Китайский культ правителя
Содержание
Введение
Особенности формирования китайского культа правителя
Культ Шан-ди
Культ Неба
Этико-политическое учение Конфуция
Китайский культ правителя
Заключение
Список использованной литературы
Введение
В стране, которую у нас принято именовать «Китай», но в которой бытует уже с последних веков до н.э. самоназвание «Чжунго» - «Срединное государство», возникли ещё на рубеже II- I тысячелетий до н.э. и затем утверждались представления, что высшей властью на Земле могут располагать только те, кто наделён мироустроительными потенциями, воплощёнными в «благодати» (дэ) и претворяемыми в деяниях по урегулированию социума. Дарует же такую власть своим «мандатом» Небо – направляющая и контролирующая всё и вся в природе верховная сакральная сила, а избранники Неба, т.е. земные правители, – это его – в иносказательном смысле – Сыны, предназначение которых – блюсти миропорядок. Вместе с тем, Небо справедливо ко всем, оно вправе изменить собственный, давний или не давний выбор: прежде чем вверить свой «мандат» на благоустроение Поднебесной новым избранникам, - лишать таких полномочий какого-то одного либо двух - трёх отдельно взятых владык Срединного государства и даже весь некогда заслуживший, но теперь оказавшийся неспособным оправдать доверие и волю Неба царствующий дом. Правда, столь суровую кару Небо упреждает косвенными сигналами, демонстрируя тем самым, что способно откликаться на происходящее в Поднебесной. Откликаться не только безмолвно, когда всё в норме и достойно одобрения, но и посредством небесных знамений, природных аномалий и даже катаклизмов, когда возникает дисгармония миропорядка, порождённая пороками земных правителей и их деяний.
Особенности формирования китайского культа правителя
Традиция почитания китайцами своего правителя как священного царя берёт своё начало в древних религиозных культах Шан-ди и Неба. Идеология Конфуция, возвеличивая прошлое, поддержала и вознесла созданный ещё в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, управляющего Поднебесной от имени великого Неба. В свою очередь, конфуцианство просуществовало в качестве официальной религии Китая до XX в., а следовательно и титул «сына Неба» сохранялся за правителем страны вплоть до этого времени.
Культ Шан-ди
В современном Китае существует множество религий: буддизм, даосизм, ислам, католичество, протестантство. Однако наиболее распространёнными из них традиционно считаются «три религии», или, как их ещё называют, «три учения» – конфуцианство, даосизм и буддизм. На более ранних этапах можно отметить культ Шан-ди и культ Неба.
«В представлении иньцев, — писал известный советский синолог Л.С. Васильев, — Шан-ди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предком-тотемом. Именно он, Шан-ди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени» [2; 147]. Шан-ди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предка-покровителя, помощи и поддержки.
По словам Л.С. Васильева, «…данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шан-ди был главной и последней инстанцией в мире сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шан-ди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома... Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана — все это тоже было в компетенции Шан-ди. Словом, Шан-ди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчиняться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителя-вана» [2; 148].
Представление о Шан-ди зародилось в недрах шан-иньского общества во 2-м тыс. до н.э. «Ди», первоначально означавшее жертвоприношение (сожжение жертвы), позднее стало названием божества, которому приносили жертву («ди», по-видимому, служил также обозначением умерших предков царствующего дома, включая мифических, являвшихся его тотемом). В поздний период правления династии Шан-Инь (ок. 13-11 вв. до н.э.) наряду с «ди» появился термин «Шан-ди» для обозначения верховного божества, а также, вероятно, первого из шан-иньских предков. Постепенно «ди» превратилось в бога - покровителя всего шан-иньского государственного образования. Культ Шан-ди бытовал в эпоху Шань-инь до тех пор, пока в 1027 г. до н. э., объединившийся вокруг племени чжоусцев союз окружавших Шан народов в решающей битве при Мус не разгромил шанцев.
Культ Неба
Воцарение Чжоу сопровождалось важными переменами в общественном сознании и идеологической традиции древнего Китая. Чжоусцы принесли с собой новое представление о верховном божестве, которого они называли Тянь. В первоначальном начертании знак «тянь» являл изображение большого человека с особо выделенной головой и служил, вероятно, обозначением обожествленных предков вождя. Согласно же чжоускому мифу, мать первопредка чжоусцев Хоу-цзи зачала, наступив на след ноги некоего великана. Еще до завоевания государства Шан среди чжоусцев зародилась легенда об их родстве по женской линии с родом шанских царей. Покорив Шан, они отождествили свое верховное божество Тянь с шанским верховным божеством Шан-ди. С течением времени культ Неба в Чжоу окончательно вытеснил Шанди в главной функции верховного божества. Так сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени. Культ Неба стал главным в Китае, а полное его исполнение – прерогативой лишь самого правителя, сына Неба. При этом на Небо перешло представление о прямой генетической связи божественных сил с правителем: претендуя на родство с Небом, чжоуские правители стали именовать свою страну Поднебесной (Тянь-ся), а себя – сыновьями Неба (Тянь-цзы). Чжоусцы верили, что правитель получает свою власть в первую очередь от Неба и своих предков. «Как говорит один из стихов “Ши цзина”, народ Чжоу могущественен, ибо имеет “трёх правителей на небесах и вана, их посланца, в столице”. Предки помогали потомкам, если были довольны ими, но они же могли во гневе сурово покарать их. Вот почему важно было не только умилостивлять их должными подношениями, но и через гадание улавливать их пожелания и вести себя сообразно им» [5; 66].
Л. Тихомиров в книге «Монархическая государственность» представляет такую трактовку культа китайского императора – по его мнению, небо персонифицировалось в некое место, куда после смерти попадают души предков правителя, в свою же очередь, только правитель, мог являться необходимым посредником между народом и умершим вождем: «Один из родоначальников китайцев, избранный в вожди при завоевании ими своих нынешних территорий, превратился постепенно в верховное божество.... Сын первого вождя, еще вероятно очень невластного, по требованию культа предков, приносил ему жертвы, и следовательно являлся необходимым посредником между народом и умершим вождем, которого дух нужен был народу, как покровитель. Авторитет преемников его таким образом возрастал из поколения в поколение. Все последующие цари по смерти своей еще более наполняли небо духами, которые являлись покровителями китайцев, и все живут с Шан-ди (небо). Каждый же император есть «сын неба» и самое его царствование называется «служением небу». Действительно «служение небу» есть одновременно и семейная обязанность императора по культу предков, и - управление народом, над которым правили все эти духи при своей жизни, а по смерти явились покровителями бывших подданных» [7; 312].
Историческая судьба понятия «Тянь» была предрешена в момент чжоуского завоевания, которое чжоусцы старались оправдать тем, что само «Небо» повелело им покарать шанского правителя за его прегрешения. Божество Тянь, «Небо» шанцам было неизвестно. Чжоусцы, как и шанцы, называли своего правителя ван, “царь”, но кроме того, они называли его также и «Сыном Неба». Правитель олицетворял верховное единство всего общества. Он противопоставлял себя прочим смертным, что видно даже по титулу, который он носил: «Я – единственный среди людей» [3; 12]. Правитель выступал одновременно и верховным жрецом. Только он мог определять по трещинам на гадательной кости ответ божества на заданный ему вопрос. Усопшие предки вана считались приближёнными верховного божества, посредниками в общении между ним и ваном. От них зависели удача военного похода или строительство нового города, они посылали на людей болезни или исцеление, помогали благополучному разрешению от бремени. Управление государством не отделялось от религиозного ритуала, административные документы были одновременно священными скрижалями богов. Уже в государстве Шан существовали уложения, которые представляли собой записи о деяниях шанских царей. Эти уложения обозначались знаком Дянь, являющим образ сшитых планок, водруженных на столик, т.е. особо чтимых. Составление подобных записей исторических событий приняло еще больший размах при чжоуском дворе, а потом и в ставках удельных правителей.
Новая династия представила дело таким образом, что верховное божество вручило ей «небесное повеление» (Тянь мин) на царствие, отобрав его у шанцев, подобно тому как основатель шанской династии когда-то отобрал это «небесное повеление» у последнего правителя династии Ся, якобы правившей до воцарения Шан: «Последний правитель Шан предался праздности, забросил дела управления и не совершал должных жертвоприношений. И тогда Небо уничтожило его... Пять лет Небо ожидало в надежде, что его сыновья и внуки смогут стать правителями людей, но никто из них не был настолько мудр. Тогда Небо искало в ваших многочисленных землях, насылало на вас бедствия, желая пробудить тех, кто откликнулся бы. Наш же чжоуский царь хорошо относился к людям, следовал добродетели и исполнял долг перед божествами и Небом. Небо наставило нас, оказало милость, избрало нас и наделило нас Мандатом Инь, чтобы править в ваших бесчисленных землях» [5; 67]. Новая трактовка власти имела далеко идущие последствия. Отныне подлинным идеологическим обоснованием власти стали личные заслуги основоположника династии и его преемников.
В терминах чжоуской идеологии право на учреждение династии давало обладание некоей космической благодатью дэ — еще одно понятие, неизвестное в эпоху Шан. По представлениям, характерным для древнего Китая, император обладал огромной духовной помощью, или дэ, которая дарована ему Небом и которую он мог передавать своим подданным. Эту помощь можно также называть священной силой, благостью, благодатью или просто благодетелью.
Представление о благодати сложилось ещё в глубокой древности, когда мир понимался как место встречи людей с духами и поэтому был пропитан особой «энергией». Первоначально знак дэ выражал представления о магической силе вождя в системе родовой религии. Со временем он приобретал все более явственное моральное звучание. Так, именно благодать вана стала позже одним из ключевых моментов учения Конфуция о государстве и роли в нем правителя.
Считалось, что великое Небо карает недостойных и вознаграждает добродетельных. Добродетель при этом – это следование законам Неба. Под добродетелью понималось соответствие правителя, олицетворяющего народ, внутренней божественно-космической силе Неба. Только при наличии добродетели правитель имел право управлять. Теряя ее, он утрачивал это право.
Таким образом, «Небо» мыслилось чжоусцами как божество, которое карало за проступки и награждало за добрые дела. Но по той же самой причине только от самих людей зависело, кто будет обладателем «небесного повеления». Сами чжоусцы не уставали подчеркивать, что милость небес не гарантирована им на вечные времена и что быть достойным ее нелегко. Акцент на моральной, но совершенно беспристрастной воле «Неба» обусловил немаловажное значение категории «народа» (минь) в идеологии чжоусцев. «Народ» в чжоуских текстах объявляется глашатаем воли «Неба», а забота о «народе» ставится даже прежде заботы о духах. Говоря словами С.А. Ана: «Чжоуское Небо (тянь), вобрав часть функций Шанди, стало не столько даже Верховным Божеством, сколько высшим олицетворением целесообразности, справедливости и добродетели» [1; 29].
Этико-политическое учение Конфуция
В китайской истории период правления Чжоуской династии считается едва не идеальным временем в жизни людей и государства, когда все жили в достатке и каждый «знал своё место». Как сказал бы Конфуций, правитель был правителем, а подданный - подданным.
Однако такому благоденствию не суждено было длиться долго. Смута и хаос, пришедшие на смену золотого века китайской государственности вследствие появления, так называемых, новых «сильных домов» (люди, не обладающие знатностью, стали богатеть за счет обработки новых земель) привели Китай в состояние тяжёлого внутреннего кризиса. Власть чжоуского правителя-вана ослабла, разрушались патриархально-родовые нормы, в междоусобицах гибла родовая аристократия. В идейном отношении это был прежде всего кризис доверия к понятию «Неба» как верховной этической силе. Крушение древних устоев семейно-планового быта, междоусобные распри, продажность и алчность чиновников, бедствия и страдания простого народа – все это вызывало резкую критику ревнителей старины и способствовало рождению совсем иного типа философии.
На этой волне возникло множество духовных, философских и политических учений. Некоторые из них угасли за несколько столетий или даже десятилетий; другие - такие, как конфуцианство, легизм, даосизм, - настолько внедрились в культуру Китая, что китайская цивилизация сегодня просто немыслима без них.
В своём учении Кун-цзы (Конфуций), на основе противопоставления своего века и давно минувших веков создал свой идеал совершенного человека цзюнь-цзы. В изложении своего этико-политического учения Конфуций стремился создать идеал рыцаря добродетели, боровшегося за высокую мораль, против царившей вокруг несправедливости. Согласно этой концепции, стать цзюнь-цзы, благородным мужем мог каждый: не по происхождению, а благодаря воспитанию в себе высоких нравственных качеств и культуры, - который прежде всего должен обладать жэнь - гуманностью, человечностью, любовью к людям; проявления жэнь - справедливость, верность, искренность и т.д. Благородный муж у Конфуция – образец поведения, человек, которому должны подражать все жители Поднебесной. Главой государства мог быть только благородный муж.
С самого своего рождения конфуцианство отличалось осознанной социально-этической направленностью и стремлением к слиянию с государственным аппаратом.
Этому стремлению соответствовало теоретическое истолкование и государственной и божественной («небесной») власти в семейно-родственных категориях: вся китайская нация носила название «сто семейств», «государство – одна семья», государь – Сын Неба и одновременно «отец и мать народа». Государство отождествлялось с обществом, социальные связи – с межличностными, основа которых усматривалась в семейной структуре (отеческая власть принадлежит как главе малого семейства, т.е. отцу, так и главе большой семьи, т.е. императору). Последняя же выводилась из отношений между отцом и сыном (все подданные этого государства-семейства должны были проявлять к императору сыновью любовь и почтительность).
Император является отцом всей страны, а подданные должны быть его верными детьми. Все население страны поделили на 4 категории (своего рода, отдаленный прообраз индуистских каст):
1. Люди, обладающие мудростью с рождения;
2. Люди, которые могут приобрести мудрость;
3. Люди, с трудом постигающие учение;
4. Народ, который не в состоянии научиться мудрости или приобрести знания.
Упорядоченное таким образом общество должно состоять из двух основных категорий, верхов и низов – тех, кто думает и управляет и тех, кто трудится и повинуется. Критерием разделения общества на верхи и низы должны были служить не знатность происхождения и не богатство, а степень близости человека к идеалу цзюнь-цзы.
Конечной и высшей целью управления Конфуций провозглашал интересы народа. Одна при этом он был убежден, что самому народу его интересы непонятны и недоступны и без опеки образованных конфуцианцев – управителей он обойтись никак не может: «Народ следует заставлять идти должным путем, но не нужно объяснять, почему» [2; 164].
Постепенное проникновение в чиновничий аппарат грамотных последователей Конфуция в эпоху Хань явилось поворотным пунктом как в истории этого учения, так и в истории Китая. Придя на службу, став чиновниками, взяв в свои руки управление страной конфуцианские ученые стали по-иному относиться к собственной доктрине. В центре их внимания оказались теперь интересы сохранения и упрочения той системы, с которой они себя идентифицировали и которую считали реализацией заветов Конфуция. Это означало, что на передний план в трансформированном в Хань конфуцианстве должны были выйти те положения учения и в таких формах, какие способствовали бы сохранению и неизменности принятых и признанных всеми порядков. Если раннее конфуцианство, призывая учиться у древних, предполагало за каждым право самому размышлять, то теперь входила в силу доктрина абсолютной святости и непреложности древних канонов и мудрецов, каждого их слова. Чтобы служить задачам стабилизации государства, обеспечения надежности и безукоризненного функционирования его чиновничье-бюрократического аппарата, конфуцианство неминуемо должно было стать системой жестких канонов, каждый элемент которой строго определен, принят к сведению и неукоснительному исполнению.
Став у руля правления страной, конфуцианство еще более решительно повернулось назад, лицом к прошлому. Не в будущем, а в древности, в прошлом, был золотой век – именно он должен всегда служить образцом. Древние мудрецы все знали и умели, все постигли и решили, установили и завещали потомкам. Превзойти их невозможно и не следует пытаться, даже попытка такого рода – это кощунство, могущее привести к печальным последствиям.
С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры, реализация священной воли Неба. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника - из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как признание сюзеренитета сына Неба, как готовность принять культурные ценности великого Китая. Многие соседи Китая - гунны, тоба, монголы, маньчжуры, - спорадически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно окитаивались, что укрепляло у китайцев сознание превосходства их культуры. Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось - за неимением альтернативы - принимать конфуцианскую систему администрации, и это же как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.
Правителей империи реформированное конфуцианство вполне устраивало, но оно накладывало на них и определенные обязательства перед конфуцианской доктриной – обязательства, имевшие характер гарантии верности, действующим законам. Опираясь на древние представления о Небе и высшей небесной благодати дэ, конфуцианство выработало постулат, согласно которому правитель получал божественный мандат (мин) на право управления страной лишь постольку, поскольку он был добродетельным – в конфуцианском смысле этого слова. Отступая от принятых норм (выражением чего были произвол власти, экономический упадок, социальный кризис, волнения и т. п.), правитель терял дэ и право на мандат. Более того, был сформулирован тезис о праве народа на восстание против недобродетельного правителя и о насильственной смене мандата, и этот тезис всегда служил суровым предостережением императорам, которые пытались отклоняться от конфуцианской нормы.
2. Китайский культ правителя
Суть особенностей формирования китайского культа правителя, по мнению М.Е. Кравцовой, состоит в том, что официальная религиозная традиция древнего и имперского Китая концентрировалась преимущественно вокруг не культов божественных персонажей, а культа правителя, который до начала XX в. исчерпывал собою официальную идеологическую систему древнекитайского общества.
Вероятное происхождение образа китайского правителя от образа жреца – общепринятая в науке точка зрения. При таком подходе становятся понятными причины наделения в Китае государя, начиная с иньских ванов, как светскими так и жреческими полномочиями, в результате чего он объединял в своём лице светского и духовного иерарха страны. «В отличие от других регионов и государств Древнего мира, в Китае так и не сформировалось жреческое сословие. Гадатели-девинаторы, осуществлявшие в своё время процедуру гадания, если и образовывали подобие социальной организации, то только в зачаточном состоянии. Следовательно, культ правителя не имел собственной социальной организации, отличной от государственных структур. Все сакральные функции возлагались на государя и административные чины в соответствии с их рангом» [4; 140].
По всем остальным показателям китайский комплекс представлений о верховной власти и её носителе полностью отвечает свойствам общемировой универсалии – так называемого «культа священного царя». Определяющим из свойств указанного культа является, как известно, вера в обладание правителем магической силы, благодаря которой он и способен исполнять возлагаемые на него сакральные функции – оказывать мироустроительное воздействие на Космос и устанавливать коммуникацию с высшими силами. Это означает веру в божественное происхождение правителя: он мыслился сыном не только земного отца, но и высших сил, так или иначе принимавших участие в его зачатии. «Мотив «чудесного зачатия» (эпизоды вкушения матерями будущих государей чудесной пищи, после чего наступает их беременность, их встречи наяву или во сне с божественными персонажами или фантастическими животными, наиболее часто с драконообразными существами и т.п.) непременно присутствует в преданиях о легендарных государях и полулегендарных государях древности, а также в жизнеописаниях основателей династий. С чжоуской эпохи принятым обозначением государя становится сочетание «Сын Неба», отнюдь не сводимое к метафоре» [4; 140].
Кроме божественного участия при зачатии Сына Неба, будущий правитель обладал внешними отличительными признаками, набор которых чрезвычайно широко варьировал. К таким признакам относились «драконообразность» черт, детали внешнего облика, чем-то отличающиеся от этнического стереотипа монголоидной расы, например густая борода, нос с горбинкой, рыжеватые волосы, наличие родинок или пигментных пятен на теле. Как и у других народов мира, особое значение придавалось физическим достоинствам правителя, в первую очередь его сексуальной потенции, от которой мыслились прямо зависящими плодоносность нив и материальное благополучие страны.
Ещё одной важнейшей составной частью культа правителя является так называемая концепция «небесного мандата», которая впервые была употреблена чжоусцами для идейного оправдания свержения ими иньской династии и впоследствии активно разрабатывалась многими теоретиками и государственными деятелями. Суть названной концепции сводится к следующему: если царствующий государь по каким-либо причинам оказывается неспособным более исполнять функции верховного правителя (знаком чего как раз и служило обозначение в обществе кризисных тенденций), то он лишается права на державную власть, которое передаётся Небом его новому избраннику. Существенно, что, согласно рассматриваемой концепции, избранником Неба и носителем «небесного мандата» мог стать любой из жителей Поднебесной безотносительно его родословной, исходного общественного и социального статуса и материального положения. Не оговаривалась даже его возможная этническая принадлежность. От претендента на верховную власть не требовалось предъявления каких-либо вещественных доказательств правомочности его притязаний. Они проверялись только результатами историко-политических событий: если поднятый «носителем небесного мандата» мятеж подавлялся правительственными войсками, то этот человек объявлялся «злодеем», «изменником» и отправлялся на плаху; если же вождю повстанцев удалось дойти до столицы, взять её штурмом и захватить императорскую резиденцию, то он почитался истинным «носителем небесного мандата» и, следовательно, законным монархом. Неповиновение правителю рассматривалось в Китае не просто как уголовное преступление и попрание моральных устоев, но как истинное святотатство, покушение на самые основы вселенского порядка. «Этим объясняется, помимо всего прочего, безжалостность, с которой подавлялись даже самые робкие выступления против государственной власти» [6; 106].
Для правителя было нежелательным участие в войнах, т.к. считалось, что пролитие крови его оскверняет, а возможные ранения и увечья ведут к утрате им магической силы. Хотя древнекитайские цари-ваны и последующие императоры нередко лично возглавляли походы, в идеале правитель должен был передавать свою функцию верховного военного вождя страны в случае проведения боевых действий её непосредственному исполнителю – конкретному военоначальнику, возглавлявшему войска. Подобное осуществлялось через специальный ритуал «отправления войска в поход»: перед выходом армии государь в Храме императорских (царских) предков вручал военоначальнику боевой топор, символизирующий переход к нему абсолютной власти, а затем, наклонившись, сам лично толкал колесо колесницы военоначальника.
Державная власть императора была неделима и не допускала противодействия, сам же император должен был управлять сообразно с природными переменами, в первую очередь – сменой времён года. Древние китайцы полагали даже, что правитель должен жить в особой башне, так называемом Сиятельном Зале, где ему полагалось занимать комнату, есть пищу и носить одежду, соответствующие сезону года.
Как первый мудрец империи император был обязан всю жизнь учиться. В Китае с древности существовала должность учителя государя, и этот человек был единственный из смертных, кому Сын Неба оказывал почести. Для будущего императора учёба начиналась уже в раннем детстве. К шести годам ему полагалось знать наизусть азы конфуцианских канонов и кое-что из классической поэзии. «Каждое третье занятие (а занятия обычно были ежедневными) молодой правитель должен был демонстрировать вновь приобретённые знания. В зрелом возрасте государю полагалось слушать лекции и беседовать с учёными мужами в специальном павильоне дворца – так называемом Зале Канонов» [6; 115].
Утренние часы обычно отводились дворцовым аудиенциям, где император восседал на высоком троне поверх голов своих придворных, отчего само обращение: «Ваше величество» в китайском языке означало буквально «подножие трона». По этому случаю он надевал своё церемониальное платье, украшенное извивающимся драконом о пяти когтях. Халаты императора были жёлтого цвета – цвета золота и земли; по традиции их полагалось иметь 12 штук. Цинские императоры обычно надевали на ноги белые носки и чёрные кожаные туфли, отороченные синей тканью. Вместо короны они носили украшенный драгоценными камнями высокий головной убор, который по форме напоминал шапки чиновников древних времён. Был у властителя Поднебесной империи и свой скипетр – хрустальный или яшмовый жезл, который назывался жу и и символизировал исполнение всех желаний.
В.В. Малявин указывает на то, что тело Сына Неба считалось священным настолько, что императору не подобало надевать стираную одежду. «Благодаря подробным записям дворцовых служителей известно, например, что в XVIII в. император Цяньлун менял нижнее бельё в среднем каждые две недели. А вот император минской династии Юнлэ заявлял, что мог бы менять бельё по десять раз в день, но предпочитает ходить в старом и не мыться, чтобы «не смывать своё счастье». В начале XIX в. император Даогуан, известный своей бережливостью, ходил в латаной одежде, и его придворные тоже стали пришивать заплатки на свои парадные костюмы» [6; 115].
Что касается императорского стола, то здесь существовала своя символика: государю полагалось вкушать яства, которые «соответствуют сезону», и притом в определённом составе и числе. Считалось, что императору следует каждый раз подавать ровно сто блюд.
После смерти правитель был известен в истории по храмовому имени, которое в известной степени отражало его прижизненные заслуги и включало в себя слово «предок» (цзу, цзун, ди). Называть императора по его личному имени считалось святотатством, так что иероглифы, входившие в государево имя, намеренно писали в искажённом виде.
Заключение
Китайский комплекс представлений о верховной власти и её носителе полностью отвечает свойствам общемировой универсалии – так называемого «культа священного царя». Но кроме этого показательным становится то, что китайский государь обладал двумя функциями, отличающими его от правящих людей других стран: правитель-ван в Китае – владыка всего мира и он же правитель-жрец, главный исполнитель культа Неба.
Список использованной литературы
Ан С.А. Представления об образе неба в китайской философии // Истор. науки. – 2008. – № 2. – с. 12-16.
Васильев Л.С. История религий Востока. – М., 1989.
История Китая с древнейших времён до наших дней. – М., 1974.
Кравцова М.Е. История культуры Китая. – СПб, 1999.
Крил Х.Г. Становление государственной власти в Китае: Империя Западная Чжоу. – СПб, 2001.
Малявин В.В. Китайская цивилизация. – М., 2000.
Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М., 1998.