Роман-притча Уильяма Голдинга "Повелитель мух"
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
КРАСНОЯРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ И ЖУРНАЛИСТИКИ
КАФЕДРА ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ И ПОЭТИКИ
Контрольная работа
Роман-притча Уильяма Голдинга “Повелитель мух”
Выполнила: студентка 4 курса
заочного отделения ФФиЖ
Е.П. Головань
Преподаватель: Н.А. Редько
Красноярск 2007
Оглавление
Введение
1. Краткая библиографическая справка
2, «Повелитель мух»
3. Современная молодежь о романе У. Голдинга.
Заключение
Литература
Введение
Тема нашей контрольной работы – «Роман-притча Уильяма Голдинга «Повелитель мух».
Цель контрольной работы – анализ произведения с точки зрения черт, присущих роману-притче.
Для достижения этой цели нам было необходимо:
Дать определение роману-притче.
Изучить имеющуюся критическую литературу.
Проанализировать роман.
Работа состоит из введения, основной части, заключения и списка литературы.
Нами было изучено семь источников.
1. Краткая библиографическая справка
«На протяжении моей жизни я не раз был потрясен и оглушен, узнавая, что мы, люди, можем проделывать друг с другом…
Вот почему я пишу со всей страстностью, на какую только способен, и говорю людям: «Смотрите, смотрите, смотрите: вот какова она, как я ее вижу, природа самого опасного из всех животных – человека».
Речь на встрече европейского сообщества писателей в 1863 году.
Уильям Голдинг (1911-1993) - английский писатель, поэт, драматург, эссеист, лауреат Букеровской, Нобелевской (1983) премий. Голдингу принадлежат романы «Наследники» (1955), «Воришка Мартин» (1956), «Свободное падение» (1959), «Шпиль» (1964), «Пирамида» (1967), «Зримая тьма» (1979), «Морская трилогия: на край света» («Ритуалы плавания», 1980; «Две четверти румба», 1987; «Огонь внизу», 1989). В 1958 году Голдинг пишет пьесу «Бронзовая бабочка», публикует сборники эссе «Горящие врата» (1965), «Движущаяся мишень» (1982), сборники новелл «Чрезвычайный посол» (1956), «Бог Скорпион» (1971), «Клонк – клонк» (1971).
2 «Повелитель мух»
Многие произведения Голдинга, по его собственным словам, носят притчеобразный характер, то есть, в относительно простых и коротких сюжетах заложен глубокий философский смысл. «В романе-притче, в драме-притче есть и характеры, и развитие действия, однако и здесь главное не характеры и жизненные обстоятельства, а исключительная заостренность мысли самого автора, к которой он приковывает внимание читателя. Сюжет в этом случае важен не как отражение жизненных явлений, а как пример, с помощью которого автор стремится нагляднее и убедительнее донести до читателя какую-то свою мысль, идею, заставить читателя задуматься над нею». [5; с. 133]
Образы и ситуации романов и повестей Голдинга, как правило, архитипичны, так как воплощают определенные морально-философские категории и отношения. Кардинальный вопрос его творчества – природа зла, «которую он видит в самой природе человека. Всякий, кто прошел через годы разгула фашистского зверства и не осознал, что человек творит зло, как пчела творит мед, либо слеп, либо глупец», - считал он.
Голдинг стал широко известен после выхода романа «Повелитель мух» (1954), в котором он обозначил проблему, ставшую одной из ведущих во второй половине XX столетия: почему человек, объявляющий себя носителем культурного наследия цивилизации, в пограничных ситуациях мгновенно превращается в зверя, безжалостного и немилосердного.
Название повести символично: Повелитель мух - так расшифровывается имя одного из сторонников Сатаны – Вельзевула – в дохристианской мифологии. В Новом Завете это, как известно, одно из имен главы демонов.
Сюжет повести прост. Самолет, который перевозил детей неизвестно откуда и неизвестно куда, — подбит. Все дети спаслись, все взрослые погибли. Как это произошло? Автор этого не объясняет. Количество детей — неизвестно, сами себя они посчитать сначала не сумели, а после не захотели, Возраст — от, примерно, пяти и до, примерно, тринадцати, все дети — мальчики. На острове есть достаточное количество фруктов, которые растут прямо на деревьях, поэтому голодная смерть детям в ближайшее время не грозит. На острове обитают дикие свиньи (которых, однако, надо еще поймать), у двоих мальчишек есть ножи, у одного — очки, с помощью которых можно развести огонь.
Оказавшись одни в замкнутом пространстве, дети начинают звереть, и от охоты на кабанов переходят к охоте друг на друга.
Язык философской притчи Голдинга очень сложен, полисемантичен и требует специального подхода, в частности, при расшифровке многочисленных символов, задействованных в повествовании. Прежде чем приступить к анализу различных символов следует дать характеристику атмосферы, пронизывающей роман. Итак, поначалу дети, оказавшись на острове без присмотра взрослых, испытывают подлинное наслаждение свободой.
«Светлый мальчик пошел к воде как можно непринужденней. Легко, без нажима он давал понять толстому, что разговор окончен. Но тот заспешил следом.
- И взрослых, их тут совсем нету, да?
- Вероятно.
Светлый произнес это мрачно. Но тотчас его одолел восторг сбывшейся мечты. Он встал на голову посреди просеки и во весь рот улыбался опрокинутому толстому». [1; с. 4 ]
Позднее неограниченная свобода низводит их до примитивного состояния первобытных дикарей. Только Ральф и Хрюша, наиболее рациональные из них, постоянно надеются на то, что их спасут. И спасение приходит к ним, но в какой форме? Финальная сцена романа полна горькой иронии, и ирония эта накапливается с самого начала повествования. Ею пронизан весь роман.
Ирония эта звучит и в интерпретации такого ценного человеческого качества, как рационализм. Одним из представителей рационализма является в романе мальчик-толстяк со смешным и очень значимым прозвищем Хрюша. Он единственный не мирится с отсутствием на острове взрослых и пытается всеми возможными способами заместить их. Сами попытки Хрюши воссоздать на острове цивилизованный мир большей частью нелепы и вскоре начинают раздражать других детей. Кроме всего прочего автор наделяет Хрюшу массой атрибутов, бесполезных в реальной жизни, но ассоциирующихся у детей с миров взрослых (близорукость, астма). Эти болезни делают Хрюшу неприятным и в тоже время как бы являются подтверждением его умственного превосходства над другими. Всем, даже Хрюше первому приходит в голову мысль о том, что их жизнью на острове должен управлять парламент (собрание), именно он находит красивую раковину и объявляет ее символом дисциплины и порядка. В расчет не берется ни красота раковины, ни то, что она есть, по сути, часть природы острова. Главное - звук, могущий созвать парламент в случае необходимости. На первый план выходит утилитарная суть предмета.
«Ральф взял у Хрюши раковину, и ему на руку вытекла струйка. Раковина была сочного кремового цвета, кое-где чуть тронутого розоватым. От кончика с узкой дырочкой к разинутым розовым губам легкой спиралью вились восемнадцать сверкающих дюймов, покрытых тонким тисненым узором. Ральф вытряхнул песок из глубокой трубы.
- ...получалось как у коровы, - говорил Хрюша, - и еще у него белые камушки, а еще в ихнем доме птичья клетка и попугай зеленый живет. В белый камушек, ясно, не подуешь, вот он и говорит...
Хрюша задохнулся, умолк и погладил блестящую штуку в руках у Ральфа.
- Ральф!
Ральф поднял на него глаза.
- Мы ж теперь можем всех созвать. Сбор устроить. Они услышат и прибегут...» [1; с. 13-14]
Уничтожение раковины параллельно со смертью Хрюши символизирует уничтожение разумности на острове. Парадокс заключается в том, что именно рационализм и приводит к гибели и человека (Хрюши), и предмета (раковины). Рациональное отчуждение этой красивой вещи от природы обрекает ее на гибель.
Гибель и разрушение связаны с символом мальчика с рыжими волосами. Миф, задействованный в литературе, связывает рыжие волосы с дьявольскими наклонностями (вспомним диккенсовского Фэджина из "Оливера Твиста"). Таким цветом волос Голдинг наделяет Джека Меридью, превыше всего любящего власть, которую он впервые вкусил, став старостой церковного хора мальчиков. У Джека власть олицетворяет принадлежность к элите, к аристократии, к лидерам. На острове он борется за власть с Ральфом и становится лидером примитивной элиты. Болезнь Джека заключается в нервных срывах, частота которых все возрастает. Противостоит Джеку символическая фигура Саймона. «Теперь, когда обморочная бледность прошла, он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких». [1; с. 23]
И этот святой также нездоров, он подвержен припадкам эпилепсии. Таким образом, все члены группы, попавшей на остров, по крайней мере, те из них, кому суждено сыграть значительную роль в разворачивающихся событиях, так или иначе, больны. Их микрообщество - это часть от части макрообщества цивилизованного мира, оно помещено в условия изоляции и регрессии (такова обычная реакция общества на любую болезнь) и ему предназначено пройти путь от прогресса к регрессу, от цивилизации к примитивному обществу с его странными ритуалами и табу. А в деградирующем обществе превыше всего ценится личность необычная, ставшая неординарной пусть даже путем наличия какой-либо болезни. Такая личность, вступившая на путь отклонения от правил приобретает статус уважаемой личности, ибо она наделена способностью интерпретировать секреты вселенной. Так трактуется в романе Голдинга символ болезни неординарной личности.
Именно при такой интерпретации и становится возможным нимб святости над головой Саймона-провидца. Он одинок, лишен всякого рационализма цивилизованного человека. Он постигает истину вопреки рационализму, без какой-либо опоры на социальный опыт через интуицию и прозрения (приступы эпилепсии?). Интуитивные озарения позволяют Саймону постичь многие истины.
Но аксиомой является и то, что истины, открывавшиеся Саймону, остаются недоступными для других детей. Изоляция Саймона усугубляется, напряжение ответственности от его миссии возрастает, и Саймон гибнет. Инициатором его заклания (ритуального убийства) становится его антипод Роджер, который тоже болен (он отстает от остальных детей в умственном развитии). Роджер олицетворяет собой темные силы, которые должны уничтожить Саймона. Жизнерадостно начинающееся приключение на острове группы детей оборачивается поначалу шутовской схваткой и затем завершается уже в первой главе ритуальным убийством Саймона, обладающего ключом к разгадке самой страшной тайны временного убежища детей.
«- Зверя - бей! Глотку - режь! Выпусти - кровь! Зверя - прикончь!
Палки стукнули, подкова, хрустнув, снова сомкнулась вопящим кругом.
Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений - только рвущие когти и зубы.
Потом тучи разверзлись, и водопадом обрушился дождь. Вода неслась с вершины, срывала листья и ветки с деревьев, холодным душем стегала бьющуюся в песке груду. Потом груда распалась, и от нее отделились ковыляющие фигурки. Только зверь остался лежать - в нескольких ярдах от моря. Даже сквозь стену дождя стало видно, какой же он маленький, этот зверь; а на песке уже расплывались кровавые пятна». [1; с. 168]
Эта мрачная ироническая аллегория демонстрирует физические и эмоциональные изменения в поведении детей и создает напряженную атмосферу повествования, характерную для философской притчи Голдинга уже с самого начала.
Убийство Саймона послужило началом все усиливающейся тенденции к разрушению. На первый план притчи выходит экологический аспект: основным аспектом разрушения становится Природа. В первой главе три мальчика пытаются сдвинуть с места небольшую скалу, которая, как им кажется, стоит не на месте. И это им удается, они не замечают, что сброшенная с места скала наносит небольшой ущерб лесной растительности острова. Затем камень, взятый со скалы, «принимает участие» в убийстве Хрюши, камнями пытаются забросать преследуемого всеми Ральфа.
Мир зыбок, он рушится, и первыми с детей спадают покровы цивилизации. Сначала Джек не может ударить большим ножом дикую свинью, хотя пролить кровь животного его, как это ни странно, уговаривают Саймон и Ральф. Затем он, уже не задумываясь, использует этот нож не только для убийства животных, но и для убийства человека.
В душе детей пробуждается зверь. Поначалу они ощущают его присутствие вне себя. Малыши по ошибке воспринимают некоторые засохшие лианы как змей, ползающих по деревьям. Символично, ибо в каждом раю должен быть свой змей-искуситель. Затем они начинают бояться всего, так как они считают, что на острове живет страшный зверь. Они ищут его везде, но только не там, где он поселился на самом деле, - в их собственных душах. Испорченность детей, внутренняя греховность заставляет вещи и поступки приобретать искаженный смысл, оборачиваться полной себе противоположностью.
Подобным образом переосмысливается в романе стихия огня. Огонь, первоначально призванный символизировать собой надежду детей на спасение: костер разжигается, чтобы давать дым, по которому проходящие мимо корабли могут зафиксировать пребывание детей на острове и спасти их. Но символ безопасности оборачивается символом разрушения.
Ирония автора заключается в том, как меняется эмблематичный смысл символа огня: рациональное, но очень зыбкое восприятие пламени как символа спасения вытесняется иррациональным, но более соответствующим действительности, проявлением его как символа разрушения. Охотники используют огонь не столько для приготовления пищи, но и как оружие против загнанного зверя в смертельной погоне. На волне азарта рождается власть силы.
Стиль Голдинга в блестящей форме передает признаки неограниченного захвата огнем все расширяющихся лесных массивов, приводящее к бессмысленному уничтожению ценной древесины и столь нужной для выживания детей дичи.
Поначалу в огне гибнет (исчезает) малыш с родинкой, один из тех, кто боялся змей. «Змея» поглощает его. Огонь на какое-то время гаснет, но страх малышей лишь усиливается.
Присутствие взрослых на острове могло бы освободить детей от страха, но поскольку взрослых на острове нет, то и ночные кошмары детей олицетворяют собой ограниченность Знания и ущербность рационализма и утешения, освобождение от кошмаров так и не наступает, хотя разумный Ральф и не устает молиться. Его спасительная молитва так и не услышана никем, она лишь служит подтверждением его неуверенности в собственных заклинаниях.
Время идет, и попытки мальчиков приспособиться к жизни на острове становятся все неудачнее. Естественный ритм жизни все более искажается мотивами постоянно преследующего детей страха. Утро сменяется дневной жарой, за ней следует вечер с вечной угрозой надвигающейся темноты, с которой наиболее полно ассоциируется ощущение опасности. Жестокость все чаше прорывается на поверхность, хотя по-прежнему еще сдерживается воспоминаниями о цивилизованном порядке. Морис невзначай попадает песком в глаза Персиваля и чувствует при этом вину. Роджер бросает камни в Генри, но старается в него не попасть.
Но вот появляется нечто, освобождающее детей от условностей. Это маска, скрывающая лицо, дающая возможность забыть об условностях. Предложение Джека раскрашивать лица для ритуала пришлось как нельзя кстати. Это "прикрытие" освобождает и тело, и детскую память от многих, ставших ненужными условностей бытия. «Когда Джек смотрит на свое раскрашенное лицо в зеркале лужи, он видит незнакомца со звериным оскалом. Он стал на коленки и зачерпнул скорлупой воды. Круглая солнечная заплата легла на лицо, и глубь высветлилась ярким зеркалом. Он недоуменно разглядывал - не себя уже, а пугающего незнакомца. Потом выплеснул воду, захохотал и вскочил на ноги. Возле заводи над крепким телом торчала маска, притягивала взгляды и ужасала. Джек пустился в пляс. Его хохот перешел в кровожадный рык». [1; с. 67] Маска становится «вещью в себе», тем, что может спрятать истинную суть, освободить от чувства стыда и ответственности. Пользуясь фрейдистской терминологией можно сказать, что «я» Джека, Роджера и других охотников освобождается от контроля «сверх-я», и, отдаваясь на волю собственных инстинктов, они обретают возможность выпустить на поверхность низменные желания, до этого пребывавшие в сфере подсознания. Единственный участник экспедиции на острове, отказавшийся измениться в этом направлении - рационалист Хрюша.
Охотники подбадривают себя ритуальным заклинанием. Дети неосознанно пробуждают в себе все привычки, позволяющие им не испытывать жалости, не признавать гуманности. Порой кажется, что они получают «новое образование» - знание о глубинах человеческого подсознания, в котором коренятся животные инстинкты. Свиней убивают для еды, Хрюшу - для утверждения собственного «я». Атавизм вытесняет здравый смысл и ставшую ненужной гуманность.
Финальный этап деградации начинается с невинной игры, когда Роберт изображает свинью, загнанную охотниками. Игра очень быстро теряет свой невинный смысл. Уже и сам инициатор ее, Роберт, напуган жестокостью охотников. Ни у кого не хватает здравого смысла прекратить эту забаву. «Играючи» убивают Саймона и Хрюшу. Игра перерастает в военную истерию. Все человеческое забыто, островная коммуна катится в пропасть.
Над островом воцаряется «знак зверя». Поначалу это мертвый парашютист, ставший символом жестокости. Он - жертва ненависти, мертвец из мертвого мира, разорванного на части войной. Он прибыл оттуда, куда дети мечтают возвратиться. Что он принес с собой? Символом достижения цивилизации взрослых должен был стать парашютист, предназначенный для спасения потерпевших аварию в воздухе. Но вместо средства спасения парашют превратился в аппарат насмешки. Не способный освободиться от него после своей смерти мертвец обречен стать живой куклой, которую дергают за ниточки порывы ветра. Он слепо покоряется враждебной природе и продолжает жить после смерти. Его механические движения неосознанно дублируются детьми, когда они прибывают в состоянии сильного страха, они начинают двигаться как неразумные насекомые, разбегаясь в разные стороны.
Другим символом зверя становится Вельзевул, «повелитель мух», голова мертвой свиньи, насаженная охотниками на палку. Это жертвенное приношение зверю, здесь дети подражают языческим обрядам. Мертвая голова оживает для беседы с Саймоном, единственным, кому дано узнать правду. Сцена эта, решенная одновременно и в реалистическом и в символическом ключе, является, несомненно, апогеем романа. Мы знаем, что Саймон болен эпилепсией, «священной болезнью», и возможно все это - плод его больного воображения и, тем не менее, правда, очевидна, прозрение наступило.
Из этой беседы с Вельзевулом Саймон выходит обогащенный знанием истины, но ему не суждено разделить ее ни с кем. В тот момент, когда он готов открыть детям правду о страшном звере, против него восстают все: Природа (начинается гроза), люди (дети принимают выползающего из леса Саймона за страшного зверя и в ритуальном танце жестоко убивают его). Круг замкнулся, выхода нет. Людям так и не дано узнать, что путь к спасению лежит через открытие истины в собственной душе.
Итак, на наш взгляд, наиболее многозначимыми символы притчи становятся в финале. Спасение приходит к детям случайно, да и значительно позднее, чем оно было им необходимо. Куколка-спаситель выпрыгивает из механизма (военного корабля), чтобы в последний момент разрушить замысел злодеев и спасти главного героя. Все трудности решаются сами собой, а опасности исчезают. С одной стороны, подобная внезапность разрешения проблем сюжета как бы объясняется правилами игры, в которую дети играют на острове. Но нарочитая легкость победы над Злом в то же время настораживает читателя. Офицеру-спасителю не суждено заглянуть в самый центр тьмы, охватившей детские души. Он из тех, кто так и не ступил на путь борьбы со Злом. Он не способен почувствовать его присутствие не только в чужих душах, но и в собственной природе. Он слеп как большинство мальчишек. Мальчики робеют перед офицером, он для них подобен богу. Но на самом деле это бог из ада, а не с небес.
Сюжет «Повелителя мух» может быть представлен и как драматически достоверная аллегорическая интерпретация этических воззрений автора. Используя ставший достаточно тривиальным в литературе случай вынужденного присутствия людей на необитаемом острове, писатель создает блестящий в художественном отношении архетип человеческого общества. Богатство используемых им технических средств не заменяет смысла иносказания и делает голдинговскую аллегорию доступной читателю любого возраста, начиная с подросткового. Этот успех, на наш взгляд, следует, прежде всего, отнести к четкости занимаемой писателем позиции по отношению к христианской этике. Христианские убеждения Голдинга далеки от догматизма. Он - не пуританин и не трансценденталист. Его религиозная вера основывается скорее на интерпретации приобретенного жизненного опыта, чем на безоговорочном признании мистических откровений, либо изначально данных истин.
Голдинга глубоко волнуют судьбы его героев, условия жизни человека на земле, сложившиеся в наше время. Он демонстрирует искреннее сочувствие по отношению к тем, кто много страдал и неоднократно опускался до греха. Он не отворачивается от жизни, испытывая отвращение от ее мерзостей, но пытается ощутить постоянное присутствие в человеке достоинства и стремления к лучшему. И все это писатель находит в реальной жизни, жизни, которая столь осязаема в повествовательной структуре романа.
Структура произведения понизана верой автора в то, что каждая деталь жизни человека имеет глубокий, зачастую религиозный, смысл. Знаменательно, что роман увидел свет именно в 50-ые годы, когда проблема ценности человеческой жизни выходит на первый план, когда значительному сомнению подвергаются многие ценности существования. Наряду со свойственными авантюрному роману приемами, такими, как случайность и напряженность, большую роль в истории мальчиков играют этические (моральные) понятия. Голдингу удалось правдиво изобразить дружбу, чувство вины, боли, ужаса и показать, насколько значительны эти чувства. Описывая страшные события островных приключений детей, то, как сгорают в огне малыши, бежит от погони загнанный Ральф, падает со скалы и разбивается Хрюша, Голдинг стремится к доказательству того, насколько важна жизнь каждого из обитателей острова. И поэтому даже самых грешных из них он не низводит до состояния полной моральной деградации. Его дети - не умственно отсталые дикари, но человеческие существа, которым не чужды смешанные ощущения красоты и ужаса.
Эта вера в важность личного опыта отражается в ярком стиле философской притчи. Тайна Природы с ее дикой красотой и фантастическим многообразием представлена автором книги чрезвычайно неординарно. Так раковина, которую Ральф и Хрюша находят у лагуны и используют для сигнала о собрании, конечно же, символизирует порядок. Но она обладает и странной привлекательностью из-за изящного созданного для нее Природой контура, необычной окраски и глубокого хриплого звука, который эхом отбрасывается розовым гранитом скал. И когда в финале раковину разбивают, мы ощущаем это как ничем не оправданную гибель красоты, части Природы. Символическое понимание того, что пришел конец красоте и справедливости, не навязывается нам автором, но отражается в нашей эмоциональной реакции на сам предмет.
Своеобразно используется в повествовании образ Ральфа, ставшего в традиционной интерпретации «проводником авторских идей». Весь финал притчи дан через восприятие именно этого героя. Ральф испытывает восторг, впервые попав на остров так похожий на «рай земной». Он видит чудные миражи лагуны и восхищается ими. Но зеленый остров очертаниями своими напоминает лодку, и Ральфу вместе с другими предстоит пройти долгий путь, «путешествие через всю жизнь». Вскоре вырвавшийся на волю огонь превратил остров в пылающий ад и, уничтожив все иллюзии, вернул Ральфа в реальность.
Этот путь назад в реальность - не внезапный скачок. Не мистическое откровение. Ральф и до наступления катастрофы (своего превращения в дичь, на которую охотятся) чувствовал давление безысходности и бесконечности, на фоне которой он был лишь жалкой песчинкой. Утрачивая контроль над детьми, избравшими его своим вождем, потеряв надежду как-то дисциплинировать их, Ральф в поисках ответа на многие вопросы вглядывается в воды лагуны.
Громада океана заставляет Ральфа почувствовать себя беспомощным, усомниться в возможности спасения. Огромный бесчувственный океан заберет себе двух его друзей - он унесет трупы Хрюши и Саймона. И даже та тщательность, с которой воды океана как бы в награду украсят труп Саймона, не приносит облегчения. Природа (океан) прекрасна и незыблема, но такой она останется и после исчезновения любого из нас. Наше существование или небытие ей безразлично, свои проблемы она (вечность) решает вне зависимости от нас. Голдинг здесь не следует старым античным мифам, он создает свой миф, принадлежащий XX веку и являющийся составной частью менталитета нашего современника. Природа принимает жертву Саймона, а нам остается только надеяться на то, что эта жертва не будет напрасной.
История острова, необъятность океана и жертва Саймона заставляют Ральфа понять истинную суть происходящего. Он начинает осознавать насколько непосильно для него то бремя ответственности, которое он согласился принять на себя, когда его избрали вождем.
Ральф убедился, что не в его силах контролировать страсть к охоте, к убийству, пробудившуюся в душах детей. Спрятавшись за маски, дети начинают чувствовать себя в безопасности, они не осознают ответственности за то зло, которое приносят себе и другим, и это нежелание ощущать ответственность объясняет, почему в качестве лидера они предпочитают Джека. Он освобождает их от всякой ответственности. Ритуалы первобытного общества очаровывают их, только разумность Хрюши уберегла его от этого очарования. Только он продолжал упрямо верить в цивилизацию, чем и заслужил уважение Ральфа. Оттого его смерть и воспринимается как несправедливое и жестокое отношение общества к доброму началу в человеке.
Жестокость большинства к Хрюше и Саймону заставляет Ральфа задуматься о смысле человеческой жизни, о ценности каждого в отдельности.
Мальчик начинает ощущать, что не всякий урок может быть воспринят критически, и не всякий опыт имеет смысл. Он мечтает вернуться в мир взрослых, однако этот мир является ему в странных ликах: то в образе мертвого парашютиста, то вооруженного револьвером и опоясанного пулеметными лентами морского офицера. Появление офицера спасает Ральфа от смертельной погони. Но его вооружение и красивый военный мундир являются по иронии судьбы и такими же атрибутами садистской погони за человеческими жертвами в войне, как и раскрашенные лица, и заостренные палки в руках детей, преследующих Ральфа. Взрослые точно так же охотятся на тех, кого считают своими врагами, но они маскируют свою жестокость более изощренно. И когда Ральф плачет в конце романа, то он оплакивает и утраченную чистоту неведения, мрачную темноту человеческой души, смерть истины, то есть не только гибель своих друзей, но и предстоящую гибель всего рода человеческого, если оно не найдет в себе силы противостоять Злу. Ирония Голдинга вполне очевидна, финал же притчи остается открытым для читателя.
Последний символ, нуждающийся в дешифровке - плач Ральфа. Что оплакивает этот повзрослевший мальчик? Несомненно, он плачет от ощущения «темноты в своем сердце», он оплакивает «утрату невинности», которая замещена осознанием жестокости и опасности. Он скорбит по поводу того, что мир оказался совсем не таким, каким он его себе представлял. Он уже не может радоваться возвращению во взрослый мир, слишком близко он столкнулся с жестокостью, прячущейся в глубинах человеческой личности. Единственный положительный момент финала: в это страшное общество Ральф вернется не беззащитным, но вооруженным против Зла. Он стал мудрее.
Трюк заключается не во внезапном спасении детей военными, но в освобождении читателя с намерением заставить его самого ответить на вопрос - одержало ли Зло окончательную победу в душах детей? Сам же Голдинг решительно отказывается формулировать однозначно понятную мораль.
3. Современная молодежь о романе У. Голдинга
«Повелитель мух» очень активно обсуждается на молодежных форумах. Например, запись от 08.06.05 (14:29):
Florina Как птица Феникс?
«Повелитель мух» - аллегория. Хотя герои - дети, речь идет о взрослых. Освоение необитаемого острова детьми - модель нашего мира. Голдинг затронул не только психологический аспект, но и политический, социальный, духовный, экологический аспекты (это то, что я увидела с ходу). Это ответ Голдинга на события 20 века, века прорывного по научному и техническому прогрессу и по масштабности связанных с ним бедствий. А также ответ модным социалистическим и анархическим идеями. Уставшие от правил и нравоучений маленькие англичане оказываются на таинственном прекрасном острове - долгожданная свобода! Но тотчас же сами дети начинают создавать себе те самые ненавистные правила и выдвигать лидеров, которые будут следить за их исполнением. Сработало сформированное за века свойство - функционировать в иерархической системе господства и подчинения. Сначала маленькие жители выбирают правителя демократическим путем, и он пытается создавать разумные законы. Но не успел обеспечить исполнение этих законов и надежную систему власти. Авторитет пошатнулся. Произошел раскол, демократия рухнула, власть перехватил более сильный харизматический лидер, установив военную диктатуру. Сначала Джек привлек друзей все той же пресловутой свободой и вседозволенностью, затем клетка захлопнулась, и новый порядок создал еще более строгие правила и жестокие наказания. В новом полицейском государстве одни члены <свободного> общества подчиняют других и подвергают жестоким наказаниям. В «Повелителе мух» каждый персонаж символизирует целое явление. Хрюша - этакий аналитический орган, который выдает жутко умные решения, к которым прислушиваются в последнюю очередь, если они совпадают с интересами правящей элиты. Это в демократическом обществе. А в тоталитарном с ним происходит то, что сделали дети с этим толстым, изнеженным и раздражающе умным еврейским малышом. Саймон. Это, несомненно, религиозная фигура. Он не от мира сего, не бежит за толпой, слышит лишь свой внутренний голос и поступает лишь в соответствии со своими моральными нормами. Он ясно различает Добро и Зло. Но его мнение непопулярно. И лишь когда он погибает за правду, а следование стихийным порывам приводит людей к краху и разрушению, они понимают, что он был прав, причисляют его к лику святых, возносят на небеса.. Так рождаются религии. Думаю, когда дети вернутся в дождливую Англию, Саймон станет для них именно такой фигурой. Еще о многом можно порассуждать. Это и культовая вещь - рог, наделяющая своего обладателя сверхспособностями в глазах других (интересная психологическая особенность). Интересно также то, что самые искренние мысли человека идут будто бы извне (разговор Саймона со свиной головой) -свойство психики, ощущение божественного озарения, тогда как поступки, порожденные эффектом толпы, кажутся самостоятельными (переход Роджера под власть Джека). Разум делает человека единственным существом на Земле, нарушающим экологическое равновесие и значительно влияющим на природу. Волшебный остров принимал все более жалкий вид в результате действий маленьких умненьких англичан, и, наконец, вовсе сгорел. Детей спасает неожиданная развязка - подошедший корабль, который никогда бы и близко не подплыл к крохотному отдаленному островку, если бы не гигантские клубы дыма от пожарища. Как ни парадоксально, каждая новая экологическая катастрофа или разрушительная война порождает новый мощный виток прогресса. Человечество возрождается из пепла, как мифическая птица Феникс.
Заключение
Сложная метафорическая основа произведений Голдинга допускает возможность различного их истолкования. Его притчи, как правило, не предлагают готовых решений, не дают окончательных ответов. У кого-то они могут вызвать сомнения, у кого-то – прямые возражения, но никого не оставляет равнодушным. Каждая из них несет в себе мощный интеллектуальный и нравственный смысл, будит воображение, заставляет еще и еще раз задуматься над «проклятыми» вопросами бытия, над наболевшими вопросами совести и самосознания.
Литература
Голдинг У. Повелитель мух. – М., Русская книга, 1981.
2. Зарубежная литература XX века.//Под ред. Л.Г. Андреева. – М., Высшая школа, 2003.
3. Оцет Г. Предисловие к повести У. Голдинга «Повелитель мух». – М., 1990.
4. Плахтиенко О. П. Роман-притча Уильяма Голдинга "Повелитель мух" и его интерпретация.// Классика и современность.- Архангельск, 1999.
5. Тимофеев Л.И., Тураев С.В. Краткий словарь литературоведческих терминов. Пособие для учащихся сред. школы./Ред.-сост.: Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. – М., Просвещение, 1978.