|
Фотографии
Игоря Гаврилова, Андрея Каменева
и фото
агентства SIGMA/РФА.
Картины художника
Алексея Солдатова.
|
Клеопатра и седьмое
чудо света
т ром
открылся берег Африки. Сильно припекало.
Небо было знойно и белесо, море
тускло блестело оловом. Вода под
кормой бурлила жидкая, зелено-голубая.
Командир,
весь в белом, стоял на мостике,
не отводя от глаз бинокля.
Медленней вздыхала машина: шли уже
средним ходом, ждали араба-лоцмана,
ибо взморье перед Александрией густо
усеяно подводными камнями. Промелькнула
первая чайка... Прошел навстречу
тупоносый и весь черный пароход,
и я увидел на нем белые буквы:
«Дельта»... А из мути на горизонте
уже выделялась башня, преемница того
знаменитого маяка, что был когда-то
«символом света александрийской
мудрости» и одним из чудес мира,
ибо «вел к городу полубога, дошедшего
от столпов Геркулеса до индийских
деревьев, вершин которых не достигают
стрелы», был посвящен «богам, спасающим
плавающих», блистал зеркалом
- талисманом Александрии, отражавшим
землю, небо и все паруса Средиземного
моря», и так возвышался, что «камень,
брошенный с пего на закате, падал
в воду только в полночь».
Это
из очерка «Дельта» Ивана Алексеевича
Бунина.
Многие
столетия для европейцев так начинался
Египет - с Александрии, которую
называют «воротами в Египет»
и которая старше Каира на полторы
тысячи лет. Не было и нет на земле
равных этой «столице воспоминаний»,
всем существом своим свидетельствующей:
ничто не вечно под луной.
Где
знаменитый Мусейон, предок всех
нынешних музеев? Где Александрийская
библиотека, в которой хранилось
свыше 1 млн. античных рукописей?
Где Большой театр? Где птолемеевские
дворцы? Где дворец Цезаря и Антония,
дворец Клеопатры, за ночь любви
с которой добровольно отправлялись
на смерть, где гимнасии, стадион,
ипподром? Где захоронение царей
и гробница Александра Македонского?
Бог
знает. А из смертных не знает
никто.
Когда
26 сентября 642 года после 14-месячной
осады арабы захватили Александрию,
предводитель арабского войска Амр
ибн аль-Ас доносил халифу Омару, что
в городе 4000 дворцов, 4000 общественных
бань, 400 театров и спортивных
сооружений и 1200 парков...
...В
рыбацкое поселение Ракотис Александр
Македонский прибыл с небольшой
флотилией из Мемфиса. В его
окружении наряду с военачальниками,
историками, зоологами, ботаниками,
танцовщицами был и архитектор
Дейнократ. «Недалеко от острова
Фарос, - пишет Витрувий, - у древнего
египетского поселения Ракотис, между
морем и озером Мариут... царь увидел
естественную гавань, прекрасное место
для торгового порта, вокруг плодородные
египетские нивы и близость реки
Нил». Тогда он повелел Дейнократу
возвести здесь город.
Архитектор
(по свидетельству античных авторов)
разложил на земле свой македонский
военный плащ и покрыл его тонким
слоем песка. Затем провел пальцем
продольные и поперечные линии
и посыпал их мукой - это были улицы...
Когда он показывал свое творение
Александру, прилетели голуби и стали
клевать муку. Все сочли это счастливым
знаком. Царь не стал требовать
более подробной документации, приказал
строить город, сел на коня и уехал
- чтобы через 10 лет (в 323 г. до н. э.)
вернуться, правда, уже в золотом
саркофаге.
После
внезапной смерти Александра в Вавилоне
Александрию сделал своей резиденцией
македонский полководец Птолемей,
захвативший власть в Египте. Потом
римляне заявили, что берут под свою
опеку Птолемея XII и его сестру
и любовницу Клеопатру, которая
поочередно была и возлюбленной
обоих завоевателей Египта - Цезаря
и Антония - и впоследствии
умертвила двух своих братьев, чтобы
освободить трон для своего сына
Птолемея XIV, рожденного от Юлия
Цезаря. «...Но больше всех он любил
Клеопатру, - пишет Светоний о Цезаре,
- с нею он и пировал не раз
до рассвета, на ее корабле
с богатыми покоями он готов был
проплыть через весь Египет до самой
Эфиопии, если бы войско не отказалось
за ним следовать; наконец, он пригласил
ее в Рим и отпустил с великими
почестями и богатыми дарами,
позволившей - Даже назвать новорожденного
сына его именем. Некоторые греческие
писатели сообщают, что этот сын был
похож на Цезаря и лицом и осанкой...
Другие уверяли, что ребенок, выдаваемый
Клеопатрой за сына Цезаря,
в действительности вовсе не сын
Цезаря...»
О Клеопатре
уже при жизни ходили легенды, говорили,
что природа не знала существа более
прекрасного и более развратного,
что имя ее любовникам - легион,
по численности превосходящий
гвардейский легион центурионов
Цезаря, что мало кто из «соратников»
(как ласково называл их сам Божественный
Юлий) не побывал на ее ложе...
Спустя
восемнадцать столетий облик египетской
царицы, ее веками скопленная и потому
почти неземная чувственность,
страстность взбудоражили утомленную
пожилую Европу: после египетского
похода Бонапарта мода на все
восточное, египетское вспыхнула
в Париже, в Лондоне, в других
столицах, подобно эпидемии. Женщины
перекрашивали волосы в черный
цвет, имитировали пышные формы «как
у Клеопатры», облачались в египетские
наряды, предпочитали пряные восточные
духи, эссенции, курили кальян...
Художники изображали томных восточных
красавиц - обитательниц гаремов, поэты
воспевали их в стихах...
|
Фото
1867 год
|
Можно
сказать, что египтология как наука
вообще обязана своим рождением
Наполеону. «Солдаты! - воскликнул
Бонапарт. - Сорок веков смотрят на вас
с высоты этих пирамид!»
Сразу
после победы над английскими войсками
он направляет из Парижа в Египет
большую научную экспедицию, целую
армию археологов, историков, математиков,
физиков, географов, геологов... В 167
провинциях начались раскопки «колыбели
науки и искусства, - как писал
Наполеон, - во славу Великой
французской нации».
В 1809 году
начинается издание гигантского
фундаментального труда во многих
томах - «Описание Египта». В европейских
университетах открываются кафедры
египтологии и изучения древних
культур, особое внимание уделяется
астрологии и магии. Тысячи европейцев
потянулись на берега Нила - агенты
музеев и владельцы антикварных
лавок, художники и просто
авантюристы... Все стилизовывалось -
от кофейных чашек и ваз
с иероглифами до дворцов.
Имперский стиль во Франции
и регентский стиль в Англии,
несомненно, сложились под сильнейшим
влиянием египетских пирамид
и монументальных храмов. Английская
газета «Монинг кроникл» приводила
слова одной домоправительницы:
«Мой
молодой хозяин катается на Сфинксе,
так зовут его лошадь, сидит в кресле
в форме крокодила. Госпожа носит халат
в лотосах, умывальник ее - в форме
пирамиды... Перед сном они говорят об
Анубисе, Имхотепе, Осирисе, Исиде,
Ра...»
|
«Игла
Клеопатры», обелиск, с прошлого
века возвышается в Лондоне над
Темзой (во время плавания из Александрии
над британским кораблем тяготело
«проклятие фараонов»: он потерпел
крушение, но обелиск потом удалось
поднять). Модные салоны Парижа
и Лондона заполнила египетская
музыка, экстаз, зачастую переходил
в оргию, танцовщицы, «выписываемые»
из страны фараонов, были нарасхват
и зарабатывали огромные деньги
- во многом благодаря Александру
Дюма и его бестселлеру «Путешествие
в Египет».
«...Теперь
мы уже не обращали внимания
на музыку, все поглотили эти
спустившиеся с небес гурии
в элегантных, роскошных одеждах;
на голове - богато расшитые
и отделанные драгоценными камнями
торбуши, из-под которых ниспадали
волосы, заплетенные в десятки
длинных тонких косичек, украшены
венецианскими цехинами с проделанными
по краям дырочками. Монеты
располагались так плотно друг
к другу, что; дали напоминали
золотую чешую. Несколько косичек
было перекинуто грудь, но основная
масса струилась спине, прикрывая
плечи дивной позванивавшей золотой
накидкой. До талии платье плотно
облегало тело и напоминало сюртук
с овальным вырезом, оставляющим
грудь обнаженной, от талии оно
ниспадало свободно и пышно...
Этот костюм дополняла кашемировая
шаль, повязанная на талии так,
что свисавшие концы были разной
длины, и, хотя с виду этот наряд
кажется простым, стоит он баснословно
дорого: один только торбуш обходится
в десять, двадцать, а то
в тридцать тысяч франков. Кроме
того как и у многих турецких
женщин, у альмей ногти на ногах
и на руках выкрашены хной,
а веки густо покрыты кухлем
придающим глазам удивительный
блеск гибкий и тонкий стан этих
танцовщиц пожалуй, одно из самых
сильных впечатлений, дарованных
нам на Востоке...
Постепенно
их танец становился все стремительнее,
движения - сладострастнее, жесты
-зазывнее, певцы запели громче,
к альмеям присоединился шут и,
став в центре, начал принимать
непристойные позы; паяц и альмеи,
возбужденные пением и музыкой,
вошли в экстаз. Их голоса уже
заглушали музыку, виртуозные
исполнительницы пели сладострастную
песню и между четырьмя женщинами
и их партнером разыгралась сцена,
напоминающая борьбу вакханок
с сатиром. Наконец, растрепанные,
тяжело дыша, они кинулись нам,
обвивая трепещущими руками, как
змеи, проскальзывая под наши широки
восточные одеяния...
За
первым действием последовал сольное
выступление... Внезапно девушка
пугается пчелы, рассерженной тем,
что она сорвала розу, которую та
облюбовала; девушка прогоняет ее
и продолжает собирать цветы.
Но пчела возвращается, певцы
смеются, девушка снимает пояс, чтобы
отогнать ее, но пчела не улетает,
и музыканты потешаются над
девушкой. Вдруг, хотя она и прикрывает
грудь руками, пчела забирается
туда, и девушка в испуге срывает
платье, рубашку, пышные панталоны
и остается голой. Но пчела
по-прежнему яростно нападает;
музыканты хохочут, девушка мечется,
кружится на месте, а затем
с криками начинает кататься
по земле; ее страстные, неистовые,
стремительные, необузданные движения
завораживают... Внезапно, словно
моля о помощи, она оказывается
на коленях у одного из зрителей,
показавшегося ей в минуту отчаяния
самым отзывчивым; она кутается
в его одежду, прижимается к его
груди и закрывает свое лицо
и плечи копной волос».
Мода
на Египет донеслась и до России,
до салонов Санкт-Петербурга, и
наиболее ярко была выражена,
естественно, Пушкиным в «Египетских
ночах»:
...Тема
предложена мною. Я имел в виду
показание Аврелия Виктора, который
пишет, будто бы Клеопатра назначала
смерть ценою своей любви и что
нашлись обожатели, которых таковое
условие не испугало и не отвратило...
...И
пышный пир как будто дремлет.
Безмолвны
гости. Хор молчит.
Но вновь она
чело подъемлет
И с видом
ясным говорит:
В моей любви для
вас блаженство?
Блаженство можно
вам купить...
Внемлите ж мне: могу
равенство
Меж нами я восстановить.
Кто
к торгу страстному приступит?
Свою
любовь я продаю;
Скажите: кто меж
вами купит
Ценою жизни ночь мою?
-
Рекла - и ужас всех
объемлет,
И страстью дрогнули
сердца...
Она смущенный ропот
внемлет
С холодной дерзостью
лица,
И взор презрительный
обводит
Кругом поклонников
своих...
Вдруг из толпы один
выходит,
Вослед за ним и два
других.
Смела их поступь; ясны
очи;
Навстречу им она встает;
Свершилось:
куплены три ночи,
И ложе смерти
их зовет.
|
|
...Но
вернемся в Александрию, а именно
к седьмому чуду света - маяку,
останки которого недавно подняли
со дна. По описанию Страбона,
Лукиана и Плиния, сооружение это
имело основание в форме квадрата
со сторонами 180-190 метров.
На этом
основании стоял дворец с четырьмя
башнями по углам. Из его центра
поднималась массивная четырехугольная
башня высотой 70-80 метров, которая
постепенно сужалась, заканчиваясь
зубцами, как крепость. На этой башне
стояла еще одна, более узкая, но тоже
высокая, заканчивающаяся каменной
площадкой, на которой стояли
по кругу колонны, - на ней
зажигался огонь в чаше. Колонны
поддерживали конусообразную башню,
которую венчали статуи богов,
хранящих мореплавателей. «Белый
камень», о котором пишет Страбон,
согласно Флавию и Плинию, был
мрамор.
- Этот
блок мог быть частью парапета,
обрамлявшего первый ярус маяка, -
говорил Жан-Ив Эмперер, археолог,
руководитель французского
национального центра научных
исследований, основатель Центра
по изучению Александрии, после
того, как со дна был поднят 12-метровый
75-тонный блок-гигант. - Благодаря
этому «кирпичику» и трем пазам,
вырубленным в одной из его
граней, мы теперь понимаем, что
к нему крепился другой, такого
же типа.
Мы надеемся,
что на дне покоятся и остальные,
которые помогут нам определить
истинный размер маяка. До сих
пор мы не имели ни одного настоящего
архитектурного описания седьмого
чуда света. По одной из версий,
маяк был высотой 180,8 метра, про
другой - не более 130. Мы имели
представление о его форме, но ни
о стиле, в котором он был
построен, ни о материалах,
использованных при его строительстве,
мы не имели никакого понятия.
|
|