследствии выдать их замуж за сыновей. Это вело к появлению особого типа отношений, которые характеризовались наличием тесных контактов между невесткой и воспитавшей ее свекровью. Подобные браки были особенно распространены среди крестьян, часто ограниченных в средствах. Данные, относящиеся к рубежу 20—30-х годов XX века, свидетельствуют о том, что эта форма брака была почти неизвестна на Северо-Китайской равнине (в среднем 2—3 % общего числа браков), но относительно часто встречалась в восточных провинциях: Аньхой (12,6%), Цзянсу (18,6%).

В нарушение традиции отдельные браки заключались на условиях, при которых муж брал фамилию тестя и получал специально оговоренную в брачном контракте долю семейного имущества. Такое положение могло быть постоянным или временным. Во втором случае муж по истечении условленного срока мог покинуть вместе с женой ее дом, но при этом не имел прав на имущество семьи. Разумеется, брак, как бы ставивший мужчину в положение женщины, считался для него унизительным. Тем не менее, на Тайване в начале XX века такие браки составляли около 20 %. В некоторых местностях Юньнани удельный вес таких браков достигал 40 %, причем удел заложившего себя зятя позорным не считался.

Обычай допускал использование едва ли не всех возможных средств, которые могли обеспечить нормальное функционирование семьи. Если в семье не было мужского потомства, муж имел право взять наложницу и сделать наследниками рожденных от нее сыновей. Широко распространена была практика усыновления мальчиков из чужих семей, хотя формы ее были неодинаковы в разных областях Китая. Так, в большинстве районов Северного и на побережье Южного Китая обычай разрешал усыновлять только кровных родственников по мужской линии, тогда как в Восточном Китае допускалось усыновление детей сестер или даже мальчиков, купленных в младенческом возрасте.

Конфуцианский культ предков и нормы «Сяо» способствовали расцвету культа семьи и клана. Семья считалась сердцевиной общества, интересам семьи придавалось гораздо больше значения, чем отдельной личности, которая рассматривалась лишь в аспекте семьи, сквозь призму ее вечных ценностей (от отдаленных предков к отдаленным потомкам). Перед каждым китайцем стоял долг соблюдения интересов семьи, т.е. рождение детей, прежде всего сыновей, призванных продолжить род, упрочить позиции семьи в веках.

Отсюда постоянная тенденция к росту семьи. Большая нерасчлененная семья (та семья, которую имел в виду Конфуций, когда сравнивал ее с государством) существовала и до Конфуция, но по преимуществу среди знати. Конфуцианство своим культом предков и «Сяо» создало дополнительные стимулы для ее небывалого расцвета: при наличии хотя бы маломальских благоприятных экономических возможностей стремление к совместному проживанию близких родственников становилось решающим импульсом и резко преобладало над сепаратистскими тенденциями. В результате большие семьи, включавшие в себя несколько жен и наложниц главы семьи, немалое число домочадцев, стали весьма распространенным явлением на протяжении всей истории Китая. Такие семьи обычно делились лишь после смерти отца, а то и обоих родителей. Старший сын занимал место главы семьи и получал большую часть наследства, в том числе и дом с храмом предков, тогда как остальная часть общего имущества делилась поровну между остальными сыновьями.

Все новые семьи основанные младшими братьями (а каждый из них становился главой своего, бокового по отношению к главному культа предков), в течении длительного времени продолжали находиться в зависимости от старшего брата, являющегося теперь основного культа предков, общего для всего клана. Возникал мощный разветвленный клан сородичей, крепко державшихся друг за друга и составляющих порой целую деревню.

2. Свадьба и взаимоотношения полов

Цель заключения семейного союза состояла не только в продолжении рода, но и в заботе об усопших предках. В женитьбе молодого человека были заинтересованы, прежде всего, его родители, которые, с одной стороны, отвечали за судьбу рода перед духами предков, а с другой - должны были заботиться о собственной загробной жизни.

В богатых семьях была распространена практика многоженства, т.е. у мужа могли быть наложницы (особенно во времена империи). Социальный статус главной жены и остальных жен в таком случае сильно отличался. Последние беспрекословно подчинялись главной жене, которая по социальному статусу была равна своему мужу. Очень часто в гаремы набирались девушки из семей торговцев, арендаторов и других уважаемых семей, однако иногда в гаремы попадали девушки из веселых кварталов, а бывало, и просто с улицы. Большой честью считалось попасть в гарем императора. Хотя наложницы в гареме и занимали низкое социальное положение, тем не менее, их дети и по закону, и по традиции по положению были равны детям главной жены. У них был один отец, и это было главное. Обычно старший сын главной жены становился главой семьи, но если у главной жены не было сыновей или если этот единственный сын был по натуре слабым и недееспособным человеком, то главой семьи мог стать и сын одной из наложниц. Тот факт, что полигамия (в форме гарема) была узаконена, часто вносил путаницу в представлении о китайской семье. Хотя гаремы разрешались, они были весьма дорогим удовольствием. Наложницы могли иметь собственность, а если они были, как часто происходило, звездами из мира искусства, то перед тем, как согласиться войти в гарем будущего мужа, они требовали от него весьма крупную сумму денег на содержание. Муж должен был удовлетворять иногда чрезмерные запросы наложниц. Беднякам гаремы были не по карману. Даже среди представителей среднего класса (мелких землевладельцев, торговцев и купцов) гаремы были не слишком распространены. Подавляющее число китайских семей были моногамными, что объясняется исключительно соображениями экономии.

Крупный чиновник, зажиточный землевладелец или торговец, которые имели по несколько наложниц, также считала, что в такой системе устройства семьи много недостатков. Часто его семья оказывалась слишком большой, чтобы ее можно было без усилий содержать. У него сразу появлялось слишком много родственников по женской линии, которые вместе с друзьями и дальними родственниками стремились получить у него работу, «выбить» из него определенные знаки внимания, а то и просто оказаться у него на содержании. Таким образом, даже крупные состояния рассыпались в прах.

В китайской истории мало примеров того, чтобы зажиточная семья оставалась таковой в течении многих поколений. Необходимость содержать многочисленных родственников была одной из причин, по которой семьи чиновников аккумулировали в своих руках земли, а крестьянство обезземеливалось. Все это вело к социальным беспорядкам, которые подрывали устойчивость династий.

Наличие гарема было источником многочисленных интриг при дворе. Императоры сами частенько предпочитали наложниц, выбранных по своему вкусу, женам, выбранным по соображениям гос. интересов; нередко императоры оставляли трон детям наложниц. Это становилось причиной многочисленных заговоров.

Еще одним источником беспокойства при дворе были семьи императриц. В империи мог существовать только один правитель, равных ему не было. Он не мог жениться на родственнице по отцовской линии, следовательно, он был вынужден жениться на дочери подданного. Это придавало особую значимость семье императрицы, особенно если она рожала императору наследника.

Честолюбивые устремления этих семей постоянно нарушали спокойствие империи Хань и в конечном итоге способствовали ее падению. Почти все семьи императриц делали попытки узурпировать власть или, по крайней мере, обвинялись в попытке сделать это. Семья новой императрицы пыталась отстранить от власти своих предшественников и поставить на их место своих людей. На самом деле почти все семьи бывших императриц уничтожались, когда к власти приходил новый император. В эпохи более поздних династий эта проблема, кажется, стала менее острой. Семьи императриц использовали свое влияние, чтобы обеспечить родственников важными гос. должностями, но они уже не устраивали заговоров с целью захвата власти.

Женить сына и увидеть внучат было самым сокровенным желанием главы семьи: только в этом случае приобретал уверенность в том, что, перейдя в мир иной, будет сыт и обеспечен всем необходимым. Если род прекращался, то об усопших некому было заботиться и их «посмертное существование» оказывалось очень трудным.

В книге «Ли цзы» были закреплены своеобразные нижний и верхний пределы брачного возраста: для мужчин с 16 до 30, для женщин с 14 до 20 лет, фиксировавшие как бы пределы терпения и сдерживания гнева предков на неблагодарного и непочтительного потомка (43). В соблюдение этих возрастных пределов в древности было вовлечено и само государство, следившие за тем, чтобы они не нарушались. С этой целью, по свидетельству Чжоу ли (кн. 11), особый чиновник составлял списки мужчин и женщин, достигших предельного возраста, и наблюдал, чтобы мужчины, достигшие 30 лет, брали себе в жены девиц, которым исполнилось 20 лет (44).

Важнейшую роль в подборе жениха и невесты играл социальный, имущественный фактор. Родители руководствовались принципом «соответствия пары», т. е. семьи жениха и невесты не должны были значительно отличаться друг от друга по материальному достатку.

Переговоры о сватовстве по поручению семьи жениха по традиции обычно начинала сваха (сват). Эту роль исполняли как родственники, так и профессионалы, которые за свой труд получали вознаграждение от заинтересованных сторон. Сват (либо сваха) отправлялся в семью невесты и подробнейшим образом описывал ее родителям все достоинства жениха. Затем шел в дом жениха и повторял то же самое, но на этот раз хвалил невесту. В погоне за наживой сват, нередко явно приукрашивал достоинства обеих сторон. Занимавшийся сватовством обязан был знать все подробности, касающиеся семей жениха и невесты; в особенности важно было изучить генеалогию этих двух родов. На особой записке, обязательно на красной шелке сват приносил родителям невесты сведения о женихе - чей сын, какого сословия, какую имеет должность, каким занимается ремеслом, где живет. Родственники жениха получали такие же сведения о невесте. Эти записки, полученные от сватов, долго обсуждались в обеих семьях, сведения проверялись и различными способами уточнялись.

По-китайски слово «жениться» буквально означает «брать в дом жену», а «выходить замуж» — «покидать семью». Этими словами выражался точный смысл свадебного обряда. Жених приводил невесту к своим родителям, а невеста покидала родную семью. После свадьбы молодая жена становилась членом семьи мужа. В редких случаях жених переселялся на постоянное жительство к родителям невесты. Сын мог быть недоволен избранной для него родителями женой; жена, в свою очередь, могла быть недовольна мужем - не это считалось главным в брачном союзе. Насильственное соединение молодых людей породило поговорку: «Муж и жена вместе живут, а сердца их за тысячу ли друг от друга»(46). Если молодые люди были помолвлены с детства, родители чувствовали себя спокойнее: в случае внезапной смерти всегда найдется, кому проявить заботу об их загробной жизни.

Старая китайская мораль не одобряла нежных отношений между женихом и невестой - это считалось не только излишним, но и неприличным. Молодые люди вообще не должны были встречаться до помолвки. Их личные чувства никого не интересовали и не принимались во внимание.

Если помолвка состоялась в детстве, а будущий муж умирал до свадьбы, существовал обычай обвенчать девушку с поминальной дощечкой умершего жениха: тогда она становилась вдовой в самый момент своего венчания и, как всякая другая вдова, была лишена возможности вторично выйти замуж.

Существовал обычай, в соответствии, с которым близкие друзья давали друг другу, клятвенные обещания: если у них родятся дети, то мальчик и девочка станут мужем и женой, мальчик и мальчик — братьями, девочка и девочка - сестрами. Договор о браке часто бывал, заключен, когда будущие муж и жена находились еще в утробе матери. И даже если впоследствии кто-нибудь из них оказывался душевнобольным, безобразной наружности или калекой, но все равно договор не мог быть расторгнут. Единственной причиной его расторжения могла быть только смерть одного из помолвленных. Свадебные обряды совершались не по абсолютному незыблемому и одинаковому ритуалу. Церемониал определялся и социальным положением жениха и невесты, и географическим фактором: на юге Китая свадьба проходила несколько иначе, чем на севере. Поэтому затруднительно нарисовать универсальную картину древнекитайской свадьбы.

К свадебному столу сушили различные фрукты - символ многодетности. Дарили арахис и каштаны с пожеланием - чтобы будущий ребенок рос крепким и здоровым, финики - чтобы ребенок родился быстрее, семена лотоса и персики - чтобы дети рождались один за другим:

Многодетность символизировали также гранаты и огурцы, ими наполняли вазы на столах, а в семьях победнее они изображались на картинках, которые развешивались во время свадьбы.

Первым совместным имуществом жениха и невесты независимо от их социального положения были: подушка, постельные принадлежности, вазы, зеркало, чайник, чашки. Обычно старались приобрести эти вещи в четном количестве. Подарки также преподносились по этому принципу: две вазы, четыре чашки и т. д. Ваза для цветов по-китайски называется «хуа пин»: пин в другом написании означает «мир». Поэтому, преподнося в дар вазу молодым супругам, как бы говорили: «Живите в мире». Зеркало традиционно символизирует супружеские отношения. Когда муж и жена расходились или когда кто-либо из них умирал, говорили: «Зеркало разбилось». Если супруги снова начинали жить в мире, в народе говорили: «Разбитое зеркало снова стало круглым»(49).

Невеста из состоятельной семьи приходила в дом жениха не с пустыми руками. Она приносила в приданое домашнюю утварь, одежду, предметы украшения. Все это складывалось в массивные сундуки, и носильщики несли их в дом жениха по самым оживленным улицам - пусть все видят и знают, что невеста не бедна! По числу носильщиков определялась и «весомость» приданого. В некоторых районах невеста, кроме всего прочего, дарила жениху пару туфель - это означало, что она передает себя во власть мужа. Богатый жених в назначенный прорицателем день посылал за невестой позолоченный паланкин, разукрашенный ажурным переплетом, разноцветной бахромой и резьбой с изображением дракона, неба и цветов. Обычно в паланкин, который несли принаряженные носильщики, украшали два больших позолоченных иероглифа — «уан-си» (двойное счастье). Существовал обычай закрывать ворота дома невесты некоторое время не пускать прибывший паланкин, несмотря на настойчивые просьбы друзей жениха и носильщиков. В это же время братья и сестры невесты, выглядывая через щели ворот, требовали денег у друзей жениха. Им передавали сверток с монетами. После этого ворота открывались, начинали играть музыканты, сопровождавшие паланкин, и носильщики подносили паланкин к порогу дома.

Девушка должна была в течение трех дней до свадьбы плакать, отказываться от пищи, выражая этим печаль по поводу расставания со своим родным домом. Тогда и у соседей не будет повода говорить, что она так уж мечтает выйти замуж. В день свадьбы, когда девушка собиралась оставить свой родной дом, она обычно куда-нибудь пряталась. Мать начинала громко звать и искать ее, делая вид, что дочь исчезла. Дочь же в это время запиралась в своей комнате. Но вот прибывал паланкин. Носильщики и музыканты также начинали громко звать невесту, уверяя, что не могут дольше ждать. Наконец девушка, достаточно продемонстрировав непокорность, открывала двери своей комнаты и со слезами на глазах следовала к паланкину. Отец невесты или ближайший его родственник запирал на замок дверцы паланкина, а ключ передавал верному слуге для вручения жениху.

Свадебная процессия являла собой красочную картину. Красный, украшенный блестками паланкин, на котором невеста из состоятельной семьи отправлялась в дом жениха, яркие наряды участников свадебной процессии, а также костюм самой невесты должны были свидетельствовать о богатстве и процветании. Чем длиннее была свадебная процессия, тем более пышной считалась свадьба. Впереди участники процессии несли фонари и флажки, прикрепленные к длинным древкам, а также таблички, на которых были написаны имена жениха и невесты. Музыканты исполняли веселые песни. В середине этой вереницы носильщики несли паланкин с виновницей торжества, а позади следовало ее приданое. Обычай запрещал матери и отцу провожать дочь в ее новый дом. Замужество фактически означало для девушки полный разрыв с родными, так как считалось, что после свадьбы она принадлежит новой семье. Поэтому расставание с отцом и матерью всегда проходило тяжело. Невесту страшила неизвестность: она не знала, как встретит ее свекровь, не знала, какой у нее будет муж. Но и жених, ожидая прибытия невесты, переживал не меньше: он ведь тоже не знал, хорошей ли женой наградит его судьба. Жених встречает невесту у двери безмолвно и без всякой улыбки. Он даже не решается дотронуться до ее руки, когда ведет в спальню, и только слегка прикасается кончиками пальцев к длинному рукаву ее халата.

Жених и невеста вместе совершали поклоны небу и земле и табличкам духов предков жениха, что считалось главным в свадебной церемонии. В передней части комнаты, «перед небом», ставился столик, на котором располагали две зажженные свечи и жертвенный сосуд с дымящимся фимиамом, двух миниатюрных сахарных петухов, пять сортов сухих фруктов, «жертвенные деньги», связку палочек для еды, зеркало и ножницы. Все это было символами процветания и согласия.

Невеста занимала место у столика с правой стороны от жениха, и оба они на коленях молча совершали четыре земных поклона, склоняя свои головы к земле. Затем поднимались, менялись местами и повторяли то же самое. После этого на столик ставились таблички предков, которым жених и невеста отдавали восемь поклонов. Когда они вставали, им предлагали пригубить вино и мед из кубков, соединенных красной шелковой лентой или красным шнурком. Потом, обменявшись кубками, жених и невеста отведывали сахарного петушка и сухих фруктов. Все это символизировало согласие и союз новобрачных.

После описанных церемоний новобрачные садились вместе обедать. Это был первый и последний день, когда они обедали вместе. Жених мог, есть сколько хотел; невеста же должна была в течение двух недель питаться только той провизией, что передали ее родители.

На свадьбу обязательно приглашали почтенного старика с белой бородой, напоминавшего своей внешностью бога долголетия. Когда жених и невеста совершали поклоны небу и земле, старик бамбуковой палочкой, окрашенной в красный цвет или обернутой красным шелком, вначале три раза слегка ударял невесту выше лба и при каждом ударе приговаривал: до фу (много счастья), до шоу (долго жить), до наньцзы (много сыновей); ударяя этой же палочкой жениха, он приговаривал: юэ фу (будь богатым), юэ гуй (будь знатным), юэ кан нин (будь здоровым и живи спокойно).

Гости во время свадебного обеда позволяли себе фривольные замечания в адрес невесты, даже непристойные шутки, к которым она должна была относиться хладнокровно и безразлично. Они бесцеремонно насмехались над ее ногами, одеждой, внешностью. Невесту просили встать своими маленькими ножками на перевернутую чашку. Если ей это не удавалось, то слышались язвительные реплики: «Какая неуклюжая!» Могла быть и такая просьба:

«Принеси мужу чаю!» Если невеста выполняла эту просьбу, ей говорили: «Какая послушная жена!» Если она отказывалась выполнять это, гости соболезновали мужу, получившему в жены злую женщину.

В первую брачную ночь в комнате новобрачных ставили две зажженные свечи. Смотря по тому, будут ли эти свечи гореть ровно или одна сгорит скорее другой, будет ли стекать воск, станут ли свечи трещать, прогорят ли за ночь и какая из двух погаснет раньше, делались «прогнозы» о продолжительности совместной жизни мужа и жены, об их радостях и печалях.

Утром молодожены под шум хлопушек выходили из спальни и направлялись на кухню помолиться богу очага. Это означало, что молодая женщина должна овладеть искусством кулинарии. Затем она направлялась в храм предков, где молилась предкам мужа.

На третий день после свадьбы вместе с мужем и его родителями молодая жена навещала дом своих покинутых родителей, где в их честь устраивалось пиршество. Этим кончалась свадебная церемония в богатых семьях.

После замужества молодая жена оказывалась в полном подчинении у свекрови. Ее муж, пока был молод, не играл большой роли в семье и мало что мог сделать для нее. Единственным утешением для жены была надежда на рождение сыновей, что повысило бы ее семейный статус, и на то, что когда-нибудь она сама станет свекровью Подчиненное положение женщины, характерное для китайских семейных традиций, восходит к культу предков, в соответствии, с которым назначение человека на земле - продолжать род и поддерживать могилы предков. Женщине же, утратившей при вступлении в брак всякую связь с родной семьей, отводилась, по этим представлениям, второстепенная роль.

Покорность, покорность и еще раз покорность — такова была главная добродетель женщины. В девичестве она во всем подчинялась отцу, после замужества становилась служанкой мужа и его родителей. «Если я выйду замуж за птицу, — гласило древнее китайское присловье, — я должна летать за ней; если выйду замуж за собаку, должна следовать за ней всюду, куда она побежит; если выйду замуж за брошенный комок земли, я должна сидеть подле него и оберегать его»(53).

Важнейшими и лучшими качествами женщин считались робость, сдержанность, умение приспосабливаться к характеру мужа. Мир женщины был ограничен домом и семьей. Гость, пришедший в дом, всегда спрашивал хозяина о его здоровье, о здоровье его отца, деда, сына, но никогда - о здоровье жены или дочерей. Такой вопрос показался бы неприличным, он мог быть воспринят как проявление невежливости.

Услужить родителям мужа считалось главной обязанностью молодой женщины. Как бы безжалостно муж ни обращался с женой, ей надлежало безропотно покоряться судьбе и молча повиноваться. Она могла вернуться в родной дом, но это считалось позором. Самое большее, на что она могла решиться, это отправиться в храм, повесить бумажную фигурку, изображавшую ее мужа, и помолиться богине милосердия, прося ее смягчить сердце супруга.

Если муж дурно обращался с женой, он нес более легкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним человеком. Если жена поступала неподобающе с мужем, она несла более тяжкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним. Если муж совершал прелюбодеяние, это вовсе не рассматривалось как преступление. Но муж мог безнаказанно убить жену, посмей она сделать то же самое.

Муж имел право разойтись с женой без бракоразводного процесса при следующих обстоятельствах:

— если жена не живет в согласии со свекром и свекровью;

— если бесплодна

— если подозревается в прелюбодеянии или уже совершила таковое;

— если наветами или болтливостью вызывает раздоры в семье;

— если страдает какой-либо болезнью, к которой люди чувствуют естественное отвращение;

— если невоздержанна на язык;

— если она без разрешения мужа присваивает себе домашнее имущество.

Однако эти причины не действовали во время траура, если жене некуда было идти, а так же если муж разбогател благодаря этому браку. Ответственность мужа за жену выражалась и в том, что при всех ее правонарушениях, кроме тяжкого преступления и измены, она выдавалась ему на поруки.

Кроме того, муж и жена имели право на развод по взаимному согласию или в случае причинения ими серьезного вреда родственникам друг друга. Развод совершался простым соглашением семей и лишь в случае крупных взаимных претензий в дело могли вмешаться власти.

Если же муж умирал, то вторичное замужество считалось тяжким преступлением женщины перед памятью о покойном муже. Вдова, осмелившаяся вновь выйти замуж, была обречена на изгнание из своей среды, подвергалась риску быть убитой родителями или родственниками покойного мужа, да и по закону не могла больше стать чьей-либо женой, а только наложницей, но и мужу, требующему развода без оснований, грозила каторга.

Согласно древнему правилу, жена должна была оставаться с мужем в "жизни земной и загробной"(59). Она объявляла о таком решении родственникам и близким, и ее поступок рассматривался как подвиг.

Наместники провинций в официальном докладе сообщали императору сведения о самоубийствах добродетельных вдов. Чем их было больше, тем большей похвалы удостаивался чиновник. Китайский сатизм отличается от индийского тем, что он никогда не осуществлялся через самосожжение. Способы его осуществления различны. Некоторые принимают опиум, ложатся и умирают у тела своего мужа. Другие морят себя голодом до смерти, топятся или принимают яд. Еще один способ, к которому иногда здесь прибегают, это прилюдное самоубийство путем повешения поблизости от своего дома или в нем. Об этом намерении сообщается предварительно для того, чтобы желающие могли присутствовать и созерцать это деяние.

Истинные причины обращения вдов к сатизму различны. Некоторыми двигала преданная привязанность к покойному, другими - чрезвычайная бедность их семей и трудность заработка на честный и уважаемый образ жизни, прочими - факт или перспектива грубого отношения со стороны родственников мужа.

Вдову чаще всего хоронили в одной могиле с мужем или около нее. Этот обычай восходит к тому факту, что Конфуций в назидание потомкам похоронил свою мать рядом с могилой отца.

3. Рождение и воспитание детей

Большим событием в жизни каждой китайской семьи считалось рождение сына. Близкие и друзья навещали роженицу, приносили подарки: одежду для ребенка и продукты для поддержания сил матери. Чтобы отблагодарить друзей и знакомых, накрывали праздничный стол или просто угощали гостей вареными яйцами, окрашенными в красный цвет. В этих случаях полагалось приглашать друзей на лапшу, которая символизировала долголетие новорожденного.

Ещё в древнейших песнях "Шицзин" упоминалось, как новорожденного мальчика клали на нарядную циновку, всячески ублажая, давали ему в руки богатые игрушки, а при этом родившаяся девочка лежала в углу дома на куче тряпья и забавлялась обломками глиняных сосудов. Такое различие в отношении к сыну и дочери не только сохранилось, но и значительно усилилось с распространением конфуцианского культа предков. А чтобы как-то поспособствовать рождению непременно сына, китаянки прибегали к всевозможным заклинаниям и гаданиям.

Иметь сына считалось целью брака и большим счастьем для семьи. Это нашло отражение и в поговорках: «Вырастишь сына - обеспечишь старость, соберешь зерно - предотвратишь голод»; «И сына, и поле надо иметь свои»; «Лучшие сыновья в мире — свои собственные»(60).

С ранних лет детей приучали выполнять различные обряды.

Так, при виде новой луны дети, обращаясь к месяцу, кланялись ему и припевали: «Месяц, месяц, месяц! Кланяюсь тебе, трижды кланяюсь. Не позволяй, чтобы у детей была чесотка». Луна, оказывается, влияла не только на детей, но и на 1 их платье, поэтому ночью не следовало класть одежду мальчиков и девочек на место, куда падал свет луны или звезд. Девочка должна была бояться света звезд, а мальчик — света падающей звезды.

По установившейся традиции новорожденному дарили различные украшения. Подарки эти могли быть действительно ценными — золотая цепочка на шею или украшение из серебра в форме замочка, но могли быть и совсем простые, чисто символические, например косточка от персика с вырезанными на ней разнообразными узорами. Через косточку продевалась нитка, которая привязывалась к руке ребенка.

Маленьких мальчиков часто одевали как девочек для того, чтобы обмануть духов болезни или смерти, которые, как верили родители, в таком случае пройдут мимо них. Суеверные родители, боясь, что долгожданного и любимого мальчика будут преследовать болезни или даже похитит смерть, давали ему имя Ятоу (Служанка). Этим они как бы старались обмануть злых духов, показать, что ребенок им не дорог, и они вроде бы не боятся его потерять.

Мальчики были предметом особой заботы в семье. Стремясь уберечь их от болезней, предохранить от нечистой силы и несчастных случаев, родители прибегали к самым различным амулетам и талисманам. Новорожденного предохранял особый амулет - «замочек ста семейств». После рождения сына отец обходил сто человек — родных и знакомых - с просьбой дать по одной или несколько медных монет. На собранные деньги он покупал замочек и вешал его на шею ребенку. Это означало: сто семейств заинтересованы в долголетии новорожденного.

Девочкам вешали на шею мешочки, наполненные ароматическими травами. Такие мешочки вышивались искусными швеями и обычно были красного цвета, который надежно отпугивал злых духов.

У молодой невестки было одно средство облегчить свое положение в семье — родить сына. И вот она забеременела. Все ждут от нее сына, и сама она мечтает родить мальчика. И о ужас! - на свет появляется девочка! Глаза матери наполнены горькими слезами, она не смотрит на маленькое существо. Свекровь в бешенстве, и даже муж, который вообще-то неплохо относится к жене, выглядит печальным и озабоченным.

Если жена рожала только девочек, то она считалась виноватой перед мужем, ибо обманула его надежды на продолжение рода. Неспособность жены родить сына давала право мужу брать в дом наложницу - это разрешалось законами.

Рождение детей на благо родителей считалось основной целью брачной жизни и, как думали верующие, обеспечивало старшему поколению загробный покой.

Однако среди всех членов семьи самыми бесправными были дочери. От них требовалось не просто послушание, но беспрекословное повиновение.

С детских лет они должны были участвовать в любой домашней работе, помогая в уборке, моя и чистя посуду. В подростковом возрасте их обучали шитью. После того, как для девушки был выбран жених (как правило, это случалось уже к двенадцати годам), будущая невеста обучалась той работе, которой занимаются женщины из семьи жениха.

Девочкам не разрешалось предаваться играм и безделью. Им не разрешалось общаться с соседскими мальчишками. А в подростковом возрасте запрещалось играть и с мальчиками своей семьи. Запрет налагался на все самостоятельные передвижения за пределами дома. Отлучки из дома были возможны только в сопровождении кого-нибудь из членов семьи.

Воспитанием и обучением девочек в основном занимались женщины. Однако отцы не должны были полностью оставаться в стороне. Именно на их плечах лежала ответственность по воспитанию в дочерях так называемых "трех правил подчинения": дома повиноваться отцу; в замужестве повиноваться мужу; во вдовстве повиноваться сыну. Глава семейства отвечал и за воспитание у дочери "четырех добродетелей", состоящих в соблюдении супружеской верности, честности, скромности и усердия (63).

Что касается матерей, то в их обязанности, прежде всего, входила подготовка дочерей к будущей замужней жизни. Это не ограничивалось только обучением ведению домашнего хозяйства. Мать обязана была "сформировать достойный облик" своей дочери в соответствии с представлениями китайцев об истинной красоте. Кстати, нельзя не упомянуть, что ранние представления китайцев о женской красоте существенно отличались от наших. Китайцы полагали, что настоящей красавицей может быть только та девушка, которая выглядит как слабая и хрупкая тростинка (гармония прямых линий).

Девочки в китайских семьях с самого их рождения считались "отрезанным ломтем", так как после выхода замуж они навсегда уходили в семью мужа. Возврат в свою семью был возможен только в случае смерти мужа.

Решение о замужестве дочери родители могли принять в любое время, даже еще до рождения дочери. Мнение и желание будущей невесты никогда не спрашивалось.

Как видно на процесс и результат воспитания детей огромное влияние оказала смесь Конфуцианства и религиозного Даосизма, впрочем как и на любую другую сторону жизни.

«Выданная замуж дочь, - гласила старая китайская пословица, - то же, что вылитая вода», т. е. совершенно бесполезный для семейства человек. Только мальчику суждено было до конца дней пребывать в неразрывной связи со своими предками. Кроме того, родители рассчитывали получить поддержку в старости, что особенно важно для бедных семей, где каждый работник вносил свой вклад в благосостояние семьи, а женщина рассматривалась как нечто крайне несовершенное и несамостоятельное. С самого рождения и до смерти, она была под властью: отца, мужа, сына.

4. Семейный культ предков

Культ предков восходит к истокам религиозных представлений любого народа мира, но только в Китае и в среде его традиционного влияния он остается сердцевиной духовной жизни по настоящее время.

Культ предков, доведенный до предельных значений и всеобъемлющих масштабов, предоставил возможность осуществить социальный идеал, провозглашенный Конфуцием. Средоточием культа становится принцип “сыновней почтительности” — сяо. Его суть заключена в максиме, обладающей свойством императива: “Служить родителям согласно установлениям ли, похоронить их, соблюдая установления ли, и приносить им жертвы, придерживаясь установлений ли”.

Тем самым культ предков приобретает всеобъемлющее социальное значение: добродетельный сын — от простолюдина до императора — посвящает свою жизнь служению родителям при их жизни и после смерти. Устойчивость такой вертикали является залогом должного устройства и социального порядка в государстве, объединяющем отдельные семьи в единую огромную семью. Преданный сын — верный подданный есть основа такой конструкции. Так конфуцианство преобразовало религиозный культ в социальную доктрину, придав ей универсальное значение и государственный статус.

Священная обязанность почтительного сына — должным образом упокоить бренное тело родителя. Похоронные обряды и церемонии подробнейшим образом изложены в канонической “Книге установлений” и неукоснительно исполнялись в традиционном китайском обществе.

Приготовления к похоронам начинались задолго до смерти главы семьи, клана и (тем более) государства. Удивителен обычай, который был повсеместно распространен в простых китайских семьях. По вступлении главы дома в преклонный возраст ему подносили в дар гроб — его посмертное обиталище. Гроб становился главным предметом гордости главы дома: его ставили в одной из комнат и поддерживали в сохранности — внутри и снаружи покрывали дополнительными слоями особого состава из смолы, фарфорового порошка и лака для придания полной герметичности. Счастливый обладатель собственного гроба был спокоен за посмертное существование — тело останется в сохранности и после погребения.

Итак, настает роковой миг кончины главы дома. Первый важный обряд сразу после смерти — моления душе покойного: старший сын (или кто-то из старших родственников) в слезах призывает душу вернуться в тело. Только когда после троекратного повтора призыв остается неуслышанным, смерть удостоверяется окончательно. Далее следовал обряд “малого облачения”: тело обмывали, бинтовали, прокладывали шелковой ватой, обряжали, клали в рот семена особого растения, предотвращающего гниение. Не менее трех, но не более семи дней после этого осуществляли обряд “большого облачения” и положения во гроб. Вначале окончательно приводили в порядок внутреннюю и внешнюю поверхность гроба, затем покойного облачали в парадные похоронные одежды и совершали положение во гроб. Туда же клали его наиболее любимые вещи, включая драгоценности, книги и т. д. Наконец гроб закрывали крышкой и тщательно шпаклевали пазы.

Все это время семья пребывала в глубоком трауре. В первые три дня исключалось принятие пищи; женщины не убирали волосы, снимали обувь и украшения. Спать домочадцы должны были на полу близ гроба. У гроба выставляли обильные угощения, воскуривали благовония. По нескольку раз в день старший сын наполнял чашки вином и чаем, накладывал рис в блюдо и с поклоном подносил покойному отцу.

Следовала длинная череда визитов родственников, друзей, а если покойный был чиновником, то и сослуживцев и даже важных персон. Все они совершали обряд поклонения, в кратких речах превозносили заслуги и добродетели покойного.

Но и после оплакивания и череды прощальных визитов, нередко длившихся по нескольку недель, похороны наступали не сразу. Либо в ожидании благоприятного дня похорон, назначенного геомантом, отыскавшим место для захоронения, либо из необходимости разрешить материальные затруднения гроб или помещали во дворе под шатром, или передавали на хранение в буддийский монастырь. Кроме того, существовала практика “временного захоронения” — гроб закапывали где-нибудь в ожидании лучших времен для проведения настоящих похорон.

Когда все же наступал назначенный день похорон, домочадцы и родственники в определенном порядке выстраивались перед гробом, рыдая, причитая и глубоко кланяясь. Старший сын покойного, стоя на коленях, возжигал благовония, возливал жертвенное вино и обращался к покойному отцу с подробным отчетом обо всем, что происходило после его смерти — обо всех без исключения обстоятельствах, связанных с погребальным обрядом.

Затем гроб устанавливали на специальные носилки с балдахином и отправлялись к месту погребения. В похоронной процессии в определенном порядке шли самые близкие родственники покойного, его дальняя родня и друзья; в ней также участвовали специально нанятые плакальщики, шаман- экзорцист, изгоняющий злых духов, певцы, танцоры, музыканты. Исполнялась отнюдь не приличествующая для этого случая траурная музыка, а та, что способна доставить удовольствие душе покойного, что, впрочем, никак не воздействовало на общее траурное настроение процессии.

По прибытии к месту погребения носилки ставили на землю, а затем под нескончаемые скорбные рыдания и причитания опускали в могилу. На этом завершался последний путь усопшего, но не исчерпывались священные обязанности почтительного сына перед покойным отцом. Каноническая “Книга установлений” подробнейшим образом предписывает продолжительность и содержание траура в зависимости от степени родства с умершим. Конечно же, самый долгий и строгий траур — три года — полагается по отцу и матери. Дабы в точности исполнять сложнейшие предписания траурного ритуала, чиновник должен на три года уйти со службы (не лишаясь при этом ни должности, ни социального статуса). В продолжение траура почтительный сын и другие домочадцы всегда были облачены в белые траурные одежды.

Трехлетний срок траура делился на три периода: первый год — глубокий траур, в течение которого нельзя было пить вина, есть мяса, плодов и овощей; во второй год (средний траур) разрешалось употребление плодов и овощей; третий год (легкий траур) допускались мясо и вино. В продолжение всех трех лет траура возбранялись всяческие развлечения, исключались музыка и удовольствия. Почтительные дети давали обет спать на рогоже, претерпевать холод, жару и другие невзгоды, как бы подчеркивая, что все это нипочем в сравнении с постигшим их несчастьем. Три года не справлялись семейные праздники, юбилеи и даже свадьбы. Рождение сына, получение ученой степени праздновали нарочито скромно, без каких-либо излишеств.

Неотъемлемой частью культа предков являлись обряды жертвоприношений в храмах или на могилах предков. Храмы предков непременно были в каждой почтенной семье; даже самая бедная семья и та имела алтарь предков на самом видном месте в доме. Поклонение предкам осуществлялось ежедневно. Глава семьи начинал свой день с посещения храма предков, где возжигал курения и совершал поклонения.

Заключение

Подводя итог, можно сказать следующее: особенности китайской семьи были во многом обусловлены социально–экономической ситуацией в изучаемый период.

Коллективизм, порожденный типом поземельных отношений (ирригационное земледелие, требовало совместного труда многих людей), помноженный на идеологию Конфуция привел к расцвету большой патриархальной семьи. Той семьи, о которой говорил Конфуций, сравнивая ее с государством. Император- отец, а подданные – его дети.

Все это создало условия, при которых стремление близких родственников жить вместе, стало резко преобладать над любыми сепаратистскими тенденциями.

«Единовластие живого отца не могло бы сохранять своего абсолютного значения, если бы оно не имело точки опоры, независимой от данного лица, недоступной для смерти. Как временный наместник отошедших в вечность предков, как их жрец и посредник между ними и живыми членами семьи, отец есть носитель высшего религиозного начала, сообщающего его фактической власти священный авторитет. Перенося центр своей тяжести в прошедшее, в область абсолютного факта, неизменного и неподвижного, китайская семья сама приобрела крепость незыблемого факта, над которым бессильно время»(68).

Список используемых источников

    Адамчик В.В., Бадан А.Н и др. История Китая. – М. 2007. - 736 с.

    Алимов И.А., Ермаков М.Е., Мартынов А.С.. Срединное государство. Введение в традиционную культуру Китая. - М.1998. -288 с.

    Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Учеб. по спец. «История» / Л.С. Васильев.-М., 2003.

    История Китая: Учебник / Под ред. А.В. Меликсетова. - М., 2004. - 752 с.

    Кравцова М.Е. История культуры Китая / М.Е. Кравцова. - СПб., 1999. -С.28-376.

    Малявин В.В. Китайская цивилизация / В.В. Малявин. - М., 2000. - С.229-598.

    Малявин В.В. Китай в XVI-XVII вв. Традиция и культура / В.В. Малявин. - М., - 1995.

8. Мамаев И., Колоколов В. Исторический очерк Китая / И. Мамаев, В. Колоколов // История Китая. Духовная культура Китая. - М., 2003. - С. 33-102.

    Фицджералд Ч.П. История Китая/ Пер. с англ. Л.А. Калашниковой. –М. 2005. – 46 с.

    http://history.rin.ru/text/tree/2467.html

11. http://www.comrade-china.net.ru/index.php?lv2=139&lv3=169

12. http://china.worlds.ru/maillist/letter06.html