Развитие оккупированной части Китая во время японско-китайской войны

Реферат по истории Китая

РАЗВИТИЕ ОККУПИРОВАННОЙ ЧАСТИ КИТАЯ ВО ВРЕМЯ ЯПОНСКО-КИТАЙСКОЙ ВОЙНЫ

ПЛАН

1.Создание марионеточной государственности на оккупированной территории.

2. Социально-экономическое развитие оккупированных районов.

3. Литература.

1.Создание марионеточной государственности на оккупированной территории

Проводя массированные наступления на основные политические и экономические центры Китая, захватив огромные территории, японские агрессоры вскоре столкнулись с проблемой «освоения» захваченных территорий в связи с затяжным характером войны, к которому они не были готовы. Масштабы оккупированной части Китая явно не соответствовали военным возможностям Японии. Фактический военный контроль захватчики могли установить только за небольшой территорией, примыкавшей к городам, железным и шоссейным дорогам, которые непосредственно контролировались военными гарнизонами и жандармерией. Это была так называемая «зона спокойствия», простиравшаяся от важнейших дорог и опорных пунктов на 10—15 км. За ней еще примерно на 15—20 км проходила «зона полуспокойствия», куда японские патрули и карательные отряды заходили днем, но предпочитали на ночь не задерживаться. Далее, с точки зрения японских властей, была «зона опасности», где сохранялась прежняя гоминдановская власть или устанавливалась власть КПК. По мере японского наступления необходимость распылять военные гарнизоны по все удлинявшимся коммуникациям требовала огромных военных сил, что вело к существенному ослаблению наступательного потенциала японской армии, но в то же время не гарантировало этой армии спокойного тыла. «Умиротворения» не удавалось добиться и жесточайшими карательными методами. Лозунг захватчиков «все жги, всех убивай, все грабь» претворялся в действительность во время карательных походов в «зоны опасности», однако даже чудовищные репрессии не могли остановить роста национального сопротивления.

В этих условиях оккупанты пошли на создание местных марио­неточных китайских властей, рассчитывая таким образом создать механизм политического контроля за захваченной китайской территорией. 14 декабря 1937 г. семнадцать членов Хэбэй-Чахарского политического совета заявили о самороспуске совета и провозгласили создание Временного правительства Северного Китая с центром в г. Пекине. Немедленно это правительство было признано командующим японскими войсками в Северном Китае в качестве «единственной гражданской власти». Внешне эта «власть» была организована по традиционному образцу — законодательный, исполнительный, судебный юани и т.п. По замыслу оккупантов она должна была стать примером для других подобных местных «правительств» как политическая альтернатива единой китайской гоминьдановской государственности. Не случайно инициаторами создания пекинского правительства стали весьма колоритные политические фигуры — Ван Кэмин, Тан Эрхэ, Тун Гуань, Ван Итан, Цзи Шиюань, Чжу Шэн и др., принадлежав­шие к старым прояпонским кликам и давно известные своей борьбой против Гоминьдана.

Однако в условиях затяжной войны и нежелания режима Чан Кайши капитулировать, что отражало определенную прочность гоминдановской государственности, японские власти начинают искать иные пути решения «китайской проблемы». Раскол в Гоминьдане в 1938 г., измена Ван Цзинвэя и его сторонников, капитуляция ряда гоминдановских генералов подсказали путь создания альтернативной гоминдановской государственности на оккупированной территории, которая могла бы стать не только фактором политического давления на Чан Кайши, но и фактором поиска определенного компромисса с наиболее националистическими и патриотическими элементами в Гоминьдане. Так возникла идея создания прояпонского «центрального правительства» в Нанкине.

Уже в 1939 г. Ван Цзинвэй и другие видные гоминдановцы, ставшие изменниками родины (Чэнь Гунбо, Чжоу Фохай, Тао Сишэн и др.), активизировали свою политическую деятельность на оккупированной территории. В январе 1940 г. в Циндао они провели совещание ряда членов ЦИК Гоминьдана, сотрудничавших с оккупантами, и разработали предложения о «воссоздании» гоминьдановского правительства. Эти предложения были реализованы японскими властями, и 30 марта 1940 г. было торжественно объявлено об образовании «центрального правительства» в Нанкине. Исполняющим обязанности председателя правительства стал Ван Цзинвэй. Правительство опубликовало декларацию, в которой объявляло своей главной целью достижение мира, призывало чунцинское правительство и армию прекратить военные действия и объединиться для борьбы с коммунизмом, признавало новый порядок в Восточной Азии, обязывалось уважать права дружественных держав в Китае. В тот же день японское правительство официально заявило о «признании» нового нанкинского правительства и подчеркнуло, что оно «...приветствует восстановление китайского национального правительства в прежней столице». В этой связи японским властям пришлось пойти даже на роспуск марионеточного пекинского правительства, чтобы подчеркнуть «общенациональный» характер нанкинского правительства.

Перед новыми марионетками японцы ставили две основные задачи. Первая — оказывать политический нажим на Чунцин, добиться прекращения его сопротивления на общей антикоммунистической платформе. Именно на эту цель были ориентированы декларация нового правительства, оставление вакантным поста председателя правительства, роспуск пекинского правительства и т.п. Вторая — создать аппарат «умиротворения» японского тыла.

Стремясь укрепить позиции своих марионеток, помочь им найти какую-то социальную базу, оккупанты были вынуждены пойти на некоторые уступки имущим слоям оккупированных районов Китая. В 1941 г. японское правительство даже запретило военным властям конфисковывать имущество коллаборационистов, а также приняло решение поощрять предпринимательскую деятельность китайской буржуазии. Начав войну на Тихом океане, японское правительство пытается привлечь марионеточное нанкинс-кое правительство к проведению своей агрессивной политики, а с этой целью поднять его «международный» авторитет. В декабре 1942 г. в Токио принимают решение провести политический спектакль — «отказаться» от неравноправных договоров и соглашений с Китаем, что, по замыслу инициаторов этой акции, должно было произвести соответствующий политический эффект как на Китай, так и на колониальные страны Азии. На основе этого решения 9 января 1943 г. между Токио и Нанкином заключается соглашение о возвращении сеттльментов, об отмене права экстерриториальности и т.п. унизительных для Китая ограничений. «Благодарное» правительство Ван Цзинвэя в свою очередь заявляет о вступлении Китая в Тихоокеанскую войну на стороне Японии.

Одновременно японские власти помогают Ван Цзинвэю создать армию, которая, по замыслам японских стратегов, могла бы взять на себя бремя «умиротворения» японского тыла. Она была создана в основном на базе разгромленных и сдавшихся в плен гоминдановских частей и соединений. Руководство этой армии, численность которой достигла 800 тыс. человек, состояло из гоминдановских генералов, перешедших на сторону захватчиков или добровольно сдавшихся в плен. Две трети солдат этой ар­мии — бывшие бойцы гоминдановских войск.

Создавая новую политическую структуру с центром в Нанкине, Ван Цзинвэю и его приспешникам удалось объединить вокруг себя значительную часть прежнего гоминдановского аппарата, многих старых политических деятелей, некоторые слои приморской буржуазии. Однако коллаборационисты, оказавшись в условиях общенационального подъема войны сопротивления, по сути дела, изолированными от широких слоев китайской нации, не сумели сыграть предназначавшейся им японскими захватчиками роли и на заключительном этапе войны вся эта марионеточная политическая структура стала представлять четко очерченную политическую мишень для патриотических сил.

2. Социально-экономическое развитие оккупированных районов

Война в Китае рассматривалась японским империализмом как один из этапов реализации претенциозных планов установления своей гегемонии в Азии, а эксплуатация захваченных районов Китая — как важнейший элемент создания колониальной империи нового типа: «великой восточно-азиатской сферы совместного процветания». Новизна японской колониальной политики заключалась, помимо ее идеологического оформления, в том, что, во-первых, колониальная периферия рассматривалась центром этой «сферы» — Японией — не только как аграрно-сырьевой придаток японского хозяйства, но и отчасти (в Южной Манчжурии и Северной Корее) как районы развития промышленности, в том числе и тяжелой, строящейся на японские и местные капиталы. И, во-вторых, колонизаторы стремились расширить социальную опору своего господства в «сфере совместного процветания» путем сотрудничества с буржуазными и мелкобуржуазными слоями под лозунгами паназиатизма. В годы войны японские захватчики попытались реализовать свои колониальные планы на китайской земле, что существенно изменило характер социально-экономического развития некоторых районов Китая.

Особое место в японских колониальных планах отводилось Маньчжурии, которая рассматривалась и как экономически наиболее важный район, и как образец «совместного процветания». Объяснялось это, прежде всего тем, что этот район несказанно богат природными ресурсами, которых так недоставало в самой Японии, а также тем, что, по представлению захватчиков, здесь сложился уже прочный в политическом отношении колониаль­ный режим (марионеточная империя Маньчжоу-го).

Еще до начала войны в штабе Квантунской армии — фактическом хозяине этого района— захватчики разработали перспективные планы экономического развития Маньчжурии, на основе которых в начале 1937 г. был принят первый пятилетний план, а в 1941 — второй. Планы предусматривали довольно быстрые темпы индустриализации, а для достижения этих целей — высокий уровень японских капиталовложений. И хотя эти планы не были полностью выполнены, ибо ход войны оказался не таким, как его себе представляли в Токио, их реализация изменила со­циально-экономический облик Маньчжурии. Связано это, прежде всего с высоким уровнем японских капиталовложений. С 1936 по 1945 г. японские капиталовложения в этом районе выросли с 2,8 млрд иен до 11,3 млрд, а с учетом вложений правительства Маньчжоу-го (которые мы вправе вслед за китайскими авторами отнести фактически к японским — Токио ими бесконтрольно распоряжался) даже до 24,2 млрд иен, а в ам. дол. — с 1404,1 млн до 5595,9 млн.

Огромный приток капиталовложений (вряд ли сопоставимый в то время с какой-либо другой колониальной страной) происходил в основном за счет японского государства (около 70—80% всех вложений), что было связано с нежеланием японских монополий (дзайбацу) и японских предпринимателей подвергнуть риску свои капиталы, а также с низкой прибыльностью японских вложений в Маньчжурии (например, в 1941 г. — лучшем по конъюнктуре во время войны — японские компании в Маньч­журии получили только 2,5% прибыли на свой капитал). При этом имел место реальный ввоз капитала, вещественная форма которого была связана прежде всего с реализацией планов индустриализации Маньчжурии, т.е. в значительной мере ввозилось промышленное и транспортное оборудование. Характерно, что Маньчжурия, имевшая до 1932 г. в течение многих лет значительный положительный торговый баланс в торговле с Японией, после 1932 г., т.е. после того как начался переход к промышленной стадии колониальной эксплуатации, стала значительно больше ввозить из Японии и стран ненового блока, чем вывозить туда. Причем отрицательное сальдо торгового баланса довольно точно коррелировалось с ростом уровня японских капиталовложений в Маньчжурии.

Еще накануне войны штаб Квантунской армии, отказавшись от прямого военного контроля за экономикой, предпринял некоторую реорганизацию японского хозяйственного аппарата в Маньчжурии с целью интенсификации экономического строительства. В течение долгого времени главным «хозяином» экономической жизни Маньчжурии была японская Компания Южноманьчжурской железной дороги (по-японски сокращенно «Мантецу»), контролировавшая не только железные дороги, но и всю крупную промышленность. В конце 1937 г. японцами была создана Компания промышленного развития Маньчжурии (по-японски сокращенно «Мангё»), капитал которой был образован из взносов марионеточных властей и японской финансовой группировки Аюкавы. «Мангё» стала держательской компанией, которой были переданы все предприятия тяжелой промышленности (кроме Фушуньских копей), прежде контролировавшиеся «Ман-тецу». Новая компания, используя предоставленные ей капиталы для создания военно-промышленной базы, субсидировала создание новых промышленных компаний и расширение старых: металлургической компании в Дуньбяньдао на границе с Кореей, горно-металлургических комплексов в Аньшане и Бэньсиху, самолетостроительной компании, компании специальных сталей и многих других. К концу 1941 г. «Мангё» уже держала контрольные пакеты 32 крупнейших промышленных компаний. Кроме того, японские власти способствовали созданию еще нескольких десятков привилегированных компаний, основанных, прежде всего на японские частные и государственные средства, фактически охвативших своим контролем остальные отрасли хозяйства. Все эти компании стремились привлечь также и частный китайский капитал.

Хозяйственная активность японских захватчиков, стремившихся превратить Маньчжурию в свою военно-промышленную базу, принципиально изменила экономический облик этой части Китая, причем экономические процессы, наметившиеся еще в предвоенное время, в годы войны ускорились и углубились.

Прежде всего, дальнейшее развитие получила тяжелая промышленность. Добыча угля и железной руды утроилась, а выплавка чугуна и стали возросли в пять раз, быстро развивалась цветная металлургия. Особенно большое развитие получило машиностроение: значительно расширился выпуск промышленного оборудования и станков, увеличилось производство локомотивов и автомобилей. Естественно, что захватчики особое внимание уделили производству различных видов вооружения и боеприпасов, в том числе производству такого сложного вооружения, как самолеты и танки. В ином положении находились отрасли, производившие потребительские товары — большие японские капиталовложения сюда не поступали. Исключение составляли текстильная и бумажная промышленности, в которых была заинтересована японская армия и которые поэтому значительно выросли в этот период.

В годы войны продолжалась и политика интенсификации сельского хозяйства Маньчжурии, его дальнейшего подчинения интересам оккупантов. Выразилось это, прежде всего в его продолжающейся диверсификации, расширении посевов технических культур, в росте производства которых японцы были особенно заинтересованы. Так, за годы войны производство хлопка удвоилось, а сахарной свеклы выросло даже в десять раз. За счет китайского крестьянства Маньчжурии снабжалась оккупационная армия, в значительных количествах продовольствие и сельскохозяйственное сырье вывозилось в Японию. Постепенно все сельскохозяйственное производство было поставлено под строгий японский контроль. Колонизаторы устанавливали номенклатуру и размеры посевов, а урожай фактически забирали на основах контрактации. Крестьянство постепенно теряло заинтересованность в увеличении производства.

Китайская буржуазия Маньчжурии в годы войны не саботировала экономические мероприятия японских властей, стремясь получить свою долю от значительных военных доходов. Возросли ее вложения в смешанные предприятия и особенно в средний и мелкий бизнес. В «обмен» на возможность относительно быстрого развития китайская буржуазия вела здесь себя лояльно по отношению к колонизаторам, расширяя и укрепляя тем самым их социальную базу.

Итогом 14-летнего японского хозяйничанья в Маньчжурии было принципиальное изменение социально-экономической структуры этой части Китая. Из отсталой аграрной окраины Маньчжурия превратилась в индустриально-аграрный район с развитой инфраструктурой и преобладанием тяжелой промышленности. Это был первый (наряду с Кореей) в истории колониальной системы империализма пример развития колонии индустриального типа.

Маньчжурия стала действительно промышленной колонией, ибо основные экономические интересы захватчиков лежали именно в промышленной сфере. Маньчжурия была превращена в военно-промышленную базу японской агрессии. Но все индустриальное развитие Манчжурии носило колониальный характер, ибо оно определялось японскими интересами. Япония сохраняла полный контроль за всеми ресурсами этого района. Маньчжурская промышленная структура не стала органической частью китайского народного хозяйства.

В определенной мере используя маньчжурский опыт, Япония пыталась реализовать свои колониалистские планы во вновь захваченных районах Китая. Наиболее прочные экономические позиции Япония имела в Северном Китае. По примеру компании «Мантецу» здесь японцы организовали держательскую Компанию развития Северного Китая, которая весной 1944 г. контролировала уже 34 компании различного хозяйственного профиля с общим капиталом в 1,4 млрд. иен. Основные вложения приходились на транспорт, связь, портовое хозяйство (73%), на втором месте была горнодобывающая промышленность (9%), а вложения в обрабатывающую промышленность были небольши­ми. Кроме того, различными льготами оккупанты стремились привлечь сюда и частный японский капитал. Фактически за счет ограбления частного китайского капитала («покупка» предприятий за бесценок, «смешанные» предприятия и т.п.) количество японских фирм здесь в годы войны утроилось. Однако в целом значительного реального ввоза японского капитала в Северный Китай не было (всего за годы войны ввезено сюда около 265 млн. ам. дол.) и не проводилось сколько-нибудь значитель­ного промышленного строительства. В этом районе оккупанты прежде всего стремились создать условия для вывоза сырья, для интенсификации эксплуатации местных ресурсов.

Для эксплуатации оккупированных районов бассейна Янцзы (прежде всего шанхайского промышленного района) японцы создали держательскую Компанию развития Центрального Китая, которая в 1944 г. контролировала 12 крупных компаний с оплаченным капиталом в 204 млн. иен, охватывавших своей деятельностью весьма широкий круг предприятий: транспорт и связь, добычу угля и металлургию, автобусное сообщение и производство газа, недвижимость и шелководство и т.п. В четыре раза выросло и количество частных японских фирм. Однако общие японские капиталовложения в этом районе за годы войны составили всего 41 млн. ам. дол., что свидетельствовало о нежелании японских властей, и тем более частных японских вкладчиков, рисковать значительными средствами в этом районе.

Под свой полный контроль японцы стремились взять не только промышленное производство и транспорт оккупированных районов, но и, естественно, кредитно-банковскую систему, создав с этой целью резервные банки, контролировавшие денежный рынок. Уже в марте 1938 г. в Пекине был открыт Федеральный резервный банк (ФРБ), считавшийся формально китайским, причем половину оплаченного капитала внесли китайские коммерческие банки, а другую половину — марионеточные власти за счет средств, предоставленных японскими банками. Незначительный оплаченный капитал банка (50 млн. иен) и значительная денежная эмиссия привели к быстрому обесцениванию банкнотов ФРБ. В декабре 1940 г. марионеточное правительство Ван Цзин-вэя открыло в Шанхае Центральный резервный банк (ЦРБ). Так создавался банковский механизм, имевший китайскую вывеску, но фактически находившийся в руках Японии, который позволил захватчикам поставить под свой полный контроль всю бан-ковско-кредитную систему оккупированных районов. Однако желание японской военщины как можно быстрее и легче использовать материальные ресурсы захваченных районов привели к безудержной эмиссии, не имевшей сколько-нибудь реального обеспечения, и, следовательно, к росту инфляции. К концу войны ее темпы оказались даже выше, чем в гоминьдановских районах Китая. Столь же стремительно росли и цены.

После того как схлынула первая волна грабежей со стороны японских захватчиков, оккупационные власти попытались не только взять под свой контроль экономическую жизнь, но и оживить промышленность и торговлю, наладить сотрудничество с китайской буржуазией, привлечь ее к экономическому строительству «сферы совместного процветания». Действительно, после падения производства в первые два года войны начался процесс его постепенного восстановления, а в 1939—1941 гг. и определенного роста, что было, в частности, связано с благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой в первые годы мировой войны. Растет добыча полезных ископаемых (например, угля в северном Китае в 2,5 раза), увеличивается производство и экспорт обрабатывающей (особенно текстильной) промышленности шанхайского района. Однако начало Тихоокеанской войны и последовавшие за этим военные поражения японских агрессоров выявили авантюризм социально-экономической политики захватчиков. Повторить в этих районах Китая опыт маньчжурского сотрудничества, столь выгодного колонизаторам, не удалось. И это объяс­нялось не только ничтожным объемом японских капиталовложений, не сравнимых с Маньчжурией, но и политикой колонизаторов, стремившихся зачастую неэкономическими методами извлечь из хозяйства оккупированных районов значительные средства для войны. В этих условиях китайская буржуазия оккупированных районов не получила существенных выгод от такого «совместного процветания» и поэтому не оказала политической поддержки захватчикам. Более того, к концу войны ее нежелание сотрудничать с японцами усиливается, и это все более парализует японский тыл. Несмотря на значительные отличия в социально-экономическом развитии различных оккупированных японцами районов Китая, можно выделить вместе с тем некоторые общие черты. Они могут быть сведены прежде всего к небывалой централизации капиталов всего несколькими крупнейшими компаниями и банками, находившимися в руках японского государственно-монополистического капитала. Если в Маньчжурии эта централизация в основном соответствовала значительной концентрации про­изводства, то в других районах она существенно забегала вперед, отвечая интересам управления и усиления эксплуатации со стороны оккупантов.

Литература

Фицджералд Чарлз Патрик. История Китая / Л.А. Калашникова (пер.с англ.). — М. : Центрполиграф, 2005. — 459с.

Васильев Л. С., Лапина З. Г., Меликсетов А. В., Писарев А. А. История Китая: Учебник для студ. вузов, обуч. по ист. спец. / А.В. Меликсетов (ред.) — 3-е изд., испр. и доп. — М. : Издательство Московского университета, 2004. — 751с.

Всемирная история: Учебник для студ. вузов / Георгий Борисович Поляк (ред.), Анна Николаевна Маркова (ред.). — М. : Культура и спорт, 1997. — 496с.