Значение деяний святых братьев Кирилла и Мефодия

Значение деяний святых братьев Кирилла и Мефодия

Кириллин В. М.

1. Жизнь созидателей.

Как ни странно, греческая книжность мало информативна. Несмотря на заметную роль, которую братья, близкие к императору Михаилу III и патриарху Фотию, играли в жизни византийского общества и государства, современные им историографы-соотечественники совершенно о них не упоминают. Важные сведения о них содержатся только в относительно поздних источниках. Прежде всего, в «Житии святого Климента Охридского», написанном во второй половине XI в. Охридским архиепископом Феофилактом, и в краткой проложной повести о Клименте Охридском, созданной в первой половине XIII в. Однако в этих литературных памятниках достоверные сведения смешены с легендарными.

Более содержательны и надежны латинские источники. Многие из них возникли как непосредственный отклик на просветительные труды Кирилла и Мефодия. Среди них главное значение принадлежит письмам известного западного писателя, историографа и богослова, лично и достаточно долго знавшего их, Анастасия Библиотекаря (800-880 гг.) к папе Адриану II, Веллетрийскому епископу Гаудериху и императору Карлу Плешивому. Весьма важным источником является также «Житие и перенесение мощей святого Климента, папы Римского», написанное в 70-е гг. IX в. упомянутым Гаудерихом. Однако и этим, современным деятельности учёных греков, источникам присущи идеализация и даже идеологизация ряда фактов в духе папской политики. Большое документальное значение имеют буллы пап Адриана II, Иоанна VIII, Стефана V.

Наиболее многочисленную группу источников о просвещении славян составляют славянские памятники письменности. Среди них самыми достоверными историко-литературными документами считаются «Жития» святых братьев, ибо они созданы были уже в IX в. непосредственными учениками последних и при их создании были использованы как свидетельства очевидцев, так и собственные сочинения первоучителей. Но при этом наиболее ранний список «Жития» святого Мефодия датируется только рубежом XII-XIII вв., а список «Жития» святого Кирилла — XV в. К сожалению, использование данных источников осложняется тем, что по отношению друг к другу они, как и прочие более поздние славянские известия, прежде всего, по причине их появления в разное время и в разных обстоятельствах, а также из-за длительной их переписки, содержат ряд противоречий и несогласованностей, разрешение которых требует научной критики. Этому посвящена огромная исследовательская литература.

Оставив здесь без внимания слишком хорошо известные подробности биографии первоучителей словенских, а также связанные с историей их жизни спорные вопросы, нужно, однако, отметить главное. Святые братья были истинные служители христианской Церкви, неустанно трудившиеся как проповедники Слова Божия, как учители веры и знания. Биограф Константина Философа в своём рассказе, не забывая о его духовных достоинствах, с большим тщанием тем не менее говорит о его подвигах учёности. Константин отстаивает иконопочитание в споре с бывшим Константинопольским патриархом Иоанном Грамматиком, поражает своей эрудицией представителей исламской образованности во время дипломатической миссии в арабский Халифат, переводит грамматику еврейского языка, предпринимает в Крыму поиски святых останков первого епископа Рима и мученика Климента, доказывает превосходство учения Христа иудейским и мусульманским богословам в Хазарии, обращает к христианству язычников. Наконец трудится над просвещением славян. Биографа Мефодия интересует прежде всего его жизнь в Паннонии и Моравии после смерти брата. Это преодоление притеснений со стороны немецкого духовенства, архиерейское служение, непрестанное учительство, литературные труды, народное признание. Оба при духовной склонности к созерцанию и молитве были деятелями и созидателями, тяготея к уединённому самоуглублению, были работниками во благо людей.

2. Создание славянской азбуки.

Появление письменности у древних славян было обусловлено рядом культурно-исторических факторов.

В течение VI-X вв. по Р. Х. славянские племена расселились на огромной территории Европы от Альпийских склонов и Балканского полуострова до Балтийского моря, от устья реки Эльбы до Днепра, Дона, Оки и Волги, освоив в ходе соприкосновения с другими культурами и этносами новые — протогородские и протогосударственные — формы общественной жизни. Ещё в начале VII в. на месте пребывания современных чехов, словаков, лужицких сербов и словенцев возникло первое славянское государство под руководством князя Само. К концу того же столетия на Балканах появилось Протоболгарское государство, основатели которого волжские булгары, тюрки, затем полностью ассимилировались с местными славянами. Имеются сведения о таких раннеславянских государствах, как Карантания (часть современной Австрии), княжество Людевита (современные Босния и Герцеговина), княжество Борны (современная Далмация), некие социально-политические общности — Славинии (Македония, Фессалия, Сербия). С 30-х гг. IX в. по начало X в. существовала Великая Моравия (частично современные Бавария, Венгрия, Чехия, Словакия, Польша). Почти одновременно в Среднем Поднепровье образуется славянский политический союз во главе с загадочными «русами». В X в. на арену истории выступают мощные Древнепольское и Древнерусское государства. Весь этот процесс неизменно сопровождался христианизацией славян, и, хотя источники подчёркивают самостоятельный характер выбора славянскими вождями новой веры, такой выбор определялся, конечно же, мощным культурным влиянием либо Каролингской империи, либо Священной Римской империи, либо Византии. Но очевидно, что приобщение к государственной форме общественного бытия и христианской культуре наиболее эффективно могло быть обеспечено только письменностью.

Согласно, к сожалению, фрагментарным и иной раз трудно поддающимся исторической критике данным, славяне в период с VI по IX вв. пользовались какой-то системой письма, главным образом, вероятно, в сфере разных деловых отношений. Это бесспорно подтверждается общими для всех современных славянских языков словами «писать», «читать», «письмо», «книга». Кроме того, сохранилось свидетельство древнеболгарского писателя черноризца Храбра. В начале X в. он писал, что, будучи язычниками, «славяне не имели букв, но читали и священнодействовали с помощью черт и резов» («Сказание о письменах»). Затем, приняв христианство, они стали пользоваться латинским и греческим алфавитами, но делали это «без устроения», ибо двадцати четырёх знаков того и другого не доставало для адекватной передачи, например, таких славянских звуков, как звонкий согласный [b] (б), шипящие согласные [ž’] (ж), [š’] (ш), [št’] (щ), аффрикаты [č’] (ч), [c] (ц); назальные или ослабленные гласные. По утверждению Храбра, «так продолжалось много лет, пока, наконец, не явился Константин Философ». Созданные им 38 букв («одни по образцу греческих письмен, другие же в соответствии со славянской речью») точно обозначали все фонетические особенности славянского языка.

В древних источниках обнаруживаются и другие, менее определённые, известия. Так, по свидетельству Жития святого Кирилла, Константин Философ в 861 г. в Херсонесе видел и изучал Евангелие и Псалтирь, написанные «рушьскими письменами», то есть русскими (предмет больших научных споров) буквами. Почти одновременно, в 866 г., согласно Константину Багрянородному, некий архиепископ, посланный на Русь византийским императором Василием Македонянином, крестив русов (так называемое первое Крещение), ввёл у них видоизменённое греческое письмо на основе тридцати пяти букв (трактат «Об управлении империей», X в.). Довольно поздний и компилятивный болгарский апокриф — «Солунская легенда» (не ранее XII в.) — утверждал, что ещё в конце VII в. греческий святой подвижник Кирилл Каппадокийский пытался распространить среди солунских славян тридцатибуквенное греческое письмо. Подобное предание существовало и у древних хорват, которые были убеждены, что их алфавит — глаголицу — создал ещё в V в. святой Иероним Блаженный, епископ Стридонский (на этом в 1248 г. настаивал некий сенгский епископ в послании к папе Римскому Иннокентию IV).

Таким образом, какой-то разновидностью письма славяне, несомненно, пользовались ещё в эпоху родоплеменного строя и язычества. «Черты» и «резы» — это, видимо, пиктографическое или руническое письмо, употребляемое в узко практических или культовых целях. Его наличие подтверждается археологическими материалами, например, древней славянской посудой, а также письменными свидетельствами, в частности, арабских писателей X в. Ибн-Фадлана, ель-Массуди, Ибн-ель-Недима или немецкого хрониста епископа Мерзебургского Титмара (976-1018). Однако все подобные знаки не поддаются расшифровке. «Неустроенное» письмо посредством греческих или латинских букв имело у славян, вероятно, более широкий диапозон употребления. Замечательным подтверждением этому являются «Эммерамские глоссы», записи латиницей отдельных славянских слов на полях латинского канонического сборника конца IX в., а также знаменитые «Фрейзингенские отрывки» (X в.), несколько воспроизведённых латиницей христианских покаянно-учительных и молитвенных текстов, которые были, возможно, переведены на славянский язык ещё в IX в.

Как бы то ни было, но все известные по древним источникам факты говорят, по крайней мере, о том, что славяне издревле испытывали потребность в письменности. И создание Константином Философом славянской азбуки в 863 г. всецело удовлетворило эту потребность.

Средневековые славянские грамотники пользовались двумя азбуками — глаголицей и кириллицей. Это не графические варианты одного письма, а именно две азбуки, в чём-то содержательно и структурно сходные, в чём-то существенно различные. В науке издавна ведутся споры об их генетической связи. Относительно происхождения и прототипа глаголицы единого мнения нет. Очевидно только, что это — нарочито изобретённая, системно продуманная азбука. Кириллица же, бесспорно, связана с греческим алфавитом и возникла как продукт его приспособления к славянской фонетике через дополнение необходимых буквенных знаков. Что бы ни думать относительно происхождения и связи этих азбук, одну точно создал Константин-Кирилл Философ, и затем она была усовершенствована в среде его ближайших последователей.

Достоинство и превосходство полученной славянами системы письма признаются всеми учёными XIX-XXI в. Главное её свойство состоит в том, что на момент её создания каждая буква в ней строго предназначалась для передачи имеющегося в древней славянской речи определённого звука. В значительной степени эта особенность сохраняется и ныне, хотя за сотни лет фонетическая система славянских языков сильно изменилась. Превосходство славянской азбуки легко обнаруживается при её сравнении с тем, как позднее латинский алфавит был приспособлен к разным европейским языкам (французскому, немецкому и др.). Особенно показательно сравнение славянских кириллических текстов со славянскими же текстами, но переданными посредством латиницы, например, с польскими (чарка — czarka; шаль — szal; щека — szczęka). Для обозначения ряда свойственных указанным языкам звуков ныне обычно употребляются либо группы букв, либо дополнительные, диакритические, над- или подстрочные значки, что делает сам процесс письма более громоздким.

3. Создание основы общеславянского литературного фонда.

По свидетельству Жития, Константин Философ создал славянскую азбуку в Константинополе, отозвавшись на личное обращение к нему византийского императора Михаила III, озабоченного просьбой Моравского князя Ростислава прислать в Моравию учителя для мораван. Однако есть основания думать, что автор Жития сконцентрировал своё внимание лишь на итоговом результате предшествующей подготовительной работы. Национальная значимость свершившегося деяния подчёркнута Житием святителя Мефодия в пересказе послания Ростислава к Михаилу: «…суть въ ны въшьли учителе мнози крьстияни из Влахъ, и из Грькъ, и из Немьць, учаще ны различь, а мы Словени проста чадь и не имамъ, иже бы ны наставилъ на истину и разумъ сказалъ, то, добреи владыко, посъли такъ мужь, иже ны исправить вьсяку правьду…». В Житии же святого Кирилла, в пересказе ответного послания Михаила к Ростиславу, отмечен международный смысл сделанного: «…Богъ, иже велить всякому, дабы въ разумъ истинный пришелъ и на больший ся чинъ подвизал, видевъ веру твою и подвигъ, створи и ныне в наша лета, явль букви въ вашь языкъ, его же не бе дано было, токмо въ первая лета, да и вы причтетеся велицехъ языцехъ, иже славятъ Бога своимъ языкомъ…». Таким образом, изначальное предназначение азбуки Константина Философа сопряжено было с идеями самостоятельности и равенства приобщившихся к Христианству славян по отношению к соседним христианским народам и вместе с тем явилось средством крушения довлевшей тогда в Церкви идеологии сохранения Священного Писания и славления Бога только на трёх языках: еврейском, греческом и латинском. Сам Константин, споря в Венеции с латинскими сторонниками этого учения, «триязычниками», говорил: «Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма и воздают хвалу Богу каждый на своём языке. Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и иные многие», — и далее то, что это угодно Господу, подтвердил рядом цитат из Священного Писания Ветхого и Нового Заветов.

Первые опыты переноса христианского знания на славянскую почву были произведены Константином также ещё в Константинополе. Сложив «письмена» он сразу же «нача беседу писати еваггельскую: Искони бе слово и слово бе у Бога, и Богъ бе слово, и прочяя». Следовательно, первым переведённым на славянский язык библейским текстом оказалось Евангелие от Иоанна. Надо полагать, далее Константином Философом и его помощниками, в частности его старшим братом Мефодием, были переведены и другие книги Нового Завета, но только в той их части, которая использовалась для чтения за богослужением. Учёные полагают, что в течение последовавшего затем более чем трёхлетнего пребывания братьев и их спутников в Моравии были переведены и другие потребные в богослужении тексты: избранные ветхозаветные чтения в составе Паремийника, Псалтирь, Деяния и Послания Апостолов, а также богослужебные последования суточного цикла и некоторые праздничные службы. К этому же периоду относится перевод «Закона судного людям» (византийского юридического сборника определений, касающихся гражданской жизни общества), и появление первых, написанных Константином Философом на славянском языке, оригинальных сочинений, — посвящённого христианской догматике «Написания о правой вере» и «Прогласа», предисловия к Евангелию.

Второй период славянского просвещения начался после смерти святого Кирилла (14 февраля 869 г. по ст. ст.) и его погребения в Риме и был связан уже исключительно с деятельностью его брата. Будучи рукоположен в 870 г. папой Адрианом II во епископа Паннонского, причём с правом на окормление и моравской паствы, Мефодий инициировал в подвластных ему славянских землях весьма масштабную литературную работу. За 15 лет своего архипастырства он вместе со своими учениками, как утверждал его биограф, сумел перевести почти все канонические ветхозаветные книги, предоставить в распоряжение славян «Номоканон» — составленный святым Фотием, патриархом Константинопольским, сборник церковных правил и определений, а также «Отечник» — какой-то сборник либо святоотеческих сочинений, либо жизнеописаний отцов Церкви. В результате Паннония вслед за Моравией стала новым крупным центром славянской письменности. Труды святителя Мефодия снискали ему огромный авторитет в церковном народе. Так что когда он умер (6 апреля 885 г.), прах его был торжественно предан земле с отпеванием на латинском, греческом и славянском языках в соборном храме Велеграда, столицы Моравии (место расположения которой, к сожалению, остаётся спорным по сей день).

Необходимо подчеркнуть, что в общем контексте христианской культуры средневековой Европы всё сделанное святыми Кириллом и Мефодием для славян поистине уникально. В сущности, для христианской Церкви их опыт — перевод Священного Писания и разных христианских текстов на родной язык просвещаемого народа — был первым. Разумеется, известны миссионерские труды IV в., предпринятые Ульфилой и святым Иеронимом Блаженным. Но готская Библия первого, очевидно, не получила широкого распространения и сохранилась лишь в нескольких фрагментах; латинская же Библия второго (Вульгата), как и латинское богослужение вместе с латинской литературой до самой эпохи Возрождения оставались для всех католиков явлением надэтническим и социально ограниченным. Можно было бы ещё вспомнить имя Месропа Маштоца. Однако созданная им в IV в. армянская церковная письменность осталась в узких территориальных и этнических рамках. И только труды славянских первоучителей получили широкое распространение, признание и продолжение среди славян.

Последний период в начальной истории славянского просвещения был связан уже с деятельностью ближайших учеников святых братьев и омрачён их преследованием со стороны римской курии, начатым папой Римским Стефаном V (885-891 гг.). Славянское богослужение в Моравии и Паннонии запрещают, славянские книги сжигают, энтузиасты славянского богослужения и письменности либо уходят в подполье, либо переселяются в другие земли. Но благодаря этому возникают новые центры славянской культуры. До середины X в. особенно благоприятные условия для развития последних сложились в Болгарии (особенно в царствование царя Симеона). Именно тут, в городах Плиске, Преславе, Охриде, организуются новые книжные школы. С ними связана просветительная и литературная деятельность выдающихся продолжателей кирилло-мефодиевской миссии — святого Климента, епископа Охридского, епископа Преславского Константина, Иоанна Экзарха Болгарского и др. К этому времени — «Золотому веку» болгарского просвещения — и к этому региону восходит история многих замечательных переводных памятников христианской — богослужебной, богословской, учительной — литературы и собственных, оригинальных произведений, распространившихся затем во всём православном славянском мире.

Меньше известно о первых этапах продолжения просветительской миссии святых Кирилла и Мефодия в Сербии, Словении, Хорватии, Далмации. Применительно, например, к концу IX или к X в. сохранились лишь отрывочные и косвенные сведения об этом. В целом здесь процесс славянизации христианской культуры сопряжён был с борьбой против латинства, и, судя по позднейшей судьбе здешней письменности и книжности, национальные тенденции оказались сильнее латинского влияния. В Польше славянское богослужение и книжность сохранялись, благодаря поддержке святого Войцеха (Адальберта, Белы), епископа Пражского, примерно до конца X в., но затем всё же были вытеснены латинской церковной традицией. Аналогичным образом дело шло и в Чехии. Но здесь славянской письменности удалось удержаться до рубежа XI-XII в. Об этом свидетельствуют такие памятники, как Киевские листки (X в.) и Пражские отрывки (конец XI или XII в.), «Житие» святого князя Вацлава (Вячеслава), а также богослужебный обиход в ограде Сазавского бенедектинского монастыря.

Просветительская миссия святых Кирилла и Мефодия и их южно- и западнославянских последователей чрезвычайно важна для русской культуры. Ибо с крещением и христианизацией Руси восточные славяне полностью восприняли книжное наследие своих соседей; в течение семи веков они не только использовали его по ходу постижения христианского знания как опору и ориентир, но и преумножали его и новыми литературными переводами и плодами собственного литературного творчества, таким образом воздавая благодарную память первоучителям словенским и сохраняя культурное единство славянского православного мира. Весьма показательной в этом отношении является судьба сборника, составленного в начале X в. в Болгарии для царя Симеона из разных переведённых с греческого богословских, экзегетических, естественнонаучных, философских, эстетических, исторических сочинений (25 авторов II-IX вв.). В 1073 г. этот сборник был переписан на Руси для великого Киевского князя Святослава, но известны также и другие его южнославянские и древнерусские (преимущественно) копии XIII-XVIII вв. (более 20-ти), — убедительнейший индекс не только широкой (всеславянской) и длительной востребованности сборника, но и того, что относительно единый для православных славян книжно-литературный фонд имел долгую жизнь.

4. Создание общего для всех славян книжно-литературного языка и роль последнего в становлении славянской государственности.

Уникальный опыт славянизации христианской литературы, начатый учёными греками Кириллом и Мефодием и продолженный их славянскими последователями, значим также своим беспримерным итогом. В ходе этой работы был создан третий в Европе, наряду с греческим и латынью, язык культуры. Одна из европейских этнических общностей получила возможность небывало расширить сферу применения своей родной речи. Этим древние славяне значительно опередили европейцев. Первоучители и их ученики в ходе своей переводческой работы стремились приспособить общую тогда для всех славян речь для передачи различных в идейном, образном, формальном отношениях текстов. Так что созданный таким образом новый язык (язык книжно-литературный, «старославянский») оказался пригодным для обозначения самого широкого круга явлений культуры из сферы религиозной, политической, научной, художественной, военной, обыденной жизни, способным к выражению конкретных и отвлечённых понятий, высоких и низких чувств, к адекватной передаче не только практического, но и духовно-интеллектуального опыта человека, к воспроизведению не только живой речи, но и к фиксации развёрнутого размышления, к использованию с этой целью разных в жанровом отношении повествовательных форм и разных по назначению лексико-стилистических средств.

По мнению исследователей, первоучители, переводя памятники христианской греческой и отчасти латинской литературы, пользовались рядом приёмов, среди которых, несомненно, главную роль играли приёмы работы с лексикой. Прежде всего, указывают на так называемую транспозицию. Благодаря этому приёму, конкретные значения исконных славянских — обиходных или профессиональных — слов обретали новые абстрактные значения, связанные с областью христианских богословско-философских, этико-эстетических представлений: «слово», «истина», «исповедати», «просвещати», «закон», «благо» и т. д. Вторым важным приёмом был приём заимствования. Так в славянский язык проникали совсем новые, не известные прежде слова, причём не только греческие, но и слова латинского и еврейского происхождения: «аминь», «евангелие», «легеонъ», «параклитъ» (утешитель), «пасха», «талантъ». Активно в процессе переводческой работы использовался и приём калькирования, когда сложное слово оригинала переводилось посредством исконных морфем, — приставок, корней, суффиксов, окончаний. За счёт этих приёмов в славянском языке сформировался богатейший фонд лексики отвлечённого содержания и назначения.

Однако в ходе создания славянского литературного языка святые Кирилл и Мефодий, учитывая возможности живой славянской речи, опирались не только на лексические, но в значительной степени и на грамматические, синтаксические, стилистические ресурсы греческого литературного языка, прошедшего к их времени чуть ли не двухтысячелетний путь развития — от поэм Гомера до трудов современника первоучителей, одного из самых ярких представителей византийской образованности святого Фотия, патриарха Константинопольского. Греческий язык послужил для славян также источником представлений о литературной норме применительно к фонетике и морфологии. В итоге славянский литературный язык усыновился, если перефразировать мысль А. С. Пушкина, греческому литературному языку, заимствовав от него «законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи».

Именно подобное отношение преемственности создало вместе с тем условия для буквально взрывного по скорости развития в славянском мире самостоятельного литературно-художественного творчества, которое уже на ранних этапах славянской культуры ярко отобразилось в области поэзии (гимнография), исторического повествования (жития святых, историография), красноречия (проповедь), богословского дискурса (толкование библейских текстов) и которое, будучи общеславянским достоянием, вместе с тем способствовало и становлению в славянском мире отдельных государств, и формированию отдельных славянских культур, включая отдельные славянские литературные языки и отдельные славянские литературы — по крайней мере, болгарскую, сербскую, хорватскую, русскую, украинскую, белорусскую, а также — отчасти — чешскую и польскую.

5. Память о просветителях как фактор культурного единения славян и международного общения.

Почитание святых Кирилла и Мефодия в славянском мире практически современно их миссии среди славян. Прежде всего, оно сложилось в окружении их непосредственных учеников и последователей. Так, жизнеописание Философа создано до 880 г., а жизнеописание его брата — до 896 г. Вероятно, в конце IX в. их ученик святой Климент Охридский составляет блистательную «Похвалу святому Кириллу». Ему последуют другие, не оставившие своих имён панегиристы. Тогда же, если не раньше, начинается литургическое славление братьев. И в кириллической и в глаголической письменных традициях бытовали несколько вариантов Служб, в которых святые первоучители воспевались и каждый в отдельности и совокупно.

Агиографические, гомилитические и гимнические формы памятословия о святых братьях в общем сходятся в своих оценках. Применительно к делу просвещения славян Кирилл и Мефодий прославляются как «новые апостолы» и «учители», которые посредством «новых письмен» благовествовали «новому народу» слово Божие, посеяли в нём «духовное семя», принесли ему «чистое жито», отовсюду прогнали «мрак неведения» и стали для него «столпами Церкви Христовой», а славянская азбука, как рефлекс божественного откровения Константину Философу, признаётся священной и, соответственно, превосходящей созданную язычниками греческую азбуку. Действительно, святые братья дали человечеству образ истинно творческого соработничества Богу, служения Церкви, деятельной заботы о духовно-нравственном состоянии людей, истинного промышления о будущем человечества.

Болгарские, сербские, древнерусские месяцесловы XI — начала XIV вв. свидетельствуют о том, что кирилло-мефодиевские памяти 14 февраля и 6 апреля (по ст. ст.) закрепились ещё в старославянском календарном обиходе. В поздних календарях появляются общие для Просветителей праздники: в итало-греческих 14 марта, в чехо-моравских — 9 марта, в болгарских — 27 июля, в сербских — 25 августа, наконец в древнерусских — 11 мая. Любопытно, что в эпоху перехода со Студийского богослужебного устава на Иерусалимский (XIV-XV вв.) в славяно-русских месяцесловах кирилло-мефодиевские памяти временно исчезают, зато появляется посвящённый только святому Кириллу Философу праздник 14 октября. В настоящий момент в православной традиции сохраняются памяти 14 февраля, 6 апреля и 11 мая, в католической же — только 14 февраля как день общей памяти о Кирилле и Мефодии.

Любопытно, что празднование святым братьям 11 мая (24 мая по н. ст.) совпадает с церковным воспоминанием об Обновлении (рождении) Царьграда (Константинополя, Нового Рима) в 330 г. и с воспоминанием об освящении церкви святой Софии в Киеве при благоверной княгине Ольге (960 г.). Этот день, таким образом, соединяет три исторически значимых события, — начало Византийской империи и византийской культуры, начало славянской книжной культуры и начало храма, ставшего символом русского христианства и культуры. И такое соединение, в свою очередь, знаменует предопределённую Творцом логику исторического развития и непреложность человеческого взаимодействия и преемственности в духе, разуме и любви. И возможно именно данной трактовкой дня было обусловлено решение Святейшего Синода Русской Православной Церкви сделать его начиная 1901 г. праздничным для учебных заведений России: 11 мая завершались учебные занятия, в этот день служили молебны, устраивали праздничные концерты и вечера. Но ещё раньше, в 1863 г., в России широко было отпраздновано тысячелетие славянской письменности. Затем в 1869 г. торжественно отмечалась тысячелетняя годовщина со дня смерти святого Кирилла Философа, аналогичный праздник был устроен в связи с воспоминанием о святом Мефодии в 1885 г. Тогда Святейший Синод Русской Православной Церкви специальным Указом квалифицировал празднование памяти славянских учителей как средний церковный праздник, определив «…во всех молитвах, в коих поминаются вселенские святители Русской Церкви, поминать после имени святителя Николая, архиепископа Мирликийского, чудотворца, имена, иже во святых отец наших Мефодия и Кирилла, учителей Словенских». Тогда же один из крупнейших трудившихся в России славистов академик И. В. Ягич, хорват, в речи, адресованной членам Императорской Академии наук, говорил об общем для всех славянских народов значении сохранения памяти о святых Первоучителях. Почему это так, уже в наше время (в 1982 г.) очень точно сумел сказать другой отечественный учёный — академик Д. С. Лихачев: ведь именно им, святым братьям, по его мнению, принадлежала «мысль о единстве человечества и ответственности каждой страны, каждого народа в общечеловеческом устроении и просвещении, о служении каждой страны человечеству».

Список литературы

1. Кирилло-Мефодиевский сборник. В память о совершившемся тысячелетии славянской письменности и христианства в России. М., 1865.

2. Лавров П. А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930.

3. Бернштейн С. Б. Константин-Философ и Мефодий. Начальные главы из истории славянской письменности. М., 1961.

4. Верещагин Е. М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия. М., 1971.

5. Истрин В. А. 1100 лет славянской азбуке. М., 1963.

6. Сказания о начале славянской письменности / Вступ. ст., перев. и комм. Б. Н. Флори. М., 1981.

7. Хабургаев Г. А. Первые столетия славянской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности. М., 1994.

8. Очерки истории культуры славян. М., 1996.

9. Цуркан Р. Славянский перевод Библии: Происхождение, история текста и важнейшие издания. СПб., 2001.

10. Лосева О. В. Русские месяцесловы XI-XIV веков. М., 2001.

11. История культур славянских народов. Т. I: Древность и средневековье. М., 2003.

12. Тахиаос А.-Э. Н. Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян. Сергиев Посад, 2005.

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа