Восстание 14 декабря 1825 г. в Петербурге

Восстание 14 декабря 1825 г. в Петербурге

14 декабря офицеры — члены тайного общества еще затемно были в казармах и вели агитацию среди солдат. С горячей речью выступил перед солдатами Москов­ского полка Александр Бестужев. От присяги новому царю солдаты отказались и приняли решение идти на Сенатскую площадь. Полковой командир Московского полка барон Фредерике хотел было помешать выходу из казарм восставших солдат — и упал с разрубленной голо­вой под ударом сабли офицера Щепина-Ростовского. Был ранен и полковник Хвощинский, желавший остановить солдат. С развевающимся полковым знаменем, взяв бое­вые патроны и зарядив ружья, солдаты Московского пол­ка первыми пришли на Сенатскую площадь. Во главе этих первых в истории России революционных войск шел штабс-капитан лейб-гвардии драгунского полка Александр Бесту­жев. Вместе с ним во главе полка шли его брат, штабс-капитан лейб-гвардии Московского полка Михаил Бесту­жев и штабс-капитан того же полка Дмитрий Щепин-Ростовскии.

Полк построился в боевом порядке в форме каре около памятника Петру I. Выяс­нилось, что Сенат уже присягнул и сенаторы разъеха­лись. Оказалось, что восставшие войска собрались перед пустым Сенатом. Таким образом, первая цель восстания не была достигнута. Это была тяжелая неудача. От пла­на откалывалось еще одно задуманное звено. Теперь предстоял захват Зимнего дворца и Петропавловской крепости.

Но диктатора все не было. Трубецкой изменил восста­нию. На площади складывалась обстановка, требовавшая решительных действий, а на них-то и не решался Трубец­кой. Он сидел, терзаясь, в канцелярии Генерального шта­ба, выходил, выглядывал из-за угла, много ли собралось войска на площади, прятался вновь. Рылеев искал его по­всюду, но не мог найти. Кто же мог догадаться, что дик­татор восстания сидит в царском Генеральном штабе? Члены тайного общества, избравшие Трубецкого диктатором и доверявшие ему, не могли понять причины его отсутствия и думали, что его задерживают какие-то при­чины, важные для восстания. Хрупкая дворянская рево­люционность Трубецкого легко надломилась, когда пришел час решительных действий.

Вождь, изменивший делу революции в самый реши­тельный момент, конечно, является в некоторой мере (но лишь в некоторой!) выразителем классовой ограниченно­сти дворянской революционности. Но все же неявка из­бранного диктатора на площадь к войскам в часы вос­стания — случай беспрецедентный в истории революцион­ного движения. Диктатор предал этим и идею восстания, и товарищей по тайному обществу, и пошедшие за ними войска. Эта неявка сыграла значительную роль в поражении восстания.

Восставшие долго выжидали. Солдатские ружья стреляли “сами”. Несколько атак, предпринятых по приказу Николая конной гвардией на каре восставших, были отбиты беглым ружейным огнем. Заградительная цепь, выделенная из каре восставших, разоружала царских полицейских. Этим же занималась и “чернь”, находившаяся на площади.

Мы видим, что войска были не единственной живой силом восстания 14 декабря: на Сенатской площади в этот день был еще один участник событий — огромные толпы народа.

Общеизвестны слова Герцена — “декабристам на Се­натской площади не хватало народа”. Понимать эти слова надо не в том смысле, что народа вообще не было на пло­щади,— парод был, а в том, что декабристы не сумели опереться на народ, сделать его активной силой восстания.

В течение всего междуцарствия на улицах Петербур­га было оживленнее обычного. Особенно это было заметно в воскресенье 13 декабря, когда прошел слух о новой при­сяге, о новом императоре и отречении Константина. В день восстания, еще затемно, народ стал скопляться то тут, то там у ворот казарм гвардейских полков, привле­ченный толками о готовящейся присяге, а возможно, и ши­роко распространившимися слухами о каких-то льготах и облегчениях для народа, которые сейчас объявят при присяге. Слухи эти, несомненно, шли и от прямой аги­тации декабристов. Незадолго до восстания Николай Бе­стужев с товарищами ночью объезжал военные караулы у казарм и говорил часовым, что скоро отменят крепост­ное право и уменьшат срок солдатской службы. Солдаты жадно слушали декабристов.

Надо отметить поразительное единодушие первоис­точников, говорящих об огромном скоплении народа.

Преобладало “простонародье”, “черная кость” — ремесленники, рабочие, мастеровые, крестьяне, приехав­шие к барам в столицу, мужики, отпущенные на оброк “люди рабочие и разночинцы”, были купцы, мелкие чи­новники, ученики средних школ, кадетских корпусов, подмастерья... Образовались два “кольца” народа. Пер­вое состояло из пришедших пораньше, оно окружало каре восставших. Второе образовалось из пришедших позже — их жандармы уже не пускали на площадь к восставшим, и “опоздавший” народ толпился сзади цар­ских войск, окруживших мятежное каре. Из этих при­шедших “позже” и образовалось второе кольцо, окру­жившее правительственные войска. Заметив это, Николай, как видно из его дневника, понял опасность этого окру­жения. Оно грозило большими осложнениями.

Основным настроением этой огромной массы, которая, по свидетельствам современников, исчислялась десятками тысяч человек, было сочувствие восставшим.

Николай сомневался а своем успехе, “видя, что дело становится весьма важным, и не предвидя еще, чем кон­чится”. Он распорядился заготовить экипажи для чле­нов царской семьи с намерением “выпроводить” их под прикрытием кавалергардов в Царское Село. Николай считал Зимний дворец ненадежным местом и предвидел возможность сильного расширения восстания в столице.

В этих условиях Николай и прибег к посылке для переговоров с восставшими митрополита Серафима и киевскою митрополита Евгения. Оба уже находились в Зимнем дворце для благодарственного молебна по слу­чаю присяги Николаю. Если бы митрополиты успели уговорить восставших разойтись, то новые полки, пришедшие на помощь восставшим, нашли бы уже ос­новной стержень восстания надломленным и сами могли бы выдохнуться.

Но в ответ на речь митрополита о законности тре­буемой присяги и ужасах пролития братской крови “мятежные” солдаты стали кричать ему из рядов, по ав­торитетному свидетельству дьякона Прохора Иванова: “Какой ты митрополит, когда на двух неделях двум императорам присягнул”.

Внезапно митрополиты ринулись бегом влево, скры­лись в проломе загородки Исаакиевского собора, наня­ли простых извозчиков, и объездом вернулись в Зимний дворец. К восставшим подхо­дило огромное подкрепление. Справа, по льду Невы, поднимался, пробиваясь с оружием в руках через вой­ска царского окружения, отряд восставших лейб-гренадер. С другой стороны вступали на площадь ряды моря­ков — гвардейский морской экипаж, Это было крупней­шим событием в лагере восстания: его силы сразу увели­чивались более чем вчетверо,

Таким образом, порядок прибытия восставших пол­ков на площадь был следующий: первым пришел лейб-гвардии Московский полк с декабристом Александром Бестужевым и его братом Михаилом Бестужевым во главе. За ним (значительно позже) - отряд лейб-гренадер — 1-я фузилерная рота декабриста Сутгофа со сво­им командиром во главе; далее — гвардейский морской экипаж под командой декабриста капитан-лейтенанта Николая Бестужева (старшего брата Александра и Ми­хаила) и декабриста лейтенанта Арбузова. Вслед за гвардейским экипажем вступили на площадь последние участники восстания — остальная, наиболее значитель­ная часть лейб-гренадер, приведенная декабристом по­ручиком Пановым. Рота Сутгофа примкнула к каре, а матросы построились со стороны Галерной другим во­инским построением — “колонной к атаке”. Пришедшие позже лейб-гренадеры под командой Панова составили отдельное, третье на Сенатской площади, построение — вторую “колонну к атаке”, расположенную на левом фланге восставших, ближе к Неве. На площади собралось около трех тысяч восставших солдат при 30 офицерах-де­кабристах — строевых начальниках. Все восставшие вой­ска были с оружием и при боевых патронах.

Артиллерии у восставших не было. Все восставшие были пехотинцами.

За час до конца восстания декабристы выбрали нового диктатора — князя Оболенского, начальника штаба восстания. Он трижды пытался созвать военный сонет, но было уже поздно: Николай успел взять инициативу в свои руки и сосредоточить на площади против вос­ставших вчетверо большие воинские силы, причем в его войсках были кавалерия и артиллерия, которыми не рас­полагали декабристы. В распоряжении Николая было 36 артиллерийских орудий. Восставшие, как уже сказа­но, были окружены правительственными войсками со всех сторон.

Уже было 3 часа дня, и стало заметно темнеть. Николай боялся наступления темноты. В темноте народ, скопившийся на площади, повел бы себя активнее. Из рядов войск, стоявших на стороне императора, нача­лись перебежки к восставшим. Делегаты от некоторых полков, стоявших на стороне Николая, уже пробирались к декабристам и просили их “продержаться до вечера”. Более всего Николай боялся, как позже сам записал в своем дневнике, чтобы “волнение не сообщилось черни”. Николай дал приказ стрелять картечью.

Команда раздалась, но выстрела не последовало. Ка­нонир, зажегший фитиль, не вложил его в пушку. “Свои, ваше благородие”, — тихо ответил он набросившемуся на него офицеру. Офицер Бакунин выхватил запал из рук солдата и выстрелил сам. Первый залп картечью был дан выше солдатских рядов — именно по “черни”, которая усеяла крышу Сената и соседних домов. На первый залп картечью восставшие отвечали ружейным огнем, но по­том под градом картечи ряды дрогнули, заколебались — началось бегство, падали раненые и убитые. “В проме­жутках выстрелов можно было слышать, как кровь струилась по мостовой, растопляя снег, потом сама, алея, замерзала”, — писал позже декабрист Николай Бестужев. Царские пушки стреляли по толпе, бегущей вдоль Английской набережной и Галерной. Толпы восставших солдат бросились на невский лед, чтобы перебраться на Васильевский остров. Михаил Бестужев по­пытался на льду Невы вновь построить солдат в боевой порядок и идти в наступление. Войска построились. Но ядра ударялись о лед — лед раскалывался, многие тону­ли. Попытка Бестужева не удалась.

К ночи все было кончено. Царь и его клевреты всячески преуменьшали число убитых,—говорили о 80 трупах, иногда о сотне или двух. Но число жертв было гораздо Значительнее —картечь на близком расстоянии косила людей. По приказу полиции кровь засыпали чистым сне­гам, спешно убирали убитых. Всюду ходили патрули. На площади горели костры, от полиции послали по домам с приказом, чтобы все ворота были на запоре. Петербург походил на город, завоеванный врагами.

В это время на квартире Рылеева собрались декабри­сты. Это было их последнее собрание. Они договорились лишь о том, как держать себя на допросах... Отчаянию участников не было границ; гибель восстания была оче­видна. Рылеев взял слово с декабриста Н.Н. Оржицкого, что он сейчас же отправится на Украину, чтобы пре­дупредить Южное общество, что “Трубецкой и Якубович изменили”...

В ночь на 15 декабря в Зимний дворец начали сво­зить арестованных.

Южное восстание (восстание Черниговского полка)

Восстание 14 декабря послужило сигналом к восстанию на юге.

Южное общество и соединившееся с ним Славянское общество напряженно ожидали восстания. Южные декаб­ристы узнали о смертельной болезни императора Александра I раньше, чем в Петербурге. Фельдъегери из Та­ганрога в Варшаву проезжали через южную станцию Умань и сообщили декабристу Волконскому, что импера­тор при смерти. Кроме того, южане раньше узнали и о доносах на тайное общество, поданных покойному импе­ратору. Было ясно, что в сложившейся обстановке меж­дуцарствия обязательно произойдет выступление тайного общества. По принятому еще ранее решению, первым дол­жен был выступать Петербург. И лишь после сигнала из Петербурга, при известии, что восстание в столице не разбито, а имеет хотя бы первый успех, должны были выступить южные войска.

Маршрут восстания сложился следующим образом: первой восстала 5-я рота Черниговского полка, стоявшая в Трилесах. Вечером того же 29 декабря она пришла в деревню Ковалевку, где соединилась с другой ротой того же полка — 2-й гренадерской. Ранним утром 30 декабря С. Муравьев-Апостол во главе двух рот вступил в Васильков, где к нему присоедини­лись другие роты Черниговского полка. Полк оказался, таким образом, почти весь в сборе. Из Васильков 31 де­кабря после полудня восставшие войска двинулись в де­ревню Мотовиловку, куда пришли к вечеру. 1 января в Мотовиловке полку была объявлена дневка. Это вызвало недовольство солдат, требовавших быстрых действий. Из Мотовиловки восставшие двинулись на Белую Церковь, но, не доходя до нее, остановились в селении Пологи, откуда еще раз, резко переменив маршрут, стали двигаться к Трилесам и, пройдя деревню Ковалевку, не дойдя до Трилес, встретили отряд генерала Гейсмара, ко­торый их разбил. Таков маршрут восстания.

На месте восстания остались убитые — в их числе крестьяне, шедшие за полком в его обозе, и три офицера. Со стороны правительственных войск убитых и раненых не было. Было арестовано 869 солдат и пять офицеров вос­ставшего Черниговского полка. Брат Муравьева-Апостола Ипполит, только что прибывший из Петербурга вестником северного восстания, застрелился на поле боя. Щепило был убит. Сухинов бежал. Сергей Муравьев-Апостол и Бесту­жев-Рюмин были арестованы на поле боя с оружием в руках. Раненый Кузьмин скрыл в рукаве пистолет и застрелился в первой корчме, где остановился его конвой.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru