Платонов о войне

План:

Отношение к фашизму в довоенной прозе А. Платонова. Война – трагедия народа.

Русский народ в годы войны.

1. Семен Саввин – герой рассказа «Броня».

2. Образы крестьян, прежде мирных тружеников, ставших защитниками Отечества.

3. Душевное состояние человека во время боя.

Народный характер Великой Отечественной войны в прозе А. Платонова.

Смерть – «необходимое творчество жизни». «Смерть победима… Живое существо, защищаясь, само становится смертью для враждебной силы, которая несет ему гибель».

Образы гитлеровских воинов в рассказах А. Платонова. Отношение русского народа к завоевателям.

Тема добра и зла в военной прозе А. Платонова.

Рассказ «Сержант Шадрин» – история судьбы русского солдата.

Возвращение солдата-победителя. Жизнь после войны.

III. Произведения А. Платонова – размышления о главных вопросах человеческого бытия.

Я бы хотел, чтобы некоторые мыли, рожденные войной и долгим опытом жизни и, может быть, имеющие общую важность, не обратились в забвение вместе с моим прахом и послужили, как особого рода оружие, тому же делу, которому служил и я. А я служил и служу делу защиты нашего общего отчего крова, называемого Отчизной, я работаю всем своим духом… на оборону живой целости нашей земли, которую я полюбил еще в детстве наивным чувством, а позже - осмысленно, как солдат, который согласен отдать обратно жизнь за эту землю, потому что солдат понимает: жизнь ему одолжается Родиной лишь временно. Вся честь солдата заключается в этом понимании; жизнь человека есть дар, полученный им от Родины, и при нужде следует уметь возвратить этот дар обратно.

А. Платонов. «Размышления офицера»

Интерес, появившийся сейчас к судьбе и социально-нравственным исканиям Андрея Платонова, вызван к действительности духовным состоянием современного общества, переживающего перелом, связанный с переоценкой нашей истории и преодолением различных деформаций.

Вопросы, которыми мы сегодня задаёмся, задачи, которые мы решаем, воспоминания, которые нас тревожат, ориентиры, по которым мы стремимся прогнозировать и строить наше будущее - все это имеет большое значение для возрождения нашего народа.

Проза А. Платонова проникнута страстным, глубоко сокровенным поиском «смысла отдельного и общего человеческого существования» в эпоху интенсивной ломки жизненного уклада и представлений о мире и человеке.

«Как бы человек ни хотел применить свою жизнь, прежде всего ему необходимо обладание собственной жизнью; если же ею, его жизнью, владеют другие люди, то есть человек несвободен, то он бессилен не только применить свои силы с благородной целью, как личность, но и вообще не существует… В будущем человеке элемент свободы осуществится как высшая и самая несомненная реальность. Больше того, эта личная свобода будет служить объединению человечества, ибо свобода – это общественное чувство и она не может быть применима в эгоистических целях» (А. Платонов. «Карагёз»).

При чтении произведений А. Платонова нельзя не заметить, что он охватывает весь воссоздаваемый им противоречивый мир прежде всего своим пониманием, и в этом всепроникающем понимании заключается универсальная и мудрая человечность художника.

В силу этого обстоятельства создается впечатление, что исторический процесс в его искусстве носит фатальный характер, однако это ошибочное, иллюзорное представление. На примере многих его произведений видно, сколь велика роль человека в текущих делах действительности. С особенной силой эта роль проявляется в тяжелое и трагическое время, каким является период Великой Отечественной Войны 1941 – 1945 годов. Как писал Л.Н. Толстой в своем произведении «Война и мир» о другой Отечественной Войне нашего народа: «12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления».

Движущей силой этой агрессии против нашего народа являлся германский фашизм. А.П. Платонов предчувствовал надвигающуюся угрозу и задолго до начала Великой Отечественной войны думал о большой антифашистской литературе, которая обладала бы в своем источнике очень сильным светом, могущим проникнуть до самого «адова дна» фашистской души, где таятся во мгле ее будущие дела и намерения. Как художник и мыслитель, он увидел в европейском фашизме чудовищное извращение смысла жизни, отступление вспять от идеалов, выработанных многовековыми усилиями мировой культуры. Цивилизация, какой она предстала в обобщенных картинах рассказа «Мусорный ветер», являла пример превращения человека в робота с однолинейной программой на умерщвление действительности, на обрыв творческих социальных и нравственных связей в обществе и истории: миллионы людей в гитлеровской империи «могли теперь не работать, а лишь приветствовать: кроме них были еще сонмы и племена, которые сидели в канцеляриях и письменно, оптически, музыкально, мысленно, психически утверждали владычество гения-спасителя, оставаясь сами безмолвными и безымянными». Гармонический человек с его верой в разум и добро, грезившийся передовым умам XIX века, исчез - процесс духовного распада порождал усовершенствованных уродов, увлекаемых «мусорным ветром» милитаризма на суету перед немой силой исторического рока, «смысла которого суетящиеся не понимают».

«Фашизм… кончится», писал А. Платонов в 30-е годы, «уничтожение… злодеев является естественным жизненным делом», гитлеровская бездушная военная машина будет остановлена и уничтожена советским народом, ибо «нигде нет большего ощущения связи и родства людей между собою, как у нас».

Во время войны, ожидая мобилизации в действующую армию, А. Платонов несколько месяцев провел в Уфе с семьей, пока не пришел

вызов из Союза писателей на службу в армейской печати. А. Платонов, не теряя времени, исподволь изучает и накапливает военный материал, встречаясь с прибывшими с фронта ранеными. Именно здесь, в одном из госпиталей, писатель знакомится с будущим героем своего первого военного рассказа «Броня» – обыкновенным моряком Семёном Саввиным, постоянно занятым мыслью о том, как уберечь родной народ от гибели, а его землю от огня и разорения. Движимый любовью и состраданием к Отчизне, Саввин, не долечившись, отправляется с рассказчиком на поиски бумаг с расчетами сверхпрочной брони, но погибает в неравной схватке с врагом. «Я поцеловал его, - заключает рассказ автор, - я попрощался с ним навеки и пошел выполнять его завещание о несокрушимой броне. Но самое прочное вещество, оберегающее Россию от смерти, сохраняющее русский народ бессмертным, осталось в умершем сердце этого человека». Так был открыт художником «новый металл» в характере сражающегося народа: «твердый и вязкий, упругий и жесткий, чуткий и вечный, возрождающий сам себя против усилия его разрушить».

Л

А. Платонов. 1942 г.

юди, знавшие А. Платонова в то время, вспоминали впоследствии, что во внешности писателя было что-то от мастерового, рабочего человека, в силу необходимости ставшего солдатом, чтобы защитить свою родину. Был он мягок и прост в обращении, умел найти свое слово для каждого – будь то солдат, генерал, старуха крестьянка или ребенок. Говорил глуховатым, низким голосом, спокойно и ровно. Но порой бывал и резок, колюч, всегда абсолютно нетерпим к фальши и хвастовству. Цепкий, острый взгляд его насквозь видел собеседника. Особенно душевно умел Платонов разговаривать с солдатами – тружениками войны.

Духом крестьянской основательности и домовитости существования и поведения нашего народа на войне проникнуты и многие рассказы А. Платонова, герои которых не утратили житейского интереса к обыденному, к мелочам, к повседневности, ко всему тому, из чего складываются заботы мирного труженика. Внутри немецкого танка Прохоров («О советском солдате») нашел мешочек с семенами сладкого клевера и «решил взять его на родину в хозяйство»; он же «мог, склонившись на дороге, поднять комок земли и кинуть его на поле, - чтоб и этот комок тоже мог рожать зерно, а не растаптываться без пользы в прах ногами». Старослужащий-красноармеец, расположившийся на ночлег в крестьянских сенях, слышит, как за перегородкой «тяжко вздыхает, кашляет и чешется боком о сучок в стене» корова – последняя надежда хозяйки-вдовы, оставшейся с четырьмя детьми («без коровы ей с детьми погибель» понимает солдат).

В основе такого отношения к «житейской прозе» лежит и вековой труд, нужда, хозяйский интерес, и особый порядок чувств, бескорыстная великая любовь к жизни, к созидательным началам в ней. Тяжко вздыхающая в закутке корова невидимыми узами родства соединяет красноармейца с вдовой-крестьянкой и её четырьмя детьми; дума об их судьбе будет согревать солдата в жестоком бою, где его ранит «в грудь насквозь», затем и в госпитале, выписавшись из которого он на пути в часть зайдёт к вдовице: «Корова её телушкой отелилась, дети живы и здоровы, сама хозяйка тоже ничего живёт и видом подобрела… Я поговорил с вдовицей по душам… дети её при мне сиротами не будут».

Встреча с сухоруким парнишкой («Ветер – хлебопашец»), приспособившим плуг к мельнице, с тем чтобы ветер помог ему вспахать хлебную ниву, а потом поднять на ноги немощных деревенских стариков и малолетних детей, также вселяет в солдата чувство братства нашего народа: «Он был хлебопашец, а я солдат. Он кормит мир, я берегу его от смертного врага. Мы с пахарем живем одним делом».

Народ очень скоро обживается на войне, привыкает к ней, и житейские, обыкновенные интересы совершенно вытесняют в нем чувство страха: в прифронтовой полосе «крестьянин обкашивает траву на зимний корм скотине вокруг подбитого «тигра», а его хозяйка вешает на буксирный крюк «фердинанда» рядно для просушки. Солдат А. Платонова – открывает ли окоп, расчищает ли реку от валунов для прохода танков – делает все с таким тщанием и основательностью, как если бы он ставил избу или корчевал кустарник под новое поле. Война в сознании народа - прежде всего необходимый труд. Старшина Сычов («Оборона Семидворья») «вел войну экономически и бережливо», он смотрел на нее как «на хозяйство и аккуратно считал и записывал труд своей роты по накоплению павшего врага». «Нам надо и работать и воевать к спеху: небось минута времени войны народу целый миллион стоит, не считая того, что и в людях потеря, и на душе тоска…» - говорит ординарец Лука Семенович из рассказа «На Горынь-реке».

Наряду с трудным освоением жизни, вырабатывающим в людях терпение, глубокое чувство сообщества и родства, чадолюбие, уверенность во всепобеждающей силе работы, житейский талант, глубокое понимание природы, в русском человеке, по А. Платонову, уживается странная и неразумная любовь к убыточным стихиям - пожарам, наводнениям, бурям, грозам. Притягательную силу этих стихий для человека писатель объясняет тайной надеждой людей на перемену в жизни, их стремлением к свободе и разнообразию, к полному самовыражению характеров: «Россия обильна людьми, а не числом их… разнохарактерностью и своеобразием каждого человека… Фома и Ерема, по сказке, братья, но вся их жизнь занята заботой, чтобы ни в чем не походить один на другого».

Из природных стихий А. Платонов любил ливневую грозу, кинжально сверкающие во мраке молнии, сопровождаемые мощными раскатами грома. Классические образцы мятежной пейзажной живописи представил он в рассказах «Июльская гроза» и «В прекрасном и яростном мире». После очистительно действующей ливневой грозы, в ярости смывающей бесплодный прах пыли с деревьев, трав, дорог и церковных куполов, мир представал обновленным, торжественным и величественным, словно заново возвращалось в него лучшее из утраченного от сотворения света. По образной пластике и эмоциональному накалу в прозе А. Платонова трудно найти другие картины природы, которые превосходили бы его же описание грозы. Жалящие мрак лезвия молний с наплывающими на темноту громовыми разломами - состояние, отвечающее внутреннему укладу писателя, его пониманию исторического процесса, очищающегося от скверны в яростных мгновениях действительности, в которых истребляется зло и увеличивается накопление добра в мире: «…неправедно погубленное и погибшее обязательно вновь возникнет на свете и возникнет в более совершенной и прекрасной форме, чем существовало прежде» («Житель родного города»).

«Природа встревожилась до ярости, и теперь она метала молнии сверху вниз и параллельно земле, словно ища себе исхода и не находя его. Канонаду нашей артиллерии умножало небо громом грозы, и общее их грохотанье повторялось откликами волнообразной равнины и уходило дальними, смягченными голосами в глубь нашей родины. Свет молний и пушечного огня, скрежещущий и раскатывающийся рев канонады и грома, и мрак ливня, озаряемый лишь магическими вспышками человеческой и небесной ярости, создавали впечатление, что за гранью нашей победы нас ожидает волшебная судьба, возвышенная и мощная в материальной силе» («Бой в грозу»).

Разнообразие характеров, составляющих нацию, воспитывает в народе отношение к отдельному человеку как к тайне, чуду, к единственности и неповторимости его личности, отношение опять же терпеливое, понимающее, незлобивое, умеющее прощать, уживаться с непохожим, обращать эту непохожесть в строительный материал для собственной души. К прелести человека, как и к тайне природной стихии, свободной в своем движении, нельзя привыкнуть или стать равнодушным, а живое чувство сопричастности действительности всегда сопровождается созиданием человеческого в человеке. «К войне, раз уж она случилась, русский человек относится не со страхом, а тоже со страстным чувством заинтересованности, стремясь обратить ее катастрофическую силу в творческую энергию для преобразования своей мучительной судьбы, как было в прошлую войну или для сокрушения всемирно-исторического зла фашизма, как происходит дело в нынешнюю войну».

А. Платонов понимал: советский человек не сразу сделался воином, и солдат, защитник Отечества, родился в нем не тогда, когда он взял в руки оружие, а значительно раньше.

Более того: война в прозе А. Платонова - непосредственная, прямая выработка социально-нравственной истины для всего человечества, а подвиг и смерть во имя народа и его идеалов - прозрение тайны и смысла человеческого существования, высшее творчество счастья и жизни.

В рассказе «Одухотворённые люди» А. Платонов очень точно показал душевное состояние человека во время боя. Это и подсознательное чувство опасности, и воспоминание о матери, в то время когда смерть ходит рядом.

«Он пал вниз лицом, послушный мгновенному побуждению, тому острому чувству опасности, от которого глаз смежается прежде, чем в него попала игла. Он и сам не понял вначале, отчего он вдруг приник к земле, но, когда смерть стала напевать над ним долгою очередью пуль, он вспомнил мать, родившую его. Это она, полюбив своего сына, вместе с жизнью подарила ему тайное свойство хранить себя от смерти, действующее быстрее помышления, потому что она любила его и готовила его в своем чреве для вечной жизни, так велика была ее любовь».

Так устроен человек, что без мыслей о будущем ему трудно жить в настоящем.

«Наутро снова будет бой. Одинцов ожидал его с желанием: всё равно нет жизни сейчас на свете и надо защитить добрую правду русского народа нерушимой силой солдата. «Правда у нас, - размышлял краснофлотец над спящими товарищами. – Нам трудно, у нас болит душа…Правда есть, и она записана у нас в книгах, она останется, хотя бы мы все умерли. А этот бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила – это наш страшный сон. В нём многие помрут, не очнувшись, но человечество проснётся, и будет опять хлеб у всех, люди будут читать книги, будет музыка и тихие солнечные дни с облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа их станет полной…»

И Одинцову представилась вдруг пустая душа в живом, движущемся мертвяке, и этот мертвяк сначала убивает всех живущих, а потом теряет самого себя, потому что ему нет смысла для существования и он не понимает, что это такое, он пребывает в постоянном ожесточенном беспокойстве».

Война и смерть идут рядом. Никто не хочет умирать, но уж если этого не миновать, нужно встретить смерть достойно.

«Фильченко представлял себе родину как поле, где растут люди, похожие на разноцветные цветы, и нет среди них ни одного, в точности похожего на другой; поэтому он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть утешена. Ради того он и стоял здесь – ради того, чтобы остановить смерть, чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал, как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама смерть обессилела, встретив его…»

И вот для оставшихся в строю краснофлотцев Паршина, Одинцова и их командира Фильченко настал тот момент боя, когда человек во имя великой цели переходит в своей душе границу восприятия мира.

В рассказе «Одухотворенные люди» события происходят под Севастополем, в горький начальный период войны, когда враг силен, у него много техники. Современники А. Платонова, грудью защитившие нашу страну от врага, поняли и подтвердили мысль автора о том, что человек, если он настоящий «одухотворенный» человек, в невыносимо трудных ситуациях боя отключает свой инстинкт самосохранения и силой своего духа побеждает врага.

А. Дейнека "Оборона Севастополя"

«…Танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя увидел живое, жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в смерть это унылое железо, давящее душу и кости людей. Здесь одним движением можно было решить, чему быть на земле - смыслу и счастью жизни или вечному отчаянию. Разлуке и погибели.

И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его счастье и его высшая жизнь, и он ее сейчас жадно и страстно переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью матери… Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу, согласную умереть и требующую смерти, как жизни» («Одухотворенные люди»).

Книга А. Платонова «Одухотворенные люди», оказавшаяся в солдатском эшелоне, пошла по рукам - к минометчикам, артиллеристам, хозвзводу, саперам, санитарам. Замасленная, зачитанная до дыр, с подпаленными страницами, она не скоро вернулась к своему хозяину. Сержант, принесший книгу ее законному владельцу, поражался: «…Откуда он все это так доподлинно знает…»

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать именно так, а не иначе.

Народный характер Отечественной войны определяется в прозе А. Платонова главным образом естественным восстанием всей русской истории, союза многих поколений против фашизма - в великой битве с врагом защищались от уничтожения исконное русское правдоискательство, традиционный национальный дух, который «имеет интегральное значение», потому что он «объединяет каждого человека с его народом напрямую, объединяет с живыми и умершими поколениями его Родины» («Размышления офицера»).

В военных рассказах дума о сражающемся народе как о кровном сообществе живых с павшими и отошедшими в прошлое поколениями с особенной силой владеет душой и сердцем писателя. А. Платонов выражает эту думу не только публицистически, что само по себе нетрудно, но стремится воплотить ее в образах, сделать реальной, осязаемо силой в борьбе с фашизмом. В этом неповторимое своеобразие прозы А. Платонова военных лет, объясняющее ее странность, ее высокие достоинства и вместе с тем необходимые издержки: в попытках пробиться сквозь очевидное, временное и подверженное смерти, к духовному и вечному, к непобедимой субстанции народного существования художник порой «интегрировал» конкретных людей до вечного русского человека, до чистого духа, до того главного, что уже не является индивидуальным, а составляет нацию в ее стремлении к правде, красоте и истине.

Задача, которую поставил перед собой А. Платонов, - показать характер советского человека в Отечественной войне как итог многовековой работы народа и в то же время укоренить его в истории - не из легких. Ее выполнение требовало мирного, спокойного времени и неторопливого эпоса. Но А. Платонов не оставил решения «на потом», он ясно понимал: победа в войне обеспечивается не только прочным металлом и истребительной мощью оружия, но и духовным состоянием солдата, его ощущением кровной связи поколений, доверивших ему свое будущее.

Фраза «человек отдает себя народу» для А. Платонова не метафора, а точная, конкретная мысль, которая несет в себе еще и ту истину, что отданное народу хранится тем свято и бережно. Умирающий от ран подполковник («Размышления офицера») спрашивает своего ординарца: «А еще что вышло из меня? Кровь - пустяк, еще что вышло из меня, изнутри?» - «Боле ничего, товарищ подполковник, что может быть такого, что из человека выходит…» - «Нет, врешь… из меня важное вышло, главное… вышло: чем я жил, чем держался, а теперь я весь пустой, дешевый стал…»

Народное ополчение. Архив, 1941 г.

Дедушка Тишка («Рассказ о мертвом старике»), маленький и сердитый, в одиночку «окоротил» всего немца у деревни Отцовы Вершки, потому что «тут, на деревне, прошла вся его жизнь, тут, на погосте, лежали в земле его родители, и тут же он сам схоронил когда-то своих умерших детей, и младенцев и взрослых». Почувствовав, что жизнь покидает его, Тишка опустился на колени, повернулся лицом к деревенским избам, поклонился им до земли на прощание: «Ну, теперь ты без меня один живи, добрый и умный! Я тебе больше не помощник! - вслух сказал дедушка Тишка, обращаясь к тому человеку, которого он любил и которого никогда не видел».

А. Платонову важно показать историю на примере отдельного человека, отобразить отдельную судьбу, выпадающую из жизненного обращения и вновь возрождающуюся к действительности в другом, новом человеческом существе, ради которого, продолжая дело своих предков, и хотел принять смерть от врага то же старик Тишка, поклонившийся напоследок всему прошедшему, что взрастило и воспитало его, и благословивший на жизнь далекого человека, «доброго и умного», которого он любил в своем сердце постоянно, но которого «никогда не видел».

А. Платонов стремился раскрыть в образах сам процесс духовного обмена между поколениями и движение истории; и то и другое входило в его понимание народа как постоянно саморазвивающейся и самосохраняющейся целостности, схваченной кровным родством и общностью идеалов через матерей, отцов, дедов, детей, внуков, правнуков… И то обстоятельство, что девятилетний карапуз из рассказа «Дед солдат» легкой железной тяпкой разрушает мощную плотину водоема, чтобы преградить путь вражеским танкам, а его дед в это время, зайдя с тылу, «пополам перешибает немца», является для А. Платонова высшей гарантией ненапрасности и осмысленности исторического существования народа. В «Обороне Семидворья» шестеро погибших солдат, не преданных земле по приказу лейтенанта Агеева, стоят в полный рост в узкой траншее вместе с живыми воинами и «продолжают бой» с противником. Прошлое и будущее, «живое» и «мертвое» активно участвуют в жизненном процессе, образуя, через самовосстановление обрываемых войной связей, «поле» истории. А. Платонов необычайно чутко чувствует ситуацию необходимого обрыва в созидании действительности, момент равностояния между жизнью и смертью, «ничейную территорию» будущего, на которой должен решиться вопрос, чему существовать на земле - смыслу и счастью или хаосу и отчаянию.

В рассказе «Штурм лабиринта» артиллерийский полк готовится к взятию небольшого немецкого городка. Городок старый, со сложными подземными коммуникациями, в которых укрылись гитлеровские подразделения с танками, пушками, минометами, - совершенно нельзя понять, где проходит линия обороны противника, какими средствами враг располагает, как он может маневрировать в ходе операции, сколько у него выходов из подземного, мощно укрепленного лабиринта. Бакланов, командир артиллерийского полка, наводит справки об истории немецкого города, о плане его глубинных сообщений и т.п. - идет целое историко-архитектурное научное изыскание. Время от времени Бакланов отрывается от документов, схем, карт и, для умственной разрядки, обращается к своему ординарцу Елисею Копцову, самодеятельному поэту, который на всякий расчет из цифири, не теряясь, находит с виду шутейный, но очень глубокий и серьезный ответ. Числовые образы Копцова распространились среди бойцов под именем «Слово Елисея»: «Что есть два?… Два есть семья: боец Елисей, да жена его Дарья, Дарья Матвеевна любезная моя»; «один есть я, боец Копцов, и солнце одно, и в полку один - полковой командир»; «сто есть жизнь, век человека! Сто годов деды наши живали и нам завещали». В побасенках ординарца много народной мудрости, они тоже участвуют в выработке плана операции по захвату городка, постоянно корректируя расчеты живыми образами Родины.

Артиллерийский полковник Кузьмин, сбитый с толку блуждающим огнем противника и его маневренностью под землей, войдя в блиндаж, спросил:

« - Елисей, что есть сорок и что есть ничто?

Сорок, товарищ гвардии полковник, есть сумма от сложения ручьев, протоков и речек, что перешел с боем, а также и спокойно наш полк в прусской земле, - сообщил Елисей.

Точно, - вспомнил полковник Бакланов.

А ничто есть пространство меж нами и противником.

Вот что ничто.

В этом ничто вся сумма – то и содержится, где вычитают нашего брата солдата, - улыбнулся полковник Кузьмин».

Конечно, пройденный полком путь больше, чем «ничто», но именно на «нулевой полосе» должна сомкнуться разорванная «цепь» жизненного развития, схлестнуться жизнь со смертью. Подобно тому как прошлое и будущее сопутствуют народу в его исторической судьбе, так и смерть с жизнью сопровождают отдельного человека на его пути. Человек даже в мирное время много раз находится близко к смерти, солдат постоянно служит при ней, но и тот и другой, порой не сознавая этого, отводят смерть от себя на будущее. И поэтому смерти, показывал Платонов, если ею окуплено праведное дело - в высшем понимании и последнем выводе, - не существует; она есть необходимое творчество жизни, самая жизнь в ее естественно понятом стремлении, такая же неизбежная, как возрожденческое падение достигнувшего абсолютной зрелости плода или отмирание зерна в почве, «почувствовавшего способность» дальнейшей жизни. «Смерть победима, - писал А. Платонов, - потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда оно соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее, обычно не запоминается, хотя этот миг является чистой, одухотворенной радостью»; «принять на себя удар смерти, направленный в народ, - этого достаточно, чтобы быть счастливым и в огне».

Народ в целом, считал Платонов, также не однажды подстерегает участь рабства или опасность стать исключительным достоянием книжной истории - строительство социальной истины народом не может питаться ни бесхребетным, парализующим общество добром, ни жестокой волей, вытравляющей из общества душу; народ должен созидать себя по исторической необходимости, складывающейся из его жизни в человечестве. Кирей («Сампо»), возвратившись в деревню Добрая Пожва, не застал в ней ни одного жителя, его встретили «одно водяное колесо… и мертвое железное тело электрической машины», и тогда он подумал, что одного добра мало для жизни: «добрая жизнь податлива на смерть, как видно стало на войне», и решил «сработать своими руками самое важное и неизвестное: добрую силу, размалывающую сразу в прах всякое зло».

Рассказы А. Платонова не дают представления о событийной хронике войны, но по ним можно судить наверное о том, что происходило «внутри» врага и «внутри» советского народа; почему один солдат сражался после ожесточеннейших боев под Москвой с постоянно обновляющейся духовной свежестью, а другой, поработив пол-Европы и легко дойдя до столицы чужой страны, повел войну «с прогрессирующим истощением физических и моральных сил».

Война, как сшибка огня и металла, мало интересовала А. Платонова. Его увлекали не столько оперативные дела армии и фронта, сколько люди. Он впитывал все, что видел и слышал, глазами художника. Война для А. Платонова, даже с ее профессиональной стороны, связанной с планированием операций, использованием техники - свободная реализация народного таланта, все та же крестьянская и рабочая умелость делать все своими руками. «Во всякой работе для солдата есть воспоминание о мирной жизни, и поэтому он трудится со старанием и чувством любви, словно пишет домой письмо» («На Горынь-реке»).

Гитлеровского воина А. Платонов знал не понаслышке – писатель участвовал в наступательных боях наших войск, попадал под бомбежки, присутствовал на допросах перебежчиков, пленных солдат и офицеров, постоянно интересовался народным мнением о завоевателе. Мать («Пустодушие») на вопрос малолетнего сына: «…А какие фашисты?»- отвечает: «Немцы… они пустодушные… Они за свои грехи чужую кровь проливают, оттого и пустодушные». – «А мы какие?» – узнавал ребенок. «А мы – нет. Мы сами свою кровь проливаем и сами свое горе терпим. Мы, когда грешны, свой грех на другого не валим».

Что стоит за поступками врага? - значение этих «данных» писатель ценил наравне с донесениями разведки о тактических и оперативных намерениях противника. Он живо интересовался семейной перепиской немцев, если таковая попадала в наши руки, в письмах ему открывались и «самочувствие» немецкого фронта и тыла, и житейские планы и желания немецких матерей, жен, детей на «после окончания войны», и другие обыкновенные мелочи, которыми так богато мирное время. Но самое важное, конечно, - как сами немцы понимают собственное положение и главным образом - мирные, тыловые, особенно после ощутимых ударов по захватчику на Восточном фронте зимой 1944 года. Гитлеровский солдат еще пытается сохранять внешнюю «форму», он еще сильный, как говорят советские бойцы в рассказе «Три солдата», но уже не в состоянии держать фронта.

« - Веры у них не стало. А без веры солдат как былинка, - он умереть еще может, а одолеть ему неприятеля уже трудно бывает... А что смерть без дела?

- Была же у них вера...

- Была, конечно. А теперь об нас истерлась... Теперь томиться немцы стали».

Анализируя подлинные письма из Германии («Внутри немца»), адресованные гитлеровским солдатам на Восточный фронт и полные недоуменных вопросов: почему фронт сломлен, отчего все лучшее от нас уходит, А. Платонов не без основания замечает, что в самих вопросах, поставленных таким образом, содержится и ответ на них, что эти вопросы свидетельствуют уже о психологической глубине заблуждения мирного немца, у которого настоящая историческая вера и реальное понимание социальной истины методически вытравлены и подменены привычкой жить отвлеченной жизнью. «Это имеет для немцев огромные, трагические последствия», - пишет А. Платонов. Без правильно понятого будущего «не только нельзя спастись, но даже невозможно перед смертью придумать в утешение какой-либо «сон золотой», последний эффектный обман уцелевших еще остатков народа».

В исследование психологии фашизма, а ею писатель занимается прямо или косвенно во всех военных произведениях, А. Платонов вложил многое из своего духовного опыта.

Творческий путь художника в своей психологической основе, в вопросах, которыми он всю жизнь занимался, в характерах, к которым он тяготел, в столкновениях и коллизиях, которые его привлекали, как бы заново был повторен в прозе военных лет во всей своей протяженности.

В рассказе «Пустодушие» прозаик называет «чистый разум» и его «критику» интеллектуальным идиотизмом, в публицистической статье-обзоре «Среди немца» он сравнивает гитлеровскую властвующую клику со средневековыми алхимиками, пытавшимися добыть золото и эликсир жизни из дешевых подручных средств или освободить солнце из огурца. В идее «фюрера» о подчинении западной культуры организующей воле техники А. Платонов видит верх безумия и самоуничтожения – это все равно, отвечает он, что палить из винтовки, стреляющей себе в затвор.

« Ясно… - говорит А. Платонов, тут мы имеем дело с новым средством обмана своего народа (мы, дескать, скоро откуем такой меч, которым нам удастся все же обезглавить мир и завоевать его, - потерпите только, немцы, еще немного), но, кроме того», это само по себе «является доказательством идиотизма фашистских идеологических деятелей и выражением их презрения к немцам, как народу дураков». Наука и техника, по А. Платонову, могут свершить «чудо», но только в сотрудничестве со всем прогрессивным миром, а не вопреки ему, не в одиночестве и не «впереди прогресса».

Фашизм, по А. Платонову, обречен с самого начала именно потому, что пренебрег мудростью истории, которая начала уничтожать его с тыла, и, уже смертельно раненный, он начал кое о чем догадываться: все лучшее от немцев уходит.

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать именно так, а не иначе.

А. Платонов действительно странен, фантастичен, как угодно можно сказать, но он жертвует реальным ради безукоризненно точной правды нравственной и психологической.

В самом деле, в рассказе «Неодушевленный враг» советский солдат и гитлеровец оказывается рядом, засыпанные толстым слоем земли. Безоружные противники обживаются там, словно в землянке, мало того: еще и ведут длинный разговор на русском языке. Рудольф Вальц, в частности, владеет не просто русским литературным языком, но говорит на особом платоновском наречии. Для писателя в данном случае не существует ни языковой преграды, ни вопроса о том, каким образом можно под неслежалой, сыпучей землей сделать изнутри нечто вроде микропространства, чтобы видеть всего немца и оценить его физические возможности, вдобавок ко всему, не напрягаясь, говорить там, где открывать рот уже проблематично. Но то, что знает каждый, - не дело искусства. А. Платонову важно показать - без оружия и элементарного применения физической силы – нравственный поединок двух миров. И эта словесная схватка телесно тщедушного и изнуренного бойца с упитанным фашистом совершенно уничтожает, деморализует последнего. Исход борьбы (рассказ ведется от первого лица) выявлен чисто по-платоновски: «Немец вдруг обнял меня и попросил, чтоб я умер».

В военной прозе А. Платонова изменилось качество добра, не в том, конечно, примитивном смысле, что добро должно быть «с кулаками», а в новом, более точном понимании писателем «элементов» терпения и страдания как огромной внутренней силы и нравственного достоинства человека. А. Платонов очень близко подошел к психологической сердцевине подвижничества, подвига, бесстрашно сняв с этих явлений покров ложно - героического пустословия.

В годы войны он особенно много размышлял о страдании и смерти – к этому предрасполагало и народное горе, и обстоятельства личной судьбы.

А. Платонов с женой и сыном. 1942 г.

На войне А. Платонов несколько раз попадал в трудные фронтовые переделки, похоронил сына, тестя (тот умер в блокадном Ленинграде), потерял из поля зрения отца (семидесятидвухлетнего старика оккупанты увели из Воронежа в неволю, он отыскался уже после войны в Бессарабии).

А. Платонов с женой.

Факсимиле письма А. Платонова

«…Я сделал здесь на войне столь важные выводы из… смерти»… «Любовь, смерть и душа – явления совершенно торжественные…» Что же такое подвиг – смерть на войне, как не высшее проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство? Какой смысл в подвижничестве без терпения и страдания? Мужество тем выше, чем глубже горе – одного без другого не бывает…

Крестьянка развешивает детские пеленки на стволе пушки подбитого «фердинанда»; старик, словно бессмертный, деловито косит рожь на заминированном поле. Это ведь не случайно А. Платонов заметил – здесь не упоение и наслаждение страданием, обессиливающим человека, здесь нечто другое: обыденное - на уровне естества – мужество, умение жить всякой жизнью как обыкновенной. Случаются катастрофы, которые нельзя победить сразу, но которые можно превозмочь терпением и страданием… Терпение и труд все перетрут, народом не праздно сказано.

Именно присутствием таких качеств в доброй душе народа - трудолюбия и терпения, помноженных на чувство народной правды, и объясняет А. Платонов нашу победу в Великой Отечественной войне.

В рассказе «Сержант Шадрин» А. Платонов, по его словам, изложил историю лишь одного нашего молодого человека, нашего воина, - не одного из самых лучших, но среднего из сотен тысяч таких же прекрасных молодых наших воинов. «Он и до войны уже был тружеником и принял войну как высший и самый необходимый труд, превратив его в непрерывный, почти четырехлетний подвиг…Сейчас уже не может вспомнить Шадрин, сколько тысяч верст прошли его молодые ноги, и как в сновидении встают в его воображении сотни деревень, поселков и городов, малых, больших и великих, за каждый из которых был бой, за каждый из которых пали, уснув вечным сном, близкие товарищи. И сколько горя пришлось пережить Шадрину, навсегда расставаясь с погибшими друзьями, сколько раз дрожало его сердце, когда он всматривался в последнюю минуту в дорогое утихшее лицо друга перед вечной разлукой с ним! Он не знал, как могло вместиться столь много чувства и памяти в одно солдатское сердце… После завоевания Берлина Шадрин пошел далее на запад, к реке Эльбе. Здесь снова был бой. Сутки непрерывно дрался Шадрин на Эльбе, но это был уже последний бой войны. После боя Шадрин умылся в Эльбе, лег на землю и посмотрел на небо. Ясность неба и его бесконечность были родственны его душе. «Все! – сказал вслух Шадрин. – Свети теперь солнце, а ночью – звезды!» - и уснул». Текст и стиль повествования в этом рассказе напоминают старые русские былины о чудо-богатырях, спасших родину от врага. Этот молодой солдат «совершил то, чего никто еще не совершал; велика его душа; благородно его дело и прекрасна его молодость, вся исполненная подвига». В конце рассказа А. Платонов делает обобщающий вывод о неразрывной связи нашей армии с народом: «Но пожизненно останется в душе Шадрина чувство вечной, кровной связи с армией, ставшей для него семьей, домом и школой за годы войны. Пожизненно долг и честь останутся законом его сердца и поведения, и пожизненно он будет тружеником – на хлебной ли ниве, в мастерской завода или в солдатском строю, - потому что он воспитан в подвиге, а подвиг есть высший труд, тот труд, который оберегает народ от смерти. И этот новый труд солдата подобен жертве матери, рождающей народ. И так же у нас священно существо солдата, как священна мать».

Одна из самых излюбленных тем А. Платонова – «возвращение». Она всегда насыщена большим психологическим содержанием: это не столько возвращение к исходной точке жизни (дому, родине, детству), сколько к себе, своей подлинной сущности, с которой вдруг снимаются наслоения прожитых лет, но сохраняется опыт человеческой зрелости.

Один из рассказов недаром так и назван – «Возвращение». В нем господствуют два мотива, которым суждено было стать очень популярными в литературе о войне: «дом» и «дорога». С «домом» и «дорогой» связаны жизненные ощущения героя, каждый из мотивов освещен женским образом. Тревожная жизнь живет в душе Иванова, вернувшегося к семье, им забыто давнее, довоенное, а недавнее не изжито, существует как «норма», как мерило сегодняшнего. Уже поэтому его возвращение чревато драмой.

Капитан Иванов устыдится своего равнодушия к двенадцатилетнему сыну Петрушке «от сознания того, что Петрушка нуждался в любви и заботе сильнее других», а у него не находилось любви и заботы на такого человека, угрюмого в деловитости и серьезности, даже наводящего подспудный страх своим умением держать в черном теле и мать, и сестренку. Какая-то внутренняя преграда мешает Иванову не только понять Петрушку, но и жену, Любовь Васильевну, и неожиданно заплакавшую на его руках дочку.

А. П. и С. П. Ткачевы. Снова жизнь. Фрагмент. 1983 – 1985 гг.

Иванов, отвыкший на фронте ото всего, что не относилось к его непосредственному воинскому долгу, не может осознать, какая большая жизнь прожита Петрушкой, - ведь за его характером скрывается целая законченная человеческая судьба, пройденная за четыре года.

В упоении победным боем Иванов как-то уж слишком оторвался от тыла, перестал его ощущать в безостановочном наступлении за ненадобностью, обособился в своей «непогрешимости», уверился в мысли, что именно его дело и было всей жизнью. Маленькая частица жизни, Иванов присваивает себе исключительное право судить о жизни, лишая этого права других. И сколь несостоятельным вдруг оказывается он в своих завышенных притязаниях после слов Петрушки: «У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие…»

В нравственном непрямом споре с Петрушкой Иванов очень проигрывает – сын заботится о целостности семьи, отец настаивает на своей мнимой непогрешимости и своем ложном праве, и он знает это, чувствует также и превосходство Петрушки, и оттого с новой силой на него накатывает гордыня, граничащая уже с капризом. И внезапное решение порвать с семьей – Платонов здесь удивительно проницательный психолог – если прикинуть, поостыв, на разум, эта невольная выходка должна ему самому, Иванову, сказать, что и он, тертый солдат, не лишен внезапной минутной слабости. Но полное прозрение поразит Иванова в вагоне поезда, когда он увидит бегущих за ним детей – совесть, страх и сознание вины за дальнейшую судьбу семьи заговорят в нем одновременно: «Он увидел вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он чувствовал жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь коснулся ее обнажившимся сердцем».

Платонов сталкивает два возвращения Иванова: в начале рассказа и в конце его. Сердечная оглушенность – следствие войны изживается героем в результате сильного душевного потрясения, изживается навсегда.

Война, как со всей очевидностью прояснились размеры этого горя после ее окончания, не только воедино собирала народ в борьбе с врагом, но и бестрепетно, жестоко разрушала «достоверное счастье», порождая в большом количестве сирот, вдов, мужчин-одиночек, - будущее народа, судьба детей в послевоенном мире становилась естественной проблемой, такой же жгучей и необходимой, как восстановление крова над головой, возрождение запущенного поля и пуск разрушенного завода.

За три года и два месяца спецкорства на фронтах А. Платонов написал большое количество очерков и рассказов.

А. Платонов. «Рассказы о родине». 1943 г.

Он активно печатался, кроме газет «Красная звезда» и «Труд», в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружные ребята», «Красноармеец», «Краснофлотец», «30 дней».

Несколько раз выходили отдельными книжками его рассказы «Одухотворенные люди» и «Броня», в войну увидели свет сборники рассказов «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943), «Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945). Это было трудно добытое количество, цельное и неделимое по качественному образованию, потому что писатель руководствовался в постижении войны не географией, не эффектным случаем или событием, а извлекал «философию» народного существования на войне из обыденного, бросового и для иного журналиста невыигрышного и неинтересного материала – из тяжкой повседневности фронта и тыла, которая под пером художника обретала возвышенный, священный характер.

Написанное А. Платоновым во время войны - прежде всего свидетельство этического поведения художника в ситуации смертельной схватки двух непримиримых миров – своей прозой он работал исключительно и только на победу, пренебрегая сермяжной бытовой правдой, неизбежно сопутствующей крупным общественным потрясением, и всем тем, что расслабляюще действует на человека, уводит его от главного, лишает крепкой нравственной основы. Он работал на победу так же (в смысле понимания и чувствования общенациональной и общечеловеческой задачи), как это делал испокон веку народный героический эпос, интегрирующий русский люд до бессмертного богатыря, тяжелая поступь коня которого эхом отдавалась и в прошлом, и в будущем.

Предельно экономя на слове, А. Платонов достигал необычайной глубины в мыслях, непрерывно питая душу и сознание сражающегося советского человека той простой, древней и великой истиной, что его дело правое – к нему взывает грядущее и взыскует прошедшее: жизнь – закон, и смерть его только подтверждает, а не отрицает; дух вечен, и бренность тела это доказывает; народ неуничтожим, если во имя него сознательно погибает отдельный человек; зло бессильно, ибо ему приходится прибегать к уничтожению добра…

А. Платонов стремился материализировать в рассказах духовные понятия, спасительная ценность которых никогда не подвергалась сомнению, самую форму художественных произведений он использовал для проповеди немногих, основных, бесспорных истин, издревле сопутствующих человеку в его нелегком историческом пути, - истин, постоянно освежаемых историей и людскими судьбами.

Открытие А. Платоновым очевидного

А. Платонов. 1944 г. оценили, однако, немногие (А. Толстой, Н. Тихонов): одни усматривали в рассказах писателя мистику; другие находили в них примитивные представления художника о смерти, подвиге и смысле жизни. Вл. Лебедев в статье «Литературные выкрутасы» заявлял: «Вместо того, чтобы писать правду жизни, он сочиняет нелепых, несуществующих людей, навязывает им полумифические, кликушеские мыслишки, искажая этим облик людей нашей Родины». «Герои А. Платонова… отрицают смерть не в том смысле, что они, как и все люди, не хотят смерти и, понимая ее разумом, не принимают, не верят в нее чувством. И не в том высоком смысле, что дело жизни, за которое умирает человек, преодолевает и самую смерть, делает ее оправданной в своей необходимости, хоть и трагической, неизбежностью. Нет. Герои А. Платонова отрицают смерть буквально».

Под сомнение ставилось главное – патриотический характер написанного А. Платоновым.

К сожалению, подобные упреки имеют живучесть сорняка. Но, тем не менее, идеи А. Платонова – все то, от чего он освобождался и чему поклонялся, - поверялись войной, последним испытанием, и художник вышел из огня победителем. Весь его творческий путь, не исключая и заблуждений на нем, будучи воспринятым через войну, являет собой редкий образец думы о главных вопросах человеческого бытия, думы, в которой нет ничего случайного или мелочного, - писатель все время держался генерального нерва эпохи, чутко ощущая оголенные болевые точки в жизни человечества первой половины нашего столетия. Своим искусством он столь естественно, органично и прямо вмешался во второй смертельный конфликт ХХ века, как если бы был рожден для того, чтобы отвести мир от великой опасности, вложив в руки правого грозный духовный меч, которым не обладал противник, надеявшийся на прочность металла и убойную силу пушки.

Знамя Победы
Фото: Е. Халдей
Берлин. Май 1945

Первая потребность души – память и справедливость. Этой глубокой потребности человеческого сердца и служат произведения великого А. Платонова, художника, обратившегося к нам – после всех народных жертв и страданий - с мужественным призывом «суметь жить… той высшей жизнью, которую нам безмолвно завещали мёртвые; и тогда, ради их вечной памяти, надо исполнить все их надежды на земле, чтобы их воля осуществилась и сердце их, перестав дышать, не было обмануто. Мёртвым некому довериться, кроме живых, - и нам надо так жить теперь, чтобы смерть наших людей была оправдана счастливой и свободной судьбой нашего народа и тем была взыскана их гибель».

Список литературы

1. Платонов А. Потомки солнца: Повести и рассказы. М.: Советский писатель. Составитель М. А. Платонова. 1974.

Платонов А. У человеческого сердца: Рассказы. М.: Детская литература. Вступительная статья Е. Краснощековой. 1981.

Платонов А. Ювенильное море: Повести, рассказы, публицистика, пьеса. М.: Центрально-Черноземное книжное издательство. 1988.

Подаревский Э. Одухотворение // Литература и искусство. 1943. № 15.

Лебедев В. Литературные выкрутасы // Правда. 1944. 27 декабря.

Четунова Н., Бобровская Е. Советский патриотизм и советская литература // Советская книга. 1946. № 2. С. 48.

Шкловский В. Современность и злободневность // Литература и искусство. 1943. № 15.

8. Полторацкий В. Андрей Платонов на войне // Платонов А. Смерти нет! Рассказы. М: Советский писатель, 1970. С. 4 - 5.

9. Ортенберг Д. Грани мужества // Литературная Россия. 1973. 4 мая.

Васильев В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. М.: Современник. 1990.

Энциклопедия для детей. Т. 10. Русская литература. Ч. 2. Русская литература ХХ века. // Главный редактор М. Д. Аксенова. М.: Аванта+. 1998.

Ласунский О. Житель родного города: Воронежские годы Андрея Платонова. М.: Издательство Воронежского государственного университета. 1999.

TYPE=RANDOM FORMAT=PAGE>34