Становление категории залога в англ. языке

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

МОГИЛЁВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. А. А. КУЛЕШОВА

КАФЕДРА ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА

СТАНОВЛЕНИЕ КАТЕГОРИИ ЗАЛОГА В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

студента V курса

ф-та иностранных

языков, гр. А51

ЧЕХА ВЯЧЕСЛАВА

ВАДИМОВИЧА

Научный руководитель канд. филологических наук, доцент

АНДРЕЕВА Т.Н.

МОГИЛЁВ 2002

ПЛАН

стр.

    Введение 3

    Залог как глагольная категория 5

    Развитие категории залога в английском языке в диахронии 10

      Система залога в общеиндоевропейском

и готском языках 10

      Средства выражения залоговых отношений

в древнеанглийском языке 11

      Становление форм залога в среднеанглийский период 15

      Развитие залоговых форм в новоанглийском языке 19

    Формы выражения залоговых отношений

в современном английском языке 22

      Статус сочетаний «глагол-связка + причастие II» 22

      Проблема возвратного залога 33

      Проблема взаимного залога 35

      Проблема среднего залога 36

5. Заключение 38

Литература 42

1. ВВЕДЕНИЕ

В ходе развития английский язык прошёл ряд этапов, которые характеризовались количественными и качественными изменениями на всех уровнях языковой системы. Эти модификации были обусловлены различными факторами и имели зачастую весьма неоднозначные последствия. Поскольку язык — это динамичная, непрерывно развивающаяся система, то понимание теоретической сущности большинства языковых фактов в их развитии возможно лишь в ходе диахронического анализа. На современном этапе своего развития английский язык продолжает активно обогащаться новыми формами для выражения уже существующих в нём значений и категорий. Этот процесс — причины и движущие силы которого имеют самый неоднородный характер — неизбежно затрагивает категорию залога, которая и является предметом данного исследования. Становление грамматических форм и категорий — процесс, безусловно, исторический, и потому трактовка современных средств выражения залоговых отношений в английском языке без учёта специфики их исторического развития представляется проблематичной и неполной.

Общей целью данной работы является определение путей и закономерностей становления залоговых форм английского языка в исторической ретроспективе, т.е. анализ английских залоговых форм в диахронии и рассмотрение проблемы аналитизма в системе английских форм залога. Для достижения данной цели целесообразно выделить ряд более конкретных задач:

    охарактеризовать семантику залоговых отношений и способы их формального выражения в английском языке на разных этапах его развития, определить исторические процессы, повлиявшие на становление английских форм залога;

    выявить зависимость (и возможность) залоговых преобразований в английском языке от семантики глагола, дать краткую характеристику теории диатез как метода описания и анализа залоговых форм, основанного на семантике компонентов глагольных лексем;

    определить статус комбинаций глаголов-связок (в частности to get и to become) с причастием II, т. е. установить, являются они аналитическими формами залога или свободными синтаксическими сочетаниями;

    дать трактовку форм так называемых спорных залогов в английском языке: возвратного, взаимного и среднего, определить их место в системе форм английского глагола.

В ходе работы над исторической частью данного исследования были использованы примеры из «Песни о Беовульфе», «Церковной истории Беды», «Паркерской хроники», «Коттонской хроники», «Мировой истории Орозия» (перевод Альфреда), «Кентерберийских рассказов» Д. Чосера и из отдельных произведений У. Шекспира. Произведения следующих авторов послужили главными источниками примеров для практической части работы: A. К. Дойль, Р. A. Хайнлайн, Р. Шекли, O. Генри, Б. Шоу, Р. Фокс, С. Кинг, А. Азимов, T. Блэкер, Ш. Лэм, Л. Бэнгз, T. Вольф, Д. Грин, Р. Чешир, Р. К. Олдридж, Э. Палмер, К. Блэйк, П. Броган, Б. Вудворд, Ч. Бернштейн, Р. Дал, Д. Джеймс, С. Вестон, Н. Фьюри, Д. Мидз, также были использованы стихи из Библии, статьи из следующих периодических изданий: «The Independent», «Daily Telegraph», «Sunday Correspondent», «The Times», «PC World», «Byte» и тексты песен групп The Beatles, Metallica, Paradise Lost. Общий объём материала составил около 4180000 печатных знаков, всего было собрано и обработано 264 примера.

Основными методами лингвистического исследования, использованными в настоящей работе, являются исторический, сравнительно-исторический, сопоставительный, трансформационный и дистрибутивный.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в процессе обучения английскому языку, в частности, в курсе грамматики при рассмотрении таких тем, как «Категория залога в английском языке», «Характерные черты английского синтаксиса», «Аналитические формы в английском языке».

Особенность работы заключается в использовании метода исторического анализа при трактовке современных языковых явлений; положения, выдвинутые в настоящем исследовании, могут служить основой для дальнейшего рассмотрения концептуальной картины мира, представленной средствами английского языка.

2. ЗАЛОГ КАК ГЛАГОЛЬНАЯ КАТЕГОРИЯ

В рамках настоящего раздела освещены общие теоретические вопросы, связанные с категорией залога английского глагола, в частности:

    Каковы семантические и грамматические основания для выделения залога как категории глагола?

    Каким образом семантическая структура глагольной лексемы определяет связь её компонентов в залоговых конструкциях?

Общепринятого определения категории залога в языкознании нет. В понятие залога разными исследователями вкладывается крайне разнообразное и противоречивое содержание. До сегодняшнего дня спорными остаются: само определение категории залога, количество форм залога и их качественная характеристика, понятие семантической однородности / неоднородности форм залога, характер залоговых оппозиций и многие другие теоретические вопросы.

Традиционно залог определяется как грамматическая категория глагола, выражающая, субъектно-объектные отношения. При этом данные отношения рассматриваются как отношения между:

    субъектом действия и самим действием;

    субъектом и объектом действия;

    субъектом, объектом и действием.

С точки зрения логики субъектно-объектные отношения лишены вариативности и от замены залоговой формы сказуемого с активной на пассивную и наоборот характер отношений между субъектом действия и его объектом не изменяется. Так, если мы подвергнем рассмотрению предложения «The hunter killed the bear» и «The bear was killed by the hunter», мы увидим, что оба предложения констатируют в действительности один и тот же факт, несмотря на различия в синтаксической организации и способе морфологического представления сказуемого. В обоих предложениях сообщается, что имело место действие, совершённое охотником по отношению к медведю. Таким образом, через какие бы залоговые формы мы не описывали данный факт, охотник в любом случае будет являться исполнителем (субъектом) действия, а медведь — объектом. С этой точки зрения варианты в распределении функций в принципе невозможны.

Предположим, что исполнитель действия (субъект) нам неизвестен или неинтересен и может быть исключён из контекста. Тогда предложение примет примерно следующий вид:

The bear was killed.

Существительное bear обозначает здесь объект, на который направлено действие, хотя и является при этом носителем предикативного признака (в большинстве случаев эту функцию выполняет подлежащее, типично ассоциируемое с исполнителем действия), а также — в коммуникативном аспекте — темой высказывания.

С другой стороны, когда темой становится исполнитель действия (the hunter), а в реме зафиксировано сообщение лишь о действии как таковом, без указания на объект, тогда предложение будет выглядеть подобным образом:

The hunter killed,

что может обозначать и «the hunter performed an act of killing», и «the hunter used to kill». В этом предложении подлежащее «the hunter» выражает субъект действия, то есть его непосредственного исполнителя.

Итак, мы подходим к базовому противоречию между логической и синтаксической направленностью действия, которое составляет основание категории залога. Другими словами, грамматическое подлежащее и логический субъект действия тождественны лишь в активной конструкции, где логический вектор действия (субъект  предикат  объект) и синтаксический вектор действия (подлежащее  сказуемое  дополнение) выступают как сонаправленные. Соответственно, при пассивной форме организации высказывания они противонаправлены (см. схему 1).

The hunter killed the bear

The bear was killed by the hunter


Схема 1

С незначительными изменениями эта схема оказывается справедливой и для рассмотренных выше нераспространённых предложений «The bear was killed» и «The hunter killed»:

The hunter killed

The bear was killed


Схема 2

Таким образом, выделение залога как грамматической категории глагола, раскрытие её сущности возможно лишь в ходе сопоставления семантики субъектно-объектных отношений со средствами их выражения в языке. Противонаправленный характер связи между элементами действительных и страдательных конструкций подтверждён на морфологическом уровне наличием двух залоговых форм: to kill — to be killed, из которых форма действительного залога является немаркированной, а форма страдательного залога (маркированный член оппозиции) представлена сочетанием вспомогательного глагола to be и причастия II знаменательного глагола.

Возможность залоговых преобразований определяется прежде всего семантикой глаголов. Например, формы пассива характерны для динамических предельных (терминативных) глаголов, то есть для тех глаголов, которые обозначают действия субъекта по отношению к объекту, направленные к пределу и исчерпывающие себя с его достижением, имеющие следствием наблюдаемые результаты:

e. g.: to kill, to shut, to destroy, to purchase.

Напротив, нулевыми потенциями пассивного преобразования обладают так называемые глаголы «недействия» (статические глаголы), обозначающие различные состояния, отношения, проявления качеств и свойств и т. д.:

e. g.: to remain, to cost, to belong,

и субъектные глаголы, то есть глаголы, обозначающие действие, не выходящее за пределы сферы субъекта:

e. g.: to shine, to blossom, to come.

Категория залога тесно связана с категорией переходности / непереходности (транзитивности / интранзитивности) глаголов. В плане значения обе эти категории выражают отношения в системе «субъект-предикат-объект», и способность глагольной лексемы участвовать в залоговых преобразованиях во многом зависит от такого элемента её семантики, как переходность /непереходность.

Категория переходности / непереходности отражает в широком понимании характер синтаксических свойств глагола в предложении с точки зрения наличия / отсутствия у него прямого дополнения: The man is writing (vt) a letter – The man is sitting (vi) at the table; в узком понимании – характер значения глагольной лексемы, требующей или не требующей дополнения: to read, to build (прямое дополнение обычно присутствует или подразумевается) – to sit, to meditate (прямое дополнение невозможно). Содержательная сторона категории переходности / непереходности – передача типа субъектно-предикатно-объектных отношений: переходность – направленность действия субъекта на объект, непереходность – замкнутость действия в сфере субъекта. Другими словами, переходные глаголы — это те глаголы, которые получают (или могут получать) прямое дополнение (обычно они обозначают действия над какими-либо объектами, материальными или идеальными, их восприятие, эмоции по отношению к ним и т. п.: to solve a problem, to see a star, to love children). И наоборот, непереходные глаголы не сочетаются с прямым дополнением (the man is dreaming), но могут иметь другие типы дополнений (to dream of happiness, to talk about studies, to look at a portrait), называемые косвенными. Глаголы, требующие косвенного дополнения, объединяют в группу косвенно-переходных. Отдельные глаголы могут принимать одновременно два дополнения — прямое и косвенное (e. g.: He asked me a question). Такие глаголы называются дитранзитивными.

Неоднородность и разнообразие залоговых форм в различных языках (как в плане выражения, так и в плане семантического наполнения) вызывает немалые затруднения в ходе типологического сопоставления и анализа этих форм.

Выдвинутая в 70-х года прошлого века универсальная теория залога (А. А. Холодович и др.) призвана единообразно описывать формы залога в различных неродственных языках. В рамках этой теории наряду с понятием залога используется понятие диатезы, и залог определяется как «грамматически маркированная в глаголе диатеза» (А. А. Холодович). [16; 160]

Диатеза — соответствие между ролями глагольной лексемы, её компонентами (субъектом, объектом, адресатом и т. п.) и выражающими их членами предложения (подлежащим и дополнениями). Так в предложении «The hunter killed the bear» активная форма глагола «to kill» имеет следующую диатезу: слово «hunter» — субъект действия — занимает позицию подлежащего, слово «bear» — объект действия — занимает позицию прямого дополнения.

В языках флективного строя (напр. в русском), ведущая роль в грамматической организации предложения принадлежит формообразующим аффиксам, а не порядку слов, как в английском языке. Поэтому в соответствующем русском предложении «Охотник убил медведя» активная форма глагола «убить» имеет диатезу: «охотник» — субъект действия — выступает в именительном падеже и занимает позицию подлежащего, «медведь» — объект действия — выступает в винительном падеже и занимает позицию прямого дополнения. В предложении «Медведь был убит охотником» пассивная форма глагола «убить» имеет другую диатезу: «медведь» — объект действия — выступает в именительном падеже и занимает позицию подлежащего, «охотник» — субъект действия — выступает в творительном падеже и занимает позицию агентивного дополнения.

В значительной степени основываясь на анализе семантики субъектно-объектных отношений, универсальная концепция залога оказывается тесно связанной с теорией так называемых глубинных падежей (Ч. Филмор, У. Чейф и др.). Падежная («ролевая») грамматика — основа теории — это метод описания семантики предложения как системы валентностей, через связи «главного глагола» с исполняемыми именными составляющими ситуационными ролями. [16; 365], [2; 234]

С помощью диатезы, таким образом, фиксируются любые соответствия между ролями глагольной лексемы и выражающими их членами предложения. Учитывая одновременно семантические, синтаксические и морфологические качества компонентов глагольной лексемы, понятие диатезы является универсальным (в отличие от залога, считающегося прежде всего морфологической категорией). Согласно теории любая глагольная лексема в любом языке имеет по меньшей мере одну диатезу. Однако все логические возможности построения диатезы обычно не реализуются вследствие ограничений, накладываемых спецификой строя отдельных языков и конкретными лексемами.

Итак, залог — это категория глагола, основанная в семантическом плане на возможности несовпадения логической (субъект → предикат → объект) и синтаксической (подлежащее → сказуемое → дополнение) направленности действия. На морфологическом уровне категория залога представлена формами действительного и страдательного залогов (актив — немаркированный член оппозиции, пассив представлен аналитической формой — сочетанием вспомогательного глагола to be и причастия II знаменательного глагола). Категория залога непосредственно связана с категорией переходности / непереходности глаголов, хотя в современном английском языке нередки случаи, когда эта связь представляется относительной. Для сопоставления неоднородных залоговых форм в различных языках используется универсальное понятие диатезы — соответствие между ролями компонентов глагольной лексемы и выражающими их членами предложения.

3. РАЗВИТИЕ КАТЕГОРИИ ЗАЛОГА В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

В ДИАХРОНИИ

Современная английская система залога характеризуется наличием ряда специфических черт, зачастую несвойственных другим, даже наиболее близким к английскому языкам. Эти особенности являются непосредственным результатом процесса развития языковой системы, обусловлены явлениями и фактами, которые имели место на более ранних этапах становления английского литературного языка. Поэтому исчерпывающий анализ современных залоговых форм английского языка без изучения их в диахронии невозможен.

Данная часть работы посвящена рассмотрению исторических процессов, повлиявших на становление форм залога в английском языке. Особо пристальное внимание уделяется проблемам, связанным с зарождением, развитием и функционированием аналитических залоговых форм, анализу механизмов их интегрирования в систему форм английского глагола.

3.1. Система залога в общеиндоевропейском и готском языках

Индоевропейский глагол имел некоторые особенности, не сохранившиеся в полном виде ни в одном из древнейших индоевропейских языков и восстанавливаемые методами внутренней и внешней реконструкции.

Система залога представлена в общеиндоевропейском языке действительным и средним (медиальным) залогами. Формы, восходящие к индоевропейскому медию, среднему залогу, отражены только в парадигме настоящего времени готского медиопассива, выражавшего действие, направленное на подлежащее и исходящее при этом либо из внешней среды, либо от самого подлежащего.

Формы медиопассива предположительно существовали в протогерманском языке и получили широкое распространение в готском. От всякого переходного глагола в готском могли образовываться в настоящем времени формы этого средне-страдательного залога. Например:

Индикатив (изъявит. наклонение)

Ед. ч.

1 л.

nimada

nasjada

salboda

habada

haitada

2 л.

nimaza

nasjaza

salboza

habaza

haitaza

3 л.

nimada

nasjada

salboda

habada

haitada

Мн. ч.

1—3 лл.

nimanda

nasjanda

salbonda

habanda

haitanda

Оптатив (сослаг. наклонение)

Ед. ч.

1 л.

nimaidau

nasjaidau

salbodau

habaidau

haitaidau

2 л.

nimaizau

nasjaizau

salbozau

habaizau

haitaizau

3 л.

nimaidau

nasjaidau

salbodau

habaidau

haitaidau

Мн. ч.

1—3 лл.

nimaindau

nasjaindau

salbondau

habaindau

haitaindau

Инфинитив

niman брать

nasjan слышать

salban мазать

haban иметь

haitan называть

По сравнению с развитой системой медиопассивных форм в греческом и латинском языках эта готская система была очень незначительной.

В древнеанглийском языке не существует такой системы хотя бы и в скромных размерах.

Древнеанглийские глагольные формы часто сопоставляются именно с готскими, поскольку готское евангелие IV в. представляет собой самый ранний связный текст на каком-либо германском языке. При этом, однако, следует иметь в виду, что готский язык не во всех отношениях отражает раннее историческое состояние германских языков, так как у него есть и свои специфические особенности.

При сопоставлении древнеанглийской системы глагола с системой готского текста Вульфилы становится очевидным, что в древнеанглийском произошли по сравнению с готским существенные изменения, свидетельствующие о сокращении флективной системы и о выдвижении новых способов выражения глагольных категорий.

3.2. Средства выражения залоговых отношений

в древнеанглийском языке

Говорить о медиопассиве в применении к древнеанглийскому языку не приходится. Однако в этом языке сохранился изолированный пережиток системы медиопассива, которая, очевидно, существовала в эпоху, предшествующую древнейшим памятникам, дошедшим до нас. Этот единственный остаток – две формы от сильного глагола VII класса hatan “называть” — форма ед. ч. 1 и 3-го лица hatte и форма множественного числа hatton. Форма hatte, по-видимому, этимологически точно соответствует готской форме haitada, а форма hatton образована от неё по аналогии с формами множественного числа прошедшего времени слабых глаголов. [12;122] Эти формы встречаются в древнеанглийском языке в значении как настоящего, так и прошедшего времени наряду с активными формами того же глагола:

þa ea þa hatte Araxis (Мировая история Орозия) “та река, что называется Аракс”;

þa deor hīe hataþ hranas (Мировая история Орозия) “те олени, которых называют северными”.

Будучи изолированным остатком системы флективного медиопассива, формы hatte и hatton, конечно, не могут считаться органической составной частью системы глагола в древнеанглийском языке. Они стали особенностью одного единственного глагола, т. е. полностью лексикализовались.

В древнеанглийском не было особых пассивных форм глагола. Значение пассива передавалось синтаксически с помощью именного составного сказуемого, представлявшего собой сочетания глаголов-связок beon и weorþan с причастием II переходных глаголов. Как известно, значение пассивности свойственно самому причастию II от переходных глаголов, выступающему в функции предикативного члена. Именно это значение причастия и создавало специфическую пассивную окраску именного сказуемого, в состав которого оно входило.

Что касается различий между формами сказуемых с beon и weorþan, то они определяются различием в семантике этих глаголов-связок. Как известно, глаголы-связки лишь частично утрачивают своё лексическое значение и приобретают обобщённое грамматическое значение, однако их грамматическое значение не столь абстрагировано от лексического, как у вспомогательных глаголов, а потому и сохраняется различие в семантике этих сочетаний:

þær wearþ Ordheh cyninзes þeзn ofslæзen (Коттонская хроника) “там был убит Ордхех, слуга короля”;

hīe зedydon æt þāra Deniscan зeweorce, ond þær wurdon зeflīemde, and sume fēower cyninзes þeзnas ofslēanne (Паркерская хроника) “они достигли датской крепости и там были разбиты, четверо королевских солдат погибло”;

þæt зeweorc зeworct wæs (Паркерская хроника) “эта крепость была построена”;

Þās lytlan bōc… þe is зehāten Grammatica (Мировая история Орозия) “маленькая книга, называемая “Грамматика”.

Из этих двух форм, форма с weorþan передавала более чётко значение пассива. Этим, по-видимому, объяснялся количественный рост таких форм к концу древнеанглийского периода. Исследователи древнеанглийского пассива отмечают, что в начале периода употребление форм с weorþan составляло всего 10 — 13 %, а к концу периода — 35 — 40 %. [11 ;168]

Составное сказуемое с weorþan + прич. II передавало только значение пассивного действия. Составное сказуемое с wesan (beon) и причастием II передавало два значения: значение пассивного действия и значение состояния:

We synd āworpene hider on þās deopan dālo (Песнь о Беовульфе) “Мы были изгнаны сюда в эти глубокие долины”;

Đær wæron bollan steape boren (Песнь о Беовульфе) “Сюда были принесены высокие сосуды”.

Функционирование пассивных оборотов в древнеанглийском было относительно ограниченным: пассивный оборот с глаголом beon (wesan) употреблялся только от переходных глаголов, а с глаголом weorþan — только от переходных предельных:

his зestreon beoð eall āspended (Паркерская хроника) “всё его имущество израсходовано” (переходный предельный глагол);

lyft wæs onhrered (Песнь о Беовульфе) “воздух двигался” (переходный непредельный глагол);

on ðām dæзe wurden зearlīce tīda gesette (Церковная история Беды) “в тот день были установлены времена года” (переходный предельный глагол).

В. Н. Ярцева отмечает, что пассивные обороты в древнеанглийском в основном употребляются тогда, когда активно действующее лицо неизвестно или когда о нём предпочитают не говорить.[11;169] Агенс действия при пассивном обороте выражен в исключительно редких случаях. Если исполнитель действия представлен в предложении, то он выражается существительным или местоимением в дательном падеже с предлогом from или of:

him wære from drihtne sylfum heofonlīc зifu forзiven (Песнь о Беовульфе) “ему был подарен самим господином небесный дар”.

Как альтернатива пассивным оборотам в случаях, когда конкретный источник действия неизвестен или по каким-либо другим причинам не указывается, в древнеанглийском языке употребляется активная конструкция с неопределённо-личным местоимением man (men, me) в роли подлежащего:

his broþur Horsa man ofsloз (Коттонская хроника) “его брата Хорсу убили”.

В связи со спецификой значения и выражения пассивного значения в древнеанглийском встаёт вопрос о том, можно ли считать, что в древнеанглийском существуют особые формы для выражения пассива — аналитические залоговые формы глагола.

В англистике существуют два прямо противоположных мнения по этому вопросу.

Сторонники наличия аналитических залоговых форм в древнеанглийском строят свои рассуждения на том факте, что обе формы могли быть употреблены в условиях, характерных для современного пассива, а именно с показателями, подчёркивающими действие, процессуальность. Таких показателей отмечается обычно три: 1) наличие в предложении с пассивной формой глагола обстоятельств времени, места и образа действия; 2) наличие указания на исполнителя действия; 3) наличие соотносительных активных форм, выражающих действие.

Эти три критерия, конечно, свидетельствуют о несомненно пассивном характере значения всего сочетания, но не могут быть решающими в определении того, имеет ли оно морфологический (аналитическая форма глагола) или синтаксический (составное глагольное сказуемое) статус.

Для решения этого вопроса следует обратиться не только к анализу функционирования пассивной формы, сколько к анализу самой формы, ибо необходимо установить степень грамматической слитности её компонентов.

Анализ той конструкции, с помощью которой передаётся пассивное значение действия в древнеанглийском, убеждает нас, что аналитических залоговых форм в древнеанглийском ещё не было.

Во-первых, в целом для системы древнеанглийского глагола не характерно наличие аналитических форм. Древнеанглийский — это период по преимуществу синтетических средств выражения.

Во-вторых, формы с wesan (beon) и weorþan различались по своему значению из-за специфики значения wesan (beon) и weorþan, которые в древнеанглийском выступали как связки, а не как вспомогательные глаголы.

В-третьих, причастие II проявляет некоторую самостоятельность в пределах пассивной конструкции, что выражается в том, что предикативный член, как правило, согласуется в числе и роде с подлежащим:

we synd āworpene hider (Песнь о Беовульфе) “мы изгнаны сюда”.

В данном случае причастие II aworpene выступает в форме им.п. мн. ч., т.е. согласуется в числе с подлежащим we.

Возможность согласования предикативного члена с подлежащим свидетельствует о наличии между ними непосредственной синтаксической связи, а это, в свою очередь, подтверждает самостоятельный статус причастия II на уровне членов предложения.

Наконец, немаловажным аргументом в пользу синтаксического статуса пассивной конструкции в древнеанглийском является тот факт, что для членов пассивного оборота, как и для членов других словосочетаний в древнеанглийском, характерно дистантное расположение:

þāra heord him wæs þære neahte beboden (Паркерская хроника) “стадо которого было ему в ту ночь поручено”;

а также возможна препозиция предикативного члена по отношению к глаголу-связке:

hie þā ealle зeзaderode wæron (Паркерская хроника) “они все тогда собрались”;

syððan hē underзeat þæt eall folc him tō зeboзen wæs (Мировая история Орозия) “когда он понял, что весь народ ему покорился”.

Итак, анализ самого глагольного сочетания, состоящего из глаголов beon (wesan) и weorþan + прич. II показывает, что в древнеанглийском не было специальной аналитической формы для передачи залоговых отношений, а соответствующее значение передавалось составным именным сказуемым с более или менее чётко выраженными частями: глаголом-связкой и предикативным членом. [11;170]

Признавая отсутствие аналитической формы пассива как элемента глагольной системы древнеанглийского языка, нельзя не отметить, что в отдельных случаях пассивные обороты древнеанглийского очень близки по значению, форме и характеру функционирования к формам современного аналитического пассива. Например: þā wæs Hroðgare here-sped зyfen (Песнь о Беовульфе) “тогда Хротгару была дарована военная удача”.

Взятые изолированно, формы типа wæron boren могут рассматриваться как аналитические пассивные формы, так как причастие в них не согласуется с подлежащим. Однако примеры такого рода свидетельствуют лишь об определённой тенденции развития, о зарождении новой формы. Подобные формы малочисленны и не вступают в системные отношения с морфологическими глагольными формами.

Таким образом, древнеанглийская система глагола характеризуется отсутствием специальных форм залога. Значение пассивности передаётся в древнеанглийском при помощи свободных синтаксических сочетаний, которые не обладают достаточной слитностью компонентов и, следовательно, не являются аналитическими формами страдательного залога, соотносимыми с формами актива.

3.3. Становление форм залога в среднеанглийский период

А. И. Смирницкий указывает, что в среднеанглийский период пассивная конструкция используется шире по сравнению с древнеанглийским, хотя, по его мнению, в среднеанглийском ещё рано говорить о наличии аналитического пассива, параллельного активу и входящего в систему спряжения глагола.[20;124] Аргументируется это тем, что в среднеанглийском в пассивных конструкциях ещё нет единообразного способа выражения деятеля, необходимого для того, чтобы пассив вошёл в систему спряжения глагола как одна из аналитических форм. В среднеанглийском, в отличие от современного языка, для выражения деятеля всё ещё употребляются различные предлоги — from, thurgh, of и др.

Однако вышеупомянутое обстоятельство не мешает нам утверждать, что именно в среднеанглийский период происходит становление аналитических пассивных форм глагола. Процесс морфологизации бывших синтаксических конструкций связан с целым рядом изменений в организации пассивных форм, которые происходили в это время.

Дальнейший процесс грамматизации приводит к полной утрате лексического значенеия глаголом-связкой и к превращению его во вспомогательный глагол. Этот процесс затрагивает как глагол wesen (ben), так и глагол wurthen (д. а. weorþan). Исчезает разграничение этих форм по значению, которое отмечалось в древнеанглийском.

Одновремено с окончательной утратой глаголами wesen (ben) и wurthen своего лексического значения исчезает и согласование бывшего предикативного члена с подлежащим. В среднеанглийском причастие теряет падежные окончания и становится неизменяемой формой.

Благодаря этим двум важнейшим изменениям в среднеанглийском возникает аналитическая форма пассива, характеризующаяся неразрывной слитностью её частей, из которых первая (т. е. вспомогательный глагол) полностью лишена своего лексического значения и которые в совокупности передают значение пассива:

and that was sayd in forme and reverence (Chaucer) “и это говорилось вежливо и почтительно”; noght was foryeten by th’ infortune (Chaucer) “ничто не было обойдено несчастьем”.

Как видно из приведённых примеров, для среднеанглийского в целом характерно контактное расположение членов аналитической глагольной формы. Это также рассматривается как одна из черт, свидетельствующих о появлении в этот период аналитической формы страдательного залога. Однако, постановка причастия II перед вспомогательным глаголом всё ещё возможна, но только в поэзии:

I wolde han told yow fulle the manere, How wonnen was the regne of Femenye by Theseus (Chaucer) “Я хотел бы рассказать вам подробно, как было завоёвано Тезеем королевство амазонок”.

Вновь возникшая аналитическая форма стремится занять своё место в системе глагольных форм. К концу периода появляются аналитические пассивные формы для всех времён группы Indefinite, для группы Perfect, а также пассивные формы инфинитивов этих групп:

The tresoun that to wommen hath ben do “измена, которая была сделана по отношению к женщинам”; with many a tempest, hadde his berd been shake “его борода была овеяна многими бурями”; He knew wel that Troye shoulde destroyed be “Он хорошо знал, что Троя будет разрушена”; I nolde to han be crowned quene of al the lond (Chaucer) “Я не хотела бы стать коронованной королевой всей земли”.

Итак, с самого начала среднеанглийского периода уже существуют две параллельные аналитические формы пассива: «wesen + прич. II» и «wurthen + прич. II». Однако вторая форма была недолговечной, ибо глагол wurthen в течение среднеанглийского периода вообще перестал употребляться, сначала на севере и на востоке, а к концу периода — на юго-западе. У Чосера форма с wurthen не употребляется. [11;172]

Исчезновение глагола wurthen в пассивных формах глагола связано, очевидно, с тем, что он перестаёт функционировать как самостоятельный полнозначный глагол. Исчезнув как полнозначный глагол, он не сохраняется и в своих служебных функциях: в качестве вспомогательного глагола для образования форм пассива и будущего времени. Таким образом, к концу среднеанглийского периода сохраняется только аналитическая пассивная форма глагола с вспомогательным глаголом wesen (ben).

На всём протяжении истории английского языка некоторые черты синтаксиса, характерные для германских языков в целом, оказываются устойчивыми. Такими неизменными чертами английского предложения являются номинативность и глагольность.

Номинативный строй предложения характерен для английского языка. В древнеанглийском подлежащее в предложении выделяется особым падежом — именительным — независимо от характера сказуемого.

В сказуемом основную роль играет глагол, без которого оно не может существовать; даже для именного сказуемого обязателен глагол-связка.

Несмотря на устойчивость указанных синтаксических черт, номинативность и глагольность предложения в среднеанглийский период испытывают некоторые изменения, благодаря которым значительно изменяется сочетаемость пассивной формы глагола.

Первое из этих изменений — исчезновение форм дательного и винительного падежей существительного, переход к двухпадежной системе. Второе изменение является непосредственным следствием первого: исчезновение чёткого различия между переходными и непереходными глаголами. В результате появляются предложения со сказуемым, выраженным пассивной формой глагола, в которых подлежащее соответствует беспредложному косвенному дополнению или предложному дополнению активных конструкций:

þe duke Mylon was geven hys lyff “герцогу Милону была дарована жизнь”; þes oþir wordis of þis bischop ouзte to be taken hede to (Chaucer) “и на другие слова этого епископа нужно обратить внимание”.

Возможность употребления беспредложного косвенного дополнения активных конструкций в качестве подлежащего при пассивной форме глагола объясняется двумя причинами. Во-первых, отсутствие окончаний у существительных сделало невозможным разграничение прямого и косвенного беспредложных дополнений по формальному признаку. Во-вторых, переход к прямому порядку слов создал предпосылки к восприятию слова, стоящего на первом месте в предложении (перед глаголом в личной форме), в качестве подлежащего.

Так, в предложении þe duke was geven hys lyff первое существительное не имело формальных признаков дополнения и было воспринято как подлежащее, так как оно стояло на первом месте в предложении, перед личной формой глагола.

Употребление предложного дополнения активных конструкций в качестве подлежащего при глаголе в пассивной форме объясняется не только установлением прямого порядка слов, но и возникшей в среднеанглийском и полностью развившейся в ранненовоанглийский период тенденцией к созданию глаголов с закреплёнными предлогами, у которых предлог больше связан с глаголом, чем с последующим существительным.

Тенденция употребления предлога в послеглагольной позиции

в отрыве от управляемого им существительного (или местоимения) проявлялась ещё в среднеанглийский период, однако только с глаголами в активном залоге. В ранненовоанглийском по аналогии с этими случаями предлог стал употребляться в дистантном по отношению к существительному положении и в предложениях с глаголом в пассивном залоге. Так возникли пассивные конструкции типа The doctor was sent for.

Для сравнения можно проанализировать сходные конструкции в немецком языке, где сохранилась четырёхграммемная категория падежа имён существительных. Для современного немецкого языка характерно использование так называемого одночленного (безличного) пассива, в котором не называется ни носитель, ни прямой объект действия, присутствует только само действие:

Für das Kind ist gesorgt. “О ребёнке позаботились”.

В данном предложении нет подлежащего; глагол sorgen (заботиться) является объектным непереходным, поэтому существительное das Kind, хотя и стоит в винительном падеже, выполняет роль косвенного дополнения, на это указывает и предлог — für. [17;304]

В английском же языке наличие подлежащего обязательно:

The child has been taken care of.

Причём статус слова of в подобной ситуации можно понимать двояко: то ли оно является предлогом косвенного дополнения в финальной позиции, то ли послелогом при глаголе.

В XV в. такое употребление встречается всё чаще, однако преимущественно в письмах, т.е. там, где меньше сказывается влияние литературного стиля. С XVI в. эти предложения начинают использоваться в художественных произведениях. У Шекспира обе модели предложений представлены уже очень широко:

I was given a boke.; This was look’d for at your hand.; Let this fellow be look’d to. (Shakespeare)

Одновременно с изменением содержания подлежащего в пассивной конструкции происходит и расширение правой сочетаемости пассивной формы: начиная с конца среднеанглийского периода глагол в пассивной форме может принимать прямое дополнение:

þe duke Mylon was geven hys lyff “герцогу Милону была дарована жизнь”.

Таким образом, ранненовоанглийский период характеризуется важнейшими изменениями в функционировании пассивных форм: они начинают образовываться не только от переходных, но и от косвенно-переходных и даже от непереходных глаголов, управляющих предложным дополнением.

В среднеанглийском резко возрастает количество случаев употребления “агенса” действия при глаголе в страдательном залоге. Расширяется и группа предлогов, вводящих “агенс” действия, — of, from, by, mid, through, with:

he was taught of a clerke “его обучал клерк”; he was with prestes shrive “он был монахами исповедован”; a lefdi was þet was mid hire moon biset al abouten “там была дама, которая была потрясена её рыданиями”. (Chaucer)

Самым распространённым предлогом в течение среднеанглийского периода был предлог of; с конца XIV в. он начинает вытесняться предлогом by. В ранненовоанглийском, однако, оба предлога представлены весьма широко [11;174]:

A lady, sir, though it was said she much resembled me, was yet of many accounted beautiful.; We are merely cheated of our lives by drunkards. (Shakespeare)

Полная замена предлога of предлогом by происходит лишь к концу этого периода и, по-видимому, связана с тем, что основным грамматическим значением предлога of становится значение атрибутивности. В результате предлог by получает право на монопольное выражение грамматического значения “агенса” действия при пассиве.

Совершенно очевидно, что в среднеанглийский период происходит значительная грамматикализация пассивных словосочетаний, т. е. за бывшими синтаксическими конструкциями wesen/wurthen (д.а.bēon/weorþan) + прич.II постепенно закрепляется статус аналитических глагольных форм. Коренная перестройка английского синтаксиса на данном этапе внесла существенные изменения в сами способы функционирования залоговых форм, тем самым ещё более интегрировав их в систему глагола.

3.4. Развитие залоговых форм в новоанглийском языке

Хотя в английском предложении сохранился номинативный строй, номинативность приобрела иной характер. Падеж подлежащего в современном языке не является именительным за исключением небольшой группы личных местоимений. Существительные утратили различие между именительным, винительным и дательным падежами, и субъектно-объектные отношения перестали выражаться грамматической формой существительного. Таким образом, номинативность в современном английском предложении выражается не в выделении подлежащего особым — именительным — падежом, а в том, что его форма независима от активности или пассивности сказуемого.

Изменения в выражении подлежащего, а также глагола-сказуемого привели к перестройке безличных предложений. В древнеанглийском безличные предложения могли не иметь подлежащего: ср. да. him þuhte “ему казалось”. В новоанглийском в глаголе-сказуемом указание на лицо и число субъекта стало менее дифференцированным и чётким, поэтому в безличных предложениях появляется обязательное подлежащее, выражаемое формальным — безличным местоимением it: ср. it seemed to him “ему казалось”.

С изменениями в выражении подлежащего связано также развитие предложений с подлежащим, обозначающим косвенный объект действия, и с прямым дополнением при глаголе в страдательном залоге.

Как известно, в различных индоевропейских языках наблюдается определённый параллелизм между прямым дополнением активной конструкции и подлежащим пассива. Ср., например, в русском языке: Я читаю книгу и Книга читается мною.

Для современного английского языка характерно иное соотношение: подлежащее пассивной конструкции может соответствовать не только прямому, но и косвенному дополнению актива. Ср. She gave the boy a book “она дала мальчику книгу” и The book was given to the boy “книга была дана мальчику”, но и The boy was given a book “мальчику дали книгу”.

Предложения последнего типа появляются лишь в новоанглийском. Их развитие связано с утратой падежных различий у существительных, образованием формы общего падежа для выражения объектно-субъектных отношений, и дальнейшей фиксацией и грамматикализацией порядка слов.[20;203]

Такое осмысление предложения, когда косвенное дополнение активной конструкции становится подлежащим в пассивной, было возможно потому, что в среднеанглийском ещё не было строгой фиксации порядка слов, характерного для современного языка, и косвенное дополнение со стилистическими целями (в эмоционально окрашенной речи) могло быть перенесено в начало предложения.

Синтаксическая функция косвенного дополнения в данном случае выражалась не порядком слов, а формой самого слова: при замене существительного соответствующим местоимением последнее ставилось в объектном падеже Him was given a book “ему была дана книга”.

Дальнейшее развитие английского языка приводит к строгой фиксации порядка слов: подлежащее — сказуемое — косвенное дополнение — прямое дополнение. В таких условиях происходит переосмысление конструкции The boy was given a book: прежнее косвенное дополнение (the boy), по своей форме не отличающееся от подлежащего (оба выражены общим падежом) благодаря занимаемому в предложении месту — в начале предложения, перед сказуемым, — начинает рассматриваться как подлежащее, а прежнее подлежащее (a book) осмысляется как прямое дополнение. В результате такого переосмысления даже в тех случаях, где была возможность дифференциации (противопоставление именительного и объектного падежа у местоимений), форма объектного падежа начинает заменяться формой именительного: Him was given a book заменяется на He was given a book. Так в современном английском языке развивается и получает распространение пассивная конструкция с подлежащим, обозначающим непрямой объект действия.

Подводя итог, заметим, что английский язык унаследовал двухграммемную категорию залога — общую для большинства индоевропейских языков — из протогерманского языка-основы. Хотя уже в древнеанглийском языке так называемый синтетический медиопассив (аналог современного страдательного залога) был представлен лишь единичными реликтовыми формами.

Древнеанглийский период характеризовался использованием прежде всего сочетаний глагола-связки и причастия II для выражения действия, совершаемого над подлежащим. Однако говорить о наличии в древнеанглийском аналитических форм страдательного залога ещё слишком рано. Этому есть несколько причин:

    Дифференцированное использование глаголов-связок beon и weorþan указывает на степень их грамматизации, недостаточную для признания этих глаголов вспомогательными;

    Причастие II имело относительную синтаксическую самостоятельность в рамках пассивной конструкции. Это выражалось в согласовании причастия с подлежащим в числе и роде;

    Расположение членов пассивной конструкции в предложении допускало определённую дистантность и даже препозицию причастия по отношению к глаголу-связке.

Всё это позволяет с большой долей уверенности считать конструкции “глагол-связка + прич. II” скорее синтаксическими образованиями, чем аналитическими залоговыми формами глагола. И тем не менее в современной англистике много учёных отстаивающих противоположную точку зрения, а сам вопрос о статусе подобных сочетаний до сих пор остаётся открытым.

В среднеанглийский период происходит становление аналитической формы пассива, которой присуща неразрывная слитность её частей, в совокупности передающих значение пассивности. Упрощение парадигм существительных в этот период объясняет возможность употребления беспредложного косвенного дополнения активных конструкций в качестве подлежащего при пассивной форме глагола, что является характерной чертой среднеанглийского синтаксиса. Предложения подобного типа окончательно укоренились в английском языке в новоанглийский период и получили широкое распространение.

    ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ ЗАЛОГОВЫХ ОТНОШЕНИЙ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Специфика исторического развития английского языка обусловила наличие ряда особенностей в его строе. В современном английском преобладают аналитические формы выражения грамматических значений. В связи с аналитическими формами, их сущностью, структурой и особенностями функционирования существует множество противоречивых мнений, спорных вопросов и проблем. Одна из них — разграничение совпадающих по форме аналитических глагольных форм и предикативных сочетаний связочного глагола с именем.

4.1. Статус сочетаний «глагол-связка + причастие II»

Перед нами стоит задача исследовать природу сочетаний глаголов-связок с причастием II. В частности, нас интересует статус конструкций «to get (to become) + причастие II», получивших широкое распространение в современном английском языке. В синтаксическом плане вопрос может быть сформулирован по-другому: в каких случаях сочетание глагола-связки с причастием II выступает в предложении как глагольное сказуемое, а в каких — как составное именное? Два примера:

    You are mistaken.

    You are often mistaken for your brother.

Идентичные по форме, эти сказуемые отличаются, тем не менее, по значению и принадлежат к разным типам. В первом случае перед нами составное именное сказуемое, представленное сочетанием глагола-связки и предикатива (you are mistaken = you are wrong). Во втором предложении мы имеем дело с простым глагольным сказуемым, представленным аналитической формой страдательного залога (вспомогательный глагол + причастие II). Усложняют дело и омонимичные формы причастий и прилагательных: broken >a> – broken >pII>, wounded >a> – wounded >pII>.

Классифицировать сказуемое структуры «to be + причастие II» — это, по сути, значит определить два решающих момента:

    Имеет сказуемое чисто глагольный характер или описывает некое состояние подлежащего, то есть выражает оно действие или качественную характеристику?

    Является сочетание «to be + причастие II» простой комбинацией глагола-связки и адъективированного причастия или аналитической формой глагола?

Как видим, семантический, морфологический и синтаксический аспекты проблемы тесно взаимосвязаны. Немаловажную роль играет в подобных случаях и контекст. Так, например, контекстуальными показателями глагольного характера сказуемого могут служить:

    указание на исполнителя или инструмент действия (введённые предлогами by, with, а также in, of).

e. g.: I played it gleefully and often for a year or so until it was ripped off by some bikers. (L. Bangs);

CAD and desktop publishing are improved with ever new and faster PCs. (PC World).

— обстоятельства, характеризующие действия:

e. g.: He shouted defiantly at a Phalangist fighter and was instantly shot in the belly. (Independent on Sunday).

    видо-временные формы самого глагола to be:

e. g.: .Two teenage girls had provided information that Rastafarians were selling tickets to Saturday night «acid house» parties at which drugs were being traded. (R. Chesshyre). (Как правило, из всех пассивных форм только в формах Indefinite глагол to be может выполнять функцию «чистой» логической связки, то есть соединять подлежащее с именным элементом).

    последовательность действий, в которую входит действие, выраженное пассивной формой глагола:

e. g.: The working party is against "access courses", believing that if blacks were helped to the starting line, once they were in the force they would be seen as second class citizens, and would struggle to keep up. (R. Chesshyre)

С другой стороны в определённых контекстах может наблюдаться нейтрализация глагольности причастия и усиление его именных характеристик (напр. в паратаксическом ряду с другими именными частями речи или в тех случаях, когда причастие определяется наречиями, указывающими на степень проявления качества):

e. g.: If you don't have it apart, cleaned, and together again before the day is out, I'll coagulate your brains with alternating current. (I. Asimov)

I was to get very accustomed to that look. (R. Sheckley)

Как было отмечено, видо-временная форма глагола to be также может служить индикатором статуса конструкции «to be + причастие II». Известно что, временные формы групп Continuous и Perfect несут в себе определённую характеристику действия касательно его продолженности либо завершённости. Поэтому в формах Continuous Passive и Perfect Passive процессуальность выражена относительно чётче, чем в формах Indefinite Passive, где наблюдается некоторая неоднородность значений. Причины этой неоднородности — преимущественно лексические (а именно семантика знаменательного элемента пассивной конструкции — причастия II), выражается она примерно следующим образом: формы действительного и страдательного залогов непредельных глаголов характеризуются определённым функциональным и семантическим параллелизмом, в то время как пассивные формы Indefinite предельных глаголов могут иметь два значения — актуальное и результативное.

Актуальное значение (значение действия) страдательных форм Indefinite соотносимо с аналогичным значением активных форм Indefinite.

e. g.: He shouted defiantly at a Phalangist fighter and was instantly shot in the belly. (Independent on Sunday);

He asked, "Are there galleries where you shoot men, too?" (R. Shekley).

В обоих этих случаях глагольные формы обозначают действие.

Реализация результативного значения страдательных форм Indefinite возможна благодаря двойственной природе их смыслового элемента — причастия II. Помимо значения пассивности причастия предельных глаголов имеют импликацию терминативности (завершённости действия):

e. g.: He stepped over to the window, and shouted through it at the top of his voice that the vacancy was filled. (A. C. Doyle)

Итак, в конструкциях «to be + причастие II предельного глагола» происходит своего рода перераспределение смысловой нагрузки: информация о действии как о факте свершившемся и имеющем результат сосредоточена в причастии, а не выражается личной формой глагола (ср. формы Perfect).

Эта специфика причастия II проявляется особенно ярко в тех случаях, когда перфектный аспект его смысловой структуры выходит на первый план, в значительной степени нейтрализуя элемент пассивности. В частности это касается причастий II субъектных глаголов, в случае с которыми говорить о значении пассивности вообще не приходится.

e. g.: Pay the deadly price / Lift the fallen prize… (Paradise Lost);

And dim the light of an already faded prima donna (Metallica);

Gone was the coarse brown tint! (A. C. Doyle)

В подобных случаях (как в функции определения, так и в функции предикатива) причастие II обозначает скорее некое «статичное» качество предмета, во многом теряя своё значение процессуальности, то есть, по сути, переходит в разряд прилагательных. Таким образом, в предложении «He is gone» (= he is dead, he is no longer there) мы имеем дело со свободным синтаксическим сочетанием, а не с аналитической формой глагола. Для такого вывода имеются следующие основания:

    Субъектные глаголы не способны образовывать залоговые оппозиции, хотя чисто внешнее противопоставление форм to go и to be gone, goes и is gone и т. п. возможно.

    С точки зрения семантики слово gone в указанном контексте демонстрирует отдалённую лексическую связь с глаголом to go и, следовательно, не эквивалентно причастию gone в предложении «He has gone». Это позволяет отнести gone в значении «dead, lost, past, no longer existent» к прилагательным.

    Использование глагола-связки to be в форме Indefinite без дополнительных показателей глагольности указывает на то, что сочетание «to be + причастие II» в целом обозначает скорее некое состояние подлежащего, чем действие.

Кроме аналитических форм страдательного залога со вспомогательным глаголом to be значение пассивности в современном английском языке могут передавать сочетания других глаголов-связок (to get, to remain, to look, to stand, etc.) с причастием II. Подобно вспомогательным глаголам, глаголы связочные представляют результат грамматизации (более или менее последовательной) глаголов знаменательных. В чистом виде значение связки выступает в глаголах, обозначающих различные формы существования именного предиката, — быть, становиться, оставаться. (англ. to be — to become — to remain).

e. g.: His eyes were fixed steadily upon the Earthman at the other side of the table. (I. Asimov)

Other computer companies soon started to produce lower cost copies, machines which generically became known as "clones". (PC World)

The fear of chaos ... remains deeply entrenched in the minds of people who remember only too well the torments of the Cultural Revolution. (The Independent)

Вокруг них группируется большое число связочных глаголов, менее грамматизованных, с более ограниченной сочетаемостью и с фразеологической связанностью значений.

Показательно, однако, что, с точки зрения сравнительно-исторической, даже наиболее грамматизованные связочные глаголы были в прошлом лексически полнозначными. Ср.: герм. werdan (нем. werden) “остановиться” — лат. vertere — слав. врътЂти “вертеть” — др.-инд. vŗt “вращаться” (производные ср.-в.-нем. Wirtel, ст.-слав. врътено “веретено”), с переходом значения “вращаться” > “становиться”; др.-в.-нем. bilîban “оставаться” (готск. bileiban, нем. bleiben) — ст.- слав. льпнати, лит. lipti “липнуть” (греч. λιπερός “жирный”, λιπός “жир”), с переходом “липнуть” > “оставаться”; ст.-слав. быти “быть” (откуда был, буду), лит. buti “быть”, лат. fui “был”, futurus “будущий” (и.-е. bhu) — греч. φύω “расту” (производные: φύμα “растение”, φύσις “природа”), др.-в.-нем. bûan “жить” (готск. baúan, нем. bauen “обрабатывать землю”), переход: “расти” > “жить” > “быть”; герм. супплетивное прошедшее: was “был” (нем. war, инф. wesan “быть”) — др.-инд. vásati “обитает”, “пребывает”, “ночует”, переход значения: “обитать” > “пребывать” > “быть”. Только настоящее время глагола существования и.-е. es- (герм. ist, лат. est, греч. έιτι, др.-инд. ásti, слав. есть) не имеет этимологии такого рода, потому что представляло, по-видимому, уже в индоевропейском языке связку в собственном смысле. [10;114]

М. М. Гухман называет глагол быть “идеальной связкой”. Сходным образом высказывался об этом Л. В. Щерба в статье “О частях речи в русском языке”: “Строго говоря, существует только одна связка быть, выражающая логическое отношение между подлежащим и сказуемым. Все остальные связки являются более или менее знаменательными, т. е. представляют из себя контаминацию глагола и связки, где глагольность может быть более или менее ярко выражена”.[10;114]

В. М. Жирмунский предпочитает говорить не о “контаминации глагольной и связочной функций”, а о “неполной грамматизации” таких глаголов, имея в виду лишь частичную утрату ими своего прямого лексического значения. Подобные глаголы занимают промежуточное положение между знаменательными глаголами и связками. [10;115]

Учитывая это обстоятельство, есть все основания включить в широкий круг связочных глаголов, в разной степени грамматизованных, и целый ряд других глаголов, употребляемых с именными сказуемыми, даже в тех многочисленных случаях, когда глагол лишь в ограниченном круге употребления “бледнеет”, теряя в большей или меньшей степени своё первоначальное значение.

e. g.: I feel hung up and I don't know why. (The Beatles)

She couldn't see anything to make Jilly look stricken. (C. Lamb)

... you found yourself deprived in an instant of wife and of fortune (A. C. Doyle)

Simon asked one of the girls, "Do you stay dead when they kill you?" (R. Sheckley)

... a question or remark fell unheeded upon his ears..., (A. C. Doyle)

Ср. в немецком языке связочное употребление таких глаголов широкой семантики со значением движения и покоя, как liegen “лежать”, stehen “стоять”, gehen “ходить”; например: der Weg stand frei “путь был свободен” (букв. “стоял свободен”), die Sache liegt klar “дело очевидно” (букв. “лежит очевидно”), das Glas ging in Stücke “стакан разбился” (букв. “пошёл на куски”) и др. В таких случаях грамматическое объединение сложного сказуемого сопровождается его фразеологическим (лексическим) сращением.

Существует мнение, что в английском языке насчитывается около 60 связочных глаголов (Г. Керм, В. Н. Ярцева). [10;117] Глаголы эти (copulas or linking verbs) “находятся на разных ступенях развития в направлении к состоянию связки (copula state)”, сохраняя при этом в большей или меньшей степени своё первоначальное конкретное значение, так что, хотя и являясь связками, они в то же время по своему значению более или менее отличаются друг от друга и от связки быть (to be). Распространены следующие связки: to go “ходить”, to come “приходить”, to fall “падать”, to keep “держать(-ся)”, to grow “расти, увеличиваться”, to turn “поворачиваться”, to get “получать, достигать” и др. Например: to fall ill, silent, dumb, asleep, dead; to go cold, hot, mad, white и т.д.; to keep alive, cool, still, quiet, silent и т.д.; to grow old, fat, nervous и т.д. Значительная их часть употребляется не только в качестве связок, но также в качестве полнозначных глаголов, сохраняя в определённых ситуациях всю полноту своего конкретного значения.

Проблема эта сама по себе далеко не нова. Как известно, ещё в древнеанглийском языке в образовании пассивных оборотов (конструкций, передающих значение пассивности)1 могут участвовать два глагола-связки — bēōn и wēōrþan. Это объясняется следующими особенностями данных связок:

    Различие в семантике глаголов bēōn и wēōrþan.

В частности, bēōn отличается от wēōrþan большей степенью морфологизации, так как в письменный период этот глагол уже утрачивает значение «жить, находиться, пребывать», что обусловливает его употребление в качестве «чистой» логической (формальной) связки для соединения подлежащего и предикатива:

e. g.: зif þin hiзe wære sefa swa searo-зrim, swa þu self talast… (Песнь о Беовульфе) «коль сердце твоё было таким храбрым, как ты сам говоришь…»;

þæt зeweorc зeworct wæs (Паркерская хроника) «эта крепость была построена».

Иначе говоря, сочетание bēōn с именным элементом в древнеанглийском комплексно выражает некое качественно единообразное состояние субстанции в момент, определённый временной формой связки.

Глагол wēōrþan хотя и подвергается некоторой десемантизации ещё в протогерманском языке-основе [10,114], тем не менее, сохраняет в древнеанглийском своё базовое (пусть и значительно обобщённое) лексическое значение — «становиться», продолжая употребляться и в качестве полнозначного глагола.

Таким образом, в древнеанглийском конструкции с wēōrþan обозначают переход субъекта в качественно новое состояние, описанное в полностью знаменательной части конструкции (в нашем случае это причастие II).

e. g.: þær wearþ Ordheh cyninзes þeзn ofslæзen (Коттонская хроника) «там был убит Ордхех, слуга короля».

    Дифференцированная сочетаемость глаголов-связок.

Пассивные обороты с глаголом bēōn образуются только от переходных глаголов (как предельных, так и непредельных).

e. g.: his зestreon beoð eall āspended (Паркерская хроника) «всё его имущество было израсходовано», (переходный предельный глагол);

lyft wæs onhrered (Песнь о Беовульфе) «воздух двигался», (переходный непредельный глагол).

Глагол-связка wēōrþan, в свою очередь, вступает в сочетания лишь с причастиями II переходных предельных глаголов.

e. g.: on ðām dæзe wurden зearlīce tīda зesette (Церковная история Беды) «в тот день были установлены времена года».

Причину такого употребления следует искать, прежде всего, в семантике связки wēōrþan, обозначающей приобретение некоего качества скорее как результат, а не процесс, что вполне согласуется с таким элементом семантики предельных глаголов, как обязательная ориентация действия на конкретный исход.

Сочетания обоих типов (как с bēōn, так и с wēōrþan) не передают целостного значения действия в собственном смысле, являясь, следовательно, не аналитическими глагольными конструкциями, а неграмматизованными комбинациями глагола-связки и причастия II в предикативной функции. Для подтверждения вышесказанного рассмотрим следующее предложение:

we synd āworpene hider on þās deopan dālo (Песнь о Беовульфе) «мы были изгнаны сюда, в эти глубокие долины».

    Глагол-связка synd (I л., мн. ч., наст. вр. глагола bēōn) указывает на наличие у подлежащего определённого качества в настоящем, статичный результат действия, протекавшего в прошлом и исчерпавшего себя к моменту, условно определённому временной формой глагола-связки.

    Причастие āworpene, являющееся формой предельного глагола, обозначает конечное состояние подлежащего, достигнутое им в результате воспроизведённого над ним действия.

Трансформационный анализ предложения подтверждает, что в этом случае именные черты причастия II преобладают над глагольными. С учётом временной формы глагола-связки наиболее адекватный перевод данного предложения на современный английский язык будет примерно следующим:

we are the ones >(pron) >who have been driven into these lowlands,

что может быть преобразовано в

we are exiles >(n)> in these lowlands.

Дополнительным аргументом в пользу преимущественно именной природы древнеанглийского причастия II может служить его согласование с подлежащим, максимально сближающее причастие II с именем прилагательным.

Сходным образом может быть проанализировано предложение «lyft wæs onhrered» с той лишь разницей, что образованный от непредельного глагола пассивный оборот wæs onhrered не обозначает достигнутое состояние подлежащего как результат действия, а констатирует пребывание подлежащего в некотором состоянии в определённый момент.

Для сравнения проанализируем пассивный оборот с wēōrþan:

e. g.: on ðām dæзe wurden зearlīce tīda зesette.

    Глагол wurden (III л., мн. ч., прош. вр. глагола wēōrþan) в силу своего лексического значения предполагает изменение состояния подлежащего, непосредственное обретение им новой качественной характеристики.

    Само новое состояние подлежащего как результат стороннего воздействия лексически выражено причастием II предельного глагола.

Следовательно, основное отличие оборотов «wēōrþan + прич. II предельного глагола» от конструкций типа «bēōn + прич. II предельного глагола» заключается в общем характере выражения предикативного признака: обороты с bēōn обозначают свойство подлежащего в статике, тогда как сочетания wēōrþan с причастием II имеют общий оттенок процессуальности, свойственный глагольным формам. Это позволяет отдельным исследователям утверждать, что конструкции «wēōrþan + прич. II» более точно передают в древнеанглийском языке значение пассива [11;168].

Однако следует заметить, что данная динамическая составляющая, значение прогресса признака, присущие всей конструкции «wēōrþan + прич. II» в целом, в действительности оказываются локализованными лишь в одном её элементе — глаголе-связке, реализующем таким образом в рамках конструкции своё лексическое значение («становиться»).

e. g.: Ordheh wearþ ofslæзen. «Ордхех был убит» = «*Ордхех стал убитым (мёртвым)».

Таким образом, значение рассматриваемой конструкции сводится к сумме значений входящих в её состав элементов, а вся конструкция, следовательно, не характеризуется обязательной для аналитической формы семантической целостностью.

В среднеанглийский период глагол wurthen (д.-а. wēōrþan) постепенно выходит из употребления, и на тот момент сочетание глагола ben (wesan) c причастием II остаётся единственным средством выражения пассива в английском языке вне зависимости от лексических особенностей глагола.

Главной причиной исчезновения глагола wurthen считают тот факт, что в среднеанглийский период этот глагол перестаёт употребляться как полнозначный, а затем, соответственно,— и как вспомогательный. [11;172] На наш взгляд, то, что wurthen не оформился как вспомогательный глагол для образования аналитической формы пассива, объясняется также его функциональной и комбинаторной ограниченностью. Так ещё в древнеанглийском наблюдается избирательная сочетаемость wēōrþan (с. а. wurthen) с глагольными лексемами в пассивных конструкциях, (см. схему 3):

bēōn (с. а. wesan (ben) + причастие II

wurthen(с. а. wēōrþan) + причастие II

переходные предельные

глаголы

переходные непредельные глаголы

Схема 3

Вполне вероятно, что вследствие этого cочетания «wurthen + причастие II» были полностью вытеснены универсальными конструкциями с wesan (ben).

В это время благодаря существенным изменениям в морфологическом строе английского языка (см. подробнее п. 3.3) в системе форм английского глагола возникла аналитическая форма страдательного залога, представленная сочетанием вспомогательного глагола wesan (ben) и причастия II объектных глаголов. С этого этапа намечается расхождение в значении сочетаний «wesan (ben) + причастие II», послужившее основой нынешней полисемии конструкции «to be + причастие II», которая со среднеанглийского периода обозначает:

    Действие, совершаемое над подлежащим:

e. g.: noght was foryeten by th’ infortune (Chaucer) «ничто не было обойдено несчастьем»;

    Признак субъекта, его качественную характеристику:

e. g.: bless’d art thou amongst women (The Bible) «благословенна ты средь жён».

Итак, новая аналитическая конструкция распространяет своё действие на обширную группу объектных глаголов, представляя собой унифицированное средство выражения пассивности. Именно в связи со среднеанглийским страдательным залогом впервые встаёт вопрос о разграничении совпадающих по форме свободных синтаксических сочетаний «wesan (ben) + причастие II» и аналитических форм пассива. (Напомним, что в древнеанглийском последних не существовало). В подобных условиях показателями глагольного статуса сочетания могут служить:

    Видо-временная форма глагола wesan (ben);

    Контекстуальные индикаторы — указание на исполнителя либо инструмент действия, обстоятельства, дополнительно характеризующие действие и т. д.

Так, например, в предложении «with many a tempest hadde his berd been shake» (Chaucer) (его борода была овеяна многими бурями)

а) перфектная форма сказуемого характеризует его как глагольную форму, выражающую действие в его временном отношении к определённому моменту.

б) дополнение with many a tempest обозначает источник действия, направленного на объект.

Вывод очевиден: hadde been shake является в данном контексте аналитической залоговой формой.

С XIX – XX в. в. в английском языке наблюдается широкое распространение оборотов «to get (to become) + причастие II», способных передавать значение пассивности [14; 78].

e. g.: A review for Rolling Stone (which never got printed) of a Bob Dylan bootleg. (L. Bangs)

I rapidly became known among the live-now-pay-later set as a sophisticated sort of odd-job man. (T. Blacker).

По своей функции данные обороты эквивалентны древнеанглийским конструкциям «wēōrþan + причастие II», то есть обозначают приобретение субъектом определённого признака, качества, свойства. Довольно часто это качество является результатом некоего стороннего воздействия.

e. g.: Your Majesty, as I understand, became entangled with this young person,... (A. C. Doyle)

Признавая семантическое сходство глаголов to get и to become в указанных конструкциях, мы, тем не менее, разделяем точку зрения Г. Керма, который отмечает, что конструкции с to become (в отличие от конструкций с to get) обозначают некий конечный результат изменений, приобретение состояния как свершившийся факт, а не как процесс. [14;77]

Анализ конструкций «to get (to become) + причастие II» следует начать с их морфологического аспекта. Если мы признаём рассматриваемые сочетания аналитическими формами страдательного залога, то тогда любая залоговая оппозиция должна содержать по меньшей мере два маркированных члена, противопоставленных форме действительного залога:

e. g.: to entangle – 1. to be entangled, 2. to get entangled;

to know – 1. to be known, 2. to become known, etc.

Учитывая принимаемую нами во внимание разницу в значении глаголов to get и to become (обретение признака как процесс и как конечный результат), мы вынуждены признать наличие как минимум трёх форм страдательного залога в английском языке:

e. g.: to entangle – 1. to be entangled, 2. to get entangled, 3. to become entangled.

Рассуждая аналогичным образом, ничто, казалось бы, не мешает нам включить в состав залоговых оппозиций сочетания причастия II с такими глаголами широкой семантики, как to stay, to remain, to look, to feel, to stand, to fall, to lie, to bide, to find oneself и т.д.

e. g.: The fear of chaos ... remains deeply entrenched in the minds of people who remember only too well the torments of the Cultural Revolution. (The Independent)

I feel hung up and I don't know why. (The Beatles)

... a question or remark fell unheeded upon his ears..., (A. C. Doyle)

... you found yourself deprived in an instant of wife and of fortune (A. C. Doyle)

"Tell me, dad," said she, looking, I thought, a little disturbed, ... (A. C. Doyle)

Divided we stand! (Paradise Lost)

Всем этим сочетаниям присущ определённый оттенок значения пассивности, который является элементом смысловой структуры причастия II. Это позволяет противопоставить значение этих сочетаний значению форм действительного залога. Однако представляется целесообразным прибегнуть к трансформационному анализу, чтобы проверить правомерность подобного противопоставления:

e. g.: Jack loves Linda. — (действительный залог)

Linda is loved (by Jack). — (страдательный залог)

Linda gets loved. — Linda becomes loved. — Linda remains loved. — Linda finds herself loved, etc.

Как видим, в результате преобразования сказуемого содержание исходного предложения передаётся неадекватно. В каждом из случаев замена вспомогательного глагола to be на другой глагол привносит в содержание предложения новый смысл, определённый семантикой подставляемого глагола. Именно семантика этих связок ограничивает их сочетаемость, например, невозможно:

e. g.: *The girl looks loved. *The window feels broken.

Глагол to be, в свою очередь, характеризуется неограниченной сочетаемостью:

e. g.: The girl is loved. The window is broken.

Сопоставляя же сочетания «to get (to become) + причастие II» и универсальную форму пассива «to be + причастие II», мы видим, что конструкции «to get (to become) + причастие II» несут в себе смысловой элемент становления, обретения признака, тогда как пассивные обороты с to be такой семантики не имеют. Лишь в случае с причастиями II предельных глаголов наблюдается некоторое совпадение значений:

e. g.: the city was ruined = the city got ruined.

Таким образом, главное отличие пассивных конструкций с to get (become) от форм с to be заключается в степени проявления лексического значения этих глаголов: глагол to be является полностью морфологизированным, лишён всякой семантики, глаголы to get и to become сохраняют своё значение и, как результат, не могут считаться вспомогательными. Это касается и вышеупомянутых глаголов типа to remain, to look, to feel и т. д.

Достоин внимания тот факт, что в современном немецком языке существуют пассивные конструкции:

    Со вспомогательным глаголом werden «становиться» — (аналог д. а. wēōrþan),

    С глаголом sein «быть» — (аналог д. а. bēōn).

В результате полной грамматизации глагола werden пассивные конструкции с ним являются в немецком языке абсолютно универсальными, охватывают все глагольные лексемы языка, способные образовывать залоговые оппозиции, включая непредельные, что ещё раз указывает на лексическую «опустошённость» werden, напр.: ich werde geliebt (меня любят).

Конструкции с sein более ограничены в смысловом плане, так как образуются в основном от предельных глаголов и обозначают лишь состояние подлежащего, напр.: die Tür ist geöffnet (дверь открыта). Подобная импликация статики (NB : на лексическом уровне) даёт некоторым исследователям повод исключить пассивные конструкции с sein из числа аналитических. [10; 112]

Что касается причастий II непредельных глаголов, то они в форме «пассива состояния» малоупотребительны, поскольку совпадают по значению с пассивом, образованным при помощи глагола werden:

ich bin geliebt = ich werde geliebt. [10;113]

Это наблюдение ещё раз подтверждает вывод о том, что в языке, строго говоря, может существовать лишь одна аналитическая форма страдательного залога — форма, имеющая в качестве вспомогательного элемента максимально десемантизированный глагол, например to be в английском языке или werden в немецком.

На наш взгляд, считать сочетания «to get (to become) + причастие II» аналитическими формами страдательного залога нельзя на основании уже как минимум двух доводов:

    У активной формы любого глагола, способного образовывать залоговую оппозицию, в страдательном залоге есть лишь одно чисто морфологическое соответствие — форма пассива со вспомогательным глаголом to be. Соответственно, у сочетаний «to get (become, etc.) + причастие II» нет морфологических аналогов в действительном залоге.

    Глагол to be — единственная полностью морфологизированная связка. Остальные сохраняют (хотя и не в полном объёме) своё исходное лексическое значение, что не позволяет им считаться элементами аналитической конструкции.

Кроме вопроса о конструкциях «to get (become) + причастиеII» в современной англистике спорным остаётся характер сочетаний глагола с возвратными и взаимными местоимениями, которые, согласно некоторым исследователям [14;75] имеют право претендовать на статус аналитических форм залога. Также в языкознании нет единого мнения о правомерности выделения в английском языке форм так называемого «среднего залога». Трактовке вышеназванных форм посвящёны следующие разделы нашего исследования.

4.2. Проблема возвратного залога

По своему определению возвратный залог указывает, что действие, исходящее от деятеля, является на него же и направленным.

e. g.: Still, she comforted herself, this was the chance of a lifetime. (D. James)

I undressed, and when I got down to the hide I looked at my belly.(R. A. Heinlein)

Итак, рассматривая проблему с позиции морфологии, необходимо установить, является ли сочетание «глагол + возвратное местоимение» (e.g.: she comforted herself) формой возвратного залога, то есть выполняет ли возвратное местоимение в подобных случаях функцию служебного слова, участвующего в образовании отдельной залоговой формы. У вопроса имеется и синтаксический аспект: составляют ли возвратное местоимение и глагол, к которому оно относится, один член предложения (в большинстве случаев сказуемое), либо же возвратное местоимение выполняет в предложении самостоятельную синтаксическую функцию.

С точки зрения значения ничто не мешает нам утверждать, что глагольная лексема «comfort» в предложении «She comforted herself»

имеет ту же диатезу (см. п. 2), что и в предложении «She comforted him». Действие исходит от субъекта и направлено на объект, который в первом случае совпадает с субъектом, а во втором случае находится во внешней по отношению к субъекту действительности. Тогда становится очевидным тот факт, что в случае «She comforted herself» местоимение herself выполняет функцию прямого дополнения (как и местоимение him в предложении «She comforted him»).

В отдельных случаях значение сочетания «глагол + возвратное местоимение» не равно сумме значений составляющих его компонентов.

e. g.: And then he found himself on the street. (R. Shekley)

One night I found myself on an operating table... (R. A. Heinlein)

В приведённых примерах значение словосочетания «to find oneself» не может быть сведено к просто «найти себя». Следовательно, такие сочетания, как «to find oneself» должны рассматриваться как фразеологические единицы.

Для решения вопроса о статусе сочетаний «глагол + возвратное местоимение» Б. Ильиш предлагает обратиться к анализу синтаксических контекстов, в которых данные сочетания фигурируют. [13;123] Так, например, в пользу синтаксической самостоятельности возвратных местоимений в подобных случаях могут свидетельствовать примеры типа «глагол + возвратное местоимение + имя существительное или местоимение» или «глагол + (возвратное местоимение + приложение)»:

e. g.: I see this man Meek doing everything that is natural to a complete man: carpentering, painting, digging, pulling and hauling, fetching and carrying, helping himself and everybody else … (B. Shaw)

I am defending myself – an accused communist. (R. Fox)

На наш взгляд, уже сама возможность существования в английском языке подобных предложений ставит под сомнение грамматическую слитность конструкций «глагол + возвратное местоимение», даже если бы примеры вроде вышеуказанных не были найдены в аутентичных источниках.

Признанию сочетаний «глагол + возвратное местоимение» аналитическими формами возвратного залога препятствует также их семантическая неоднородность. В ряде случаев возвратное местоимение при глаголе (в особенности это касается дитранзитивных глаголов) обозначает не объект, на который непосредственно направлено действие, а адресат действия.

e. g.: This was ridiculous, she told herself. (S. Weston)

She lit herself a cigarette. (R. Dahl)

При своей внешней схожести предложения «She comforted herself» и «She told herself» основаны на неидентичных диатезах, а возвратное местоимение herself, входящее в их состав, выполняет разные синтаксические функции — прямое и косвенное дополнение соответственно. Подобная дифференциация служит дополнительным свидетельством недостаточной грамматизации сочетаний «глагол + возвратное местоимение».

Всё вышесказанное склоняет нас к выводу, что сочетания глагола с возвратным местоимением не могут рассматриваться как особые формы залога1. В предложениях типа «She comforted herself» глагол выступает в действительном залоге, а возвратное местоимение выполняет функцию прямого дополнения. В тех немногих случаях, когда сочетания глагола с возвратным местоимением характеризуется определённой идиоматичностью (напр. to find oneself в значении «оказаться», to help oneself в значении «угощаться», to enjoy oneself в значении «хорошо проводить время»), речь идёт всё же о лексической слитности компонентов, а не о грамматической.

4.3. Проблема взаимного залога

Согласно традиционной формулировке взаимный залог обозначает обоюдное действие двух или нескольких субъектов.

e. g.: … they take to … trying to comfort one another with stories. (R. Dahl)

… I would give us both time to get to know each other again. (C. Lamb)

… the next time we met he might be the colonel and I the sergeant. (R. A. Heinlein)

Исследуя проблему взаимного залога в английском языке, приходится отвечать на такие же вопросы, как и при рассмотрении вопроса о возвратном залоге. Главный из них — является ли сочетание «глагол + взаимное местоимение (each other / one another)» аналитической формой взаимного залога?2

Для ответа на этот вопрос нужно установить следующее:

    Обладает ли сочетание глагола со взаимным местоимением семантической целостностью, достаточной для признания его стабильной аналитической формой?

    Можно ли считать взаимное местоимение при глаголе морфологическим средством выражения значения взаимности?

    Выступает ли рассматриваемое сочетание в предложении как один член или как свободное синтаксическое сочетание?

Говорить о какой бы то ни было идиоматичности применительно к конструкции «глагол + взаимное местоимение» не приходится, так как значение конструкции может быть представлено суммой значений составляющих её компонентов. Семантически предложение «They comforted one another» аналогично предложению «They comforted the neighbours»: в обоих случаях действие субъекта направлено на объект, который в первом случае тождественен субъекту, а во втором — отличен от него.

Тот факт, что взаимное местоимение в рассматриваемых сочетаниях несёт полную смысловую нагрузку, отказывает ему в праве считаться служебным элементом аналитической конструкции, то есть значение взаимности в конструкции «глагол + взаимное местоимение» выражается не морфологически, а лексически.

Возможность включения в состав конструкции однородных дополнений также указывает на её неморфологизированный характер (e. g.: They comforted one another and the neighbours).

Таким образом, как и в случае с возвратным залогом, мы вынуждены признать отсутствие форм взаимного залога в английском языке. Глагол в предложениях типа «They comforted one another» выступает в форме действительного залога, а взаимное местоимение при нём выполняет функцию прямого дополнения. Значение взаимности передаётся чисто лексическими средствами.

4.4. Проблема среднего залога

Согласно широко распространённой формулировке средний залог указывает, что действие, исходящее от субъекта, замыкается в его же сфере.

e. g.: His head did not turn as he spoke. (I. Asimov)

The door opened, a girl stepped in... (R. Shekley)

Rob’s expression had changed several times … (D. James)

Суть проблемы обозначится более чётко, если мы сравним употребление глаголов в вышеприведённых примерах с употреблением их в следующем наборе предложений:

    You send her into the cellar on some errand, and then turn the key upon her … (A. C. Doyle)

    She opened the envelope and drew out the contents. (R. Dahl)

    I really must try to make him change the way he dresses … (R. Dahl)

В предложении «His head did not turn» диатеза глагольной лексемы turn представлена лишь субъектом действия, в то время как в предложении «You turn the key» — субъектом и объектом действия. В семантическом плане это означает, что во втором примере мы имеем дело с действием, переходящим с субъекта на объект, а в первом примере действие определённо производится субъектом, но при этом направленностью на объект не характеризуется. Иными словами, мы имеем дело с различиями в семантике глагола to turn в обоих случаях. Так в предложении «His head did not turn» глагол to turn (поворачиваться) имеет значение «самостоятельно производить вращательное движение», а в предложении «You turn the key» глагол to turn (поворачивать) имеет значение «вызывать вращательное движение объекта».

При очевидной схожести этих лексических значений глагола различие между ними представляется существенным, так как именно на его базе у глагола to turn выделяются два значения — переходное и непереходное, и именно это различие определяет синтаксическую сочетаемость глагола: так во втором примере to turn (переходный глагол) принимает прямое дополнение, в первом же примере он такой способностью не обладает.

В этой связи стоит подвергнуть рассмотрению уже упомянутые нами примеры «немаркированного» употребления некоторых глаголов в возвратном и взаимном значениях.

e. g.: I really must try to make him change the way he dresses … (R. Dahl)

… the next time we met he might be the colonel and I the sergeant. (R. A. Heinlein)

Значения глагола to dress в значении «одеваться» и сочетания to dress oneself эквивалентны. Однако значение возвратности реализуется в них по-разному:

    в глаголе to dress (одеваться) элемент возвратности действия включён в саму семантику глагола, и внешнее выражение объектной направленности действия, соответственно, отсутствует. Данный глагол в указанном значении не сочетается с дополнением и, следовательно, является непереходным.

    в сочетании to dress oneself глагол to dress выступает в своём переходном значении, принимая прямое дополнение (возвратное местоимение). Таким образом, значение возвратности действия в сочетаниях подобного рода выражается лексическими средствами.

Данная схема анализа справедлива и для глаголов / сочетаний «глагол + местоимение» со значением взаимности (to meet, to kiss, to fight, to divorce, etc.)

Итак, сопоставим следующие предложения:

1. The door opened, a girl stepped in... (R. Shekley)

2. I really must try to make him change the way he dresses … (R. Dahl)

3. … the next time we met he might be the colonel and I the sergeant. (R. A. Heinlein)

С точки зрения морфологии, интересующие нас глагольные формы объединены одним общим признаком — немаркированностью. В этом отношении они полностью совпадают с действительным залогом.

Что касается семантического наполнения данных форм, то все эти три глагола в указанных контекстах реализуют своё субъектное значение, то есть обозначают действия, протекающие в сфере субъекта, не затрагивающие «внешние» объекты. При этом подлежащее обозначает либо активного исполнителя действия (как в примере «he dresses»), либо — в более широком смысле — его начальную точку (как в примере «the door opened»).

Это обстоятельство позволяет объединить рассматриваемые формы в одну группу и противопоставить их страдательному залогу. Проиллюстрируем это на примере следующих предложений:

1. The door opened, a girl stepped in... (R. Shekley)

2. Just as I arrived, the door was opened … (A. C. Doyle)

The door opened

The door was opened


Схема 4

Следует сделать оговорку, что эта же схема применима и к непереходным глаголам, имеющим возвратное или взаимное значение, при сопоставлении пар наподобие «he dresses – he is dressed», «we met — we were met».

Итак, мы снова вынуждены признать, что в случае с так называемым средним залогом перед нами — формы действительного залога, как с точки зрения семантики, так и с точки зрения морфологии.

Подводя итог настоящего раздела, нужно отметить, что трёхуровневый анализ спорных залоговых форм в английском языке ещё раз доказывает неправомерность признания их в качестве отдельных граммем категории залога. Актив и пассив составляют единственную стабильную, подтверждённую на семантическом и грамматическом уровнях залоговую оппозицию.

5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Залог — категория глагола, основанная в семантическом плане на возможности несовпадения логической (субъект → предикат → объект) и синтаксической (подлежащее → сказуемое → дополнение) направленности действия. На морфологическом уровне категория залога представлена формами действительного и страдательного залогов (актив — немаркированный член оппозиции, пассив представлен аналитической формой — сочетанием вспомогательного глагола to be и причастия II знаменательного глагола). Категория залога непосредственно связана с категорией переходности / непереходности глаголов, хотя в современном английском языке эта связь нередко является довольно относительной. Для сопоставления неоднородных залоговых форм в различных языках используется универсальное понятие диатезы — соответствие между ролями компонентов глагольной лексемы и выражающими их членами предложения.

Следует отметить, что современная английская система залога характеризуется наличием ряда специфических черт, зачастую несвойственных другим, даже наиболее близким к английскому языкам. Эти особенности являются непосредственным результатом процесса развития языковой системы, обусловлены явлениями и фактами, которые имели место на более ранних этапах становления английского литературного языка. Поэтому анализ современных залоговых форм английского языка без изучения их в диахронии невозможен.

Исторический обзор показывает, что древнеанглийский язык характеризовался использованием прежде всего сочетаний глагола-связки и причастия II для выражения действия, совершаемого над подлежащим. Говорить о наличии в древнеанглийском аналитических форм страдательного залога ещё слишком рано. Их становление происходит в среднеанглийский период, т. к. изменения в организации пассивных форм, характерные для этого периода, привели к морфологизации бывших синтаксических конструкций. Исчезновение окончаний у существительных в этот период привело к формальному уподоблению прямого и косвенного беспредложного дополнений, а переход к прямому порядку слов способствовал восприятию слова, стоящего на первом месте в предложении (перед глаголом в личной форме), в качестве подлежащего. Этими модификациями и объясняется возможность употребления беспредложного косвенного дополнения активных конструкций в качестве подлежащего при пассивной форме глагола, что является характерной чертой среднеанглийского синтаксиса. Предложения подобного типа окончательно укоренились в английском языке в новоанглийский период и получили широкое распространение.

Всё вышесказанное объясняет, почему в современном английском языке преобладают аналитические формы выражения грамматических значений. В связи с аналитическими формами, их сущностью, структурой и особенностями функционирования существует множество проблем, спорных вопросов и противоречивых мнений. Так, например учёные до сих пор не пришли к единому выводу, рассматривать ли сочетания глаголов-связок to get и to become как аналитические формы глагола или как свободные синтаксические сочетания. По своей функции данные обороты эквивалентны древнеанглийским конструкциям «wēōrþan + причастие II», то есть обозначают приобретение субъектом определённого признака, качества, свойства. Довольно часто это качество является результатом некоего стороннего воздействия, т. е. рассматриваемые сочетания имеют способность передавать значение пассивности. Однако, сопоставляя сочетания «to get (to become) + причастие II» и универсальную форму пассива «to be + причастие II», мы видим, что конструкции «to get (to become) + причастие II» несут в себе смысловой элемент становления, обретения признака, тогда как пассивные обороты с to be такой семантики не имеют. Следовательно, главное отличие пассивных конструкций с to get (become) от форм с to be заключается в степени проявления лексического значения этих глаголов: глагол to be является полностью морфологизированным, лишён всякой семантики, глаголы to get и to become сохраняют своё значение и, как результат, не могут считаться вспомогательными. Это касается и других глаголов широкой семантики типа to remain, to look, to feel и т. д.

Итак, на наш взгляд, считать сочетания таких глаголов с причастием II аналитическими формами страдательного залога нельзя на основании уже как минимум двух доводов:

1. У активной формы любого глагола, способного образовывать залоговую оппозицию, в страдательном залоге есть лишь одно чисто морфологическое соответствие — форма пассива со вспомогательным глаголом to be. Соответственно, у сочетаний «to get (become, etc.) + причастие II» нет морфологических аналогов в действительном залоге.

2. Глагол to be — единственная полностью морфологизированная связка. Остальные сохраняют (хотя и не в полном объёме) своё исходное лексическое значение, что не позволяет им считаться элементами аналитической конструкции.

Кроме вопроса о конструкциях «to get (become) + причастиеII» в современной англистике спорным остаётся характер сочетаний глагола с возвратными и взаимными местоимениями, которые, согласно некоторым исследователям [14;75] имеют право претендовать на статус аналитических форм залога. Также в языкознании нет единого мнения о правомерности выделения в английском языке форм так называемого «среднего залога».

Произведённый семантический анализ сочетаний глаголов с возвратными и взаимными местоимениями показывает, что в подавляющем большинстве случаев значение подобных сочетаний равно сумме значений составляющих их элементов, т. е. значение возвратности и взаимности реализуется в них исключительно с помощью лексических средств. Случаи же «немаркированного» использования глаголов в возвратном и взаимном значениях, а также формы так называемого «среднего залога» не могут рассматриваться как залоговые формы, так как они не имеют специальных средств формального выражения и в этом отношении полностью совпадают с формами действительного залога. К тому же значение этих форм соотносимо со значением форм актива, на том основании, что, как и последние, они несут в себе импликацию активности субъекта, либо (в более широком понимании) субъект в подобных случаях является логическим центром инициализации действия.

Таким образом, мы вынуждены отметить неправомерность признания возвратного, взаимного и среднего залогов в качестве отдельных граммем категории залога. Актив и пассив, следовательно, составляют единственную стабильную, подтверждённую на семантическом и грамматическом уровнях залоговую оппозицию.

Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что на сегодняшний день в стандартном английском языке существует относительно устойчивая категория залога, выражающая отношения в системе “исполнитель — действие — объект”.

Однако ошибочным является мнение, что залоговые формы в английском языке, пройдя долгий и непростой путь становления, оформились окончательно и остановились в своём развитии. И на современном этапе в любом живом языке происходит переосмысление многих языковых явлений, что подразумевает поиск новых средств выражения уже, казалось бы, сформировавшихся понятий и категорий. Это особенно актуально для английского языка с его значительным внутриязыковым динамизмом. При этом глагол как самая “мобильная” часть речи претерпевает, наверное, самые масштабные изменения: изменяется не только содержание глагольных категорий, но и способы его формального выражения.

В этом отношении категория залога в английском языке не является исключением — её становление находится ещё в процессе, а многие вопросы и проблемы, с этим связанные, соответственно требуют детального научного рассмотрения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл: логико-семантические проблемы.- М.: Высшая школа. 1969. – 187 с.

2. Блох М. Я. Теоретическая грамматика английского языка.– М.: Высшая школа, 2000. – 381 с.

3. Блох М. Я. Теоретические основы грамматики.– М.: Высшая школа, 1999. – 356 с.

4. Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст.— Л.: “Наука”, 1971. – 194 с.

5. Бондарко А. В. Теория морфологических категорий.— Л., “Наука”, 1976. – 211 с.

6. Введение в германскую филологию: Учебник для I-II курсов филол. фак-тов ун-тов / Арсеньева М. Г., Балашова С. П., Берков В.П., Соловьёва Л. Н. — М.: Высшая школа, 1980. – 347 с.

7. Гордон Е. М., Крылова И. П. Практическое руководство по употреблению английского глагола. — М.: Изд-во «Международные отношения», 1971.— 168 с.

8. Грин Д. Словарь новых слов / Green Jonathon. Dictionary of New Words. — М.: Вече, Персей, 1996. — 352 с.

9. Долгова О.В. Синтаксис как наука о построении речи.— М.: Высшая школа, 1980. – 165 с.

10. Жирмунский В. М. Общее и германское языкознание.— Л.: Наука, 1976. – 446 с.

11. Иванова И.П.,Чахоян Л. П., Беляева Т. М. История английского языка. Учебник. Хрестоматия. Словарь.— СПб.: Издательство “Лань”, 1999.– 353 с.

12. Ильиш Б. А. История английского языка: Учебник. — М.: Высшая школа, 1968. – 372 с.

13. Ильиш Б. А. Строй современного английского языка (на англ. языке).— М.: Просвещение, 1965. – 397 с.

14. Иофик Л. Л., Чахоян Л. П. Хрестоматия по теоретической грамматике английского языка. — Л.: Просвещение, 1967. — 213 с.

15. Качалова К. Н., Израилевич Е. Е. Практическая грамматика английского языка: Учебник. — М.: “ЮНВЕС”, 2001. – 603 с.

16. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева, — М.: Сов. энциклопедия, 1990. – 814 с.

17. Паремская Д. А. Немецкая грамматика. — Мн.: Выш. шк., 2000. – 350 с.

18. Проблемы лингвистической типологии и структуры языка: Сб. статей / АН СССР, Ин-т языкознания. — Л. : Наука, 1977. – 192 с.

19. Расторгуева Т. А. История английского языка: Учебник. — М.: Высшая школа, 1983. – 278 с.

20. Смирницкий А. И. Лекции по истории английского языка (средний и новый период). — М.: “Добросвет”, “Книжный дом “Университет”, 1998. – 223 с.

21. Типология германских литературных языков. — М.: Наука, 1976. – 249 с.

22. Хаймович Б. С., Роговская Б. И. Теоретическая грамматика английского языка (на англ. языке). — М.: Высшая школа, 1967. — 298с.

1 В данной работе понятие «пассивная конструкция (пассивный оборот)» используется в своём широком смысле: оно включает не только аналитические формы страдательного залога, но также и другие конструкции, передающие значение пассивности, — т. е. обозначающие как действие, направленное на подлежащее, так и состояние, вызванное этим действием. (См. п. 3.2)

1 Случаи «немаркированного» употребления глаголов с возвратным значением, т. е. без последующего возвратного местоимения (e. g.: I really must try to make him change the way he dresses … (R. Dahl) рассмотрены в параграфе «Проблема среднего залога» данной работы.

2 Примеры употребления глагола во взаимном значении без местоимений each other / one another (e. g.: Their gazes clashed (D. James) рассмотрены в параграфе «Проблема среднего залога» данной работы.