Московский пожар в войне 1812 года
План.
Война с Наполеоном: начало.
Ведь недаром, Москва, сожженная пожаром, французу отдана? Или о том как принималось решение оставить Москву.
Процесс эвакуации жителей из столицы.
Москва в руках французов.
Пожар в столице.
Виновники московского пожара.
Французы покидают столицу.
Заключение.
Введение.
В истории Росси немало событий, которые наполняют гордостью народ этой страны и по сей день несмотря на тот факт, что произошли они несколько столетий назад. Не раз Россия спасала от порабощения и гибели не только себя, но и весь мир, по крайней мере, Европу. Так было и в 13 веке, когда войска наследников громадной империи Чингисхана, Золотой Орды под предводительством чингизидов Батыя смогли на несколько веков захватить и Русь, и только отчаянное сопротивление и единение русских княжеств позволило остановить распространение ордынской власти на оставшуюся часть материка. Так было и в году 1945 г., когда ценой многих миллионов жизней было остановлено распространение фашизма.
Спасению и освобождению всей Европы способствовали русские войска и в 1812 году – когда над Россией нависла угроза со стороны французских войск во главе с Наполеоном.
История борьбы России и Франции в начале 19 века имеет немало славных битв, например, Бородинская. В то же время только массовый героизм и поистине народная война позволили остановить завоевания Наполеона.
Цена той победы была очень велика. В ходе этой войны французам была отдана, но не покорилась Москва – сердце России.
Изучению сдачи Москвы французам в ходе войны 1812 г. посвящена данная работа. Иными словами, цель данной работы – исследование положения Москвы под властью французской армии в 1812 году.
Для достижения выдвинутой цели автором были выделены следующие задачи.
Историческое описание предпосылок войны с Наполеоном
Рассмотрение условий, при которых принималось решение об оставление Москвы неприятелю и возможных альтернатив
Ознакомление с историей процесса подготовки города к приходу французов
Приведение характеристик жизни москвичей в условиях оккупации
Изучение хода возгорания Москвы
Выявление виновников московского пожара 1812 г.
Анализ последствий сожжения Москвы и его влияния на исход войны с Наполеоном в целом.
Структура работы соответствует выдвинутым цели и задачам.
В ходе подготовки данной работы была использована разноплановая литература: специализированные исследования, посвященные непосредственно войне 1812 г. и Москве того периода, работы по истории России, воспоминания очевидцев событий; печатные и Интернет-источники.
Война с Наполеоном: начало.
В Европе с конца 18 века шла череда непрерывных войн. Они начались тогда, когда коалиция европейских держав во главе с Англией выступила против республиканской Франции. В кровопролитной борьбе Франция отстояла свое право на выбор формы государственного устройства. Ветхие феодально-аристократические режимы континентальной Европы терпели поражения от французской армии, рожденной в революции и закаленной в борьбе против захватчиков. К своему несчастью, эта армия не заметила той границы, перейдя которую, она, подавив свободу собственного народа, превратилась в орудие закабаления соседних стран. Во Франции к власти пришел генерал Наполеон Бонапарт, провозгласивший себя императором.
«Наполеон I (Наполеон Бонапарт) (1769-1821 гг.) - уроженец Корсики, французский император в 1804-1814 гг. и в марте-июне 1815 года»1. Наполеон начал службу в войсках в 1785 году. Во время Великой французской революции он дослужился до чина бригадного генерала, впоследствии был командующим армией. В ноябре 1799 года Наполеон совершил государственный переворот, в результате которого стал первым консулом и сосредоточил в своих руках всю полноту власти. В 1804 году Наполеон был провозглашен императором. Благодаря победоносным войнам он значительно расширил территорию империи, поставив в зависимость от Франции большинство государств Центральной и Западной Европы. Теперь Франция, по существу, вела войны за мировое господство.
Пожар европейских войн захватывал все новые и новые страны. В борьбу постепенно вовлекалась Россия. В 1805 г. она вступила в военный союз с Англией и Австрией против Франции. В конце того же года русские и австрийские войска потерпели тяжелое поражение от наполеоновской армии в сражении под Аустерлицем.
После этих событий, турецкое правительство, подстрекаемое французской дипломатией, закрыло для русских судов Босфор. В 1906 г. началась затяжная русско-турецкая война. Театром военных действий стали Молдавия, Валахия и Болгария.
Тем временем против Франции сложилась коалиция в составе Англии, России, Пруссии, Саксонии и Швеции. Главной силой коалиции были армии России и Пруссии. Союзники действовали несогласованно, и в 1806-1807 гг. Наполеон нанес им ряд серьезных ударов. В июне 1807 г. русская армия потерпела поражение под Фридландом. Через несколько дней в местечке Тильзит (на территории тогдашней Восточной Пруссии) состоялась встреча Александра I и Наполеона. Там же был заключен мирный договор. По этому договору Россия не понесла территориальных потерь, но была вынуждена присоединиться к континентальной блокаде, т.е. порвать торговые отношения с Англией. Этого требовал Наполеон от всех правительств европейских держав, с которыми заключал соглашения. Таким путем он надеялся расстроить английскую экономику. К концу первого десятилетия 19 века под контролем французского императора оказалась почти вся континентальная Европа. Континентальная блокада была невыгодна России. Самолюбивый Александр 1 тяготился навязанным ему Тильзитским миром и отвергал попытки Наполеона диктовать ему свою волю. Наполеон видел, что Россия не покорилась.
Отношения с Францией быстро ухудшались. При этом значительная часть русской армии была задействована на юге, где продолжалась война с Турцией. В мае 1812 г. менее чем за месяц до вторжения в Россию французской армии, военный конфликт с Турцией был улажен. Таким образом, Наполеон, еще не начав новую войну с Россией, потерпел в ней первое (дипломатическое) поражение. Не случайно, «баварский генерал Вреде все-таки осмелился робко заметить, что не лучше ли воздержаться от войны с Россией. "Еще три года, и я -господин всего света",- ответил Наполеон»2.
«На рассвете 12 июня 1812 г. “Великая армия” Наполеона (640 тыс. человек), переправившись через Неман, вторглась в пределы Российской империи. Русская армия насчитывала 590 тыс. человек»3. Она была разделена на три далеко отстоящие друг от друга группы (под командованием генералов М.Б.Барклая-де-Толли, П.И.Багратиона и А.П.Тормасова).
Быстрое продвижение мощной французской армии опрокинуло планы русского командования задержать ее силами армии Барклая и ударить во фланг силами Багратиона. Стратегическая обстановка требовала скорейшего соединения двух армий, а это заставляло отступать. Численное превосходство неприятеля ставило вопрос о срочном пополнении армии. Но в России не было всеобщей воинской повинности. Армия комплектовалась путем рекрутских наборов. И Александр 1 решился на необычный шаг. 6 июля, находясь в военном лагере близ Полоцка, он издал манифест с призывом создавать народное ополчение, была узаконена крестьянская война. Но крестьяне, покинувшие свои жилища и ушедшие в лес, ничего не знали о нем. Их борьба против захватчиков разворачивалась независимо от царских рескриптов. В августе на смоленской земле уже действовали первые партизанские отряды.
Оставляя заслоны против фланговых ударов, теряя солдат в результате быстрых маршей и стычек с партизанами, “Великая армия” таяла на глазах.
Александр 1 в те дни был в Москве. Судьба его царствования висела на волоске, но он уже уловил настроение народа, понял, что война приобретает народный характер и что только это может спасти его в схватке с Наполеоном. «Кто-то осмелился спросить, что он намерен делать, если Бонапарт захватит Москву. “Сделать из России вторую Испанию”,- твердо отвечал Александр»4. В Испании в это время шла народная борьба против французских оккупантов.
Тем временем, победоносно завершив войну с Турцией, в Петербург вернулся М.И.Кутузов. В ту пору ему шел 67-й год. Ученик и соратник Суворова, он обладал широким стратегическим мышлением, был опытным военачальником и дипломатом. О Кутузове сразу заговорили как о единственом человеке, способном занять пост главнокомандующего. По дороге в армию Кутузов часто повторял: “Если только Смоленск застану в наших руках, то неприятелю не бывать в Москве”. За Торжком он узнал, что Смоленск оставлен. “Ключ к Москве взят”,- с огорчением сказал Кутузов.
17 августа у села Царево-Займище Кутузов прибыл в армию, встреченный общим ликованием. Но все-таки, разобравшись в обстановке, дал приказ продолжить отступление: надо было навести порядок в армии и соединиться с подошедшими резервами. Рядом решительных мер Кутузов улучшил снабжение армии, пресек мародерство, подтянул дисциплину. Большие надежды главнокомандующий возлагал на формировавшееся в Москве ополчение.
Москва в эти дни жила необычной жизнью. Большинство тех, кто мог носить оружие, записывалось в ополчение. Торжественные проводы московского ополчения состоялись 14 августа. Замечательный руский поэт В.А.Жуковский, ушедший с ополчением, был человеком совсем не военным. Он писал, что пошел “под знамена не для чина, не для креста и не по выбору собственному, а потому что в это время всякому должно было быть военным, даже и не имея охоты”. Московское ополчение участвовало в Бородинской битве.
Вечером 22 августа главные силы русской армии остановились у себя Бородина на Новой Смоленской дороге, в 110 км от Москвы. К югу от села, километрах в пяти, была деревня Утица - на Старой Смоленской дороге. Развернувшись между ними на холмистой местности, русская армия преградила неприятелю путь на Москву. 26 августа 1812 г. в половине шестого утра началось знаменитое Бородинское сражение. Наполеон намеревался прорвать русские позиции в центре, обойти левый фланг, отбросить русскую армию от Старой Смоленской дороги и освободить путь на Москву. Но обходный маневр не удался: близ Утицы французы были остановлены. Основной же удар Наполеон обрушил на Багратионовы флеши. Их штурм продолжался почти непрерывно в течение шести часов. Багратион получил тяжелое ранение, командование флангом перешло к генерал-лейтенанту П.П.Коновницыну. Около полудня, ценой огромных потерь французы овладели укреплениями. Русские войска отошли на ближайшие холмы. Попытка французской кавалерии сбить русских с новой позиции успеха не имела.
Атакующая сторона обычно несет более крупные потери. В боях 24-26 августа Наполеон потерял 58,5 тыс. солдат и офицеров. «И когда Наполеону в ночь после битвы доложили, что 47 его генералов убиты или тяжело ранены, что несколько десятков тысяч солдат его армии лежат мертвые или раненые на поле битвы, когда он лично убедился, что ни одно из данных им до сих пор больших сражений не может сравниться по ожесточению и кровопролитию с Бородином, то (хотя это тоже не помешало ему провозгласить Бородино своей победой) он, одержавший на своем веку столько настоящих, бесспорных побед, не мог, конечно, не понимать, что если Лоди, или Риволи, или битву под пирамидами, или истребление турецкой армии под Абукиром, или Маренго, или Аустерлиц, или Иену, или Фридланд, или Ваграм можно назвать победами, то для Бородина нужно придумать какое-нибудь иное определение»5. Потери русской армии были не намного меньше - 44 тысячи. Это объяснялось тем, что по ходу боя армии неоднократно менялись ролями - русские выбивали французов с захваченных позиций. Большие потери французские войска несли от вражеской артиллерии. В Бородинском сражении русская армия имела небольшой перевес в количестве пушек, но французы вели более сосредоточенный огонь. На действиях русской артиллерии сказалась гибель в разгар сражения ее командующего генерала А.И.Кутайсова. Русская армия потеряла около тысячи офицеров и 23 генерала. Умер от раны отважный Багратион.
Ввиду больших потерь и принимая во внимание, что у Наполеона остался нетронутый резерв (Старая гвардия), Кутузов приказал утром 27 августа отойти с поля сражения.
Ведь недаром, Москва, сожженная пожаром, французу отдана? Или о том как принималось решение оставить Москву.
После изнурительных боев с французской армией, особенно Бородинского сражения российская армия была обескровлена, истощена. В ее рядах было много раненых. Негативную роль сыграл и временной фактор – у россиян не было времени на подготовку решающего сражения у Москвы. Вот почему русское командование ощутило необходимость выбора.
Решение оставить Москву на милость врага пришло русскому командованию не сразу, с большим трудом. Вот как Е.В. Тарле описывает процесс принятия решения об оставлении Москвы: «Вошли в деревню Фили. В четвертом часу дня 13 сентября 1812 г. в избе крестьянина деревни Фили Севастьянова Кутузов приказал командующим крупными частями генералам собраться на совещание. Прибыли Беннигсен, Барклай де Толли, Платов, Дохтуров, Уваров, Раевский, Остерман, Коновницын, Ермолов, Толь и Ланской. Милорадовича не было: он неотлучно был при арьергарде, наблюдавшем за наседающими французами. Кутузов предложил на обсуждение вопрос: принять ли новое сражение, или отступить за Москву, оставя город Наполеону? Основных мнений, точных практических предложении на военном совете было высказано три: что Беннигсен предложил дать новую битву Наполеону и этим попытаться спасти Москву, что Барклай предложил отступать к г. Владимиру, несколько человек говорили об отступлении к Твери, чтобы воспрепятствовать возможному движению Наполеона на Петербург. Тут же Кутузов высказал и свою скрываемую до сих пор мысль: “Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия”. Между тем свита вполне ясно могла припомнить несколько утверждений, противоречащих приведенному. “По моему мнению, с потерей Москвы соединена потеря России” — все знали эти слова Кутузова, написанные им 30 августа в письме к Ростопчину еще из Гжатска.
«Но времени для полемики не было, оставалось проголосовать. Бенннгсен высказался за битву, Барклай — за отступление. Дохтуров, Уваров, Коновницын поддержали Беннигсена»6. Ермолов тоже поддержал его с ничего не значащими чисто словесными оговорками. Протокола не велось, и не ясно, как в точности высказывались Платов, Раевский, Остерман и Ланской. Совет продолжался всего час с небольшим. Фельдмаршал, по-видимому, довольно неожиданно для присутствующих вдруг оборвал заседание, поднявшись с места, и заявил, что приказывает отступать»7.
Из письма, полученного графом А.С. Воронцовым от сына известно, что на этом совете Кутузов между прочим сказал: “Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасет армию. Наполеон — как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет”8.
Известно, что в остальные часы этого дня, после совещания, Кутузов ни с кем не говорил. Вернувшись вечером к себе в избу на ночлег, Кутузов не спал. Несколько раз за эту ночь слышали, что он плачет. Зная людей, Кутузов едва ли и рассчитывал на то, что кто-нибудь его поддержит перед тем главным и самым сильным из его врагов, который находился в петербургском Зимнем дворце. Действительно, ни простой народ, ни , любившие фельдмаршала и боготворившие его солдаты, ни знать, ни , бесспорно, и до этого недолюбливавший Кутузова Александр I не смогли сразу понять и оценить верности принятого в Филях решения.
Уже в сумерках 13 сентября армии стало известно о решении фельдмаршала; об этом ей сообщили генералы, бывшие в Филях на совещании. “Уныние было повсеместное”, — пишет очевидец. Рядовое офицерство и солдаты были совсем сбиты с толку всеми этими категорическими заявлениями главнокомандующего о том, что Москва ни за что не будет сдана, и внезапным результатом военного совета в Филях.
Авангард русской армии 12 сентября остановился у Поклонной горы, в двух верстах от Дорогомиловской заставы. В Москве, откуда непрерывным потоком тянулись экипажи и обозы и ехали и шли тысячи и тысячи жителей, покидая город, — хотя все еще распространялись слухи, что Кутузов готовит новую битву, — в Москве лишь очень немногие знали о решении, принятом 13 сентября в деревне Фили на совещании генералов.
С раннего утра 14 сентября русская армия непрерывным маршем проходила через столицу. На рассвете первые эшелоны уходящей русской армии один за другим вступали в Москву и по Арбату и нескольким параллельным Арбату улицам проходили к юго-восточной части города, направляясь к Яузскому мосту.
Первые части отступающей русской армии еще только всходили на Яузский мост, когда командовавший арьергардом генерал Милорадович получил известие, что французская кавалерия вступает в Москву через Дорогомиловскую заставу.
Милорадович командовал арьергардом отступавшей от Бородина армии, и генерал Капцевич, полк которого был самым задним в арьергарде, с трудом уходил от наседавшего Мюрата. Милорадович получал от Капцевича одно за другим известия, что неприятель стремится отрезать арьергард от города. Другими словами, 2 кавалерийским корпусам, 10 казачьим полкам и 12 орудиям конной артиллерии грозил плен. Милорадовичу удалось снестись с Мюратом, и, уверив того, что народ в Москве будет отчаянно биться вместе с войсками, если французы не дадут русской армии спокойно пройти через Москву, Милорадович задержал на четыре часа Мюрата в 7 верстах от Москвы, и арьергард вошел в Москву и прошел через нее спокойно.
Процесс эвакуации жителей из столицы.
Действия Милорадовича дали возможность многим тысячам и тысячам жителей покинуть Москву, но не спасло ни арсенала, где “прекрасные новые ружья достались неприятелю”, ни магазинов и складов хлеба, сукон и всякого казенного для армии довольствия. Все это досталось неприятелю.
День и ночь и следующий день бесконечные людские потоки устремлялись из Москвы через Яузский мост. Бегство населения из столицы продолжалось несколько дней подряд, начиная с первых слухов о результатах Бородинской битвы и об отступлении русской армии к Можайску. Толпы народа, растерянные, потрясенные идущей на них грозой, теснились целыми днями на улицах. Одни считали, что Москва погибла, другие верили до последней минуты, что Кутузов даст еще одно сражение под стенами столицы. Десятки и десятки тысяч людей бежали из Москвы, окружая армию, опережая армию, разливаясь людскими реками по всем дорогам, идя и без дороги, прямиком по пашне. Долгими днями продолжалось это бесконечное бегство. Все дороги к востоку от Москвы по всем направлениям на десятки верст были покрыты беглецами. Население громадной столицы превратилось в скитающихся без пристанища кочевников. Вот что творилось утром 20 сентября в нескольких верстах от Рязани: “Только мы выехали на равнину, то представилось нам зрелище единственное и жалостное: как только мог досягать взор, вся Московская дорога покрыта была в несколько рядов разными экипажами и пешими, бегущими из несчастной столицы жителями; одни других выпереживали и спешили, гонимые страхом, в каретах, колясках, дрожках и телегах, наскоро, кто в чем мог и успел, с глазами заплаканными и пыльными лицами, окладенные детьми различных возрастов. А и того жалостнее: хорошо одетые мужчины и женщины брели пешне, таща за собой детей своих и бедный запас пропитания: мать вела взрослых, а отец в тележке или за плечами тащил тех, которые еще не могли ходить, всяк вышел наскоро, не приготовясь, был застигнут нечаянно, и брели без цели и большей частью без денег и без хлеба. Смотря на эту картину бедствия, невозможно было удержаться от слез. Гул от множества едущих и идущих был слышен весьма издалека и, сливаясь в воздухе, казался каким-то стоном, потрясающим душу... А по другим трактам — Владимирскому, Нижегородскому и Ярославскому — было то же, если не более...”.
Наибольший груз ответственности в те дни лег на московского губернатора. Федору Васильевичу Ростопчину в 1812 г., когда он был назначен “главнокомандующим в Москве” (или в просторечии генерал-губернатором), было уже без малого 50 лет. Он вышел в люди при Павле, который сделал его министром, в первые десять лет царствования Александра был в отставке, в 1810 г. стал камергером, а в 1812 г. — московским “главнокомандующим”. Это был человек быстрого и недисциплинированного ума, остряк (не всегда удачный), крикливый балагур, фанфарон, самолюбивый и самоуверенный, без особых способностей и призвания к чему бы то ни было. Когда нашествие Наполеона стало явственно и близко угрожать Москве, Ростопчин взял на себя роль своеобразного демагога-патриота. Он стал издавать особые “афишки”, которые разносились, рассылались и развешивались на улицах. Писал он эти афишки бойким языком с лихими мнимонародными вывертами. Не довольствуясь своими афишками, Ростопчин повадился, в духе доброго калифа Гаруна-аль- Рашида арабских сказок, гулять запросто пешком по Москве и, заговаривая с “народом”, т. е. с купцами и одетыми попроще в русское платье людьми, лгать им напропалую о том, что русские дела идут великолепно и что злодею (т. е. Наполеону) никогда в Москве не быть. Но он тут убедился, что среднего москвича среднему генералу никак не удастся обмануть.
Все его действия были полны надуманности, искусственности и неискренности. Дома с женой, офранцуженной католичкой, он говорил только по-французски, со своими друзьями тоже говорил по-французски, русской литературы он совсем не знал, и хотя умер в 1826 г., нет никаких признаков, чтобы он подозревал, например, о существовании Пушкина или Жуковского.
Ростопчин, обнаруживал в дни перед Бородином и после Бородина кипучую деятельность: то хватали и публично наказывали плетью или розгами людей, заподозренных в том, что они — иностранные шпионы, то делались официальные успокоительные сообщения о том, что Бонапарту в Москве не быть, то вывозилась часть казенного имущества. «Изредка он заговаривал, что в самом крайнем случае лучше сжечь Москву, чем отдать ее Наполеону»9.
Итак, население во главе с Ростопчиным покидает Москву и город с малой частью жителей остается на милость французов.
Москва в руках французов.
Верхом, в сопровождении свиты, очень медленным аллюром, предшествуемый разведчиками, Наполеон утром 14 сентября ехал к Поклонной горе, Москва сразу открылась взорам. Яркое солнце заливало весь колоссальный, сверкавший бесчисленными золочеными куполами город. Шедшая за свитой старая гвардия, забыв дисциплину, тесня и ломая ряды, сгущалась на горе, и тысячи голосов кричали: “Москва! Москва! Да здравствует император!” И опять: “Москва! Москва!” Въехав на холм, Наполеон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже: “Москва!” Наполеон даже в этот миг упоения победой и гордыней не забывал, чего стоило добраться до этой великой европейско-азиатской красавицы.
Ни Милан, ни Венеция, ни Александрия и Каир, ни Яффа, ни Вена, ни Берлин, ни Лиссабон, ни Мадрид, ни Варшава, ни Амстердам, ни Рим, ни Антверпен — ни одна столица, куда входили победителями его войска, не имела в его глазах и в глазах его армии такого огромного политического значения, как эта древняя русская Москва, соединительное звено Европы и Азии, ключ к мировому владычеству. В Москве император ждал просьбы смирившегося Александра о мире, армия ждала теплых квартир, изобильного провианта, всех удобств и всех наслаждений огромного города после мучительного похода с его полуголодными рационами, отсутствием питьевой воды, палящим зноем, постоянными стычками с упорным и храбрым врагом.
Люди, пережившие эти часы на Поклонной горе, генералы ли свиты и гвардии, простые ли гвардейцы, говорили потом, что для них это была кульминационная точка похода 1812 г.; они готовы были поверить, что сопротивление русского народа сломлено и что подписание перемирия, а затем и мира вопрос дней.
Солнце начало между тем склоняться к западу. Мюрат с кавалерией уже вошел в город и параллельным потоком несколько левее Мюрата в Москву вливался корпус итальянского вице- короля Евгения. Наполеон хотел принять депутацию от города тут, на Поклонной горе, и знал, что Мюрат и Евгений прежде всего, войдя в соприкосновение с московскими властями и московским населением, должны прислать эту депутацию с ключами от города. Но никакой депутации не являлось. Эта странность стала понемногу предметом разговора между свитскими генералами и офицерами, а потом и между гвардейцами. Вдруг совсем невероятная новость распространилась сначала в гвардии, а потом в свите и дошла немедленно до Наполеона: никакой депутации от жителей не будет, потому что никаких жителей в Москве нет. Москва покинута всем своим населением. Это известие показалось Наполеону настолько диким, настолько невозможным, что он в первую минуту просто не поверил ему. Наконец Наполеон решил покинуть Поклонную гору, и он подъехал со свитой к Дорогомиловской заставе. Затем он приказал графу Дарю подойти к нему: “Москва пуста! Какое невероятное событие! Следует войти туда. Ступайте и приведите мне бояр!” У Наполеона, по-видимому, осталось впечатление от докладов его шпионов, что высшие аристократы в России называются и формально “боярами”, вроде того как в Англии лордами.
Однако Дарю, съездив в город, никаких “бояр” оттуда не привел. Он только подтвердил, что город пуст, жители исчезли. “Но таково было упорство Наполеона, что он упрямился и ждал еще. Наконец один офицер, решив понравиться или будучи убежден, что все, желаемое императором, должно было совершиться, проник в город, захватил пять или шесть бродяг, довел их, подталкивая их впереди себя своей лошадью, до самого императора и изобразил, что это он привел депутацию.
Этот нелепый маскарад мог, конечно, только разозлить и оскорбить Наполеона: “О, русские не знают еще, какое впечатление произведет на них взятие их столицы!” — воскликнул он. Некоторое время он не двигался от заставы. Он ждал известий от Мюрата, который должен был первым подойти к Кремлю и занять его.
Мюрат со своим штабом и кавалерией вступил в Москву в середине дня. Еще накануне между ним и Милорадовичем состоялось соглашение: Мюрат, начальник французского авангарда, обязывался не беспокоить уходящую через город русскую армию, Милорадович, начальник русского арьергарда, обязывался не предпринимать со своей стороны никаких враждебных действий. Поэтому Мюрат не побоялся растянуть свою конницу по бесконечно длинному и узкому Арбату, хотя в случае сопротивления русским легко было нанести страшные потери этому растянутому узкому строю и решительно задержать его движение вперед. Все было тихо, глухо, мертво. Кое-где на углах пересекающих Арбат переулков стояло по нескольку человек. Французы передавали потом, что им странно и дико было ощущать себя среди громадного города, двигаясь мимо окон и дверей бесчисленных домов бесконечных улиц, как в пустыне. Угадывалось, что люди не спрятались, а что эти дома и дворы пусты, что никого в городе нет. На самом деле несколько тысяч человек (подсчетов сколько-нибудь точных не было и быть не могло) разного люда осталось в Москве. Тут были, во-первых, просто не успевшие бежать или не имевшие к тому никаких материальных средств и возможностей, во-вторых, иностранцы (французы, швейцарцы, итальянцы, поляки, немцы), надеявшиеся на благосклонность победителя, в-третьих, русские солдаты, отчасти дезертиры, отчасти случайно, по своей вине или без вины, застрявшие в Москве. Но эти несколько тысяч человек тонули и исчезали в пустоте огромного мертвого города.
Кавалерия шла осторожно, опасаясь засады, внезапного нападения ждали на каждом углу. Но молчание царило и час и другой, пока бесконечными потоками французская армия вливалась в город. Только когда головной отряд кавалерии Мюрата подошел к Кремлю, оттуда из-за запертых ворот раздалось несколько выстрелов. Французы ядром выбили ворота и картечью перебили нескольких человек, там оказавшихся. До сих пор не выяснено, что это были за люди. Трупы их были куда-то выброшены, и установлением их личности никто не занялся. Когда французы ворвались в крепость, то один из защитников с необычайной яростью бросился на французского офицера, стараясь задушить его, и зубами прокусил ему руку. Он был убит, как и остальные. Конечно, подобный эпизод не мог задержать французов перед Кремлем. Крепость была занята.
Именно духовенству пришлось тяжелее всего от нашествия французов. Среди солдат ходили слухи о богатстве московских церквей и монастырей. Врываясь в святые храмы, грабители сразу догадывались, что главное имущество церковное скрыто и, чтобы узнать тайник, подвергали мучению священников, грозили им смертью. Но духовенство держалось стойко, терпело побои я издевательства, иные и гибли от рук остервеневших солдат.
В Богоявленском монастыре разыгралась отвратительная сцена насилия. Прстарелаго казначея, иеромонаха Аарона, неприятельские солдаты, таскали за волосы и бороду приставляли штыки к его груди, допытываясь, где скрыто имущество. Потом монастырь разгромили и заставили монахов тащить награбленное добро. Монахов раздевали до нага, бросали в реку, многие потонули. Священника Сорокосвятской церкви о. Вельяминова замучили до смерти.
В Новоспасском монастыре наместника о. Никодима долго мучили поляки. Спасло его чудо. Когда уже были занесены над ним польские сабли, часы пробили полночь и в то же время окна осветились заревом близкого пожара. Поляки в суеверном ужасе разбежались.
Такие же ужасы, — кровопролитие, гнусное издевательство и кощунство,—происходили и в других монастырях. Не пощадили и монахинь.
Святые церкви повсюду были осквернены. Из них сделали конюшни, казармы, мясные лавки.
Не оставлены были и святыни Кремля. В Успенском co6opе вместо паникадила висели весы, на которых взвешивалось награбленное серебро и золото, переплавленное в слитки.
Мощи св. Филарета были выброшены на помост. Все ценные украшения были содраны до самого купола.
В Архангельском соборе валялись разбитыя бочки от вина и разная рухлядь.
В Алтаре Казанского собора на месте выброшенного престола валялся труп лошади.
Маршал Даву, проезжая с докладами в Кремль, ночевал в приделе главного храма Чудова Монастыря.
На полу церквей разводили костры, на престолах обедали. Наконец Наполеон догадался, что, оскорбляя веру русских, только озлобляет их, делает все более невозможным примирение.
Пожар в столице.
Пожары, начавшиеся еще с вечера 14 сентября, охватили уже полгорода и продолжали усиливаться.
Загорелся прежде всего винный двор, был взорван пороховой магазин, сгорел Новый Гостиный двор. Ряды, потом разом в нескольких местах дома, церкви, “особливо сожжены все фабрики...” “Эти пожары продолжались целых шесть суток, так что нельзя было различить ночи от дня. Во все же сие время продолжался грабеж”. Французские солдаты, а за ними и французские мародеры вбегали в дома и тащили все, что уцелело от огня. Брали белье, шубы, даже женские салопы. “Нередко случалось, что идущих по улицам обирали до рубахи, а у многих снимали только сапоги, капоты или сюртуки. Если же найдут какое сопротивление, то с остервенением того били, и часто до смерти”. Кое-кто из солдат прибегал и к пыткам, особенно пытали церковных служителей, так как были убеждены, что они куда-то припрятали церковное золото и серебро. “Французы даже купцов и крестьян хватали для пытки, думая по одной бороде, что они попы”. Схваченных на улице заставляли работать, носить за собой мешки с награбленными вещами, а также копать огороды, “таскать с дороги мертвых людей и лошадей.
В течение всего дня 15 сентября пожар разрастался в угрожающих размерах. «Весь Китай-город, Новый Гостиный двор у самой Кремлевской стены были охвачены пламенем, и речи не могло быть, чтобы их отстоять»10. Началось разграбление солдатами наполеоновской армии лавок Торговых рядов и Гостиного двора. На берегу Москвы-реки к вечеру 15 сентября загорелись хлебные ссыпки, а искрами от них был взорван брошенный русским гарнизоном накануне большой склад гранат и бомб. Загорелись Каретный ряд и очень далекий от него Балчуг около Москворецкого моста. В некоторых частях города, охваченных пламенем, было светло, как днем. Центр города с Кремлем еще был пока не затронут, или, точнее, мало затронут. Большой Старый Гостиный двор уже сгорел. Настала ночь с 15 на 16 сентября, и все, что до сих пор происходило, оказалось мелким и незначительным по сравнению с тем, что разыгралось в страшные ночные часы.
Ночью Наполеон проснулся от яркого света, ворвавшегося в окна. Офицеры его свиты, проснувшись в Кремле по той же причине, думали спросонок, что это уже наступил день. Император подошел к одному окну, к другому; он глядел в окна, выходящие на разные стороны, и всюду было одно и то же: нестерпимо яркий свет, огромные вихри пламени, улицы, превратившиеся в огненные реки, дворцы, большие дома, горящие огромными кострами. Страшная буря раздувала пожар и гнала пламя прямо на Кремль, завывание ветра было так сильно, что порой перебивало и заглушало треск рушащихся зданий и вой бушующего пламени. В Кремле находились Наполеон со свитой и со старой гвардией, и тут же был привезенный накануне французский артиллерийский склад. Был в Кремле и пороховой склад, брошенный русским гарнизоном вследствие невозможности вывезти его. Другими словами, пожар Кремля грозил полной и неизбежной гибелью Наполеону, его свите, его штабу и его старой гвардии. А ветер все свирепел, и направление его не менялось. Уже загорелась одна из кремлевских башен. Нужно было уходить из Кремля, не теряя ни минуты. Наполеон, очень бледный, но уже взяв себя в руки после первого страшного волнения при внезапном пробуждении, молча смотрел в окно дворца на горящую Москву. “Это они сами поджигают. Что за люди! Это скифы!”, — воскликнул он. Затем добавил: “Какая решимость! Варвары! Какое страшное зрелище!”
Свита обступила императора; маршал Мортье, делавший все возможное, чтобы отстоять Кремль, категорически заявил, что императору нужно немедленно уходить из Кремля, иначе ему грозит смерть от огня. Наполеон медлил. Еще накануне, войдя впервые во дворец, он сказал, обращаясь к свите: “Итак, наконец, я в Москве, в древнем дворце царей, в Кремле!” Он знал значение Кремля в русской истории и не хотел покидать его, только сутки, да и то неполные, пожив в нем. Но рассуждать было нельзя: пожар с каждой минутой грозил объять дворец и отрезать все выходы. Стало светать, а положение все ухудшалось, уже дышать становилось трудно от гари и дыма, отовсюду проникавших во дворец. “Это превосходит всякое вероятие, — сказал Наполеон, обращаясь к Коленкуру. — Это война на истребление, это ужасная тактика, которая не имеет прецедентов в истории цивилизации... Сжигать собственные города!.. Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость! Какой народ! Какой народ!”
Маршалы и свита единодушно возобновили свои просьбы, чтобы император немедленно покинул дворец. Уже повторялась версия, что русские не только организованно подожгли Москву, но что в особенности они решили направить все усилия на дворец, чтобы покончить с Наполеоном. Вице-король Италии Евгений, пасынок и любимец Наполеона, и маршал Бертье пали на колени, убеждая императора покинуть Кремль. Со всех сторон доносились громкие крики: “Кремль горит!” Император решил перейти в Петровский дворец, тогда стоявший еще вне городской черты, среди чащи и пустырей.
Он вышел из дворца в сопровождении свиты и старой гвардии, но все чуть было не погибли при этой попытке спасения. Вице-король, Сегюр, Бертье, Мюрат шли рядом с императором. Они навсегда запомнили этот выход из Кремля. Вот знаменитое показание графа Сегюра: “Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало нас при первых наших попытках выйти. После нескольких нащупываний мы нашли между каменных стен тропинку, которая выходила на Москву-реку. Этим узким проходом Наполеону, его офицерам и его гвардии удалось ускользнуть из Кремля. Но что они выиграли при этом выходе? Оказавшись ближе к пожару, они не могли ни отступать, ни оставаться на месте. Но как идти вперед, как броситься в волны этого огненного моря? Те, которые пробегали по городу, оглушенные бурей, ослепленные пеплом, не могли распознать, где они, потому что улицы исчезали под дымом и развалинами. Однако приходилось спешить. С каждым мигом вокруг нас возрастал рев пламени. Единственная извилистая и кругом пылающая улица являлась скорее входом в этот ад, чем выходом из него. Император, не колеблясь, пеший, бросился в этот опасный проход. Он шел вперед сквозь вспыхивающие костры, при шуме трескающихся сводов, при шуме от падения горящих бревен и раскаленных железных крыш, обрушивавшихся вокруг него. Эти обломки затрудняли его шаги... Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня. Пронизывающий жар жег нам глаза, которые, однако, приходилось держать открытыми и устремленными на опасность. Удушающий воздух, пепел с искрами, языки пламени жгли вдыхаемый нами воздух, дыханье наше становилось прерывистым, сухим, коротким, и мы уже почти задыхались от дыма...” Наполеона и его свиту спасли случайно встретившиеся солдаты, мародерствовавшие поблизости.
Пожар по-прежнему распространялся от окраинных предместий, где он начался, к центру. Огонь охватил уже дома вокруг Кремля. Ветер, повернувший немного на запад, помогал огню распространяться с ужасающей силой и далеко разбрасывал огромные головни, которые, падая, как огненный дождь, в расстоянии более ста туазов161 от горящих домов, зажигали другие дома и не позволяли самым отважным людям оставаться поблизости. Воздух был так накален, горящие сосновые головни летели в таком количестве, что балки, поддерживавшие железную крышу арсенала, загорелись. Кровля кремлевских кухонь была спасена только потому, что там поставили на крыше людей с метлами и ведрами с водой, чтобы сбрасывать головни и смачивать кровлю. Лишь при помощи неслыханных усилий удалось потушить пожар в арсенале. Там был император, а в его присутствии гвардия была способна на все.
«К четырем часам дня пожар еще продолжался, и император думал, что эта катастрофа могла быть частью комбинации, связанной с какими-либо маневрами неприятеля, хотя частые донесения Неаполитанского короля и утверждали, что неприятель продолжает свое отступление по Казанской дороге; ввиду этого император отдал приказ о выступлении и запретил оставлять что бы то ни было в городе»11. Для ставки был предназначен дворец в Петровском на Петербургской дороге — увеселительный дворец, где останавливались императоры перед своим торжественным въездом в Москву, когда они приезжали для коронации. Из-за огня и ветра нельзя было проехать туда прямым путем. Пришлось кое-как среди обломков, пепла и даже среди пламени проехать через сожженную уже западную часть города, чтобы добраться до окраинных предместий. Мы достигли дворца лишь глубокой ночью и оставались там также и на следующий день.
Тем временем пожар продолжался с новой силой. Часть района, простирающегося от Кремля до Петровского, в котором разместились генеральный штаб и гвардия, была, однако, спасена. Император был очень задумчив: он не говорил ни с кем и вышел лишь на полчаса, чтобы осмотреть дворец изнутри и снаружи. Во время пребывания в Петровском он принял только князя Невшательского; князь воспользовался случаем и изложил все те соображения, которые ему внушил пожар, пытаясь убедить императора сделать выводы и не оставаться долго в Москве. Кому это жестокое зрелище не внушило бы предчувствия других несчастий!
В различных казенных и частных зданиях были заложены фитили, изготовленные на один и тот же лад; это факт, которому я был свидетелем наряду со многими другими лицами. Я видел эти фитили там, где они были приготовлены; многие из них были принесены и показаны императору. Фитили были найдены также и в предместье, через которое мы вступили в город, и даже в спальной в Кремле. Дюронель, герцог Тревизский, граф Дюма и многие другие видели их при въезде в город и были настолько удивлены, что призадумались, но в конце концов они не придали этому особого значения.
Император переселился в Петровский замок. Еще двое суток, 17-го и 18-го, бушевал пожар, уничтоживший около трех четвертей города. Пожары продолжались, и собственно редкий день пребывания французов в Москве обходился совсем без пожара. Но это уже нисколько не походило на тот грандиозный огненный океан, в который превратили Москву великие пожары 14 — 18 сентября, раздувавшиеся неистовой бурей несколько дней и ночей сряду. Наполеон все время был в самом мрачном состоянии духа. “Это предвещает нам большие несчастья”, — сказал он, глядя на развалины и дымящийся мусор, в который обратились самые богатые части города. И не только в неожиданном исчезновении завоеванной добычи было дело. Император ясно понял, что теперь заключить мир с Александром будет еще труднее, чем было до сих пор. Он еще не знал тогда, что мир с Россией для него не только труден, но невозможен, и что война, которую он считал со взятием Москвы оконченной, для русского народа после гибели Москвы только еще начинается.
Величайший английский поэт был потрясен пожаром Москвы и на всю жизнь сохранил это первое впечатление. Обращаясь к Наполеону, Байрон писал: “Вот башни полудикие Москвы перед тобой в венцах из злата горят на солнце... Но увы! то солнце твоего заката!”
Пожар уничтожил более 3/4 города. «Погибли собрания картин великих мастеров, европейски знаменитые библиотеки, в том числе единственная подлинная рукопись "Слова о полку Игореве"»12.
Сам Наполеон уже в конце жизни в беседе с доктором О'Мира говорил о пожаре Москвы, о том, как громадные валы крутящегося пламени, как волны разъяренного огненного океана то вздымались к пылавшему небу, то снова низвергались вниз. Но он не сразу оценил все результаты этой катастрофы, не предугадал далеких еще пока последствий своего кровавого нашествия на Россию, не предвидел, что пылающая Москва подожжет всю порабощенную и раздавленную им Европу.
Свита и части армии, которые вышли во время пожара к Петровскому дворцу, целыми часами глядели на пылавшую Москву. “Это было устрашающее зрелище, — говорит очевидец-француз, — этот пылающий город. Ночью видна была линия огня, больше чем в милю длиною. Казалось, это — вулкан со многими кратерами. В течение трех дней, пока продолжался пожар, мы оставались в Петровском дворце. На четвертый день мы вернулись в город и увидели там только развалины и пепел. Кремль сохранился...”
В эти дни и в ближайшие шел повальный грабеж домов и лавок. Не было возможности удержать солдат, и немало их сгорело и задохнулось, — не все успевали выбежать вовремя из горевших зданий. Но все-таки некоторые склады муки и иного продовольствия уцелели. Французов поражала роскошь внутреннего убранства многих домов, исключительной работы мебель, которую они нашли в немногих, случайно уцелевших от пожара барских особняках.
Вот показание одного из оставшихся в Москве от 30 сентября: “Опустошение и пожары продолжаются... Своевольства столь велики, что были наказываемые, но теперь сам Себастиани приносящим жалобы признается, что он не в силах их удержать. Все французы ежедневно пьяны после обеда, и жители их убивают, тогда их зарывают ночью. Но число сих жертв невелико... Французы опечалены и ожесточены, что не требуют у них мира, как Наполеон обещал при занятии Москвы, а потому разорением и грабежами думают к миру их понудить... У жителей отнимают рубашки и сапоги, мучат их разными работами, не кормя. Иногда они умирают от голода и усталости. Удивительно, что у самих французов бегут ежедневно по сто и более солдат, за ними нет никакого присмотра, и они не слушают начальников. Ежедневно расстреливают их за неповиновение”13.
Расстрелы поджигателей, или, вернее, тех, кого угодно было счесть поджигателями, начались уже на второй день пожаров, а 24 сентября 1812 г. в доме князя Долгорукова начал действовать военно-полевой суд под председательством генерала Мишеля, командира 1-го гренадерского полка гвардии. Назывался этот военно-полевой суд военной комиссией. На первый раз судили 26 человек, из коих расстреляли 10, а относительно прочих 16 сделано любопытнейшее в своем роде постановление: “Военная комиссия, уважив, что они не довольно изобличены, осуждает их к тюремному заключению”. Первые 10 были столь же “не довольно изобличены”, и почему сделано было такое отличие, непонятно. Судились кузнецы, портные, маляры (“живописцы”), лакеи, солдаты. Из лиц других классов — пономарь Классианов, поручик Московского полка Игнатьев (расстрелян). Расстрелы продолжались и в следующие дни. Происходили очень часто и простые убийства, производимые солдатами-грабителями под предлогом самозащиты при сопротивлении арестуемых “поджигателей”. Сам Наполеон признает (как увидим дальше) в своем письме к Александру, писанном 20 сентября, что он успел уже расстрелять 400 “поджигателей”. Вот иллюстрация с натуры: “По улицам много валяется мертвых лошадей и людей, на Тверском бульваре много есть повешенных и расстрелянных разных людей с надписью: “зажигатели Москвы”.
Наполеону доносили о неистовых грабежах, которыми занималась его армия, особенно баварцы, вестфальцы, итальянцы. Он знал, что и в чисто французских частях немало людей занимается грабежом. Что вместо зимних квартир, которые он обещал своей армии, перед нею обгорелые остатки большого города, дымящееся пожарище — это ему тоже было уже ясно. Как в Европе отнесутся к пожару Москвы? Как посмотрят там на эту удачу русских, вырвавших у императора буквально из рук его добычу?
Письмо Наполеона к императрице Марии-Луизе, как всегда, “стилизует” событие. Вот это письмо, написанное 18 сентября; оно писалось среди бушующего пожара. Великий город горит, как необъятный костер. “Мой друг, я тебе писал из Москвы. Я не имел понятия об этом городе. Он заключал в себе пятьсот таких же прекрасных дворцов, как Елисейский дворец, меблированных на французский лад с невероятной роскошью, несколько императорских дворцов, казармы, великолепные госпитали. Все это исчезло, огонь пожирает это вот уже четыре дня. Так как все небольшие дома граждан деревянные, то они загораются, как спички. Губернатор и сами русские в ярости за свое поражение зажгли этот прекрасный город. Двести тысяч обитателей в отчаянии, на улице, в несчастье. Однако для армии остается достаточно, и армия нашла тут много всякого рода богатств, так как в этом беспорядке все подвергается разграблению. Для России эта потеря огромна, ее торговля испытает от этого большое потрясение. Эти негодяи довели свою предосторожность до того, что увезли или уничтожили пожарные насосы”. И в этот же день император приписывает в 8 часов вечера: “Осталась только треть домов. Солдат нашел достаточно провизии и товаров, у него есть припасы, значительное количество французской водки”. Этот искусственный оптимизм с постоянным повторением “мои дела хороши” был рассчитан для парижского двора и для Европы. Император знал очень хорошо со времени пожара и гибели Москвы, что дела его вовсе не идут так, как он рассчитывал и рекламировал теперь перед Европой.
Мир! Немедленный мир с Александром — вот что становится для Наполеона первой и главнейшей целью после московского пожара. И тут-то ждала его наиболее роковая неудача всей его исторической карьеры.
Виновники московского пожара.
Кто поджег Москву? Этот вопрос всегда волновал и современников и историков.
Французы утверждали, что город был подожжен по приказу губернатора Москвы Ф. В. Ростопчина.
Ростопчин, конечно, активно содействовал возникновению пожаров в Москве, хотя к концу жизни, проживая в Париже, издал брошюру, в которой отрицал это. В другие моменты своей жизни он гордился своим участием в пожарах, как патриотическим подвигом.
Вот официальное донесение пристава Вороненки в Московскую управу благочиния: “2 (14) сентября в 5 часов пополуночи (граф Ростопчин. — Е. Т.) поручил мне отправиться на Винный и Мытный дворы, в комиссариат... и в случае внезапного вступления неприятельских войск стараться истреблять все огнем, что мною исполняемо было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера...”.14
Действительно, у Ростопчина существовал план поджога Москвы и уничтожения города в случае его сдачи, причем поджечь город он собирался еще до входа в него неприятеля. Однако реализовать этот план ему удалось лишь отчасти, поскольку Кутузов до последнего момента не сообщал ему о своих планах. Именно поэтому первые поджоги были сделаны в ночь с 1 на 2 сентября. Существенно при этом то, что по приказу Ростопчина из города были вывезены средства пожаротушения, в результате чего французы при всем желании не могли остановить распространение огня.
Когда же огонь захватил практически весь город, и сам Наполеон вынужден был покинуть Кремль и переехать в Петровский дворец, грабившие город, часто пьяные, но, главное, деморализованные французские солдаты и офицеры, уже понявшие, что в Москве они не найдут ни долгожданного мира, ни теплых зимних квартир, конечно же, также могли из чувства мести поджигать еще не охваченные пламенем здания. Наполеон возмущался: "Какие дикари! Чтобы досадить мне, они сжигают свою историю!"15.
Известно, что французские власти, пытавшиеся бороться с поджигателями, ловили и расстреливали не только русских, но и французов.
«Независимо от распоряжений Ростопчина могли найтись люди, которые остались в Москве и с риском для жизни решили уничтожить все, лишь бы ничего не досталось врагу, — это тоже более чем вероятно»16. Купцы не успели вывести своих товаров и поджигали лавки, чтобы неприятелю «не доставалось добро».
Обвиняли в этом и русское военное командование.
Русские, наоборот, в сознательном поджоге города обвиняли французов. Позднее, в советской историографии сложилась версия в том, что основной причиной пожара была неосторожность грабивших город французских мародеров. Безусловно очень много пожаров возникло при хозяйничанье солдат французской армии в покинутых домах и лавках, где были найдены огромные запасы спиртных напитков. Пьянство уже с первых дней во французском войске шло невообразимое.
«При этом признавалось, что русскими были подожжены военные и продовольственные склады, а в условиях сухой погоды и деревянного города пожар мог легко распространиться на весь город»17. Вывод же делался однозначный: в пожаре Москвы виноваты французские агрессоры.
В целом, вопросу московского пожара посвящено немало работ. Авторы дают яркую картину жизни Москвы в начале XIX в., показывают ее положение накануне вступления французов, рассказывают о разнообразных формах участия москвичей в Отечественной войне. В том числе и о их борьбе с французами на улицах и площадях. Повествуют о поведении оккупантов, об их тщетных попытках наладить управление в этом огромном сожженном и опустевшем городе.
Много внимания уделяется московскому пожару, выяснению причин его возникновения. Л.Г. Бескровный поддерживает точку зрения о том, что виновниками пожара были Наполеон и его армия. Эту версию подверг резкой и. На мой взгляд. Обоснованной критике В.М. Холодковский. По его мнению, пожар был невыгоден Наполеону ни в экономическом, ни в политическом, ни в военном отношении.
С интересными источниковедческими статьями выступил А.Г. Тартаковский. Он выявил и тщательно проанализировал 173 показаний очевидцев пребывания французов в Москве. Автор прослеживает, как складывалась официальная правительственная версия пожара. Впервые о решающей виновности французов в сожжении Москвы Александр I писал шведскому наследному принцу Карлу-Юхану 19 сентября. Царь мотивировал такое поведение Наполеона и его армии тем, что он «не нашел в Москве ни богатств, которых жаждал, ни мира, который надеялся здесь продиктовать». Этой версии было придано значение правительственной дипломатической установки. Но всеобщим достоянием правительство сделало ее лишь после оставления французами Москвы.
Обстановку, сложившуюся в оккупированной Москве, рассмотрел П.А. Жилин. Особый интерес представляют приведенные им данные о втором пожаре Москвы, начавшемся 28 сентября. Его виновниками, безусловно, были оккупанты.
В вопросах о причинах первого пожара П.А. Жилин, в известной мере разделяя мнение В.М. Холодковского, подчеркивал, что русские уничтожили только военные объекты, а о преднамеренном сожжении Москвы , по его словам, речи быть не может. Историков давно интересовала судьба запаса вооружения, хранившегося в Московском арсенале накануне вступления французов в Москву. Например, А.П. Жилин считал, что противник захватил 156 орудий, 74974 ружья, 7071 карабин, мушкет и штуцер. И далее автор пишет: «В военном отношении пожар Москвы имел свои последствия: он создал для французской армии тяжелые условия пребывания в городе, способствовал ее разложению, затормозил ее движение. И в то же время позволил русским войскам оторваться от противника, скрытно осуществить фланговый марш-маневр». Но все же русское командование, считает П.А.Жилин, полагалось не на стихию, не на пожар, а «на штык и пулю русского солдата и русского крестьянина». Таким образом, признавая военное значение московского пожара, П.А.Жилин отрицает преднамеренное планирование его русским командованием в своих целях.
Н.А.Троицкий привел новые факты и свидетельства участников войны в подтверждение выводов В.М. Холодковского и подчеркнул, что «пожар Москвы с политической и военной точки зрения поставил Наполеона прямо-таки в безвыходное положение».
В.Г. Сироткин центр тяжести перенес с вопроса «Кто поджег Москву?» (по его мнению, виновника пожара доподлинно установить невозможно) на вопрос, почему пожар «первопрестольной вызвал ожесточенную полемику между русским и французским командованием, а затем – между историками России и Франции. В.Г.Сироткин считает, что вся проблема «кто сжег Москву?» носила с самого начала пропагандистский характер. Наполеону важно было подтвердить тезис о «варварской России». Впревые в историографии России В.Г Сироткин использовал сборник документов «Разрушение Москвы в 1812 году», изданный в Париже на французском языке в 1822г.
Французы покидают столицу.
К 1 октября у Наполеона созрело решение покинуть Москву. В начал он думал грозит Петербургу, но скоро оставил эту нелепую мысль. Тогда он предположил пробиться в южная плодородныя губерни и там перезимовать. Главное, что пугало Наполеона, чего он хотел всеми силами избежать — это возвращение по старой Смоленской дороги, по сплошь разоренному краю.
Войскам было приказано выдти из Москвы и стать около нея лагерем. Но перед окончательным выступлением Наполеон велел Мюрату напасть на русских, чтобы отвлечь их внимание от движения главной армии. Кутузов с своей стороны перешел в наступление. Мюрат 6 октября был разбит на голову около Тарутина, где находился русский лагерь. Некоторые французсские полки бежали в полном безпорядке. В этом славном деле был убит командир 2-го пех. корпуса храбрый генерал Багговут.
На рассвете 19 октября 1812 года полусожженная и разграбленная Москва наполнилась стуком копыт и громыханием колес - Великая армия покидала город. После 35 дней пребывания в городе, оставив в госпиталях несколько тысяч нетранспортабельных раненых и больных, наполеоновские войска начали свое убыстрявшееся с каждым днем бегство из России. Мимо Калужской заставы между двумя гранеными колонными, увенчанными двуглавыми орлами, на Калужскую же дорогу вытягивались колонна за колонной - более 14 тысяч конницы всех родов оружия, 90 тысяч пеших, обозы, артиллерийские парки, 12 тысяч нестроевых маркитантов со своими колясками навсегда уходили из Москвы.
Сам император, окруженный полками старой гвардии, покинул столицу России лишь около полудня. Уходя из Москвы, Наполеон, полный ненависти и злобы, велел взорвать Кремль. Но к счастью из подложенныхъ мин взорвались только пять, что причинило ничтожные обвалы стен. После тарутинскаго боя Кутузов, узпав, что французы покидают Москву, истово перекрестился и воскликнул: «Россия спасена».
Московском Новоспасском мужском монастыре еще и сегодня и можно видеть древние гробницы ближайших родственников первых русских царей с пробитыми в белокаменных крышках неровными дырами. Сокровища в гробницах искали французы. Александр 1 не ответил Наполеону ни на одно из трех его мирных предложения - и в отместку Наполеон велел саперам взорвать Кремль. С Кремлем справиться саперам не удалось - в руинах оказались лишь некоторые участки стены, две башни, здание Арсенала, Филаретовская и Успенская звонницы. Но Кремлевские соборы, монастыри, множество богатейших домов были ограблены подчистую.
“Мы тащили за собой все, что избегло пожара. Самые элегантные и роскошные кареты ехали вперемешку с фургонами, дрожками и телегами с провиантом. Эти экипажи, шедшие в несколько рядов по широким русским дорогам, имели вид громадного каравана. Взобравшись на верхушку холма, я долго смотрел на это зрелище, которое напоминало мне войны азиатских завоевателей. Вся равнина была покрыта этими огромными багажами, а московские колокольни на горизонте были фоном, который довершал эту картину.” - эти строки из дневника неизвестного французского офицеры были опубликованы в России лишь недавно18.
Впрочем сам Наполеон не считал свое отступление бегством. В приказе войскам говорится о марше в Смоленск, где будто бы были подготовлены зимние запасы для армии. “По-прежнему желая атаковать Кутузова, он двинулся дальше ускоренным темпом, собираясь в результате ожидаемой им победы отбросить Кутузова за Калугу и решив разрушить оружейный завод в Туле...” -писал маркиз де Коленкур в своих мемуарах о походе в Россию. Однако армия была иного мнения и хорошо осознавала, что в Москву им более не вернуться. Поэтому и у солдат в ранцах, и у офицеров в повозках были спрятаны все ценности, которые им удалось найти в Москве.
Судьба Великой армии была предрешена.
Заключение.
Итак, 27 августа русская армия начала отступление по направлению к Москве. Надеявшийся на продолжение сражения, Наполеон шел за ней по пятам. 1 сентября в подмосковной деревне Фили состоялся военный совет, на котором решалась судьба древней столицы России. Совет не пришел к единому мнению, и Кутузов, приняв ответственность за решение на себя, отдал приказ об оставлении Москвы без боя. Уже на следующий день французы вошли в город.
Захватив Москву и поразив таким образом, как он считал, Россию в самое сердце, он был уверен, что добьется мира. Но то, что увидел Наполеон в Москве, не было похоже ни на Рим, ни на Милан, ни на Вену, Мадрид, Берлин или Варшаву. Москва не встречала своего победителя приветственной депутацией «отцов города», на улицах не толпились горожане, женщины не посылали бравым воякам воздушных поцелуев из окон домов. «Огромный город был почти пуст: из 200 тыс. его жителей в нем осталось не более 10»19. В тот же день в разных частях города запылали пожары.
Пожар Москвы стал своего рода символом войны 1812 г., символом самопожертвования русского народа, готового в борьбе с захватчиком идти до конца. В Москве Наполеон окончательно понял, что победа ускользнула из его рук. «Мне следовало умереть сразу же после вступления в Москву», -- сказал Бонапарт за несколько дней до своей смерти20. Он так и не смог забыть землю, которая ему не покорилась...
Список литературы.
Дмитрий Осипов Из истории московских пожаров. 27.07.2002 //http://www.adventure.ru/kis/04-2001/firestarter.shtml
История России от древнейших времен до начала XX в. Учебник истории для ВУЗов. Под. ред. И.Я. Фроянова. //http://lib.novgorod.net/TEXTBOOKS/history.txt
Сожженная Москва. http://www.ovsem.com/user/svntr/3.shtml
Арман Огюстен Луи де Коленкур Мемуары. Поход Наполеона в Россию//http://www.museum.ru/museum/1812/Library/kolencur/fpart04.html
Клад Наполеона//http://raritet.rusklad.ru/note/kN.htm
Дорогами Наполеона//http://www.stolnick.ru/articles/13/116
К.А. Военский. Година бед – година славы. 1812 г. //http://www.borodinsky.com/lib/godina/glava7/glava7-r.html
История России с древнейших времен до 1861 г. Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «История»/ Под. Ред. Н.И. Павленко, - 2-е изд., испр. – М.: Высш. школа, 2000 – 559 с.
Абалихин Б.С. Героическая эпопея народного подвига: К 175-летию Отечественной войны 1812 г. – М.: Знание, 1987 - 63с.
Абалихин Б.С., Дунаевский В.А. 1812 г. на перекрестке мнений советских историков 1917-1987 гг./Отв. ред. А.Н. Сахаров; АН СССР, Ин-т истории СССР. М.: Наука, 1990 – 243 с.
Тарле Е.В. Избранные сочинения в IVтомах. Т.I. – Ростов-на Дону, изд-во «Феникс», 1999 – 576 с.
Стендаль Анри Жизнь Наполеона// http://mediapolis.com.ru/alphabet/b/bonaparte_napoleon/bonaparte_napoleon_stendal.htm
Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. //militera.lib.ru/h/tarle1/index.html
Тарле Е.В. Наполеон //http://www.bibl.ru/ni/napoleon-12.htm
Тарле Е.В. Нашествие Наполеона в Россию//http://www.library.by/data/russian/tarle/001/part13.html
1 История России с древнейших времен до 1861 г. Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «История»/ Под. Ред. Н.И. Павленко, - 2-е изд., испр. – М.: Высш. школа, 2000 – 559 с.- с. 334
2 Тарле Е.В. Наполеон //http://www.bibl.ru/ni/napoleon-12.htm
3 История России с древнейших времен до 1861 г. Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «История»/ Под. Ред. Н.И. Павленко, - 2-е изд., испр. – М.: Высш. школа, 2000 – 559 с.- с. 338
4 Абалихин Б.С. Героическая эпопея народного подвига: К 175-летию Отечественной войны 1812 г. – М.: Знание, 1987 - 63с. – с.32
5 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона в Россию//http://www.library.by/data/russian/tarle/001/part13.html
6 Тарле Е.В. Избранные сочинения в IVтомах. Т.I. – Ростов-на Дону, изд-во «Феникс», 1999 – 576 с. – с. 228
7 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. //militera.lib.ru/h/tarle1/index.html
8 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. //militera.lib.ru/h/tarle1/index.html
9 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. //militera.lib.ru/h/tarle1/index.html
10 Тарле Е.В. Избранные сочинения в IVтомах. Т.I. – Ростов-на Дону, изд-во «Феникс», 1999 – 576 с. – с. 231
11 Арман Огюстен Луи де Коленкур Мемуары. Поход Наполеона в Россию//http://www.museum.ru/museum/1812/Library/kolencur/fpart04.html
12 Дмитрий Осипов. Из истории московских пожаров. 27.07.2002 //http://www.adventure.ru/kis/04-2001/firestarter.shtml
13 Тарле Е.В. Избранные сочинения в IVтомах. Т.I. – Ростов-на Дону, изд-во «Феникс», 1999 – 576 с.. – с. 235
14 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. //militera.lib.ru/h/tarle1/index.html
15 Дорогами Наполеона//http://www.stolnick.ru/articles/13/116
16 Тарле Е.В. Избранные сочинения в IVтомах. Т.I. – Ростов-на Дону, изд-во «Феникс», 1999 – 576 с.- с. 231
17 Абалихин Б.С., Дунаевский В.А. 1812 г. на перекрестке мнений советских историков 1917-1987 гг./Отв. ред. А.Н. Сахаров; АН СССР, Ин-т истории СССР. М.: Наука, 1990 – 243 с. – с. 166
18 Клад Наполеона//http://raritet.rusklad.ru/note/kN.htm
19 http://www.ovsem.com/user/svntr/3.shtml
20 Дорогами Наполеона//http://www.stolnick.ru/articles/13/116