Особенности утверждения геополитических позиций России на Северном Кавказе

КУРСОВАЯ РАБОТА:

«Особенности утверждения геополитических позиций России на Северном Кавказе»

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1 Соотношение факторов силового принуждения и солидаризации в процессе присоединения Северного Кавказа к России

2 Незамеченные итоги Кавказской войны

Заключение

Примечания

Библиография

ВВЕДЕНИЕ

В России из-за особенностей ее развития сложилась геополитическая реальность, при которой совпадение государственного и этнонационального полей в большинстве случаев не установилось. Ее государственное поле на полиэтнонациональной основе (1). Многие народы стремились сохранить единство с Россией, в том числе и большая часть чеченского народа. Но положение внутри самой страны нестабильно. По свидетельству Г.В. Заурбековой, непосредственно наблюдавшей развитие трагических событий на Северном Кавказе на исходе XX века «сепаратисты убили сотни чеченцев за приверженность к России», высказывания же против нее зачастую вызывали осуждение и неодобрение у простых людей (2).

Россия получила массовую поддержку народа в значительной степени благодаря своему авторитету, не колониальной державы, подобной одной из западноевропейских стран, удерживающей власть только благодаря силе оружия, а державы, способной своим нравственным влиянием, обеспечением надлежащих условий развития утвердить свои позиции в регионе. В настоящее время, когда проблема терроризма требует от Росси принятия решительных мер, особенно необходимо осознавать, как правительству, так и обществу, что силовыми методами проблему решить нельзя. Необходимо, чтобы обе стороны осознавали, что только совместное развитие регионов может обеспечить наиболее благоприятные условия развития для как для российской, так и для чеченской сторон. Чтобы преодолеть сопротивление сепаратистов необходимо избавиться от барьера, созданного историографией. Большинство научных трудов роль силового в процессе присоединения Северо-Кавказского региона к России сильно преувеличена, в то время как фактор солидаризации остался незамеченным. Историография представляет присоединение Кавказа как чуть ли не покорение, захват, рисует сопротивление народа как массовое, хотя, как показывает ряд исследований, это далеко не так. В работах последних лет значительно большее внимание уделяется не силовому влиянию России в процессе интеграции геополитического пространства России и Кавказа, но тем не менее тема исследована пока недостаточно обстоятельно. Существующие источники, при их тщательном изучении, позволяют исследовать проблему глубже и заполнить пробелы ныне существующей историографии, разрушить сложившиеся в обществе стереотипы, что необходимо для решения проблем, стоящих перед современным обществом.

В данной работе акцент сделан на положительные изменения, происходившие в крае по ходу и после завершения его присоединения к России.

Глава 1

Соотношение факторов силового принуждения и солидаризации в процессе присоединения Северного Кавказа к России

Еще в конце Кавказской войны (1817 – 1864) русское командование пыталось выяснить «общую цифру неприязненного населения» (3), что позволило бы определить предрасположенность туземных обществ к сепаратизму, но попытки эти так и остались не реализованными. Это теперь дает возможность изображать сопротивление горцев чуть ли не всеобщим, хотя массовость поддерживалась и силовым влиянием непримиримых, которое ослабло на завершающих этапах ликвидации конфликтных зон в восточных и западных пределах края (4).

Немалая часть коренного населения придерживалась ориентации России (5). В составе русской армии действовали целые подразделения, сформированные на добровольной основе из армян, грузин, татар, чеченцев и т.д., возглавлявшиеся своими военачальниками, многие из которых добились крупных успехов (6). Офицерский корпус кавказской армии более чем наполовину состоял из представителей местных народов (7).

Таким образом, войну с Шамилем вели не только русские войска, но и сами горцы, причем их действия неоднократно заслуживали высокие отзывы командования. Так, после ряда сражений 1841 года генерал Граббе констатировал следующее: «…милиция кабардинская, джарская и кумыкская соревновались в храбрости с казаками». А в 1851 году с отрядами двух наибов Имама боролись мирные чеченцы (8).

На необходимость учитывать роль самих народов Кавказа в присоединении края к России впервые указал князь Мещерский в путевом дневнике, изданном в 1876 году: « Кавказ был завоеван как оружием русских…, так и оружием туземцев Кавказа…» (9). С.Ю. Витте также считал, что нельзя игнорировать значение туземцев в покорении Кавказа (10).

Примечательно, что и лидеры местных народов до 1917 года считали также. В 1912 году депутат Государственной Думы от Дагестанской области Гайдаров на одном из заседаний с гордостью напомнил: « Кавказ присоединен к России благодаря исторически естественным условиям…Я утверждаю, что присоединение Кавказа к России было как русским, так и кавказским делом…» (11). Процесс интеграции кавказского населения в российское многонациональное государственное пространство в той или иной степени охватывал большинство туземных сообществ и происходил как накануне, так и по ходу присоединения Кавказа к России.

Благодаря происходившим в крае этнополитическим переменам начальник Терской области смог в 1863 году, без каких – либо затруднений провести дополнительный набор и сформированная ранее горская милиция пополнилась еще 20 сотнями, четыре из которых были чеченскими. Это соединение предназначалось также для быстрейшего завершения покорения северо-западного Кавказа, где военные действия еще продолжались. В том же году здесь был создан Шапсугский округ, от него был выставлен аналогичный отряд, отличавшийся надежностью и исполнявший поручения « с примерной точностью» (12). Шамилю приходилось нередко одолевать серьезное сопротивление со стороны местных народов. Весьма широкое участие в нем принимали, в том числе чеченцы и дагестанцы (13).

Русское государственное присутствие в регионе намечалось еще с X века, когда на Таманском полуострове было образовано Тмутараканское княжество. С окончательным распадом бывшей империи Чингисхана, после того как геополитическая миссия объединения Евразии перешла к России, оно стало постепенно расширяться, сопровождаясь противоречивыми процессами. Некоторые племена и даже целые этнические сообщества уже с того периода начали добровольно принимать российское подданство (14). В XVI – XVII веках в Москву поступали многочисленные прошения и грамоты от народов Кавказа с просьбами о покровительстве и включении их в пределы России. В1552 году поддержка была оказана пятигорским черкесам, подвергавшимся притеснениям со стороны крымских татар (15). Однако, по мнению видного краеведа начала XX века Ф.А. Щербины, добровольное вхождение в состав России было неустойчивым. Но, по мере укрепления российского присутствия на Кавказе, эта тенденция набирала силу. Колебания преодолевались при помощи воздействия на экономические и личные интересы. На принятие решений о подданстве уходило немало времени, так как они были непростыми, и нередко перед Россией возникали даже военные угрозы из-за них.

Единение с Кавказом соответствовало не только национальным интересам русских, обеспечивая безопасность на одном из важнейших стратегических направлений. Оно отвечало интересам и самих коренных народов. Предопределив более успешное совместное развитие. Одни из них получили для себя державную защиту, другие – при сохранении привычного самоуправления внешнее централизующее государственное оформление.

После этого Северный Кавказ превратился в составную часть России, что впервые было признано в Гюлистанском мирном договоре с Ираном в1813 году. В 1828 году Турция была вынуждена признать приоритет российского влияния на Кавказе (16). По мнению Кавтарадзе, стратегические интересы требовали распространения российской юрисдикции на нагорные районы, разъединявшими империю с уже вошедшими в ее состав народами.(17). Оказывающих сопротивление присоединяли силой, “по праву войны,” которое тогда отвечало нормам международных отношений (18), нои в этом случае был задействован фактор нравственного воздействия: к включенным таким образом в состав России относились как к потенциальным соотечественникам, а входившим добровольно оказывали содействие и помощь. Такое нравственное воздействие имело результаты: происходил отход горского населения от Шамиля (19), а завоевание не воспринималось как покорение (20). Главная цель политики сводилась к гражданскому приобщению (21), а не получению материальных и политических выгод.

Обогащения русского народа за счет других не происходило, так как все инородческие территории рассматривались на равных с великорусскими, а налоговые повинности, установленные для них, не имели различий по признакам этнической принадлежности, а в ряде случаев были значительно уменьшены (22).

Курс на сохранение фискальных послаблений для инонациональных сообществ выдерживался неизменно.

Инонациональная периферия находилась в несколько привилегированном положении: значительную долю налоговых выплат покрывало русское население, на многие ее регионы в свое время не распространялось крепостное право, рекрутская повинность, сохранялись традиционные хозяйственные устои (23).

Размеры этих привилегий стали вызывать обеспокоенность у части русской общественности на рубеже XIX – XX веков. Тема эта обсуждалась в различных изданиях того периода. В 1896 году В.В. Розанов в одной из своих статей заметил: “ Россия порльзуется в самой России правами наименее благоприятствуемой державы” (24). А в 1901 году М.А. Миропиев пришел к выводу, что “ политика предпочтения окраин центру ведет к государственному разложению” (25). В этом есть доля правды, так как затраты на них были огромны и напоминали ордынский выход.

Хотя такая цена не была справедливой для русского населения, следует учитывать, что таким образом достигалась стабилизация неблагоприятных внешних геополитических условий. Благами этой стабилизации пользовались все народы, входящие в состав России. Вместе с тем их взаимодействие в историческом процессе создавало для империи более благоприятные территориальные и демографические условия, повышавшие не только государственную, но и континентальную безопасность. Признание таких преимуществ вновь стало осознаваться в отечественной науке (26). Известный северокавказский публицист в своей книге “Империя Кремля” 1990 года, был вынужден признать, что от внешних завоеваний русский народ не богател, подобно западным выкачивая средства из колоний (27).

В отличие от стран, зависимых от Запада, из-за геополитических особенностей формирования, отсутствия дискриминации в системе государственных отношений и близости расположения российская периферия утрачивала окраинные признаки.

Из – за своего положения на стыке Европы и Азии, Россия постоянно сдерживала и отражала агрессивные нашествия из сопредельного зарубежья. В этом противостоянии Россия выполняла пока непризнанную миссию объединения окружающих ее малых народов, принимая их в свое подданство и ограждая от опустошительных набегов, иногда даже от полного уничтожения. Так происходила этнополитическая стабилизация и устанавливалось “европейско – азиатское … равновесие” (28).

Невозможно не учитывать противоречивые тенденции в установлении единства России и Кавказа. Виноградов, обративший внимание на необходимость исследования проявления ненасильственной солидаризации в этом процессе, не получил мировой поддержки научной общественности и был подвергнут критике. В наши дни все еще продолжается начатая в 80х годах XX века дискуссия по этой проблеме (29). Так Г.В. Заурбекова, автор статьи «Сепаратизм в Чечне», утверждает, что огромный вред отношениям с Кавказом нанесла концепция о добровольном вхождении Чечни в Россию. Объясняет она это тем, что «многолетняя эпопея борьбы с царизмом была объявлена антинародной и что целые поколения гибли в этой борьбе, одурманенные религиозным фанатизмом и невежеством»(30). Но разрастанию трагедии в регионе способствовали именно идеализация Кавказской войны и состояние знаний о ней. Приверженцы сепаратизма заявляли, что «Россия их завоевала», но если рассматривать край в целом, то становится ясным, что силовая составляющая не была преобладающей. Против идеализации борьбы и за признание ее бесперспективности в XIX веке высказался на международной научной конференции (Махачкала 1998) Б.Г. Алиев и М.-С.К. Умаханов (31). Их концепции, несомненно, окажут воздействие на преодоление установившихся в изучении данной проблемы крайностей.

Кавказская война – это следствие противоречий внутри региона, в том числе и у самих горцев. Показателем этого служит социально-политическая солидаризация значительной части населения Кавказа с Россией. Показательным примером служит героическая защита крепости Шуша во время нашествия персидских войск в 1826 году небольшим русским отрядом при поддержке местного населения. Аббас-Мирза решил коварством принудить гарнизон сдаться. Он подвел под стены крепости несколько сот армянских семей с архиепископом, заставил последнего уговаривать соотечественников, находящихся в крепости, сдаться, но те решили не предавать русских и пожертвовать жизнями своих братьев ради спасения всего народа от тяжелого гнета (32).

Именно так, порой достаточно остро осознавалась необходимость объединения с Россией в целях самосохранения.

На такое осознание оказывали влияние разные причины: притеснения и угрозы со стороны других народов, надежда “…на охрану…интересов прочным государственным порядком,…желание…сохранить при помощи русской власти положение привилегированного сословия…”, освободиться от рабства, крепостной зависимости и др.(33).

Но в каждом конкретном случае решающую роль сыграл лишь один фактор. В значительной части Кавказа решающую роль сыграло стремление обрести “религиозную свободу” (34). Не менее важную роль сыграл нравственный авторитет России у сопредельных народов, подкреплявшийся не только предоставлявшейся более привилегированной перспективой развития, но и стремлением восстановить единство пространства, имевшего когда-то целостное оформление.

В подтверждение выше сказанному можно привести слова старейшего бека, сказанные Гасан Хану после одного из проигранных в русско-персидской войне (1826 – 1828) сражений: “Сардарь, русские два раза были в Эриванском ханстве, два раза терпели поражение, но,уходя назад, никогда не оскорбляли магометенской святыни…”(35).

Такие нравственные деяния были достаточно многочисленными, они подпитывали тенденцию добровольности вхождения большинства народов в состав России. Не учитывать это неправомерно также, как неправомерно было бы не учитывать и существование другой тенденции – силовой. Проявлявших враждебность и остававшихся непримиримыми усмиряли “не единой силою оружия, - а как предписывала еще в 1792 году императрица Екатерирна II в инструкции генералу Гудовичу, действовавшему на Кавказе,-паче правосудием и справедливостью.” (36). Линия эта выдерживалась весьма последовательно, лишь с некоторыми временными отклонениями.

Еще Карамзин в предисловии к своей «Истории государства российского» (1815) г. заметил, что российский народ «снискал господство над 1/9 частью мира, открыл страны никому дотоле неизвестные…просветил…без насилия, без злодейств…» (37). Он же заметил, что «…государи московские.., восстанови Россию.., не алкали завоеваний неверных.., желая сохранять, а не приобретать…» (38). Вывод этот был подтвержден спустя 200 лет американским ученым Б. Елавичем применительно к XIX веку. Он утверждал, что после наполеновских Россия была единственной страной, не стремившейся расширять свои границы (39).

К середине XIX века в Западной Европе получила широкое распространение точка зрения, согласно которой решающим обстоятельством в образовании любых видов государств являются завоевания (40). Ф.М.Достоевский видел в этом цивилизационные проявления, говорил, что эта идея идущая еще от Древнего Рима. Но в противовес этому выделил такие черты «русского духа», как «…человеколюбие, всеединяющее его стремление…» (41). Стремление к владычеству на основе нравственности можно проследить и по ходу и на завершающих этапах Кавказской войны (42).

Однако в многочисленных отечественных и зарубежных исследованиях гораздо больше внимания уделялось принуждению. Становлению России как многонациональной державы происходило в особых геополитических условиях. Опрадаляющим выступало долговременное совпадение интересов инонациональных сообществ на значительной территории Европы и Азии, что в значительной мере способствовало их преимущественно добровольному единению.

П.В. Киреевский в письме к М.П.Погодину в 1845 году отметил, что на основе насильственного подчинения формировались государства на Западе, но не Россия (43). Н.Я. Данилевский сопоставляя различия в формировании геополитических пространств России и Запада в 1869 году заметил: «…все…показывает…Россия…не завоевательная держава,..она большею частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными…»(44). На возможность изучения этого указывал в 1935 году знаменитый русский гуманист Н.К. Рерих, надеясь, что когда-нибудь будет написан6а справедливая история о том, как много Россия помогала другим народам часто даже в ущерб себе.(45).

Непредвзятое изучение фактов приводит исследователей к признанию этого. Так, И.С. Гаджиев после многолетнего изучения признал, что Россия обеспечила условия для спасения некоторых малых народов Кавказа от физического исчезновения, а укрепление ее позиций в крае способствовало прекращению «…беспрерывных истребительных войн сопредельных государств, братоубийственных конфликтов, кровавых стычек и распрей между народами…»(46).

Завоевания России обусловлены потребностью защиты безопасности населения и государства в целом. Если присоединение достигалось посредством принуждения, оно чаще всего вызывалось необходимостью обеспечить безопасность рубежей, над которыми нависала постоянная угроза нападения. На протяжении нескольких столетий наиболее беспокойным было южное направление. Набеги на Россию восточных инородцев сопровождались грабежами, захватом людей, скота, имущества. Подвергшиеся набегам области долгое время после таких набегов оставались в запустении, а пленных в Крым приводили в огромных количествах, массами продавали в Турцию и другие страны Востока (47).

Только в результате непрекращавшихся до включения Крыма в 1783 году в пределы империи набегов, особенно усилившихся в XVI веке (48) в общей сложности погибло более 5 млн. восточных славян (49).

Например, на Кавказе, по данным Б.В.Виноградова, “разбойные нападения с похищениями людей, имущества, отгоном скота были нередкой действительностью рубежа XVIII – XIX веков”, хотя туземные народы тогда «не подвергались насаждении. Российских порядков» (50). Несмотря на это для того, чтобы сохранить мирные отношения с горцами высокие правительственные инстанции наложили строжайший запрет на преследование за пограничной рекой Кубань тех, кто предпринимал набеги.

Вспоминая первые годы своей службы в этом крае, генерал А.П Ермолов пишет о постоянной угрозе российским границам, как о чем-то наиболее значимом среди прочих государственных забот.

В рапорте от 23 марта 1818 года верховному правителю России он остро поставил вопрос о «прекращении торга людьми»(51). По мнению Ермолова, без искоренения нападения с целью уведения в плен людей невозможно достичь «…спокойствия и безопасности»(52) А.Р.Фадеев, осмысливая, события связанные с эпохой установления единства с Кавказом, на завершающей стадии устранения конфликтных зон отметил: «Пожалуй, ни одна война, ни один иноземный завоеватель в течение столетий не причинили этому краю столько вреда, сколько торговля живым товаром» (53).

Представители иной концептуальной ориентации в науке считают, все приводимые на этот счет доказательства безосновательны и имеют «идеологическую подоплеку» (54). Мурад Аджи в эссе «Полынь половецкого поля» (1984г) сводит все к представлению о том, что «русские любили нападать на беззащитные степные страны», ставшие «…незаметно для себя… москальной вотчиной», потеряв свободу (55).

Но наличие угрозы для российских границ в XVIII – первой половине XIX века признавалось и в международных договорах. Например. По Ясскому миру (1791г), Турция, получив признание своих прав над черкесскими племенами, взяла на себя обязательства « употребить всю власть и способы к обузданию и воздержанию народов на левом берегу реки Кубань…», чтобы они не совершали набегов на Россию и не уводили людей в плен (56).

Оценивая геополитическую миссию России, необходимо учитывать эпохальный контекст, в котором содержались противоречия, влиявшие на ее осуществление. Л.Н.Толстой в рукописных размышлениях над сюжетом рассказа «Набег» подметил то, к чему отечественная историографическая наука пришла на исходе XX века: в Кавказской войне справедливость была на стороне России. «Кто станет сомневаться,- поставил вопрос перед современниками и потомками великий писатель,- что в войне русских с горцами справедливость, вытекающая из чувства самосохранения, на нашей стороне? Ежели бы не было этой войны, что бы обеспечивало все смежные русские владения от…набегов?» (57).

Изучение исторической памяти на Юге России, предпринятые Кубанским госуниверситетом, проводимые О.В.Матвеевым вскрывает масштабность бедствия русского народа, проживавшего в контактной зоне (58)

Справедливость в то же время была и на стороне горцев, как отмечал Толстой,(59), особенно тех, которые не принимали участия в боевых действиях и не по своей воле страдали от их последствий. То, что Россия использовала оружие для прекращения грабительства, признавали и некоторые мусульманские авторитеты (60). Набеги имели не только внешнее проявление, но и направленность против своих же соплеменников. От грабительских набегов страдали все народы края. Как удалось выявить З.Б. Кипкеевой, сведения об этом встречаются даже в фольклоре. На основе собранного за рубежом материала З.Б. Кипкеева сделала вывод, что набеги, в частности для карачаевцев и балкарцев, до присоединения к России представляли постоянную угрозу для этнического развития, так как приводили помимо всего прочего и к похищению людей. После утверждения Российской юрисдикции над этими народами аулы были взяты под охрану казачьих постов (61).

В случаях, когда умиротворение достигалось военными акциями, официальной дискриминации в отношении их в России не устанавливалось. Если учесть, что для становления любого государства характерно сочетание добровольности и силового принуждения, то можно говорить о том, что завоевания, проводившиеся Россией, - часть общего геополитического стабилизационного процесса, происходившего в Евразии в течение многих веков.

В качестве решающей меры они признаются в разрешении крымской проблемы, хотя такое суждение не отражает суть происходившего адекватно. В данном случае также прослеживается отмеченная двойственность. До начала войны покровительство России признали буджакские татары, такое же намерение было и у остального населения ханства. Завоевание же Крыма привело к прекращению влияния Турции на проживавших в Крыму татар, прекращению набегов с этого полуострова в пределы России (62). Прекратились такие набеги и на южном направлении после Кавказской войны второй половины XIX века. (63) Огромные пространства начали заселяться народами империи и вводиться в хозяйственный оборот. Нов достижении европейско-азиатского равновесия были и свои нетипичные проявления.

К ним следует отнести включение в состав России некоторых польских областей и Финляндии. Но первое можно объяснить тем, что Россия, ввязавшись в раздел Речи Посполитой, изначально пыталась восстановить этнические границы, существовавшие во времена Киевской Руси, но, находясь в союзе с Австро-Венгрией и Германией, была вынуждена действовать в соответствии с инициативами своих союзников. Во втором следует учитывать, что территория, отвоеванная у Швеции, получила самостоятельность только войдя в состав России в начале XIX века. К тому же Польша сама когда-то проводила завоевания русских земель и не оставляла к ним своих притязаний впоследствии. Исходя из этого можно не согласиться с А.И. Герценом, отметившим в 1850 году, что разделы Польши в период ее слабости, явились “первым бесчестием, запятнавшим Россию”(64). Все эти и другие завоевания нельзя рассматривать под таким углом зрения, так как в значительной степени они диктовались необходимостью защиты государственных интересов и безопасности населения.

Тем более, что в этих завоеваниях вместе с Россией принимали участие и многие другие народы, которые были заинтересованы в успешном для нее их завершении. И не только на Кавказе. В Ливонской войне со Швецией на стороне России сражались абазинские, черкесские и иные инородческие соединения, в войнах с Польшей - большие ногаи (65).

Державные рубежи на юге прикрывали не только казаки, но и калмыки. Попытки крымских ханов склонить их к измене оказались безуспешными. Калмыки принимали участие во всех войнах, которые приходилось вести России в XVIII – XIX веках (66).

К расширению территориальных пределов России с пониманием относились многие представители интеллектуальной элиты входивших в ее состав восточных инонациональных сообществ. На страницах тюрко-язычной печати в 1881 году появилось следующее суждение Ислам-бея Гаспрского: «…Мы думаем, что рано или поздно границы Руси заключат в себе все тюрко-татарские племена и в силу вещей, несмотря на временные остановки, должны дойти туда, где кончается населенность тюрко-татар в Азии. Граница, разделяющая Туркмению и Среднюю Азию на две части – русскую и не русскую неестественна (67)

Солидарность с Россией со стороны коренного населения прослеживается и при завоевании части Кавказа. В длительном и предельно сложном процессе установления единства с этим сложным краем происходила борьба противоречивых тенденций, сопровождавшаяся порой и их драматическим взаимодействием. Исключение же из динамики этого взаимодействия каких-либо деталей ведет неизбежно к искаженному восприятию прошлого.

2. Незамеченные итоги Кавказской войны

Из всех более или менее значимых сюжетов в исследовании событий Кавказской войны наибольшую освещенность получили только ее трагические последствия. Они представлены в виде обычных рассуждений о покорении Кавказа, реакционных происках царизма, геноциде и угнетении горцев, выставляющих в одностороннем, неприглядном для России свете. Отображение же итогов только со стороны победителей или побежденных и умолчания не отвечает заповедям объективности.

Необходимо остановиться на некоторых итогах Кавказской войны, на которые раньше не обращали внимания исследователи. Следует заранее отметить, что факты, подтверждающие бесперспективность борьбы части горцев против России в ходе Кавказской войны в действительности существуют.

По одному из откровений самого Шамиля, «эту войну можно было кончить раньше», еще в 1838 году. Именно тогда он хотел изъявить покорность России и прекратить враждебные действия против нее, но, к сожалению, не встретил понимания, столкнулся с обвинениями «измены шариату» и угрозами убить, и был вынужден подчиниться данной когда-то клятве. По его же признанию в войне с Россией он потерял свой народ. Незадолго до сдачи в плен уже почти все население, когда-то подвластное имаму, изъявило покорность ей и, вопреки мюридам, и благосклонно встречало русские войска и их главнокомандующего князя А.И. Барятинского (68).

В соответствии со сложившимися в исторической науке стереотипами обстоятельства сдачи в плен выглядят иначе. Современный видный кавказовед В.Г. Гаджиев описывает их следующим образом: «После окончания крымской войны самодержавие значительную часть своей армии… перебросило на Северо-Восточный Кавказ. И эта намного превосходившая числом горские народы армия, окружив плотным кольцом имама, принудила Шамиля сложить оружие и сдаться на милость победителей» (69). Как видно, автор считает возможным не принимать во внимание фактор прекращения поддержки со стороны населения, хотя в воспоминаниях, точно переданных в записях М.Н. Чичаговой, сам Шамиль называет его в качестве определяющего при принятии решения (70).

Что же касается взаимоувязки окончания противостояния части горцев на Северо-Восточном Кавказе с Крымской войной, то во внимание должны приниматься и негативные изменения в геополитической ситуации в регионе, напрямую вызванные этим поражением. В одном из писем из Стамбула 15 ноября 1858 года П.А. Чихачев сообщал о том, что после того как Россия лишилась флота на Черном море, «…Турция открыто покровительствует гнусной торговле рабами»(71). О массовой распродаже невольников, в числе которых было не мало и русских подданных, уведомлял неоднократно в 1860 году консул А.Н. Мошнин.(72). После подписания Парижского мирного договора цены на рабов резко стали снижаться, что свидетельствует о том, что борьбу с этим позорным промыслом вела только Россия, тогда как в нем наряду с Турками принимали участие англичане, французы и другие представители европейских держав (73).

Противодействие этому со стороны России предпринималось и в тот период, когда ее называли не иначе как «жандарм Европы». Но размах работорговли был таким, что меры давали лишь частичные результаты (74). С введением же повсеместного русского управления на Кавказе после его полного включения в состав империи торговля живым товаром в крае полностью прекратилась (75).

В статье, написанной в 1859 году незадолго до окончания войны на Северо-Восточном Кавказе, Н.А. Добролюбов происходившее объяснял так: «Шамиль давно уже не был для горцев представителем свободы и национальности. Оттого то и находилось столько людей, способных изменить ему…» Вместе с тем находившиеся под властью Шамиля видели, как отмечает Н.А. Добролюбов в заключение, что «…жизнь мирных селений… под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее…». Это и заставило их делать соответствующий выбор, « с надеждою на мир и удобства быта» (76).

По горячим следам событий участники даже со стороны непокорных горцев замечали то, что впоследствии было предано забвению: Кавказ покорился не только силе оружия, но и силе нравственного авторитета России. Были, конечно, и обоюдные разрушения в ходе боевых действий, но жесткие меры предпринимались лишь после того, как «…самая крайность к тому понудила» (77)

Наказаниям по распоряжению А.П. Ермолова подвергались только изменники и те, кто занимался грабежами, совершая набеги на русское и туземное население, принявшее подданство империи. Генерал считал, что строгость способна предупредить много преступлений, а меры экономической блокады заставят, не проливая крови, переменить «разбойнический образ жизни» тех, кто занимается набегами (78). Едва ли можно согласиться с утверждением М.М. Блиева о том, что « индустрия набега» в крае являлась «…таким же устойчивым занятием, как скотоводство и земледелие» (79).

Россия действительно, втянувшись в охватившую полвека Кавказскую войну, прежде всего выступила против набеговой практики горцев (80). В ходе войны были жертвы с той и другой стороны, но были и горские общества, взятые под защиту русских войск от произвола мюридов, были спасенные в сражениях дети, которым русские офицеры обязывались отчислять определенный процент от своего жалования до их совершеннолетия, не говоря уже о крупных разовых пожертвованиях (81), и создававшихся за счет казны специальных приютах, « военно-сиротских отделений», для малолетних детей «возмутителей и изменников между горскими народами» (82).

Впрочем и Шамиль не был лишен благородства. Он разрешил русским раскольникам, бежавшим в горы, свободно отравлять богослужения, возводить часовни, поддерживать разбросанные храмы, не требуя за эти права ни податей, ни повинностей (83). За их притеснения Шамиль очень строго наказывал виновных, а когда положение аула Ведень, в окрестностях которого находилось несколько старообрядческих скитов, стало ненадежным, он для обеспечения безопасности перевел их в Дагестан (84).

Как имам он обладал огромным влиянием на подвластные народы, но на каком-то этапе сила нравственного влияния России стала выше, и Шамиль вынужден был признать это. В имамате допускалась дискриминация, например при сборе налогов с подвластного населения, как установлено Н.И. Покровским «дагестанец-скотовод или садовод платит несравненно меньше…» (85).

Это не в последнюю очередь способствовало тому, что их горные общества так и не стали органической частью создаваемого Шамилем государства, не преодолевшего в конечном итоге барьер непрочного этнополитического объединения. В нем периодически возникали сложные конфликты и не прекращалось противостояние управленческому аппарату (86). Это всего лишь небольшие сюжетные заметки к историографии вопроса, со всей наглядностью показывают необходимость очищения сложившихся в ней стереотипов от перекосов, исказивших истину. Правда заключается в том, что Кавказская война явилась не только фактором длительного противостояния, но и государственного объединения под эгидой России другой более значительной части туземного населения.

Необходимо отметить еще одну немаловажную деталь последствий Кавказской войны. После завершения последних наиболее крупных боевых операций для коренных народов края была установлена особая система управления, получившая наименование военно-народной. Она основывалась на сохранении существовавшего общественного строя с предоставлению населению возможности решать свои внутренние дела по народным обычаям (адатам). В неизменном виде сохранилось также судопроизводство и привычные способы разрешения правовых проблем, в тои числе по канонам исповедуемой мусульманской религии (шариата) (87). И это не было исключением. Для исполнения управленческих функций в низших звеньях административного аппарата каждый народ избирал из своей среды чиновников, которые лишь после этого утверждались в должностях высшими инстанциями.

Будучи имамом, Шамиль гораздо жестче управлял горцами. Он применял «беспощадные кары» за любые проступки, и впоследствии рассматривал прежнюю жестокость как «печальную необходимость» для поддержания общественно-политической стабильности (88). В этом русская власть сохранила преемственность, но учла существовавшие особенности. Меры же твердости, как предполагалось, «дадут время и средства» для того, чтобы удержание горцев в покорности военной силой сменилось владычеством, основанным на нравственной силе (89).

Но поддержание внешнего государственного порядка в таких условиях требовало содержания на северо-кавказской окраине многочисленных штатов администрации и военных подразделений, что привело к образованию значительной прослойки чиновников и военных, в некоторых районах она достигала 7-8% (90). В связи с этим расходы на управленческий аппарат достигали 61% от общих (91), только частично возмещавшиеся податными сборами с подвластного населения.

Но именно такое мощное государственное присутствие в этом сложном полиэтническом регионе заставляло даже западноевропейскую прессу писать о том, что после присоединения края к России, она впервые за многие века «принесла сюда успокоение», положив «начала мирному преуспеванию» (92).

Тем не менее, в этих оценках есть доля преувеличения. Полного замирения в крае тогда достигнуто не было. Время от времени, хотя и в намного меньших размерах, возникали межнациональные конфликты. Но численность присоединенного населения стала неуклонно возрастать (93). Это указывает на благотворность и стабилизирующее значение российских государственных ограничений, а как установлено в начале XX века достаточно авторитетной австрийской школой нациологии рост народонаселения – важнейший показатель этнического развития (94). Местные народы после вхождения в состав России сохранили «сплошную Территорию и традиционный экономический уклад».

Системная совмещенность российских ограничений в военно-народном управлении с гарантиями невмешательства во внутренние дела, свидетельствует о том, что внутренняя стабилизация достигалась при помощи не подавления, как принято думать, а политического компромисса, предложенного всеем горцам, несмотря на военное поражение непреклонных последователей теократической доктрины. Предполагалось, что большинство горцев со временем все же признают Россию своим отечеством. Именно гражданское приобщение и было конечной целью этого компромисса.

Его условия, хотя и не сразу, принял сам прославленный имам, вдохновитель газавата с иноверной православной державой. После сдачи Шамиля в плен 25 августа 1859 года российское правительство признало все его заслуги. Все мюриды, перешедшие еще до этого на русскую сторону, тут же «получали полное прощение» и с доверием принимались при желании на службу, а оставшиеся до конца непримиримыми были отпущены на «свободное жительство» в аулах с личным оружием, чтобы не унижать их достоинства, впрочем, оно было оставлено и имаму и с ним он предстал перед наместником, а потом и перед российским монархом.

Встреча с Александром II, состоявшаяся 15 сентября 1859 года, во время которой царь обошелся с ним на удивление великодушно, и заверил, что Шамиль не будет раскаиваться в сдаче в плен, особенно глубоко тронула имама. Он начинал понимать, что находится «не во враждебной…, а в дружественной стране» (95). Ему был построен дом в г. Калуге, назначалось весьма приличное содержание. И такое обхождение было не только с ним. Шамиль видел и других сосланных горцев, которые «ходили на свободе, получали также от государя содержание, занимались вольной работой и жили своими домами» и до глубины души раскаивался, что не так содержал русских пленных (96). Шамиль убедился, что на него никто не сердится и не желает зла, даже мальчишки, а на Кавказе, по его утверждению, в таком же положении «закидали бы… грязью,…прибили бы…и даже убили…» (97). На заданный кем-то вопрос: «Отчего Вы так упорно не сдавались?»,-искренне ответил: «Да, я жалею, что не знал России и что ранее не искал ее дружбы» (98). Через семь лет пребывания в России 26 августа 1866 года Шамиль со всей семьей при полном соблюдении норм и обычаев Шариата присягнул ей на верное подданство, после чего как и все проходившие через этот обряд, в том числе и целые народы, считался уже соотечественником (99). Это опиралось на соответствующие правовые нормы, содержавшиеся в своде законов Российской империи.

Шамиль очень надеялся, что все его сыновья и зятья, приняв присягу, будут служить новому отечеству и его монархам «верой и правдой». Шамиль умер в 1871 году в Медине, благословляя Россию и молясь за ее «великодушного монарха» (100).

В его судьбе отражена судьба всех горских народов, раздиравшихся противоречивыми настроениями «за» и «против» при единении с Россией. Сын Шамиля Джамал-Эддин, выданный в 1839 году отцом в заложники русским, был воспитан в Пажеском корпусе, в самом престижном военном учебном заведении, попал на службу в один из гвардейских полков и горячо полюбил свою вторую родину. Шафи-Магомет стал генерал-майором, и, судя по всему, также был патриотом России. Кази-Магомет нарушил завещание отца, не вернулся из-за границы и подался в турецкие войска, в составе которых принимал участие в различных военных кампаниях против России, особенно в 1877 – 1878 годах (101).

Точно такие же противоречия проявлялись и в интеграционных процессах с Россией у всех без исключения северокавказских народов (102).Одна, чаще всего самая значительная часть тех или иных этнических сообществ, приходила к осознанию своего единства с Россией, а другая продолжала сохранять по отношению к ней или нейтральную до поры до времени неопределенность, или даже открытую враждебность.

Особенно ярко эта двойственность проступала на поверхность исторических событий в экстремальных ситуациях. В периоды войн, например, часть мусульман края, молились, как когда-то и имам Шамиль, за Россию, а часть предавалась не успевшему остыть за годы российского подданства религиозному фанатизму и попадала под влияние других политических ориентаций. Формирование общегражданских связей происходило уже при вхождении тех или иных национальных сообществ в состав России и продолжалось на последующих этапах. На рубеже XX века этот процесс приобретал все большую устойчивость, но не был еще завершен. Не получил он завершение, как показывает современный конфликт в Чечне и по сей день.

Сделанные сопоставления позволяют видеть наличие отнюдь не «насильственных, феодальных, военных», как считал В.И. Ленин (103), связей между народами, населявшими Россию. Происходившая на Северном Кавказе, например, их эволюция, приводила к постепенному вытеснению их общегражданскими, что обусловливалось быстрыми процессами интеграции местных инонациональных сообществ в систему российских государственных отношений. Подтверждением этому может служить появление у вошедших в состав России как добровольно, так и в результате принуждения северокавказских племен помимо национального еще и российского самосознания. Происходило это, конечно же, при столкновении разнонаправленных противоречивых тенденций. Однако в 20 – 30е годы XX века в отечественной исторической науке утвердилась, несмотря на это, точка зрения о существовании насильственных связей между народами в Российской империи и подобные представления сохраняются до сих пор.

Линия на компромисс в политике, проводимой на Северном Кавказе, обеспечивавшая постепенное эволюционное приобщение его коренного населения к российской государственной системе, еще в общих чертах выдерживалась и в начале XX века. В условиях наметившегося политического кризиса самодержавной формы правления в начале XX века, затронувшего все сферы общественных и социальных отношений, в том числе и на северокавказской окраине, этот компромисс все меньше и меньше обогащался конструктивными идеями, адекватно отражающими новые реалии. Представители власти не замечали интеграции большинства местного населения в российское гражданское общество, набиравшей силу тенденции признания ими России своим отечеством. В ряде критических ситуаций, требовавших государственного вмешательства, действовали неадекватно обстоятельствам, полагаясь лишь на меры силового принуждения.

Следует заметить, что в политике России эти рецидивы время от времени проявлялись и ранее, так как в ней всегда сталкивались разные подходы. Когда преобладающей становилась традиционная для государства политика соблюдения равновесия, признания двух государственных начал, русского и инородческого, поддержания нравственного авторитета (104), способствовавшего на протяжении веков объединению различных народов, Россия добивалась крупных успехов, а когда намечались отклонения от нее – расплачивалась нестабильностью и потрясениями. Таким образом, итоги Кавказской войны – покорение этого многонационального края не только силой оружия, но и силой нравственного авторитета России, политический компромисс и состоявшееся гражданское приобщение коренного населения к ней – оставались наукой не замеченными.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подтверждением состоявшегося гражданского приобщения служит и то, что сепаратизм на Северном Кавказе на рубеже XIX – XX веков не получил широкого распространения, несмотря на сложность положения в крае. Б. Байтуган, сторонник горской независимости, в материалах, подготовленных в начале 30х годов для польской разведки, дезинформировал не только ее, но и общественное мнение, в том числе и на Западе, написав о ненависти масс ко всему русскому (105).

Удивительно, что незамеченным остался сюжет в тексте, в котором Б. Байтуган с сожалением говорит об отсутствии у горцев “крепко спаянной сепаратистской группы…” Не раз он сетовал на недоверие масс к тем, кто отстаивал необходимость создания независимого государства на Северном Кавказе. Б. Байтуган был вынужден признать, что проводившиеся в кризисной для страны ситуации горские съезды 1917 года не высказывались за безоговорочное отделение от России и к тому же выявили минимум сепаратистских тенденций. Избранные от народа делегаты настаивали “только на федеративном переустройстве русского государства в его прежних границах, где горцы составляли бы отдельную территориальную единицу” (106). Итак, противоречивость в данных Б. Байтугана показывает, прежде всего, несостоятельность выводов об “извечной и всеобщей вражде горцев к русским”.

Российское государственное пространство в течение долгого времени формировалось на многонациональной основе. Это подтверждается и на постсоветском пространстве, единство которого несмотря ни на что пока еще сохраняется. В ряде горячих точек население даже изъявляло желание войти в состав России (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье). В праве на самоопределение недопустимо существование двойных стандартов: одни -для больших, другие – для малых наций. Такое подразделение несправедливо. Не должны игнорироваться позиции частей того или иного народа. Стремление сохранить единство с Россией прослеживается и у чеченцев.

За приверженность России сепаратисты убили немало чеченцев, в то же время представители народа отстаивали пророссийские позиции. Некоторые представители чеченского народа, рискуя жизнью, призывали: «Не допускайте, чтобы нас унижали травлей русских братьев». Оправдания сепаратистами своей деятельности «извечной враждой» построены на исторических фальсификациях и лишь вводят общественность в заблуждение. Ссылки на депортацию 1944г. несостоятельны, т.к. они не вызвали антирусских настроений (107).

Взявшись за оружие, при вторжении боевиков Ш. Басаева в 1999 г. дагестанские ополченцы подчеркивали, что защищают Россию, свою родину. По словам генерала Г.Н. Трошева, пережившего две чеченские кампании в конце XX века, российских солдат встречали как освободителей (108). Представления у простых людей и сепаратистов, как видно, и сегодня не совпадают. Не случайно они не могут обходиться без иностранных наемников.

После начала наступления российских войск в сентябре-октябре 1999г. примерно населения Чечни переместилась в Россию. Конечно, немалое влияние на это оказывало желание спастись, но показательно то, что эта часть населения оказалась не готова защищать независимость Чечни до последней капли крови.

Выражая настроения народа, А. Кадыров, взявшийся за управление республикой в непростой ситуации, указывал на опасность ухода русских войск из Чечни и предоставлении ей новой независимости. Но он отметил, что люди зачастую сами укрывают бандитов, а значит ключ к миру в руках самих чеченцев. Но народ боится сказать свое слово, т.к. опасается преждевременного вывода войск с территории края, боится остаться один на один с бандитами.

Как в прошедшие века, так и сейчас сохраняются все те же противоречивые тенденции, как в настроениях чеченского народа, так и в политике России, но, судя по всему, она по прежнему остается не только государственным образованием на полиэтнонациональной основе, но и идеей объединения. В основе ее политики в крае. Несмотря на всю противоречивость геополитического процесса, лежала справедливость. Спасая и защищая малые народы, Россия обретала нравственный потенциал, который, как видно, не утрачен и поныне.

ПРИМЕЧАНИЯ

Маивеев В.А. Сепаратизм на Северном Кавказе: история и современность// СКК знание. Патриотизм, национализм, глобализм: государственные, этносоциальные и правовые аспекты: Матер. науч. конф 30 –31 мая2002 г. Адлер 2002г. С 128 – 129.

Там же.- С. 129.

Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию – последствие Кавказской войны.-Нальчик,1994.-С. 88 – 89.

Матвеев В.А.Исторические особенности утверждения геополитических позиций России на Северном Кавказе.-Армавир; Ростов – на – Дону.Там же.-, 2002.-С. 6.

Там же.- С. 6.

Тройно Ф.П. Кавказская война и судьбы горских народов // Кавказская война:уроки истории и современность:Матер. науч. конф. Краснодар 16 – 18 мая 1994г. – Краснодар, 1995.- С. 81-82.

Матвеев В.А. Указ. Соч.- С. 6.

Тройно Ф.П.Указ. соч.- С. 81.

Цит.по:Лурье С.В. Российская империя как этнокультурный феномен // Цивилизации и культуры. Вып.1.-М.,1994.- С.-126.

Матвеев В.А.Указ. соч.- С. 7.

Там же.- С. 7.

Кумыков Т.Х. Указ. Соч.- С.48; Тройно Ф.П. Указ.соч.- С.81-82.

Блиев М.М. «Камень Барятинского» // Родина. 1995. №10.-С.29.

Матвеев В.А.Указ.соч.- С.8.

Там же.- С.8.

Там же.-С.9.

Кавтврадзе А.Г. Генерал А.П. Ермолов.- Тула,1977.- С.71.

Матвеев В.А. Указ. Соч.- С.10.

Там же.- С.10.

Цаголов Г. Край беспросветной нужды. (Заметки о нагорной полосе Терской области). Владикавказ, 1912.- С.165-166; Кабузан В.А. Народы России в первой половине XIX века.:Численность и этнический состав.- М.,1992.- С.214-215.

Там же.- С.214-215.

Розанов В.В. Кто истинный виновник этого? (Перепечатка из журнала «Русское обозрение» 1896г.) //Русь.-1991.-№1.- С.6-7.

МеропиевМ.А. О положении русских инородцев.- СПб., 1901.- С.7.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.12.

Там же.- С.12.

Ильин И.А. О грядущей России. Избранные статьи / Под ред. Н.П. Полторацкого.- Св.- Троицкий монастырь, 1991.- С.171.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.13.

Заурбекова Г.В. Сепаратизм в Чечне // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. №135.- М.,2000.- С.18.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.14.

Потто В.А. Первые добровольцы Карабаха в эпоху водворения русского владычества на Кавказе: Военно-исторический очерк. (Б/и: Тифлис, 1902).- М.,1993.- С. 47-48.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.14.

Там же.- С.14.

Там же.- С. 15.

Там же.- С.16.

В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. В 2-х ч.-М.,1994. Ч.1..- С.22.

Там же.- С.20.

Борьба империй ( “круглый стол”) // Родина.-1995.- № 3-4.-С.29.

Матвеев В.А. Указ. Соч.- С.16.

В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией…Ч. .- С.48.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С. 16.

В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией…Ч .-С.48.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.17.

Рерих Н.К. По лицу земли // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. В 2 ч.- М.,1994.Ч.2.- С.206.

Гаджиев К.С. Национально-территориальные перспективы российской государственности // Цивилизации и культуры. Вып.2.- М., 1995.-С.69.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.18.

Там же.- С. 18.

Там же.- С.18.

Виноградов Б.В. Горские набеги в контексте российско-кавказских взаимоотношений периода правления Павла I // Вопросы северокавказской истории. Вып.1.- Армавир, 1996.- С.28.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.18.

Там же.- С.19.

Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны.- Тифлис, 1860.

Матвеев В.А.Указ.соч.- С.19.

Там же.- С.19.

Договоры России с Востоком политические и торговые / Собрал и издал Т.Юзефович.- СПб.,1869.-С.45.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.19.

Там же.- С.20.

Там же.- С. 20.

Там же.- С.20.

Там же.- С. 20.

Там же.- С.21.

Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Россия между Европой и Азией. В 2 ч.- М.,1994. Ч.1.- С.123.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.22.

Там же.- С. 22.

Гаспринский И.-Б. Русское мусульманство. Мысли, заметки и наблюдения мусульманина // Россия между Европой и Азией. В 2ч. …Ч.1.- С.258.

Шамиль на Кавказе и в России. Биографический очерк / Сост. М.Н. Чичагова.- СПб.,1889.-С.55-56, 20, 83,89-100.

Матвеев В.А. Указ.соч.- С.24.

Чичагова М.Н. Указ.соч

Матвеев В.А. Указ.соч –С.24.

Там же.- С.24.

Там же.-С.24.

Там же.- С.24.

Там же.-С.25.

Там же.С.25.

Блиев М.М. Рецензия // Отечественная история.-2001.-№6.-С.149.

Там же.- С.151.

Чичагова М.Н.Указ.соч.- С.22,104.

Кавтарадзе А.Г.Указ.соч.- С.82.

Чичагова М.Н.Указ.соч.- С.49,93.

Матвеев В.А.Указ. соч.- С.26.

Там же.- С.26.

Блиев М.М.Указ.соч.- С.152.

Матвеев В.А.Указ.соч.- С.27.

Матвеев В.А.Была ли Россия «тюрьмой народов?» // Посев.- 1994.- №4.- С.48-49.

Матвеев В.А. Исторические особеннос утверждения геополитических позиций России на Северном Кавказе.-Армавир; Ростов –на –Дону., 2002.- С.-27.

Там же.- С.28.

Там же.-С.28.

Чичагова М.Н.Указ.соч.-С112-113.

Там же.- С.126.

Там же.-С.122, 117, 119-120, 126, 128, 172.

Там же.- С.113.

Там же.-С. 200, 202, 206.

Там же.

Там же.- С.83-84, 207.

Матвеев В.А.Уаз.соч.-С.33.

Там же.- С.34.

Там же.- С. 36.

«Кристаллизация» горского освободительного движения. Размышления Б. Байтугана об истории мусульиан Северного Кавказа и Дагестана // Вопросы истории. 2001. №5.- С.25.

Там же.- С.18, 24.

Заурбекова Г.В.Указ.соч.-С.7,8,12,14,27.

Трошев Г. Моя война.Чеченский дневник окопного генерала.- М.,2001.- С.159, 255,317.

БИБЛИОГРАФИЯ

В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. В 2ч.-М.,1994г.

Договоры России с Востоком политические и торговые / Собрал и издал Т.Юзефович.

Матвеев В.А. Исторические особенности утверждения геополитических позиций России на еверном Кавказе.-Армавир; Ростов – на – Дону, 2002г.

Меропиев М.А. О положении русских инородцев.-СПб.,1901г.

Кавтарадзе А.Г. Генерал А.П. Ермолов.- Тула,1977г.

Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию – последствие Кавказской войны.- Нальчик, 1994г.

Потто В.А. Первые добровольцы Карабаха в эпоху водворения русского владычества на Кавказе:военно-исторический очерк.- М., 1993г.

Трошев Г. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала.- М.,2001г.

Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны.- Тифлис, 1860г.

Цаголов Г.Край беспросветной нужды.- Владикавказ,1912г.

Чичагова М.Н. Шамиль на Кавказе и в России.- СПб.,1889г.

Вопросы истории. 2001г. №5.

Вопросы северокавказской истории. Вып.1. Армавир.1996г.

Исследования по прикладной и неотложной этнологии. №135. – М.,2000г.

Отечественная история. №6. 2001г.

Посев. №5. 1994г.

Родина. №3-4. 1995г.

Родина. №10. 1995г.

Русь. №1. 1991г.

Цивилизации и культуры. Вып.2.-М., 1995г.