Некоторые новые данные анализа сил и потерь на советско-германском фронте

Некоторые новые данные анализа сил и потерь на советско-германском фронте

Г.Ф.Кривошеев

(Доклад на заседании Ассоциации историков Второй мировой войны 29.12.1998 г.)

Уже не раз в выступлениях президента, членов правительства, в средствах массовой информации сообщалось число потерь как военнослужащих, так и гражданского населения Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов. Однако мы вновь и вновь обращаемся к потерям наших войск, понесённым при защите Отечества в этой кровопролитной войне. Несмотря на то, что прошло уже более 53 лет, до сих пор не прекратились попытки извратить правду о ней, о роли Советского Союза в разгроме агрессора.

Не только отдельные личности, но главным образом средства массовой информации, наряду с правдивой оценкой, опирающейся на достоверные источники (что бывает, правда, довольно редко), пускают в оборот сомнительные материалы, в которых дается искажённая картина войны. Особенно это касается наших потерь.

На этом и хотелось бы сегодня остановиться.

Войну Советскому Союзу в июне 1941-го объявили, помимо Германии (22 июня) и Италии (22 июня), также Румыния (22 июня), Финляндия (26 июня) и Венгрия (27 июня). К ним присоединились марионеточные правительства Словакии и Хорватии. Япония и Испания, формально сохраняя нейтралитет, самым тесным образом сотрудничали с Германией. Союзниками Германии также были правительства Болгарии и вишистской Франции.

Помимо стран, объявивших войну Советскому Союзу в июне 1941-го, в войне участвовали соединения, части и подразделения, укомплектованные гражданами Испании, Франции, Бельгии, Нидерландов, Дании, Норвегии, Чехии, Югославии (Сербии), Албании, Люксембурга, Швеции, Польши.

Непосредственно после нападения на Советский Союз, отчасти спонтанно, отчасти под влиянием немецкой пропаганды возникло «Движение европейских добровольцев», поставившее своей целью «Крестовый поход Европы против большевизма». В военном отношении роль добровольческих союзов была невелика, но их пропагандистская значимость была весомой. Важную роль играли «добровольцы» для пополнения резервов боевых эсэсовских войск. Из них было сформировано 26 добровольческих дивизий «СС». Но лишь незначительное число лиц действительно записались добровольно. И всё же, до конца войны в Вермахте насчитывалось почти 500 тысяч иностранцев, главным образом «фолькс-дойче» (немцы, не проживающие на территории Германии).

В войне против СССР участвовали также белогвардейский казачий корпус под командованием Б.А.Штейфона (Югославия), казачьи части — впоследствии 15 казачий корпус — под командованием фон Панвица и некоторые калмыцкие части (по некоторым данным — два калмыцких корпуса, но документального подтверждения этому пока нет).

Всего же немцы привлекли в Вермахт 1 млн. 800 тыс. граждан из оккупированных ими стран. Из их числа было сформировано 59 дивизий и 23 бригады.

Вторая мировая война охватила 19 государств Европы, 10 — Азии, 11 — Африки. Вне сферы вооруженной борьбы находились вся Америка. Из 22 государств Северной и Южной Америки, объявивших войну Германии, только США, Канада, Бразилия и Мексика в разной мере участвовали в войне.

Австралийские части участвовали в войне в составе Британских вооруженных сил. Степень боевого использования вооруженных сил различных государств была неодинаковой. Главная же тяжесть борьбы легла на советско-германский фронт.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛЮДСКИХ ПОТЕРЬ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

Самыми тяжёлыми последствиями Второй мировой войны для Советского Союза явились общие людские потери — как военнослужащих, так и гражданского населения.

Мы знаем, что по результатам исследований, проведённых Управлением статистики населения Госкомстата СССР и Центром по изучению проблем народонаселения при МГУ им. М.В.Ломоносова, общие прямые людские потери страны за все годы Великой Отечественной войны оцениваются в 26,6 млн. человек.

Цифра, как видим, огромная. Никогда ранее наша страна не сталкивалась с подобными военными жертвами. Так, в Первую мировую войну мы потеряли 2,3 млн. человек, в Гражданскую с её смертоносными эпидемиями (тифозными, холерными, малярийными и прочими) было убито, умерло от ран и болезней 8 млн. человек. То есть за восемь лет войны (1914 — 1922 гг.) потеряно 10,3 млн. человек, но это в 2,5 раза меньше, чем во Второй мировой войне.

Потери военнослужащих

В ходе Второй мировой войны только Германия и СССР привлекли в свои вооружённые силы около 56 млн. человек. А все воевавшие страны вместе (с кадровым личным составом, мобилизованными и призванными резервистами) — около 120 млн. человек.

Советский Союз привлёк 34 476 700 человек. Германия — 21 107 000 человек.

Из 34 476 700 человек в годы войны в Красную Армию было призвано 29 574 900 человек, а на 22 июня 1941 года кадровый состав составлял 4 826 900 человек. Эта цифра равна всему населению Дании, Нидерландов, Норвегии, Швеции и Финляндии вместе взятым. Отметим, что военнослужащих-женщин было призвано 490 тыс., из них 80 тыс. женщин-офицеров. Из этого числа, по результатам анализа и обобщения статистических материалов Генерального штаба, донесений фронтов, флотов, армий, военных округов и отчетов военно-медицинских учреждений, а также сведений КГБ и МВД СССР, за годы войны общие безвозвратные потери (убито, пропало без вести, умерло от ран, болезни, в результате несчастных случаев) Советских Вооружённых Сил вместе с пограничными и внутренними войсками составили 11 444 100 человек.

В это число не вошли 500 тыс. военнообязанных, призванных по мобилизации в первые дни войны и пропавших без вести до прибытия в воинские части. О них некому было докладывать. Вместе с ними безвозвратные потери Красной Армии, Военно-морского флота, пограничных и внутренних войск составили 11 944 100 человек (Из них из России 7 922 500 человек). В Первую мировую войну эти потери составили 4 467 800 человек.

Я особо хотел бы остановиться на цифре 11 944 100 человек, ибо очень часто ее принимают как цифру потерь и она фигурирует именно в таком качестве. Так, “Известия” за 25 июня 1998 года опубликовали эту цифру, как цифру потерь военнослужащих страны в войне. А в одном из фильмов о Сталине в дикторском тексте сказано, что немцы потеряли 6 млн. человек, а мы — 27 млн. Насколько же велика и бессовестна эта ложь! Постараюсь пояснить свою мысль.

В ходе войны шли оперативные доклады по многим вопросам, в том числе — о потерях личного состава. По приказам № 450 (1941 г.), № 138 (24.06.1941 г.), № 023 от 4.02.1944 г.) полк представлял донесения о потерях личного состава 6 раз в месяц: на 5, 10, 15, 20, 25, 31 или 30 число каждого месяца. В эти же числа он представлял и именной список безвозвратных потерь л/с полка с 1 по 5, 6 — 10, 11 — 15, 16 — 20, 21 — 25, 26 — 31 число в штаб дивизии. Дивизия представляла донесения о потерях л/с дивизии тоже 6 раз в месяц в армию, а именные списки безвозвратных потерь л/с дивизии 3 раза в месяц: сержантов и рядовых — в Упраформ КА, т.е. в Генштаб, а офицеров — в ГУК.

Что же такое безвозвратные потери?

Согласно приказу заместителя Наркома обороны № 023 от 4 февраля 1944 года, это — «погибшие в боях, пропавшие на фронте без вести, умершие от ран на поле боя и в лечебных учреждениях, умершие от болезней, полученных на фронте, или умершие на фронте от других причин и попавшие в плен к врагу». Это не нами придумано. Это — приказ, которым руководствовались во время войны.

Об этих безвозвратных потерях шли доклады. Это были потери для полка и дивизии безвозвратные, люди эти были для них потеряны — ведь редко кто из оставшихся в живых попадал снова в свою часть. Но это ни в коей мере не значит, что все эти люди погибли. Часть из них попала в плен, особенно при отступлении, осталась на оккупированной территории, часть попала к партизанам, а некоторая часть может быть и вернулась в полк, но уточнение зачастую не делалось. Следовательно, из этой цифры безвозвратных потерь большой процент людей оказался впоследствии жив.

Чтобы отличить безвозвратные потери от числа погибших и умерших нами предложен термин демографические потери.

Итак, безвозвратные потери — это потери списочного личного состава. 11 444 100 человек — это оперативный учёт, как говорится, по горячим следам, по тем данным, которые выявились после боя. И только по Донесениям о потерях личного состава и по Донесениям о боевом составе (если не было донесения о потерях л/с) можно определить безвозвратные потери частей, а следовательно и в целом по действующей армии. Что касается попавших в плен, то командиры докладывали о них только тогда, когда было ясно, что человек попал именно в плен. В остальных случаях всех относили к без вести пропавшим. За всю войну, по донесениям, попало в плен только 36 194 человека.

Мне могут задать вопрос, «всегда ли были доклады от соединений и отдельных частей?» И что делать, если не было таких докладов? Какая бы сложная обстановка ни складывалась, доклады представлялись, за исключением тех случаев, когда соединение или часть попадали в окружение или были разгромлены, т.е. когда некому было докладывать. Такие моменты были, особенно в 1941 году и летом 1942-го. В 1941-м, в сентябре, октябре и ноябре, 63 дивизии попали в окружение и не смогли представить донесения. А численность их по последнему докладу составляла 433 999 человек. Возьмём, например, 7 стрелковую дивизию Юго-Западного фронта. Последнее донесение от неё поступило на 1.09.1941 о том, что в составе имеется: нач. состава 1022, мл. нач. сост. 1250, рядовых 5435, всего — 7707 человек. С этим личным составом дивизия попала в окружение и не смогла выйти. Мы этот личный состав и отнесли к безвозвратным потерям, притом к без вести пропавшим. А всего в ходе войны 115 дивизий — стрелковых, кавалерийских, танковых — и 13 танковых бригад побывали в окружении, и численность их по последним донесениям составляла 900 тыс человек. Эти данные, или, точнее, эти цифры мы отнесли к неучтённым потерям войны. Так нами были рассмотрены буквально все соединения и части, от которых не поступили донесения. Это очень кропотливая работа, которая заняла у нас несколько лет.

Эти неучтённые потери войны составили за весь ее период 1 162 600 человек. Таким образом, 11 444 100 человек включают в себя и этих людей.

Для определения демографических потерь необходимо из этих безвозвратных потерь, из этой убыли, вычесть оказавшихся в живых. Если безвозвратные потери, как я уже сказал выше, определяются по донесениям соединений и частей о безвозвратных потерях или по донесениям о списочной численности на тот или иной момент, то оказавшихся живыми искать очень сложно, и это уже способность тех, кто этим непосредственно занимается.

При определении масштабов демографических потерь личного состава армии и флота цифра в 11 444 100 человек была уменьшена на количество оказавшихся живыми после войны. Это, во-первых, 1 836 000 человек вернувшихся из плена бывших военнослужащих и, во-вторых, 939 700 человек вторично призванных на освобожденной территории — тех, кто ранее значился пропавшим без вести (из них 318 770 человек, бывших в плену и отпущенных немцами из лагерей, и 620 930 человек, без вести пропавших). Таким образом исключено из числа безвозвратных потерь 2 775 700 человек.

С учётом этого, общие демографические безвозвратные потери Вооруженных Сил СССР составили 8 668 400 человек военнослужащих списочного состава (из них россиян 6 537 100 человек) и 500 000 призывников, которые без вести пропали в первые дни войны.

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа

В.Л.МАЛЬКОВ

ТАК МЫСЛИМА ЛИ ИСТОРИЯ ОДНОЙ СТРАНЫ?

После вполне объяснимой и оправданной самокритики, сопровождаемой разбродом, импровизациями и откровенной отсебятиной в отечественной теории и истории международных отношений новейшего времени, по-видимому, настало время обратить внимание на соотношение логического и исторического в реконструкции ключевых моментов, относящихся к данной исключительно важной области истории современности. Мне кажется, что воображение многих наших отечественных историков и публицистов оказалось в плену некоей умозрительной, романтически виртуальной, вневременной идеи-фантома. Согласно мироощущению её сторонников, развитие межгосударственных отношений в XX веке проходило в целом в виде гармонично развивающегося линейного процесса, из которого неожиданно и трагически выламывалась Россия с её судьбой, названной А.Ципко «русским Апокалипсисом». М.Я.Гефтер в последнем, посмертно напечатанном в «Литературной газете» интервью, в полемике с заочными оппонентами тонко подметил ошибочность такого отграничения и противопоставления (в сущности продиктованного всенаучными интересами) одной страны-мутанта мировому процессу. Он говорил: «Вот мы зовём друг друга: давайте, друзья, овладеем общечеловеческими ценностями и войдём в этот мир, но при этом многие забывают о сугубой неоднозначности этого мира. Я бы сказал — о трагической неоднозначности, потому что, чем более мир связан, скован этой всякого рода взаимозависимостью — от сверхзвукового лайнера до ядерной бомбы, — тем резче выступают несовпадения ритмов, образов жизни, способов жить и т.д. Причём эти несовпадения вовсе не составляют, если вдуматься, минусовой стороны человеческого существования, наоборот — это непочатый плюс, ещё не использованный источник. Ибо развитие в настоящем смысле, какой бы сферы мы не коснулись, всё-таки движется различиями, а не сведением к общему знаменателю, где оно может застыть. "Остановись, мгновенье" — совсем не окрыляющая фраза»1.

Эти мысли сильно перекликаются с давно поставленным и даже частично решённым вопросом (увы, разработка его оказалась затруднена отчасти в силу чисто административных усилий «руководящих инстанций», а отчасти по причине поглощённости супердержавным гипнозом, сковавшим исследовательскую мысль в понимании того, какое место занимает каждая страна — большая или малая — в человечестве) о том, историк обязан максимально раздвинуть поле своего обзора, не «застревать» на ближайших звеньях системы, а идти к самым удалённым с лагом в два — три поколения. Это не делает жизнь спокойной, но только тогда удаётся воссоздать истинные пропорции и смысл эпохи, происходящего вчера и сегодня в контексте глобальных процессов, когда мыслимая модель учитывает по максимому взаимосвязи избранного объекта изучения (в данном случае — внешняя политика и дипломатия той или иной отдельно взятой страны) с лежащей за его пределами исторической средой, и той, что по соседству, и той, что проявляет себя в геополитических трендах (тенденциях), неуловимых для «невооружённого глаза», но в рамках больших временных периодов, играющих доминантную роль.

Возможно, именно здесь и кроется природа тайн происхождения войн XX столетия (и войн вообще), фантастических дипломатических провалов гениальных политиков, часто необъяснимые повороты в межгосударственных отношениях, приписываемые либо недоразумению, либо злому умыслу отдельных деятелей, либо их внезапному прозрению или воодушевлению великим замыслом. А в этом случае историк сотни раз столкнётся с «несовпадениями» и неоднозначностью, о которых говорил Гефтер, и они не будут казаться ему проклятием только одного какого-нибудь «избранного» народа. Историк, отдающий себе отчёт, что его поисковым возможностям и жизненным ресурсам эти тренды по большей части неподвластны, должен признать условность, релевантность (по крайней мере, небезоговорочность) своих оценочных суждений и в отношении длинных периодов во взаимосвязях между народами и государствами, да и в отношении национальной истории отдельных стран. Следовало бы прислушаться к совету М.А.Барга отказаться от риторической аргументации и, как он писал, «осознать то обстоятельство, что история имеет в первую очередь теоретическое значение»2. Увы, полезные советы по большей части остаются невостребованными.

Приведу лишь один пример попытки взять «пробел в понимании» лихим кавалерийским наскоком, без желания вникнуть в характер произошедшего в XX веке культурного надлома, повинуясь которому, великие державы выстраивали свою политику применительно к долговременным блоковым интересам и целям, что стало непосредственной причиной двух мировых и «холодной» войны. В книге «Первые заморозки. Советско-американские отношения в 1945 — 1950 гг.» (М., 1995) её авторы В.Батюк и Д.Евстафьев пишут: «Таким образом, после 1949 г. американская дипломатия столкнулась с ситуацией, когда у Вашингтона фактически не было политики по отношению к Советскому Союзу. И страх американцев перед русским медведем в начале 50-х годов как раз и объяснялся, на наш вгляд, тем, что американская правящая элита с ужасом ощутила в тот период отсутствие каких бы то ни было рычагов влияния на Москву. Результатом стало принятие в 1950 г. пресловутой директивы СНБ-68, основные положения которой на долгие годы стали определять политику США в отношении СССР. Следуя этой директиве, американские деятели при выработке своей политики в отношении Москвы стали исходить не из намерений советской стороны (каковые намерения были объявлены изначально враждебными), а из её возможностей, рассчитанных к тому же понаихудшему варианту» (с. 49 — 50).«Нет политики», «страх перед медведем», «ужас от отсутствия рычагов влияния» — и это после создания Соединёнными Штатами уже у 1948 г. уникального (наступательного) ракетно-ядерного потенциала, провозглашения «доктрины сдерживания», «доктрины Трумэна» и «плана Маршалла», создания организации Североатлантического пакта (НАТО) и формирования основных региональных военных блоков, которые по всему периметру границ СССР создали мощные контрфорсы.

Хорошо тому, кому всё ясно: «То, что "холодную войну" начал И.В.Сталин, бесспорно», — пишут наши авторы (с. 171), ни в чём не сомневающиеся и уж конечно не желающие "поставить себя под вопрос" (как говорил З.Мамардашвили). Здесь и не пахнет представлением «о сугубой неоднозначности мира». Оценка дана даже без выснения (элементарного) причинно-следственного, а тем более синхронистического ряда (который Б.Ф.Поршнев давно предлагал считать «всемирно-историческим методом»), т.е. без рассмотрения судеб народов и стран в их одновременной связи. Причём речь должна идти не о простой интерференции (наложении) различных независимых единиц — отношений, событий, конфликтов и т.д., а о сложном диалектическом взаимодействии-переплетении, из которого создаётся особый внутренний и внешний мир народа и страны, существующих в географических, государственных или этнолингвистических границах. Во все эпохи, говорил Б.Ф.Поршнев, царил цепной вид всемирности, а его индикатором были войны, как «горячие», так и «холодные». Следует ли в этой связи подходить к их происхождению или итогам с мерками, применимыми разве что для обмера изолированных штучных объектов? Ведь справедливо говорят, что Соединённые Штаты, например, подталкивались «в спину» к усилению напряжённости с СССР своими союзниками и клиентами (Англией, Францией, Италией), боявшимися прихода к власти коммунистов.Вспомним Аденауэра.То же самое можно сказать и о СССР. Вспомним Китай, КНДР, Египет, Кубу и т.д. Вывод: даже внешняя политика сверхдержав формировалась, так сказать, коллективно, образно говоря, Белым домом и Кремлём плюс руками тех, кто был связан с ними прямо и опосредованно и, будучи целиком зависим от них, делал державы-сюзерены зависимыми от длинного ряда «посторонних» причин и обстоятельств.

Я бы хотел напомнить рассуждения Б.Ф.Поршнева и о синхрониии и диахронии, и об аналогии истории международных отношений с шахматной партией. Совершенно по-разному смотрят за партией наблюдатель, следивший за ней с первых ходов, и тот, кто пришёл взглянуть на состояние игры в критический момент. Последний может быть ошеломлён расстановкой фигур, первый подготовлен к ней логикой развития партии. Хотелось бы здесь подчеркнуть, возвращаясь к этому примеру, что в каждый отдельный момент каждая фигура имеет свою значимость, однако все они находятся в системе равновесия или неравновесия, и стоит только одной фигуре переместиться, как предшествующая ситуация в чём-то, где-то и как-то измениться. Историк, объясняющий перепитии внешней политики, должен досконально разбираться в этой динамике. Как бы продолжая «шахматный этюд», предложенный Б.Ф.Поршневым, Л.Н.Гумилёв говорил в этой связи: «Прежде всего за основу следует брать не публикации источников, а канву событий, отслоенных и очищенных от первичного изложения. Только тогда становится ясна соразмерность фактов, когда они сведены в причинно-следственный ряд в одном масштабе. При этом также исключается тенденциозность источника или его малая осведомлённость»3.

Научную обоснованность вывода Л.Н.Гумилёва, предупреждавшего от дискредитирующих историческую науку измышлений вокруг волюнтаристски подобранных фактов, подтвердил уже в наши дни известный германский историк Г.-А.Якобсен, чётко показавший полнейшую несостоятельность попыток так называемых ревизионистов рассматривать вопросы советско-германских отношений накануне 22 июня 1941 года вне основной «канвы событий»4.

Список литературы

«Литературная газета». 17 января 1996 г. С.15. Барг М.А. Эпохи и идеи. М., 1987. С.322.

Историческая наука и некоторые вопросы современности. Отв. ред. М.Я.Гефтер. М., 1969. С. 323.

Якобсен Г.А. Противоречивые оценки 22 июня 1941 // Война и политика, 1939 — 1941. М., 1999. С.253 — 269.

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа