Убийство Императора Николая II и его семьи
МОУ Вырицкая общеобразовательная школа №1
Убийство Императора Николая II и его семьи
Работу выполнила:
Давыдова Анастасия Романовна
Руководитель:
Ерёмина Наталья Юрьевна
Гатчинский муниципальный район
Вырица
2009
Содержание
Я взяла эту тему потому что
Задачи
Основное содержание
Предпосылки
С чего всё начиналось
Отречение
Прощание с армией
Арест Государя и Государыни
Заключение в Царском Селе
Друзья и враги
Тобольск
Екатеринбург
Расстрел
Список использованной литературы
Приложение
Я взяла эту тему потому что…
Правление Царя Николая II и Царицы Александры Фёдоровны вызывает самое пристальное внимание историков. Быть может, потому, что это был последний бастион могущественного Самодержавия. Насаждение коммунистического режима и убийство Царской Семьи вызвали особый интерес в мире к этому историческому периоду, и эти события получили широкое освещение. Но жизнь и смерть Царской четы по-прежнему предстают перед нами полными загадок и вопросов.
Многое из того, что написано о правлении Царя Николая II, - откровенная ложь. Большевики проделали грандиозную работу и отлично справились со своей задачей, оклеветав Царя и его Семью ложными свидетельствами и фальсификациями. Большинство из всего этого было с готовностью принято западной публикой, не имеющей ни малейшего представления о сложностях исторического пути и развития общества России, - для них Николай Александрович и Александра Фёдоровна остались лишь тиранами.
Если у человека найдётся нужное количество времени и желания, и он попытается пробиться сквозь толщу лжи и литературных изысканий того времени, ему придётся очень серьёзно потрудиться. Ведь и тогда существовали ушлые журналисты, которые были более заинтересованы в сенсациях, нежели в реальных фактах. Для них годились любые «жареные факты» и инсинуации – ведь надо было издавать книги на продажу. Неизвестное просто додумывали и выдавали за действительное. Сюда можно отнести таких очевидно пристрастных авторов как князь Феликс Юсупов. Будучи мужем племянницы Николая II, он буквально вывалял Царскую Семью в грязи. Критически настроенный читатель не придал бы никакого значения этой безвкусно составленной сенсационной перетасовке событий, но тем не менее, это один из наиболее часто цитируемых источников об Императрице и Распутине.
Так же можно отметить некоторых родственников Императора, которые не имели близких отношений с августейшей фамилией. Это и такая известная фигура как Морис Палеолог, французский посол при русском Дворе, чьи отчёты о Николае II и Александре Фёдоровне имели характер второсортных великосветских сплетен.
Я не могу смериться с этими вопиющими фактами, и хочу максимально, приблизится к правде. Меня всегда волновала эта тема и временами я даже не могла заснуть исследуя некоторые материалы, касающиеся данного вопроса. Это собственно и есть та причина, по которой я взяла именно эту тему.
Задачи
Итак, как вы, наверное, уже поняли, моей главной задачей является донести до вас как можно больше достоверных фактов и как можно точнее представить картину тех последних недель последней Царской Семьи. Задача сложная, главным образом потому, что очень сложно найти правду в том количестве публикаций, которое присутствует на полках магазинов и библиотек. Но я всё-таки попробую.
Предпосылки
Когда-то государь император Александр II под давлением политиков и общественности попытался ввести в России конституционный строй правления. Но свершилось страшное и непредсказуемое: подписав акт о вступлении подчинённой ему страны на западноевропейский путь развития, император в тот же день был убит террористом. Новый царь, Александр III, сражу же разорвал акт, подписанный отцом…
Через много лет, незадолго до своей смерти, могучий царь Александр Александрович уединился со своим сыном Николаем, и тогда наследник принял завещание о хранении самодержавия как последнюю монаршую и отцовскую волю.
« Тебе предстоит взять с плеч моих тяжёлый груз государственной власти и нести его до могилы так же как нёс его я и как несли наши предки… Я принял его тринадцать лет назад от истекавшего кровью отца… Твой дед с высоты престола провёл много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за всё это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? Той ли, на которую меня толкло так называемое передовое общество, заражённое либеральными идеями Запада, или той, которую подсказывали мне моё собственное убеждение, мой высший священный долг государя и моя совесть. Я избрал свой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовали только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия… Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой жизни».
Император Николай Александрович никогда не забывал отцовского завета и не собирался менять самодержавную форму правления, единственно приемлемую для исторической Руси, на нечто непонятное для простого русского народа под названием «республика».
Неудачная война с Японией, революция 1905 года стали началом трагического финала династии Романовых. И хотя более трех столетий существовавший в России политический режим многим еще казался незыблемым, страна постепенно подходила к краю пропасти.
Затянувшаяся война, требовавшая миллионных человеческих жертв, экономические трудности, связанные с ней, неспособность правительства принять энергичные меры по преодолению кризиса, пустословие и неприкрытая враждебность к верховной власти Государственной Думы - невозможно сконцентрировать в единое целое всю сумму причин, породивших революцию в России. Каждая из них, не являясь фатальной сама по себе, усиливала другие факторы, порождая лавину новых очагов напряженности и недовольства.
Великий князь Александр Михайлович - непосредственный участник и свидетель этих событий, один из немногих оставшихся в живых членов императорской фамилии, спустя пятнадцать лет после революции писал в эмиграции: "Императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы "красная опасность" исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин или Плеханов, старыми психопатками, как Брешко-Брешковская или же Фигнер, или авантюристами типа Савинкова и Азефа. Как это бывает с заразительной болезнью, настоящая опасность заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых.…Или же, выражаясь литературно, следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и других общественных деятелей, живших щедротами Империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства и оппозиционерным бюрократам, воспитанным в русских университетах…"
Близкие к Царю люди не раз пытались предупредить его, заставить принять срочные меры для предотвращения катастрофы, стабилизации положения. Однако Николай, с вежливым вниманием выслушивавший их страстные призывы, оставался глух. Более того, последние два года царствования все очевиднее становилось желание Николая II вообще уйти от решения острых внутриполитических проблем. Вложив на себя обязанности Верховного Главнокомандующего, император большую часть времени проводил в Ставке, вдали от столицы, невольно теряя ощущение реальной политической ситуации в стране. Дневники Николая II, его письма свидетельствуют, что он с непостижимым упорством фаталиста сделал ставку на одну карту - скорейшую победу в войне.
Трагизм времени правления Николая II заключался в том, что к началу XX столетия российское общество стало отрицать основы, традиции и идеалы российской государственности. Спустя четыре года после 21 февраля 1913 года, когда торжественно отмечалось 300-летие со дня избрания Романовых на царство, революция ликвидировала монархию как общественно-политическую систему в России.
Канун революции застал императора за разработкой летней кампании 1917 года, которая могла стать переломным моментом в мировой войне, но судьба оказалась жестокой к России. "Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду, - писал Черчилль Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились, снарядный голод побежден, вооружение притекало широким потоком, более сильная, более многочисленная армия сторожила огромный фронт, тыловые сборные пункты были переполнены людьми.… Кроме того, - никаких трудных действий больше не требовалось: остаться на посту, тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии, удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте, иными словами, держаться, вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы…
…Несмотря на ошибки - большие и страшные, - тот строй, который в нем воплощался, которым он (Николай II) руководил, которому своими личными качествами он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России…"
Чуда не произошло: Николаю не хватило года для осуществления его надежд. Он мог обратиться к войскам, верным присяге, уехать в действующую армию, поднять крестьян против мятежных городов. Николай II избрал иной путь. Своим отречением он пытался спасти Россию от раскола, ее народ - от ужасов братоубийственной войны. "Я буду благодарить Бога, если Россия без меня будет счастлива", - так мог сказать только великий государственный деятель и патриот. Не его вина, что этим словам не суждено было сбыться.
С чего всё начиналось
Когда началась февральская смута, царская семья была разделена: Государь был в Могилёве, где находилась Ставка, Государыня с детьми - в Царском.
Из воспоминаний П. Жильяра (здесь и далее).
« После долгих колебаний император решил отправиться 8 марта 1917 года в Могилёв. Его беспокоило нарастающее напряжение в столице, и он предвидел осложнения, но всё-таки считал своим долгом ехать в ставку. Отъезд волновал особенно императрицу, так как к опасениям, вызванным политическим положением, прибавилось беспокойство за Алексея Николаевича. Наследник лежал в кровати уже несколько дней, захворав корью, и разные осложнения ухудшали состояние его здоровья. Несчастья увеличивались тем, что заболели также три великие княжны, и Мария Николаевна одна могла быть поддержкой матери. При таких условиях император оставил Царское Село».
Сопоставляя показания свидетелей: генерала Дубенского и генерала Лукомского занимавших тогда должности при Императоре, а также опубликованные после документы и воспоминания, можно констатировать следующие факты.
8 марта Государь отбыл из Царского в Ставку, куда прибыл днём 9 марта.
10 марта там впервые была получена телеграмма военного министра Беляева, извещавшая, что на заводах в Петрограде объявлена забастовка и что среди рабочих, на почве недостатка в продуктах, начинаются беспорядки.
В тот же день министр вторично телеграфировал, что рабочее движение вышло на улицу и разрастается.
Обе телеграммы он сопровождал указаниями, что опасности нет, что беспорядки будут прекращены.
«10 марта мы узнали, что в Петрограде вспыхнули волнения и что между полицией и манифестантами произошли кровопролитные столкновения. Дело в том, что в течении последнего времени всё более чувствовался острый недостаток продовольствия. Это вызвало взрыв недовольства в рабочих кварталах. Произошли демонстрации, и толпы народа двинулись к центру города, требуя хлеба.
Я понял, что государыня была чрезвычайно озабочена, так как против обыкновения она заговорила со мной о политических событиях».
11 марта тот же Беляев и главный начальник Петроградского военного округа генерал Хабалов доносил телеграфно, что в некоторых войсковых частях были отказы употреблять оружие против рабочих, к которым присоединяется чернь.
Беляев продолжал успокаивать, что приняты все меры к прекращению беспорядков. Хабалов же просил о присылке подкреплений, указывая на ненадёжность петроградского гарнизона.
11 марта была получена впервые телеграмма председателя Государственной Думы Родзянко. Он сообщал, что солдаты арестовывают офицеров и переходят на сторону рабочих и черни, что необходима присылка в Петроград надёжных частей.
Николай Александрович разумно полагал, что беспорядками в столице должна заниматься городская полиция, а не император. Он приказал немедленно прекратить бесчинства. Однако масштабов их не представлял, так как получал доклады, в которых нарочно преуменьшалось значение происходящего. Но предчувствие, тревога, волнение – всё это в сочетании с естественной усталостью вызывало болезненную реакцию. Николай писал супруге из Ставки: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было. Но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы».
«11 марта положение сделалось сразу критическим, и самые тревожные вести стали приходить к нам одна за другой. Беспорядки охватили весь город, и войска, которые были вызваны накануне для их прекращения, отказались действовать.
Я узнал также, что был получен указ императора о назначении перерыва в занятиях Думы, но ввиду происходящих событий Дума не разошлась и организовала исполнительный комитет для восстановления порядка в городе.
На следующий день уличные беспорядки возобновились с новою силою, и мятежникам удалось захватить арсенал. Вечером мне сказали по телефону из Петрограда, что запасные батальоны нескольких полков гвардии – Преображенского, Павловского и др. – присоединились к восставшим. Эта весть ошеломила императрицу. Уже два дня она была в большом беспокойстве, сознавая надвигающуюся опасность. Она обходила комнаты дочерей и сына, здоровье которого ещё более ухудшилось, стараясь скрыть от них свои тяжёлые переживания».
Свидетель Лукомский сознаётся на следствии, что в эти дни 10 и 11марта в Ставке не придавали серьёзного значения событиям в Петрограде.
Свидетель Дубенский, имевший возможность видеть в эти дни Государя, показывает: «Он был покоен и ничем положительно не проявлял и тени беспокойства». Оно пришло 12 марта, когда смута в Петрограде приняла организованный характер. В этот день между 3 и 5 часами дня возник «Комитет Государственной Думы» и появилась «Военная комиссия» этого комитета.
Сделалось невозможным долее скрывать от Государя правду, он понял, что необходимо принять чрезвычайные меры.
Вечером того же дня Родзянко, Председатель Государственной Думы, приказал Царице уехать из Царского Села вместе с Детьми. Она отказалась, сказав, что Дети слишком больны и что она не хочет делать ничего такого, что может быть истолковано как побег. А двадцать четыре часа спустя, даже если бы Детям было лучше, она уже не смогла бы вывезти их – революционеры захватили железнодорожные пути.
Родзянко согласился оставить Царицу с приближёнными во Дворце под домашним арестом до приезда Императора. Как всегда Александра Фёдоровна боялась не за себя. Когда прибыла депутация от Думы смотреть Дворец и предпринять меры безопасности, её спросили, нуждаются ли они в чём-либо. Она ответила, что у детей есть всё необходимое, но она просит не закрывать военные госпитали.
Ранним утром 13 марта Государь отбыл в Царское, следуя по маршруту Могилёв – Орша – Смоленск – Лихославль – Бологое – Тосна. Впереди шёл свитский поезд; в расстоянии часа езды от него – поезд Государя. В пути в свитском поезде стало известно, что, в Петрограде возникла революционная власть, и ею отдано распоряжение направить поезд Государя не в Царское, а в Петроград. Об этом было дано знать в поезд Государя, и оттуда последовало распоряжение ехать в Царское. Но узловые пункты Любань и Тосна были заняты революционными войсками. Государь принял решение ехать в Псков.
На псковской станции Царя никто не встречает. Никакого почётного караула. Пустота. Предательство, охватившее Россию мерзкими щупальцами, ширилось, росло…
«Гвардейцы… мои гвардейцы… даже они», - было очень больно. За что?
Телеграммы от командующих фронтами, от генералов, от соратников – от тех, кому Царь доверял больше, чем себе… И все только об одном: его помазанника Божия, русского Императора и Верховного Главнокомандующего, призывали совершить «благородный акт патриотизма» - отречься от престола.
Было, однако, и то, о чём Николай пока не знал. Царь ещё оставался Царём, а генералы уже во всю хозяйничали в его империи, как у себя на кухне. Генералы Алексеев и Рузский самовольно отозвали войска, которым приказом Государя надлежало усмирить бунтовщиков в Петрограде и Царском Селе. Генерал Иванов, не дойдя до Царского, повернул обратно в Ставку.
Отречение
15 марта во Пскове Император Николай II отрёкся от престола в пользу своего брата – великого князя Михаила.
Была составлена телеграмма:
«Ставка. Начальнику штаба.
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, всё будущие дорого нашего Отечества требуют доведения войны, во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и, в согласии с Государственною Думою, признали Мы за благо отречься от Престола Российского и сложить с Себя Верховную Власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаём наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним повиновением Царю в тяжёлую минуту всенародных испытаний и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.
Николай».
И подписал эту бумагу карандашом.
В эту ночь бывший Император Николай Александрович коротко и сдержанно запишет в дневнике: «Пришли ответы от всех командующих… Суть та, что во имя спасения России, удержания армии на фронте… нужно сделать этот шаг. Я согласился… В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман».
В это время в Царском никто ещё ни чего не знал:
«День 15 марта проходит в нервном ожидании развёртывающихся событий. Ночью Боткина приглашает к телефону один из членов временного правительства и спрашивает о состоянии здоровья Алексея Николаевича. (По городу как мы это потом узнали, распространился слух о смерти наследника.)
Волнение Императрицы продолжается и на следующий день. Уже трое суток она ничего не знает о Государе, и вынужденное бездействие усиливает её беспокойство.
Окало полудня до дворца доходит весть об отречении Императора. Императрица об этом тоже узнаёт, но с негодованием отвергает этот слух как злостную выдумку. Немного погодя приходит Великий Князь Павел и эту весть подтверждает. Сомнений нет…
Отчаяние Императрицы беспредельно, но её огромное мужество её не оставляет. Я вижу её снова вечером у Алексея Николаевича: её лицо невозмутимо, но на нём лёг отпечаток силы воли, почти сверхчеловеческой. Она пришла, как обычно, к своим детям, чтобы ничто не смущало больных, которые ничего не знают о том, что произошло со времени отъезда Государя в Ставку. Поздно ночью мы узнаём, что Великий Князь Михаил тоже отрёкся и что судьбу России должно решить Учредительное собрание».
Телеграф был захвачен, и лишь через несколько дней после отречения Александра Фёдоровна смогла получить весточку от мужа. Последние её телеграммы к Николаю Александровичу возвращались обратно с издевательской надписью на конверте: «Адресат не известен».
Ситуация во Дворце быстро ухудшалась. Воду теперь таскали вручную из пруда в парке. Электричество отключили, лифт не работал, и Александре Фёдоровне с больным сердцем было всё труднее взбираться по ступенькам к своим больным. Она задыхалась и часто была на грани обморока.
Александра Фёдоровна ожидала приезда Николая Александровича; её всё более тревожила возрастающая враждебность солдат дворцовой охраны и радикально настроенных членов Временного правительства. Несколько дней вместе с фрейлиной Вырубовой она жгла личные бумаги: частные письма от бабушки – королевы Виктории, от отца, многие из писем Николая Александровича, которые он писал в период ухаживания за нею – всё пошло в огонь. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел эти дорогие для неё записи, и оставила ту часть переписки между нею и Николаем, которая могла бы понадобиться в качестве защиты на суде, если таковому суждено быть.
Прощание с армией
Царский поезд, ставший пленному Государю тюрьмой, уезжает в Ставку. «Победители» милостиво разрешили бывшему Царю и Верховному Главнокомандующему попрощаться с армией.
Поздно вечером 16 марта Государь возвратился в Могилёв, куда на следующий день прибыла Государыня Императрица Мария Фёдоровна. В Могилёве на вокзале Николая встретил генерал Алексеев. На допросе он показал, что бывший Император был чрезвычайно бледен, но в то же время поражал самообладанием. Ни слова упрёка не услышал Алексеев. Отвергнутый монарх не требовал ничего по отношению к себе.
Государь прощался с чинами штаба. Вечером 20 марта он собственноручно составил своё прощальное обращение к Русской армии:
«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения Моего за Себя и за Сына Моего от Престола Российского власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжёлую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последние усилие противника. Эта война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его – тот изменник Отечеству, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайте ваших начальников. Помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твёрдо верю, что не угасла в наших сердцах беспредельная любовь к нашей великой родине. Да благословит вас Господь Бог, и да ведёт вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий.
Николай. Ставка»
Это был последний приказ Императора Николая Александровича, так и не дошедший до войск. Как известно революционная власть запретила его распространение.
В этот трагический и скорбный час у Государя было одно желание – облегчить задачу правительства, которое лишило его престола. Его единственным опасением было, чтобы только что совершившиеся события не имели на армию пагубного воздействия, которым мог воспользоваться неприятель.
Арест Государя и Государыни
Постановлением Временного правительства была учреждена Верховная чрезвычайная следственная комиссия, которая должна была обследовать деятельность носителей высшей власти старого строя и всех вообще лиц, приковывавших к себе внимание общества своими действиями во вред интересам страны. Говоря проще Николай Александрович и Александра Фёдоровна с этого момента находились под следствием.
В последние дни пребывания Государя в Ставке, генерал Алексеев вёл переговоры с Временным правительством о свободном проезде его в Царское, свободном там пребывании, и свободном отъезде за границу через Мурман.
Свидетель Лукомский показал на следствии, что Временное правительство гарантировало свободу Императору и отъезд его с семьёй за границу.
21 марта в Могилёв прибыли члены Государственной Думы Бубликов, Вершинин Грибунин и Калинин. В ставке ждали их, думая, что они командированы Временным правительством «сопровождать» Императора в Царское. Но когда Государь сел в поезд, эти лица объявили ему через генерала Алексеева, что он арестован.
Арест Государыни произошёл в тот же день, как и арест Государя, - 21 марта. Он был выполнен генералом Л. Корниловым, бывшим тогда в должности командующего войсками Петроградского военного округа.
При этом аресте присутствовало только одно лицо: новый начальник Царскосельского караула полковник Кобылинский, назначенный к этой должности Корниловым.
Государыня приняла их в одной из комнат детской половины. Корнилов сказал ей: «Ваше Величество, на меня выпала тяжёлая задача объявить Вам постановление Совета Министров, что Вы с этого часа считаетесь арестованной».
После этих кратких слов Корнилов представил Государыне Кобылинского. Затем он приказал ему удалиться, оставшись наедине с Императрицей, Корнилов старался успокоить её и убеждал, что семье не грозит ничего худого.
Затем Корнилов собрал находившихся во дворце лиц и объявил им, что все, кто хочет остаться при царской семье, должны подчиниться режиму арестованных.
В тот же день произошла смена караула. Сводный полк, охранявший дворец ушёл. Его заменил лейб-гвардии Стрелковый полк.
«21 марта примерно в 10 часов утра, Императрица завёт меня к себе и говорит, что генерал Корнилов приезжал ей объявить от имени Временного правительства, что Государь, и она арестовываются и что все, кто не желает подчиниться тюремному режиму, должны покинуть дворец до 4 часов. Я ответил, что остаюсь».
22 марта прибыл Государь.
По иронии судьбы, когда он ехал домой через Могилёв, город был разукрашен красными флагами и бантами, и каким контрастом этому проявлению революционного пыла была многотысячная толпа, вдруг неожиданно бросившаяся на колени, когда появился Царский поезд.
В тот же день Джордж Бьюкенен, английский посол, писал, что услышал, как один солдат сказал: «Да, республика нужна, но во главе её должен стоять хороший царь».
Николая встречал на платформе вокзала полковник Кобылинский. На следствии он показал: «Государь вышел из вагона и очень быстро, не глядя ни на кого, прошёл по перрону и сел в автомобиль. С ним был гофмаршал Князь Василий Иванович Долгоруков. Ко мне же на перроне подошли двое штатских, из которых один был член Государственной Думы Вершинин, и сказал мне, что их миссия окончена: Государя они передали мне. В поезде с Государем ехало много лиц. Когда Государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали очень быстро разбегаться в разные стороны, озираясь о сторонам, видимо проникнутые чувством страха, что их узнают. Прекрасно помню, что так удирал тогда генерал-майор Нарышкин и, кажется, командир железнодорожного батальона генерал-майор Цабель. Сцена эта была весьма некрасивая».
Когда подъехал автомобиль Государя, ворота дворца были заперты. Солдат стоявший здесь, не открывал их и ждал дежурного офицера. Тот крикнул издали: Открыть ворота бывшему Царю!» Многие наблюдали эту сцену прибытия Государя. Свидетельница Занотти показывает: «Я прекрасно помню позу офицера (дежурного). Он хотел обидеть Государя: он стоял, когда Государь шёл мимо него, имея во рту папиросу и держа руку в кармане».
На крыльцо вышли другие офицеры. Они все были в красных бантах. Ни один из них, когда проходил Государь, не отдал ему чести. Государь отдал им честь.
Заключение в Царском Селе
Жизнь царской семьи после отречения Императора – это состояние ареста. В основе его лежала, главным образом, мысль получить таким способом возможность найти «вину» Царя и Царицы перед Родиной.
Арест предполагал особый режим содержания семьи и всех приближённых, которые пожелали остаться во дворце.
Керенский как, глава правительства лично выработал инструкцию, которая устанавливала режим в Царском, и передал её для руководства Коровиченко (коменданту дворца).
Инструкция вводила следующие ограничения:
Царская семья и все, кто остался с ней, были изолированы от внешнего мира.
Заключённые пользовались правом передвижения только в пределах дворца.
Для прогулок были отведены особые места в парке, специально для этого огороженные. Во время прогулок узники окружались караулом.
Богослужения совершались в дворцовой церкви.
Всякие свидания с заключёнными были абсолютно запрещены и могли быть допущены только с согласия Керенского.
Вся переписка подвергалась цензуре коменданта дворца.
Дворец и парк были оцеплены караулами солдат.
Существовало двойное наблюдение за жизнью заключенных: наружное, принадлежавшее начальнику караула, и внутреннее принадлежавшее коменданту дворца.
Кроме этих общих мер были приняты ещё две, направленные, главным образом, на особу Императора.
Первая состояла в отобрании у Императора его различных документов по требованию Чрезвычайной следственной комиссии.
Вторая мера состояла в ограничении свободы Императора внутри дворца. Он был отделён на некоторое время от Государыни и виделся с нею под наблюдением дежурного офицера
Строгость режима, установленного Керенским, показалась некоторым из господ революционных офицеров недостаточной. Они потребовали от полковника Кобылинского, чтобы вся царская семья ежедневно предъявлялась им. Упадок дисциплины, моральная распущенность и мещанское любопытство прикрывались здесь соображениями, что семья может бежать. Кобылинский долго боролся с такими домогательствами, но в конце концов он должен был сделать доклад генералу П. А. Половцеву, сменившему Корнилова. Требование офицеров было удовлетворено в несколько смягчённой форме: ежедневно, когда царская семья выходила к завтраку, в столовую являлись два офицера: кончавший дежурство и вступавший в него. Однажды когда оба офицера явились к царской семье, Государь простился с офицером, уходившим с дежурства, и, по своему обыкновению протянул руку его заместителю. Тот отступил назад и не принял её. Государь подошёл к нему, взял его за плечи и, заметно волнуясь, сказал: «Голубчик, за что?» Офицер ответил: «Я – из народа. Когда народ протягивал вам руку, вы не приняли её. Теперь я не подам вам руки».
При полном безвластии того времени царскосельский совдеп также вмешивался в жизнь семьи и «делегировал» в помощь Кобылинскому своего человека: армянина Домодзянца в чине прапорщика. «Глупый, грубый и нахальный», по свидетельству Кобылинского, он упорно стремился проникнуть во дворец в роли начальствующего лица. Когда это не удалось, он начал подкарауливать царскую семью в парке и, как мог, отравлял её жизнь. О нём упоминает в своём дневнике Наследник Цесаревич и бранит его метким русским словом. Как и тот офицер Домодзянц также не принял руки Государя.
Подобные случаи повторялись неоднократно и, как видно из показаний свидетелей, особенно тяжело отражались на состоянии детей, вызывая у них чувство оскорбления, душевного возмущения.
Один из офицеров, особенно старался проявить свою бдительность по охране и ни на шаг не отходил от семьи во время прогулок в парке. Идя однажды сзади Государя, он буквально стал наступать ему на пятки. Взмахом трости назад Государь был вынужден охладить пыл охранника.
Подобное поведение некоторых из офицеров, а иногда и прямая агитация таких, как Домодзянц, развращали солдат. Они также старались проявить инициативу в деле охраны и переходили границы всякой пристойности. Во время прогулок они не отходили от семьи, подсаживались к Императрице, разваливались в непринуждённых позах, курили, выдыхая дым ей в лицо, и вели неприятные для неё речи. Они совали палки в спицы велосипеда Николая Александровича, когда он ездил по дорожке парка – злоба сквозила в каждом их действии. За всеми разговорами вне дома следили – велено было говорить только по-русски. Рядом находился небольшой огород, и когда домочадцы работали на грядках, Александра Фёдоровна сидела рядом со своим рукоделием. Охранники часто обменивались грубыми шутками, чтобы посмотреть на её реакцию, говорили о Царях свысока и небрежно. Солдаты наслаждались этим, считая, что таким образом Александра Фёдоровна получает своё возмездие.
Однажды они увидели в руках Наследника его маленькую винтовку. Это была модель русской винтовки, сделанная для него одним из русских оружейных заводов, ружьё-игрушка, совершенно совершено безвредная ввиду отсутствия специальных для неё патронов. Солдаты усмотрели опасность и через офицера потребовали обезоружить Наследника. Мальчик долго горевал, пока полковник Кобылинский тайно от солдат не передал ему ружьё по частям, в разобранном виде.
Когда дети поправлялись, вся семья собралась за чтением. В комнату вошли солдаты и заявили, что отсюда идут сношения с внешним миром путём световой сигнализации. Это одна из Княжон, занимаясь рукоделием, машинально покачивалась из стороны в сторону. Её тень и была принята за сигнализацию.
Солдаты входили во внутренние покои дворца, где не было постов, рассматривали обиход семьи, высказывая невежественные, лживые и грубые суждения.
Иногда их поступки были лишены всякого смысла, носили чисто хулиганский характер. В парке жили дикие козы. Один из солдат, стоя на часах, застрелил одну.
Склонность революционных солдат к воровству была не малая. Часовые взламывали хранилища с царскими вещами, находившиеся вне комнат дворца, забирались в кладовые, похищали провизию.
Друзья и враги
Надо ли говорить, о том, что почти все кто был, когда-то рядом с Их Величествами отвернулись от них.
Мы видели, как выходил из поезда Царя Нарышкин. Граф Апраксин был во дворце, когда генерал Корнилов арестовал Государыню. Он остался в числе добровольно арестованных, но через несколько дне ушёл.
Начальник конвоя граф Грабе тайно скрылся, бежал не только от семьи, но и от своей службы.
Ни разу к ним не пришёл старший офицер гвардейского экипажа флигель-адъютант Николай Павлович Саблин.
Не всё оказалось благополучным и в среде дворцовой прислуги. Многие приняли на себя роль сыщиков и шпионов.
Старый дядька Наследника Цесаревича боцман Деревенко, тот самый, среди детей которого протекли первые годы жизни Наследника, кто носил его на руках во время болезни, в первые же дни переворота проявил злобу к нему и оказался большевиком и вором.
Но я особо полагаю себя обязанной отметить высокую степень личного благородства и глубочайшую преданность Русскому Царю и его семье двух лиц: воспитателя Наследника швейцарца Жильяра и преподавателя английского языка англичанина Гиббса.
Неоднократно подвергая жизнь свою риску, Жильяр всецело жертвовал собой ради семьи, хотя ему как иностранцу ничего не стоило уйти от неё в первую же минуту.
В момент ареста Государыни Гиббс не был во дворце. Потом его уже не пустили. Он настойчиво стал требовать пропуска и подал письменное заявление, чтобы ему позволили учить детей. Но ему отказали. Воссоединиться с семьёй он смог только в Сибири.
Тобольск
К середине лета Керенский решил перевезти царскую семью, пока назначенное на зиму Учредительное собрание не решит их судьбу.
«Нам приходят сообщить, что мы должны быть готовы к 12 часам ночи, поезд назначен к часу. Последние приготовления. Прощальные прогулки по Детскому острову, огород и пр. Около часа ночи собираемся в полукруглом зале, который весь заставлен багажом. Приехал Керенский и Великий Князь Михаил Александрович, последний пошёл к Государю. Он был счастлив увидеться с братом перед отъездом. Наш поезд ещё не прибыл. Говорят, что произошли осложнения с рабочими петроградских железных дорог, которые подозревают, что поезд предназначен для царской семьи. Время проходит в томительном ожидании. Будем ли мы в состоянии уехать? Наконец, около 5 часов, нам объявляют, что всё готово. Мы сердечно прощаемся с товарищами по заключению».
14 августа царская семья выбыла из Александровского дворца на нескольких автомобилях под охраной драгун 3-го Прибалтийского полка.
Отъезд её с вокзала состоялся в 6 часов 10 минут утра.
Было два поезда. Оба они следовали под японским флагом.
Путешествие через «рабоче-крестьянскую» Россию прошло благополучно. Только на станции Званке железнодорожные рабочие пожелали узнать, кто следует в специальном поезде. Узнав, они удалились.
На станции Тюмень семья села на пароход «Русь» и прибыла в Тобольск 19 августа в 4 часа дня.
«19-го под вечер внезапно за одним из поворотов реки мы заметили красивые очертания Тобольска и немного погодя уже подходили к пристани».
Дом не был готов к её приезду. Несколько дней она провела на пароходе и перешла в дом 26 августа. Государыня с Наследником ехали в экипаже, Государь с княжнами – шли пешком.
Тобольский дом, где жила заключённая царская семья, находился на улице, получившей после переворота название «улица свободы». Ранее в нём жил губернатор.
«Царская семья заняла весь верхний этаж губернаторского дома, просторного и удобного здания. Свита поселилась в доме Корнилова, богатого Тобольского купца; этот дом был расположен на другой стороне улицы почти напротив губернаторского. Караул был образован из солдат царскосельского гарнизона (бывший полк стрелков императорской фамилии), конвоировавших нас в пути. Они были под командованием полковника Кобылинского, человека честного, искренно всем сердцем привязавшегося к охраняемой им царской семье».
Дом был каменный, в два этажа, с коридорной системой, тёплый и светлый. Через дорогу в маленьком домике разместились домочадцы и учителя. Дом губернатора сразу обнесли высоким забором. Членам царской семьи строго-настрого было запрещено выходить из дома; им разрешалось только ходить в церковь, куда их сопровождала усиленная охрана.
Первое время, приблизительно месяца полтора, было едва ли не лучшем в заключении семьи.
Власть была в руках полковника Кобылинского. Местным властям он не подчинялся. Посланцев же центра не существовало.
Жизнь сразу вошла в спокойное и ровное русло. Взрослые преподавали детям разные предметы, в свободное время читали книги, девушки занимались рукоделием. Александра Фёдоровна с дочерьми связали тёплую шерстяную одежду к Рождеству и подарили каждому их домочадцев. Николай Александрович, привыкший к физической работе, колол дрова в маленьком дворике, построил лестницу на крышу дома к маленькой теплице, где они всей семьёй и со слугами грелись на скудном сибирском солнце. Вечерами читали вслух, играли в разные игры, шили.
Жители Тобольска, в большинства своём потомки сибирских ссыльных, были, как правило, очень доброжелательны. Когда семья шла к ранней Литургии, люди на улице становились на колени, пока они не пройдут, и стояли, окало дома, осеняя себя крестом, в надежде хоть краем глаза увидеть кого-нибудь в окошке. Одно время монахиням из монастыря разрешали передавать им яйца и сахар, а местные торговцы поставляли другие продукты.
В сентябре месяце в Тобольск прибыл комиссар Панкратов и его помощник Никольский. Это были посланники центра.
Полковник Кобылинский показал: «Панкратов привёз с собой бумагу за подписью Керенского, в коей говорилось, что я поступаю в полное подчинение Панкратова и должен исполнять то, что он мне будет приказывать».
«В сентябре в Тобольск приехал комиссар Панкратов, присланный Керенским. Его сопровождал в качестве помощника Никольский, бывший политический ссыльный, как и сам Панкратов. Последний был человек довольно образованный, по природе добрый и мягкий. Но зато Никольский был настоящее грубое животное, и вся деятельность его носила в высшей степени злостный характер».
Наглядное поведение Никольского развращало солдат, они тоже мстили. Государь надел черкеску, на которой у него был кинжал. Увидели это солдаты и подняли целую историю: «Их надо обыскать. У них есть оружие». Кобылинскому кое-как удалось уговорить эту потерявшую всякий стыд ватагу не производить обыск. Он сам пошёл и Государю, и тот сам отдал кинжал.
Провожая старых солдат, выражавших чувства преданности семье, Государь и Государыня поднялись на ледяную гору во дворе, чтобы через забор видеть их отъезд. Оставшиеся солдаты ночью срыли гору.
Во время Литургии в первый день Рождества диакон Евдокимов, по приказанию священника, провозгласил за молебном многолетие Императору по старой формуле. Это вызвало бурю в солдатской среде. Солдаты вынесли постановление убить священника, и ему пришлось удалиться в монастырь.
Без всякого видимого повода солдаты выселили свиту и прислугу, живших в доме напротив, и поселили всех с царской семьёй, стеснив её удобства.
Кобылинский показывает: «Панкратов сам лично не был способен причинить сознательно зло кому-либо из царской семьи, но темнее менее выходило, что эти люди его причиняли. Это они делали как партийные люди. Они завели школу, где обучали солдат грамоте, преподавая им разные предметы, но после каждого урока понемногу они освещали солдатам политические вопросы. Это была проповедь эсеровской программы. Солдаты слушали и переваривали по-своему. Эти проповеди делали солдат, благодаря их темноте, большевиками».
Кроме пропаганды были и другие причины, разлагавшие солдат. Когда отряд уходил из Царского в Тобольск, Керенский обещал солдатам всякие льготы: улучшенное вещевое довольствие по петроградским ставкам, суточные деньги. Условия эти не соблюдались, суточные деньги совсем не выдавались. Это сильно злобило солдат и способствовало развитию среди них большевистских настроений.
Пребывание в Тобольске Панкратова и Никольского продолжалось довольно долго: они пережили власть Временного правительства, оставаясь комиссарами и после большевистского переворота. Их выгнали сами солдаты, обольшевичившиеся в громадной массе. Это произошло 9 февраля 1918 года
Проблем состояла ещё и в том, что у семьи не было денег.
Императору, как бывшему главе России, приличествовал известный образ жизни. Создать и поддерживать уклад этой жизни, было обязанностью Временного правительства, так как оно лишило Царя свободы. Личные же сбережения семьи были не так велики, как все думали и находились они за границей, были не доступны. В результате Кобылинский был вынужден пойти по городу и просить денег на содержание семьи и свиты. Он достал их под вексель за своей личной подписью.
Когда Керенский отправлял семью в Тобольск, он говорил Кобылинскому: «Не забывайте, что это бывший Император. Его семья ни в чём не должна нуждаться». На допросе же он показал: «Конечно, Временное правительство принимало на себя содержание самой царской семьи и всех, кто разделял с ней заключение. О том, что они терпели в Тобольске нужду в деньгах, мне никто не докладывал».
Екатеринбург
К апрелю 1918 года события приняли критический оборот. Большевистские власти в Екатеринбурге и Омске хотели захватить семью. Их сдерживало только то, что в Москве пока не одобряли этот план.
Наконец, 22 апреля из Москвы прибыл новый комиссар Василий Яковлев, который привёз приказ, отправит семью в неизвестное место назначения. Сначала он хотел забрать только Николая Александровича, но, наткнувшись на его решительный отказ расстаться с родными, разрешил ему, в конце концов, взять всех, кого он пожелает.
Время для переезда было не подходящее. Алексей Николаевич, который подхватил сильный кашель и страдал от серьезных внутренних кровотечений, вызванных постоянным кашлем, только ещё поправлялся и был ещё слишком слаб. К тому же неосторожное падение привело к ещё одному кровоизлиянию, одна ступня была полностью парализована.
Доктор Деревенко сопровождавший семью, был в отчаянии. У него кончились лекарства, новых он не мог достать и не мог облегчить страдания ребёнка. Решили, наконец, что Императрица и Великая княжна Мария Николаевна поедут с Императором, другие же останутся, пока Алексей не поправится, чтобы ехать.
Поездка была мучительной. Путникам предоставили открытые тряские повозки при всё ещё морозной погоде. Приходилось пешком переходить реки, покрытые тонкой корочкой льда, держась друг за друга, цепочкой, по узким доскам. В одном месте их заставили идти по колено ледяной воде, Император перенёс Императрицу на руках.
По прибытии в Тюмень, комендант по просьбе Александры Фёдоровны отправил в Тобольск телеграмму «все благополучно прибыли».
В Тюмени их ждал поезд. Хотя предполагалось, что их должны были везти в Москву, поезд был остановлен Омским губернским советом и окружён солдатами, настроенными отправить его в Екатеринбург – центр неистовых большевиков-экстремистов. Яковлев был вынужден уступить давлению толпы, и Император, Императрица и Великая княжна Мария Николаевна, а также доктор Боткин и трое слуг были переданы властям Екатеринбурга.
Их поместили в доме не далеко от центра города. Условия были гораздо хуже, чем в Тобольске. Один раз в день в разное время им доставлялась грубая, плохо приготовленная пища. Второй раз можно было поесть, лишь приготовив из остатков первой трапезы. Во время еды новый комендант, богоборец, часто вваливался в столовую и, оттолкнув смиренного Николая Александровича, забирал что-нибудь со стола со словами, что семье, мол, уже хватит есть.
Двери между комнатами были сняты с петель, чтобы охранники могли окинуть все комнаты одним взглядом. Они входили без предупреждения, и даже ставили часового у двери в уборную, и тот отпуска в адрес женщин непристойные замечания. Протестовать было бесполезно, это вызывало лишь новые ограничения.
Когда подошла Страстная Седмица, заключённые попросили, чтобы им давали постную пищу, но в этом им было отказано, так же, как и в церковных службах. Николай Александрович и доктор Боткин читал по вечерам по очереди Библию вместо служб Страстной Недели.
Хотя Алексей Николаевич ещё не вполне поправился для переезда, комендант решил перевезти в Екатеринбург детей и остальную прислугу.
Период заключения в Доме Ипатьева, находившегося на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка, стало самым тяжёлым временем для семьи и тех, кто по прежнему был им верен.
Радость от встречи на время рассеяла общее тревожное настроение, но вскоре начались новые неприятности. Войдя в комнату Алексея Николаевича, солдат заметил цепочку с иконками, висящую на спинке кровати. Желая их присвоить, часовой потянулся, чтобы сорвать. Нагорный, старый матрос – дядька Алексея Николаевича с малых лет, пришёл в ярость и попытался его остановить. Нагорного немедленно арестовали, посадили в тюрьму, а через четыре дня увезли и расстреляли. Семья об этом не знала.
В часовые подбирали экстремистов, которые враждебно и со злостью относились к Русской Императорской Семье. Но даже они не могли оставаться безучастными.
Анатолий Якимов, один из стражников, позднее арестованный Белой Армией, вспоминал:
«Вся моя злость на Царя исчезла после того, как я некоторое время побыл в охране. После того как я несколько раз их видел, у меня по отношению к ним появились совсем другие чувства, я их начал жалеть. Я жалел их как обычных людей. Я всё время себе повторял: «Хоть бы они спаслись… Боже, сделай так, чтобы они спаслись»».
Однако Ленин думал по-другому и имел другие планы.
14 июля неожиданно привели местного священника совершить Литургию. Семья и все домашние исповедовались и причастились. Когда начали читать молитву об умерших, вся семья в едином порыве опустилась на колени, а одна из Великих княжон зарыдала не сдержавшись. Похоже, они знали, что их ждёт.
Расстрел
Ночью 16 июля семью разбудили около полуночи и отвели в подвал дома, где им было велено ждать; приближалась Белая Армия, и их якобы должны были перевезти. Принесли три стула; один заняла Александра Фёдоровна, другой – Николай Александрович, Алексей Николаевич лёг у него на коленях, положив ноги на третий стул. Через несколько минут в комнату вошли комендант и охранники. Комендант Юровский быстро сказал: «Мы должны расстрелять вас». Николай Александрович, поднимаясь, чтобы защитить жену и сына, успел только сказать: «Что?», перед тем, как получить пулю в голову. Он был мгновенно убит.
Первый выстрел был сигналом для охранников открыть огонь, и в течении нескольких секунд все были мертвы, за исключением 16-летней Анастасии, потерявшей сознание, и Анны Демидовой, горничной – обе были заколоты штыками, тут же. Александра Фёдоровна умерла, творя крестное знамение.
Список использованной литературы
- А.В.Манько "Чтения об обоях Российского императорского дома"; изд.-во "Просвещение", 1994г.
-А.А.Мослов "При дворе последнего Российского императора"; изд.-во "Анкор", 1993г.
-Р.Мэсси "Николай и Александра"; Интерпракс, 1990г
Монахиня Нектария «Дивный свет. Жизнь Александры Фёдоровны Романовой, последней Всероссийской Императрици». Издательский Дом «Русский паломник» 1998г.
-Воспоминания Пьера Жильяра. «Трагическая судьба Русской Императорской Фамилии» изд.-во «Александра» 1991г.
- М. Кравцова, Е. Янковская «Царский венец» изд.-во «Лепта-Пресс» 2006г.
-По личным воспоминаниям П. Жильяра бывшего наставника Наследника Цесаревича Алексея Николаевича и С. Д. Сазонова бывшего Министра Иностранных Дел. «Император Николай II и его семья». Книгоиздательство «Русь» 1921г.
- Николай Соколов «Убийство царской семьи» изд.-во «Алгоритм» 2007г.
Приложение
* * *
Ещё стреляли убийцы,
Столпившиеся у дверей,
Когда вышла из тела душа Царицы
И увидела, как добивают её дочерей,
Как душа Государя Наследника душу
В бесплотные руки приняла,
И все лежащие в комнате душной,
Окровавленные тела…
Но это было одно лишь мгновенье.
Вот всё стихло. И в следующий миг
Небо раскрылось, и ангелы с пеньем
В свои объятия приняли их.
Над страною, окутанною пороховым чадом,
Что безумствовала, правду и веру гоня,
Возносились в бессмертие её лучшие чада,
Преданные ею и предаваемые до сего дня.
Помнишь ли ты имена их, Россия?
Кровью залита их жизни заря:
Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, -
Четыре дочери-голубицы было у нашего Царя.
Когда ты видишь крыл голубиных сиянье
В лазури неба, над золотым церковным крестом, -
Это их души – чистые вестники покаянья,
Посланные тебе, Россия, Самим Христом.
Стихи монаха Лазаря
1