Мораль и поведение

1

СОДЕРЖАНИЕ

Мораль и нравственность, происхождение идеалов

Мораль, обычай, право

Исторические типы морали

Страх

Стыд и гордость

Честь как регулятор поведения

Понятие достоинства и принцип гуманизма

«Золотое правило» нравственности

Особенности нравственного сознания и поведения

Структура нравственного сознания

Частные требования и оценки, моральная норма

Моральные качества и нравственный идеал

Нравственные принципы

Представления о смысле жизни

Трудно найти благородного человека: не везде он рождается.

Но где рождается такой мудрый, там процветает счастливый род.

Будда Шакья-Муни

МОРАЛЬ

Само слово «мораль» происходит от латинского mores — обычаи, нравы. Мораль — это особая, культурно-нормативная форма внебиологической регуляции человеческих отношений. Различают моральное сознание, моральные отношения, мо­ральные поступки.

Термины «мораль» и «нравственность» обычно использу­ют в качестве синонимов. Однако само наличие двух терми­нов, обозначающих одно явление, указывает на существова­ние двух смысловых оттенков в понятии морали. С одной стороны, мораль — это регулятор человеческих отношений, это нравы, «естественные» стремления человека, массовые привычки, получившие общественное одобрение. С другой сто­роны, мораль — это противостояние природе активного воле­вого субъекта, осознающего свою автономность, это личност­ное измерение общества.

Гегель эти два аспекта морали превратил в две ступени ее развития. Нравственность для него — это обычаи, бессозна­тельно усвоенные индивидом. В нравственности совпадают должное (предписания) и сущее — фактическое поведение людей. Мораль, по Гегелю, это как бы критическая оценка нравственности (обычаев, нравов). В морали свободная лич­ность сознательно ищет всеобщего закона, лежащего в основе нравов. Веления морали начинают расходиться с повседнев­ным порядком, «сущим». Однако мораль как выражение субъективной воли опять объективируется, переходит в нрав­ственность, понимаемую как воплощение морального закона в семейных отношениях, в гражданском обществе, в государ­стве. «Нравственность государства» Гегель считал третьей, последней фазой развития объективного духа — это «сила ра­зума, осуществляющего себя как волю». Это синтез свободы как проявления духа и ее социально-культурной объективации.

Моральные запреты, нравственные нормы складывались внутри человеческого рода еще до возникновения религии. Зигмунд Фрейд считал, что человека от животного отличает только одно главенствующее свойство – совесть. В природном царстве нет таких особей, которые испытывают раскаяние. Человек только тогда и выделился из естественного царства, когда испытал муки сожаления о содеянном. Но угрызения совести невозможны, если у человека нет нравственных абсолютов. Стало быть, они возникли у истоков истории, а не явились в готовом виде.

Есть и другая версия, толкующая происхождение идеалов. Считают, что причиной тому стал общественный договор. Люди обратили внимание на то, что многие поступки наказуемы. Если ты украл что-то у соседа, он может поступить с тобой так же. Экономист Адам Смит разработал концепцию, в которой показал индивидуальный интерес человека как фактор экономического прогресса. В книге «Теория нравственных эмоций» он пытался доказать, что развитие рынка и бизнеса должно идти параллельно с развитием морали и права.

Мораль, обычай, право

Поведение, опирающееся на моральные нормы, и поведе­ние, опирающееся на обычай, на первый взгляд, сходны. В самом деле, и мораль, и обычай регулируют человеческие вза­имоотношения. И мораль, и обычай не институализированы, то есть моральные предписания и обычаи не исходят от како­го-то особого учреждения, которое добивалось бы принуди­тельного их исполнения.

И мораль, и обычай определяют то, что мы называем нрава­ми, — привычные, широко распространенные в определенном сообществе формы поведения. Но между поведением на основе обычая и моральным поведением есть существенные различия. Обычай — это устойчивые, стереотипные способы массово­го поведения, сложившиеся исторически. Обычай, как прави­ло, требует буквального исполнения, он не нуждается в инди­видуальной интерпретации, в отличие от морали. Обычай может требовать от представителей различных социальных групп ис­полнения различных действий. Требования же морали одина­ковы для всех. Так, например, по обычаю древних ацтеков пить вино разрешалось только старикам. Молодой же человек, на­рушивший обычай, должен был быть наказан. Наказания так­же не были одинаковыми для всех за одинаковый проступок. Чем выше социальное положение провинившегося, тем тяже­лее было наказание. Обычай находится в большей зависимости от общественного мнения, нежели мораль: нарушение обычая вызывает общественное осуждение. Нарушение моральной нор­мы могло пройти незаметно для окружающих. С этой особенностью обычая связана его большая, по сравнению с моралью, внешняя оформленность. Обычай не затрагивает человеческой души, он, в известной степени, «деятельность напоказ». Обы­чай не ставит перед человеком перспективной задачи личного совершенствования, что характерно для морального сознания. Требования морали («должное») часто расходятся с повседнев­ной человеческой жизнью («сущим»).

Для совершенствования морального поступка порой надо преодолевать рутину повсед­невности, выходить за рамки привычного, обычного, повторя­ющегося, идти наперекор общественному мнению. Обычай же есть сгущение стереотипности, повторяемости жизненных событий, это объективизация общественного мне­ния, коллективной ответственности. Обычай носит внеличностный характер, в нем совпадают должное и сущее. Обычай так же нормативен, как и мораль, но обоснование этой нормативности иное — «так должно поступать, потому что так поступают все».

Правовое требование обосновывает свою принудительность ссылкой на государственную волю, закрепленную в законах, соблюдение правовых норм предполагает меры государствен­ного принуждения. Субъект нравственности — личность, а высшая правовая инстанция — совесть; субъект обычая — че­ловеческое сообщество, группа, высшая инстанция — обще­ственное мнение. Субъект права — государство, высшая ин­станция — суд. Но право, как и обычай, тесно связано с моралью. Известно, что незнание закона не избавляет от от­ветственности. Это обусловлено тем, что в основе правовых норм лежат так называемые нормы нравственности, известные всем: «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй». Обы­чай также включает в себя подобные запреты. Право обладает наибольшей принудительной силой, поскольку обеспечивает исполнение норм, являющихся основой общественной безопас­ности. По словам русского философа Вл.Соловьева, право не рассчитывает на личное совершенствование, не требует нрав­ственного выбора. Право есть принудительное требование ми­нимального добра, право имеет дело не с «идеальным совер­шенством некоторых, а с реальной безопасностью всех».

Юрист и социолог Б.Н.Кистяковский, один из авторов изве­стного сборника «Вехи», писал об обратном влиянии права на нравственность. Право не есть только «этический минимум», право не есть только принуждение. Право — это « единственная социально-дисциплинирующая система». Игнорируя ценность права, русская интеллигенция, писал он, оказывается крайне неустойчивой в своих нравственных принципах. «Главное и существенное содержание права составляет свобода. Правда, это свобода внешняя, относительная, обусловленная общественной средой. Но внутренняя, более безотносительная, духовная сво­бода возможна только при существовании свободы внешней, и последняя есть самая лучшая школа для первой».

Исторические типы морали

Исторический тип морали определяется целой совокупно­стью признаков: соотношением моральных норм и обычаев, характером санкций, соотношением поступка и его мотива, в конечном итоге — степенью автономности субъекта нравствен­ности, зрелостью личности.

Страх перед наказанием за совершенный поступок — са­мая простая форма социального контроля, распространимая даже на коллективные взаимоотношения в биологических популяциях. В ранних человеческих общностях чувство стра­ха преобладало по отношению к чужим, потенциально враж­дебным иноплеменникам.

По отношению к «своим» внутри группы действует меха­низм «стыда». В чувстве стыда выражена уже простейшая форма социального контроля, отделившаяся от ее группового носителя и ставшая самооценкой индивида. Стыд — это страх осуждения «своими». Стыд не предполагает разграничения мотива и поступка. Стыдиться (или гордиться, гордость — по­ложительная форма социального контроля этого типа) можно и случайной ошибки, гордиться можно случайной, немотиви­рованной удачей, победой, не зависящей от победителя. Ан­тичная культура в основном была воплощением того типа нрав­ственности, для которой наиболее характерной формой самооценки были «стыд» и «гордость». Человек судит себя по объективному результату, а не по мотивам поступка (таковы герои Еврипида: Федра, Геракл, Тесей). Стыд не осознавался как стыд перед собой, он как бы вынесен вовне и воплощен в образе Эриний, преследующих того, кто совершил зло.

Неотделенность еще внутреннего мира от внешних прояв­лений человеческой активности отразилась на характере дру­жеских отношений. Наиболее тесно связывала людей в «геро­ическую» эпоху Древней Греции дружба, скрепленная дого­вором. Героические действия, совершенные Ахиллом под Троей, были связаны с необходимостью отомстить за гибель своего друга Патрокла. Главным в дружбе был ее «практичес­кий» характер, мотив не отделялся от действия.

Другой тип нравственности характерен для сословного об­щества. Здесь центральным оказывается такой регулятор по­ведения, как честь. Чувство стыда трансформируется в чувство бесчестья. Понятие чести не столько выражает персональную репутацию индивида, сколько определяет значимость той общ­ности, к которой он принадлежит. Понятие чести воплощается в корпоративные « кодексы чести ». Идеалом дворянского сосло­вия было сознательное изгнание страха и утверждение чести как основного «законодателя» поведения дворянина. Дуэль — про­цедура по восстановлению чести. С этих позиций храбрость — самоцель дворянина, это не средство служения государствен­ной пользе. В отличие от более ранних типов нравственности, в данном случае поражение или победа не есть критерий нрав­ственного поступка. Главное — личное бесстрашие, то есть сле­дование закону чести, что предполагает индивидуальную мо­тивацию, а не только позитивный результат поступка. Но корпоративное одобрение вызывают только определенные внут­ренние побуждения, воплощенные в определенные действия. Дуэль, способность добровольно взглянуть в лицо смерти, ста­новится особым «очищающим» ритуальным действием, смы­вающим печать личного бесчестья. Причем индивидуальному решению в дуэли отводится серьезная роль: необходимо решить, достаточно ли только простого вызова, или «обозначения» боя (выстрел в воздух), или же оскорбление необходимо смыть кро­вью. Для низших сословий понятие чести часто связано с уров­нем мастерства, с трудом, как достойным человека занятием.

Понятие достоинства оказывается в центре нравственного сознания уже в новое время. Достоинство мыслится как то, что должно быть присуще каждому индивиду, должно носить все­общий характер. С этой точки зрения, дуэль — лишь ритуали- зированное убийство, унижающее достоинство человека дей­ствие. Достоинство предполагает расхождение между должным и сущим, что открывает простор для личного самосовершенство­вания. Понятие человеческого достоинства предполагает ощу­щение индивидом себя как представителя «рода человеческо­го» в целом, ставшее мотивом его поведения. Чувство собственного достоинства предполагает значительную вариа­тивность поведения индивида, открывает возможность различ­ных его интерпретаций. В частности, диапазон интерпретации понятия достоинства находится между полюсами безгранично­го самоутверждения индивида и ощущением огромной ответ­ственности за свои поступки перед человечеством. Основопола­гающим для истолкования идеи человеческого достоинства является принцип гуманизма, который и сам имеет различные интерпретации.

Гуманизм выражен и в идее И. Канта, согласно которой человек всегда является целью и не может стать сред­ством. Но существует и марксистский, «конкретный» гума­низм, согласно которому отдельный человек может и даже дол­жен с радостью стать средством для прогрессивного развития человечества в целом. Ж. П. Сартр рассматривает гуманизм как абсолютную свободу человека, не стесненную внешними усло­виями и внутренней «цензурой». В религиозной христианской традиции гуманизм подвергается критике, рассматривается в качестве одного из самых больших заблуждений человечества (Н. Бердяев, Ю. Бохеньский). Гуманизм как поклонение чело­века самому себе рассматривается как форма идолопоклонни­чества, несвободы человека.

«Золотое правило» нравственности

Принцип гуманизма наиболее ярко выражен в так называ­емом «золотом правиле» нравственности. История станов­ления этого принципа как основы нравственного поведения одновременно является историей становления нравственнос­ти. В современном его значении «золотое правило» начинает использоваться с XVIII века.

Изначально, в условиях родоплеменной общности, действо­вал универсальный обычай кровной мести («око за око, зуб за зуб»), талион, содержание которого сводится к идее равного воздания: «возмездие по отношению к представителю другого рода должно быть равно причиненному им ущербу тебе или членам твоего рода». Этот жестокий с современной точки зре­ния обычай ограничивал вражду родов, вводил ее в определен­ные рамки, ибо требовал строго равного воздаяния. В талионе отражена спаянность рода и отчужденность межродовых вза­имодействий.

Разрушение родоплеменных отношений вело к невозмож­ности четкого разделения на «своих» и «чужих». Внеродовые экономические связи порой оказывались важнее связей род­ственных. Как индивид уже не желает отвечать за прегреше­ния своих родственников, так и родовая общность не стремит­ся брать на себя ответственность за проступки своих членов. В этих условиях талион, рассчитанный на действия в рамках взаимоотношений «своих» и «чужих», теряет свою эффектив­ность. Возникает необходимость формирования нового прин­ципа регуляции межиндивидуальных отношений, не завися­щего от родоплеменной принадлежности индивидов.

Таким принципом и стало «золотое правило», упоминания о котором встречаются уже в V—VI веках до н.э. — в учении Конфуция и памятнике древнеиндийской культуры «Махаб-харата», в изречениях семи греческих мудрецов, в Ветхом и Новом заветах. Например, в Евангелии от Матфея «золотое правило» звучит следующим образом: «Итак, во всем как хо­тите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними...» (Матф. 7, 12). В отличие от приведенной «позитив­ной», существует и «негативная» формулировка «золотого правила»: не желай другому того, чего не желаешь себе.

«Другой» в «золотом правиле» — это любой человек, ближ­ний и дальний, знакомый и незнакомый. «Золотое правило» в скрытой форме содержит представления о равенстве всех лю­дей. Но равенство это не принижает людей, не делает их оди­наковыми. Это равенство в свободе, равенство в возможности к бесконечному совершенствованию. Это равенство в тех че­ловеческих качествах, которые индивид считает наилучшими; равенство перед теми нормами поведения, которые оптималь­ны для каждого человека.

«Золотое правило» предполагает возможность встать на место другого человека: я к себе могу отнестись как к друго­му, к другому — как к себе. Такое отношение и есть основа свя­зи между людьми, которая называется любовью. Отсюда — другая формулировка «золотого правила»: «люби ближнего, как самого себя». «Золотое правило» требует отношения к другому человеку как к себе в перспективе совершенства, то есть как к цели, но никогда — как к средству.

«Золотое правило» как основа нравственного поведения и нравственного сознания всегда было объектом пристального внимания философов. Т. Гоббс считал его основой естественных законов, определяющих жизнь человека. Это правило доступ­но для понимания каждого, оно помогает ограничить индиви­дуальные эгоистические притязания, что составляет основу еди­нения людей в государстве. Дж. Локк не считал «золотое правило» врожденным человеку, напротив, в его основе лежит естественное равенство людей, осознав которое в форме «золо­того правила», люди приходят к общественной добродетели. И. Кант весьма критически оценивал традиционные формы «зо­лотого правила». По мнению Канта, «золотое правило» в явном виде не позволяет оценить степень нравственной развитости индивида: индивид может занизить нравственные требования к самому себе, может стать в эгоистическую позицию (я не ме­шаю вам жить, не мешайте и мне). «Золотое правило» включа­ет в нравственное поведение желание индивида. Но человечес­кие желания, страсти часто делают его рабом природы и полностью выключают из мира нравственного — мира свободы. Однако категорический императив Канта — центральное поня­тие его этического учения — есть лишь философски уточнен­ное «золотое правило»: поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла стать основой всеобщего законодательства. В сво­ем определении Кант пытается закрыть лазейку мелкому эго­изму. Страсти, желания не должны подменять нравственные мотивы поступка. Индивид возлагает на себя ответственность за возможные последствия своего поступка.

Особенности нравственного сознания и поведения

Моральное (нравственное) сознание носит ценностный ха­рактер, то есть любая моральная норма и действие, совершен­ное на ее основе, соотносятся с некоей абсолютной системой координат — благом, добром, всеобщей справедливостью — и оцениваются в зависимости от того, насколько он близок к со­вершенству.

Человек сам определяет, что для него свято. Однако многие духовные абсолюты у людей тождественны. Незыблемую, сокровенную жизненную ориентацию философы назвали ценностью. Это и есть то, без чего человек не мыслит полноценной жизни. Исследователи подразумевают под ценностью то, что свято для конкретного человека. Ценности родились в истории человеческого рода как некие духовные опоры, помогающие человеку устоять в тяжелых жизненных испытаниях. Ценности упорядочивают действительность, вносят в ее осмысление оценочные моменты, отражают иные по сравнению с наукой аспекты окружающей действительности. Они соотносятся не с истиной, а с представлением об идеале желаемом, нормативном. Ценности придают смысл человеческой жизни.

Но мораль не есть только система представлений об абсолют­ном благе, моральное сознание понуждает человека стремить­ся к этому благу, оно как бы говорит «ты должен» — следовательно, моральному сознанию присущ долженствовательный момент, оно предписывает и запрещает.

Моральные санкции не носят характер внешнего наси­лия — материального или духовного. Когда к Христу привели грешницу, он спросил ее обвинителей, кто первым бросит в нее камень, зная, что он сам без греха? Никто не решился на это. Христос, единственный, кого не коснулся грех, остался в кон­це концов с женщиной наедине. Но и он не стал осуществлять наказание, предписанное обычаем, а сказал только: «И Я тебя не осуждаю, иди и впредь не греши» (Ин. 8, 3 — 11). Христос — носитель подлинного нравственного сознания, поэтому он стре­мится пробудить чувство вины в душе самой грешницы.

Система реальных наказаний и наград или угроза наказания в потустороннем мире — это внеморальные санкции. Даже об­щественное осуждение носит, как правило, характер внешнего давления на совершившего аморальный поступок. «Высший су­дия» человеку — он сам. Но только тогда внутренняя санкция, примененная человеком к самому себе, будет выражением нрав­ственности, когда он осудит себя с позиций абсолютного добра и абсолютной справедливости, то есть с позиций всеобщего зако­на, который он нарушил. Но, как правило, моральной самооцен­кой дело ограничивается редко. К ней могут присоединиться об­щественное осуждение и одобрение, юридические санкции, санкции церковно-религиозного характера.

Нравственный поступок всегда носит осознанный характер. Нельзя совершить добрый поступок ненароком, случайно. Мотив поведения, а не только и не столько его внешний ре­зультат становится объектом нравственной оценки. Конечно, осознание это отлично от размышлений теоретика. Достаточ­но сказать себе, что я поступаю так, потому что не могу иначе или потому что мучает совесть. Но всякий носитель нравствен­ного сознания осознает, что он совершает поступок свободно, то есть исходя из внутренних моральных побуждений, а не из соображений выгоды, чувства страха, вызванного внешней уг­розой, или из тщеславного желания заслужить одобрение ок­ружающих. В произведении О. Уайльда «Портрет Дориана Грея» Дориан, ужаснувшись тому видимому образу своей по­рочной души, который хранил его портрет, решил изменить свое поведение. Но побуждения Дориана Грея не выходили за рамки желания казаться другим, он не хотел по-настоящему преобразиться. И портрет — лицо его души — не изменился. Только в чертах Дориана на портрете появилось выражение хитрости и фальши.

Свобода воли носителя нравственного сознания, его авто­номность по отношению к природе и социальному окружению концентрированно выражает всю специфику нравственности. Свобода воли есть как бы итог перечисленных выше особенно­стей нравственности. Она включает осознанность поведения, способность быть самому себе высшим судьей, способность преодолевать силу привычки, обычая, общественного мнения, как бы «не замечать» влияния природных и социальных об­стоятельств. Конечно, свобода воли не предполагает абсолют­ную независимость от внешних обстоятельств. Как раз наобо­рот, подлинный субъект нравственного сознания порой действует, зная, что результаты его поступка будут сведены к нулю неумолимой силой внешних обстоятельств, что он, ско­рее всего, не сможет спасти утопающего, не выручит из неми­нуемой беды друга. Но тем не менее нравственный человек дей­ствует, несмотря на обстоятельства.

Структура нравственного сознания

Частные предписания и оценки — простейшая, исторически наиболее ранняя форма требования. Частное предписание дик­тует человеку совершение определенных поступков в конкрет­ной ситуации. Как правило, такая конкретность предписаний связана либо с моральной незрелостью субъекта, его «нравствен­ной ненадежностью», отсутствием сложившегося внутреннего механизма различения добра и зла, либо с внеморальным харак­тером источника морального предписания в тоталитарном обще­стве («моральный кодекс строителя коммунизма»), сознательно лишающего индивида свободы воли, либо — с отсутствием фун­кционирования механизмов морали в обществе вообще (архаи­ческое общество, в котором обычай, традиция оказываются ос­новным механизмом регуляции взаимоотношений).

Основная форма морального требования, в котором выраже­ны характерные особенности морали, — это моральная норма. Моральная норма включает долженствователъные, ценност­ные моменты, носит всеобщий характер, апеллирует к автоном­ному нравственному субъекту. Моральная норма содержит в себе призыв совершать добро и воздерживаться от зла, следователь­но, ее выполнение уже предполагает возможность самостоятельного различения человеком добра и зла, предполагает знание не­обходимости этого различения и способность в каждом конкрет­ном случае выбрать добро — нравственный способ действий.

В рассказе-притче Л. Андреева «Правила добра» один черт вдруг «возлюбил добро» и захотел жить по его правилам. Но в нем отсутствовала человеческая моральная интуиция, ему были необходимы «неизменные начала добра», данные раз и навсегда на все случаи жизни, для всех людей на все времена, ясные, простые, внутренне непротиворечивые. Черт мечтал о таких правилах, следуя которым не надо размышлять, нельзя ошибиться, не надо мучиться от сознания самой возможности ошибки. Другими словами, черт мечтал о своде частных пред­писаний, подобным рецептам из поваренной книги. Но черту пришлось испытать на этом пути муки страшнее адовых. Люди ему говорят: «Твори добро!» А правил не дают. «Есть ли что страшнее: стремиться к добру так неуклонно и жадно и не знать ни облика, ни имени его!»

Рассказ Л. Андреева не только является блестящей иллюс­трацией к проблеме различения частного предписания и мо­ральной нормы. Леонид Андреев вводит понятие абсолютно­го добра и раскрывает невозможность его воплощения в человеческой жизни. Человек как нравственный субъект тер­пит постоянные муки ответственности за несовершенство соб­ственных поступков, за несовершенство творимого им добра, за неведомые ему, возможно несущие зло последствия его доб­рых поступков, за невозможность облегчить человечеству стра­дания, о которых он знает и о которых не знает.

Моральная норма в «чистом виде» — нечто тривиальное: в ней налагается запрет на совершение зла и человек понужда­ется делать добро. Но что такое добро и зло в каждом конкрет­ном случае, человек определяет сам. В этом заключается так называемый «формализм» нравственного сознания. Нрав­ственные нормы — это часть культуры. Культура же оформ­ляет человеческую жизнь, направляет смутные душевные по­рывы по руслу выработанных форм разрешения нравственных конфликтов, она задает лишь структуру нравственного выбо­ра, выбирает же всегда сам человек, наполняя «формальные» структуры нравственности своими переживаниями. Мораль­ная норма — это форма свободы индивида от непосредственного окружения; как бы ни вели себя другие — родственники, коллеги, друзья, он отвечает за свой поступок.

Исполнение моральной нормы предъявляет к человеку оп­ределенные требования: он должен быть достаточно упорным, самолюбивым, выдержанным, мужественным и т.п., чтобы быть способным «говорить от своего имени», противостоять общественному мнению. Речь идет о моральных качествах — устойчивых чертах характера, проявляющихся в индивиду­альном поведении и необходимых для морального поведения. Определенное сочетание этих качеств образует целостность — нравственный идеал совершенной личности. Процесс «при­обретения» этих качеств носит осознанный характер, требует индивидуальных волевых усилий в процессе самовоспитания. Нравственный идеал личности (впервые сформулированный стоиками) предъявляет большие требования к обычному че­ловеку, неспособному постоянно быть на высоте идеального исполнения нравственных норм. Недаром в христианстве толь­ко Богочеловек — Иисус Христос — способен быть воплоще­нием нравственного идеала.

Чтобы делать добро, человек должен быть волевым, муже­ственным, способным противостоять толпе, но совсем не обяза­тельно нравственный человек должен быть мыслителем, всю жизнь посвятившим размышлениям о природе добра. Однако в число нравственных качеств обязательно входит осмысленность совершения нравственных поступков. То есть нравственный человек проделывает определенную нравственную работу, в каждом конкретном случае сознательно определяя для себя, что в данных обстоятельствах есть добро. Нравственное поведение осознанно, это осознание происходит в рамках «практического разума», способного осознать общие предпосылки любого кон­кретного поступка и тем самым сделать его осмысленным. Прак­тический разум позволяет человеку осознать основу своего дей­ствия, но он не тормозит это действие, не уводит человека в теоретические лабиринты. Теоретика может заинтересовать вопрос, откуда берутся нравственные принципы — являются ли они природной необходимостью, даны Богом, или выражают социальную потребность; он может задуматься над отдельны­ми последствиями своего поступка, но тогда, возможно, доброе Дело никогда не будет сделано. В практической ситуации нравственного выбора теоретик становится похож на гоголевского Манилова, размышляющего о том, что хорошо бы от дома про­вести подземный ход или через пруд выстроить каменный мост, на котором стояли бы лавки и в них продавались разные това­ры, что существенно бы улучшило жизнь крестьян его дерев­ни. Для человека как носителя нравственного сознания вполне достаточно такого обоснования своего поступка: «я это делаю, потому что иначе меня замучает совесть».

Нравственные принципы и позволяют осознать нравствен­ность как бы рамках самой нравственности, не сковывая пове­денческой активности человека, они дают основу для напол­нения моральных норм конкретным содержанием. В качестве нравственных принципов в различных этических системах могут выступать принципы счастья, наслаждения, любви, аль­труизма, равного воздаяния (справедливости), гуманизма.

Нравственные предписания, нормы, нравственные каче­ства, идеалы и принципы — это те элементы нравственности, которые обращены ко всем, они определяют структуру массо­вого поведения и массового сознания. Но принципы морали могут успешно функционировать только в том случае, если совершение нравственного поступка становится особой зада­чей отдельной личности или конкретной социальной группы. Чтобы совершить подлинно нравственный поступок, человек должен почувствовать себя свободным от внешнего принуж­дения; он сам должен осуществить нравственный выбор (ре­шить, совершение какого поступка можно назвать добром) и собственными волевыми усилиями воплотить свое решение в жизнь. Субъект морали становится автором собственного по­ступка, его поведение не подзаконно, но — самозаконно, он не может сослаться на то, что «все так делают», или на боязнь наказания, он ставит собственную подпись под совершенным им. То есть, говоря «я должен», индивид не использует чье-то требование, он обязуется исполнять те нормы, автором кото­рых является он сам. Субъект нравственного сознания — и ис­полнитель, и законодатель. В связи с этим для понимания структуры нравственного поведения особую значимость при­обретают такие элементы нравственности, как долг, нрав­ственный выбор, ответственность, совесть.

Это те механизмы, с помощью которых некая общезначи­мая нравственная формула становится личной задачей инди­вида, слово претворяется в дело, мысль — в поступок. Нравственное сознание недаром называют «практическим разу­мом », обслуживающим человеческую жизнь и побуждающим человека к действию. Переход нравственной нормы во внут­реннюю установку и есть долг. «Чувство долга» — это слияние мысли (осознание нор­мы как своей обязанности), воли, переживания.

Долг связан с другим элементом нравственности — нрав­ственным выбором, самостоятельным определением своей нравственной позиции, выбором своего понимания моральной нормы (и готовностью действовать в соответствии с этим по­ниманием). Сходная с долгом категория — категория ответ­ственности. В категории ответственности очерчиваются гра­ницы того, до каких пределов я могу отвечать за содеянное, то есть границы моего долга, взвешивается способность осуще­ствить свой долг в конкретных обстоятельствах, определяет­ся, в чем я виноват и в чем моя заслуга. Чувство ответственно­сти устанавливает баланс должного и сущего, нравственного мотива и поступка. За что я должен отвечать — за то, что хо­тел сказать, или за то, что сказалось? За благие намерения или дурное их исполнение? Я должен каяться (признать вину) за совершенное моим народом, классом или партией или только за мой личный проступок? Взгляды философов по этому воп­росу расходятся, впрочем, как и взгляды безымянных носите­лей практического разума — нравственного сознания. Доста­точно вспомнить слова героев Достоевского: «Нет в мире виноватых!» и «Всяк за всех виноват!» Одни мыслители гово­рят о безусловной значимости мотива, независимо от удачно­го или неудачного его воплощения (И. Кант). Другие же счита­ют необходимым точно подсчитать «полезный эффект» поступка (представители этического утилитаризма).

Совесть — категория для обозначения наиболее сложного механизма внутренней нравственной регуляции человеческого поведения. Совесть — универсальный индикатор внутреннего «морального самочувствия» человека; определенное состояние совести (спокойная совесть, неспокойная совесть, муки совес­ти) есть форма самоконтроля над выполнением индивидом нрав­ственного долга, показателем меры нравственной ответствен­ности индивида. Требования совести всегда завышены; неумолимый голос совести в человеке свидетельствует о невоз­можности окончательно разрешить основное противоречие че­ловеческой жизни — противоречие между сущим и должным.

Вместе с тем «совестливость» — качество, предполагающее постоянную нравственную неудовлетворенность, осознание неспособности подняться до нравственного идеала, — есть наи­более почитаемое свойство реальной, а не гипотетической, иде­альной личности. В известной степени святой — это персони­фикация совестливости.

В моральном сознании присутствуют также и такие образо­вания, функционирование которых требует привлечения опре­деленных специальных, социологических, философских зна­ний. Речь идет о понятиях справедливости, общественного идеала. Дело в том, что эти понятия предназначены для оцен­ки поведения не только отдельного человека, но и общества в целом или какой-то социальной группы. Как совместить это с утверждением, что нравственность всегда личностно обращена, может предъявлять требования к отдельному человеку, но не к обществу? Нравственная оценка общества все равно использу­ет аргумент «от человека». Общество несправедливо, то есть об­щество не позволяет человеку реализовать свои возможности. Следовательно, поскольку человек — всегда цель, но не сред­ство, общество необходимо «заменить» (реформировать или разрушить и создать заново). Оценка общества определяется моральными принципами. Однако достижение желаемого ре­зультата, даже само действие (изменение общественных поряд­ков) невозможно без использования специальных методов и знаний внеморального свойства.

Особое место в моральном сознании занимает представле­ние о смысле жизни. Здесь на первый план выдвигаются цен­ностные моменты, а не долженствовательные. Смысл жизни, являясь высшей ценностью для индивида, предельным осно­ванием его бытия, сам оказывается побудительной силой от­дельных нравственных поступков. Смысл жизни оказывается понятием, в свете которого личность определяет направление своей жизни, увязывает в единое полотно судьбы весь свой жизненный путь. Если «добро» — это нечто безусловное, то смысл жизни часто оказывается предметом мучительных раз­мышлений, поисков, разочарований. Тем самым смысл жиз­ни как некая осознанная доминанта человеческого бытия яв­ляется одновременно и жизненной ценностной ориентацией, и предметом философских размышлений. Это и элемент нрав­ственного сознания, и категория одного из разделов филосо­фии — этики.

Впрочем, современная этика подчеркивает: никаких посторонних опор у человека нет. Он постоянно вступает в мир индивидуальных, самостоятельных решений. Выбор приходится делать ему самому, опираясь на свой внутренний мир, на собственную веру в правомерность того или иного поступка…

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Философия. Справочник студента. / Г.Г. Кириленко, Е.В. Шевцов – М.: Филологическое общество «СЛОВО», ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999.

Гуревич П.С. Человек. Учебное пособие для образовательных учреждений. – М.: Дрофа, 1995.

Чалдини Р. Психология влияния – СПб, Издательство «Питер», 2000.

Столяренко Л.Д., Самыгин С.И. Психология и педагогика в вопросах и ответах. Серия «Учебники, учебные пособия». Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000.

Таранов П.С. Мудрость трех тысячелетий. / М.: ООО «Издательство АСТ», 1997