Революция в Англии. Итоги первой гражданской войны. Борьба за установление республики

Революция в Англии. Итоги первой гражданской войны. Борьба за установление республики

Победа парламента в первой гражданской войне породила среди различных общественных слоев тревожные ожидания, окрашенные страхом у одних, светлыми надеждами — у других. Что предпримет парламент, оказавшийся полновластным распорядителем судеб народа?

Следует подчеркнуть, что война с ее осадами, сражениями, набегами и контрнабегами, грабежами, реквизициями, прежде всего лошадей, постоями солдат, принудительными наборами в ополчение, значительными потерями и убитыми, и увечными нанесла ощутимый ущерб сельскому хозяйству, мануфактуре и торговле. Особенно тяжело сказались последствия войны на малоимущих тружениках — ремесленниках, оставшихся без работы, земледельцах, потерявших урожай, скот, работников. К этим бедствиям присовокупились тяжелые недороды, продолжавшиеся три года подряд — 1647 — 1649. Дороговизна хлеба достигла уровня, сделавшего его недоступным для тысяч бедняков.

Как же распорядился Долгий парламент плодами победы? Объективно его политика сводилась к тому, что, удовлетворив основные требования классов, в нем представленных, он оставался абсолютно глухим к нуждам и чаяниям тех демократических низов, чьими тяготами, жертвами и самоотверженностью на поле брани победа над роялистами была завоевана. В самом деле, торгово-предпринимательские слои получили свободу от ненавистной системы монополий (частично уничтоженных по решению парламента, а в остальном потерявших свою силу с началом гражданской войны); фактически в стране восторжествовала неограниченная свобода торгово-промышленной деятельности. В свою очередь крупные землевладельцы избавились от материальных и юридических последствий, вытекавших из так называемого рыцарского держания. Ордонансом парламента (февраль 1645 — 1646 г.) это держание было безвозмездно отменено вместе с Палатой по делам опеки. В результате лендлорды из держателей земли на феодальном праве фактически превращались в ее частных собственников.

Историческое значение этой односторонней — только в пользу крупных землевладельцев — отмены феодальной структуры землевладения трудно переоценить. Без учета социально-экономических и правовых последствий этого акта трудно объяснить исчезновение английского крестьянства как класса в столетие, следовавшее за революцией. По признанию современного историка профессора X. Перкина, это была решающая перемена в истории Англии, сделавшая ее отличной от истории континента: ею были обусловлены все другие особенности в социальной истории Англии второй половины XVII — первой половины XVIII века.

В пользу тех же общественных слоев осуществлялась и финансовая политика парламента. Финансирование гражданской войны потребовало от парламента чрезвычайных мер. Прежде всего был объявлен секвестр владений всех более или менее состоятельных роялистов, доходы с которых (ренты, файны) шли в казну. Что же касается владений так называемых делинквентов—активных участников в войне на стороне короля, то они были конфискованы и пущены в продажу. Много земель было продано самими роялистами, чтобы уплатить тяжелые штрафы, так называемые импозиции. Таких набралось более 3 тыс., выплативших специально созданному для этой цели парламентскому комитету около 1,5 млн. ф. ст. Помимо этого были конфискованы владения и доходы короны и церкви (их общая стоимость составила 4 млн. ф. ст.).

Однако распродажа такого огромного фонда земель, оказавшихся во власти парламента, не привела в Англии к аграрной революции, следствием которой было бы увеличение численности мелких владельцев за счет крупных. И это по той причине, что здесь крупные владения не дробились на части, приобретение которых, к тому же на льготных условиях, было бы под силу малоимущим. Иначе говоря, и после массовых распродаж конфискованных земель делинквентов, а вскоре также короны и церкви структура английского землевладения сохранялась почти прежней, дореволюционной. Лендлордизм оставался его наиболее характерной чертой.

Проще говоря, в среде крупных землевладельцев произошла крупная передвижка — новые лендлорды главным образом из числа кредиторов парламента и вообще денежных людей городов, и прежде всего Лондона, а также оказавшихся на стороне парламента состоятельных джентри. «Не забыли» себя и члены парламента, и их протеже в столице и на местах.

И тем не менее никаких доходов парламенту не хватало для покрытия военных расходов. Этим вызвано было введение чрезвычайных налогов (в частности, так называемого помесячного обложения). Однако и они расходовались таким образом, что богатые недоплачивали, а бедные переплачивали. Достаточно упомянуть в этой связи и так называемый акциз — своего рода пошлину, которая взималась дополнительно к цене при покупке целого ряда товаров, включая и ряд предметов первой необходимости (пиво, мясо, соль, мыло и др.). Естественно, что основная тяжесть акциза падала на широкие народные массы.

Но что же дала победа парламента этим низам? Если иметь в виду материальные условия их жизни, их социальный статус и публично признанное полноправие, ответ может быть однозначным: ровным счетом ничего. Взять, к примеру, копигольдеров — львиную долю английского крестьянства как класса, мечтавших о превращении их держаний в вечнонаследственное, защищенное в праве от «воли» лордов маноров (т. е. в приближении или даже формальном превращении во фригольд), то тем же ордонансом, который отменил рыцарское держание, недвусмысленно декларировалось сохранение их прежнего положения. Это значило, что они были фактически выданы с головой их лендлордам, их юридическое и фактическое положение значительно ухудшилось в связи со сменой в результате распродажи конфискованных парламентом земель делинквентов. Новые владельцы сплошь и рядом не желали считаться с обычаем, ранее господствовавшим в этих владениях. Уплатив за них наличными, новые лорды вели себя как полноправные собственники приобретенных владений, считая себя вправе диктовать держателям свои условия, или пусть они «убираются» с их земель. Недаром, как заметил современник, держатели, жившие на землях, в прошлом принадлежавших короне и церкви, испытывают к тем, кто купил их, столь сильную ненависть, на какую только способны люди, ибо эти покупщики являются повсюду величайшими тиранами, какими только могут быть люди, лишив бедных держателей всех прежних облегчений и свобод, какими они пользовались при старых владельцах.

Наконец, те роялисты, которые согласились «выкупить» у парламента свои владения, уплатив так называемые импозиции, перекладывали всю тяжесть этих платежей на плечи своих держателей, и снова-таки прежде всего на тех, кого общее право фактически не защищало,— на копигольдеров и мелких лизгольдеров, не говоря уже о держателях, срок пребывания которых на земле манора измерялся только «терпением» лорда.

С победой парламента прекратило свое действие тюдоровское законодательство против огораживаний, которому в 20-х годах был придан в фискальных целях новый импульс. И хотя крестьянское сопротивление огораживателям также повсеместно усилилось, процесс огораживания общинных земель продолжался, в особенности в конфискованных владениях, распроданных парламентом «с молотка».

Гражданская война разорила многих мелких крестьян и ремесленников, пополнивших ряды нищих. К ним прибавились многочисленные семьи, лишившиеся кормильцев, погибших на полях сражений или получивших увечья. В связи с этим в парламент поступило множество петиций. Однако в национальном масштабе ничего не предпринималось для этого обширнейшего слоя населения. Отныне вся «забота о своих» бедных стала делом только приходов, которые в 9 случаях из 10 отказывали в «помощи по бедности» и одиноким, и целым семьям — чаще всего под тем предлогом, что они «пришельцы», а не уроженцы этих мест.

Итак, победа парламента в гражданской войне не открыла массам обездоленных доступа к земле. Решительно ничего не менялось в публично-правовом положении низов. По- прежнему избирательным правом при выборах парламента пользовались в деревне только фригольдеры с годовым доходом 40 шилл., а в городе — узкий круг полноправных городских корпораций (фрименов), в других случаях — плательщики налогов.

Следовательно, широкие массы городских низов, т. е. 9/10 населения страны, оставались за рамками официально признанного «народа Англии», т. е. представленного в парламенте. Точно так же неизменной оставалась система правосудия и судопроизводства с ее дороговизной, подкупом и волокитой, равно как и полностью архаизированная система права, до крайности запутанная и к тому же фиксированная на чуждом народу языке — на латыни.

Однако, обманув ожидания широких демократических низов, парламент при этом не учел одного — революция пробудила их от политической летаргии. Одной из предпосылок этого процесса являлась резко усилившаяся горизонтальная (территориальная) мобильность населения. Походы и долговременное расквартирование парламентских сил, набранных по преимуществу на юге и востоке страны, в северных и западных графствах, содействовали широкому распространению идей, носителями которых являлись народные проповедники, одетые в солдатские мундиры. К тому же фактически восторжествовавшая в ходе войны веротерпимость дала возможность ранее нелегально существовавшим народным сектам открыто проповедовать учения.

О том, какова была социальная по преимуществу направленность этих учений, свидетельствует гонитель радикальных сект Томас Эдварде а памфлете под красноречивым названием «Гангрена» (1646 г.). Среди прочих ересей и богохульства, исповедуемых радикальными сектами, была и такая: «По рождению все люди равны и равным образом обладают прирожденным правом на собственность, вольности и свободу».

Неудивительно, что радикальные секты стали для народных низов, в том числе для рядовых и младших офицеров армии «нового образца», школой политического просвещения и формулирования протеста против правопорядка сущего и идеалов о должном.

С окончанием первой гражданской войны в стране существовало четыре более или менее организованных общественных силы: парламент, Сити и народные низы, представленные в двух движениях — армии и так называемых гражданских левеллеров. С точки зрения религиозной первые «партии» воплощали по преимуществу пресвитерианское крыло, последние две — крыло индепендентское. Однако парадокс заключался в том, что водораздел между этими «партиями» был весьма подвижным. Так, имелись пресвитериане среди индепендентов, поскольку они стояли за сохранение организованной в национальном масштабе церкви, многие из индепендентов выступали за олигархическое устройство церковных общин и допускали существование национально организованной церкви, т. е. оказывались на деле пресвитерианами. В результате, оставаясь на почве религиозных расхождений в лагере революции, можно лишь утверждать, что индепенденты в отличие от пресвитериан допускали большую степень веротерпимости (разумеется, в рамках христианства). Однако этой констатации недостаточно для понимания политической ситуации в стране после военной победы над королем. На самом деле индепендентство было в социально-классовом отношении еще более неоднородным. Наряду со средним и мелким джентри к этому крылу революции принадлежали народные низы — в составе армии и за ее пределами. В отличие от первых, так называемых шелковых индепендентов (или «грандов»), последние в религиозном плане выступали за полную вероисповедную независимость демократическим образом управляемых церковных общин, а в политическом плане — за продолжение революции, с тем чтобы углубить демократическое содержание ее свершений.

В борьбе за эти цели на этом новом этапе революции, когда в самом индепендентском ее лагере произошел раскол, в основе которого лежали различия социально-классовых устремлений, революционная инициатива перешла к народным низам. Выразителями интересов этих последних выступали левеллеры (уравнители), с одной стороны, и находившиеся, по крайней мере с весны 1647 года, под их влиянием рядовые и низшие чины в армии — с другой.

Итак, для пресвитериан к концу 1646 г. революция была уже по сути завершена. Если бы только король согласился сохранить за парламентом контроль над милицией хотя бы на три года и не возражал против пресвитерианского церковного устройства, то дельцы Сити готовы были бы устроить ему самую торжественную встречу при въезде в столицу. При этом, естественно, подразумевалось, что в основе официальной политической доктрины останется идея изначального верховенства парламента, которому совместно с королем («король в парламенте») принадлежит суверенная власть в стране, и идея, согласно которой благодаря «народному избранию» парламент единственно правомочен говорить от имени «английского народа». Иными словами, непреложным должно было оставаться требование политического строя по типу конституционной монархии. Очевидно, что второе из перечисленных требований было направлено не столько против короля, сколько против угроз слева — попыток противопоставить парламенту какую-либо выработанную «внепарламентским путем» от имени народа политическую программу нового государственного устройства.

В социально-политическом плане и для «шелковых индепендентов» революция была также в основном завершена. И для них Долгий парламент являлся единственным органом, правомочным декларировать интересы «английского народа». То же, что их еще дополнительно волновало, касалось, во-первых, степени веротерпимости, которая будет допущена после признания королем пресвитерианства в качестве государственной церкви, и, во-вторых, гарантии алиби для участников гражданской войны на стороне парламента.

Одним словом, если оставить в стороне честолюбие верхушки индепендентски настроенного командного состава армии во главе с Оливером Кромвелем, то расхождения этого крыла индепендентов с пресвитерианским большинством в парламенте отнюдь не были принципиальными и непреодолимыми. Истинный водораздел в лагере революции на этом ее этапе проходил между пресвитерианами и грандами, с одной стороны, и более радикально настроенным крылом индепендентов в армии, а за ее пределами — левеллерами, выражавшими устремления городских, по преимуществу мелких самостоятельных тружеников,— с другой. Именно они оказались в сложившихся условиях наиболее адекватными выразителями недовольства в народных низах социально-политическими результатами революции.

Уже в октябре 1645 г. Лильберн в памфлете «Оправдание прирожденного права Англии» обрушился на произвол парламента, прибегавшего к тем же методам «управления», какими в прошлом пользовался король (аресты без предъявления обвинения, принудительный набор в армию, произвольные обложения и т. п.). Все это возможно, утверждал Лильберн, только потому, что отсутствует кодификация действующего общего права. В качестве преграды произволу парламента выдвигалась идея, ставшая одной из ведущих в программе левеллеров,— необходимость фиксирования основных прав граждан, которые являются их естественными и «прирожденными» правами и поэтому стоят выше по отношению к любой власти в стране. К лету 1646 г. сложились основные конституционные требования левеллеров. В документе, названном «Ремонстрация многих тысяч граждан» (июнь 1646 г.), содержалась уже развернутая программа демократического этапа революции:

1) уничтожение власти короля и палаты лордов;

2) верховенство власти общин;

3) ответственность этой палаты перед своими избирателями — народом Англии;

4) ежегодные выборы в парламент;

5) неограниченная свобода совести;

6) конституционные гарантии против злоупотребления государственной властью путем фиксирования «прирожденных» прав граждан, которые неотчуждаемы и абсолютны.

«Мы ваши принципалы,— провозглашали авторы петиции, обращаясь к палате общин,— вы — наши уполномоченные». Этим провозглашалась доктрина, согласно которой суверенитет принадлежит народу, являющемуся источником всякой законной власти в ней. Власть, которой пользуется парламент, не только временно «делегирована» ему, но и строго ограничена рамками прирожденных прав граждан, являющихся неотчуждаемыми и неподвластными ему. «Свободнорожденные» — таков круг людей, которых левеллеры наделяли этими неотъемлемыми правами. Тем самым отрицались не только феодальные привилегии «по рождению», но и пресвитерианское понимание «народа». Один из руководителей левеллеров, Р. Овертон, бросил призыв: «Да не будет величайший в стране более почитаем, чем дворники, сапожники, лудильщики и трубочисты — все они являются свободнорожденными».

Мы не можем здесь входить в подробности конфликта между армией и парламентом, возникшего весной 1647 г. на почве стремления последнего избавиться от ее угрозы своему полновластию, распустив большую ее часть по домам, а меньшую направив в Ирландию на подавление восстания. Заметим только, что в ходе этого конфликта в армии возникло своего рода «двоевластие»: избранных рядовыми и младшими чинами уполномоченных, так называемых агитаторов, с одной стороны, и офицерской верхушки во главе с Кромвелем — с другой. Созданный по инициативе последнего так называемый Армейский совет (включавший «агитаторов» и офицеров) с целью свести на нет влияние в армии первых стал на время и политическим противовесом пресвитерианскому большинству в парламенте и вместе с тем орудием «умерить» радикальные стремления в рядах армии. С этой же целью 28 октября 1647 г. и был созван Совет армии в Пэтни. К этому времени были разработаны две программы будущего политического устройства страны, противостоящие, хотя и в различной степени, замыслам пресвитериан, «шелковых индепендентов» («Главы предложений») и левеллеров («Дело армии»), легшие в основу так называемого «Народного соглашения».

Как показали последующие события, само согласие «шелковых индепендентов» на обсуждение «Народного соглашения» на заседании Армейского совета — программы, встретившей широкую поддержку среди рядовых армии,— было бы всего лишь тактической уловкой, к которой прибегли с целью предотвратить опасность отказа армии в повиновении.

На этом этапе революции левеллеры выступили глашатаями республиканизма, основанного на принципах народовластия (пусть и в ограниченном условиями времени понимании его), и тем самым указали путь к углублению демократического содержания революции. Эта историческая роль левеллеров подтверждена была второй гражданской войной, вспыхнувшей весной 1648 г. Если заговору против революции (в нем участвовали король, бежавший из плена на остров Уайт, и шотландцы), поддержанному роялистскими мятежами в самой Англии, удалось нанести быстрое и сокрушительное поражение, то только благодаря левоблокистской тактике «шелковых индепендентов», вступивших в вынужденный союз с левеллерами в целях борьбы против общего врага.

Победа армии парламента во второй гражданской войне сделала неизбежными не только чистку парламента, продолжавшего за спиной армии торг с королем, от наиболее враждебных армии пресвитериан (так называемая Прайдова чистка), но и организацию суда и казни Карла I Стюарта. Его вероломство в сочетании с реставрационными замыслами пресвитериан требовало решительных действий. И снова в этот критический момент революции только поддержка левеллеров (в обмен на обещание положить «Народное соглашение» в основу нового государства) обеспечила «шелковым индепендентам» победу.

Список литературы

1. Барг М.А. Великая английская революция в портретах ее деятелей. - М.: Мысль, 1991

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа