Система жанров в древнеруской литературе

Контрольная работа

Тема: «Система жанров древнерусской литературы»

1. Возникновение русской литературы

Литература возникла на Руси одновременно с принятием христианства. Но интенсивность ее развития неоспоримо свидетельствует о том, что и христианизация страны, и появление письменности определялись прежде всего государственными потребностями. Письменность была необходима во всех сферах государственной и общественной жизни, в междукняжеских и международных отношениях, в юридической практике. Появление письменности стимулировало деятельность переводчиков и переписчиков, а главное – создало возможности для появления оригинальной литературы, как обслуживающей нужды и потребности церкви (поучения, торжественные слова, жития), так и сугубо светской (летописи). Однако совершенно естественно, что в сознании древнерусских людей того времени христианизация и возникновение письменности (литературы) рассматривались как единый процесс. В статье 988 г. древнейшей русской летописи – «Повести временных лет» непосредственно за сообщением о принятии христианства говорится, что киевский князь Владимир, «послав, нача поимати у нарочитые чади [у знатных людей] дети, и даяти нача на ученье книжное». В статье 1037 г., характеризуя деятельность сына Владимира – князя Ярослава, летописец отмечал, что он «книгам прилежа, и почитая е [читая их], часто в нощи и в дне. И собра писце многы и прекладаше от грек на словеньское писмо [переводя с греческого языка]. И списаша книгы многы, имиже поучащеся вернии людье наслажаются ученья божественаго». Далее летописец приводит своеобразную похвалу книгам: «Велика бо бываеть полза от ученья книжного: книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью [книги наставляют и учат нас покаянию], мудрость бо обретаем и въздержанье от словес книжных. Се бо суть рекы, напаяюще вселеную, се суть исходища [источники] мудрости; книгам бо есть неищетная глубина». С этими словами летописца перекликается первая статья из одного из старейших древнерусских сборников – «Изборника 1076 года»; в ней утверждается, что, подобно тому как корабль не может быть построен без гвоздей, так и праведником нельзя стать, не читая книг, дается совет читать медленно и вдумчиво: не стараться быстро дочитать до конца главы, но задуматься над прочтенным, трижды перечитать одну и ту же главу, пока не постигнешь ее смысла.

Знакомясь с древнерусскими рукописями XI–XIV вв., устанавливая источники, использованные русскими писателями – летописцами, агиографами (авторами житий), авторами торжественных слов или поучений, мы убеждаемся, что в летописи перед нами не отвлеченные декларации о пользе просвещения; в X и первой половине XI в. на Руси была проделана огромная по своим масштабам работа: была переписана с болгарских оригиналов или переведена с греческого огромная литература. В результате древнерусские книжники уже в течение первых двух веков существования своей письменности познакомились со всеми основными жанрами и основными памятниками византийской литературы.

Исследуя историю приобщения Руси к книжности Византии и Болгарии, Д.С. Лихачев указывает на две характерные особенности этого процесса. Во-первых, он отмечает существование особой литературы-посредницы, то есть круга литературных памятников, общих для национальных литератур Византии, Болгарии, Сербии, Руси. Основу этой литературы-посредницы составляла древне-болгарская литература. Впоследствии она стала пополняться и за счет переводов или оригинальных памятников, созданных у западных славян, на Руси, в Сербии. Эта литература-посредница включала книги священного писания, богослужебные книги, сочинения церковных писателей, исторические произведения (хроники), естественнонаучные («Физиолог», «Шестоднев»), а также – хотя и в меньшем объеме, чем перечисленные выше жанры, – памятники исторического повествования, например роман об Александре Македонском и повесть о завоевании Иерусалима римским императором Титом. Из этого перечня можно заметить, что большую часть репертуара и самой древнеболгарской литературы и соответственно общеславянской литературы-посредницы составляли переводы с греческого языка, произведения раннехристианской литературы авторов III–VII вв. Необходимо отметить, что любую древнеславянскую литературу нельзя механически делить на оригинальную и переводную: переводная литература была органической частью национальных литератур на раннем этапе их развития.

Более того – и в этом вторая особенность развития литературы X–XII вв. – следует говорить не о влиянии византийской литературы на древнеболгарскую, а этой последней на русскую или сербскую. Речь может идти о своеобразном процессе трансплантации, когда литература как бы целиком переносится на новую почву, но и здесь, как подчеркивает Д.С. Лихачев, ее памятники «продолжают самостоятельную жизнь в новых условиях и иногда в новых формах, подобно тому как пересаженное растение начинать жить и расти в новой обстановке».

То, что Древняя Русь начала читать чужое несколько раньше, чем писать свое, ни в коей мере не свидетельствует о вторичности русской национальной культуры: речь идет лишь об одной области художественного творчества и лишь об одной сфере искусства слова, а именно о литературе, то есть о создании письменных текстов. Причем заметим, что на первых порах среди памятников письменности было весьма много текстов с современной точки зрения нелитературных – это была в лучшем случае специальная литература: труды по богословию, этике, истории и т.д. Если же говорить о словесном искусстве, то основную массу его памятников составляли в то время, разумеется, незаписываемые фольклорные произведения. Об этом соотношении литературы и фольклора в духовной жизни общества того времени нельзя забывать.

Чтобы понять особенность и самобытность оригинальной русской литературы, оценить смелость, с которой русские книжники создавали произведения, «стоящие вне жанровых систем», такие, как «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха, «Моление» Даниила Заточника и подобные им, для всего этого необходимо познакомиться хотя бы с некоторыми образцами отдельных жанров переводной литературы.

Жанром называют исторически сложившийся тип литературного произведения, отвлеченный образец, на основе которого создаются тексты конкретных литературных произведений. Система жанров литературы Древней Руси существенно отличалась от современной. Древнерусская литература складывалась во многом под влиянием византийской литературы и заимствовала у нее систему жанров, переработав их на национальной почве: специфика жанров древнерусской литературы состоит в их связи с традиционным русским народным творчеством. Жанры древнерусской литературы принято делить на первичные и объединяющие.

2. Первичные жанры

Первичными эти жанры называются потому, что они служили строительным материалом для объединяющих жанров.

Первичные жанры:

– Житие

– Слово

– Поучение

– Повесть

К первичным жанрам также относят погодную запись, летописный рассказ, летописное сказание и церковную легенду.

2.1 Житие

Жанр жития был заимствован из Византии. Это самый распространенный и любимый жанр древнерусской литературы. Житие было непременным атрибутом, когда человека канонизировали, т.е. причисляли к лику святых. Житие создавали люди, которые непосредственно общались с человеком или могли достоверно свидетельствовать о его жизни. Житие создавалось всегда после смерти человека. Оно выполняло огромную воспитательную функцию, потому что житие святого воспринимали как пример праведной жизни, которой необходимо подражать. Кроме этого, житие лишало человека страха смерти, проповедуя идею бессмертия человеческой души. Житие строилось по определенным канонам, от которых не отходили вплоть до 15–16 веков.

Каноны жития

– Благочестивое происхождение героя жития, родители которого обязательно должны были быть праведниками. Святого родители часто вымаливали у Бога.

– Святой рождался святым, а не становился им.

– Святой отличался аскетическим образом жизни, проводил время в уединении и молитве.

– Обязательным атрибутом жития было описание чудес, которые происходили при жизни святого и после его смерти.

– Святой не боялся смерти.

– Заканчивалось житие прославлением святого.

Одним из первых произведений житийного жанра в древнерусской литературе было житие святых князей Бориса и Глеба.

2.2 Древнерусское красноречие

Этот жанр был заимствован древнерусской литературой из Византии, где красноречие было формой ораторского искусства. В древнерусской литературе красноречие выступало в трех разновидностях:

– Дидактическое (поучительное)

– Политическое

– Торжественное

Поучение

Поучение – разновидность жанра древнерусского красноречия. Поучение – это жанр, в котором древнерусские летописцы пытались представить модель поведения для любого древнерусского человека: и для князя, и для простолюдина. Самым ярким образцом этого жанра является включенное в состав «Повести временных лет» «Поучение Владимира Мономаха». В «Повести временных лет» «Поучение Владимира Мономаха» датируется 1096 годом. В это время распри между князьями в битве за престол достигли апогея. В своем поучении Владимир Мономах дает советы о том, как следует организовывать свою жизнь. Он говорит, что нет необходимости искать спасения души в затворничестве. Служить Богу необходимо, помогая нуждающимся. Отправляясь на войну, следует молиться – Бог обязательно поможет. Эти слова Мономах подтверждает примером из своей жизни: он принимал участие во многих сражениях – и Бог его хранил. Мономах говорит о том, что следует посмотреть, как устроен мир природы, и стараться устраивать общественные отношения по образцу гармоничного мироустройства. Поучение Владимира Мономаха обращено к потомкам.

Проповедь

Проповедь – церковный ораторский жанр, имеющий свою весьма разработанную теорию (так наз. гомилетика), привлекаемый к историко-литературному изучению лишь в той мере, в какой он является в некоторые моменты своего исторического развития показательным для характеристики литого стиля данной эпохи и в той или иной степени его определяющим. Так, П. так наз. «отцов церкви» – Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Августина Блаженного, Амвросия, Григория Двоеслова и др. – дают очень яркие образцы стиля позднегреческой и латинской прозы. Анализ стиля проповедей Лютера образует неотъемлемую часть изучения развития новонемецкой прозы. Проповеди Боссюэта, Бурдалу и др. духовных ораторов XVII в. являют важнейшие образцы прозаического стиля французского классицизма, а проповеди Абрагама де Санта-Клара – стиля немецкого барокко. Таково же значение некоторых видов П. в средневековой русской литре, с преобладающей ролью в ней церковной культуры и с типичным для нее синкретизмом литых жанров (термин «П.» однако в эту пору отсутствует и ему соответствуют термины более общие – «Слово» и «Поучение»). В качестве образцов старинной русской домонгольской П., дающих представление о выработке элементов художественного стиля и композиции, могут быть названы «Слова» митрополита Иллариона [XI век] и Кирилла Туровского [XII век], очень искусно использовавших соответствующие византийские источники и на основе их давших для своего времени незаурядные по литому мастерству произведения. В них в изобилии присутствуют сравнения, антитезы, олицетворения отвлеченных понятий, символический параллелизм, иносказание, риторические обращения, драматизация изложения, осуществляемая между прочим введением диалогов, наконец элементы пейзажа. Без знакомства с этого рода образцами риторически украшенной П. было бы трудно понять возникновение в конце XII в. такого памятника, как «Слово о полку Игореве», с его системой художественных средств выражения. В дальнейшем в качестве примеров художественно оформленной П., интересной в стилистическом отношении, могут быть указаны «Слова» Серапиона Владимирского [XIII в.], «Слово похвальное» инока Фомы [XV век], «Слова» Максима Грека. Теория и практика проповеднического искусства расцвели в XVIII в. на Украине, главным образом в произведениях Галеровского, в связи с борьбой Украины с Польшей, нашедшей себе в сфере церковной выражение в борьбе православия с католичеством.

2.3 Слово

Слово – является разновидностью жанра древнерусского красноречия. Примером политической разновидности древнерусского красноречия служит «Слово о полку Игореве». Это произведение вызывает множество споров по поводу его подлинности. Все потому, что первоначальный текст «Слова о полку Игореве» не сохранился. Он был уничтожен пожаром 1812 года. Сохранились лишь копии. С этого времени вошло в моду опровергать его подлинность. Слово рассказывает о военном походе князя Игоря на половцев, который имел место в истории в 1185 году. Исследователи предполагают, что автором «Слова о полку Игореве» был один из участников описываемого похода. Споры о подлинности этого произведения велись в частности и потому, что оно выбивается из системы жанров древнерусской литературы необычностью используемых в нем художественных средств и приемов. Здесь нарушен традиционный хронологический принцип повествования: автор переносится в прошлое, затем возвращается в настоящее (это было не характерно для древнерусской литературы), автор делает лирические отступления, появляются вставные эпизоды (сон Святослава, плач Ярославны). В слове очень много элементов традиционного устного народного творчества, символов. Ощущается явное влияние сказки, былины. Политическая подоплека произведения налицо: в борьбе с общим врагом русские князья должны быть едины, разрозненность ведет к смерти и поражению.

«Слово о полку Игореве» принадлежит к числу книжных отражений раннефеодального эпоса. Оно стоит в одном ряду с такими произведениями, как немецкая «Песнь о Нибелунгах», грузинский «Витязь в тигровой шкуре», армянский «Давид Сасунский» и т.д. Это все произведения одностадиальные. Они принадлежат единой стадии фольклорно-литературного развития. Но особенно много общего в жанровом отношении у «Слова о полку Игореве» с «Песнью о Роланде». Автор «Слова о полку Игореве» причисляет свое произведение к числу «трудных повестей», т.е. к повество-ваниям о военных деяниях (ср. «chanson de geste»).

В «Слове» соединены два фольклорных жанра: «слава» и «плач» – прославление князей с оплакиванием печальных событий. В самом «Слове» и «плачи», и «славы» упоминаются неоднократно. И в других произведениях Древней Руси мы можем заметить то же соединение «слав» в честь князей и «плача» по погибшим. Так, например, близкое по ряду признаков к «Слову о полку Игореве» «Слово о погибели Русской земли» представляет собой соединение «плача» о гибнущей Русской земле со «славой» ее могущественному прошлому. Это соединение в «Слове о полку Игореве» жанра «плачей» с жанром «слав» не противоречит тому, что «Слово о полку Игореве» как «трудная повесть» близко по своему жанру к «chanson de geste». «Трудные повести», как и «chanson de geste», принадлежали к новому жанру, очевидно, соединившему при своем образовании два более древних жанра – «плачей» и «слав». «Трудные повести» оплакивали гибель героев, их поражение и прославляли их рыцарские доблести, их верность и их честь.

Образцом торжественной разновидности древнерусского красноречия является «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, которое создано в первой трети 11 века. Слово было написано митрополитом Илларионом по случаю окончания строительства военных укреплений в Киеве. В слове проводится идея о политической и военной независимости Руси от Византии. Под «Законом» Илларион понимает Ветхий Завет, который дан иудеям, а русскому и другим народам он не подходит. Поэтому Бог дал Новый Завет, который и называется «Благодатью». В Византии почитают императора Константина, который способствовал распространению и утверждению там христианства. Илларион говорит, что князь Владимир Красно Солнышко, крестивший Русь, ничуть не хуже византийского императора и должен также почитаться русским народом. Дело князя Владимира продолжает Ярослав Мудрый. Основная идея «Слова о Законе и Благодати» в том, что Русь также хороша, как и Византия.

2.4 Повесть

Повесть – это текст эпического характера, повествующий о князьях, о воинских подвигах, о княжеских преступлениях. Примерами воинских повестей являются «Повесть о битве на реке Калке», «Повесть о разорении Рязани ханом Батыем», «Повесть о житии Александра Невского».

Жанр воинской повести – один из наиболее разработанных жанров древнерусской литературы. Опубликованы различные списки относящихся к нему произведений, этому жанру посвящены исследования А.С. Орлова, Истрина В.М., В.П. Адриановой-Перетц, Н.А. Мещерского, Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, В.Д. Кузьминой, В.И. Охотниковой и других. Из недавних исследований можно назвать исследование Н.И. Трофимовой «Воинская повесть XI–XVII вв., новое осмысление известной дискуссии Д.С. Лихачева и А.А. Зимина о понятиях «чести» и «славы» в древнерусской литературе в статье Стефановича, труд «Древнерусские воинские повести» М.В. Мелихова.

Несмотря на то, что жанр воинской повести традиционно относится к светской словесности Древней Руси, он связан и с кругом церковной литературы. Богатство тематики воинской повести обусловлено соединением в ней нового христианского мировоззрения и наследия языческого прошлого. Эти две стихии не враждуют, но рождают развивающееся понимание воинского подвига, совмещающего в себе житийную и героическую традиции.

Среди источников, повлиявших на развитие жанра воинской повести в самом начале, в XI в., называют различные переводные сочинения: «Девгениево деяние», «Александрия» в различных редакциях. «История иудейской войны» отличается от остальных не только своим объемом, который дает глубокую разработку деталей, но и своей большей популярностью, что подтверждается большим по сравнению с названными произведениями количеством известных списков. По мнению Н.А. Мещерского, исследовавшего этот памятник наиболее глубоко, именно «История» в наибольшей степени повлияла на формирование жанра воинской повести Древней Руси, что подтверждается обилием цитат из нее в различных произведениях древнерусской литературы: в Киевской и Галицко-Волынской летописях, в «Житии Александра Невского». Еще раньше об этом писал Е.В. Барсов в труде « «Слово о полку Игореве» как художественный памятник Киевской «дружинной Руси».

Исследователи предполагают, что в образовании жанра воинской былины и исландские саги. Сплав духа переводной византийской литературы и фольклорного мировоззрения дал сложный образ героя воинской повести.

Воин наделяется одновременно святостью и мужественной доблестью. Представление о герое сродни былинным богатырям насыщается чертами воина-мученика за христианскую веру. Меняется сущность воинского подвига: доказательство своей храбрости уступает место смерти за веру: «А храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю за Рускую и за веру крестьяньскую!» («Задонщина»). Стяжание славы соединяется со стремлением к святости. Особая роль отводится княжескому служению как служению миру вплоть до смерти, по определению Г.П. Федотова. Дмитрий Донской обращается к соратникам с призывом: «Братия моя, руския князи и воеводы, и бояре, гнездо есмь Владимира, князя киевскаго, иже изведе нас от страсти ельлинския. Ему же откры бог православную веру, яко же оному Стратилату, паки он же заповеда нам ту веру крепце держати и поборати по ней. Аще кто ея ради умрет, то во оном свете почиет. Но аз, брате, за веру христианскую готов есмь умрети», и воины отвечают готовностью «умрети и главы своя сложити за святыя церкви и за православную веру Христову и за твою обиду великаго князя» («Сказание о Мамаевом побоище»).

Жертвенность во имя самореализации переходит в смиренное самопожертвование. Так развивается категория жертвенности, под которой предлагается понимать совокупность представлений о жертве как жертвоприношении и жертве как самопожертвовании в развитии от этнографических и фольклорных институтов к современной культуре и литературе. Данная категория реализуется во взаимодействии ритуальных и словесных форм культуры.

В древнерусской литературе категория жертвенности наиболее полно и ярко реализуется в жанре воинской повести, развиваясь вместе с ним, раскрывая все новые стороны своего содержания, являясь основополагающей для этого жанра. Но основа традиции реализации категории жертвенности в воинской повести была заложена уже в самом начале развития воинской повести, что делает необходимым изучение отечественного перевода «Истории иудейской войны» именно в данном аспекте.

По мнению Мещерского, отечественный перевод «Войны» выполнен с таким литературным мастерством, что его можно считать оригинальным произведением отечественного переводчика, которого можно называть автором [11]. Он переработал текст, вставив в него многие добавления, сделав более выразительными, детально богатыми сцены сражений, которые играют существенную роль в развитии повествования.

В «Истории» рассказывается о восстании иудеев против римской власти, полном героизма и окончившемся трагически. Иосиф был одним из предводителей восставших, но после гибели своих войск предпочел смерти римский плен, и постепенно достиг уважения своих победителей. Он стал свидетелем падения нескольких иудейских городов и длительной и успешной осады самого Иерусалима.

В «Истории» представление о воинском подвиге как испытании мужественности и о самопожертвовании соединяются в новом ракурсе: быстро становится понятно, что восстание обречено на поражение, но иудеи отказываются сдаться и предпочитают смерть пленению, которое означает для них потерю веры, родины и храма: «Аще и беда случится нам, сладку смерть да приметь пред святыми враты. И душу свою положим ни за жены, ни за дети, но за бога и за цьркъвь».

Их сопротивление отчаяния противопоставляется римской науке войны, подчиненной жесткой дисциплине и основанной на укреплении боевого духа. Иосиф восхищается римлянами и сам старается обучить вверенное ему иудейское войско по римскому образцу. Особая роль отводится римским военачальникам Веспасиану и его сыну Титу. Позднее с Веспасианом был сравнен Александр Невский в «Житии Александра Невского».

В «Истории» рассказывается о героизме римлян и иудеев, как военачальников, так и рядовых воинов. В оппозиции двух типов мужественности на стороне римлян – знание и вера в победу, на стороне иудеев – вера отцов и стремление умереть за нее. В Масаде, одном из последних оплотов восстания, все население города-крепости (в том числе женщины и дети) отказывается сдаваться в плен и совершает массовое самоубийство по призыву своего военачальника: «Свобода есть мужеска смерть съ возлюбленными своими… Тако время и богъ посла на ны, тако римляне не хотять, но блядуть, да никто же нас не умреть пред плененимь, но потеснимся упредити упование ихь и въ веселиа место, ему же надеются обрести нашимь пленениемь, да ужасъ приимуть и подивятся нашему твердосердию!».

Восставшие становятся мучениками. Смерть для них – и очищение от грехов, в числе которых – осквернение иерусалимского храма, являющихся истинной причиной поражения и, первоначально, вторжения римлян: «Но богъ осудилъ того града за разноличныя грехы в живущих в них, и, хотя очистити святая огнемь». Это представление сродни учению о бедствиях, в том числе и нашествии врагов, как казнях божиих, подробно развитое в древнерусской литературе. Иудеи наказываются не только за отступление от веры от благочестия предков, но и, в христианском представлении, за неприятие и распятие ими Христа.

Отечественный автор воспринимает и развивает словарь соответствующей жанру воинской повести лексики, он разрабатывает воинские формулы, которые получили долгую жизнь в древнерусской литературе, развивает образы и символику воинской повести.

Но «История» не знает некоторых важных мотивов более поздней оригинальной древнерусской воинской повести. Так, она не знает мученичества за веру в ее христианском выражении, подразумевающем подражание Христу.

В древнерусской воинской повести использовались все достижения автора отечественного перевода «Истории Иудейской войны», но понимание воинского подвига приобрело новую глубину: самоотверженность иудеев соединилась с мужественной доблестью римлян, и развился новый образ воина, который соединял в себе мифологичность Девгения и богатырей и христианскую жертвенность Бориса и Глеба или святого Егория Победоносца. Благодаря этому такое естественное, гендерно определенное представление о мужчине как воине обогатилось толкованием воинского подвига как подвига христианского мученичества.

Не зря Русь быстро приняла с большим трудом давшийся Византии постулат о том, что воин, погибший на поле брани, является мучеником за Христа. Новое понимание воинского подвига оправдывает воинское служение и предоставляет ему новый статус – статус святости, что позволяет сформировать пантеон отечественных святых, основанием которого становится, наряду с монахом-подвижником, воин-мученик, в образе которого реализуется представление о княжеской и, шире, мирской святости. Новое понимание воинского подвига зиждется на представлении о вольном самопожертвовании как подражании Христу, что является новой ступенью в развитии категории жертвенности.

3. Объединяющие жанры

Первичные жанры выступали в составе объединяющих жанров, какими являются летопись, хронограф, четьи-минеи, патерик.

3.1 Летопись

Летопись – это повествование об исторических событиях. Это самый древний жанр древнерусской литературы. В Древней Руси летопись играла очень важную роль, т. к. не только сообщала об исторических событиях прошлого, но и была политическим и юридическим документом, свидетельствовала о том, как необходимо поступать в определенных ситуациях. Древнейшей летописью является «Повесть временных лет», которая дошла до нас в списках Лаврентьевской летописи 14 века и Ипатьевской летописи 15 века. Летопись рассказывает о происхождении русских, о генеалогии киевских князей и о возникновении древнерусского государства.

Повествование в летописи было двух типов: собственно погодные записи – сообщения о событиях, и летописные рассказы – описания событий, с конкретными деталями, диалогами. Вторые, в свою очередь представлены двумя типами: одни рассказы повествуют о событиях современных летописцу, они обычно литературно обработаны и более реалистичны; другие о событиях давно прошедших: обычно это эпические предания, легенды, лишь впоследствии внесенные в летописи; их отличают эпическая лаконичность описания, обобщенность образов героев, сюжетная занимательность и эффект неожиданности.

Летописи относятся к числу «объединяющих жанров» (термин Д.С. Лихачева), подчиняющих себе жанры своих компонентов: исторической, преимущественно, воинской повести, жития святого, поучения, похвального слова, различных документов. В составе летописей дошли до нас многие произведения древнерусской литературы: «Поучения» Владимира Мономаха, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина и др. Новые летописи составлялись обычно как своды и компиляции предшествующих летописей и заключались записями о современных событиях. Продолжая труды своих предшественников, летописцы дополняли или сокращали их, стремясь создать единое повествование, подчиняя его определенной исторической концепции и политическим установкам.

Летописи исторических событий начали вестись в Киеве, по-видимому, уже в конце 10 века. Однако летопись как жанр возникла в годы княжения Ярослава Мудрого (1019–1054); по мнению Д.С. Лихачева. в первой половине 1040-х годов мог быть составлен свод преданий о возникновении христианства на Руси, продиктованный стремлением утвердить мысль, что история России подобна истории других христианских государств, и тем самым поднять авторитет русской церкви и молодого славянского государства.

Следующий этап приходится на 1069–1070 гг. и связан с деятельностью инока Киево-Печерского монастыря Никона; считают, что в 1060-х годах летописному повествованию придается характерная форма погодных записей, которой русское летописание принципиально отличается от византийских хроник, где исторический процесс делится по царствованиям. Около 1095 года создается «Начальный свод», сохранившийся в переработанном виде в Первой Новгородской летописи и положенный в основу замечательного памятника древнерусского летописания, не знавшего себе равного в тогдашней Европе по мастерству повествования, разнообразии источников, сложности исторической концепции – «Повести временных лет» (около 1113 года), в которой русская история связывается с историей всемирной. Общерусское значение «Повести временных лет» осознавалось в Древней Руси: с сокращениями или дополнениями она открывает почти все позднейшие своды. В 12 -13 вв. наряду с Киевом и Новгородом летописи ведутся в Галиче, Владимире-Волынском, Чернигове, Владимире-Залесском, Ростове, возможно, в Рязани. Областным летописям присущ различный стиль повествования. Выдающимися памятниками 13 века являются летописные повести о битве на Калке и нашествии Батыя 1237–1241 гг.

Новый подъем летописания связан с Куликовской битвой 1380 г. и возвышением Москвы; в 1408 (1409) г. создается первый общерусский свод, списком которого была Троицкая летопись (сгоревшая в московском пожаре 1812 года). Наиболее замечательным памятником 15 века был свод 1448 года, лежащий в основе первой Софийской и четвертой Новгородской летописей; свод 1448 года по-настоящему слил новгородское и владимиро-новгородское летописание, добавив большие вставки из летописей Твери и Пскова, суздальские и ростовские известия. К 70-м годам 15 века относятся первые доступные нам московские великокняжеские своды (свод начала 1470-х годов, дошедший в составе Никоновской и Вологодско-Пермской летописей; свод 1479 года). В1480-х годах независимое местное летописание в Русском государстве (кроме Пскова) прекратилось. В16 веке летописание окончательно сосредотачивается в Москве; записи текущих событий носят официальный характер. Появляется русский Хронограф, объединивший изложение всемирной истории (от библейских времен до падения Византии) и русской истории (с древнейших времен до середины 15 века). В конце 1520-х годов при непосредственном участии митрополита Даниила были составлены Иосафовская и Никоновская детописи, в 1530-х годах – Воскресенская. На основе Никоновской летописи в период 1568 – 76 годов по заказу Ивана IV создается самый крупный летописно-хронографический памятник Древней Руси – Лицевой свод в 10 томах, украшенный миниатюрами (их более 16 тысяч). В 17 веке общественное и историческое значение летописей стало постепенно падать

Списков летописей дошло до нас не менее 1500, однако они относительно поздние (наиболее ранние Синодальный список первой Новгородской летописи 13–14 вв., Лаврентьевская летопись 1377; Ипатьевская и погибшая в 1812 году Троицкая начала 15 века; Радзивилловская конца 15 века 617 миниатюр).

3.2 Хронограф

Хронограф – это тексты, содержащие описание времени 15–16 веков.

История жанра хронографа на русской почве началась, видимо, с составления хронографической компиляции, которую древнерусские книжники называли «Хронографом по великому изложению». Этот хронограф до нас не дошел и может быть лишь частично реконструирован с помощью восходящих к нему памятников: Хронографической палеи, Еллинского летописца второй редакции и Троицкого хронографа. Наблюдения над перечисленными памятниками позволяют предположить, что «Хронограф по великому изложению» представлял собой компиляцию, основанную на Хронике Георгия Амартола и, в меньшей степени, на Хронике Иоанна Малалы. Он содержал конспективное изложение «всемирной истории», по крайней мере от времени Навуходоносора (о начальной части Хронографа – если таковая вообще была – мы не можем судить по имеющимся у нас данным) и до времени правления императора Романа. В конце «Хронографа по великому изложению» содержались краткие сведения о крещении Руси.

Объем статьи не позволяет нам подробно остановиться на характеристике «Хронографа по великому изложению», Еллинского летописца обеих редакций и других хронографических сводов: мы ограничимся рассмотрением эволюции хронографического жанра лишь на ограниченном отрезке его истории, а именно на примере двух редакций Русского хронографа – Хронографа редакции 1512 г. и Хронографа редакции 1617 г. Но именно в этих памятниках черты жанра и основные тенденции его развития проявились особенно отчетливо.

3.3 Четьи-минеи

Четьи-минеи (буквально «чтение по месяцам») – собрание произведений о святых людях.

Жанр «миней» – православных богослужебных книг для ежемесячного использования – начал складываться в Византии не ранее IX в. С X в. там уже бытовали минеи двух типов: (1) «служебные», предназначавшиеся для служителей клира и (2) «четьи», адресованные не только им, но и более широкому кругу читателей духовной литературы. Среди составителей Четий-Миней наиболее известен Симон Логофет или Метафраст (то есть «Пересказчик», 940–976) – византийский церковный писатель, перелагавший в популярной форме жития святых. Сборники, составленные Симоном Логофетом, получили широкое распространение среди южных и восточных славян в начале XI в.

Древнейшие списки Четий-Миней вошли в так называемую Супрасльскую рукопись (начало XI в.) и Успенский сборник (начало XII в.). Приподнятый стиль изложения Симона Логофета, нашедший отражение уже в этих первых, переводных текстах, стал образцом для авторов древнерусских составителей позднейших учительных сборников.

В первой половине XVI в., в условиях укрепления общероссийской государственности и возникновения предпосылок для создания общерусского культа святых (церковные соборы 1547 и 1549), тексты учительных книг и сборников, подобных Минеям, оказались особенно идеологически востребованными. Большую работу по собиранию «святых книг, которые в Русской земле обретаются», предпринял в те годы новгородский митрополит Макарий (1528–1563). Именно ему принадлежит заслуга в составлении сводного варианта Четий-Миней – так называемых Великих Миней-Четий, носящих теперь его имя.

Великие Минеи-Четьи – это 12 огромных книг (по числу месяцев года), регламентировавших годовой круг чтения на каждый день. К исполнению замысла митрополита были привлечены широкие круги русских писателей, переводчиков, книжников и переписчиков, начиная с известных публицистов и агиографов, таких, например, как Зиновий Отенский, Лев Филолог, Василий Михайлович Тучков, Ермолай-Еразм, дьяк Дмитрий Герасимов, пресвитер Илья, псковский священник-агиограф Василий-Варлаам до безвестных. Составительская и редакторская работа заняла у Макария, его помощников и «многих различных писарей» свыше 25 лет. Книжники обработали материалы всех подвластных митрополиту новгородских, псковских и ряда местных церковных и монастырских библиотек. Сбор книг по городам и монастырям Руси способствовал формированию будущей Патриаршей (Синодальной) библиотеки, разместившейся позже в Москве.

Современным архивистам известны три «чистовых» 12-томных книжных свода Великих Миней-Четий, приписываемых митрополиту Макарию и названных по местам их первоначального хранения: Софийский, Царский и Успенский (ныне хранятся в отделе рукописей Российского Государственного Исторического музея).

Внешнее оформление книг выдержано в торжественном и велеречивом стиле «древнерусского монументализма». Размеры каждого 12-томного книжного свода соответствуют названию «великих», так как насчитывают от 1500 до 2000 листов стандартного формата, именуемого «александрийский лист» (примерно соответствует современному листу печатной бумаги формата А4). Стиль сборников изощрен и витиеват. Пышность и «лепота» словесного оформления переложенных для «душеполезного чтения» текстов должны были соответствовать возросшему политическому величию Московского православного царства, а внешняя монументальность – грандиозности идеи Москвы как наследницы Византии в мировой истории, т.е. «третьего Рима».

В состав Великих Миней-Четий попали жития и похвальные слова святым, статьи из многочисленных религиозно-дидактических сочинений, русских и переводных – Торжественников, Прологов, Требников, сочинения «отцов церкви» – Василия Великого, Григория Богослова. Некоторые сборники вошли в состав сочинения Макария целиком – это Измарагд, Златоуст, Златоструй, Маргарит, Златая цепь. Без купюр в состав Великих Миней-Четий вошли также История иудейской войны Иосифа Флавия, Космография Космы Индикошгова, Хождение игумена Даниила и другие ценнейшие памятники древнерусской литературы, оригиналы которых в настоящее время не сохранились. Для XVI-го же столетия Великие Минеи-Четьи были самым полным собранием религиозных текстов, своеобразной «духовной энциклопедией XVI века».

В XVII в. Великие Минеи-Четьи были положены в основу новых сборников – Миней Четьих Чудовских (1600), Миней Германа Тулупова (1627–1632) и Миней И.И. Милютина (1646–1654), а в конце XVII – начале XVIII в. – в основу Миней Четьих Димитрия Ростовского (1651–1709), отличающихся образным, выразительным языком, почти близким современному. Ставшие излюбленным благочестивым чтением для грамотных христиан, Четьи-Минеи только в XVIII в. выдержали 10 переизданий и многократно перепечатывались в извлечениях. Особой популярностью Четьи-Минеи пользовались у старообрядцев (выписки из них часто встречаются в составе старообрядческих сборников – Цветников).

Научное издание текстов Четий-Миней было начато Археографической комиссией Академии наук в 1863 и продолжалось до 1916, но по сей день в полном виде этот ценный вид древнерусского дидактического источника не опубликован.

3.4 Патерик

Патерик – описание жизни святых отцов.

Отдельно следует сказать о жанре апокрифа. Апокриф – буквально переводится с древнегреческого языка как «сокровенный, тайный». Это произведения религиозно-легендарного характера. Апокрифы получили особое распространение в 13–14 веках, но церковь не признавала этот жанр и не признает до настоящего времени.

Список использованной литературы

    Кучкин В.А. О формировании Великих Миней Четиих митрополита Макария. – В кн.: Проблемы рукописной и печатной книги. М., 1976.

    Орлов А.С., Героические темы древней русской литературы, М. – Л., 1944.

    Гудзий Н.К., История древней русской литературы, 7 изд., М., 1960.

    Лихачев Д.С., Исследования по древнерусской литературе. – Л., 1986.