Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией от 5 апреля 1941 г. в освещении советской печати

Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией от 5 апреля 1941 г. в освещении советской печати

Л. Е. Козлов

Заключение в 1941 г. советско-югославского Договора о дружбе и ненападении и связанные с этим события конца марта - начала апреля в Югославии долгое время являлись одним из тех эпизодов отечественной истории, над которыми висел туман неясности и недосказанности. В годы перестройки в связи с обнаружением в советских архивах и опубликованием новых документов по этому вопросу завеса тайны была снята. Данный исторический эпизод представляет большой интерес благодаря своей типичности для общего развития российско-югославянских отношений и одновременной неординарности в их сложном развитии в период между двумя мировыми войнами.

Обстоятельства, сопутствовавшие заключению договора, были обстоятельно проанализированы в работах известных специалистов по Балканам В. К. Волкова, Л. Я. Гибианского и академика А. Л. Нарочницкого, а также О. Н. Решетниковой [3; 4; 5; 6; 14], довольно часто затрагивалась данная проблема и в более общих трудах. Однако вышеупомянутые авторы не обращались к такому источнику (на первый взгляд, лежащему на поверхности), как советская пресса, видимо, не считая нужным очертить границы информации о советско-югославских отношениях марта-апреля 1941 г., которая стала доступна общественности СССР в то самое время. Поскольку указанные события развивались в настолько закрытой атмосфере, что обстоятельства их стали в полной мере известны лишь спустя десятилетия, необходимо приоткрыть завесу тайны над данным вопросом.

В связи с этим представляется интересным сравнить картину переговоров, реконструируемую в научных работах, с материалами советской массовой печати, публиковавшимися в марте-апреле 1941 г. Поскольку до 1989 г. необходимая информация была закрытой, более ранние исторические труды не берутся в расчёт. В данном исследовании были проанализированы публикации двух центральных изданий, наиболее значимых в системе государственной пропаганды, "Правды" и "Известий Советов депутатов трудящихся СССР", освещавшими ход апрельского кризиса 1941 г. на Балканах с крайне незначительными вариациями. Остальные советские печатные издания лишь повторяли позицию этих газет, в основном перепечатывая информацию ТАСС. Изучение советской прессы позволит, как представляется, выяснить, каким образом выглядела Югославия и ее народ в связи с данными событиями в глазах советского общества. В качестве вспомогательных материалов в статье были использованы опубликованные документы российских и югославских архивов, а также газет "Труд" и "Комсомольская правда".

Прежде чем приступать к рассмотрению материалов прессы, следует в общих чертах изложить предысторию заключения советско-югославского договора о дружбе и ненападении. В 1930-х гг. Королевство Югославия находилось в сложном положении. Внутренняя нестабильность, вызванная нерешённостью этнических и социальных проблем, дополнилась после прихода национал-социалистов к власти в Германии шаткостью внешнеполитического положения. Попытки балканских стран упрочить свои позиции путём региональной интеграции не сулили весомых перспектив. Поэтому югославское правительство было вынуждено вести более активный диалог с внешними силами, в особенности с Германией и Советским Союзом, который, продолжая традиции Российской империи и постепенно восстанавливая после гражданской войны прежний вес на международной арене, стал претендовать на ведущие роли в данном регионе, вступая тем самым в столкновение с традиционным германо-австрийским влиянием на Балканах. Под давлением объективных обстоятельств и благодаря прогерманской ориентации министра иностранных дел А. Цинцар-Марковича правительство Югославии присоединило свою страну 25 марта 1941 г. к Тройственному пакту. Однако реакция югославского населения, особенно сербов, на это решение была резко негативной. По стране прокатились демонстрации с протестами против внешнеполитического курса правительства премьер-министра Д. Цветковича. Через два дня группа высших офицеров совершила государственный переворот. Принц-регент Павел ушёл в отставку, на престол был возведён несовершеннолетний король Пётр II, а правительство возглавил генерал Д. Симович. Новое правительство обратилось к СССР с предложением немедленно заключить военно-политический союз "на любых условиях, вплоть до некоторых социальных изменений, осуществлённых в СССР" [12. С. 18].

Переворот в Белграде, равно как и предшествовавшие ему события, освещался советской прессой довольно скупо. Отсчёт в этом вопросе следует, видимо, начинать с 21-го марта, когда советские газеты опубликовали сообщение агентства "Юнайтед пресс" о предварительном согласии Югославии присоединиться к Тройственному пакту и об условиях участия в этом союзе, которые оговорила югославская сторона. Приводимые условия давали понять внимательному читателю, что правительство Цветковича не чуждается экспансионистских планов и готово достаточно широко содействовать державам оси в их борьбе с Великобританией. Однако 26 марта, наряду с сообщением о состоявшемся присоединении Югославии к Тройственному пакту, советская пресса упомянула и о том, что два югославских министра, несогласных с этим шагом правительства, подали в отставку. На следующий день сообщалось уже о целой волне "митингов и собраний протеста против внешнеполитической ориентации правительства Цветковича", прокатившейся по Югославии, отставке принца-регента и образовании в Белграде нового правительства, а также приводился манифест короля Петра II, призывавшего своих подданных объединиться вокруг трона. Рассказ о событиях в Югославии под рубрикой "В последний час" занял в тот день примерно 1/15 часть газетной страницы. В дальнейшем объём информации о положении в Югославии неуклонно нарастал.

Не получило никакого освещения, как это можно было бы предполагать, участие Коммунистической партии Югославии в мартовских событиях, хотя КПЮ неоднократно выступала, разумеется, не без ведома Коминтерна [15. С. 234-235], против политики соглашательства с Гитлером и требовала от югославского правительства заключения прочного союза с Москвой. В советской историографии была широко распространена точка зрения о связи участников переворота с английскими спецслужбами, в 1990-е годы указывалось на роль советской разведки в смене верховной власти Югославии [1. С. 145-146], но 27 марта 1941 г. советская пресса охарактеризовала события в Белграде чрезвычайно деликатно: "Король Пётр II объявил о переходе королевской власти в его руки..."

Советская сторона откликнулась на предложение югославов, начались активные и довольно напряжённые переговоры в Москве. Сразу следует сказать, что советская печать даже не упомянула о начале советско-юго-славских консультаций, хотя, например, последовавший вскоре визит министра иностранных дел Японии Мацуока в связи с перспективой заключения пакта о нейтралитете с Японией освещался достаточно подробно. Это кардинальным образом противоречило интересам нового югославского правительства. 2 апреля в личной беседе с зам. наркома иностранных дел СССР А. Я. Вышинским югославский посланник М. Гаврилович заметил, что хорошо бы опубликовать в печати известие о переговорах: "Это было бы ударом грома. Немцы сразу же поняли бы, как им следует вести себя по отношению к Югославии." Однако советская сторона остудила пыл югославов, заявив, что "говорить об этом сейчас не стоит, преждевременно" [12. С. 371].

Таким образом, публикации "Правды" и "Известий", посвящённые заключению договора с Югославией, появляются в этих газетах как бы на пустом месте [8 и 13. 6 IV. С. 1]. Остальные советские газеты также публикуют на первой странице текст договора, но, как правило, без комментариев. Договор получает самую положительную оценку, выглядящую особенно позитивно на фоне того сдержанного и осторожного тона, в котором советская печать рассказывала о перевороте в Белграде и первых шагах правительства Д. Симовича. Более того, в передовице "Известий" "Документ, укрепляющий мир" в первый и последний раз употребляется эпитет "братская Югославия", столь часто фигурирующий на страницах современных российских изданий. В дальнейшем положительных эпитетов подобной силы по отношению к Югославии мы на страницах советской прессы не находим. Тем более отсутствуют напоминания о традиционной исторической дружбе народов России и Югославии, хотя в ходе переговоров апелляция к историческим традициям русско-сербской дружбы проводилась [9. С. 58]. Так же осталась без освещения открыто антигерманская и во многом просоветская направленность демонстраций, прокатившихся по Югославии 25-27 марта после присоединения государства к Тройственному пакту, которая, видимо, не могла не быть лестной для советского руководства. Аналогичным образом и югославская печать замалчивала информацию о бурном проявлении просоветских, проанглийских и антигерманских настроений среди населения Белграда, отражая "тактику нового правительства, нуждающегося в укре-плении своих позиций за счёт нейтралитета и мира с соседями" [12. С. 23].

Передовицы "Правды" и "Известий" от 6 апреля описывали деятельность правительства Д. Симовича, направленную на стабилизацию обстановки на Балканах в целом и на границах Югославии в частности, весьма позитивно, однако же в самых обтекаемых фразах, старательно сглаживались какие-либо углы в советско-германских отношениях, о которых могли догадываться внимательные читатели. "Правда" посчитала подписание договора "убедительным доказательством стремлений югославского правительства к укреплению мира и предотвращению распространения войны", что соответствовало официально провозглашавшемуся - и, разумеется, отнюдь не всегда соблюдавшемуся советской стороной - принципу "последовательной политики мира", заявленному лично Сталиным на XVIII съезде партии: "Мы стоим за мир и укрепление деловых связей со всеми странами..." [13. 6 IV. С. 1]. "Известия" предположили, что "советско-югославский договор о дружбе и ненападении даже и в ряду такого рода документов, несомненно, займёт особое и почетное место". Мнение автора передовицы совпадает с мнением историков, хотя они придают этому событию противоположное значение: не как стабилизирующему моменту, а как пику советско-германской конфронтации в предвоенные годы [4. С. 14; 2. С. 296].

Между тем, даже из предыдущих кратких заметок советской прессы было совершенно понятно, что государство, с которым СССР заключает договор о дружбе, находится в угрожаемом положении. Это явствовало хотя бы из опубликованного уже 29 марта заявления Д. Симовича для прессы, в котором важнейшей задачей текущего момента он назвал поддержание порядка в стране и мира на её границах: "Я призываю к патриотизму югославских граждан и прошу их отказаться от манифестаций, могущих создать трудности в наших отношениях с соседями..." . 2 апреля было напечатано обращение Д. Симовича к народу Югославии: "Интересы государства и народа обязывают каждого оберегать свой очаг и, если это потребуется, на пороге своего жилища отдать свою жизнь на благо родины, короля и народа". От кого югославы могли бы оберегать свой очаг, также не выглядело секретом: от держав Тройственного пакта. В течение недели перед заключением советско-югославского договора "Правда" и "Известия" информировали своих читателей, что итальянские и германские подданные спешно покидают пределы страны, а немецкие и итальянские журналисты высылаются принудительно, что Югославия закрывает свою границу с Румынией, что в Белграде проводятся затемнения на случай бомбёжки и т.п. 5 апреля было опубликовано сообщение о том, что Белград, Загреб и Любляна будут объявлены открытыми, незащищёнными городами "в случае, если мирные усилия, проводимые королевским правительством, не приведут к желаемым результатам и возникнет война..." В том же номере "Известий", в котором сообщалось о подписании договора с Югославией, был напечатан указ короля Петра II о приведении всех вооружённых сил Югославии в состояние полной боевой готовности.

О том, что Югославия находится на грани войны, свидетельствовала и пространная политико-географическая справка о стране, размещённая в "Правде" в день обнародования договора. В ней содержались сведения об истории, географии, административном устройстве, состоянии армии, экономике и политическом положении Королевства, и практически все они рассматривались сквозь призму возможного участия Югославии в вооружённом конфликте. Вопросы обороны страны напрямую затронуты примерно в одной трети приводимых сведений. Примерно та же информация приводилась в похожей справке, опубликованной 8 апреля в газете "Труд". Но, несмотря на то, что шаткое положение Югославии не выглядело секретом для советского читателя, из публикаций "Правды" и "Известий" было совершенно невозможно догадаться о том, какую на самом деле помощь югославы желали получить от Советского Союза. В действительности югославская сторона просила СССР оказать содействие как поставками вооружений для своей армии, так и непосредственным направлением на Балканы советских воинских контингентов, особенно авиации [9. С. 58 и 61], а также политическую помощь "в виде поддержки Югославии перед Берлином" [12. С. 21]. Новому югославскому правительству на банкете по поводу заключения Договора, состоявшемся в ночь на 6 апреля, военно-материальная помощь была обещана, а на следующий день даже были согласованы списки вооружения, которое СССР должен был немедленно поставить Югославии [6. С. 222; 12. С. 33].

Представляется, однако, сомнительным, что подобное обещание было серьёзным. Сталин всё ещё предполагал необходимым и возможным и далее уклоняться от прямого столкновения с Германией. Подтверждая эти настроения, советская пресса пыталась освещать ситуацию на Балканах с позиции некоей отстранённости Москвы от грызни западных держав. Например, краткие публикации в "Известиях" и "Правде" от 9 апреля, т.е. уже после начала германской агрессии против Югославии, говорили о решении США организовать югославам поставки вооружений. О советских обещаниях никогда ни до, ни после этих сообщений не упоминалось ни слова. 10 апреля было опубликовано обращение американского президента Ф. Рузвельта к королю Петру II, в котором он обещал оказать югославам всю возможную материальную помощь. 11 апреля было сообщено о том, что американское посольство в Риме будет представлять интересы Югославии в Италии, к тому же на греческом фронте активно действовали в сотрудничестве с югославами и греками вооружённые силы Великобритании и её доминионов. Таким образом, советский читатель видел, что Югославия, ведя войну, опирается прежде всего на помощь государств, олицетворяющих в его глазах мировой капитализм, отчего и сама война на Балканах приобретала некоторый империалистический оттенок. При этом борьба югославского народа вовсе не заслужила из уст советской прессы эпитетов вроде "освободительная" или "справедливая". В. К. Волков отмечает данную особенность развернувшейся весной 1941 г. на Балканах борьбы: "Она велась не между двумя противоборствующими сторонами, а в треугольнике СССР - англо-американский блок - Германия с Италией..." [3. С. 8].

С 8 апреля в советской печати фигурируют сообщения о начале Германией и Италией боевых действий против Югославии. Действия Германии и Италии не получили ровным счётом никаких критических оценок, приводились лишь бесстрастные сводки командования противоборствующих сторон и сообщения иностранной прессы. Лишь две фразы за все две недели "апрельской войны", да и то процитированные, а не написанные советскими журналистами самостоятельно, можно посчитать сочувственным эмоционально-оценочным суждением, могущим оказать соответствующее воздействие на читателя: "югославы сражаются стойко и храбро" [7. 10 IV. С. 2] и "Симович призвал население... последовать примеру героического поведения белградских граждан" [7. 13 IV. С. 2]. Для сравнения, агрессия Германии против собственной страны была немедленно охарактеризована советскими газетами как "вероломное нападение фашистских разбойников" [17. 24 VI. С. 1]. Следует, безусловно, заметить, что державы Тройственного пакта позитивных замечаний в апреле не удостоились вообще. Интересным кажется и ещё одно наблюдение. "Комсомольская правда" снабжала сводки с балканского театра военных действий фотоиллюстрациями ТАСС и "Радио-Загреб". Всего за время "апрельской войны" было напечатано 9 фотографий: три из них представляли ландшафты Югославии, четыре - югославские вооружённые силы и две - действия югославских союзников на балканском фронте, англичан и греков. Фотографий, имеющих какое-либо отношение к германским или итальянским войскам, в указанный период не было напечатано ни одной.

Несмотря на сдержанную реакцию прессы, война на Балканах нашла заметный отклик в советском обществе, особенно среди интеллигенции. В. А. Невежин в своей работе анализирует информацию из дневника В. В. Вишневского, главы Оборонной комиссии Союза советских писателей, отмечавшего "подъем, нерв-ное возбуждение окружающих" и сетовавшего на недостаток информации в прессе: "Люди задавались вопросами: как понимать договор СССР с Югославией, как расценивать взаимоотношения с Германией в сложившихся условиях? Представители художественной интеллигенции Москвы не отходили от радиоприёмников, ловя передачи из Белграда, Лондона, Берлина и даже из Бейрута" [11. С. 232]. Позиция прессы вызывала недовольство населения. В письме на имя А. А. Жданова некий "Гражданин" интересовался, что делало советское руководство для предотвращения разгрома Югославии и выражался ли хотя бы словесный протест, когда сразу после заключения договора с СССР страна "подверглась нападению со стороны нашего "друга" Гитлера?" [Цит. по: 11. С. 232].

Самым "проюгославским" изданием среди исследуемых выглядит "Труд", печатный орган ВЦСПС, для которого зарубежные проблемы вроде бы не должны были быть столь важны. На странице международной информации, кроме сводок с балканского фронта, 11 и 13 апреля газета опубликовала отрывки из книги американского писателя Л. Адамика "Возвращение на родину", описывавшие природу и быт Югославии. Эти отрывки изобиловали упоминаниями о свободолюбии, гостеприимности, строгости нравов народов Югославии, т. е. представляли их читателям в самом позитивном свете. Кроме того, "Труд" и "Комсомольская правда" публиковали собственные аналитические материалы о ситуации в регионе. Обстановку на фронте с военно-тактической точки зрения несколько раз анализировали полковник В. Васильев [17. 12, 22, 26 IV. С. 2] и майор К. Васильев [8. 16 IV. С. 4], а в свете проблем мировой политики - некий "Обозреватель". Относя войну на Балканах к числу важнейших текущих событий в мире, последний отмечал консолидацию внутренних сил Югославии перед лицом внешней агрессии и готовность югославов решительно оборонять свою страну [18. 17 IV. С. 4]. От внимания журналистов "Труда" не укрылся, однако, тот факт, что югославская армия была очень плохо подготовлена к войне [17. 22, 23 IV. С. 2], несмотря на предшествовавшие заверения югославов в обратном [12. С. 24].

8 и 9 апреля по соседству с разделом "Война на Балканах" была также опубликована сводка откликов иностранной печати на заключение советско-югославского договора о дружбе и ненападении. Сообщалось о том, что зарубежная пресса отнеслась к заключению договора с большим вниманием, подчёркивалось, что и за рубежом многие рассматривают данный документ как способствующий укреплению миру и считают его имеющим большое историческое значение. В сводке были приведены сообщения из прессы Швеции, Германии, Италии, Англии, Японии, вишистской Франции, США, Мексики, Турции, Венгрии, Словакии, Китая и Дании. Однако, если сравнить тот объём внимания, который советская пресса уделила договору с Югославией, с её реакцией на заключение пакта о нейтралитете с Японией, становится понятным, что второму событию в СССР придавалось гораздо большее значение. По объёму заметки об откликах иностранной печати на заключение пакта с Японией превышают примерно в два раза отзывы на советско-югославский договор, публиковались они три дня, а, кроме того, 19 апреля "Правда" опубликовала обширную аналитическую статью "Советско-японский пакт в освещении иностранной печати".

Советское руководство вообще очень сдержанно относилось к югославским инициативам сближения с Советским Союзом, рассматривая их прежде всего как английские происки с целью столкнуть лбами СССР и Германию. По направленному в Москву сообщению первого секретаря советского представительства в Югославии Патрикеева югославское правительство, вынужденное учитывать настроения населения своей страны, иногда делало "кивки в сторону СССР, облекая это в форму национального братства" между советскими и югославскими народами, но вряд ли это происходило без ведома Англии [4. С. 11]. Эта сдержанная позиция нашла отражение и в печати: возможно, не видя искреннего проявления "национального братства" в действиях прежнего руководства Югославии, советская идеологическая машина не стала даже минимально эксплуатировать этот момент, как можно было бы ожидать в условиях подъёма интереса к отечественной истории в предвоенные годы (впрочем, славянская идея была быстро реанимирована в СССР после 22 июня 1941 г.) и как это происходит в нашей стране сейчас.

Статья о соблюдении дружественных отношений в случае нападения третьей стороны, казалось бы, должна была повысить уровень советско-югославских отношений. В. К. Волков акцентирует внимание на то, что "дифференцированное отношение к воюющим сторонам в случае германского нападения на Югославию" было всё-таки открыто проявлено [4. С. 13], а именно в советском осуждении ввода венгерских войск на территорию Югославии: "Советское Правительство не может одобрить подобный шаг Венгрии. На Советское Правительство производит особенно плохое впечатление то обстоятельство, что Венгрия начала войну против Югославии всего через 4 месяца после того, как заключила с ней пакт о вечной дружбе. Нетрудно понять, в каком положении оказалась бы Венгрия, если бы она сама попала в беду и её стали бы рвать на части..." [7. 13 IV. С. 2]. Правда, он не говорит о том, что этот шаг Москвы оказался и единственным в данном направлении. Однако заявление О. Н. Решетниковой о том, что вскоре после 6 апреля усилия советской прессы "были направлены на разъяснение того, что в тексте советско-югославского пакта не следует читать больше того, что там написано" [14. С. 118], не совсем соответствует действительности: по крайней мере в исследованных четырёх изданиях с крупнейшими тиражами подобных преднамеренных "усилий" замечено не было.

Номера "Правды" и "Известий" за 13 апреля, в которых было опубликовано сообщение о беседе по данному вопросу посланника Венгрии в СССР и А. Я. Вышинского, вообще оказались самыми дружественными по отношению к боровшейся за свою свободу Югославии. Дополнительный акцент на небезразличное отношение СССР к судьбе Югославии был сделан в разделе "Последние известия", в котором пересказывалось радиообращение Д. Симовича. Премьер-министр заявлял о том, что югославские войска готовы остановить продвижение немцев, призывал население "сохранять хладнокровие и бодрость". В конец заметки была особо вынесена следующая фраза: "Симович подчеркнул дружбу Югославии с СССР". Кроме того, в анализе обстановки на балканском фронте говорилось о том, что общая военная ситуация Югославии улучшается, что не совсем соответствовало реальному положению дел.

Нападение держав оси на Югославию привлекло большое внимание советской прессы. В первую неделю после начала конфликта сообщения в разделе "Война на Балканах" занимали приблизительно от одной половины до двух третей международной страницы исследуемых газет. На второй план были оттеснены сообщения об англо-германском противоборстве в Западной Европе, на Атлантике и в Африке. Однако, начиная с 15 апреля, в связи с заключением советско-японского пакта о нейтралитете, а также после падения столицы Югославии Белграда, означавшего решительный сдвиг в ситуации на балканском фронте в пользу держав оси, это внимание стало значительно ослабевать. 19 апреля лишь очень краткая заметка поведала советским читателям, что югославская армия прекратила сопротивление и капитулировала. С этого момента сообщения из Югославии на страницах советской печати становятся и вовсе эпизодическими.

Некоторое время продолжал сопротивляться союзник Югославии на балканском фронте, Греция. С прекращением сопротивления греков Балканы в целом стали редким гостем в публикациях "Правды" и "Известий". И только в радиообращении В. М. Молотова к советским гражданам после нападения Германии на СССР было сочувственно сказано о положении сербов, порабощённых, среди других народов, "кликой кровожадных фашистских правителей Германии". Однако было бы наивным, наблюдая реакцию советской прессы на "апрельскую войну", полагать, что Сталин в те дни не делал для себя никаких выводов из истории с Югославией. Изучая дальнейшие события, В. А. Невежин заключает, что советский лидер, несмотря на свои "дружественные излияния" в адрес Тройственного пакта во время проводов Мацуока 13 апреля на Белорусском вокзале, на деле изменил прежние, относительно миролюбивые, настроения и незамедлительно приступил по крайней мере к пропагандистской подготовке грядущей войны с Германией [11. С. 233-235].

Рассматривая изложенный выше материал, мы приходим к выводу, что договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией был представлен советской прессой как инструмент политики, направленной на поддержание мира в Центрально-Восточной Европе. Многое из того, что происходило в действительности вокруг подписания этого документа, было утаено от внимания общественности, однако наиболее важный для нас момент, нарастание конфронтации между Советским Союзом и Германией, просматривается по газетным публикациям достаточно отчётливо, несмотря на стремление Москвы сгладить существовавшие противоречия. Отношение Кремля к Югославии хотя и выглядело в целом доброжелательным в глазах советской общественности, но в жертву связям с Германией и её союзниками пока принесено быть не могло, и то внимание, которое советские газеты уделили событиям марта - апреля 1941 г., происходившим в Югославии, свидетельствует хотя и о важном, но не первостепенном значении этой страны в системе интересов СССР. В картине событий, нарисованной советской печатью, Югославия выглядела в первую очередь не как братская славянская страна, наследующая исторические традиции российско-балканских дружественных связей, но как субъект капиталистического мира, по отношению к которому Советский Союз не может принять особых обязательств, а лишь оказать моральную поддержку. Если же делать более широкий вывод, можно сказать, что, при тщательном осмыслении международной информации, публиковавшейся советской печатной прессой, её читатели вполне могли догадываться о росте напряжённости на западных границах СССР, могущей вовлечь страну в разгоравшуюся европейскую войну.

Список литературы

Васильева Н., Гаврилов В. Балканский тупик?.. (Историческая судьба Югославии в ХХ веке). М.: Гея итэрум, 2000. 480 с.

Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М.: ИНФРА-М, Изд-во "Весь мир", 1998. 544 с.

Волков В. К. Советско-германские отношения и советская политика на Балканах накануне гитлеровского нападения на СССР (осень 1940 - первая половина 1941 г.) // Международные отношения и страны Центральной и Юго-Восточной Европы в период фашистской агрессии на Балканах и подготовки нападения на СССР (сентябрь 1940-июнь 1941): Сб. ст. / РАН. Ин-т славяноведения и балканистики / Отв. ред. Л. Я. Гибианский, С. З. Случ. М., 1992. С. 6-20.

Волков В. К. Советско-югославские отношения в начальный период второй мировой войны в контексте мировых событий (1939-1941 гг.) // Советское славяноведение. 1990. №6. С. 3-17.

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939-1941 гг. / РАН. Ин-т славяноведения / Отв. ред. В. К. Волков, Л. Я. Гибианский. М.: Индрик, 1999. 526 с.

Гибианский Л. Я. Югославский кризис начала 1941 года и Советский Союз // Война и политика, 1939-1941. М.: Наука, 1999. С. 207-225.

Известия. 1941.

Комсомольская правда. 1941.

Можно ли было предотвратить апрельскую войну? (Новые документы о советско-югославском договоре о дружбе и ненападении 1941 г.) // Вестник МИД СССР. 1989. №15 (49), 15 августа. С. 55-63.

Нарочницкий А. Л. Советско-югославский договор 5 апреля 1941 г. о дружбе и ненападении (по архивным материалам) // Новая и новейшая история. 1989. №1. С. 3-19.

Невежин В. А. Советская пропаганда и идеологическая подготовка к войне (вторая половина 30-х - начало 40-х гг.): Дис. ... д-ра ист. наук / РАН. Ин-т рос. истории. М., 2000. 402 с.

Отношения России (СССР) с Югославией 1941-1945 гг.: Документы и материалы. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 1998. 656 с.

Правда. 1941.

Решетникова О. Н. К вопросу о советско-югославском договоре о дружбе и ненападении // Международные отношения и страны Центральной и Юго-Восточной Европы. С. 110-123.

Славин Г. М. О советско-югославском Договоре о дружбе и ненападении (1941 г.) // Балканские исследования, вып. 9. М.: Наука, 1984. С. 232-240.

Советско-югославские отношения. 1917-1941 гг. Документы и материалы. М.: Наука, 1992. 416 с.

Труд. 1941.

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа