Оптина пустынь в жизни великих людей
ОГЛАВЛЕНИЕ
I.Введение в ……………………………………………………..2
Значение Оптиной пустыни…………………………………3
История возникновения Оптиной пустыни………………4
Основание скита в Оптиной пустыне……………………..5
Братья Кириеевские…………………………………………8
Иван Васильевич Киреевский и его учение о душе……..8
Петр Васильевич Киреевский – праведник в миру……..12
Оптина пустынь в жизни Н.Гоголя……………………….14
Лев Николаевич Толстой и Оптина пустынь……………24
Оптина пустынь в жизни Ф.М.Достоевского……………27
Заключение …………………………………………………..28
ВВЕДЕНИЕ
"Мне
нужно ежеминутно, говорю вам, быть
мыслями
выше
житейского дрязгу, и на всяком месте
своего странствия
быть в Оптинской
Пустыни…"
Гоголь. Письма
Исчезнет
без следа твоя печаль,
И ты увидишь,
полный изумленья,
Иной страны
сияющую даль,
Страны живых, страны
обетованья...
Преп. Варсонофий
Оптинский
истории. Монастырь не был знаменит Оптина Пустынь - это значительно больше, чем памятник архитектуры, культуры, ни мощами святых угодников, ни чудотворными иконами, ни архитектурными красотами, ни историческими подвигами. Но несмотря на то, что перед октябрьским переворотом 1917 года в Российской империи было более 1000 монастырей, именно сюда, в Оптину Пустынь, стремилось огромное количество богомольцев разного возраста, звания и образования со всей России. Она влекла своей высокой духовностью и умным деланием своих старцев.
Оптина Пустынь была неразрывно связана с русской культурой XIX-начала XX веков. Сюда к старцам приезжали многие представители русской культуры, искавшие в Оптиной исцеления и укрепления: братья Киреевские, А.С. Хомяков, Н.В. Гоголь, В.А. Жуковский, Ф.И. Тютчев, И.С. Тургенев, П.А. Вяземский, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев, С.М. Соловьев, К.Н. Леонтьев (в монашестве Климент), С.А. Нилус, В.В. Розанов. Посещали обитель П.И. Чайковский, Н.Г. Рубинштейн, граф А.П. Толстой (человек святой жизни, который непрестанно молился и даже носил вериги), Великий Князь Константин Константинович Романов (президент Императорской Академии Наук, религиозный философ, поэт), преподобномученица Великая Княгиня Елизавета. Граф Л.Н. Толстой за несколько дней до кончины опять пришел в Оптину и бродил вокруг скита, но так и не осмелился в него войти. Преп. Амвросий Оптинский называл великого писателя "воплощением гордыни".
ЗНАЧЕНИЕ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ В ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ РОССИИ
Значение Оптиной Пустыни
очень велико в духовной жизни России.
Она является лучшим представителем
того духовного возрождения, которое
возникло в конце 18-го века в России.
Расположенная у опушки девственного
соснового бора, отрезанная от мира рекой
Жиздрой, она была превосходным местом
для отшельнической созерцательной
жизни. Это был чудный духовный оазис,
где повторялись благодатные дары первых
веков монашества. Они - эти дары, получили
полное выражение в особом служении -
старчестве. Действительно, оптинские
старцы отличались высшим из всех даров
- даром рассудительности, а также
прозорливостью, даром исцелений и
чудотворений. Это служение пророческое
- как в апостольские времена это творили
пророки, так и теперь старцы утешали
страждущих, возвещали по воле Божией
будущее.
Старчество в Оптиной
Пустыни берет начало от схиархимандрита
Паисия Величеквского, молдавского
старца, возродителя духовного делания
в монашестве, выходца из Полтавской
губернии. Из Рославльских лесов в Оптину
переселились его последователи во главе
с иеросхимонахом Львом. Старец Лев,
могучий и властный, открывает ряд
старцев. Его учение и сотаинник о. Макарий
возглавляет группу ученых и литераторов
- монахов и мирских лиц, которые
обрабатывают и перекладывают на
литературный язык переводы, сделанные
старцем о. Паисием с греческого языка
писаний величайших аскетов древности,
таких как Исаак Сирии, Макарий Великий,
Иоанн Лествичник. Под влиянием о. Макария
русский философ И.В. Киреевский закладывает
основание философии "цельности духа",
которая должна была лечь в основу русской
самобытной культуры.
При
старце о. Амвросии - ученике о. Льва и о.
Макария - Оптина достигает расцвета.
Слава о Старце гремит по всей России. К
нему устремляются во всех концов ее.
Необычайно сострадательный и благодатно
одаренный, он умеет скрыть свою
прозорливость и благодатную помощь под
покровом шутки. Он всегда говорит
краткими афоризмами стихотворной
формы.
Во время расцвета
России и Оптиной Пустыни тысячи и тысячи
людей находили у него поддержку и
наставление. Следующие старцы: о. Анатолий
(Зерцалов); ученик старца Амвросия -
Иосиф; старец Варсонофий, в миру полковник
генерального штаба, - по благодатной
одаренности подобны своим учителям.
Последние старцы: Феодосий - мудрец,
Анатолий - утешитель (Потапов) и дивный
Нектарий продолжают ту же традицию.
Последний из них - старец Нектарий, во
дни огненного испытания Родины утоляет
духовную жажду верующих, сам находясь
в изгнании.
ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ
Время основания Оптиной Пустыни
неизвестно. По преданию, ее основал в
древние времена покаявшийся разбойник
Опта. Есть предположение, что она была
основана монахолюбивым князем Владимиром
Храбрым, или ближайшими его наследниками.
Но вероятнее всего, что основателями
ее стали неизвестные отшельники,
избравшие для своих подвигов глухое
место в лесу, вдали от всякого жилья у
пограничной засеки с Польшей, место
неудобное для хлебопашества, никому не
нужное и никому не принадлежащее. Таким
образом, Оптина принадлежит к числу
древнейших монастырей. Известно, что в
1625 году ее игуменом был Сергий. В 1630 году
там была деревянная церковь, шесть
келлий и 12 человек братий, и управлял
ею иеромонах Феодор. Царь Михаил
Феодорович пожаловал Оптиной мельницу
и землю в Козельске под огороды. В 1689
году братья Шепелевы (местные бояре)
построили Введенский собор. Вскоре
наступило время реяорм Петра 1-го. В 1704
году отобрали в казну мельницу, перевоз
через Жиздру и рыбные ловли, а в 1724 году
обедневшая обитель указом Синода и
совсем была упразднена, как "малобратный
монастырь". Но уже в 1726 году по
ходатайству стольника Андрея Шепелева
она была восстановлена. При закрытии
совершенно разоренная, она теперь
медленно восстанавливалась.
Но ее полное восстановление началось
лишь с 1795 года, когда на нее обратил
внимание московский митрополит Платон
и назначил туда строителем иеромонаха
Иосифа, а через год был назначен вместо
него о. Авраамий. Произошло это так:
митрополит Платон решил устроить в
Оптиной общежительный монастырь
наподобие Песношского монастыря и
просил его настоятеля о. Макария выбрать
из своей братии для этой цели способного
человека. О. Макарий ответил: "Да у
меня нет таких, владыко, - а вот разве
дать тебе огородника Авраамия?"
Авраамий был представлен митрополиту.
Болезненный и смиренный, он пробовал
отказаться, но старцы Самуил Голутвенский
и Иоанн Песношский сказали, что это зов
Божий, и о. Авраамий отправился в
Оптину.
Обитель он нашел в
крайнем запустении: "Не было полотенца
руки обтереть служащему". Братий было
3 престарелых монаха. В скорби своей о.
строитель отправился к своему старцу
в Песношь. О. Макарий повез его с собой
по окрестным помещикам - благотворителям,
и о. Авраамий привез в Оптину 2 воза
различных вещей. Кроме того, с благословения
о. Макария, из его монастыря в Оптину
перешло 12 братий. Число монашествующих
стало быстро возрастать. Отец Макарий
все время одобрял и руководил о. Авраамием.
Вскоре о. Авраамий привел в порядок
хозяйство, огородил обитель, закончил
судебные дела в пользу обители, построил
колокольню, Казанскую больничную
церковь, братские кельи, развел сад. В
1812 году он в ожидании неприятеля скрыл
церковное имущество в земле под церковью
и приискал для братии в дремучем лесу
недоступный овраг с пещерой. Но враг не
дошел до Оптиной. Скончался о. Авраамий
в 1817 году. После него настоятелем был
Маркелл, а затем Даниил.
Но
расцветом своим и славой Оптина Пустынь
обязана следующему своему настоятелю
архимандриту Моисею. При нем были
перестроены и увеличены храмы, построены
и новые. Старые братские корпуса
надстроены, прибавлено семь новых
корпусов, каменная ограда с семью
башнями, новый большой корпус для
братской трапезы, библиотека, гостиницы
(8 корпусов с тремя флигелями), два конных
двора, скотный двор, заводы черепичный
и кирпичный; мельница близ монастыря
выстроена вновь. Братское кладбище,
весь скит с его церковью, келлиями и
службами - все это возникло при о. Моисее.
Кроме того, разведены огромные огороды;
фруктовые сады и земельные владения
Оптиной увеличены вдвое, причем лес
занимал 188 десятин. Приток средств шел
со стороны богомольцев, которых привлекала
Оптина Пустынь с ее особым духом,
напоминающим времена древнего
подвижничества.
ОСНОВАНИЕ СКИТА ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ
Сердцем Оптиной Пустыни - местом, где бился пульс ее жизни, откуда исходила та благодатная сила, которая освящала жизнь насельников монастыря - был знаменитый оптинский скит, место пребывания святых оптинских старцев.
Скит создал историческую славу Оптиной
Пустыни.
Основание скита
произошло следующим образом. О. Моисей,
в то время пустыножитель Рославльских
лесов, ездил по делу в Москву и оттуда
на обратном пути заехал в Оптину Пустынь.
Настоятель - о. Даниил, зная желание
преосвященного Филарета, тогда епископа
Калужского, основать вблизи Оптиной
Пустыни лесной скит, представил ему о.
Моисея, который в это время был далек
от мысли расстаться с пустыннической
жизнью в Рославльских лесах. Владыка и
о. Даниил усердно его убеждали о
преимуществе жизни вблизи монастыря,
и он уехал, увозя с собой письмо владыки
Филарета к рославльским пустынникам,
приглашавшее их перебраться в Калужскую
епархию под его всекрылие. Прибыв на
место, о. Моисей рассказал своим
сопостникам свои впечатления. Отшельники,
выслушав его, одобрили план переселения,
тем более что в этот момент им угрожали
неприятности от земской власти. С о.
Моисеем отбыли в Оптину Пустынь его
брат о. Антоний и два монаха: Илларион
и Савватий.
По прибытии в
Оптину Пустынь в 1821 году о. Моисею с
братией предстоял огромный труд: надо
было расчистить от вековых сосен огромную
площадь для постройки скита. Оба брата
- о. Моисей и о. Антоний, вместе с наемными
рабочими валили сосны и корчевали пни.
Скит был расположен в 170 саженях от
обители. План скита был одобрен владыкой
Филаретом, который начертал: "1821 г.,
июня 17-го. Строить скит да благословит
Бог благодатию Своею, да поможет
совершить".
Благочестивые
местные граждане помогли деньгами.
Сначала поставили дом, в котором
поселились начальные насельники. 26
октября о. Моисей писал родственнику,
что они 3 месяца трудились около строения
келлий и св. храма. "Благодарю Бога,
что Он нас привел сюда", - этии словами
о. Моисей закончил свое письмо. В другом
письме, написанном вскоре после этого,
о. Моисей извещает одного иеромонаха,
что "выстроены уже 3 келлии и храм во
имя св. Иоанна Предтечи и Крестителя
Господня". Но средства оскудевали, и
о. Моисей поехал за сборами в Москву. Он
вернулся с возком, переполненным
поклажею, которая состояла из церковной
утвари. 5-го февраля 1822 года состоялось
освящение храма.
Епископ
Филарет предложил о. Моисею принять сан
священника. О. Моисей наотрез отказался.
Но владыка ему пригрозил, что в случае
отказа он будет с ним судиться на Страшном
Суде, и о. Моисею пришлось уступить.
После сего, о. Моисей был назначен
духовником скитской братии. Постепенно
возникали по сторонам храма отдельные
домики братских келлий. Были посажены
плодовые деревья, кедровые орехи, которые
превратились в стройные деревья и дали
плоды через 25 лет. Также было посажено
множество ягодных кустарников. Было
выкопано 2 пруда. О. Моисей был вынужден
сделать долги и поехал вторично в Москву
за сбором для погашения их, но был вскоре
вызван назад, так как владыка Филарет,
принимая Киевскую епархию и покидая
Калужскую, назначил его настоятелем
Оптинского монастыря, и он должен был
к нему явиться для принятия прощального
благословения. Это знаменательное
событие совершилось в 1825 году.
После о. Моисея скитоначальником стал
его младший брат о. Антоний. Вот какое
впечатление оставил по себе скит в
воспоминаниях лица, бывавшего там в
юности при скитоначальнике о. Антонии:
"Величественный порядок и отражение
какой-то неземной красоты во всей
скитской обители, часто привлекали
детское мое сердце к духовному наслаждению,
о котором вспоминаю и теперь с
благословением, и считаю это время
лучшим временем моей жизни. Простота и
смирение в братиях, везде строгий порядок
и чистота, изобилие самых разнообразных
цветов и благоухание их, и вообще какое-то
чувство присутствия благодати, невольно
заставляло забывать все, что вне обители
этой. В церкви скитской мне случалось
бывать преимущественно во время обедни.
Здесь уже при самом вступлении, бывало,
чувствуешь себя вне мира и превратности
его. С каким умилительным благоговением
совершалось священнослужение! И это
благоговение отражалось на всех
предстоящих до такой степени, что
слышался каждый шелест, каждое движение
в церкви. Клиросное пение, в котором
часто участвовал сам начальник скита
о. Антоний, было тихое, стройное, и вместе
с тем величественное и правильное,
подобно которому после того и нигде уже
не слыхал, за всем тем, что мне очень
часто приходилось слышать самых
образованнейших певчих в столицах и
известнейших певцов Европы. В пении
скитском слышались кротость, смирение,
страх Божий и благоговение молитвенное,
между тем, как в мирском пении часто
отражается мир и его страсти - а это уже
так обыкновенно. Что ж сказать о тех
вожделеннейших днях, когда священнодействие
совершалось самим начальником скита
о. Антонием? В каждом его движении, в
каждом слове и возгласе видны были
девственность, кротость, благоговение
и вместе с тем святое чувство величия.
Подобного священнослужения после этого
я нигде не встречал, хотя и был во многих
обителях и церквах".
Представить себе внешний и внутренний,
духовный облик, обители и скита в период
расцвета Оптиной можно, обратившись к
стихотворению старца схиархимандрита
Варсонофия (Плиханкова), бывшего в начале
этого века начальником оптинского
скита:
... Наследие веков тенистый бор
По сторонам ее раскинулся дремучий:
В нем тишина, безмолвию простор,
Свобода полная для чувств святых и
дум:
Лишь слышен там порой
деревьев шум,
Когда вершины
их колеблет ветр летучий.
Ясней здесь небеса и чище их лазурь...
Мирской ярем нося и скорбный совершая
Средь мрака и стремнин тернистый жизни
путь,
Сподобился я видеть
отблеск рая.
Братья Киреевские .
Иван Васильевич Киреевский и его учение о душе.
В развитии русской религиозно-философской мысли славянофилам принадлежит очень заметное место. И среди них Иван Васильевич Киреевский (1806-56) является одной из самых интересных личностей.
Предки Киреевского принадлежали, как и у других славянофилов, к русскому служилому дворянству. Человек образованный, знавший пять языков, отец Киреевского был поклонник опытных наук: медицины и "божественной науки" химии; Но это был человек большого благочестия, натура духовно-одаренная, чуткая и глубоко религиозная. Мать Киреевского - Авдотья Петровна, известная более под фамилией своего второго мужа Елагина, игравшая такую большую роль в культурной жизни Москвы 30-х и 40-х годов. Для своего времени она выдавалась своим образованием, была типичной представительницей русского романтизма, натурой чувствительной, восторженной, чему способствовала ее дружба с Жуковским; она была человеком, жившим духом православия и церковной жизнью; - влияние мужа играло здесь особенную роль. В такой семейной обстановке 22-го марта 1806 года в Москве родился Киреевский. На шестом году он лишился отца. Его юность прошла под духовным руководительством матери, Жуковского и отчима А. А. Елагина, поклонника Канта и Шеллинга. Шестнадцати лет приехав из деревни в Москву Киреевский впитал настроения и вкусы матери, полный интереса к русской литературе, знакомый с французской и английской философией и влекомый туманными построениями немецкого романтизма и немецкой идеалистической философии. Но прежде чем попасть в Европу, Киреевскому пришлось провести несколько лет в Москве. Он слушает лекции московских профессоров, проповедывающих уже философию Шеллинга; поступает на службу в Московский архив, где служило много представителей тогдашней дворянской молодежи, увековеченной Пушкиным под именем "архивных юношей". С некоторыми из них он образует "общество любомудров" для изучения философии и прежде всего Шеллинга.
Отдавшись весь духу православия, Киреевский внимательно следил за религиозной мыслью современного ему запада. Мы знаем как много он читал по протестантскому богословию и философии. Внешне спокойный, печальный, малоразговорчивый, он жил богатой и содерджательной внутренней жизнью. Внешние общественные и политические события его не захватывали. Он никогда не был политическим мыслителем. Киреевский самый неполитический мыслитель среди славянофилов. Он прежде всего отвлеченный философ-теоретик; его система - нравственно-мистическое учение, а не общественно-политическое. Характерно, что идеи "славянства" и "панславизма" его не интересовали. А если он касался политических событий, как например революции 1848 года или Крымской войны, то опять-таки не с практической точки зрения, а отвлеченно-философской, освещая многие события со своего собственного, иногда оригинального, угла зрения.
Его жизнь кончилась 11-го июня 1856 года; он скончался от холеры в Петербурге. Последнее успокоение нашел он в Оптиной Пустыни. На его могиле стоит: "Премудрость возлюбих и поисках от юности моея. Познал же, яко не инако одержу аще не Господь даст, приидох к Господу". (Прем. Солом.). Здесь вся духовная биография Киреевского.
В своем учении о душе Киреевский указывает на ее иерархический строй. В основу учения он кладет "исконный христианский антропологический дуализм, различение "внешнего" и "внутреннего" человека. Он различает, выражаясь современными психологическими терминами, "эмпирическую сферу души" с ее многочисленными функциями от ее глубинной сферы, лежащей ниже порога сознания, центральное средоточие которой можно назвать "глубинным Я". Это те силы духа, которые отодвинуты внутрь человека (за порог сознания) грехом, и благодаря чему нарушена та исконная цельность, в которой таится корень индивидуальности и ее своеобразие. Эти силы, этот внутренний человек, закрыт от сознания властью греха. Преодолением греха и "собиранием" сил души надо стремиться связать эмпирическую сферу с глубинным центром, этим "внутренним средоточием", подчиняя ему эту сферу. "Главный характер верующего мышления, - говорит Киреевский в этом замечательном отрывке, - заключается в стремлении собрать все силы души в одну силу, надо отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля, и чувство, и совесть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное, и весь объем ума сливаются в одно живое единство и, таким образом,.ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ существенная личность человека в ея первозданной неделимости" (II, 337). В этой восстановленной цельности сил иерархический примат принадлежит моральной сфере, от здоровья которой зависит здоровье всех других сторон, или свойств души.
Основное положение в своем учении о познании (гносеология) Киреевский выражает так: "Тот смысл, которым человек понимает Божественное, служит ему к разумению истины вообще" (II, 306). Другими словами, - "познание реальности есть функция Богопознания".
Это чрезвычайной важности свойство познавательной способности души и лежит в основе гносеологических построений Киреевского и дает ключ к разумению последних. "В основной глубине человеческого разума, в самой природе его, заложена возможность сознания его коренных отношений к Богу" (II, 322), т.е. к вере. Вера, Богопознание - это есть глубокое таинственное единение не только духа человека, но и всей его личности в ее цельности с Богом - этой высшей единственно истинной реальности.
Подобно этому и познание реальности вторичной, тварной должно касаться не только одного разума, но и "всем существом своим в его целом приобщаться реальности". Глубина познания, "овладение реальностью" той истиной, которая в ней скрыта, совершается не одним умственным познанием, но "свечением смысла, его осуществлением во внутреннем средоточии человека". Это возможно только в цельности духа, собранности всех его сил.
Но в грехопадении строй души поврежден, и хотя ущерблена также и вера и отодвинута вглубь души, но ей все же осталась присуща та сила, которая может восстановить утерянную цельность духа и в той мере, в какой вера сохранилась во внутреннем средоточии духа, она восполняет естественную работу ума и "вразумляет ум, что он отклонился от своей первоестественной цельности, и этим вразумлением побуждает к возвращению на степень высшей деятельности", т.е. подняться выше своего "естественного" состояния. "Ибо православно-верующий знает, что для цельности истины нужна цельность разума и искание этой цельности составляет постоянную задачу его мышления" (II, 311)... "Таким образом, в мышлении верующего происходит двойная работа: следя за развитием своего разумения, он вместе с этим следит и за самым способом своего мышления" (II, 312) (контролирует правильность его деятельности), "постоянно стремясь возвысить разум до того уровня, на котором бы он мог сочувствовать вере" (II, 312), и благодаря этому поврежденность нашего ума по причине распада цельности восполняется тем, что вносит в наш дух вера. Здесь нет места насилию над разумом, которое подрывало бы его свободу и творческие силы, но возведение разума с низшей ступени на высшую.
"Живые истины не те, которые составляют мертвый капитал в уме человека, которые лежат на поверхности его ума и могут приобретаться внешним учением, но те, которые зажигают душу, которые могут гореть и погаснуть, которые дают жизнь жизни, которые сохраняются в тайне сердечной и, по природе своей, не могут быть явными общими для всех, ибо, выражаясь в словах, остаются незамеченными, выражаясь в делах, остаются непонятными для тех, кто не испытал их непосредственного соприкосновения" (II, 340). Познание истины должно быть пребыванием в истине, т.е. делом не одного лишь ума, а всей жизни. Знание "живое" приобретается по мере внутреннего стремления к нравственной высоте и цельности и исчезает вместе с этим стремлением, оставляя в душе одну наружность своей формы. Таким образом, "духовное просвещение" в противоположность логическому знанию связано с нравственным состоянием души, и потому требует подвига и нравственного напряжения. "Его можно погасить в себе, если не поддерживать постоянно того огня, которым оно загорелось" (II, 327). Одно лишь отвлеченное познание влечет за собой "отрыв от реальности" и обращает самого человека в "отвлеченное существо" (II, 305). Разрыв с реальностью начинается в области веры: заболевание духа, распад его сил, отражается прежде всего в области веры и вызывает как следствие возникновение "отвлеченного мышления". "Логическое мышление, отделенное от других познавательных сил, составляет естественный характер ума, отпадшаго от своей цельности." (I, 276). Это отпадение разума вызывает и утерю высшей познавательной способности, связанной с верой, и "естественный разум" неизбежно опускается ниже своего первоестественного уровня. Разрыв с духовными силами, эта "аморальность" западного просвещения, сообщает ему своеобразную устойчивость, тогда как знание духовное по природе своей динамично, как непосредственно зависящее от все время меняющегося состояния моральной сферы.
Таким образом, Киреевский разрешает основную проблему в гносеологии - согласования веры и разума., вдохновения для которой он черпал у Святых Отцов. Философия- это наука о познании истины. Но истина лишь одна. "Аз семь Путь и Истина и Живот", говорит Господь (Ин. 14, 6). Этот путь и для философской мысли Киреевского единственный.
Основываясь на законе динамичности знания по причине его органической связи с духовной сферой, Киреевский предполагает, что и упадок "самобытной русской образованности", хотя произошел и при неблагоприятных внешних условиях, но и "не без внутренней вины человека". "Стремление к внешней формальности, которое мы замечаем в русских раскольниках, дает повод думать, что в первоначальном направлении русской образованности произошло некоторое ослабление еще прежде Петровскаго переворота" (II, 327). Здесь важно отметить, что начало упадка Киреевский относит к XV и XVI векам, что совпадает с началом упадка духовного делания.
Итак, Киреевский положил начало новой одухотворенной философии "цельности духа", которая могла бы стать основанием для развития самобытной русской культуры.
В его лице русское самосознание достигает уже своего полного раскрытия. Русская мысль освобождается от многовекового плена чуждых ей начал, выходит на самостоятельный исконный путь, обращаясь к истокам своего возникновения. Она возвращается в "отчий дом". Но Киреевский не успел завершить задуманный им труд - написать философию, он положил лишь ее основание и указал путь. Смерть унесла его в расцвете его сил. Он погребен в Оптиной Пустыни вместе со старцем Львом. Старец Макарий лег здесь же вскоре. Все, что совершалось в Оптиной, имеет таинственный смысл.
Петр Васильевич Киреевский – праведник в миру.
Киреевский Петр Васильевич- брат Ивана Васильевича, родился 11 февраля 1808 г., умер в один год с И. В. (1856, 25 октября). По воспитанию и по образу мыслей был похож на старшего брата, по характеру был еще менее общителен и более замкнут в себе. Эту особенность своего характера признавал, еще в 1830 г., сам Киреевский. Он постоянно оставался на втором плане при своем более блестящем брате. Шеллинг, знавший обоих Киреевских, считал П. В. умнее брата; но общее мнение склонялось в пользу последнего, хотя Петру Киреевскому и отдавали преимущество в твердости характера. Действительно, Киреевский был еще нетерпимее, чем И. В., и это качество, в свою очередь, затрудняло для него общение с людьми. «Великий печальник древней Руси»- духовный сын Оптинских старцев ,Киреевский унаследовал черты своего характера от своих замечательных родителей... Прочное имя Киреевский приобрел как собиратель народных песен. Свой сборник он начал подготовлять с начала 30-х годов; несколько раз хотел издать его, но или откладывал, или встречал цензурные препятствия. В течение 25 лет Киреевский неослабевающей любовью трудился над песнями. Этот труд сопровождал его всюду. Только часть сборника Киреевского - именно "духовные стихи" - была напечатана при жизни его, в "Чтениях Общества Истории и Древностей Российских" (1848, № 9). После смерти Киреевского рукопись его сборника поступила в московское общество любителей словесности, которое поручило издание его Бессонову . Дополнив сборник вариантами и снабдив его примечаниями, Бессонов издал его, в десяти выпусках, в 1860 - 1874 годы. Вот перечень содержания "Песен, собранных П.В. Киреевским". I. Песни былевые. Время Владимирово. Выпуск 1: "Илья Муромец, богатырь-крестьянин". Выпуск 2: "Добрыня Никитич, богатырь-боярин; богатырь Алеша Попович; Василий Казимирович, богатырь-дьяк". Выпуск 3: "Богатыри: Иван гостиный сын; Иван Годинович, Данило Ловчанин, Дунай Иванович и другие". Выпуск 4-й (дополнительный): "Богатыри Илья Муромец, Никита Иванович, Поток, Ставр Годинович, Соловей Будимирович и другие" II. Песни былевые. Выпуск 5-й: "Новгородские и княжеские". Выпуск 6-й: Песни былевые исторические: "Москва. Грозный царь Иван Васильевич". Выпуск 7-й: "Москва. От Грозного до царя Петра I". Песни былевые и исторические. Выпуск 8-й: "Русь Петровская. Государь царь Петр Алексеевич". Выпуск 9-й: "Восемнадцатый век в русских исторических песнях после Петра I". Выпуск 10-й: "Наш век в русских исторических песнях". - Кроме того, в сборнике г. Бессонова "Калики перехожие" около пятой части взято из сборника Киреевского. П. Милюков.
П.В.Киреевский был борцом за сохранение черт русскости в русских людях « Полно так национальной жизни может быть только там, где уважено предание. У нас она парализовано нашим пристрастием к иностранному. Подражание уже сосредоточено безжизненность. Чем полнее существо человека, тем лицо его выразительней, непохоже на других». Из этого видно как глубоко сознавал Киреевский важность сохранения русскими людьми черт своего своеобразия, своих отличительных черт, чтобы не быть «на одно лицо со всеми» и не утратить своего национального характера.
Он глубоко верил, что в жизни древней Руси заложены те начало, которые могут служить залогом для славной будущности России. Свои взгляды на историческое прошлое России Киреевский высказал в печати в 1845году в статье «О древней русской истории».: «Родина есть ничто от духа и для духа. И тот, кто не живёт духом, тот не будет иметь Родины. На безродность обречён и тот, у которого душа закрыта для Божественного, глупа и слепа». Так мыслил Киреевский отдавший свою жизнь служению Святой Руси.
25 октября 1856года в своей Орловской деревне скончался П.В.Киреевский, пережив своего брата И.В.Киреевского несколькими месяцами. Умер с горя от кончины брата, которого нежно любил. Его последние слова перед смертью были : «Мне очень хорошо». Похоронили его в Оптиной Пустыни, рядом с братом.
ОПТИНА ПУСТЫНЬ В ЖИЗНИ ГОГОЛЯ
«Дело мое —
душа и прочное дело жизни...»
Н.В.Гоголь
Жизнь Н.В.Гоголя (1809-1852). в особенности вторая ее половина, была проникнута высокими духовными устремлениями. Религиозные настроения, свйственные ему и ранее, начинают преобладать в нем с начала 1840-х годов.
Перенесший
за границей тяжелую болезнь, подорвавшую
его физические силы, Гоголь, по
свидетельству знавших его людей сильно
изменился и внутренне. Внезапные приступы
беспричинной тоски способны были
надолго
лишить его душевного равновесия. Мысли
о грядущей смерти чрезвычайно его
занимали. Вся предшествующая жизнь
(равно как и литературная деятельность)
представлялась ему теперь цепью сплошных
ошибок. Его терзают сомнения в
благотворности своего писательского
поприща, Только чтение душе полезных
книг, беседы на религиозные темы да
смиренная горячая молитва способны
были вывести его из этого мучительного
состояния.
И дороги...
«Лечение не
принесло уже той пользы, как в прошлом
году, — пишет он П.А.Плетневу в1846 году.
— Дорога действует лучше. Видно, на то
воля Божья, и мне нужно более, чем
кому-либо, считать свою жизнь
беспрерывной
дорогой...»
В 1848 году Гоголь совершает путешествие к гробу Господню в Иерусалим. В жажде искупления он хочет грех осуждения и насмешки над человечеством, грех за «несмиренный» смех свой замолить у Святых Мест. Эта потребность привела его в конце жизни в Оптину Пустынь, душевную привязанность к которой сохранил он до смертного часа.
В июне 1850 года Гоголь направляется из Москвы в Одессу и, по настоятельному совету И.В.Киреевского,по дороге решает заехать в монастырь, Первое посещение писателем знаменитой обители — а всего побывал Гоголь в Оптиной Пустыни трижды —должно было стать началом путешествия его по Руси от монастыря к монастырю, осуществить которое он давно мечтал.
В этой поездке сопровождал его М.А.Максимович . В воспоминаниях он рассказывал, что версты две до монастыря прошли они пешком. По дороге встретилась им девочка с тарелочкой земляники, которую Гоголь захотел у нее купить, но та, приняв их за паломников, странных людей, отказалась брать деньги, отдав ягоды даром. «Пустынь эта распространяет благочестие в народе», — отметил Гоголь, растроганный поступком ребенка.Позднее, в письме гр. А.П.Толстому от 10 июля 1850 года он замечает; «...за несколько верст,подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше».
В первый приезд Гоголь пробыл в Оптиной Пустыни три дня. Он познакомился с игуменом Моисеем, старцем Макарием, монастьрской братией. Здесь произошло знакомство его с Петром Александровичем Григоровым, впоследствии постриженным под именем Порфирий.
Когда в Оптину Пустынь приезжали посетители, которым необходимо было оказать особое внимание (а Гоголь, вне всякого сомнения, относился к гостям такого рода), о. Моиссй приказывал готовить обед в настоятельских кельях и приглашал для беседы с приезжими старцев обители: о. Макария, о. Антония и других. На такие обеды приглашался и о. Порфирий, служивший прежде на военной службе и много повидавший на своем веку. Как человек начитанный и образованный, он был приятным и остроумным собеседником. Он изменил представление Гоголя о монахах и монашестве вообще. Писатель с удивлением увидел человека, хотя и отошедшего от радостей земных, но наделенного талантом большого и ясного ума, имевшего оригинальную точку зрения на многие общественные вопросы тех лет, вокруг которых ломались копья и разгорались жаркие споры.
Разговор во
время беседы мог коснуться и книги
Гоголя «Выбранный места из переписки
с друзьями», так как в Оптинской библиотеке
находился экземпляр этого издания.
Здесь же и услышал Гоголь из уст самого
о, Порфирия (Григорова) рассказ о его
замечательной
встрече с А.С.Пушкиным.
Однажды артиллерийская батарея его
находилась на учениях и была расквартирована
в окрестностях Одессы. Здесь и произошла
встреча Григорова с Пушкиным. Событие
это относится к июлю 1823 (или 1824) года.
Известно, что Пушкин дважды посещал
Одессу и неподолгу живал в городе. Этот
эпизод как нельзя лучше характеризует
восторженную, способную на горячие
порывы душу о. Порфирия, его мечтательную
и романтическую натуру. Когда корпус,
в котором служил Григоров, был на
стрельбах, его взвод дежурил. Григоров
был на линии, остальные же офицеры
находились в палатках. Передаем слово
М.П.Погодину, который услышал этот
замечательный случай из уст самого
героя происшествия,о. Порфирия.
«Около Одессы
расположена была батарейная рота и
расставлены были на поле пушки. Пушкин,
гуляя за городом, подошел к ним и начал
рассматривать одну за другой. Офицеру
показались его наблюдения подозрительными,
и он остановил его вопросом
о его
имени. «Пушкин», — отвечал тот. «Пушкин!
— воскликнул офицер, — Ребята, пали! —и
скомандовал торжественный залп. Весь
лагерь встревожился. Сбежались офицеры
и спрашивали причину такой необыкновенной
стрельбы. «В честь знаменитого гостя,
— отвечал офицер... — Вот, господа,
Пушкин!» Пушкина молодежь подхватила
под руки и повела с триумфом в свои шатры
праздновать нечаянное посещение...»
Страстного поклонника поэзии за
неуместней восторг посадили под арест,
несмотря на все просьбы Пушкина, который,
вероятно, много смеялся этому неожиданному
происшествию.
Николай Васильевич все еще находился под впечатлением путешествия в Иерусалим, предпринятого им в 1848 году и так благотворно на него подействовавшего. С благоговением поведал он П.А.Григорову о чуде с мощами св. Спиридона Тримифуьтского, свидетелем которого он сам оказался. Впоследствии этот эпизод из биографии знаменитого писателя от о. Порфирия стал известен братии Оптинской Пустыни. Он пересказан в письме преподобного Амвросия Оптинского «О почитании святых мощей». П.А.Григоров познакомил писателя с монастырем, его историей, Гоголь побывал также в скитской библиотеке, знаменитой своими замечательными рукописями, с благоговением ознакомился с подлинными святынями — болгарскими переводами восьмидесяти постнических слов св. Исаака Сирина(5), писанными на Афоне еще в 1389 году.
Позднее, в
1851 году, на полях первого тома «Мертвых
душ» (экземпляра, принадлежавшего графу
А.П.Толстому} Гоголь оставил
замечание,
свидетельствующее о том огромном
впечатлении, которое произвело на него
знакомство с творениями преподобного
Исаака Сирина; «...Жалею, что поздно узнал
книгу Исаака Сирина, великого душеведца
и прозорливого инока. Здравая психология
и не кривое, а прямое понимание души
встречаем лишь у подвижников-отшельников.
Человеку, сидящему по уши в житейской
тине, не дано понимание природы души».
С интересом писатель осмотрел хозяйственные постройки обители, пчельник, входя вовсе детали, мелочи монастырской жизни. Если помещичий, чиновничий быт был знаком Гоголю, то монашеский совсем неведом. И всюду непременным спутником писателя был о. Порфирий (Григоров). Гоголя притягивало к монаху его всегдашнее ровное, спокойное расположение духа, смирение, доброта и снисходительность к слабостям и недостаткам других. Знакомство переросло в дружбу. Гоголь оставил замечательную характеристику П.А.Григорова, дошедшую в передаче Л.И.Арнольди.
«.-.У меня в монастыре есть человек, которого я очень люблю... Некто Григорьев (Григоров. — АЕ), дворянин, который был прежде офицером, а теперь сделался усердным и благочестивым монахом и говорит, что никогда в свете не был так счастлив, как в монастыре. Он славный человек и настоящий христианин; душа его такая детская, светлая, прозрачная! Он вовсе не пасмурный монах, бегающий от людей, не любящий беседы. Нет, он, напротив того, любит всех людей, как братьев; он всегда весел, всегда снисходителен. Это высшая степень совершенства, до которой только может дойти истинный христианин... Покуда человек еще не выработался, не совершенно воспитал себя, хотя он и стремится к совершенству... Таковы все эти монахи в Пустыни: отец Моисей, отец Антоний, отец Макарий; таков и мой друг Григорьев (Григоров. —А.Е.)».
Из Оптиной
Пустыни 19 июня 1850 года Гоголь отправился
в Долбино к И.В.Киреевскому, где провел
вместе с радушным хозяином всего один
день. Это был первый и последний приезд
знаменитого писателя, встречавшегося
с Киреевским раньше в Москве в салонах
и на вечерах, в Долбино. За беседой,
воспоминаниями время пролетело незаметно.
Разговор не мог не пойти об Оптиной
Пустыни, дух которой незримо присутствовал
в старом помещичьем доме, объединяя
двух великих людей
России. Отсюда
Гоголь написал письмо к иеромонаху
Филарету, где, обращаясь ко всей братии
Оптинского монастьря, молил:
«Путь мой труден; дело мое такого рода, что без ежеминутной, ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо... Ради Христа, обо мне помолитесь».
Дружба Н.В.Гоголя с о. Порфирием продолжалась до самой кончины Григорова. По приезде своем в Васильевку 18 мюля 1850 года Гоголь пишет о. Порфирию о том впечатлении, которое оставила Оптина Пустынь в сердце писателя: «Ваша близкая небесам пустыня, радушный прием ваш оставили в душе моей самое благодатное воспоминание, Весь ваш Н.В.Гоголь. Прилагаю при всем десять рублей серебром на молебствие о благополучном моем путешествии (по святым местам в Иерусалим..} и о благополучном окончании сочинения моего [второго тома -Мертвых душ».—.), на истинную пользу души моей...»
Письмо это привез в Оптину Пустынь о. Порфирию племянник Н.В.Гоголя Николай Павлович Трушковский, сын сестры писателя Марии Васильевны, будущий первый биограф и издатель сочинений Гоголя. О нем писатель просит о. Порфирия: «...Покажите ему все в вашей обители. Мне бы хотелось, чтобы она в нем оставила самое благодатное воспоминание, чтобы он помнил, что есть берег, куда можно (будет) пристать и быть безопасну от самых сильных кораблекрушений...»
В ответном
письме (29 июля 1850 года) о. Порфирий пишет
Гоголю с присущей ему восторженностью:
«Любвеобильное письмо
ваше получил
(история для потомства) с удовольствием
и признательностью, как от человека,
которого давно привык уважать за талант,
коим славится отечество наше. Природа
скупа на таких людей, как вы, и рождает
их веками, за то и века помнят их! Что
значит перед талантом, знатность и
богатство, минутная слава, которая
мелькнет как метеор и погрузится в
лету... Признательное отечество не
забудет вас! Дай Бог, чтобы таланты ваши
не увлекли (вас) в гордыню, конечно,
невозможно не сознавать и не чувствовать
в себе достоинств гениальных; но если
они будут в смиренном духе относиться
с благодарением к Богу, который
даровал
дух премудрости, дух разума, дух страха
Божия; тогда воистину блаженны и
преблаженны, почтеннейший Николай
Васильевич! Пишите, пишите и пишите для
пользы соотечественников, для славы
России, и не уподобляйтесь оному ленивому
рабу, скрывшему свой талант, оставивши
его без приобретения, да не услышите в
себе гласа: «ленивый и лукавый раб»
Следующее письмо о. Порфирия - ответ на письмо Н.В,Гоголя от 30 декабря 1850 года, которое не сохранилось.
«26
января 1851 года. Оптина Пустынь.
Достопочтеннейший Николай Васильевич!
С удовольствием прочитал письмо ваше от 30 декабря прошлого года и радуюсь, что наш даровитый соловей
Не
улетел в далекие поля —
В теплый край
за сипе море!
но порхает еще на пажитях своих , У нас ревизует Калужскую губернию сенатор Давыдов и открыл злоупотребления в Жиздринском уезде о премиях, которые дают ся за волчьи хвосты, и в восемь месяцев украдено суммы 12 000 серебром, В наших местах говорят, что если б этот эпизод попался под перо ваше, то новый «Ревизор» явился бы на сцену или родилась бы целая поэма под названием «Волчьи хвосты». Когда будете в Калуге, то у губернатора легко будет узнать подробно историю волчьих хвостов. Препровождаю к вам обещанные мною книги Затворника Задонского Георгия .
С моим полным уважением богомолец и слуга монах Порфирий».
В следующий
свой приезд в Оптину Пустынь в июне 1851
года Гоголь не застал в живых своего
друга. Братия рассказала писателю о
кончине о. Порфирия и отвела на кладбище,
где еще чернел свежий могильный
холм.
Смерть его глубоко потрясла
писателя. Гоголь отстоял литургию
памяти, а затем и панихиду на могиле о.
Порфирия. В этот приезд он пробыл в
Оптиной Пустыни всего один день: печальное
известие о кончине человека, которого
он считал другом и «своим человеком» в
монастыре, повлияла на скорый его отъезд.
На это, второе посещение иеромонах
Евфимий (Трунов) 2 июня 1851 года отозвался
в своем дневнике: «...Известный писатель
Н.В.Гоголь с особенным чувством
благоговения отслушал вечерню, панихиду
на могиле своего духовного друга, монаха
Порфирия (Григоровэ), потом... он отстоял
Литургию...Гоголь оставил в памяти нашей
обители примерный образец своего
благочестия».
Последний,
третий раз, Гоголь был в Оптиной Пустыни
23—25 сентября 1851 года проездом из Москвы
в Васильевку на свадьбу
сестры. Едва
миновал он Калугу, как почувствовал
один из тех мучительных приступов
беспричинной тоски, которые отравляли
его существование и парализовали волю.
И он не мог не заехать в Оптину. Он верил,
что искренняя молитва, беседа со старцем
Макарием, несколько дней, которые он
проведет среди смиренной монастырской
братии, помогут восстановить силы и
обрести утраченное душевное равновесие.
В это последнее
посещение Оптиной Пустыни Гоголь
встречался и беседовал с о. Макарием не
один раз. Ничто не осталось
незамеченным,
ничто не ускользнуло от проницательного
взора монаха: ни смятенное состояние
души писателя — источник упавшего духа,
ни охватившее его уныние и безволие.Прозорливый
старец увидел и то величественное и
неотвратимое, что ожидало Гоголя. И
писатель это почувствовал...
За несколько часов до отъезда из Оптиной Пустыни в Москву (Гоголь решил прервать поездку) он из монастырской гостиницы от правляет небольшое прощальное письмо старцу: «Еще одно слово, душе и сердцу близкий отец Макарий. После первого решения, которое имел я в душе, подъезжая к обители, было на сердце спокойно и тишина. После второго как-то неловко, и смутно, и душа не спокойна. Отчего вы, прощаясь со мной, сказали: «В последний раз»? Может быть, все это происходит от того, что нервы мои взволнованы: в таком случае боюсь сильно, чтобы дорога меня не расколебала. Очутиться больным посреди далекой дороги — меня несколько страшит. Особенно когда будет съедать мысль, что оставил Москву, где бы меня не оставили в хандре. Ваш весь»,
Без промедления
иеромонах Макарий на обороте письма
Гоголя ласково отвечает писателю, словно
бы не заметив тревожного
вопроса: «Мне
очень жаль вас, что вы находитесь в такой
нерешимости и волнении. Конечно, когда
бы знать это, то лучше бы не выезжать из
Москвы. Вчерашнее слово о мире при
взгляде на Москву было мне по сердцу, и
я мирно вам сказал о обращении туда, но
как вы паки волновались, то уж и недоумевал
о сем. Теперь вы должны сами решить свой
вояж,при мысли о возвращении в Москву,
когда ощутите спокойствие, то будет
знаком воли Божисй на сие. Примите от
меня образок ныне празднуемого угодника
Божия Сергия; молитвами его да подаст
Господь вам здравиеи мир.
Многогрешный
иеромонах Макарий.
25 сент. 1851 г.».
Оптинский
старец Варсонофий (Плиханков; умер 1/13
апр. 1913 года) своим духовным детям
свидетельствовал о желании
писателя
навсегда остаться в благословенной
обители, «Есть предание, — рассказывал
преподобный старец, — что незадолго до
смерти он говорил своему близкому другу:
«Ах. как я много потерял, как ужасно
много потерял...» — «Чего? Отчего потеряли
вы?» — «Оттого, что не поступил в монахи.
Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня
к себе в скит?»»
Желание
Гоголя уйти в монастырь подтверждается
и свидетельством сестры писателя, Анны
Васильевны, рассказывавшей, что
в то
время он «мечтал поселиться в Оптиной
Пустыни».
В конце жизни, путешествуя по Святым Местам, монастырям России, Гоголь словно искал место, где «можно пристать и быть безопасну от самых сильных кораблекрушений». И такой «пристанью» должна была бы для него стать Оптина Пустынь: именно там он мог бы обрести то состояние покоя и тихого счастья, которое подметил у Порфирия Григорова и оптинских монахов вообще еще при первом посещении обители.
Могила
иеросхнмонаха Иоанна (Малиновского).
На заднем плане - храм Иоанна Предтечи,
справа
— домик И.В.Гоголя.
Душа его стремилась в небеса. Он чувствовал в себе призвание монаха, молитвенника за всех, за все скорби и грехи людские. Но талант писателя-сатирика находился в противоречии с духовными его устремлениями, не позволяя воспарить, оторваться от земли, И в этом истоки трагедии Гоголя.
Пожалуй,
лучше всех понял это мучительное для
писателя состояние раздвоенностиВ.А.Жуковский.
В марте 1852 года он с горечью писал
П.А.Плетневу: «...Его (Гоголя. —)болезненная
жизнь была и нравственным мучением.
Настоящее его призвание было монашеское.
Я уверен, что ежели бы он не начал свои
«Мертвые души», которых окончание лежало
на его совести и все ему не давалось, то
он давно бы был монахом и был бы успокоен
совершенно, вступив в эту атмосферу, в
которой душа его дышала бы свободно и
легко. Его творчество, по особенному
свойству его гения, в котором глубокая
меланхолия соединялась с резкой иронией,
было в противоречии с его монашеским
призванием, ссорило его с самим собой.
По крайней мере, так это мне кажется из
тех обстоятельств, предшествовавших
его смерти, которые вы мне сообщили.
Гоголь, стоящий четыре дня на коленях,
не вставая, окруженный образами
(говорящий) тем просто, которые о нем
заботились: «Оставьте меня,
мне хорошо»,
— как это трогательно! Нет, я не вижу
суеверия. Эта набожность человека,
который с покорностью держится
установлений Православной Церкви. Что
возмутило эту страждущую душу в последние
минуты, я не знаю, но он молился, чтобы
успокоить себя, как молились многие
святые отцы нашей Церкви, и, конечно, в
эти минуты ему было хорошо (выделено
Жуковским. — ), как он сам говорил. Путь,
которым он вышел из жизни, был самый
успокоительный и утешительный для
души
его. «Оставьте меня, мне хорошо»
(выделено Жуковским, — ) ».
Гоголь умер 21 февраля (4 марта) 1852 года. За несколько часов до смерти, по свидетельству доктора Тарасенкова, он закричал громко: «Лестницу, поскорее давай лестницу!» Гоголь тщетно пытался приподняться повыше...
Как не вспомнить кончину великого русского поэта А.С.Пушкина, его слова, сказанные в полузабытьи В.А.Далю: «Ну, подымай меня, идем... да выше, выше.., идем,..»
В 1853 году
мать Гоголя. Мария Ивановна, к Троицкой
родительской субботе прислала в
Оптину
Пустынь письмо и деньги на поминовение
сына. Старец Моисей ответил ей
проникновенным письмом; «Почтеннейшее
ваше письмо от 19-го сего мая и при оном
пятьдесят рублей серебром от усердия
Вашего имел честь получить, согласно
христианскому желанию
Вашему на
приношение в обители нашей при Божественной
Литургии выниманием частей о
упокоении
незабвенного и достойного памяти сына
Вашего Николая Васильевича. Благочестивые
его посещения обители нашей носим в
памяти неизгладимо. По получении нами
из Москвы печального известия о кончине
Николая Васильевича, с февраля прошлого
1852 года исполняется по душе его поминовение
в обители нашей на службах Божьих и
навсегда продолжаемо будет с
общебратственным усердием нашим и
молением премилосердного Господа: да
упокоит душу раба Твоего Николая в
Царствии Небесном со Святыми...»
После кончины Гоголя молились об упокоении его души в Оптиной Пустыни не только монастырская братия и многочисленные паломники, но и приезжавшая в обитель в 1857 году мать писателя, М.И.Гоголь.
Еловой веточкой
обозначено место,
где когда-то была
могила
о. Порфирия.
Фото
Л.Филиновой
В конце жизни Гоголь собирался предпринять новую поездку по Святые Мостам в Иерусалим. Мечтам его не суждено было осуществиться. Но за неполных два года, незадолго досмерти, писатель трижды побывал в Оптиной Пустыни. По свидетельству А.К.Толстого, после посещения Оптиной он изменился и внешне и внутренне: «...Он был очень скуп на слова, и все, что ни говорил, говорил, как человек, у которого неотступно пребывала в голове мысль, что «с словом надобно обращаться честно...»».
«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», — говорится в Евангелии от Иоанна, где слово не только возвеличено, но и обожествлено. Отныне мысль о божественной сущности слова становится для Гоголя основополагающей: «Оно есть высший подарок Бога человеку». Отсюда особая ответственность тех, кто наделен этим божественным даром: со словом надо обращаться трепетно, бесконечно бережно.
Оптина Пустынь и рукописи творений преподобного Исаака Сирина стали тем духовным источником, припав к которым Гоголь словно прозревает. «Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением», — как правильно замечал А.С.Пушкин. Он становится, по собственному выражению, «умнее» м испытывает раскаяние за «гнилые слова», срывавшиеся с уст его и выходившие из-под пера под влиянием «дымного надмочия человеческой гордости»—желания пощеголять СЛОВОМ, Беседы со старцем Макарием, не одобрявшим с христианской точки зрения его светскую литературную деятельность и советовавшим ему оставить писательство в этом роде, укрепляли желание Гоголя изменить направление своего таланта.
Он мечтал
создать нечто положительное. яркое,
могущее служить нравственным образцом,
0. Павлин, бывший монастырским
библиотекарем
и хорошо знавший Гоголя, свидетельствовал
о том, что настоящим содержанием
последующих томов «Мертвых
душ» должно
было стать нравственное возрождение
героев первого тома. Об этом же говорил
и о. Климент (Зедергольм), которого
посвятил в замыслы писателя гр.
А.П.Толстой.
Но именно
это величественное — воскрешение
«мертвых душ» — он так и не сумел
отобразить. Писатель оказался
бессильным
перед стихийной силой
своего таланта: положительное не давалось
ему, ускользало.Мысль об особой
ответственности за то, что
вышло и
выходит из-под пера его, не дает покоя
Гоголю. И тот приговор, который он вынес
своему творению, над которым долго, до
изнеможения, работал —второму тому
«Мертвых душ», — свидетельство этой
высочайшей ответственности за каждое
свое слово.
Лев Николаевич Толстой и Оптина пустынь
Один из самых знаменитых русских монастырей, расположенный в 1,5 км от г.Козельска Калужской области. По преданию, был основан раскаявшимся разбойником Оптою. Связан с именами А.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, братьев Киреевских, К.Н. Леонтьева, Л.Н. Толстого, А.М. Жемчужникова. Апухтин описал его в поэме “Год в монастыре”.
Имена оптинских старцев - отцов Макария, Амвросия, Анатолия, Нектария, Варсонофия – навсегда вписаны в историю русской церкви и духовной культуры.
Л.Т. посещал Оптину пустынь неоднократно. Предполагают, что впервые он побывал здесь в 1841 г. еще ребенком на похоронах тетки А.И. Остен-Сакен, умершей и похороненной в Оптиной пустыни. Могила ее не сохранилась.
26 июля 1877 г. он приехал в монастырь с Н.Н. Страховым из Москвы через Калугу и Тулу. Цель поездки - знакомство с жившим в монастырском скиту старцем Амвросием и другими монахами. Остановился Л.Т. в странноприимной гостинице. Гостиничником оказался бывший крепостной Толстых, и встреча бывшего слуги со своим барином доставила обоим большое удовольствие. Днем 26 июля Толстой беседует со старцем Амвросием (описан Достоевским как старец Зосима в романе “Братья Карамазовы”) и архимандритом Ювеналием (Половцевым, бывшим гвардейским офицером). Ювеналий пригласил к себе других монахов, говорили о политике и о религии. На другой день Л.Т. еще раз побывал у Амвросия. В этот же день отстаивает в монастыре всенощную.
По словам биографа Л.Т. П.И. Бирюкова, свидание Л.Н. и Н.Н. Страхова со старцем не удовлетворило ни того, ни другого. Софья Андреевна, напротив, утверждает, что Л.Н. разговором со старцем остался “на этот раз очень доволен, признав мудрость старцев и духовную силу отца Амвросия”.
В монастырской гостинице Толстой встретился с владельцем имения Березичи Д.А. Оболенским и гостившим у него пианистом Н.Г. Рубинштейном. Л.Н. получил приглашение погостить в Березичах и 27 июля заехал к Оболенскому, где слушал игру Н. Рубинштейна.
О том, какое впечатление Толстой произвел на монахов Оптиной пустыни во время пребывания там, ему сообщил Н.Н. Страхов в письме от 16 августа 1877г.: “Отцы хвалят Вас необыкновенно, находя в Вас прекрасную душу. Они приравнивают Вас к Гоголю и вспоминают, что тот был ужасно горд своим умом, а у Вас нет этой гордости. Боятся, как бы литераторы не набросились на Вас за 8-ю часть (" А.К.") и не причинили Вам горестей.
Меня отец Амвросий назвал "Молчуном" и вообще считают, что я закоснел в неверии, а Вы гораздо ближе меня к вере. И о. Пимен хвалит вас, он-то и говорил о Вашей прекрасной душе,- очень было и мне приятно услышать это. Отцы ждут от Вас и от меня обещанных книг и надеются, что мы еще приедем”.
2 сентября Л.Т. ответил Страхову: “Сведения, которые вы сообщили мне о воспоминаниях о нас оптинских старцев, и вообще воспоминания о них мне очень радостны”.
По сей день сохранилась избушка в скиту, где Толстой встречался со старцем Амвросием.
Через 4 года, в середине июня 1881 г. Толстой ходил в Оптину пустынь пешком. Он пригласил с собой слугу С.П.Арбузова и учителя Яснополянской школы Д.Ф. Виноградова. Отправились пешком в Оптину пустынь 10 июня. 11 июня Толстой пишет письмо жене, что “…его путешествие приятно, полезно и поучительно очень... Нельзя себе представить, до какой степени ново, важно и полезно для души (для взгляда на жизнь) увидать, как живет мир Божий, большой настоящий, а не тот, который мы устроили себе и из которого не выходим”.
14 июня к вечерней трапезе пришли в монастырь. Ночевали в гостинице третьего класса.15 июня Толстой посетил архимандрита Ювеналия и старца Амвросия, у которого провел два часа. 16 июня пошли в обратный путь в Ясную Поляну. Позднее в письме Тургеневу Толстой так пишет о своем путешествии в Оптину пустынь: “Паломничество мое удалось прекрасно. Я наберу из своей жизни годов пять, которые отдам за эти десять дней”.
Третий раз Толстой побывал в Оптиной пустыни в феврале 1890 г. вместе с дочерью Таней, Марией и племянницей В.А.Кузминской. Прибыли в Оптину 27 февраля. Толстой и на этот раз побывал у “старца Амвросия, разговаривал с ним о разных верах”. После этой беседы в дневнике Л.Н. пишет: “Амвросий жалок до невозможности. "Учит" и не видит, что нужно”. Амвросий, в свою очередь, о Толстом скажет: “Горд очень”. В этот же день Л.Н. увиделся с двоюродным братом С.А.Толстой Б.В.Шидловским, послушником монастыря, и сестрой Марьей Николаевной.
Тогда же Толстой запишет в дневнике о своем общем впечатлении, произведенном монахами Оптиной пустыни: “Горе их, что они живут чужим трудом…Монастырь - духовное сибаритство”.
28 февраля Толстой встретился с Леонтьевым. Константин Николаевич Леонтьев - дипломат, бывший консул, писатель - романист, публицист, критик и философ, бывший сотрудник Каткова, когда-то находившийся в близких отношениях с Толстым; в 1887г постоянно поселился в Оптиной пустыни, в 1891г. постригся в монахи. После встречи Л.Т. записал: “Был у Леонтьева. Прекрасно беседовали. Он сказал: Вы безнадежны. Это выражает вполне наше отношение в вере”.
В августе 1896 г. Л.Т. поехал с женой в Шамордино навестить свою сестру М.Н. Толстую- монахиню Шамординского монастыря. Оттуда они проехали в Оптину пустынь, где посетили могилы тетки А.И. Остен- Сакен и Е.А. Ергольской, сестры любимой “тетушки” Л.Т. Т.А. Ергольской. С.А. Толстая была на исповеди у о.Герасима, а Л.Т. встретился со старцем о.Иосифом.
Через Оптину пустынь прошел и последний путь Льва Толстого. В ночь с 27 на 28 октября 1910 г. Л.Т. навсегда покинул Ясную Поляну. 28 октября Л.Т. с сопровождавшим его Д.П. Маковицким добрался до Козельска. В 8.30 вечера прибыли в Оптину пустынь. Остановились в монастырской гостинице. На следующий день Л.Т. отправился в Предтеченский скит, где жил знакомый Толстого старец Иосиф. Несколько раз, по свидетельству очевидцев, подходил писатель к воротам скита, но так и не решился войти внутрь. 29 октября в Оптину пустынь приехал А.П. Сергеенко с письмами от В.Г.Черткова, A.Л.Tолстой и с известиями о С.А.Т. Толстой. Л.Т. продолжает работать - диктует А.П. Сергеенко исправления в письмо к К.И. Чуковскому о смертной казни(статья “Действительное средство”. В этот же день уехали в Шамордино.
Оптина Пустынь в жизни Ф.М.Достоевского
В 1878 году Ф. М. Достоевский совершает поездку в Оптину пустынь с философом Владимиром Соловьевым. Причины были две: смерть сына Алексея и интерес Ф. М. Достоевского, как художника и психолога, великого исследователя глубин души человеческой, к оптинскому старцу, к его посетителям, приходивших в Оптину со своими болями и переживаниями.
"16 мая 1878 года, – пишет Анна Григорьевна, – нашу семью поразило страшное несчастие: скончался наш младший сын Леша. Федор Михайлович был страшно поражен этой смертью. Он как-то особенно любил Лешу, почти болезненною любовью, точно предчувствуя, что его скоро лишится. Федора Михайловича особенно угнетало то, что ребенок погиб от эпилепсии, – болезни, от него унаследованной. Судя по виду, Федор Михайлович был спокоен и мужественно выносил разразившийся над нами удар судьбы, но я сильно опасалась, что это сдерживание своей глубокой горести фатально отразился на его и без того пошатнувшемся здоровье. Чтобы хоть несколько успокоить Федора Михайловича и отвлечь его от грустных дум, я упросила B. C. Соловьева, посещавшего нас в эти дни нашей скорби, уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь, куда Соловьев собирался ехать этим летом. Посещение Оптиной пустыни было давнишнею мечтою Федора Михайловича, но так трудно было это осуществить. Владимир Сергеевич согласился мне помочь и стал уговаривать Федора Михайловича отправиться в Пустынь вместе. Я подкрепила своими просьбами, и тут же было решено, что Федор Михайлович в половине июня с B. C. Соловьевым съездят в Оптину пустынь".
Достоевский приехал в Оптину пустынь с Философом Владимиром Соловьевым в июне 1878 года. Смерть Алеши он воспринял как наказание за свои грехи. Он много слышал об Оптиной пустыни и надеялся на глубокое понимание, но, конечно, был у него интерес художника и психолога, великого исследователя глубин души человеческой. Эти глубины он надеялся увидеть и в оптинском старце, и в его посетителях, приходивших в Оптину со своими болями и переживаниями.
Достоевский и Соловьев остановились в монастырской гостинице и пробыли в Оптинской пустыне три дня, о чем свидетельствует уцелевший "журнал" гостиницы, хранящийся в рукописном отделе библиотеки им. В. И. Ленина. Известно, что Достоевский был у старца Амвросия в келье и на его выходе для благословения народа. Эта сцена и описана им в выходе старца Зосимы в "Братьях Карамазовых". Известно также, что старец Амвросий сказал о Достоевском: "Это – кающийся". Все это вполне документальные данные. Но есть еще местные предания.
Против Оптинской пустыни, на берегу реки Жиздры, немного левее, если идти из Козельска, находятся Прыски, бывшее имение Кашкиных. Кашкин был товарищем Достоевского по кружку петрашевцев и стоял рядом с ним на эшафоте. Старики монахи рассказывали, что Достоевский посетил Кашкина. Посещение товарища молодости и бывшего петрашевца было естественно. Но в данном случае чрезвычайно интересно и другое. Не от Кашкиных ли, старожилов Козельского уезда, наверняка хорошо знавших Оптину пустынь, ее монахов и старцев, Достоевский узнал некоторые любопытные детали, пригодившиеся ему в романе. За три дня пребывания в Оптиной пустыни Достоевский вряд ли мог так хорошо познакомиться с бытом и обстановкой города Козельска. А Карамазовы ведут себя у старца Зосима, как люди местные, а не сторонние посетители. О втором же приезде Достоевского в эти места никаких даже косвенных данных нет.
Заключение
Тем кому дорога наша русская сущность, русская душа – тем должна быть дорога память тех, кто беззаветно любил Россию, и отдал ей все свои силы.
Теперь же, если по милости Божией возможно станет возрождекние нашей Родины, все делания на бшаго её должны исключительно заключаться в крепком хранении святоотеческого Православия, на котором созидалась и держалась Великая Россия.
Отнюдь, не в исканиях новых путей, а в твёрдом пребывании в той вере, в которой жили и действовали оптинские старцы – эти истинные стяжатели даров Духа Святого.
1