Специфика актерского искусства

Государственное образовательное учреждение среднего профессионального образования

“ЧЕЛЯБИНСКИЙ КОЛЛЕДЖ КУЛЬТУРЫ”

Факультет заочного обучения

Контрольная работа

по предмету «Актерское мастерство»

Студента группы 3ПТП

факультета заочного обучения

Захарова Артёма Валерьевича.

Челябинск 2008

План

Специфика актерского искусства

а) Профессия – актер

б) Природа актерского искусства

в) Единство физического и психического, объективного и субъективного в актерском творчестве

г) Основные принципы воспитания актера

д) Понятие внутренней и внешней техники

е) Специфика творчества эстрадного актера

2. Комплекс упражнений на тренировку элементов внутренней техники актера

Вывод

Используемая литература

1. Специфика актерского искусства

а) Профессия – актер

Искусство актера – это искусство создания сценических образов. Исполняя определенную роль в одном из видов сценического искусства (драматическом, оперном, балетном, эстрадном и т.д.), актер как бы уподобляет себя лицу, от имени которого он действует в спектакле, эстрадном номере и т.п.

Материалом для создания этого «лица» (персонажа) служат собственные природные данные актера: наряду с речью, телом, движениями, пластичностью, ритмичностью и т.д. такие, как эмоциональность, воображение, память и др.

Одной из главных особенностей искусства актера является то, что «процесс актерского творчества в своей конечной стадии всегда завершается на глазах у зрителей в момент спектакля, концерта, представления».

Искусство актера подразумевает создание образа персонажа (действующего лица). Сценический образ, по своей сути, - это сплав внутренних качеств этого персонажа (действующего лица), т.е. того, что мы называем «характером», с внешними качествами – «характерностью».

Создавая сценический образ своего героя, актер, с одной стороны, раскрывает его духовный мир, выражая это через поступки, действия, слова, мысли и переживания, а с другой – передает с той или иной степенью достоверности (или театральной условности) манеру поведения и внешность.

Человек, посвятивший себя актерской профессии, должен обладать определенными природными данными: заразительностью, темпераментом, фантазией, воображением, наблюдательностью, памятью, верой; выразительными: голосом и дикцией, внешностью; сценическим обаянием и, естественно, высокой исполнительской техникой.

В последние годы понятие артистичность включает в себя не только и не столько внешние данные, способность менять «обличие», (то есть то, что называется и понимается буквально – «лицедейством»), а и умение мыслить на сцене, выражать в роли личное отношение к жизни.

Когда мы говорим об актерском творчестве, мы имеем в виду, что его питают два, находящиеся в неразрывном единстве, источника: жизнь – с ее богатством и многообразием, и – внутренний мир художника, его личность.

Жизненный опыт, отточенная эмоциональная память, (если актер умеет ими пользоваться), являются его основным богатством при создании произведений искусства. Именно опыт оказывает влияние на поступки человека, на восприятие им окружающей его жизни, формирует его мировоззрение. В то же время опыт учит видеть и проникает в суть явлений. От того насколько глубоким явится это проникновение, и как оно (явление) ярко будет раскрыто, зависит получит ли зритель эстетическое наслаждение от игры актера. Ведь стремление своим творчеством приносить людям радость – составляет самую сердцевину актерской профессии. Естественно, что в значительной степени это зависит от того обладает ли актер даром наблюдать жизнь, поведение людей. (Запоминать, например, чужую манеру речи, жесты, походку и многое другое). Наблюдательность помогает схватить сущность характера какого-либо человека, зафиксировать в своей памяти и собрать в «кладовой» своего сознания живые интонации, обороты речи, яркий внешний облик и т.п., чтобы затем, в момент работы, поиска и создания сценического образа, подсознательно черпать из этой кладовой нужные ему (актеру) черты характера и характерности.

Но, конечно, «погруженность в жизнь», ее раскрытие требует от артиста не только таланта и яркой индивидуальности, но и филигранного, отточенного мастерства.

Настоящее дарование и подлинное мастерство подразумевает и выразительность речи, и богатство интонации, мимики, и лаконичный логически оправданный жест, и тренированное тело, и владение искусством звучащего слова, пения, движения, ритма.

Важнейшее (главное) выразительное средство актера – действие в образе, действие, которое по сути своей является (должно являться) органическим сплавом его психофизического и словесного действий.

Актер призван воплотить на сцене синтез авторского и режиссерского замыслов; выявить художественный смысл драматургического произведения, обогатив его собственной трактовкой, исходя из своего жизненного опыта, своих наблюдений, своих размышлений и, наконец, собственной творческой индивидуальности.

Индивидуальность актера – понятие весьма сложное. Здесь и мир сознательных и подсознательных интересов, которые копятся в его эмоциональной памяти; это и природа его темперамента (открытого, взрывчатого или скрытого, сдержанного); это и его данные и многое другое. Сохраняя богатство творческой индивидуальности, разнообразие в выборе изобразительных средств, актер подчиняет свое творчество главной задаче – через созданный им сценический образ, раскрыть идейно-художественную суть драматургического произведения.

б) Природа актерского искусства

На протяжении по крайней мере двух столетий борются между собой два противоположных взгляда на природу актерского искусства. В один период побеждает одна, в другой – другая точка зрения. Но побежденная сторона никогда не сдается окончательно, и порой то, что вчера отвергалось большинством деятелей сцены, сегодня снова становится господствующим взглядом.

Борьба между этими двумя течениями неизменно сосредоточивается на вопросе о том, требует ли природа театрального искусства, чтобы актер жил на сцене настоящими чувствами персонажа, или же сценическая игра основана на на способности актера одними техническими приемами воспроизводить внешнюю форму человеческих переживаний, внешнюю сторону поведения. «Искусство переживания» и «искусство представления» - так назвал К.С. Станиславский эти борющиеся между собой течения.

Актер «искусства переживания», по мнению Станиславского, стремится переживать роль, т.е. испытывать чувства исполняемого лица, каждый раз, при каждом акте творчества; актер «искусства представления» стремится пережить роль лишь однажды, дома или на репетиции, для того чтобы сначала познать внешнюю форму естественного проявления чувств, а затем научиться воспроизводить ее механически.

Нетрудно заметить, что различия во взглядах противоположных направлений сводится к различному разрешению вопроса о материале актерского искусства.

Но чем же обусловлены эти неизбежные теоретические противоречия в устах практиков сцены?

Дело в том, что сама природа актерского искусства противоречива. Поэтому она и не может улечься на прокрустовом ложе односторонней теории. Сложную природу этого искусства со всеми ее противоречиями каждый актер познает на самом себе. Очень часто бывает, что актер, попав на сцену, отбрасывает в сторону все теоретические взгляды и творит не только вне всякого согласия с ними, а даже вопреки им, однако в полном соответствии с законами, объективно присущими актерскому искусству.

Вот почему сторонники как того, так и другого направления не в состоянии удержаться на бескомпромиссном, до конца последовательном утверждении взглядов своей школы. Живая практика неизбежно сталкивает их с вершины безупречной, но односторонней принципиальности, и они начинают вносить в свои теории различные оговорки и поправки.

в) Единство физического и психического, объективного и субъективного в актерском творчестве

Актер, как известно, выражает создаваемый им образ при помощи своего поведения, своих действий на сцене. Воспроизведение актером человеческого поведения (действий человека) с целью создания целостного образа и составляет сущность сценической игры.

Поведение человека имеет две стороны: физическую и психическую. Причем одно от другого никогда не может быть оторвано и одно к другому не может быть сведено. Всякий акт человеческого поведения есть единый, целостный психофизический акт. Поэтому понять поведение человека, его поступки, не поняв его мыслей и чувств, невозможно. Но невозможно также понять его чувства и мысли, не поняв объективных связей и отношений его с окружающей средой.

«Школа переживания», разумеется, абсолютно права, требуя от актера воспроизведения на сцене не только внешней формы человеческих чувств, а и соответствующих внутренних переживаний. При механическом воспроизведении лишь внешней формы человеческого поведения актер вырывает из целостного акта этого поведения очень важное звено – переживания действующего лица, его мысли и чувства. Игра актера в этом случае неизбежно механизируется. В результате внешнюю форму поведения актер не может воспроизвести с исчерпывающей полнотой и убедительностью.

В самом деле, разве может человек, не испытывая, например, ни тени гнева, воспроизвести точно и убедительно внешнюю форму проявления этого чувства? Предположим, он видел и по собственному опыту знает, что человек, находящийся в состоянии гнева, сжимает кулаки и сдвигает брови. А что делают в это время его глаза, рот, плечи, ноги, торс? Ведь каждая мышца участвует в каждой эмоции. Актер может правдиво и верно (в соответствии с требованиями природы) стукнуть кулаком по столу и этим действием выразить чувство гнева только в том случае, если в этот момент верно живут даже ступни его ног. Если «соврали» ноги актера, зритель уже не верит и его руке.

Но можно ли запомнить и механически воспроизвести на сцене всю бесконечную сложную систему больших и малых движений всех органов, которая выражает ту или иную эмоцию? Конечно, нет. Для того чтобы правдиво воспроизвести эту систему движений, нужно схватить данную реакцию во всей ее психофизической целостности, т.е. в единстве и полноте внутреннего и внешнего, психического и физического, субъективного и объективного, нужно воспроизвести ее не механически, а органически.

Неправильно, если процесс переживания становится самоцелью театра и актер в переживании чувств своего героя видит весь смысл и назначение искусства. А такая опасность угрожает актеру психологического театра, если он недооценивает значение объективной стороны человеческого поведения и идейно-общественных задач искусства. До сих пор еще немало в актерской среде любителей (особенно любительниц) «пострадать» на сцене: умирать от любви и ревности, краснеть от гнева, бледнеть от отчаяния, дрожать от страсти, плакать настоящими слезами от горя, - сколько актеров и актрис видит в этом не только могучие средства, но и самую цель своего искусства! Пожить на глазах тысячной толпы чувствами изображаемого лица – ради этого они идут на сцену, в этом видят высшее творческое наслаждение. Роль для них – повод проявить свою эмоциональность и заразить зрителя своими чувствами (они всегда говорят о чувствах и почти никогда о мыслях). В этом их творческая задача, их профессиональная гордость, их актерский успех. Из всех видов человеческих поступков такие актеры больше всего ценят импульсивные действия и из всех разновидностей проявлений человеческих чувств – аффекты.

Нетрудно заметить, что при таком подходе к своей творческой задаче субъективное в роли становится главным предметом изображения. Объективные связи и отношения героя с окружающей его средой (а наряду с этим и внешняя форма переживаний) отходят на второй план.

Между тем всякий передовой, подлинно реалистичный театр, сознавая свои идейно-общественные задачи, всегда стремился давать оценку тем явлениям жизни, которые он показывал со сцены, над которыми он произносил свой общественно-моральный и политический приговор. Актеры такого театра неизбежно должны были не только мыслить мыслями образа и чувствовать его чувствами, но еще и мыслить и чувствовать по поводу мыслей и чувств образа, мыслить об образе; они видели смысл своего искусства не только в том, чтобы пожить на глазах публики чувствами своей роли, а прежде всего в том, чтобы создать художественный образ, несущий определенную идею, которая раскрывала бы важную для людей объективную истину.

Тело актера принадлежит не только актеру-образу, но также и актеру-творцу, ибо каждое движение тела не только выражает тот или иной момент жизни образа, но подчиняется и целому ряду требований в плане сценического мастерства: каждое движение тела должно быть пластичным, четким, ритмичным, сценичным, предельно выразительным, - все эти требования выполняет не тело образа, а тело актера-мастера.

Психика актера, как мы выяснили, тоже принадлежит не только актеру-творцу, но и актеру-образу: она, как и тело, служит материалом, из которого актер творит свою роль.

Следовательно, психика актера и его тело в единстве своем одновременно составляют и носителя творчества, и его материал.

г) Основные принципы воспитания актера

В основу профессионального (сценического) воспитания актера положена, как известно, система К.С. Станиславского, однако этой системой надо уметь пользоваться. Начетническое, догматическое ее применение может принести вместо пользы непоправимый вред.

Первым и главным принципом системы Станиславского является основной принцип всякого реалистического искусства – жизненная правда. Требованием жизненной правды в системе Станиславского проникнуто решительно все.

Чтобы застраховаться от ошибок, необходимо выработать в себе привычку постоянно сопоставлять выполнение любого творческого задания (даже самого элементарного упражнения) с самой правдой жизни.

Однако, если на сцене не следует допускать ничего, что противоречило бы жизненной правде, это вовсе не означает, что на сцену можно тащить из жизни все, что только на глаза попадает. Необходим отбор. Но что является критерием отбора?

Вот тут-то и приходит на помощь второй важнейший принцип школы К.С. Станиславского – его учение о сверхзадаче. Сверхзадача есть то, ради чего художник хочет внедрить свою идею в сознание людей, то, к чему художник стремится в конечном счете. Сверхзадача – самое заветное, самое дорогое, самое существенное желание художника, она – выражение его духовной активности, его целеустремленности, его страстности в борьбе за утверждение бесконечно дорогих для него идеалов и истин.

Таким образом, учение Станиславского о сверхзадаче – это не только требование от актера высокой идейности творчества, но еще и требование идейной активности.

Помня о сверхзадаче, пользуясь ею как компасом, художник не ошибется ни при отборе материала, ни при выборе технических приемов и выразительных средств.

Но что же Станиславский считал выразительным материалом в актерском искусстве? На этот вопрос отвечает третий принцип системы Станиславского – принцип активности и действия, говорящий о том, что нельзя играть образы и страсти, а надо действовать в образах и страстях роли.

Этот принцип, этот метод работы над ролью является тем винтом, на котором вертится вся практическая часть системы. Кто не понял принципа, не понял и всей системы.

Нетрудно установить, что все методические и технологические указания Станиславского бьют в одну цель – разбудить естественную человеческую природу актера для органического творчества в соответствии со сверхзадачей. Ценность любого технического приема рассматривается Станиславским именно с этой точки зрения. Ничего искусственного, ничего механического в творчестве актера не должно быть, все должно подчиняться в нем требованию органичности – таков четвертый принцип системы Станиславского.

Конечным этапом творческого процесса в актерском искусстве, с точки зрения Станиславского, является создание сценического образа через органическое творческое перевоплощение актера в этот образ. Принцип перевоплощения является пятым и решающим принципом системы.

Итак, мы насчитали пять основных принципов системы Станиславского, на которые опирается профессиональное (сценическое) воспитание актера. Станиславский не выдумал законов актерского искусства – он их открывал. В этом его великая историческая заслуга.

Система – это тот единственно надежный фундамент, на котором только и можно построить прочное здание современного спектакля, ее цель – вызывать к жизни органический, естественный процесс самостоятельного и свободного творчества.

д) Внутренняя и внешняя техника. Единство чувства правды и чувства формы

Говоря о профессиональном воспитании актера, необходимо подчеркнуть, что никакая театральная школа не может и не должна ставить перед собой задачу дать рецепты творчества, рецепты сценической игры. Научить актера создавать необходимые для его творчества условия, устранять внутренние и внешние препятствия, лежащие на пути к органическому творчеству, расчищать дорогу для такого творчества – вот важнейшие задачи профессионального обучения. Двигаться же по расчищенному пути ученик должен сам.

Художественное творчество – это органический процесс. Научиться творить путем усвоения технических приемов невозможно. Но если мы будем создавать благоприятные условия для творческого раскрытия постоянно обогащаемой личности ученика, мы можем в конце концов добиться пышного расцвета заложенного в нем таланта.

В чем же заключаются благоприятные для творчества условия?

Мы знаем, что актер в своем психофизическом единстве является для самого себя инструментом. Материал же его искусства – его действия. Поэтому, желая создать благоприятные условия для его творчества, мы прежде всего должны привести в надлежащее состояние инструмент его актерского искусства – его собственный организм. Нужно сделать этот инструмент податливым творческому импульсу, т.е. готовым в любой момент осуществить нужное действие. Для этого необходимо усовершенствовать как внутреннюю (психическую), так и внешнюю (физическую) его сторону. Первая задача осуществляется при помощи внутренней техники, вторая – при помощи развития внешней техники.

Внутренняя техника актера заключается в умении создавать необходимые внутренние (психические) условия для естественного и органического зарождения действий. Вооружение актера внутренней техникой связано с воспитанием в нем способности вызывать в себе правильное самочувствие – то внутреннее состояние, при отсутствии которого творчество оказывается невозможным.

Творческое состояние складывается из ряда взаимосвязанных элементов, или звеньев. Такими элементами являются: активная сосредоточенность (сценическое внимание), свободное от излишнего напряжения тело (сценическая свобода), правильная оценка предлагаемых обстоятельств (сценическая вера) и возникающие на этой основе готовность и желание действовать. Эти моменты и нужно воспитывать в актере, чтобы развить в нем способность приводить себя в правильное сценическое самочувствие.

Необходимо, чтобы актер владел своим вниманием, своим телом (мускулатурой) и умел серьезно относиться к сценическому вымыслу, как к подлинной правде жизни.

Воспитание актера в области внешней техники имеет своей целью сделать физический аппарат актера (его тело) податливым внутреннему импульсу.

«Нельзя с неподготовленным телом, - говорит Станиславский, - передавать бессознательное творчество природы, так точно, как нельзя играть Девятую симфонию Бетховена на расстроенных инструментах».

Бывает так: внутренние условия для творчества как будто бы налицо, и в актере естественным образом зарождается желание действовать; ему кажется, что он понял и почувствовал данное место роли и уже готов выразить это в своем физическом поведении. Но вот он начинает действовать, и… ничего не получается. Его голос и тело не повинуются ему и делают совсем не то, что он предчувствовал как уже найденное решение творческой задачи: в ушах актера только что звучала великолепная по богатству своего содержания интонация, которая вот-вот должна была родиться, а вместо этого из его гортани сами собой вырываются какие-то грубые, неприятные и невыразительные звуки, не имеющие абсолютно ничего общего с тем, что просилось наружу из самой глубины его взволнованной души.

Или же другой пример. У актера вот-вот готов родиться превосходный жест, совершенно точно выражающий то, чем он в данный момент внутренне живет, но вместо этого содержательного и красивого жеста непроизвольно возникает какое-то нелепое движение.

Сам по себе внутренний импульс как в том, так и в другом случае был правильным, он был богат содержанием и верно направлял мускулатуру, он требовал определенной интонации и определенного жеста и как бы призывал соответствующие мышцы выполнить их, - но мышцы его не послушались, не подчинились его внутреннему голосу, ибо не были для этого достаточно натренированы.

Так происходит всегда, когда внешний материал актера оказывается слишком грубым, неотесанным, чтобы подчиняться тончайшим требованиям художественного замысла. Вот почему так важно, чтобы в процессе внутреннего воспитания актера внутренняя техника дополнялась внешней. Воспитание внутренней и внешней техники не может осуществляться раздельно, ибо это две стороны одного и того же процесса (причем ведущим началом в этом единстве является внутренняя техника).

Нельзя признать правильной такую педагогическую практику, при которой преподаватель актерского мастерства снимает с себя всякую ответственность за вооружение учеников внешней техникой, полагая, что она целиком относится к компетенции преподавателей вспомогательно-тренировочных дисциплин (таких как техника речи, гимнастика, акробатика, фехтование, ритмика, танец и т.д.). Задача специальных вспомогательно-тренировочных дисциплин – воспитать в учащихся ряд навыков и умений. Однако эти навыки и умения сами по себе еще не являются внешней техникой. Они становятся внешней техникой, когда соединяются с внутренней. А это соединение может осуществить только преподаватель актерского мастерства.

Воспитывая внутреннюю технику, мы развиваем у ученика особую способность, которую Станиславский называл «чувством правды». Чувство правды – основа основ актерской техники, прочный и надежный ее фундамент. Не обладая этим чувством, актер не может полноценно творить, ибо он не в состоянии в своем собственном творчестве отличить подделку от истины, грубую фальшь притворства и штампа – от правды подлинного действия и настоящего переживания. Чувство правды – компас, руководствуясь которым актер никогда не собьется с верного пути.

Но природа искусства требует от актера еще и другой способности, которую можно назвать «чувством формы». Это особое профессиональное чувство актера дает ему возможность свободно распоряжаться всеми выразительными средствами с целью определенного воздействия на зрителя. К развитию этой способности и сводится в конечном счете воспитание внешней техники.

В постоянном взаимодействии и взаимопроникновении должны находиться в актере две его важнейшие профессиональные способности – чувство правды и чувство формы.

Взаимодействуя и взаимопроникая, они рождают нечто третье – сценическую выразительность актерской игры. Именно к этому стремится преподаватель актерского мастерства, соединяя внутреннюю и внешнюю технику. В этом одна из важнейших задач профессионального воспитания актера.

Иногда думают, что всякая сценическая краска, если она рождена живым, искренним чувством актера, уже по одному этому окажется выразительной. Это неверно. Очень часто бывает, что актер живет искренне и выявляет себя правдиво, а зритель остается холодным, потому что переживания актера не доходят до него.

Внешняя техника должна сообщить актерской игре выразительность, яркость, доходчивость.

Какие же качества делают актерскую игру выразительной? Чистота и четкость внешнего рисунка в движениях и речи, простота и ясность формы выражения, точность каждой сценической краски, каждого жеста и интонации, а также их художественная законченность.

Но все это качества, которыми определяется выразительность актерской игры в каждой роли и каждом спектакле. А бывают и особые средства выразительности, которые всякий раз диктуются своеобразием сценической формы данного спектакля. Это своеобразие связано прежде всего с идейно-художественными особенностями драматургического материала. Одна пьеса требует монументальной и строгой формы сценического воплощения, в другой необходимы легкость и подвижность, третья нуждается в ювелирной отделке необычайно тонкого актерского рисунка, для четвертой нужна яркость густых и сочных бытовых красок…

Способность актера подчинять свою игру, помимо общих требований сценической выразительности, особым требованиям формы данного спектакля, призванной точно и ярко выразить его содержание, является одним из важнейших признаков высокого актерского мастерства. Рождается эта способность в результате соединения внутренней и внешней техники.

е) Специфика творчества эстрадного актера

Одна из основных особенностей эстрады – культ актера. Он (актер) не только главная, но, порой, единственная фигура в искусстве эстрады. Нет артиста – нет номера. На эстраде артист, какой бы он ни был, хороший или плохой, выйдя на сцену, остается один на один со зрителями. Ему не помогают никакие аксессуары (реквизит, бутафория, оформление и т.д.), то есть все то, что успешно применяется в театре. Об артисте эстрады, по праву, можно сказать: «голый человек на голой земле». Собственно, это определение может стать ключом к раскрытию так называемой специфики творчества эстрадного артиста.

Вот почему огромное значение имеет индивидуальность исполнителя. Она не только живая душа того, что происходит на эстрадных подмостках, но и, как правило, определяет жанр, в котором выступает артист. «Эстрада – искусство, где талант исполнителя кристаллизуется и его имя становится названием неповторимого жанра…» Очень часто по-настоящему талантливый артист становится родоначальником того или другого. Вспомните актеров, о которых мы говорили.

Конечно, специфика эстрады, ее исполнительское искусство требует, чтобы артист был не просто яркой индивидуальностью, но, чтобы сама эта индивидуальность по-человечески была интересна для зрителей.

Каждый эстрадный номер несет в себе портрет своего творца. Он либо психологически тонок и точен, умен, брызжет озорством, остроумием, изящен, изобретателен; либо сух, скучен, ординарен, как его создатель. А имя последним, к сожалению, - легион.

Главная цель эстрадного артиста – создать номер, в процессе исполнения которого, он, раскрывая свои творческие возможности, воплощает в только присущем ему образе и облике свою тему.

Искренность, в некотором роде «исповедальность», с которой актер отдает на суд зрителя свое искусство, свои мысли, свои чувства, с «нетерпимым желанием что-то такое ему сказать, чего он за всю свою жизнь не видел, не слышал, не увидит и не услышит», - один из специфических признаков актерского творчества на эстраде. Только глубина, искренность исполнения, а не самопоказ захватывает зрителя. Именно тогда он надолго запоминается публике.

Ведущие артисты эстрады всегда понимали и понимают насколько велики стоящие перед ним задачи. Каждый раз, выходя на сцену, эстрадному артисту для создания номера требуется предельная мобилизация всех духовных и физических сил. Ведь артист на эстраде обычно действует, если можно так сказать, по законам площадного театра, когда главным для него становится посыл, как результат максимальной сосредоточенности, поскольку для публики имеет огромное значение личные переживания, душевный и духовный мир артиста.

Не меньшее значение имеет для артиста эстрады такое его качество, как способность к импровизации, к импровизационной исполнительской манере. На эстраде, где актер общается с публикой «на равных», где дистанция между ним и зрителями, слушателями предельно ничтожна, импровизационность изначально задана условиям игры.

Любой эстрадный номер должен производить на публику впечатление созданного и исполненного сию минуту. «Иначе он сразу теряет условие своей доходчивости и убедительности – он перестает быть эстрадным» - подчеркивал особенность исполнения эстрадного номера один из лучших авторов и знатоков этого вида искусства – Владимир Захарович Масс.

Артист, вышедший на эстрадные подмостки, должен предстать перед зрителями не как исполнитель заранее написанного текста, а лицо, которое «здесь и сейчас» придумывает и произносит свои собственные слова. Ничто так не включает зрительный зал в активное участие как актерская импровизация.

Естественно, что свобода импровизации приходит к актеру с профессионализмом. А высокий профессионализм предполагает огромную внутреннюю подвижность, когда логика поведении персонажа легко становится логикой поведения исполнителя, а характер мышления образа увлекает его (исполнителя) своими особенностями. Тогда-то фантазия стремительно подхватывает все это и примеряет на себя.

Естественно, что даже наиболее способные к импровизации актеры, от природы предрасположенные к общению, проходят весьма непростой, а иногда довольно мучительный путь овладения мастерством, позволяющим действительно произносить авторский текст как свой собственный.

Конечно, во многом впечатление импровизационности создает умение исполнителя как бы искать слово и складывать фразу на глазах у слушателей. Здесь помогает возникновение в речи пауз и люфтпауз, ритмических ускорений или наоборот замедлений, экспрессии и т.п. При этом нельзя забывать, что характер и манера импровизационности находятся в прямой зависимости от условий жанра и режиссерского решения.

Есть еще одна особенность артиста эстрады – он смотрит на своих героев, оценивает их как бы вместе со зрителем. Исполняя свой номер, он, собственно ведет диалог с публикой, владея их мыслями и чувствами. «Если в этом союзе артиста и зрителя все звенья слиты, если достигнута гармония между артистами и слушателями, то наступают минуты и часы взаимного доверия и начинает жить большое искусство».

Если же артист, в желании завоевать зрительский успех, строит свой расчет на смеховые репризные моменты, заключенные в эстрадном произведении, поступая по принципу: чем больше их, то, как ему кажется, артист «смешнее», - то тем дальше он уходит от подлинного искусства, от подлинной эстрады.

Артисту эстрады должно быть свойственно: раскованность чувств, мыслей, фантазии; заразительный темперамент, чувство меры, вкус; умение держаться на сцене, быстро устанавливать контакт со зрителем; быстрота реакции, готовность к немедленному действию, способность откликаться импровизацией на любые изменения в предлагаемых обстоятельствах; перевоплощение, легкость и непринужденность исполнения.

Не меньшее значение имеет наличие у эстрадного артиста шарма, обаяния, артистичности, изящества формы и, конечно, озорства, куража, заразительной веселости.

Вы спросите: «Разве может один артист обладать всеми этими качествами?»

Может! Если не всеми сразу, то большинством! Вот, что пишет о М.В. Мироновой известный театральный критик и писатель Ю. Юзовский: «В ней – плоть и кровь эстрады, легкость этого жанра и серьезность этого жанра, и грация и лихость этого жанра, и лирика этого жанра, патетика этого жанра, и «черт меня побери» этого жанра…»

Каждый артист эстрады – это своеобразный театр. Хотя бы уже по тому, что ему (артисту эстрады), используя свои специфические приемы, необходимо решать те же задачи, что и артисту драмы, но за три-пять минут отпущенных для этого сценической жизни. Ведь все законы мастерства драматического ( или оперного) артиста обязательны для эстрады.

Владение искусством слова, движения, пластики – обязательное условие мастерства эстрадного актера, его профессии. «Без внешней формы как самая внутренняя характерность, так и склад души образа не дойдут до публики. Внешняя характерность объясняет, иллюстрирует и таким образом доводит до зрителя невидимый внутренний душевный поток роли».*

Но, конечно, в искусстве эстрадного артиста, как впрочем и всякого актера, помимо владения движением, ритмом, помимо сценического обаяния, личной одаренности, огромную роль играют художественные достоинства, качества литературного или музыкального произведения. Даже несмотря на то, что на эстраде автор, (как и режиссер) «умирают» в актере-исполнителе, от этого их значение не уменьшается. Наоборот, они становятся еще значимее, так как именно с их помощью раскрывается индивидуальность эстрадного артиста.

Но, к сожалению, почему-то, даже сегодня эстрадным артистом может считаться каждый актер кто выступает на концертной эстраде, хотя его репертуар и исполнение ничего общего с эстрадой не имеют. Чего греха таить, в массе эстрадных артистов мы часто можем встретить такого, кто не умеет раскрыть, а тем более углубить суть исполняемого произведения, создать сценический образ. Такой исполнитель оказывается целиком во власти репертуара: он ищет такое произведение, которое будет само по себе вызывать смех, аплодисменты. Он берет любую вещь, даже грубую, вульгарную, лишь бы иметь успех у зрителей. Такой артист, не считаясь, порой, со смыслом номера, спешит от репризы к репризе, пробалтывает часть текста, смещает акценты, что в конечном счете приводит не только к словесной, но и смысловой нелепице. Правда, следует заметить, что у такого исполнителя и хорошее литературное или музыкальное произведение может приобрести оттенок пошлости и безликости.

Создаваемые артистом эстрады художественные образы, к какому бы жанру они не относились (разговорному, музыкальному, оригинальному), из-за ах узнаваемости могут казаться легко доступными для исполнителя. Но именно в этой доступности и кажущейся простоте – заключаются основные трудности эстрадного артиста.

Создание сценического образа на эстраде имеет свои принципиальные особенности, определяющиеся «условиями игры» эстрады, как вида сценического искусства, и «условиями игры» того или другого жанра.

В эстраде нет временной протяженности судьбы персонажа, нет постепенного нарастания конфликта и плавного его завершения. Нет и подробного развития сюжета. Актеру эстрады необходимо за считанные минуты прожить сложную, психологически разнообразную жизнь своего персонажа. «… На протяжении каких-нибудь двадцати минут я должен быстро овладеть собой, выражаясь вульгарно менять шкуру и из одной шкуры влезать в другую».* При этом зритель одновременно должен сразу понять где, когда и зачем происходит действие номера.

Искусство эстрадного артиста, жизнь исполнителя на эстрадных подмостках во многом строится на тех законах актерского творчества, открытых К.С. Станиславским, Е.Б. Вахтанговым, М.А. Чеховым и многими другими выдающимися режиссерами и актерами театра. К сожалению, об этом, говоря об эстраде, предпочитают умалчивать, а если и говорят, то очень редко и, порой, пренебрежительно. Хотя вся творческая жизнь Райкина, Мирова, Мироновой, Рины Зеленой и многих других, у которых эстрадная броскость сочеталась с умением жить жизнью своих персонажей, подтверждает их приверженность системе Станиславского и актерским школам Вахтангова и Чехова.

Правда, и это необходимо подчеркнуть, сложившиеся в драматическом театре так называемые направления «переживания» и «представления» утрачивают на эстраде свои особенности и не имеют принципиального значения. Артист эстрады как бы «надевает» на себя маску своего персонажа, оставаясь при этом самим собой. К тому же перевоплощаясь он находится в непосредственном контакте со зрителем. Он (актер) вдруг на наших глазах меняет прическу, (как-то взлохматил волосы), или что-то делает со своим пиджаком (застегнул его не на ту пуговицу), начинает говорить голосом своего героя, и… «портрет готов». То есть двумя-тремя штрихами создал образ своего персонажа.

Своеобразной формой перевоплощения на эстраде является трансформация. Не трюкачество циркового представления, а подлинное выразительное средство, прием, который может нести значительную смысловую нагрузку. «Когда я впервые стал заниматься трансформацией, - рассказывал А.И. Райкин, - многие говорили, что это трюкачество, цирковой жанр. А я шел на это сознательно, понимая, что трансформация является одним из компонентов театра миниатюр».

Необходимость раскрыть в коротком временном отрывке живой и сложный характер заставляет артиста уделять особое внимание внешнему рисунку роли, добиваясь известной гиперболизации даже гротесковости персонажа не только в облике, но и в его поведении.

Создавая на эстраде художественный образ, актер отбирает наиболее типические черты характера и характерности своего персонажа. Именно так рождается оправданный характером, темпераментом, привычками и т.д., гротеск, яркая сценическая гипербола. Собственно, на эстраде сценический образ складывается из соединения внутренних и внешних свойств персонажа, при примате внешнего рисунка, то есть характерности.

Сведение к минимуму театральных аксессуаров (оформления, декорации, грима) делает исполнение номера напряженней, усиливает экспрессию игры, меняет и сам характер сценического поведения артиста. Игра его становится резче, острее, жест точнее, движение энергичнее.

Для эстрадного артиста недостаточно владеть техническими навыками исполнительства, (допустим, одними вокальными или речевыми данными, или пластикой тела и т.д.), они должны сочетаться с умением находить контакт со зрительным залом.

Умение строить отношения со зрителем – одна из важнейших сторон дарования и мастерства эстрадного артиста. Ведь он общается непосредственно с публикой, обращается к ней. И в этом одна из основных черт искусства эстрады. Когда же на эстрадных подмостках исполняются какие-либо сцены, отрывки из спектаклей, опер, оперетт, цирка, то их исполнение корректируется с учетом этой особенности. Более того, актер в первые же секунды своего появления на сцене, не сумевший установить со зрителями прочный контакт, можно безошибочно предсказать – потерпит фиаско, а его номер не будет иметь успеха.

Если инструменталист или вокалист от произведения к произведению еще могут расположить к себе публику, то артист эстрады, исполняющий монолог, фельетон, куплеты, пародии и т.п. – никогда. Вежливое наблюдение зрителей за тем, что происходит на эстрадных подмостках – равнозначно провалу. Вспомним: свободное общение с публикой, отсутствие «четвертой стены», то есть, зритель – партнер исполнителя, (один из главных родовых признаков эстрадного искусства), - означает еще и то, что публика становится соучастницей творчества актера. Словом, сделать публику своим союзником, единомышленником, сторонником – одна из основных задач исполнителя. Такое умение говорит о мастерстве актера.

2. Комплекс упражнений на тренировку элементов внутренней техники актера

Цель: Развить у студентов организованность, коллективность, законченность действий. Тренинг сосредоточенного и рассредоточенного многоплоскостного внимания. Совершенствование зрительных восприятий и зрительной памяти. Наблюдательность, воображение и фантазия. Ориентировка в пространстве. Слово и внутреннее видение. Пространственное видение. Ассоциативное мышление, мысленная речь. Тренинг механизмов переключения, непрерывности видения. Действия в условиях вымысла.

1. «Переходы».

Потренируем навыки рабочей собранности. Исходное положение: стулья в аудитории расставлены полукругом так, чтобы каждый из студентов видел своих товарищей.

- посмотрите на своих товарищей по полукругу, обратите внимание на цвет волос каждого из них. Теперь поменяйтесь местами так, чтобы крайним справа сидел ученик с самыми светлыми волосами, рядом с ним – потемнее, а крайним слева был самый черный.

Никаких шумных обсуждений! Сидя на месте, молча, каждый ученик ориентируется, куда он должен перейти, и по хлопку педагога все одновременно меняются местами.

- Пересядьте по алфавиту фамилий!

- По алфавиту имен!

- По росту!

Бесшумно! Четко! Легко! Без лишних движений, только целесообразные!

2. «Кольцо».

Нам понадобится в упражнениях еще одно расположение стульев – кольцо. Воспитывая навыки рабочего самочувствия, потренируем и эту перестановку.

Ученики сидят в полукруге. По счету (на десять или на пять) надо переместиться со стульями так, чтобы получилось широкое кольцо, какое можно в аудитории.

- Точнее распределяйте свои движения во времени. Сесть нужно с последним счетом… А расстояния между стульями везде получились одинаковыми?

Обратно – в полукруг. Снова – в широкое кольцо.

- Внимание к соседу! Не мешайте ему, переставляя стул! Следите за его движениями, действуйте одновременно с ним!

По счету (на десять или пять) превратим большое кольцо в малое – стул к стулу. Оттренируем и создание среднего кольца, промежуточного по величине между большим и малым.

Потренируем перемену расположения стульев в произвольном порядке:

- Большое кольцо, на счет пять! Малое – на счет десять! Большое – на счет двадцать три! Среднее – на счет три!

Бесшумность, четкость, завершенность – постоянные требования.

3. «Часы».

В этом упражнении, тренирующем сосредоточенное внимание, заняты 13 человек – 12 «часов» и один «диспетчер».

- Встаньте широким кольцом, рассчитайтесь по порядку номеров слева направо, от единицы до двенадцати. Диспетчер – посередине.

- Если бы это был циферблат больших часов, а каждый из вас – определенным звучащим часом,- как можно было бы отбить на этих часах время? Сейчас ровно 11 часов. Цифра 11, ударьте в ладоши, затее цифра 12 – спойте «бам-мм!» Так и расположены стрелки в это время – одна на 11, другая на 12. Показание большой стрелки должно быть первым.

- Без двадцати пяти час. Что показывает большая стрелка? Час. Единица, ударьте в ладоши. Маленькая стрелка на какой цифре? На семерке. Семерка, пойте «бам-мм!»

- Диспетчер, объявите время сами, а цифры – отбивайте свои часы.

4. «Змейка».

Одно из упражнений на повторение движений партнера.

Ученики идут по комнате змейкой, в затылок друг другу, причем ведущий обходит воображаемые препятствия, перепрыгивает через воображаемые рвы, а остальные повторяют его движения.

По команде педагога ведущий переходит в хвост змейки, а второй в змейке становится ведущим.

Это упражнение не преследует цели полного взаимодействия с партнером. Еще нет требования «жить жизнью партнера, мыслить его мыслями, смотреть его глазами». Организованность, рабочая четкость – единственные требования.

5. «Биография спичечного коробка».

- Найдите новое, не известное вам в хорошо знакомом спичечном коробке. Профантазируйте – как его делали? Что представляется прежде всего? Лес, рубят деревья, везут на лесопильный завод. Это ничего, что вы не знаете во всех деталях, как изготовляют спичечные коробки, - фантазируйте! Подумайте, сколько людей участвовало в «биографии спичечного коробка» - от лесоруба до продавца магазина. Пройдитесь мысленно по этой биографии последовательно, от начала до конца, до сегодняшнего дня.

- Вам легче понять, как его делали и какой путь он прошел, если вы внимательно присмотритесь к нему. По признакам, не сразу заметным, вы найдете следы биографии.

- Вот теперь спичечный коробок вам хорошо знаком. Спрячьте его и опишите нам.

- Возьмите другой коробок, с такой же этикеткой. Как будто одинаковы оба? А вы найдите разницу между ними!

- Для чего вам понадобилось их сравнивать? Какая цель могла бы в жизни заставить вас делать это? Ах, вы коллекционируете этикетки?

Актерский тренинг должен привести творческий аппарат ученика в соответствие с требованиями творческого процесса. Тренинг выполняет две основные обязанности:

Совершенствует пластичность нервной системы и позволяет осознанно воспроизводить работу механизмов жизненного действия – механизма восприятия и реакции, механизмов переключения и т.д.

Помогает отшлифовать, сделать гибким и ярким «инструмент» ученика, раскрыть все его природные возможности и подвергнуть их планомерной обработке, расширить «коэффициент полезного действия» всех нужных из имеющихся возможностей, заглушить и ликвидировать ненужные и, наконец, создать недостающие, насколько это возможно.

Обе эти цели тренинга сливаются воедино, потому что каждая из них выполняется на основе другой, то есть совершенствование психофизического аппарата проводится на материале упражнений, анализирующих и осваивающих механизмы жизненного действия.

Вывод

И последнее. Но не по важности.

Профессия артиста эстрады трудна. Профессия эстрадного сатирика – вдвойне. Она требует от исполнителя четкой гражданской позиции, подкрепленной всем его артистическим жизненным опытом. (В известном смысле профессию эстрадного сатирика можно сравнить с профессией журналиста. Во всяком случае, она достаточно близка ему).

Сегодня зритель не смеется над нарочно исковерканной фамилией отрицательного персонажа или примитивным его изображением. «Рассмешить аудиторию не так уж сложно. Гораздо сложнее заставить ее думать вместе с тобой».

Искусство юмориста, сатирика состоит в том, чтобы, показывая объект насмешки с его внешней стороны, именно этим путем раскрыть перед зрителями его несостоятельность.

Используемая литература

Захава Б.Е. Мастерство актера и режиссера.-М.:Искусство, 1969.

Гиппиус С.В. Гимнастика чувств.-М.: Искусство, 1967.

Рубб А. Теория и практика эстрадной режиссуры.

Новицкая Л.П. Тренинг и муштра. М.:Сов. Россия.