Экономические реформы Н.С. Хрущева

Міністерство освіти та науки України

Дніпропетровський Національний Університет

кафедра російської історії

Випускна робота

на тему:

«Економічні реформи М.С.Хрущова»

Виконав: студ. гр. ЗІІ-03-01 Ніколаєва К.С.	Науковий керівник: канд. іст. наук, доцент Кабанов В.І.
Допускається до захисту: зав. Кафедри російської історії _________ В.В.Іваненко	Рецензент ст. викладач Безносов О.І.

Дніпропетровськ

2007 р.

Содержание

Введение

Раздел I Теоретическая подготовка реформа

Раздел II Изменения в сфере сельского хозяйства.

Раздел III Реформы в сфере промышленности

Заключение

Список использованных источников и литературы

Реферат

Дипломна робота: 49 стор. 11 джерел

Перелік ключових слів: ЕКОНОМІЧНІ РЕФОРМИ, М.С.ХРУЩОВ, МЕХАНІЗАЦІЯ ВИРОБНИЦТВА, КОСМОС, СОВНАРХОЗИ, ЦИЛІНА, СІЛЬСЬКЕ ГОСПОДАРСТВО.\

Об'єкт дослідження: закономірності, напрямки і наслідки екоеномічної політики КПРС у роки коли її очолював М.С.Хрущов.

Предмет дослідження: спроби керівництва КПРС за рахунок реформування окремих галузей господарства країни надати економіці динамічних темпів розвитку.

Мета роботи: вивчити економічні реформи М.С.Хрущова у народному господарстві.

Методик адослідження: використання загально-наукових методів – історико-хронологічного, іторико-порівняльного, історико-ретроспективного; принципи: історизму, науковості, об'єктивізму.

Отримані результати та їх новизна: автор вивчив і проаналізував різноманітний комплекс джерел документального та нарративного характеру, а також сучасні та науково-популярні дослідженні вітчизняних та закордонних авторів. Здійснено спробу під новим кутом зору дати аналіз економічним реформам М.С.Хрущова в промословості, сільському господарстві та управлінні.

Результати дослідження можуть бути використані як при виколаданні курсів «історії СРСР», «історії України», так і при подальшій науково-дослідницькій роботі.

Resume

The graduation research of the 4-year student Nikolaeva K.S. (DNU, historical faculty, Department of the historical of Russia), deals with economic reforms N. Hrushov.

The work is interesting for historical of Russia. Bibliogr. 35.

Введение

Тема хрущевских реформ — одна из самых популярных в публици­стике и исторических исследованиях последних лет. Популярность эта не случайна. Сам характер времени, известного громкими начинания­ми и столь же оглушительными провалами, колоритная личность глав­ного героя эпохи, дающая повод для самых разноречивых суждений, наконец, весьма близкие аналогии с современностью — все это питает научный и общественный интерес к проблемам «великого десятилетия».

Можно, конечно, по-разному относиться к Н. Хрущеву, его проек­там и идеям, по-разному оценивать накопленный в тот период опыт общественной модернизации. Однако при всех «плюсах» и «минусах» 50-е — начало 60-х годов интересны для современников уже тем, что именно тогда начинали формироваться элементы новой политической культуры, культуры реформаторства. Процесс этот так и остался незавершенным.

Содержание будущих реформ, способы их проведения в жизнь, прогноз возможных результатов часто непосредственно зависят от со­стояния исходной ситуации — в экономике, политике, общественных отношениях. Известно, что относительно «мягкими» по степени воздей­ствия на общество и его структуры являются реформы упреждающего характера (другими словами, реагирующие на негативные тенденции еще до того, как они приобрели черты кризиса) и учитывающие в пол­ной мере состояние общественной среды, то есть возможную реакцию общества на инициативы. Причем для успешного начала реформ важен момент совпадения интересов власти и общества, момент обществен­ного согласия, обоюдная готовность к переменам. Однако истории из­вестны случаи возникновения подобного согласия на совершенно про­тивоположной основе, когда, несмотря на наличие объективных условий, указывающих на необходимость реформ, власть и общество «дого­варивались» о сохранении сложившегося порядка вещей без каких-либо изменений. Такое возможно, если реформационная несостоятельность верхов совпадает с молчаливым согласием народа перетерпеть очеред­ные «временные трудности»,— ситуация, довольно характерная для по­слевоенной истории России.

1953 год, казалось, открыл путь реформам, которые были невозможны при жизни Сталина. Но не сразу: кризис власти, вызванный борьбой за «наследство», и доминирующие общественные настроения весны 1953-го, аккумулированные в опасении «как бы не было хуже», на какое-то время отодвинули принятие радикальных политических ре­шений. Несмотря на ряд шагов, предпринятых новым руководством еще в марте—мае, реально вопрос о содержании и направленности общего политического курса после смерти Сталина стал обсуждаться в верхах лишь летом.

Негативная оценка прошлого опыта обычно давалась с позиции отдельных «недостатков», «ошибок» и «неправильностей», иногда при­знавались и «значительные ненормальности», которые, однако, несмот­ря на значительность, рассматривались, тем не менее, как временные отклонения от в общем верно избранного пути. Руководители хрущевского времени в боль­шинстве своем с трудом могли рассуждать о товарно-денежных отно­шениях и прибыли, не говоря уже о более точных экономических кате­гориях. А такие понятия, как «рынок», «конкуренция», «плюрализм», в сознании облеченных властью современников (и не только их) так и остались если не враждебными, то до конца не реабилитированными. А без подобной переоценки путь к радикальным экономическим ре­формам был в общем закрыт.

«Хрущевские реформы» — это понятие, пришедшее извне и гораздо позднее. Усвоенные когда-то азбучные истины, а точнее аз­бучные лозунги марксизма (в интерпретации советской системы полит­просвещения), однозначно отлитые в формулу «реформы — побочный продукт революционной борьбы», заставляли людей, получивших уроки этой школы политического ликбеза, относиться к реформам как к явлению, безусловно, второсортному, иногда вынужденному, и в об­щем — ненужному. Слово «реформист» стояло в одном ряду со сло­вом «ревизионист», заменившим к тому времени привычного «врага народа» [26 стр.137]. Это, конечно, не значит, что начинания времен Хрущева не имели цель реформировать наше общество. Напротив, объективно их роль была именно такова (вопрос лишь о пределах и масштабах осу­ществленных тогда перемен). Но старое «слово» не оставалось безуча­стным — оно завораживало, по-своему организуя и планируя политику современности.

Что же касается ре­форм времен Хрущева, то они, как правило, заставали современников врасплох, а такие «сюрпризы» далеко не всегда проходят безболезнен­но. События в Новочеркасске 1962 года — одно из подтверждений их серьезных последствий.

За реформами всегда стоят социальные интересы. Это значит, что успех реформ зависит от состояния социальной среды, на поддержа­ние которой они направлены. Сущность всех послевоенных попыток реформ структурного характера состоит в том, что они с точки зрения развития своей социальной базы несли не столько укрепляющее, сколь­ко формирующее начало [26 стр.139]. Подобные реформы неизбежно нарушают прежний баланс социальных интересов и создают новый, сопровож­дающийся иной, чем прежде, дифференциацией общества.

Как только реформы начинают вторгаться в сферу интересов, где раньше было относительное равенство (пусть даже равенство нищеты), их социальная поддержка заметно., слабеет, что и позволяет говорить о таких реформах как непопулярных. Только политические реформы способны учесть более или менее широкий спектр общественных интересов, тогда как рефор­мы, затрагивающие сферу экономики, первоначально ориентированы на достаточно узкий социальный слой и поэтому встречают известное сопротивление в других общественных группах. В то же время, несмот­ря на возможную негативную реакцию, формирование социальной ба­зы реформ является главной задачей реформаторов, если они, конечно, относятся к своей миссии серьезно. Иначе реформационный процесс обречен на медленное, а иногда и внезапное угасание. Об этом напо­минает, в частности, опыт реформ 50—60-х годов; отсутствие массовой и сильной социальной опоры для проведения реформаторского курса структурной направленности значительно облегчило последующую победу консервативно-номенклатурного блока. Да и могло ли быть по-другому, если в течение всего послевоенного периода не было проведено ни одной реформы, меняющей систему экономических интересов и создающей социальный слой, экономически заинтересованный в про­должении реформаторской политики.

Обзор источников и литературы

Достаточно обширна литература об экономических реформах. Автор отдавала предпочтение более современным исследованиям перестроечного и постперестроечного времени, которые были более свободны от идеологического давления предыдущих лет, когда деятельность Н.С. Хрущёва были либо подогнана под оценку «волюнтаризм», либо вообще замалчивалась. К таким авторам следует отнести в первую очередь Бурлацкого [16,17], Дмитрия Волкогонова [19. 20, 21], ряд общеисторических трудов [24, 25. 26, 27], известный интерес представляют оценки зарубежных авторов – Джеффри Хосфинга [35] и Н. Верта [18]. Автор сознательно мало использовала периодику, в силу её полемического и сиюминутного характера. Исключением стали лишь статьи И.Русинова [34], А.Искяндерова [28], Ю. Козюренко [30].

Источниками данного бакалаврского исследования стали партийные документы [3, 4], документы советских государств [8], документы руководителей советского государства и КПСС [7]. Кроме того, как источник использовалась мемуарная литература современников и родственников советского лидера [10, 11, 12], а так же воспоминания самого Н.С. Хрущёва [9].

Исходя из изложенного автор считает возможным определить объектом исследования в данной бакалаврской работе закономерности, направления и последствия экономической политики КПСС в годы когда её возглавлял Н.С.Хрущёв. Говоря о предмете исследования можно считать таковым попытку тогдашнего руководства КПСС за счёт реформирования отдельных сторон хозяйства страны придание экономике динамичных темпов развития.

Цель работы: изучить экономические реформы Н.С. Хрущёва в народном хозяйстве.

Задачами данного исследования является

Исследование теоретического обоснования реформ;

Проведение реформ в сфере сельского хозяйства.

Изменения в индустриальном производстве.

Попытка реформирования управления народным хозяйством.

Эти исследовательские задачи автор считает возможным достичь, расположив материал по следующей структуре.

В первом разделе автор рассмотрит идейно-теоретическую базу реформирования народного хозяйства.

Во втором разделе будет изложен материал, касающийся изменений в аграрном секторе страны.

Завершающий, третий раздел автор посвятила рассмотрению наиболее успешной сфере реформирования – индустрии и новым отраслям промышленности.

Завершают работу заключение и список источников и литературы.

Анализ материала автор будет осуществлять, используя как общеисторические методы: объективности, полноты исследования, историзма, хронологический, так и специально-исторические: сравнительного анализа, количественного анализа.

Раздел I. Теоретическая подготовка реформ.

В хрущевском десятилетии часто выделяют два периода, различ­ных по экономическим результатам. Первый (1953—1958) — наибо­лее позитивный; второй (с 1959г. до смещения Хрущева в 1964г.) — когда преобладали отрицательные результаты. Это деление пра­вильное, хотя и упрощенное. Оно достаточно точно совпадает с двумя различными периодами правления Хрущева: первым, когда он боролся за главенство во враждебном ему коллегиальном руководстве, и втором, когда господствовал.

Первым планом развития страны, который не основывался больше лишь на индустриализации, стал семилетний план, принятый XXI съездом партии. С его помощью попытались, не тормозя роста страны, восполнить, хотя бы частично, серьезные нарушения равнове­сия, от которых страдало советское общество. Однако он остался весьма амбициозным.

В нем экономика программировалась в масштабах, несравнимых с прошлым опытом советского планирования. За 7 лет СССР должен был произвести столько же, сколько за предшествующие 40 лет. В конце 1962 г. Хрущев смог сказать, что всего за 4 года создан промышленный потенциал, превышающий все, что было построено за предвоенные пятилетки [25 стр. 57]. Может быть, это утверждение и преуве­личено, но оно дает представление о грандиозности нового плана. Когда он был завершен, о его целях высказывались отрицательно. Преемник Хрущева Брежнев говорил, что он был отражением во­люнтаризма и гигантомании его предшественника: ставились цели, которые превосходили реальные возможности страны. Это суждение сурово, но основано на более точном анализе[25 стр. 57].

Правда, не впервые цели плана оказывались преувеличенными. Тот, кто следил за нашими рассуждениями, знает, что и в пре­дыдущих планах крупные отрасли экономики, например сельское хозяйство или производство потребительских товаров, никогда не достигали планируемых уровней. Семилетний план вывел советскую экономику из застоя. Правительство осуществило крупные капитало­вложения: не намного меньше, говорил Хрущев, чем за весь пред­шествующий период, но с какими результатами? Для традиционных отраслей промышленности они были более чем значительными. В 1965 г. СССР произвел 507 млрд. кВт /час. электроэнергии, 243 млн. г нефти, 578 млн. г угля, 91 млн. т стати и 72 млн. г цемента. Эти цифры близки или слегка превышают плановые (американцы произве­ли соответственно: 1220, 285, 477, 122, 65) [31 стр. 237] Это сопоставление, не во всем выгодное для СССР, показывает, что промышленный по­тенциал обеих стран по некоторым отраслям промышленности значи­тельно сблизился. Если учесть существовавший в конце войны экономический разрыв. Советскому Союзу было чем гордиться. Однако советские люди не могли больше довольствоваться успехами, достигнутыми в некоторых основных отраслях, и это было большой проблемой. Сравнение между двумя великими промышленными эко­номиками не сводится к настолько простым отношениям.

Уже говорилось, что к концу планового срока намеченный индекс промышленного производства был превышен"'. Однако этот результат, спорный сам по себе из-за трудностей проверки, был теперь недоста­точным. Сами советские руководители говорили, что следует оце­нивать их успехи другими, совокупными показателями, более сложны­ми, полнее отражающими развитие экономики. Они же предпочли сосредоточить внимание на общем росте национального дохода. Этот рост оказаться ниже, по некоторым источникам — значительно ниже планируемого". Это означало, что наряду с ростом некоторых важ­ных отраслей отмечено новое отставание других. Развитие советской экономики оставалось, как и в прошлом, неравномерным, несмотря на многочисленные обещания правительства исправить копившиеся годами диспропорции.

Это явление проявилось достаточно рано. Уже в середине семиле­тия Хрущев знал и говорил о нем в одной из своих речей. Однако он не мог ничего сделать. Лучше других продолжали развиваться именно традиционные отрасли советской промышленности, которые, постоянно расширяясь, могли лучше обеспечивать свои интересы, и в первую очередь военное производство. Другим типичным примером, отмеченным Хрущевым, была металлургическая промышленность, а химия, которую уже принесли в жертву в прошлом, напротив, посто­янно отставала от планов, особенно по современной продукции: синтетическим волокнам, пластмассам, искусственным удобрениям, — в которой больше всего нуждалась советская экономика . Нельзя сказать, что вся намеченная структурная перестройка осталась на бумаге. В топливном балансе произошли изменения в пользу жидкого топлива. Значительно расширилась электрификация железных дорог [25 стр. 124]. Однако эти перемены были неудовлетворительны по сравнению с плановыми и еще больше — по сравнению с потребностями.

Решить сразу такие задачи значительно труднее, чем удовлетво­рить некоторые первоочередные потребности. В новых масштабах воспроизводились старые болезни советской экономики. Капитало­вложения распылялись по многим направлениям, выполнение зада­ний надолго затягивалось. Проявилась тенденция снижения рента­бельности [25 стр. 125]. Заводы работали неритмично. Качество большей части продукции было ниже аналогичной зарубежной. Целые отрасли инфраструктуры, например дорожная сеть или система коммуника­ций, оставались в зачаточном для развитой страны состоянии. В 1956 г. в СССР было 4,5 млн. телефонов, а в США — почти 90 млн. Наконец, с усилением комплексного характера экономики начали постепенно замедляться темпы промышленного развития.

В то время как мощь страны возросла достаточно, чтобы обеспе­чить активную внешнюю политику, уровень жизни повышался медленнее, чем ожидали лидеры и население. Все эти оценки, естест­венно, относительны. Прогресс все-таки был. и даже скромное по­вышение благосостояния было ощутимым по сравнению с прошлым. Получили распространение ранее недоступные блага — наручные часы, фотоаппараты, товары для дома, радио, а затем и телевизоры. Однако образ жизни советских людей оставался спартанским и из­менялся медленнее, чем позволяли надеяться перемены 1953— 1958 гг. Производство потребительских товаров росло не только медленнее промышленного производства, но и медленнее намеченных планом уровней. Ассортимент товаров расширяли, но их хронически не хватало: магазины были в запущенном состоянии, с длинными оче­редями людей, которые охотились за /дефицитными товарами, неожи­данно появляющимися в продаже. Эта повседневная действитель­ность поражала многих приезжающих в Москву иностранцев, хотя Москва — привилегированный город, в других ситуация была еще хуже. Нехватки усугублялись неподготовленностью промышленности к изменениям спроса на рынке, который никто никогда не изучал. Многие годы население получало лишь прожиточный минимум [25 стр.127]. Та­кая застарелая бедность бросалась в глаза больше, чем в прош­лом, потому что в более развитых странах, которые Советский Союз догонял, именно в эти годы происходил взрыв личного по­требления на базе нового технологического подъема.

50-е и начало 60-х гг. считаются самым успешным пери­одом в развитии советской экономики с точки зрения как темпов экономического роста, так и эффективности обще­ственного производства. Средние темпы экономического ро­ста— 6,6% в 50-е гг. и 5,3% в 60-е гг. — были беспреце­дентными за всю историю СССР. Советская экономика развивалась в русле общемировых тенденций: замедление тем­пов экономического роста и спад производства, вызванные сначала предвоенной депрессией, а затем войной и послево­енной реконструкцией, в 50-е гг. сменились в европейских странах и Японии длительной фазой экономического подъ­ема.

Гипотеза «наверстывания», весьма популярная в иссле­дованиях послевоенной экономики, предполагает, что зако­ны развития мировой экономической конъюнктуры подтал­кивают государства, пережившие длительную стагнацию, по­сле накопления необходимого потенциала догонять страны, вырвавшиеся за это время вперед (в послевоенном мире в роли безусловного лидера выступали США).

К началу 50-х гг. восстановительный период в СССР за­вершился, за эти годы был создан достаточный инвестици­онный и научный потенциал, позволивший в дальнейшем обеспечить высокие темпы экономического роста. Особенно успешно советская экономика развивалась во второй поло­вине 50-х гг.: в этот период повысилась эффективность ис­пользования основных производственных фондов в промыш­ленности и строительстве, быстро росла производительность труда в ряде отраслей народного хозяйства. Повышение эф­фективности производства способствовало значительному росту внутрихозяйственных накоплений, за счет этого стало возможно более полноценно финансировать непроизводст­венную сферу. На осуществление социальных программ бы­ла также направлена часть средств, полученных в результате сокращения расходов на оборону.

Постепенное переключение внимания с накопления на потребление можно рассматривать как начало - преобразова­ния сталинской модели экономического развития, основан­ной на идее ускоренной индустриализации.

Несмотря на обилие реорганизаций, пик которых пришелся на 1957—1962 гг., они не изменили кардинально советской экономической си­стемы. Даже рассуждая о «революционной перестройке», Хрущев не думал трогать основы — государственную собст­венность и плановую экономику.

Созданная в 20—30-е гг. государственная система (и со­ответствующая ей экономика) воспринималась Хрущевым, и не только им, как правильная, в развитии которой, однако, время от времени появляются отдельные «ненормальности». Их и нужно исправлять.

Как человек, прошедший большую школу партийной ра­боты снизу доверху, Хрущев почти во всех своих начинаниях стремился действовать по - партийному. При этом безусловный приори­тет отдавался организационному фактору и коммунистиче­ской сознательности.

Трудности и проблемы экономического развития объяснялись прежде всего недо­статками руководства и управления — излишней бюрокра­тизацией, сверх-централизацией и т.п. Отсюда одни из самых громких начинаний 50—60-х гг. — борьба с бюрократизмом и ряд реорганизаций, призванных дать больше экономиче­ской самостоятельности республикам и регионам [5 стр. 140]. Оба явле­ния — и возросший бюрократизм в работе государственного аппарата, и излишняя централизация управления — дейст­вительно, существовали как реальное «зло» и были тесно связаны между собой. Процедура планирования, составления бюджетных и любых других документов была громоздкой и малоэффективной.

Принятый порядок согласования интересов и полномо­чий различных ведомств создавал много проблем как для управляющих, так и для управляемых.

Страна бы­ла разделена на несколько крупных экономических районов, для управления которыми создавались Советы народного хо­зяйства (совнархозы).

Первые результаты реформы были вполне обнадеживаю­щими: уже в 1958 г. прирост национального дохода составил 12,4% по сравнению с 7% в 1957 г. Однако уже тогда спе­циалисты сделали интересное наблюдение: основной при­рост пришелся на период, когда предприятия остались «бес­хозными», т.е. министерства были упразднены, а совнархозы еще не успели вникнуть в суть дела [25 стр. 95]. В дальнейшем начались проблемы, одна из которых заключалась в том, что внутри совнархоза взаимосвязь между предприятиями складывалась в целом благополучно, тогда как в отношениях с предприя­тиями «чужого» совнархоза постоянно возникали трудности. Тогда эту проблему называли местничеством и часто списы­вали за счет «несознательности» руководителей совнархо­зов.

Но дело было не только в разногласиях типа «свое» — «чужое»: переход на новую систему управления, сопровож­давшийся упразднением центральных министерств, оставил практически неприкосновенной существующую до реоргани­зации систему производственных связей, так называемый принцип сложившейся кооперации.

Реорганизации верхнего эшелона управления сопровож­дались дальнейшими попытками совершенствования низово­го звена: в русле этих попыток можно рассматривать разде­ление партийных органов по производственному принципу на промышленные и сельскохозяйственные (ноябрь 1962 г.). Однако эта реорганизация оказалась еще более недолговеч­ной, чем совнархозы.

Достигнутые высокие темпы экономического роста дей­ствительно могли создать иллюзию, что путь наиболее эф­фективного развития экономики уже найден. Между тем, как считает, например, экономист Г.И. Ханин, проведенные в 50-е гг. мероприятия по повышению эффективности ис­пользования ресурсов носили краткосрочный, зачастую тех­нический характер.

Не было найдено устойчивых глубинных факторов повышения эффективности производства, которые могли бы действовать и после исчерпания прежних факторов. Падение темпов экономического роста уже с начала 60-х гг. стало реальностью. Это обстоятельство в числе других, возможно, заставило Хрущева от идеи реорганизации управления по­вернуться к идее экономической реформы.

Начало 60-х гг. с точки зрения развития экономической ситуации в стране было не таким благоприятным, как преды­дущее десятилетие. Высокие темпы экономического роста, сопровождавшиеся, особенно во второй половине 50-х гг., повышением эффективности производства, заметными до­стижениями в ряде областей науки и техники, расширением сферы потребления и т.д., в начале 60-х гг. стали уменьшать­ся. (Согласно данным ЦСУ СССР, в 1963 г. по сравнению с 1962 г. снизился прирост национального дохода с 5,7 до 4,0%, продукции промышленности — с 9,7 до 8,1%, а вало­вая продукция сельского хозяйства составила 92,5% от уров­ня 1962 г.) Объяснение возникших проблем традиционными недостатками руководства после стольких реорганизаций, направленных на их устранение, вряд ли выглядело убеди­тельно (последняя попытка такого рода относится к ноябрю 1962 г., когда партийные и советские органы разделились по производственному принципу) [31 стр. 239].

Экономическая ситуация требовала научного осмысле­ния, критического анализа, с тем чтобы не только поставить объективный диагноз современному состоянию экономики, но и определить принципы ее развития на будущее [31 стр.98]. Необходимость подключения научной мысли к разработке экономи­ческой политики стал понимать и сам Хрущев: при его не­посредственной поддержке в начале 60-х гг. начались эконо­мические дискуссии.

Первая из них коснулась далеких от практической эко­номики проблем и была посвящена общим вопросам полит­экономии социализма. В конкретном плане дискуссия скон­центрировалась на проблемах развития научного курса по­литэкономии социализма, который, как было признано, давно нуждался в совершенствовании.

По мнению «большинства», совершенствование заключа­лось главным образом в структурных изменениях схемы по­строения курса. Те, кто видел глубинные пороки экономиче­ской теории, обусловленные ошибочностью подходов к ана­лизу социалистической экономики как таковой, остались в меньшинстве. Более того, их встречали буквально в «штыки» как покушавшихся на достижения отечественной науки. До­статочно было даже такому признанному экономисту, как Л.А. Леонтьев, высказать мысль о застойных явлениях в развитии экономического знания после 20-х гг., — его пози­ция почти сразу же подверглась коллективному осуждению. Логика «большинства» была проста: раз социализм, как счи­талось, уже построен, значит, была и есть теория его постро­ения, т.е. наука. Наука как бы освещалась самим фактом построения социализма, независимо от результатов и цены этого строительства. «Меньшинство» же предпочитало заду­мываться именно о цене и результатах уже сделанного и еще больше — о содержании и направлениях предстоящей эко­номической работы [17 стр. 98].

В этом плане определенный интерес представляют мысли Л.Д. Ярошенко, который в ходе дискуссии 1951г. был под­вергнут критике Сталиным и осужден, как и другие ученые, оказавшиеся в оппозиции официальной точке зрения. Есте­ственно, что в то время Ярошенко так и не добился обнаро­дования своих идей. Что же изменилось десять лет спустя — уже после публичной критики сталинской работы «Эко­номические проблемы социализма в СССР» и самой дискус­сии 1951 г.? В конце 1961 г. в журнале «Коммунист» появи­лась статья, в которой позиция Ярошенко по-прежнему была отнесена в разряд «порочных», а автор упрекался в стремле­нии «ликвидировать политическую экономию», подменив ее «богдановщиной». Статья, подписанная Л. Гатовским, почти дословно воспроизвела формулировки, данные Сталиным в «Экономических проблемах...». Мы останавливаемся на судь­бе Ярошенко вовсе не потому, что считаем его концепцию совершенной (любая научная теория нуждается в обстоя­тельном разборе), просто здесь, как в зеркале, отразились судьба научного поиска и особенности развития науки в тот период.

В чем же конкретно выражалась названная «немарксист­ской» точка зрения Ярошенко на проблемы политэкономии социализма?

«...Ключ к правильному теоретическому решению основных вопросов политэкономии социализма, — писал Ярошен­ко, — я вижу в признании того, что в условиях социализма и коммунизма не существует потребности отраслей на­родного хозяйства в рабочей силе, а существует по­требность людей, работников в отраслях хозяйства.

Человек как цель экономического прогресса, а не абст­рактная «производительная сила» или «трудовой ресурс» — в этом подходе суть поворота, который должен был опреде­лить доминанту в развитии и экономической теории, и хо­зяйственной практики. И не в последнюю очередь — опре­делить место и роль экономической науки в реальной поли­тике. Разность позиций по этому вопросу сам Ярошенко понимал так: «Политическая экономия в условиях социализ­ма изучает и объясняет социалистический способ производ­ства. Изучает и объясняет существующее — точка зрения Л. Гатовского и его единомышленников. Политическая эконо­мия социализма разрабатывает теорию развития социалисти­ческого способа производства, теорию развития действитель­ного и с этой точки зрения изучает социалистический способ производства — точка зрения Л. Ярошенко» [25 стр. 126]

Можно было бы рассуждать о преимуществах и ограни­ченности того или иного подхода к проблемам развития эко­номической теории. Однако эти рассуждения вряд ли имели смысл в тех условиях, когда монополия «большинства» фак­тически закрывала право на существование другой точки зрения. Такой способ разрешения общих вопросов не мог не сказаться и на результатах разрешения более частных воп­росов.

Частные вопросы касались конкретных проблем хозяйст­венной практики, организации производства, стиля и мето­дов управления. Все они в конце концов сосредоточились на одной задаче: как обеспечить максимальную эффективность работы предприятий, при которой рост производства сопровождался бы постоянным улучшением качества продукции? Этой проблемой экономисты занимались давно, но с начала 60-х гг. их выступления уже приобрели характер целенаправ­ленной дискуссии. Предметом спора стали предложения харьковского экономиста Е.Г. Либермана, сделанные им на основе анализа опыта работы Экономической лаборатории Харьковского совнархоза и опубликованные в 1962 г. в жур­нале «Вопросы экономики», а затем и в «Правде» (статья «План, прибыль, премия). В обобщенном варианте эти пред­ложения сводились к следующему:

1. Современный порядок планирования работы предпри­ятий не заинтересовывает их в эффективной, качественной работе. Одна из причин такого положения — ограничение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий.

2. Задача расширения инициативы и самостоятельности
предприятий может быть решена на основе использования
принципа «долевого участия в доходе»: чем больше ценностей создало предприятие для общества, тем большая сум­ма должна отчисляться в его поощрительный фонд, незави­симо от того, произведены эти ценности в рамках плана или сверх него.

Принцип «долевого участия» реализуется в форме пла­нового норматива длительного действия по рентабельности производства. Формирование нормативов происходит дифференцированно по различным отраслям и группам пред­приятий, находящимся примерно в одинаковых естественных
и технических условиях.

Использование нормативов длительного действия позволит оценивать работу предприятий по конечной эффективности, а не по большому числу показателей, деталь­ но регламентирующих хозяйственную жизнь предприятий.

Дело не в показателях, а в системе взаимоотноше­ний предприятия с народным хозяйством. Необходимы существенные коррективы в порядке планирования производства сверху донизу.

Усилить и улучшить централизованное планирование путем доведения обязательных заданий только до совнархозов. Ликвидировать практику разверстки заданий сов­нархозами между предприятиями «по достигнутому уровню».

7.Планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью со­ставляются самими предприятиями.

8. Необходимо разработать порядок использования еди­ных фондов поощрения из прибылей предприятий, имея в виду расширение прав предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного поощрения.

Идеи Е. Либермана представляли собой попытку созда­ния концепции «сквозного» совершенствования хозяйствен­ного механизма сверху донизу — от реорганизации центра­лизованного планирования до разработки экономических ос­нов развития производственного самоуправления (принцип «долевого участия»).

Идею «сквозной» экономической реформы разрабатывал тогда целый ряд экономистов. В одном из наиболее прорабо­танных вариантов ее представлял В.С. Немчинов. В его ра­ботах мысль о переводе экономики на научные основы уп­равления проводилась в предложениях по построению пла­новых моделей народного хозяйства (модели расширенного воспроизводства, модели отраслевого и территориального общественного разделения труда, модели планового ценооб­разования и др.), с помощью которых стал бы возможен расчет различных балансов и оптимумов, в том числе и оп­ределение оптимального режима экономического развития на тот или иной период [26 стр.157].

«Составление плана — дело расчетное, иное дело — его выполнение», — утверждал В.С. Немчинов, обосновывая це­лесообразность доведения до предприятий минимального числа плановых показателен, исключая из них большинство, необходимых только как расчетные. Он же активно отстаи­вал идею введения платы за основные фонды предприятия, перевода материально-технического снабжения на принципы оптовой торговли, переориентации работы экономики с про­межуточных на конечные результаты.

Во время дискуссии по статье Е. Либермана именно Не­мчинов призывал коллег к лояльности и взаимопониманию: «Главное в нашей дискуссии — это выявить, что объединяет сторонников различных точек зрения по обсуждаемому воп­росу. Если же мы будем без конца наслаивать наши разно­гласия, решение этого вопроса не сдвинется с мертвой точ­ки». Решение вопроса между тем все-таки сдвинулось, прав­да, не совсем в том направлении, которое было предложено в начале обсуждения. Дискуссия незаметно сосредоточилась на одной проблеме — проблеме материального стимулирова­ния (привлечение внимания общественности к этому вопро­су было признано фактически единственным достоинством выступления Либермана). Научный совет по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при Академии наук СССР на своем заседании признал «схему Е.Г. Либермана» в принципе неприемлемой, поскольку ее автор, «нарушив меру и необходимые пропорции, доводит ряд 'правильных положений до такой их трактовки, которая вме­сто пользы сулит отрицательные последствия».

Справедливости ради надо отметить, что в критике было и рациональное зерно, например, когда речь шла о недопу­стимости абсолютизации того или иного показателя учета и оценки работы предприятий. Однако главный пункт обвине­ний, предъявленных Либерману, заключался в другом: его упрекали не более и не менее как в покушении на основу основ социалистической экономики — централизованное го­сударственное планирование. Здесь мы подходим к очень важному моменту — важному для понимания не только эко­номической дискуссии первой половины 60-х гг., но и осо­бенностей последовавшей за ней экономической реформы.

Парадоксы хозяйственной реформы 1965г., половинча­тый характер экономических реорганизаций послевоенного времени отнюдь не случайны, если рассматривать их с точки зрения объективных и субъективных пределов возможного [17 стр. 129]. Применительно ко времени 60-х объективная потребность обновления экономической стратегии столкнулась с наличи­ем серьезных барьеров субъективного порядка, которые не позволили провести тогда радикальные преобразования. Эти барьеры создавались прежде всего господствующей экономи­ческой концепцией. Ее стержневая идея, основанная на про­тивопоставлении «либо план, либо рынок», определяла осо­бое место централизованного государственного планирова­ния в системе экономических отношений, при котором все споры по вопросу хозяйственной самостоятельности произ­водственных звеньев становились простой формальностью или определенной данью времени перемен. Известна пози­ция Хрущева, который считал, что «единое централизован­ное планирование... в социалистическом хозяйстве... должно быть обязательно... Иначе надо обращаться к рынку, тогда... уже не социалистические отношения между предприятиями на основе единого плана, а рыночные... Это — спрос и пред­ложение. Но это уже элементы капиталистические...». И де­ло здесь даже не в личной позиции Хрущева, а в том, что, согласно существовавшей политической традиции, личная точка зрения лидера — это уже официальная установка, оп­ределяющая направление развития и хозяйственной практи­ки, и хозяйственного мышления. Были попытки выйти за рамки старой экономической концепции. Академик В.С. Немчинов, например, выступая против «коронации» централизованного планирования, в 1964 г. писал: «В современных условиях система всеобъем­лющего и всеохватывающего планирования вступает в про­тиворечие с действительностью. Хозяйственный процесс не­прерывен. Он неадекватен процессу планирования... народ­ного хозяйства» [12 стр. 74]. Эту истину хорошо понимали некоторые хозяйственники, которые приходили к осознанию ограничен­ности принципов плановой разверстки в результате долго­летнего практического опыта. Они высказывались за прак­тическую апробацию идей Е. Либермана, а руководители Воронежского совнархоза, например, выступили с конкрет­ным предложением «при участии научных работников инс­титутов, в порядке опыта применить на ряде своих предпри­ятий предложения, выдвинутые в статье «План, прибыль, премия». Но опыт, эксперимент получали право на жизнь лишь в том случае, если они не выходили за рамки общепри­нятой экономической концепции. Отсюда — бесконечные призывы к «совершенствованию», «развитию», «улучшению» хозяйственной практики, и отсюда же — невозможность со­стыковать неприкосновенность единого централизованного планирования с борьбой против постоянного вмешательства центральных ведомств в деятельность производственных коллективов. В результате «банк идей», созданный усилиями отечественных экономистов, в наиболее конструктивной ча­сти оказался неработающим. Предложения по организации оптовой торговли средствами производства, гибкого ценооб­разования, прямых договорных связей и др., направленные на развитие социалистического товарного производства, по­лучились заведомо обреченными, поскольку их не к чему было приложить. Существующая экономическая теория их активно отторгала, новой создано не было. Дальнейший эко­номический поиск попадал таким образом в логический ту­пик: с одной стороны, он направлялся идеей использования стоимостных рычагов в социалистическом хозяйстве, но с другой — существовала непререкаемая позиция, отрицаю­щая связь социалистической экономики с рыночным меха­низмом (а значит, и с законом стоимости). По-видимому, не найдя выхода из этого тупика, экономическая мысль стала дробиться, склоняться к детализации: экономическая дискус­сия, охватившая вначале широкий спектр проблем, постепен­но сужалась до спора о показателях эффективности, о «глав­ном» показателе, а затем приобрела ярко выраженную анти-валовую направленность. В результате уже на стартовом уровне возможности бу­дущей экономической реформы оказались существенно за­ниженными. Политическая ситуация после отставки Хруще­ва в октябре 1964г. тоже не способствовала углублению творческого поиска. Самая крупная за послевоенный период реформа опоздала, так как ее практическое воплощение при­шлось на тот момент, когда наиболее благоприятное, с точки зрения состояния общественной атмосферы, время для осу­ществления реформ осталось уже позади [12 стр. 82].

Раздел II. Изменения в сфере сельского хозяйства.

Со второй половины 1953г. по конец 50-х годов в СССР были проведены реформы, которые благотворно отразились как на темпах развития народного хозяйства, так и на благосостоянии народа.

Главная причина успеха реформ состояла в том, что они возродили экономические методы руководства народным хозяйством и были начаты с сельского хозяйства, а потому получили широкую поддержку в массах. Главная причина поражения реформ - они не были подкреплены

Демократизацией политической системы. Сломав репрессивную систему, не тронули ее основу - командно-административную систему. Поэтому уже через пять-шесть лет многие реформы начали сворачиваться усилиями как самих реформаторов, так и мощным административно-управленческим аппаратом, номенклатурой. Для того чтобы предстать перед страной носителями обновленного подхода, преемники Сталина имели только одно средство: они должны были объявить, что наконец-то пришел час пожать плоды всех прошлых усилий и понесенных жертв, время создать в стране большее благосостояние для всех. Это новое направление в развитии экономики было провозглашено в начале августа 1953г. в речи Маленкова в Верховном Совете. Он говорил, что в прошлом было необходимо думать прежде всего о росте тяжелой индустрии для создания экономического могущества СССР и облегче­ния его военной безопасности; ныне возникла возможность увеличить выпуск потребительских товаров и направить на развитие легкой про­мышленности больше капиталовложений, с тем чтобы стимулировать ее ускоренное развитие. В течение двух-трех лет необходимо обеспе­чить население достаточным количеством продуктов питания и других товаров первой необходимости; это, говорил Маленков, «задача безот­лагательная» [12 стр. 407].

Едва приступив к пересмотру экономической политики, новое ру­ководство вынуждено было констатировать, что никакое улучшение уровня жизни невозможно, если не будет найдено средство, чтобы положить конец деградации сельского хозяйства. В 1953г. большинство населения по-прежнему продолжало жить в деревне[12 стр. 407]. То, что дела идут плохо, было ясно еще до смерти Сталина, хотя никто не имел достаточно смелости заявить об этом публично. Колхозы и совхозы не только не имели каких-либо успехов в развитии, но и все бо­лее очевидными становились признаки их дальнейшего упадка. Спе­циальные комиссии, изучавшие эти проблемы, искали средство лече­ния их болезней, не идя далее предложений различных паллиативов; если они и указывали в ряде случаев на существо вопроса, то не были в состоянии разрешить его. В 1953 г. положение еще более ухудши­лось: страна вынуждена была растрачивать свои скудные запасы и ис­черпала их в значительной степени. Призрак нового голода стоял на пороге. Маленков признал, что проблема весьма серьезна: было объ­явлено о проведении ряда реформ; впервые за долгие годы генеральное направление аграрной политики СССР подвергалось модификации.

Первые изменения касались мельчайших индивидуальных участков колхозников. Было проведено значительное облегчение налогового бремени для этих хозяйств: налоги на них были уменьшены вдвое, а все долги по прежним выплатам списаны. Величина налоговых ставок была унифи­цирована в соответствии с единым критерием, базирующимся на оцен­ке величины и качества тех мелких кусков земельных угодий, кото­рые находились в распоряжении крестьян, безотносительно к тому, какое использование им было дано (то есть во внимание не принима­лось, имеется или нет у крестьянина фруктовый сад, держит он молоч­ную корову или нет) [12 стр. 407]. Впервые за два десятилетия тягостное бремя, которое несло сельское население, было заметно облегчено. Это дало немедленный политический эффект. Реформа, одобренная той же сес­сией Верховного Совета, сравнивалась с введением нэпа в мелком масштабе: более оправдано было бы определить ее как возвращение к компромиссу, уже существовавшему в отношениях с колхозниками в середине 30-х гг., который был затем шаг за шагом разрушен сталин­ской политикой²⁵. Вторая реформа затронула коллективные хозяй­ства: закупочные цены на мясо, молоко, шерсть, картофель и овощи были подняты [12 стр. 407].

Вскоре после своего возвращения в Москву в конце 1949г. Хру­щев стал инициатором слияния и укрупнения колхозов. Он выдвинул в дополнение к этой первой реформе программу реконструкции деревень. В соответствии с ней мелкие, далеко отстоящие друг от дру­га деревни следовало сконцентрировать в поселки больших размеров и старые избы заменить современными жилищами, постепенно снаб­див их удобствами, водопроводом и электричеством" [12 стр. 408]. С одной стороны, его усилия были направлены на борьбу за обновление сельской жизни, что было одной из наиболее острых потребностей советской деревни; с другой — он был склонен к утопическим планам, которые никак не соответствовали реальному положению в колхозах того периода.

Сентябрьский Пленум рассматривал все вопросы сельского хозяйства в целом, не останавливаясь специально на зерновой проблеме. Но зерновая проблема не была решена; напротив, она-то и была наиболее тяже­лой в том смысле, что ее решение было предпосылкой для урегулирования всех других трудностей. Речь шла не только о том, чтоб) гарантировать населению кусок хлеба, хотя и это еще не было сделано окончательно, но дело было и в обеспечении животноводства кормами, без которых не могло быть в достатке ни мяса, ни шерсти,; ни яиц. Если же к объему внутренних потребностей добавить еще' и международные запросы, то необходимо было в целом по край-1 ней мере удвоить производство зерна только хотя бы для того, чтобы иметь возможность увеличить его экспорт, пусть даже исключительно в союзные страны [12 стр. 410].

После неурожая 1953г. ситуация стала настолько серьезной, что стали необходимыми чрезвычайные решения. Сами крестьяне стали приезжать в города, чтобы купить хлеб. Для того чтобы добиться немедленного сдвига к лучшему, мер, принятых в сентябре, как бы важны они ни были, было недостаточно; в лучшем случае они могли принести плоды лишь через годы. Повышение урожайности земель­ных угодий требовало удобрений, ирригации, технического оснаще­ния, то есть именно того, что не может быть создано в один день. Крайняя срочность поиска выхода диктовалась также и тем, что было принято решение, по которому не следует более обеспечивать го­сударственные закупки зерна, раздевая донага колхозы. Под давле­нием этих неотступных бед и созрела у Хрущева и его советников идея ввести в производство широкие просторы пригодных для пахоты земель, которые находились в полузасушливой зоне на востоке стра­ны и в то время оставались неиспользованными (в Заволжье, Сиби­ри и Казахстане). Работа должна была принять характер массового штурма. Проект первоначально обсуждался с делегатами из Ка­захстана, приехавшими в Москву на сентябрьский Пленум, затем на различных встречах с экспертами [12 стр. 410]. В Президиуме ЦК с самого начала возникли определенные сомнения в возможности получения эффективного результата. Предложение было принято ввиду отсутст­вия какой-либо альтернативы; по своему объему мероприятию пред­полагалось придать умеренные масштабы. Программа была доведена до общественности и обсуждалась в течение января и февраля 1954г., затем ее окончательно одобрил новый Пленум Центрального Комитета: в этой своей первой версии она предусматривала освоение 13 млн. га целинных земель" [12 стр. 410].

Освоение целины отодвинуло возрождение старопахотных земледельческих районов России. И все же начальный этап освоения целины останется в истории как подлинная эпопея труда, как реальный всплеск энтузиазма, как яркая черта времени, когда страна шла к историческому повороту, совершенному ХХ съездом партии.

Страна жила обновлением. Проходили многочисленные совещания с участием работников промышленности, строительства, транспорта. Само по себе это явление было новым - ведь раньше все важнейшие решения принимались в узком кругу, за закрытыми дверями. На совещаниях открыто говорилось о необходимости перемен, об использовании мирового технического опыта.

Поскольку на местах не было достаточного количества рабочих рук, необходимо было доставить их из других областей. Были исполь­зованы финансовые меры стимулирования переезда на целину целых семей. Но условия, в которых они вынуждены были селиться и осваи­ваться на новом месте, были чрезвычайно тяжелыми. Поэтому с призывом обратились к молодежи: по своему характеру эта инициа­тива напоминала аналогичные обращения к предыдущему поколе­нию, когда отцов нынешней молодежи призывали на работу на круп­нейшие стройки первой пятилетки. Новизна предприятия, идея, что наконец-то предстоит работать для создания изобилия, экономичес­кие стимулы и просто желание изменить течение своей жизни побудили многих отправиться в путь: около 300 тыс. добровольцев, основная часть которых была в возрасте до 25 лет, приняло участие в движении. Они составили основное ядро целинников. Им предстоя­ло распахать и засеять колоссальные просторы степей. К моменту жатвы к ним должны были присоединиться солдаты и студенты, чтобы осуществить сбор урожая. Первоцелинников ждала трудная жизнь. Они разместились в палатках или в железнодорожных ваго­нах, изъятых из употребления, еще в то время, когда бушевали по­следние зимние бураны, и начали свою работу, не дожидаясь, когда будут построены более надежные жилища. Почти все тракторы, произведенные в 1954г. в СССР, были направлены в эти области. С самого начала было ясно, что распашка новых земель не давала окончательного решения. Она являлась лишь средством выхода из критического положения и имела целью позволить стране набрать дыхания, для того чтобы привести в порядок основные сельскохозяй­ственные районы. Однако и у Хрущева, и у его окружения наблю­далась склонность переоценивать эффективность этой меры.

В осуществлении этого проекта чувствовалось стремление сделать все очень быстро. Земли для распашки были подобраны в течение нескольких недель, и не всегда удачно. Пахота была проведена без глубокого изучения почв; дополнительные трудности были порожде­ны тем, что машины, которых и так не хватало, были не приспособ­лены к новым условиям; они часто ломались и работали плохо. В 1954г. пахотные работы велись в течение всего лета и в начале осени. Сев удалось провести на площади лишь в 3,6 млн. га. [12 стр. 413] Урожай оказался довольно хорошим (около 9 ц. с га). Как только были по­лучены эти первые результаты, Хрущев предложил и добился реше­ния о дальнейшем расширении программы, с тем чтобы в 1956 г. площадь освоения целинных земель охватила 28—30 млн. га, хотя эта инициатива встречала растущую оппозицию со стороны ряда его коллег [12 стр. 413]

В этих условиях в конце 1958г. По инициативе Н.С.Хрущева принимается решение о продаже сельскохозяйственной техники колхозам. Дело в том, что до этого техника находилась в руках машинно-тракторных станций (МТС). Колхозы имели право покупать только грузовые автомобили. Такая система сложилась с конца 20-х годов и являлась следствием глубокого недоверия к крестьянству в целом, которому не позволено было владеть сельхозтехникой. За использование техники колхозы должны были расплачиваться с МТС натуроплатой.

Продажа техники колхозам положительно сказалась на сельскохозяйственном производстве далеко не сразу. Большая часть их оказалась не в состоянии сразу купить и выплачивала деньги в рассрочку. Это поначалу ухудшило финансовое положение значительной части колхозов и породило известное недовольство. Другим отрицательным последствием была фактическая потеря кадров механизаторов и ремонтников. до этого сосредоточенный в МТС По закону они должны были перейти в колхозы, но это означало для многих из них понижение жизненного уровня, и они находили себе работу в районных центрах, городах. Отношение к техники ухудшилось, так как колхозы не имели, как правило, парков и укрытий для ее хранения в зимнее время, да и общий уровень технической культуры колхозников был еще низок.

Сказывались и традиционные недостатки в ценах на сельскохозяйственную продукцию, которые были чрезвычайно низки и не окупали затрат.

Но не обсуждалось главное - необходимость предоставления крестьянству свободы выбора форм хозяйствования. Господствовала непреклонная уверенность в абсолютном совершенстве колхозно-совхозной системы, находящейся под пристальной опекой партийно-государственных органов.

Но какое-то решение найти было нужно. Будучи с визитом в США в 1959г. Хрущев побывал на полях американского фермера, который выращивал гибридную кукурузу. Хрущев был буквально пленен ею. Он пришел к выводу, что поднять "мясную целину" можно, лишь решив проблему кормопроизводства, а та в свою очередь опирается в структуру посевных площадей.

Вместо травополья надо перейти к широким и повсеместным посевам кукурузы, которая и зерно дает, и зеленую массу на силос. Там же, где кукуруза не растет, решительно заменять руководителей, которые "сами засохли и кукурузу сушат" [12 стр.416]. Хрущев с большим рвением стал внедрять кукурузу в советское сельское хозяйство. Ее продвигали вплоть до Архангельской области. Это было надругательством не только над вековым опытом и традициями ведения крестьянского сельского хозяйства, но и над здравым смыслом. Вместе с тем покупка гибридных сортов кукурузы, попытка внедрения американской технологии ее возделывания в тех районах, где она могла дать полноценный рост, способствовали приращению зерна и корма для скота, действительно помогали справиться с проблемами сельского хозяйства.

На сельское хозяйство, как и прежде, давили стереотипы рапортомании, стремления аппаратных работников добиться значимых показателей любым, даже незаконным путем, без осознания негативных последствий.

Сельское хозяйство оказалось на грани кризиса. Увеличение денежных доходов населения в городах стало опережать рост аграрного производства. И вновь выход был, казалось, найден, но не в путях экономических, а в новых бесконечных реорганизационных перестановках. В 1961г. было реорганизовано Министерство сельского хозяйства СССР, превращенное в консультативный орган. Хрущев сам объезжал десятки областей, давая личные указания, как вести сельское хозяйство. Но все его усилия были тщетны. Желаемого рывка так и не произошло. У многих колхозников подрывалась вера в возможность изменений.

Усиливался отток сельского населения в города; не видя перспектив, деревню стала покидать молодежь. С 1959г. возобновились гонения на личные подсобные хозяйства. Было запрещено иметь скот горожанам, что выручало снабжение жителей маленьких городов. Затем гонению подверглись хозяйства и сельских жителей. За четыре года поголовье скота в личном подворье сократилось в два раза. Это был настоящий разгром только начавшего

оправляться от сталинщины крестьянства. Снова зазвучали лозунги, что главное общественное, а не личное хозяйство, что главным врагом являются "спекулянты и тунеядцы", торгующие на рынках. Колхозники были изгнаны с рынков, а настоящие спекулянты начали вздувать цены [12 стр. 416].

Однако чудо не наступило, и в 1962г. правительство приняло решение стимулировать животноводство повышением в полтора раза цен на мясо. Новые цены не увеличили количества мяса, но вызвали волнения в городах. Наиболее крупное из них в г.Новочеркасске подавили силой оружия. Были жертвы.

Были в стране и сильные, зажиточные хозяйства, возглавлявшиеся умелыми руководителями, умевшими ладить как с начальством, так и с подчиненными. Но они существовали скорее вопреки сложившейся ситуации. Трудности в аграрном секторе нарастали. В следующем году возникли перебои не только с мясом, молоком и маслом, но и с хлебом. Длинные очереди с ночи выстраивались у хлебных магазинов. Ширились антиправительственные настроения. И тогда было решено выйти из кризиса с помощью закупок американского зерна. Эта временная мера стала органической частью государственной политики вплоть до кончины СССР. Золотые запасы Советского Союза использовались для поддержки, укрепления и развития американских фермерских хозяйств, в то время как хозяйства собственных крестьян подвергались гонению. Зато организаторы этого "обмена" получили новый, казалось, неиссякаемый источник личного обогащения.

Семилетний план развития народного хозяйства ( 1959-1965 гг. ) в части развития сельскохозяйственного производства был провален. Вместо плановых 70 процентов рост составил лишь 15 процентов [12 стр. 416].

Раздел III. Реформы в сфере промышленности.

Таким образом, в 50-е годы, несмотря на объективные и субъективные трудности, ошибки и просчеты в управлении, удалось существенно продвинуться вперед в решении тех трех глобальных проблем, которые так настойчиво и тревожно заявили о себе в начале 50-х.

В феврале 1956 года XX съезд партии поручил подготовить к следующему съезду проект новой Программы КПСС, которая должна была определить перспективу непосредственно коммунистического строительства. Однако в намеченный срок завершить работу не удалось. Здесь уже одного житейского опыта и обыденного сознания было недостаточно. Для подготовки конкретных материалов было образовано несколько комиссий, в состав которых вошли ученые и практики. Среди ученых и плановых работников в то время преобладали оптимистические прогнозы, отражавшие господствующие массовые настроения относительно исхода экономического соревнования с США. Так, в 1957 году председатель Госплана И. Кузьмин заявлял: «… в ближайшие 15 лет СССР превзойдет абсолютный объем производства США, даже с учетом роста американской экономики» [10 стр. 13].

В 50-е годы советская экономика продолжала динамично развиваться, выигрывая время в экономическом соревновании с лидером капитализма – США. Если на предыдущих этапах США имели относительно невысокие темпы роста по сравнению с СССР, но все же сохраняли преимущество по абсолютным размерам прироста производства, то в 50-е годы ускоренное развитие экономики СССР характеризовалось не только опережающей скоростью, но и более высокими абсолютными размерами прироста по ряду важных видов промышленной продукции, а также в суммарном, денежном выражении.

Среднегодовой прирост и производства отдельных видов продукции в СССР и США за 1951-1958 гг.

Как видно из таблицы, СССР в 50-х годах опережал США по абсолютному приросту производства многих важных сырьевых и топливных продуктов. Исключение составляла электроэнергия. Конечно, возникал вопрос и о соотношении качества развития обрабатывающей промышленности, прежде всего машиностроения. Однако экономисты считали, что эти вопросы исходные предпосылки – увеличить первичные материальные ресурсы.

Следует отметить, что к началу 60-х годов несколько изменились и оценки, которые давали американские советологи относительно вероятного исхода экономического соревнования СССР и США. Если американские эксперты раньше подчеркивали, что СССР будет «намного» и «неопределенно» долго отставать от США, то в последующих оценках они вынуждены были признать, хотя и с рядом оговорок, тот факт, что СССР стал догонять США по производству продукции в целом и в расчете на душу населения.

Надо признать, что приведенные в докладе ведущих экономических институтов данные о темпах развития и сроках победы в мирном соревновании опирались в большей степени на желание как можно скорее превзойти США и на веру в почти неограниченные возможности нового строя и в меньшей степени на трезвый анализ и исследования факторов, способствующих или, наоборот, тормозящих экономический рост [24 стр. 65].

Основные надежды возлагались на дальнейшие преобразования материально-технической базы:

Всеобщая электрификация народного хозяйства, всех сфер общественного труда и быта, при рациональном использовании доступных обществу энергетических источников;

Полная комплексная механизация труда и широкое применение крупного машинного производства;

Всесторонняя химизация промышленности и сельского хозяйства;

Рациональное комплексное использование в производстве всей совокупности материалов как данных природой, так и преобразованных и синтезированных в процессе переработки;

Внедрение наиболее рациональных, технически прогрессивных систем производственной технологии промышленности и других отраслей материального производства;

Рациональное, гармоничное территориальное размещение производства, обеспечивающее комплексное всесторонне развитие всех районов страны при их целесообразной специализации.

В докладе также указывалось, что вместе с созданием материально-технической базы и на его основе будут происходить глубокие изменения в характере главной производительной силы общества – трудящихся, в уровне знаний, производственном опыте и навыках, в трудовых функциях. Изменения характера и уровня производительных сил в докладе рассматривалось как главный фактор развития системы социалистических производственных отношений и, прежде всего их основы – собственности в двух ее формах – общенародной и колхозно-кооперативной. Закономерным считался процесс постепенного повышения колхозно-кооперативной собственности до уровня общенародной.

Имелось в виду также, что вместе с развитием новой материальной базы и отношений собственности будут совершенствоваться социалистические формы распределения по труду, подготавливаться и развиваться формы коммунистического распределения. Также предполагалось крутой подъем уровня жизни народа и создание наивысшего в мире уровня народного благосостояния.

При подготовке проекта новой Программы все материалы, содержащие в себе принципиальные постановки и оценки, попадали на стол Хрущеву. Следует подчеркнуть, что он не всегда легко с ними соглашался.

Но результаты значительно отличались оттого, что было написано в этой новой Программе КПСС. Развитие экономики в начале 60-х годов было весьма неустойчивым, довольно четко прослеживалась тенденция замедления темпов экономического роста. Особо разительны были показатели по сельскому хозяйству.

Среди субъективных причин, вызвавших обострение ситуации в первой половине 60-х годов, следует назвать широкий размах волюнтаризма, наиболее масштабно проявлявшегося опять же в области сельского хозяйства. И дело здесь даже не в повсеместном насаждении кукурузы, а в продразверстке и волюнтаризме.

Продразверстку возродили в сельском хозяйстве еще в 30-х годах в новой, более жесткой форме, чем это было в период «военного коммунизма». Ее усилили в период Отечественной войны и сохранили вплоть до 80-х годов. Механизм продразверстки был крайне простым и грубым: сначала до каждого хозяйства доводилось плановое задание обязательных поставок сельскохозяйственных товаров государству. Если урожай был хороший и после выполнения плана в хозяйстве еще оставалось что-то, то тут же спускалось дополнительное задание. В случае если и после выполнения дополнительного задания в крепком хозяйстве все же сохранялось какие-то количество зерна или других продуктов, его руководителей уговаривали «добровольно» принять сверхплановые обязательства и так до тех пор, пока на току не будет ничего. В результате такой практики у колхозников и работников совхозов в течение десятилетий были вытравлены последние корешки заинтересованности в увеличении валового сбора зерна, картофеля, других продуктов, в расширении производства мяса и молочных продуктов. Была подорвана главная движущая сила развития производства. Чтобы заменить ее, пришлось пустить в ход административные силы: бесконечные команды, директивы, волевой нажим. Но сколько-нибудь заметных результатов не было. А, не решив аграрную проблему, невозможно было обеспечить население полноценным питанием, что в свою очередь резко ограничивало возможности включиться в реализацию новейших достижений науки, техники и технологии.

Н. С. Хрущев сам критически оценивал сложившуюся ситуацию. Нервничал и настойчиво, иногда лихорадочно, искал выхода. Как прагматик, он не углублялся в коренные причины растущих трудностей. Поэтому недооценивал их, придавая в то же время слишком большое значение внешним переменам, перестановки кадров, изменениям административно-организационных структур. При этом на начальном этапе перестройка административных и организационных структур давала определенный эффект [24 стр. 28].

К таким результативным мероприятиям, в подготовке которых активное участие принял Хрущев, следует отнести постановление Сов. Мина СССР от 14.10.54 г. «О существенных недостатках в структуре министерств и ведомств СССР и мерах по улучшению государственного аппарата». Принятое постановление упрощало структуру министерств и других звеньев управления, предусматривало сокращение их штатов. Всего было упразднено около 10 тысяч главков, отделов, трестов, управлений, разных контор и других организаций [21 стр.36].

Следует отметить, что это было не механическое сокращение аппарата, а мероприятие, предусматривающее делегирование функций, ответственности и прав сверху вниз, к союзным республикам и предприятиям, с одной стороны, и резкое сокращение отчетности и другого бумаготворчества – с другой. В то же время были расширены права директоров предприятий в области планирования, в капитальном строительстве и реконструкции предприятий, в реализации и оплате труда в пределах штатов и фонда заработной платы.

В постановлении ЦК КПСС и Сов. Мина СССР «Об изменении практики планирования сельского хозяйства», принятом в марте 1955 года, с полным основанием осуждалось практика чрезмерной централизации принятия планов и управленческих решений в сельском хозяйстве. Вместо жесткой регламентации производства предлагалось планировать только конечные результаты – объем заготовок продуктов животноводства, обеспечивающих потребности населения в продовольствии и промышленности в сельскохозяйственное сырье. Таким образом, еще при Хрущеве высшими инстанциями нашей системы управление было принято решение – не вмешиваться сверху в производственную деятельность колхозов и совхозов. Однако решение, к которому вновь и вновь возвращались, так и не удалось провести в жизнь в течение почти четырех десятилетий.

В мае 1955 года были приняты также решения по дальнейшему расширению функций и прав союзных республик в области планирования капитального строительства, по бюджетным вопросам, в решении вопросов труда и заработной платы, в использовании амортизационных отчислений, в перераспределении излишков собственных оборотных средств, в образовании фондов предприятий и др.

Новая организация производства и управления по территориальному принципу имела определенные положительные стороны: способствовала улучшению разделения труда и его кооперации в рамках экономического региона; быстрее стала формироваться производственная и социальная инфраструктура; полнее использовались местные ресурсы; сократились дальние перевозки. И, тем не менее, совнархозы во многом напоминали структуру управления начала 20-х годов, однако, условия и задачи хозяйственного строительства с тех пор существенно изменились [21 стр.37].

Таким образом, в первой половине 60-х годов в скрытой или явной форме накопился ряд противоречий, которые неизбежно влекли за собой обострение экономической и социальной обстановки в стране.

Довольно высокие темпы роста сельскохозяйственной продукции, достигнутые в значительной мере экстенсивным путем за счет освоения дополнительных пахотных площадей, заслонили собой значительное отставание в урожайности. Засуха 1963 года, вызвавшая серьезные перебои в снабжении населения и даже голод в отдельных районах, только обнажила неустойчивый характер достижений, получаемых экстенсивными методами.

Отрыв науки от производства в условиях совнархозов усилили торможение научно-технического прогресса в народном хозяйстве. Настойчивое, порой грубое подстёгивание высоких темпов экономического роста, постоянная погоня за выигрышем времени отодвинули в тень проблему качества – ключевую проблему второй половины XX века. Не выполнение заданий по объемным показателям грозило хозяйственникам и партийным работникам реальными неприятностями, так как это считалось «провалом», «срывом плана».

Успехи СССР в завоевании космоса и на некоторых других наукоемких направлениях, главным образом в оборонных областях, не позволили трезво оценить тогдашнее состояние и перспективы развития народного образования, науки и культуры. Осуществив огромный скачок от полуграмотности к всеобщему обязательному среднему образованию, заняв лидирующее место в мире по количеству учителей, врачей, инженеров, ученых, то есть на ведущих участках интеллектуального труда, СССР пропустил революционный взрыв в качестве среднего и высшего образования, который произошел в развитых странах в начале 60-х годов.

Объективная потребность существенной перестройки всей системы управления чувствовалась повсеместно. Однако ни наука, ни политика, ни практика не были готовы к осуществлению такой перестройки. Бесконечная цепочка непродуманных реорганизаций не дала нужного эффекта. Предстояло еще пройти долгий путь накопления знаний и опыта методом «проб и ошибок», прежде чем могла быть сформирована целостная концепция качественных преобразований в советском обществе. Все это подрывало авторитет Н.С. Хрущева, вызывало неудовлетворенность его нескончаемыми реорганизациями, закономерно привело к смене руководства и началу нового этапа реформы, который начался в 1965 году. СССР превратился в могучую промышленную державу. Упор по-прежнему делался на производство, которое составило к началу 60-х годов 3/4 общего подъема промышленного производства. Осо­бенно быстро развивались промышленность стройматериалов, маши­ностроение, металлообработка, химия, нефтехимия, электроэнерге­тика. Объем их производства вырос в 4-5 раз.

Предприятия группы "Б" (прежде всего легкая, пищевая, дере­вообрабатывающая, целлюлозно-бумажная промышленности) развива­лись значительно медленнее. Однако и их рост был двукратным. В целом среднегодовые темпы промышленного производства в СССР пре­вышали 10 процентов. Столь высоких темпов можно было достичь, только активно используя жесткие методы административной эконо­мики [21 стр. 47]. Руководители СССР были уверены, что темпы промышленного роста страны будут не только высокими, но и возрастающими. Выво­ды западных экономистов о неизбежном "затухании" темпов по мере возрастания экономического потенциала СССР отвергались как попыт­ки судить о социализме по аналогии с капитализмом. Тезис об ус­коряющемся развитии народного хозяйства в СССР (прежде всего промышленности) прочно вошел в политическую пропаганду и общест­венные науки.

Несмотря на подведение машинной базы под народное хозяйс­тво, ее научно-технический уровень начинал отставать от потреб­ностей времени. Высок был удельный вес рабочих и крестьян, заня­тых тяжелым ручным и малоквалифицированным трудом (в промышлен­ности - 40 процентов, в сельском хозяйстве - 75 процентов). Эти проблемы обсуждались на пленуме ЦК в 1955г., на котором был оп­ределен курс на механизацию и автоматизацию производства. Через несколько лет было названо и главное звено, ухватившись за кото­рое, надеялись вытянуть всю цепь научно-технической революции ­химия. Форсированное развитие химической промышленности обосно­вывалось усилением ее роли в создании материально-технической базы коммунизма.

Однако символом научно-технического прогресса СССР стал штурм космоса. В октябре 1957г. был запущен первый искусственный спутник Земли. Затем космические ракеты понесли в космос живот­ных, облетели Луну. А в апреле 1961г. в космос шагнул человек, первый человек планеты, советский человек - Юрий Гагарин. Покорение космоса потребовало колоссальных средств. За ценой не стояли. В этом был не только научный, но и военный инте­рес. Верили, что недалеко то время, когда советские космонавты как радушные хозяева будут встречать в далеком космосе посланцев других стран, в том числе и США. Казалось, Советский Союз надолго и прочно стал лидером научно-технического прогресса человечест­ва [30 стр.92].

Впечатляющими для советских людей, для всего мира стали введение в эксплуатацию первого атомного ледокола "Ленин", отк­рытие Института ядерных исследований. Безусловно, это были круп­ные события. Но ничего тогда не говорилось об опасностях, кото­рые несет массовое освоение ядерной энергии, о необходимости строжайшего соблюдения технологической дисциплины, повышения уровня безопасности на ядерных объектах. Не узнал советский на­род и об аварии в г. Кыштым близ Челябинска, в результате которой произошло заражение радиоактивными веществами территории ряда областей. Сотни людей облучились, свыше десяти тысяч сельских жителей были отселены из радиоактивной зоны, хотя десятки тысяч сельских жителей продолжали там жить еще долгие десятилетия.

В 1957 году начинают предприниматься попытки реформ управ­ления народным хозяйством. Существовавшие сверхцентрализованные отраслевые министерства, по мнению Хрущева, были не в состоянии обеспечить быстрый рост промышленного производства. Вместо них учреждались территориальные управления - советы народного хо­зяйства. Сама по себе идея децентрализации управления экономикой для такой огромной страны поначалу встретила положительные отк­лики. Однако в характерном для административно-командной системы духе эта реформа преподносилась ее авторами как чудодейственный одномоментный акт, способный коренным образом изменить экономи­ческую ситуацию в стране: разрушить ведомственную монополию, приблизить управление к местам, поднять их инициативу, сбаланси­ровать экономическое развитие республик, регионов, укрепить внут­ри их хозяйственные связи, в итоге - ускорить экономическое раз­витие. Управление же оборонной сферой экономики оставалось цент­рализованным. Имевшиеся сомнения относительно реформы не выска­зывались, поскольку она исходила от самого Хрущева [30 стр.95].

Следует сказать, что организация совнархозов дала некоторый эффект. Сократились бессмысленные встречные перевозки грузов, закрывались сотни дублировавших друг друга мелких производствен­ных предприятиях разных министерств. Высвободившиеся площади бы­ли использованы для производства новой продукции. Ускорился про­цесс технической реконструкции многих предприятий: за 1956-1960гг было введено в строй в три раза больше новых типов машин, агрегатов, приборов, чем в предыдущую пятилетку. Произош­ло существенное сокращение административно-управленческого пер­сонала на производстве.

Однако кардинальных изменений в развитии экономики не прои­зошло. Предприятия вместо мелочной опеки министерств получили мелочную опеку совнархозов. До предприятия, до рабочего места реформа не дошла, да и не могла дойти, так как не была даже со­риентирована на это. Недовольны были и хозяйственные высшие ру­ководители министерств в столице, которые теряли немалую часть своей, ставшей уже привычной власти. Но провинциальная бюрокра­тия эти шаги Хрущева поддержала.

Вместо поисков материальной заинтересованности каждого работника в результатах своего труда были проведены изменения в нормировании и оплате. Результатом этого стало значительное сок­ращение рабочих, трудившихся на основе сдельной оплаты, и рост числа повременщиков. И без того невысокие материальные стимулы к труду стали резко снижаться. Обещания же, многократно повторяе­мые с высоких трибун, о росте заработной платы приводили к тому, что рабочие в массовом порядке стали подавать заявления о том, что "заработная плата должна быть повышена всем без исключения, как это говорил Хрущев". Стала получать распространение "выводи­ловка", т.е. подгонка заработной платы до определенного уровня.

Все более активную роль стали играть моральные стимулы.

Возникло новое движение - бригады коммунистического труда. Члены этих бригад, как и члены бригад ДИП ("догнать и перегнать") в на­чале 30-х годов, старались внедрить коммунистические методы в свою повседневную жизнь, проводить вместе свободное время, повы­шать свой общеобразовательный, технический и профессиональный уровень. Однако идеализм зачинателей, движения за комтруд довольно быстро угас, столкнувшись как с "грубыми" потребностями быта, так и с тем, что почин был быстро сделан бюрократией партийной, профсоюзной, комсомольской, сделавшей из него очередную графу в "таблице соцсоревнования".

Наибольший успех гражданский сектор экономики имел на нап­равлении жилищного строительства. В СССР массового жилищного строительства не вели, в иные периоды просто не строили жилья. Война лишила крова миллионы семей, люди жили в землянках, в ба­раках, в коммуналках. Получить отдельную благоустроенную кварти­ру для многих были почти не сбыточной мечтой. Темпов, которыми велось жилищное строительство в первой половине 60-х годов, наша страна не знала не до, ни после этого периода [30 стр. 113].

В числе самых острых социальных проблем, с которыми страна начала 50-е годы, был жилищный вопрос. В результате разрушений без крова осталось 25 миллионов человек. Нередко в одной комнате ютились две, а то и три семьи. Чтобы снять остроту проблемы, по инициативе Хрущева были приняты меры по увеличению жилищного строительства. Для этого широко применялись типовые проекты, внедрение индустриальных поточных методов возведения жилых зданий, широкое применение железобетона и блочных конструкций. Особое внимание проектных организаций, архитекторов, инженеров обращалось на обеспечение в архитектурно-строительном деле простоты, строгости форм, экономичности решений. Подсчеты показывали, что при строительстве жилых домов по экономичным проектам и рациональном сооружении целых кварталов и улиц индустриальными методами стоимость одного квадратного метра жилой площади снижалась на 10-15 процентов, то есть при тех же затратах ресурсов на каждые сто домов можно было построить еще десять.

Размах нового строительства приобрел значительные масштабы. Если в 1951-1955 годах в городах и поселках в среднем за год вводилось общей жилой площади 30,4 миллиона кв.м., то в 1957 году было введено 52 млн. Особенности в жилищном строительстве 50-х годов были следующие: во-первых, если абсолютный размер увеличения жилья на 10 миллионов м.кв. в начале 50- годов удалось осуществить только за пять лет, то во второй половине такой прирост дополнительного жилья получали практически ежегодно; во-вторых, в последующие пятилетки не удалось удержаться на таком высоком уровне жилищного строительства [14 стр.106].

XXI съезд - еще одна попытка радикального ускорения. Реформа, произведенные перемены привели к замешательству в управленческом аппарате, сбоям в выполнении шестого пятилетнего плана. Однако признать это и вносить необходимые коррективы руководство страны не стало. Было найдено другое решение: заменить пятилетний план на 1956-1960гг семилетним планом на 1959-1965гг. Тогда "недостача" первых лет пятилетки покроется новыми планами. В качестве обоснования данной меры приводились масштабы хозяйства, необходимость установления длительной перспективы экономического планирования.

Хотя в семилетнем плане говорилось о необходимости сделать решающий рывок обеспечения народа жильем, продуктами потребления, его основные идеи, как и прежде, сводились к неизменному опережающему развитию капиталоемких отраслей группы "А". Ставились вновь нереальные задачи полной механизации строительной индустрии.

Именно этот съезд знаменовал собой точку отсчета неточного, преувеличенно оптимистического прогноза развития СССР на ближайшее десятилетие. Он торжественно провозгласил, что страна вступила в "период развернутого строительства коммунистического общества" [30 стр.137].

Ставилась задача - в кратчайшие сроки догнать и перегнать наиболее развитые капиталистические страны по производству продукции на душу населения. Заглядывая в будущее, Хрущев прикидывал, что это произойдет примерно в 1970 году. Затронул в своем докладе Хрущев и некоторые вопросы теории. Он сделал вывод о полной и окончательной победе социализма в нашей стране. Тем самым, по его мнению, решился вопрос о возможности построения социализма в одной стране.

Заключение

Хрущев представ­лял в истории СССР диалектический момент — он подорвал офици­альный монолитизм, обострив антагонизм между разными политиче­скими линиями.

Он занимает в развитии СССР совсем не второстепенное место, как можно было бы подумать из-за того забвения, в котором оказалось его имя.

Правление Хрущева также не было спокойным периодом. Оно знало кризисы, трудности, внутренние и внешние осложнения. Это были годы, когда общество переживало потрясения, ощущало потребность в обновлении чисто конвульсивно; не всегда это было понятно широким народным массам. Однако эти беспокойные события способствовали сложному переходу от непре­рывного чрезвычайного положения к нормальному. Советский Союз впервые пытался привести себя в порядок. Хрущев оставил преемни­кам длинный список нерешенных проблем. Вряд ли можно возлагать только на него всю ответственность за то. что они не решетя. Многие из них не были заметны или не проявлялись в чрезвычайных усло­виях. Когда эти условия исчезли, проблемы вышли на свет как неизбежные вопросы развития общества, начавшего мирную эволюцию, управляемого не по законам бесконечного чрезвычайного положения, а согласно нормам стабильности [25 стр.124].

В СССР переход был осуществлен не ценой новых расколов и новых жертв, а путем восстановления утраченной или подавленной энергии, которой страна не могла больше пренебрегать, если не хоте­ла парализовать собственное развитие. Понятно, насколько горд был Хрущев, что руководил всей этой операцией. Успех этого предприятия зарядил Хрущева особым оптимизмом, который привел к недооценке проблем, нако­пившихся за эти годы. Отсюда и лихорадка последующих планов, оставшихся на бумаге, планов, которые вызвали немало сарказма со стороны критиков.

Таким образом, в личности Хрущева отразились гораздо более глубокие тенденции. Осуществляя первые реформы, быстро придя к власти и победив своих прямых противников, он действовал как пред­ставитель той особой коммунистической партии, которая исторически сложилась в СССР. Он представлял в первую очередь ее руководя­щий аппарат в центре и на периферии, был Первым секретарем организации.

В первой фазе своего правления Хрущев был выразителем настрое­ний руководящего слоя советского общества, укрепляя его власть. Он выражал не только жалобы руководителей — его реформы соот­ветствовали распространенным настроениям в стране, которая чув­ствовала, что завоевала право более спокойно жить и дышать.

Однако Хрущев на этом не остановился. Стремясь форсированно решить многочисленные проблемы советского общества, он задумал более радикальные планы, которые привели его к конфликту с той же верхушкой партии и руководящим аппаратом общества в целом.

Думается, что главная причина неудач реформ 50—60-х гг. заключается в разности потенциала перемен, которым располагало общество, с одной стороны, и его лидеры — с другой. Расхождение в первоначальных устремлениях, кото­рое наметилось между ними в ходе предварительной работы 1953—1955 гг., в дальнейшем углублялось и конкретизиро­валось, мешая достигнуть взаимоприемлемого компромисса. Общество всегда ждало от лидеров больше, чем те стреми­лись ему дать. Поскольку же принципиальные политические решения (как, например, решение о культе личности) носили не вполне законченный характер, общественная мысль и об­щественное мнение развивали их до пределов ожидаемого, радикализируя и уточняя первоначальный замысел. Подо­бная трансляция почти всегда встречала сопротивление пра­вящего центра, который за расширительной трактовкой сво­их решений видел (и не без основания) угрозу собственной власти. Поэтому, едва приняв решение, центр предпринимал действия, ограничивающие свободу его применения. В ре­зультате общество (прежде всего интеллектуалы) постоянно попадало в ситуацию обманутых надежд. Политические ре­формы, не касающиеся всерьез проблем власти, успеха не имели [25 стр.137].

Социальные реформы, направленные на подъем жизнен­ного уровня, несмотря на известную отдачу, тоже не приба­вили авторитета руководству страны, но уже по другой при­чине: приносила свои неизбежные плоды патерналистская политика.

Реорганизации системы управления экономикой (из них самая крупная — создание совнархозов) часто несли в себе рациональное зерно, но вырванные из общего контекста пре­образовательной политики (которая отличается, например, тем, что требует точного программирования как самих ре­форм, так и их возможных последствий), они сформировали достаточно серьезную оппозицию реформам среди слоя уп­равленцев. Хозяйственные реорганизации и непоследователь­ность Хрущева в вопросах политики и идеологии, который то шел навстречу либеральной интеллигенции, то вставал на сто­рону более консервативно настроенного аппарата, способство­вали усилению влияния номенклатурной оппозиции.

В то же время пределы возможного, которые продемон­стрировал Хрущев в последние годы своего пребывания у власти, лишили его кредита доверия той части общества, которая сначала безусловно поддерживала новый курс лидера. Частые смены курса, обилие начинаний, которые как паллиа­тивы были малорезультативны, постепенно сформировали в обществе комплекс усталости от реформ, тягу к стабильности и порядку. Этот комплекс стал социально-психологической ос­новой, обеспечившей заинтересованным политическим силам победу не только над Хрущевым, но и в конечном счете над политикой реформ вообще.

Итогом реформ стал переход государственного социализма от формы с господством личности к форме с господством номенклатуры. Хрущев спас государственный социализм от того кризиса, который мог его смести [25 стр. 138].

Он спас КПСС, ее аппарат от расплаты за чудовищные преступления. Он увел КПСС от суда народа. Он выпустил пар. Хрущев не просто провел ряд реформ для аппарата. Он создал новую модель жизни бюрократии. Он не просто провел ряд реформ для народа. Он создал новую модель жизни для простого человека: частично дав ему новые возможности для упрочения своей жизни при социализме, а частично уверив его в грядущих благах коммунизма.

Хрущев своими реформами по существу заложил основы послесталинской номенклатурной формы государственного социализма и позволил этому строю продержаться еще не одно десятилетие. Брежнев и его окружение только творчески развивали и укрепляли полученное наследство.

Другое дело, что сам Хрущев не смог вписаться в созданный им послесталинский социализм. Даже такой выдающийся лидер, как он, не мог преодолеть генетическую наследственность государственного социализма, его растущую неспособность заботиться о народе и его прогрессирующий интерес к привилегиям для бюрократии. Поэтому реформы Хрущева для бюрократии не могли не столкнуться с его же реформами для народа [25 стр.139].

Наиболее яркие примеры - расстрел рабочих в Новочеркасске и расправа с творческой интеллигенцией. В этих и других случаях Хрущев уступал бюрократии. Но эти уступки имели предел. Ему надо было в соответствии с нормами сформировавшегося строя - окончательно сдаться номенклатуре и стать послушной вершиной ее пирамиды. На это он не пошел и в этом его выдающаяся личная историческая заслуга. Он нашел в себе силы порвать с окружением, с помощниками и друзьями. Его популизм стал барьером, не позволившим ему превратиться в вождя номенклатуры.

Он мог, зная о заговоре против себя, дать бой по-сталински: организовать процессы, обрушить расстрелы и ссылки. Он не сделал этого. Не потому, что не умел. Умел, хорошо умел. И в Москве, и на Украине в тридцатые годы. Но он не ради конъюнктуры осудил Сталина, он осудил его в собственной душе, и сталинские методы для себя закрыл.

В свое время умирающий Ленин пытался ослабить бюрократию, разделив ее на ЦК и его аппарат и на ЦКК-РКИ и их аппарат. Хрущев дошел до этой же идеи. Он пытался расколоть аппарат на промышленный и сельскохозяйственный. Но ни идеи Ленина, ни идеи Хрущева бюрократия принять не могла. Она могла править только монопольно. Неудивительно, что именно попытка реорганизовать партию была последней реформой Хрущева и первой из его реформ, отмененной победившей номенклатурой.

На одной чаше весов Хрущева лежат дела вождя своего класса, выразителя интересов господствующей в государственном социализме бюрократии. Он спас ее от суда народа и помог ей найти новую форму жизни.

На другой чаше лежат реформы для народа, хотя и приблизившие демонтаж государственного социализма, но так и не ставшие его началом.

И, казалось бы, должна перевесить первая чаша.

Но все же перевешивает добрая чаша весов. И не в последнюю очередь потому, что на ней лежат не только реформы для народа, но и его отказ удержать власть путем возврата к сталинским методам, и его попытка нанести удар по самой основе бюрократии - однопартийной системе, и его отставка, его отказ стать лидером номенклатурного социализма.

И еще один урок эпохи Хрущева. В поединке популистского лидера аппарата со своим аппаратом обязательно побеждает аппарат.

Популизм - даже самый искренний- недостаточен для успеха в этой борьбе. Для победы над бюрократией нужна другая концепция концепция строя, в котором аппарат теряет контроль над собственностью. Только в таком случае коренным образом изменяется и характер государственного механизма, и его служащих[25 стр.139].

Список использованных источников и литературы.

Источники

Аджубей А.И. « Те 10 лет. Воспоминания о Хрущеве ». - М., 1989.

Громыко А. А. Памятное. Книга первая. - М., 1990. С. 447

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пле­нумов ЦК (1955-1959 гг.). т.7, - М., 1971, 558 с.

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пле­нумов ЦК (1959-1965 гг.). т.8, - М., 1972, 566 с.

Никита Сергеевич Хрущев: Материалы к биографии / Сост. Ю. В. Аксютин. – М.: Политиздат. 1989 г. – 367 с.

Н. С. Хрущев о культе и его последствиях. – Известия ЦК КПСС., 1989 №3.

Н. С. Хрущёва из доклада “О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством” на сессии Верховного Совета СССР.

Н.С.Хрущев; Воспоминания. Избранные фрагменты. – М.: Вагрус 1997г. – 511 с.

С. Хрущёв «Кризисы и ракеты.»

С. Хрущёв «Пенсионер союзного значения.»

Энциклопедический словарь (большая советская энциклопедия) .

Литература

Аграрная политика КПСС в 50-е - 60 годы.

Бовин А. « Иного не дано » . - М., 1988.

Букин С. С. Опыт социально- бытового развития городов Сибири (вторая половина 1940х- 1950-е годы) - Новосибирск. 1991 г. 240 с.

Бурлацкий Ф.М. « Вожди и советники ». - М.,1990.

Бурлацкий Ф.М. Хрущев. « Штрихи к политическому портрету » // Новый мир 1988. №10.

Н. Верт. История советского государства, стр. 411.

Волкогонов Д.А. « Семь вождей » . T.1., - М., 1995

Волкогонов Д. Семь вождей. - М.: 1997 г.

Волкогонов Д. Вызвать и предупредить. Международный еже­месячник "Совершенно секретно".N4 (59), 1994, стр.6-7

Зенькевич Н. Тайны уходящего века. - М.: 1999

"История России с древности до наших времен" под ред. Зуева, - М., 1996 г.

История России (IX – XX вв.): Учебное пособие. Отв. ред. Я. А. Перехов. – М., 2000

История России в вопросах и ответах. Учебное пособие. Сост. С. А. Кислицин. - Ростов-на-Дону: изд-во “Феникс” , 1999

История Советского Союза. т.2, - М., 1990, 632 с.

История Отечества: люди, идеи, решения. – М., 1994.

Искендеров А.А. Мемуары Н.С. « Хрущева как исторический источник » // Вопросы истории 1995. №5-6. C.95-100.

Кац А. Книга Генсеков. - М.: 1999

Козюренко Ю. Начало либерализации. – Независимая газета., 23 февраля 1996.

"История России. Пособие для старшеклассников и абитуриентов" Моряков В. И., Федоров В. А., - МГУ, 1996 г.

Отечественная история ХХ век. Учебное пособие для учащихся средних общеобразовательных, специальных и высших учебных заведений.//Под ред. проф. А. В. Ушакова. - М.: 1997

Попов Г. Реформы для бюрократии и реформы для народа//Московские новости от 13.04.1994

Русинов И.В. "Вопросы истории КПСС" Журнал N9 , Москва, 1988г.

Хоскинг Джеффи. История Советского Союза. - М.: 1996