Интеллектуальная литература ХХ века

Содержание

Введение ……………………………………………………. 3

Глава 1. Возникновение интеллектуальной прозы в ХХ в. и ее основные черты …………………………………………………….. 5

Глава 2. Особенности повествования на конкретных литературных примерах ……………………………………………… 9

Заключение ………………………………………………... 16

Литература ………………………………………………… 18

Введение

Темой данного исследования являются основные черты, формы и методы повествования в интеллектуальной прозе ХХ века. Актуальность темы обусловлена тем, что при анализе текстов авторов интеллектуальной прозы возникают трудности связанные с осмыслением авторского стиля повествования и его воздействия на формирование смыслового поля произведения.

Целью данной работы является изучение особенностей формирования повествовательного поля авторов интеллектуальной прозы ХХ столетия.

Задачи, поставленные для достижения данной цели, сводятся к следующему:

охарактеризовать особенности интеллектуальной прозы ХХ в. в целом;

проследить особенности выбора форм и методов повествования на конкретных литературных примерах.

Нами рассмотрены особенности повествования на примерах сочинений У. Фолкнера, Х. Л. Борхеса, Л. Даррелла, Дж. Фаулза.

Мы опирались на исследования Г. Аникина,^¹ С.А. Ватченко и Е. В. Максютенко,^² В. Д. Днепрова.^³ Особенно значение имела работа Ю. И. Левина «Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х. Л. Борхеса».^⁴

Глава 1. Возникновение интеллектуальной прозы в ХХ в. и ее основные черты

Западная интеллектуальная (философская) проза XX века отмечена проникновением отстраненного интеллекта в сферу рефлективно-бессознательного, в архаические структуры мифопоэтических текстов. Господство философии жизни и ее психоаналитическая интерпретация оказали существенное влияние на художественную прозу западных писателей. Здесь происходило как бы намеренное отчуждение от исторического понимания бытия, когда временная протяженность утрачивает свою логическую последовательность и утрачивается вместе с этим и пространственная привязанность к миру этого бытия. И это, похоже, формировало некий тип духовно-интеллектуального номадизма в западной культуре XX века.

Рассмотрим некоторые особенности интеллектуального романа – сам термин "интеллектуальный роман" был впервые предложен Томасом Манном. В 1924 г., в год выхода в свет романа "Волшебная гора", писатель заметил в статье "Об учении Шпенглера", что "исторический и мировой перелом" 1914-1923 гг. с необычайной силой обострил в сознании современников потребность постижения эпохи, и это определенным образом преломилось в художественном творчестве. "Процесс этот, - писал Т. Манн, - стирает границы между наукой и искусством, вливает живую, пульсирующую кровь в отвлеченную мысль, одухотворяет пластический образ и создает тот тип книги, который... может быть назван "интеллектуальным романом". К "интеллектуальным романам" Т. Манн относил и работы Фр. Ницше. Именно "интеллектуальный роман" стал жанром, впервые реализовавшим одну из характерных новых особенностей реализма XX в. - обостренную потребность в интерпретации жизни, ее осмыслении, истолковании, превышавшую потребность в "рассказывании", воплощении жизни в художественных образах. В мировой литературе он представлен не только немцами - Т. Манном, Г. Гессе, А. Деблином, но и австрийцами Р. Музилем и Г. Брохом, русским М. Булгаковым, чехом К. Чапеком, американцами У. Фолкнером и Т. Вулфом, и многими другими. Но у истоков его стоял Т. Манн.

Никогда прежде и никогда потом (после второй мировой войны характерной тенденцией прозы стало обращение - с новыми возможностями и средствами - к отражению конкретности) литература не стремилась с такой настойчивостью найти для суда над современностью лежащие вне ее масштабы. Характерным явлением времени стала модификация исторического романа: прошлое становилось удобным плацдармом для прояснения социальных и политических пружин современности (Фейхтвангер). Настоящее пронизывалось светом другой действительности, не похожей и все же в чем-то похожей на первую.

Многослойность, многосоставность, присутствие в едином художественном целом далеко отстоящих друг от друга пластов действительности стало одним из самых распространенных принципов в построении романов XX в. Романисты членят действительность, вычленяя жизнь биологическую, инстинктивную и жизнь духа (немецкий "интеллектуальный роман"). Они делят ее на жизнь в долине и на Волшебной горе (Т. Манн), на море житейское и строгую уединенность республики Касталии (Г. Гессе). Вычленяют жизнь биологическую, инстинктивную и жизнь духа (немецкий «интеллектуальный роман»). Создают провинцию Йокнапатофу (Фолкнер), которая и становится второй вселенной, представительствующей за современность.

К такой интеллектуальной прозе, насыщенной историческими аллюзиями, принадлежал роман "Александрийский квартет" Лоуренса Даррелла - одна из самых ярких книг ХХ века, глубоко повлиявшая на таких писателей, как Хулио Кортасар или Джон Фаулз, романы которого можно отнести именно к этой разновидности романного жанра.

Первая половина XX в. выдвинула особое понимание и функциональное употребление мифа. Миф перестал быть, как это обычно для литературы прошлого, условным одеянием современности. Как и многое другое, под пером писателей XX в. миф обрел исторические черты, был воспринят в своей самостоятельности и отдельности — как порождение далекой давности, освещающей повторяющиеся закономерности в общей жизни человечества. Обращение к мифу широко раздвигало временные границы произведения. Но помимо этого миф, заполнявший собой все пространство произведения («Иосиф и его братья» Т. Манна) или являвшийся в отдельных напоминаниях, а порою только в названии («Иов» австрийца И. Рота), давал возможность для бесконечной художественной игры, бесчисленных аналогий и параллелей, неожиданных «встреч», соответствий, бросающих свет на современность и ее объясняющих.

Глава 2. Особенности повествования на конкретных литературных примерах

Рассмотрим особенности, формы и методы повествования на конкретных литературных примерах: сочинениях У. Фолкнера, Х. Л. Борхеса, Даррелла, Фаулза.

Важнейшей приметой интеллектуального романа стало развертывающееся в разных временных и пространственных направлениях повествование.

Так, высшее достижение Даррелла, Александрийский квартет, тетралогия, задуманная как «исследование любви в современном мире»; по замыслу автора, ее следует рассматривать как цельное произведение. Ее композиция основана на пространственно-временной теории относительности А.Эйнштейна.

Как предупреждает в предисловии ко второй книге сам Даррелл, «современная литература не предлагает нам какого-либо Единства, так что я обратился к науке и попытаюсь завершить мой четырехпалубный роман, основав его форму на принципе относительности. Три пространные оси и одна временная - вот кухарский рецепт континуума. Четыре романа следуют этой схеме. Итак, первые три части должны быть развернуты пространственно (отсюда и выражение - "единоутробная сестра" вместо "продолжения") и не связаны формой сериала. Они соединены друг с другом внахлест, переплетены в чисто пространственном отношении. Время остановлено. Только четвертая часть, знаменующая собой время, и станет истинным продолжением. Субъектно-объектные отношения столь важны в теории относительности, что я попытался провести роман как через субъективный, так и через объективный модусы. Третья часть, "Маунтолив",- это откровенно натуралистический роман, в котором рассказчик "Жюстин" и "Бальтазара" становится объектом, т. е. персонажем. Это непохоже на метод Пруста или Джойса - они, на мой взгляд, иллюстрируют бергсонову "длительность", а не "пространство-время"».

Архитектоника романа У. Фолкнера «Авессалом, Авессалом» представляет собой беспрерывную циркуляцию смыслов, принадлежащих разным рефлексиям. В романе множество сознаний героев развертывают историю Сатпена (главного героя), в самой этой истории выделяя неминуемое его следование к трагедии несовместимости яркого, самобытного человека (самого героя) - и целей его жизни, ограниченной меркантильными стремлениями и идеалами и попранием жизни близких ему людей. Знание общиной, родом истории Сатпена, разные точки зрения углубляют и расширяют представление читателей об этой человеческой судьбе. Впечатления реципиента корректируются, от одной точки зрения автор переходит к другой. Рассказчики истории героя несут в себе коллективное самосознание общины, знание рода о своем сородичей.

У. Фолкнер представляет нам множественность центров, ту многоцентричность, о которой задумывается постмодернизм. В этом развертывании множества точек зрения на жизнь Сатпена возникает новый смысл - о виновности всех перед всеми – и тех, кто отказался от своего рода, детей, и тех, кто обездолил несчастных индейцев, и виновность Севера перед Югом Америки, но и виновность Юга перед негритянским населением. В этой фантасмагории всеобщей виновности, в динамике целостного повествования как будто рождается идея бессмысленности жизни, абсурда человеческих усилий. Развертывающееся в разных временных и пространственных направлениях повествование позволяет почти стереоскопически осветить крах иллюзий главного героя (Сатпена) и одновременно – истинные ценности и цели жизни общечеловеческого их содержания

В статье Ю. И. Левина «Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х. Л. Борхеса»^⁵ отмечается строгая и слегка сухая манера борхесовского повествования особенности «концентрированных новелл Борхеса».Характерной чертой прозы Борхеса является ее метафоричность. Метафорами становятся не образы, не строки, а произведения в целом, - метафорой сложной, многосоставной, многозначной, метафорой-символом. Если не учитывать этой метафорической природы рассказов Борхеса, многие из них покажутся лишь странными анекдотами.

Формы и методы повествования Борхеса многообразны. Соединение несоединимого во времени, соединение времен, альтернатив одного и того же настоящего в разном будущем, разного прошлого в одном настоящем, перемещение во времени сути дела, где в новом времени она раскрывается иначе; соединение пространств (зеркало и лабиринт), различных мест действия, принадлежащих одному действию; соединение реальности и слов, книг, идей, оснований, концепций, историй, культур, обладающее эвристической ценностью; соединение реальности и ирреальности с вхождением в ощущение мистики; сквозное исследование исторических аналогий; конструирование несуществующего по законам существующего и наоборот; изобретение иных культур по тенденциям известных. А еще "мифология окраин", "подтасовки и преувеличения" ("Борхес и я"), прием "нарочитого анахронизма и ложных атрибуций" ("Пьер Менар, автор "Дон Кихота"").

Обратимся теперь к произведениям Дж. Фаулза. Одним из постоянных и специфических приемов Фаулза является обыгрывание модных схем массовой литературы. Так, в его книге "Мантисса" (1982) пародируется "сексплуатация" современного бестселлера, в "Маге" (1966) - оккультный роман, в повести "Загадка" - детектив, в "Подруге французского лейтенанта" - "викторианский" роман, в "Дэниеле Мартине" (1977) - автобиографический роман, в "Коллекционере" (1963) - "черный роман".

Сложное, многоступенчатое построение "Мага" с множеством вставных новелл и пародийной игрой разными стилями, с ложными ходами и литературными аллюзиями соответствует замыслу Фаулза - развенчать и осмеять все системы иллюзорных представлений о природе реальности, созданных человечеством за всю его историю - начиная с веры во всемогущего бога и кончая слепой верой в абсолютное могущество науки.

Роман "Женщина французского лейтенанта" интерпретируется исследователями то как исторический роман или ромэнс (romance), то как роман духовного поиска (guest), то как роман-эксперимент.

Так, характеризуя роман в целом, В. В. Ивашева пишет: "Женщина французского лейтенанта" - роман-эксперимент: автор как бы беседует с читателем, вмешиваясь в повествование, демонстрируя свое присутствие в нем и создавая иллюзию романа в романе. Он воскрешает прозу XIX в., персонажи его копируют известных героев Диккенса, Теккерея, Харди, Бронте и других классиков реализма, но в свете ХХ в. "Женщина французского лейтенанта" обнаруживает типичные черты художественной прозы нашего времени - философическую тенденцию, осложненность структуры, искания в области формы реалистической".

А. Долинин в предисловии к изданию романа относит роман "Женщина французского лейтенанта" к роману пути, где решающее значение имеет становление героя и где он подвергается ряду испытаний.

В обоснование своей точки зрения он приводит следующие рассуждения: "Пространственные перемещения и связанная с ними символика в "Подруге французского лейтенанта" не менее значимы, чем у Беньяна и Байрона, и тоже метафорически соотносятся с судьбами героев, с их внутренним миром. Так, скажем, все первые встречи Чарльза с Сарой - встречи, круто меняющие его судьбу, - происходят во время его загородных прогулок, в потерянном и обретаемом вновь раю природы; подобно паломнику Беньяна, он испытывает искушение Градом Мирской Суеты - Лондоном торгашества и тайного разврата; подобно Чайльд Гарольду, бежит из Англии в экзотические края... Вырывая своих героев из привычного окружения... и посылая их в символическое странствование, Фаулз вполне сознательно ориентируется на мифопоэтические представления о пути и на те литературные жанры, которыми эти представления были усвоены".

В "Подруге французского лейтенанта" использован третий тип идет стилизации (общей - под "викторианский роман") с элементами второго (создание "мимотекстов", представляющим образцы подражания манере отдельных авторов) и четвертого (пародийного) типов. В романе ведется постоянная игра с литературными подтекстами, причем основное место среди них занимают произведения английских писателей той эпохи, которой посвящен роман. Фаулз, прекрасно знающий и высоко ценящий реалистические романы прозаиков-викторианцев, сознательно выстраивает "Подругу французского лейтенанта" как своего рода коллаж цитат из текстов Диккенса, Теккерея, Троллопа, Джорджа Элиота, Томаса Гарди и других писателей. У сюжетных ходов, ситуаций и персонажей Фаулза обычно имеется один или несколько хорошо узнаваемых литературных прототипов.

Подобно тому как Сара играет с Чарльзом, испытывая его и подталкивая к осознанию свободы выбора, Фаулз играет в романе со своими читателями, заставляя делать свой выбор. Для этого он включает в текст три варианта финала - "викторианский", "беллетристический" и "экзистенциальный". Читателю и герою романа предоставлено право выбрать один из трех финалов, а значит и сюжетов, романа.

Заключение

Все это повлияло и на особенности повествования авторов интеллектуальной прозы ХХ в. Переориентация личности осмысливается уже не в формах так называемого психологического анализа и эпически развертываемого повествования, а в формах интеллектуального внутреннего дискурса, когда один план восприятия себя и реальности постоянно, на глазах читателя, перестраивается, на данный "кадр" накладывается новое, переосмысливающее видение.

Происходит бесконечное умножение смыслов вглубь: художнику важна именно эта меняющаяся структура текста, наложение дискурсивным сознанием новых осмыслений. Сверхпсихологическая ориентация значений, от перцепций памяти к глубинным слоям видения и осмысления, к расширению в сознании героя горизонтов смыслов мира и осознания сво-ей личности

Приметой интеллектуального романа стало развертывающееся в разных временных и пространственных направлениях повествование, что можно отметить в творчестве Борхеса, Даррелла и др. авторов.

Литература

Аникин Г. Современный английский роман. Свердловск,1971.

Ватченко С. А., Максютенко Е. В. Феномен постмодернизма и поэтика «Мага» Джона Фаулза // От барокко до постмодернизма. Днепропетровск, 1997. С. 127 – 132.

Днепров В. Д. Черты романа ХХ века. М.,1965.

Зарубежная литература ХХ века / Под ред. Андреевой Л. Г. М., 1990.

Левин Ю. И. Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х. Л. Борхеса // Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981.

1 Аникин Г. Современный английский роман. Свердловск, 1971.

2 Ватченко С. А., Максютенко Е. В. Феномен постмодернизма и поэтика «Мага» Джона Фаулза // От барокко до постмодернизма. Днепропетровск, 1997. С. 127 – 132.

3 Днепров В. Д. Черты романа ХХ века. М.,1965.

4 Левин Ю. И. Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х. Л. Борхеса // Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981.

5 Левин Ю. И. Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х. Л. Борхеса // Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981.