Венгрия в конце XIV - начале XV веков

Венгрия в конце XIV - начале XV веков

Лайош Великий умер в 1382 г., не оставив сына. В патриархальном обществе это, разумеется, несколько затрудняло решение вопроса о престолонаследии, даже несмотря на то, что его дочери и их мужья были вправе рассчитывать на поддержку лояльных им аристократов. Мечта Лайоша увидеть свою старшую дочь Марию королевой обоих государств встретила противодействие польских баронов, которым не нравилась сама идея номинального правителя, не живущего в их стране. Эржебет, королева-мать, была вынуждена уступить: она отправила свою младшую дочь Ядвигу в Польшу, где та была коронована и выдана замуж за литовского князя Ягайло, бывшего в то время язычником. Ягайло принял крещение и взошел в 1386 г. на польский престол под именем Владислава II. В Венгрии все оказалось сложнее. Хотя Мария была помолвлена с Сигизмундом Люксембургским, маркграфом Бранденбургским, сыном императора Карла IV, палатин Миклош Гараи да и сама королева-мать предпочли сначала призвать на трон Людовика Орлеанского, брата французского короля. Венгерская аристократия, ведомая семейством Хорвата, не скрывала, что считает передачу власти по женской линии аномалией, и поэтому поддержала в качестве кандидата на престол Карла Дураццо, короля Неаполя, последнего представителя Анжуйской династии по мужской линии.

Началась анархия. Воспользовавшись ею, Сигизмунд ускорил бракосочетание со своей официальной невестой, и в конце 1385 г. это привело обе придворные группировки к примирению. Семейство Хорвати, однако, срочно созвало государственное собрание, выступившее против этого компромисса. Сигизмунду пришлось бежать в Богемию, а обе царствующие дамы были взяты аристократической оппозицией под стражу (несколько позднее Эржебет задушили). Карл II (Дураццо) короновался 31 декабря 1385 г., но его царствование оказалось очень коротким: 39 дней спустя он был убит. Аристократия во главе с кланом Хорвати отказалась сложить оружие даже после возвращения Сигизмунда, который прибыл в страну в сопровождении своего брата Вацлава, короля Богемии и Германии. Лишь с помощью придворной баронской лиги, которая официально правила страной, оказавшейся без монарха, Сигизмунд получил звание «капитана Венгрии», в марте 1387 г. был коронован как Жигмонд и вскоре освободил свою жену.

Тот путь, которым Жигмонд пришел к власти, значительно сужал диапазон его деятельности в первые годы правления и имел далекоидущие последствия для баланса сил в стране. Если Мария лишь номинально считалась правящей супругой (ее безвременная кончина в 1395 г., впрочем, упростила ситуацию), то условия, продиктованные баронами, которые реально руководили страной в период междуцарствия в 1386 г., Жигмонд был вынужден принять. Он официально стал участником лиги, признав ее право использовать против него силовые методы в случае, если нарушит данные им обещания, в том числе обязательства назначать членами Королевского совета исключительно представителей весьма узкого круга придворных баронов и прелатов, а также их наследников. Иными словами, он поддержал претензии участников лиги на наследственное право руководить страной наряду с запретом жаловать земли иноземцам. Это привело к явному усилению лиги, сконцентрировавшей в своих руках главные административные посты и земли из королевского фонда. Они не только щедро одаривали друг друга знаками отличия и поощрительными бенефициями, но и сумели хорошо «обкорнать» королевские владения, выкраивая из них для себя огромные частные имения. Молодой король, разумеется, не мог отказать им в оплате услуг. В результате больше половины — около 80 — из тех 150 замков, которые ранее принадлежали королям Анжуйской династии, перешли в руки 30 придворных семейств, а число деревень, оставшихся во владениях короля (сравнительно с тем, что имели анжуйцы), уменьшилось до одной трети (всего около 1100 деревень, или 5% от общего количества). Власть лиги с самого начала была прочной: внутреннюю феодальную оппозицию, которую пыталось подстегивать семейство Хорвати, усмирили, власть Жигмонда над южными провинциями восстановили, территорию вокруг Пожони, отданную в залог в трудном 1386 г., через несколько лет возвратили. Однако в общем и целом конец 1380-х и начало 1390-х гг. оказались поворотным моментом в растянувшемся на несколько столетий (1200—1500-е гг.) процессе, в результате которого роль короля как самого богатого землевладельца страны осталась в прошлом. Огромные личные состояния, накопленные семействами магнатов, изменили и социо-культурный облик страны, и систему политических отношений: отныне фракция баронов надолго стала потенциальным источником, способным вызвать распад государства.

В эти же годы у южных границ Венгерского королевства появились новые внешние силы, угрожавшие его целостности и безопасности. Захватив в 1354 г. Галлипольский полуостров и, таким образом, укрепившись на западном побережье Босфорского пролива, османские турки, всего несколько десятилетий назад представлявшие собой лишь небольшое княжество в Малой Азии, неумолимо стали продвигаться на Балканы, втягиваясь в тот вакуум власти, который образовался там в результате одряхления Византии и распада Сербии и Болгарии. При Мураде I и Баязиде I Молниеносном они завоевали большую часть Анатолии, Румелии и Болгарии, подчинили Сербию (наголову разбив армию Лазаря I на Косовом поле, 1389) и Валахию (1394). И хотя Венгерское королевство нельзя сравнивать со слабыми Балканскими государствами (турки в течение более ста лет и думать не могли о его захвате), участившиеся появления, а затем и постоянное присутствие турок на всей протяженности южных границ серьезно сказались на внешней политике государства, его экономическом потенциале и настроениях людей. Во-первых, венгерские короли в течение последних столетий предъявляли свои сюзеренные права монархам северных Балканских государств, регулярно вторгаясь в этот регион. Отныне возможности для этого исчезли. Во-вторых, со времени монгольского нашествия никакие чужеземные войска не разоряли внутренних венгерских территорий. Теперь нападения турок на южные области стали привычным делом. Их население либо покинуло насиженные места, либо оказалось в числе жертв насилия и уже с XV в. стало постепенно замещаться славянскими беженцами с Балкан.

Потрясенная драматизмом новой для них реальности, венгерская элита, как и следовало ожидать, не сумела быстро и адекватно отреагировать на нее. Требуя по привычке, чтобы венгерская армия проявила себя во всем блеске своей славы и мощи, элита настаивала на необходимости контрнаступательных действий, а затем обвиняла государей и правительство за те поражения и неудачи, к которым неизбежно приводила подобная стратегия: даже более могущественным, стабильным и богатым государствам Европы было бы непросто противостоять османской военной силе.

Жигмонд первым из венгерских королей на себе почувствовал напряженность внутренней политической ситуации и не сумел избежать ее последствий. Осознавая, особенно после сербской трагедии 1389 г., размеры нависшей опасности, он ежегодно с 1390 по 1395 г. организовывал военные кампании против османских турок. До решающего сражения дело, однако, так и не доходило, и единственным положительным результатом всех этих боевых действий стало восстановление на валашском троне в 1395 г. протеже Жигмонда — господаря Мирчи Старого. В 1396 г. Жигмонд возглавил объединенную многонациональную армию крестоносцев, чтобы «раз и навсегда» изгнать турок из Европы. Однако осада болгарской крепости Никополь обернулась катастрофой. На помощь осажденным прибыл сам султан Баязид, а неверная тактика, взятая на вооружение крестоносцами по настоянию французских рыцарей, привела почти к полному уничтожению христианской армии. Несколько знатных венгерских вельмож сложили свои головы в этих боях или были захвачены в плен. Сам Жигмонд едва избежал смерти и сумел вернуться домой лишь окольным путем — через Балканский полуостров.

Этот военный разгром стал основой для начавшейся в стране поляризации политических сил. Жигмонд вполне мог использовать реальность турецкой угрозы в качестве аргумента для усиления королевской власти. Он действительно предпринял попытки, по крайней мере с 1392 г., освободиться из-под опеки баронов, отправив в отставку их лидера — своего первого палатина Иштвана Лацкфи. Одновременно Жигмонд стремился создать противовес силе баронов в лице новой элиты из рыцарей aula regia и иноземцев, чья преданность покупалась, укреплялась и вознаграждалась жалованием им больших поместий, чинов и важных должностей. Так, польский рыцарь Лайоша Великого Штибор из Штиборка стал воеводой Трансильвании; Герман Циллеи из Штирии — графом Загорий; Эберхард из южной Германии — загребским епископом, а позднее и канцлером; Миклош Гараи — баном Хорватии и Славонии, позднее палатином; Филиппе Сколари (Пипо из Озоры), бывший служащий флорентийского банка в Буде, стал управляющим соляными палатами, затем ишпаном Темеша и, наконец, прославленным полководцем. Марцали, Переньи, Чаки, Розгони, Палоци и некоторые другие семейства также приобрели политический вес и немалые состояния при Жигмонде.

Король устроил проверку этой новой команды во время государственного собрания осенью 1397 г. в Темешваре. Он подтвердил содержание статей Золотой буллы, исключив из нее одно-единственное положение — пресловутое право подданных восставать против государя, а также сняв ограничение, обязывавшее аристократию нести воинскую повинность только в период оборонительных войн. Турецкая угроза, уничтожившая различие между оборонительными и наступательными операциями, действительно сделала это условие устаревшим, и Жигмонд, шагая в ногу со временем, предпринял попытку создать своего рода территориальную милицию. Каждый землевладелец должен был снарядить и содержать одного легковооруженного кавалериста от каждых 20 дворов проживавших на его земле крестьян (с 1435 г. по одному от каждых 33 дворов), отсюда и название «подворная милиция». Кроме того, в военное время церковь также была обязана отдавать половину своих доходов на нужды армии. Все это не могло не ограничивать налоговых привилегий двух высших сословий.

В атмосфере всеобщей подавленности, царившей после поражения под Никополем, бароны в начале 1397 г. подняли свой первый мятеж в ответ на очевидные попытки Жигмонда освободиться от их власти. Возглавил его Лацкфи. Однако восстание было вскоре подавлено, поскольку большинство баронов все еще поддерживали короля. Тем не менее с 1399 г. Жигмонд время от времени был вынужден покидать страну, чтобы поддерживать порядок в Богемии, также раздираемой усобицами баронов. Он рассчитывал впоследствии получить богемский престол, поскольку у его брата Вацлава не было наследника. Длительное отсутствие правителя спровоцировало критическую ситуацию. Вернувшись в Венгрию в апреле 1401 г., Жигмонд был задержан по приказу палатина Детре Бебека и канцлера (а также эстергомского епископа) Яноша Канижаи в замке Буды. Когда он отказался убрать всех своих «иноземных» сторонников, ему было заявлено, что он арестован. Совет баронов и прелатов взял на себя всю полноту административной власти, равную прерогативам обладателя Священной венгерской короны. Совет, однако, не пришел к единому мнению насчет преемника Жигмонда (в числе претендентов называли имена короля польского Владислава II, австрийского князя Вильгельма, а также Владислава — неаполитанского короля, сына Карла Дураццо). Поэтому бароны оказались вынужденными вступить в новые переговоры с Жигмондом: ему предложили сохранить трон в ответ на обещание избавиться в своем дворе от большинства иностранцев.

Вскоре Жигмонд стал «сильнее, чем когда-либо прежде». По крайней мере, по мнению короля Богемии; он не сдержал своего обещания, и это заставило баронов предпринять последнюю попытку добиться его низложения. Когда Жигмонд заключил договор с Альбрехтом IV, герцогом Австрийским (по которому оба они получали права взаимного престолонаследования в случае кончины одного из них, а Альбрехт становился правителем Венгрии на время отлучек Жигмонда), оппозиция во главе с Бебеком и Канижаи вновь восстала, призвав на трон Владислава, короля Неаполя. Тот направил свои войска в Далмацию и в августе 1403 г. был коронован на венгерский престол в городе Задар. Мятеж охватил всю страну. К восставшим присоединились почти все бароны, поднявшиеся в период правления Анжуйской династии, а также их многочисленные фамилиары. Казалось, что они сильны как никогда. Однако эта многоглавая гидра была неспособна объединить свои усилия, тогда как королевские военачальники действовали целеустремленно и решительно. Большинство баронов быстро сдались, чтобы попасть под действие объявленной Жигмондом всеобщей амнистии, тогда как продолжавшие упорствовать были вынуждены расстаться со своей собственностью или отправиться в изгнание. Ни один из них не был казнен. Владислав не позднее ноября 1403 г. вернулся в Неаполь, оставив в Далмации в качестве правителя своего боснийского вассала Хрвою. Далмация стала единственной провинцией, в которой Жигмонду не удалось восстановить свою власть. В 1408 г. он разбил войска Хрвои и вернул себе большинство хорватских городов, но город Задар, несколько замков и крепостей, а также острова Владислав сумел удержать, а затем продал их Венеции вместе со своими правами на все далматинские города. К 1420 г. в результате целой череды войн Венеция отвоевала всю Далмацию, и, хотя полководцы Жигмонда несколько раз брали верх над войсками наемников республики, по мирному договору 1433 г. Далмация навсегда оказалась потерянной для Венгрии. Завоевания тем не менее были куда более впечатляющими. Борьба за власть прекратилась: ослабленные и деморализованные противники Жигмонда не представляли отныне никакой угрозы для его власти в течение всего его длительного правления. Теперь Жигмонд получил возможность приступить к реализации своих широкомасштабных планов по реформированию государства, которые должны были послужить основой для его не менее честолюбивых планов в области внешней политики.

Заложив фундамент политической стабильности, Жигмонд мог опираться на группу своих надежных сторонников, которая сложилась в процессе борьбы с баронами. Эта новая аристократия, помимо обширных владений и влиятельных должностей, которые она получила за свою службу, после 1403 г. обрела и иные формы связи с королем в результате заключенных с ним символических и даже династических союзов. В 1405 г. Жигмонд женился на Борбале — дочери Германа Циллеи, став свояком своего нового палатина Миклоша Гараи, а в 1408 г., после победы над Боснией, учредил рыцарское королевское «Общество Дракона» — своеобразную лигу придворных, состоявшую из правящей четы, а также 22 рыцарей, оказавших ему наибольшие услуги при подавлении восстания баронов. В то же время, хотя титул барона по-прежнему использовался в отношении богатых людей и людей высокого общественного положения, сами сановники более не получали при назначении служебные земельные пожалования (honor), становясь, таким образом, просто придворными советниками. Их должности и титулы отныне не гарантировали им обретения большой земельной собственности и региональной власти. Королевские замки управлялись теперь военачальниками, не участвующими в политической жизни двора. Закончилась и монопольная власть баронов над административно-государственным аппаратом. Король стал обращаться за советом и консультациями к «особым советникам», набираемым из компетентных иноземцев, из среднего дворянства и духовенства или из юристов, финансистов или военных экспертов, которые могли вообще не принадлежать к благородному сословию. Поскольку последняя категория за свои услуги получала не земельные наделы, а лишь жалованье, реорганизация Королевского совета, предпринятая Жигмондом, в значительной мере предвосхитила появление в далеком будущем сословия аппаратной бюрократии. Улучшение деятельности канцелярий всех палат в результате появления в них сотрудников-мирян не привело к превращению этих канцелярий в исполнительные органы центральной власти. Они только оформляли в письменном виде королевские указы; контроль за их исполнением возлагался на aula regia, не особенно изменившуюся со времен Анжуйской династии. Чтобы заставить ее более эффективно и профессионально работать, было изменено даже законодательство. К концу правления Жигмонда существовавшие по отдельности в королевской курии суды высшей инстанции были объединены в единый суд «личного присутствия короля» (фактически в суд королевской канцелярии), поскольку длительные отлучки Жигмонда в последние годы его правления потребовали делегирования еще и «личного присутствия короля», а суд казначейства, который при Анжуйской династии время от времени занимался делами вольных королевских городов, теперь должен был заниматься только ими и вследствие этого все больше и больше заполнялся простолюдинами.

По целому ряду причин города также были в числе наиболее надежных союзников Жигмонда в деле проведения политики консолидации. Населенные преимущественно иноземцами, в основном немцами, города в периоды обострения ненависти к иностранцам могли рассчитывать только на защиту короля, который и сам был иностранцем. Ослабление центральной власти, кроме того, могло обернуться для них потерей привилегированного положения. С другой стороны, поскольку с 1387 г, количество королевских замков катастрофически уменьшилось, в глазах короля резко возросло значение укрепленных городов, и то, что города не давали мятежникам укрытия за своими стенами, в определенной мере способствовало победе Жигмонда над баронами. Признавая это, он пытался увеличить число укрепленных городов (в 1400 г. их было около 20), а заодно и усилить их политическую роль. Именно при нем было завершено строительство городских стен в Коложваре (Клуж), Кешмарке (Кежмарок), Эперьеше (Прешов) и Бартфе (Бардеево). Тем не менее его план возвести фортификационные сооружения в некоторых торговых центрах, или оппидумах (по сути, в разросшихся поселках, где раз в неделю функционировал рынок и собирались годовые ярмарки), потерпел неудачу из-за отсутствия финансов. Но это не помешало Жигмонду совершить поистине неслыханное: в 1405 г. он созвал общенациональную ассамблею городских представителей, на которой были приняты важные постановления. Вольные города освобождались от таможенных сборов на местную торговлю (соответственно, г. Буда временно утратил свои исключительные права на сбор этих пошлин); иностранным купцам разрешалось вести только оптовые торговые операции; города получили право на собственное судопроизводство и юридически были подчинены одной высшей судебной инстанции — упомянутому ранее суду казначейства. После 1405 г. был разработан Кодекс Буды, заменивший в качестве образца городского законодательства старинный «закон Секешфехервара». Новый кодекс установил общие юридические нормы гражданского права для вольных городов. Все это в высшей степени способствовало росту экономического значения и процветанию городов, укреплению позиций богатых купцов-патрициев, прочно удерживавших в своих руках власть над городскими магистратами в условиях весьма робкого соперничества со стороны гильдий и цехов.

Тем не менее реформы Жигмонда не могли устранить все аномалии в процессе урбанизации Венгрии. Города в основном были маленькими. Самым многолюдным считалась Буда (около 8 тыс. жителей). Города не имели системы взаимосвязей. Все «настоящие» (т.е. обладающие хартиями) города, независимо от их размеров и значения, были построены на пересечениях торговых путей, ведущих в Австрию, Польшу и на Балканы. Поэтому на обширных территориях центральных районов страны вообще не было никаких городов. Более равномерно были распределены несколько сотен ярмарочных центров, где местные крестьяне имели возможность торговать своей продукцией и закупать необходимые товары, с особой инфраструктурой, позволявшей как местным жителям, так и окрестным селянам пользоваться ее социальными преимуществами и обретать несколько большую личную экономическую независимость. В то же самое время эти провинциальные базары и ярмарки способствовали децентрализации внутреннего рынка, пока еще весьма ограниченного. Столь же ограниченным, впрочем, было значение и самих этих ярмарок, целиком и полностью зависящих от воли землевладельца, на чьей земле они располагались, будь то помещичьи или же церковные владения.

Кроме новой аристократии и городов меры Жигмонда по консолидации страны поддержала церковь. В отличие от большинства европейских государей, венгерские представители Анжуйской династии в течение почти всего XIV в. строго следили за кадровой политикой церкви, лично утверждая в должности ее прелатов. Однако в бурные 1380-е гг. ситуация вышла из-под контроля. В 1403 г. оба архиепископа Венгрии и несколько епископов встали на сторону мятежников. К этому их подтолкнуло и то обстоятельство, что римский папа Бонифаций IX (хотя Жигмонд поддерживал его в борьбе против соперника, антипапы Бенедикта XIII) сам лично симпатизировал неаполитанскому претенденту. Это послужило превосходным поводом для короля, когда все неприятности остались позади, самым серьезным образом ограничить власть Рима в Венгрии: с 1404 г. ни один вердикт папской курии не вступил в силу до его утверждения королем (placetum regium), и король особо оговорил свое исключительное право инвеституры (одобренное в 1417 г. синодом в Констанце). Жигмонд активно пользовался этим правом, получив значительную политическую поддержку от новых собственников. Нимало не колеблясь, он пользовался богатствами церкви для укрепления монархии: прежде чем заменить мятежных прелатов на лояльных, он оставлял их должности вакантными в течение нескольких лет, и те административные органы, которым передавались на это время их функции, сдавали церковные подати и пожертвования в королевскую казну. В последние годы своего правления Жигмонд вновь возродил этот метод пополнения казны, на сей раз с целью финансирования фортификационных работ и укрепления южных границ перед лицом турецкой опасности.

Укрепление римской церкви или, точнее, восстановление ее единства также стало одной из главных задач внешней политики Жигмонда. Это самым тесным образом было связано с его желанием стать императором «Священной Римской империи», т.е. получить самое высокое звание среди всех христианских государей Европы. По мере утраты дееспособности его братом Вацлавом Жигмонд становился одним из наиболее вероятных претендентов на немецкий престол и в 1411 г. после смерти преемника Вацлава — Рупрехта действительно был избран королем Германии. Подобный ход событий оказал серьезное влияние как на его личное положение в качестве венгерского короля, так и на историю Венгрии в целом. То, что Венгерское королевство не входило в состав империи и в политическом, экономическом и военном отношениях было значительно сильнее любого из немецких государств и княжеств, позволяло Жигмонду пользоваться такой степенью свободы, какая обычно была недоступна королям Германии. Однако титул императора «Священной Римской империи» нельзя было получить без благословения папы. И прежде чем Жигмонд мог позволить себе рискованное и дорогостоящее путешествие в Рим, необходимо было преодолеть великий раскол в римской церкви, покончив, таким образом, с общим кризисом западного христианства.

С 1378 г. католическая церковь находилась под двойным главенством в лице двух соперничавших римских пап. Престол одного из них находился в Авиньоне, где в 1309 г. римский папа был «пленен» французскими королями, а другой 70 лет спустя был вновь избран в Риме. В 1409 г. синод в Пизе избрал даже третьего папу. Жигмонд с великой решимостью взялся за борьбу с расколом. В значительной мере благодаря его дипломатическому таланту, личному обаянию, а также энергии (он объездил почти все страны от Испании до Англии) ему удалось созвать собор католической церкви в Констанце (1414—18) — наиболее крупный и представительный съезд за всю средневековую и раннюю Новую историю Европы. На этом соборе была разрешена самая острая церковная проблема того времени: все три папы были вынуждены уйти в отставку, вместо них был единодушно избран новый иерарх римско-католической церкви. Теперь для Жигмонда путь к императорской короне казался открытым. Однако коронация состоялась лишь в 1433 г. Частично это было вызвано неспособностью участников Констанцского собора решить вторую задачу, стоявшую в его повестке: обеспечить реформирование церкви. В течение нескольких последних десятилетий Рим подвергался резкой критике за то, что папская курия стала слишком падкой на сугубо земные блага, все более превращаясь в могущественную, но весьма политизированную организацию. Жигмонд был в числе самых последовательных сторонников внутренней церковной реформы, но ему не удалось убедить в ее важности консервативное большинство собора. Противники реформ объединились в непримиримую оппозицию радикальному обновлению римско-католической церкви. В 1415 г. оппозиция отправила на костер Яна Гуса. Теолог и проповедник из Богемии, ученик английского богослова Джона Уиклифа, сумевший убедить многих своих сограждан в необходимости церковной реформы, стал национальным чешским героем и великомучеником, чья смерть довела до точки кипения и без того революционную атмосферу в Богемии. То, что Ян Гус прибыл в Констанцу, пользуясь покровительством Жигмонда, который не сумел его защитить, не добавило популярности королю Германии и Венгрии в Богемии (корону которой он также умудрился унаследовать в 1419 г.). К этому времени страна оказалась в руках гуситов. И хотя Жигмонд, не приняв «пражские постулаты», сумел короноваться на богемский трон в 1420 г., ему в течение следующего десятилетия пришлось вести оборонительную войну против гуситов на северо-западных границах Венгрии. И лишь после того, как он сам, а также некоторые из прелатов на Базельском соборе (1431—49) после безуспешных призывов к ним возглавить организационную реформу католицизма выразили готовность пойти на компромисс с умеренным крылом гуситского движения, сопротивление наиболее радикальных приверженцев учения Яна Гуса было сломлено.

В результате военных действий от гуситов пострадали прежде всего северные области Венгрии, пережившие несколько опустошительных набегов (Пожонь/Братислава, 1428; Надьсомбат/Трнава, 1430; комитат Сепеш, 1433). Влияние идей гуситов обнаружилось прежде всего в торговых поселках и деревнях южного комитата Серем (Срем), где папский инквизитор Джакомо делла Марка в 1436 и 1437 гг. сжег много еретиков и где проповедниками-гуситами были созданы первые венгерские переводы Библии (дошедшие до нас в неполных вариантах). Однако едва ли гуситы оказали непосредственное влияние на события, которые привели к первому крупному крестьянскому восстанию в Венгрии. Его главной причиной явилось сложное финансовое положение страны при Жигмонде, чьи повышенные налоговые требования к землевладельцам приводили к утяжелению податного бремени крестьян и поселенцев. Хотя налоги приносили казне в год как минимум весьма круглую сумму в 300 тыс. форинтов (а вполне возможно, и намного больше), политика становилась все более и более дорогостоящим занятием. Особенно для государя с непомерными внешнеполитическими амбициями, вынужденного содержать соответствующий всем его титулам двор и поддерживать обороноспособность страны. Помимо введения разовых налогов, особенно на церковь, и сдачи королевских владений в заклад (например, сделка с городами комитата Сепеш, большей частью населенными саксонцами и остававшимися в руках Польши вплоть до 1772 г.) он также возродил старую практику чеканки неполновесной монеты.

Непосредственным поводом к восстанию 1437—38 гг. в Трансильвании, побудившим местных венгерских арендаторов, городскую бедноту, мелкопоместных дворян и поселенцев-румын взяться за оружие, явилось требование епископа Дьёрдя Лепеша выплатить ему десятину, в том числе недоимки за последние три года, только новыми монетами. Помимо этого епископ всячески пытался ограничивать право крестьян на свободу передвижения и не признавал за мелкими помещиками и румынскими переселенцами права не платить налоги. Восставшие, ведомые небогатым дворянином Анталом Будаи Надем, одержав победу над воеводой Ласло Чаком, по договору, достигнутому в Коложмоношторе 6 июля 1437 г., добились очень важных для себя уступок: «сообществу людей, населяющих государство» (universitas regnicolarum), как они были названы в документе, были обещаны уменьшение церковных податей, полная свобода передвижения, а также отмена девятины (специального налога в пользу землевладельца). Для контроля за соблюдением условий договора ежегодно должны были созываться крестьянские собрания, и помещики, виновные в нарушениях, должны были подвергаться наказанию.

Этот договор давал непривилегированным слоям населения возможность объединяться и в последующем развиваться именно в качестве самостоятельного сословия. Однако в сентябре венгерская аристократия, «саксонские» (немецкие) бюргеры и вольные стрелки — секеи (секлеры) (гайдуки, отряды которых будут считаться начиная с XVI в. самостоятельными политическими и даже этническими образованиями в составе населения Трансильвании) заключили Капольнское соглашение — договор о взаимопомощи против крестьян. Через месяц они заставили крестьян принять менее выгодные для них условия. Новое соглашение было отправлено на третейский суд Жигмонду, который прежде не раз подчеркивал неотъемлемость права крестьян на свободу передвижения. Когда известие о кончине Жигмонда в декабре 1437 г. достигло Трансильвании, местные магнаты перешли в открытое контрнаступление. Крестьяне, уже разоружившиеся и уставшие от бесконечных переговоров, оказали очень слабое сопротивление. Город Коложвар, который поддерживал крестьянство, пал в конце января 1438 г. и был на время лишен своих привилегий. Второго февраля 1438 г. Капольнское соглашение было подтверждено Тординским союзом, что и предопределило сословный состав трансильванского общества на несколько веков вперед.

Таким образом, долгое правление Жигмонда в первую его треть было обременено борьбой с баронами, а в последнюю — подавлением гуситов. Динамика противостояния туркам по времени совпадала с этим «графиком». Давление Османской империи на южные границы Венгрии резко ослабло после того, как в 1402 г. Баязид I был разбит и взят в плен центральноазиатским правителем Тимуром, заставившим Османскую империю в течение двух десятилетий переживать период внутреннего кризиса. Новая волна турецкой экспансии началась лишь в 1420-х гг., когда султаном стал Мурад II (1421—51). За это время Жигмонд успел не только заложить основы новой венгерской государственности и стать правителем европейского масштаба, но и предпринять попытки укрепиться на Балканах. Его намерение создать зону буферных государств из Боснии, Сербии и Валахии внешне напоминало стремление Лайоша Великого установить в этом районе свое господство. Однако в отличие от своего предшественника, которого интересовали лишь воинская слава и добыча, Жигмонду были нужны не столько вассалы, сколько надежные союзники, готовые на любые жертвы. Он не ожидал от них бескорыстного энтузиазма, стараясь всячески заинтересовать их, одаривая венгерскими земельными владениями и высокими знаками отличия. Так, после разгрома османских турок под Анкарой в 1402 г. князь (деспот) Сербии Стефан Лазаревич признал Жигмонда своим сюзереном, став членом «Общества Дракона» и одним из самых богатых землевладельцев Венгрии. Он был верен взятым на себя обязательствам, чем спасал южные комитаты страны, соседствующие с Сербией, от турецких нашествий вплоть до конца жизни (1427). Аналогичным образом дело обстояло и с Валахией — с той лишь разницей, что верный вассал Жигмонда господарь Мирчаумер в 1418 г. Усобица, начавшаяся после его смерти между провенгерской и протурецкой группировками, протекала с переменным успехом и привела к тому, что в 1420-х гг. Трансильвания подверглась нескольким набегам османских турок. Еще более эфемерным оказался союз с «великим боснийским баном» Хрвоей, который уже в 1413 г. отрекся от Жигмонда, хотя тот по-королевски щедро не раз осыпал его своими милостями.

К чести Жигмонда, он, увидев, что цепь буферных государств начинает рассыпаться, начал выстраивать альтернативную систему обороны. В стратегически важных районах он передвинул венгерские границы в глубь территории соседних государств. В Боснии, например, он дошел до Яйце, поскольку в ее южных районах к началу 1430-х гг. уже прочно закрепились турки. Одновременно он посадил Сколари на должность ишпана Темеша, а затем помог братьям Таллоци из Рагузы (они начинали свою карьеру финансистами, а теперь контролировали банаты Хорватию, Славонию и Серень/Северин) установить централизованное управление на своих территориях и выделил средства на строительство и модернизацию укреплений, на организацию и содержание мобильных отрядов (состоявших в основном из южных славян — дворян-беженцев со своей челядью), готовых сражаться с турками. Последняя встреча Жигмонда с турками (как, впрочем, и первая) закончилась довольно бесславно. В 1428 г. он попытался штурмом взять крепость Галамбоц (Голубац), которую, по договору с Лазаревичем, должны были передать в его владение, но комендант сдал ее туркам после смерти деспота Сербии. Осаждавшие были взяты в кольцо подоспевшими на помощь турками, и Жигмонду вновь чудом удалось вырваться из окружения. Тем не менее его стратегические планы оказались эффективными: сочетание глубоко эшелонированной обороны (она состояла из двух линий приграничных укреплений от низовьев Дуная до Адриатики) и мобильных отрядов (при благоприятных обстоятельствах они могли быстро переходить от обороны к наступлению) в течение почти целого столетия позволяло Венгрии защищаться от турецких полчищ, а когда она в конце концов все-таки пала, венгры, пользуясь своей тактикой, в течение нескольких десятилетий могли вести диверсионную войну в пограничных зонах.

Эти далекоидущие планы, как и прочие политические достижения Жигмонда, остались недооцененными венгерской элитой. Он был слишком миролюбив и хорошо воспитан, чтобы стать популярным среди сильной и воинственной венгерской аристократии. Его явные неудачи в сражениях против турок вызывали презрение, а политика, более ориентированная на Запад (и связанные с этим длительные отлучки), — раздражение; его шкала ценностей и приоритетов (например, преодоление церковного раскола) представлялась непостижимой. И тем не менее он был сильной личностью: даже в случае неудачи умел привлечь людей на свою сторону, подчинить их своей воле, вызвать в них чувство коллективизма и корпоративности. С его смертью исчезло последнее препятствие на пути углубления классового расслоения и усиления влияния сословий в политической жизни общества.

Как и повсюду, сословиями назывались группы лиц, типичные для того или иного класса собственников (possessionati), обладавшие определенным общественным положением и привилегиями, — иными словами, все «нормальные» подданные государства (regnicolae). Помимо дворянства к сословиям относились лица духовного звания, жители вольных городов и трансильванские общины саксонцев. В отличие от большинства стран Западной Европы, в Венгрии, как, впрочем, и в Польше, дворянство заметно возвышалось над всеми остальными сословиями. В середине XV в. две трети всей земельной собственности Венгерского королевства находилось в руках аристократии и дворянства, поэтому здесь понятие «сословие» стало почти синонимом дворянства как класса. Мы уже знаем, что зачатки корпоративной политической жизни в Венгрии с наиболее характерным для нее институтом — государственным собранием (generalis congregatio), в котором «жители» могли участвовать индивидуально (так бывало с аристократами и дворянами), или быть представленными своим сословием, — восходят к XIII в. Однако эта традиция при Анжуйской династии и Жигмонде не получила своего развития. Те несколько государственных собраний, которые все-таки созывались венгерскими государями, играли вспомогательную роль торжественных мероприятий, где объявлялись решения, уже принятые королем и Королевским советом. Эта ситуация резко изменилась после смерти Жигмонда. Вплоть до появления на венгерском престоле в 1458 г. другого крупного государственного деятеля, Матьяша I, государственное собрание заседало практически ежегодно. Его участники стремились оказывать влияние на процесс законотворчества, а не просто одобрять указы. За два года дворянство ликвидировало систему политических реформ Жигмонда, на два десятилетия установив режим политического господства сословий и заложив основы корпоративного политического строя будущего.

У Жигмонда не было сына-наследника, и потому, по договору 1402 г. с Альбрехтом Габсбургом, венгерский трон должен был перейти к сыну последнего — тоже Альбрехту (Жигмонду он приходился зятем). Альбрехт действительно был утвержден и коронован на собрании сословий, которые таким образом не допустили усиления прогабсбургской лиги баронов, но ему пришлось согласиться с очень серьезными требованиями: он обещал покончить с засильем иноземцев, не трогать церковной казны, прекратить всякие «нововведения и несносные злоупотребления», принятые при Жигмонде, а также советоваться по всем важным политическим вопросам с прелатами и баронами. Через год во время его отсутствия придворные из ближайшего окружения Жигмонда попытались сконцентрировать в своих руках власть. По возвращении Альбрехта представители сословий обратились к нему с требованием созвать государственное собрание, «дабы восстановить старые порядки в королевстве». В действительности речь шла о передаче политической власти сословиям. Вдобавок к этим неурядицам выяснилось, что замки, возведенные еще при Карле Роберте, пришли в полную негодность. И это при том, что у короля их почти не осталось: в год своей смерти Альбрехт имел всего 35 замков. Ситуация усугублялась тем, что ослабление королевской власти в Венгрии происходило параллельно с активизацией турецкой экспансии. Мурад II подавил последние очаги сопротивления в южной буферной зоне, опустошив владения Георгия Бранковича, занявшего место деспота Сербии после Лазаревича в 1439 г. Альбрехт призвал дворянство к оружию во имя спасения своего союзника, встал во главе армии, но вскоре умер в лагере от дизентерии. С этого момента Османская империя стала прямо угрожать свободе и целостности Венгрии. Уже в 1440 г. султан предпринял попытку, правда, неудачную, захватить Белград — ключ от южной оборонительной системы.

Смерть Альбрехта вызвала в Венгрии очередной политический кризис, связанный с престолонаследием, усобицу между прогаб-сбургской лигой баронов и «национальными» лигами местного дворянства. Противостояние закончилось гражданской войной. Лигу баронов, возглавлявшуюся Ульриком Циллеи, поддерживала вдовствующая королева Эржебет, дочь Жигмонда. Через несколько месяцев после смерти Альбрехта она родила сына и хотела закрепить за ним право на отцовский престол. В мае 1440 г. Ласло V (Посмертный) был коронован короной св. Иштвана. Сословия под началом «военных баронов» Жигмонда (Розгони, Таллоци и др.) отказались признать этот fait accompli. Они призвали на венгерский трон молодого польского короля Владислава III (венг. Уласло I), надеясь, что он возглавит борьбу против Османской империи. Подписав предвыборные обещания и дав клятву хранить в неприкосновенности «старинные привилегии» страны (т.е. дворянства), Ласло был коронован. Это был шаг, исполненный глубокого смысла. Требование, чтобы и коронация, и само право на власть зависели от воли жителей государства, а не от факта обладания регалиями, означало следующее: источником власти, в частности и власти короны, являются сословия. В нем содержался скрытый вызов самому принципу передачи власти по наследству.

Ласло опирался на поддержку своего родственника и опекуна Фридриха, германского короля (ему вскоре предстояло стать Фридрихом III, императором «Священной Римской империи», эрцгерцогом Австрии), а также самых богатых баронов Венгрии. Талантливый чешский полководец Ян Жижка, сторонник династии Габсбургов, столь эффективно пользовался военной тактикой, разработанной гуситами, что сумел завоевать и удерживать богатые территории на севере Венгрии сначала от имени Ласло, а потом и от себя лично. Однако Владиславу III удалось упрочить свою власть над остальной территорией страны в значительной мере благодаря союзу двух политических деятелей (им суждено было играть важнейшую роль в жизни Венгрии в течение последующих пятнадцати лет): Миклоша Уйлаки — одного из самых могущественных баронов, и Яноша Хуньяди, чья звезда стремительно взлетела на политическом небосклоне после того, как он взялся за умиротворение восточной части королевства в 1441 г.

Рожденный в семье румынского дворянина, выходца из Валахии, Хуньяди был еще мальчишкой, когда в 1409 г. его отец Вайк приобрел свое первое венгерское поместье — манор в Хуньядваре (Вайдахуньяд, Хунедоара). Получив воспитание при дворах различных магнатов, он два года провел на службе у Миланского герцога, затем стал рыцарем Жигмонда, а в 1439 г. баном Сереня. Владислав наградил его за службу, назначив (совместно с Уйлаки) воеводой Трансильвании, ишпаном нескольких комитатов и управляющим по торговле солью. Он также командовал гарнизоном Белграда и всей южной линией обороны. В конце жизни стал магнатом, владевшим 25 замками, 30 городами и 1000 деревнями. Уйлаки и Хуньяди, чья дружба лишь окрепла в процессе их совместной деятельности, по сути, командовали всей Венгрией к востоку от Дуная. На многие годы собственная «провинция» Хуньяди (к востоку от Тисы) стала мирным островком, окруженным пламенем войны, которая охватила всю страну. Хуньяди превратил эти земли в надежный плацдарм, откуда он ходил в походы на турок, добавляя к своему могуществу международную славу.

В 1441 г. Хуньяди вторгся в глубь сербской территории, нанеся поражение войскам бея крепости Сендре (Смедерево); в 1442 г. разгромил огромную армию турок, грабившую южные районы Трансильвании, и сокрушил части бейлербея Румелии, главнокомандующего войсками Османской империи, действующими в Европе, в битве на реке Яломица (Восточные Карпаты). Эти победы Хуньяди, ставшие первыми удачными наступательными операциями против турок за последние десятилетия, сделали его героем в глазах венгерского дворянства, а также одним из главных кандидатов в стенах папской курии на роль командующего войсками в замышлявшемся крестовом походе против османских турок, о котором папу буквально умолял отчаявшийся император Византии Иоанн VIII. Он был даже согласен на примирение Восточной и Западной христианских церквей под эгидой последней. В Венгрию был направлен кардинал Юлиан Чезарини, который должен был добиться перемирия между сторонниками «двух Ласло». Когда оно было достигнуто, началась первая крупномасштабная операция против турок.

В течение долгого похода зимой 1443/44 г. мощная венгерская армия под командованием Хуньяди и короля дошла до Софии. Хотя ничего отвоевать ей не удалось, было дано несколько сражений. Не потерпев ни одного поражения, армия вернулась домой. Эта кампания оказала глубокое психологическое воздействие на обе воюющие стороны. Христианская коалиция приступила к подготовке крестового похода с целью отвоевать Балканы, а султан Мурад II обратился с предложением о мире. В процессе мирных переговоров он пообещал вывести войска из Сербии и выплатить выкуп, с тем чтобы Бранкович передал несколько городов и территорий Хуньяди за его поддержку и роль, которую он сыграл на переговорах. Чезарини, однако, не мог позволить, чтобы мирный договор сорвал планы организации крестового похода. Он убедил короля и Хуньяди, что им вовсе не обязательно быть верными клятве, данной ими неверным. Слухи о мирном договоре тем не менее остудили пыл многих потенциальных союзников, и они не приняли участия в объединенном походе, начатом вскоре после того. Десятого ноября 1444 г. в битве под Варной превосходящие силы турецкой армии нанесли венгерско-польским войскам поражение еще более страшное, чем под Никополем. Король, папский легат и многие венгерские бароны были убиты, сам Хуньяди едва спасся.

Разгром под Варной показал всю бессмысленность крестовых походов, подорвал дух сопротивления у балканских народов, внутренне смирившихся с османским владычеством, и, кроме того, осложнил внутриполитическую ситуацию в самой Венгрии, которая стала напоминать времена мятежа олигархов в начале XIV в. В стране, находившейся в состоянии гражданской войны, и без того порядка было немного. Суды бездействовали, повсюду шло самовольное возведение замков. Обе враждующие группировки с новой силой набросились друг на друга. Фридрих III прибирал к рукам венгерские укрепления и замки вдоль западной границы, а с юга следовало ожидать турецких карательных операций за вероломное нарушение мирного договора. В такой ситуации бароны на государственном собрании 1445 г. сумели найти компромисс. Был избран совет семи военачальников, состоявший в основном из сторонников Владислава. Были также признаны права Ласло на венгерский трон при условии, что Фридрих вернет в страну и малолетнего короля, и Священную корону. Когда в этом государственному собранию было отказано, он нашел уникальное решение для достижения политической стабильности в стране. Центральная власть восстанавливалась путем создания регентства вплоть до достижения Ласло совершеннолетия. Регентом был избран не кто иной, как Хуньяди.

В период регентства Хуньяди (1446—52) процесс создания корпоративного государства был завершен. Было официально заявлено, что заседания государственного собрания станут ежегодными и что помимо дворянской верхушки на них будут представлены крупнейшие комитаты, духовенство и вольные города. При этом дворяне сохранили свое право на личное, непредставительское участие (в целом ряде случаев, когда решались важные вопросы, они пользовались этим правом, например на выборах Хуньяди регентом в 1446 г. или его сына Матьяша королем в 1458 г.). Однако, поскольку многие из дворян служили магнатам, они зачастую поддерживали фракционную политику. К тому же в любом случае они не имели возможности много времени проводить на заседаниях государственного собрания, часто покидали их до того, как голосовались важные решения, которые в результате в основном принимались узким кругом лиц, включавшим около сорока баронов и представителей крупного духовенства. Что до городов, то они скоро поняли: их голоса практически не имеют веса в представительном органе власти, где все решается дворянством и аристократией.

Даже на тех территориях, где регент официально правил от имени и по поручению сословий, в сфере судопроизводства, расходов казначейства и прав на дарение земельных наделов прерогативы Хуньяди были серьезно ограничены. В течение всего времени пребывания в должности он не переставал бороться за единство страны, но в целом без особых успехов, и в 1447 г. был вынужден признать законность завоеваний Фридриха на западе Венгрии, а также власть клана Циллеи над Славонией. Его походы на север страны против Жижки, который сохранял верность Ласло V и продолжал называть себя его «главным капитаном», вообще ничего не дали. Удача отвернулась от венгерских войск и в их борьбе с турецкими захватчиками: поход, предпринятый в 1448 г. с целью вернуть блеск славы венгерскому оружию после Варны, закончился второй катастрофой на Косовом поле.

Несмотря на все эти неудачи, авторитет Хуньяди среди дворян, которое с самого начала поддерживало его, ничуть не пошатнулся. Более того, его позиции даже окрепли после заключения им договора о создании союза с его старым другом Уйлаки и палатином Ласло Гараи, лидером габсбургской партии. В результате даже Фридрих III признал его регентство (срок которого заканчивался в 1452 г.), когда австрийцы восстали против Фридриха (в то время находившегося в Риме на собственной коронации в качестве императора «Священной Римской империи»). Восставшие требовали освободить воспитанника Хуньяди Ласло, утвержденного на государственном собрании законным наследником венгерского престола в январе 1453 г. без всяких условий, в том числе необходимости новых выборов или коронации. После смерти Альбрехта страна впервые получила коронованного государя, признаваемого всеми партиями и фракциями. С целью примирения была объявлена амнистия тем, кто сражался против Ласло на стороне Владислава. Им также было пожаловано несколько из официально находившихся в собственности короны земельный владений. Был возрожден королевский государственный аппарат с его судами и канцеляриями. Уйлаки, объединив своих сторонников с приверженцами Гараи и Ульрика Циллеи, восстановил королевский двор. Новый начальник тайной канцелярии талантливый и эрудированный Янош Витез, прежде рьяный сторонник «национальных» лиг и воспитатель младшего сына Хуньяди Матьяша, теперь целиком посвятил себя служению новому правителю. Самому Хуньяди пришлось расстаться с регентством, но он был вознагражден всеми возможными способами: назначен «главным капитаном», распорядителем королевских доходов и наследственным графом Бестерце (первый случай дарения аристократического титула в истории Венгрии). Он также сохранил контроль над страной. Однако ситуация в целом изменилась, и Хуньяди оказался во все более возраставшей изоляции, а его честолюбивые планы представлялись теперь бесперспективными.

И все-таки он оставался единственным, от которого могли ждать успешного противодействия туркам, и этим объясняется его востребованность после падения Константинополя в 1453 г. Вскоре стало ясно, что султан Мехмед II планирует стать наследником всех бывших владений Византии. В результате двух походов (1454, 1455) он завоевал практически всю Сербию, а в 1456 г. повел огромную армию (около 100 тыс. солдат) на Белград, который играл ключевую роль во всей оборонительной системе Венгрии на ее южных границах. Паника, поднявшаяся после захвата турками Константинополя, привела к тому, что время и силы были потрачены на малоэффективные контрмеры как внутри Венгрии, так и за ее пределами. Государственное собрание объявило всеобщую мобилизацию дворянства, возродило несколько указов из арсенала военных реформ Жигмонда и ввело новые налоги. Новые налоги были введены и парламентами Германской империи в 1454—55 гг. Но все эти меры оказались почти безрезультатными. Христианские государи Европы не отозвались на призывы папы создать армию крестоносцев, и массы, собранные под Веной неистовыми францисканскими проповедниками, так и не выступили против неверных. Когда хорошо обученная и превосходно вооруженная профессиональная армия Мехмеда II в начале июля 1456 г. пошла на штурм Белграда, его защитники могли рассчитывать только на помощь тех войск, которые Хуньяди набирал в своих провинциях и среди своих сторонников, а также на ополчение простолюдинов из южных районов страны, вдохновленных страстными проповедями старого монаха-францисканца из Италии Джованни ди Капистрано. Вместе с тем по численности эти группировки вдвое уступали турецкой армии, штурмовавшей Белград. И все же в решающем сражении 22 июля турки потерпели столь серьезное поражение, что султан решил отступить, но благоприятный момент для контрнаступления венграми был упущен. Впрочем, следует признать, что, как показали Варна и Косово поле, оно могло стать не слишком успешным. В итоге Хуньяди все-таки удалось обезопасить южную оборонительную систему Венгрии — главное наследие Жигмонда. В течение целых 65 лет турки ни разу не предпринимали наступательных действий такого масштаба. Римский папа день, когда он получил известия о победе, объявил праздничным для всех христиан. Вскоре после триумфальной победы Хуньяди умер от чумы, свирепствовавшей в его лагере, но вера в его харизму и его миссию среди его сподвижников лишь окрепла, вымостив его сыну дорогу к трону.

Однако дорога эта не была гладкой: смерть Хуньяди послужила врагам сигналом, что его партию, пользуясь моментом, можно ослабить. Начался очередной раунд гражданского противоборства. Главным капитаном был назначен Циллеи. Он потребовал, чтобы сыновья Хуньяди освободили королевские замки и прекратили пользоваться доходами с них. Ласло Хуньяди, новый глава клана, сделал вид, что готов уступить этим требованиям, однако его люди убили Циллеи, когда тот во главе небольшого отряда вошел в Нандорфехервар (Белград). Большинство сторонников Ласло, потрясенные его вероломством, перешли на сторону короля, который, чтобы выиграть время, пригласил Ласло на службу в качестве главного капитана, пообещав ему неприкосновенность. На самом деле он лишь ждал удобного момента, чтобы нанести ответный удар. Случай представился в марте 1457 г., когда оба брата оказались в Буде, где их арестовали. Ласло был осужден военным трибуналом и казнен. В ответ вдова Хуньяди и его свояк, Михай Силадьи, подняли восстание. Ласло V пришлось бежать в Прагу, взяв с собой своего молодого пленника Матьяша Хуньяди. Когда король, которому еще не исполнилось 18 лет, умер в Праге, самые могущественные вельможи из лиги баронов, такие, как Гараи и Уйлаки, не могли не понимать, что у них самих нет ни малейшего шанса захватить венгерский престол или же править страной как олигархи. Не было и ни одного иностранного претендента на престол, способного подавить могущественный клан Хуньяди и одновременно финансировать расходы на оборону страны против турок. Поэтому вельможи оказались вынужденными пойти на сговор с семейством Силадьи, гарантировавший сохранение их влияния и имущества в обмен на обязательство поддерживать Матьяша, единственно приемлемого кандидата на престол Венгрии.

Список литературы

1. Контлер Ласло, История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы; М.: Издательство "Весь Мир", 2002

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа