Образы бытовых героев в комедии Д.И. Фонвизина "Недоросль"

Введение

«Недоросль» – центральное сочинение Д.И. Фонвизина, вершина русской драматургии XVIII века. Пьесы Фонвизина продолжают традиции классицизма. «На всю жизнь, – указывал Г.А. Гуковский, – его художественное мышление сохраняло явственный отпечаток этой школы» (6). Но в отличие от комедий А.П. Сумарокова и В.И. Лукина, пьесы Фонвизина – явление позднего, более зрелого русского классицизма, испытавшего сильное влияние просветительской идеологии.

От классицизма идет прежде всего принцип высшей оценки человека: служение государству, выполнение им своего гражданского долга. В «Недоросле» – характерное для русского классицизма противопоставление двух эпох: Петровской и той, к которой принадлежит автор. Первая выступает как образец гражданского поведения, вторая – как отклонение от нее. Так оценивали современность и Ломоносов и Сумароков. С классицизмом связана четкая, математически продуманная система образов. В каждой пьесе два лагеря – злонравные и добродетельные герои. Резко разграничено добро и зло, свет и тени. Положительные герои только добродетельны, отрицательные – только порочны. Однако в «Недоросле» система образов расширена. Здесь три группы персонажей, включающих в себя три мужских и один женский образ: положительные герои – Стародум, Правдин, Милон и Софья; злонравные – Простакова, Простаков, Скотинин и Митрофан; воспитатели Митрофана – Цыфиркин, Кутейкин, Вральман и Еремеевна, наделенные как положительными, так и отрицательными качествами (11). В его комедиях среди масок-карикатур и идеальных схем впервые на русской сцене возникают настоящие живые люди, и в этом – одна из величайших творческих и даже идейных побед Фонвизина.

В сравнении с классицизмом предшествующих десятилетий в комедиях Фонвизина объектом осмеяния становится не частная жизнь дворян, как это было у Сумарокова и Лукина, а их общественная, служебная деятельность и крепостническая практика.

Не довольствуясь одним изображением дворянского «злонравия», писатель стремится показать и его причины, чего опять-таки не наблюдалось в пьесах Сумарокова. В решении этого вопроса большую роль сыграло просветительство, объяснявшее пороки людей их «невежеством» и неправильным воспитанием.

При исследовании комедии «Недоросль» (от первых критических отзывов XIX в. до фундаментальных литературоведческих трудов XX в.) литературоведы обращались к проблеме разного эстетического достоинства этически полярных персонажей (8). Критерием же этого достоинства традиция считает не что иное, как жизнеподобие: яркий, достоверный, пластичный образ порока признается более художественно полноценным, чем бледная идеологизированная добродетель:

В.Г. Белинский: «В комедии его [Фонвизина] нет ничего идеального, а следовательно, и творческого: характеры дураков в ней – верные и ловкие списки с карикатур тогдашней действительности; характеры умных и добродетельных – риторические сентенции, образы без лиц» (2; 537).

Г.А. Гуковский: «Милон, Правдин, Стародум отвлеченно ораторствуют на отвлеченной сцене, Простаковы, учителя, слуги живут повседневной жизнью в реальной бытовой среде» (5; 189).

К.В. Пигарев: «<…> Фонвизин стремился к обобщению, типизации действительности. В отрицательных образах комедии ему это блестяще удалось. <…> Положительным персонажам «Недоросля» явно недостает художественной и жизнеподобной убедительности. <…> Созданные им образы не облеклись живой человеческой плотью и, действительно, являются своего рода рупорами для «голоса», «понятий» и «образа мыслей» как самого Фонвизина, так и лучших представителей его времени» (12).

Цитированные наблюдения над поэтикой «Недоросля» четко выявляют эстетические параметры двух антагонистических групп персонажей комедии: с одной стороны, словесная живопись и «живая жизнь» в пластически достоверной бытовой среде, с другой – ораторство, риторика, резонерство, говорение. Роль бытовых героев в комедии вызывает множество споров, и в этом заключается актуальность данного исследования.

Объектом исследования является творчество Д.И. Фонвизина и его комедия «Недоросль». Предмет исследования – образы бытовых героев комедии.

Цель исследования: выявить художественное своеобразие и роль бытовых образов персонажей в произведении. Для достижения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:

Выявить черты традиции и новаторства в системе персонажей комедии «Недоросль».

Проанализировать образы бытовых героев с учетом приемов их создания.

Определить значение образов бытовых героев в комедии.

Методы исследования: аспектный анализ, жанрово-типологическое исследование.

Практическая значимость работы: материалы данного исследования могут быть использованы на уроках литературы при изучении комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль» в 9 классе.

1. Традиции и новаторство в системе образов героев комедии Фонвизина «Недоросль»

По сюжету и по названию «Недоросль» – пьеса о том, как дурно и неправильно обучали молодого дворянина, вырастив его «недорослем». Проблема воспитания – центральная в произведениях эпохи Просвещения. Но Фонвизин намного расширил саму постановку этой проблемы: речь здесь идет о воспитании в самом широком смысле слова. Митрофан – тот самый недоросль, о котором говорит название пьесы. История его воспитания объясняет, откуда берется страшный мир Скотининых и Простаковых. Это означает уже не просто постановку проблемы воспитания, а рассмотрение обстоятельств, которые влияют на формирование личности, что соответствует задачам реализма.

Естественно, что такая задача не могла быть решена только средствами классицизма, необходимо было найти новые подходы к изображению героев. Отсюда и возникает своеобразный сплав традиционных и новаторских элементов в комедии.

Вполне в соответствии с правилами трех единств действие пьесы происходит в усадьбе госпожи Простаковой в течение одного дня, и все события завязаны в один узел (единство места, времени и действия). В плане композиции писатель тоже достаточно четко придерживается традиции: персонажи четко делятся на отрицательных, непросвещенных и положительных, образованных, группируясь вполне симметрично: четыре на четыре. В центре группы отрицательных героев находится госпожа Простакова – все остальные персонажи этой группы так или иначе соотносят себя с ней: «женин муж», «сестрин брат», «матушкин сынок». Во главе положительного лагеря стоит Стародум, к которому прислушиваются Правдин, Милон и Софья. Отличие системы образов от традиционной проявляется в том, Фонвизин вводит в систему персонажей и ряд второстепенных лиц, которых сложно отнести к положительным либо к отрицательным (Еремеевна, Тришка, Цыфиркин, Кутейкин, Вральман).

Фонвизин широко использует и такой прием классицизма, помогающий раскрытию характеров героев, как говорящие имена и фамилии: Простакова, Стародум, Скотинин, Правдин и другие. Бытовые второстепенные герои также имеют говорящие фамилии: Цифиркин, Кутейкин, Вральман.

Вообще же надо отметить, что хотя герои Фонвизина, как и требуется в классицизме, не развиваются, но в живой ткани произведения их характеры часто приобретали несвойственную драматургии классицизма многозначность – это явный ход в сторону реализма. Так, если образы Скотинина, Вральмана, Кутейкина заострены до карикатурности, го образы Простаковой и Еремеевны отличаются большой внутренней сложностью. Еремеевна – «раба», но она сохраняет ясное осознание своего положения, прекрасно знает характеры своих господ, в ней жива душа. Простакова, злобная, жестокая крепостница, оказывается в то же время любящей, заботливой матерью, которая в финале, отвергнутая своим же сыном, выглядит действительно несчастной и даже вызывает наше сочувствие.

По мнению О.Б. Лебедевой, наблюдения над поэтикой «Недоросля» четко выявляют эстетические параметры двух антагонистических групп персонажей комедии: с одной стороны, словесная живопись и «живая жизнь» в пластически достоверной бытовой среде (Простакова, Простаков, Митрофан, Скотинин), с другой – ораторство, риторика, резонерство, говорение (Правдин, Милон, Стародум, Софья). Эти два семантических центра очень точно определяют и природу художественной специфики разных групп персонажей как разных типов художественной образности, и русскую литературную традицию, к которой эти типы восходят (9).

Сам способ существования на сцене антагонистических персонажей комедии, который предполагает определенный тип связи человека со средой в ее пространственно-пластическом и вещном воплощениях, воскрешает традиционную оппозицию сатирического и одического типов художественной образности. Герои комедии четко делятся на сатирико-бытовых «домоседов» и одических «странствователей».

Оседлость Простаковых-Скотининых подчеркивается их постоянной прикрепленностью к замкнутому пространству дома-поместья, образ которого вырастает из словесного фона их реплик во всех своих традиционных компонентах: крепостная деревня («Г-жа Простакова <…> я вас теперь искала по всей деревне» (1¹, 2, 5), господский дом с его гостиной, которую являет собой сценическая площадка и место действия «Недоросля», надворные постройки («Митрофан. Побегу-тка теперь на голубятню» (I, 4); «Скотинин. Пойти было прогуляться на скотный двор» (I, 8) – все это окружает бытовых персонажей «Недоросля» пластически достоверной средой жилища (9).

Напротив, герои-идеологи совершенно бездомны. Они перемещаются в пространстве с легкостью; они не принадлежат к миру простаковского поместья, приходя в него извне и на время; их образы связаны не с домом как средой обитания, а с городом как культурологической категорией: как известно, в Москве живет Правдин, Москву покинул, уезжая в Сибирь на заработки, Стародум (I, 7), в Москве родилась взаимная любовь Милона и Софьи (IV, 6). И этот московский генезис героев-идеологов далеко не случаен. Москва, исконная столица России и средоточие традиционной русской культуры, подчеркивает в положительных героях комедии их столь важное для Фонвизина национальное начало: Правдин, Стародум, Милон и Софья, несмотря на свою западническую книжную культуру, в той же мере русские, что и оседлые обитатели провинциальной нивы.

Однако пространство героев-идеологов несравненно более проницаемо, и сами они в нем невероятно мобильны. Если с оседлостью Простаковых-Скотининых связывается идея застоя и неподвижности, то легкость перемещения в пространстве естественно предполагает способность к духовной эволюции в героях альтернативного ряда (9).

В стане обличаемых домоседов царит интенсивное физическое действие, более всего наглядное во внешнем пластическом рисунке ролей Митрофана и г-жи Простаковой, которые то и дело куда-то бегут и с кем-то дерутся (в этой связи уместно вспомнить и две сценические драки, Митрофана и Еремеевны со Скотининым и Простаковой со Скотининым): «Митрофан. Побегу-тка теперь на голубятню (I, 4); (Митрофан, стоя на месте, перевертывается.) Вральман. Уталец! Не постоит на месте, как тикой конь пез усды! Ступай! Форт! (Митрофан убегает.) (III, 8)»

Совсем не то – добродетельные странствователи, из которых наибольшую пластическую активность проявляет Милон, дважды вмешивающийся в драку («разнимает г-жу Простакову со Скотининым» и «отталкивая от Софьи Еремеевну, которая за нее было уцепилась, кричит к людям, имея в руке обнаженную шпагу» – V, 2), да еще Софья, несколько раз совершающая взрывные, импульсивные движения на сцене: «Софья (бросаясь в его объятия). Дядюшка!» (II, 2); «(Увидев Стародума, к нему подбегает» (IV, 1) и «бросается» к нему же со словами: «Ах, дядюшка! Защити меня!» (V.2). В остальном они пребывают в состоянии полной сценической статики: стоя или сидя ведут диалог – так же, как и «два присяжных оратора». Помимо нескольких ремарок, отмечающих входы и выходы, пластика Правдина и Стародума практически никак не охарактеризована, а их действия на сцене сводятся к говорению или чтению вслух, сопровождаемому типично ораторскими жестами.

Таким образом, и общий признак типа сценической пластики разводит персонажей «Недоросля» по разным жанровым ассоциациям: Стародум, Правдин, Милон и Софья сценически статуарны, как образы торжественной оды или герои трагедии; их пластика полностью подчинена акту говорения, которое и приходится признать единственной свойственной им формой сценического действия. Семейство Простаковых-Скотининых деятельно и подвижно, подобно персонажам сатиры и комедии; их сценическая пластика динамична и носит характер физического действия, которое лишь сопровождается называющим его словом (9).

Еда, одежда и деньги сопровождают каждый шаг Простаковых-Скотининых в комедии:

«Еремеевна. <…> пять булочек скушать изволил (I, 4).

Митрофан. Да что! Солонины ломтика три, да подовых не помню, пять, не помню, шесть (I, 4);

Г-жа Простакова (осматривая кафтан на Митрофане). Кафтан весь испорчен (I, 1);

Простаков. Мы <…> взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением как над своим (I, 5);

Скотинин и оба Простаковы. Десять тысяч! (I, 7);

Г-жа Простакова. Этому по триста рубликов на год. Сажаем за стол с собою. Белье его наши бабы моют (I, 6);

Г-жа Простакова. Кошелек повяжу для тебя, друг мой! Софьюшкины денежки было бы куды класть (III, 6)».

Еда, одежда и деньги выступают в своей простой физической природе предметов; вбирая в свой круг простаковскую бездуховную плоть, они усугубляют то самое свойство персонажей этой группы, в котором литературоведческая традиция видит их «реализм» и эстетическое преимущество перед героями-идеологами – их чрезвычайную физическую достоверность и, так сказать, материальный характер.

В отличие от бытовых героев, через руки всех героев-идеологов проходят письма, приобщающие их к субстанциальному, бытийному уровню драматургического действия. Их способность читать (т.е. заниматься духовной деятельностью) так или иначе актуализируется в сценическом действии комедии при помощи читаемых на сцене (Софья, читающая трактат Фенелона «О воспитании девиц») или за сценой («Софьюшка! Очки мои на столе, в книге» (IV, 3) книг. Так оказывается, что именно вещи – письма, очки и книги, преимущественно связанные с образами героев-идеологов, как раз и выводят их из пределов быта в бытийную область духовной и интеллектуальной жизни (9).

И если деньги для Простаковых и Скотинина имеют смысл цели и вызывают чисто физиологическую жажду обладания, то для Стародума они средство приобретения духовной независимости от материальных условий жизни: «Стародум. Я нажил столько, чтобы при твоем замужестве не остановляла нас бедность жениха достойного» (IV, 4).

Если члены семейства Простаковых в своем материальном мире едят солонину и подовые пироги, пьют квас, примеряют кафтаны и гоняют голубей, дерутся, считают единожды един на пальцах и водят указкой по страницам непонятной книги, за чужими деревеньками присматривают как за своими, вяжут кошельки для чужих денег и пытаются умыкать чужих невест; если эта плотная материальная среда, в которую человек входит на правах однородного элемента, отторгает от себя всякое духовное деяние как чужеродное, то мир Правдина, Стародума, Милона и Софьи подчеркнуто идеален, духовен, нематериален. В этом мире способом связи между людьми становится не семейное сходство, как между Митрофаном, Скотининым и свиньей, а единомыслие, факт которого устанавливается в диалогическом акте сообщения своих мнений (9).

И наконец, новаторство «Недоросля» проявилось в том, что сохраняя одну линию развития интриги (за руку и сердце Софьи борются несколько претендентов: искренно любящий ее и любимый ею Милон, а также узнавшие о богатом приданом Скотинин и Митрофан, вернее, его мать, старающаяся устроить счастье сына), Фонвизин включает в пьесу несколько взаимосвязанных проблем. Основные из них – это проблемы крепостного права, воспитания и формы государственной власти, которые в комедии, как и в действительности, взаимообусловлены. Автор также ставит вопросы о неуклонном исполнении «должности» каждым гражданином, о характере семейных отношений, об образовании дворян и другие.

В конфликте «Недоросля» происходят постоянные «обманные движения» и подстановки. Как и любой драматургический текст, комедия Фонвизина должна была бы обозначить свою конфликтную сферу с самого начала. Однако та линия политического противостояния, которая намечается в первых пяти явлениях (спор о кафтане, г-жа Простакова и Тришка, крепостница и крепостной), не находит развития в действии комедии. Конфликт, стало быть, переходит на уровень бытового нравоописания (борьба Митрофана и Скотинина за право присвоить деньги Софьи – I, 4; II, 3). Появление же на сцене Правдива и Стародума, сразу ознаменованное диалогом о неизлечимой болезни русской власти (III, 1), переводит его в сферу идеологическую (9).

Из этих трех возможностей реализации конфликта в действии комедии актуализируются только две: семейно-бытовое соперничество за руку богатой невесты, порождающее любовную интригу, которую венчает помолвка Милона и Софьи, и идеологический конфликт идеальных понятий о природе и характере власти, категорически не совпадающих с ее практическим бытовым содержанием. Этот конфликт продуцирует нравственно-идеологическое противостояние реального властителя-тирана г-жи Простаковой и носителей идеальной концепции власти Стародума и Правдина, которое и увенчано лишением г-жи Простаковой ее политических прав. Так что произведение в целом выглядит не однолинейным, а многоплановым и многоаспектным. И в этом тоже проявилось новаторство Фонвизина.

2. Образы бытовых героев в комедии

О.Б. Лебедева утверждает, что в комедии сформированы два типа художественной образности – бытовые герои и герои-идеологи, восходящие к разным литературным традициям (9). К первой группе относятся Простаков, г-жа Простакова, Скотинин, Митрофан и учителя Митрофана. Эти герои тесно связаны с бытом, в отличие от героев идеологов – Софьи, Милона, Правдина, Стародума. В отличие от бытовых, герои-идеологи в основном говорят об абстрактных понятиях (воспитание, научение, сердце, душа, ум, правила, почтение, честь, должность, добродетель, счастье, искренность, дружба, любовь, благонравие, спокойствие, храбрость и неустрашимость). Рассмотрим подробнее образы бытовых героев.

2.1 Образы Простаковых

«Дурак бессчетный» и «презлая фурия, которой адский нрав делает несчастье целого их дома» – такое представление о муже и жене Простаковых сложилось у Правдина за три дня его пребывания под их кровом.

Характер Терентия Простакова определяется в самом начале комедии его собственным признанием жене: «При твоих глазах мои ничего не видят» (I, 3). На всем дальнейшем протяжении пьесы зритель убеждается в этом не раз. Простаков всецело под башмаком у своей супруги. Его роль в доме подчеркивается авторской ремаркой при первой же реплике Простакова: «от робости запинаясь» (I, 3). Эта «робость» или, как характеризует ее Правдин, «крайнее слабомыслие» и приводит к тому, что «бесчеловечие» Простаковой не встречает со стороны ее мужа никаких ограничений и в конце комедии сам Простаков оказывается, по собственному признанию, «без вины виноватым» (V, 3). В комедии он выполняет незначительную роль, характер его с развитием действия не изменяется и не раскрывается более широко. О воспитании его мы знаем только то, что его воспитывали, по словам Простаковой, «как красную девицу», он даже не умеет читать. Также из речи Простаковой мы узнаем, что он «смирен, как теленок» (II, 5) и «Не смыслит сам разобрать, что широко, что узко» (I, 3).

Гораздо более сложными изобразительными средствами очерчен Фонвизиным характер «презлой фурии» – госпожи Простаковой, урожденной Скотининой. «…Все сцены, в которых является Простакова, – писал Вяземский, – исполнены жизни и верности, потому что характер ее выдержан до конца с неослабевающим искусством, с неизменяющейся истиною. Смесь наглости и низости, трусости и злобы, гнусного бесчеловечия ко всем и нежности, равно гнусной, к сыну, при всем том невежество, из коего, как из мутного источника, истекают все сии свойства, согласованы в характере ее живописцем сметливым и наблюдательным» (9).

В обрисовке характера Простаковой Фонвизин отступает от прямолинейности и схематизма, свойственных классицизму. Если образ ее мужа с первого до последнего действия комедии остается неизменным, то характер самой Простаковой постепенно раскрывается входе пьесы. При всей своей хитрости Простакова глупа, а потому постоянно выдает себя с головою (12). «Недоросль» прямо начинается с остроумно обыгрывающего народную поговорку о Тришкином кафтане разговора об учении. Госпожа Простакова всерьёз, со свойственным ей простодушным упрямством уверяет нерадивого крепостного портного Тришку, что учиться шить кафтаны совсем необязательно. С тем же простодушием она сама рассказывает о том, как она управляет домом: «Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!» (II, 5). Это подтверждается и в речи других персонажей: Митрофан говорит Еремеевне: «Уж я те отделаю; я опять нажалуюсь матушке, так она тебе изволит дать таску по-вчерашнему» (II, 4), а из монолога Скотинина мы узнаем, что сестра привезла его жениться, а потом хочет отправить обратно. В своем доме она – полновластная госпожа, но она старается привлечь на свою сторону закон, спрашивая: «Дворянин, когда захочет, и слуги высечь не волен; да на что ж дан нам указ-от о вольности дворянства? (V, 4)»

Из разговора Простаковой со Стародумом мы узнаем некоторые факты о воспитании самой Простаковой и Скотинина, о той среде, что их сформировала. Простакова говорит: «Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. <…> Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, царство ему небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну робенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет (IV, 8)». Об обучении Митрофана она заботится отнюдь не потому, что понимает пользу просвещения, а чтобы не отстать от моды: «Робенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много» (III, 8).

Все индивидуальные и типичные качества Простаковой отражаются в ее языке. К крепостным она обращается грубо, используя бранную лексику («собачья дочь», «Скверная харя», «бестия»), а к сыну Митрофану обращена ласковая, заботливая речь матери («душенька», «друг мой сердешный»). С гостями Простакова – светская дама («рекомендую вам дорогого гостя» (I, 7), а когда она униженно причитает, вымаливая себе прощение, в речи ее появляются народные обороты («мать ты моя родная, прости меня», «повинную голову меч не сечет» (V, 3).

Примитивная натура Простаковой особенно явственно раскрывается в резких переходах от наглости к трусости, от самодовольства к подобострастию. Она груба с Софьей, пока чувствует над ней свою власть, но узнав о возвращении Стародума, мгновенно меняет свой тон и поведение. Когда Правдин объявляет решение отдать Простакову под суд за бесчеловечное отношение к крестьянам, она униженно валяется у него в ногах. Но вымолив прощение, тут же спешит расправиться с нерасторопными слугами, упустившими Софью: «Простил! Ах, батюшка! Ну! Теперь-то дам я зорю канальям своим людям. Теперь-то я всех переберу поодиночке» (V, 4)

Только одному человеческому чувству, казалось бы, остается доступной эта страшная женщина – любви к сыну, но прекрасное чувство материнской любви проявляется у нее в искаженном виде. «Эта безумная любовь к своему детищу есть наша сильная русская любовь, которая в человеке, потерявшем своё достоинство, выразилась в таком извращённом виде, в таком чудном соединении с тиранством, так что, чем более она любит свое дитя, тем более ненавидит всё, что не есть её дитя», – писал о Простаковой Гоголь. (9) Ради материального благополучия сына она кидается с кулаками на братца, готова сцепиться с вооружённым шпагой Милоном и даже в безвыходной ситуации хочет выиграть время, чтобы подкупом, угрозами и обращением к влиятельным покровителям изменить официальный судебный приговор об опеке её имения, оглашённый Правдиным. Простакова хочет, чтобы она, её семья, её крестьяне жили по её практическому разуму и воле, а не по каким-то там законам и правилам просвещения: «Что захотела, поставлю на своём» (13).

Сама Простакова невольно разоблачает животную сущность своей любви к сыну: «У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала?» (III, 3). Как только Простакова лишается власти в доме, он теряет и сына. В этой сцене Простакова вызывает у читателя жалость и даже сочувствие.

Таким образом, в образе Простаковой соединились черты и классицизма, и реализма: с одной стороны, это персонаж, безусловно, отрицательный, со множеством пороков, с другой стороны, Простакова выглядит жизнеподобно, т. к. в отличие от идеальных героев-схем, она связана со своей средой, сформирована ею.

2.2 Образ Скотинина

Тарас Скотинин, брат Простаковой, – типичный представитель мелких помещиков-крепостников. Присутствие в пьесе Скотинина подчеркивает широкое распространение дворян, подобных Простаковой, придает ей характер типичности. Недаром в конце пьесы Правдин советует предупредить других Скотининых о том, что произошло в имении Простаковых. Живучесть, неистребимость рода Скотининых точно подметил Пушкин, назвав среди гостей Лариных «Скотининых чету седую… с детьми всех возрастов» (11)

Сама фамилия его говорит о том, что все его мысли и интересы связаны только со своим скотным двором. Гоголь говорит о нём: «Свиньи сделались для него то же, что для любителя искусств картинная галерея!» Он и сам себя готов отождествить со свиньями («Я и своих поросят завести хочу!» (II, 3), и о будущей семейной жизни говорит: «коли у меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок особливый, то жене найду светелку». Теплоту и нежность он проявляет только к своим свиньям. О себе он говорит с большим достоинством: «Я Тарас Скотинин, в роде своем не последний. Род Скотининых великий и старинный. Пращура нашего ни в какой герольдии не отыщешь» (IV, 7) и тут же попадается на уловку Стародума, утверждая что пращур его сотворен «немного попрежде Адама», то есть вместе с животными.

Брат Простаковой Скотинин родственен ей не только по крови, но и по духу. Он в точности повторяет крепостническую практику своей сестры. «Не будь я Тарас Скотинин, – заявляет он, – если у меня не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою… а всякий убыток… сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду» (I, 5).

Скотинин жаден. Узнав, что Софья принесёт своему мужу состояние, дающее десять тысяч доходу, он готов уничтожить своего соперника – Митрофана.

В речи Скотинина слова употребляются в буквальном значении, и на этом строятся несколько каламбуров (9):

«Правдин. Когда же у вас могут быть счастливы одни только скоты, то жене вашей от них и от вас будет худой покой.

Скотинин. Худой покой? ба! ба! ба! Да разве светлиц у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой…» (IV, 7)

Дифференцированное на предметное (покой – комната, светлица) и идеально-переносное (покой – спокойствие, состояние духа), слово «Недоросля» дифференцирует и носителей своих разных значений, устанавливая между ними каламбурные синонимически-антонимические отношения по признаку того уровня смысла, которым пользуется тот или иной персонаж.

Скотинин безо всякого умысла говорит, что «у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, которая, став на задни ноги, не была бы выше каждого из нас целою головою» – двусмысленное выражение, которое, однако, очень четко определяет сущность Скотинина.

Выросший в семье, крайне враждебно относившейся к просвещению («От роду ничего не читывал. Бог меня избавил от этой скуки»), он отличается невежеством, умственной неразвитостью. Его отношение к учению очень ясно раскрывается в рассказе о дяде Вавиле Фалелеиче: «О грамоте никто от него и не слыхивал, ни он ни от кого слышать не хотел: а какова была головушка! … Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?» (IV, 8) Крепость лба он может понять только в буквальном смысле, игра смыслами ему недоступна. Жизненности языка Скотинина способствуют употребляемые им народные пословицы «Всякая вина виновата»; «Суженого конем не объедешь».

Услыхав о взятии в опеку имения Простаковых, Скотинин говорит: «Да этак и до меня доберутся. Да этак и всякий Скотинин может попасть под опеку… Уберусь же я отсюда подобру-поздорову» (V, 6).

2.3 Образ Митрофана

Имя для сына Простаковой выбрано неслучайно. «Митрофан» по-гречески – «подобный матери». С самой первой сцены мы видим, что Митрофан во всем пытается подладиться к матушке. Рассказывая о своем сне, он говорит, что ему очень жаль стало матушку, уставшую колотить батюшку. Митрофан не рвется ни к учению, ни к службе и предпочитает положение «недоросля». Настроения Митрофанушки всецело разделяет его мать. «Пока Митрофанушка еще в недорослях, – рассуждает она, – пота его и понежить, а там лет через десяток, как выйдет, избави боже, в службу, всего натерпится» (I, 4).

До Фонвизина слово «недоросль» не имело осудительного значения. Недорослями назывались дворянские дети, не достигшие 15 лет, т.е. возраста, назначенного Петром I для поступления на службу. У Фонвизина оно получило насмешливый, иронический смысл. Митрофану идет уже шестнадцатый год. Следовательно, до двадцати шести лет Простакова собирается продержать его при себе. А впрочем, она лелеет и такую мысль: «Как кому счастье на роду написано, братец. Из нашей же фамилии Простаковых, смотри-тка, на боку лежа, летят себе в чины. Чем же плоше их Митрофанушка?» (I, 4) И, слыша подобные рассуждения, зритель убеждается в том, что при такой матери Митрофан Простаков не посрамит своей «фамилии».

Митрофан – недоросль, прежде всего, потому, что он полный невежда, не знающий ни арифметики, ни географии, неспособный отличить прилагательного от существительного. Но он недоросль и в моральном отношении, так как не умеет уважать достоинство других людей. Он груб и нахален со слугами и учителями. Он заискивает перед матерью до тех пор, пока чувствует ее силу. Но стоило ей лишиться власти в доме, как Митрофан резко отталкивает от себя и Простакову. И наконец, Митрофан – недоросль в гражданском смысле, поскольку он не дорос до понимания своих обязанностей перед государством. «Мы видим, – говорит о нем Стародум, – все несчастные следствия дурного воспитания. Ну что для отечества может выйти из Митрофанушки?.» (V, 1)

Ленивого и наглого, но житейски весьма смышлёного Митрофанушку учат не наукам и нравственным правилам, а именно безнравственности, обману, неуважению к его долгу дворянина и к собственному отцу, умению ради своего удобства и выгоды обходить все законы и правила общества и государства. Этот грубиян и лодырь весьма неглуп, тоже хитер, мыслит практически, видит, что материальное благосостояние Простаковых зависит не от их просвещённости и служебного рвения, а от бестрепетной наглости его матери, ловкого обирания дальней родственницы Софьи и беспощадного ограбления своих крестьян.

Образ Митрофанушки создается с помощью реалистических приемов. Скотининские корни проявляются в нем с самого детства, мы узнаем об этом из речи госпожи Простаковой: «Митрофанушка наш весь в дядю. И он до свиней сызмала такой же охотник, как и ты. Как был еще трех лет, так, бывало, увидя спинку, задрожит от радости» (I, 7).

Характер его ярко раскрывается через речь. Он уже усвоил обращения к слугам, принятые в его семье: «стара хрычовка, гарнизонная крыса» и другие, однако, когда ему требуется защита, к Еремеевне он обращается: «Мамушка! Заслони меня!» (II, 4) К старшим уважения он не испытывает, обращается к ним грубо, например: «Что ты, дядюшка, белены объелся? <…> Убирайся, дядюшка, проваливай» (II, 4). Поступки его так же служат для раскрытия характера: он трусливо прячется от Скотинина за спину Еремеевны, жалуется Простаковой, угрожая покончить с собой, охотно принимает участие в похищении Софьи и тут же покорно соглашается с решением собственной участи: «По мне, куда велят…» (V, 7).

Так же, как и другим членам его семьи, ему недоступно отвлеченное значение предметов, что мы видим на примере объяснения части речи слова «дверь», он воспринимает только конкретный предмет.

2.4 Образы второстепенных персонажей

Воспитатели Митрофана – Еремеевна, Кутейкин, Вральман – примыкают к лагерю бытовых героев.

Еремеевна, няня Митрофана нарисована с наибольшей художественной силой из всех второстепенных героев. Фонвизин убедительно показывает, какое растлевающее влияние имело крепостное право на дворовых слуг, как оно уродует, извращает присущие им хорошие человеческие качества, развивает и воспитывает в них рабскую приниженность. Сорок лет служит Еремеевна Простаковым – Скотининым. Она беззаветно предана им, рабски привязана к дому, у неё сильно развито чувство долга. Не щадя себя, она оберегает Митрофана.

«Еремеевна (заслоня Митрофана, остервенясь и подняв кулаки). Издохну на месте, а дитя не выдам. Супься, сударь, только изволь сунуться. Я те бельмы-то выцарапаю.

Скотинин (задрожав и грозя, отходит). Я вас доеду!

Еремеевна (задрожав, вслед). У меня и свои зацепы востры!» (II, 4)

Но эта преданность и чувство долга приобретают у Еремеевны искаженный, рабский характер. Образ Еремеевны наиболее часто сопровождают ремарки: задрожала, задрожав, дрожа, заплакав, в слезах и тому подобные. У неё нет чувства человеческого достоинства. Нет не только ненависти к своим бесчеловечным угнетателям, но даже протеста. Служа своим мучителям, «живота не жалея», Еремеевна живёт в постоянном страхе, трепещет перед своей свирепой госпожой. Ее речь отлично отражает рабскую психологию крепостной мамки и в то же время богата подлинно народными словами и оборотами: избави бог напраслины, нелегкая меня не приберет и т.д.

«Ах, уходит он его! Куда моей голове деваться?» (II, 4) – с отчаянием и страхом кричит она, видя, как Скотинин с угрозами подходит к Митрофану. А когда Милон отталкивает от Софьи Еремеевну, Еремеевна вопит: «Пропала моя головушка!» (V, 2). Кутейкин, ставший свидетелем разговора Еремеевны и г-жи Простаковой, оценивает жизнь няни Митрофана так: «Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная». Плата за верную службу Еремеевны – «по пяти рублей на год, да по пяти пощечин на день» (II, 4).

Простакова обращается к ней исключительно словами: бестия, собачья ты дочь, старая ведьма и т.д. Сам Митрофан уже твердо усвоил, что Еремеевна – не человек, а старая хрычовка, на которую всегда можно нажаловаться матушке.

Учителя Митрофана: Кутейкин и Вральман – также примыкают к лагерю бытовых героев. Образ Цыфиркина большинство исследователей все же ставит ближе к лагерю героев-идеологов, т. к. Цыфиркин в своих поступках руководствуется понятиями чести и долга: «За службу деньги брал, по-пустому не бирал и не возьму» (V, 6). Фамилия его также восходит к абстракции – цифре, что отличает его от лагеря бытовых героев.

Кутейкин – недоучившийся семинарист, вышедший из первых классов духовной семинарии, «убояся бездны премудрости». Но он не лишен хитрости. Читая с Митрофаном часослов, он не без умысла выбирает текст: «Аз же семь червь, а не человек, поношение человеков» (III, 7), да ещё растолковывает слово червь – «сиречь животина, скот». Как и Цыфиркин, он сочувствует Еремеевне. Но Кутейкин резко отличается от Цыфиркина своей жадностью к деньгам. В языке Кутейкина сильно подчёркнуты церковнославянизмы, вынесенные им из духовной среды и духовной школы: «зван бых и приидох», «страх и трепет приидет на тя» и т.д. Фамилия Кутейкина ведет свой именной генезис от ритуального блюда кутьи, что приближает его к лагерю бытовых героев.

Немец Вральман – учитель-проходимец, человек с лакейской душой, бывший кучер Стародума. Лишившись места вследствие отъезда Стародума в Сибирь, он пошёл в учителя, так как не мог найти себе места кучера. Естественно, что такой невежественный «учитель» ничему не мог научить своего ученика. Он и не учил, потакая лени Митрофана и пользуясь полным невежеством Простаковой. Он единственный из всех учителей хвалит Митрофана, стараясь понравиться Простаковой, но, возвращаясь к Стародуму, утверждает: «Шиучи с стешним хоспотам, касалось мне, што я фсе с лошатками» (V, 7). Такая угодливость приближает его к лагерю бытовых героев.

Можно сделать вывод, что в образах бытовых героев присутствуют реалистические черты, что делает их намного более правдоподобными, чем герои-идеологи. Все бытовые герои тесно связаны со средой, которая оказала на них воздействие, речь их индивидуализирована.

Заключение

В данной работе нами была проанализирована система персонажей комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль». По результатам исследования можно сделать следующие выводы:

Всех персонажей комедии можно четко разделить на два лагеря: герои идеологи – положительные герои, изображенные схематично, традиционно, в соответствии с правилами классицизма, и отрицательные или второстепенные бытовые герои, в изображении которых проявилось новаторство Фонвизина.

Бытовые герои изображаются в тесной связи со своей средой. В связи с их жизнью в комедии упоминается множество бытовых деталей: мы видим помещичий дом, упоминаются постройки, двор, комнаты, предметы быта. Герои-идеологи же существуют вне среды, их окружают предметы, связанные только с миром духовным: письмо, книга, очки и т.д.

Из комедии известно, каково происхождение и условия воспитания бытовых героев: рассказывает о своей семье Простакова, мы знаем, почему остался неученым Скотинин, а «воспитание» и обучение Митрофанушки напрямую изображено в пьесе. Воспитание героев-идеологов же остается неизвестным: мы не знаем, в какой среде воспитывалась Софья, что сделало Милона идеальным офицером и т.д.

Бытовые герои в комедии постоянно находятся в движении: на сцене происходят драки Митрофана и Скотинина, Простаковой и Скотинина, сама Простакова говорит: «То бранюсь, то дерусь» (II, 5) и т.д. Бытовые герои почти не совершают поступков, их действия – это слова.

Бытовые герои имеют четко индивидуализированную речь: Простаковы и Скотинин используют множество просторечий, грубых выражений, Еремеевна – народных оборотов, Кутейкин – церковнославянизмов, Вральман говорит с немецким акцентом. Можно легко объяснить, почему тот или иной бытовой герой говорит именно таким образом. Речь героев-идеологов однотипна, содержит, в основном, абстрактную лексику, очень возвышенна.

Связь бытовых героев со средой и зависимость от нее, влияние воспитания и условий жизни на формирование характера, изображение бытовых деталей, активные действия героев на сцене, индивидуализация речи героев – все эти черты вносят в классицистическую комедию элементы реализма и являются, безусловно, новаторскими в творчестве Д.И. Фонвизина. Использование реалистических элементов позволило Фонвизину изобразить бытовых героев намного более жизнеподобно, что сделало комедию остросоциальной, усилило сатирическое звучание произведения. Комедия остается интересной до наших дней.

Список литературы

1. Фонвизин, Д.И. Недоросль. / Д.И. Фонвизин – [Электронный ресурс]. – http://ilibrary.ru/text/1098/p. 5/index.html

2. Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений. Т. 5. / В.Г. Белинский – М.: Просвещение, 1954. – 647 с.

3. Всеволодский-Гернгросс, В.Н. Фонвизин-драматург. / В.Н. Всеволодский-Гернгросс – М.: Просвещние, 1960. – 141 с.

4. Глухов, В.И. Становление реализма в русской литературе XVIII – начала XIX в. / В.И. Глухов – Волгоград: Наука, 1976. – 167 с.

5. Гуковский, Г.А. Очерки русской литературы XVIII в. / Г.А. Гуковский – Л.: Книга, 1938. – 318 с.

6. Гуковский, Г.А. Русская литература XVIII в. / Г.А. Гуковский – [Электронный ресурс]. – http://obuk.ru/science/39261-gukovskijj-g.a.-russkaja-literatura.html

7. Ключевский, В.О. Литературные портреты. / В.О. Ключевский – М.: Просвещение, 1991. – 256 с.

8. Лебедева, О.Б. История русской литературы XVIII в. / О.Б. Лебедева – [Электронный ресурс]. – http://www.infoliolib.info/philol/lebedeva/fonv.html#4

9. Лебедева, О.Б. Русская высокая комедия XVIII в.: Генезис и поэтика жанра. / О.Б. Лебедева – Томск: Наука, 1996. – 327 с. – ISBN 978–5–98916–018–1

10. Макогоненко, Г.П. От Фонвизина до Пушкина. / Г.П. Макогоненко – [Электронный ресурс]. – http://www.repetitor.org/materials/fonvizin1.html

11. Орлов, П.А. История русской литературы XVIII века. / П.А. Орлов – [Электронный ресурс]. – http://www.twirpx.com/file/71847/

12. Пигарев, К.В. Творчество Фонвизина. / К.В. Пигарев – [Электронный ресурс]. – http://www.repetitor.org/materials/fonvizin2.html

13. Сахаров, В.И.Д.И. Фонвизин. Сатиры смелый властелин. / В.И. Сахаров – [Электронный ресурс]. – http://archives.narod.ru/Fonvizin.htm

1 Далее используются цитаты из этого же издания текста. В скобках указываются номер действия и явления.