Господарство України періоду утвердження капіталізму
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
по дисциплине "Экономическая история"
Розділ 1. ГОСПОДАРСТВО УКРАЇНИ ПЕРІОДУ УТВЕРДЖЕННЯ І РОЗВИТКУ КАПІТАЛІЗМУ.
Раздел 2. ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ В КИТАЙСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКЕ
по специальности : Менеджмент в производственной сфере
по розделу учебного плана : Экономическая стория
преподаватель, консультант : Калинничева Г.И.
Розділ 1
ГОСПОДАРСТВО УКРАЇНИ ПЕРІОДУ УТВЕРДЖЕННЯ І РОЗВИТКУ КАПІТАЛІЗМУ.
План
1. Вступ
2. Посткріпосницьке село
Перенаселення і нестача землі
Переселення на Схід
Розшарування селянства
Економічний занепад дворянства
Комерційне сільське господарство
3. Індустріалізація
Нові галузі промисловості
Колоніальне життя
Розвиток міст
Виникнення пролетаріату
Індустріалізація українців
4. Висновки
Протягом ледь не всього XIX ст. нові ідеї, політичні перевороти та суспільні реформи привертали до себе увагу європейців, отже й українців. Однак паралельно з цим розвивався менш помітний, проте набагато глибший процес змін, а саме - промислова революція. Ще ніколи від кам'яного віку, коли людина навчилася обробляти землю, не відбувалися такі докорінні зміни в усіх царинах людського життя, як ті, що були викликані появою машини. Втім на Україні індустріалізація спочатку відбувалася повільно, й величезна більшість її населення лишалася такою, якою вона були протягом тисячоліть, - хліборобами. Але, нарешті розвинувшись наприкінці XIX ст. в деяких регіонах України, індустріалізація стала швидко набирати широкого розвою. Внаслідок цього несподівано виник конфлікт між двома цілком різними системами виробництва, суспільної організації, та людських цінностей - однією, пов'язаною з модернізованим містом, пролетаріатом і машинами, та іншою - традиціоналістським селом, селянином і ручною працею. Тертя, суперечності та дилеми, що виникали з цього протистояння, формували плин української історії протягом не одного десятиліття XX ст.
Посткріпосницьке село
Хоч скасування кріпаччини у 1861 р. звільнило селян Російської імперії від цоміщиків, воно не покращило їхнього економічного становища. Описи життя селян після розкріпачення нагадують нескінченний плач над їхніми бідами. Безпосередньою причиною деяких із них були хибні розрахунки архітекторів реформ. Непоправною їхньою помилкою стало обкладення селян занадто великим фінансовим тягарем за умов кричущої обмалі землі. Крім обтяжливих виплат за свої наділи, селяни були вимушені платити подушний податок, а також непрямі податки на цукор, чай, тютюн, бавовну, вироби з металу і, що особливо важливе, на горілку. Під кінець XIX ст. урядова комісія доповідала, що з урахуванням компенсації за землю селяни сплачували у 10 разів більше податків, ніж дворяни. Навіть після скасування подушного у 1886 р. та компенсаційних виплат у 1905 р. більшу частину жалюгідних селянських грошей з'їдали непрямі податки.
Щоб виконати свої фінансові зобов'язання, деякі селяни або позичали гроші у заможніших сусідів, або, що особливо спостерігалося на Правобережжі, - у євреїв-лихварів. Але оскільки проценти часто перевищували 150, селяни, як правило, тільки глибше в'язли у боргах. Інші намагалися продати отриманий ними незначний надлишковий продукт, але дрібне підприємництво не могло давати прибутку в ситуації, коли попит невеликий, ринки збуту віддалені, а ціни надто низькі. Врешті-решт, найбідніші селяни за надзвичайно низьку платню часто наймалися на роботу до своїх колишніх поміщиків чи багатих селян.
Зрозуміло, що хронічний брак грошей, характерний для 90% населення України, мав значні наслідки для економіки. Більшість селян не могли дозволити собі купити ні додаткової землі для прирощення наділів, ні сучасного реманенту (вже не кажучи про машини) для підвищення продуктивності. На Ліво- та Правобережжі близько половини селян не мали ні коней, ні якісного залізного реманенту. Селянин-орач, упряжений в дерев'яний плуг, був на Україні звичайним явищем. Відсутність достатньої кількості грошей ослаблювала внутрішній ринок України й перешкоджала розвиткові торгівлі, промисловості та міст, перетворюючи країну на застійну калюжу в економіці імперії.
Проте з точки зору селянина основною причиною його недолі був брак не грошей, а орної землі. Врешті-решт без грошей можна ще прожити, роздумував він, а як прожити без землі? Крихітні наділи 1861 р., які на Україні були меншими, ніж будь-де в імперії, ледве могли задовольнити скромні потреби своїх власників. А природна стихія ускладнювала ці проблеми до катастрофічних розмірів. У другій половині ХІХ ст. Російська імперія, як і більшість країн Європи, переживала демографічний вибух. Між 1861 та 1897 рр. її населення зросло з 73 млн. до 125 млн. У 1917 р. воно сягнуло 170 млн. На Україні чисельність населення за менш ніж 40 років зросла на 72%.
Оскільки більшість українців проживала на селі, демографічне зростання найяскравіше відчувалося саме тут. У 1890 р. на кожен акр орної землі Право- і Лівобережжя припадало майже вдвоє більше населення, ніж у 1860 р., що перетворило ці регіони на найгустіше заселені в Європі, з кількістю жителів на одному акрі орної землі вдвічі більшою, ніж в Англії. Чому ж стався цей раптовий стрибок? Передусім, завдяки поліпшенню медичного обслуговування, якому сприяли земства, різко зменшився коефіцієнт дитячої смертності, а це значною мірою сприяло зростанню населення. І все ж слід зауважити, що попри всі покращення у медичному обслуговуванні смертність на кожну тисячу жителів Російської імперії була вдвічі вищою, ніж її середній показник у Західній Європі.
Наслідки цих взаємопов'язаних проблем - перенаселення й нестачі землі - незабаром дали себе відчути в українському селі підвищенням цін на землю. У деяких регіонах, і насамперед у південних степах, у 1900 р. вони у три-чотири рази перевищували ціни 1861 р., ще більше унеможлививши купівлю селянами додаткової землі, якої вони так потребували. Іншим наслідком перенаселеності стало безробіття. Підраховано, що у 1890-х роках наявна на Україні робоча сила сягала майже 10,7 млн. чоловік. Із них сільське господарство потребувало 2,3 млн, в інших галузях економіки працювало 1,1 млн. Решта - 7,3 млн, або 68% робочої сили, становили надлишок і в величезній масі своїй були безробітними або не повністю зайнятими, практично ведучи напівголодне існування. Не дивно, що за рівнем життя українці залишалися далеко позаду Заходу. Наприклад, у 1900 р. середньостатистичний датчанин щороку споживав 2166 фунтів хліба, німець - 1119, а мадяр - 1264 фунти. Проте на Україні, де хліб являв собою вагоміший, ніж на Заході, компонент раціону, середньорічний рівень споживання становив лише 867 фунтів - і це в країні, яку називали житницею Європи.
У відчайдушних пошуках землі селяни ладні були зробити все, щоб мати її більше. Один із способів полягав в обробці великої ділянки поміщицької землі без усякої плати взамін за право господарювати на меншому наділі. І хоч такий стан речей надто вже нагадував кріпацтво, багато селян не мали іншого вибору, як погоджуватися з ним. Радикальнішим виходом із ситуації була еміграція. Але на відміну від західних українців, яким у пошуках землі та роботи доводилося пливти за океан, східним українцям не треба було виїжджати за межі Російської імперії. Вони могли суходолом дістатися (часто долаючи такі ж відстані, як між Східною Європою та Америкою) незайманих земель російського Далекого Сходу, особливо в басейні Амуру, у Приморському краї.
Між 1896 і 1906 рр., після спорудження Транссибірської. залізниці, на Схід переселилося близько 1,6 млн українців. Суворі умови змусили багатьох повернутися додому. І все ж, незважаючи на це, у 1914 р. на Далекому Сході постійно проживало близько 2 млн українців. До того ж на Схід у пошуках земель переселилося вдвоє більше українців, ніж росіян. Таким чином, саме коли прерії Західної Канади освоювали західні українці з Габсбурзькоі імперії, східні українці орали землі Тихоокеанського узбережжя Росії. Це було виразним свідченням того, на що готові були українські селяни, аби отримати землю.
Попри загальне безпросвітне становище селян деякі з них, як водиться, хазяйнували краще за інших. Унаслідок цього майнове розшарування між селянами стало помітнішим після реформи. Соціально-економічна.структура українського (як і російського) села в сутності відповідала знаменитому вислову Олдоса Хакслі про те, що люди звичайно діляться на вищих, середніх та нижчих. Українське селянство згодом стало складатися з відносно багатших, яких називали куркулями; господарів середнього достатку, тобто середняків; та бідних селян, або бідняків.
Укріїнські селянки за працею. Кінець ХІХ ст.
Завдяки поєднанню натужної праці, ініціатив-ності, землеробського талан-ту з (що досить часто траплялося) експлуатацією односельців близько 15-20% селян удалося збільшити наділи й накопичити деякі багатства, в той час як інші дедалі глибше погрузали у злиднях. Шлюби в межах своєї верстви допомагали куркулям збільшувати й протягом наступних поко-лінь утримувати свої володіння. Середній представник цієї верстви мав від 65 до 75 акрів землі, кілька коней та сільськогосподарську техніку. Вони часто наймали батраків і вели комерційне сільське господарство. Услід за Леніним радянські вчені особливо гостро засуджували цих селян, розглядаючи їх як сільську буржуазію та експлуататорський клас. Проте багато західних учених застерігають від перебільшення соціально-економічних розбіжностей між куркулями та іншими селянами. І хоч куркулі й справді експлуатували бідніших земляків, а ті часто їх ненавиділи і заздрили їм, куркулі вважали себе й продовжували лишатися в очах інших селянами, які не мали жодного відношення до міщан чи дворян. А біднота мріяла не про ліквідацію куркулів, а про те, щоб самим стати такими.
Середня верства селян була відносно великою і складала близько 30% сільського населення. Середнякові звичайно належало 8-25 акрів землі, чого вистачало на те, щоб прогодувати родину. До того ж середняки часто мали кілька коней та кілька голів худоби. Дуже рідко вони могли купити собі якусь сільськогосподарську техніку. Такі міцні й працьовиті середняки, з їхніми чепурними біленькими хатами, що самим своїм виглядом наче говорили про гордість господаря своєю власністю й незалежністю, були особливо поширеними на Лівобережжі.
Але куди численнішими були бідняки. Складаючи близько половини усього селянства, вони або взагалі не мали землі, або ж займали всього кілька акрів, недостатніх для того, аби прогодуватися. Щоб не вмерти, бідняки наймалися до багатших селян та поміщиків чи вирушали на пошуки сезонної праці. Сім'я могла збідніти з різних причин. Часто такі нещастя, як хвороба, смерть чи природні лиха, змушували селян продавати частину, а то й усю свою землю, позбавляючи себе таким чином надійної економічної бази. Часом вони вичерпували свої ресурси внаслідок недбалого господарювання. Нерідко лінощі та пияцтво доводили сім'ю до краю катастрофи. В усякому разі, зі зростанням і так великої кількості бідняків у зовні мирному селі стали зростати напруженість та невдоволення. Тому багато спостерігачів вважали, що коли в Російській імперії і вибухне революція, то почнеться вона на селі.
Попри щедрі земельні наділи, фінансову підтримку уряду й цілий ряд переваг та привілеїв дворянство також стрімко занепадало в період після 1861 р. Причина цього крилася головним чином у тому, що поміщики не вміли перетворити свої маєтки на прибуткові комерційні підприємства. Замість вкладати гроші в техніку, вони витрачали їх на розгульне життя; призвичаївшись до дармової кріпацької праці, вони не здатні були наймати собі допоміжну силу; а необхідних для успішного господарювання дисципліни, ініціативності та працьовитості багато дворян просто не знали.
Щоб вирішити свої фінансові проблеми, дворяни брали позички. У 1877 р. близько 77% дворян мали великі борги, а тому багато з них продавали землі підприємливим куркулям. Відтак між 1862 та 1914 рр. дворянські землеволодіння на Україні зменшилися на 53%. Однак це не стосувалося Правобережжя, де надзвичайно багаті польські магнати могли легше долати труднощі і утримувати свої величезні маєтки.
Доля дворянства свідчила про те, що традиційна еліта на Україні, як і в усій імперії, поступово відходила у небуття. Продавши свої землі, дворяни переїздили до міст, де ставали чиновниками, офіцерами чи представниками інтелігенції. Втім, вони й надалі користувалися великими суспільними перевагами, і в їхніх руках аж до 1917 р. перебувала більшість орних земель. Але дні дворянства як класу, що вже не мав влади над селянством і поступово втрачав контроль над землею, були полічені.
Як не парадоксально, хоч українське село терпіло від застою і занепаду, його роль як “європейської житниці” продовжувала зростати. Це відбувалося завдяки тому, що невеликому прошарку дворянства разом із підприємцями з інших класів удалося, всупереч загальним тенденціям, перетворити свої маєтки на великі агропідприємства, що постачали продукти на імперський та закордонний ринки. Ненормальність цього становища вловив імперський міністр фінансів Вишнеградський, котрий зауважив: “Недоїмо, але вивеземо!”
Однак експорт продуктів харчування мав обмежений і місцевий характер. У ньому брали участь лише деякі регіони України і відносно невеликий відсоток населення. Центром комерційного землеробства на початку XIX ст. стали степові її частини з відкритими землями й легким доступом до чорноморських портів. Ще навіть до звільнення селян землевласники регіону активно збільшували посівні площі, вкладаючи капітал у техніку й використовуючи найману працю. Після 1861 р., коли наявна робоча сила зросла й стала рухливішою, а комунікації - досконалішими, Україна взагалі й степові регіони зокрема збільшували виробництво продуктів харчування швидше, ніж решта імперії. На початку XX ст. 90% основного експортного продукту імперії - пшениці - припадало на Україну. Тут збирали 43% світового врожаю ячменю, 20% пшениці та 10% кукурудзи.
Проте не пшениця була головною товарною культурою на Україні. Цю функцію виконували буряки - основна сировина для виробництва цукру для імперії та великої частини Європи. В усій Європі важко було знайти землі, які краще, ніж Правобережжя, задовольняли б потреби широкомасштабного вирощування цукрових буряків, що глибоко вкорінилося тут до 1840-х років. Як і належало чекати, найбільшими цукроварнями володіли такі польські роди, як Браницькі та Потоцькі. До “цукрових баронів” Правобережжя належали також росіяни, - наприклад, сім'я Бобринських; українці - Терещенки, Симиренки та Ханенки, а також євреї - Бродські та Гальперіни. Водночас цінною товарною культурою на Лівобережжі був тютюн, який покривав 50% усього виробництва в імперії. По обидва боки Дніпра поширеною й прибутковою галуззю господарства стало виробництво горілки. З огляду на такий вирішальний вклад в економіку імперії не дивно, що Україну вважали її невіддільною частиною.
Індустріалізація
Зі скасуванням кріпацтва нарешті відкрився шлях до модернізації та індустріалізації господарства. На цей шлях уже стали кілька країн Європи та Америки, але досвід Російської імперії був унікальним. Насамперед, держава взяла на себе набагато більшу роль у започаткуванні та здійсненні індустріалізації Росії й України, ніж це було на Заході. Внутрішній ринок Російської імперії був надто слабким; буржуазії, з якої, як правило, виходили капіталісти-підприємці, практично не існувало, а приватного капіталу не вистачало, щоб без підтримки уряду дати поштовх розвиткові великої промисловості. По-друге, коли імперія почала індустріалізацію, спираючись на допомогу капіталу й поради спеціалістів, темпи розвитку були надзвичайно швидкими, особливо на Україні 1890-х років, коли за кілька років виникли цілі галузі промисловості. Нарешті, економічна модернізація імперії перебігала дуже нерівномірно. На зламі століть звичайною картиною на Україні були найбільші й найсучасніші в Європі фабрики, копальні та ме галургійні заводи, оточені селами, де люди все ще впрягалися в плуг, ледве животіючи на своїй землі, як і століття тому.
Подібно до інших країн, одним із перших провісників модернізації стала залізниця. Керуючись як воєнними (головною причиною поразки росіян у Кримській війні був брак належних комунікацій), так і економічними міркуваннями, царський уряд узявся створювати мережу залізниць. У Російській Україні перші залізничні колії було прокладено у 1866-1871 рр. між Одесою й Балтою для прискорення транспортування збіжжя. За 1870-ті роки, що стали піком у прокладенні залізниць на Україні, вони сполучили між собою всі головні українські міста і, що найважливіше, поєднали Україну з Москвою - центром імперського ринку. В міру того як з України на північ ішли продукти й сировина, а у зворотному напрямку, на південь, у небачених кількостях пливли російські готові вироби, економіка України, яка досі була відносно самостійною й “відрубною”, почала інтегруватися у систему імперії. До того ж швидке будівництво залізниць збільшувало потребу у вугіллі та металі. Несподівано поклади вугілля і залізних руд, що, як було відомо, залягали у великих кількостях на південному сході України, особливо в басейні Донця, стали не лише цінними, а й доступними.
Промислові регіони Російської Імперії наприкінці ХІХ ст.
У період між 1870 і 1900 рр. і особливо протягом бурхливих 1890-х років найшвидше зроста-ючими промисловими районами імперії, а цілком можливо і світу, стали Донецький басейн і Кривий Ріг, що на південному сході України. Цей розвиток зумовило поєднання та-ких чинників, як щедра урядова підтримка роз-будови промисловості (нові підприємства були практично безризиковими), невпинне зростання внутрішнього попиту на вугілля і залізо, наявність у достатку західного капіталу, що наштовхнувся на зменшення прибутків у високорозвиненій Європі й кинувся використовувати вигідні можливості, що відкривалися на Україні.
Ознаки наступаючого буму передусім з'явилися у вугільній промисловості Донбасу. Між 1870 і 1900 рр., коли видобуток вугілля підстрибнув більш як на 1000%, цей район давав майже 70% усього вугілля імперії. Із зростанням кількості шахт у Донбасі зростало й число робітників: у 1885 р. налічувалось 32 тис. працівників, у 1900 - 82 тис., а у 1913 - 168 тис. Цю галузь контролювали близько 20 спільних акціонерних товариств, і на 1900 р. близько 94% їхніх акцій належало французьким і бельгійським інвеститорам, які вклали мільйони карбованців у розвиток шахт. Ці товариства утворили синдикати, що фактично заволоділи монополією на видобуток і продаж вугілля. Відтак капіталізм з'явився на Україні у цілком розвиненій формі.
У 1880-х роках, майже через десятиліття після вугільного буму розпочався широкомасштабний видобуток залізної руди. Розвиток металургії, зосередженої в районі Кривого Рога, був ще більш вражаючим, ніж вугільної промисловості. Грунт для нього підготувало прокладення у 1885 р. залізниці між Кривим Рогом та вугільними копальнями Донбасу. В металургії, що пускала перші паростки, уряд запропонував підприємцям такі стимули, якими ледве хто міг знехтувати, а саме гарантію купувати в них продукцію за дуже завищеними цінами. Західні вкладники, першими серед яких знову йшли французи, зреагували на це з ентузіазмом. До 1914 р. в спорудження ливарень, що з технічної точки зору належали до найкрупніших і найсучасніших у світі, вони вклали 180 млн. карбованців. Деякі з цих підприємств росли такими темпами, що перетворювалися на багатолюдні міста. Наприклад, Юзівка, названа іменем валлійця Джона Хьюза, який заклав на цьому місці металургійний завод, стала важливим промисловим містом - сучасним Донецьком. Ще у 1870-х роках у Криворізькому басейні налічувалося лише 1З тис. робітників, а на 1917 р. їхня кількість виросла в 10 разів - до 137 тис. Ще більше вражає порівняння темпів зростання металургійної промисловості України зі старими російськими металургійними центрами на Уралі: якщо між 1870 та 1900 рр. архаїчним уральським заводам удалося збільшити виробництво залізної руди лише вчетверо, то на Україні воно зросло у 158 разів.
Але якщо базові, вибудовні (що поставляли сировину) галузі на Україні розвивалися, то інші стояли на місці. Це, зокрема, стосувалося виробництва готових продуктів. На зламі століть єдиними на Україні галузями, що зробили в цьому відчутний крок, були, цілком природно, заводи сільськогосподарських машин і меншою мірою - локомотивів. За величезною більшістю готових продуктів Україна залежала від Росії. Так, у 1913 р. на Україну припадало 70% усього видобутку сировини імперії га лише 15% її потужностей у виробництві готових товарів. Відтак, хоч несподіваний і потужний вибух промислової активності на Україні справляв приголомшуюче враження, він приховував однобічний, незрівноважений характер цього розвитку.
В оцінці гідних подиву результатів індустріалізації Південної України часто порушують питання про те, якою мірою вона була корисна для України. Радянські вчені 60-х років доводили, що в основному вона мала позитивний вплив. Унаслідок зростання перевезень і кількісного стрибка в обміні продуктів і сировини між Півднем і Північчю господарства Росії та України інтегрувалися остаточно й безповоротно. Це привело до виникнення всеросійського ринку - масштабного, продуктивного й ефективного економічного цілого, що приносило користь обом країнам. Такі радянські дослідники історії економіки, як Іван Гуржій, по суті вважали, що в новому економічному контексті Україна почувала себе навіть краще, ніж Росія: вона не лише дістала вихід на величезний ринок, а й завдяки вищим темпам індустріалізації послідовно збільшувала свою частку в цьому ринку.
Всякий натяк на те, що центр Росії отримував більші економічні вигоди від зв'язків з українською периферією, радянські вчені сердито відкидали. На підтвердження своїх доказів вони доводили, що не хто інший, як російський імперський уряд, стимулював темпи економічного зростання на Україні.
Але радянські вчені не завжди саме так розглядали це питання. У 1920-ті роки, ще до введення ортодоксального сталінізму, такі провідні науковці, як Михайло Покровський в Росії та Матвій Яворський на Україні, недвозначно повторювали, що, незважаючи на індустріалізацію, Росія експлуатувала Україну. В 1914 р. у своїй промові у Швейцарії (яка не ввійшла до радянських видань його творів) Ленін сам заявив, що Україна “стала для Росії тим, чим для Англії була Ірландія, яка нещадно експлуатувалася, не отримуючи нічого натомість”.
Як же примирити факт експлуатації України з її промисловим розвитком? У 1928 р. Михайло Волобуєв, російський комуністичний економіст на Україні, пояснював це так. Україна, казав він, не являє собою “азіатський” тип колонії - бідної, без власної промисловості, ресурси якої імперія, що її експлуатує, просто викачує; вона скоріше належить до “європейського” типу колонії, тобто є промислово розвинутою країною, яку позбавляють не стільки ресурсів, скільки її ж капіталу і потенційних прибутків. Головним винуватцем цього, на його думку, була Росія, а не західні капіталісти. Цей капітал перекачувався з України у досить простий спосіб: імперська політика ціноутворення створювала ситуацію, коли вартість російських готових товарів була надзвичайно високою, в той час як ціни на українську сировину лишалися низькими. Внаслідок цього російські виробники готових товарів мали більші прибутки, ніж компанії з видобутку вугілля та залізної руди на Україні, капітал же накопичувався на російській Півночі, а не на українському Півдні. Так економіку України (що, як наголошував Волобуєв, була виразним автономним цілим) позбавляли потенційних прибутків і змушували слугувати інтересам російського центру імперії.
Луганські сталевари.
Кінець ХІХ ст.
У XIX ст. також відбувалися великі зміни в містах України, темпах їхнього розвитку й територіальному розміщенні. До 1861 р., за винятком таких швидко зростаючих чорноморських портів, як Одеса, міста розвивалися мляво. У невеликих і середніх містах Ліво-бережжя, як Полтава, Ромни, Суми та Харків, численні торгові ярмарки, якими цей край славився, сприяли, деякому збільшенню населення. На Правобережжі розвиток міст відбувався трохи швидше, завдяки припливу євреїв у такі осередки торгівлі й ремесел, як Біла Церква, Бердичів та Житомир. Більшість міського населення України (яке становило 10% усього населення) проживала у містах, що за кількістю мешканців не перевищували 20 тис. Лише Одеса мала понад 100 тис. жителів.
Докорінні зрушення стали відбуватися у другій половині століття, зокрема між 1870 та 1900 рр., коли різко зросли темпи розбудови міст, особливо великих. У 1900 р. на Україні виділялися чотири великих центри: Одеса - квітуче торгове й промислове місто, населення якого сягнуло 400 тис.; Київ - центр внутрішньої торгівлі, машинобудування, адміністративного управління та культурного життя, що налічував 250 тис. мешканців; Харків - 175-тисячне місто, в якому зосереджувалися торгівля й промисловість Лівобережжя, і Катеринослав - промисловий центр Півдня, населення якого за кілька десятиліть виросло з 19 до 115 тис.
Цьому зростанню великою мірою сприяли більша рухливість селянства після 1861 р., розвиток промисловості й торгівлі та особливо - будівництво залізниць. Із розвитком великих міст стали занепадати менші, й на зламі століть міське населення зосереджувалося переважно у великих центрах. Однак усе це ще не означало, що Україна швидко урбанізувалася. Зовсім ні. Разом із населенням міст множилося число сільських мешканців. У 1900 р. лише 13% усього населення України було міським (у Росії ця цифра сягала 15%), що навіть не наближалося до показників таких західноєвропейських країн, як Англія, де в містах проживало 72% населення.
З прискоренням економічного розвитку відбувалися й значні соціальні зміни. Найважливішою з них була поява нового й ще відносно нечисленного класу - пролетаріату. На відміну від селян пролетарі (або ж промислові робітники) не мали засобів виробництва. Вони продавали не свої вироби, а власну робочу силу. Працюючи на великих і складних підприємствах, промислові робітники були більш обізнаними й досвідченими, ніж селяни. Перебуваючи на величезних заводах із тисячами своїх товаришів, вони швидше розвивали в собі почуття колективної свідомості та солідарності. Й, що дуже вагомо, високоорганізована, взаємозалежна за своєю природою праця сприяла їхньому легшому, ніж у селян, згуртуванню.
На відміну від Росії, де з XVIII ст. кріпаків зобов'язували працювати на фабриках, на Україні промислові робітники з'явилися у помітних кількостях лише в середині XIX ст. Спочатку чимало з них були зайняті на виробництві харчових продуктів, особливо на величезних цукроварнях Правобережжя. Але величезна більшість робітників цукроварень не була пролетарями у справжньому значенні слова, оскільки працювали вони сезонно, а в позасезонний час поверталися до своїх сіл обробляти власні наділи. Напівселянська, напівпролетарська природа цих трударів була явищем типовим для переважної частини імперії, але особливо - для робітників українських цукроварень.
Справжніми пролетарями фактично були робітники важкої промисловості, тобто шахтарі Донбасу та гірники Кривого Рога. Найбільший відсоток тут складали ті, чиї батьки й діди теж працювали у промисловості. І все ж багато хто навіть із них і надалі зберігав зв'язок зі своїми селами. У 1897 р. загальне число промислових робітників України сягало близько 425 тис., причому майже половина з них зосереджувалася у важкій промисловості Катеринославської губернії. З 1863 р. їхня чисельність зросла на 400%. Однак промислові робітники все ще складали лише 7% робочої сили, а пролетаріат лишався у селянському морі невеликою меншістю.
Умови праці в промисловості України, як і в усій Російській імперії, були, за європейськими стандартами, просто жахливими. Навіть після введених урядовими законами 1890-х років поліпшень робочі зміни нерідко тривали по 10, 12 чи 15 годин. Технічної безпеки чи медичного обслуговування практично не існувало. А платня (що майже цілком витрачалася на їжу та злиденне житло) середнього робітника на Україні становила лише малу частку того, що отримував його європейський колега. Не дивно, що дедалі частішими ставали страйки та інші сутички між робітниками і підприємцями.
Великі зрушення відбулися і в середовищі інтелігенції - ще однієї новосформованої групи. Промисловий розвиток, зміни в суспільному устрої, модернізація юридичних уставов, поява земств викликали гостру потребу в освічених кадрах. Уряд реагував на це, засновуючи більше професійних і технічних шкіл. На Україні число студентів зросло з 1200 у 1865 р. до 4 тис. в середині 1890-х років. На 1897 р. налічувалося близько 24 тис. осіб, що мали ту чи іншу форму вищої освіти. Змінилося також соціальне походження інтелігенції. На початку століття величезну ЇЇ більшість становили дворяни. Але у 1900 р. лише 20-25% походило з дворян чи найбагатших верств; решту переважно складали сини міщан, священиків і різночинців. Проте вихідці з селян і робітників усе ще рідко траплялися в університетах, в основному через брак належної підготовки. З відкриттям вищих навчальних закладів для жінок вони також почали вливатися в середовище інтелігенції. Швидко зростало число таких фахівців, як інженери, лікарі, юристи, вчителі. Отож, спираючись на дедалі ширшу соціальну базу, інтелігенція виходила в авангард модернізації.
Порівняно з суспільствами Західної Європи Російську. імперію взагалі й Україну зокрема характеризувала така соціологічна аномалія: буржуазія тут була настільки нечисленною й нерозвинутою, що не мала помітного значення. На Україні для того щоб виникла буржуазія, просто бракувало капіталу. Урядова політика призводила до викачування капіталу на Північ; внутрішня торгівля (особливо ярмарки) переважно зосереджувалася в руках купців, а промисловість, як ми пересвідчилися, майже цілком належала чужоземцям. На Україні, звісно, були (за деякими оцінками, понад 100 тис.) надзвичайно багаті люди. Але більшість з них отримувала свої прибутки не з фабрик і комерційних підприємств, а з власних мастків. Українців було мало навіть серед дрібної буржуазії, тобто ремісників і крамарів. Як великий, так і малий бізнес зосереджувався в руках росіян та євреїв.
Модернізація на Україні спричинилася до ряду парадоксів. Із зростанням ролі України як європейської житниці поглиблювалося зубожіння її села. І хоч промисловий бум розвивався тут трохи не найбурхливіше в Європі, Україна продовжувала лишатися переважно аграрним краєм. Найбільш вражаючим, напевно, було те, що хоч величезну більшість її населення складали українці, вони ледве брали якусь участь в усіх цих перетвореннях. Найпереконливіше про це свідчить статистика. Серед найдосвідченіших робітників важкої промисловості Півдня тільки 25% шахтарів і 30% металургів складали українці. Переважали в цих професійних групах росіяни. Навіть на цукроварнях Правобережжя російських робітників налічувалося майже стільки ж, як і українських.
Подібне явище бачимо й серед інтелігенції. У 1897 р. лише 16% юристів, 25% учителів і майже 10% письменників і художників на Україні були українцями. З 127 тис. осіб, зайнятих “розумовою працею”, українці становили третину. А у 1917 р. лише 11% студентів Київського університету були українцями за походженням. Вражала відсутність українців у містах. На зламі століть вони складали менше третини всього міського населення; решта припадала на росіян та євреїв. Як правило: чим більшим було місто, тим менше жило в ньому українців. У 1897 р. лише 5,6% мешканців Одеси були українцями, а у 1920 р. їхня частка впала до 2,9%. У Києві в 1874 р. українську мову вважали рідною 60% населення, у 1897 р. цей показник зменшився до 22%, а в 1917 р. - до 16%. Модернізація явно залишала українців осторонь.
Чому ж у районах, котрі зазнавали модернізації, проживало так багато неукраїнського населення? Важливим чинником, який пояснював велику перевагу росіян у середовищі пролетаріату, було те, що в Росії, на відміну від України, промисловість існувала ще з XVIII ст. Коли у Донбасі та Кривому Розі виник несподіваний бум, що створював нагальну потребу в досвідчених робітниках, росіян тут приймали з відкритими обіймами. Іншою причиною масового напливу робітників із Півночі було те, що російська промислозість перебувала у застої, в той час як платня на шахтах і ливарних заводах, що бурхливо розвивалися на Україні, в середньому на 50% перевищувала заробітки в Росії.
Російська присутність у містах почала наростати з моменту включення українських земель до Російської імперії. Оскільки багато міст виконували роль адміністративних і військових центрів, вони притягували до себе російських чиновників і солдатів. Із зростанням торгівлі та промисловості збільшувалась чисельність неукраїнського населення у міських центрах. Так, ще у 1832 р. близько 50% купців і 45% фабрикантів (власників заводів) на Україні були росіянами. З причин, які вже наводилися, воци мали більше грошей для капіталовкладень, ніж українці. До того ж багато російських селян через неродючість грунтів були вимушені шукати інших засобів прожиття й знаходити їх у містах.
Приїжджі селяни з Півночі часто ставали на Україні заможними купцями, особливо на Лівобережжі та Півдні, де вони знаходили великі можливості й зустрічали слабку конкуренцію з боку місцевого населення.
Інійим неукраїнським елементом у містах і містечках України були євреї. В міру того як центри господарської активності переміщувалися з сільських маєтків у міста, а скасування кріпосного права послабило заборони на пересування євреїв, велика їх кількість переселилася у міста. Внаслідок цього невеликі містечка Правобережжя, де мешкала більшість євреїв Російської імперії, стали переважно єврейськими. На кінець XIX ст. швидко зростала присутність євреїв і у великих містах. Євреї складали більше половини населення Одеси, а саме місто було одним з найкрупніших єврейських осередків у світі. У 1910 р. їхня чисельність у Києві зросла до 50 тис. Освічені євреї, котрі, як правило, розмовляли російською мовою, посилювали російський характер міст України.
Міста були також осередками й культури, а відтак і домівкою для більшості інтелігенції. Оскільки неукраїнські жителі міст, крім євреїв, мали найкращий доступ до освіти й фахової підготовки, то вони переважали серед інтелігенції на Україні. Представники власне української інтелігенції переважно мешкали на селі чи в невеликих містах, де працювали в земствах лікарями, агрономами, статистиками, сільськими вчителями. Серед інтелектуальної еліти, що зосереджувалася в університетах та видавництвах великих міст, українці траплялися нечасто.
Чому ж українці так неохоче вливалися в міське середовище й брали участь у модернізації? Більшість дослідників цього питання зосереджувалися на його психологічному аспекті. Ті, хто схилявся до українофільства, твердили, що відмовлятися від землеробства українським селянам не давала їхня глибоко вкорінена любов до землі; а ті, хто не симпатизував українцям, посилалися на нібито властиві їм млявість і консерватизм. Але історичне минуле не підтверджує цих доказів. За часів Київської держави надзвичайно велика частина населення України мешкала в містах й займалася торгівлею. Навіть у XVII ст. аж 20% українського населення проживало в міському середовищі. А на початку XVIII ст. не хто інший, як українці (а не росіяни), переважали серед інтелектуальної еліти імперії.
Малу активність українців у процесах урбанізації та модернізації на Україні допомагають пояснити політичні й соціально-економічні умови, що існували тут у XVIII - XIX ст. Оскільки міста й містечка були центрами імперської адміністрації, в них, як правило, переважали росіяни, їхня мова й культура. Водночас корінне українське населення або асимілювалося, або в деяких випадках витіснялося. Як зауважив Богдан Кравченко, причиною того, що українські селяни не переселялися у міста, було переважання панщини у добу кріпацтва. На відміну від російських селян, яких поміщики заохочували до пошуків додаткової роботи й прибутків у місті, українських селян і далі змушували працювати на землі, щоб максимально використовувати її родючість. Це не лише обмежувало можливості їхнього пересування, а й позбавляло нагоди опановувати ремесла, що давали змогу росіянам та євреям легко пристосовуватися до міського оточення. Тому коли розпочалися промисловий бум та урбанізація, українці виявилися неготовими взяти в них участь.
Відтак, якщо росіяни переїжджали на сотні миль до заводів Півдня, українські селяни - навіть ті, що жили у безпосередньому сусідстві з заводами, - воліли в пошуках землі долати тисячі миль на Схід. Мине небагато часу, як тяжкі соціальні, культурні й політичні наслідки цього явища відіб'ються на перебігу подій на Україні.
Висновки
Соціально-економічний розвиток Східної України наприкінці XIX ст. характеризують три основні риси: економічний застій у більшості сільських районів; швидка індустріалізація в Кривому Розі та Донбасі; зростаюча присутність в країні неукраїнців. Як ми пересвідчилися, саме неукраїнці, головним чином росіяни та євреї, були найбільш причетними до промислового розвитку та зростання міст. У свою чергу українці лишалися на селі. Внаслідок цього розвинулася соціально-економічна двополюсність: українців у ще більшій мірі, ніж доти, ототожнювали із застійним і відсталим селом, тоді як неукраїнці панували в царинах суспільства, що розвивалися й модернізувалися. Якоюсь мірою цей поділ існує й сьогодні.
Література
1. Г. Хоткевич “Історія України” - Київ, 1992
2. “Екзамен з Історії України. 9 клас” - Тернопіль, 1997
3. Український Історичний Журнал, 1994-1996 рр.
4. Всесвітня історія в 3 кн. - Київ, 1995.
Раздел 2
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ В КИТАЙСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКЕ
План
1. Вступительная часть
2. Начало китайских реформ. Некоторые направления, тезисы и результаты
3. Реформа хозяйственной системы в китайской деревне
4. Реформа системы управления промышленностью
5. Реформа финансовой системы
6. Заключение
Несмотря на нередкие высказывания западных макроэкономистов о том, что самым характерным в проводимых и проведенных китайских реформах является их полная непонятность и нелогичность c точки зрения западной экономической науки, эти реформы с самого начала были и остаются сейчас одними из наиболее проработанных в теоретическом, идеологическом и, в целом, в научном плане. Исключением может считаться только непродолжительный период конца 70х-начала 80х годов, (время начала китайских реформ), который вообще-то можно назвать "заявлением о намерениях". Но уже в 1982 году для решения задач обеспечения реализации целей и задач реформы на всех уровнях управления китайской экономикой был создан Государственный комитет по реформе экономической системы при Госсовете КНР. Параллельно с ним в сжатые сроки были созданы соответствующие комитеты по реформе экономической системы на уровне провинций, городов и ниже. К теоретическим исследованиям к началу 90х годов было подключено уже свыше 60 центральных научных учреждений, и еще весьма значительное число научно-исследовательских учреждений регионального и местного масштабов. С чем это, по-моему, может быть связано. Даже самый краткий экскурс в историю Китайской Народной Республики, который я просто обязан буду привести ниже, дает богатую пищу для выводов о настроении китайского народа и перспективах развития, к которым неизбежно должно было прийти китайское руководство в конце 70х годов. Однозначно это можно было назвать усталостью от ошибок, глухим, но всеобщим нежеланием отвечать за ошибки своего руководства, для которого все это, вместе взятое, являлось серьезным звонком об иссякании народного энтузиазма, а с ним и кредита доверия партии-лидеру. Больше ошибаться было нельзя, а отступать некуда. Чтобы не быть голословным, сейчас, очевидно, нужно рассказать о предшествовавшей началу нынешних реформ короткой, но насыщенной, трагической, но неоднозначной истории Китайской Народной Республики.
В первые 8 лет после образования КНР, молодое социалистическое государство, пережившее также и кровопролитную гражданскую войну, прошло через коренные качественные изменения в социально-экономической структуре. Трудно переоценимую помощь в закладке материально-технической базы социализма оказал Китаю Советский Союз и другие соцстраны. Во многом благодаря этой помощи и действительно огромному революционному энтузиазму китайского народа, в эти годы были достигнуты высокие и стабильные темпы экономического роста.
С 1958 года начался "большой скачок", призванный построить в Китае коммунизм, минуя социалистический этап. Из-за завышения по этой причине степени обобществления производства, средств производства, системы оплаты труда, систем распределения продовольствия и товаров народного потребления до совершенного абсурда, общественные и экономические отношения приняли невиданно уродливые формы. Последствия недопустимого опережения уровня развития производительных сил формами производственных отношений не замедлили сказаться. Со стороны, наиболее парадоксально выглядел тот факт, что фантастические темпы экономического роста, достигнутые в первые годы "большого скачка", не только не увеличили промышленного и сельскохозяйственного производственно-экономических потенциалов страны, но и очень серьезно подорвали их - настолько, что все последующие годы вплоть до конца 70х Китай оправлялся от этого удара, нанесенного самому себе.
Так, в 1961-65 годах, проводя политику "урегулирования" народного хозяйства, направленного на разукрупнение "народных коммун" и выработку более реальных планов экономического развития, китайское руководство так и не смогло оторваться от самой главной ошибки предыдущих лет, о которой уже говорилось выше, -от нарастающей тенденции отставания производительных сил от производственных отношений. Этот отрыв снова остро дал себя знать в период так называемой "культурной революции". Как гипотезу о причине такого упорства в повторении ошибок я могу предположить идеологический аспект. По-моему, само признание возможности таких ошибок на пути строительства социалистического и коммунистического общества через 10-15 лет после революции мог необратимо подорвать доверие народа к самой идее социализма-коммунизма. Кстати, здесь я во многом оправдываю "недоговоренность" политики "урегулирования". Скорее всего поступаться и дальше идеологическими канонами даже ради здравого смысла в тот момент, как мне кажется, было, действительно, нельзя. Разумеется, это не относится к периоду "культурной революции", которую не может оправдать ничто.
Попытки ускорить прохождение переходного периода и создания материально-технической базы социализма предпринимались вплоть до конца 70х годов и не дали результата все по той же, уже много раз повторенной, причине - отрыве производственных отношений от производительных сил.
Этого, я думаю, должно быть достаточно для общего впечатления от начального экономического плацдарма современных китайских реформ, который само китайское руководство определило как "грань катастрофы".
Далее я планирую после краткого рассказа об "официальном" начале китайских реформ в следующей главе основную часть своей работы посвятить отдельным "подреформам" общественно-экономической структуры КНР (реформы хозяйственной системы в деревне, ценообразования, финансовой системы, торговли, управления трудом и заработной платой, управления промышленностью и другое).
Начало китайских реформ. Некоторые направления, тезисы и результаты.
Отправным этапом китайских реформ стал 1978 год, а конкретно - III Пленум ЦК КПК 11-го созыва, прошедший в декабре этого года. Кроме серьезных идеологических сдвигов, как то мощная критика левацкой идеологии, в буквальном смысле взаимное переименование многих принципов социализма и "отступлений от принципов социализма", реабилитация некоторых опальных и репрессированных политических, научных деятелей, его результатом стало принятие постановления о развитии системы производственной ответственности в деревне, которая, как оказалось потом, стала отправной точкой китайской экономической реформы. Еще более важным результатом этого пленума стали потенциальные возможности, открывшиеся для Китая в сфере управления экономикой.
Сразу после этого действительно исторического пленума был выдвинут тезис о необходимости совершенствовании производственных отношений в соответствии с существующим уровнем сравнительно отстающих производительных сил. Другие выводы касались недопустимо однообразной сложившейся в стране структуры собственности, связанных с ней закостенелых хозяйственного и политического механизмов, чрезмерной централизации власти и, в целом, скованности производительных сил и товарного производства. Эти и другие выводы, сделанные в октябре 1987 года на XIII съезде КПК, предшествовали принятию длительного трехэтапного плана на период до середины XXI века, включающего в себя:
1) Удвоение на первом этапе (до 1990 года) валовой продукции промышленности и сельского хозяйства плюс решение проблемы обеспечения населения страны продовольствием и одеждой.
2) Утроение на втором этапе (1991-2000) валового национального продукта, что, согласно расчетам, должно создать в КНР общество "среднего достатка".
3) Достижение на третьем этапе (до 2050 года) национальным валовым продуктом мирового уровня среднеразвитых стран и, в основном, завершение комплексной модернизации народного хозяйства.
В свете общеобъявленной линии на перенос центра внимания с идеологической на экономическую сферу управления республикой, основным инструментом по реализации этого плана является экономическая реформа. Две ее основные задачи - придание гибкости системе производственных отношений на период ускоренного развития менее развитых производительных сил. Результатом ее, кроме уже названных абсолютных показателей, должно стать создание бессбойного, долговечного механизма поддержания этого баланса между уровнями производительных сил и производственных отношений, что является основной гарантией стабильного и высокого темпа экономического роста.
Теоретической основой экономической реформы в КНР служит переход китайского общества на рельсы социалистической плановой товарной экономики. Смысл этой концепции состоит в товарной сути социалистического способа производства, а также в признании необходимости сохранения товарно-денежных отношений на переходный период, как средства взаиморассчетов между отдельными товаропроизводителями при сохраняющихся главенствующем положением общественной формы собственности на основные средства производства и приоритетном значении централизованного макропланирования.
Разумеется, такие крутой поворот в официальной экономической науке не мог не сопровождаться и значительным прогрессом в идеологической сфере. С чисто психологической точки зрения мне это представляется необходимым с точки зрения элементарной динамики параллельного развития общественного и официального сознания с одной стороны и экономических отношений - с другой. Остановить свободное развитие экономической науки после III Пленума ЦК КПК 11-го созыва и XIII съезда партии не представлялось мне возможным без подрыва общественного доверия. Поэтому появилось много теоретических разработок опирающихся на предшествующую историю КНР, опыт венгерских, германских реформ, но находящихся в серьезном противоречии или даже конфронтации как друг с другом, так и с официальной линией китайского руководства. Так, один из крупнейших китайских макроэкономистов У Цзинлянь считает ошибочной линию руководства страны на сохранение централизованной административной власти, предлагая заменить ее децентрализованной. Причем он считает это главным инструментом, условием и "основным курсом" экономической реформы. Другое отношение у этого ученого и к вопросу о роли товарно-денежных отношений. По его мнению, только закон стоимости может стать гарантом соблюдения взаимных интересов потребителей и производителей и стабильности межхозяйственных отношений между отдельными товаропроизводителями. Это - только один пример действительного плюрализма в экономической науке, который, к тому же, благодаря задействованию участвующих в нем сторон в государственных научно-исследовательских учреждений по разработке направлений реализации экономической реформы, упоминавшихся во вступительной части, можно назвать, например, "активным плюрализмом", так как официальная политика проведения экономической реформы формируется китайским руководством на базе научно-теоретических разработок этого исследовательского комплекса.
С самого начала остро встали вопросы и сомнения, обсуждением которых мы имели удовольствие насладиться только в конце 80х годов, а именно, небезосновательные подозрения в нереальности государственного регулирования рыночного народного хозяйства. В отличие, опять же, от наших лидеров, сведших эту дискуссию к гаданию на ромашке "бывает-не бывает" с переходом позже к принципу "кто громче, тот и прав", в Китае подошли к этой проблеме несколько с другой стороны: есть конкретная задача; как ее решить. . .
Большое практическое значение получили работы по этому вопросу Сунь Ефана, У Цзинляня и других китайских ученых-экономистов, ставивших одними из основных условий реализации идеи создания регулируемого рыночного хозяйства
1) Хозяйственную самостоятельность предприятий (за исключением оборонных и стратегических) на микроуровне, то есть в отношениях со смежниками и потребителями. Здесь решающую и самоконтролирующую роль должны играть почти исключительно товарно-денежные отношения;
2) Постепенное возведение отношений "государство-предприятие" в ранг отношений между, хотя и не полностью равноправными, но, по крайней мере, экономически самостоятельными единицами. То есть, другими словами, я могу это назвать созданием системы государственного управления товарного производства с помощью государственных контрактов с товаропроизводителями на производство конкретных объемов конкретной продукции.
3) Избегание характерной для свободных, рыночных экономических систем анархии производства в масштабах общества за счет создания трехуровневого механизма принятия хозяйственных решений, обеспечивающего неущемление интересов государства, всех товаропроизводителей от мелких до крупных, и задействованных в них трудящихся: (а) государственный уровень - вопросы темпов экономического роста, соотношения фондов накопления и потребления, распределения капитальных вложений, регулирования максимального и минимального уровня банковских процентов за кредиты, платы за фонды, изменения части системы налогообложения потребителей, соблюдения социальных гарантий и т. д. ; (б) уровень предприятий - вопросы объема и структуры производимой продукции, затрат на производство продукции, нахождение источников снабжения, рынка сбыта и т. д. (в) уровень индивидуальной хозяйственной деятельности, то есть вопросы трудоустройства, индивидуального потребления, определения желаемого количества детей и т. д.
Заметим, что при этой структуре, уже в значительной степени внедренной в Китае, государство оставляет у себя в руках только первый уровень принятия хозяйственных решений (стратегические вопросы, общегосударственные проблемы и ряд инструментов ориентирования производителей на их решение).
Несмотря на такой более чем смелый подход к определению роли государства в отношениях с товаропроизводителями, китайские экономисты уделили огромное внимание разработке методов государственного контроля за деятельностью предприятий. Здесь ситуация снова неоднозначна. Первоначальная государственная линия предусматривала в этом вопросе приоритет планового регулирования деятельности предприятий, а рыночное планирование только вытекало из первого. Но многие китайские ученые во главе с У Цзинлянем пришли к середине 80х годов к целесообразности полного отказа от директивного планирования, которое, по их мнению, эффективно только в экстремальных условиях, например, крупномасштабных стихийных бедствий, военном времени и т. п. Хотя и они признали что при сложившейся к началу реформ хозяйственной структуре этот отказ невозможно совершить сразу и что это возможно только поэтапно в течение значительного времени.
Наиболее динамично и без раскачки пошла сразу после III Пленума ЦК КПК 11-го созыва сельскохозяйственная реформа. Уже к концу 1984 года 99 процентов производственных бригад и 99, 6 процентов крестьянских дворов использовали систему полной ответственности за производство (семейный или подворный подряд), предусматривающую полную свободу использования продукции, остающейся после рассчетов по государственному договору, по статьям налогового законодательства и после отчислений в местные фонды органов власти. Эта система быстро повысила производительность крестьянского сельского хозяйства, за счет частной заинтересованности производителей.
Но, с другой стороны, хотя пока что, в целом, эта система себя экономически оправдывает, но будущее сельского хозяйства китайские ученые связывают с еще одним этапом аграрной реформой, необходимость которой обусловлена прежде всего постепенно возрастающей разницей между ростом потребностей стремительно растущего китайского общества и темпами развития сельско-хозяйственного производства, сдерживаемого сложностью применения аграрных научно-технических достижений, которые просто не по карману отдельным, частным мелким и средним производителям. Этот вопрос пока что не стоит чрезвычайно остро, но китайские экономисты уже сейчас ведут активные поиски новых форм сельско-хозяйственной кооперации. Весьма вероятно, что в новых формах сельхозобъединений будут присутствовать и такие моменты, как концентрация земли в руках наиболее производительных крестьянских дворов или бригад, найм рабочей силы. Примеры этого в Китае есть уже и сейчас. В любом случае можно с уверенностью сказать, что у прежних коммун шансов на возрождение в китайской деревне почти не осталось.
В отличие от аграрной реформы, реформа городского хозяйства началась в Китае значительно позднее - фактически по завершению реформ в деревне. В другом разделе о ней будет рассказано подробнее, сейчас же несколько слов о причинах такой ее "запоздалости" и направлениях.
Сразу надо сказать, что реформа в городах непосредственно связана с реформой китайской промышленности, которая почти полностью сконцентрирована в крупных городах. Кроме необходимости начала процесса изменений в промышленной структуре КНР, важным толчком для городской реформы послужило неудовлетворение насущных потребностей аграрной реформы. Для ее успешного продолжения город должен был обеспечить создание, во-первых, условий для свободной реализации сельскими производителями излишков производимой продукции, во-вторых, промышленного сектора по производству продукции для товарного обмена с сельским населением на базе конверсии определенной доли городского промышленного комплекса. Центром всячески поощрялось разнообразие создаваемых новых связей между городом и деревней. Но при этом варианте при влиянии региональных, социальных и других факторов создалось такое многообразие связей деревни с центральными местами, что проведение центром какой-то общей конкретной политики на местах в этом вопросе стало попросту нереальным. Поэтому и последовало резкое расширение полномочий местных органов власти и самоуправления.
Теперь коротко о том, что из наиболее существенного еще не было затронуто в этой главе и не будет затронуто в последующих.
Для реализации задачи строительства социалистического планового товарного хозяйства были сформулированы несколько принципов. Вероятно, их необходимо назвать. Самым главным было признано оживление предприятий госсектора на основе отделения права собственности от права хозяйствования. При этом допущены такие формы хозяйствования, как сдача предприятий в подряд отдельным коллективам и лицам, выпуск акций предприятий в свободную продажу ведомствам, районам, предприятиям и гражданам. Было предложено развивать хозяйственные связи между предприятиями в форме объединений, компаний, аналогичные связи между компаниями. Большое внимание должно было уделяться созданию системы рынков, причем не только рынков средств производства, продовольствия и потребительских товаров, но и фондовых рынков, рынков услуг, информации, техники и технологий и т. д. Рекомендовалось создавать новые типы организаций в сфере товарного обращения, внешней торговли, финансово-банковского дела, технических, информационнных и прочих видов услуг.
Одним из ключевых моментов вступления на путь реформ стал возврат к многоукладной экономике 50х годов. При этом поощрение индивидуальных, кооперативных и даже частных хозяйств лежит в рамках незыблемо приоритетного положения общественной формы собственности, как основного признака социалистического общества. В целом официальная линия предусматривает для этих негосударственных секторов, а также иностранного и смешанного капитала вспомогательную роль в экономике Китайской Народной Республики.
Проблема поляризации доходов, неизбежная при многообразии форм собственности, предполагает демонополизацию в этой сфере "принципа распределения по труду". К нему должны прибавиться такие формы распределения доходов, как по вложенному паю, по уровню производительности, по науко- и трудоемкости производственного процесса (ясно, что 3 последних параметра относятся, в основном, к уровню предприятий) и т. д.
Реформа хозяйственной системы в китайской деревне
Как уже говорилось выше, реформа хозяйственной системы в китайской деревне была объявлена самой первой, началась и закончилась, в целом, раньше других, создала предпосылки для начала и определения направлений реформ в других сферах социально-экономической структуры КНР. Она же, возможно, определила и хозяйственно-производственную радикальность, дух китайских реформ. Я имею в виду заложенный в эту реформу в качестве основы экономической рентабельности сельско-хозяйственного производства принцип личной заинтересованности отдельного производителя в конечном результате своего труда. Это была реформа, в частности, сельско-хозяйственного производства не на технологическом уровне, а на уровне принципов товарного социалистического производства. Это мероприятие, по-моему, только условно можно определить в рамках социалистического способа производства, что и было сделано китайским руководством в этом и в других случаях, скорее всего, с целью сохранения, по крайней мере, официально идеологической стабильности в обществе.
Но, как говорят французы, revenons a nos moutons, (вернемся к нашим баранам), а конкретно - к практической стороне этой реформы.
В главе "Начало китайских реформ. Некоторые направления тезисы и результаты" схема новой хозяйственной системы китайской деревни была дана предельно обобщенно. На практике эта система имеет два типа подряда и большое, постоянно увеличивающееся число организационных производственных единиц, действующих согласно государственному договору на тот или другой тип подряда. Это и придает, с одной стороны, гибкость системе семейной подрядной ответственности, особенно важную в условиях весьма значительных региональных, климатических, исторических, структурно-хозяйственных, экономических и других различий; с другой стороны, это дает некоторым западным экономистам сомнительную возможность заявлять о незавершенности аграрной реформы в КНР. На мой взгляд, это полностью неправильно, если, конечно, не брать во внимание ведущиеся разработки по созданию новых форм сельско-хозяйственных объединений заинтересованных во внедрении новых достижений аграрной науки и техники, о чем также упоминалось в предыдущей главе. Возможно, наоборот, эта гибкость и постоянно возрастающее число типов аграрных подрядных объединений, возникающих, как правило, по принципам максимальной экономической целесообразности, и есть главный результат этой реформы, который даст Китаю возможность поддерживать необходимые для нормального самообеспечения сельско-хозяйственным продовольствием и сырьем темпы роста производства сельхозпродукции на время, необходимое для разработки и внедрения новых форм кооперации в деревне.
Прежде чем перейти к типам государственных подрядов, различным экономическим объединениям и причинам их образования, дадим определение самой Системе семейной подрядной ответственности. Эта система представляет собой общественное хозяйство, ведущееся крестьянскими дворами на условиях подряда при увязывании вознаграждения с результатом производства.
Итак, о каких же двух типах государственного подряда идет речь?
1) Подряд на объем производства. Он подразумевает под собой форму хозяйствования, при котором двор-подрядчик (семья - низший "разряд" производителя) заключает с производственной бригадой (основной хозрасчетной единицей, выполняющей также роль посредника во взаиморасчетах между государством и единоличным сельхоз производителем) договор на выполнение конкретного производственного задания. Когда подряд на объем производства осуществляется в растениеводстве, то основная хозрасчетная единица - производственная бригада - выделяет двору необходимые ему землю, рабочий скот, орудия труда, семенной фонд и т. п.; в скотоводстве, соответственно - корма, пастбища, выгоны, орудия производства, услуги по переработке продукции. Перечисленное может служить как средством рассчета после выполнения производственного задания, соответствующего договору на объем производства, или же, наоборот, предоставляться производственной бригадой в ходе производственного процесса в счет будущего вознаграждения за выполнение договора. Последнее происходит более часто, потому что, во-первых, средством расчета служат, в основном, либо часть произведенной по договору продукции (ясно, что она в большинстве случаев является синонимом понятия "производственное задание"), либо деньги; во-вторых, чаще всего отношения между двором-подрядчиком и производственной бригадой не укладываются в рамки схемы "подписался-рассчитался". Происходит это, в основном, потому, что, как уровень жизни, так и уровень обеспечения средствами производства остается в среде мелких сельхоз производителей, как правило, довольно низким или, по крайней мере, недостаточным для полностью независимого ведения всего производственного процесса.
Для расчета с семьей-подрядчиком используется все та же система трудодней. Существуют различные тарифные сетки распределения вознаграждения по трудодням, которые можно не очень строго разделить на системы распределения вознаграждения за продукцию, произведенную по договору на объем производства, и за продукцию произведенную сверх этого запланированного по подряду объема. Ясно, что доля от сданной продукции или денежный эквивалент вознаграждения в сетках второго типа существенно выше. (Например, закупочные цены на зерно, закупаемое сверх плана, устанавливаются с 50-процентной надбавкой относительно цен на зерно сдаваемых по плановым договорам.
Надо сказать, что этот тип системы семейной подрядной ответственности не случайно рассматривается в моей работе первым - он и хронологически был создан раньше второго типа, о котором разговор пойдет далее. Практически, он и был квинтэссенцией постановления III пленума ЦК КПК 11-го созыва о развитии системы производственной ответственности в деревне; он также принципиально потом не дополнялся и не изменялся. Очевидно, что создавался он с целью первичной мутации деревенских коммун сперва на функциональном, а потом уже на структурном, административном и других уровнях. Именно на базе наиболее крепких коммун были созданы первые хозрасчетные производственные бригады. Несмотря на то, что подряд на объем производства действует до сих пор во многих хозяйствах Китая, на государственном макроуровне КНР можно, по-моему, сказать, что он сыграл в китайской реформе хозяйственной системы в деревне переходную роль к вызвавшему у мелких сельхоз производителей еще больший интерес и доминирующему сейчас в китайском сельском хозяйстве второму типу системы семейной производственной ответственности, к которой мы и переходим.
2) Полный подворный подряд. При этой форме системы производственной ответственности в китайской деревне двор-участник также выступает в качестве подрядной единицы. Отличие ее от предыдущей формы состоит в том, что здесь система оплаты результатов труда семьи-подрядчика по трудодням, использующаяся в первом варианте системы государственных подрядов, никаким образом, кроме статистического, не учитывает произведенную сверх договорного объема продукцию, которая полностью остается в распоряжении семьи. Хозрасчетная единица, с которой двор-производитель непосредственно заключал подряд, может только предложить ему сдать излишек продукции государству по повышенным закупочным ценам, а также предложить услуги по его переработке, продаже на городских рынках и т. п. Но все это повторяю предлагается на добровольной основе, хозрасчетная единица выступает здесь уже не как производственная бригада, а как торгово-промышленная коммерческая структура, предлагающая свои услуги желающим, как правило, на более предпочтительных условиях для своих подрядчиков. Но многие семьи предпочитают сами или скооперировавшись с другими дворами реализовывать на рынках или перерабатывать остающиеся у них излишки продукции. Для этого в городах созданы все условия. Постоянно совершенствуется и развивается двухсторонняя связь между городом и деревней. Но об этом речь пойдет в главе, посвященной реформе городского хозяйства.
В целом же, об этой системе можно сказать, что тот факт, что она была встречена с крестьянами с еще большей заинтересованностью, можно, по-моему, объяснить еще более четкой ответственностью, еще более очевидной выгодой, а также значительной перспективностью в свете все большей либерализации китайского социалистического товарного производства.
Важную роль играет и тот факт, что правительство КНР постепенно все больше переходит от практики закупок у сельских производителей излишков произведенной ими продукции по повышенным закупочным ценам к закупкам по рыночным ценам через свои региональные представительства на местах. Это ставит в равные условия отдельные регионы страны, так как издержки на производство одного и того же вида продукции в разных местах различны.
Постепенный переход доминирующей роли в сельско-хозяйственном производстве от подряда на объем производства к полному подворному подряду шло параллельно с расширением первоначально довольно узких границ применения системы семейной производственной ответственности в деревне. Начиналось все с заключения договоров на объем производства на уровне крупных сельских производственных объединений. Что-то вроде перевода наших колхозов и совхозов на хозрасчет. Уже потом практика на местах подсказала, что для повышения эффективности производства следует не ограничиваться мерами по повышению коллективной заинтересованности, а доводить подряд на объем производства на уровень отдельных дворов-производителей. Даже географически эта реформа пошла в КНР не одновременно. В первую очередь она внедрялась в крепких, "проверенных", рентабельных коммунах; в решении 1979 года "по некоторым вопросам ускоренного развития сельского хозяйства", в частности, не рекомендовалось ". . . вводить подряд на объем работ. . . кроме некоторых видов подсобных промыслов в особо нуждающихся и удаленных районах, а также в районах с неразвитым транспортным сообщением". Правда, уже в сентябре 1980 года был опубликован документ "О некоторых вопросах дальнейшего укрепления и совершенствовавния системы производственной ответственности в сельском хозяйстве", в котором говорилось, что "в ряде удаленных горных и бедных районов, если этого требуют интересы народа, можно вводить подряд на объем производства, а также полный подворный подряд". Практически, это сделало китайскую аграрную реформу всеобщей, повсеместной и необратимой. А кроме того, это создало значительные предпосылки для будущего расширения хозяйственных полномочий местных органов власти.
Скажем несколько слов об идеологической стороне проведения реформ в китайской деревне.
Несмотря на, в целом, общую поддержку сельским населением Китая предложенных новых форм производственных отношений, и у части деревенского населения, и у некоторых идеологических теоретиков возникло на первых порах, скажем так, недоумение. На простом языке это, наверно, можно было бы определить избитой пословицей "за что боролись, на то и напоролись". Действительно, для части крестьян, среднего возраста около 30 лет было трудно с чисто психологической точки зрения принять само появление понятий "частная заинтересованность", "подряд". . . Здесь снова много аналогий с чувствами, возникших у многих наших сограждан, которые, правда, сейчас могут быть любого возраста старше 10-13 лет. Но в Китае эти люди могли действительно искренне поверить, что цель остается та же, а прежнее неприятие тех или иных понятий было только недопониманием или заблуждением. Почему это стало возможно в Китае, но не у нас? Я считаю, что китайское общество смогло избежать психологического и нравственного надлома, потому что не было идеологической измены, как со стороны советско-союзного руководства. Осталось "светлое будущее", прежнее руководство, привычная идеология - вот и не произошло нравственного и политического раскола общества.
С ходом аграрной реформы с начала 80-х годов начали появляться и продолжают создаваться до сих пор специализированные дворы, занятые товарным производством, а также целые специализированные деревни и небольшое число специализированных областей и уездов. Для их обслуживания создается система специализированных рынков. Эти производственные единицы и объединения являются плацдармом для развития рыночных отношений в китайском сельском хозяйстве. Специализированные дворы и объединения создавались на базе наиболее эффективных хозяйств, отчасти как с экономической целью - проверки новых форм производственных отношений на селе в условиях, приближенных к так называемым в экономической науке "идеальным", - так, с другой стороны, и здесь не обошлось без привычной практики создания "маяков" в аграрном национальном комплексе, пример которых должен был стать и стал катализатором развертывания системы производственной ответственности в китайской деревне. А после середины 80-х годов дальнейший процесс их создания обусловливается, в основном, только высокой хозяйственной эффективностью. Факторами высокой экономической эффективности этих специализированных объединений являлись полномасштабное использование распыленных финансовых средств, средств производства и рабочей силы, максимально рациональная занятость в своих рамках различного рода отдельных мастеров-умельцев, увеличение степени разделения труда с целью повышения его производительности. Именно значительная свобода хозяйственной деятельности, предоставленная этим специализированным сельхоз производителям создала предпосылки для создания широчайшего спектра форм хозяйственых объединений в китайской деревне, о котором мы уже говорили. Создавались эти объединения в рамках, под эгидой и по инициативе специализированных производственных структур. Именно им обязаны своим появлением, как объединения крестьян между собой, так и объединения крестьян, коллективных хозяйств и государственных предприятий (яркий антипример отношениям между нашими фермерами, колхозами и предприятиями по транспортировке, заготовке, хранению и переработке сельско-хозяйственной продукции). Поскольку перечисление даже наиболее распространенных форм сельских хозяйственных объединений заняло бы слишком много времени, более рациональным будет назвать принципы по которым они создавались:
1) Объединения по территориальному признаку и объединения межрайонного типа.
2) Объединения на основе сложения а) труда; б) денежных средств; в) материальных ресурсов; г) смешанное сложение перечисленного в подпунктах а, б, в.
3) Объединения по стадиям производственного процесса или объединения на до- и послепроизводственных стадиях (снабжение, переработка, хранение, транспортировка, техническое обслуживание, кредит, информация и т. д. )
4) Специализированные и комплексные объединения.
5) Объединения с распределением доходов членов на основе а) трудового вклада; б) по паевому принципу; в) по смешанному принципу.
Вне зависимости от типа объединения, все они обязаны соблюдать принцип добровольного участия членов, подчиняться центральному плану, выполнять договора на объем производства с государством и местными органами власти, сохранять (сейчас -хотя бы формально) основополагающим принцип распределения по труду, согласовывать паевое распределение доходов с местными руководящими хозяйственными структурами.
Вообще, говоря об этой аграрной реформе и о китайской экономической реформе в целом, у меня упорно вертится в голове мысль, что они ведутся на лезвии между капиталистическим и социалистическим способом производства. И фактический крен реформ в капиталистическую сторону пока что компенсируется официальным курсом на строительство социализма "с китайской спецификой". Я боюсь что-либо предсказывать, но у меня лично есть сомнения в результатах и, главное, в последствиях китайских реформ. Несмотря на неуклонное и весьма успешное продвижение китайских реформ, все усилия по наращиванию национального производственного потенциала почти полностью "съедаются" бешеными темпами прироста населения. Я чувствую опасность сохранения такого положения, в основном, из-за недостатка знаний на инстинктивном уровне, но, думаю, могу привести и некоторые свои теоретические раскладки.
Из-за сохраняющейся низкой степени интегрированности китайской экономики в мировую систему разделения труда, которую можно еще назвать и неравноправной интегрированностью, рассчитывать в ближайшем будущем на некоммерческие иностранные финансовые вливания Китаю не приходится. Темпы роста населения не позволят Китаю такой роскоши, как торможение демократизации экономики ради идеологических и даже политических соображений; то есть переход-возврат к более приближенным к социалистическим формам производства, неминуемо грозящий снижением экономической эффективности народного хозяйства, невозможен. Следовательно, рано или поздно Китай, как бы ни старался он оттянуть официальное признание этого факта, придет к чисто рыночной концепции экономики. Принцип наивысшей экономической целесообразности, из нее вытекающий, грозит такой безработицей, (в будущем с повышением производительности труда она может принять вообще трудновообразимые размеры), а за нею и таким падением среднего уровня жизни в КНР, что с учетом численности населения этой страны последствия при таком ходе событий могут быть не просто катастрофическими, но и гибельными для всей планеты. Всемирная продовольственная, ресурсно-сырьевая проблема, которая абсолютно неизбежно проявится уже через 50-100 лет на экономике всех стран, только увеличивает вероятность такого развития событий. То же самое произойдет и если Китай официально заявит о переходе к рыночной концепции экономики. Возможная помощь и инвестиции зарубежных промышленных компаний могут быть нивеллированы неизбежным политическим кризисом в "переходный период". Все вопросы, конечно, начинаются со слова "насколько". Насколько подготовленным окажется китайское общество к отказу от социалистической концепции развития? Насколько будет подготовлен амортизационный механизм для борьбы с негативными последствиями перехода к рыночной концепции? Насколько быстро пройдет подвергшаяся психологическому кризису часть китайского общества этот "период адаптации"? Насколько действенна и велика будет поддержка Китая мировым экономическим сообществом? Насколько велик будет накопленный Китаем экономический потенциал и насколько долго будет он способен поддерживать необходимые темпы экономического роста? От всех этих "насколько" и зависит судьба далеко не только одного Китая.
Реформа системы управления промышленностью
В любом государстве, имеющем свою промышленность, существуют два уровня управления ею: управление производством на уровне предприятий и на уровне руководства всем национальным промышленным производством. Изменение степени влияния второго уровня управления на первый - это и есть реформа системы управления промышленностью. Степень этого влияния определяется многими факторами - специализацией национальной промышленности, формой ее участия в международном разделении труда, господствующей идеологией (приближенность к демократической концепции развития обуславливает вместе с более широким использованием рыночных механизмов и большую свободу управления хозяйственной деятельности предприятий), чисто временными условиями, в которых может находиться государство, и которые могут временами также серьезно влиять на степень централизованности системы управления промышленностью. Эти, а также некоторые другие факторы могут быть равноправными в формировании системы управления промышленностью, но какой-то или какие-то факторы могут иметь и приоритетное значение.
В Китае система управления промышленностью, необходимость реформации которой возникла на рубеже 70х-80х годов, в основном сложилась в начале 50х годов и имела своим прототипом соответствующую советскую систему. Кроме таких недостатков как чрезмерная централизация управления, слияние хозяйственных и административных функций у руководства производства, частая несогласованность подходов ко многим вопросам территориального и ведомственного руководств, ее реформа была вызвана и приходом существовавших принципов управления промышленностью в полное несоответствие с уровнем производственных отношений на селе и нуждами аграрной реформы, которое проявилось уже в первой половине 80х годов.
После III Пленума ЦК КПК 11-го созыва начался большой эксперимент в государственном масштабе по проверке жизнеспособности и эффективности новых методов управления промышленностью по принятым Госсоветом КНР годом позже - в июле 1979 года - пяти документам (Временные положения о расширении хозяйственной самостоятельности государственных промышленных предприятий, Положение о делении прибылей на государственных предприятиях, Временные положения на введение налога на основные фонды на государственных промышленных предприятиях, Положения относительно нормы амортизации на государственных промышленных предприятиях и усовершенствования методов использования амортизационных средств, Временные положения о кредитовании оборотных средств на государственных промышленных предприятиях). Для этого эксперимента каждое ведомство и административно-территориальная единица обязаны были выделить определенное число "подопытных" предприятий. Несмотря на не слишком охотное выполнение этого решения местными властями, к августу 1980 года число участвующих в эксперименте предприятий возросло до более чем 6000, что составило около 16 процентов общего количества государственных промышленных предприятий и соответственно 60 и 70 процентов в стоимости валовой продукции и промышленной прибыли. Как видите, даже отношения между последними двумя показателями и первым уже позволяют, хотя и обобщенно заметить степень эффективности новых форм хозяйственного управления. Для стимулирования реформы на этих предприятиях и для вовлечения в нее новых промышленных единиц госсектора в одобренном в сентябре 1980 года Госсоветом КНР докладе Государственного экономического комитета "О положении и перспективах в области расширения хозяйственной самостоятельности предприятий" указывалось на допустимость использования различных форм деления прибыли между госбюджетом и различными фондами предприятий. С 1981 года эти права были значительно расширены также в сферах внутрикадровой политики, финансовой деятельности, самообеспечения материальными ресурсами, модернизации производственного процесса, закупки исходного сырья и сбыта продукции. Характерно, что уже тогда созданная весьма основательная научно-исследовательская база позволяла вести этот грандиозный эксперимент дальше параллельно с изучением результатов действия уже опробованных механизмов и полномасштабным внедрением в национальную промышленность тех из них, которые доказали свою дееспособность и эффективность. Завершилась эта практическая проверка новых методов хозяйственного управления в промышленности к концу 1983 года экспериментами по расширению прав на увеличение спектра выпускаемой продукции, на либерализацию использования формируемых из доли прибыли фондов предприятий, права на распоряжение частью валютной выручки.
Большинство этих отдельных проверок и весь эксперимент в целом заняли период с 1979 по 1983 годы и дали положительный результат. Эти выводы были сделаны после подведения Госсоветом КНР итогов эксперимента в изданных им в мае 1984 года Временных положениях о дальнейшем расширении хозяйственной самостоятельности государственных предприятий. Согласно этим положениям к уже ранее полученным, государственные предприятия наделялись широким спектром дополнительных прав, в том числе на планирование производства, реализацию продукции, установление цен на выпускаемую продукцию, на выбор поставщика материальных ресурсов, на использование собственных фондов, на распоряжение своим имуществом, на организационные перестройки, на управление рабочей силой, на начисление заработной платы и премий, на кооперацию с другими предприятиями.
В сентябре руководством страны был сделан вывод о котором мы уже говорили во второй главе - вывод о том, что оживление деятельности предприятий, в особенности крупных и средних предприятий общенародной собственности (предприятий Госсектора), является центральным звеном всей хозяйственной реформы с упором на города.
В результате проведения этих экспериментов и закрепления их результатов была создана благоприятная почва для создания в промышленности вслед за сельским хозяйством многообразной системы экономической ответственности. Вернее, к середине 80-х годов речь шла уже о совершенствовании этой системы, так как в октябре 1982 года 80 процентов крупных и средних промышленных предприятий функционировали в рамках той или иной ее формы. Широкое распространение получила система производственной ответственности, впервые созданная на пекинском металлургическом комбинате "Шоуду", получившая название "гарантия, обязательство, проверка". Она содержала в своей основе принцип приоритета договорно-контрактных отношений между предприятием и вышестоящей организацией и между предприятиями. Пункт "проверка" предусматривал систему жесткого контроля за выполнением договоров и соответствующую систему административно-финансовых санкций.
В некоторых других формах системы производственной ответственности в промышленности упор делался на конкретизацию требований к каждому технологическому звену, специализированной бригаде и отдельному работнику. Соответствие выполняемой работы этим требованиям более тесным образом увязывалось с механизмом начисления заработной платы и премий.
Параллельно с этим возникла необходимость в смене системы управления на средних и крупных промышленных предприятиях Госсектора, раньше сочетавшую в себе директорскую ответственность и производственную деятельность партийных ячеек. На каком-то этапе оправдывавшая свое существование, эта система к середине 80-х годов себя полностью изжила, и партийная часть руководства предприятиями была упразднена. Если честно, то позавидовать участи китайских директоров заводов и фабрик я бы не осмелился, особенно с учетом кампании на повышение роли собраний рабочих и служащих, профсоюзов и собраний трудовых коллективов в деле управления хозяйственной деятельностью своих предприятий.
Эксперименты по свободному использованию собственных фондов начались в Китае с 1979 года и явились частью реформы распределения доходов государственных промышленных предприятий. Другими ее составляющими стали в том числе:
1) Переход 5 процентов фонда заработной платы в собственные фонды предприятия после выполнения им госплана по объему производства, качеству продукции, прибыли и договорным обязательствам;
2) В разных отраслях были установлены отчисления от прибыли 5, 10 и 15 процентов. Свободное использование формируемых из этих отчислений фондов предоставлялось предприятию в рамках развития производства, удовлетворения социальных нужд и премиальных выплат;
3) Эксперимент, включающий в себя множество других частных опытов, по делению прибыли: а) Дифференцированное отчисление от прибыли в Госбюджет; б) Деление сверхплановой прибыли; в) Деление всей прибыли; г) Фиксированный объем отчисления прибылей; д) Прогрессивный объем отчислений прибыли; е) Твердые пропорции деления прибылей и другое.
Однако, можно сказать, что несмотря на то, что все эти эксперименты имели в тот период определенный экономический эффект, весь эксперимент в целом стал преходящим явлением. Гораздо более действенным и полезным во многих отношениях стали создание, совершенствование и использование налогов на предприятия. Первый этап налогообложения не претерпел никаких законодательных изменений и функционировал по прежней схеме: после сдачи плановой прибыли оставшаяся ее часть облагалась подоходным налогом. Даже простое упорядочение этого важного механизма дало сразу несколько положительных эффектов: во-первых, для хозяйственников значительно усложнилась процедура припрятывания в различных собственных фондах подлежащей возврату государству прибыли. Для рентабельных предприятий переход от многообразных и запутанных способов деления прибыли к четкому налоговому механизму означал примерно то же, что и для крестьян полный подворный подряд.
Второй этап налогообложения заключался в разделении торгово-промышленного налога на налоги на добавленную стоимость, на продукцию, соляной и промысловый налоги. В рамках этого же этапа были видоизменены подоходный и регулирующий налоги. Вводились новые налоги: на ресурсы, на городское строительство, на постройки, на пользование землей и транспортными средствами.
Как уже отмечалось во второй главе, китайским руководством примерно с середины 1984 года началось активное поощрение создания и совершенствования новых производственных промышленных объединений. Ясно, что это было невозможно без реформы системы управления промышленными предприятиями, которая имела по отношению к этим нововведениям переходный характер. Наиболее ключевыми ее моментами в этом ракурсе были такие преобразования, как передача большой части полномочий управленческого аппарата производственным звеньям, сокращение за счет этого самого управленческого аппарата. Более подробно о ней я уже говорил выше.
В августе 1984 года решением постоянного комитета Госсовета КНР по инициативе министерства Машиностроения данное министерство передало все промышленные предприятия, подчиненные министерству и его региональным представительствам в управление местным органам власти. Гораздо больший реформаторский настрой местных руководителей по сравнению с большинством директорского корпуса крупных и средних промышленных предприятий обусловил в совокупности с этим событием значительный рост темпов создания металлургических компаний, а сначала 90-х годов и концернов внутри отрасли.
Термин "промышленная компания типа предприятия" или "трест" был узаконен еще летом 1979 года. Во "Временных положениях о системе управления общегосударственными специализированными компаниями", принятых в марте 1982 года были определены положения о непринадлежности этих компаний Госсовету КНР, об их подчинении соответствующим по профилю деятельности ведомствам, об определении их статуса по конкретному назначению и сфере охвата производства, о рамках хозяйственной самостоятельности и о перспективах перехода на полный хозрасчет.
Создание производственных компаний дало сильный толчок расширению кооперации между предприятиями.
За период с 1984 по 1990 годы Госсовет КНР принял целый комплекс мер, общее назначение которых можно определить, как усилия по превращению национального промышленного потенциала, состоящего из производственных мощностей отдельных предприятий, в единый производственный механизм с максимальной эффективностью использования хозрасчетных внутрихозяйственных связей. Как и из сельского хозяйства к середине 80-х годов, так и из национальной промышленности к началу 90-х годов китайским реформаторам удалось создать единый, цельный и отлаженный механизм с чрезвычайно сложной, по причинам смешения рыночных и социалистических принципов функционирования и масштаба кооперирования, структурой, что и позволяет некоторым западным специалистам говорить о невообразимой сложности и нелогичности основных секторов китайской экономики и с пессимизмом отзываться о долговечности этой модели. По моему мнению, здесь есть доля истины. Но все мое мнение было бы в этой главе не к месту. Его я привел в заключительной части и в главе, посвященной аграрной реформе (см. стр. 19-20).
Реформа финансовой системы
Реформа финансовой системы была проведена в Китае к середине 80х годов. Чтобы иметь наглядное представление о ее результатах, можно буквально двумя фразами охарактеризовать сначала прежнюю китайскую финансовую систему и затем - ныне существующую. Общее - главным каналом накопления и распределения финансовых средств является госбюджет, главным их источником является чистая прибыль предприятий (в последние году постепенно повышается роль внешней торговли). Но сама система управления финансами после ее реформы приобрела кроме существовавшего госбюджетного инструмента еще один механизм - хозяйственную деятельность предприятий.
Большинство китайских ученых выделяют три периода финансовой реформы в КНР с 1976 по 1985 годы.
Первые три года были экспериментально-подготовительным этапом китайской финансовой реформы. В этот период проверялись на практике различные формы финансовых взаимоотношений. Основными формами были:
а) Формула первой системы финансовых взаимоотношений с городами центрального подчинения, провинций и автономных районов была следующей: "Фиксирование соотношения между доходами и расходами, деление их общей суммы". То есть при наличии хозяйственной прибыли часть ее оставлялась району, в убыточных местах или в убыточные для конкретного района годы часть убытков возмещалась из Госбюджета.
б) При второй форме - "деление прироста доходов, увязка доходов с расходами" - внимание на положительный или отрицательный баланс не обращали. Сравнивали прирост доходов (+ или -) относительно предыдущего года и затем подтягивали доходы к расходам за счет или в пользу центрального бюджета. При этой системе хозяйственные стимулы для регионов были ниже, чем в первом случае.
в) Третья форма была довольно оригинальной. Она была применена в качестве эксперимента в 1977 году в провинции Цзянсу. Основывалась она на установке твердых отчислений в бюджет, определявшихся по исторически сложившейся доли расходов в доходах района. Полное название этой системы - "увязка доходов с расходами, деление общей суммы, нормативный коэффициент, действующий в течение нескольких лет". Эта форма нашла свое дальнейшее применение во взаиморасчетах государства с изолированными в хозяйственном и культурном плане высокогороными районами страны.
Второй этап ознаменовался выработкой по большому счету лишь одной оправдавшей надежды формы финансовых взаимоотношений между центром и периферией. Это была так называемая система "ступенчатой ответственности с отделением доходов от расходов". Временные положения о ней были опубликованы Госсоветом КНР в феврале 1980 года. Сферы местного и центрального бюджета на местах четко разграничивались по принципу хозяйственного подчинения предприятий. Отчисления в центральный бюджет, пропорции деления прибыли между центральным и местными бюджетами, величина промышленных дотаций оставались неизменными в течение 5 лет. Кроме того, что повышалась стабильность центрального бюджета за счет отказа от внеплановых дотаций, так как система фактически вводила их лимит, идея такой формы финансовых взаиморасчетов упала еще и на благодатную почву активизировавшегося вскоре процесса перехода предприятий на полную производственную ответственность. Дело в том, что устанавливались рамки доходов и расходов, за нарушение которых отвечали сами регионы своими же интересами. Принявшие эту форму финансовых отчислений в Госбюджет регионы в большинстве своем вскоре трансформировали многие положения этой системы на уровень своих взаимоотношений с предприятиями, значительно повысив тем самым их хозяйственную заинтересованность и финансовую самостоятельность.
Эта система успешно просуществовала до 1984 года, когда все отчисления от прибыли были заменены единым налоговым механизмом. Собственно это уже рассматривалось в предыдущей главе, но, поскольку это же самое является и третьим этапом финансовой реформы в КНР, то несколько слов необходимо сказать и здесь. В принципе к этому этапу китайские плановики шли аж с 1978 года, когда вместе с формированием собственных фондов из доли прибыли возникла необходимость определения принципов распределения этой прибыли между предприятиями, местными и центральным бюджетами. Многие выработанные с того времени варианты этого деления и легли потом в основу налогового законодательства.
Но первый подэтап третьего этапа финансовой реформы снова стал переходным. На нем изобретательными китайцами было применено сочетание деления прибыли и налога. То есть, наоборот, сначала прибыль подвергалась налогообложению по зафиксированному в налоговом законодательстве твердому механизму, а оставшаяся прибыль подвергалась снова той или иной форме ее деления между Центральным бюджетом, местным бюджетом и предприятием. Очевидно, само китайское руководство не было уверено в целесообразности такого положения поскольку, во-первых, решилось распространить ее только на крупные рентабельные предприятия, а, во-вторых, уже через год налоговая политика КНР перешла ко второму этапу - полной отмене деления прибыли, из-за чего пришлось ввести вместо твердых (процентных) налогов дифференцированные или с плавающими нормативами.
В качестве заключения могу добавить даже с некоторой точки зрения курьезный факт. Упорно "сопротивлявшаяся" своей отмене в нижних уровнях китайской экономики, система деления прибылей закончила свое существование в высших ее эшелонах. В ушедших на "подчистку шероховатостей" налогового законодательства 1985 и 1986 годах она активно использовалась для систематизации принятых в разное время отдельных законов о налогах на прибыль. В основном, правда, это делалось уже с помощью простого деления всей суммы прибыли с целью постепенного фиксирования плавающих и дифференцированных налоговых нормативов.
Заключение
Итак, я перехожу к заключительным выводам в своей работе и делаю это несколько раньше, чем сам ожидал. Но дело в том, что тема, за которую я попытался взяться в задуманном мною первоначально виде явно не для одного реферата и даже книги, если освещать ее как следует. Об этом наталкивает на мысль и сам реферат, который по моей оценке больше подходит под жанр очерка.
И все-таки, несмотря на то, что такие важные составляющие китайской реформы социально-экономической структуры, как реформы ценообразования, городской экономики, планового управления, денежного обращения, торговли, управления капитальным строительством, строительством, управления трудом и заработной платой и другие были затронуты неполно или не затронуты вообще, необходимо сделать некоторые выводы о результатах и дальнейших перспективах китайских экономических реформ.
По неопытности так получилось, что начало этой части работы оказалось выполненным раньше в самом конце главы III. Все, что будет сказано дальше, можно считать продолжением того отрывка.
Да, Китай сумел обеспечить пока что продовольствием и одеждой свое стремительно растущее, крупнейшее в мире население; со своей дешевой продукцией легкой и радиотехнической промышленности он вышел на мировой рынок и продолжает укреплять на нем свои позиции, хотя внешнеторговое сальдо остается пока отрицательным; да, Китай - единственная страна социалистического лагеря, который смог добиться таких экономических достижений без ломки идеологии. Одновременно он же, вероятно и самый продвинувшийся вперед из их числа по освоенности рыночных методов хозяйствования. . .
Не буду перечислять все то, в чем Китай поистине уникален с экономической точки зрения. С одной стороны это неблагодарное и бесконечное занятие, а с другой - не стоит говорить о многих результатах реформы, последствия которых еще не ясны. Повторюсь, что возможно даже при заранее известном идеальном способе проведения экономической реформы в КНР с условием неостановления нынешних темпов роста населения, она просто не будет иметь смысла.
Крайне опасной считаю я и прежнюю изолированность Китая от Мирового Сообщества. Позиции, завоеванные с помощью демпинговых цен на низкокачественный ширпотреб, не являются гарантией получения крупномасштабной помощи от ведущих промышленных держав в случае крайней необходимости.
Многие проводят аналогии между развитием и его перспективами для Украины и Китая. Я бы этого делать не стал. Кроме того, что последние 5-8 лет развели нас по слишком разным для подражания друг другу плацдармам, я в принципе отвергаю возможность успешного применения восточных моделей экономического развития в западном обществе и наоборот. По-моему, надо родиться китайцем, чтобы быть способным трудиться от зари до зари (уже это не по нам) и не пытаться понять и как-то отреагировать на строй, структуру и идеологию общества, в котором ты живешь. Кроме менталитета есть и чисто экономические несовместимости наших положений - различная степень обеспеченности рабочей силой, различная специализация в международном разделении труда, различные климатические условия и многое другое.
Что можно сказать о самих китайских реформах в целом? Коротко, это действительно кнут и пряник. Пряник - постоянное расширение прав в сфере ведения хозяйственной деятельности, приветствование привлечения новых технологий, а с другой стороны - неусыпный государственный контроль далеко не только в идеологической сфере. Редко где еще встретишь такое количество предпринимателей, торговцев, мелких и средних частных производителей, настолько спокойно мирящихся с государственной политикой весьма жесткого ограничения поляризации доходов, способной создать со временем могучий частно-монополистический сектор экономики и взорвать идеологический каркас существующей в КНР социально-экономической системы.
Литература
1. "Реформа хозяйственной системы в КНР" (перевод статей с китайского языка)- Москва, 1989г;
2. "Красные иероглифы" В. Я. Романюк - ИПЛ, 1989г;
3. "Экономическая реформа в КНР" У. Цзинлянь - Москва, "НАУКА", 1989г;
4. "40 лет КНР" (Справочник) под редакцией М. Л. Титаренко - "НАУКА", 1989г.