Гендерная поляризация русскоязычного звучащего дискурса

Гендерная поляризация русскоязычного звучащего дискурса

Киров Е. Ф. (Нижегородский госуниверситет)

Гендерная проблематика явилась для лингвистики последних десятилетий подлинным открытием, хотя для ряда языков (например, японского, корейского, чукотского и др.) разделение языка на мужской и женский варианты было обыденным явлением, незаметным, как воздух, которым дышит человек (конечно, до поры до времени незаметным). Европейские языковеды наперегонки бросились открывать в своих языках рудименты гендерной поляризации, и русский язык не стал в этой гонке исключением.

Однако разговор хотелось бы начать с краткого рассмотрения такой уникальной разновидности русскоязычного звучащего дискурса, как молитва, в которой в принципе нейтрализована гендерная проблематика. Затем по принципу контраста мы охарактеризуем такой тип звучащего дискурса, в котором генедерная поляризация приобрела наибольшую активность (и процесс этот нарастает от настоящего к будущему), — речь пойдет о грубопросторечном звучащем дискурсе, сдобренном ругательствами.

Итак, богомолитвенный звучащий дискурс, который сводится к обращению ко Всевышнему с молитвой и просьбами, изначально построен на основе ликвидации разницы между полами молящихся в храме или дома. Трудно себе представить женский или мужской вариант молитвы «Отче наш» (или других молитв), которые принципиально не маркированы в гендерном аспекте. Характерным признаком этой самой распространенной молитвы является также отказ от личных местоимений единственного числа, относящихся к молящемуся и вносящих элемент персоноцентричности («Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, ибо твое есть царство и сила и слава во веки веков») В ней употреблены местоимения множественного числа, придающие молитве смысл соборности молящихся. Таким образом, молящиеся не только не маркированы в гендерном аспекте, но и не маркированы в персональном аспекте, они представляют собой некое соборное молящееся существо, обращающееся к Богу от «соборного лица». Именно в этом состоит конечная задача молитвы и обращения к Богу, чтобы соборно отрешиться от греховного и призвать царствие Божие и на землю. Уже более тысячи лет звучит этот призыв на Русской равнине. Однако не только такой дискурс можно услышать на нашей земле.

Грубопросторечный звучащий дискурс зачастую обращен к другому, и этот другой — совсем другой: он старше или младше (во многих смыслах), он свой или чужой, он человек или животное (реже предмет, например, шкаф), но самое главное — он мужчина или женщина, если он человек (о гендерных предпочтениях при обращении к котам или кошкам, кобелям или сукам среди любителей животных поговорим в следующей статье).

Рассмотрим грубопросторечный межличностный звучащий дискурс с элементами брани (мы не считаем общерусскую брань проявлениями арго, т. е. арготизмами в строгом смысле слова, т. к. она не имеет функции арго, т. к. брань не является лексикой тайного языка. Не является брань также и жаргонной лексикой, т. к. в принципе общенародна и имеет свои собственные лингвистические функции, о чем мы поведаем ниже).

Чтобы вести разговор предметно, следует разделить грубопросторечный демиантропный (межличностный) звучащий дискурс с применением брани как минимум на три разновидности в зависимости от того, кто с кем обшается: мужчина с мужчиной (маск-регистр), женщина с женщиной (фем-регистр), или пары общающихся смешаны (микст-регистр). В каждом из регистров общения будет обнаружена особая лингвистическая гендерная подоплека.

Макс-регистр грубопросторечного звучащего дискурса отличается обилием бранной лексики, объективную необходимость появления которой можно объяснить чисто ритмо-интонационными причинами, относящимися к ведению социофонетики. Так, в этом регистре речь тяготеет к «мужской рифме» с ударным конечным слогом в синтагме или в конце фонофразы. Вполне очевидно, что огромная масса слов русского языка не имеет ударения на конечном слоге слова, поэтому не может завершить фразу ударным слогом (в режиме «мужской ритмической структуры»). Вот в этом случае на помощь приходит слово-паразит бранного происхождения, состоящее из одного слога, — именно поэтому он волей-неволей оказывается ударным (распространенным вариантом такого слова в разговорной речи мужчин всех возрастов стало слово бл..дь). Поэтому, фонофразу Когда же все это кончится! , которая имеет типично «женскую ритмическую структуру» с неударным концом, т. е. не заканчивается ударным слогом, мужчина обильно снабжает дополнительно словом- паразитом, например, Когда же, б.., все это кончится, б...! Чем больше «мужских окончаний» в речевом отрезке, тем грубое просторечие признается маскулиннее.

В фем-регистре грубопросторечного звучащего дискурса, снабженного бранью, можно встретить самое широкое разнообразие вариантов. Рафинированный взрослый грубопросторечный фем-дискурс будет сдобрен таикми «по-женски ритмованными» словечками с неударным конечным слогом, как сука, стерва, курва и т. д., например: Ты замолчишь, сука! — при обращении к другой женщине (в маск-регистре подобная фонофраза будет иметь иной ритмический контур — и как следствие будет иметь иное бранное слово: Ты замочишь, б... ! -при обрашении как к мужчине, так и женщине). В случае пристрастия к бранному слову на б.. в грубопросторечном фемдискурсе наблюдается его словообразовательное «возделывание», в результате чего оно приобретает вид б..дюга, например, что придает этому ругательству «женскую ритмическую огласовку». Однако маскулинизация женщин и особенно школьниц в самое последнее время приводит и к употреблению ими брани, типичной в речи мужчин, причем степень грубости брани в речи школьниц, общающихся в фем-регистре, неуклонно повышается. Достаточно грубыми мужскими ругательствами снабжает свою речь женская половина сельского населения, при этом маскулинность женской речи в данном случае в какой-то степени соответствует характеру жизни и трудовой деятельности женщины на селе («Я и баба и мужик» — так иногда идентифицирует себя сельская жительница, а Н. Некрасов даже опоэтизировал такой феномен). Характерным является как для школьниц, так и для женщин села стремление перенимать мужские «вредные привычки» к табаку и вину (и к наркотикам в городских учебных заведениях), причем городское женское взрослое население в этом отношении более традиционно.

В микст-регистре грубопросторечного звучащего дискурса с бранной лексикой наиболее распространено табуирование с заменой ругательства б..дь на слово блин. Эта мелиоративная «табуэма» распространена очень широко. Однако главным достоинством рассматриваемой «табуэмы» является универсальность, т. е. одинаковая доступность для женщин и мужчин при формировании звучащего грубопросторечного дискурса. Слово блин стало настолько повсеместно распространенным в грубом просторечии как мужчин, так и женщин при общении в микст-регистре, что по частоте употребления, после служебных слов, занимает лидирующее место в лексике русскоязычного грубопросторечного дискурса, что явно заметно даже при непродолжительном прослушивании спонтанного разговора школьников, студентов, взрослых горожан в режиме микс-регистра. Исключением является речь высокообразованной интеллигенции города и села, к которой относится среднее и старшее поколение русскоязычных жителей страны, — в такой речи обычно матерные ругательства не употребляются.

Важнейшей функцией бранных лексем, словосочетаний и предложений как в маск-регистре, так и в фем- и микст-регистре грубопросторечного дискурса является функция изолированного, а не наложенного на реальное высказывание проявления эмоций — положительных или отрицательных. Этот пар иногда нужно выпустить отдельно от осмысленного высказывания, и чем чаще, тем эмоциональнее будет дискурс. И именно это придает грубопросторечному звучащему дискурсу, сдобренному бранью, терапевтическую функцию. Эта функция, пожалуй, является единственным положительным следствием из сверхотрицательного явления распространения грубой бранной лексики в русскоязычном грубопросторечном звучащем дискурсе.

Приложение.

Выдержка из «Словаря русского языка 11—17 вв.», Вып. 1.: «Блядь, ж. 1. Ложь, обман. Аще что речете не от писания, но от своего сердца, бляди нам ваши глаголы быти возомняться, и прочих молити будем еже не слушати вас и заткнути уши. Сл. Шестака. 67. 1652....2. Лжец, обманщик. Молъвъщим же людем на Иоанна и глющим яко блядь есть) Прох. Жит. Ио. Богослов. 12 в. ... 3. Распутная женщина.» (с. 251).

Словарь русского языка 11—17 вв. Выпуск 1 (А—Б) М. Наука, 1975.

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа