Константиновские пейзажи в лирике Есенина
Родина С. Есенина. Село Константиново. Есть что-то в этих словах чарующее, необыкновенно притягательное, словно в этом самом месте, в центре России, сконцентрировалось самое главное – ее душа. На первый взгляд, краски неброски, небо серое, туманные дали, скупая природа, но именно в них узнается РУСЬ:
Потонула деревня в ухабинах,
Заслонили избенки леса.
Только видно на кочках и впадинах,
Как синеют кругом небеса.
\ Русь. 1914. С. Есенин. Собрание сочинений. М. 2002 г. С. 40\
В ранней лирике Есенина мы не встретим конкретного описания его родного села и его окрестностей. Он никогда не упоминает названия ни Константинова, ни Оки. Чаще эти места называет краем: «Мой край, задумчивый и нежный», «…в те края, где я рос под кленом», «Я давно мой край оставил…», «О край дождей и непогоды…».
Но вот вдруг бросается в глаза:
О край разливов грозных
И тихих вешних сил!
Здесь по заре и звездам
Я школу проходил.
ЗДЕСЬ – значит в этом краю, в этом месте.
И далее:
В том краю, где жёлтая крапива
И сухой плетень,
Притаились к вербам сиротливо
Избы деревень.
\В том краю. 1915. Там же, с. 53\
А это уже близкий нам пейзаж окрестностей Константинова. «Избы деревень» – это не просто поэтический приём, а уже конкретный описательный факт (слово «деревень» стоит во мн. числе, таким образом, это указывает на то, что рядом с Константиновым расположены соседние селения):
За горами, за жёлтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озёр водяной ветерок.
\За горами… 1916. Там же, с. 58\ –
вторит и одновременно дополняет ещё одно стихотворение. «Тропа деревень» протянулась по правому высокому берегу Оки: Федякино, Константиново, Матово, Волхона, Кузьминское, Аксеново, Данилово.
«Церковные главы» – это, скорее всего, церкви в сёлах Кузьминском (Ильинская и Воскресенская не сохранились) и в Константинове (Иконы Казанской Божьей Матери). А если выйти в поле за село, то можно увидеть маковки других церквей – это купола Богословского монастыря, что в селе Пощупово:
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь (там же, с. 58).
Так постепенно из безымянного края, вобравшего в себя понятие Родины, вырастает картина Константинова и его окрестностей:
Синее небо, цветная дуга,
Тихо степные бегут берега,
Тянется дым, у малиновых сёл
Свадьба ворон облегла частокол.
Снова я вижу знакомый обрыв
С красною глиной и сучьями ив,
Грезит над озером рыжий овес,
Пахнет ромашкой и мёдом от ос.
\Синее небо. 1916. Там же, с. 65\
………….
До сегодня ещё мне снится
Наше поле, луга и лес,
Принакрытые сереньким ситцем
Этих северных бедных небес.
\Низкий дом с голубыми ставнями. 1925. Там же, с. 125\
Здесь всё осталось прежним, а главное – это земля, по которой ходил поэт, голубизна неба и синева реки, которыми он не раз любовался:
И небо и земля всё те же,
Всё в те же воды я гляжусь.
\И небо и земля…1916. Там же, с. 98\
Когда ступаешь на эту землю, тебя охватывает необыкновенное чувство: кажется, что сам Есенин незримо присутствует здесь. Это оттого, что здесь всё пропитано его духом, его поэзией. В каждой малой травинке, в падающих с берёз листьях, в крике отлетающих журавлей живёт его душа. И даже бесконечные дожди, льющие целыми сутками, и летние ранние туманы – всё это становится близким и до боли родным.
Бедна наша родина кроткая
В древесную цветень и сочь,
И лето такое короткое,
Как тёплая летняя ночь.
\Анна Снегина. 1925. Там же, с. 241\
По стихам С. Есенина мы узнаём не только пейзажи Константинова и его окрестностей, но и особенности климата этих мест. На самом деле, лето здесь длится недолго, нередки дожди, туманы, поднимающиеся от реки. А осенью – распутица на глинистых дорогах:
Оттого-то в сентябрьскую склень
На сухой и холодный суглинок…
«Сентябрьская склень» – скорее всего, слякоть, а точнее, «наполненность до краёв» дождями лужи.
А вот ещё один грустный осенний пейзаж:
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
\Нивы сжаты… Там же, с. 91\
Туманы не раз С. Есенин упоминает в стихах, так в поэме «Анна Снегина» встречаем следующую картину:
Заря холодней и багровей.
Туман припадает ниц.
Уже в облетевшей дуброве
Разносится звон синиц.
\Анна Снегина. Там же, с. 241\
Что же касается зари, то это вообще явление уникальное в есенинских местах. Летом она совершенно удивительна: на западе солнце ещё не успело уйти за горизонт, небо окрашено в нежно-розовые тона, а на востоке уже начинает постепенно разгораться яркая полоса рассвета. Это явление можно увидеть только в Константинове, потому что здесь с высокого берега Оки открывается «такой простор, что не окинешь оком». Вся эта чарующая красота вылилась у Есенина в необыкновенно поэтический образ:
Заря окликает другую…
Всего три слова, но ты уже отчётливо представляешь эту картину.
Выхожу я на высокий берег,
Где покойно плещется залив.
\Мечта. 1916. Там же, с. 64\
Отсюда, с высокого берега Оки открывается чудесный вид на заливные луга, пойму реки, Старицу, а на самом горизонте темнеет Мещерский лес:
Не видать конца и края –
Только синь сосёт глаза.
За рекой раскинулись пойменные луга с многочисленными озёрами. Трава в лугах высокая, выше пояса, с разбросанными по ней яркими цветами («гладь озёр с травой не различая»). Над лугами высоко в небе вьются неугомонные жаворонки, в траве стрекочут кузнечики, в озерах плещется рыба, где-то вдали слышен крик выпи («плачет где-то на болоте выпь»). И не удивительно, что такая картина вылилась в проникновенные строки о Родине:
О Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку, –
Люблю до радости и боли
Твою озёрную тоску.
\Запели тёсаные дроги. 1916. Там же, с. 58 \
Иногда думаешь, чего в стихах Есенина больше: вымысла, метафоричности, особого поэтического видения или реальности? Что значит эпитет «малиновое» поле – только ли поэтический троп? Может, здесь кроется очередная загадка есенинской строки? Но давайте внимательно посмотрим вокруг себя: чем богато полевое и луговое разнотравье? Ромашки, васильки, колокольчики, но это, как правило, не даёт того яркого пятна, которое бы привлекло наш взгляд. А вот в июле начинает цвести дикий луговой красный клевер, или кашка, и иван-чай. Клевер считается ценным медоносом, свой душистый нектар прячет он в красных головках. «По меже на переметке резеда и риза кашки», – пишет о нем С. Есенин. Весь июль радует он не только тружениц-пчел, но и сельских ребятишек: «Как только зацветет клевер, так мы в луга, лакомиться сладкой кашкой», – вспоминают односельчане Есенина. (Из бесед с К.Д. Титовой.) Клевер – многолетнее растение, в основном высокое, около 30 см, цветки розовые, красные или красно-лиловые. Растет на лугах, на склонах, на лесных полянах. («Мир душистых растений в творчестве С.А. Есенина» В.С. Титова. Монография. Границы и природа государственного музея-заповедника С.А. Есенина. Рязань. 2005 г.) Цветки иван-чая не упоминаются Есениным в стихах. Мы только можем предположить, что такое растение не могло уйти от внимательного взора поэта. Целые поляны ярких цветов разбросаны то здесь, то там на луговой стороне. Высокие малиновые метёлки иван-чая гордо возвышаются над разнотравьем, привлекая к себе не только пчёл, но и человеческий взгляд. Кто знает, может, и Есенин так же увидел яркие поляны цветов, и под его пером поле из разноцветного или зелёного превратилось в малиновое.
Заливные луга издавна были сенокосными. Делились они на несколько частей, и каждая из них, как утверждала А.А. Есенина, имела своё название: Белоборка, Журавка, Долгое, Первая пожень и др. До сих пор в народе сохранились эти названия. Существует и Дальний луг, и Барская канава, некогда отделявшая константиновские угодья от белоярских, а ныне граничащая с конезаводскими лугами.
Константиновские сенокосные луга окружены синим кольцом реки – с запада причудливо изгибается основное русло Оки, а с востока замыкается Старицей – старым руслом. Река, как и луга, стали неотъемлемой частью есенинской Руси:
Тихо струится река серебристая
В царстве вечернем зелёной весны.
Солнце садится за горы лесистые,
Рог золотой выплывает луны.
\Весенний вечер. 1912. Там же, с. 187\
Синее небо, цветная дуга,
Тихо степные бегут берега…
\Синеее небо. 1916. Там же, с. 65\
Далеко сияют розовые степи,
Широко синеет тихая река.
\Я иду долиной. 1925. Там же, с. 156\
Ока, неся свои воды на запад, как раз напротив Константинова, как будто споткнувшись о невидимую преграду, резко поворачивает на юго-восток, сталкивается с высокими холмами и снова откатывается к западу, устремляясь вдоль холмистой местности. Казалось бы, это противоречит всем законам природы и физики. Река не может течь «в гору»! Однако, это так.
Существует легенда о том, что Пресвятая Богородица, обходя свои владения в год крещения Руси, обронила на этом месте свой поясок.
Поднимая его, Она облокотилась на посох. В том месте, где посох вошел в землю, забил целебный родник. А там, где лежал пояс Богородицы, пролегло новое русло Оки: река повернула свои воды вспять вопреки всем существующим законам. Так, нет ли – не нам судить. Но возле родника чудодейственного поднялся потом монастырь Иоанна Богослова \с. Пощупово\, а этот удивительный изгиб реки называют Поясом Богородицы.
Красивая легенда, но несомненно одно: этот край осенён особой Божьей благодатью.
В стихах С. Есенина река переливается всеми цветами: она и серебристая, и синяя («с высокого бугра в синеющий залив»), и зелёная («в эту ночь к зелёному затону»), и белая («небо ль такое белое, или солью выцвела вода»), и, конечно, золотая (» там, где омут розовых туманов не устанет берег золотить»). Это всё оттого, что воды, как зеркало, отражают в себе все краски. «Податлив характер Оки, – подчёркивает сестра поэта в своих воспоминаниях. – Она настолько подчинена окружающему, что даже цвета своего не имеет, а отражает в себе, как в зеркале, все цвета неба и берегов…Хорошо летом часа в два-три выйти на высокий берег её. Часами здесь можно просидеть, смотря в даль. В такое тихое утро река течёт неторопливо, спокойно, и зеркальная поверхность её играет всеми утренними красками». \А.А Есенина, «Родное и близкое», М. – 1985, с. 69\
Задремали звёзды золотые,
Задрожало зеркало затона,
Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.
\ С добрым утром. 1914. Там же, с. 26\
Здесь, на реке, по утверждению А.А. Есениной, поэт любил часто бывать. Они вместе с сестрой Катей ходили ловить рыбу. Было у них любимое место – Макаров угол. Это там, где Ока делает крутой поворот, образуя выступ. Переправляясь через реку на лодке, они иногда останавливались у песчаной отмели (или косы) на середине реки. Это так называемый «кукан реки»:
Там далеко на кукане реки
Дрёмную песню поют рыбаки.
……….
Красный месяц за куканом
Расстелил кудрявый бредень.
Раньше эта коса была такая большая, что на ней можно было установить 2–3 стога сена.
Со временем отмель была размыта водой, но недавно она вновь появилась, правда, немного в другом месте. Это уже рукотворный «кукан», намытый специальной машиной для очистки дна реки. И сейчас можно добраться туда вплавь или на лодке, и отдохнуть на нагретом солнцем песке.
В реку впадают множество родников, питая её чистыми водами. В есенинской лирике мы неоднократно встречаем упоминание о ручье:
В ручей взглянула прыткий…
или роднике:
Прощай, родная пуща,
Прости, златой родник. (1916 г.)
В стихотворении «Мой путь»\1925 г.\ поэт рисует такую картину:
По вечерам, надвинув ниже кепи,
Чтобы не выдать холода очей,
Хожу смотреть я скошенные степи
И слушать, как звенит ручей.
\Мой путь, 1925, Там же, с. 148\
Где же находится этот есенинский родник? Жив ли он? По-прежнему ли питает своими водами матушку-Оку?
Оказывается, этот «есенинский» ручей находится под горой за титовским прожогом \проход между домами, образовавшийся после пожара\. «Когда-то криница была известна на всё село. Её крепкий дубовый сруб стоял на подгорье с незапамятных времён, – писал В.П. Башков. – За криницей заботливо ухаживали – чистили, подновляли колодезный сруб». (В.П. Башков. «В старинном селе над Окой». М.1991 г.). Даже тогда, когда на селе провели водопровод, многие по-прежнему брали чистую вкусную воду из этого родника. «Студеная была вода, чистая. И не лень было спускаться под гору за ней. Хоть и далеко, все ж ходили, больше по привычке», – говорит К.Д. Титова. Однако со временем сруб обветшал, разрушился, родник затянуло илом, вокруг поднялись болотные травы. О кринице забыли, тем более что отпала необходимость спускаться по воду под гору.
Но всё же жив есенинский родник! Подсказали нам, как его найти. Сквозь толщу ила и сплетение корней пробивается на простор маленький живительный ключ, неся свои воды в матушку-реку. Конечно, он уже не такой многоводный, как при жизни Есенина, но всё так же манит к себе прохладой чистой воды и тихим журчанием. Отыскали и взяли «шефство» над ним наши ребята. И теперь, кто бы ни проходил мимо, непременно наклонится над ручьём, чтобы испить его живительной влаги.
Возвращаясь от реки, мы неизменно проходим по извилистой дороге, причудливо огибающей холмы. «Дорога здесь вся изрыта коровьими копытами, и идти по ней очень трудно», – вспоминала А.А. Есенина. Вероятно, это имел в виду поэт, написав «дремлет взрытая дорога».
В есенинской лирике дорога, как и вся окружающая его природа, нечто особое, одухотворённое. Она может дремать, может задуматься («О красном вечере задумалась дорога»), может мечтать («Ей сегодня примечталось»), может быть хорошей («Дорога довольно хорошая») и даже иметь цвет («Вижу сон, Дорога чёрная…», «Дорога белая узорит скользкий ров»). Но неизменно она приводит в отчий край, к отчему дому:
Но на склоне наших лет
В отчий дом ведут дороги.
……………
Я снова здесь, в семье родной,
Мой край задумчивый и нежный,
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.
Константиновские «горы», или бугры, имеют свои названия: Питиряевский бугор, Попов, Околетый, Данилин. В своих стихотворениях С.А. Есенин по-разному называет местные взгорья: то буграми:
Только ивы под красным бугром
Обветшалым трясут подолом.
То холмами:
Тонет день за красными холмами.
То горами:
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
То крутосклонами:
И дремлет Русь в тоске своей весёлой,
Вцепивши руки в жёлтый крутосклон.
То курганами:
И кивал ей месяц за курганами,
В золотой купаяся пыли.
У Есенина они всегда разного цвета: и жёлтые, и зелёные, и красные, и золотые…Местные холмы, как и река, и луга были для поэта неотъемлемой частью Родины:
Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.
\ Там, где вечно дремлет тайна. 1925. Там же, с. 88\
Говоря о вечном и приходящем, под словом «гора» он имеет в виду уже не только константиновские холмы, а что-то более ёмкое, общеземное.
В поздней лирике С.А. Есенина, 1924–1925 годов, мы встречаем описание конкретных мест, связанных с его жизнью в родном селе. В стихотворении «Возвращение на родину» (1925 г.) поэт пишет:
Я посетил родимые места,
Ту сельщину, где жил мальчишкой,
Где каланчой с берёзовою вышкой
Взметнулась колокольня без креста.
\Возвращение на родину. 1925. Там же, с. 122\
Колокольня Казанской церкви была видна с любой точки села. Стояла она на самом высоком месте, на берегу Оки. Храм иконы Казанской Божьей Матери был построен в 1779 году архитектором Старовым. «Основным украшением села, – писала А.А. Есенина, – являлась церковь, стоящая в центре. Белая прямоугольная колокольня, заканчивающаяся пятью крестами – 4 по углам и пятый, более высокий, в середине, купол, выкрашенный зелёной краской, придавали ей вид какой-то удивительной лёгкости и стройности». \ А.А. Есенина «Родное и близкое» М. 1979 с. 4\.
Я поверил от рожденья
В Богородицын покров, – писал поэт.
Вся жизнь села была связана с церковью. Здесь крестили, венчали, отпевали. Все церковные обряды соблюдались и семьёй Есениных. Вначале мальчиком на клиросе пел отец поэта, потом венчались молодые Татьяна и Александр Есенины, здесь же трёхдневного крестили третьего ребёнка Есениных. Нарекли Сергеем в честь Сергия Радонежского, память которого отмечалась в тот день. Здесь же отец Иоан отпевал убиенного Сергея, узнав о его гибели. На старом сельском кладбище возле церкви нашёл свою последнюю обитель её настоятель, духовный наставник и учитель Сергея Есенина протоиерей Иван Яковлевич Смирнов.
Стёрта с лица земли могила священника, как, впрочем, и другие старые могилы на прицерковном кладбище. И только как напоминание о прошлом осталась старая могильная плита, древний памятник, на которой любил сидеть Есенин, часами любуясь заокскими далями.
…Да у горы
Высокий серый камень.
Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы
Застыли с распростёртыми руками.
\ Возвращение на родину. 1925. Там же, с. 122\
Восстановлена маленькая часовня на берегу, взметнулась ввысь красавица-колокольня и теперь, как и прежде, радует всех своим малиновым звоном колоколов, собирая прихожан на праздничную службу:
Троицыно утро, утренний канон,
В роще по берёзкам белый перезвон.
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельного весна.
На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
\Троицыно утро. 1914. Там же, с. 34\
После многолетнего забвения вновь ожила Казанская церковь. Первый этап восстановительных работ был начат в 1964 году. «К концу 80-х храм уже готовился принять прихожан, – рассказывает настоятель Казанской церкви протоиерей отец Александр. – Попечителями в ту пору были иеромонахи Иосиф, ныне архимандрит, наместник Соловецкого монастыря, и Пимен, сейчас настоятель храма г. Шацка. Постепенно стали возвращаться старинные храмовые иконы. Были переданы 14 икон возраста 110 -140 лет. Среди них одна из наиболее почитаемых икон святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, имена которых носит предел Казанской церкви». (Из личных бесед автора с настоятелем церкви иконы Казанской Божьей Матери отцом Александром.) А недавно в подвале церкви были найдены еще несколько старинных икон. Надо полагать, Есенин видел эти святые лики.
Я вижу – в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идёт возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках:
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой Сын, живи без крова,
Зарюй и полднюй у куста».
\ Не ветры осыпают пущи. 1914. Там же, с. 35\
27 сентября 1990 года церковь возобновила богослужение, которое было приостановлено в 1939 году. Силами настоятеля храма протоиерея отца Александра (Александра Григорьевича Куропаткина), меценатов и прихожан восстанавливается внутреннее убранство.
Напротив церкви неподалеку от дома Есениных поднялась чудесная часовня в честь Святого Духа. Открытие и освящение её состоялось осенью 2003 года, на Рождество Пресвятой Богородицы.
Стояла тихая, ласковая пора бабьего лета. На освящение часовни собрались местные прихожане, приехали верующие из Рязани и окрестных деревень. Священник сотворил молебен и приступил к обряду освящения. И тут произошло чудесное явление: солнце, находящееся над маковкой часовни, вдруг «заиграло». Казалось, сама Пресвятая Богородица благословляла и восстановленную часовню, и прихожан, и весь есенинский край, который Она давно взяла под свой покров.
За всем происходящим наблюдал маленький деревянный дом, который неизменно ассоциируется с «Низким домом с голубыми ставнями» (хотя известно, что эти строки поэт обратил к дому священника И.Я. Смирнова). Это дом Есениных – колыбель есенинской поэзии. Много видел он на своём веку, много раз его перестраивали, но всё же старались сохранить привычную архитектуру, тот облик, к которому привыкли все почитатели есенинской поэзии. Он и сейчас узнаваем: «Наличники, карниз причудливо вырезаны и выкрашены белой краской; железная крыша, водосточные трубы и обитые тёсом углы дома выкрашены зелёной краской…В этом доме, – продолжала вспоминать сестра поэта, – были проведены самые благополучные и спокойные годы жизни нашей семьи. Это была простая деревенская изба размером в 9 квадратных аршин. Её внутреннее расположение было удобно, а с улицы она выглядела очень красивой…Три передних окна выходили в сторону церкви, и в пролёт между церковной оградой и поповским домом из наших окон были видны синеющий лес, излучина Оки и заливные луга». (А.А. Есенина «Родное и близкое» М. 1985 с. 45).
Сколько проникновенных строк посвятил Есенин этому дому! Обращаясь к нему, он сравнивает его то с «синим цветком»:
Где ты, где ты, отчий дом,
Гревший спину под бугром?
Синий, синий мой цветок,
Неприхоженный песок,
Где ты, где ты, отчий дом?
\Где ты, отчий дом. 1917. Там же, с. 91\
То, называя «хатой» (что не свойственно этой местности), одухотворяет его, наделяет человеческими чувствами и эмоциями:
Не тоскуй, моя белая хата,
Что опять мы одни и одни.
\ Гаснут красные крылья заката. 1916. Там же, с. 57\
А в стихотворении «О красном вечере задумалась дорога» (1916 г.) мы встречаем образ «избы-старухи», которая «челюстью порога жуёт пахучий мякиш тишины». Будучи за границей в 1923 году Есенин в мыслях возвращается в родительский дом:
А сейчас, как глаза закрою,
Вижу только родительский дом.
Всё ему до боли дорого и близко: и улица с опрокинутой «проводов голубой соломой», и «сад в голубых накрапах», и плетень с «прилегшим тихим августом», и липы, которые «держат… в зеленых лапах птичий гомон и щебетню». Он признаётся в любви своему «низенькому дому»:
Я любил этот дом деревянный.
В бревнах теплилась грозная морщь,
Наша печь как-то дико и странно
Завывала в дождливую ночь.
А там, за домом, в глубине сада под сенью деревьев приютилась маленькая избушка, в которой жили родители после пожара 1924 года. «Отец с матерью, – пишет в воспоминаниях А.А. Есенина, – получив страховку за сгоревший дом, купили маленькую шестиаршинную избушку и поставили ее в огороде, чтобы до постройки нового дома иметь хоть какой-нибудь, но свой угол». В разговоре с друзьями Есенин шутливо называл временное пристанище родных «избушкой на курьих ножках».
Отцовский дом не мог я распознать…
/ «Возвращение на родину» 1924 г. Там же с. 86/
Но самое главное – это сад Есениных. Изба-времянка вся утопала в зелени яблонь и вишен:
Сад полышет, как пенный пожар…
………………………………………….
Дымком отдает росяница
На яблонях белых в саду.
…………………………………………
Ну как теперь ухаживает дед
За вишнями у нас в Рязани?
Ах, эти вишни!
Ты их не забыла? –
Обращается поэт к своей сестре / «Письмо к сестре». 1925 г. Там же с. 104/.
В поэме «Анна Снегина» мы можем увидеть узнаваемую картину:
Беседа окончена. Чинно
Мы выпили весь самовар.
По-старому с шубой овчиной
Иду я на свой сеновал.
Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень,
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Состарившийся плетень…
/ «Анна Снегина» 1925 г. Там же, с. 136/
Сеновал Есениных находился в старой риге, в самом конце усадьбы.
А дальше, за усадьбой, – перекресток дорог. Одна ведет на Алексеевку, вторая – в Федякино. Вероятно, этот перекресток дорог имел в виду поэт, когда писал, обращаясь к матери:
…Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
/ «Письмо матери» 1924 г. Там же с. 40/
Почему именно эта дорога? Она выходила на околицу, где заканчивалась проселочная дорога, ведущая со станции Дивово. По ней Есенин въезжал в село, попадая на Алексеевку.
Алексеевка – это южная часть села, где находится константиновское кладбище. Там, на околице, находился пруд – излюбленное место сельских ребятишек. Упоминание о пруде мы встречаем неоднократно в лирике С.А. Есенина:
Только ивы над желтым прудом
Обветшалым трясут подолом.
…………………………………….
В три звезды березняк над прудом
Теплят матери старой грусть.
……………………………………….
О всех ушедших грезит конопляник
С широким месяцем над голубым прудом.
………………………………………….
Об ушедшем над прудом
Пусть тоскует конопляник.
……………………………………………
В синий вечер над прудом
Прослезится конопляник.
И здесь же, слева от пруда стояла ветряная «мельница – бревенчатая птица»:
Время – мельница с крылом
Опускает за селом
Месяц маятником в рожь
Лить часов незримый дождь.
Образ мельницы часто появляется в стихах Есенина. То она ветряная:
Здесь даже мельница,
Бревенчатая птица,
С крылом единственным
Стоит, глаза смежив.
То водяная:
И лишь по-прежнему вода
Шумит за мельницей крылатой.
А в поэме «Анна Снегина» лирический герой, приезжая в гости к мельнику, попадает в не совсем привычную обстановку:
И вот я на мельнице.
Ельник
Усыпан свечьми светляков.
Во многих стихах образ мельницы метафоричен, но все же в его основе лежит реальный факт.
Здесь мы видим картину, не свойственную Константинову: ельник. Значит, эта мельница была где-то за пределами села.
Действительно, константиновцы пользовались двумя мельницами: ближней – за околицей, на Алексеевке, и дальней – за рекой у Селец. На сельской мололи в основном рожь, но чаще возили зерно за реку: дальняя мельница была более производительной, «помольчивой». (В.П. Башков. «В старинном селе над Окой». М.1991 г.) Старожил с. Константиново А.И. Морозова (1910–2002 (?) гг.) при встрече с краеведами нашей школы рассказала о том, что ее отец работал на этой мельнице сторожем. Даже после ее закрытия он не оставил своего поста. Она показала нам также место, где стояла мельница, указав на небольшие ямки от угловых столбов: это слева от центрального входа на Константиноское кладбище.
Дорога на Алексеевку отмечена еще одним небезызвестным фактом: это был последний путь всех сельчан.
Гори, звезда моя, не падай,
Роняй холодные лучи.
Ведь за кладбищенской оградой
Живое сердце не стучит.
1925 г. Там же с. 52.
Последний свой приют на Константиновском кладбище нашли родственники Есенина. Но особо дороги нам могилы отца и деда Сергея Александровича. Оба они пережили своего знаменитого сына и внука. Не надо говорить, какую роль они сыграли в духовном воспитании и формировании мировоззрения юного поэта. Это особенно касается Ф.А. Титова. С его именем и именем бабушки Натальи Евтеевны связаны у Есенина самые теплые воспоминания. Обращаясь к ним в стихах, он всякий раз мысленно возвращается в далекое милое детство:
К теплому свету на отчий порог
Тянет меня твой задумчивый вздох.
Ждут на крылечке там бабка и дед
Резвого внука подсолнечных лет.
Строен и бел, как березка, их внук,
С медом волосьев и бархатом рук.
Только, о друг, по глазам голубым –
Жизнь его в мире пригрезилась им.
Шлет им лучистую радость во мглу
Светлая Дева в иконном углу.
С тихой улыбкой на тонких губах
Держит их внука она на руках.
1917 г.
Прямо от центрального входа в 50 метрах находится могила Александра Никитича Есенина и Аграфены Панкратьевны, его матери. В конце 70-х годов она представляла собой вид могильного холма с установленным кованым крестом в восточной стороне. На табличке было указано только имя А.Н. Есенин. Позднее могилу обнесли оградой и установили гранитную плиту с портретом отца поэта и указанием имен Александра Никитича и Аграфены Панкратьевны.
Могила деда Ф.А. Титова находится метрах в 30 южнее, на старом участке сельского кладбища, которое отделено рвом. Сейчас она представляет грустное зрелище: поросший дерном небольшой могильный холмик с кованым крестом и табличкой с указанием имени Ф.А. Титова. Могила окружена невысокой оградой, выкрашенной в зеленый цвет. Удручающая картина. И это при том, что поэт с трепетом и благоговением относился к деду, называя его «голубчик, дедушка»./ «Письмо деду» 1924 г. / Иного отношения и почитания достоин этот человек. И надо, чтобы к нему, как и к Есенину, «не зарастала народная тропа».
Краеведы нашей школы ухаживают за мемориальными могилами. Осенью 2006 года был установлен указатель к могилам отца и деда С.А. Есенина. Сейчас нами ведется работа над проектом «Есенинская аллея» совместно с главой Кузьминской сельской администрации А.П. Гудковым и настоятелем Казанской церкви отцом Александром. Со своими предложениями мы обратимся в музей С.А. Есенина, надеясь на понимание и поддержку. И это не случайно, что именно дети подняли вопрос благоустройства местного кладбища.
Ведь именно от дедовских могил, с земли «отич и дедич» начинается Родина. Этот неброский пейзаж, невзрачные картины среднерусской полосы навсегда соединились в нашем восприятии с образом есенинского края, есенинской Руси, той частицы огромной земли, которую мы называем емким словом Родина.
Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь.
Знать, у всех у нас такая участь.
И, пожалуй, всякого спроси –
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси.
Свет луны таинственный и длинный,
Плачут вербы, шепчут тополя.
Но никто под окрик журавлиный
Не разлюбит отчие края.
………………………………………
Но и все же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть.
Сергей Есенин.
/ 1925 г. Там же с. 50/
Библиография
С.А. Есенин. Собрание сочинений в 1 т. – Калининград, 2002 г.
В.И. Астахов. В есенинском Константинове. М. 1988 г.
В.П. Башков. В старинном селе над Окой. М. 1991 г.
И. Евсин. «Душа грустит о небесах». (Духовный путь Есенина). Ряз. 2006 г.
А.А. Есенина. Родное и близкое. В сб. «Воспоминания родных» М. 1985 г.
Есенинский вестник. Вып. 4. Ряз. 1995 г.
Е.С. Иванов. Границы и природа Государственного музея-заповедника С.А. Есенина. Пейзаж в творчестве поэта. Монография. Ряз. 2005 г.
Материалы бесед автора с настоятелем церкви Казанской Божьей Матери в с. Константинове протоиереем от. Александром (Куропаткиным)
Материалы бесед автора с односельчанами С.А. Есенина /К.Д. Титовой, А.И. Морозовой/
Материалы исследований краеведческого кружка «Родничок» Кузьминской средней общеобразовательной школы. Руководитель С.Н. Бурчихина.
А. Панфилов. Константиновский меридиан. М. 1992 г.