Дизайн. Интерьер. Современные тенденции

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ЧЕЛЯБИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Реферат

"Дизайн. Интерьер. Современные тенденции"

Челябинск 2009

Содержание

Интерьеры эклектики 3

Геральдика в доме 10

Стереотипы мужского и женского интерьера 15

Литература 22

Интерьеры эклектики

Период 1830–1890 х годов – совершенно новый этап в истории архитектуры и декоративно-прикладного искусства. Его принято называть периодом эклектики или историзма. Само слово «эклектика» всегда имело негативный оттенок, подразумевая соединение чего-то несовместимого. Эклектика – не стиль, а смешение различных стилей. В какой-то мере она всегда существовала как неизбежное следствие диалога различных культур, однако не была основополагающим принципом искусства. Всему виной романтизм, с его философией «свободного перемещения в историческом времени» и отказом от строгих канонов в искусстве. Время классицизма заканчивается, он вынужден сойти со сцены. Античность, считавшаяся в классицизме единственным образцом для подражания, уходит в прошлое готика, барокко, рококо, древнерусское и восточное искусства становятся источником творческих интерпретаций архитекторов и декораторов. Меняются идеал искусства и само представление о прекрасном. Вместо величавой благородной простоты предпочтение отдается показной роскоши

Интерьеры эклектики – полная противоположность интерьерам классицизма. Чистота и ясное пространство классических залов, где много воздуха и света, уступают место уютной тесноте и перегруженности. Комнаты до отказа заполняются вещами. В них начинает главенствовать мебель, лишая комнаты былой парадности и строгости. На смену холодной блестящей поверхности полированной мебели приходит пушистая фактура бархата скатертей, обивок диванов и кресел, создавая ощущение мягкости, теплоты и покоя.

Новая мода сказалась, прежде всего, на планировке помещений. Классический осевой принцип анфилады заменяется свободной живописной планировкой замкнутых комнат, смещенных с центральной оси. Мебель теперь не размещается вдоль стен, а образует свободные группы, живописные «уголки». В комнатах ее становится все больше, и она более удобная и комфортная. Для создания в интерьерах отдельных зон широко применяют ширмы, трельяжные решетки с зеленью. Стремление приблизиться к природе привело к устройству в домах зимних садиков. Там же, где их не было, комнаты заполнялись жардиньерками, трельяжами с вьющимися растениями, напольными кашпо и кадками. С этого времени мода на комнатные растения прочно войдет в убранство интерьера.

На смену принципу сословности приходит понятие «частного человека». Каждая комната наделяется определенной функцией. Становится модным оформлять различные, но назначению комнаты в разных исторических стилях. В издании К. Шрейдера «Новые комнатные декорации или рисунки изящно отделанных комнат» (1850 г.) предлагалось, к примеру, украшать «танцевальную залу в греческом вкусе, гостиную – в новофранцузском…, будуар – во вкусе Помпадур, спальню – в китайском, ванную – в восточном…». Это вызвало много споров, подобное «разностилье» многим было не по душе. Архитектор Л. Бенуа писал: «Удовлетворяя вкусу маловзыскательных заказчиков, архитекторы были вынуждены создавать постройки как бы по одному определенному рецепту… Вестибюль отделывался в «помпейском» стиле, гостиные и танцевальные залы – в стиле Людовика XV (рококо) или Людовика XVI. Этот стиль подвергался особенному искалечению тяжелыми и вычурными формами: никто не понимал тонкости и изящества его. Столовые и кабинеты шли в стиле ренессанса и готики, причем архитекторы любили, как тогда выражались, «вертеть немецкий ренессанс». Будуары в стиле «Помпадур», а fumoir (фр. – курительная) обязательно требовалось отделать в мавританском стиле и т.д. Можете себе представить, какой получался архитектурный винегрет вместо жилого дома!».

Непременным атрибутом богатых домов периода эклектики был будуар – небольшая женская гостиная для приема самых близких знакомых. Будуары, как правило, оформлялись в так называемом стиле помпадур, или «второго рококо». Там создавалась атмосфера праздничности и беззаботности. Говоря о будуаре Мариинского дворца, поэт II Кукольник подметил: «В этом будуаре а ля помпадур не хочется заводить спора, тут так хорошо, так весело, так роскошно. Что тут составляет главное, решить трудно: кругом и вверху – зеркала, но там же изящная резная работа, ярко вызолочс1шая, там же штоф блистает своей шелковистой роскошью, там же разбросаны картины в роде Ватто. Эта ослепительная смесь изящной мелочи, которая сама себя умножает до бесконечности».

В отличие от строгой симметрии классического интерьера, в период эклектики мебель расставлялась свободно, как бы небрежно, образуя уютные компактные уголки. Поставленные под углом посреди комнаты столы, диваны, кресла, ширмы не только создавали ощущение непринужденности, но и были удобнее в пользовании. В будуаре обычно стояли шкаф, этажерки, стулья, столик дли рукоделия, столиц-бюро, фортепиано.

Формы их были кокетливо изогнуты. Цветочные мотивы царили в обоях, в живописных полотнах, в драпировках окон, обивке мебели… Будуары иногда полностью, от пола до потолка, драпировались тканями и коврами, превращаясь в подобие мягкой уютной шкатулки. Мебель для них в стиле «помпадур» было принято золотить, порой ее красили в белый или светлые тона. Особой популярностью пользовались изделия из фарфора: из него иногда делали камины и даже люстры.

А.Н. Бенуа вспоминает о будуаре в одном богатом особняке: «Весь светлый… с мебелью изогнутых форм, с фарфоровыми фигурками на зеркальном шкафчике… с жардиньеркой ароматических цветов у окна… производит впечатление чего-то лакомого – комната эта напоминала мне пирожные от Берена». Кабинеты и библиотеки было принято отделывать в готическом стиле. Знать заказывала модные гарнитуры целиком, люди менее состоятельные приобретали отдельные вещи. Так, на последней квартире А.С. Пушкина, судя по документам, находились «готические ширмы грушевого дерева с отделкой из темного ореха, приобретенные Гамбса», знаменитого французского мебельщика. Атмосфера таинственности и загадочности, усиленная использованием в декоре витражей и цветных стекол, как нельзя лучше располагала к размышлению. В «готический кабинет» обычно входили кресла, стулья, письменный стол, корзина для бумаг, подвесные полочки, этажерка, каминный эк ран, ширма и кабинетная кушетка. Форма и небольшие размеры такой кушетки не позволяли отдыхать лежа, а только сидя, вытянув ноги. При необходимости кушетка дополнялась специальным пюпитром для чтения. Конечно, подражание готике было чисто внешним и выражалось в обильном украшении мебели стрельчатыми арочками, розами, крестоцветами, пинаклями и прочими архитектурными деталями готики. В стиле готики выполнялись и остальные предметы кабинета – зеркала, камины, часы и даже сервизы.

Обивка мебели кабинетов и библиотек всегда была темного цвета, скорее всего, потому, что это были мужские помещения, а табачный дым очень быстро портил светлые обои и драпировки.

Столовые, как правило, оформлялись в греческом, так называемом помпейском стиле. Архитектор А. Брюллов, брат знаменитого художника К. Брюллова, выполнил убранство одной из столовых Зимнего дворца. Сохранился мебельный гарнитур из нее, но архитектурный интерьер был утрачен последующими переделками. Мебель, созданная по проекту Брюллова в мастерской Гамбса, прекрасно гармонировала с архитектурой интерьера. Все было выдержано в традициях помпейской живописи. и росписи стен, и рисунок потолка, и узор паркета. В основу стульев гарнитура были положены курульные кресла (складные парадные табуреты, которыми пользовались императоры Древнего Рима) Ножки консолей, стульев, диванов и табуретов в виде звериных лап и свирепых голов повторяли античные образцы. Не случаен и ярко-красный цвет обивки мебели, характерный для древних росписей. Модными были торшеры в виде античных светильников-треножников, выполненные из темной патинированной бронзы. Для лучшего освещения пользовались и подвесными светильниками в виде плоских чаш Как правило, их делали из жести или фарфора и заполняли маслом. Масляные светильники, не требовавшие, в отличие от свечных, сложной конструкции, стали широко распространяться с 1830 г., хотя свечи будут в ходу еще долгое время.

В каждом доме существовала комната в восточном стиле. В Зимнем дворце А. Брюллов оформил ванную комнату, декор которой напоминал дворец Альгамбру, знаменитый образец мавританской архитектуры в Испании. Особенно часто в восточном стиле устраивались кабинеты и курительные комнаты Витражи на окнах создавали полумрак в духе покоев восточных владык. Восток воспринимался европейцами в ярких красках, пряных ароматах. По меткому определению А.С. Пушкина, с понятием «азиатская роскошь» у современников ассоциировались красные диваны, цветные ковры и кинжалы с цветными камушками на рукояти». В убранстве кабинетов сочетались как подлинные восточные вещи, так и предметы, выполненные в подражание им. Очень распространены были небольшие восьмигранные столики, украшенные вставками металла, слоновой кости и перламутра. Таких столиков, прозванных турецкими, немало вывозилось из-за границы, но, судя по количеству сохранившихся образцов, их активно копировали и местные мастера. На коврах были развешаны целые арсеналы оружия. В России интерес к Востоку во многом подозревался войнами на Кавказе и в Средней Азии Модным считалось иметь у себя в доме коллекцию военного и охотничьего оружия, что, впрочем, нередко свидетельствовало о боевых заслугах владельца дома.

К концу века интерьеры теряют остатки былой однородности стиля хотя бы в рамках отдельной комнаты. Предметы разных стилей начинают мирно соседствовать в одном помещении. Восточные курильницы и кавказские ковры с развешанным на них оружием уживаются с роскошными барочными люстрами, «ренессансными» столами и креслами. Стилевое единство окончательно уступает место механическому собранию предметов, объединяемых чисто внешними признаками, чаще всего общностью цвета обоев и драпировок, одинаковыми породами дерева в мебели. Каждая комната трактуется как самостоятельный замкнутый мирок. Значительно уменьшаются размеры комнат, а количество предметов в них увеличивается. Создается впечатление, что люди боятся пустоты. Сотни вещей – мебель, цветы, безделушки – загромождают комнату, образуя самостоятельные уголки и островки предметов, расставленных и развешанных в «уютном беспорядке». Мягкая мебель иногда полностью прячется под драпировками, ее словно «кутают», скрывая деревянный каркас под тканой стеганой обивкой. Кисти и бахрома спускаются до пола. Окна и двери украшают драпировки, спадающие тяжелыми мягкими складками, перехваченные шнурами Общее впечатление тяжеловесной роскоши подчеркивают темные тона обоев, тканей, дерева.

На протяжении всего прошлого века убранство интерьеров дешевеет. Обилие вещей становится причиной, стимулирующей использование все более дешевых материалов Чугун вытеснил бронзу, майолика сменила фарфор, плюш и репс – шелк, атлас и бархат, клеенка – кожу, фотографии – живописные портреты. В этот период завершается формирование нового типа жилья – многоквартирного доходного дома, рассчитанного на средние слои городского населения. В основу планировки квартир легла схема московского особняка начала XIX в. с двумя входами по бокам и двумя рядами комнат, проходных и изолированных, соединенных длинным коридором. Барские квартиры состояли из 7–15 комнат, квартиры средней руки имели 4 6 комнат, остальные – 1–3. Все они были спроектированы по коридорной системе, с двумя выходами – на парадную и черную лестницы. Именно такие частные квартиры в будущем превращались в перенаселенные «коммуналки».

Конец века – время стремительного технического прогресса. Квартиры становятся все более благоустроенными и комфорта больными. Некоторые из чудес технического прогресса – водопровод и канализация – существен но изменили их планировку. Появление ванных и перенесение уборных внутрь квартиры (в XVIII – начале XIX в. они размещались в лучшем случае в специальных пристройках на галереях или на лестничных площадках в подъездах) выделили область санузла. Вся квартира делилась па три зоны: деловую и гостевую, жилую, подсобную. Первая тяготела к парадной лестнице, последняя – к черной, жилая находилась посередине. В типичной квартире доходного дома дверь парадной лестницы вела в переднюю. Если это была квартира врача или юриста, передняя служила своего рода приемной. В нее, как правило, вы ходил кабинет. Остальные комнаты сообщались с ней через коридор. В журнале «Мебельный альбом» 1891 года описываются варианты убранства кабинета: «Обязательно бюро или письменный стол около окна, но поставленный так, чтобы слет падал слева и никак в глаза; мебель для сидения мягкая, но с видимою деревянною обделкою; вполне крытая материною только тоща, когда кабинет меблируется в восточном вкусе. Стены украшены картинами, оружием, редкостями и т.п.» В больших квартирах в переднюю выходила еще и гостиная.

Журналы предлагали огромное число вариантов мебели для гостиных: «Кроме обыкновенного дивана – козетки в виде двух соединенных кресел с небольшим круглым или овальным столиком посередине, небольшой полукруглый диван маркиза des-a-dos с сидениями по обе стороны от спинки, для отдыха днем – оттоманка, для беседы – диваны «тетатеты», несколько легких стульев и табуретов, в простенках – столы-консоли или изящные шкафики, отажерки с расставленными на них безделушками, но углам маленькие столики; рояль и фортепиано. Если гостиная большая, то посередине или большой стол, или жардиньерка, или ваза с растениями или, наконец, круглый диван с корзиной цветов посередине. Столовые часы, вазы на простеночных столах, ковры на полу… Всею должно быть достаточно и даже много». Модной становится мягкая мебель с обивкой из штофа и ситца, полностью скрывающей деревянные детали. Особенно уютно выглядели так называемые пате (от фр. pate – пирог) – мебель без твердого каркаса, состоящая лишь из мягких матрасов. В жилых комнатах ближе к передней располагалась столовая. Для нее предлагались: «Стол и стулья без обивки или обитые кожей: тисненою или шагреном. Изящно, если стены и потолок обшиты деревом с резьбою, если нет, то обои, не яркие, но и не темные, с однообразным серьезным рисунком. По стенам различного рода фаянс, металлические блюда, картины с изображением ландшафтов, охотничьих сцен и натюрмортов. Портьеры и занавеси – тяжелые. Часы – лучше всего тумбою (в шкафчике)». На противоположном от парадного входа конце квартиры, у черной лестницы, находилась кухня, далее шли людская, уборная и ванная. Рядом с санузлом, примыкая друг к другу, размещались детские и спальня, в отделке которой «допускается произволу больше, чем где-либо; мебель, конечно, должна быть мягкая и удобная».

Читать такие красочные описания обстановки в «Мебельных альбомах» того времени – увлекательнейшее занятие. Однако трудно себе представить, как можно было жить в столь перегруженных вещами интерьерах, да еще и наводить в них порядок. Со всех сторон раздавалась критика в адрес «всеядности» и «беспринципности» эклектики. К концу века стало ясно, что этот стиль окончательно исчерпал себя. Мечта зодчих о создании нового, оригинального и целостного стиля в скором времени осуществилась. Это был модерн.

Геральдика в доме

Казалось, что общего между рыцарским турниром и замысловатой, но вполне миролюбивой фигурой над входом в старинный особняк? Однако не будь первого, скорее всего не было бы и второго. Именно с рыцарских походов и турниров ведут свое начало гербы – родовые эмблемы, почетные символы знатности, воинской отваги, гражданского мужества. Само слово «геральдика» – наука о гербах – происходит от названия доблестного ветерана, приглашавшегося в качестве почетного гостя на турниры.

Было время, когда геральдические эмблемы и фигуры постоянно находились перед глазами. Они изображались на щитах и доспехах рыцарей, на флажках и вымпелах в руках их оруженосцев, позже – на ливреях слуг и дверцах экипажей. Это был яркий, запоминающийся мир, который сейчас могли бы назвать виртуальным – заполненный причудливыми фигурами необычных животных, цветами и травами, мир, живший по своим законам, строго охранявшим и оберегавшим права владельцев гербов, мир, который, несмотря на всю свою фантастичность, служил целям вполне практическим, помогая лучше ориентироваться в мире реальном. Прочесть настоящий герб было все равно что ознакомиться с подробно составленной анкетой, в которой были графы о древности рода и родственниках за границей (родовых связях за пределами государства), государственных наградах, когда либо вручавшихся предкам обладателя герба, и принципах (девизах), которым следовали обладатели герба. Потому и стремились запечатлеть гербы где только возможно – на монетах и доспехах, грамотах и костюмах, скульптурных и архитектурных сооружениях. Но не везде они могли быть долговечны.

Прошли века, рассыпались в пыль щиты и латы, истлели флажки и ливреи, потерялись монеты и родовые сервизы. И только гербы, выбитые в камне дворцов, остались неподвластными времени.

Каждое настоящее родовое гнездо, старинный особняк или загородное имение по сей день встречает нас порталом или далеко вынесенными за линию фасада вратами с высеченным на них гербом, сидящими или возлежащими геральдическими фигурами. Европейская литература оставила нам немало описаний подобных картин. Раскроем хотя бы незабвенного Конан Дойля и вспомним, что въезд в родовые владения сэра Генри Баскервиля лежал через «узорные чугунные ворота с двумя обомшелыми колоннами, которые увенчивались кабаньими головами – гербом Баскервилей… В сумерках я мог различить лишь массивный фасад и веранду. Все было сплошь увито плющом, оставлявшим открытыми только оконные амбразуры да овалы гербов», главным элементом которых, надо полагать, была та же кабанья голова. Ее изображение повторялось и внутри здания, в комнатах и старинной столовой, которая произвела столь тягостное впечатление на достойного доктора Ватсона.

Геральдические животные, заселявшие стены залов и коридоров, располагавшиеся среди фамильных картин и собраний редкостей, писанные на десюдепортах или вышитые на шпалерах, были весьма разнообразны. Их выбор зависел не столько от фантазии владельца дома, сколько от доставшегося ему в наследство герба; правда, со временем хозяйские причуды начали играть все более заметную роль вдекорировании интерьера и сама геральдическая тематика стала лишь элементом архитектурного дизайна. Довольно популярным среди обладателей гербов был кабан (или вепрь). Вспомним хотя бы Гийома де ла Марка, прозванного Диким Арденнским вепрем – персонажа вальтерскоттовского «Квентина Дорварда». Этот барон имел даже боевой шлем в форме кабаньей головы.

Однако наиболее частыми геральдическими зверями «служили» львы. В настоящем классическом европейском гербе они являются так называемыми щитодержателями, то есть с обеих сторон поддерживают лапами щит, бывший главным смысловым элементом любого герба. Такой герб до сих пор имеет Великобритания. Правда, на пару с «английским левою» щит в нем держит шотландский единорог, когда-то извечный соперник, а с XVII века союзник и партнер. В архитектурном декоре, как, впрочем, и в искусстве нового времени лев давно уже стал самым общим олицетворением величия, доблести и силы. В одной только Москве сохранилось предостаточно зданий XVIII–XX веков, чьи подъезды до сих пор стерегут «цари зверей». Самые известные среди них – Английский клуб на Тверской, Дом ученых на Пречистенке и множество других. Лепные маски в виде львиной морды украшают фасады старого здания Московского университета на Моховой улице. Однако самые древние сохранившиеся геральдические львы России происходят из… храмов ХII ХIII веков Владимиро-Суздальского княжества. Великие князья выбрали их в качестве своей эмблемы, ею украсили не только дворцы, но и церкви. По сей день в Дмитриевском соборе Владимира мы видим львов на капителях подкупольных опор.

Весьма почитался в качестве эмблемы медведь. Их известно великое множество, и каждый чем-то, да отличался от остальных. На гербе нашего Ярославля медведь изображен с секирой – напоминание о встрече с основателем города князем Ярославом, плохо закончившейся для лесного великана. Другой медведь стал знаком-эмблемой итальянского семейства Орсини (и это легко объяснимо, ведь Orsini по-итальянски означает медведь). Но у этого медведя в лапах… роза. Каково? Разумеется, за такой необычной композицией стоит своя символика, коренящаяся в истории этого римского рода. Ну а что касается розы, то этот цветок давно вошел в историю европейской геральдики благодаря войне двух английских королевских династий, Йорков и Ланкастеров, в гербах которых белая и алая розы занимали главное место. Как это получилось, нам рассказал Шекспир в своей исторической хронике «Генрих VI»:

Пускай же тот, кто истый дворянин

И дорожит рождением своим,

Коль думает, что я стою за правду,

Сорвет здесь розу белую со мной.

…Пусть тот, кто трусости и лести чужд,

Но искренно стоять за правду хочет,

Со мною розу алую сорвет,

– восклицают главные действующие лица трагедии, обещая, что «врагов узнаешь по цветам», предрекая, что раздор «в борьбе меж розой алою и белой. Заставит сотни душ покинуть тело». Эта история, однако, не смогла испортить репутацию розы как одной из красивейших и благородных геральдических фигур.

Другим прославленным в геральдике цветком была лилия. Ее изображали на гербе Флоренции, что полностью соответствовало названию этого города на итальянском языке – «цветущая». Но более нам запомнилась лилия как эмблема королевской Франции, как главная часть герба французских королей. Где только не красовались горделивые белоснежные лилии! На расшитых пологах монарших опочивален и рыцарских щитах, резной мебели версальских покоев и королевских монетах… И даже на той самой пробитой гугенотскими пулями салфетке, что вручил кардинал Ришелье мушкетерам под Ла Рошелью.

Алая роза, белая лилия… Цветовая символика вообще была характерна для средневековья, отличавшегося повышенным вниманием ко внешним знакам положения человека в обществе. Даже цвет служил иерархизации общества. Так, например, убранство покоев для пребывания женщины после родов открывало широкие возможности для демонстрации одновременно роскоши и иерархических различий, то есть оказывалось своеобразным геральдическим элементом. Зеленый цвет был привилегией знати. Им отделывались покои для королевы Франции или же принцесс; до того они были затянуты белым. В детской основными цветами были зеленый и фиолетовый; приемная комната отделывалась малиновым атласом.

Но вернемся к геральдике. Интересно, что геральдическими элементами могли стать самые разные предметы. Например, главной эмблемой знаменитого рода Медичи – правителей ренессансной Флоренции – стали… аптекарские пилюли. Ведь Medici по-итальянски не что иное, как врач. Возгласы «Шары, шары!» стали кличем-паролем сторонников Медичи, часто раздававшимся на городских площадях в бурное время эпохи Возрождения. Круглые шарообразные пилюли красуются на гербе, изображенном над входом в древнюю твердыню рода палаццо Медичи, стоящего на одной из флорентийских улиц

Увлечение классическими древностями в эпоху Возрождения привело ко включению в число геральдических фигур героев древности Гектора, Цезаря, Александра Македонского, а также более близких эпохе средневековья, но все равно достаточно старинных – короля Артура и императора Карла Великого. С XVII века в геральдику активно вводятся элементы греко-римской символики. Одной из таких эмблем, унаследованной от античной культуры, являются изображения крылатой богини победы – Ники или Виктории с венком славы в руке, которые украшают фасад, например, неоклассического московского особняка, именуемого нынче Спасо-Хаус. Кроме богинь на медальонах изображались аллегорические фигуры, оружие, венки, топоры, лиственные гирлянды.

В наше время интерес к геральдике приобретает формы индивидуального и корпоративного самовыражения. Гербами стремятся обзавестись представители складывающегося российского нобилитета, гербами заявляют о себе создаваемые фирмы и банки. Здесь выбор герба и его мотивация могут быть самыми разными, зависящими от личных увлечений глав корпораций или более-менее изящного обыгрывания их названий.

Стереотипы мужского и женского интерьера

Даже дикий зверь имеет свою территорию, а человеку сам Бог велел обустраивать пространство вокруг себя – дом, сад, улицу. Как только человек ощутил в себе способность думать не только о пропитании и размножении, а о чем-то более возвышенном, он начал сооружать всевозможные мыслимые и немыслимые преграды – лишь бы себя, любимого, надежнее укрыть и все имущество спрятать от посторонних глаз.

Можно сказать, он приступил к «очеловечиванию», или «одомашниванию» дикого пространства, которое в первозданном виде, то есть без ограды, казалось враждебным и неуютным. Даже там, где преград не было видно, они возводились в одном лишь воображении, закрепляясь обычаем. Туда не ступи, сюда не сядь, вроде того, что до сих пор часто слышишь от водителя, остановившего экскурсионный автобус у редкого лесочка: «мальчики – направо, девочки – налево» – и все послушно разбегаются в разные стороны, хотя давно все друг о друге знают.

Совершенствуя умение ориентироваться в пространстве, необходимое для жизни не меньше, чем еда и сон, человек каждую часть освоенной территории стремился сопоставить с чем-то близким, понятным. Зачем это делалось? Быть может, чтобы лучше запомнить или выразить свое отношение к какому-то пространству. Разобраться, где свое, а где чужое, или просто навести порядок. В разнообразных системах, созданных как раз для того, чтобы не растеряться в этом огромном мире, важную роль играло деление на мужское и женское. Китайцы вообще все вещи и понятия расписали на две колонки: к «ян» отнесли все активное, мужское, светлое и т.п., к «инь» – пассивное, женское, темное,

Даже в бедной крестьянской избе, где вся семья ютилась под одной крышей без всяких перегородок, существовало условное деление на мужское и женское пространство. Правда, проявлялось оно главным образом не в обыденной жизни, а в ритуале. В праздничные и скорбные моменты жизни дом словно превращался в малое мироздание. В этом домашнем мире существовали свои определенные ориентиры по вертикали и горизонтали. Крыша, к при меру, заменяла небо, пол – землю, подполье – подземный мир. Кровля связывалась с женским началом, а печной столб, служивший для нее опорой, с мужским. Хозяин или почетный гость усаживались под образами в красном углу. Женской частью дома считалось место у печи – бабий кут, или угол. Печной столб служил границей между мужским и женским пространством в доме. Однако в этом ритуальном делении проскальзывала какая то двусмысленность. С одной стороны, все время подчеркивалось – кто в доме хозяин. Если супруги вместе должны сидеть в красном углу, то муж садился на более почетное место, ближе к образам. По праздникам мужчины рассаживались на «долгой» лавке, опять же наиболее почетной. С другой стороны, чувствовалось в этом нечто показное, нарочитое, как будто муж являлся почетным гостем, которому все обязаны по обычаю оказывать знаки уважения, но на самом-то деле домочадцы прекрасно понимают, кто главный в доме. Ведь законное место хозяйки располагалось в глубине у печи, являвшейся вместе с красным углом символическим центром дома. А мужчина в обычные дни занимал «подпорожье» – место рядом с дверью, связанное с внешним пространством. Здесь на лавке – «конике» он мог заниматься своими делами, положить инструменты, да и прикорнуть на досуге. Любопытно, что эта лавка также называлась «нищей», так как сюда имел право присесть каждый прохожий без особого приглашения. Так что у мужчины не так уж много места оставалось в его собственном доме, каким бы хозяином он себя ни воображал.

В мусульманском обществе надолго законсервировалась традиция обособления мужской и женской частей дома. Причем гарем отнюдь не являлся местом изоляции многочисленных жен от внешнего мира. Он был семейным домом. Внешняя, мужская часть дома предназначалась для ведения дел, приема посторонних. Жизнь мужчин и женщин протекала как бы в параллельных плоскостях. И у тех и у других существовал свой круг общения, свои интересы и обязанности. Кстати, разделение мужского и женского обществ нельзя считать исключительной чертой мусульманской культуры. Это характерно для многих восточных стран.

Деление внутреннего пространства на женское и мужское было характерно не только для прочного жилища из дерева или камня. Кочевник-монгол, устанавливая юрту, заранее знал, что в северной части должен быть алтарь, западная – правая часть предназначена для мужских вещей – упряжи, оружия, инструментов, необходимых скотоводу, восточная – левая часть отдана женщинам для их утвари.

Выделение в доме отдельных помещений в соответствии с их функциональным назначением или интересами обитателей – это признак цивилизованности общества. Даже в рыцарских замках, где просторные залы порой перегораживались лишь коврами, в период позднего средневековья хозяин стремился создать для себя отдельный кабинет, украшенный военными трофеями, разнообразными свидетельствами его доблести – доспехами, знаменами. Для Прекрасной Дамы мог быть построен отдельный дом. В эпоху Возрождения большую популярность приобрели такие помещения, как библиотека, кабинет-студия, галерея, где в полной мере проявлялись вкусы просвещенного мужа. Во дворцах личные покои чередовались с помещениями для приемов и развлечений. Только в своем кабинете хозяин имел возможность уединиться, предаться размышлениям и творчеству. Уж здесь-то можно было свободно выражать свои пристрастия, подбирая вещи для услады глаз на зависть и удивление окружающим. С эпохи Ренессанса получила развитие традиция выставлять в кабинетах коллекции древностей и вообще редких вещей.

Во все времена мужчину привлекало оружие. Даже если хозяин дома не имел отношения к военной службе, ему не возбранялось продемонстрировать свою любовь к драгоценному оружию. Это вполне могло служить намеком если не на личные заслуги перед отечеством, то хотя бы на победы предков Трепетное отношение к оружию, особенно холодному, было унаследовано с тех времен, когда оно в качестве оберега использовалось в традиционных ритуалах. У разных народов на Востоке меч или кинжал мог выступать в виде символа, заменяющего отсутствующего мужчину. Например, если жених по каким-то непредвиденным обстоятельствам не успевал прибыть на обряд бракосочетания, его символизировал кинжал. На Кавказе считалось что недруг, тайком пробравшийся на крышу дома во время первой брачной ночи, нанесет вред мужской силе супруга, если несколько раз попытается вставить кинжал в ножны обратной стороной.

Другим предметом гордости хозяина дома всегда были охотничьи трофеи – шкуры, чучела, рога якобы лично подстреленных лосей. И хотя в современном интерьере подобные вещи явно утратили прежнюю популярность, истинному охотнику будет трудно удержаться, чтобы не найти местечко для этого в своем доме. Впрочем, шкура у камина в загородном особняке – это классика роскоши. Не исключено, что тяга к «рогам» и прочим охотничьим атрибутам также прочно засела на самой архаической глубине подсознания мужчины, как и любовь к оружию. До сих пор у многих народов, сохранивших традиционный уклад жизни, великолепные рога украшают захоронения святых или обозначают места поклонения, наделяющиеся особой магической силой.

Отличительной чертой мужского стиля в интерьере можно счесть и предметы, напоминающие о дальних странах, путешествиях, которые красноречиво свидетельствуют о широте кругозора хозяина. Это могут быть самые разнообразные вещи – от старинного глобуса до экзотической маски какого-нибудь людоедского племени. На худой конец сойдет и щит, обтянутый якобы кожей носорога, или бубен шамана. В общем, годится все странное, лучше с оттенком мистического ужаса, что будет будоражить крепкие мужские нервы.

И, наконец, только мужчина способен целенаправленно и последовательно предаваться страсти коллекционирования. Поэтому коллекции, будь то действительно ценное собрание старинной живописи или всего лишь галерея некогда опустошенных хозяином редких бутылок, всегда находят достойное место в мужских апартаментах.

Впрочем, что зря наговаривать на бедных мужчин. Не каждый из них непременно обязан что-нибудь коллекционировать. Напротив, мужчина может люто ненавидеть все излишества в доме и с ожесточением набрасываться на любимые безделушки жены. Быть последовательным приверженцем минимализма – в силах только мужчина. Любая женщина быстро «захламит» первозданную чистоту пустоты – зачем зря место пропадает? Может быть, только японцы сумели правильно воспитать своих жен, научив обходиться самым необходимым или прятать лишние вещи с глаз долой. Вообще доведенный до абсолюта функциональный минимализм кажется плодом извращенного мужского ума. Женщине ближе эклектизм в интерьере Возможно, по причине типично женской непоследовательности, неумения или нежелания придерживаться чистоты стиля. А возможно, по более глубокой причине. Не исключено, что заложенная природой способность к материнству заставляет женщину инстинктивно отвергать жесткие холодные материалы, опасно заостренные формы стильной мебели и предпочитать все мягкое, сглаженное, не агрессивное.

Не случайно сложились определенные стереотипы мужского и женского интерьера. Раньше это были женский будуар с «занавесочками и рюшечками» и сумрачный мужской кабинет с тяжеловесной мебелью, предназначенной исключительно для «ученых» занятий. А что же теперь? В современных интерьерах вряд ли воз можно найти столь наглядные противоположные примеры. С тех пор как в интерьере стремление к индивидуальности возобладало над проявлением общественного вкуса, стало невозможно говорить о чем-то типичном, закономерном. В любой личности, будь то мужчина или женщина, оба начала (и мужское и женское) сосуществуют в гармонии или противоречии. Творчески одаренный человек старается выразить себя в первую очередь в пространстве жилища. Женщина чаще бывает прекрасным декоратором, который не стремится все перестроить и перевернуть с ног на голову. Она будет отталкиваться оттого, что есть, тактично и умело преображая обстановку дома. Удел мужчины – радикальный дизайн. Он мыслит смелее. Для него часто важнее найти оригинальное образное решение пространства. Не беда, что женщине не всегда уютно в созданном им интерьере Идея, мысль превыше всего. В том или ином модном интерьере можно легко предположить преобладание мужского или женского начала. При этом не обязательно, что вы правильно отгадаете пол его владельца. Быть может, вы проницательно откроете склонность его души. И речь идет не об отклонениях от нормы, а о вполне естественных вещах. Замечал ли кто-нибудь, что для культуры вообще характерно колебание то в ту, то в другую сторону Особенно заметно это метание в истории развития художественных стилей. Мужественность романского и готического стилей сменяет женственность барокко и тем более рококо. Классицизм – попытка опомниться, восстановить былой рас цвет «мужской античной цивилизации». Модерн – как прорыв в индивидуальности, где и мужское и женское переплетено в безумном полете фантазии. Словно в японском театре Кабуки женские роли исполняются мужчинами, а женщины подражают своим кумирам. Позже мужчины не раз вновь захватывают передовые позиции в архитектуре и дизайне, выражая себя то в функционализме, то в минимализме, то в хай-теке.

Литература

Елисеев М. Геральдика в доме. // АрхиДом. – 2008. – №4 (24). – С. 84–88.

Путешествие в историю интерьера. Путешествие шестое: Интерьеры эклектики. // АрхиДом. – 2007. – №6 (20). – С. 10–13.

Широнина М. Товарищ мужчина, как все же заманчива должность твоя… // АрхиДом. – 2008. – №4 (24). – С. 72–76.