Национальные традиции семейного воспитания русского народа

Реферат на тему:

«Национальные традиции семейного воспитания русского народа. Анализ внутрисемейных отношений и их влияние на воспитание детей в крестьянских семьях»

Введение

В русском обществе с давних времен образцовой семьей была многодетная семья, а образцовой женщиной – мать в окружении многочисленных чад. Дети воспринимались как основное богатство семьи, а материнство считалось главной ценностью женщины, смыслом и содержанием ее жизни; бесплодие же рассматривалось как большое несчастье. Большим грехом считалась любая попытка предохранения от беременности. Противозачаточные средства, имевшиеся у знахарок и колдунов и описанные в старинных травниках и лечебниках, считались «бесовским зельем», а женщины, их применявшие, нарушали правила благочестивой жизни. Прерывание беременности, даже на ранних стадиях, было грехом, приравнивавшемся к детоубийству, нарушением нравственных норм.

Образ женщины – многодетной матери формировался в России на протяжении многих веков. Его корни уходят в эпоху древней и средневековой Руси. Тогда многодетность являлась жизненной необходимостью. Многочисленные болезни, эпидемии, постоянные войны уносили десятки тысяч человеческих жизней, и только многодетность гарантировала воспроизводство населения, сохранение семейной собственности. Православная церковь также поддерживала стремление общества к самосохранению и саморазвитию.

Семейные обязанности и взаимоотношения

Замужество и женитьба не развлечение и не личная прихоть, а естественная жизненная необходимость, связанная с новой ответственностью перед миром, с новыми, еще не испытанными радостями. Это так же неотвратимо, как, например, восход солнца, как наступление осени и т.д. Здесь для человека не существовало свободы выбора. Лишь физическое уродство и душевная болезнь освобождали от нравственной обязанности вступать в брак.

Семья скреплялась наибольшим нравственным авторитетом. Таким авторитетом обычно пользовался традиционный глава семьи. Но сочетание традиционного главенства и нравственного авторитета вовсе не обязательно. Иногда таким авторитетом был наделен или дед, или один из сыновей, или большуха, тогда как формальное главенство всегда принадлежало мужчине, мужу, отцу, родителю.

Доброта, терпимость, взаимное прощение обид переходили в хорошей семье во взаимную любовь, несмотря на семейную многочисленность. Ругань, зависть, своекорыстие не только считались грехом. Они были просто лично невыгодны для любого члена семьи.

Любовь и согласие между родственниками давали начало любви и за пределами дома. От человека, не любящего и не уважающего собственных родных, трудно ждать уважения к другим людям, к соседям по деревне, по волости, по уезду. Даже межнациональная дружба имеет своим истоком любовь семейную, родственную. Ожидать от младенца готовой любви, например, к дяде или же тетушке нелепо, вначале его любовь не идет далее матери. Вместе с расширением физической сферы познания расширяется и нравственная.

Прямое кровное родство становится основанием родству косвенному, ведь сварливая, не уважающая собственных дочерей старуха не может стать доброй свекровью, как из дочери-грубиянки никогда не получится хорошей невестки. Доброта и любовь к родственникам кровным становится обязательным условием если не любви, то хотя бы глубокого уважения к родственникам некровным. Сварливость и неуживчивость как свойства характера считались наказанием судьбы и вызывали жалость к их носителям.

Итак, формальная традиционная иерархия в русском семействе, как, впрочем, и в деревне, и в волости, не совпадала с нравственной, хотя существовало стремление к такому слиянию как к идеальному воплощению семейного устройства. Поэтому даже слабохарактерного отца уважали, слушались, даже не очень удачливый муж пользовался женским доверием, и даже не слишком толковому сыну отец, когда приходило время, отдавал негласное, само собою разумеющееся старшинство. Строгость семейных отношений исходила от традиционных нравственных установок, а вовсе не от деспотизма, исключающего нежность к детям и заботу о стариках.

Все руководство домашним хозяйством держала в руках болыиуха – женщина, жена и мать. Она ведала, как говорится, ключами от всего дома, вела учет сену, соломе, муке. Весь скот и вся домашняя живность, кроме лошадей, находились под присмотром большухи. Под ее неусыпным надзором находилось все, что было связано с питанием семьи: соблюдение постов, выпечка хлеба и пирогов, стол праздничный и стол будничный, забота о белье и ремонте одежды, тканье, баня и т.д. Само собой, все эти работы она делала не одна. Дети, едва научившись ходить, понемногу вместе с игрой начинали делать что-то полезное. Звание «большуха» с годами незаметно переходило к жене сына.

Хозяин, глава дома и семьи, был прежде всего посредником в отношениях подворья и земельного общества, в отношениях семьи и властями предержащими. Он же ведал главными сельхозработами, пахотой, севом, а также строительством, заготовкой леса и дров. Всю физическую тяжесть крестьянского труда он вместе со взрослыми сыновьями нес на своих плечах. Дед (отец хозяина) часто имел во всех этих делах не только совещательный, но и решающий голос. Кстати, в добропорядочной семье любые важные дела решались на семейных советах, причем открыто, при детях. Лишь дальние родственники (убогие или немощные, до самой смерти живущие в доме) благоразумно не участвовали в этих советах.

Семья крестьянина складывалась веками, народ отбирал ее наиболее необходимые «габариты» и свойства. Так, она разрушалась или оказывалась неполноценной, если была недостаточно полной. То же происходило при излишней многочисленности, когда, к примеру, женились два или три сына. В последнем случае семья становилась, если говорить по-современному, «неуправляемой», поэтому женатый сын, если у него имелись братья, стремился отделиться от хозяйства отца. Мир нарезал ему землю из общественного фонда, а дом строили всей семьей. Дочери, взрослея, тоже покидали отцовский дом. При этом каждая старалась не выходить замуж раньше старшей сестры. «Через сноп не молотят», – говорилось о неписаном законе этой очередности.

Крестьянская нравственность, нормы поведения требовали абсолютного уважения детьми родителей на протяжении всей их жизни. Дети не моли противоречить родителям. Даже взрослый сын, уже имевший семью, но не отделившийся от родителей, должен был во всех хозяйственных и личных делах подчиняться отцу. Ни дочь, ни сын не покидали родительский дом по своему желанию. Особое значение придавалось родительскому благословению, знали: родительское слово на ветер не молвится.

Родительское благословение давали перед свадьбой, перед отъездом в дальнюю дорогу, перед смертью отца или матери (на всю оставшуюся жизнь детей). Его получали и перед каким-либо ответственным делом (закладка дома, первый выезд в поле и т.д.).

Дети – сироты, хотя и благословлялись приемными родителями, но все же шли за благословением на могилки родителей.

Крестьяне верили в особую значимость, действенность, силу молитвы за детей. В народе говорят, что молитва матери со дна моря поднимает. Отец и мать были священными для детей. Еще во времена родового строя человек, поднявший руку на родителей, изгонялся из рода, и никто не смел, ему дать ни огня, ни воды, ни хлеба. Народная мудрость поучала: «Живы родители – почитай, Умерли – поминай».

Нет горше материнской печали о детях: «до веку» ёё слезы о них. Материнство – великое счастье, но и безграничная ответственность за детей до конца жизни. Материнство – не только радость, но и боль, тревоги, бессонные ночи, бесконечные заботы.

Отец, глава семейства, имел непререкаемый авторитет. Ему и главное место за столом, ему и первый кусок, его слово в семье – последнее.

Дети воспитывались в духе взаимопомощи, взаимоподдержки. У старших формировалось ответственное отношение к младшим, они получали навыки воспитания, а младшие подражали старшим.

Заботливые, внимательные отношения в здоровой семье сохранялись между детьми всю жизнь.

С раннего детства детей приучали с уважением относиться к старшим: «Не смейся над старым, и сам будешь стар», «Старость к правде ближний путь знает».

Самыми верными и надежными воспитателями в семье были дедушка и бабушка. Они и сказку расскажут, лакомство припасут и игрушку смастерят. Дедушка и бабушка помогали внукам осознать важные истины: нельзя делать того, что осуждают старшие, не делать, что они не велят, нельзя бездельничать, когда отец и мать трудятся, нельзя требовать от родителей то, что они дать не могут.

С бабушкой часто устанавливались особо доверительные отношения, что подтверждает пословица: «Сын матери солжет, а старой бабе не солжет». Воспитательное влияние на внуков подкреплялось культом предков, безусловным исполнением их заветов, обычаев, традиций: «Как родители наши жили, так и нам велели».

Рождение ребенка

Рождение детей, воспринимавшееся как дарованная Богом милость, в то же время осмыслялось как тяжелая работа, которой Бог наказал женщину за грехи прародителей Адама и Евы. Главным событием с появлением новорожденного в семье считалось крещение ребенка в православной церкви или в старообрядческой общине, т. к. именно православная церковь по закону Российского государства регистрировала рождения, браки и смерть. Крещение считалось крестьянами необходимым и для преобразования ребенка – «пришельца из иного мира» – в дитя земного мира: «некрещеный ребенок – чертенок». По обряду ребенок получал имя, т.е. из безликого существа становился человеком: «с именем Иван, а без имени болван». Крещение ребенка проводилось в присутствии восприемников (крестных родителей), родители же при крещении не присутствовали, т. к. считались после акта рождения нечистыми. После крестин по традиции в тот же день полагалось устраивать крестильный обед, или, «бабины каши». Должны были присутствовать все близкие родственники семьи, повитуха и крестные родители. Каждый из приглашенных обязан был привезти с собой какую-нибудь праздничную еду, повитухе преподносили горшок с пшенной или гречневой кашей, сваренной на меду. Помимо крестин существовал обряд первого подпоясывания ребенка. Он проводился на сороковой день после рождения. Поясок вместе с рубашечкой дарила крестная мать. Она надевала на ребенка подаренную рубашечку с пожеланием расти здоровым, красивым, трудолюбивым и добрым.

Младенчество

Первый период жизни ребенка у русских назывался «младенчество» и длился до исполнения ему семи-восьми лет. По всей России детей первого года жизни, мальчиков и девочек, называли «дите», «младенец», «младень», а также «кувяка(плачущий), «повитыш» (находяйщийся в пеленках), «паполза» (ползающий), «слигоза» (пускающий слюни).

Первый год для матери считался самым трудным, т. к. опасность смерти в деревне для новорожденного была достаточно реальной. Крестьяне не располагали эффективными средствами борьбы с родовыми травмами, серьезными болезнями младенцев, а также не были знакомы с правилами гигиены, выполнение которых позволяло предотвратить заболевания. Считалось, что новорожденный, особенно в первые месяцы жизни, все еще тесно связан с иным миром и может быть возвращен назад. Кроме того, незащищенностью младенца могла воспользоваться нечистая сила, подменив его чертенком.

Новорожденного заворачивали в три пеленки и свивальник. Ребенок в них напоминал собой небольшой плотный кокон, в котором невозможно было пошевелить ручками, ножками и головой. Так ребенка пеленали до пяти месяцем. Потом ему полагалась длинная рубашка с пояском, одинаковая для мальчиков и девочек, и стеганый ватный чепчик, колпачок.

Русские крестьяне считали необходимым довольно часто купать своих младенцев. В первый месяц их купали три-пять раз в неделю, а затем до года два-три. Мыли ребенка в хорошо натопленной бане, а в деревнях, где бань не было – в печи или около нее.

Русские крестьянки старались, по возможности, кормить новорожденных материнским молоком, а если у матери его не хватало – прикармливали коровьим, разведенным с водой. Брать в кормилицы к новорожденному постороннюю женщину не полагалось.

Большую часть своего времени новорожденный проводил в подвешенной к потолку колыбели. До года он находился в ней почти постоянно, а затем вплоть до двух, только спал. В русской деревне полагалось укачивать ребенка и петь ему колыбельные песни. Считалось, что во сне ребенок набирает сил и здоровья.

Его сажали в корзинку, обкладывая со всех сторон подушками, давали игрушек, чтобы он занимался ими и не отвлекал мать от домашних дел. А первые шаги, сделанные малышом, доставляли огромную радость нянчившим его домочадцам.

Игры с младенцем до годовалого возраста, называвшиеся «пестушками», «потешками», были просты и под пение коротеньких песенок и сопровождались подбрасыванием, качанием ребенка на руке, приплясыванием, притопыванием и т.п. Большое значение и распространение имели игры с ладошками и пальчиками малышей, такие, как «ладушки».

Вот уже малыш подрос и ему годик. В период от 1–2 лет до 6–7 лет уход за ребенком со стороны матери и бабушки минимальный. Отец так же, как и раньше почти не вмешивается в его жизнь. Считалось, что малыш сам может сказать все что ему нужно, и угадывать каждое его желание не требуется. Ребенку предоставлялась полная свобода действий, слабо или почти не контролируемая взрослыми. Жизнь детей зимой отличалась от летней жизни. В зимнее время малыши сидели по избам, почти не бывая на улице, проводя время на печке со старым дедом или бабкой, слушая их сказки, бродя по избе за матерью или отцом, играя со старшими братьями и сестрами. Летнее время малыш от восхода до заката проводил на улице под надзором старших братьев и сестер. Домой четырех-пятилетний ребенок прибегал, чтобы поесть, и снова убегал на улицу, где играл со своими ровесниками.

Ребенок до семи лет не воспитывался в современном понимании этого слова. Считалось, что ребенок в стадии младенчества – существо глупое, неразумное и целенаправленно учить его чему-либо не имеет смысла. Дети до семи восьми лет не имели никаких даже самых минимальных домашних или хозяйственных обязанностей. Крестьяне ненавязчиво приучали ребенка к мысли о том, что в жизни ему придется много трудиться и что труд может быть радостью и удовольствием. Особенность детской жизни в младенческом возрасте являлось и то, что жизнь детей не подчинялась принятому у взрослых распорядку дня. Они могли просыпаться и укладываться в постель, приходить и уходить из избы, кушать тогда, когда им захочется. Маленьким детям позволялось делать все, что они хотят. Они могли кричать, громко требовать что-либо у отца, матери, бабушки, но не вызывали у них ни раздражения, ни гнева, ни злобы, ни желания наказать непослушного ребенка. Вообще родители редко наказывали маленьких детей. Крестьяне считали, что наказание сделает ребенка боязливым, а кроме того, оно вообще не имеет смысла. Взаимоотношения детей и родителей строились на взаимной любви и ласке.

Отрочество

Этот период детства в России начинался с семи – восьмилетнего возраста и продолжался до пятнадцати – семнадцати лет. К семи – восьми годам ребенок превращался в существо, готовое знать все, что должен знать русский человек. Прежде всего, детей приучали к систематическому труду, передавая все известные в крестьянском мире знания и уменья. В русской деревне работа распределялась в зависимости от пола ребенка. Девочкам поручалась работа, которая готовила бы ее к жизни женщины, а мальчикам давались знания и умения, необходимые мужчине. Приучение подростков к труду проходило легко и незаметно под руководством матери или отца, других членов семьи. Воспитываясь в атмосфере труда, дети сами проявляли интерес к работе, выказывали желание помочь семье. Родители обычно старались поддержать в ребенке это желание, дать ему работу, которую он мог бы выполнить хорошо, а также позволить ему заработать своим трудом хоть небольшие деньги. В тоже время они считали необходимым, чтобы подросток получал похвалу за свой труд, видел, что его работа нужна семье.

Русские крестьяне, прививая детям любовь к отчине, воспитывая их на героических подвигах предков, старались также показать, что любовь к родине должна начинаться с любви к родителям и уважения к старшим. Почитание отца и матери считалось главной добродетелью человека. Однако, требуя от подростка любви, послушания и заботы о своих родителях, последние должны были сами проявлять такие же чувства к своим маленьким и взрослым детям.

Заботясь о том, чтобы жизнь ребенка была благополучной, чтобы он находился в согласии с самим собой, ближними и дальними людьми крестьяне стремились привить своим детям желание проявлять доброту к людям. Особенно старались предохранить ребенка от мстительности, предлагали ответить на обиду, не откладывая на долгий срок, здесь же, на месте – словом или кулаком – ил простить, если возможно. Особенно ценилось в русском народе умение прощать обиды. Ритуал прощения проходил в прощеное воскресение – в последний день масленицы, перед великим постом. Родители просили прощения у детей, дети – у родителей, соседи – друг у друга.

Понятие чести у крестьян всегда сочеталось с честным выполнением своего дога и исполнения взятых на себя обязательств. Понятие чести, которое старались привить своим детям родители, включало в себя для мужчин ответить на незаслуженное поношение, не дать оснований для оскорбления, для девушек – чистоту, для женщин – верность мужу.

Одной из основных задач, которая ставилась обществом перед родителями, была задача постепенного введения его в религиозно-обрядовую жизнь. Русские крестьяне считали веру в Бога непременным свойством нравственного человека, а его поведение напрямую соединялось с его религиозностью. Отсюда и пошли всем нам известные выражения: «жит по-божески» и «креста на нем нету». В обычной, не слишком богомольной семье подростков учили, как правило, двум молитвам «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Считалось, что они могут пригодиться во всех обстоятельствах жизни, т. к. доходят до Бога быстрее, чем все остальные. В семь-восемь лет ребенка полагалось отвести к исповеди и первому причастию. Детей приобщали к религии с помощью чтения псалтыря, молитвенников, рассказывая им христианские предания, знакомили с житиями особо почитаемых в той местности святых, рассказывали о чудесах, которые они совершали, обучали детей духовным стихам. Подростки постепенно вовлекались в обрядовую жизнь деревни. Наряду со многими другими в русской деревне были обряды, которые исполнялись только детьми, в большинстве своем это были обходы крестьянских дворов в дни праздников народного календаря – «славление Хрста» в Рождество, «посевание изб» в первый день нового года, обход дворов в средокрестие (в среду на четвертой неделе Великого поста), обход дворов с поздравлениями и сбором яиц в Пасху. Считалось, что эти обряды всегда существовали как детские.

Отрочество заканчивалось для девочек к пятнадцати-шестнадцати годам, для мальчиков – к семнадцати восемнадцати. Время беззаботного детства заканчивалось и начиналась другая, не менее интересная полоса жизни

Хозяйственные обязанности мальчиков

С 6 – 7 лет у ребенка появлялись учтойчивые хозяйственные обязанности, при этом труд приобретал половое разделение: мальчик постепенно переходил в отцовскую трудовую сферу, его привлекали к мужским занятиям, девочку – к женским. Например, в Симбирской губ. в 6 лет мальчикам поручали таскать во время молотьбы снопы, в 8 – пасти лошадей, в 9–10 – бороновать, в 12 – пахать, а в 16–17 – косить.

Привлечение мальчиков к работе на земле было одним из наиболее важных моментов в передаче трудовых навыков, необходимых для самостоятельной жизни. Не владея ими, подросток не смог бы стать полноправным членом деревенского сообщества. В русской традиции занятие землепашеством воспринималось как основа полноценного мужского статуса.

Становясь помощником отца, мальчик участвовал во всех его работах. При унаваживании земли: отец привозил навоз и раскидывал его большими кучами, сын растаскивал его по всему полю, а затем во время пахоты следил, чтобы комья земли и навоза не затрудняли работу плуга и не засыпали борозду. В бороновании: отец поручал сыну заборанивание поля после пахоты (в этой роли могли выступать и девочки, если сыновей в семье не было). Мальчик или вел под уздцы запряженную в борону лошадь, или ехал на ней верхом. Малолетних бороноволоков лошади возить было легче, а для взрослого человека водить лошадь целый день в поводу считалось тяжелой работой. Поэтому хозяева, не имевшие детей, нанимали подростка – бороноволока со стороны. Если земля была комковатой, отец усаживал сына поверх бороны, чтобы сделать ее тяжелее, а сам вел лошадь. К 10 – 12 годам мальчик-бороноволок уже брал на себя все заботы по боронованию поля.

С 11 – 13 лет отец приучал мальчика к пахоте. «За недосугом» он редко объяснял сыну как нужно пахать, да и в этом не было особой необходимости, поскольку тот, следуя за отцом неотступно, перенимал все необходимые приемы работы. Отец доверял сыну провести пару борозд или предоставлял возможность потренироваться, выделив для самостоятельной обработки небольшой участок пашни. Подросток осваивал пахоту обычно к 14 – 15 годам – на пороге совершеннолетия.

В русской деревне рубежа XIX – ХХ в.в. вступление мальчика в трудовую жизнь семьи, овладение мужскими хозяйственными функциями, сопровождалось обязательным привлечением его к заботе о лошадях: он задавал им корм, подавал напиться, летом гонял на реку на водопой. С 5 -6 лет ребенок обучался управлять лошадью, сидя на ней верхом. С 8 – 9 лет мальчик учился запрягать лошадь, управлять ею, сидя и стоя в телеге. В этом возрасте его уже посылали в ночное – летний ночной выпас табунов деревенских лошадей.

На Русском Севере и в Сибири, где промыслы (рыболовство, охота и т.п.) имели в кругу хозяйственных забот важнейшее значение, ребят с раннего детства привлекали к промысловым занятиям.

Сначала в игре, а затем наблюдая за отцом и братьями, помогая им в меру сил, уже к 8–9 годам мальчик перенимал азы промысла: умел ставить на ближнем озере петли на уток, стрелять из лука. В 10 лет подростки ловили сусликов, колонков. Продавая добычу заезжим купцам, они получали первые собственные деньги, которые могли тратить по своему усмотрению. В этом возрасте почти каждый мальчик в сибирской деревне мог самостоятельно сделать «мордочку» для ловли рыбы и установить ее в реке. Особым предметом гордости являлась первая пойманная рыба. После такого доказательства овладения навыками отец начинал брать мальчика с собой на рыбалку, приучая его бить рыбу острогой. Освоив это занятие, ребятишки осенью собирались в артели и отправлялись лучить рыбу на ближайших горных реках. Лучение происходило после захода солнца. Обычно мальчики делились по двое: один шел берегом и нес торбу для рыбы и связку полутораметровых сосновых лучин, второй, одетый в специальные не промокающие сапоги – «чарки» и вооруженный маленькой острожкой, шел по дну речки вверх по течению, чтобы вода мутилась сзади, а не спереди. В левой руке он нес пук зажженных лучин, просвечивавших воду до самого дна и позволявших увидеть спящую рыбу. Заприметив добычу, мальчик бил ее острогой.

К числу промысловых занятий относился также сбор ягод и добыча кедровых орехов. Подростки принимали активное участие в коллективных, включавших несколько семей, выездах на промысел. В ходе них они знакомились с природой, учились лучше ориентироваться на местности, перенимали опыт сооружения промысловых становищ. К 14–15 годам основные промысловые, навыки были переняты. Отправлявшийся весной на промысел отец не боялся оставить сына этого возраста промышлять в лесу одного.

Важным этапом в социохозяйственном становлении подростка в промысловых районах было членство во взрослой промысловой артели, включавшей всех мужчин села от подростков до стариков. Мужские рыболовецкие, реже охотничьи, объединения, также как отхожие, ремесленные профессии, способствовали сохранению / возрождению традиций мужских организаций. Одной из них был испытательный срок при приеме в артель подростков 8–12 лет, без которого они не могли стать её полноправными членами. Ярким примером являлись испытания подростков. на мурманских промыслах поморов: им поручали невыполнимые задания, обманывали, накладывая вместо рыбы в мешки и снасти камни, заставляли самих добывать себе пропитание, устраивали состязания между ними и т.п.

С этого момента профессиональное и жизненное воспитание подростка сосредотачивалось в артели. Подрастая, мальчики переходили в разряд юнг и прибрежных ловцов, которые уже имели свой пай и вносили значимую долю в семейный бюджет. Взрослые относились к ним с уважением и ласково называли «кормильцами».

К 15 годам подросток перенимал все хозяйственные навыки, считался годным ко всякой мужской работе и если нанимался в работники, получал плату равную взрослой. Он считался правой рукой отца, заменой его в отлучках и болезнях. В промысловых районах взрослые сыновья брали на себя все весенние полевые работы. Пока отец был на промысле, подросток самостоятельно вспахивал и заборанивал участок, а затем отправлялся на помощь к отцу. Имея заработок, такой подросток частично тратил его на себя, подготавливая возрастной наряд для гуляний, без которого он не мог бы считаться завидным женихом.

Список литературы

    Л. Захарова «Дитя в очереди за лаской» – Москва, 1991.

    Н.И. Дереклеева. Справочник классного руководителя. М.: ВАКО, 2005 г. Журнал «Сельская школа» 2008 г. №3

    «Умом и сердцем: Мысли о воспитании» – 5-е – Политиздат, 1989.

    Ф.С. Махов «Кого мы растим» – Москва, 1989.