В. Высоцкий

Содержание

Введение 2

Глава 1. Феномен Высоцкого 5

Глава 2. Народный поэт 11

§ 1. Поэзия 11

§ 2. Первые песни 15

§ 3. Песни о дружбе 16

§ 4. Военные песни 17

§ 5. Песни-роли 19

§ 6. Голос исполнения 21

§ 7. Песни о России 21

§ 8. Высоцкий-лирик 22

Глава 3. Народный философ 23

Глава 4. Народный артист 27

Заключение 32

Список использованной литературы 36

Приложение 37

Введение

 

Начнем с печального - интерес к творчеству Высоцкого, к сожалению, ослаб; даже те, кто переписывал заезженные низкокачественные кассеты и с боем прорывался на концерты в 70-х, ныне редко включают его записи. Молодежь же, как ни грустно, не интересуется Высоцким практически совсем. Вот и бывшая жена поэта, мать его сыновей Людмила Абрамова недавно сказала, что если бы сегодня Владимир Семенович был жив, то не имел бы такой популярности, как в 70 - 80-е годы. Что же случилось? Почему мы научились обходиться без его песен, еще вчера не смолкавших в каждом доме? Попробуем разобраться.

ВО-ПЕРВЫХ, интерес к Высоцкому снизили, изрядно "перекормив" им в начале перестройки. Передачи и статьи о нем тогда постоянно сменяли одна другую. В спешке творчество великого барда, как мне кажется, упростили, сделав акцент на гражданственность и социальность его поэзии и оставив в тени образность, лиризм и т. п. Согласитесь - многими Высоцкий воспринимается больше как гражданин, нежели как поэт. А ведь был именно Поэт - только звучащий, как требовало время. Рифмованной публицистики, как у Евгения Евтушенко, у него не найти - только образы, интонации, "второе дно". Это легко обнаружить, прослушав хоть пару песен. Но, увы, молодое поколение их не слушает, заучив, что Высоцкий - это "социум, трибун, совесть эпохи", а кому это сегодня интересно?! Получилось, как в стихотворении "Памятник":

Саван сдернули - как я обужен, -
Нате смерьте! -
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Некоторые считают, что Высоцкий перестал быть современным, оставшись для нынешнего слушателя не более чем хроникером той эпохи - эпохи "товарищей ученых", убирающих картошку, и микрофонов, усиливавших ложь. Отнюдь! Достаточно перелистать страницы любого сборника, дабы понять, что это не так. Девять десятых того, что жгло и беспокоило его тогда, актуально и сейчас. Давайте хотя бы бегло пробежимся по памятным строкам:

Им снова объяснил администратор:
"Я вас прошу, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, -
Ведь это ж делегаты,
А вы, прошу прощенья,
Кто такие?"

Разве не про нас? Или вот:

На судне бунт, над нами чайки реют!
Вчера из-за дублонов золотых
Двух негодяев вздернули на реях,
Но мало - нужно было четверых.

И, наконец, жесткий, трагически предугаданный портрет нашего нынешнего времени:

Пожары над страной
Все выше, жарче, веселей...
... Еще не видел свет
Подобного аллюра -
Копыта били дробь,
Трезвонила капель.
Помешанная на крови
Слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг -
И чаще била в цель.

Кто из нынешних стихотворцев написал что-либо подобное, кто выразил всю боль девяностых посредством художественных образов? Имена на ум не приходят. Да и публицисты, в общем-то, угомонились... Нет Высоцкого для нашего времени.

ВПРОЧЕМ, не только в социальной остроте дело. Песни Высоцкого - отражение нашего менталитета, менталитета русского человека конца столетия. Он мало изменился за последние двадцать лет. Все ведь то же - и зависть к богатому соседу ("У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает"), и привычка двигаться чужой колеей ("И доеду туда, куда все"), и болезненная страсть к слухам. Самые жесткие, беспощадные слова - о нежелании знать о себе правду, нашем вечном конформизме, если хотите: "Я перед сильным лебезил, Пред злобным - гнулся... И сам себе я мерзок был - Но не проснулся". Кто поручится, что все это из себя выдавил и оставил в застойном вчера?

Почему так мало Высоцкого звучит по радио и телевидению? А по той же причине, что и раньше, - правда режет слух, в стране и так трудно и неспокойно, поэтому народ лучше убаюкать сладенькой глупенькой эстрадой. Как тогда. Но мы и сами не желаем раздражаться, вновь и вновь узнавая себя в портретах, написанных Мастером. И так, мол, время тяжелое. Лучше посмотрим мыльную оперу...

Есть, конечно, и другая причина. Нынешние руководители независимых телеканалов и радиостанций прекрасно образованны, эрудированны, демократичны, но воспитаны на другой культуре - рок-музыке, причем по большей части - западной. Ее образцами они в основном и делятся со зрителем и слушателем. Это неплохо, но хотелось бы пожелать не забывать и про миллионы людей, выросших на песнях Окуджавы, Высоцкого, Галича, Клячкина, Городницкого... Их умные стихи нужны сегодня не меньше, чем в застойные годы.

Словом, если мы стали сегодня меньше слушать Высоцкого, то это уж никак не его вина. Наша, и только наша. Куда-то мы, знать, заехали не туда. Не скатиться бы снова в дом, который "погружен во мрак", не оказаться обложенными со всех сторон красными флажками, как те волки из легендарной песни.

Включим магнитофон. Послушаем Высоцкого...

Глава 1. Феномен Высоцкого

Владимир Высоцкий умер 25 июля 1980 года от сердечного приступа. Ему было 42 года. Песни его, записанные на магнитофонные ленты, знала вся страна. Но при жизни о нем почти не писали.

Анкетные данные

место рождения - г. Москва

Членство в КПСС - беспартийный, партвзысканий не имеет. Ранее в КПСС не состоял

К судебной ответственности - не привлекался

Правительственные награды - не имеет

Имеет ли родственников за границей - жена де Полякофф Марина-Катрин, киноактриса, Франция, в браке с 1970 г.

Был ли за границей - 1974 г. ВНР, СФРЮ 1975 г. ВНР, СФРЮ 1973,1974,1975,1976,1977 гг - Франция

Находился ли сам или кто-нибудь из ближних родственников в плену или был интернирован в период Отечественной войны - не находился

Участие в выборных органах в настоящее время - не участвует

Дом. адрес - Москва, Малая Грузинская д.28, кв.30

и телефон телефон составители не сочли целесообразным воспроизводить, т.к. сейчас по этому адресу живет мама Владимира Высоцкого, которая очень устает от посетителей и звонков).

Трудовая деятельность

1956-1960 гг. Студент школы-студии МХАТ им.

Немировича-Данченко, Москва

1960-1961 гг. - Актер театра им Пушкина, Москва

1961-1964 гг. - Актер по договорам на киностудиях

страны, Москва, Ленинград

1964-1980 гг. - актер московского театра на Таганке.

Одной из первых оценку его творчества дала критик Н.Крымова. В январе 1968 года в журнале "Советская эстрада и цирк" она писала: ...Высоцкий на эстраду выходит как автор песен - поэт и композитор.

Насколько театр на Таганке не похож на БДТ в Ленинграде, настолько Владимир Высоцкий не похож на Юрского или Рецептора. Театр сформировал этого актера по своему образу и подобию, в таком виде он и вышел на эстраду - шансонье с Таганки. Особый тип нашего, отечественного шансонье. Можно гордиться, что он наконец появился. Появился - и сразу потеснил тех исполнителей эстрадных песен, которые покорно привязаны к своим аккомпаниаторам, чужому тексту и чужой музыке. Новый живой характер не вошел даже, а ворвался на эстраду, принеся песню, где все слито воедино: текст, музыка, трактовка; песню, которую слушаешь как драматический монолог. Песни Высоцкого в нем рождаются, в нем живут и во многом теряют свою жизнеспособность вне его манеры исполнения, вне его нервного напора, вне его дикции, а главное - заражающей энергии мысли и чувства, вне его характера.

Юрий Любимов отбирал, воспитывал и всячески поддерживал актеров, способных к синтетическому искусству. Умеешь петь - прекрасно, играешь на гитаре - вот тебе гитара. Кроме того, надо научиться акробатике, пантомиме, чтению стихов, психологическим этюдам - все это пригодится, из всего этого будет строиться спектакль. И он строился - по особым, отличным от того же БДТ или Художественного театра законам, сочетающим правду психологии с эксцентрикой, цирком, балаганом. Сочинительским, импровизированным способностям актеров давался полный простор. Это был новый этап развития замечательных вахтанговских традиций, новая ступень актерской самостоятельности. Это конечно, особая школа и особый театр. Он нуждается лишь в коврике и в зрителях, остальное творит искусство актера и фантазия присутствующих.

Высоцкий - один из представителей такого "уличного" театра, и поэтому он легко, с какой-то безрассудной свободой шагает на эстраду. Поистине, ему нужен только коврик. Или микрофон, если уж он выдуман современной техникой. И гитара, конечно. Но можно и без нее - он будет читать стихи, изображать Керенского, Гитлера или кого-либо еще. Все это он делает артистично, лихо, с идеальным чувством эстрадной формы, начала и конца номера, с тем блаженством одиночества на подмостках, которое как божий дар дается артистам эстрады. Но лучшее у Высоцкого, конечно, его песни. Кто-то сказал про него, что пол под ним ходит, когда он появляется на сцене. Это верно. Особая пружинистость темперамента составляет суть его обаяния. Но когда он берет в руки гитару, когда успокаиваются его руки и ноги, становятся сосредоточенными обращенные к зрителям глаза - когда актер остается самим собой,- тут начинается самое интересное.

Я не возьмусь пересказывать содержание его песен, хотя лучшие из них - это своеобразные маленькие драмы. Следуемые одна за другой, то веселые, то грустные, то жанровые картинки, то монологи, произносимые от лица с ярко выраженной индивидуальностью, то размышления самого автора о жизни и времени, они, все вместе дают неожиданно яркую картину этого времени и человека в нем. Грубоватая "уличная" манера исполнения, почти разговорная и в то же время музыкальная, сочетается с неожиданной философичностью содержания - это дает особый эффект. По стилю - это брехтовские зонги, перенесенные на нашу русскую почву.

Исполнительский талант Высоцкого очень русский, народного склада, но эта, сама по себе обаятельная типажность подчиняется интеллекту, способности самостоятельно мыслить и безбоязно обобщать виденное. В любимских спектаклях всегда ощутимо активнее интеллектуальное начало, оно выносится прямо к публике, обращается к ее разуму. Высоцкий поет также - наступательно, обращаясь не куда-то поверх голов, вообще в зал, а прямо глядя в глаза тех, кто перед ним, завоевывая эти глаза, не отпуская их, подчиняя и убеждая. Агитационная суть театра, который он представляет, сказывается и в этом.

Высоцкий мужественен не только по внешнему облику, но и по складу мысли и характеру. К счастью, в его песнях нет самоуверенных интонаций, он больше думает о жизни и ищет решения, чем утверждает что-либо, в чем до конца уверен. Но думает он, отбрасывая всякую возможность компромисса и душевной изворотливости. Думает так, как сегодня думают и ищут лучшие из его поколения. Безбоязненно, не стесняясь, он выносит к зрителю результат своих поисков, надеясь, что его поймут.

В 1977 году в серии "Aктеры советского кино" вышел посвященный Высоцкому проспект, составленный И.Рубановой. Говоря о тех выразительных средствах, которыми пользуется Высоцкий, создавая свои роли в кино, театре, на эстраде, она особенно выделяет его голос. И действительно, голос является его основным выразительным материалом. Недаром при ответе на вопрос анкеты, распространенной среди артистов театра на Таганке в 1970 году, Высоцкий сказал, что самой большой для себя трагедией считал бы потерю голоса.

Высоцкий кричит. Крик - "бросающийся в глаза", нет, в уши - примета его исполнительского почерка... Его крику подражают... Как это ни парадоксально, крик Высоцкого и в самом деле существенный, если не сказать, серьезный штрих портрета этого актера. Конечно, это элемент формы, но в лучших работах - элемент глубоко содержательный. Крик Высоцкого не только пугает или устрашает. Бывает, он вызывает сочувствие, сострадание и даже жалость. Актер кричит очень громко, громко, тихо и даже шепотом.

Кричит хрипло, хрипом почти разрушая смысловую нагрузку слова, кричит чисто, кричит словно бы без голоса - бывает и такое. Что как не крик без голоса - эта характерная ломкая интонация, когда посредине фразы, даже слова, актер как бы включает тормоз, и слово, или остаток слова, изначально наэлектризованные криком, вырываются обезглашенные, наполненные не звуком, а будто энергией чувства?! Криком Высоцкий заглушает всякое подобие сентиментальности или чувствительности.

Помните, хватающую за душу борьбу крика с плачем или стоном в припеве-заклинании одной из его лучших песен:

Чуть помедленнее, кони,

Умоляю вас вскачь не лететь...

В этом все дело: актер кричит не голосом. Голос только оформляет внутреннее напряжение, высокую концентрацию эмоциональной энергии, которой он наделяет своих героев." Высоцкий - автор песен и текста песен ко многим кинокартинам. Снимался в 24 фильмах:

1959 - "Сверстницы" (Петя)

1961 - "Карьера Димы Горина" (Софрон)

1962 - "Грешница" (корреспондент)

- "713 просит посадки" (американский моряк)

- "Увольнение на берег" (Петр)

1963 - "Живые и мертвые" (Веселый солдат)

- "Штрафной удар" (Александр Никулин)

1965 - "Наш дом" (механик)

- "На завтрашней улице" (Петр Маркин)

- "Стряпуха" (Андрей Пчелка)

1966 - "Я родом из детства" (Володя)

- "Вертикаль" (Володя)

1967 - "Короткие встречи" (Максим)

- "Служили два товарища" (Бруснецов)

- "Хозяин тайги" ("Рябой")

1969 - "Опасные гастроли" (Николай Коваленко)

- "Белый взрыв" (политрук)

- "Эхо далеких снегов" ("Серый")

1972 - "Четвертый" (он)

1973 - "Плохой хороший человек" (Фон Коррен)

1974 - "Единственная дорога" (Солодов)

1975 - "Бегство мистера Мак-Кинли" (Билл Сеггер)

- "Единственная" (Борис Ильич)

1976 - "Как царь Петр Арапа женил" (Ибрагим Ганнибал)

В репертуаре театра на Tаганке, где работал Высоцкий и с которым была связана вся его жизнь, несколько спектаклей, в которых у него главные роли. Некоторые из них "на него" поставлены, без него могли не состояться. Он играет Шекспира, Брехта, Чехова, Есенина... В "Жизни Галилея" Брехта он восходил к вершинам озарения и свергался в бездны страха, открывал великую истину и отрекался от нее: был богом и рабом одновременно. Он играл свирепую диалектику силы и слабости - цену, которую платят первые за то, чтобы первыми быть. Он играл Галилео Галилея.

В коронной роли мирового драматического репертуара Высоцкий предстал как актер психологический. Ролью Гамлета он обнаружил умение играть добро, точнее, силу, которая нужна добру, чтобы не стать злом.

На шекспировском фестивале в Белграде, где участвовало более ста театров со всех концов света, в том числе и английские, Высоцкий за исполнение роли Гамлета получил главный приз. А во время гастролей театра в Париже его назвали лучшим Гамлетом.

За два месяца до смерти Высоцкого его товарищ по театру, актер и литератор Вениамин Смехов опубликовал в журнале "Аврора" N5 очерк, в котором открывает нам труд поэта, актера, исполнителя и композитора во всей необычной человеческой сути этого необычного явления нашей жизни, каким был Владимир Высоцкий.

Это была единственная прижизненная статья, в которой была сделана попытка раскрыть Высоцкого-человека.

"...Вспоминаю рядовой день Владимира Высоцкого. Утром - напряженная репетиция. Прыгаем через кубы, по сто раз повторяем каждую фразу - Любимов не дает покоя ни себе, ни актерам. Днем Володю упрашивают выступить перед химическими физиками или лирическими химиками. За час до спектакля его привозят в театр. Три с половиной часа в роли Галилео Галилея он неистово доказывает, что земля вращается вокруг солнца, обрушивает на партнеров и публику всю ярость своей правоты, не утихая ни на секунду... В 11 вечера мы уезжаем к друзьям - библиофилам, но разговор о новом романе братьев Стругацких прерван: Володю замучила новая песня, она никак не ложится на музыку, необходимо немедленно решить ее судьбу. Включается магнитофон, и на наших глазах чудесная сказка об Иване-дураке и лесной нечисти, каждый из которых по-своему "несчастный", проживает долгий процесс поиска... Вот есть такой вариант... Прослушали, автор качает головой: чепуха, банально, неинтересно. А может быть, это вальс? Спел, подобрал, прослушал, отверг... Уже под утро окреп, утвердился мотив, который и ему, и слушателям показался идеальным. Приехав домой, он не сумел заснуть: одна из сегодняшних мелодий натолкнула на новую тему... Пока не родится, пока не ляжет на бумагу то, что ворочается в мозгу, он не уснет. Так и приедет в театр - репетировать, вплоть до того личного часа, когда опять вернется к недоговоренному сюжету... Нет перерывов, часто нет сна, но есть сплошная карусель, чертово колесо творчества.

Высоцкий - дитя стихий, я не видел второго такого же по выносливости. Он неутомим как горная река, как сибирская вьюга, и это не метафора, увы! - он так же беспощаден к себе в работе, как и упомянутые явления природы. Только ему это дороже стоит - жизни и здоровья. Стихия, увлечение, интрига замысла, влюбленность делают его самим собой. Казенный распорядок, будничная суета меняют его облик. Это словно бы другой человек - неширок и нещедр, неузнаваем ни в чем... Но вот его властно призвала страсть, идея, мечта, песня, дружба, роль. Перед вами - Владимир Высоцкий. Он распахнут весь перед людьми, он рискует сгореть, расплавиться на каждом шагу... Он сочинит песню, которую завтра полюбят. Он уедет сниматься в горы, увлечется альпинизмом, и его стихи о дружбе и мужестве, о горах и войне принесут кинофильму успех. Прекрасно сыграв офицера в фильме "Служили два товарища", он наотрез отказался от дублера - сам скакал, сам седлал, сам падал с коня... Дитя стихий..."

Прижизненная слава у Высоцкого была, как мало у кого, так что он добился того, чего хотел. "Высоцкий не преувеличивал свое значение, свой дар. Может быть, даже недооценивал. Однако, призвание свое знал, относился к нему серьезно, честно и был верен ему до конца, а поэтому и силы его росли, на удивление." Это - слова Ю.Карякина из статьи, посвященной памяти Высоцкого. Далее он пишет: "Все мы видели: словно кто-то запустил его живым метеором, выстрелил им, и он пронесся по нашему небу, прогудел и сгорел, не требуя никакой дани, не вымаливая никаких взяток, а страстно желая одного-единственного: не взять - отдать, одарить. Не от людей - людям, нам... Его способность отдачи, самоотдачи феноменальна. ...От песен Высоцкого каждый, наверное, ну хоть на миг становится тревожнее, умнее, красивее, каждый очеловечивается - тоже прямо на глазах. Его песни очень часто ранят, и ранят больно, но ведь в них никогда нет злобы, злорадства по поводу наших бед, они всегда добры.

...Высоцким любовались. Признание его завоевано не лестью кому бы то ни было, не заигрыванием, не подмигиванием. Счастье признания он познал при жизни - когда "Таганка" была на КАМазе, Высоцкий шел домой в гостиницу по длинной, с версту, улице. И были открыты все окна. На подоконниках стояли магнитофоны, а со всех сторон гремели, гремели его песни. Так его приветствовали."

На панихиде говорили: "Умер народный артист Советского Союза". Он был истинно народен.

"...Я всегда во все светлое верил,

Например, в наш советский народ,

Но не поставят мне памятник в сквере

Где-нибудь у Петровских ворот..."

Глава 2. Народный поэт

§ 1. Поэзия

Случилось так, что свой путь к аудитории Владимир Высоцкий проложил сам, вне принятых и литературе обычаев. Слишком многие каноны «вступления в профессию» (если поэзию считать профессией) Высоцким были нарушены. Первые робкие строки, неизбежное вмешательство первого редактора, первая то­ненькая книжечка с чьим - либо благословляющим напутствием — ничего этого у него не было. Никто из маститых его не опекал, никто не вводил как начинающего в круг профессионалов и не предоставлял ему прав литератора. Когда к Высоцкому пришло ощущение собственной зрелости, двусмысленность такого положе­ния в литературе стала очевидной, ибо оно решительно не соответ­ствовало массовому признанию. Высоцкий не мог, не желал с этим смириться и, как теперь всем ясно, был прав. Смириться — озна­чало признать свое поэтическое слово и свою работу «вне закона» на той земле, которую он до боли любил и отклик которой постоянно слышал,

На многомиллионную аудиторию обрушился шквал не слыханных ранее песен. Голос был яростной силы, неотшлифованный, ви­шенный благостности. Был совсем непривычен интонационный склад песен—речь принадлежала то явно автору, то явно меняла свой характер, выражая чью-то совсем другую судьбу, которую поэт безо всяких усилий брал на себя. Этот голос (и говор) то доносился буквально с сегодняшней улицы, то заставлял вспоминать о сказителях и о народном эпосе. Благодаря магнитофонным лентам песни Высоцкого стали принадлежностью современного быта. При том голос поэта жил на удивление свободно в разных временах, будто для него не было ни прошлого, ни будущего, только настоящее расширялось бесконечно. Он мог вплотную при­близить годы ушедшей в историю войны и заставить их пережить, а мог создать реальную картину того, чего в реальности вообще не существует, но—как знать…

Кроме голоса было еще лицо. Оно очень изменилось с годами. Лицо мальчика, а потом вдруг, как-то сразу,—мужа, мужчины. Говорят: после сорока человек сам отвечает за свое лицо. Что-то дает природа, но потом внутренняя жизнь, как скульптор, лепит облик изнутри. Образ жизни Высоцкого определялся прежде всего невероятным напряжением творческой работы и полнотой душевной отдачи. И лицо его отразило именно это—постоянную сосре­доточенность работающего человека. Ничего лишнего, ничего актер­ского, никакого «грима». Публичность не приводила к развязной позе, не ослепляла. Напротив, удивительной была его постоянная собранность и почти невероятная зоркость взгляда.

Известно, что сборник «Нерв», хоть и вышел уже двумя изданиями, многими переписывался от руки, не только в глухих места страны, но и в Москве и Ленинграде. Эту книгу можно было купить за валюту в «Березке», за рубежом (оттуда она к нам нередко и попадала), но ни часу она не лежала на книжном прилавке. Стихи Высоцкого были недоступны тем, кто не умеет, не хочет или не может пользоваться изощренными способами сегодняшнего «приобретательства». Не будем преувеличивать и матери­альных возможностей рядового, нормального человека — пятьдесят рублей он не может вынуть из кармана, как один рубль. Так человек (читатель!) сторонится «черного рынка», будучи совестлив, как правило. Так вот, этому контингенту читателей стихи Высоц­кого до последнего времени были недоступны. Естественному желанию знать бесхозяйственность ставила препоны.

С другой стороны, — не будем скрывать - есть люди, восприни­мающие поэзию Высоцкого как некое вторжение в отечественную словесность. На этот счет выработано немало доводов, которые мне кажется неуместным здесь оспаривать. Как ни странно, чаще всего за ними стоят мотивы предельно элементарные — боязнь за свой служебный стул (если речь идет о публикации), комплекс самоутверждения, перекрывающий иные качества характера, и, в любом случае, нежелание знать, как-то расширить свое представление о поэзии и ее связях с жизнью. Высоцкому сопро­тивляется не культура, а ее отсутствие, то есть бескультурье.

И оказывается, таким образом, что противники Высоцкого гораздо теснее связаны с теми, кого сам поэт называл «психо­патами», «кликушами». Но если таковые были при жизни поэта, вряд ли исчезли и теперь. Пустота души всегда чем-то заполняется. Враждебность ли это по отно­шению к поэту или взнервленная атмосфера поклонения — и то и другое есть искусственное, подлинной культуре не только чуждое явление, но иногда и опасное, ибо потенциально разрушительное. Когда человек, в силу ли возраста или иных индивидуальных причин, ищет дурмана (бессознательно боясь трезвости и самостоя­тельности), тут самое желанное — кумир, идол.

Его стремление петь много, долго, петь для всех и всюду, объяснялось, мне кажется, не только свойствами темперамента. Даже от тех поэтов, одновременно с которыми он в шестидесятые годы вышел на подмостки, он отличался индивидуальным ощуще­нием именно массовости аудитории. И сохранял это навсегда. В этом отношении другие менялись, он — нет. Не всякий поэт ставит своей задачей во что бы то ни стало достучаться до сознания многих и таким образом их, многих, объединить. Само наличие слушателя-собеседника далеко не всегда, не во все времена для поэта есть осуществленный факт.

Слово Высоцкого было вызвано к жизни чувством доверия к людям, непосредственно к ним было обращено и потому лишено какой бы то ни было усложненности или изысканности. Простота его слов очевидна. Но у этой простоты своя сложность. При пуб­ликации она выказывает себя.

С обескураживающей простотой, которую лишь ребенку про­щают, Высоцкий в стихах говорил то, что думал. Между его лич­ными мыслями и словами, которые всем слышны, не было различия. Поэтому нет в его стихах фальши и двусмысленностей. Поэзия Высоцкого прямодушна. Это ее характер, ее природа. При всем естественном разнообразим понимания правды следует все же ска­зать, что поэт писал правду и выступал против лжи. Что же странного тогда в массовом отклике поэту? Когда люди к правде тянутся, учатся ее различать и обдумывать, когда именно ее, пусть суровую и беспокойную, они предпочитают, — это говорит лишь о нравственном здоровье людей, о том, что души их не за­гублены и совесть жива. Нужно ли подчеркивать, насколько это важно сегодня?

Простота поэзии Высоцкого несет в себе еще и другой смысл. Он более всего ценил живую, разговорную человеческую речь, которая по сравнению с литературной, то есть письменной, тоже по-своему проста. Эта частная (не общая), повседневная, массовая речь становилась основным поэтическим материалом и отстаивала себя и свое значение. Последнее я подчеркиваю, потому что под напором всякого рода газетных штампов, канцеляризмов, умножае­мых средствами массовой коммуникации, язык, которым пользуется народ в своем обиходе, хоть и охраняет себя, но и подлежит охране — как живой способ общение, как явление природы.

Когда стихи Высоцкого видишь на бумаге, их можно обдумать и рассмотреть. По-новому открывается способ работы поэта. Пользуясь чаще всего разговорной речью, Высоцкий располагает слова и фразы с тем умом и расчетом, с какими когда-то клали деревянные дома — и в деревне, и в городе. Когда на строгом учете было каждое бревно и каждый крепкий гвоздь, когда неожи­данная асимметрия если и возникала, то по живой — творческой — прихоти строителя, когда воздуху давался ход во всякое дерево, чтобы оно не гнило, не задыхалось, но дышало, по-своему продол­жало жить — не в лесу, но в человеческом строении, в доме. Эту ладную ручную работу, достойную мужа, мужчины, уважающего себя и свое дело, — одно удовольствие рассматривать в поэтических текстах Высоцкого.

Стихи Высоцкого как бы «успокаиваются» на бумаге. Слово дает себя разглядеть в разных связях—со звуком, со смыслом, с другими словами-соседями. В звучащей песне оно выплескивалось из всех пределов, а став напечатанным, являет свою дисциплину и неожиданный, достаточно строгий нрав.

Наверно, кому-то будет мешать память о его голосе — он неиз­бежно озвучивает многие строфы. Но эта память скорее помогает, дает новый объем восприятию, толкает к сопоставлениям.

Стихотворение «Когда я отпою и отыграю...» не стало песней. С подмостков Высоцкий его не читал. В рабочем блокноте оно— рядом с песней к фильму «Единственная дорога». Один из образов даже повторяется в двух разных текстах, но лишь один текст стал песней. Стихи остались в архиве. По содержанию они связаны с «Памятником», написанным в те же годы, и на эту связь хочется обратить внимание. Поэт обдумывает не столько реальность своего конца, но свое поведение, так сказать, а присутствие смерти (или даже после нее?), и это поведение динамично. Элегический, меланхолический тон — это Высоцкому чуждо. Он бросает смерти вызов и верит в свою победу. Нет, он не предается мыслям о бессмертии поэзии, о собственных заслугах и тому подобном. Победа, о которой он пишет, стоит нечеловеческих усилии, и их, собственно, и перечисляет автор. Он их будто планирует, фиксируя необходимую их последовательность. «Посажен на литую цепь почета» — это действие принадлежит не ему, и ему оно враждебно.

Поэт ни от чего не бережет себя, не прячется, не уклоняется. Он может молчать, но говорит «за всех», нарушая немоту других. Люди ходят просто по земле—«поэты ходят пятками по лезвию ножа». Это поэтический образ, но и буквальное, повседневное состояние души.

Один из постоянных мотивов Высоцкого — осмысление отчаяния. Именно так: осмысление и преодоление. Разные смысловые полюсы слова «отчаяние» опре­деляют одно из самых блестящих поэтических исследований Высоц­кого — «Охоту на волков».

«Охота на волков» вызывает длинный и сложный ряд ассоциа­ций. Освободиться от них — значит обеднить собственное понима­ние поэзии и той переклички, которая всегда звучит в поэтическом хоре эпохи. Высоцкий «влезает» в чужую шкуру, чтобы перевести в поэтический образ неукротимое стрем­ление преодолеть преграду, запрет, мету, то есть границу возмож­ного. Он, как всегда, доводит психологическое напряжение ситуа­ции до предела и — выводит за этот, казавшийся установленным, предел. То же самое и в «Горизонте». Раздвинуть горизонт—это воспринимается не как азарт игры, но как чья-то коллективная, к поэту обращенная просьба, которую нельзя не выполнить, потому то выполняется она для других. И итог победы останется многим.

Последние свои стихи («И снизу лед, и сверху…») он оставил Марине Влади, уезжая из Парижа весной 1980 года. Прощался и, кажется, предвидел—навсегда. Двенадцать лет они были вместе. Над второй строкой последней строфы им было вписано: «двена­дцать лет». В стихах сплетены и друг от друга неотделимы любовь, благодарность любимой женщине, сознание выполненного долга перед людьми. Но кажется, самое главное тут — вера в возвраще­ние к людям, в свою от них неотделимость. Высоцкий свято верил в человека. Для него слова «долг», «совесть», «любовь», «друг» наполнялись, высочайшим духовным смыслом. Ему было что спеть, что сказать людям.

Высоцкий всегда отталкивается от конкретного факта, но потом идет к необычайной метафорической насыщенности стиха. Его стихи нередко бывают связаны метафорами, как хорошим креплением, в котором не так просто развязать все узлы. Прост факт—человек, стоя на берегу, наблюдает беспокойное торе: «Штормит весь вечер...» Или—корабль сел на мель, команда его покинула. Или еще проще—картошка гниет на полях, ее некому убирать. Поэт оживляет, по-своему воодушевляет любой факт, дает ему выговориться. Корабль у него кричит, убеждает, просит, как человек, попавший в беду. Свою обиду, брошенность, надежду он выражает так, что в нас вызывает способность откликнуться. А это немало.

И он спорил, боролся за справедливость, ненавидел мещанство, беспощадно бичевал недостатки. “Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал”, - говорил Р.Рождественский.

И, наконец, последнее. Поэзия Высоцкого разнообразна по те­мам, содержанию, жанрам, способам обработки материала. Одно в ней постоянно — она песенна по своей природе, оттого так естественно и часто в песню и устремлялась, ее лад искала и находила.

С большим поэтом, даже если он ошибается или преувеличи­вает, нет желании спорить. К нему лучше прислушаться.

§ 2. Первые песни

Но начнём с самого начала. Первые свои песни Володя писал для своих близких друзей в жанре «городского романса». Эти песни являлись отражением того времени, ведь 40-50 годы – это время сталинских репрессий, время войны и разрухи, голода и холода, нищеты, но всё-таки большой веры в настоящее и лучшее будущее. Дань и память сталинским репрессиям Высоцкий отдаст позже в песне «Банька по-белому», а пока большое количество заключённых и освободившихся из тюрем не могли не создать свой собственный песенный жанр – «Блатная песня», которого и придерживался в своих первых песнях Володя Высоцкий. Они были написаны по услышанным рассказам бывших заключённых, да и просто огромный талант поэта позволил ему где-то домыслить, где-то представить, как могло всё быть, как есть на самом деле. Героями этих песен были люди, так или иначе нарушавшие закон: домушники, щипочи, рецидивисты, шулера. Эти песни написаны с юношеским задором и огромным юмором. В песнях Высоцкий не превозносил блатную жизнь, не восхищался ей, а просто показал, что она существует, что её породила сама система. За блатной оболочкой прослеживаются темы дружбы и продажности, любви, сострадания к этим людям, зачастую маленькие факты автобиографии:

«Я рос как вся дворовая шпана

Мы пили водку, пели песни ночью…»¹

или

«Я вырос в Ленинградскую блокаду,

Но я тогда не пил и не гулял

Я видел, как горят огнём Бадаевские склады

В очередях за хлебушком стоял»²

Эти первые песни исполнялись в узком кругу друзей, вечером на кухне, но благодаря началу магнитофонной эры быстро вышли за его пределы и разлетелись по всей стране. Они и проложили дорогу тогда ещё молодому, но очень талантливому поэту.

Блатные принимали его за своего, то есть человека сидевшего в тюрьме. Говорили, что слышали эти песни раньше, что они написаны ещё до революции и т.д. В этом и был талант. Высоцкий смог примерить на себя шкуру другого, влезть в неё и почувствовать окружающий мир, так как его чувствует описываемый им человек, в созданной для него ситуации. Конечно же, здесь сыграл огромную роль и актёрский талант Володи.

§ 3. Песни о дружбе

Следующий этап творчества В.С. Высоцкого наступает с момента поступления в Московский театр драмы и комедии на Таганке под руководством Юрия Любимова, где поэт проработал до самой смерти. Играя в театре, Высоцкий начинает писать песни для спектаклей, а так же для кинофильмов. Очень часто песни созданные им оказывались как бы на несколько размеров больше самого спектакля или фильма. И каждый раз у этих песен начиналась своя жизнь. Они сразу же шли к людям, шли, будто бы минуя сцену и экран.

Одними из таких песен являются песни, написанные к кинофильму «Вертикаль». Был такой вроде бы не плохой фильм. Был и прошёл. А песни написанные Владимиром Высоцким для этого фильма, остались. Для альпинистов они стали как бы гимном. Строчки из этих песен выбивали на могилах погибших альпинистов их друзья.

«Если друг оказался вдруг

И не друг и не враг, а так

Если сразу не разберёшь

Плох он или хорош…»³

Эти песни пронизаны героизмом тех людей, которые занимаются этим опасным видом спорта. Но опять таки это только оболочка, за которой видна главная тема - дружба, взаимовыручка, мужество идти до конца и ни когда не сдаваться. Эта тема присуща всему творчеству Высоцкого. Для своих песен он всегда выбирает ситуации, когда люди рискуют жизнью, когда они «вдоль обрыва, по над пропастью, по самому по краю». Высоцкий на своих выступлениях часто говорил, что ему нравится писать, когда что-то происходит, маленькие происшествия из жизни и не любит писать, когда люди сидят, едят, смотрят телевизор, т.е. ни чего не делают. Хотя и это он часто высмеивал в своих шуточных песнях.

После «Вертикали» в народ ушли такие замечательные песни: «Скалолазка», «Песня о друге», «Прощание с горами». Песни, которые давали толчок к покорению новых жизненных вершин.

«Так оставьте ненужные споры –

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы

На которых ещё не бывал.»⁴

§ 4. Военные песни

Огромное значение в творчестве Владимира Высоцкого занимают песни, написанные на тему о войне. Почему поэт, человек, который по своему возрасту явно не мог принимать участие в войне, всё-таки пишет о ней, более того – не может не писать? Поэт считал, что пусть война давно закончилась, но в памяти народа должна остаться вечная память о погибших в боях за Отечество.

«Здесь раньше вставала земля на дыбы,

А нынче гранитные плиты.

Здесь нет ни одной персональной судьбы

Все судьбы в единую слиты.

У братских могил нет заплаканных вдов,

Сюда ходят люди по крепче.

На братских могилах не ставят крестов,

Но разве от этого легче?..»⁵

Песни Володи Высоцкого о войне – это, прежде всего, песни очень настоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых, мужественных, злых и добрых одновременно. Таким людям можно доверить и собственную жизнь и Родину. Такие не подведут. И опять таки это возможность для актёра примерить и сыграть новые роли, побывать на месте того человека из тех времён и окунуться в события тех лет. Высоцкому это удалось. Удалось на славу.

«Наши мёртвые нас не оставят в беде,

Наши павшие – как часовые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые».⁶

На концертах ветераны войны плакали, дарили ему цветы и подарки. В своих письмах участники тех военных событий спрашивали Высоцкого, где он воевал, с кем был в одном полку. Они принимали молодого парня, не принимавшего участия в боях за своего, за однополчанина. Для поэта это была самая большая награда. Высоцкого очень трогали эти письма, и он часто говорил: «Лучше получать письма, где тебя принимают за своего, однополчанина, чем письма, где тебя считают товарищем по камере». И он благодарил людей новыми песнями, новыми ролями в театре и кино.

Одна из таких ролей это роль в спектакле «Антимиры». Этот спектакль был посвящён всем молодым поэтам и писателям, не вернувшимся с войны. Это не в прямом смысле спектакль. Просто актёры выходили и читали стихи молодых поэтов, не по годам мудрые и поэтичные, раскрывающие героизм всей страны и каждого солдата в частности. Жаль только, что авторы сами не смогли читать их со сцены. Им и посвящена эта постановка. Высоцкий в этом спектакле исполнял свои песни и читал свои стихи наряду со стихами других поэтов.

Своей военной тематикой Володя Высоцкий как бы извинялся за то, что не имел возможности принимать участия в боях.

«Я кругом и навечно виноват перед теми

С кем сегодня встречаться почёл бы за честь

Но хотя мы живыми до конца долетели

Жмёт нас память и мучает совесть

У кого, у кого она есть».⁷

Можно рассказать о войне всю правду. Показать все её ужасы и весь её трагизм, но ни у кого не получится докопаться и показать её с таких неожиданных сторон, как мог это сделать Владимир Семёнович Высоцкий. Мы можем видеть войну не только глазами солдат, но и боевого истребителя:

«Я Як истребитель, мотор мой звенит

Небо – моя обитель

А тот, который во мне сидит

Считает, что он – истребитель…»⁸

Мы можем видеть войну глазами заключённых штрафных батальонов:

«Считает враг: морально мы слабы, -

За ним и лес, и города сожжены.

Вы лучше лес рубите на гробы

В прорыв идут штрафные батальоны».⁹

Штрафные батальоны у Высоцкого – символ трагического героизма. Он не хочет разбираться, почему люди туда попали. Он ощущает как свою, их готовность погибнуть за родину, ставшую к ним суровой.

Даже есть одна шуточная песня про человека, которого должны расстрелять, написанная от его имени. Кстати песня, имеющая под собой реальную основу: «Тот, который не стрелял».

«Я вам мозги не пудрю,

Уже не тот завод:

В меня стрелял поутру

Из ружей целый взвод».¹⁰

Песни Высоцкого о войне в тоже время и непременно о Земле. Земля тогда была бескрайним полем боя. Земля теперь может стать жертвой последней войны.

«Материнства не взять у Земли

Не отнять, как не вычерпать моря.

Кто поверил, что Землю сожгли,

Нет, она почернела от горя».¹¹

Убить неубиваемое, расстрелять вечное. У Высоцкого есть песня «Расстрел горного эха». Зачем понадобилось расстреливать эхо? От злобы? Ради потехи? Чтоб не было свидетеля, разносящего слух? Стреляют нелюди. Фашисты для Высоцкого не люди в победном своём марше, а лишь номера: первый – второй. А эхо – живое. Оно и сейчас несёт нам голос Высоцкого.

«Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,

Чтоб не был услышан ни кем громкий топот и храп, топот и храп,

Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье –

И эхо связали, и в рот ему сунули кляп».¹²

§ 5. Песни-роли

Многие песни Высоцкого чем-то похожи на роли. Роли из ни кем не поставленных и более того – ни кем ещё не написанных пьес. Пьеса с такими ролями, конечно, могли бы быть написаны, появиться на сцене. Пусть не сегодня, так завтра, послезавтра. Но дело в том, что ждать до завтра Высоцкий не хотел. Он хотел играть эти роли сегодня, сейчас, немедленно. И поэтому сочинял их сам, сам был режиссером и исполнителем.

Он торопился, примерял на себя одежды, характеры и судьбы других людей: смешных и серьёзных, практичных и бесшабашных, реальных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и жизненные принципы, демонстрировал их способность мыслить и манеру говорить.

Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал. При чем все это он делал так талантливо, так убедительно, что иные даже путали его с теми персонажами, которых он изображал в своих песнях. Высоцкий вроде бы и не обращал на это, ни какого внимания. Он снова и снова выходил на сцену, продолжал сочинять и петь свои всегда неожиданные, разноплановые, злободневные – «песни – роли».

Мы видим поэта, который пытается бороться. Который пытается сойти с той колеи, по которой идут все, идут прямёхонько в тупик.

«Сам виноват – и слёзы лью,

И охаю

Попал в чужую колею

Глубокую

Я цели намечал свои

На выбор сам

А вот теперь из колеи

Не выбраться».¹³

Поэт призывает:

«Эй, вы! Задние! Делай, как я

Это значит – не надо за мной

Колея эта – только моя

Выбирайтесь своей колеёй».

В своих стихах он примеряет себя не только к людям, но и к животным. У него есть две замечательные песни: «Охота на волков», «Охота с вертолета». За образом загнанного егерями волка – вожака бесстрашно прорывающегося за флажки, мы видим самого Высоцкого.

«Рвусь из сил и из всех сухожилий

Но сегодня – опять, как вчера, -

Обложи меня. Обложили!

Гонят весело на номера!»¹⁴

«Охота на волков» - гимн свободе и борьбе за неё.

«Наши ноги и челюсти быстры

Почему же, вожак, дай ответ-

Мы затравленно мчимся на выстрел

И не пробуем через запрет?!»¹⁴

Эта песня пришла, когда так думали все. И он сказал за всех. Ещё одна песня написана от имени коня «Иноходец», которая чётко и ясно раскрывает позицию Высоцкого «не как все».

«Я скачу, но я скачу иначе,

По камням, по лужам, по росе,

Бег мой назван иноходью, значит

По – другому, то есть не как все».¹⁵

§ 6. Голос исполнения

Исполняя песни, Высоцкий мог быть таким грохочущим, таким штормовым и бушующим, что людям, сидящим в зале, приходилось, будто от сильного ветра, закрывать глаза и втягивать головы в плечи. И казалось ещё секунда и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не выдержав напряжения, а сам Высоцкий упадёт, задохнётся, умрёт прямо на сцене.

Казалось на таком нервном накале не возможно петь, нельзя дышать! А он пел. Он дышал. Пел, как кричал, потому что что-то в нём кричало. За нас за всех крик. Голос – всегда изъявление души. Голос Высоцкого – щедрый, расточительный подвиг. А ведь расчетливых подвигов и не бывает.

За то его следующая песня могла быть потрясающе тихой. И от этого она ещё больше западала в душу. Высоцкий только что казался пульсирующим сгустком нервов, вдруг становился воплощением возвышенного спокойствия, становился человеком, постигшим все тайны бытия. И каждое слово звучало по – особому трепетно. Он выбрал себе манеру исполнения с длящимися, но жёсткими согласными, раскатистым «Р», открыто и ясно звучащими гласными. Он сделал это естественной частью глубоко личного, оригинального и эмоционально насыщенного исполнения. В жизни он говорил, совершено не так – тихо, мягко, с застенчивой улыбкой, богатым набором лукавых, насмешливых интонаций. На сцене его голос достигал последних рядов балкона. Так удивительно ли, что народ признал своим и Высоцкого и его голос. Да как ещё признал.

Он пробовал себя в различных интонациях, он искал себя для своих песен всё новые и новые краски, новые детали, и поэтому его песни имеют несколько вариантов, изменений, сокращений. И в этом тоже он, Высоцкий, - его натура, его неудовлетворённость собой, его способ творчества.

Музыка для Володи подчас служила лишь аккомпанементом. Он писал много текстов, и ему не хватало времени, требовательности отрабатывать мелодию. Он часто «ломал» её, подгонял под рифму стиха, что парой получалась не удачно. Но он так мастерски исполнял свои песни, что звуковой ряд уходил на второй план, оставался смысл строк. Это музыкальная грубоватость и вызывала у слушателей особое доверие к его песням, притягивала к ним.

§ 7. Песни о России

Как гражданин своей страны, Высоцкий не мог не писать о России и своём народе. В цикле песен о России: «Кони привередливые», «Купола», «Дом», «Как по Волге матушке», - Высоцкий показывает всю любовь и нежность к своему народу, который столько страдал и страдает.

«Дом» это одна из лучших песен Володи Высоцкого, в которой очень чётко видна судьба России. Здесь «Дом» - это Россия. Поэт чётко показал, как люди маются, живут скученно, но и трагически разобщено. Они утеряли представление о нормальной жизни, о любви, о труде. Они не замечают, когда кто-то умирает или кого-то убивают. Они тоскуют толи по прошлому, толи по будущему, а в настоящем жить не умеют. Про прошлое выдумывают, то чего не было, а про будущее ни чего толком не знают. Они не разумны в своих действиях, но чего-то ещё хотят, на что-то надеются. В этом доме кипит своя энергия жизни. И лишь взглянув на этот дом как бы со стороны Высоцкий показал Россию и её народ. Но здесь видна надежда на единение и страстная тоска по лучшей жизни выраженная голосом Высоцкого:

«Кто ответит мне, что за дом такой?

Почему во тьме, как барак чумной!

Свет лампад погас, воздух вылился

Али жить у вас разучилися?

Двери настежь у вас, а душа взаперти!

Кто хозяином здесь – напоил бы вином?!

А в ответ мне: - Видать, был ты долго в пути

И людей позабыл – мы всегда так живём.

Траву кушаем, век на щавеле,

Скисли душами – опрыщавели

Да ещё вином много тешились.

Разоряли дом – дрались, вешались…»¹⁶

И конечно песня «Купола», которая до последнего слова пронизана болью за свою страну.

«Я стою, как перед вечною загадкою,

Пред великою да сказочной страною –

Перед солоно - да горько-кисло-сладкою,

Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью, чавкая жирной да ржавою,

Вязнут лошади по стремена,

Но влекут меня сонной державою,

Что раскисла, опухла от сна».¹⁷

§ 8. Высоцкий-лирик

Когда Высоцкий обрёл опыт в поэзии, в своём творчестве стал затрагивать тему любви. Его лирические стихи навеяны огромной любовью к Марине Влади. Это была странная любовь, месяцами они не виделись, общаясь лишь по телефону, но эту любовь Высоцкий пронёс через всю жизнь.

«Я дышу, - и, значит, я люблю!

Я люблю, - и, значит, я живу!»¹⁸

Глава 3. Народный философ

Владимир Высоцкий был оди­нок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был один друг—от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные «друзья», число которых сейчас, после-смерти поэта, невероятно возросло.

Откуда взялся этот хриплый рык? Эта луженая глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом—все остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты. бублики «на шарап», драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в свое время все песенное творчество, никак не коснулась его. Он был рожден от силы. страсти его были недвусмысленны, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картин­ки сочиненной ими жизни. Помните: «...А парень с милой девушкой на лавочке прощается»? Высоцкий—«Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою». Вспомните: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить...» Высоцкий—«...А мне плевать, мне очень хочется!» Он их шокировал и формой, и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали ее на тротуарах. Это была не всеобщая картина жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал ее в своих песнях, потому что правда эта была невесела.

Написано в 1980 году для стенной газеты Московского клуба самодеятельной песни «Менестрель».

Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчув­ствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял, успев написать что-то около шестисот песен. Его редко занимала конструкция, на его ногах скорохода не висели пудовые ядра формы, часто он только намечал тему и стремглав летел к следующей. Много россказней ходит о его запоях. Однако мало кто знает, что он был рабом поэтических «запоев»—по три-четыре дня, запершись в своей комнате, он писал как одержимый, почти не делая перерывов в сочинительстве. Он был во всем сторонником силы—и не только душевно-поэтической, но и обыкновенной, физической, которая не раз его выручала и в тонком деле поэзии. В век, когда песни пишутся «индустриальным» способом: текст—поэт, музыку— композитор, аранжировку—аранжировщик, пение—певец, Владимир Высоцкий создал совершенно неповторимый стиль личности, имя которому—он сам и где равно и неразрывно присутствовали голос, гитара и стихи. Каждый из компонен­тов имел свои недостатки, но, слившись вместе, как три кварка в атомном ядре, они делали этот стиль совершенно неразрываемым, уникальным, и многочисленные эпигоны Высоцкого постоянно терпели крах на этом пути. Их голоса выглядели просто голосами блатняк, их правда была всего лишь пасквилем.

Однажды случилось странное: искусство, предназначен­ное для отечественного уха, неожиданно приобрело валют­ное поблескивание. Однако здесь, как мне кажется, успех меньше сопутствовал артисту. Профессиональные француз­ские ансамблики никак не смогли конкурировать с безгра­мотной гитарой мастера, которая то паузой, то одинокой семикопеечной струной, а чаще всего неистовым «боем» сообщала нечто такое, чего никак не могли выговорить лакированные зарубежные барабаны.

Владимир Высоцкий испытывал в своем творчестве немало колебаний, но колебаний своих собственных, рожден­ных внутри себя. Залетные ветры никак не гнули этот крепкий побег отечественного искусства. Ничьим влияниям со стороны, кроме влияния времени, он не подвергался и не уподоблялся иным бардам, распродававшим чужое горе и ходившим в ворованном терновом венце. У Высоцкого было много своих тем, море тем, он мучался скорее от «трудно­стей изобилия», а не от модного, как бессонница, бестемья.

Ему адски мешала невиданная популярность, которой он когда-то, на заре концертирования, страстно и ревниво добивался и от которой всю остальную жизнь страдал. Случилось удивительное: многие актеры, поэты, певцы, чуть ли не ежедневно совавшие свои лица в коробку телевизион­ного приемника—признанного распространителя моды, ни по каким статьям и близко не могли пододвинуться в популярности к артисту, не имевшему никаких званий, к певцу издавшему скромную гибкую пластинку, к поэту, ни разу (насколько я знаю) не печатавшему свои стихи в журналах, к киноактеру, снявшемуся не в лучших лентах. Популярность его песен (да простят мне это мои выдающиеся коллеги) не знала равенства. Легенды, рассказывавшиеся о нем, были полны чудовищного вранья в духе «романов» пересыльных тюрем. В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался мне, что во время концертов в Одессе он не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нем любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его Володей. 3 атом смысле он пал жертвой собственного успеха..

Владимир Высоцкий всю жизнь боролся с чиновниками, которым его творчество никак не представлялось творчеством и которые видели в нем все, что хотели видеть,— блатнягу, пьяницу, истерика, искателя дешевой популярности, кумира пивных и подворотен. Пошляки и бездарности издавали сборники и демонстрировали в многотысячных тиражах свою душевную пустоту, и каждый раз их лишь легко журили литературоведческие страницы, и дело шло дальше. В то же время все, что делал и писал Высоцкий, рассматривалось под сильнейшей лупой. Его неудачи в искусстве были почти заранее запрограммированы регулярной нечистой подтасовкой, но не относительно тонкостей той или иной роли, а по вопросу вообще участия Высоцкого в той или иной картине. В итоге на старт он выходил совершенно обессиленный.

В песнях у него не было ограничений—слава богу, магнитная пленка есть в свободной продаже. Он кричал свою спешную поэзию, и этот магнитофонный крик висел над всей страной—«от Москвы до самых до окраин». За его силу, за его правду ему прощалось все. Его песни были народными, и сам он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверения.

Он предчувствовал свою смерть и много писал о ней. Она всегда представлялась ему насильственной. Случилось по-другому: его длинное сорокадвухлетнее самоубийство стало оборотной стороной медали—его яростного желания жить.

Сколько чудес за туманами кроется—Не подойти, не увидеть, не взять,—Дважды пытались, но бог любит троицу-Глупо опять поворачивать вспять.Выучи намертво, не забывайИ повторяй как заклинанье:«Не потеряй веру в тумане,Да и себя не потеряй!»

Было когда-то—тревожили беды нас,—Многих туман укрывал от врагов.Нынче, туман, не нужна твоя преданность-Хватит тайгу запирать на засов!Выучи намертво, не забывайИ повторяй как заклинанье:«Не потеряй веру в тумане,Да и себя не потеряй!»

Тайной покрыто, молчанием сколото—

Заколдовала природа-шаман.

Черное золото, белое золото

Сторож седой охраняет—туман.

Только ты выучи, не забывай

И повторяй как заклинанье:

«Не потеряй веру в тумане,

Да и себя не потеряй!»

Что же выходит—и пробовать нечего,

Перед туманом ничто человек?

Но от тепла, от тепла человечьего

Даже туман поднимается вверх!

Выучи, вызубри, не забывай

И повторяй как заклинанье:

«Не потеряй веру в тумане,

Да и себя не потеряй!»

1968

Глава 4. Народный артист

То ли мед, то ли горькая чаша,

То ли адский огонь, то ли храм...

Все, что было его – нынче ваше.

Все для вас. Посвящается вам.

Б. Окуджава

После некоторых людей остается только черточка между двумя датами. После него остались песни, спектакли, стихи, его жизнь, память...

Он не вышел ни званьем, ни ростом.

Не за славу, не за плату –

На свой, необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату,

Натянутому, как нерв.

Теперь ему было бы 60. Как бы он жил, как бы он творил в современном мире? Трудно было бы ему, намного труднее, чем в “застойные годы”. Поэт – это очень чувствительный человек, все, что происходит вокруг, сильно влияет на его душевное состояние. Если Высоцкий не мог терпеть авторитарный режим в нашей стране, крича об этом в своих песнях, срывая голос, разбивая в кровь пальцы о струны, не соглашаясь с устоявшимися принципами, то в наше время... Возможно, именно поэтому в России сейчас так мало творческих личностей. Творческие люди-то есть, а вот личностей...

Он не только не соответствовал государственной системе (лучше бы сказать – система не соответствовала размаху его личности), Высоцкий еще и не был признан как поэт. Самими поэтами. И дело не в том, что его не приняли в союз писателей – не хватало необходимого минимума напечатанных строчек, и это при том, что воскресными вечерами из каждого окна звучал его хрипловатый голос – дело в том, что сами слушатели не считали его поэтом. Бардом – да, но не служителем муз, не поэтом в общепринятом понимании. Один только, зато, наверное, самый великий из его современников-поэтов Иосиф Бродский увидел в нем равного себе.

Популярность Высоцкого в 70-е стала почти легендарной. Приведу лишь один пример. На “Мелодии” записывали новый альбом. Тиражный выпуск его не удался – сверху поступило соответствующее указание. Однако уже через неделю именно эти, последние записи Высоцкого звучали в Магадане, в Риге и на всем пространстве между ними – на склеенных обрывках магнитной ленты.

Я скольжу по коричневой пленке...

Или это – красивые сны?

Простыня на постели в сторонке

Смята комом, огни зажжены.

Или просто погашены свечи?

Я проснусь – липкий пот и знобит.

Лишь во сне долгожданные речи,

Лишь во сне яркий факел горит.

Здесь смысл, здесь девиз и способ – способ донесения своей поэзии до слушателя. И только в последние годы выходят его книги и пластинки, только сейчас, в связи с юбилеем, издано полное собрание сочинений Высоцкого. Бродский, да что Бродский – Ахматова, Мандельштам и Набоков еще ждут своей очереди. Они еще не классики, ведь академические собрания как бы автоматически переводят автора в разряд классиков. Кто из больших художников удостоился этого при жизни?

Современник Высоцкого, актер Андрей Миронов, после одного из скандалов в театре, произнес :“Чтобы жить в России вечно, нужно умереть”.

Однако перед тем необходимо здесь родиться и прожить свой век так, чтобы в день твоего шестидесятилетия в каждом доме звучал твой голос, читались книги с твоими стихами, чтобы всюду жила, нет, не память – живая душа. Во всем мире вряд ли найдется такая страна и такой человек, которого бы его родина любила так, как Россия любит Высоцкого. Даже если бы он обладал только одним из своих талантов, он мог бы стать известнейшим человеком. Но разносторонность – это сущность его. Иначе Высоцкий не был бы тем Высоцким, которого мы знаем.

Работая в театре на Таганке под руководством Юрия Любимова, он хоть и ссорился с режиссером, но постоянно получал главные роли.

Их отношения походили на отношения отца и блудного, непослушного сына. Сколько раз Любимову приходилось отменять спектакли только из-за того, что отказывался играть или просто-напросто исчезал Высоцкий! Через некоторое время следовало объяснение, режиссер грозился уволить актера или передать его роли другим.

Но вечером Высоцкий выходил на сцену и... ни о каком увольнении речи уже не было: отработав спектакль, он заставлял публику, приходившую, кстати, часто только “на него”, аплодировать стоя. На сцене Высоцкий выкладывался полностью: в таких больших спектаклях, как, например, “Жизнь Галилея” он терял два-три килограмма веса за вечер. Однако психика страдала сильнее: главные роли, требовавшие высочайшего актерского профессионализма, постоянное новаторство (достаточно вспомнить только Гамлета с гитарой), особый дар взаимодействия с залом, когда каждый зритель ощущает всю гамму чувств, сострадает актеру-персонажу, – все это изнашивает сильнее любых физических перегрузок.

“На сцене неистово кричит и бьётся полураздетый человек. От пояса до плеч он обмотан цепями. Ощущение страшное. Сцена наклонена под углом к полу, и цепи, которые держат четыре человека, не только сковывают пленника, но и не дают ему упасть”, – так вспоминает Марина Влади о первой встрече с Высоцким, которая произошла в 1967 году на спектакле “Пугачев”. Описанный ею монолог Хлопуши известен всем.

Постоянно гастролируя по стране с театром, Высоцкий параллельно выступал сам, один. Точнее, вдвоем – с гитарой. Он пел свои песни везде, где было можно и нельзя. А нельзя было почти везде. Марина Влади в своей известной книге “Владимир, или Прерванный полет” вспоминает: “Темы баллад разнообразны. Война, спорт, сказки...

Здесь есть и песни протеста, но сам автор говорит, что он старается писать об общечеловеческих проблемах. В своих стихах он размышляет о жизни, смерти, о судьбе, о ненависти, о любви, о несправедливости, о героизме, о страдании, о свободе, о дружбе.

Высоцкий не является официальным поэтом, то есть его тексты не печатаются. Но стихи и баллады используются в кино. Он поет перед студентами, рабочими, на заводах, в университетах, в различных организациях. Он поет на сцене и на экране. “Я не пишу для определенной категории зрителей, – говорит он, – я стараюсь затронуть душу людей вне зависимости от их возраста, профессии, национальности. Я не люблю легких песен. Я не люблю, чтобы на моих концертах люди отдыхали. Я хочу, чтобы моя публика работала вместе со мной, чтобы она творила. Наверное, так установилась моя манера. Моя песня – это почти крик”.

Баллады Высоцкого – это монологи разных людей. Но он всегда поет от первого лица и становится, таким образом, участником того, о чем поет. Он старается влезть в шкуру своих героев, жить и умирать вместе с ними”.

Прямая речь Владимира Высоцкого в книге Марины Влади принадлежит самому Высоцкому. Кто еще мог бы так точно и коротко объяснить суть его личности и работы? Он написал это о себе для конферансье, выступая с концертом в Мексике, где Высоцкого до того никто не знал. После концерта и телетрансляции телефон в студии разрывался от многочисленных звонков благодарных и потрясенных слушателей.

Высоколобые критики сочли, что такой успех рассчитан только на массы, оттого, мол, Высоцкого и не принимают профессионалы.

Стоит ли теперь доказывать ошибочность или просто лживость этого мнения? Только пример – решайте сами.

Во время гастролей по Америке, в Лос-Анджелесе Высоцкому довелось встретиться с голливудскими актерами. Они, сами понимаете, люди сложные, избалованные славой, много повидавшие на своем веку. Но послушав Высоцкого всего полтора часа, они плакали, хотя ни слова не поняли. А это ведь не кто-нибудь – такие мастера, как Лайза Минелли и Роберт де Ниро!

В отличие от американских “звезд” или современных воротил отечественной эстрады, Высоцкий не был недоступным кумиром – он везде и всегда, в любом зале и в каждой компании был “своим”. Его просили петь – он пел, поговорить – запросто... Да и сам он никогда не считал себя лучшим: актером, певцом, поэтом. Всегда ставил себе цель – достичь уровня некоего лучшего деятеля в данной области.

Если говорить о планке в литературе – для Высоцкого это был Пушкин. Господь с вами, не о величии и известности речь, – о мастерстве и самоотдаче. Есть некоторое сходство между 60 – 70-ми годами века нынешнего и 20 – 30-ми века минувшего: тогда у читателей был Пушкин, теперь – Высоцкий.

Оба творили время, благодаря тому и другому менялась жизнь, оба влияли на историю, оба не боялись правды сами и не боялись говорить ее другим, в том числе и власть предержащим, каждый из них был своеобразным мерилом, индикатором своего времени, времени, в котором они жили и которое их погубило: Пушкина – “отсутствием воздуха” по Блоку, Высоцкого – убийственной изнанкой маски “светлого будущего”.

Интересная у нас история: каждый раз в самую трудную для России минуту, во время самого тяжелого кризиса, находится человек, который взваливает себе на плечи нацию и тащит ее, как крест, к уже, казалось бы, навсегда утраченному уровню. Нет, это вовсе не политики, не реформаторы, не “вожди” – это поэты, писатели, музыканты, философы, словом, люди культуры и искусства, возрождающие самосознание народа.

Говорят, что Высоцкий родился не вовремя: родись он позже, может быть, прожил бы больше сорока двух. Но ведь жизнь поэта – это жизнь его стихов. Чем дольше мы будем изучать его творчество, слушать песни, смотреть фильмы, записи спектаклей, тем дольше будет жить он сам. А когда человек родился – имеет ли это такое уж важное значение для него? Впрочем, с великим человеком иначе: не будь во второй половине ХХ века в СССР Высоцкого, неизвестно, что было бы сейчас. А сейчас многое уже в наших силах, в том числе – продлить его жизнь: не забыть. Не смогли сохранить его при жизни – умерло тело; не сохраним его теперь мы – умрет и душа...

Неужели через десять-двадцать лет от Высоцкого останется только несколько песен и фраз, ставших афоризмами? А все остальное, то, что криком своим он пытался донести до нас, канет в небытие?

Мы должны передать нашим потомкам не одного только “легкого” Высоцкого. Судьбы всех крупных русских художников, созидателей – трагичны. Высоцкий – не исключение. Поэтому забыть его нельзя, но не забыть – мало: надо не отдать пошлякам, не исковеркать, а это значит – понять и сберечь во всей хрупкости живого, чтобы те, кто будут после нас, таким и узнали его, живым и настоящим, не исправленным, не отредактированным, не глянцевым.

А потом, по прошествии года,

Как венец моего исправленья,

Крепко сбитый, литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье,

Под мое – с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась –

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, –

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

<...>

Саван сдернули – как я обужен! –

Нате, смерьте!

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Заключение

Цель большинства стихотворений Высоцкого - снять с читателя розовые очки, высмеять его благодушие и окунуть в мир высших ценностей человеческого бытия. Поэзия Высоцкого не оставляет шанса на спасение в неизменной действительности. Стихотворения поэта - художественное пророчество о мощных катаклизмах, участниками и свидетелями которых мы являемся ныне.

Если попытаться определить место Высоцкого в истории нашей культуры одним словом, то самым точным, будет: олицетворенная совесть народа. Поэтому и любимец народа, поэтому и массовое паломничество к его могиле на Ваганьковском вот уже, сколько лет, поэтому и нескончаемое море цветов у его памятника. При жизни он не стал ни народным, ни заслуженным, ни лауреатом. Официальных наград и званий удостоен не был. Но поистине народным стал. Его талант, его творчество и явились тем самым нерукотворным памятником. Масштабность народной национальной трагедии, связанной с потерей Владимира Высоцкого, отражается в тысячах стихов, посвященных его памяти. Их пишут рабочие, инженеры, учителя, ученые, артисты, писатели и поэты. Они возникли, как ливень, как град, и поток этот не иссяк до сих пор. В нём смешались, как во время пожара, маститые «львы» нашей поэзии и безвестные авторы. Трудно сказать, чьи произведения лучше.

Исчезновение километровой очереди на Ваганьковом кладбище в Москве 25 января и 25 июля, кажется, не отразилось на количестве цветов, укрывающих в эти дни могилу Владимира Высоцкого. Но побудило задаться вопросом: с чем связано очевидное уменьшение популярности этого более чем неординарного человека, отношение к которому каждого из нас как будто не изменилось. Уж не предвестье ли это забвения, которое может постичь его стихи и песни?

Подобный ход событий был бы нормален для сатирика, к которым, впрочем, многие причисляют и Высоцкого. Произведения этого жанра становятся безжизненными с исчезновением или пересмотром породивших их фактов.

Безусловно, в стихах Высоцкого естественным образом присутствуют черты окружавшей его реальности. Но при этом являются источником ("События — это только повод..."), а не адресом. Да и характерная для сатиры однозначность оценок Высоцкому не присуща.

Шутки, насмешки, ирония никогда не переходили у него в "бичевание порока". Побудительным мотивом часто становилась игра, но никогда — борьба.

Между прочим, то, что обычно воспринимается как "борьба", "героизм" Высоцкого и т.п., на самом деле является проявлением свободного сознания, не ощущающего запретов. Ему не приходилось рвать оковы. Будучи изначально — раскованным.

(Мужество нередко требовалось для исполнения написанного, но об этом поговорим отдельно).

И если творчество поэта — зеркало, то уж никак не "кривое", тщащееся своей кривизной выправить реальность.

Неизвестно одной моей бедной мамане,
Что я с самого детства сижу,
Что держу я какую-то фигу в кармане
И вряд ли ее покажу.

Сопоставим это четверостишие Высоцкого с заключительными строками стихотворения А.Безыменского, героиня которого в заботе о сыне коварно пытается спрятать его партийный билет:

Не понять ей, старенькой маме,
Пятнышку в нашей борьбе,
Что ношу партбилет не в кармане —
В себе.

Очевидно, что здесь у Высоцкого — не идейная полемика, скорее — пародия, причем не cтолько на конкретный текст, сколько на "социальную поэзию" как таковую.

В лучшем случае читателям комментариев изданий академического толка может быть знакома строфа известной песни о проделках шпиона, навсегда оставшаяся в черновике:

Клуб на улице Нагорной

стал общественной уборной,

И везде от слова "Бани" оставалась буква "Б",

Искаженный микропленкой,

ГУМ стал маленькой избенкой,

И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ.

Рукописи убеждают: при выборе между публицистически ярким и художественно более удачным вариантом поэт предпочитал последний.

Кстати, итоговая редакция второй строки процитированного фрагмента ("Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад") в 1987 году вызвала откровенную панику у редактора П. из "Правды Украины": "Как?! "Наш родной Центральный...", и вдруг — "рынок"!" Но это уже вопрос восприятия.

Который, впрочем, нам не обойти, тем более, что популярность Высоцкого неразрывно связана с феноменом массовой культуры.

Выражение "массовая культура" привычно используется в качестве обидного ярлыка. По существу же это — объекты, для восприятия которых в качестве явлений культуры требуется минимальная духовная зрелость. Значительное количество людей с их помощью на доступном уровне реализует свои духовные потребности.

Массовой культуре равно принадлежат "Анжелика" и "Мастер...", раскрашенные кошки и портрет Моны Лизы. В данной ситуации от них берется поровну.

Именно характерной ограниченностью "массового" восприятия, пожалуй, объясняется отношение к Высоцкому то как к публицисту-борцу (Е.Евтушенко), то как к конформисту (Ю.Карабчиевский). И следствие — наивные заявления о том, что бы он делал сегодня.

Но если кошки на упомянутом уровне себя исчерпывают, то более художественно значимое произведение в состоянии дать большее. Тому, кто ощущает такую потребность и способен ее реализовать.

"Анжелику" можно не любить, но плоха она разве только тем, что не предоставляет читателю возможности духовного роста. Да и не манит этим, в отличие от тех же песен Высоцкого.

Несколько лет назад я впервые услышал о человеке, преподающем язык и литературу в местах ограничения свободы, который успешно использовал эту особенность. Свой курс он выстроил в обратной последовательности, начиная с Высоцкого, и тем самым притягивая внимание учеников.

Еще бы.

Канатоходца из известной баллады многократно сравнивали с ее автором. Но дело не только в бесстрашии идущего не просто без страха — без страховки. Не оставив равнодушных, он заставил всех затаив дыхание следить за своим движением. Воздействие на зрителей (вот она — цель его пути) происходит через потрясение, через шок. Оттого и без страховки — чтобы обострить восприятие. "Я больше всего ценю человеческое волнение. Только оно может помочь духовному совершенствованию" (Высоцкий).

Заметно, что чаще всего эпитет "жесткий" в устах поэта имел позитивное звучание. Он строил так не только свою песню — свою судьбу и свой образ.

Заинтересованное отношение к собственному имиджу неизбежно отзывалось в стихах ("Но я пою от имени всех зэков", "— Это тот, который песни! Пропустите, пусть идет"). И даже привело к появлению "подражаний самому себе" — т.е. автостилизаций (песня Попугая к "Алисе в стране Чудес").

Любопытно, что публичные выступления Высоцкий чаще всего открывал песней не просто важной и знакомой большинству слушателей, но и такой, которую возможно было исполнить характерно, узнаваемо: "Чтобы вы сразу поняли, что перед вами тот человек, которого вы ждали".

В то же время соответствие ожиданиям публики никогда не становилось целью. "Он был похож на преуспевающего футболиста. Это совсем не вязалось с тем, что он пел" (И.Дыховичный).

Миф служил средством и часто оказывался в тягость. "- Смотри, Высоцкий! — Да нет! Высоцкий — с гитарой. — Почему? Что, она у меня из бока растет?!."

"Массовое", бытовое сознание постоянно обыгрывалось Высоцким: "И мыслей полна голова," — восклицает персонаж "Песни командировочного", будучи не в силах переварить "излишне" образное название книги Ива Монтана "Солнцем полна голова".

Но даже не питая иллюзий по поводу уровня постижения своих произведений ("И шарахнулись толпы в проулки, Когда... осыпались камни с меня"), поэт, судя по магнитным записям, стремился максимально облегчить восприятие собственных программ.

Дорожа своим даром, Высоцкий уберегся соблазна распорядиться им подобно Маяковскому (или Галичу), тем самым сохранившись как художник. В то же время не только удерживаясь, но и царствуя в поле массовой культуры, он завоевал уникально широкую аудиторию, пробудив действительно всеобщий интерес.

А интерес в первую очередь питаем новизной информации. Причем, новое возможно бесконечно черпать в одном источнике. Если источник — гениальное произведение и мы достаточно зрелы, чтобы это осуществить.

Я вовсе не склонен рассматривать гениальные творения как некие концентрированные информационные консервы. Причина неиссякаемости — в том, что они созданы в соответствии с мировой гармонией. Творец, гений — это человек, чуткий к ритмам мироздания. И потому гениальность вовсе не отклонение от должного, а максимальное соответствие ему — близость Замыслу.

Она отнюдь не родственна сумасшествию: одно дело утрата разума независимо от уровня чувств и интуиции, другое — первенство последних перед рассудком. И зритель, усмотревший в строке "Нужны, как в бане пасатижи" намек на строительные недоделки в парной родного Иркутска, и зал киевского Октябрьского дворца, летом 1986-го восторженными овациями встретивший донесшееся с экрана: "Уважаемый редактор! Может, лучше — про реактор?", заблуждались по поводу авторского знания.

Произведения поэта совпали и неизменно будут совпадать с чувствами людей, событиями этого мира потому, что созданы и существуют по единым с ним законам.

Тот, кто не в силах проникнуть вглубь, в стремлении к новизне вынужден менять источники информации. Заявляя сегодня: "Неважно, что стихи Высоцкого публикуются с ошибками — главное, что их издается много", он постепенно будет терять к ним интерес. Который удержится до поры, пока, словно эхо, достигнут нас неизвестные массовой аудитории песни, стихи и яркие факты биографии Высоцкого.

Тогда закончится бум и продолжится судьба литературного наследия.

Список использованной литературы

Берестов В. Высоцкий в прошлом, будущем, настоящем // Вопросы литературы, № 2, 1995, с 3-27

В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г.

Владимир Высоцкий «Я, конечно, вернусь…», «Книга» 1988 г.

Георгиев Л. Владимир Высоцкий: знакомый и незнакомый М., 1989

Демидова А. Владимир Высоцкий каким знаю и люблю, М, 1989

Карякин Ю. О песнях Вл. Высоцкого // Литературное обозрение.,1981, №7, с 94-100

Кормилов С.И. Песни В. Высоцкого о войне, дружбе и любви.// Рус.речь, 1983, № 3, с 41-49

Кохоновский И. Серебряные струны. Воспоминания о В. Высоцкого

Крымова Н. О поэзии В. Высоцкого // Высоцкий В. Избранное., М., 1988

Макарова Б.А. Фольклорные мотивы в лирике В. Высоцкого. // Русская словесность, № 2, 2000

Марина Влади «Владимир, или прерванный полёт», Москва «Прогресс», Москва «Советский писатель» 1989 г.

Сборник «Венок Высоцкому», Ангарск А/О «Формат» 1994 г.

Приложение

Творческая автобиография

Вот уж восемь лет исполнилось нашему театру, в котором я работаю со дня его основания. Организовался он на месте старого театра, который назывался "Театр драмы и комедии", а сейчас он называется просто - "Театр на Таганке". Но за этим "Просто" стоят многие годы нашей работы. В старое помещение пришла группа молодых актеров во главе с Юрием Петровичем Любимовым. он бывший актер вахтанговского театра, известный актер. Он преподавал в щукинском училище и на выпускном курсе этого училища сделал спектакль "Добрый человек из Сезуана". По тому времени, девять лет назад, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Этот спектакль был без декораций, сделан в условной манере, очень интересный по пластике, там, например, очень много музыки, которую написали актеры с этого курса, там было много и так называемых "Зонгов".

Первая линия и очень большая в театре - это поэтическая. дело в том, что поэтический репертуар после 20-ых годов, когда была "Синяя блуза", "Кривое зеркало" и т.д., был забыт. И вот мы стали пионерами, чтобы возобновить этот прекрасный жанр поэтического театра.

Началось это с пьесы, или лучше сказать, с поэтического представления по произведениям Андрея Вознесенского. Называется это произведение "Антимиры". Мы играли его уже около 500 раз. Сделали мы эту работу очень быстро, за три недели. Половину спектакля играли мы, а потом сам Вознесенский, если он не был в отъезде (он все время уезжает, больше всего на периферию - в Америку, в Италию...).но когда он возвращается оттуда, бывают такие спектакли, когда он принимает участие в наших представлениях, в основном юбилейных (100, 200, 300, 400...). Он пишет новые стихи, читает их так что, кому повезет, могут застать поэта в нашем театре.

Вообще дружба с поэтами у нас большая.

И вторым поэтическим спектаклем был спектакль "Павшие и живые"

о поэтах и писателях, которые участвовали в великой отечественной войне. Некоторые из них погибли, другие остались живы, но взяты именно те произведения, где отразилась военная тематика.

Потом был спектакль "Послушайте Маяковского" по произведениям Маяковского. Пьесу эту написал уже актер нашего театра Веня Смехов.

После этого драматическая поэма Есенина "Пугачев", которую пытались ставить многие из режиссеров, включая Мейерхольда, но как-то не получалось при живом авторе. Это было сложно. Автор не разрешал переделывать ни одного слова. Есенин был человек скандальный в смысле своего творчества. Он никогда не допускал переделывать даже... На секунду, он ничего не разрешал. И они не поставили... Ну, вот, у нас этот спектакль идет уже несколько лет подряд.

Сейчас мы приступили к репетициям над пьесой по поэме Евтушенко "Послушай, статуя свободы". Начинаем также работу над пьесой о Пушкине, написанной нашим главным режиссером Ю. П. Любимовым в содружестве с собственной супругой Людмилой Васильевной Целиковской.

Вот видите, мы варимся в собственном соку, и когда спрашивают уйду ли я из театра на эстраду или в кино, я могу абсолютно серьезно сказать - "Нет". Этого никогда не произойдет, потому что работа в театре очень интересна и по собственному желанию из нашего театра никто никогда не уходил. Ну, если попросят, то уходят, но неохотно.

И вторая линия, начавшаяся со спектакля Брехта, это - гражданственная тематика. В очень яркой форме она развивалась в спектакле "10 дней, которые потрясли мир", который стал нашей классикой. Большинство знает этот спектакль, он очень известен в Москве. Начинается он еще на улице - это знамена висят на театре, выходят актеры театра в одежде революционных матросов и солдат, и перед театром многие из них с гармошками, с балалайками поют песни. У нас здесь рядом станция метро, поэтому много народа, люди останавливаются, интересуются в чем дело и, когда узнают, то создается такая атмосфера тепла, юмора и веселья около театра. отчего это? Ленин сказал, что "Революция - праздник угнетенных и эксплуатируемых", и все это представление "10 дней, которые потрясли мир" по книге Джона Рида сделаны как праздник.

Вот вы входите в зал, и вас встречают не билетеры, а наши актеры в форме солдат со штыками, отрывают билеты, накалывают их на штык, пропускают вас. Висят три ящика: черный, желтый и красный. Если не понравится, бросите квиток билета в черный ящик, понравится - в красный, но а если останетесь равнодушными - то в желтый. Мы после этого все это вытряхиваем и выбрасываем.., предварительно посчитав, сколько было "За", сколько "Против".

Потом начинается оправдание афиши. В афише написано: "Поэтическое представление с буффонадой, пантомимой, цирком, стрельбой". и все это присутствует. После того, как мы поем частушки, которые кончаются так:

"хватит шляться по фойе, проходите в залу.

хочешь пьесу посмотреть, то смотри сначала",

Все входят в зал и думают, вот теперь отдохнем, откидываются на спинки кресел, но не тут-то было. Отдыха нет... Входят три человека с оружием, стреляют... Громко, пахнет порохом, помещение маленькое, летит пыль, некоторых слабонервных даже уносят... Но они там отлежатся, их принесут, они досматривают. Жертв не было, стреляют не в зрительный зал, а вверх... и все больше холостыми патронами.

В этом спектакле 32 картины, которые решены в разном ключе. этот спектакль очень яркий. Там есть элементы буффонады, цирка, кукольного театра. Для того, чтобы уметь как-то двигаться мы разучивали специальные акробатические номера. Вообще, подготовка в нашем театре, и не только для этого спектакля, должна быть выше, чем в нормальных драматических театрах. Так, например, я играю роль Керенского, и выполняю, ну трудности небольшой, но во всяком случае цирковые номера. У нас есть пантомимическая группа актеров, которая занимается чистой пантомимой, цирковым искусством, и пантомимы очень и очень много в нашем театре.

И вот эта линия гражданственной тематики в нашем театре продолжалась. Мы поставили еще несколько спектаклей: "Мать", "Жизнь Галилея", "Что делать?", "Час пик" и вот спектакль, выдвинутый на соискание Государственной премии, "А зори здесь тихие", настоящая трагедия на современном материале. Вчера была последняя премьера в нашем театре. Вчера была прекрасная пьеса "Гамлет", где я играю Гамлета.

Театру предстоит еще много интересной работы. Вы знаете, как трудно попасть в наш театр на спектакль. Билеты достать почти невозможно. И это прекрасно для нас, потому что мы на хозрасчете. Нам нужно много зарабатывать... А помещение у нас маленькое и нам нужны все время аншлаги.

Мы обычно приходим на работу к 9 утра. До трех часов у нас репетиция: час утром занятия пантомимой, движением - кто хочет, потом 5 часов репетиция. Потом три часа перерыв. И уже вечер - начинается спектакль. Так что никакой личной жизни нет, и если кто-нибудь захочет заниматься личной жизнью, то лучше в стенах театра это делать... Потому что иначе невозможно, нет времени.

Так что впечатление о том, что это так легко и лавры и цветы и более ничего для актеров, это впечатление ложное. Я уверен, что таких людей, которые так думают, среди вас нет. Хотя в театре вы видите самую красивую часть нашей работы, это когда мы на сцене. И никто не видит кухни. И это тоже хорошо. В театр нужно приходить для того, чтобы подумать, отдохнуть, иногда повеселиться, иногда погрустить...

В кино дело было несколько хуже. Когда я начал сниматься, а это было 10 лет тому назад, то я все больше играл таких разбитных и очень веселых ребят, каких-то в меру испорченных, иногда хороших. И вот в первом фильме "Карьера Димы Горина" я играл роль монтажника-высотника. Надо сказать, что кино это вообще замечательно - приобретаешь побочные профессии. Ведь все должно делаться по-настоящему, значит навыки какие-то надо приобретать. Ну вот, мы лазили по этим 40-метровым опорам, тянули высоковольтную линию электропередач. Все это замечательно. Я научился там водить машину, так что кусок хлеба под старость лет есть...

А первый съемочный день был очень смешной. Я должен был играть такого человека, который приставал к Тане Конюховой, не к актрисе, конечно, а к персонажу, которого она играла. В кабине машины я должен был ее обнимать, говорить какие-то слова, а Горин ехал в кузове и смотрел на это все. Я долго отказывался, потому что я был молодой и скромный человек, и говорил - она знаменитая актриса, мне не удобно, я не могу и т.д. Но все настаивали, говорят, что нужно, что это - для сценария. Я очень долго отказывался. потом Таня Конюхова даже говорит: "Ну, что ты, Володь, в конце концов, ну, смелее... ". Вот я смелее, смелее, ну, наконец, согласился... И это было очень приятно. Но за это наступает расплата и после этого Дима Горин должен бить меня по лицу. Это все - первый съемочный день. Представьте себе, а в кино все делается по-настоящему и много дублей подряд. Была ужасная погода, он бил меня 9 раз подряд, все говорил для симметрии, по разным челюстям. Но это было не очень приятно, и когда я наконец думал, что кончилось это прекрасное занятие, то оказалось, что пленка вся была забракована и все надо повторять...

Еще раз хочется вам сказать, что кино и театр - совсем разные вещи, разные манеры игры, работы. В кино сниматься интереснее только в смысле того, что ты видишь много разных людей, событий мест. А во всех нас лежит тяга к перемене мест еще с детства. для этого кино дает большие возможности. Я объездил почти всю Россию за эти 10 лет, пока снимался в кино.

Но с другой стороны работать в театре значительно интереснее, потому что творческий процесс намного полнее на сцене. Все-таки ты четыре часа переживаешь жизнь какого-то человека, а не маленькие кусочки сегодня из конца, завтра из начала, потом из середины, потом это монтируют, оказывается - тебя в кадре нет. ты говоришь, а кто-то тебя слушает... Но все равно - работы хоть и разные, но обе очень интересные.

Потом я снимался в фильме "713-й просит посадки". И опять там приставал к чужой девушке, и опять меня должен был ударять за это Отар Коберидзе. Он человек восточный, глаз у него горит. я думаю, ну, сейчас убьет и конец. Еще два дубля и дам дуба.

Но остался жив. И с тех пор всегда смотрю в сценарий, который предлагают. Смотрю... Кто кого...

Потом было несколько ролей, даже не хочется вспоминать. Одна из них, помню, в фильме "Штрафной удар" потому что тогда я научился ездить на лошади и там научился выполнять трюки, например, сальто назад, во время, когда мы с лошадью шли на препятствие. Эта долгая тренировка, но это прекрасно. Надо уметь делать все. Актеры обычно всегда хотят сами выполнять трюки. хотя вот в последнее время, после смерти Урбанского особенно, запрещено актерам это делать. Это выполняют люди специально подготовленные. Трюк долго готовится. Но все равно мы любим делать все сами, чтобы потом сказать, что это мы, хотя никто и не видит, ты или не ты.

Вот в фильме "Служили два товарища", где я играл роль белогвардейского поручика Брусинцова, в самом конце фильма он должен был стрелять себе в рот, падать с борта судна, отправляющегося за границу. Я долго просил, чтобы это мне разрешили. Ну, режиссер сказал: "Ладно. Я не видал, не знаю". В полной одежде 3-4 раза я падал в воду, а вода была ледяная. Был март месяц, три градуса Цельсия. Ну, после этого вытаскивали, приносили спирт... Растирать. Так что к четвертому дублю я сказал: "Еще сколько угодно".

И вот, несколько возвращаюсь к началу, я играл очень положительных людей, которых, даже если сейчас вспомнить, ну таких и не бывает. Таких хороших... Вот я играл бригадира Маркина "На завтрашней улице". Он такой хороший. Его все любят. Его любят начальство, друзья, жена, дети. А он очень положительный: живет в палатке, палатка протекает, мебель гниет, ребенки плачут, жена кашляет, а он говорит - я квартиру не буду просить, потому что другим нужнее.

Но через какое-то время мне очень повезло и я начал сниматься в картине Виктора Турова на минской киностудии. Это человек очень интересной судьбы. Когда ему было 8 лет, их угнали с матерью в Германию, потом он, потеряв родителей, возвращался полгода через всю Европу. Пришел к себе домой сохранил такую ясность воспоминания, что он снимает картины о конце войны, о Белоруссии, которую он бесконечно любит, снимает фильмы, на мой взгляд, лучше всех о партизанах. Сейчас выходят на экран 2 его картины: "Война под крышами" и "Сыновья уходят в бой". В этих фильмах я не снимался, но писал туда песни. Во все его фильмы я пишу песни, с тех пор, как он пригласил меня сниматься в фильме "Я родом из детства". Там я играл роль капитана танкиста, который горел в танке, полгода лежал в госпитале и пришел домой седой и искалеченный человек в 30 лет. В этом фильме я впервые в жизни писал профессионально песни.

Потом у меня был "Одесский период" в моей жизни. Это были фильмы: "Вертикаль", "Короткие встречи" и потом 2 картины не одесской киностудии, но снимающиеся в Одессе: "Служили два товарища" и "Интервенция". Этот фильм еще не вышел на экран. Я жил почти 4 года в поездах и в гостиницах Одессы. В поездах полгода точно жил. Каждую ночь туда и обратно (в Ленинград или в Одессу), поэтому потом долго не мог засыпать: надо было трясти.., такая была привычка.

И поэтому многие думают, что я одессит и много писал про Одессу. Нет, я про Одессу очень мало писал. Только в последней своей картине "Опасные гастроли", а просто я там очень много жил. И одесситы, значит, принимают за своего. Ну, бог с ними, если им приятно, я не возражаю.

Фильм "Вертикаль", наверное, многие знают. Я писал туда песни. я продолжаю писать о горах и буду писать о них много.

Фильм "Короткие встречи" режиссера одесской киностудии Киры Муратовой. Я тоже там пел и сказки и всякие песни. Это моя одна из самых любимых ролей. Я там играл роль геолога. К сожалению, картина не очень широко прошла на экране. Это был "Бородатый" мой период. Я, значит, две картины играл с бородой. К счастью, после этого никто не узнавал на улице.

Потом был фильм, где я тряхнул стариной, а именно - "Хозяин тайги", где я играл отрицательного человека, который нечист на руку. Бригадир сплавщиков, фамилия его Рябой, звать его - Иван.

После этого я снимался в фильмах "Служили два товарища" и "Интервенция". Фильмы, где я играл двух совершенно противоположных людей одного возраста, даже в одном гриме, с усами. Только в одной картине я играл роль белогвардейского поручика, а в другой играл нашего большевика-подпольщика Бродского, погибшего в Одессе в 1919 году. Прообразом его был Ласточкин, известный одесский подпольщик-революционер. Люди оба рискованные, очень интересные характеры, которые борются по разные стороны баррикад. И я считаю, что и тот и другой интересны. Оба они погибают. только один пускает себе пулю в рот, а другого расстреливают, но он спокоен... У него есть вера, он без истерик.

И, наконец, последняя картина "Опасные гастроли". Это знаменитое "Литвиновское дело" 1910 года, когда подпольно перевозили литературу и оружие из-за границы. Там я играю Николая Бенгальского, актера театра-варьете. Картина прошла недавно. Там тоже было много песен. Песни эти написал я. Почему в титрах об этом не написали... Почему-то считается, что если не будут знать, что написал я - тогда песни хорошие, а если будут знать, что я - тогда плохие. И в некоторых картинах, в которые я писал песни, об этом не говорят.

Я надеюсь, что это какие-то странные заблуждения и отклонения, которые будут устранены. "Все возвращается на круги своя" и все становится на место. Со временем, к сожалению, с долгим временем, но все стабилизируется и становится... Нормально.

Немного о песнях. Вот уже 10 лет, как я пишу песни для спектаклей и кинофильмов. Написано уже более 30 песен.

Пишу для театра не только нашего, но и для многих московских театров... Недавно была премьера в театре "Современник". Пьеса называется "Свой остров".

П
ро песни в кинофильмах я уже говорил. Известность у песен здесь гораздо больше, так же как и аудитория кино по сравнению с театром так после фильма "Вертикаль" у меня появилось очень много новых друзей, друзей надежных и настоящих. Я имел возможность в этом убедиться... Просто в благодарность за песни.

Как пишутся песни? Ну, об этом я никогда не рассказываю. Да это и невозможно объяснить или рассказать. Я не отношу себя к числу тех, кого называют бардами или менестрелями или еще как-нибудь. Я недавно слышал, как один из них рассказывал, что вот он сидел на берегу и у его ног плескалась волна... И вот он подумал... Нет, я сажусь работать. У меня какая-то мелодия, какое-то настроение. Иногда получается смешно, иногда грустно, иногда не очень... Но песни сами за себя говорят, а рассказывать... Это ни к чему...

Всего у меня написано более двухсот песен. Точно я даже не знаю сколько, я их никогда не считал. Тематика их, как жизнь наша, очень разнообразна, у меня много военных песен, хотя сам я никогда не служил, потом горные песни, есть сказки...

Я задумал написать целую большую серию спортивных песен и целую программу сделать по возможности охватить все виды спорта. например, первое отделение - легкая атлетика, второе - спортивные игры. Но пока еще цикл не закончен. Большая часть песен - шуточная.

У меня вообще много шуточных, комедийных песен. Но вы понимаете, что это не просто так посмешить, высунуть язык. Юмор юмором, но ведь в комедийные песни вкладываешь содержание.

... Вот когда я выступаю с песнями, у меня всегда такое странное положение. Я смотрю в зрительный зал и вижу обычно такие... улыбающиеся лица и вдруг нахожу одно мрачное лицо и какая-то магическая сила к нему тянет, и вот когда он в первый раз улыбнется, для меня - праздник.

Лирических песен, как вы уже поняли, я не пишу. У меня есть лирика но она, как я считаю, - гражданская лирика.

Свои выступления я всегда начинаю с военной тематики.

Владимир Высоцкий

1 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 59, 4-й том

2 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 58, 4-й том

3 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 200, 1-й том

4 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 75, 1-й том

5 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 204, 1-й том

6 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 44, 1-й том

7 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 77, 1-й том

8 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 82, 1-й том

9 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 37, 1-й том

10 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 65, 1-й том

11 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 49, 1-й том

12 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 116, 1-й том

13 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 32, 3-й том

14 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 150, 2-й том

15 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 157, 2-й том

16 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 60, 3-й том

17 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 35, 3-й том

18 В.С. Высоцкий, Сочинение в 4-х томах, АОЗТ «Технэкс-Россия», Санкт-Петербург 1993 г. стр. 42, 2-й том