Синтез античной и христианской традиции в творчестве Данте Алигьери
Введение
«Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен, это был век мудрости, это был век глупости; это были годы Света, это были годы Мрака; у нас было все впереди; у нас не было ничего впереди; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это была весна надежды, это была зима отчаяния».
Эти строки как нельзя лучше подходят к истории Европы дученто и треченто (12-й и 13-й века), ко времени, когда жил и творил последний поэт Средневековья и первый поэт Возрождения – Данте Алигьери.
Это была эпоха наивысшего расцвета средневековой культуры, но и явственно обнаруживающегося кризиса. Это была эпоха кровавых междоусобиц, но и относительного единства Европы. Общим было чувство важности свершающихся событий, которые нужно было истолковать, в которых нужно было принять участие на той или иной стороне. Это была эпоха, которая много размышляла сама о себе. Эпоха штормового океана событий с небольшими островами стабильности. Это было время духовного подъема – восторга полета в начале падения.
Это было время крестовых походов, время контакта с культурой более высокого уровня, что помогло осознать Христианскому Западу себя, как целое. Время кристаллизации Феодализма, укрепления идеи у феодалов служения королю. Это было время усиления власти «вольных городов», городов – центров, развития ремесел и торговли, искусства и политики, юриспруденции и медицины. Это было время появления «светского богословия», а вместе с ним и ереси. Время появления университетов и схоластики. Это было время нарастающего конфликта между Папами и Императорами Священной Римской империи, между теократией и монархией. Оба – и Папа и Император пытались перетянуть на свою сторону городские республики, но города выросли и сделали своими инструментами обоих. Это было время раскола между крупными феодалами и императорами, между ортодоксальной церковью и духовными народными движениями. Это было время правления воинственного Фридриха I Барбароссы и Фридриха II – человека, лишь наполовину европейца. Время возникновения движений иоахимитов и альбигойцев, францисканцев – «меньших братьев» и доминиканцев – «псов господних». Это было время появления идеала служения Даме. Это было время Авиньонского пленения Пап, положившее конец огромной политической и духовной власти церкви. Время, когда Филипп IV разгромил орден тамплиеров, орден, который многие годы служил христианской вере и так вероломно преданный Папой Климентом V. Это было Средневековье.
Человек раннего средневековья видел мир как бы в магическом зеркале: он знал, что вокруг существует множество «проломов», «трещин» и «дыр», через которые в мир могут проникать силы зла. Рухнул центр вселенной – Рим - и превратился в такую огромную «дыру», которую принялись спешно «заделывать». Средневековье создало «святой город» - папский Рим. Этот город стал чем-то вроде магической печати, наложенной средневековьем на пеструю, разноязычную и разноликую Европу.
Травма, нанесенная средневековому сознанию крушением Рима, оказалась настолько тяжелой, что полностью изменила представления людей о культуре. Средневековье отказалось от стремления к «распространению» культуры, столь свойственного античности; оно предпочло магически «запечатывать» мир, сохранять его границы неизменными. Хорошим, надежным считалось то, что уже было и завершилось; слово «новшество» использовалось средневековыми писатели как осуждение недостойного, опасного.
Уроженец Флоренции Данте Алигьери стоял на перекрестке между античностью и христианством.
«Сказали, что дорога моя приведет к океану смерти, и я повернул назад. С тех пор тянутся предо мной глухие темные окольные тропы».
Данте не испугался и не повернул назад. Он отправился к, быть может, самой глубокой и темной трещине средневековья – к трещине в умах самих людей. Туда, что всеми силами пыталась «запечатать» средневековая церковь. Данте не сорвал этой печати, нет. Он и сам не до конца избавился от некоторых предрассудков своей эпохи, но за него это сделали последующие поколения мыслителей. Однако шедшие по уже протоптанной тропинке, начатой Данте.
Актуальность темы
Читая исторические романы, вузовские учебники и даже научно-фантастическую популистику, просматривая фильмы и обычные телепередачи, я нередко сталкивался с такими словами: «Данте», «комедия», «Данте Алигьери» и «Божественная комедия»…
На основании полученной информации я мог составить некое представление об этом сочетании букв (каким оно являлось для меня ранее) однако этого было достаточно, для того, чтобы выбрать это как тему моей курсовой работы. Вот и все.
Состояние исследования темы
Первым комментатором «Божественной комедии» был Боккаччо (поэт, художник и, что немаловажно, друг Данте), на труды которого впоследствии опиралось не одно поколение толкователей поэмы. В нашей стране наиболее популярна работа И. Голенищева-Кутузова.
Глава 1. Время, предшествовавшее написанию «Божественной
комедии»
Данте Алигьери родился в мае 1265 года в древнем городе Флоренция, расположенном в центральной Италии. Астрология предвещали ему успехи в науках и искусствах. Точная дата его рождения неизвестна; в то время еще не была восстановлена античная традиция вести подобные записи событий гражданской жизни. При рождении мальчик получили имя Дуранте («претерпевающий») в честь деда; Данте - его уменьшительный вариант.
Флоренция тех времен была не только гнездом богатеев, но и одним из самых просвещенных городов Тосканы. Медики и юристы, поэты и проповедники, книжники и путешественники, схоластики и естествоиспытатели – все эти типы средневековой интеллигенции жили во Флоренции постоянно или бывали проездом. Рядом с Тосканой развивалось творчество провансальских трубадуров. На юге существовала мощная традиция куртуазной поэзии на итальянском языке. На северо-западе (в Болонье) развивалась школа «нового сладострастного стиля». Во Флоренции бывали знаменитые францисканские и доминиканские проповедники, обсуждавшие на религиозных диспутах как отвлеченные теоретические проблемы богословия, так и религиозно-политические вопросы.
История семьи Данте неотделима от полной бурных и кровавых событий политической жизни тогдашней Италии. Ее своеобразие определяло противостояние двух мощных партий - Гвельфов и Гибеллинов. Эти названия восходят к боевым кличам, с которыми шли в битву при Вейнсберге в 1140 году армии двух соперничавших между собой немецких княжеских родов Вельфов и Штауфенов. Сторонники рода Вельфов выступали под девизом «За Вельфов!»; в латинизированном варианте «Вельфы» звучало как «Гвельфы». Их противники шли в бой с криком «За Вайблинген!» - такое название носил швабский замок семьи Штауфенов; в искаженном латинизированном варианте «Вайблинген» превратился в «Гибеллин».
Борьба между Вельфами и Штауфенами уходила корнями в давнее соперничество за власть (в первую очередь в Италии) между Римскими Папами и императорами Святой Римской империи. Основавшие империю в Х веке германские короли были полными хозяевами положения – императорская корона имела для них скорее моральное значение: в глазах обитателей средневековой Европы Римская империя являлась воплощением единства и порядка. «Пока Колизей будет цел, Рим будет жить; когда падет Колизей – падет и Рим, а когда падет Рим, падет и весь мир» - таково было распространенное в Европе представление о величии древней империи.
Человеку средневековья античность «завещала» идею всемирной монархии. Миф о благочестивом и справедливом государстве, которое восстановило бы разрушенный грехопадением мир на земле.
Ты вскоре сможешь истину познать,
Чтоб стать высоким гражданином Рима,
Каким отныне будет управлять
Сам Иисус.
Италия - Сатурнова земля и родина храбрых Камиллов, Дециев и Сципионов – представлялась Вергилию (ставшему кумиром Данте) краем, где обитают выносливые и мужественные земледельцы. «Labor omnia vincit» - «Труд побеждает все» - одно из утверждений мантуанца. Трудясь и веселясь в часы досуга, земледелец не гонится за «ложными благами» и далек от суетного мира городов, от борьбы за власть и от стремления к почестям. Эдакий идеал христианина – противоположность ненавистным Данте ростовщикам.
Император – наместник Бога на земле в делах светских и защитник Церкви; его власть во всем соответствует власти Папы, отношения между ними аналогичны отношениям души и тела. Император – «глава христианского мира», «светский глава верных», превосходящий достоинством всех королей.
Однако король-император, хотя и мог номинально назначать Папу по своему усмотрению, не обладал по-настоящему прочной властью в Италии и Риме.
В свою очередь, Папы стремились опереться на силу, которая могла бы противостоять германским королям, обратились за помощью к Франции, Это привело к тому, что Италия надолго превратилась в арену борьбы между двумя могущественными соседями, тем самым значительно ослабив собственные шансы на объединение страны и самостоятельное разрешение внутренних противоречий.
Внутри Италии противостояние сторонников Папы и императора усугублялось раздробленность страны, исторически обусловленной отсутствием сильной центральной власти.
Гибеллины чаще принадлежали к аристократии и были людьми свободомыслящими, но деспотичными в политических вопросах. Гвельфы, поддержавшие папский престол, - выходцы из народа - относились гораздо строже к религиозным вопросам, однако придерживались демократических взглядов в вопросах политики.
В разделении на партии гвельфов и гибеллинов решающую роль сыграл родной город Данте - Флоренция. В глазах современников всему виной была ссора между аристократическими семействами города – Буондельмонти и Уберти, произошедшее в 1216 году. Конфликт повлек за собой цепь кровавых расправ и, как следствие, - разделение горожан на враждующие партии.
Противостояние гвельфов и гибеллинов во Флоренции достигла такой степени ожесточения, что гибеллины, которые при императоре Фридрихе II Штауфене (1194-1250) чувствовали себя очень уверенно, дважды изгоняли гвельфов из города – в 1248 и 1260 годах.
Предки Данте принадлежали к партии гвельфов, поэтому его дед и отец также были вынуждены нести все тяготы изгнания.
О родителях Данте неизвестно почти ничего; сам поэт нигде в своих произведениях о них не упоминает. Он рано потерял мать, отец мальчика умер, когда Данте был совсем еще ребенком. Так же мало известно и о том, где и как он учился. Однако нам хорошо известна личность одного из первых наставников Данте. Это был Брунетто Латини (1220-1294), нотариус, гвельф, человек, которого неизменно высоко ценили за талант и ученость. Он руководил также образованием Гвидо Кавальканти, лучшего друга Данте и известного поэта той эпохи.
Именно с обучения у Брунетто Латини началось энциклопедическое и классическое образование Данте. Он познакомился с мифами об Эдипе и Фивах, циклами сказаний о Трое и Энее, «Метаморфозами» Овидия, средневековыми историями о Карле Великом, о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
Однако для самого Данте определяющую роль в его дальнейшей судьбе поэта и мыслителя сыграло не полученное образование и не круг общения, а возвышенное и страстное чувство к Беатриче, впервые робко постучавшееся в его душу в еще юном возрасте и с тех пор неизменно сопровождавшее «певца» в его нелегком жизненном пути. «Она показалась мне, - писал поэт, - скорее дочерью Бога, нежели простого смертного… С той самой минуты, как я ее увидел, любовь овладела моим сердцем до такой степени, что я не смел противостоять ей и, дрожа от волнения, услышал тайный голос: «Вот божество, которое сильней тебя и будет владеть тобой».
Прошло почти девять лет, когда восемнадцатилетнему Данте предстало новое явление Беатриче. Они находились в самой цветущей поре юности; а он был достаточно образован, чтобы обуздать вихрь своих впечатлений и облечь его в рифмы и образы. Беатриче шла по улице в сопровождении двух женщин постарше; подняв на него взор, она, поклонилась ему так скромно-прелестно, что поэт ощутил «высшую степень блаженства». Опьяненный восторгом, он уединился в своей комнате; там, погруженного в мечты о возлюбленной, его и сморил сон. Проснувшись, Данте изложил его в стихах.
И никакое в мире изваянье
Так не могло бы взор приковать,
Как Беатриче яркое сиянье.
Уже в первых сонетах и канцонах, окружавших ярким сиянием и поэтическим ореолом образ Беатриче, Данте превзошел современников силой поэтического дара, образностью языка, а также искренностью, серьезность и глубиной чувства.
Сердце Данте принадлежало Беатриче, однако светские приличия требовали, чтобы поклонение даме облекалось в куртуазную форму, благосклонно принимаемую в обществе. В частности, воспевание объекта обожания в стихах или публичные страдальческие вздохи в ее адрес не должны были выходить за рамки галантного и безобидного ухаживания и уж ни в коем случае не предполагали искреннюю страсть.
Данте сделал официальным предметом обожания «даму-ширму». В этом он находил безопасное приложение своему горячему темпераменту и одновременно надежно защищал от досужего любопытства свои истинные чувства.
Беатриче в глазах Данте была скорее ангелом, чем женщиной из плоти и крови. Его чувство к Беатриче воплощало в себе идеал платонической, духовной любви и было совершенно несовместимо с женитьбой на ней. Данте не стремился к обладанию возлюбленной; ее присутствие, поклон – вот все, чем он жил.
Январь 1287 года. Беатриче вышла замуж за Симона деи Барди. Это замужество – одно из самых загадочных обстоятельств в истории взаимоотношений поэта и его возлюбленной с современной точки зрения. Но на самом деле все довольно просто - роль жены была исключительно прозаической. Наряду с супружеским долгом могло прекрасно существовать и иное чувство, которое всеми признавалось истинным и высшим.
Средневековая мораль традиционно противопоставляла духовное и телесное начала и относила плотскую любовь к низменным, животным проявлениям человеческой натуры. Брак рассматривался лишь как общественно приемлемая форма уступки демону желания.
1289 год – умирает отец Беатриче, старый Фолько Портинари. Возлюбленная поэта глубоко переживала эту потерю, и Данте скорбел вместе с ней. Весной 1299 года случилось самое страшное – Беатриче умерла. Смерть возлюбленной повергла поэта в бездну отчаяния; друзья не на шутку опасались за его рассудок и даже жизнь.
Лучше всего о своей любви рассказывал сам Данте в сборнике «Новая жизнь».
Позднее Данте занялся политической деятельностью и принимал непосредственное участие в общественных делах родного города. Именно это и послужило причиной дальнейших несчастий поэта. Последние годы уходящего XIII столетия во Флоренции были омрачены обострением соперничества между различными влиятельными семьями, которое привело к расколу партии гвельфов (из противостояния гибеллинов и гвельфов последние вышили победителями) в этом городе на два враждебных лагеря – Бьянка («Белых») и Ньери («Черных»). На это раз поводом послужила ссора между двумя ветвями рода Канчельери, жившими в небольшом городе Пистойя недалеко от Флоренции. Данте был на стороне «белых» гвельфов, которые активно защищали демократические законы флорентийской конституции.
Первого ноября 1301 года Карл Валуа, брат короля Франции Филиппа VI Красивого, торжественно вступил во Флоренцию якобы с целью умиротворения враждующих партий. Вскоре власти города предоставили ему ряд важных полномочий, среди которых была и охрана городских ворот. Пятого ноября, в первую же ночь, после того, как ворота перешли в ведение Карла, в город ворвался раннее изгнанный глава «черных» гвельфов Корсо Донати со своими головорезами. Начались грабежи, налеты средь бела дня, в которых участвовали и «черные» и французы. Карл сменил городскую администрацию. Начался период политических репрессий.
27 января 1302 года Данте Алигьери (как одной из наиболее заметных фигур лагеря «белых» гвельфов) были предъявлены обвинения во взяточничестве, утайке общественных сумм, подкупе, подстрекательстве против Папы Римского и Карла Валуа. По приговору суда он был обязан выплатить в течение трех дней пять тысяч лир и изгнан из Флоренции на два года. Данте не стал искушать судьбу и бежал из родного города. В связи с этим 10 марта его приговор был дополнен: в случае поимки флорентийскими властями его ожидало сожжение живьем на костре.
Так, потеряв Флоренцию, искать
Ты будешь сам убежища другого.
Тебя уже давно хотят изгнать:
Твоя судьба зависима от слова
Того, кто обитает ныне там,
Где власть продать Христа всегда готовы
Поэт обладал гордым и неуживчивым характером; умение приспосабливать свою позицию к быстро меняющей конъюнктуре и господствующим мнениям ему было чуждо – он отличался твердыми убеждениями. Видя, что его взгляды не находят понимания ни у гвельфов, ни у гибеллинов, Данте замкнулся в себе и, как он сам гордо провозгласил, стал «сам себе партией».
О жалкое дворянство! Если ты
Людей чванливой делаешь толпою
Здесь, на Земле, в юдоли суеты,
Где всякий занят мелочной борьбою,
Жизнь заполняется скукой и тщетой, -
То мне давно не по пути с тобою.
Это произошло, вероятно, в 1303 году, когда поэт отправился в Верону, ко двору «великого ломбардца» Бартоломео делла Скала.
Данте много путешествует, ищет политических союзников и – не менее активно – свое место в литературе и философии. В этот период он начинает работать над трактатами «Пир» и «О народном красноречии». Трактаты впервые пишутся на языке пополанов – крестьян. Любовь, гармония и забота о необразованных соотечественниках – мотивы, совершенно несвойственные средневековому ученому, для которого латынь была языком римской культуры и, значит, культурой вообще, а узость круга читателей обеспечивала защиту от профанов. Однако Данте считал, что народная речь – единственная живая, общая и первичная. Вторичная речь (сиречь латынь), при всей ее утонченности и возвышенности, не обладает способностью к развитию и не может в полной мере осуществить свое назначение, т.е. быть единящей людей силой.
После того как «белые» гвельфы окончательно утратили надежду на возвращение во Флоренцию с высоко поднятой головой, шанс одержать победу над «черными» пришел с совершенно неожиданной стороны. На престол Священной Римской империи взошел Генрих VII, граф Люксембургский. В ноябре 1308 года он был избран германским королем и проявил решимость возвратить императорской власти силы и величие, утраченные ею после падения династии Штауфенов, - объявил своей первоочередной целью достижение благоденствия Италии, примирения враждующих между собой партий и восстановление в стране всеобщего блага. Данте увидел в деятельности императора залог грядущего освобождения Италии и осуществления его собственного идеала – создания всемирной монархии с императором во главе светской власти и с Папой – во главе духовной.
Окрыленный надеждами Данте поспешил примкнуть к новоиспеченному мессии. Однако миротворческие порывы Генриха вызвали энтузиазм далеко не у всех. Центром сопротивления начинаниям императора стал родной город Данте – Флоренция. Чувство долга заставило Данте-философа стремиться к участию в политических делах, давать советы Генриху VII, ввязываться в дипломатию. Видимо Данте льстило оказаться в роли, сходной с деятельностью Вергилия при дворе императора Октавиана Августа.
Очевидно, именно в 1312-1313 годах Данте написал трактат «Монархия», где он еще раз изложил свою систему государственного устройства и политическую теорию, которую раньше высказал в трактате «Пир». Его идея всемирной империи как идеала римского народа нашла в этом сочинении наиболее полное обоснование. С этой утопии начинается пробуждение самосознания итальянцев. Три основных положения трактата заключаются в: 1. Для земного счастья человечества необходима империя; 2. Власть императора дается ему непосредственно Богом; 3. Римский народ по праву взял на себя роль имперской власти. Также как Аристотель и Фома Аквинский, Данте считает образование государства естественным процессом. По Данте только монархия в лице императора может выступить примеряющей силой между государством и обществом. Император стоит выше страстей, у него нет частной заинтересованности, ему принадлежит все и, значит, ничего в отдельности, к чему он мог бы питать пристрастие. Ну как вам не платоновский философ у руля управления государством?
«Отвергающие роскошь и низменные удовольствия, чужды собственности, семьи, детей, даже собственного угла, правители возглавляют социальную пирамиду не для извлечения каких-то материальных благ, не для удовлетворения честолюбия, пустых прихотей и капризов. Они выше этого и свое счастье находят в прилежном труде на общее благо. Они укрепляют государство, не допускают его использования в корыстных целях».
Данте в «Монархии» выступил против господствовавшей в его время концепции теократии, которая обосновывалась, например, таким крупным теоретиком как Фома Аквинский. Фома призывал императоров подчиняться Папе, как самому Христу. Данте же настаивает на том, что император непосредственно предстоит перед Богом, получает от него санкции на власть и несет полноту ответственности. Таким образом и монарх и папа суть равноправные выразители божьей воли. Но никак не преобладание первого над вторым и наоборот. В отклонении от данного равновесия Данте видит извращение сущности власти.
Но начали светила состязаться;
А в той руке, где скипетр просиял,
Не может посох пастыря остаться.
Особую роль в пояснении статуса всемирного монарха играет у Данте его учение о Риме. В нем он видит освященную плоть государства, которое начинало свой путь с завоевания, но закончить должно утверждением всемирной власти любви, что прямо противоположно мнению крупнейшего мыслителя христианского Запада – Августина, для которого Рим – воплощенная государственность, а государство – большая шайка разбойников, по сути, не отличающаяся от малых шаек. Но Данте примкнул к антиавгустиновской традиции ученика Аврелия Августина – христианского историка Орозия. Данте настойчиво проповедует то, что римляне преследовали правовую цель правовыми средствами, что они «пренебрегали собственными выгодами, чтобы послужить общему благоденствию рода человеческого», что «империя римская рождается из источника благочестия». Однако все это достаточно легко опровергнуть фактами реальной и далекой от моральных идеалов истории Рима.
24 августа 1313 года Генрих VII скоропостижно умер от малярии, а вместе с ним – и все надежды Данте на объединение Италии под властью могущественного монарха и возвращение в родной город.
В ноябре 1316 года флорентийские изгнанники получили общую амнистию, но ее условия были слишком унизительны, чтобы поэт мог ею воспользоваться: помимо уплаты денежного штрафа нужно было в рубище принести публичное покаяние в церкви Сан Джованни. Данте предпочел остаться в изгнании. В 1316 году он поселился в Вероне, воспользовавшись гостеприимством ее правителя – Конгранде делла Скала.
Незадолго до смерти Данте переехал из Вероны в Ровенну, уступив настойчивым приглашениям ее правителя графа Гвидо да Полента – горячего поклонника таланта и личности Данте. Жизнь поэта в Ровенне протекала спокойно и приятно: он проводил время в научных и литературных беседах с друзьями и почитателями. 14 сентября 1321 года Данте умер от малярии.
Именно в изгнании, приблизительно с 1307 года, писал Данте свое самое прославленное произведение – «Божественную комедию».
«Божественная комедия» написана терцинами и состоит из 14233 стихов. Произведение делится на три части (кантики): «Ад», «Чистилище» и «Рай». В каждой кантике 33 песни, но «Ад» содержит 34 песни, оказываясь как бы неправильным элементом целого. Однако именно благодаря дополнительной песни «Ада» общее их число равняется 100 и «Ад», таким образом, входит в гармонию целого, подобно тому, как зло оказывается необходимым элементом прекрасного универсума.
Глава 2. Вергилий. Его дохристианские мотивы в творчестве и опыт
для Данте по этому вопросу
Вначале поэмы происходит встреча Данте с Вергилием - встреча христианства и античности. Средневековые книжники, опираясь на фольклорную традицию, создали настоящий культ Вергилия – культ античного мудреца и предвестника христианства.
В те дни, когда наш мир отмечен был
Движеньем христианского сознанья,
Той верой, что в народах разносил
Блаженный сонм мужей; когда основы
Ее ты сам в стихах провозгласил,
Предтечей став пророков…
Но у Данте свое, особое отношение к Вергилию – как к своему предшественнику, идейному и поэтическому. Вергилий создает эпос, в котором воспевает высокое призвание римской империи, он становится национальным поэтом, другом и советчиком цезаря. В целом, можно провести множество аналогий между жизнью и творчеством Вергилия и Данте.
Любопытно также отметить тот факт, что Вергилий в своем творчестве одухотворяет и очеловечивает мир природы. Он описывает злаки, растения, деревья и животных различных стран. В сферу его внимания попадает флора и фауна далеких восточных земель и Крайнего Севера. Все живое, как и люди, испытывает боль и страдание, нуждается в уходе и заботах. Так, поэт призывает, например, беречь молодые побеги виноградной лозы:
Силы пока набирает и нежен лист ее первый,
Нужно беречь молодую, пусть тянется в воздух свободно,
Юные ветви раскинув в веселом буйстве побегов
Главное – нежны пока и хрупки первые листья,
Их ведь, кроме зимы жестокой и жгучего солнца,
Буйвол лесной обижает и козы жадно глодают
А это именно то, к чему придет впоследствии Франциск Ассизский, называвший братьями медведей и волков, с которыми он встречался в лесу, причем не только из любви ко всякой божьей твари. Франциск чувствовал, что человек не должен поддаваться злобе, ненависти и страху, напротив, он призван в мир, чтобы заботиться обо всем живом, подобно тому, как садовник охраняет слабый росток от вредителей, боли и засухи.
Глава 3. Ад
Но вернемся к «Комедии». Как «знающий путь» Вергилий становится проводником Данте в загробном мире. Поэтам предстоит пройти все круги ада.
И правую руку сжал мою поэт.
И вместе с ним мы подошли вначале
К обители ужасной вечных бед.
Путь Вергилия и Данте начинается с «Преддверия» Ада. Здесь обитают души «ничтожных», которых нельзя назвать ни живыми, ни мертвыми. Они не могут попасть в Ад и не могут вернуться на землю: и осуждение и милость отвернулись от них. С современной точки зрения именно эти души наказаны наиболее жестоко. Уводя поэта, Вергилий бросает полную презрения фразу: «Взгляни – и мимо».
Переправившись через первую адскую реку, Ахеронт, с помощью Харона, первого из стражей подземного царства, герои попадают из преддверия в собственно Ад. Тут Данте не без удивления обнаруживает в Аду область, не являющую картин страданий. Это – первый круг Ада, Лимб, в котором томятся души не грешников, а людей, не знавших крещения, т.е. младенцев и праведных нехристиан.
Так знай же: их вина – не преступленье.
Но обошла их Неба благодать.
Поскольку вечным таинством Крещенья
Грехов житейских смыть им не пришлось.
И зерна христианского ученья
До них священный ветер не донес.
В следующих кругах Данте встречает души, грех которых состоял в нарушении естественной меры. Это сладострастники второго круга, чревоугодники третьего, скупцы и расточители четвертого, гневливые и унылые пятого. Перейдя к шестому кругу, путники оказываются перед стенами города Дита. Здесь мучаются в раскаленных могилах еретики.
Одиннадцатая песнь Ада о принципе устройства преисподней. Здесь можно очень четко проследить суть философии Данте - чем более материальный характер носит грех, тем меньшее за него наказание; чем глубже вторгается преступление в духовные связи, тем страшнее кара.
В седьмом круге карается насилие:
Мы встали у кровавого потока,
Где в кипяток за грязные дела
Насилия – повержены без срока
Преступники.
Низшая область Ада, которая даже пространственно отделена от верха огромным обрывом, заключает в себе обманщиков. На самом же дне – предатели, нарушившие духовный союз доверия. Данте считает этот грех самым тяжким, потому, что в основе такого союза лежит высший образец – отношения человека и Бога, построенные на вере.
Восьмой круг, где караются обманщики, не злоупотреблявшие доверием, имеют сложное устройство. Это десять концентрических рвов, соединенных мостами. В них под присмотром бесов двигаются грешники.
Восьмой ров восьмого круга скрывает в себе движущиеся огни, в пламени которых заключены лукавые советчики. Здесь происходит встреча Данте с Улиссом (Одиссеем), наказанным за хитрость с Троянским конем. Улисс служит Данте зеркалом самопознания. Он похож на Данте стремлением вырваться из рамок обыденности, открыть новые миры.
Своей тоски не мог я обуздать,
И, возложив на море упованья,
Я был гоним желанием узнать
Иных краев далеких очертанья.
В то же время Улисс – антипод Данте. Улиссом движет любопытство, а Данте – жажда истины. «Данте – паломник, а Улисс – путешественник», - подытоживает Ю.М. Лотман. Улисс – герой наступающей эпохи Возрождения, и характерно, что этот образ и привлекает и отталкивает Данте. Шествуя дальше, Данте и Вергилий различают вдалеке подобие башни. Это гиганты, стоящие в колодце, который ведет в самую нижнюю часть Ада. Зевс сбросил их в преисподнюю за то, что титаны покушались на его власть. Гигант Антей в ладони переносит Данте и Вергилия на дно колодца, и они оказываются на льду озера Коцит. Это и есть девятый, последний круг Ада.
Коцит делится на четыре пояса, в центре же – сам владыка зла Люцифер. Здесь место тех, чей грех – обманутое доверие. Данте показывает, что хорошо усвоил уроки Вергилия: он полон ненависти, колотит одного из грешников, обманывает другого. Данте клянется, что очистит ото льда глаза грешника, если тот расскажет ему о себе, но затем отказывается выполнить обещание.
Сперва ответь мне, грешное созданье,
Кто ты, - и я немедленно сорву
С тебя покров. А коль твое желанье
Я не исполню, то в холодном рву
С тобою леденеть под ветром стану.
Да будет так, коль я тебе совру.
И это происходит в той части Ада, где несут кару за поруганное доверие. Но это перевернутый мир, мир зеркально измененных этических норм, где такой поступок – моральный подвиг.
Нечестно поступать с ним – было честно
И лед с него я не содрал тогда…
Последняя песнь «Ада» описывает встречу с Люцифером. Данте издалека видит нечто, похожее на гигантскую ветряную мельницу. Чтобы выбраться из Ада, Вергилий велит Данте обхватить его вокруг шеи и начинает спуск вниз по косматой шерсти дьявола. Карабкаясь вдоль ручья Леты, странники выходят на поверхность: они – на острове Чистилища.
Глава 4. Чистилище
Герои выходят на первый уступ Предчистилища, где находятся души отлученных от церкви. Путешествуя по уступам и кругам Чистилища, Данте нередко слышит просьбы душ напомнить о себе по возвращении. т.к. молитвы еще живущих на земле добрых людей могут сократить испытания, отведенные на долю обитателей Чистилища.
И коль моими тронут ты мольбами,
То, может быть, захочешь передать
Констанце все, что сказано меж нами.
Должны живые мертвым помогать.
Такова просьба Манфреда, сына Фридриха II.
Второй уступ Чистилища – место, где ждут своего часа нерадивые души. Далее Данте попадает к вратам Чистилища, где вместе с Вергилием предстает перед ангелом. Ангел чертит семь «Р» на лбу у Данте (peccatum – грех) и после просьбы отпирает врата, предупредив, что оглянувшийся будет наказа. Ангел пропускает путников. Ну чем не миф об Орфее и Эвридике?
В первом круге искупается гордыня:
Род христиан, гордынею смущенный,
Ты думаешь, что люди велики?
О нет! С пути прямого совращенный,
Ты позабыл, что все мы – червяки.
Во втором круге искупают свой грех завистники. У них зашиты глаза. Гневливые третьего круга задыхаются в густом дыму. В четвертом круге обитают унылые.
В пятом круге, где наказуется скупость и расточительство, Данте и Вергилий встречают Стадия, который, как полагал Данте, тайно принял христианство и потому обрел путь на Небо. Стадий - одно из alter ego автора, поэт, перешедший от языческой духовности к христианской.
Затем путники минуют шестой круг, где около богатого плодами древа голодают грешники, повинные в чревоугодии (см. миф о Тантале).
Последняя преграда на пути к Раю находится в седьмом круге, где очищаются сладострастники. Поэту предстоит пройти сквозь огненную стену, чтобы очиститься от сластолюбия и последней «Р» (предыдущие шесть исчезли на предшествующих кругах).
Проведя Данте через все круги Ада и Чистилища, Вергилий выполнил свою роль проводника. Земной разум (то бишь Вергилий) уже не может руководить человеком в области, соприкасающейся с небесными мирами.
Но понял вдруг, что рядом нет певца,
Которого ко мне она послала.
И кровь немедля схлынула с лица:
Вблизи меня Вергилия не стало!
Античность долгое время сопровождала и опекала христианство. Но далее ей нет больше места. Конец пути пройдет под знаком небесной мудрости (суть есть Беатриче).
Опасность дышит в сумраке тревожном.
Пройдя с поэтом сквозь угрюмый Ад,
Сквозь все, что мне казалось невозможным, Вскарабкавшись на Гору, был я рад
Со спутницей моей взойти в итоге
В Рай, где огни бессмертные горят.
Глава 5. Рай
Далее поэт посещает земной Рай на вершине горы Чистилища (здесь происходит его долгожданная встреча с возлюбленной) и возносится на первое небо, попадая в сферу Луны. Взлетая, путники пересекают сферу Огня, окружающую землю (средневековое представление об атмосфере?). На Луне они встречают бледные тени – пассивные души, не сдержавшие обета, но и не отягощенные грехами.
Здесь - души, что нарушили священный
Обет; они сюда удалены
По воле Провиденья неизменной.
Второе небо – Меркурий. Достоинство здешних обитателей – активная реализация идеалов. Это обитель реформаторов и невинно пострадавших.
Я кесарем вершил дела благие.
Теперь меня Юстинианом звать
Ты можешь… Отдавал стране долги я,
Спеша законы к лучшему менять,
Высокое блюдя их назначенье,
Чтоб легче было зло искоренять.
Взлетев на третье небо – небо Венеры, Данте видит, как внутри светила кружатся маленькие звезды. Это души любвеобильных. Здесь поэт (не утихла еще ненависть к оклеветавшим его флорентийцам!) создает выразительный образ: Люцифер, как дурное семя, пророс из преисподней стеблем, который и есть Флоренция. На стебле расцвел проклятый цветок – флорин (на монете изображена лилия), множимый Флоренцией на горе людям.
Твой город стал теперь распространять,
Отвыкнув соблюдать приличья строго,
Цветок проклятый, чтобы им сбивать
С пути ягнят. Стал пастырь нынче волком.
И только теперь Данте оказывается в сфере Солнца – четвертом круге (гелиоцентризм еще не изобрели). Поэт рисует впечатляющую картину созвездия великих мыслителей, которые двумя венцами вращаются вокруг него в противоположных направлениях, образуя «содружество божеств». Среди них Фома Аквинский, Дионисий Ареопагит, Павел Орозий, Боэций, Августин, Иоанн Златоуст, Иоахим и многие другие. Среди мудрецов четвертого круга (а он принадлежит именно им) немало тех, кто своими произведениями, оказал немалое влияние на Данте в общем и на создание «Божественной комедии» в частности. Но не всех. Здесь вы не найдете мудрецов античности – для них Данте любезно выделил жилплощадь в первом круге Ада.
Сфера Солнца
может нам наглядно продемонстрировать
еще одну особенность «Комедии» -
соединение противоположностей и
гармоничное единство. По левую руку от
Фомы Аквинского оказывается Сигер –
сторонник аверроизма. Фома Аквинский,
напротив, был ярым противником аверроизма
(его иногда изображали на фресках,
попирающим поверженного Аверроэса).
Так в чем же дело? Почему господа философы
не устроили «диспут» (драку!)
в лучших традициях конфессий, населяющих
современный Иерусалим? Все очень просто
разъясняется вышеупомянутым принципом.
Фома оказался «золотой серединой» между
Альбертом Великим и Сигером Брабантским,
причем все участники этой группы
предстают в неприглаженной оригинальности
своего духовного облика. Данте не
скрывает, что Сигер «неугодным правдам
поучал». Но это события земной истории,
которая вся построена на мучительных
диссонансах. Царство небесное примиряет
тех, кто каждый по-своему отражал истину,
но вступал в конфликт с другими искателями
истины. Данте (и это в Средние века…)
допускает мысль, что истина слишком
велика для того, чтобы ее познал один
мудрец. Получи-распишись невеста
Христова! (P.S.
Я атеист – не судите строго!). Затем поэт
оказался внутри красной звезды пятого
неба, внутри обители воителей за веру.
Это Марс, звезда астрологически связанная
с судьбой Флоренции. Здесь поэт встречает
своего прапрадеда Каччагвиду. Несмотря
на ироническое отношение к аристократии
крови Данте серьезно воспринимает
историю предков, поскольку чувствует
прямую связь с прошлым. Иерархия в
средние века была, по существу, родовой
системой, спроецированной в социальное
измерение. «Вертикальные» отношения в
обществе были отношениями «отцов и
детей», «горизонтальные» - отношениями
«братьев». Такая ценность Нового времени
как равенство, воспринималась бы во
времена Каччагвиды как безродность,
лишенность корней. Подобная идея может
оказаться не лишенной смысла в нашу
эпоху роста космополитизма, но и сходного
ему роста маргенализма. Ведь еще
Аристотель причислял демократию к
вредным социальным явлениям.
О смертные! Сколь жалки все усилия
Земных забот и мыслей всех людей,
Бессильно опускающие крылья!
Какая смесь понятий да идей.
Перенесенный Беатриче на шестое небо, Данте погружается в белизну Юпитера. Духи, которые явились поэту, прославлены своей справедливостью. Пять избранных душ (Давид, Троян, Езекия, Константин, Гульельмо II) образуют особую фигуру: они составляют глаз орла (орел – символ Рима, идеального государства). По легенде орел – единственное существо, которое может смотреть прямо на солнце.
…орел в лице своем
Могучим выразителем являлся
Всех светлых душ, единым языком
Их мысли оглашая. Возвышался
Орлиный голос: «Был я справедлив,
От истины вовек не уклонялся,
Всегда был кроток и благочестив,
А потому достиг и славы вечной,
Небесную награду заслужив».
Следующий этап вознесения – небо Сатурна, где Данте являются души – созерцатели. Путник встречается с двумя подвижниками монашества – Петром Дамиани и Бенедиктом Нурсийским. Петр Дамиани (1007-1072) часто упоминается как автор высказывания «Философия – служанка теологии» (на что заметит Лоренс Питер: «Философия – это слепец, который в темной комнате ищет черную кошку, которой там нет. А теолог эту кошку находит»). Бенедикт прославился как основатель монашеского ордена и теоретик монашества как образа жизни. Оба созерцателя в разговоре с поэтом яростно обличают современных монахов, забывших о небесном ради земного.
Не столь страшит отсутствие покоя
В душе монахов, сколь прискорбный плод,
Что будет в них ничтожество мирское.
Все то, что церковь под себя гребет,
Принадлежать должно убогим, нищим,
А не родне удваивать доход.
Когда Беатриче легко взметнула Данте на следующее небо, в сферу неподвижных звезд, он очутился в созвездии Близнецов. В миг полета они находятся на иерусалимском меридиане, и потому Данте видит всю Землю. Поэта, увидевшего просторы космоса, поражает ничтожность покинутой Земли. А раз Земля ничтожна, то что же остается говорить о населяющих ее людях? Восьмое небо являет Данте картины осуществленной божественной мудрости и силы. Здесь место для душ «торжествующих», которые непосредственно отражают сияние истины, подобно тому, как звезды отражают свет Солнца (так полагали средневековые астрономы).
Беатриче возносит Данте на девятое небо, к Перводвигателю и разъясняет своему спутнику устройство высших райских сфер. Перводвигатель – это кристальное последнее небо, которое движется с максимальной скоростью, т.к. стремится каждую свою точку соединить с каждой точкой Эмпирея. Эмпирей – невещественная и непространственная световая сфера, Рай в собственном смысле слова. Данте видит отраженное в глазах Беатриче божество и, обернувшись, усматривает ослепительную точку, окруженную вращающимися кругами. Эти девять окружностей эмпирея суть девять ангельских чинов, описанных некогда в сочинении «Об небесной иерархии» Дионисия Ареопагита. Сила любви и света все больше у серафимов – высшего ангельского чина, который правит наибольшей телесной сферой космоса – Перводвигателем. Беатриче предостерегает путника от попыток представить ангельскую духовность по аналогии с человеческой.
Сказала Беатриче: «Одолела
Тебя, поэт мой бедный, темнота:
Ты сам себя сбиваешь то и дело.
Но, как ни странно, истина проста».
Мышление ангелов – интуиция, непосредственное созерцание истины. Так как процесс созерцания у ангелов непрерывен, им не нужно восстанавливать прерванные видения и, значит, не нужна память.
Так прояснился разум мой, когда
Дала ответ мне спутница, столь ясный,
Что истина сверкнула, как звезда.
Последнее событие великого (а оно именно такое) странствия Данте – созерцание Розы блаженных.
Происхождение Райской Розы таково: луч божественно света падает на поверхность Перводвигателя, давая ему жизнь и силу. Образовавшееся цветовое пятно окружено амфитеатром, в рядах которого сидят праведники, созерцающие Бога, явленного в свете.
В конце путешествия Беатриче оставляет поэта и возвращается на свое место в амфитеатре, передав его под опеку Бернара Клервосского (средневековый мистик, один из основателей ордена тамплиеров), который станет последним вожатым Данте. Схоластика уступает место мистике.
Рай в изображении Данте, при всем его переполненности блаженством, - очень динамичный организм. Образ амфитеатра совмещается с образом цветущей белой розы (белая лилия в средние века считалась символом праведности), обращенной к лучу солнца-Бога. В луче летают посланники Бога – ангелы (аки пчелы). Души Рая участвуют в грандиозном зрелище, устроенном для Данте. Роза не просто цветет – она распускается, т.к. к ней прибавляются новые лепестки (души праведников). Наконец души не просто пребывают в Розе – они радостно ожидают второго пришествия Христа.
Путешествие поэта подошло к концу.
Был крыл моих размах не столь велик.
И вот тогда подумав: «Не оставит», -
Я к той Любви Божественной приник,
Что звездами, Луной и Солнцем правит.
В Мантуе я родился, в Калабрии умер. Неаполь
Прах мой хранит. Я воспел: пастбища, пашни, вождей.
(надгробная эпиграмма Вергилия)
Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы.
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть,-
Но босой, в рубахе покаянной,
Со свечой зажженной не прошел
По своей Флоренции желанной,
Вероломной, нежной, долгожданной…
(Михаил Леонидович Лозинский 1965г.)
Заключение
Данте глубоко и искренне верил в описанный им мир. Входя в царство мертвых, Данте прихватил с собой все земные человеческие страсти. С христианской точки зрения, подобные эмоции, возможно, и не всегда уместны. У Данте даже святые дают волю чувствам – горячатся и негодуют, что уж совсем близко древним обитателям Олимпа. Но в этой страстности и заключается их неповторимое поэтическое обаяние (а до кучи и синтез античности с христианством).
Первоначальная цель поэмы – освободить живущих на земле от состояния греховности и указать им путь к блаженству. Однако, кроме нравственно-религиозного предназначения «Божественная комедия» характеризуется общественно-политическим звучанием: темный лес, в котором заблудился поэт, подразумевает анархическое состояние современного ему мира, и в первую очередь – Италии.
Но…Трудно быть Богом! Сюда как нельзя лучше подойдет диалог из одноименного произведения братьев Стругацких:
- Ну что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, что бы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?…
- Что ж, извольте. Я сказал бы всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
- И это все?
- Вам кажется, что этого мало?
- Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
- Я бы попросил Бога оградить слабых. «Вразуми жестоких правителей», - сказал бы я.
- Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
- Накажи жестоких, чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
- Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
- Тебе виднее всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты им дал.
- И это не пойдет людям на пользу, ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
- Не давай им всего сразу! Давай понемногу, постепенно!
- Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
- Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
- Я мог бы сделать и это. Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными…или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
- Сердце мое полно жалости. Я не могу этого сделать.
У Данте не было ни силы, ни денег, ни власти, а возможностей людей будущего и подавно. Все, что у него было, это поэтический дар. Им он и воспользовался. Ведь перо разит сильнее меча. И что же? А то, что творение поэта до сих пор разит его врагов и все то, что было ему так ненавистно в людях, ведь сердце его было полно жалости…
Список использованной литературы
1. Бредбери Р. Вино из одуванчиков.
2. Данте Алигьери. Божественная комедия. М., Эксмо, 2008.
3. Доброхотов А.Л. Данте Алигьери. М., Мысль, 1990.
4. Душенко К. Большая книга афоризмов. М., Эксмо, 2002.
5. Краткая литературная энциклопедия. Том II. М., Советская энциклопедия, 1962.
6. Макульский С.С. Итальянская литература. М., Высшая школа, 1966.
7. Стругацкий А., Стругацкий Б. Трудно быть богом. М., Эксмо, Спб, Terra Fantastica, 2008.
8. Чистякова, Н.А., Вулих Н.В. История античной литературы. М., Высшая школа, 1972.
9. Энциклопедия для детей. Всемирная история. М., Аванта+, 1994.
Приложения
Приложение 1
Приложение 2
Приложение 3
Приложение 4
Приложение 5
Приложение 6
Приложение 7
Приложение 8
Приложение 9