Важнейшие проблемы российского производства

Министерство общего и высшего образования РФ

Южно-уральский Государственный Университет

Кафедра «Экономика и финансы»

РЕФЕРАТ
по курсу «Экономика предприятия»

Тема:

«Важнейшие проблемы
российского производства»

Выполнил: Величко О.С.
Группа: ЭиУ-363
Проверил: Орлов М.С.

Челябинск

1999

Содержание

Введение………………………………………………………………………..

3

Проблема № 1. Непосильные налоги……………………………………...

3

Проблема № 2. Государственный рэкет…………………………………..

4

Проблема № 3. Дефицитные кадры………………………………………..

5

Проблема № 4. Плохие деньги и искаженная структура цены………….

6

Проблема № 5. Долларизация……………………………………………...

7

Проблема № 6. Непродуктивная инвестиционная среда………………...

8

Проблема № 7. Беззащитность интеллектуальной собственности……..

9

Заключение…………………………………………………………………..

10

Список литературы……………………………………………………………

11

Введение

Производители отмечают, что бизнес за последние два-три года стал более разумным, более ориентированным на долгосрочные цели. Профессионализм стал цениться выше хо­роших связей, желание потратить как мож­но больше уже сменилось стремлением к экономии, сокращению издержек. И от власти современному бизнесу в общем-то нужно совсем немного. Она должна обес­печить прозрачность среды и поддержать стремление бизнеса вкладываться в буду­щее. Эти общие задачи распадаются на семь более конкретных.

Безусловными лидерами среди них ока­зались три: налоги, государственный рэ­кет и недостаток квалифицированных уп­равленцев. Их в качестве важнейших ог­раничителей развития бизнеса называют примерно 80% производителей. И понятно, почему эти три проблемы имеют наиболь­ший вес: все они, в особенности налоги и государственный рэкет, являются косвен­ными причинами появления остальных проблем.

Проблема № 1. Непосильные налоги

Сегодняшняя российская налоговая сис­тема не позволяет развиваться предприятию. Любо­му. Недавно проведенное Гильдией финан­совых аналитиков исследо­вание влияния налогов на деятельность машиностро­ительных предприятий по­казало, что обычный уровень налогообложения в этой от­расли находится в диапазоне от 70 до 120% с выручки (суммы, которая остается у предприятия после того, как оно продаст весь свой товар и расплатится с пос­тавщиками). То есть в худ­шем случае налогообложе­ние столь велико, что, же­лая полностью удовлетворить государство, предприятие просто не может расплатиться со своими смежниками.

В числе проблем налогообложения часто называется:

    слишком большое количество налогов;

    слишком высокие налоги на зар­плату;

    включение в налогооблагаемую базу многих расходов, которые по сути являют­ся инвестициями (реклама, продвижение товара, проценты за кредит, финансирова­ние рискованных разработок и т. д.);

    сох­ранение налогов с оборота.

Предприниматели настаивают на том, что количество налогов не должно превы­шать десяти. Уровень налогов они готовы обсуждать. Он должен быть не обязательно низким, но таким, чтобы не возникало не­обходимости уходить в «серые» схемы.

«Серые» схемы — оборотная сторона по­давляющей бизнес налоговой системы, по которой люди устанавливают сами максимальный процент, который они будут платить государству. Это скорее эмоции. На самом деле от «серых» схем все устали, поскольку они порождают целую цепочку ограничений для развития бизнеса:

    вечный страх перед налоговой инспекци­ей, необходимость налаживания отноше­ний с местными властями или поиск иной защиты. Эти последствия «независимой оптимизации» налоговых выплат порож­дают то, что сами предприниматели назы­вают «государственным рэкетом»;

    непрозрачность бухгалте­рии и, как следствие, невозможность привлечь внешний капитал под свою «прозрачную» собственность. Это особен­но важно для компаний, развитие кото­рых требует большого внешнего финан­сирования. Таким образом, желая выжить и уклоняясь от налогов, компании авто­матически обрубают себе возможность роста;

    неравные условия конкуренции между крупными компаниями, возможности ухода от нало­гов у которых минимальны, и их мелкими конкурентами. Казалось бы, крупные компании находятся в преимуществен­ном положении благодаря масштабу сво­ей деятельности. Однако налогообложе­ние столь велико, что в результате того, что одни платят, а другие нет, затраты на создание одного и того же продукта у крупной и мелкой фирмы могут разли­чаться вдвое, — и тот бизнес, который должен был стать лидером отрасли, ока­зывается в ущемленном положении.

Так что причин для изменения налого­вой системы более чем достаточно. Но ка­кова будет концепция этих изменений? Производители не поддерживают идею дифференциации налогов по отраслевому признаку, поскольку это противоречит идее упрощения системы. Называются только два случая, когда дифференциро­ванный подход необходим, — это вновь образованные предприятия, которым нуж­ны «налоговые каникулы», и инновацион­ные предприятия, для которых важно ис­ключение из налогооблагаемой базы рас­ходов на финансирование всех новых раз­работок.

Проблема № 2. Государственный рэкет

Россия охвачена чиновничьим безуми­ем. Не о морали речь, а вот с точки зре­ния экономической огромный вред от на­шего чиновничества состоит в том, что его неустанная и разносторонняя деятель­ность приводит к ощутимому снижению эффективности национального хозяй­ства. Принятие экономических решений по индивидуальным критериям приобрело столь массовый характер, что является уже скорее прави­лом, чем исключением. Поэтому конку­ренции в полном смысле слова на россий­ских рынках нет — и низкоэффективные компании поддерживаются на плаву за счет своих более умелых коллег. Как ведет себя при этом эффективность экономики в целом, понятно.

Корпорация «Маккинзи» в своем не­давнем исследовании «Экономика Рос­сии: рост возможен» приводит такие при­меры неравных условий конкуренции:

    неодинаковые ставки и режим налогооб­ложения предприятий одной отрасли;

    не­равные условия распределения земли и госзаказов;

    неравенство фактических цен на энергоресурсы для разных компаний в одной отрасли;

    неравенство администра­тивных требований, предъявляемых к различным компаниям;

    неравные усло­вия применения законов (например, в отношении прав на интеллектуальную собственность или импортных пошлин);

    неравные условия доступа к экспортной инфраструктуре, контролируемой госу­дарством.

Не составит труда вспомнить и иные формы неравенства. Вот, например, Государ­ство в охранной отрасли само занимается бизнесом — это вневедомственная охра­на. У нее и налоговые льготы (нет НДС), и госпоставки оборудования, и социальное и пенсионное гособеспечение сотрудни­ков, и правовая защищенность — частные же предприятия могут противопоставить только зарплату.

Все это нам объясняют об­щеизвестной необходимостью «усилить государственное регулирование» — объ­яснение не слишком убедительное. Чтобы государ­ство занималось действительно регулиро­ванием, а не госрэкетом, как сейчас, нуж­но выполнить требование одного производителя: «Чиновники должны быть изолированы от управления какими бы то ни было активами. Их дело — разработка правил и контроль их соблюдения, и ни­каких перераспределений ресурсов в пользу неконкурентоспособных пред­приятий».

Коррупция — неиз­бежное следствие двух причин:

    государство продолжает оставаться крупнейшим экономическим игроком, а потому чиновничество ежедневно распоряжается гигантскими объемами ресурсов. В „нормальном" рынке мало денег — все в руках околого­сударственных фирм. А что в результате? Откаты как необходимый элемент рабо­ты приводят к принятию неразумных ре­шений, неразумному расходованию средств и отсутствию последующих зака­зов;

    у нас торжествует кон­цепция «дешевого государства»: чиновни­ков много, зато зарплаты у них маленькие.

Убрать эти две причины — и коррупция войдет в прием­лемые берега.

Вопреки почти поголовно разделяемому в политических кругах мнению, все это проблемы отнюдь не правоохранитель­ные — во всяком случае, не в первую оче­редь таковые. Это проблемы, если угодно, правоустановительные — и российское производство уже готово требовать их быстрого и последовательного разрешения.

Проблема № 3. Дефицитные кадры

Проблема недостатка квалифицирован­ных кадров появилась сразу же после воз­никновения рынка в России. Однако в начале реформ рынок нуждался не столь­ко в управляющих и специалистах, сколь­ко в предпринимателях — людях, которые могут определить суть бизнеса, найти ни­шу для его развития и собрать вокруг себя группу энтузиастов. Через пять-семь лет, когда компания проходит стадию позици­онирования на рынке, у нее появляется возможность и возникает необходимость совершить скачок. Это означает необходимость выработки внут­ренней технологии функционирования компании — разработки процедур и рег­ламента, формулирования ответов на вопросы: кто, за что и в какой момент от­вечает. Компания в большой степени дол­жна превратиться в механизм. То есть ком­пании, которая закончила стадию разви­тия и переходит к росту, нужны опытные управляющие. А их на рынке очень мало, что совершенно естественно — большин­ство специалистов по управлению просто не успели еще сформироваться. Наш бизнес очень молод, нет опыта прошлых лет; в стране не успела сложиться биз­нес-культура.

Попытки решать эту проблему с по­мощью найма специалистов, прошедших «школу» в западных компаниях, не всегда оказываются успешными. Специалисты су­губо западного типа зачастую оказываются слишком технологичными, негибкими. Бывают, конечно, и исключения из правил. Некоторые менеджеры, прошед­шие западную школу, идут на работу в российские компании, полностью осоз­нав тупики слишком жесткого подхода. Такая позиция позволяет совместить гибкость и накоп­ленный опыт и оказаться очень полезным для российской фирмы. Однако таких специалистов на любом отраслевом рын­ке просто единицы.

Возможности срочного повышения ква­лификации кадров тоже очень ограниче­ны: у нас нет системы повышения квали­фикации, поскольку нет опытных преподавателей, нет и лидеров отрасли, чей опыт можно использовать.

Поэтому проблему не­достатка управленцев мо­жет решить только накопление соб­ственного опыта менедже­рами российских фирм и широкое использование консалтинга во всех его проявлениях. У государ­ства в контексте этой проблемы мало что можно попросить. Возможно, лишь поддержки, напри­мер, за счет налоговых льгот и консалтинга как основного инсти­тута накопления и передачи управленчес­ких знаний.

Проблема № 4. Плохие деньги и искаженная структура цены

Неужели здравомыслящего человека можно убедить, скажем, в том, что реаль­ная стоимость отправки сотрудника в ко­мандировку по России — 23 рубля в день? Что при осуществлении продвижения то­вара на рынок затраты на рекламу реально составляют 5% от текущего объема реали­зации? За все, что сверх этого, надо платить из прибыли, и это будет фиксироваться как текущие затраты. Хотя вложения в продви­жение брэнда — это по сути инвестиции. Но законодательство плохо трактует воп­росы оценки интеллектуальной собствен­ности и нематериальных активов, поэтому точно не известно, сколько стоит брэнд и что это такое. Между тем для налогообло­жения нужна вполне конкретная база. В результате законодатели за всех решили, что за 5% можно продвинуть товар, а на 23 рубля питаться целый день. И таких примеров масса. Поскольку мы сами этих законодателей и выбрали, то они считают, что договорились с нами: что считать при­былью, что — себестоимостью, что — ин­вестициями, а что — оборотными сред­ствами. Но обе стороны прекрасно знают, что эта «договоренность» не имеет ничего общего с действительностью.

В итоге менеджер с хозяином не могут понять, сколько реально стоит бизнес, ка­кова его эффективность и какими эти же характеристики будут завтра. Получается, что эффективность бизнеса определяется тем, сколько из этого биз­неса можно безболезненно «вынуть» в каждый кон­кретный момент. Вот так в реальной жизни трактуется прибыль.

Разная методика начисле­ния цены по разным кон­трактам, в разных средствах платежа лишь усугубляет эту невнятицу. Если товар нап­равляется на экспорт и кон­тракт прокредитован бан­ком, то цена на этот товар одна, и распадается она на себестоимость и прибыль, на капитальные и текущие из­держки одним образом. Если товар отгружен по бартеру внутри России, то цена его другая; другой будет и структу­ра цены. Добавим к этому, например, что если у предприятия есть долги (реальные или фик­тивные), то будет совсем третий случай. Если с бан­ком, где находится расчет­ный счет предприятия, ра­ботает АРКО, то — четвер­тый. Не работает — пятый.

Поскольку в жизни ре­ализация продукции идет одновременно на разных условиях, по контрактам разных типов, менеджер не может знать, сколько реально надо платить на­логов, какова реальная себестоимость, сколько он может пере­распределить между инвестициями, обо­ротными средствами и потреблением. Значит, не знаем, и не можем знать, каков у нашего бизнеса реальный потенциал воспроизводства. Значит, цена любого биз­неса, по существу, равна цене его ликви­дации, то есть близка к нулю.

Проблема № 5. Долларизация

Хорошие у нас деньги или нет? Помога­ют они производить или мешают? Како­вы наши транзакционные издержки? Смысл бесед с рядом производителей можно свести к крику души: «Дайте мне хоть ка­кую-нибудь деньгу — и я переверну мир!»

Долгое время монетарная политика, а вслед за ней и практический бизнес строи­лись так, что, несмотря на существование рубля, всеобщим эквивалентом в России был доллар. Дело даже не в том, что он стал основной валютой цены и платежа по внешним контрактам, в нем повсеместно исчисляли «внутреннюю» зарплату, инвес­тиции, процент.

Курс рубля к доллару начал восприни­маться исключительно как номинальный множитель при пересчете элементов биз­неса и цены товара в целях составления от­четов для налоговиков.

В Законе РФ о денежном обращении написано, что исключительным платеж­ным средством является рубль, но мерой стоимости до последнего времени был доллар. В реальности платежным сред­ством, кроме рубля, является еще много всего — векселей, бартеров, зачетов, но в конечном итоге все они приводились (через дис­конты, курсы и отрасле­вые паритеты покупатель­ной способности) к дол­ларовой оценке. То же ка­салось и тезаврационной функции денег. Рубли — это для расчетного счета; для резервов и накопле­ний — доллар. Таким об­разом, практически в лю­бом бизнесе одна его часть измеряется рубля­ми, другая — долларами. Поскольку курс рубля к доллару все эти годы оп­ределялся в значительной степени вне­экономическими факторами, а значит, с точки зрения бизнеса был произволь­ным, никакой производитель не мог иметь адекватного представления о ходе собственных дел.

Избыточная долларизация экономики и необъективный спрос на валюту — один из основных и, безусловно, негативных итогов первого этапа экономической реформы.

Потом, абсолютно закономерно, «с кот­ла сорвало крышку». Произошло это 17 ав­густа 1998 года. Бизнесу пришлось, и все больше людей это понимает, переходить на реальную номинацию затрат и потоков в рублях. Доллар стал слишком дорогим и непредсказуемым. Сегодня ситуация двой­ственная и до сих пор неопределенная. Не­которая часть людей исчисляет некоторую часть своих потоков по-старому — в долла­рах, а кто-то уже в рублях. Получается сов­сем неудобно.

На Центробанк сегодня смотрят как на судью и Бога. Можно уже полностью пе­реходить на рублевое исчисление или ра­но? Продолжать считать эффективность капитала в долларах, но уже без офици­ального «коридора», то есть закладывая в рублевую отдачу дополнительные риски конвертации, или уже можно не забивать себе этим голову?

Проблема № 6. Непродуктивная инвестиционная среда

Для роста компании, естественно, нуж­ны деньги, и, если большая часть прибы­ли уходит в налоги, остается только внеш­нее финансирование. Однако в России его получение крайне затруднено. И од­ной из важнейших причин этого производители считают незащищенность права собственности.

Собственность в России текуча вообще. При безумной налоговой системе, при несовершенном Законе о банкротстве и все безответственной практике его примене­ния никто не может поручиться, что и завтра останется владельцем того, чем владеет сегодня. Но собственность у нас текуча и в част­ности: оперативный контроль над актива­ми в России неизменно оказывается важнее, чем отношения соб­ственности. Акционеры не могут осуществить свои права. Фактически все решения при­нимаются администрацией предприятия; в большинстве случаев собрание акцио­неров — незначимый орган.

Ключевой в данной области Закон об акционерных обществах выдержан в рез­ко «променеджерском» духе, и этот крен никак не балансируется другими норма­тивными актами. Что стоило увеличить полномочия независимых ре­гистраторов? Что помешало обязать промышленные предприятия ре­гулярно отчитываться о величине своих чистых активов, подсчитываемой при­мерно так, как это делают в банках (то есть уменьшенной на некий аналог резер­вов для покрытия просроченных долгов и обесценения ценных бумаг)? Ведь тогда открылось бы 90% менед­жерского шулерства с подменой активов предприятий псевдоценными бумагами. Но ничего подобного не было сделано — и результат поразителен. Если года три на­зад мало кто умел досуха выдоить управ­ляемое предприятие, оставаясь в рамках действующего законодательства, то сегод­ня такой тип реструктуризации общеизвестен, как таб­лица умножения. В результате мате­ринская компания (и ее собственники) остается с круглой печатью и полным на­бором долгов, а все сколько-нибудь стоя­щие активы исчезают.

Одного этого было бы достаточно, чтобы гарантировать стране инвестиционный го­лод, но в том же направлении работает (или не работает) еще многое. Даже в тех случа­ях, когда собственник уверен, что его права незыблемы, использовать свою собствен­ность для обретения инвестиционных ре­сурсов ему очень непросто. Производители указывают на совершенную неадек­ватность банковской системы России, ме­шает уродливость банков и отсутствие нор­мальных банковских услуг. В США банк да­ет кредит в полмиллиона новой (существу­ющей два-три года) компании только под баланс. То есть выясняет, чем занимается компания, имеет ли она прибыль, кто ее клиенты. Все. У нас кредит можно полу­чить либо под залог недвижимости, либо под товар на складе, либо нужны связи, ли­бо очень давняя кредитная история.

К этому добавляются кон­статация отсутствия в РФ инфраструк­туры обслуживания цивилизованного рынка ценных бумаг, интегрированной в аналогичную мировую инфраструктуру, являющуюся основным мировым источ­ником кредита. То, что в нынешней Рос­сии называется фондовым рынком, было и остается своеобраз­ным казино, с отечес­твенной экономикой мало связанным. Случа­ев, когда предприятия добывали на этом рынке реальные инвестицион­ные ресурсы немного. Такое состояние рынка пре­пятствует использовать для привлечения инвес­тиций залоги из ценных бумаг российских пред­приятий, которые дол­жны проходить опреде­ленные этапы секьюритизации по мировым стандартам. В результате значительная часть крупных иностранных инвесторов отказывает­ся работать даже с самы­ми перспективными проектами в Рос­сии — по причине перехода всей мировой финансовой системы на иные принципы залогового кредитования с погашением долгов через механизмы ценных бумаг. В России из тысяч подобных инструмен­тов освоены только два: депозитарные расписки и облигационные схемы.

Но почти непреодолимые барьеры стоят не только между мировым кругооборотом инвестиций и российскими предприятия­ми — барьеров много и «внутри». Производители констатируют отсутствие достаточно авторитетных и активных кон­салтинговых агентств, способных стать посредниками между источниками инвес­тиционных ресурсов и недостаточно рас­крученными, но все же привлекательными проектами — особенно это касается мел­кого бизнеса.

Проблема № 7. Беззащитность интеллектуальной собственности

На первый взгляд то, что среди первых семи проблем российского производства ока­залась защита интеллектуальной соб­ственности, кажется странным. Однако значимость этой проблемы для страны, которая до сих пор считается кладезем интеллектуальных ресурсов и только в последние десять лет столкнулась с необходи­мостью напрямую зараба­тывать деньги на этом ре­сурсе, действительно ве­лика. Речь идет не толь­ко о хорошо известном аудио- и видеопиратстве или водочных подделках. От того, что государство недостаточно эффективно охраняет торговые марки, копирайты и патенты, наш бизнес несет убытки в самых разных отраслях.

Руководитель крупной кондитерской фабрики рассказал о целой волне «наглых подделок», за­хлестнувшей кондитер­ский рынок. Например, в розничной сети легко встретить знаменитый «Золотой ярлык» непонят­ного производителя по вдвое более низкой цене. Не лучшим об­разом обстоят дела и на других рынках. По словам директора одной фармацевтичес­кой компании, их марки, технологии про­изводства и даже составы лекарств подде­лываются. Причем доказательство своей правоты через суд ничего не дает. Заста­вить „пирата" прекратить свою деятель­ность невозможно, не существует эффективного меха­низма исполнения судебного решения».

Если на внутреннем рынке главная проблема — заставить «пиратов» выпол­нять закон, то российским компаниям, работающим на рынке международном, на защиту своей интеллектуальной соб­ственности попросту не хватает денег. Себестоимость изобретения у нас со­ставляет тысячи долларов, а его патентная поддержка за границей — десятки, а иног­да и сотни тысяч. Для небольшой иннова­ционной фирмы это просто неподъемные деньги, но без защиты идея или техноло­гия будут украдены.

Россия была и остается изобретающей страной — в сфере телекоммуникаций, информационных и биотехнологий ин­теллектуальные продукты наших компа­ний уже давно пользуются спросом со стороны транснациональных гигантов. Не исключено, что завтра наши брэнды вступят в конкурентную борьбу и на впол­не традиционных рынках. Но государство должно им помочь. Для защиты на внутреннем рынке достаточно просто добиться испол­нимости судебных решений по отноше­нию к «пиратам» и способствовать росту общей культуры потребления с помощью пропаганды. По поводу того, что нужно сделать для эффективной охраны на ми­ровом рынке, у производителей едино­го мнения пока нет. Одни говорят о льго­тах для крупных российских концернов, которые будут финансировать патентование разработок малых инновационных фирм за рубежом, другие — о комплек­сной протекционистской программе и прямой господдержке. Ясно одно: что-то делать нужно, и довольно быстро. По сло­вам юристов, мы несли и продолжаем нести большие потери из-за отсутствия внятной политики в этой области. Сейчас уже не подсчитаешь, сколько миллиардов долларов было упущено из-за того, что в начале 90-х, когда был снят гриф «секрет­но» со многих изобретений ВПК, в страну хлынул поток западных технологических брокеров, собиравших по нашим «ящи­кам» все, что плохо лежит. И процесс этот все еще продолжается.

Заключение

Производители называют и другие конкретные проблемы бизнеса, но нельзя требовать от непривычных к деловому разговору политиков слишком многого сразу. Им ближе рассуждения о евразий­ском пути, нравственном возрождении, догоняющей модернизации или невиди­мой руке рынка. За этими рассуждениями политики проглядели, как выросло новое поколение предпринимателей, с новыми целевыми установками, ориентированное на развитие своего дела. Дать возмож­ность этим людям раскрыть свой потен­циал — вот политическая задача сегод­няшнего дня. Решение именно этой зада­чи обеспечит и устойчивый экономичес­кий рост, и повышение благосостояния всех слоев населения. Только вот непохо­же, что политики из старой затертой ко­лоды способны это сделать.

Список литературы:

    Гурова Т., Кириченко Н., Медовников Д., Привалов А. Важнейшие проблемы российскиого предприятия. Кто их решит? //Эксперт.–№42 [(206) 8 ноября 1999 г.].

    Галиев А., Гурова Т., Краснова В., Рубченко М. Фискальное танго. //Эксперт.–№44 [(208) 22 ноября 1999 г.].

    Белоусов А. Трудная эстафета. //Эксперт.–№47 [(211) 13 декабря 1999 г.].

    Гавриленков Е. Промышленности нужны новые стимулы. //Эксперт.–№46 [(210) 6 декабря 1999 г.].

    Костина Г. Шкурная эпопея. //Эксперт.–№42 [(206) 8 ноября 1999 г.].

    Костин И. Возрожденный из долга. //Эксперт.–№43 [(207) 15 ноября 1999 г.].

    Калманов В. «Белое» солнце. //Профиль.–№46 [(168) 6 декабря 1999 г.].

    Водянов А. Мультипликатор социндустрии. //Эксперт.–№42 [(206) 8 ноября 1999 г.].

    Титова Е. Чужие. //Профиль.–№44 [(166) 22 ноября 1999 г.].