Репрессии в Карелии в 30-е годы

Содержание

Введение

Глава 1. Раскулачивание и борьба с «финскими боевиками» в Карелии в первой половине 30 – х годов

Глава 2. Массовые репрессии в Карелии в 1937 – 1938 годах

Глава 3 . Жертвы и палачи

Заключение

Список источников и литературы

Введение

В 1930 –х годах в бывшем СССР произошла величайшая трагедия, когда сотни тысяч честных граждан были объявлены врагами народа, расстреляны, замучены в застенках НКВД или превращены в лагерную пыль. Тысячи детей остались сиротами и провели детство в жутких условиях советских детских домов. Миллионы родственников, объявленные «членами семьи изменника родины», десятилетиями жили в обстановке обшественного презрения и страха.

30 – е годы явились трагической страницей истории и для Карелии как части Советского Союза. Репрессии в Карелии проходили по общим планам Центра, на основе решений ЦК ВКП (б) и приказов НКВД СССР. Однако имелась и своя специфика. Обусловленная геополитическим положением республики и историей ее советского периода, созданная как форпост для продвижения революции в Скандинавию и полигон советской карательной политики (Соловки, Беломорканал), Карельская трудовая коммуна очень быстро убедилась в крайнем неудобстве подобного положения. Еще 19 февраля 1921 года в письме в ЦК РКП секретарь Объединенного (Петрозаводско-Олонецкого) комитета РКП сетовал, что «…ни ЦК партии, никакой другой центральный руководящий орган не дали местному партийному органу абсолютно никаких указаний о целях и задачах Карельской трудовой коммуны… «По слухам» здесь до некоторой степени готовится «буфер» для революционизирования Финляндии и Скандинавии… Если из простой, голодной, холодной старой Олонии хотят сделать «буфер», аванпост революции, Карельский интернационал… и если это все нужно для успеха революции и делается по указанию ЦК, то дайте указание и успех в настоящем деле наполовину обеспечен».¹

Архивные документы свидетельствуют, что Карельский обком ВКП (б) финансировал, в том числе и за государственный счет, нелегальную финскую компартию. 21 февраля 1933 года на заседании секретариата Карельского обкома слушали вопрос «о субсидии» Коммунистической партии Финляндии. Постановили: «утвердить на 1933 год в сумме 80 тысяч рублей». Спустя всего два месяца – новое решение «о выдаче единовременной субсидии в 200 тысяч рублей Загранбюро КПФ». Постановили: «предложить фракции СНК отпустить 200 тысяч рублей, переведя эту сумму в распоряжение ОК ВКП (б).² В специально созданных «группах содействия КПФ» проходили обучение будущие финские коммунисты-подпольщики и шпионы. В ряде районов республики эти группы имели тайные склады оружия.

В 1925 году в Карелии был создан Карельский егерский батальон, реорганизованный через шесть лет в бригаду. Его первым командиром стал опытный военспец Эйолф Матсон, сын крупного финского банкира, близко знакомый как с Э. Гюллингом, так и через своего отца с главнокомандующим финской армии А. Сихво. Костяк батальона составили выпускники петроградской интервоеншколы, так называемые «красные финны». Среди рядовых егерей было много вернувшихся из Финляндии по амнистии карельских беженцев. Комбат Матсон сразу же взял курс на строительство батальона по образцу финской армии, на основе ее воинских уставов. Воинское приветствие и команда «смирно» отличались от установленных в РККА, приводя в ужас проверяющих чинов Красной Армии. Вместо принятого в армии физкультурного общества «Динамо» Матсон организовал союз под названием «Медведь» и даже предложил заменить на головном уборе красную звезду на… белого медведя. Библиотека батальона, как и библиотека интервоеншколы, состояла исключительно из финских изданий. Естественно, что Реввоенсовет Ленинградского военного округа не остался равнодушным ко всей этой крамоле, и в 1928 году Матсона перевели служить подальше от границы, в Новгород. Однако вскоре он вернулся в Карелию.

В рассматриваемый период республикой правили командированные партийно-административные вожди: финны Э. Гюллинг и Г.Ровио, латыш П. Ирклис, украинец С. Матузенко. Единственный карел (да и тот тверской) на высоком посту – Павел Бушуев.

Что касается демографической ситуации, то население республики в тридцатые годы составляло около 400 тысяч человек. Для выполнения собственного промфинплана Карелия ежегодно вербовала по стране до 50 тысяч наемных работников. В США активно действовал «Комитет технической помощи Карелии», и тысячи американо-канадских лесорубов приехали в Карелию строить социализм. Большая группа «красных финнов» прибыла сюда еще в 1918-1919 годах. После неудачного «олонецкого похода» 1919 года и интервенции на Севере тысячи Карелов (по данным НКВД – 18 тысяч), опасаясь репрессий, эмигрировали в Финляндию, а после объявленной амнистии 6 тысяч человек вернулись домой. Все они были взяты на оперативный учет в НКВД как «каравантюристы». В 1930-1932 годах в связи с экономическим кризисом в Финляндии и приходом к власти шюцкора в Карелию хлынула вторая волна перебежчиков общей численностью (по данным НКВД) до 7 тысяч человек. Основная часть их осела в Петрозаводске (3,5 тыс.), Прионежском районе (2, 5 тыс.), и Кондопоге. По оперативному учету НКВД они проходили как «финперебежчики».

В республике проживали ссыльные члены «Промпартии», «новой оппозиции», «троцкисто-зиновьевского блока», сто тысяч заключенных Белбаткомбината НКВД и трудпоселенцев…

В тридцатые годы в Карелии еще только зарождались настоящая промышленность, пролетариат и интеллигенция. Основу промышленности составляли лесозаготовки и предприятия, технологически связанные с лесом. В Петрозаводске действовала крупнейшая в стране лыжная фабрика, которая выпускала в год более 300 тысяч пар лыж для Красной Армии, и Онежский тракторный завод. Строились Кондопожский и Сегежский бумкомбинаты, НИВА-ГЭС. Свою продукцию выпускали Оленегорские и Шокшинские разработки камня, рудник «им. Самойловича» в Чупе. Основу сельского хозяйства республики составляли сотни мелких колхозов. Впрочем, колхозники большую часть времени отбывали трудповинность на лесозаготовках, чем на своих хилых полях.

Большинство населения было неграмотным и малограмотным, даже председатель КарЦИКа Н. Архипов имел всего лишь «низшее образование». В органах НКВД малограмотные сотрудники составляли более половины личного состава. Программа первоначальной подготовки сержантов госбезопасности – главных следователей 1937 года – например, по географии, начиналась с вопроса «Где находится СССР?».

Остро стоял в республике вопрос о государственном языке. Еще в двадцатые годы, когда эта проблема рассматривалась в ЦК ВКП (б), «главный языковед» страны И. Сталин сказал, что раз для карельского языка нет материальной основы – письменности, то нужно развивать финский язык. В 1932 году Совет национальностей СССР «нашел целесообразным приступить к созданию карельского литературного языка», но секретарь обкома Г. Ровио апеллировал в ЦК, и предложение не прошло. Известны решения партийных и советских органов республики о заселении национальных районов финнами, привлечении финских фермеров к руководству карельскими колхозами и т.д. По состоянию на 1933 год в республике из 371 524 человек насчитывалось 120 555 карелов и финнов, то есть менее одной трети. В то же время число карелов и финнов, работающих в КарЦИКе, составило 67, 2 процента, по РИКам – 46,5 по сельсоветам – 55, 1 процента. Именно эти обстоятельства – национализм и финизация – составляли ядро обвинений по делам контрреволюционных организаций в Карелии.¹

Целью данной работы является: показать специфику репрессий в Карелии в 30 – е гг.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

показать, как проходили раскулачивание и борьба с финскими «боевиками» в республике в первой половине 1930 – х годов;

рассказать о массовых репрессиях в Карелии в 1937 – 1938 гг.;

выявить национальные и социальные отличительные признаки репрессируемых и тех, кто поводил репрессии в Карелии.

Существует множество документальных и личных источников, посвящённых репрессия в Карелии в 1930 – х гг. Доступ к ним открылся в годы перестройки, когда были рассекречены архивы НКВД. Многие из них ещё не опубликованы. В нашей работе использованы опубликованные источники из сборников:

«Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы»¹, в который включены документы и материалы, дающие представление об одной из трагических страниц в истории нашей деревни – ликвидации кулачества как класса, осуществлявшейся сталинским руководством в начале 30 – х гг.;

«Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940»,² в котором собрано множество официальных документов, а также писем, дневников репрессируемых, свидетельствующих о беззакониях и зверствах, творимых в республике спецорганами по приказам из Центра и собственной инициативе.

Нами были использованы следующие документальные источники из этих сборников:

Постановление ЦИК и СНК КАССР «О колхозном строительстве и ликвидации кулачества как класса в республике» от 5 марта 1930,³ на основании которого проводилось раскулачивание в Карелии;

Постановление бюро Карельского обкома ВКП (б) «Об утверждении плана мероприятий по очистке 22 км пограничной полосы Карельской АССР от кулацкого и антисоветского элемента» от 8.08. 31 г.,⁴ на основании которого проводилась борьба с «финскими боевиками» в начале 30 – х гг.

Выступление на XIV областной партконференции наркома внутренних дел Карелии С. Матузенко,¹ в котором он отчитывается о ходе борьбы с контрреволюцией;

Докладная записка зам. председателя ОГПУ Г. Ягоды И. Сталину №50948 от 25. 12. 33 г. «О ликвидированных с 1930 по 1933 год наиболее важных контрреволюционных организациях по СССР»,² в которой приводятся данные и по Карелии;

Акт приёмки Пудожского РО НКВД от 4 апреля 1937 г.³, наглядно показывающий, что к 1937 году в каждом районном отделении НКВД имелись агентурные разработки на подозреваемых в антисоветской деятельности;

Объяснительная записка младшего лейтенанта милиции М. Ефремова,⁴ в которой он рассказывает, как в 1937 году его перевели в распоряжение НКВД и приказали принять участие в следствии по делу контрреволюционеров (операция «Повстанцы).

В работе используется также личный документ, опубликованный в сборнике «Неизвестная Карелия» - письмо к жене главного врача Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеева от 15. 09. 37,⁵ сохранившееся в архиве НКВД, где он рассказывает о пытках, применяемых к нему на допросах.

Множество документов, статистических данных, писем, воспоминаний, отрывков из дневников приводится в литературе по исследуемой теме.

В данной работе была использована следующая литература:

исследование О. А. Никитиной, посвящённое коллективизация и раскулачиванию в Карелии;⁶

статьи И. Р. Такала «Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии»,⁷и «Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х годов»,⁸ подробно анализирующие причины и ход репрессий против финского населения Карелии;

книга рано ушедшего из жизни И. Чухина «Карелия – 37: идеология и практика террора»,¹в которой автор, опираясь на документы, архивные и газетные материалы, свидетельства участников и очевидцев, рассказывает о самых страшных годах, выпавших на долю республики, как и всей страны, в 30 – е гг. К сожалению, трагическая кончина автора прервала его работу над книгой;

- очерк В. Верхоглядова из сборника «Их называли КР» «1937: Дневник Василия Градусова»,² посвящённый одному из ярких личных документов рассматриваемой эпохи - дневнику зам. редактора газеты «Красная Карелия», показывающему, как менялась психология человека, подвергшегося репрессиям;

• очерк из того же сборника А.Трубина «Тайна квартала №22№»,³ рассказывающий о методах ведения следствия НКВД.

История Карелии неразрывно связана с историей СССР. Поэтому мы использовали в нашей работе пособие Н. Верта «История Советского государства. 1900 – 1991».⁴

Большую помощь в работе оказал обобщающий труд по истории Карелии «История Карелии с древнейших времён и до наших дней»,⁵ в котором приводятся статистические данные, позволяющие судить о масштабе репрессий, кратко изложены основные события тех лет и проанализированы причины этих событий.

Глава 1. Раскулачивание и борьба с «финскими боевиками» в Карелии в первой половине 30 – х годов.

Политические репрессии в Карелии не ограничиваются только 1937-1938 годами. Первый удар политической репрессивной машины приняли на себя в тридцатые годы так называемые «кулаки». По данным Госплана КАССР, в 1927 году к найму рабочей силы прибегали всего 624 хозяйства или 1,6 процента всех крестьянских хозяйств. В большинстве своем это были середняцкие хозяйства, где и лошадь-то была редкостью. «Чисто экономические меры давления на рачительных хозяев земли постепенно заменялись судебным преследованием, а затем и беззаконием». ¹

Переход от политики ограничения и вытеснения кулачества к политике ликвидации кулачества был провозглашен И. В. Сталиным в выступлении на Всесоюзной конференции аграрников марксистов в конце декабря 1929 г. Постановлением Политбюро ЦК ВКП (б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» от 5 января 1930 г. эта новая политика закреплялась в партийном порядке. 1 февраля 1930 г. политика ликвидации кулачества как класса была законодательно оформлена постановлением ЦИК СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», которое официально предоставляло право краевым, областным исполнительным комитетам и правительствам автономных республик «применять в районах сплошной коллективизации все необходимые меры борьбы с кулачеством, вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев».²

Однако основным документом, который определял порядок раскулачивания, явилось постановление Политбюро ЦК ВКП (б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулакских хозяйств в районах сплошной коллективизации» и разработанная на его основе Инструкция ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по проведению раскулачивания» от 4 февраля 1930 г. Согласно этим документам в районах сплошной коллективизации отменялось действие закона об аренде и применении наемного труда. У кулаков конфисковывались средства производства, хозяйственные и жилые постройки, предприятия, кормовые и семенные запасы, наличные деньги. Устанавливались контрольные цифры по раскулачиванию – 3-5% всех крестьянских хозяйств. Кулакам оставлялись лишь самые необходимые предметы домашнего обихода, некоторые простейшие средства производства в соответствии с характером их работы на новом месте и необходимый на первое время минимум продовольственных запасов, а также деньги до 500 руб. на семью, необходимые для переезда и устройства на новом месте.

Средства производства и имущество, конфискуемое у кулаков, подлежали передаче в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов батраков и бедняков, за исключением той части, которая шла в погашение причитающихся с кулаков долгов государству и кооперации. Конфискованные жилые постройки могли использоваться на общественные нужды сельсоветов или для общежития вступающих в колхозы батраков, не имеющих собственного жилья. Паи и вклады кулаков в кооперативных объединениях передавались в фонд коллективизации бедноты и батрачества, а владельцы исключались из всех видов кооперации. Конфискации подлежали также и вклады в сберегательные кассы. Выдача вкладов кулакам в районах сплошной коллективизации прекращалась.

8 февраля 1930 г. Карельский обком ВКП (б) принимает своё постановление о мероприятиях по ликвидации кулачества как класса. Начало проведения оперативной кампании по ликвидации кулацких хозяйств назначается на момент окончания лесозаготовок – апрель 1930 г. В особом постановлении Каробком просил ЦКВКП (б), «учитывая особое политическое положение Карельской национальной республики, граничащей с Финляндией, незначительность коренного населения в Карелии и наличие значительного числа в республике антисоветских и преступных элементов, исключить Карелию из числа районов, куда подлежат выселению кулаки».¹

5 марта 1930 г. ЦИК и СНК КАССР приняли постановление «О колхозном строительстве и ликвидации кулачества как класса в республике». 14 районов Карелии были объявлены районами сплошной коллективизации.² В постановлении, в отличие от документов общесоюзных органов, устанавливались две категории кулацких хозяйств:

а) кулацкий актив, наиболее богатые кулаки, которые выселялись за пределы республики в отдалённые места СССР;

б) все остальные кулаки, которые расселялись в пределах Карелии (в восточной части Пудожского района).

Всего в январе – апреле 1930 г. ОГПУ арестовало 241 кулака. Было раскулачено около 150 кулацких хозяйств. Однако после публикации статьи Сталина «Головокружение от успехов» дальнейшая работа по раскулачиванию была приостановлена.

Второй этап раскулачивания и выселения кулацких хозяйств начался по всей стране весной 1931 г. Волна репрессий захватила и Карелию.

С 1 января по 31 августа 1931 года в Карелии был осужден 471 «кулак», в том числе 28 человек – к лишению свободы.

В сентябре 1931 года, на основании совершенно секретного постановления бюро Карельского обкома ВКП (б) (протокол 36 от 08.08. 31 г.) в 12 районах республики была проведена операция «по ликвидации кулачества как класса», и тысячи жителей были ограблены, унижены, выселены с родных мест в районы Кандалакши и Пудожа. При этом карельские вожди нарушили даже установленные Центром нормативы («процент кулацких хозяйств и процент коллективизации в районе»). Мотивировка такого усердия звучит в постановлении следующим образом: «п.2. Учитывая пограничность ряда районов Карелии, активизацию кулачества в них, попытки просачивания в Финляндию и смыкания с финскими фашистами, а также наличие коллективизации не менее 40 процентов в пограничной зоне, согласиться с постановлением Республиканской комиссии о проведении ликвидации кулачества как класса в кратчайший срок во всех пограничных районах».¹

Если раскулачивание в Карелии в н1930 – 1931 гг. проводилось не по национальному, а по социальному признаку, то с 1933 г. проводится операция по «очищению» приграничной полосы Лениградской области, которая свелась к выселению всего финноязычного населения из районов, пограничных с Финляндией и Эстонией. «Это была первая депортация не по социальному, а по национальному признаку, которая открыла череду других национальных репрессий, развёрнутых во второй половине 1930 – х – 1940 –х гг.»²

В 1933 году в 15 районах республики органами ОГПУ была «вскрыта» контрреволюционная организация общей численностью 1 641 человек. Огромное дело получило громкое название «Заговор финского генштаба». В докладной записке И. Сталину (№50948 от 25. 12. 33 г.) «О ликвидированных с 1930 по 1933 год наиболее важных контрреволюционных организациях по СССР» зам. председателя ОГПУ Г. Ягода писал, что самыми крупными являлись контрреволюционная организация в Наркомземе – 6 тысяч человек, «Промпартия» – 2 тысячи человек. На третьем месте – «контрреволюционная диверсионно-повстанческая организация, созданная финским генштабом, охватившая 15м районов Карелии и 8 районов Ленинградской области. Ликвидирована в 1933 году. Крупную работу организация развернула в частях Отдельной Карельской егерской бригады».¹ В этой же докладной говорилось и о «контрреволюционной повстанческо-диверсионной группе, действовавшей на ст. Масельгская, Майгуба, Парандово, Кемь, и в прилегающих к ним районах, вскрыта в 1933 году. Группа возглавлялась Ф. К. Пистолькорсом, бывшим бароном и помещиком, состояла из 55 человек классово – чуждого элемента, раскулаченных, высланных и скрывшихся от раскулачивания.

Следствие не утруждало себя поисками и доказательствами конкретных фактов вины новых контрреволюционеров. Всё обвинение было построено на предположениях типа «хотели убить председателя сельсовета Гаврилова, но им помешал проезжавший гражданин», «весь Олонецкий район был бы почти сразу охвачен восстанием», «особо активно должна была проявляться диверсионная работа финразведорганов в момент восстания» и т. д. Несмотря на все угрозы и избиения, 42 олонецких обвиняемых вообще не признали за собой никакой вины, и ОГПУ не решилось вынести дело на рассмотрение суда. Судьбу всех обвиняемых решала Тройка ОГПУ: 14 человек получили расстрел с заменой на десять лет концлагеря, остальные просто по десять лет лишения свободы.

Характерно, что ещё в обвинительном заключении были сделаны выводы: «своевременная ликвидация ячейки не только расстроила планы фингенштаба, но и значительно оздоровила район, дав основной показатель – снятие района с «чёрной доски».²

Летом того же 1933 года следователями 3 – го пограничного отряда по обвинению в шпионаже и подготовке восстания были репрессированы ещё 100 человек так называемых «финских боевиков». Госграница тогда проходила через густонаселённые места: Погранкондуши, Палалахта, Поросозеро, Реболы.

Не отставали от своих коллег и чекисты Белбалтлагеря ОГПУ. Летом 1933 г. ими было сфальсифицировано уголовное дело против 50 заключённых лагеря и жителей Повенца. Ядро контрреволюционной организации составляли священнослужители: архиепископ Самарский Александр Анисимов, Архиепископ Калужский Николай Винокуров, член Синода Павел Красотин, священники, протоиереи.

1 апреля 1935 года постановлением бюро Карельского обкома ВКП (б) был утверждён план мероприятий «по очистке 22 км пограничной полосы Карельской АССР от кулацкого и антисоветского элемента».¹ В соответствии с этим планом подлежали выселению жители Олонецкого. Пряжинского. Петровского, Ребольского, Калевальского, Ругозерского и Кестеньгского районов. Руководили выселением специальные тройки в составе секретаря райкома ВКП (б), председателя РИКа и представителя НКВД.

Выселяемым семьям разрешалось взять с собой двухмесячный запас продовольствия, одежду, обувь, хозяйственный инвентарь и домашнее имущество, но не более 30 пудов общего веса на семью. «Кулацкое имущество» и скот конфисковывались с передачей в колхозы.

В конце апреля 1935 года начальник ГПУ Карелии К. Шершевский уже докладывал секретарю обкома Г. Ровио: «24. 04.35 г. со станции Петрозаводск на станцию Кузнецк отправлен эшелон № 14 с выселяемыми из полосы действия 3 – го погранотряда – 172 семьи, общей численностью 836 человек….25. 04. Из полосы действия 1 – го погранотряда (Калевала – Кестеньга) и Ребольской погранкомендатуры выселены 103 семьи общей численностью 597 человек…»²

1935 – 1936 гг. прошли в Карелии под знаком шпиономании. Десятками ликвидировались «вражеские гнёзда» в пограничных районах. Арестованы и осуждёны «шведский шпион» А. Усениус (нарком лёгкой промышленности), «финский шпион» О. Вильми (председатель радиокомитета).

1 июля 1935 на стол Сталина легла бумага из НКВД, знаменовавшая новый виток репрессий против финнов:

«Нами ликвидирована к. р. группа бывших руководителей и членов финской компартии, ставившая своей целью активную борьбу с нынешним руководством финской компартии, вплоть до применения террора… В состав группы входят: Пукке Вяйно, член ВКП (б), слушатель института красной профессуры, б. секретарь загранбюро ЦККПФ, Раутио Вяйно, Член ВКП 9б), в прошлом один из руководителей ФК Карелии. Мальм Ганна, б. член ВКП (б), член ЦК КПФ».³

Участникам группы было предъявлено обвинение по статье 58-4 «способствование в контрреволюционных целях финской буржуазии».

В августе 1935 г. на Пленуме Карельского обкома ВКП (б) снят с работы секретарь Г. Ровио. В сентябре отозван в Москву Э. Гюллинг. Формулировки вины пока были туманными: «за потерю революционной бдительности, национализм, антисоветскую практику».

Срочно была расформирована Карельская егерская бригада, а десятки её офицеров арестованы и осуждены.

5 августа 1937 г., в день официального начала «операции по борьбе с кулачеством, уголовниками и иными антисоветскими элементами» газета «Красная Карелия», официальный орган Карельского обкома ВКП (б) и ЦИК КАССР, лишь один раз поднимала эту тему. В передовой статье о новом избирательном законодательстве было сказано: «… ни на минуту не забывать, что остатки разбитых эксплуататорских классов, японо – германские шпионы и диверсанты, троцкистско – бухаринские последыши, буржуазные националисты, а также церковники и сектанты сейчас попытаются и будут пытаться использовать советскую демократию в своих классовых интересах».¹

«Никто из 400 тысяч жителей Карелии не догадывался, что с этого дня жизнь каждого из них висит буквально на волоске. Что косой взгляд чекиста, одно неосторожное слово могут оборвать этот волосок в любую минуту. Люди не знали, что национальная принадлежность или события прошлой жизни уже тянут их пудовыми гирями в пропасть», - писал И.Чухин.²

Таким образом, репрессии в Карелии начались в первой половине 30 –х гг. с борьбы с кулачеством и проводились по социальному признаку. С 1933 г. проводится операция по «очищению» приграничной полосы Лениградской области, которая свелась к выселению всего финноязычного населения из районов, пограничных с Финляндией и Эстонией и открыла череду других национальных репрессий.

Глава 2. Массовые репрессии в Карелии в 1937 – 1938гг.

Решения февральско – мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года официально закрепили курс на развёртывание массовых репрессий в стране. Не осталась в стороне от этого курса и Карелия. В мае 1937 г. состоялась областная партийная конференция, на которой обсуждались и были одобрены итоги февральско – мартовского пленума ЦК ВКП (б). К тому времени в каждом районном отделении НКВД имелись агентурные разработки на подозреваемых в антисоветской деятельности. В этот круг автоматически, независимо от их взглядов и поступков, зачислялись граждане, прибывшие в Карелию из Европы и Америки – красные финны, финперебежчики, американские финны, бывшие члены умеренных социалистических партий, сторонники оппозиций внутри РКП (б) / ВКП (б), духовенство, сектанты и т. д. В архивах хранились сотни дел на финперебежчиков, иностранцев, троцкистов, эсеров, эсдеков, церковников. Например, в акте приёмки Пудожского РО НКВД 1937 г. сказано, что в 260 населённых пунктах района проживает 26 тысяч человек, из которых 1314 являются «контрреволюционным элементом». На картотечном учёте райотделения состояло 575 человек, имелось 247 дел – формуляров.¹ Все эти бумажки тщательно сохранялись и накапливались. Примером может служить дело рядовой колхозницы, жительницы деревни Мунозеро Петровского района Евдокии Алексеевой. В 1919 г. она была арестована и десять месяцев просидела в Бутырской тюрьме как заложница за своего мужа, бежавшего в Финляндию с белофиннами. Выпустили, вернулась домой. В феврале 1924 г. ГПУ Карелии произвело в её доме обыск и изъяло товары ширпотреба финского производства. Контрабанду доказать не удалось, но все материалы хранились в архиве вместе с данными о первом аресте. Пригодились они в 1938 г., когда Е. Алексеева была арестована и расстреляна как финская шпионка.²

В августе 1937 г. в соответствии с приказом НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года официально началась «операция по борьбе с кулачеством, уголовниками и иными антисоветскими элементами». ³ Однако Постановление ЦК ВКП (б) и приказ № 00447 явились, по существу, лишь спусковым крючком громадного механизма государственной репрессивной машины, которая к 1937 г. уже имела богатый опыт карательной работы. «Правда, это был опыт массовых, огульных операций по уничтожению, депортации или изоляции отдельных категорий граждан. Но выполнение нового партийного решения требовало от чекистов именно таких знаний и навыков. Наиболее злостных – расстрелять, менее активных - отправить в лагеря. Отпущен специальный «лимит» на репрессии, который необходимо выполнить, а ещё лучше – перевыполнить. Не требуется никакого особого следствия, подозреваемого можно даже пытать. Если не признается, то тоже не беда: кто же его будет слушать? Запрещалось только высказывать сомнения и проявлять снисхождение к врагам», - писал И. Чухин.¹

В августе – сентябре 1937 г. из центра поступали в Карелию директивы о необходимости ареста 1000 человек, 300 из которых были отнесены к первой категории (расстрел). Вводился упрощённый порядок ведения следствия и приведения приговоров в исполнение. Все операции первоначально были рассчитаны на 3 – 4 месяца. Вскоре аресты стали массовыми. Репрессивная кампания, развязанная сверху, быстро вышла из под контроля центра и захлестнула общество. В центр пошли многочисленные телеграммы с просьбами увеличить число репрессируемых, особенно первой категории. Разрешение было получено. Уже к 20 ноября 1937 г. республиканская «тройка» приговорила к расстрелу 1690 жителей Карелии (72% осуждённых). В декабре 1937 г. заработала так называемая «двойка». По приговору этого внесудебного органа только в декабре 1937 г. было арестовано 900 человек, 727 из них были приговорены к расстрелу. Большинство арестованных в это время составляли финны (64,2%). ²

Самые кровавые события в Карелии развернулись в 1938 г. С 1 января по 10 августа 1938 года было арестовано 5164 человека, из которых 3223 были расстреляны. Осенью 1938 г. в соответствии с приказом НКВД СССР № 00606 были арестованы ещё 1805 человек, 1708 из них - расстреляны. По имеющимся данным, в Карелии в1937 – 1938 гг. число репрессированных составило 11341 человек, но цифра эта нуждается в уточнении. Трагичной оказалась судьба финской диаспоры в Карелии в годы сталинского террора. На долю финнов, чья численность в середине 1930 – х гг. едва превышала 3 % населения, пришлось 40 % всех репрессированных – 4688 человек. К расстрелу были приговорены 85 % осуждённых финнов.³

Жестокий удар был нанесён по советским, партийным, хозяйственным кадрам, творческой интеллигенции, административно – управленческому персоналу. В апреле 1938 года обком партии докладывал И. В. Сталину, что в Карелии арестовано и осуждено за контрреволюционную деятельность 616 руководителей. 29 октября 1937 года был осуждён бывший председатель ЦИК Карелии А. В. Шотман и на следующий день расстрелян. 14 июня 1938 г. приговорён к расстрелу отказавшийся на суде от своих показаний во время следствия бывший председатель СНК Карелии Э. А. Гюллинг. Его расстреляли в этот же день. 21апреля 1938 г. был расстрелян Г.С. Ровио.

Согласно отчёту НКВД КАССР, за 1937 – 1938 гг. в Карелии были репрессированы 217 военных, из них около 100 расстреляны.¹

В июле 1937 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о проведении репрессий в отношении жён и детей «изменников родины». В соответствии с приказом НКВД СССР от 15 августа 1938 г. жёны «врагов народа» арестовывались одновременно с мужьями. От ареста освобождались только женщины, которые сами донесли в органы НКВД на мужа. Дела на ЧСР (членов семьи изменников родины) рассматривались Особым совещанием НКВД СССР, и мера наказания составляла пять – восемь лет лишения свободы. Одновременно с жёнами НКВД изымало и детей. Дальнейшая судьба тех, кого побоялись взять на иждивение родственники, складывалась по-разному. Грудные дети до полутора лет направлялись с матерью в лагерь, после чего передавались в детские дома. Дети постарше отправлялись в детские дома, при этом братья и сёстры, как правило, разлучались. Подростки – в детские дома или в другие республики для трудоустройства. Но не все. «Социально – опасные дети осуждённых, в зависимости от возраста, степени опасности и возможности исправления, подлежали заключению в лагеря или исправительно – трудовые колонии НКВД».²

В обстановке массового психоза арестовывали и казнили без разбора, жертвами становились люди самых разных общественных групп, часто по доносу соседа, претендующего на чью – то комнату, завистника, который самоутверждался, уничтожая добившегося больших успехов, обиженного, сводящего личные счёты и т. д.

Над поводами для арестов сотрудники органов долго не думали. В приграничном Петровском районе органами НКВД велась разработка «Повстанцы». Агентурную разработку по операции «Повстанцы» разработал начальник Петровского РО НКВД КАССР А. Чернов. Район приграничный, был густо заселён финнами и карелами. В 1933 году здесь дружно громили заговорщиков «финского генштаба», а в 1935-м – «белофинских боевиков». Выселяли и увозили неблагонадежных. Однако агентура доносила, что дух великой Финляндии еще не выветрился, а недостатки в сельском хозяйстве и срыв лесозаготовок есть не что иное, как прямое вредительство делу социализма. Начальник РО неоднократно просил руководство НКВД санкционировать реализацию дела и начало арестов. Но аресты и следствие начались лишь летом 1937 года.

Позднее, во времена «хрущёвской оттепели» пересматривались дела репрессированных и выяснялись истинные причины репрессий. К ответу призывались участники репрессий. Вот, например, отрывок из объяснения младшего лейтенанта милиции М. Ефремова: «7 июля 1937 года я был вызван начальником управления милиции КАССР с места моей работы в Олонецком РОМ НКВД (где я работал в должности уполномоченного уголовного розыска). В УРКМ мне предложили явиться в НКВД для участия в следственной работе, проводимой 4-м отделом, начальником которого был тогда Калинин. Тов. Калинин рассказал мне о том, что вскрыта контрреволюционная повстанческая организация в Петровском районе и что я должен буду работать на следствии по допросу участников этой организации. Калинин меня предупреждал, что надо быть осторожным при допросах, так как дело буду иметь с врагами народа, которые способны на разные пакости - побеги, отказ от признания и т.д., и что надо работать с ними день и ночь, добиваться признания.

Через месяц примерно была организована бригада под руководством начальника Заонежского РО НКВД Тидора, куда был направлен и я. В этой бригаде были следователями красноармейцы из 52-го полка: Фуфачев, Самочетнов, Сесютин и ряд других товарищей до 15-20 человек. Затем были милиционеры из особого взвода милиции: Лихачев, Ливенсон, Реунов, Иванов и др. Вся эта бригада была направлена в здание Ошосдора на Гористой улице, где мы занимались около месяца, а затем были переведены в здание Дома народного творчества, где работали также около двух месяцев, а затем в здание милиции на ул. Урицкого…»¹

Реализация агентурного дела «Повстанцы» началась в июне 1937 года, еще до официального начала массовой операции. 20 июня УНКВД по Ленинградской области (которому в то время подчинялся НКВД КАССР) направило начальнику 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР Литвину спецдонесение «о контрреволюционной повстанческой организации в Петровском районе КАССР», в котором говорилось о трех группах из девяти человек. Главным контрреволюционером был объявлен директор районного лесхоза Вишневский, бывший поручик царской армии. Руководителями групп - объездчик лесхоза Трофимов, зав. смолокурней Герасимов и рабочий лесхоза Максимов, бывший «каравантюрист».²

Через неделю в следующей спецсводке рапортуется о разоблачении уже 36 участников повстанческих групп в девяти населенных пунктах района: Спасская Губа, Пайгуба, Гомсельга, Галлезеро, Верхняя Ламба, Утуки, Тереки, Декнаволок и Гутсельга. Еще через неделю в числе арестованных было указано 62 человека и объявлено о связи с соседним Пряжинским районом…

После смерти Сталина, в 1958 году военный трибунал Северного военного округа рассмотрел дела на участников контрреволюционной организации в Петровском районе и полностью реабилитировал 75 человек.

Одним из первых по этому делу был арестован фельдъегерь отдела связи НКВД, уроженец Петровского района Д. Кормушов. Следственная бригада трудилась не покладая рук, и на шестнадцатый день непрерывного допроса Кормушов подписал показания о том, что является участником повстанческой группы, в которую входят 66 человек из десяти деревень района. Через неделю еще 30 человек появляются в показаниях, подписанных Д. Кормушовым. В основном это была, как выражались чекисты, «низовка»: малограмотные крестьяне, лесорубы и ничего не понимающие по-русски финские переселенцы. Но попадалось и руководство: Нефедов - председатель Гомсельгского сельсовета, Вишневский – директор райлесхоза, Григорьев – управляющий отделением Госбанка. Все они имели связи и знакомства в других районах и среди руководителей республики. Самый главный «руководитель повстанческой организации в КАССР» П.Ирклис уже давал свои показания в Ленинграде. Первые аресты по этому делу начались в июне 1937 г. Через год численность «повстанцев» составила 4181 человек из разных районов республики: Пряжинского, Петровского, Пудожского, Заонежского.¹

Бурю репрессий вызвала агентурная разработка «Диверсанты», заведённая в 1936 г. начальником Кондопожского РО НКВД А. Пушкиным. Согласно версии НКВД, в районе орудовали шпионы, сплотившие вокруг себя «вредителей» из числа руководства Кондопожского ЦБК. Волю Алексею Пушкину дали летом 1937 г. Одна за другой уходят в Москву победные спецсводки о ходе операции по националистам.

«Дело по финнам получает определённое направление – вскрывается финский националистический центр во главе с Гюллингом, Ровио, Ярвимяки и др…. Националистические диверсионно – вредительские группы были созданы фантазией малограмотных следователей в системе Кареллеса, Карелдрева, в бумажной промышленности, в энергетическом хозяйстве, Наркомместпрме, в пищевой и металлургической промышленности. Весной – летом 1938 г. арестованных с крупных предприятий республики увозили грузовиками. Людей стали хватать прямо на улицах, на глазах у прохожих.¹

Кроме борьбы с повстанцами и диверсантами НКВД вело работу и по другим направлениям.

Арестовано и репрессировано 57 членов троцкистских организаций. За принадлежность к эсеровским организациям репрессировано 48 человек. Наиболее крупные организации были «выявлены» в Петрозаводске (Онегзавод, Наркомат рабоче-крестьянской инспекции) и Заонежском районе (средние школы). Среди них действительно были члены партии социал-революционеров еще с 1905-1917 годов: П. Введенский, Г. Прохоров, А. Тихомиров, В. Агеев, М. Суханов и др. Но все они давно «раскаялись и разоружились» перед партией большевиков, вместе с которой когда-то осуществили октябрьский переворот. Однако бывшие соратники оказались злопамятными.

В ходе операции «Диверсанты» было репрессировано 28 меньшевиков, в основном это были жители Петрозаводска. Ни одного реального факта их преступной деятельности не было установлено, но следователи, не смущаясь, писали: «… меньшевики, работавшие на Онегзаводе, портили инструменты, станки, материалы. Участники организации Кировской железной дороги насыпали в цилиндры паровозов и буксы песок, ломали в вагонах ответственные части. Меньшевикам Песчинскому и Чехонину было поручено отравить мясо, находившееся в холодильнике мясотреста…»²

Не обошли вниманием и религиозных деятелей. Наиболее крупные группы священнослужителей были репрессированы в Заонежском районе (руководители – епископ Якобчук, священник Петухов), Пудожском (архиепископ Яковцевский), Кемском (проповедник Челпанов), Олонецком (священник Воздвиженский). В Заонежском районе была «ликвидирована группа сектантов из 16 человек». В чем их вина? «Исходя из своих изуверских установок о том, что советская власть – есть власть антихриста, участники организации скрывали свои настоящие фамилии и имена, отказывались получать паспорта и другие документы, выдаваемые советскими учреждениями, вели злобную агитацию против колхозов и призывали население противодействовать колхозному строительству».³ В Кемском районе были репрессированы 11 монахов, в Сорокском – антисоветская группа баптистов из 11 человек. В Петрозаводске, по замыслу следователей, существовал «поповско-повстанческий центр, возглавлявшийся тихоновским епископом Надеждиным и обновленческим епископом Аметистовым». Всего за время операции было арестовано священнослужителей (без заключенных ББК): попов, дьяконов и монахов - 63 человека; церковников – 124 человека; сектантов – 28 человек.

«Оперативный удар» по религиозным деятелем был так силен, что, выступая на XIV областной партконференции, нарком внутренних дел Карелии С. Матузенко с полным правом и черным юмором сказал: «Сегодня на территории Карелии остался один поп, да и то только потому, что болен подагрой и не может ходить. Со всеми остальными попами дело покончено. (Смех в зале.)».¹

Большевики имели право гордиться достигнутым результатом. Если до революции в Карелии действовали 300 церквей, 619 часовен и 5 монастырей, а число служителей культа составляло 199 человек (верующих 50 тысяч), то за время советской власти (на 10.02.37 г.) было закрыто 351 молитвенное здание, в том числе 122 церкви. Был взорван и Святодуховский собор в Петрозаводске.

Особое внимание в борьбе с антисоветскими формированиями чекисты уделяли молодёжи. В 1937 –1938 гг. было арестовано 147 комсомольцев. В Петрозаводском комвузе была «оперативно ликвидирована фашистская группа из четырёх студентов». Группа антисоветчиков была выявлена и среди учащихся музыкального училища. Так, 23 – летней Хелене Нельсон вменялась в вину статья 58 – 10 за то, что она якобы «Распространяла в стенах училища финские буржуазные песни антиморального и националистического содержания»²

Таким образом, массовые репрессии в Карелии проводились в 1937 – 1938 гг., как и во всей стране, по общим планам Центра, но имели свою специфику. Трагичной оказалась судьба финской диаспоры в Карелии в годы сталинского террора. На долю финнов, чья численность в середине 1930 – х гг. едва превышала 3 % населения, пришлось 40 % всех репрессированных.

Глава 3. Жертвы и палачи

На фоне зловещей активности НКВД общество выглядело каким-то растерянным, если не считать ту его часть, кто с вожделением клеймил павших, радуясь открывшимся карьерным перспективам. На многочисленных собраниях трудовых коллективов, митингах, партийных, комсомольских собраниях от людей требовали коллективного одобрения проводившейся политики. Стенограммы и протоколы этих собраний – довольно сложный источник. «Поначалу записи произнесённых на этих собраниях речей поражают примитивностью логики, выглядят совершенно неубедительными. Однако вскоре понимаешь, что строгости мысли от ораторов как раз и не требовалось. Отнюдь не силой логики, а благодаря блистательному учёту законов массовой психологии они оказывали колоссальное влияние на поведение слушателей. Поощрялись утрирование в аргументации, эффектные приёмы, броские обобщения. Идеи упрощались, сводились к нескольким элементарным предложениям, часто и долго повторялись в разных вариантах. Старательно раздувались разного рода слухи. Факты сгущались и обязательно принимали обратную форму. Присоединяясь к мнению коллектива, человек как бы снимал с себя личную ответственность за принятое решение. Противостоять коллективному влиянию было архисложно не только низшим, необразованным слоям. Как правило, ему подчинялась и интеллектуальная элита», - пишет автор главы о 30 – х гг. в «Истории Карелии» С. Н. Филимончик. ¹

О том, что думали люди о происходящем, оставаясь наедине с собой, свидетельствуют личные документы, например, дневник 35 –летнего заместителя редактора газеты «Красная Карелия» коммуниста с 1920 г. Василия Михайловича Градусова. Оставив в Ленинграде семью, он по решению Ленинградской парторганизации в 1933 г. приехал в Карелию для «укрепления» республиканской газеты. Убеждённый коммунист, партийный интеллектуал, человек системы – таков автор в начале дневника. 18 мая 1937 г. он записывает свои впечатления от областной партконференции, на которой обсуждались решения февральско – мартовского Пленума ЦК ВКП (б): «Основное, характеризующее конференцию – бдительность, она пёрла даже через край. Это здоровое качество – непримиримость к политическим ошибкам». Начавшиеся аресты коллег вызывают поначалу у него гнев по отношению к арестованным: «Вот гады какие! Ну что было нужно этим вельможам?»

Важным аргументом в правомерности арестов служит для автора дневника фактор возможного предательства в случае военной опасности: «Если их не перебить, то в случае войны они могут больших делов наделать. Это будут первые головорезы и вешатели от фашизма». В обстановке взаимного недоверия, подхалимства подчинённые иногда с облегчением принимали весть об аресте зарвавшихся начальников, привыкших руководить путём разносов и хамства. Вот и Градусов отмечает в дневнике: «Свершилось! Хозяин взят… Как я рад, как я доволен. Много попортил ты мне, гад, крови, много неприятностей доставил…»

Переоценка происходящего, как правило, начиналась тогда, когда критике подвергался сам человек. В сентябре 1937 г. В. М. Градусов был исключён из партии. Потрясённый, он пишет в дневнике: «Это что-то невероятное. И я твёрдо уверен, что это недоразумение будет урегулировано». Однако теперь уже вокруг него всеобщее отчуждение. Ещё несколько месяцев назад непримиримый к оступившимся В. М. Градусов пишет: «Как мне тяжело. Какие люди звери. Встретишь на улице – не здороваются. Избегают как прокажённого. Отчуждённость людская – сильнее смерти».¹ Впереди были бесплодные попытки устроиться на работу, безденежье, а затем и ночной арест.

Реакции и поведение арестованных можно разбить на несколько этапов. Вначале, как правило, люди испытывали шок, не могли поверить в случившееся, казалось, что происходящее не имеет к ним никакого отношения. Н. Г. Осиненко, например, рассказывала, что сразу же после ареста её доставили на допрос, где предъявили обвинения в принадлежности к контрреволюционной группе и подготовке отравления продуктов. Арестованная немедленно заявила протест, назвала обвинения необоснованными и объявила голодовку. Однако допрос продолжался. Кончился этот этап сильнейшей психологической травмой. Человек как бы подводил черту под всей своей прежней жизнью. При длительном пребывании в тюрьме паника сменялась безразличием, всё происходящее достигало сознания человека как бы в приглушённом виде. Казалось, все помыслы человека сосредотачивались на том, как пережить сегодняшний день.

На допросах применялись жестокие пытки. Арестованный работник Каробкома ВКП (б) Я. Миляйс в чудом переправленной незадолго до гибели записке в ЦКК сообщал о длившемся беспрерывно с 1 по 28 июля 1937г. допросе: «За всё время спать мне давали три раза, тут же, на полу. Один раз шесть часов, второй – четыре и третий раз два часа.

Это когда я уже не мог сидеть на стуле, валился на пол, отливали водой, заставляли стоять у стены. Но я всё равно падал. Тогда мне давали поспать».²

Результатом таких допросов часто становились галлюцинации, расстройства психики. Никто не знал, как долго он будет находиться под арестом, когда со стоится суд. Эта неопределённость была одним из наиболее тягостных психологических факторов. Иногда люди были готовы подписать любые показания, рассчитывая, что тем самым приблизят суд, на котором удастся всё объяснить. Бывший главный врач Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеев писал жене: «Как ни возмущался мой разум, но, просидев 136 часов на следственном стуле безвыходно, без сна, почти без приёма пищи, я в полубессознательном состоянии вынужден был признать себя виновным. Иначе, сказали, что следствие даст заключение об абсолютной виновности, меня будут судить заочно. Теперь, когда следствие заканчивается, они меня успокаивают, что большого наказания не будет».¹ Ф. Ф. Шаблеев был расстрелян 5 октября 1937 г.

Методы работы НКВД были одинаковыми во всей стране. В результате безвинными жертвами политических репрессий 30 – х гг. только в Карелии стали десятки тысяч людей.

Карельским историко – просветительским обществом «Мемориал» подготовлена «Книга памяти» жертв репрессий – наших земляков. Но точное их число неизвестно, тем более, что результаьы переписи населения 1937 года уничтожены.

Жестокая статистика показывает, что, хотя количество финнов и их доля в структуре населения Карелии были незначительны, наибольшее число репрессированных в республике составили именно финны. Это прямой результат проведения в Карелии «операции по финнам». Главными очагами национальных репрессий стали крупные поселения финнов – выходцев из Америки, Канады, Швеции, и Финляндии.

И. Чухин приводит фрагмент из проекта приказа НКВД СССР о проведении финской операции. В нём было предложено не ограничиваться репрессиями против финнов, но и провести их « среди карельского и вообще финно – угорского населения».² Именно этим определяется второе место карелов среди репрессированных. В десяти районах традиционного проживания южных и северных карелов именно они составили основную массу пострадавших. В районах компактного проживания русских в структуре репрессированных также преобладает эта национальность.

Масштабы репрессий зависели не только от числа жителей. В качестве других важных факторов И. Чухин называет следующие:

Близость к главным силам НКВД (Петрозаводск, Прионежье, Кондопога);

Активность чекистов в проведении репрессий (Заонежье, Петровский район, где четыре оперуполномоченных НКВД сфальсифицировали столько же дел, сколько десятки работников центрального аппарата НКВД);

Наличие в районе крупных колоний финских переселенцев (Петрозаводск, Кондопога, Прионежье, Калевала) и спецпоселенцев (Кандалакша, Пудожский район, о. Гольцы);

Пограничное положение района (Петровский, Пряжинский, Олонецкий, Ведлозерский, Ругозерский, Калевальский, Кестеньгский).

Социальный состав репрессированных, партийность и религиозная принадлежность, половозрастные особенности зависят от особенностей района.

Столица республики г. Петрозаводск являлся самым крупным населённым пунктом, административным, промышленным и культурным центром Карелии. По замыслу следователей НКВД здесь располагались и центры контрреволюционных организаций. В городе находились и главные оперативные силы чекистов, поэтому число репрессированных в 1937 – 38 гг. оказалось здесь самым большим – 1164 человека. Из этого числа лишь 20% составляли уроженцы Карелии. Среди арестованных 593 финских переселенца,330 русских, по 20 человек поляков и евреев, по16 человек латышей и украинцев, 10 белорусов. Подвергся кардинальной «чистке» целый ряд республиканских ведомств: обком и горком ВКП (б), КарЦИК, радиокомитет, издательства республиканских газет, Союз писателей и другие творческие организации, Кареллес, Управление связи, Карелпотребсоюз, Карелпушнина, Карелпродторг, Госбанк, наркомздрав, комвуз, пединститут. Основная масса арестованных – мужчины 25 – 40 лет, однако в городе в эти годы было арестовано 105 женщин.¹

Вторым крупным промышленным центром республики был Кондопожский район. В районе проживала крупная колония финских граждан. Эти обстоятельства определили и особенности репрессий. Среди репрессированных работники бумкомбината, служащие городских кондопожских организаций, работники Ленлеспрома, кирпичного завода, ГЭС, «Сунстроя». Репрессии затронули практически всё руководство района. Кондопожские чекисты были инициаторами борьбы с финским национализмом, и именно отсюда началась операция по финнам.

Пограничные Ведлозерский, Пряжинский и Олонецкий районы были плотно заселены сельскими жителями, поэтому основные репрессии были проведены среди колхозников. Оперативный удар был направлен на коренное население районов – карелов.

В пограничном Калевальском районе «оперативный удар» был направлен не на местных жителей, а на переселенцев. Из 460 человек, подвергшихся репрессиям в районе, 264 человека, или 58 процентов, составили финны. В самом северном Кандалакшском районе республики было репрессировано 417 человек, или 1,1 процента населения. Особенностью этого района было строительство крупной гидроэлектростанции на реке Нива, где работали тысячи крестьян, выселенных в начале тридцатых годов из Ленинградской области. Именно на них и был направлен главный удар.

Кемский район был одним из наиболее крупных и промышленно развитых. Здесь находились мощный железнодорожный узел, морской порт, леспромхоз, сплавная контора, лесо- и шпалозаводы, воинские части, наконец, собственная тюрьма. Однако за время операции репрессировано 311 человек, или 2,5 процента населения. Основную часть репрессированных (50 процентов) составили русские, примерно по 25 процентов – карелы и финны.

«Трудно утверждать, что такая «слабая» работа явилась следствием нравственной позиции местных чекистов, но справедливость требует сказать, что в районе был репрессирован по политическим мотивам пом. оперуполномоченного РО НКВД В. Десятков»¹.

В пограничном Кестеньгском районе более 40 процентов репрессированных были обвинены в проведении шпионской деятельности. Две трети арестованных составляли местные жители – карелы.

Репрессии в Лоухском районе не отличались какими-то особенностями. То же бессмысленное уничтожение колхозников, рыбаков, лесорубов, рабочих слюдяных рудников.

По численности населения Медвежегорский район находился на третьем месте в республике. В те годы это была фактически вотчина огромного Беломоро-Балтийского комбината НКВД СССР. Всего же из 322 человек, репрессированных в районе, уроженцы Карелии составили 53 процента. Остальные - приезжие, в том числе 38 финнов, 14 украинцев, 10 поляков, 6 латышей, 4 еврея, белорус, татарин, немец, чех, венгр, норвежец.

По социальному составу примерно одинаковую долю составили работники сельского хозяйства, лесозаготовители, рабочие и служащие. Особенностью района стало значительное число арестованных работников НКВД.

Чекисты Петровского района были инициаторами и главными застрельщиками в деле разгрома «повстанческого движения в Карелии». В придуманных схемах повстанческих групп (есть такие и в следственных делах) нашлось место и 17-летнему колхознику В. Фепонову из Тюппелы и 69-летнему пенсионеру В. Васильеву из Гомсельги, единоличнице М. Аникиевой из Спасской Губы и домохозяйке А. Осиповой из Липчеги.

Причем чекисты Петровского района не разбрасывались по мелким деревням. Но уж где поставили на карте «крестик», то изымали максимум контрреволюционеров. В административном центре с. Спасская Губа было арестовано 67 человек, практически все местное руководство. Подавляющее большинство репрессированных – местные карелы: колхозники, лесорубы, рыбаки, охотники, конюхи, сапожники…

Репрессии в Пудожском районе по своим масштабам были одними из самых «незначительных»: пострадало 1,3 процента населения. Еще одной особенностью репрессий в Пудожском районе стала большая группа арестованных граждан пожилого возраста. Старше 40 лет оказались 149 человек, или 37 процентов репрессированных. Среди них Ф. Епишин (74 года), Г. Петушков, М. Пантелеев, П. Рясянен, Е. Савин (все старше 65 лет) и др.

Огромную территорию в средней части Карелии – от Финляндии до Сегежи – занимали Ребольский и Ругозерский районы.

В Ругозерском районе социальный состав подвергшихся репрессиям более равномерный: по 25 процентов составили колхозники, лесозаготовители и рабочие. По национальному составу основная доля принадлежит карелам.

Сегозерский район по числу населения занимал одно из последних мест в республике. Однако масштабы репрессий здесь значительные (3,1 процента населения). Социальный состав репресированных в районе распределяется равномерно между колхозниками, рабочими, лесозаготовителями и служащими. Как и во всех национальных районах, главный удар приелся по карелам, арестовано также 53 переселенца и 14 русских.

Аналогичная ситуация отмечалась и в соседнем Тунгудском районе. Основной удар традиционно пришелся на коренное население – карелов, тогда как русских было репрессировано 3 человека, финских переселенцев – 41. По социальному составу 44 процента составили колхозники.

Сорокский район также испытал на себе влияние ББК НКВД СССР в плане демографической ситуации. Из 351 репрессированного в районе около 40 процентов составили уроженцы других мест: финны, украинцы, поляки, евреи, литовцы, латыши, эстонцы, белорусы и даже по одному китайцу и корейцу. В социальном составе преобладают рабочие (43 процента) лесорубы и рыбаки.

Шелтозерский район являлся одним из самых маленьких по территории и численности населения (его граница на севере проходила в районе Шокши). Следовательно и масштабы репрессий здесь были меньше. Коренным населением района были вепсы, но не они стали главным объектом репрессий. Вепсов было арестовано 16 человек, тогда как финнов 27 человек и около 40 русских.¹

Из 8605 репрессированных в республике в 1937-1938 гг. граждан лишь 15 человек, или 14, 1 процента получили в виде наказания лишение свободы. Этот показатель резко отличается от среднего по стране (примерно 50 процентов) и практически не имеет аналогов среди других регионов СССР. Выделенный республике «лимит» на репрессии – 3700 человек (1-я кат. – 2800, 2-я кат. – 900 человек) был нарушен не только по количеству, но и по соотношению 1-й и 2-й категорий. Не 3, как установило Политбюро и НКВД для Карелии, а 9 расстрелянных и 1 - к лишению свободы из каждых 10 человек. Таков злодейский результат.

Наиболее агрессивно действовали чекист Карелии против финнов и карелов, расстреляно соответственно 90,7 и 88,1 процента репрессированных.²

«Причины подобной кровожадности, - пишет И. Чухин, - кроются в особенностях тех людей, которые осуществляли и направляли репрессии в Карелии³.

Говоря о жертвах, нельзя забывать и о палачах.

Главным орудием репрессий стали внесудебные органы, прежде всего так называемые «тройки», состоявшие из начальника НКВД, секретаря областного комитета партии и прокурора.

«Вряд ли кто из репрессируемых присутствовал на заседаниях Тройки. Во-первых, это было физически невозможно, поскольку за день нужно решить судьбу, например, 456 человек. Во-вторых, во всех протоколах местом проведения заседания указан г. Петрозаводск, а расстрелы производились в 15 населённых пунктах республики. Осуждённые в Петрозаводск не этапировались, а зачастую даже и не были арестованы».⁴

Специфика работы Особой тройки НКВД КАССР, которая пришла на смену Тройке НКВД КАССР, заключалась в том, что её заседания были посвящены исключительно борьбе с финским, а затем и немецким, польским, английским, латвийским, эстонским, шведским, японским, турецким, французским шпионажем.

Наряду с внесудебными органами в репрессиях участвовали и народные судьи. И хотя внешне атрибуты гласности судебного разбирательства соблюдались (прокурор, защитник, свидетели, последнее слово подсудимого), говорить об объективности невозможно.

Кто же были эти люди, вершившие неправедный суд и расправы? Это: глава НКВД Карельской АССР К. Я. Тенисон, сам репрессированный весной 1938г., сменивший его С. Т. Матузенко, также арестованный в декабре 1938г., заместитель наркома А. Е. Соолоницын, секретарь обкома ВКП (б), участвовавший в заседаниях тройки, М. Н. Никольский, репрессированный в мае 1938 г., сменивший его Иванов Н. И., снятый с должности в июне 1938 г., Сменивший его Г. Н. Куприянов, арестованный в 1950 г. по обвинению в измене родине, председатель Спецколлегии Главсуда Карелии А. П. Ковалелис, нарком внутренних дел Карелии с 1939 г. М. И. Баскаков, прокурор Карелии Г. С. Михайлович. Как видим, многие палачи сами стали жертвами репрессий. У всех у них в биографиях много общего.

После отстранения Э. Гюллинга, Г. Ровио, начальника ГПУ, прокурора и председателя Верховного суда КАССР, общий уровень грамотности и нравственности карельского производства еще более понизился. Три класса за плечами у К. Тенисона, семь классов у А. Солоницына. Пограничная школа, которую окончил С. Матузенко, едва ли дала ему серьезное гуманитарное образование. «К тому же все они были военными людьми, для которых линия всего поведения заключалась в простой формуле: получил приказ – выполнил – доложил об исполнении. В этой формуле просто нет места для рассуждений и нравственных оценок. Виноваты ли в этом «военная косточка», многолетняя практика вооруженной борьбы и насилия, страх или пьянство? Кто знает… Однако вечно существующий шанс совести не был ими востребован».¹

Партийное руководство также не блистало образованностью. Стремительное и во многом незаслуженное вознесение к власти в тоталитарном государстве, безусловно, требовало от них полной и беспрекословной поддержки всех инициатив главного «вождя». Вся их идеология заключалась в том, чтобы не просто выполнить, а обязательно перевыполнить, доказав таким образом свою преданность.

Другим важным обстоятельством являлось то, что все перечисленные люди, кроме М. Н. Никольского, были чужаками на всей этой земле, даже родственные узы не связывали их с народом Карелии.

Возможно, кто-то из них и терзался муками совести, тем более, оказавшись сам на этом «скором суде». Но тысячу раз был прав Ф. Достоевский, когда писал: «Кровь и власть пьянят: развиваются загрубелость, разврат, уму и чувству становятся доступны, наконец, сладки самые ненормальные явления. Человек и гражданин гибнут в тиране навсегда, и возврат к человеческому достоинству, раскаянию и возрождению становится невозможен…». ¹

Таким образом, методы работы НКВД были одинаковыми во всей стране. Масштабы репрессий в республике зависели не только от числа жителей, но и от близости района к главным силам НКВД; активности чекистов в проведении репрессий; наличия в районе крупных колоний финских переселенцев и спецпоселенцев; пограничного положения района.

Если национальный состав репрессированных в республике был специфичен (пострадало больше финского и карельского населения), то социальный состав был самый различный: видные политические, партийные, административно – хозяйственные деятели республики, представители творческой интеллигенции, врачи, учителя, инженеры, рабочие, колхозники; мужчины, женщины, старики, дети, - главное было выполнить и перевыполнить план по арестам и расстрелам.

Отличительными чертами людей, проводивших репрессии и зачастую самих становившимися жертвами были: низкий уровень образования, отсутствие способности к рефлексии, стремление как можно лучше выполнить приказ, упоение властью, отсутствие сострадания к невинным жертвам. Кроме того, большинство из этих людей были чужаками на карельской земле.

Заключение

Репрессии в Карелии начались в первой половине 30 –х гг. с борьбы с кулачеством и проводились по социальному признаку. С 1933 г. проводится операция по «очищению» приграничной полосы Лениградской области, которая свелась к выселению всего финноязычного населения из районов, пограничных с Финляндией и Эстонией и открыла череду других национальных репрессий.

В 1937 – 1938 гг., в Карелии проводились, как и во всей стране, массовые репрессии. Проводились они по общим планам Центра, но имели свою специфику. Трагичной оказалась судьба финской диаспоры в Карелии в годы сталинского террора. На долю финнов, чья численность в середине 1930 – х гг. едва превышала 3 % населения, пришлось 40 % всех репрессированных.

Методы работы НКВД были одинаковыми во всей стране. Масштабы репрессий в республике зависели не только от числа жителей, но и от близости района к главным силам НКВД; активности чекистов в проведении репрессий; наличия в районе крупных колоний финских переселенцев и спецпоселенцев; пограничного положения района.

Если национальный состав репрессированных в республике был специфичен, то социальный состав, как и по всей стране оказался самым разнообразным: видные политические, партийные, административно – хозяйственные деятели республики, представители творческой интеллигенции, врачи, учителя, инженеры, рабочие, колхозники; мужчины, женщины, старики, дети, - главное было выполнить и перевыполнить план по арестам и расстрелам.

Отличительными чертами людей, проводивших репрессии и зачастую самих становившимися жертвами были: низкий уровень образования, отсутствие способности к рефлексии, стремление как можно лучше выполнить приказ, упоение властью, отсутствие сострадания к невинным жертвам. Кроме того, большинство из этих людей были чужаками на карельской земле.

Список источников и литературы

Источники

1. Акт приёмки Пудожского РО НКВД от 4 апреля 1937 г. // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 154.

2. Выступление на XIV областной партконференции наркома внутренних дел Карелии С. Матузенко // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997.С.149 .

3.Докладная записка зам. председателя ОГПУ Г. Ягоды И. Сталину №50948 от 25. 12. 33 г. «О ликвидированных с 1930 по 1933 год наиболее важных контрреволюционных организациях по СССР» // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997.С.124 .

4.Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. – 296 с.

Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. – 254 с.

Объяснительная записка младшего лейтенанта милиции М. Ефремова // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 217.

Письмо главного врача Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеева от 15. 09. 37 // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 227.

Постановление ЦИК и СНК КАССР «О колхозном строительстве и ликвидации кулачества как класса в республике» от 5 марта 1930 // Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С.35.

Постановление бюро Карельского обкома ВКП (б) «Об утверждении плана мероприятий по очистке 22 км пограничной полосы Карельской АССР от кулацкого и антисоветского элемента» от 8.08. 31 г. // Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С. 139.

Литература

10. Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. - М.: Просвещение,1998. – 327с.

11. Верхоглядов В. 1937: Дневник Василия Градусова // Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.270 – 283.

12. История Карелии с древнейших времён и до наших дней. - Петрозаводск: Периодика, 2001. – 944 с

13. Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.301 – 302.

14. Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии. - Петрозаводск: Периодика, 1998. – 219 с.

15. Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо – Западе в 1920 – 1950 – е годы. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1998. С. 145 – 158.

16. Такала И. Р. Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х годов // Вопросы истории европейского Севера. Петрозаводск, 1993. С.123 – 129.

17. Трубин А. Тайна квартала №22 //Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.301 – 302.

18. Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ,1999. – 162 с.

1 Такала И. Р. Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х // Вопросы истории европейского Севера. Петрозаводск, 1993. С.123.

2 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. - Петрозаводск: Периодика, 2001. С.546.

1 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. - Петрозаводск: Периодика, 2001. С.547.

1 Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. – 296 с.

2 Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940². – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. – 254 с.

3 Постановление ЦИК и СНК КАССР «О колхозном строительстве и ликвидации кулачества как класса в республике» от 5 марта 1930³ // Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С.35.

4 Постановление бюро Карельского обкома ВКП (б) «Об утверждении плана мероприятий по очистке 22 км пограничной полосы Карельской АССР от кулацкого и антисоветского элемента» от 8.08. 31 г. ⁴// Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С. 139.

1 Выступление на XIV областной партконференции наркома внутренних дел Карелии С. Матузенко // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997.С.149 .

2 Докладная записка зам. председателя ОГПУ Г. Ягоды И. Сталину №50948 от 25. 12. 33 г. «О ликвидированных с 1930 по 1933 год наиболее важных контрреволюционных организациях по СССР» // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997.С.124 .

3 Акт приёмки Пудожского РО НКВД от 4 апреля 1937 г. // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 154.

4 Объяснительная записка младшего лейтенанта милиции М. Ефремова // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 217.

5Письмо главного врача Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеева от 15. 09. 37 // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 227.

6 Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии. - Петрозаводск: Периодика, 1998. – 219 с

7 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо – Западе в 1920 – 1950 – е годы. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1998. С. 145 – 158.

8 Такала И. Р. Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х гг. // Вопросы истории европейского Севера. Петрозаводск, 1993. С.123 – 129.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ,1999. – 162 с

2Верхоглядов В. 1937: Дневник Василия Градусова // Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.270 283

3 Трубин А. Тайна квартала №22№ // Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.301 – 302.

4 Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. - М.: Просвещение,1998. – 327с.

5 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. - Петрозаводск: Периодика, 2001. – 944 с

1 Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии. - Петрозаводск: Периодика, 1998.С.54.

2 Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. - М.: Просвещение,1998. С. 126.

1 Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии. - Петрозаводск: Периодика, 1998.С.56.

2 Постановление ЦИК и СНК КАССР «О колхозном строительстве и ликвидации кулачества как класса в республике» от 5 марта 1930³ // Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С.35.

1 Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии. - Петрозаводск: Периодика, 1998.С.57.

2 Докладная записка зам. председателя ОГПУ Г. Ягоды И. Сталину №50948 от 25. 12. 33 г. «О ликвидированных с 1930 по 1933 год наиболее важных контрреволюционных организациях по СССР» // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. С.124 .

1 Такала И. Р. Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х гг. С. 124.

2 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии. С. 147.

1 Постановление бюро Карельского обкома ВКП (б) «Об утверждении плана мероприятий по очистке 22 км пограничной полосы Карельской АССР от кулацкого и антисоветского элемента» от 8.08. 31 г. // Из истории раскулачивания в Карелии, 1930 – 1931 гг. Документы и материалы. – Петрозаводск: Карелия, 1991. С. 139.

2 Такала И. Р. Репрессивная политика в отношении финнов в советской Карелии 30 – х гг. С. 126.

3 Там же. С. 128.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 47.

2 Там же С.47.

1 Акт приёмки Пудожского РО НКВД от 4 апреля 1937 г. // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 154.

2 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 51.

3 Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. С. 139.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 56.

2 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. С. 548.

3 Там же.

1 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. С. 548.

2 Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. С. 140.

1 Объяснительная записка младшего лейтенанта милиции М. Ефремова // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. С. 217.

2 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 59.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 59.

1 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии. С. 150.

2 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 64.

3 Там же. С. 65.

1 Выступление на XIV областной партконференции наркома внутренних дел Карелии С. Матузенко // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. С. 149.

2 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии. С. 152.

1 История Карелии с древнейших времён и до наших дней. С. 549.

1Верхоглядов В. 1937: Дневник Василия Градусова // Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.270 – 273.

2 Трубин А. Тайна квартала №22№ // Их называли КР. – Петрозаводск: Карелия, 1992. С.301 – 302.

1 Письмо главного врача Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеева от 15. 09. 37 // Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940. – Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1997. С. 227.

2 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 78.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 84.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 86.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С.137.

2 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ / НКВД в Карелии. С. 153.

3 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С.137.

4 Там же. С. 163.

1 Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С.153.

1 Цит. по: Чухин И. Карелия – 37: идеология и практика террора. С. 156.