Утопия и антиутопия в культуре
Реферат по культурологии
Утопия и антиутопия в культуре
Оскар Уайльд предостерегал: «Не стоит смотреть на карту, раз на ней не обозначена Утопия, ибо это та страна, на берега которой высаживается человечество». Но таких карт в истории мировой культуры, похоже, никогда и не существовало. Люди упорно век за веком, поколение за поколением устремлялись к этим берегам. Впереди других шли великие философы и реформаторы — Платон, Августин, Томас Мор, Шарль Фурье, Роберт Оуэн, Федор Достоевский, Лев Толстой... А за ними — целая армия тех, кто хотел либо просто перенестись мыслью в идеальный мир, либо одарить человечество открывшейся ему тайной достижения всеобщего блага.
Понятие утопии
Само понятие утопия появилось в начале XVI века, когда увидела свет «Весьма полезная, а также и занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия мужа известнейшего и красноречивейшего Томаса Мора, гражданина и шерифа славного города Лондона». С течением времени обнаружилось, что в трактовке понятия утопии существует разнобой. Утопия — сочетание двух лексических компонентов греческого языка. Если «топос” (место) и “у” (нет) то “утопия» - “место, которого не существует”, “несуществующая страна», «Нигдея». Если «топос” и «ев» (благо) то в таком случае «утопия» - «благословенная земля», «прекрасная страна». А поскольку книга была написана на латинском языке, и греческие слова передавались в транскрипции, не исключено что это была игра слов: «страна прекрасная, но не существующая”. Утопия – живое явление сознания и культуры, ее формы и содержание меняются от эпохи к эпохе. А. Фойгт, утверждал, что утопии это “идеальные образы других миров, в возможность существования которых можно лишь верить, так как научно она не доказана». Эту мысль есть и у многих других авторов. Утопист, конструирующий свой идеал, следует иным принципам, нежёли ученый, опирающийся на законы науки. Однако при более внимательном рассмотрении обнаруживается, что сущность утопии не в ее ненаучности, хотя ненаучность, несомненно, присуща утопии. Сама наука не остается неизменной, и в процессе ее эволюции меняется не только фонд научных знаний, но и многие принципы на которых строится наука: то что было ненаучным вчера может стать научным сегодня или завтра. Наука есть форма общественного сознания, тогда как утоппя — воплощение определенного типа сознанияt, то есть типа видения человеком окружающего мира, который может проявляться и в науке, и в философии, и в других формах общественного сознания.
Самое беглое знакомство с историей мировой культуры дает основание полагать, что установку на формирование образа предмета сочетающего в себе идеальные с точки зрения субъекта воображения качества и подчиненного собственной логике, положенной идеальным воображением (то есть установку на концентрирование утопического идеала, равно как и сам этот идеал), находят в различных сферах творчества - в искусстве, литературе, архитектуре, научно-технической области.
Например, архитектура, где время от времени появляются проекты, авторы которых порывая с канонами, действующими в этой сфере, строят образы “идеальных” городов, жилых массивов или домов. «Изображения полуфантастических и совершенно фантастических «городов будущего» - пишет исследователь А. Иконников о западной архитектуре 50—60-х годов, - на какое-то время заполнили страницы архитектурных журналов. Проблемы неразрешимые в пределах современной реальности здесь решались без всяких затруднений... Этот своеобразный вид архитектурной деятельности развивался по своим внутренним законам и как бы в некоем ином измерении, нежели то, в котором существуют трудные реальности жизни и реальная архитектура... Авторы визионерских проектов основывали модели желаемого будущего на достаточно произвольном соединении идеальных качеств, образующих противоположности наиболее очевидным и трудноустранимым недостаткам материальной среды современных городов Запада».
История культуры знает и многочисленные попытки конструирования - вопреки известным законам науки и техники – “идеальных” машин вроде вечного двигателя или создания “идеальных медицинских препаратов” идеальной среды обитания и т. п.
Роль художественной литературы как одной из важнейших сфер формирования утопического сознания очень велика. Попытки конструирования образов идеального общества и человека предпринимали многие художники слова во все времена. В ХХ веке, особенно после войны, значительная часть утопий — и не только социальных — формируется в рамках научной фантастики. Утопию и фантастику объединяет ряд общих черт, и прежде всего то, что они опираются на творческое воображение и представляют собой фикцию, вымысел. Фантастика может быть научной, социальной, технической... то есть иметь своим объектом соответственно науку, социальную сферу, технику и т. п. Когда говорят о ”научной фантастике”, то имеют в виду не высокий уровень ее научности или степени соответствия требованиям, предъявляемым к научному произведению, как это иногда принято считать, а ее объект. Утопия и фантастика — вымысел. Ho утопия может не содержать в себе ровно ничего фантастического, то есть сверхъестественного с точки зрения существующих представлений, а фантастика - быть свободной от утопизма как ориентации на произвольное конструирование идеального образа предмета. С другой стороны, фантастические произведения могут заключать в себе утопический идеал, а утопия включать элементы фантастики. Именно такого рода симбиотические конструкции становятся все более характерными для современной литературной утопии, о чем свидетельствуют книги таких мало похожих друг на друга писателей, как И. Ефремов, К. Воннегут, А. Кларк, А. Азимов.
Обращение утопистов к научной фантастике не случайно. Оно вызвано многими причинами, главная из которых заключается, в изменении общественных функций и роли фантастики в современном мире.
Использование фантастической, прежде всего научно-фантастической, формы становится для утописта способом установления интеллектуального контакта с массовой аудиторией. Этому же способствует и возросшая в последние годы социально-критическая направленность многих научно-фантастических произведений. Еще одна причина обращения утопистов к научно фантастической форме, - повышение роли науки в техники в общественной жизни. Наблюдается и устойчивая тенденция изменения профессионального состава авторов утопических романов. Когда-то среди них преобладали люди с гуманитарным образованием, но за последние десятилетия физики сильно потеснили лириков. Одни из них, движимые мессанианистскими мотивами, обращаются к утопии в надежде перестроить мир в соответствии с принципами единственно разумными и эффективными, с их точки зрения, действующими в сфере естественнонаучного знания. Другие опасаются, что достижения науки и техники могут быть использованы в антигуманных целях, хотят предупредить человечество о грозящих опасностях, указать пути выхода из кризиса. Третьи видят в утопии удобную форму мысленного эксперимента. Но так или иначе художественная литература выступает как сфера, где утопическое сознание получает мощный творческий импульс и находит активное проявление.
Наряду с художественной литературой одной из главных сфер формирования утопического сознания выступает социальная теория. Утопические взгляды Платона, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Н. Ф. Федорова и многих других мыслителей формировались в рамках социально политической теории, хотя некоторым из иx творений - скажем, диалогам Платона – присуща высокохудожественная форма. Авторами множества утопий были Р. Арон, Д. Белл, Дж. Гэлбрейт, в которых виден феномен совмещения в рамках одной концептуальной структуры научного и утопического подходов. Еще более отчетливо такое совмещение наблюдается в футурологии, которая прибавилась недавно к числу сфер активного формирования утопического сознания. Хотя в принципе между утопией и футурологией имеются достаточно серьезные различия, связанные, прежде всего с предметной разнородностью осваиваемой ими реальности, равно как и со способами такого освоения. Футурология ориентируется, по определению, на формирование образа будущего мира или будущего состояния предмета, тогда как утопия — на формирование идеального предмета, каковой может быть соотнесен, как мы выяснили, с любой точкой временного континуума. Отсюда второе различие между футурологией и утопией. Построение более или менее достоверного образа будущего должно по логике поставленной цели опираться на анализ объективных (вероятных) тенденций общественного развития прогнозируемой предметной системы, тогда как утопический образ конструируется произвольно. Во многих футурологических проектах легко просматривается типичный для утопии нормативно-ценностный подход, при котором образ будущего строится произвольно в соответствии с представлениями футуролога если не о наилучшем, то, во всяком случае, предпочитаемом мире.
Внедрению утопизма в футурологию способствовала выдвинутая в 60-е годы так называемыми pадикальными футурологами идея создания открытой, “альтернативной” футурологии, в рамках которой каждому члену общества было бы предоставлено право сформулировать собственное, нерепрессивное, видение будущего. Такого будущего, в котором нашли бы воплощение его надежды, желания, стремления. В этом процессе заметную роль играет обыденная жизнь. В этой сфере рождались образы народной утопии. Обыденная жизнь всегда несла с собой множество проблем и вместе с тем оставляла скрытыми от индивида многие реальные связи между явлениями и процессами, не говоря уже о том, что именно здесь человек чаще всего сталкивался с теневыми сторонами существования, которые порождали у него желание прорваться в “праведную землю”. Обыденная жизнь подталкивала на путь создания иллюзорных, в том числе и утопических, конструкций. Утопический идеал выступает в различных формах и содержится не только в «утопиях”, утопических романах и трактатах, но и входит составной частью в произведения, которые в целом не принадлежат и, естественно, не причисляются исследователями к утопическому жанру. Фрагменты шекспировской драмы-сказки “Буря”, описание Телемской обители в романе Франсуа Рабле “Гаргантюа и Пантагрюэль”, фрагменты диалогов Платона, письма американских «отцов-основателей”, в частности Томаса Джефферсона, отрывки из сочинений отцов церкви, воззвания и прокламации периода французской революции - вот лишь несколько примеров произведений, в которых обнаруживается утопический идеал. До недавнего времени многие исследователи в поисках утопического идеала почти не выходили за пределы собственно утопических произведений. Более того, порою даже утопические трактаты, во всяком случае, некоторые из них, оказывались за границами исследовательского интереса («Английская утопия» Мортона). Революцией 40-х годов XVII века в Англии были выдвинуты такие формы социальной утопии, как трактат, памфлет, декларация, проект конституции, которые служили в той или иной мере для артикуляции утопического идеала.
Утопии делят по принципу их подлинности (“утопии”, полуутопии квазиутопии); по принципу направленности критического действия, воплощенного в утопии (“утопии бегства” и “утопии реконструкции”); по принципу локализации идеала (“утопия”, ухрония”; по принципу ориентации на тип темперамента (“анархические” и “архические”) и т. п.
Можно выделить утопию, создаваемую народными “низами”, или, как обычно ее называют, народную утопию. Как показали в своих исследованиях А. Мортон, А. И. Клибанов, К. В. Чистов и другие историки, генетически первой формой утопии, из которой черпали “поэты, пророки и философы», выступавшие в качестве авторов утопических произведений, была именно народная утопия. Эта Утопия появилась раньше других и оказалась наиболее распространенной и долговечной. Народная утопия выражает представления социальных низов — крестьян и горожан — о “праведном» общественном строе, будь он дарован всевышним, установлен “справедливым” (“народным”) царем или создан их собственными руками в борьбе против угнетателей. Народная утопия находит себе место в культуре всех классовых формаций. Везде, где есть социальные противоречия, есть и народная утопия. Пример тому — Соединенные Штаты Америки, где в течение длительного времени существовала в качестве самостоятельного образования негритянская народная утопия. Народно-утопический идеал может быть воплощен в самых разнообразных литературных формах — поэмах (английская – “Страна Кокейн”), легендах (русская - о Беловодье), сказках, песнях, публицистических произведениях.
Народная утопия была и остается многослойной. Она может включать достаточно широкий спектр социальных идеалов, в том числе мелкобуржуазный, крестьянско-патриархальный, а в некоторых случаях и элементы пролетарского идеала (как, например, идеал свободного от эксплуатации труда). Общий знаменатель всех этих идеалов — оппозиционность господствующим общественным отношениям, антиофициальность_ то скрытая, то принимающая отчетливо выраженные полемические формы. Народной утопии противостоит официальная утопия, под которой понимают совокупность социально - утопических идей, лозунгов, проектов, программ, провозглашаемых официальной инстанцией (в лице государства, партии или какого-то иного института) в качестве национальных идеалов и целей и обычно фиксируемых в соответствующих документах, включая конституционные акты. Например программа «Великого общества», провозглашенная в 60-х годах американским президентом Линдоном Джонсоном. Или обещание Н. С. Хрущева построить в Советском Союзе коммунизм через двадцать лет, к 1980 году.
В отличие от народной утопии, формирующейся в основном стихийно, официальная утопия рождается в результате Целенаправленной деятельности профессиональных идеологов и политиков, выполняющих «социальный заказ», либо как продукт творчества самих государственных деятелей, когда они берутся за перо, чтобы поведать о своем идеале (классический пример - Томас Джефферсон).
Создаваемые «низами» и «верхами» утопии составляют относительно небольшую часть утопической литературы. Основной же ее массив - творения профессиональных литераторов и теоретиков, - литературно-теоретическая утопия. Идея создания совершенного мира волновала Платона, Достоевского, Шекспира, Л. Толстого, Рабле, Чехова, М. Горького, Мелвилла, Купера, Платонова, Брюсова, Марк Твена, Золя, Анатоль Франса и многих других.
Наиболее распространенная форма воплощения Утопического идеала художественная литература: роман, повесть, поэма, путевые зарисовки, дневники и тому подобное. Распространена и такая форма воплощения утопического Идеала, как трактат: политический социальный экономический. Существует форма воплощения утопического идеала - документ, каковым может быть декларация, манифест, устав, программа и т.д. Такого рода документы появляются в ходе массовых политических движений и социальных революций, создании утопической коммуны. Например, деятельность Оуэна по созданию «Новой Гармонии”.
Cпецифической формой воплощения утопического идеала, является коммунитарный эксперимент. В основу деятельности немалого числа коммун были положены принципы, разработанные утопистами-теоретиками, такими как Фурье, Кабе или Оуэном. Другая форма, социальный утопический эксперимент - социальные движения, которые, тоже могут руководствоваться утопическими программами.
В зависимости от того, «какой социальный строй в данной утопии изображается”, «можно различать утопии, идеализирующие первобытнообщинный строй, рабовладельческие, феодальные, буржуазные, социалистические. В свою очередь каждый тип подразделяется на группы и подгруппы ». В свою очередь в рамках рабовладельческой, феодальной и особенно буржуазной и социалистической утопий существуют различия, которые имеют типический характер и выходят за пределы соответствующих “групп” и «подгрупп». В качестве еще одного основания классификации можно выделить отношение утопического идеала к историческому развитию. В соответствии с этим критерием утопии могут быть подразделены на регрессистские — ориентированные на возрождение исторически изживших себя и исчезнувших социальных форм; консервационистские — нацеленные на сохранение исторически исчерпавших себя, но все еще сохраняющихся социальных форм, и, наконец, прогрессистские — воплощающие, по разумению утописта, новый идеал и способные, таким образом, обеспечить общественный прогресс. Понятия этого ряда фиксируют ориентацию утописта, тогда как «прогрессивный” и т. п.— оценку этой ориентации или роли утопического идеала в общественной жизни.
Еще одно основание классификации утопий—социокультурное наполнение идеала. Оно определяет характер (природу) ценностей жизни и культуры, провозглашаемых утопистом и обусловливающих тип механизмов регулирования общественного процесса в Утопии, а в соответствии с этим и тип власти. Руководствуясь этим критерием, утопии можно подразделить на романтические (единение или даже слияние человека и природы, приоритет чувственного над рациональным, отсутствие жестких властных структур), технократические (приоритетное развитие науки и техники, рационального типа мышление, власть инженеров, менеджеров и ученых), теократические (господство религиозных ценностей в обществе, ведущая роль религиозных институтов и духовенства) и т. п.
Независимо от политического или социокультурного характера, от уровня формирования социального идеала и способа его выражения утопия имеет мирскую ориентацию. Она всегда посюстороння, даже если речь идет о теократическом идеале. Она апеллирует не к богу, но к человеку, которого, в сущности, хотела бы наделить божественными чертами, самого сделать богом. добавьте к этому, что утопия нередко ориентирует на такие ценности, которые церковь не может не признать греховными. Утопия — это призыв к бунту, протесту, ереси. По словам А. Фойгта, «утопии занимаются лишь нашим здешним миром... Они решительно отказываются, делать предположения о могущем быть усовершенствовании человеческого духа или души в религиозном или нравственном смысле...».
Присущие утопии функции
Существенной функцией присущей утопии является критическая функция особенно в условиях, когда, возможность прямой критики существующих порядков ограниченна. Утопист - это всегда критик, бунтарь, порою еретик, который не может, не хочет смириться - пусть только в мыслях — со своей участью, с участью окружающих его людей, с участью, уготованной - как он ее видит - человечеству. В утописте всегда заложено мессианистское начало. Утопист может бунтовать не только против социальных и политических установлений или господствующей морали, но и против законов природы, против самой смерти. Часто эта критика имеет косвенный характер и составляет всего лишь фон, на который проецируются картины альтернативного мира. Иными словами, утопия выполняет и нормативную функцию.
Выступая как заблуждение, как проявление «неистинного» сознания, она тем не менее фиксирует в специфической форме как противоречивость самого социального развития, породившего данную утопию, так и реальность факта его идеального интеллектуального освоения. Другими словами утопия выполняет еще и когнитивную (прогностическую) функцию. Принимая на себя функцию пробного исследования пределов возможного (применительно к космосу, обществу или отдельным его институтам) и формирования ценностных установок, утопия дополняет научное знание о мире вненаучными гипотезами и идеями, которые подготавливают плацдарм для продвижения науки вперед, предвосхищают истины, которые будут открыты и обоснованы наукой завтра. Утописты “гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин правильность которых теперь доказывают научно”. Существующие в нашем сознании образы будущего способны оказывать активное воздействие на реальный ход событий. Таким образом утопии присуща конструктивная функция.
Многие ученые, сохраняя преданность науке, обращаются одновременно к утопии и фантастике, К. Э. Циолковский, например, был автором ряда утопических и научно-фантастических произведений. Среди современных писателей, работающих в жанре научной фантастики, много лиц, имеющих естественнонаучное образование как, например, А. Кларк или А. Азимов.
Роль утопии в познании социальных явлений определяется еще и тем обстоятельством, что на протяжении всей истории своего существования она выступала как специфическая, ценностно-ориентированная форма социального прогноза. Утопия, рисует образ не возможного и вероятного, а желаемого общества.
Одной из важнейших функций утопии, является ее психотерапевтическая, или компенсаторная функция. О вдохновляющей, утешающей роли предельного идеала говорили многие писатели. Пример «На дне» Горького. Но утопия не просто утешает. Она вселяет надежду, наделяя, казалось бы, потерявшее смысл существование новым смыслом. Она как бы компенсирует, дополняет «ущербный» мир, позволяя совершить или обрести в воображении то, что невозможно обрести или совершить в реальной жизни. Пример английской утопии XVII века, а именно “Описания Нового Света, называемого Сияющим миром” Маргариты Кэвендиш, герцогини Ньюкаслской. Элемент компенсации и утешения содержится едва ли не в каждой утопии, ибо рождение редкого утопического проекта не сопряжено со страданием неудовлетворенностью существующим обществом, с переоценкой ценностей, с ощущением утраты - частичной или полной - смысла собственного существования и жгучей потребностью обрести надежду на возрождение этого смысла в воображаемом бытии.
Общественные функции
некоторых явлений сознания и культуры,
включая утопию, определяются не только
теми значениями, которые выражают их
подлинную сущность, но и мнимыми
значениями, закрепляющимися за ними в
силу каких-то внешних обстоятельств.
История утопической традиции
Обозреть, даже в самых общих чертах, всю историю утопической мысли - задача очень трудная. Существует точка зрения, что история утопии практически тождественна истории мировой культуры. Первой ступенью на пути формирования утопической традиции следует считать античную утопию, а первым крупным утопистом – Платона. Его “Государство», «Законы», некоторые другие диалоги можно назвать классическими утопиями которые на протяжении многих веков оставались объектом подражания и предметом спора. С самого начала своей истории утопия формировалась как явление сознания и культуры не только Запада но и Востока.
В средние века не было создано значительных образцов утопической литературы. Господство религии в средневековой Европе отнюдь не благоприятствовало ее расцвету. Более того, деутопизирующее воздействие религии было тем эффективнее, что она вовсе не препятствовала формированию картин альтернативного мира в сознании людей и тем самым компенсировала присущее им стремление к построению образов иного, лучшего мира. Но за пределами Европы, на средневековом Востоке (ибн-Туфейль, Иби-Баджа, Фараби в странах Ближнего и Среднего Востока, неоконфуцианцы в Китае, маздакиты в сасанидском Иране и т. д.) традиция утопической литературы продолжала развиваться а «социальные утопии Востока, несомненно, представляют собой часть глобального процесса развития утопической мысли». И на Востоке, и в Европе утопические устремления и в средние века выражались в фольклоре, стихийных массовых движениях одухотворяемых хилиастическими мотивами, в карнавале, где жизнь на короткий срок вступает в сферу утопической свободы.
Ренессанс, как считают исследовате не дал Европе социальных утопий как целостных проектов альтернативного общества, радикально отличающегося от существующего. И утопия, и трагедия XVI—XVII вв. были бы немыслимы без предшествующего гуманистического усилия, без попытки понять мир как нечто гармонически - разумное в своих основах без новых представлений о времени, истории, возможностях человека. “Видения” «идеального города», жизнь в котором “очищена от эмпирического беспорядка и случайностей, возвышена в соответствии со своей идеальной, т.е. подлинной природой» - города который мог бы быть построен уже здесь и теперь, вот что представляла собой утопия в эпоху ренессанса. «Видения» «совершенных городов» отличались от утопий Платона, Ямбула, Августина и от утопий Мора, Кампанеллы и их последователей во многих отношениях, прежде всего в том, что их идеал не был так дистанцирован как в утопиях нового и новейшего времени. Но и эти «видения» и утопические проекты рождались на основе одних и тех же принципов и были воплощением одного и того же типа сознания, хотя он имел различное социокультурное «наполнение». Ренессансные проекты сыграли важную роль в закреплении и дальнейшем развитии «городской» традиции в западной утопической мысли. Моделью утопического сообщества стала служить замкнутая, сбалансированная система, регулирующая трудовые, хозяйственные и политические отношения в обществе. В странах Востока, в роли такой модели выступала сельская община. В отличие от Востока утопическая традиция на Западе развивалась в противоборстве с «городской” и “сельской” тенденций, причем первая, как правило, доминировала. Городской характер большинства западных утопий приводит к выводу, что город - единственный подлинный архетип утопии.
Со второй половины ХIХ века все шире начинает распространяться форма утопии, развивавшаяся в русле руссоистских (романтических) традиций и построенная на откровенно антигородских (антимашинных) мотивах, на “сельской” жизни и “безмашинной” цивилизации.
Ренессанс подготовил ту форму утопии, которая стала господствующей в XVII—XIX веках. «Утопия» Мора и “Город солнца» Кампанеллы, оказали исключительное влияние на последующую утопическую мысль. «Золотым веком для утопии стал XVII век, когда появилось множество романов и трактатов. В этот период увидели свет «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, Макария С. Гартлиба, «Океания» дж. Гаррингтона. В начале XVIII века, были опубликованы «Робинзон Крузо” Д. Дефо и “Приключения Гулливера» Дж. Свифта. Франция дала в ХVIII - первой половине ХIX века замечательные образцы утопической мысли. Произведения Вераса, Мелье, Морелли, Бабефа, проникнутые передовыми для своего времени идеями Просвещения знаменовали новый этап в развитии утопизма, с выходом на арену политической борьбы социальных сил, которые в конце XVIII века привели к победе Великую французскую революцию. Эти произведения «подготовили» в идейно-теоретическом отношении утопии первой половины XIX века, прежде всего коммунистические и социалистические утопии Сен-Симона, Фурье — во Франции, Оуэна — в Англии, Вейтлинга – в Германии.
В России, Русская народная социальная утопия с ее идеалом Правды, уходящая корнями в культуру Древней Руси, оказывала неизменное воздействие на формирование национального утопического сознания и массовых движений протеста, включая все три русские революции. Начиная с XVIII века в стране появляются литературные утопии: «Непостоянная фортуна» Ф. Эмина, «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» В. Левшина, романы М. Хераскова, а так же самое примечательное сочинение того периода — «Путешествие в землю Офирскую” М. Щербатова. К первой половине ХIХ века относится появление таких получивших в свое время известность художественных произведений, как «3448 год. Рукопись Мартына Задеки” А. Вельтмана, «4338 год. Петербургские письма» В. Одоевского и другие. В ХIХ веке пытались начертать в своих произведениях картину идеального общества А. Радищев, П. Чаадаев, Г. Успенский, С. Степняк - Кравчинский, Л. Толстой, Ф. Достоевский, П. Мельников (А. Печерский), Н. Лесков, Н. Некрасов.
ХIХ век, особенно вторая его половина, был периодом расцвета утопической мысли и в Соединенных Штатах Америки. Именно в эти годы появляются утопии Э. Беллами («Взгляд назад”), У. Хоуэллcа и д.р. В последние десятилетия ХIХ — первая четверть ХХ века постепенно утопический роман становится жанром массовой литературы. Этому способствовало творчество Г. Уэллса, К. Чапека в Чехословакии, А. Богданова в России и их последователей. Широкую популярность приобретает в этот период роман У. Морриса “Вести ниоткуда», появляются такие произведения, как «На белом камне» А. Франса, «Заброшенный в будущее» Т. Герцки. Одновременно растет утопическая литература, направленная на развенчание социалистического идеала («Багровое царство” У. Перри). Появляется утопические жанры: «роман-предупреждение», дистопия, «антиутопия» («Колонна Цезаря” И. Донелли, «Грядущая раса Э. Бульвер-Литтона).
Первая мировая война с ее последствиями, «великая депрессия», приход к власти фашизма в Италии и национал-социализма в Германии, установление сталинского режима в Советском Союзе, вызвавшего глубокое разочарование части левой западной интеллигенции в социалистическом идеале и в самой идее прогресса,— эти события способствовали созданию такой духовной ситуации, которая не благоприятствовала расцвету утопической мысли. А затем наступила вторая мировая война, послевоенная разруха, «холодная война”, период, который американский социолог К. Кенистон назвал “закатом утопии».
В послевоенный период многие исследователи (Дж. Шклар, Ч. Уолш, М. Хиллегас) констатировали «смерть» утопии. Хотя полностью приостановить процесс создания утопий способно, только крушение человеческой цивилизации. В этот период были изданы: «Уолден-два” Б. Скиннера (1948), «Конец детства» А. Кларка (1953), “Чужестранец в чужой стране» Р. Хайнлайна (1961), утопии Э. Рэнд, Ф. Пола, Р. Риммера и других. В этот период число антиутопий и дистопий значительно превосходит число созданных утопий. Среди этих писателей О.Хаксли, К. Воннегут, Р. Бредбери, А. Азимов, P. Шекли, и д.р. Широким спросом и поддержкой западной общественности пользовались в 40—50-е годы и первой половине 60-х годов сочинения, отрицали возможность и желательность реализации утопических идеалов или рисовали образы нежелательного, но, как представлялось, вполне возможного и даже близкого будущего.
О возрождении утопического сознания свидетельствовали и заметный рост числа литературных утопий, и новая волна коммунитарных экспериментов, прокатившаяся по Западной Европе и Соединенным Штатам Америки. О возрождении утопического сознания свидетельствовала и апология утопии со стороны крупных и влиятельных философов и социологов того времени. Были не только лозунги, но и конкретные проекты массового культивирования утопического сознания и формирования утопий как средства предотвращения или смягчения кризисных ситуаций. Проекты Олвина Тоффлера. Признавая, что Запад вступил в полосу серьезного кризиса, связанного с переходом от «индустриализма» к «супериндустриализму», Тоффлер полагал, что этот кризис, названный им «экоспазмом», мог бы быть преодолен посредством массового утопического творчества. Нужны, утверждал американский футуролог, «фабрики утопий», которые бы одновременно и модернизировали утопические идеалы, и способствовали созданию необходимых условий для претворения их в жизнь.
Т.е. несколько компетентных специалистов, представляющих различные отрасли и науки и техники, а возможно, и деятелей искусств, образовав рабочую группу или еще лучше своеобразную коммуну, разрабатывают систему ценностей, которые могли бы, с их точки зрения, быть положены в основу нового общества. Предметом утопического проектирования могли бы стать, считает Тоффлер, семья, экономика, технология, религия, сексуальное поведение, искусство. По замыслу Тоффлера, следовало бы организовать целую серию таких «фабрик». Серия «фабрик” утопий которые «производили» бы разные, даже исключающие друг друга, утопические проекты.
Число литературных утопий, публиковавшихся в 70-х и 80-х годах, и характер современных футурологических сценариев, и рост разного рода альтернативных движений - все говорит о жизнестойкости утопического духа, о неизбывной потребности современного человека перенестись мысленно в экзистенциальный проект, построить в воображении картины альтернативного будущего. Большинство утопических романов повестей и рассказов последних десятилетий принадлежит к разряду фантастических, не только научных, но также социальных, политических, технических и т. д.
Особенностью современных утопий, является изменение структуры утопических видений и образов. В современных Утопиях – идеал менее проработан, в нем присутствуют недоговоренности и случайности. Это «полуутопии» (Ф. Полак) или “предварительные утопии» (В. Феркисс).
С развитием цивилизации меняется сам характер видения человеком мира, в том числе и воображаемого. Современное естествознание с его неклассическими методами опосредует и формирование образов утопического мира. Новый реальный мир — новое его видение и способы видения — новые образы воображаемого мира. Современные утопии можно определить как системы внутренне неразработанные, и открытые.
Если проследить развитие утопической мысли за последние три-четыре столетия, то получится, что утопия всегда «реагировала» на процессы, происходившие в научно-технической сфере. Современная утопия делает значительно больший, чем прежние утопии, акцент на реконструкцию внутреннего мира человека, его психики, исходя из постулата, прямо декларируемого или подразумеваемого, что желанно и совершенно не то общество, при котором имеются объективные предпосылки для счастливой жизни, а то, в котором люди чувствуют себя счастливыми.
Интерес современной утопии к внутреннему миру человека, его социальному самочувствию, субъективности связан, еще и с теми процессами, которые происходили в сфере западной культуры на протяжении послевоенного периода - начиная от чуть ли не массового увлечения вульгаризированными версиями экзистенциализма и кончая «контркультурой». Это со всей отчетливостью проявилось в утопических программах, декларациях, выплеснутых на поверхность в ходе движений 60 70-х годов ХХ в. Участники этих движений, требовали «рай - немедленно».
Однако рост интереса к социальному самочувствию человека может до известной степени стимулировать гуманистические тенденции. С другой стороны, успехи современной науки и техники открывают колоссальные возможности для создания общества, в котором человека могут заставить чувствовать себя счастливым, но который объективно будет миром несвободы и человеческой деградации. Это показал О. Хаксли в «Прекрасном новом мире», Е. Замятин в романе «Мы».
И еще одно существенное изменение в характере утопического идеала. Классическая утопия была в полном соответствии с духом кантовских требований ориентирована преимущественно на идеал-максимум, то есть на достижение абсолютного совершенства. Современная утопия порывает с этой традицией, обнаруживая тенденцию к деабсолютизации (демаксимализации) утопического идеала.
Утопическая литература лучше всякой социальной теории фиксирует изменяющийся уровень веры человека в социальный прогресс и надежды на лучшее будущее. Все более распространенной становится позиция, когда на утопию смотрят, как на осуществимый альтернативный проект - «практопию». «Мы присутствуем здесь,— писал американский футуролог в «Третьей волне»,— при рождении жанра, который можно было бы назвать «практопией», когда изображается не лучший и не худший из всех возможных миров, а мир, которому мы отдаем предпочтение перед реально существующим и который практически осуществим... Практопия предлагает позитивную, даже революционную альтернативу, лежащую в пределах реально достижимого».
В утопическом массиве, сложившемся за несколько последних десятилетий, есть проекты: социалистические, капиталистические и «синтетические», как назвал свою «Современную Утопию» Герберт Уэллс; буржуазные, мелкобуржуазные, пролетарские, крестьянские; светские и религиозные; эгалитарные и меритократические; феминистские и антифеминистские; демократические и тоталитаристские; «черные» (негритянские) и «белые»; индивидуалистические и коллективистские; прогрессистские, регрессистские и кон-сервационистские и т. д. и т. п.
Нет, наверное, социальной или даже крупной профессиональной группы в развитых странах, интересы и идеалы которой не были бы представлены какой-то утопией или группой утопий. Как и нет, крупной проблемы, которая не получила бы отражения в современной утопической литературе. Если в основу классификации современных утопий класть социально-политические критерии (характер собственности, властные отношения, социальную структуру и т. п.), то наиболее крупные группировки образуют анархистская, либерально-демократическая и социалистическая утопии.
Рождение антиутопии из духа кризиса и борьбы
Неизменным спутником утопии была антиутопия. Наряду с понятием «антиутопия» существуют и часто употребляются как синонимы такие понятия, как «негативная утопия», «какотопия», «дистопия», «контрутопия», «утопия-предупреждение». Например, роман американского писателя XIX века И. Доннели «Колонна Цезаря». Своим произведением И. Доннели не пытался опровергнуть какую-то утопическую схему. Напротив, он предупреждал, показывал своим согражданам, в каком ужасном обществе они окажутся, если не осуществят предлагаемый им, Доннели, утопический проект.
Бывает, что та или иная конкретная утопия сознательно противопоставляется другой утопии. Так, Мор вступает в скрытую полемику с социальным идеалом, изложенным Платоном в его «Государстве» и «Законах», а Бэкон в «Новой Атлантиде» — с идеалом Мора. Таким образом, утопия Мора выступает в качестве контрутопии по отношению к утопии Платона, а утопия Бэкона — по отношению к утопии Мора. Бывает, что контрутопия принимает форму «негативной утопии», рисующей такое воображаемое общество, которое заведомо должно восприниматься как нежелательное, хотя и возможное, как «дистопия» или «какотопия». Это уже критика утопии как таковой — предостережение против однозначно оптимистической трактовки общественного прогресса или, ъо всяком случае, некоторых версий этого прогресса, прежде всего социалистических (Дэвид Пэрри «Багровое царство» - контрутопия). Это критика не только конкретного утопического идеала — в данном случае социалистического, каким его представлял себе Д. Перри,— но и утопии как таковой: «идеальное» «Багровое царство» противопоставляется реальным Соединенным Штатам.
Антиутопия — не просто спор с утопией, это ее принципиальное отрицание. Отрицание самой возможности построения совершенного общества (как реализации идеи социального прогресса), а значит, и желательности ориентации на осуществление утопического идеала, который имел бы общезначимый характер. Причем это зачастую отрицание утопии утопическими же средствами, то есть произвольное конструирование образов нежелательного мира. Контрутопия — это просто утопия, настроенная на полемическую волну, притом не обязательно негативная утопия. Негативная утопия (какотопия, дистопия) — это изображение нежелаемого, больного мира, причем она может выступать в качестве контрутопии, а может и не выступать. Антиутопия, не просто негативная утопия, а отрицание самой идеи утопии, самой утопической ориентации. Антиутопия - продукт XX века. Причины возникновения антиутопии обычно видят либо в научно-техническом прогрессе, либо в социально-политических противоречиях XX века. Фред Полак, представляя точку зрения, подчеркивает, что антиутопии «были инспирированы сначала первой мировой войной и русским экспериментом, затем второй мировой войной, диктатурами Муссолини, Гитлера и Сталина, атомной бомбой, холодной войной и т. п.». Научно-технический прогресс был одним из тех факторов, которые способствовали кристаллизации антиутопии. Но он был опосредован радикальными социальными, политическими и в итоге цивилизационными изменениями, которые произошли в первой половине XX века и были в первую очередь «ответственны» за антиутопический бум в литературе.
Опыты XIX столетия подорвали веру в чудодейственную силу политических перемен, в их способность приносить с собою райское царство правды и добра. Николай Бердяев писал: «И теперь стоит другой вопрос, как избежать их окончательного осуществления (утопий)... как вернуться к не утопическому обществу, к менее совершенному». Это было выражение самой сущности антиутопии как явления отличного от контрутопии и негативной утопии.
Кризис социально-исторической надежды действительно сущностная черта антиутопии. Антиутопия рождается из духа кризиса, когда дорога с указателем «Рай» привела в ад. Кризис социально-исторической надежды - сущностная черта антиутопии. Человек выступает против утопии, становящейся реальностью, не только, а может быть, не столько потому, что он против нового общественного строя, а потому, что он, как человек, рожден для борьбы, потому, что он не может жить без страданий, без мук, без ошибок, ибо только через преодоление сопротивления косной материи утверждает свою человеческую сущность.
Как и утопия, антиутопия выполняет ряд функций. Прежде всего, критическую, которая выражена в ней более отчетливо и непосредственно. К тому же антиутопическая критика имеет отсутствующий в утопии самокритический аспект. Антиутопия— это критика и определенной утопии, и самой идеи утопии, но это одновременно и критика определенного социума.
Она направлена и против чрезмерных ожиданий, и против чудовищных проявлений социальности.
Нормативная функция присуща антиутопии в меньшей степени, чем утопии, и проявляется в отрицательной форме: чего не надо делать, к чему не надо стремиться. В негативной форме проявляется и социально-конструктивная функция антиутопии. (Мустафа Монд из «Прекрасного нового мира» Олдоса Хаксли).
Антиутопия, как, и негативная утопия, выполняет и когнитивную функцию. Когнитивная функция антиутопии и негативной утопии стала очевиднее, после того как мир узнал о чудовищном «эксперименте», устроенном полпотовскими «утопистами» в Кампучии. Пол Пот и его окружение, уничтожая людей и культуру, действовали, целенаправленно. Они хотели насильственно привести общество в соответствие с теми жуткими схемами, которые сложились в их сознании до прихода «красных кхмеров» к власти.
Негативная утопия предвосхищает кошмары, с которыми приходится впоследствии сталкиваться в жизни. Антиутопия (негативная утопия) выполняет еще и функцию предупреждения. Она обращает внимание на те (реальные или мнимые) аспекты социально-исторической перспективы, которых следует стараться избежать, или предупреждает о том, к чему, с точки зрения антиутописта, может привести попытка реализовать утопический идеал. К классикам антиутопии относят русского писателя Евгения Замятина с его романом «Мы», англичанина Олдоса Хаксли, и его произведения «Прекрасный новый мир» и «Обезьяна и сущность», Джорджа Оруэлла, автора романа «1984». Эти произведения сыграли выдающуюся роль в становлении антиутопии и как литературного жанра, и как типа утопии со знаком минус. Структура, идеи, образы этих романов во многом предопределили, как показала последующая история, пути развития антиутопии и негативной утопии во второй половине XX столетия.
В 40—50-е годы нашего века в художественной литературе и политическом сознании Запада антиутопические тенденции выдвигаются на передний план, отражая пессимистические настроения, охватившие значительную часть левой интеллигенции. В 60-е и 70-е годы, и в первой половине 80-х годов, сохраняется почва и для воспроизводства антиутопических настроений в политическом сознании, и для развития антиутопической традиции в художественной литературе. За послевоенные десятилетия в мировой литературе, прежде всего западной, были созданы сотни антиутопий и негативных утопий, выражающих взгляды и настроения представителей едва ли не всех классов и групп современного общества. Выяснилось, что за четверть века в рамках англо-американской научно-фантастической литературы появилось 39 позитивных утопий. Но за это же время английскими и американскими авторами было создано 199 негативных утопий (дистопий). Среди них повести и романы К. Воннегута, К. Саймака, П. Буля, Э. Берджеса, Р. Шекли, Р. Брэдбери и других. Эти произведения одновременно и продолжение традиции антиутопии и негативной утопии, и ее развитие.
Итак утопия представляет собой значительно более сложное явление жизни и культуры, чем это может показаться на первый взгляд. Она не сводится к фантастическим проектам «наилучшего государственного и общественного устройства». Черты сознания, воплощенные наиболее выпукло в подобного рода планах и проектах, обнаруживаются - иногда в «стертом» виде - во многих продуктах человеческой деятельности. При этом, как свидетельствует история, утопическое сознание проявляет удивительную жизнестойкость и в итоге оказывает заметное воздействие на политическую, социальную и культурную жизнь общества. Утопия по своим социокультурным установкам амбивалентна, а ее общественно-политическая роль противоречива и во многом определяется конкретной ситуацией. Одни и те же идеалы в различном историческом контексте вступают в «резонанс» с разнонаправленными социальными и политическими тенденциями, обретая различный смысл. Утопическое измерение было и остается имманентным измерением человеческого сознания, и вопрос не в том, как изгнать утопию из нашей жизни, а в том, как научиться жить с утопией, не живя по утопии.
утопия антиутопия культура
Литература
Э.Я. Баталов, “В мире утопии”, М. “Издательство политической литературы”, 1991г.
Н.С. Мавлевич, “Дух отрицанья, дух сомненья…”, М. ”Наука” 1997г.
В.А.Чаликова, “Утопия и утопическое мышление”, М.”Прогресс” 1991г.
Р. Шекли, “Билет на планету Транай”, М. ”Эксмо” 2007г.
Культорология: Краткий тематический словарь Под ред. Проф. Г.В. Драча и проф. Т.П. Матяш. Ростов н Д: Феникс, 2003г.