Преодолевший футуризм

В. Шершеневич представляет собой тип поэта-исследователя: ему недостаточно просто заниматься творчеством. В. Брюсов и многие другие критики отмечали тот факт, что проблемы теоретического плана очень часто заслоняли для В. Шершеневича практику. Соединение поэта и исследователя, теоретика, критика, ученого в одном лице - характерная черта Серебряного века, когда разнообразные статьи, эссе, манифесты воспринимались наравне со стихотворениями.

Символистский период творчества В. Шершеневича не отмечен теоретическими разработками, вероятно, из-за того, что к началу сознательного формирования его поэтической личности символизм во многом утрачивает свои позиции ведущего направления в поэзии, а будущий создатель имажинизма стремится воплотить в своем творчестве самые последние веяния времени.

Поворот к футуризму, а точнее к эгофутуризму, происходит в 1913 году, когда начинающий поэт выпускает два сборника - "Романтическая пудра" и "Экстравагантные флаконы". В 1914 году выходит в свет книга "Футуризм без маски". Работа носит во многом описательный характер. Основная цель В. Шершеневича - познакомить читателя с новым поэтическим движением. В. Шершеневич еще не претендует на роль мэтра, что станет так свойственно ему позднее, однако уже в этой ранней работе можно проследить за развитием его собственных симпатий и антипатий. Несмотря на то, что в период работы над "Футуризмом без маски" В. Шершеневич разделяет взгляды эгофутуристов, которые, как известно, своим девизом провозгласили максимальное самовыражение отдельной личности, он не мыслит себе литературного процесса вне рамок определенного поэтического течения, хотя и признает выдающийся талант отдельных поэтов (А. Ахматовой и Н. Гумилева).

шершеневич эгофутуризм поэт символизм

В работе "Футуризм без маски" В. Шершеневич выделяет три этапа в становлении поэтического языка: реализм, символизм и футуризм. Основным критерием выделения и оценки того или иного направления в поэзии В. Шершеневич считает соотношение формы и содержания: для реализма содержание важнее формы, символизм нашел счастливое равновесие между формой и содержанием (и в этом, по мнению В. Шершеневича, его историческая заслуга), футуризм идет дальше и делает форму важнее содержания. Таким образом, футуризм признается В. Шершеневичем единственно возможным и исторически закономерным направлением в развитии поэзии, более того, следуя логике В. Шершеневича, нужно признать, что футуризм должен стать завершающим аккордом в истории становления поэтического сознания, так как логика эволюции поэтических направлений - неуклонное движение от содержания к форме, и дальнейшее развитие поэзии невозможно. ^¹

Существенным недостатком работы "Футуризм без маски" является то, что В. Шершеневич оперирует вторичными источниками. Его знакомство с итальянским футуризмом в то время следует признать весьма поверхностным. По мнению А. Лаутон, информацию об итальянском футуризме В. Шершеневич получил из книги М. Осоргина "Очерки современной Италии". Еще одним важным источником для В. Шершеневича, по ее мнению, стали теоретические работы А. Белого. Нам представляется, что, не отрицая возможности прямого влияния работ А. Белого на В. Шершеневича, нельзя забывать, что А. Белый во многом строит свою теорию, опираясь на концепцию А. Потебни. Теоретические взгляды А. Потебни гораздо более заметно проявятся у В. Шершеневича в имажинистских работах. Вопрос о соотношении в работах В. Шершеневича влияния А. Белого и А. Потебни требует дальнейшего изучения.

Но, несмотря на все недостатки, книга "Футуризм без маски" сыграла свою историческую роль. Как пишет В. Марков "Эта добротная книга (…по сравнению с бессвязными сочинениями Игнатьева и Давида Бурлюка) написана ясным языком и со вкусом, хотя и не обнаруживает глубокого и оригинального ума. "^²

Очевидно, что В. Шершеневич играл среди футуристов не последнюю роль. Но русский футуризм не был однородным течением. Между эгофутуристами (В. Шершеневич, Л. Зак, Р. Ивнев) и кубофутуристами (В. Маяковский, Б. Лившиц, А. Крученных, В. Хлебников) шла непрерывная борьба за право называться "настоящими" футуристами, и не всегда поводом для спора служили разногласия творческого плана. Попытка объединиться - совместное турне по России, переиздание сборника "Дохлая луна", издание "Первого журнала русских футуристов" в 1913 - 1914 гг. закончилась скандалом, в котором В. Шершеневич играл не самую красивую роль.

Чем же кубофутуризм не устаивал В. Шершеневича? Общепризнанной причиной несовпадения двух ветвей русского футуризма является философско-мировоззренческие разногласия двух групп: кубофутуристы стояли на "глыбе слова "Мы", а эгофутуристы основывали свою философия на слове "Я". Но В. Шершеневича на данном этапе мало интересует идеология. Основной причиной разногласия для него становится отношение к слову. У кубофутуристов в слове актуализируется означающая сторона, то есть слово-звук, для В. Шершеневича в слове важно его значение, то, что он обозначает как "слово-запах", перенимая термин М. Россиянского. Вслед за кубофутуристами В. Шершеневич признает, что поэзия представляет собой искусство сочетания слов. Однако они расходятся в определении этого ключевого для футуризма понятия. Вот что пишет соратник В. Шершеневича по "Мезонину поэзии" М. Россиянский: "Слово не есть только сочетание звуков… каждое слово имеет свой особый корень, свой особый смысл…возбуждает в человеческом уме множество неуловимых, но совершенно одинаковых ассоциаций. Эти ассоциации придают слову индивидуальность…Каждое слово имеет свой особый запах. Поэтическое произведение есть сочетание …слов запахов". ^³

В. Шершеневич уточняет эту позицию. Демонстрируя высокую осведомленность в вопросах языкознания, он выделяет в слове 4 аспекта:

Звуковая сторона слова - означающее. ("слово - звук")

Содержательная сторона слова - означаемое, ("слово содержание").

Образная сторона слова: слово-образ

Слово - запах

В Шершеневич конкретизирует последнее понятие - для него слово-запах - это "внутренняя физиономия слова". В этом определении нельзя не узнать "внутреннюю форму слова" А. Потебни, что позволяет говорить о том, что понятия "слово-запах" и "слово-образ" В. Шершеневич четко не разграничивает. "Слово-запах" М. Россиянского отличается от аналогичного понятия В. Шершеневича. Для М. Россиянского ценность слова заключается в том культурном коде, который оно с собой несет. Ассоциации, возникающие у читателя помимо звукового и содержательного наполнения слова, - это реакция на скрытые коннатотивные смыслы, хранящие память о происхождении слова, оценочной окрашенности и других факторах, на прямую со значением не связанных. В трактовке М. Россиянского слово представляет собой достаточно автономную данность. Для Шершеневича "слово-запах" - это внутренняя форма слова, что представляет собой соположение как минимум двух реалий, в потенциале несущих в себе информацию о некоторых отношениях между ними. "Слово-запах" В. Шершеневича потенциально метафорично.

В том же 1914 году В. Шершеневич переводит на русский язык манифесты итальянских футуристов, в том числе Ф. Маринетти (этот вариант перевода до сих пор не утратил своего значения, хотя, по свидетельству А. Лаутон и В. Маркова, он не является безупречным^⁴), а также делает попытку перевода его поэтических произведений - "Битва у Триполи" и "Футурист Мафарка". Знакомство с работами основателя футуризма приводит к тому, что В. Шершеневич все больше и больше разочаровывается в российской ветви этого движения и стремится максимально приблизить свои собственные творческие изыскания к западному образцу.

Вероятно, параллельно с переводами манифестов итальянских футуристов В. Шершеневич работает над собственной теорией, получившей первое выражение в статье "Пунктир футуризма", которая так и не была опубликована при жизни автора. По мнению В. Дроздкова, эта работа является недостающим звеном в цепи рассуждений В. Шершеневича, соединяющим две его работы - "Футуризм без маски" (1914) и "Зеленая улица" (1916) и доказывающим независимость русского имажинизма от английского имажизма. ^⁵

Вопрос об отношении русского имажинизма к английскому имажизму в настоящее время требует дополнительного рассмотрения. До недавнего времени считался очевидным тот факт, что В. Шершеневич заимствовал и название, и саму идею самодостаточности образа у английских имажистов. Большое внимание сравнению теории В. Шершеневича и Э. Паунда уделяет Н. Нильссон, об этом пишет А. Лаутон и некоторые другие исследователи. В России имажисты стали известны благодаря статье З. Венгеровой, опубликовавшей в журнале "Стрелец" в 1915 году интервью с Э. Паундом в статье "Английские футуристы". Естественно предположить наличие непосредственного влияния его идей на В. Шершеневича. Однако В. Дроздков подходит к этому вопросу более осторожно. Он считает, что основные идеи имажинизма, правда, без употребления термина были сформулированы В. Шершеневичем еще в работе "Пунктир футуризма", которая была написана до выхода в печать вышеназванной статьи З. Венгеровой. Исследователь также исключает возможность знакомства В. Шершеневича с работами Э. Паунда на языке оригинала, так как, вопреки расхожему мнению, В. Шершеневич английского языка не знал, но знал французский, немецкий и итальянский.

Сравнение выступлений Э. Паунда и В. Шершеневича показывает, что, наряду со сходными моментами, есть и некоторые различия. Так, одним из основных положений теории английских имажистов является понятие "exact word" - точное слово. По их мнению, поэт должен "To use the language of common speech, but to employ always the exact word…not the nearly exact… nor decorative word. "^⁶ Такого понятия мы не встретим у русских имажинистов.Н. Нильссон считает, что яркий и выразительный образ, в какой-то степени является аналогом "точного слова" имажистов. Однако имажисты стремились в точном слове (единственно верном) передать мгновенное жизненное впечатление, то есть для них в какой-то степени важна связь образа с действительностью, имажинисты стремятся к новым и шокирующим сочетаниям, выразительность образа, то есть отношение слова к отображенным реалиям для них - случайность. Скоре всего, и Э. Паунд и В. Шершеневич - оба в разной степени испытали влияние основоположника футуризма Ф. Маринетти. С другой стороны, такое совпадение направленности (хотя и не полное) и названий двух поэтических групп трудно признать случайным. Вполне возможен вариант, что В. Шершеневич независимо от английских имажистов развивая свою теорию на основе идей итальянского футуризма, заимствовал удачное название.

В статье "Пунктир футуризма" в конспективной форме содержится то, что позднее будет развернуто в теории имажинизма. Вслед за итальянскими футуристами В. Шершеневич признает необходимость современности и динамизма в поэзии, но, по его мнению, они должны заключаться в форме, а не в содержании. Динамизм выражается в динамичном взаимодействии материала. Современность - в разделении материала, которым пользуется каждое искусство. В основе авторской концепции лежит утверждение, что залог успешного функционирования какого-либо из искусств - однородность материала, с которым работает художник: "При всяком вторжении искусства в искусство понижаются оба искусства"^⁷. Из постулата о разделении искусств В. Шершеневич с математической точностью выводит необходимость образа как единственного элемента, который делает поэзию поэтичной: "Дифференциация искусства выдвинула на первый план …материал, которым пользуется каждое искусство. Живопись оперирует с краской, музыка со звуком… поэзия со словом. Но ведь и философия оперирует со словом. Каково же различие?"^⁸ Различие заключается в характере слова: философия оперирует со словом-понятием, поэзия (вероятно, этот термин следует в данном контексте понимать как художественная литература вообще) - со словом-образом.

Идея противостояния слова-понятия и слова-образа может иметь два источника. С одной стороны, о соотношении языка поэзии и языка обыденной разговорной речи пишет А. Потебня: любое слово первоначально возникает и функционирует как слово с живой образной основой, по мере бытования его внутренняя форма затемняется - так возникает слово-понятие. У А. Потебни оппозиция слово-понятие / слово-образ оценочно не маркирована, хотя в поэзии, по его мнению, слово с незатемненной внутренней формой предпочтительнее: "В поздние периоды языка появляются много слов, в которых содержание непосредственно примыкает к звуку; сравнивши упомянутое состояние слов с таким, когда явственно различаются в нем три момента (внешняя форма, внутренняя форма, значение - Е. Ф.), можем заметить, что в первом случае словам недостает образности и что только в последнем возможно такое их понимание, которое представляет соответствие с пониманием художественного произведения и эстетическим наслаждением. "^⁹ У А. Белого слово-образ представлено как живое существо с живым смыслом, противоположное ему идеальное слово-понятие представлено как слово-термин ("прекрасный и мертвый кристалл"^¹⁰), в котором отражена идеальная сущность мира. Между словом-термином и словом-образом есть некий промежуточный вариант - слово, по форме напоминающее слово-образ, но на самом деле представляющее собой штамп, убивающий мысль: "Другое дело зловонное слово полуобраз-полутермин, ни то, ни се - гниющая падаль, прикидывающаяся живой: оно, как оборотень, вкрадывается в обиход нашей жизни, что бы ослабить силу нашего творчества…"^¹¹

Образность В. Шершеневич трактует двояко: с одной стороны, по аналогии с "самовитым словом" футуризма, он обращается к отдельному слову как носителю образного значения, понимая его как конкретность в противовес абстрактности слова-понятия; с другой стороны, образностью обладает сочетание слов в образном значении. Во втором случае образность понимается как аналогия: "Эта образность дает нам грандиозный калейдоскоп аналогий в связи с тем, какую сторону слова мы оттеним". ^¹²

Но одного присутствия образа в тексте не достаточно. Образное выражение должно быть помещено в определенную структуру (позднее эта идея приобретет вид знаменитого "каталога образов"): "В самом деле, поэзия есть ничто иное, как электроцепь образов, которые воспринимаются нами как образы (выделено В. Шершеневичем)". ^¹³ Можно сказать, что в теории В. Шершеневича образ приобретает статус приема. Подобное понимание образа, очевидно, восходит к работам Ф. Маринетти. В. Шершеневич использует футуристическую модель абсолютизации отдельного сегмента поэтического текста: вслед за "словом как таковым", " буквой как таковой", появляется "образ как таковой". Итальянский футурист утверждает: "Образы составляют самую сущность поэзии. Поэзия должна быть непрерывным рядом новых образов"^¹⁴ Образ для Ф. Маринетти - это сопоставление как можно более далеких понятий, связь между которыми должна улавливаться интуитивно и мгновенно. Читатель должен постичь сходство двух явлений посредствам "беспроволочного воображения", т.е. без помощи синтаксических или смысловых связи. Цель "непрерывного ряда новых образов" - скорость мышления, динамика. В. Шершеневич отвергает цель, лежащую вне самого образа: он провозглашает образ как самоцель. Для В. Шершеневича "стихотворение есть простая сумма (механическая, а не органическая) n-го количества строк. Каждая строка первенствует в момент чтения. Один (образ - Е. Ф) убивает другой и убивается третьим, и все для того, чтобы с наибольшей силой всколыхнуть психику читателя. ^¹⁵ Такая композиция, по его мнению, соответствует состоянию современного сознания: "Мы потеряли душу как нечто неделимое. У нас сотни, тысячи кусочков душ". ^¹⁶ Провозглашаемая В. Шершеневичем дискретность отдельно взятых образов принципиально отличает его теорию от взглядов Ф. Маринетти. Последний предполагает связь ряда образов в сознании читателя, т.к. образы должны изобразить предмет в непрерывном изменении, в динамике.

В 1916 году в работе "Зеленая улица". В. Шершеневич объявляет себя "имажионистом": "Я по преимуществу имажионист, т.е. образы прежде всего. А теория футуризма наиболее соответствует моим взглядам на образ". ^¹⁷

В это время В. Шершеневич официально не признает, что конфликт с футуристами привел к возникновению нового течения в поэзии, основой которого должен стать образ, однако в новой работе, говоря о современной поэзии, он всячески старается избежать слова "футуризм".

Задача книги "Зеленая улица" принципиально иная, чем она была в "Футуризме без маски". В. Шершеневич стремится познакомить читателей со своими взглядами на современное искусство, выбирая роль свободного от "партийных" пристрастий художника. Своеобразна форма изложения материала, которая демонстрирует уже отмеченную выше особенность - равновеликое сочетание в В. Шершеневиче поэта и теоретика. Автор книги и его друг (вероятно С. Третьяков, которому посвящена эта работа) ведут диалог об искусстве, попеременно раздваиваясь на критика и поэта. В их спор время от времени включается голос читателя.

Основной вопрос, который хочет разрешить В. Шершеневич - это конфликт между интуитивным подходом к искусству поэта и рационалистическим толкованием его произведений критиком. Нетрудно заметить в подобной постановке вопроса начало будущего спора с интуитивистом Ф. Маринетти, о чем подробнее будет сказано ниже. Пока В. Шершеневич разрешает этот конфликт благополучным слиянием двух полярных точек зрения, в дальнейшем он встанет на позицию рационалистического пути создания и осмысления текста.

Интересно отметить изменение оценки некоторых прежних литературных кумиров В. Шершеневича. Так И. Северянин для него теперь не является футуристом, да и само понятие "футуризм" принимается им не так безоговорочно, как раньше. Из поэтов-футуристов В. Шершеневич в ипостаси критика выделяет С. Третьякова, К. Большакова, Р. Ивнева, В. Маяковского (несмотря на то, что скоро они стану поэтическими соперниками) и, конечно же, самого себя.

Все вышесказанное относится к общей проблематике философии искусства. В чем же конкретно выражается "имажионизм" В. Шершеневича?

Отправной точкой для него служат, во-первых, требование новизны и оригинальности в творчестве (что само по себе совсем не оригинально) и особое соотношение формы и материала поэзии. Под материалом понимаются слово, ритм и рифма, а формой В. Шершеневич считает эстетическое отношение этих элементов, то есть структуру.

Вслед за Ф. Маринетти В. Шершеневич обращается к читательской психологии. Задачу поэта он видит в том, чтобы привести сознание читателя в динамическое состояние, постоянно шокируя его новыми образными сочетаниями, то есть раскрыть ему расколотость современной души, о которой В. Шершеневич писал в "Пунктире футуризма": Только новое и оригинальное способно нас взволновать, ошеломить, врезаться в кучу наших мыслей, наших впечатлений, подобно тому, как бешеный мотор врывается в толпу зевак и, умчавшись, оставляет раненого. Этот судорожно корчащийся мертвец и будет тем впечатлением, которое остается в нашем сознании. "^¹⁸

В осознании потери единства человеческой личности в большом городе и состоит цель футуризма. Но, если в "Футуризме без маски " футуризм представлялся конечным пунктом движения поэзии, то теперь В. Шершеневич полагает, что потеря поэтом души в большом городе - это только первый этап истинно современного творчества. За ним должен последовать некий синтез. Видимо об этом думал поэт, когда в конце книги говорил о грядущей "новой перегруппировке". ^¹⁹

Такая перегруппировка действительно последовала в 1919, когда в воронежском журнале "Сирена" была опубликована "Декларация" имажинистов, подписанная В. Шершеневичем, С. Есениным, А. Мариенгофом и др., но есть основания полагать, что почти единоличным автором этого страстного манифеста был В. Шершеневич. На правомерность такого вывода указывают два обстоятельства. Во-первых, признания самих участников группы в том, что они долго не могли прийти к окончательному решению и в конечном итоге остались недовольны результатом. Вот что вспоминает об этом сам В. Шершеневич: "Мы долго думали, еще больше спорили, и накануне опубликования нашего первого манифеста имажинизма двое из нас отказались подписать его; и был момент, когда манифест был уже в типографии, в наборе, а нас спрашивали, можно ли напечатать наши имена…Мы долго не могли договориться до того, что нас потом объединило". ^²⁰

Вторым фактором, указывающим на преобладающее авторство В. Шершеневича, является то, что в "Декларации" представлены его излюбленные идеи, которые не характерны для С. Есенина или А. Мариенгофа. (например, дифференциация искусства). Все это позволяет рассматривать этот документ как выражение взглядов прежде всего В. Шершеневича.

"Декларация" отчетливо делится на две части: вначале молодые новаторы в весьма непочтительной форме заявляют о смерти футуризма, безусловно, в этом следуя примеру самих футуристов: "Скончался младенец, горластый парень десяти лет от роду (родился 1909 (год издания первого манифеста Ф. Т Маринетти - Е. Ф.)). Издох футуризм. Давайте грянем дружнее: футуризму и футурью смерть". ^²¹

Что же в футуризме не устраивает имажинистов?

Во-первых, сосредоточенность на содержании. "Надо долго учиться быть безграмотным для того, чтобы требовать "Пиши о городе"^²². Под этим, вероятно, подразумевается однородность урбанистической тематики.

Во-вторых, общий пессимистический настрой поэзии, от которой "Под глазами мозоли от слез". ^²³

В-третьих, интуитивистский подход к творчеству (прямой выпад против Ф. Маринетти). "…искусство, опирающееся на интуицию…должно было погибнуть от истерики". ^²⁴

И, наконец, футуризм, по мнению создателей нового поэтического направления, стал слишком "респектабельным", отчасти потерял свою скандальную репутацию. Кроме того, футуристы, раз и навсегда присвоив себе титул новаторов, ограничили этим дальнейшее развитие поэзии. "Нам противно, тошно от того, что вся молодежь, которая должна искать, приткнулась своею молодостью к мясистым и увесистым соскам футуризма, этой горожанке, которая, забыв о своих буйных годах, стала "хорошим тоном", привилегией дилетантов". ^²⁵

Думается, что последний пункт обвинения и является самым важным, открывает истинную причину организации нового направления (по крайней мере, для В. Шершеневича.).

Имажинисты разработали и положительную программу.

Они абсолютизируют образ (надо заметить, что в "Декларации" нет положения о "каталоге образов"). "Образ и только образ… всякое иное искусство - приложение к "Ниве"^²⁶.

Имажинисты отрицают всякого содержания ("всякое содержание так же глупо и бессмысленно, как наклейки из газет на картине"^²⁷). В то же время, имажинисты считают свей миссией "выявление жизни через образ и ритмику образов". ^²⁸ Н. Нильссон полагает, что под словом "содержание" имажинисты подразумевали фабулу (plot), отвергая так называемые сюжетные стихотворения. На наш взгляд, подобные высказывания нужно понимать в буквальном смысле. В абсолютизации формы, кроме полемического смысла, заключается своеобразная художественная параллель к известному выражению В. Шкловского "искусство как прием".В. Шершеневич, по сути, констатирует действительное положения вещей, сложившееся в футуризме, выдавая действительное футуризма за желаемое имажинизма.

Имажинисты призывают к "головному" искусству в противовес интуитивному. "Мы с категорической радостью принимаем все упреки в том, что наше искусство головное, надуманное, с потом работы". ^²⁹

Причины, побудившие В. Шершеневича порвать с футуризмом, а затем объявить ему беспощадную войну, носят отчасти личный характер - молодой поэт стремится выделиться, заявить о себе "во весь голос", как скажет позднее В. Маяковский, что, впрочем, вполне простительно для свидетеля и активного участника действительно славной поэтической эпохи. Как пишет В. Бобрецов: "Возникает ощущение, что Вадим Шершеневич был прямо-таки обуреваем желанием во всех начинаниях быть первым". ^³⁰ Действительно, вся дальнейшая деятельность В. Шершеневича как теоретика направлена на то, чтобы "преодолеть футуризм".

Но если отвлечься от антифутуристической риторики, становится очевидной зависимость манифестов имажинистов от идей главы итальянских футуристов. Обращает на себя внимание общность риторических приемов, эмоциональная манера письма, призванная не объяснить, а провозгласить теоретические положения.

Мэтру имажинизма не удается избежать влияния Ф. Маринетти и в самом главном имажинистском трактате "2*2=5" (1920), который был призван стать своеобразным учебным пособием, наряду с третьей книгой лирики "Лошадь как лошадь".

Эта работа В. Шершеневича едва ли не самая хаотичная и эклектичная из всего, что он написал, что, вероятнее всего, и входило в авторский замысел. Форма повествования представляет собой ряд пронумерованных абзацев, каждый из которых выражает законченную мысль. Теоретический трактат предстает как своеобразный "каталог сентенций" по аналогии с "каталогом образов." Как и имажинистское стихотворение, эту работу можно читать и с конца, и с начала, и с середины.

В книге выделяются высказывания двух видов: рассуждения о роли образа, об архитектонике стихотворения с привлечением языковедческого материала, математических символов, графических схем и публицистические размышления автора о соотношении искусства и религии, искусства и государства, искусства и революции. Высказывания обоих типов чередуются без всякой видимой последовательности.

Если рассматривать часть этой работы, посвященную поэзии, то выделяются несколько основных принципов.

Образ есть реализация всех свойств предмета. Эпитет есть реализация одного свойства предмета. Поэтому образ как средство наиболее полного выражения действительности всегда предпочтительнее. В то же самое время выразительность образа (то есть способность его соотноситься с внетекстовой действительностью) признается утилитарным подходом к образу, который должен быть не средством, но целью. "Есенин признает самоцельность образа, в тоже время признает его утилитарную сторону - выразительность. Для Мариенгофа, Эрдмана, Шершеневича выразительность есть случайность". ^³¹

В. Шершеневич развивает идею, возникшую еще в работе "Пунктир футуризма": стихотворение должно представлять собой "каталог образов". Нужно отметить, что это был главный пункт, в котором В. Шершеневич не сошелся с другими имажинистами. "Соединение отдельных образов в стихотворение есть работа механическая, а не органическая, как полагают Есенин и Кусиков…Попытка Мариенгофа доказать связность образов между собой есть результат недоговоренности…"^³²

В. Шершеневич продолжает настаивать на головном, логическом характере поэзии имажинистов. "Все упреки, что произведения имажинистов условны, нарочиты, искусственны, надо не отвергать, а поддерживать, потому что искусство всегда условно и искусственно"^³³. Если Ф. Маринетти настаивает на интуитивном пути постижения читателем авторского замысла, то В. Шершеневич опирается на логический путь познания: "Имажинизм… не стремится к нарочитой неясности образов…" По его мнению, все можно понять "при малейшем умственном напряжении"^³⁴. "Беспроволочному воображению" Ф. Маринетти В. Шершеневич противопоставляет "принцип проволок аналогий", таково название одного из его стихотворений.

Довольно неожиданно В. Шершеневич заявляет, что произведение искусства (которое, естественно, представляет собой сумму образов, не важно каких - словесных, живописных или музыкальных) имеет только одну правильную интерпретацию - авторскую. Это высказывание идет в разрез со всей богатой предшествующей традицией бытования этого понятия, которая предполагала многозначность как коренное свойство образа.

Художественный образ традиционно представлялся как сложное диалогическое единство авторского и читательского сознания. В первую очередь об этом пишет А. Потебня, безусловно, оказавший огромное влияние на В. Шершеневича. Думается, что это полемическое утверждение в подтексте несет тот смысл, что А. Потебня не является для автора непререкаемым авторитетом. (Подобным образом В. Шершеневич развенчивает и других "учителей" - Ф. Маринетти, А. Белого, А. Веселовского).В. Шершеневич использует способ А. Потебни схематичного отображения процесса возникновения образа.А. Потебня в "Записках по теории словесности" сравнивает рождение образа с появлением нового слова: "действие и мысль в возникающем слове есть сравнение двух мысленных комплексов: вновь познаваемого (X) и прежде познанного (А) посредством представления (а)"^³⁵ В. Шершеневич сужает понятие художественного образа до образного сравнения, т.е. до метафоры. Два комплекса представлений (А) и (X), которые читатель Ф. Маринетти соединяет интуитивно, т.е. свободно, у В. Шершеневича связываются внутренней формой образа (а) - неким общим свойством двух явлений, ситуаций. Читатель должен установить логическую связь, следуя за автором единственно верным путем.

В. Шершеневич вслед за Ф. Маринетти призывает "ломать грамматику" (так называется один из разделов книги "2*2=5"). Объявляя войну грамматике, В. Шершеневич вносит незначительные изменения по сравнению с манифестами главы итальянских футуристов: отказывается от глагола, предлога, реабилитирует прилагательное, отвергаемое итальянцем. Правда, аграмматизм выполняет у них разные функции: Ф. Маринетти передает речь поэта в состоянии аффекта, В. Шершеневич стремится подчеркнуть корневое значение слова, его внутреннюю форму, т.е. образность.

Подводя некоторые итоги, можно выделить несколько центральных, неизменных идей В. Шершеневича как теоретика:

Внимание к образности в слове и в метафоре. Противопоставление языка образов и языка понятий.

Отстаивания дифференциации видов искусства.

"Каталогизация" стихотворных образов.

Особое внимание к соотношению интуитивного и логического начала в творчестве, с предпочтением второго.

Если говорить об отличиях В. Шершеневича-футуриста от В. Шершеневича-имажиниста в теории, то они носят весьма конъюнктурный и поверхностный характер. Все вышесказанное позволяет нам говорить о единстве эстетической концепции В. Шершеневича. Имажинизм, в понимании В. Шершеневича, представляет собой одну из разновидностей футуризма - попытка "преодолеть футуризм" не увенчалась успехом. Это не значит, что теоретические выкладки В. Шершеневича были совершенно бесплодными. Многие его наблюдения, относящиеся к имажинизму, очень точно характеризуют сущность футуризма и авангарда в целом (избыточная метафоричность, расколотость сознания). Нельзя не отметить высокую образованность В. Шершеневича, которая дала ему возможность познакомить российскую читающую публику с идеями итальянского футуризма.

В работах теоретика имажинизма сосуществуют две разнонаправленные тенденции: с одной стороны потебнианско-символистское понимание языка поэзии, с другой - футуристско-формалистский подход.

Совмещая в своей теории идеи Ф. Маринетти и А. Потебни, В. Шершеневич приходит к противоречию: с одной стороны, он требует от образа неожиданности, даже абсурдности, с другой - образ должен поддаваться логическому объяснению. Это противоречие, очевидно, не дало его теории воплотиться на практике в полной мере - теоретический эклектизм основоположника имажинизма сказался и в художественном творчестве.

1 См. Lawton A. Vadim Shershenevich: from futurism to imaginism. Ann Arbor, 1981.

2 Марков В. История русского футуризма. Спб., 2000. С. 95.

3 Россиянский М. Перчатка кубо-футуристам // Шершеневич В. Листы имажиниста. Ярославль, 1997. С. 359.

4 См. Lawton A. Vadim Shershenevich: from futurism to imaginism.;

Марков В. История русского футуризма.

5 См. Дроздков В. Статья В. Г. Шершеневича "Пунктир футуризма" и предыстория возникновения имажинизма // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1994 г. Спб.,1998.

6 Цит. по: Nilsson N. The russian imaginists. Ann Arbor, 1970. P. 16.

7 Шершеневич В. Пунктир футуризма // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1994 г. Спб.,1998. С. 168.

8 Там же. С. 173.

9 Потебня А. Мысль и язык // Потебня А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 176.

10 Белый А. Магия слов // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 135.

11 Там же. С. 135.

12 Шершеневич В. Пунктир футуризма. С. 173.

13 Там же. С. 173.

14Манифесты итальянских футуристов / Пер. В. Шершеневича. М., 1914. С. 37

15 Шершеневич В. Пунктир футуризма. С. 174.

16 Там же. с. 171.

17Цит по: Бобрецов В. "Итак итог?..": о творчестве Вадима Шершеневича // Шершеневич В. Листы имажиниста. С. 24.

18 Шершеневич В. Зеленная улица. Цит. по: Захаров А., Савченко Т. Есенин и имажинизм // Российский литературоведческий журнал. 1997. №11. с. 12.

19 См. Lawton A. Vadim Shershenevich: from futurism to imaginism.

20 Шершеневич В. О друге. Цит. по: Поэты-имажинисты. Спб, 1997.С. 464.

21 Декларация // Поэты-имажинисты. С. 7

22 Там же С. 7.

23 Там же. С.7

24 Там же С.8

25 Там же С.7.

26 Там же. С. 9.

27 Там же С. 8.

28 Там же С. 9

29 Там же. С. 9.

30 Бобрецов В. "Итак итог?..": о творчестве Вадима Шершеневича //Шершеневич В. Листы имажиниста. С. 30.

31 Шершеневич В. 2*2=5 // Поэты-имажинисты. С. 25

32 Там же. С. 29.

33 Там же. С. 22.

34 Там же. С. 30.

35 Потебня А. Из записок по теории словесности // Потебня А. Эстетика и поэтика. С. 301