Народнический террор

Курсовая работа

на тему:

"Народнический террор"

Самара 2008

Введение

Народничество как идеология российского освободительного движения господствовало не только в 70-е, но и в 60-е и даже в 80-е годы XIX в. Однако временем исчерпывающего выражения и расцвета народничества была, несомненно, эпоха 70-х годов – точнее, с конца 60-х по начало 80-х, включая «старую» «Народную волю». Эта «революционнейшая из эпох в жизни русской интеллигенции» давно обрела и сохраняет доныне самостоятельный научный интерес – по совокупности разных причин.

Во-первых, идейные основы народничества, заложенные на рубеже 50–60-х годов А.И. Герценом и Н.Г. Чернышевским, оставались и в 70-е годы знаменем освободительной борьбы, причем они дополнялись и уточнялись, сообразно с требованиями времени. Поэтому изучать теорию народничества всего удобнее на примере 70-х годов с экскурсом в 60-е годы к Герцену и Чернышевскому.

Далее, именно в 70-е годы в рамках народнической теории полностью сложились и были изжиты все самые характерные для народничества тактические направления – пропагандистское, бунтарское, заговорщическое.

Далее, 70-е годы – это время проверки на практике, в горниле революционных действий, теории и тактики народничества, время непрерывного демократического подъема, главной силой которого были народники.

Наконец, вторая революционная ситуация 1879–1882 гг. – эта вершина нараставшего в течение десяти лет демократического подъема, обозначила собою момент наивысшего раскрытия, торжества и крушения народничества как единственной тогда в России революционной доктрины единственной же организованной силы, партии революционеров. В условиях 1879–1882 гг. «старое», классическое народничество от Герцена и Чернышевского до А.И. Желябова и Г.В. Плеханова всеобъемлюще проявило и почти исчерпало себя.

После второй революционной ситуации, примерно с 1883 г., начался постепенный упадок революционного народничества и подъем народничества либерального, а параллельно с этим – рост социал-демократии, т.е. наступила уже совсем иная эпоха, качественно отличная от революционно-народнической. Правда, в начале XX в. вновь появились революционные партии народнического типа – эсеры, энесы, эсеры-максималисты, – но они создавались и действовали в принципиально новых условиях развитого капитализма и противоборства многочисленных партий.

Проблема народничества – одна из самых сложных, острых и спорных в нашей исторической науке, проблема поистине с многострадальной судьбой. Это не удивительно, ибо само понятие «народничества» разнолико и противоречиво, его отличают, как подметил Ф. Энгельс, «самые невероятные и причудливые сочетания идей», из которых одни можно квалифицировать как сверхреволюционные, другие – как либеральные, а третьи – даже как реакционные. Поэтому так разноголосо оценивают народничество историки разных партий и направлений: одно и то же в нем либо осуждают, либо превозносят, черпают из него свое и отбрасывают «чужое». Эсеры находили в нем аргументы для оправдания терроризма; большевики, напротив, – для противопоставления террору повседневной работы в массах; меньшевики – для обвинений большевиков в «бланкизме» и «нечаевщине»; либералы – для обоснования конституционных реформ. Только царские каратели не находили в народничестве ничего «своего». Но именно они, как ни странно, явились первыми его исследователями.

Целью данной работы является анализ деятельности террористических организаций и последствий их деятельности.

1. Внутренняя политика и общественное движение в России в 1860–70-х годов

1.1 Самодержавие и либеральное общество в середине 1860-х годов Ишутинцы. Покушение Каракозова. П.А. Шувалов

Б.Н. Чичерин вспоминал о настроениях умеренных российских либералов в середине шестидесятых годов: «Самодержавное правительство проводило одну либеральную реформу за другой… Истинно либеральным людям оставалось только поддерживать правительство всеми силами в его благих начинаниях. Можно было не соглашаться с теми или иными частностями, желать того или иного улучшения, но добиться этого было гораздо легче, оказывая поддержку правительству… нежели становясь к нему в оппозицию».

Однако так думали далеко не все. Основным вопросом российской политической жизни стал вопрос о введении представительного правления. Конституционные идеи появлялись и в либеральном, и в консервативном лагере, хотя цели при этом преследовались разные, подчас прямо противоположные.

В 1865 г. московское дворянское собрание направило царю адрес, в котором просило «увенчать здание реформ» созывом всероссийского земства и центрального дворянского представительства. Петербургское земство также решило обратиться к правительству с просьбой об учреждении центрального земского собрания.

Александр II категорически отверг просьбу московского дворянства и в особом рескрипте указал, что дворянство не должно вмешиваться в дела, подлежащие исключительно ведению монарха.

При этом император говорил: «Я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски».

В то время как либералы и даже многие консерваторы настаивали на «увенчании здания», в среде молодых радикалов усиливалось недовольство половинчатостью проводимых реформ. Вскоре после роспуска «Земли и воли» в Москве возник студенческий кружок под руководством Н.А. Ишутина.

Ишутинцы мечтали о построении в России социалистического общества в духе идей Чернышевского. Несколько попыток создать артельные мастерские, которые должны были продемонстрировать преимущества свободного коллективного труда перед работой «на хозяина», окончились неудачей.

После этого часть ишутинцев пришли к выводу о необходимости насильственного социалистического переворота. С этой целью они создали тайное общество «Ад», о существовании которого было неизвестно даже многим членам кружка. Для того, чтобы «разбудить» политическую жизнь России, члены организации решили совершить громкий террористический акт – убить Александра II. На роль цареубийцы был выбран двоюродный брат Ишутина – Д.В. Каракозов.

4 апреля 1866 г. Каракозов стрелял в царя в Летнем саду в Петербурге, но промахнулся. По одной из версий, убийство предотвратил крестьянин Осип Комиссаров, вовремя ударивший террориста по руке. Царь пожаловал Комиссарову потомственное дворянство, а когда выяснилось, что родом он из Костромской губернии, официальная пресса немедленно провозгласила его вторым Иваном Сусаниным. Впрочем, скептики говорили, что Комиссаров стал спасителем императора случайно – испуганно отпрянул от человека с оружием и, взмахнув руками, нечаянно задел его.

Покушение глубоко потрясло Александра II. Когда он спросил Каракозова: «Почему ты стрелял в меня?» – тот ответил: «Потому что ты обманул народ, обещал землю и не дал!» А ведь царь-освободитель искренне и справедливо считал, что именно освобождение крестьян – его главная заслуга. По приговору суда Каракозов был повешен; Ишутина и восьмерых членов кружка отправили на каторгу.

В 1867 г. произошло второе покушение на жизнь Александра II: в Париже в него стрелял поляк Березовский, решивший отомстить царю за подавление польского восстания 1863 г. Террорист промахнулся: ни Александр, ни сидевший рядом с ним в коляске французский император Наполеон III не пострадали.

После покушения Каракозова военный министр Д.А. Милютин пытался убедить царя, что лишь последовательные реформы способны предотвратить рост революционного движения. Но возобладала иная политическая линия. Были закрыты «Современник» и «Русское слово». Значительно сузились права земств. Решения земских собраний подлежали теперь утверждению губернатора или министра внутренних дел. Губернаторы получили право отстранять от должности земских деятелей, признанных «неблагонадежными». Земствам разных губерний запретили даже сноситься друг с другом и публиковать без разрешения властей свои отчеты. Была задержана также подготовка городской реформы.

Либерального министра просвещения А.В. Головнина сменил граф Д.А. Толстой. При Толстом школьные программы были сверх меры перегружены древними языками, что должно было, по странному замыслу, отвлечь молодежь от участия в современной общественной жизни. Выпускники реальных училищ потеряли право поступать в университеты. Толстой настаивал даже на призыве студентов в армию, но против этого выступил военный министр Д.А. Милютин.

Ключевой фигурой в правительстве стал шеф жандармов и глава III отделения Его Императорского Величества канцелярии П.А. Шувалов. Стращая монарха ростом оппозиционных настроений и новыми покушениями, Шувалов добился огромной власти; современники именовали его «Петром IV». Он даже требовал предоставить ему право увольнять чиновников любых ведомств. По свидетельству современника, «ни один генерал-губернатор, являясь в Петербург, не решался представиться к государю, не побывав предварительно у Шувалова и не выслушав его наставлений».

Характерно, однако, что Шувалов, зная о росте оппозиционных настроений в стране, был сторонником представительного правления. Как писал один крупный сановник, шеф жандармов рассчитывал «дать разрешение назревшим в стране требованиям в то время, когда революционное брожение успело уже охватить умы молодежи». Резко отрицательно Шувалов относился к крестьянской общине. При его поддержке в 1872 г. была создана комиссия для изучения положения сельского хозяйства под председательством П.А. Валуева, назначенного министром государственных имуществ. Валуев и Шувалов рассчитывали, что вопрос о реформе общинного устройства деревни будет непременно вынесен на обсуждение общества и тем самым вынудит правительство сделать еще один шаг к конституционному правлению. В 1874 г. «валуевская» комиссия завершила работу. Ее вывод был однозначен: община оказывает неблагоприятное воздействие на развитие сельского хозяйства. Однако комиссия предлагала не уничтожить общину, а лишь облегчить выход из нее «для отдельных, более предприимчивых и самостоятельных членов».

Свою программу Шувалов в 1873 г. формулировал так: «Всесословность, но не бессословность, дружное соединение сословий в видах общегосударственной пользы, но никак не поглощение их в одну безличную народную массу. В Остзейском крае крестьянин точно так же свободен, как и в империи, но помещик сохранил попечительство над церковью, над школой, над волостью. Порядки эти к дурному не ведут, и я не вижу причины, почему бы нам их оттуда не призанять».

Однако Александру II конституционные идеи категорически не нравились. К тому же царю стало известно, что шеф жандармов позволяет себе презрительные отзывы о его фаворитке Екатерине Долгорукой. В 1874 г. Шувалов был внезапно смещен и отправлен послом в Лондон. Не имело практических последствий и отрицательное заключение «валуевской» комиссии об общине.

1.2 Нечаевщина

На рубеже 1860–1870-х гг. история российского общественного движения была омрачена «нечаевской историей». С.Г. Нечаев родился в 1847 г. в Иванове, в семье выкупившихся на волю крестьян графа Шереметева. Рано осиротел, воспитывался в семье деда. Сдав в Петербурге экстерном экзамены за курс гимназии, он учительствовал в приходском училище, а затем поступил в Технологический институт. Однокашник вспоминал о Нечаеве: «Главная черта его характера – деспотизм и самолюбие. Он возбуждает интерес к себе, а в людях повпечатлительнее и поглупее – просто обожание, которое есть необходимое условие дружбы с ним». В 1868 г. Нечаев принимал горячее участие в студенческих волнениях в столице. Вскоре он уехал в Швейцарию, где встретился с представителями старшего поколения революционеров-эмигрантов – А.И. Герценом, Н.П. Огаревым, М.А. Бакуниным. Правда, у Герцена Нечаев сразу вызвал недоверие, но Огарева и Бакунина он сумел убедить в том, что Россия готова к крестьянскому восстанию.

В Россию Нечаев вернулся осенью 1869 г. с мандатом, выданным ему Бакуниным: «Податель сего есть один из доверенных представителей русского отдела Всемирного революционного союза». На самом деле ни такого союза, ни, тем более, русского отдела не существовало, но многие студенты поверили, что Нечаев действует от имени могущественного революционного подполья.

Вскоре он создал тайную конспиративную организацию «Народная расправа». Каждый член организации знал только членов своей пятерки и обязан был слепо и беспрекословно подчиняться ее руководителю. Пятерки объединялись в отделения, подчиненные комитету. Впоследствии выяснилось, что «комитет» состоял из одного Нечаева. Он полагал, что в феврале 1870 г., когда истекут девять лет, в течение которых крестьяне не имели права отказаться от надела, грянет народный бунт. Его-то, бунт, и должна была возглавить «Народная расправа». Свои взгляды Нечаев изложил в «Катехизисе революционера».

Один из членов «Народной расправы», студент Петровской земледельческой и лесной академии Иван Иванов, усомнился в существовании «комитета» и в полномочиях Нечаева. По приказу Нечаева в ноябре 1869 г. Иванов был убит. Вскоре полиция раскрыла убийство и роль нечаевской организации. Четверо нечаевцев были приговорены к многолетней каторге. Сам Нечаев сумел скрыться и вновь добрался до Швейцарии. Там он вместе с Бакуниным издавал журнал. Однако в 1870 г. Нечаев был разоблачен видным русским революционером Г.А. Лопатиным как убийца, лжец и самозванец. Бакунин порвал с Нечаевым. В 1872 г. Нечаев был арестован в Цюрихе и выдан России. Его приговорили к каторге и содержали в Алексеевском равелине как «секретного узника». Но и тут Нечаев проявил несгибаемую волю: сумел подчинить своему влиянию караульных солдат, установил с их помощью связь с революционным подпольем столицы и готовил побег, который сорвался лишь по случайности. 21 солдат попал за это в штрафные батальоны, а потом – в ссылку. В ноябре 1883 г. Нечаев умер в тюремной камере. Нечаевщина послужила основой для романа Ф.М. Достоевского «Бесы».

1.3 Народничество 1870-х годов. Идеология народничества

К началу 70-х гг. в основных чертах оформилась идеология народничества. Народники, вслед за Герценом и Чернышевским, мечтали о переходе к социализму минуя капитализм, с опорой на крестьянскую общину и мелкое артельное производство. В развитии капитализма они видели не прогресс, а упадок. Капитализм, по их мнению, был чужд России и гибелен для нее. Интеллигенция, полагали народники, в долгу перед народом, поскольку и блага жизни, которыми она пользуется, и сама возможность заниматься наукой оплачены страданиями многих людей. Стремление «возвратить долг народу» стало важнейшим побудительным мотивом деятельности народников. Пути «возвращения долга» понимались, однако, по-разному.

Либерально настроенные народники шли на службу в земство, стремясь к облегчению повседневной участи крестьян. Часть либеральных народников – во главе с Н.К. Михайловским – видела главную задачу интеллигенции в том, чтобы внести в крестьянскую среду социалистические идеи, показать крестьянству преимущества коллективного ведения хозяйства. Революционные народники, считая, что «земство бесправно, оно лживая форма, наполненная и постоянно исправляемая рукою деспота», – звали интеллигентную молодежь на путь подготовки революции.

Идеологом бунтарского направления в народничестве стал М.А. Бакунин. Он проповедовал анархизм, то есть отрицание любой формы государства. Любая власть – подавление человеческой свободы. В будущем обществе, утверждал он, не будет никакого государства, люди будут совершенно свободны, а общество будет состоять из самоуправляющихся общин, артелей, народов. Бакунин полагал, что русский крестьянин – «прирожденный социалист». Следовательно, нужно не внушать крестьянам социалистические идеи, а прямо звать их к немедленной революции. Более того, крестьянство готово к бунту, «ничего не стоит поднять любую деревню». Но «отдельные вспышки» недостаточны, хотя и способствуют воспитанию народа. Задача интеллигенции, по его мнению, состояла в организации «живой бунтовской связи между разъединенными общинами».

Вдохновителем пропагандистского направления стал П.Л. Лавров. Он полагал, что революция будет иметь смысл лишь тогда, когда и народ, и сама революционная молодежь будут подготовлены к ней, когда будут усвоены социалистические взгляды. Без этого возможен лишь бунт, сопровождаемый бессмысленным насилием.

Главной задачей интеллигенции Лавров считал длительную социалистическую пропаганду.

Лидером третьего, заговорщического, направления стал П.Н. Ткачев. В отличие от других народников он отвергал принцип «освобождение народа должно быть делом самого народа». По его мнению, сам народ в силу своего невежества и «рабских инстинктов» «не может провести и осуществить идеи социальной революции». Эта задача ложится на плечи «революционного меньшинства», объединенного в конспиративную организацию. Ткачев настаивал на захвате власти и осуществлении революции в самое ближайшее время, поскольку русское самодержавие не имеет опоры. «Не готовить революцию, а делать ее!» – провозглашал Ткачев, предлагая «терроризировать» правительство.

1.4 Революционные кружки 1860–70-х годов

В 1861–1864 наиболее влиятельным тайным обществом Петербурга была первая «Земля и воля». Его члены, вдохновленные идеями А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского, мечтали о создании «условий для революции». Ее они ожидали к 1863 – после завершения подписания уставных грамот крестьянам на землю. Общество, располагавшее полулегальным центром для распространения печатной продукции выработало свою программу. В ней декларировалась передача земли крестьянам за выкуп, замена правительственных чиновников выборными лицами, сокращение расходов на войско и царский двор. Эти программные положения не получили широкой поддержки в народе, и организация самораспустилась, оставшись даже не раскрытой царскими охранительными органами.

Из кружка, примыкавшего к «Земле и воле», в 1863–1866 в Москве выросло тайное революционное общество Н.А. Ишутина, целью которого была подготовка крестьянской революции путем заговора интеллигентских групп. В 1865 входившие в него П.Д. Ермолов, М.Н. Загибалов, Н.П. Странден, Д.А. Юрасов, Д.В. Каракозов, П.Ф. Николаев, В.Н. Шаганов, О.А. Мотков установили связи с петербургским подпольем через И.А. Худякова, а также с польскими революционерами, русской политической эмиграцией и провинциальными кружками в Саратове, Нижнем Новгороде, Калужской губернии и др., привлекая к своей деятельности и полулиберальные элементы. Пытаясь воплотить в жизнь идеи Чернышевского по созданию артелей и мастерских, сделать их первым шагом будущего социалистического преобразования общества, они создали в 1865 в Москве бесплатную школу, переплетную и швейную мастерские, ватную фабрику в Можайском уезде на началах ассоциации, вели переговоры о создании коммуны с рабочими железоделательного Людиновского завода Калужской губернии. Группа Г.А. Лопатина и созданное им «Рублевое общество» наиболее ярко воплотили в своих программах направление пропагандистско-просветительской работы. К началу 1866 в кружке уже существовала жесткая структура – небольшое, но сплоченное центральное руководство, собственно тайное общество и примыкавшие к нему легальные «Общества взаимного вспомоществования». «Ишутинцы» подготавливали побег Чернышевского с каторги, но их успешную деятельность прервало 4 апреля 1866 необъявленное и несогласованное с товарищами покушение одного из членов кружка, Д.В. Каракозова, на императора Александра II. По «делу о цареубийстве» под следствие попало более 2 тыс. народников; из них 36 были приговорены к разным мерам наказания.

В 1869 в Москве и Петербурге начала деятельность организация «Народная расправа». Целью ее была также подготовка «народной мужицкой революции». Люди, вовлеченные в «Народную расправу», оказались жертвами шантажа и интриг ее организатора, Сергея Нечаева, олицетворявшего фанатизм, диктаторство, беспринципность и лживость. Против его методов борьбы публично выступал П.Л. Лавров, доказывая, что «без крайней необходимости никто не имеет права рисковать нравственной чистотой социалистической борьбы, что ни одна лишняя капля крови, ни одно пятно хищнической собственности не должно пасть на знамя борцов социализма». Когда студент И.И. Иванов, сам бывший членом «Народной расправы», выступил против ее руководителя, призывавшего к террору и провокациям для расшатывания режима и приближения светлого будущего, он был обвинен Нечаевым в предательстве и убит. Уголовное преступление раскрыла полиция, организация была разгромлена, сам Нечаев бежал за границу, но был там арестован, выдан российским властям и судим как уголовный преступник.

Хотя после «нечаевского процесса» среди участников движения сохранились отдельные сторонники «крайних методов», все же большинство народников отмежевалось от авантюристов. В противовес беспринципности «нечаевщины» возникли кружки и общества, в которых вопрос революционной этики стал одним из главных. С конца 1860-х в крупных городах России действовало несколько десятков таких кружков. Один из них, созданный С.Л. Перовской, влился в «Большое общество пропаганды», возглавляемое Н.В. Чайковским. В кружке «чайковцев» впервые заявили о себе такие видные деятели как М.А. Натансон, С.М. Кравчинский, П.А. Кропоткин, Ф.В. Волховский, С.С. Синегуб, Н.А. Чарушин и др.

Много читавшие и обсуждавшие труды Бакунина, «чайковцы» считали крестьян «стихийными социалистами», которых осталось только «разбудить» – пробудить в них «социалистические инстинкты», для чего предлагалось вести пропаганду. Слушателями ее должны были стать столичные рабочие-отходники, временами возвращавшиеся из города в свои деревни и села.

В 1872 г. сложился кружок «долгушинцев». В подпольной типографии «долгушинцы» издали несколько прокламаций.

Прокламация «К русскому народу» требовала отменить выкупные платежи, разделить поровну всю землю, уничтожить рекрутчину и паспорта и установить, «чтобы правительство состояло не из одних дворян… а из людей, избранных самим народом; за ними народ будет наблюдать и спрашивать с них отчет и сменять их, когда будет нужно».

Прокламация призывала: «Восстаньте, братья! И праведно будет ваше восстание, и благо будет вам, если вы дружно подымитесь и смело будете стоять за свое правое, святое дело, никому ничего не уступая».

В 1873 г. долгушинцы начали распространять свои прокламации среди крестьян Московской губернии. Они делали это совершенно открыто, без каких-либо предосторожностей. Историки даже предполагают, что они сознательно стремились принести себя в жертву. Практически сразу же последовали аресты. Большинство членов кружка были отправлены на каторгу, причем сам Долгушин – на 10 лет. В 1884 г. он умер в Шлиссельбурге. Деятельность «чайковцев», «долгушинцев» и некоторых других кружков начала 70-х гг. подготовила почву для широкого «хождения в народ».

В 1877 г. народники Я.В. Стефанович и Л.Г. Дейч создали в Чигиринском уезде Киевской губернии тайную организацию крестьян. Они пытались поднять крестьян на бунт, используя подложную царскую грамоту.

В «Тайную дружину» вступили около 3 тыс. крестьян. Восстание намечалось на 1 октября 1877 г., но полиция раскрыла организацию уже в июне. 336 крестьян подверглись суду, 226 были оправданы, 74 получили приговоры различной тяжести; в том числе четверо попали на каторгу. Организаторы заговора сумели бежать из тюрьмы и скрыться. «Принцип стефановического плана – обман народа, хотя бы для его же блага, и поддержание гнусной царской легенды, хотя бы и с революционными целями, – был безусловно отвергнут партией и не имел ни одного подражателя», – писал С.М. Кравчинский.

Хождение в народ

Пропаганда среди городских рабочих казалась многим народникам недостаточной. Молодежь воодушевлялась призывами Герцена, Бакунина, Лаврова – «В народ!».

Уже долгушинцы переходили от пропаганды к прямым попыткам взбунтовать крестьян. Несколько подобных попыток было предпринято в 1872–1873 гг. членами других кружков, в т.ч. «чайковцами». В 1873 г. пропаганду среди крестьян Тверской губернии вели «чайковцы» С.М. Кравчинский и Д.М. Рогачев. Вернувшись, они убеждали единомышленников, что крестьянство готово к революции. Весной и летом 1874 «чайковцы», а вслед за ними и члены других кружков, не ограничившись агитацией среди отходников, отправились сами в деревни Московской, Тверской, Курской и Воронежской губ. Это движение получило наименование «летучей акции», а позже – «первого хождения в народ».

Переходя из деревни в деревню, сотни студентов, гимназистов, молодых интеллигентов, одетых в крестьянскую одежду и пытавшихся разговаривать, как крестьяне, раздавали литературу и убеждали людей, что царизм «более терпеть нельзя». При этом они выражали надежду на то, что власть, «не дожидаясь восстания, решится пойти на самые широкие уступки народу», что бунт «окажется излишним», а потому теперь нужно якобы собрать силы, объединиться, чтобы начать «мирную работу». Но пропагандистов встретил совсем не тот народ, который они представляли, начитавшись книг и брошюр. Крестьяне относились к чужакам настороженно, их призывы расценивали как странные и опасные. К рассказам о «светлом будущем» они относились, по воспоминаниям самих народников, как к сказкам. Н.А. Морозов, в частности, вспоминал, что спрашивал крестьян: «Ведь земля божия? Общая?» – и слышал в ответ: «Божия там, где никто не живет. А где люди – там она человеческая».

«Хождение в народ» охватило 37 губерний. Особенно активно народники действовали в Поволжье, недавно пережившем неурожай и голод.

Среди участников «хождения в народ» преобладали последователи Бакунина, рассчитывавшие на немедленный бунт, но были и сторонники Лаврова. Впрочем, между теми и другими нельзя провести четкой границы: нередко одни и те же люди сочетали в своем сознании пропагандистские и бунтарские взгляды.

Ожидания народников не оправдались. По их облику, по речи, по манерам крестьяне легко угадывали не настоящих мастеровых, а переодетых баринов. Зачем мужик старается одеться барином – понятно. Но барин, переодетый мужиком, вызывал подозрения. Рассуждения о земле крестьяне слушали, как правило, охотно. Но едва речь заходила о бунте против царской власти, их настроение менялось. Ведь крестьянин ждал справедливого земельного передела именно от царя. Раз господа бунтуют против царя – значит, царь-то и хочет землю мужикам отдать, – размышлял крестьянин. Ни призывы народников к бунту, ни их пропагандистские усилия успеха не имели. Большинство участников «хождения в народ» были схвачены самими крестьянами.

По итогам «хождения в народ» в 1877 г. был организован самый крупный в российской истории политический процесс – «процесс 193-х».

Всё время следствия арестованных держали в одиночных камерах. 28 человек были приговорены к каторге на срок от 3 до 10 лет, 32 – к тюремному заключению, 39 – к ссылке. Суд оправдал 90 подсудимых, однако 80 из них были высланы в административном порядке. Большинство участников «хождения в народ» объясняли его провал недостаточным уровнем организации, кратковременностью «летучей пропаганды» и полицейскими преследованиями.

В 1875 г. народнический кружок «москвичей» пытался вести пропаганду среди рабочих Москвы, Тулы, Иваново-Вознесенска. «Москвичи» устроились работать на фабрики, чтобы лучше узнать жизнь рабочих, сблизиться с ними. В уставе кружка говорилось: «В состав управления должны всегда входить члены как из интеллигенции, так и из рабочих». Летом 1875 г. «москвичи» были арестованы. Их судили на «процессе 50-ти» в 1877 г.

На суде ткач Петр Алексеев заявил: «Русскому рабочему народу остается надеяться самим на себя и не от кого ожидать помощи, кроме от одной нашей интеллигентной молодежи… Она одна братски протянула нам свою руку… И она одна неразлучно пойдет с нами до тех пор, пока подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»

В 1874–1876 гг. народники несколько раз предпринимали попытки поселиться в деревне. Они создавали своеобразные коммуны, вместе работали и питались, надеясь своим примером убедить крестьян в преимуществе коллективного труда.

Но интеллигентная молодежь была непривычна к тяжелому крестьянскому труду и деревенскому быту. Среди членов народнических коммун вскоре начинались раздоры и обиды, вызванные подсчетами вклада каждого в общее дело. Все поселения вскоре потерпели крах, большинство их не просуществовало более года.

Больший успех выпал на долю тех народников, которые, подобно сестрам Евгении и Вере Фигнер, поселились в деревне в качестве учителей и фельдшеров. Но в этом случае они оказывались настолько завалены работой, что на собственно пропаганду почти не оставалось времени.

1.5 «Земля и воля» 1870-х годов

Неудача «хождения в народ» убедила народников в необходимости создания единой организации. В 1876 г. из нескольких разрозненных кружков сложилась конспиративная организация «Земля и воля», названная в память о «Земле и воле» 1860-х гг. Пересмотрев ряд программных положений, оставшиеся на свободе народники решили отказаться от «кружковщины» и перейти к созданию единой, централизованной организации. Первую попытку ее образования являло объединение москвичей в группу под названием «Всероссийская социально-революционная организация». После арестов и процессов 1875 – начала 1876 она целиком вошла в созданную в 1876 новую, вторую «Землю и волю». Работавшие в ней М.А. и О.А. Натансон, Г.В. Плеханов, Л.А. Тихомиров, О.В. Аптекман А.А. Квятковский, Д.А. Лизогуб, А.Д. Михайлов, позже – С.Л. Перовская, А.И. Желябов, В.И. Фигнер и др. настаивали на соблюдении принципов конспирации, подчинения меньшинства большинству. Эта организация представляла собой иерархически построенный союз, во главе которого стоял руководящий орган, которому подчинялись «группы». Филиалы организации имелись в Киеве, Одессе, Харькове и других городах. Программой организации предполагалось осуществление крестьянской революции, принципы коллективизма и анархизма объявлялись основами государственного устройства наряду с обобществлением земли и заменой государства федерацией общин.

«Земля и воля» уделяла большое внимание и пропаганде. Программа организации предусматривала «заведение сношений и связей в центрах скопления промышленных рабочих», «пропаганду и агитацию в университетских центрах среди интеллигенции», «заведение связей с либералами с целью их эксплуатации в свою пользу», «издание собственного органа и распространение листков зажигательного характера в возможно большем количестве». В «дезорганизаторской части» программы предусматривалось «заведение связей и своей организации в войсках, главным образом – среди офицеров, привлечение на свою сторону служащих правительственных учреждений, систематическое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из правительства, и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный нам порядок».

Сравнительно успешно землевольцы вели пропаганду среди рабочих. В 1876 г. «Земля и воля» провела демонстрацию у Казанского собора в Петербурге – первую публичную политическую манифестацию в России. В ней приняли участие около 400 рабочих и студентов. В соборе отслужили молебен «за здравие раба божьего Николая» – ссыльного Н.Г. Чернышевского. На площади над толпой демонстрантов было поднято красное знамя с надписью «Земля и воля». Плеханов выступил с речью, закончив ее словами: «Да здравствует социальная революция, да здравствует «Земля и воля»!» Полиция разогнала демонстрантов, свыше 30 из них было арестовано. Четверо были отправлены на каторгу, 14 – в ссылку.

«Земля и воля» создала подпольную типографию, которая работала в самом центре Петербурга, на Николаевской улице. В 1878–1879 гг. вышли пять номеров газеты «Земля и воля» тиражом 1,5–3 тысячи экземпляров. Там же печатались многочисленные прокламации, например воззвание созданного в 1878 г. «Северного союза русских рабочих» – «К русским рабочим». Полиция, несмотря на все старания, не могла обнаружить типографию. Землевольцам, точнее А.Д. Михайлову, отвечавшему за «дезорганизаторскую деятельность», даже удалось внедрить своего агента в Третье отделение. Им стал Н.В. Клеточников, сумевший устроиться «чиновником для письма». Ему, обладателю каллиграфического почерка, поручали переписывать важные секретные документы. В течение двух лет Клеточников предупреждал революционеров о готовящихся обысках, арестах, помогал обезвреживать полицейских провокаторов.

В 1877 году в «Землю и волю» входило около 60 человек, сочувствующих – ок. 150. Ее идеи распространялись через социально-революционное обозрение «Земля и воля». Они живо обсуждались нелегальной прессой в России и за рубежом. Часть сторонников пропагандистской работы обоснованно настаивала на переходе от «летучей пропаганды» к долговременным оседлым деревенским поселениям. На этот раз пропагандисты вначале осваивали ремесла, которые должны были пригодиться на селе, становились врачами, фельдшерами, писарями, учителями, кузнецами, дровосеками. Оседлые поселения пропагандистов возникли вначале в Поволжье, затем в Донской области и некоторых других губерниях. Те же землевольцы-пропагандисты создали и «рабочую группу», чтобы продолжать агитацию на заводах и предприятиях Петербурга, Харькова и Ростова. Они же организовали и первую в истории России демонстрацию – 6 декабря 1876 у Казанского собора в Петербурге. На ней было развернуто знамя с лозунгом «Земля и воля», выступил с речью Г.В. Плеханов.

2. От пропаганды – к террору

2.1 Начало народнического террора

Пропагандистская деятельность не приносила ожидаемых народниками результатов. Крестьяне, по признанию землевольцев, оставались глухи к их призывам. Невозможность легально вести пропаганду, полицейские преследования убеждали народников в необходимости политической борьбы, которой ранее они всячески избегали. Постепенно в среде молодых революционеров стало складываться стремление подтолкнуть революцию террором. Впрочем, поначалу землевольческий террор носил, скорее, характер мщения. Студент Боголюбов, арестованный за участие в «Казанской демонстрации», не снял шапку перед вошедшим в камеру петербургским градоначальником Ф.Ф. Треповым. Взбешенный генерал приказал высечь дерзкого арестанта. Тем самым Трепов вдвойне нарушил закон: телесным наказаниям подлежали лишь осужденные уголовники, а никак не подследственные, тем более – политические. 24 января 1878 г. член «Земли и воли» Вера Засулич, стремясь отомстить Трепову за оскорбление товарища, явилась к нему на прием и ранила градоначальника выстрелом из пистолета. Она была немедленно схвачена и отдана под суд. С 1873 г. политические дела рассматривало Особое присутствие Сената, но дело Засулич казалось столь очевидным, что власти, стремясь представить обвиняемую уголовницей, передали его в суд присяжных. 31 марта суд присяжных оправдал Засулич. Министр юстиции распорядился вторично арестовать Засулич, но та сумела скрыться и вскоре была уже в Швейцарии. Оправдание Засулич свидетельствовало о глубоком возмущении общества действиями властей и сочувствии революционерам. Оно стало настоящей пощечиной самодержавию. Но, оправдав Засулич, суд присяжных фактически разрешил самосуд и террор.

После оправдания Засулич террористические акты стали следовать один за другим. В марте 1878 г. был убит начальник одесских жандармов барон Б.Э. Гейкинг. В августе 1878 г. С.М. Кравчинский в Петербурге средь бела дня зарезал кинжалом шефа жандармов Н.В. Мезенцова – и благополучно скрылся. В феврале 1879 г. Г.Д. Гольденберг убил харьковского генерал-губернатора князя Д.Н. Кропоткина. В марте 1879 г. Л. Мирский покушался на нового шефа жандармов – А.Р. Дрентельна, но промахнулся, стреляя на скаку с седла в окно генеральской кареты. За то же время были убиты несколько провокаторов, ранен киевский прокурор М.М. Котляревский. Наконец, в апреле 1879 г. А.К. Соловьев совершил покушение на Александра II. Он 5 раз подряд выстрелил в императора из револьвера, в нескольких местах прострелил ему шинель. Александра II спасло присутствие духа: при первых выстрелах он, как и требовал военный устав, побежал от террориста зигзагами, затрудняя тому прицеливание.

Соловьев был схвачен и по приговору суда повешен. Правительство ответило на это покушение арестами и разделением территории России на шесть военных генерал-губернаторств.

Генерал-губернаторы получили диктаторские полномочия. По их распоряжению были казнены 16 и высланы 575 человек. Из-за преследований со стороны властей народникам пришлось почти полностью прекратить пропаганду в деревне.

2.2 Раскол «Земли и воли»

террористический организация народничество революционный

Революционное нетерпение радикалов вылилось в череду террористических актов. В феврале 1878 В.И. Засулич совершила покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, распорядившегося высечь политзаключенного студента. В том же месяце кружок В.Н. Осинского – Д.А. Лизогуба, действовавший в Киеве и Одессе, организовал убийства агента полиции А.Г. Никонова, жандармского полковника Г.Э. Гейкинга и харьковского генерал-губернатора Д.Н. Кропоткина.

С марта 1878 увлечение терактами охватило С-Петербург. На прокламациях с призывами уничтожить очередного царского чиновника стала появляться печать с изображением револьвера, кинжала и топора и подписью «Исполнительный комитет социально-революционной партии».

4 августа 1878 С.М. Степняк-Кравчинский заколол кинжалом петербургского шефа жандармов Н.А. Мезенцева в ответ на подписание им приговора о казни революционера Ковальского. 13 марта 1879 было совершено покушение на его преемника – генерала А.Р. Дрентельна. Листок «Земли и воли» окончательно превратился в орган террористов.

Ответом на теракты землевольцев стали полицейские гонения. Правительственные репрессии, не сравнимые по масштабу с предыдущим, затронул и тех революционеров, кто был в это время деревне. По России прошел десяток показательных политических процессов с приговорами по 10–15 лет каторги за печатную и устную пропаганду, было вынесено 16 смертных приговоров уже только за «принадлежность к преступному сообществу». В этих условиях подготовку А.К. Соловьева покушения на императора 2 апреля 1879 многие члены организации расценили неоднозначно: часть их протестовала против теракта, считая, что он погубит дело революционной пропаганды.

Когда в мае 1879 террористы создали группу «Свобода или смерть», не согласовав своих действий со сторонниками пропаганды, стало ясно, что общего обсуждения конфликтной ситуации не избежать.

15 июня 1879 сторонники активных действий собрались в Липецке для выработки дополнений к программе организации и общей позиции. Липецкий съезд показал, что общих идей у «политиков» с пропагандистами становится все меньше.

19–21 июня 1879 на съезде в Воронеже землевольцы попытались урегулировать противоречия и сохранить единство организации, но неудачно: 15 августа 1879 «Земля и воля» распалась.

Сторонники старой тактики – «деревенщики», считавшие необходимым отказ от методов террора объединились в новое политическое образование, назвав его «Черный передел». Они объявили себя главными продолжателями дела «землевольцев».

«Политики», то есть сторонники активных действий под руководством заговорщицкой партии создали союз, которому дали название «Народная воля». Вошедшие в него А.И. Желябов, С.Л. Перовская, А.Д. Михайлов, Н.А. Морозов, В.Н. Фигнер и др. избрали путь политических акций против наиболее жестоких государственных чиновников, путь подготовки политического переворота – детонатора взрыва, способного разбудить крестьянскую массу и разрушить ее вековую инертность.

2.3 Народная воля

Программа «Народной воли», действовавшей под девизом «Теперь или никогда!», допускала индивидуальный террор как ответную меру, средство защиты и как форму дезорганизации действующей власти в ответ на насилие с ее стороны. «Террор – ужасная вещь, – говорил народоволец С.М. Кравчинский. – И есть только одна вещь хуже террора – это безропотно сносить насилие». Таким образом, в программе организации террор обозначался как одно из средств, призванных подготовить народное восстание. Еще более усилив выработанные «Землей и волей» принципы централизации и конспирации, «Народная воля» поставила ближайшей целью изменение политического строя, а далее – созыв Учредительного собрания, утверждение политических свобод.

За короткий срок, в течение года, народовльцы создали разветвленную организацию во главе с Исполнительным комитетом. В него вошли 36 чел., в т.ч. Желябов, Михайлов, Перовская, Фигнер, М.Ф. Фроленко. Исполкому подчинялось около 80 территориальных групп и около 500 самых активных народовольцев в центре и на местах, которым в свою очередь удалось объединить несколько тысяч единомышленников.

4 особых образования всероссийского значения – Рабочая, Студенческая и Военная организации, а также организация «Красного креста» – действовали согласованно, опираясь на свою агентуру в департаменте полиции и свое же заграничное представительство в Париже и Лондоне. Они публиковали несколько изданий, множество прокламаций неслыханным для того времени тиражом 3–5 тыс. экземпляров.

Членов «Народной воли» отличали высокие нравственные качества – преданность идее борьбы за «народное счастье», бескорыстие, самоотдача. При этом образованное российское общество не только не осуждало, но и всемерно сочувствовало успехам этой организации.

Между тем, в «Народной воле» была создана «Боевая группа», ставившая целью подготовку терактов как ответа на действия царского правительства, запретившего мирную пропаганду социалистических идей. К реализации терактов допускался ограниченный круг людей – около 20 членов Исполкома или его Распорядительной комиссии. Ими за годы работы организации были убиты 6 человек на Украине и в Москве, в том числе шеф тайной полиции Г.П. Судейкин, военный прокурор В.С. Стрельников, 2 агента охранки – С.И. Прейма и Ф.А. Шкряба, предатель А.Я. Жарков.

Настоящую охоту народовольцы устроили на царя. Они последовательно изучали маршруты его выездов, расположение комнат в Зимнем дворце. Сеть динамитных мастерских изготавливала бомбы и взрывчатку. Всего на Александра II народовольцами было совершено 8 покушений.

Власть в результате дрогнула, создав Верховную распорядительную комиссию во главе с М.Т. Лорис-Меликовым. Ему было предписано разобраться в ситуации и в том числе усилить борьбу с «бомбистами». Предложив Александру II проект преобразований, допускавших элементы представительного правления и долженствующий удовлетворить либералов, Лорис-Меликов рассчитывал, что 4 марта 1881 этот проект будет утвержден царем.

Однако народовольцы не собирались идти на компромисс. Даже арест Желябова за несколько дней до очередного покушения, намеченного на 1 марта 1881, не заставил их свернуть с избранного пути. Дело подготовки цареубийства взяла на себя Софья Перовская. По ее сигналу в указанный день И.И. Гриневицкий бросил в царя бомбу и подорвался сам. После ареста Перовской и других «бомбистов» уже арестованный Желябов сам потребовал приобщить себя к числу участников этого покушения, чтобы разделить участь товарищей.

В то время рядовые члены «Народной воли» занимались не только террористической, но и пропагандистской, агитационной, организаторской, издательской и прочей деятельностью. Но пострадали за участие в ней и они: после событий 1 марта начались массовые аресты, завершившиеся серией судебных процессов. Казнь членов Исполкома «Народной воли» была довершена разгромом ее организаций на местах. Всего с 1881 по 1884 было репрессировано ок. 10 тыс. человек. Желябов, Перовская, Кибальчич последними в истории России были подвергнуты публичной казни, другие члены Исполкома были осуждены на бессрочную каторгу и пожизненную ссылку.

2.4 Черный передел

После убийства 1 марта 1881 народовольцами Александра II и восшествия на престол его сына Александра III эпоха «великих реформ» в России закончилась. Ни революций, ни ожидаемых народовольцами массовых выступлений не произошло. Для многих оставшихся в живых народников стала очевидной идейная пропасть между крестьянским миром и интеллигенцией, которую невозможно было быстро преодолеть.

16 отколовшихся от «Земли и воли» и вошедших в «Черный передел» народников – «деревенщиков» получили некоторую часть денежных средств и типографию в Смоленске, издававшую для рабочих и крестьян газету «Зерно», но она вскоре также была разгромлена. Возлагая надежды опять-таки на пропаганду, они продолжали вести работу среди военных, студентов, организовали кружки в Петербурге, Москве, Туле и Харькове. После ареста части чернопередельцев в конце 1881 – начале 1882, Плеханов, Засулич, Дейч и Стефанович эмигрировали в Швейцарию, где, ознакомившись с марксистскими идеями, создали в 1883 в Женеве группу «Освобождение труда». Спустя десятилетие там же, за границей, развернули работу другие группы народнического толка, ставившие своей целью издание и распространение в России нелегальной литературы. Однако бывшие «чернопередельцы», вошедшие в состав группы «Освобождение труда», не только не желали сотрудничать, но и вели с ними ожесточенную полемику. Основные работы Плеханова, в особенности его книги «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия» были направлены на критику основополагающих концепций народников с позиций марксизма. Таким образом, классическое народничество, ведущее свое начало от Герцена и Чернышевского, практически исчерпало себя. Начался упадок революционного народничества и подъем народничества либерального.

Однако жертвенная деятельность классических народников и народовольцев была не напрасной. Они вырвали у царизма много конкретных уступок в различных областях экономики, политики, культуры. Среди них, например, в крестьянском вопросе – упразднение временно-обязанного состояния крестьян, отмена подушной подати, снижение выкупных платежей, учреждение Крестьянского банка. В рабочем вопросе – создание начал фабричного законодательства. Из политических уступок существенное значение имели ликвидация III отделения и освобождение из Сибири Чернышевского.

2.5 Либеральное народничество 1880-х. Неонародничество

1880–1890-е в истории идейной эволюции народнической доктрины считаются периодом господства ее либеральной составляющей. Идеи «бомбизма» и ниспровержения основ после разгрома народовольческих кружков и организаций стали сменяться умеренными настроениями, к которым тяготели многие образованные общественные деятели. По своему влиянию либералы 1880-х уступали революционерам, но именно это десятилетие внесло значительный вклад в развитие доктрины. Так, Н.К. Михайловский продолжил разработку субъективного метода в социологии. Теории простой и сложной кооперации, типов и степеней социального развития, борьбы за индивидуальность, теория «героя и толпы» служили важными аргументами в доказательстве центрального положения «критически мыслящей личности» в прогрессе общества. Не став сторонником революционного насилия, этот теоретик выступал за реформы как главное средство реализации назревших преобразований.

Одновременно с его построениями свое мнение о перспективах развитие России высказывали П.П. Червинский и И.И. Каблиц, чьи труды связывают с началом отхода от доктрины социалистической направленности. Критически осмыслив идеалы революционности, они выдвинули на первый план не моральный долг просвещенного меньшинства страны, а осознание нужд и запросов народа. Отказ от социалистических идей сопровождался новой расстановкой акцентов, повышениям внимания к «культурнической деятельности». Продолжатель идей Червинского и Каблиц, сотрудник газеты «Неделя» Я.В. Абрамов в 1890-х определил характер деятельности интеллигенции как помощь крестьянству в преодолении трудностей рыночной экономики; при этом он указал на возможную форму такой практики – деятельность в земствах. Сильной стороной пропагандистских работ Абрамова была ее четкая адресность – обращенность к врачам, учителям, агрономам с призывом помочь собственным трудом положению русского мужика. По существу, Абрамов выдвинул идею деполитизированного «хождения в народ» под лозунгом осуществления малых дел, из которых слагается жизнь миллионов. Для многих земских служащих «теория малых дел» стала идеологией полезности.

В других народнических теориях 1880–1890-х, получивших наименование «экономического романтизма», предлагалось «спасение общины», выдвигались программы государственного регулирования экономики, при осуществлении которых крестьянское хозяйство могло бы приспособиться к товарно-денежным отношениям. Все отчетливей становилась принадлежность последователей землевольцев к двум направлениям – тех, кто разделял идею «приспособления» к новым условиям существования и тех, кто призывал к политическому реформированию страны с переориентацией на социалистический идеал. Однако объединяющим элементом для тех и других оставалось признание необходимости мирной эволюции России, отказ от насилия, борьбы за свободу личности и солидарность, артельно-общинный метод организации хозяйства. Будучи в целом ошибочной мелкобуржуазной теорией, «экономический романтизм» привлекал внимание общественной мысли к особенностям экономического развития России.

С середины 1880-х главным печатным органов либеральных народников стал журнал «Русское богатство», издававшийся с 1880 артелью писателей.

С 1893 новая редакция журнала сделала его центром общественных дискуссий по вопросам, близким теоретикам либерального народничества.

С середины 1880-х в России наметились тенденции к децентрализации революционного подполья, к усилению работы в провинции. Такие задачи ставила, в частности, «Молодая партия Народной воли».

В 1885 в Екатеринославе собрался съезд южных народовольцев, пытавшийся объединить революционные силы региона. В конце декабря 1886 в Петербурге возникла «Террористическая фракция партии «Народная воля»». Программа последней, наряду с утверждением террористической борьбы, содержала элементы марксистских оценок ситуации. Среди них – признание факта существования капитализма в России, ориентация на рабочих – «ядро социалистической партии». Народовольческие и идейно близкие к ним организации продолжали действовать и в 1890-е в Костроме, Владимире, Ярославле. В 1891 в Петербурге работала «Группа народовольцев», в Киеве – «Южнорусская группа народовольцев».

В 1893–1894 «Социально-революционная партия Народного права» поставила задачей объединить антиправительственные силы страны, но это ей не удалось. По мере распространения в России марксизма народнические организации утрачивали господствующее положение и влияние.

Возрождение революционного направления в народничестве, начавшееся в конце 1890-х оказалось связанным с деятельностью партии социалистов-революционеров. Она сформировалась через объединение народнических групп в виде левого крыла демократии. Во второй половине 1890-х небольшие, преимущественно интеллигентские по составу, народнические группы и кружки, существовавшие в Петербурге, Пензе, Полтаве, Воронеже, Харькове, Одессе объединились в Южную партию социалистов-революционеров, другие – в «Союз эсеров». Их организаторами выступили М.Р. Гоц, О.С. Минор и др. – бывшие народники.

2.6 «Охота» на Александра II. Цареубийство 1 марта 1881 года

В ноябре 1879 г. народовольцы пытались подорвать царский поезд, следовавший из Крыма в Петербург. Группа Михаила Фроленко, устроившегося сторожем на железную дорогу, готовила взрыв близ Одессы, но Александр II поехал другим маршрутом – через Александровск. Народовольцы были готовы и к этому. Желябов под видом купца приобрел участок земли близ железнодорожной насыпи и заложил мину. Однако взрыв по какой-то причине не произошел. Но близ Москвы, у Рогожско-Симоновской заставы, был подготовлен еще один взрыв. Группа народовольцев под руководством Софьи Перовской устроила подкоп под железнодорожное полотно и заминировала пути. Но народовольцы по ошибке пропустили царский поезд и взорвали шедший позади поезд свиты. В феврале 1880 г. народовольцы устроили взрыв в Зимнем дворце. Степан Халтурин устроился туда столяром. Его каморка находилась прямо под царской столовой. Несколько месяцев подряд Халтурин копил динамит. Взрыв должен был произойти во время торжественного обеда.

Но именно в тот день обед задержался: опоздал поезд, которым прибыли из Германии родственники Александра II. Царь вновь остался невредим, зато в комнате охраны, находившейся перед столовой, погибли 10 и были ранены более 50 солдат.

В 1879–1881 гг. «Народная воля» понесла потери. Одесский прокурор А.Ф. Добржинский убедил арестованного Г.Д. Гольденберга, которому грозила смертная казнь, что правительство перестанет преследовать революционеров, если убедится в благородстве и чистоте помыслов партии. В результате Гольденберг дал подробные показания о деятельности «Народной воли», назвав имена почти полутора сотен ее членов. Вскоре после этого, в июне 1880 г., осознав, что невольно стал предателем, Гольденберг повесился в тюремной камере. В январе 1880 г. была захвачена полицией типография «Народной воли». Правда, вскоре А.Д. Михайлов сумел организовать новую типографию. Но в ноябре 1880 г. сам Михайлов был схвачен полицией, когда отправился получать заказанные им фотографии казненных народовольцев А.А. Квятковского и А.К. Преснякова. Несмотря на это, «Народная воля» упрямо не оставляла попыток уничтожить царя. Весной 1880 г. народовольцы неудачно пытались организовать новый взрыв на железной дороге, летом собирались заминировать мост через Екатерининский канал, по которому нередко проезжал Александр II. Фактически вся деятельность «Народной воли» свелась к попыткам цареубийства. Исполнительный комитет отказался даже развернуть подготовку крестьянского восстания, хотя Желябов осенью 1880 г. убеждал товарищей: «Я сам отправлюсь в Приволжские губернии и встану во главе крестьянского восстания, я чувствую в себе достаточно сил для такой задачи и надеюсь достигнуть того, что права народа на безбедное существование будут признаны правительством».

Зимой 1881 г. народовольцы решили предпринять еще одно покушение на императора. На Малой Садовой улице, по которой регулярно ездил Александр II, был сделан заминированный подкоп, на улицах столицы расставлены группы метальщиков с ручными бомбами, изготовленными выдающимся инженером-народовольцем Н.И. Кибальчичем. Подготовка покушения ускорилась после того, как 27 февраля был арестован Желябов. Руководство покушением взяла на себя С.Л. Перовская. 1 марта на набережной Екатерининского канала метальщик Н.И. Рысаков по сигналу Перовской бросил бомбу в царскую карету. Взрывом была повреждена карета, но царь остался невредим. «Слава Богу, я не ранен», – ответил он подбежавшему полицмейстеру. «Еще слава ли Богу!» – саркастически заметил схваченный конвойными казаками Рысаков. Через несколько секунд второй метальщик, И.И. Гриневицкий, бросил бомбу прямо под ноги императору. Взрывом царю раздробило ноги. Превозмогая боль, он произнес последние слова: «Во дворец… там умереть…». Спустя несколько часов царь-освободитель Александр II скончался от ран. Гриневицкий умер в тюремном госпитале практически одновременно с императором. От взрыва пострадало еще около 20 человек, двое из них умерли.

3. Народные социалисты

В конце XIX в. в народничестве постепенно обозначились программные и тактические расхождения, что привело к появлению трех течений, оформившихся в начале XX в. в политические партии эсеров-максималистов, эсеров и народных социалистов. Партия народных социалистов была единственной партией народнического типа, исключившей из своей тактики политический террор.

Народные социалисты ведут свое начало от кружка публицистов, связанных с влиятельным легальным народническим журналом «Русское богатство», среди сотрудников которого были Н.К. Михайловский и В.Г. Короленко. С конца 90-х гг. XIX в. в журнале сотрудничали А.В. Пешехонов, Н.Ф. Анненский, В.А. Мякотин, С.Я. Елпатьевский – именно они в 1906 г. основали Народно-социалистическую партию.

Отношение народных социалистов к террору было не всегда однозначным и в своем развитии прошло ряд этапов. Кроме того, существовали и определенные нюансы во взглядах энесов по данному вопросу.

До образования Народно-социалистической партии некоторые будущие ее деятели не только признавали террор как способ революционной борьбы, но и лично были причастны к террористической деятельности. Революционный путь некоторые из них начинали в партии «Народная воля», созданной в 1879 г. Важным элементом революционной тактики народовольцы считали политический террор. Сторонниками террора были и будущие энесы, хотя характер их личного участия в партийной работе был различен. А. Погорелов и С.Я. Елпатьевский, оказывая всяческое содействие членам партии, почти целиком посвятили себя революционной пропаганде. В.Г. Богораз с 1885 г. входил в руководящий центр партии. 16 декабря 1883 г. Н.П. Стародворский лично привел в исполнение приговор «Народной воли» о казни жандармского подполковника Судейкина. Подробности этого убийства ужасающи. Тем не менее Н.П. Стародворский гордился им всю жизнь. Правда, в одном из прошений о помиловании, поданном из Шлиссельбургской крепости, он писал о чистосердечном раскаянии в содеянном преступлении. Действительно ли он раскаялся или просто пытался вырваться из заключения? Позднее, отбыв двадцатилетнее наказание в Шлиссельбургской крепости и вступив в партию народных социалистов, Н.П. Стародворский пользовался в ее среде абсолютным доверием и огромным уважением как старый революционер и шлиссельбуржец.

Анализируя опыт народовольцев, либеральные народники, объединившиеся вокруг «Русского богатства», пришли к выводу, что одна революционная интеллигенция, даже применяя крайнее средство борьбы – террор, не может добиться политической свободы. Тактика журнала была направлена на объединение интеллигенции и либеральных кругов с целью конституционного преобразования страны. Руководство журнала поддерживало тесную связь с партией «Народное право», в которую, в частности, входили Н.Ф. Анненский и А.В. Пешехонов. Не имея четко выработанной тактики, эта партия обходила молчанием отношение к насильственным методам борьбы, в том числе и террору.

Оживление общественно-политической жизни России в конце XIX в. способствовало возрождению идей народовольцев и активизации деятельности народнических групп, образовавшихся из осколков «Народной воли». Видные представители либерального народничества А.В. Пешехонов и В.А. Мякотин сотрудничали с Северным союзом социалистов-революционеров, который считал пропаганду и агитацию подготовительными мерами социального переворота, а решительными – террор и массовую революционную борьбу. Они принимали участие и как авторы, и как редакторы в издаваемой «Союзом» газете «Революционная Россия». А.В. Пешехонов по просьбе Е.Ф. Азефа писал прокламации для «Союза». Во втором номере «Революционной России», вышедшем в конце мая 1901 г., была опубликована статья А.В. Пешехонова «Выстрел Карповича», посвященная событиям 14 февраля 1901 г., когда исключенный из университета студент П.В. Карпович смертельно ранил министра просвещения Н.П. Боголепова. В статье не только высказывалось одобрение по поводу случившегося, но и звучал призыв к дальнейшей борьбе и террору. Заканчивалась статья цитатой из Некрасова, воспевавшей борьбу во имя идеалов, несмотря на кровавые жертвы.

После образования в 1902 г. партии эсеров, А.В. Пешехонов, не состоя в «обязательных» с ней отношениях, участвовал в ее заграничных и подпольных изданиях, а также был «причастен» к ее террористической деятельности. Его квартира в Петербурге стала одним из опорных пунктов для Боевой организации партии эсеров, его адрес члены БО ПСР использовали для установления связи друг с другом. Алексей Васильевич поддерживал отношения с руководителями Боевой организации Е.Ф. Азефом и Б.В. Савинковым. К нему обращались и другие члены БО. По воспоминаниям Пешехонова, Азеф неоднократно дискутировал с ним по вопросу о терроре. Высказывая свое мнение о терроре, Пешехонов говорил, что считает этот «способ революционной борьбы – конечно, в строго ограниченных рамках – допустимым». Примечательно, что в сведениях, поданных Азефом в департамент полиции об А.В. Пешехонове, последний характеризовался как человек, «способный на личный акт», то есть способный принять личное участие в террористическом действии. Поддерживая отношения с членами БО, Пешехонов был в курсе боевой работы эсеров, в частности подготавливаемого покушения на В.К. Плеве. Видя в личности Плеве главное препятствие к общественным реформам, Пешехонов считал подготовку террористического акта против него вполне своевременной. Со слов Б.В. Савинкова, который часто бывал у него, Пешехонов знал всю систему внешнего наблюдения за Плеве, а также и о провале двух подготовленных покушений. Накануне убийства Плеве А.В. Пешехонов передал П.М. Рутенбергу по личной просьбе последнего деньги для членов БО, чтобы они после совершения теракта смогли выехать из Петербурга. Убийство Плеве произвело огромное впечатление на все слои русского общества. С горячим сочувствием оно было встречено публицистами «Русского богатства». Оценивая этот акт Боевой организации как чувствительный удар по абсолютизму, Пешехонов считал его одним из самых удачных в революционной борьбе.

Симпатизировал террористическим средствам борьбы и В.А. Мякотин. Горячим противником террора и «якобинства» всегда являлся Н.Ф. Анненский. Его до глубины души возмущало утверждение, что ради общего блага можно не останавливаться перед жертвами. Неприемлема для него была и мысль о насильственном захвате власти. Своим благоразумием, как вспоминал П.Н. Милюков, Н.Ф. Анненский выделялся даже в среде либеральных «освобожденцев». По словам А.В. Пешехонова, он «дальше всех из нас отстоял от партии с.-р. По моральному своему складу Н.Ф. Анненский с трудом мирился с некоторыми из методов, к каким вынуждена была прибегать партия с.-р.»

Успех покушения на Плеве повысил популярность политического террора в российском обществе. Публицисты «Русского богатства», вслед за эсерами, придавали большое значение террору, возлагая на него огромную роль в подъеме общественных настроений и развитии массовой борьбы. В 1905 г. положение изменилось. С началом революции развернулось массовое движение, которое все более нарастало. В то же время аресты членов БО 29–30 марта нанесли по ней серьезный удар. Как отмечал Б.И. Николаевский, это был не только материальный и организационный, но и политический удар, так как БО в результате этих арестов сошла с арены политической борьбы в момент, когда ее присутствие там было особенно необходимо. Оружие центрального террора отказалось служить.

Манифест 17 октября 1905 г. был воспринят представителями обоих течений в неонародничестве как начало конституционного развития России и породил у них надежды на возможность легальной деятельности. Эти обстоятельства привели к переоценке места и роли террора в развитии революционного движения. В ноябре 1905 г. газета «Сын Отечества», редакторами которой кроме В.М. Чернова были будущие лидеры НСП В.А. Мякотин и А.В. Пешехонов, определила свою задачу как необходимость создания широкой, построенной на демократических началах партии для организации народных трудовых масс. Одновременно инициаторы создания будущей НСП обратились в ЦК ПСР с официальным предложением образовать открытую, широко демократическую партию того же направления, что и партия эсеров, но с иным названием. По их мнению, с партией эсеров ассоциировались определенные преходящие тактические приемы борьбы, то есть политический террор, что могло явиться серьезным препятствием для создания и дальнейшего развития новой открытой партии. ЦК партии эсеров отложил рассмотрение вопроса об образовании новой партии до партийного съезда.

На 1-м съезде ПСР В.А. Мякотин, А.В. Пешехонов, Н.Ф. Анненский и солидарный с ними, но не вошедший затем в НСП П.Ф. Якубович поставили вопрос об образовании новой открытой партии. Суть их предложения сводилась к следующему. Только открытая партия, организованная на демократических началах, может создать новые формы общественной жизни, так как разрушительная работа может производиться небольшими группами, работа же созидательная должна вестись большими организованными массами. Надо сплотить массы, но этого нельзя достичь силами конспиративной организации. Поэтому необходимо заменить конспиративную «кружковщину» открытой, сильной и связанной с народом партией. Будущие энесы надеялись посредством организации широких народных масс приостановить правительственную реакцию. С другой стороны, они не были уверены, что ввиду этой все усиливавшейся реакции вновь не придется вернуться к тем методам террористической борьбы, которые в прошлом давали немалые результаты. Выход из этого положения будущие лидеры НСП видели в том, чтобы сохранить боевые функции за старой организацией, которая должна была оставаться строго конспиративной, совершенно особой, самостоятельной партией, а параллельно с ней создать открытую партию, построенную на демократических началах – с подотчетностью и контролем.

В качестве одного из доводов образования новой партии приводилось и следующее: соединение различных функций в рамках одной партии создаст «полуконспиративность», а учитывая, что боевая деятельность партии всегда привлекала внимание охранки, появлялась опасность, что провал организации боевой может привести к разгрому идейной организации, и наоборот, входящий в рамки последней агент или провокатор мог, соприкоснувшись с отделом боевым, провалить всю организацию. Следует заметить, что основательность этих опасений впоследствии подтвердилась – «азефовщина» нанесла удар всей деятельности ПСР.

Как видим, будущие энесы не были принципиальными противниками террора, признавали его допустимость в определенных исторических условиях и выступали за сохранение в этих целях Боевой организации. Однако они полагали, что открытая политическая партия должна решить насущную задачу организации широких масс трудящихся путем мирной социалистической агитации. В этом взгляде была, конечно, своя логика. Здесь можно согласиться с Б.В. Савинковым в том, что Пешехонов, Мякотин и Анненский поняли противоречие в партийной тактике и пытались его устранить, – террор и мирная социалистическая агитация в пределах одной партии неизбежно мешали бы друг другу.

Большинством голосов 1-й съезд ПСР высказался против предложения о создании открытой партии, считая этот шаг преждевременным, а применение террора необходимым вплоть до полного завоевания политических свобод. Пешехонов, Мякотин и Анненский покинули съезд, но не отказались от идеи создания открытой социалистической партии. По их инициативе в 1906 г. была образована Народно-социалистическая партия, ключевая формула программы которой гласила: «Восстановить права человеческой личности и обеспечить интересы трудового народа».

Лидеры народных социалистов отвергали марксистскую идею скачка из одной общественно-экономической формации в другую. В их концепции революция мыслилась как целый эволюционный период, характеризующийся множеством изменений во всех сферах жизни общества, как комплекс преобразований, которые неизбежно должны привести к изменению существующего социального строя. Согласно взглядам энесов, отражавшим настроения значительной части русской интеллигенции, элементы социализма должны внедряться в капиталистический строй, проникая в идеологические, политические, экономические сферы общества постепенно, не допуская резкой ломки социального строя. Такая ломка, по их мнению, могла оттолкнуть от социализма многих его сторонников и повлечь за собой экономический и политический хаос. Результатом социалистической эволюции, полагали энесы, должно стать народовластие – прямое участие народа в законотворчестве и управлении. Основной лозунг партии энесов гласил: «Все для народа, все через народ».

Из программы и тех задач, которые перед собой ставила партия, вытекала и форма ее организации как открытой социалистической партии.

Логическим звеном политической концепции энесов являлось и предпочтение мирной тактики революционной. Они считали, что борьба за программные цели должна вестись как парламентскими, так и внепарламентскими средствами. Однако НСП, являясь партией открытой, не могла практиковать таких тактических приемов, осуществление которых «технически невозможно в условиях открытого существования партии». Насильственные средства борьбы, в том числе террор и вооруженное восстание, рассматривались народными социалистами как крайние и нежелательные, как «печальная возможность», но не «роковая необходимость». Радикальные средства борьбы исключались энесами из арсенала партии. Это вызывало критику со стороны эсеров, которые, как показывают агентурные сведения департамента полиции, называли народных социалистов «червяком с гнойной раны» за то, что они своей идеей пассивного сопротивления деморализуют человека, в то время как террор, отвечая на силу силой, воспитывает в нем сознание права и индивидуальность.

Однако организационное размежевание энесов и эсеров, допускаемые ими порой резкости в адрес друг друга не означали полного прекращения отношений между ними. Эсеры писали о себе и об энесах как об одном лагере народников. Народные социалисты, со своей стороны, отмечали, что «не только конечный пункт, но и весь путь» у эсеров и энесов «общий», расхождения у них только в предлагаемом темпе движения. Не были принципиально непримиримыми и их позиции в отношении террора. Исключив политический террор из тактики своей партии, энесы, тем не менее, оправдывали его как акт мести. Народно-социалистическая фракция во 2-й Государственной думе выступила за обсуждение предложения правых о выражении Думой порицания политическим убийствам и террору. Однако мотивом энесов к рассмотрению этого предложения явилось не стремление вынести порицание террористическим актам, а желание выяснить причины их совершения. Рассматривая политический террор как «систему устрашающих действий, имеющих целью добиться от противника чего-либо определенного и устрашаемому противнику известного», народные социалисты указывали, что террористические акты вызваны правительственными репрессиями, нежеланием правительства решать насущные проблемы и, следовательно, ответственность за них несет правительство. В связи с этим энесы голосовали вместе с левой частью Думы против вынесения порицания политическим убийствам и террору.

Народно-социалистическая фракция 2-й Государственной думы отсутствовала на заседании 7 мая 1907 г. во время обсуждения запроса по поводу слухов о раскрытии заговора, целью которого было покушение на жизнь государя. Более того, один из лидеров энесов, В.А. Мякотин, будучи вызван в качестве свидетеля-эксперта на суд по делу Б.Н. Никитенко-Б.С. Синявского, обвинявшихся в подготовке цареубийства, стремился доказать непричастность партии эсеров к заговору и утверждал, что дело о цареубийстве если не создано, то во всяком случае раздуто Петербургским охранным отделением. Экспертиза В.А. Мякотина произвела большое впечатление на членов суда.

После поражения революции 1905–1907 гг., после разоблачения Е.Ф. Азефа и убийства П.А. Столыпина отношение энесов к террору изменилось.

В основе теории народных социалистов лежали идеи гуманизма, ценности каждой человеческой личности. Поэтому насилие, проявленное с обеих сторон в период первой русской революции, еще больше отпугнуло энесов от использования радикальных средств, еще более обострило в их восприятии проблему соотнесенности терроризма и морали. В связи с этим все чаще звучат среди народных социалистов идеи о неоправданности кровавых жертв, о соотношении жертв и результатов терактов, о моральном ужасе и бессмысленности террора, о недопустимости насильственных методов. На Совещании членов Организационного комитета и представителей Московской и Петербургской групп НСП, состоявшемся 6–8 февраля 1909 г. в Петербурге, террор был исключен из арсенала возможных средств борьбы. Принимая лишь цивилизованные, демократические формы политического противостояния, народные социалисты пришли к полному отрицанию террора.

Эта позиция отражала и общественное мнение России, для которого после поражения революции 1905–1907 гг. и разоблачения «азефовщины» было характерно неприятие террора.

После дела Азефа и убийства П.А. Столыпина в представлениях народных социалистов о терроре появился новый нюанс. Причины террора и провокации энесы видели в той политической системе, которая существовала в стране. Следовательно, и ответственность за эти явления они возлагали на власть, поддерживавшую общественно-политическую систему. Осуждая провокаторство Азефа, энесы отмечали, что «у этого Иуды в квадрате» был надежный защитник в лице П.А. Столыпина, которому были представлены неопровержимые доказательства участия Азефа в убийствах министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича. Однако Столыпин не запретил департаменту полиции пользоваться услугами «сотрудников». Народные социалисты при этом обращали внимание общественности на то, что Столыпин защищал тем самым не только Азефа, но и всю систему «сотрудничества» и «предательства», – защищал не только словами, но и репрессиями. Отмечая, что не Столыпин начал создавать эту систему, энесы подчеркивали, что именно при нем она сделалась истинным обиталищем государственной власти. «Охранка подавила, заполонила почти все отрасли государственного ведения. Не только сыск, но и прямая провокация стали нормальным необходимым делом». Убийство Столыпина народные социалисты не считали террористическим актом, так как Д.Г. Богров, по их мнению, не имел намерения кого-либо устрашить и добиться чего-либо, что является сущностью политического террора, – он просто совершил убийство. Столыпин, указывали энесы, стал жертвой той системы, которую сам развил. В связи с этим они отмечали опасность охранной гипертрофии не только для страны, но и для власти, предупреждали об угрозе нового прилива ожесточения.

Важнейший вывод проведенного народными социалистами исследования о связи террора с государственной властью получил особое звучание после октябрьской революции 1917 г., когда террор стал основным средством управления государством.

Последовательными противниками террора и «якобинства» оставались народные социалисты и в эмиграции. К сожалению, на родине их голос был услышан нескоро. В связи с этим хотелось бы напомнить слова С.П. Мельгунова, что «недостоин наименования великого тот народ, среди которого не возбуждает противодействия насилие<…> Мы знаем, что против насилия активно восстает всегда везде лишь меньшинство. Таков, к сожалению, закон человеческой природы, далекой от совершенства».

Заключение

Озабоченный угрозой со стороны международного терроризма – чумы XXI в. – цивилизованный мир в поисках эффективных путей его сдерживания и пресечения обращается к прошлому, пытаясь проследить аналогии, извлечь уроки. Значительный интерес представляет феномен российского политического терроризма, наложившего отпечаток на социально-политические процессы страны последней трети XIX и начала XX столетия и повлиявшего на дальнейшие судьбы страны.

С помощью насилия, политических убийств, нагнетания страха экстремистские силы стремились дестабилизировать внутриполитическую жизнь, запугать правительственный лагерь, революционизировать оппозицию, чтобы захватить власть или добиться радикальных уступок для осуществления своих целей.

Длительное время в российской литературе господствовало однобокое освещение сущности политического терроризма, его роли и места в общественном развитии. Его рассматривали в качестве части освободительного движения, а поэтому оправдывали. Активные его приверженцы, как правило, окружались ореолом мучеников и страдальцев. В честь их назывались площади и улицы городов, возводились памятники. От таких подходов наша публицистика, а иногда и исследователи полностью не освободились и в постсоветский период.

Политический терроризм был присущ не только российской истории, но проявлялся в той или иной степени в других странах. Жертвами его были государственные и общественные деятели, в том числе коронованные особы, президенты, премьеры и министры. По подсчетам специалистов, на земном шаре насильственной смертью погибло более 500 первых лиц государств. При этом в нашей стране, начиная с Киевской Руси уровень насильственной смерти правителей составил 28%.

На общемировом фоне российская разновидность терроризма рассматриваемого периода отличалась некоторыми особенностями, обусловленными социально-политической структурой, менталитетом и историческими традициями общества. Среди них углубление конфликта и противостояния между самодержавным строем и радикальными оппозиционными слоями общества. Начатый с реформ 1860-х годов процесс перехода к конституционной монархии оказался нерешительным и замедленным, провоцируя общественное недовольство. Ряд непродуманных действий, стесняющих свободу университетской жизни, вызывали вспышки студенческих волнений. Вместо компромиссных форм взаимодействия укоренялись жесткие, антагонистические формы противостояния и борьбы.

В такой обстановке, не имея других механизмов влияния на судьбу страны, оппозиционные элементы стали чаще прибегать к исключительным, преступным действиям, в том числе к таким, как политический террор. П.Б. Струве по этому поводу писал: «Условием, которое с исторической необходимостью породило и порождает революционный террор, является в нашей стране бессилие общественного мнения, закона и права». В программных документах многих террористических кружков и сообществ указывалось на применение террора, как ответной меры на репрессии правительства. Этим же оправдывали участие в терроре привлеченные к суду террористы.

Террористические настроения в условиях абсолютной самодержавной власти подогревались иллюзиями быстрого и сравнительно легкого, с «малой кровью» обновления страны с помощью физического устранения самодержца, его окружения, дестабилизации этим системы государственного управления. Это тем более казалось привлекательным на фоне провала «хождения в народ» и развеявшейся мечты о близкой крестьянской революции.

Отсюда ориентация лишь на узкий круг заговорщиков и использование террора как детонатора к революционному возбуждению народа. Показательно в этом отношении заявление террориста Александра Соловьева, который перед покушением на императора Александра II посетил сестер Фигнер, занимавшихся революционной агитацией в Саратовской губернии под видом фельдшериц. В. Фигнер передает его слова: «Я бросаю место волостного писаря и поеду в Петербург, чтобы убить императора Александра II. Бесполезно жить в деревне. Мы ничего не будем в состоянии сделать в ней, пока в России не произойдет какое-нибудь потрясающее событие. Убийство императора будет таким событием: оно всколыхнет всю страну. То недовольство, которое теперь выражается глухим ропотом народа, вспыхнет в местностях, где оно наиболее остро чувствуется, и затем широко разольется повсеместно. Нужен лишь толчок, чтобы все поднялось. Одна искра – и пожар вспыхнет…».

Одной из причин распространения экстремизма и терроризма в российском обществе надо считать укоренившийся и поддерживаемый среди населения, особенно среди интеллигенции, нигилистический взгляд на Россию, ее социально-политический строй, исторические традиции, культуру, экономику и т.д. При этом все увязывалось, обычно, с якобы никуда не годным государственным руководством, начиная от императора, министров, губернаторов и кончая полицейскими службами, судебными органами, различными ведомствами.

Известный вклад в это внесен русской художественной литературой и публицистикой, которые отражали преимущественно негативную сторону российской действительности, культивировали пренебрежительное отношение к ней. Выдающиеся мыслители В.В. Розанов, М.О. Меньшиков, И.Л. Солоневич, анализируя идейную направленность русской литературы и ее воздействие на общественное сознание, пришли даже к заключению о том, что именно она привела Россию к революции.

Бывший в прошлом одним из вожаков народовольцев, а потом порвавший с заблуждениями молодости Л.А. Тихомиров в зрелые годы писал, что на путь террора его бывших сподвижников вело убеждение, что якобы в России «ничего нельзя делать», что «Россия находится на краю гибели и погибнет чуть не завтра, если не будет спасена чрезвычайными революционными мерами». И.С. Аксаков отмечал:»… В молодежи неведомо откуда появилась злая струя, нам совершенно чуждая… вдруг появилась яркая ненависть ко всему русскому, а из этой молодежи анархисты формировали динамитчиков…».

На формирование крайне оппозиционных настроений в российском обществе заметное влияние оказали революционные события в ряде стран Европы, упразднение феодальных режимов, демократические свободы и институты. Вокруг этого в мире поднялась мощная, большей части неоправданная реклама революционного романтизма. Влияние Запада на развитие политического терроризма проявлялось и в том, что революции там сопровождались массовым террором: во время якобинской диктатуры во Франции было отправлено на гильотину 2663 человека. «Культ французской революции, – писал А.И. Герцен, – первая религия молодого русского; и кто из нас не хранил портреты Робеспьера и Дантона».

При выяснении истоков российского политического терроризма нельзя сбрасывать со счета и влияния традиций отечественной истории – многочисленные дворцовые перевороты, крутые меры в отношении оппозиции Ивана Грозного и Петра I, разинщину и пугачевщину, что сопровождалось грубым произволом и насилием, большой кровью и нагнетанием страха. «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» – восклицал А.С. Пушкин по поводу пугачевщины. Эту сторону бунтов в народе знали мало, а чаще об их руководителях вспоминали в песнях и сказаниях, как о народных вождях и героях, народных заступниках.

Необходимо отметить и национальный аспект проблемы. История Российской империи в рассматриваемый период отмечена противостоянием с некоторыми национальными окраинами вплоть до крупных восстаний и длительных войн на Кавказе, что сопровождалось грубым насилием и вспышками кровавого террора. Порождали недовольство и проявления национальной дискриминации со стороны государственных органов.

На распространении терроризма в определенной мере сказалось ослабление среди русского народа влияния нравственных норм православия. На это обратил, например, внимание Белинский в известном письме к Гоголю. Многие террористы объявляли себя на суде и даже перед казнью атеистами, оправдывая мнение Достоевского, что человек, утрачивая веру в бога, способен на самые низкие поступки вплоть до убийства.

Указанные социально-политические особенности России служили питательной средой для эскалации терроризма, формировали благоприятную нравственную атмосферу в обществе для его распространения. Ряды террористов пополнялись, их «подвиги» прославлялись. Они получали моральную и материальную поддержку состоятельных либералов.

Широким кругам российской интеллигенции того периода, как отмечали многие крупные теоретики права, было присуще пренебрежение к правовым нормам общественной жизни. Некоторым больше импонировал принцип – цель оправдывает средства. Б.А. Кистяковский отмечал, что «русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности», ее правосознание «стоит на крайне низком уровне развития».

П.И. Новгородцев писал: «Политическое миросозерцание русской интеллигенции сложилось не под влиянием государственного либерализма Б.Н. Чичерина, а под воздействием народнического анархизма Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и в творчество народных масс». Подобные же оценки правосознания российской интеллигенции содержатся в трудах И.А. Ильина, В.А. Маклакова, П.Б. Струве, И.А. Покровского и др.

О настроениях студенчества того времени философ И.А. Ильин писал: «В дореволюционное время среди русского студенчества считалось, что тот, кто все время отдает науке или искусству и, в сущности говоря, накапливает и бережет духовный и жизненно-реальный опыт, а от «общественности» и «политики» сторонится, тот «академист», «карьерист», «шкурник» и «реакционер». «Настоящий» студент призван прежде всего желать и требовать политического и социального «обновления». Он должен иметь «идеал» и содействовать какой-нибудь определенной партии, но идеал «один», другого нет. Это «социализм». Что такое «социализм», из чего он исходит, к чему ведет, как осуществляется – этого не знал никто».

Атмосфера ослепления российского общества в отношении террора к концу 70-х годов высветилась в связи с процессом над террористкой В. Засулич. Вынесение оправдательного приговора за явно умышленное покушение на убийство петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова было встречено, по словам председательствующего на суде А.Ф. Кони, невиданным восторгом и ликованием не только в зале суда, но и за его пределами.

Даже находившийся в зале суда Ф.М. Достоевский, до этого обличивший в романе «Бесы» терроризм в форме нечаевщины, высказался, по словам публициста Г.К. Градонского, за оправдание преступницы, при этом заметил: «чего доброго ее теперь возведут в героини». В последнем великий писатель оказался прав: террористку поставили на пьедестал.

Голоса таких мыслителей, как К.Н. Леонтьев и Л.Н. Толстой, о пагубных последствиях приговора по сути не были услышаны обществом. Зато резонанс того, что произошло в петербургской судебной палате, был велик в России и за ее пределами, послужив импульсом и началом массового российского политического терроризма. Нельзя не согласиться с профессором Ю.Р. Носовым, который пишет: «Никаких случайностей не произошло, все дело в том, что общество хотело, точнее сказать, общество жаждало пришествия терроризма. Можно воспринимать это как коллективное ослепление, временное умопомрачение, синдром самоуничтожения, садомазохизм, наконец, но факт остается фактом: общество само накликало на себя терроризм, благословило его».

Маховик террора начал раскручиваться: вооруженные кружки и группы, подпольные типографии, динамитные мастерские. В преступную деятельность вовлекались новые силы. В центре и на периферии совершались покушения на губернаторов, градоначальников, видных деятелей полиции и жандармерии, суда и прокуратуры. М.Е. Салтыков-Щедрин в письме профессору А.Н. Энгельгардту из Петербурга в феврале 1879 г. воскликнул: «Что теперь здесь творится по поводу этих бессмысленных убийств и покушений, того ни в сказках сказать, ни пером описать». Еще больший размах эта деятельность приняла с созданием летом 1879 г. партии «Народная воля», поставившей главной целью убийство императора. После серии неудачных покушений Александр II был смертельно ранен 1 марта 1881 г.

К середине 80-х годов принятыми правительственными мерами первая волна терроризма была отбита. Однако после примерно полутора десятка лет затишья развернулась вторая, еще более кровавая волна этого средства политической борьбы. На вооружение тактику террора приняли эсеры, анархисты, максималисты, национальные политические объединения Польши, Прибалтики, Кавказа. Приложили к этому руку и социал-демократы, в том числе большевики.

Террористы этого периода получали активную поддержку либеральной оппозиции. П.А. Столыпину не удалось из-за позиции кадетов добиться принятия в Думе резолюции с осуждением террора. Бывший начальник Петербургского охранного отделения генерал А.В. Герасимов впоследствии писал, что в 1905 г. «особенными симпатиями среди интеллигенции и широких обывательских, даже умеренных слоев общества пользовались социалисты-революционеры. Эти симпатии к ним привлекала их террористическая деятельность. Деньги в кассу их центрального комитета притекали со всех сторон и в самых огромных размерах».

Террор второй волны отличался не только большей массовостью, но и неразборчивостью в выборе жертв: мишенью мог стать любой служащий, каким-либо образом связанный с правительственными структурами, любой человек в униформе. Призывая к тотальному террору, газета эсеров «Революционная Россия» в 1905 г. провозглашала: «Мы, социалисты-революционеры, вынуждены объявить вне закона не только всю ту организованную камарилью, которая фактически правит именем выродившегося недоросля-царя, но и ее агентов и сообщников. Мы вынуждены повести против них систематический террор по всей линии, сверху донизу, от крупных воротил до мелких сошек, от официальных представителей власти до неофициальных вербовщиков черных сотен…».

Жертвами террора стали тысячи государственных и общественных деятелей, служащих и простых граждан. В официальных сообщениях и исследовательской литературе содержатся разноречивые сведения о числе этих жертв, но они поражают своими масштабами. Выступая на заседании Государственной думы, П.А. Столыпин сообщил, что только с октября 1905 г. по апрель 1906 года по политическим мотивам в стране убито 288 государственных служащих, 383 ранено. По подсчетам правоведа профессора Н.С. Таганцева в 1905–1908 гг. убито 2563 должностных лица и 3616 частных лиц. Американский профессор А. Гейфман приводит данные о 17 тысячах жертв политического терроризма в России за 1901–1911 гг. От рук террористов второй волны пали премьер П.А. Столыпин, министры Н.П. Боголепов, Д.С. Сипягин, В.К. Плеве, главный военный прокурор В.П. Павлов, начальник Главного тюремного управления A.M. Максимовский, десятки губернаторов, руководители многих жандармских и полицейских служб. Государству и частным предпринимателям был нанесен громадный ущерб от так называемых революционных экспроприации : с января 1905 по июль 1906 г. было зарегистрировано 1951 крупное ограбление по политическим мотивам.

В террористическую деятельность были вовлечены тысячи лиц, выходцев из различных социальных слоев общества, представителей многих национальностей, разных возрастных групп, мужчин и женщин. О преобладании среди них выходцев из интеллигенции свидетельствует социальная принадлежность террористов. Известна приводимая Лениным статистика привлеченных к судебной ответственности за политические преступления: за 1884–1890 гг. Крестьяне составляли 7.1%, рабочие 15,1%, интеллигенты – 73,2% отмечалось, что «в деле высшего женского образования мы далеко опередили Запад», и делался вывод: «Массовое возбуждение умов не осталось без влияния на женскую психику; оно бросает ее в русло бурной политической жизни; благородный и безудержный энтузиазм вовлекает женщин в ряды поборников нового права и приводит многих из них к подножию эшафота».

Женщины вызывали меньшее подозрение у полицейско-сыскных органов, поэтому руководство террористических организаций стремилось вербовать их и привлекать к участию в ответственных терактах. Среди наиболее активных террористок-народовольцев выделялись С. Перовская, Г. Гельфман, В. Фигнер, С. Лешерн, О. Любатович, А. Якимова, A. Корба, С. Гинсбург, Л. Волкенштейн, Т. Лебедева, П. Ивановская и другие; среди эсеров – Е. Брешко-Брешковская, М. Спиридонова, Т. Леонтьева, Д. Бриллиант, 3. Коноплянникова, Ф. Фрумкина, Е. Рогозинникова, Е. Ковальская, М. Школьник и другие. По подсчетам американской исследовательницы Эми Найт, в 1902–1910 гг. в боевой организации эсеров женщины составляли около 13 российских политических эмигрантов. Среди народовольцев выделялись такие активисты еврейского происхождения, как Г. Гольденберг, Л. Дейч, А. Зунделевич, Л. Шишко, Г. Гельфман, С. Гинсбург, Л. Гартман. Евреи составляли прочное большинство в руководстве и среди боевиков-эсеров: Г. Гершуни, А. Гоц, B. Чернов, Л. Зильберберг, X. Левит, М. Швейцер, С. Виттенберг, Д, Бриллиант, Ш. Сикорский и др. По подсчетам Р.А. Городницкого, в Боевой организации эсеров в 1907–1908 годах евреи составляли до половины состава. Такой же, примерно, удельный вес они составляли в боевых группах анархистов. «Еврей легко становится революционером и социалистом», – писал Н.А. Бердяев. Активность евреев в революционном движении, в том числе и в террористической деятельности, связана с еврейскими погромами, с дискриминационной политикой правительства в отношении них, с антисемитскими настроениями в стране. Видимо, какая-то часть из них была заражена сионистскими идеями об избранности и особой миссии еврейской нации. В книге «Двести лет вместе» А. Солженицын приводит выдержку из донесения сенатора Кузьминского, расследовавшего события в Одессе после Манифеста 17 октября 1905 г.: «Молодежь, и в особенности еврейская, с видимым сознанием своего превосходства стала указывать русским, что свобода не добровольно дана, а вырвана у правительства евреями… открыто говорили русским: теперь мы будем управлять вами, и также: мы дали вам Бога, дадим и царя».

Особенностью политического терроризма в России была высокая степень его организации. Если в других странах в этот период он был делом одиночек и выражался преимущественно в стихийных выступлениях, то в России террористы, как правило, были организованы, их действия планировались и направлялись партиями, тайными обществами, кружками, боевыми отрядами и группами. «Народная воля» и боевая организация эсеров по дисциплине, отработанной системе конспирации, технической оснащенности и эффективности не имели себе равных в мировой практике. Руководящие органы террористических организаций намечали объекты покушений, выделяли исполнителей, решали вопросы финансирования и вооружения, содержали типографии, конспиративные квартиры, мастерские по изготовлению оружия и боеприпасов, фальшивых документов. Указанные особенности делали политический терроризм в России опасным для общества, требовали напряженной, длительной, бескомпромиссной борьбы и немалых жертв для его сдерживания и преодоления.

Чем привлекал революционный терроризм довольно широкий круг его поклонников, что двигало их помыслами при выборе пути? Значительную часть среди них составляли убежденные последователи, твердо верившие в благородную преобразующую силу террора. Из них выходили стойкие, фанатичные боевики, готовые на самопожертвование во имя, по их мнению, великой цели. Немалую часть составляли «рыцари на час»: молодые люди, увлеченные романтикой революционного подвига, любители острых ощущений, или попавшие в сети, расставленные опытными «ловцами человеческих душ». Участник группы «южных бунтарей» Л. Дейч пишет в воспоминаниях, что «вся окружающая обстановка того времени вызывала у них жажду сильных ощущений, рискованных и опасных предприятий». Многие не выдерживали напряжения, разочаровывались, а будучи арестованными, каялись и выдавали сообщников.

Большой слой террористов составляли лица без определенных занятий, выбитые из нормальной жизненной колеи. Выполняя террористические задания, они получали не только средства для жизни, но нередко могли совершать путешествия по стране и зарубежью.

Большой наплыв таких лиц наблюдался на этапе, когда широкий размах приобрели революционные эксы. Произошло заметное разбавление политического террора уголовниками, любителями ловить рыбу в мутной воде. По словам П.Б. Струве, произошло «слияние» революционера» с «разбойником»….В революцию ворвалась струя прожигания жизни и погони за наслаждениями…». В наибольшей степени это выявилось у анархистов.

Жандармский генерал А.В. Герасимов в показаниях следственной комиссии Временного правительства в 1917 г. отмечал, что «многие организации, действовавшие под анархистским флагом, по своей идеологии не были революционными, а просто пользовались анархической риторикой для оправдания обычного бандитизма».

Нельзя сбрасывать со счета вступление в террор лиц с неуравновешенной психикой, с личной жизненной драмой. Некоторых из них привлекала слава Герострата, для других это был нестандартный способ ухода из жизни с громким хлопаньем дверей. Вот, например, какие предложения сохранились в архиве Б. Савинкова: «Так как у меня, по словам докторов, чахотка и идет горлом кровь, то мне все равно умирать, и я готов бросить бомбу. С товарищеским приветом, Митюха». Психопатология в сочетании с постоянными стрессовыми перегрузками и шаткостью идейных позиций порождали среди этих революционеров большое число самоубийц и клиентов психиатрических лечебниц. Покончили жизнь самоубийством такие активные террористы, как Е. Сазонов, Г. Гольденберг, Н. Саблин, М. Грачевский, М. Клименко, И. Баринов, П. Поливанов, И. Коморский, С. Бобохов, С. Гинсбург, Р. Лурье, М. Канчер, С. Ильинский, Э. Лапина, М. Калюжная и другие. После ареста оказались в психиатрических лечебницах Д. Бриллиант, Е. Дулебов, А. Емельянов, А. Арончик, А. Буцевич, В. Андрианов, Н. Щедрин, Л. Руднева. Фанатичная террористка, дочь якутского вице-губернатора Татьяна Леонтьева, готовившая покушение на Николая II, а затем застрелившая в Швейцарии француза Ш. Мюллера, приняв его за российского министра П.Н. Дурново, в заключении предпринимала две попытки самоубийства, а закончила жизнь в больнице для душевнобольных. В парижской психиатрической лечебнице умер 40-летний приверженец и теоретик революционного террора Петр Ткачев.

Таким образом, жертвы и жертвы с той и другой стороны острого противоборства. А во имя чего? «Манифест 17 октября 1905 г. вырван у царя террористами», – утверждают адвокаты Гершуни-Савинкова. Однако эту «победу» едва ли можно считать адекватной понесенным жертвам. И, кроме того, свободы народ мог бы получить на четверть века раньше, если бы не 1 марта 1881 г. Была прервана и многообещающая реформаторская деятельность П.А. Столыпина. Разгул терроризма спровоцировал «кровавое воскресенье» и втянул страну в полосу массовых убийств, грабежей и разбоя 1905–1907 гг. Россия лишилась многих выдающихся государственных деятелей, выполнявших свой служебный долг. Велики негативные идеологические последствия террора. Глубоко безнравственная, антигуманная его сущность тлетворно влияла на самих преступников, на окружающих, особенно на молодежь. Террористы несли в общественную жизнь зловещий дух насилия, прививали бациллу привыкания к жестокости и убийствам, грабежам и разрушениям. Отзвуки терроризма болезненно отразились на судьбах страны: способствовали утверждению режима, основанного на страхе и насилии, сказались на кровопролитной гражданской войне.

Большевистские лидеры, высказывавшие свое духовное родство с революционными террористами, придя к власти, далеко превзошли в терроре своих предшественников. И в наше время нетрудно увидеть в современном всплеске терроризма определенные генетические корни из прошлого. Исследование этого зловещего явления в его прошлом и настоящем может сослужить полезную службу в его сдерживании, нейтрализации и пресечении на современном этапе.

Список литературы

    Тихомиров Л.А. Почему я перестал быть революционером. М., 1895. С. 45, 56.

    Брокгауз ФА. и Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1901. Т. 65. С. 76.

    Герцен АИ. Собр. соч.: В 30 т. М., 1966. Т. 30. С. 502.

    Пушкин А.С. Проза. Драматические произведения. М., 1974. С. 155.

    Кистяковский Б.А. В защиту права Вехи. М., 1909. С. 126–127.

    Новгородцев П.И. Восстановление святынь. Кн. I.M., 1992. С. 429.

    Ильин И.А. Наши задачи: В 2 т. Париж – Москва, 1992. Т. 2. С. 112–113.

    Кони А.Ф. Избранное. М., 1989. С. 350–351.

    Градовский Г.К. Итоги. Киев, 1908. С. 19.

    Носов Ю.Н. Никто не хочет слушать пророков Независимая газета. 1998. 1 апреля.