Петр I и его сподвижники

Оглавление

1.Пётр Великий и компания "друзей".

2.Птенцы гнезда Петрова.

2.1.Александр Данилович Меньшиков.

2.2.Борис Петрович Шереметьев.

2.3.Пётр Андреевич Толстой.

2.4.Алексей Васильевич Макаров.

3.Яркие индивидуальности, составлявшие единую команду.

Пётр Великий и компания "друзей".

В истории России вряд ли сыщется время, равное по своему значе­нию преобразованиям петровой четверти XVIII века. За многовековую историю существования Российского государства было проведено не мало реформ. О том, что дали России петровские преобразования, со всей определенностью сказало время. Известный историк и публицист М.М.Щербатов считал, что путь, пройденный страной при Петре, без него пришлось бы преодолевать два столетия. Карамзин в начале XIX века полагал, что на это потребовалось бы шесть столетимй. Ни Щер­ба­тов, ни Крамзин отнюдь не питали симпатий к царю-преобразовате­лю, но жаже они должныт были признать гигантский скачок России в годы петровских реформ. Преобразования петра обеспечили нашей стране новое качественное состояние: во-первых, значительно сокра­тилось от­ставание экономической и культурной жизни России от эконо­мической и культурной жизни передовы стран Европы; во-вторых, Рос­сия в могуще­ственную державу с современной сухопутной армией и могучим Балтий­ским флотом; возросшая военная мощь позволила России в ходе Се­верной войны сокрушить шведскую армию и флот и утвердиться на бе­регах Балтики; в-третьих, россия вошла в число ве­ликих держав, и от­ныне ни один вопрос межгосударственных отноше­ний в Европе не ре­шался без ее участия. Особенность преобразова­ний состоит в том, что­они носили всеобъемлющий характер. Степень проникновения нов­шеств в толщу старомосковского уклада жизни была различной. В одних случаях, как, например, в быту, преобразования коснулись узкого слоя общества, оказав влияеие, прежде всего на его "верхи". Множество по­колений крестьян и после реформыне расстава­лись ни с бородой, ни с сермяжным зипуном, а башмаки окончательно вытеснили лапти только в советское время. Но в области строительст­ва вооруженных сил, струк­туры государственного аппарата, внешней политики, промышленного развития, архитектуры, живописи, распо­странения научных знаний, гра­достроительства новшества были столь глубокими и устойчивыми, что позволили иным историкам и публици­стам середины прошлого века возвести петровские преобразования в ранг "революции", а самого Петра считать первым в России "револю­ционером", причемне ординар­ным, а "революционером" на троне. Петр был очень не ординарным че­ловеком. Прежде всего, поражает разносторонность его дарований: он был незаурядным полководцем и дипломатом, флотоводцем и закона­дателем, его можно было встре­тить и с топором и пером в руках, выре­зывающим новый шрифт и си­дящим за чертежом нового корабля, озабо­ченным постигшей неудачей и ликующим по поводу одержанной побе­ды, за изучением какой-либо диковинной машины и размышляющим над устройством правительст­венного механизма обширного государства. Однако Петр великий был не только дельцом, но и мыслителем. Его жизнь так сложилась, что давала ему мало досуга заранее и неторопли­во обдумывать план дей­ствий, а темперамент мало внушал и охоты к тому. Спешность дел, неуменье, а иногда и невозможность выжидать, подвижность ума, не­обычайно быстрая наблюдательность - все это приучило Петра заду­мывать без раздумья, без колебания решаться, обдумывать дело среди самого дела и, чутко угадывая требования ми­нуты, на ходу со­ображать средства исполнения. В деятельности Петра все эти мо­менты, так отчетливо различаемые досужим размышлением и как бы рассыпающиеся при раздумьи, шли дружно вместе, точно вырас­тая один из другого, с органически-жизненной неразделимостью и по­следо­вательностью. Петр является перед наблюдателем в вечном пото­ке разнообразных дел, в деловом постоянном общении с множеством лю­дей, среди непрерывной смены впечатлений и предприятий; всего труднее вообразить его наедине с самим собою, в уединенном каби­нете, а не в людной и шумной мастерской.

Это не значит, что у Петра не было тех общих руководящих поня­тий, из которых составляется образ мыслей человека; только у Петра этот образ мыслей выражался несколько по-своему, не как подробно обдуманный план действий или запас готовых ответов на всевозмож­ные запросы жизни, а являлся случайной импровизацией, мгновенной вспышкой постоянно возбужденной мысли, ежеминутно готовой отве­чать на всякий запрос жизни при первой с ним встрече. Мысль его вы­рабатывалась на мелких подробностях, текущих вопросах практической деятельности, мастеровой, военной, правительственной. Он не имел ни досуга, ни привычки к систематическому размышлению об отвлечен­ных предметах, а воспитание не развилов нем и наклонности к этому. Но ко­гда среди текущих дел ему встречался такой предмет, он своей прямой и здоровой мыслью составлял о нем суждение так же легко и просто, как его зоркий глаз схватывал структуру и назначение впервые встреченной машины. Но у него всегда были наготове две основы его образа мыслей и действий, прочно заложенные еще в ранние годы под неуловимыми для нас влияниями: это - неослабное чувство долга и вечно напряжен­ная мысль об общем благе отечества, в служении ко­торому и состоит этот долг. На этих основах держался и его взгляд на свою царскую власть, совсем непривычный древнерусскому обществу, но бывший начальным, исходным моментом его деятельности и вместе основным ее регулятором. В этом отношении древнерусское политиче­ское созна­ние испытывало в лице Петра Великого крутой перелом, ре­шительный кризис.

В его деятельности впервые ярко проявились народно-воспита­тельные свойства власти, едва заметно мерцавшие и часто совсем по­га­савшие в его предшественниках. Петру удалось перевернуть в себе по­литическое сознание московского государя изнанкой на лицо; только он в составе верховной власти всего яснее понял и особенно живо по­чувст­вовал "долженства", обязанности царя, которые сводятся, по его сло­вам, к "двум необходимым делам правления": к распорядку, внутреннему благоустройству, и обороне, внешней безо­пасности государства. В этом и состоит благо отечества, общее благо родной земли, русского народа или государства - понятия, которые Петр едвали не первый у нас усвоил и выражал со всей ясностью пер­вичных, простейших основ общественного порядка. Самодержавие - средство для достижения этих целей. Нигде и никогда не покидала Петра мысль об отечестве; в радостные и скорбные минуты она обод­ряла его и на­правляла его действия, и о свойе обязанности служить отечеству, чем только можно, он говорил просто, без пафоса, как о деле серьезном, но единственным и необходимом. Жить для пользы и славы государства и отечества, не жалеть здоровья и самой жизни для общего блага - такое сочетание понятий было не вполне ясно дляы обычного сознания древ­нерусского человека и мало привычно для его обиходной житейской практики. В минуты всенародного бедствия, когда опасность грозила всем и каждому, он понимал обязанность и мог чувствовать в себе го­товность умереть за отечество, потому что, защищая всех, он защищал самого себя, как каждый из всех, защищая себя, защищал и его. Он по­нимал общее благо как частный интерес каждого, а не как общий инте­рес, которому должно жертвовать частным интересом каж­дого. АПетр именно и не понимал частного интереса, не совпадающего с общим, не понимал возможности замкнуться в кругу частных, домаш­них дел. Вот это трудное для древнерусского ума понятие об общем благе и усили­вался выяснить ему своим примеро, своим взглядом на власть и ее от­ношение к народу и государству Петр Великий.

Этот взгляд служил общей основой законадательства Петра и выра­жался всенародно в указах и уставах как руководящее правило его дея­тельности. Но особенно любил Петр высказывать свои взгляды и руко­водящие идеи в откровенной беседе с приближенными, в компании своих "друзей", как он называл их. Ближайшие исполнители должны были знать прежде и лучше других, скаким распорядителем имеют дело, и чего он от них ждет и требует. Стоит заметить, что многие, вы­сказываясь об эпохе Петра Великого, говорят только о самом Петре, вроде, как только он проводил эти реформы, что он в одиночестве тя­нул воз преобразований в гору, в то время как "миллионы" тянули его под гору. В действительности у Петра было множество помошников, подви­завшихся на военном, дипломатическом, административном и культур­ном поприщах. Как и всякая знаминательная эпоха, время пре­образова­ний выдвинуло немало выдающихся деятелей, каждый из ко­торых внес свой вклад в укрепление могущества России. Называя их имена, следует понить о двух обстоятельствах: об исключительном даре Петра угады­вать таланты и умело их использовать и о превлече­нии им помошников из самой разнородной среды. Среди сподвижников Петра Великог по­мимо русских можно встретиь голландцев, литовцев, сербов, греков, шотландцев. В "команде" царя находились представители древ­нейших аристократических фамилий и рядовые дворяне, а также вы­ходцы из "низов" общества: посадские и бывшие крепостные. Царь дол­гое время при отборе помошников руководствовался рационалистиче­скими крите­риями, нередко игнорируя социальную или национальную принадлеж­ность лица, которого он приближал к себе и которому давал ответствен­ные поручения. Основаниями для продвижения по службе и успехов в карьере являлись не "порода", не происхождение, а знания, навыки спо­собности чиновника или офицера.

Нет надобности доказывать, что в рамках самодержавной политиче­ской системы огромное значение имела личность самого монарха, его взгляды, определявшие, в конечном счете, выбор лиц, приближаемых к трону. Монарх ограниченных способносте выбирал и соратников серых и бесцветных. Чтобы быть замеченным и обласканным Петром, надле­жа­ло соответствовать взыскательным требованиям царя-рационалиста. Одна из граней дарования Петра великого состояла в умении угадывать таланты, выбирать соратников. Можно назвать десятки ярких индивиду­альностей, раскрывших свои способности в самых разнообразных сфе­рах деятельности. Но Петр умел не только угадывать таланты, но и ис­пользовать их на поприще, где они могли оказаться наиболее полезны­ми. Несколько тому примеров. Под Полтавой под рукой царя находился весь цвет командного состава русской армии: фельдмаршал Б.П.Шереметьев, генералы А.И.Репнин, Я.В.Брюс, А.Д.Меньшиков. Петр послал преследоват бежавшего с поля боя противника А.Д.Меньшикова и, как дальше мы убедимся, не ошибся в своих расчетах - только Мень­шиков, и никто иной, обладал такими свойствами характера и дарова­ния, которые могли обеспечить успех операции у Переволочны.

При крайне опасном положении русской армии на реке Прут Петр от­правил вести переговоры с османами не кого-либо из окружения, напри­мер того же канцлера Г.И.Головкина, а вице-канцлера П.П.Шафирова, человека столь же настырного, как и гибкого, умевшего быть грозным и неумолимым и источать столько любезностей и комплиментов, что со­вершенно обескураживал собеседника. Искусство Шафирова-дипло­мата оказалось весьма полезным, ибо перемирие, заключенное им на Пруте, предусматривало условия, самые легкие из мыслимых. Не мение удач­ным было назначение Б.П.Шереметьева командиром карательного от­ряда, направленного на подавление мятежных астраханцев, или на­зна­чение в состав делегации дла переговоров со шведами А.И.Остермана. Этот коварный и вкрадчивый человек, умевший быстро завоевывать до­верие и переходить на конфиденциальный тон, хотя официально и не занимал руководящей должности в делегации, но иг­рал решающую роль в переговорах со шведами и на Аландском и Ни­штадтском конгрессах. В выборе соратников Петр ошибался редко, но ошибки все же случались, как, например, в его недооценке хитрости Мазепы. Но мы знаем и друго­го Петра - человека жестокого и деспотич­ного, низводившего соратника до роли послушного исполнителя своей воли. Едва ли не самым вырази­тельным примером могут служить взаимоотношения петра и его фельд­маршала Б.П.Шереметьева. Царь никогда не возлагал на себя роль главнокомандующего армией или флотом. Такую должность наминально выражали на суше Б.П.Шереметьев, а на море - Ф.М.Апраксин. Фактиче­ски армией и флотом командовал Петр. Подобно тому, как в Адмирал­тействе, по свидетельству современников, не вбивался ни один гвоздь без повеления царя, так в армии и на флоте без его ведома, не прини­малось ни одного более или мение важного решения. Где бы ни нахо­дился Петр - на самом театре военных действий, вблизи его или за мно­гие сотни верст, именно петр, а не Шереметьев руководил перемещени­ем войск, их формированием, определял своевременность или несвое­временность сражения. В адрес фельдмаршала сыпались понукания, уг­розы, распоряжения, включавшие даже мелочи боевой жизни. Шере­метьев был настолько преучен к такого рода царским повелениям, что, оказавшись без них, пребывал вполной растеренности. Именно в таком положении оказался Борис Петрович, когда Петр, сразу же после прут­ского похода, отправился заграницу - в Карлсбад на лечение и в Торгау на свадьбу своего сына Алексея. Связь с царем затруднена, и Шере­метьев плакался Ф.М.Апраксину: ранее, писал фельдмаршал, было "не так мне прискорбно и несносно, как сие мое дело, за отлучением его са­модержавства в такую дальность, також что вскорости не могу получить указ, а к тому отягощен положением на мой рассудок, что трудно де­лать". Своим "рассудком" Борис Петрович отвык пользоваться. Посочув­ствовал Шереметьев и Апраксину: "Мню себе, что и вы в такой тягости и печали застаешь". Не смотря на этот факт, Петр собрал вокруг себя ком­панию очень даровитых соратников, которые были весьма талнтливы в своем деле. То была столь памятная компания сотрудников, которых по­добрал себе преобразователь, - довольно пестрое общество, в состав которого входили, как упоминалось выше, люди различного происхожде­ния. Среди них можно найти и очень умных и самых обыкновенных, но все они были преданные и исполнительные.

Многие из них, даже большинство и притом самые видные и заслу­женные дельцы, были многолетние и ближайшие сотрудники Петра: князь Ф.Ю.Ромадоновский, Князь М.М.Голицын, Т.Стрешнев, А.В.Макаров, князь Я.Ф.Долгорукий, князь А.Д.Меньшиков, графы Голо­вины, Шереметьев, П.Толстой, Брюс, Апраксин. Сним они начали свое дело; они шли за ним до последних лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя. Другие, как граф Ягужин­ский, барон Шафиров, барон Остерман, волынский, Татищев, Неплюев, миних, постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбыв­ших князя Б.Голицина, графа Ф.А.Головина, Шеина, Лефорта, Гордона. Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхо­ждения, и они сожлись к нему с разных сторон и из всевозможных со­стояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-по­лицмейстер новой столицы Девиер, кто пас свинейв Литве, как расска­зывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто был си­дельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернотор, изобретатель гербовой бу­маги, Курбатов, кто, как Остерман был сын вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меньшиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати. Не легко было сладить столь разнахарактерный набор в дружную компанию для общей деятельности. Петру досталась трудная задача не только подыскивать годных людей для исполнения своих предприятий, но воспитывать са­мих исполнителей. Неплюев впоследствии говорил Екатерине II:"Мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду". Но в этой суровой школе применялись не одни только суровые воспитательные приемы. Посредством раннего и прямого общения Петр приобрел большое умение распозновать людей даже по одной наружности, редко ошибался в выборе, верно угадывал, кто на что годен. Но, за исключе­нием иностранцев, да и то не всех, люди, подобранные им для своего дела, не становились на указанные им места готовыми дельцами. Это был добротный, но сырой материал, нуждавшийся в тщательной обра­ботке. Подобно своему вождю, они учились на ходу, среди самого дела. Им нужно было все показать, растолковать наглядным опытом, собст­венным примером, за всяким присмотреть, каждого проверить, иного ободрить, другому дать хорошую острастку, чтобы не дремал, а смотрел в оба. Притом Петру нужно было приручить их к себе, стать к ним в про­стые и прямые отношения, чтобы личной к ним близостью вовлеч в эти отношения их нравственное чувство, по крайней мере, чувство некото­рой стыдливости, хотя бы только перед ним одним, и таким образом по­лучить возможность действовать не только на ощущение официального страха должностного холопа, но и на совесть как не лишнюю подпорку гражданского долга или по краеней мере общественного прилиичия. В этом отношении, что касается долга и приличия, большинство русских сотрудников Петра вышло из старого русского быта с большими недоче­тами, которые ярко проявились в злоупотреблениях по службе. Петр жестоко и безуспешно боролся с этой язвой. Он ожесточался, видя, как вокруг него играют в закон, по его выражению, словно в карты, и совсех сторон подкапываются "под фортецию правды". Есть известие, что од­нажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросове­стностью, он хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно для покупки веревки. Тогда блюститель закона 'око государево", генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: "Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг, без поддан­ных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого'. Человек снисходительный, доброжелательный и доверчивый, Петр в такой среде стал проникаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать, что их можно обуздать только "жесточью". Он не раз повторял Давидово слово, что всякчеловек ложь, приговаривая: "Правды в людях мало, а коварства много. "Петр всеми возможными мерами пытался очистить столь испорченную атмосферу. Были у него и суровые законы, царская дубинка, которой он не раз бивал своих упрямэх сподвижников. Однако он высоко ценил талант и заслугу и много грехов прощал даровитым и заслуженным сотрудникам, но ни за какие таланты и заслуги не ослаб­лял он требований олга; напротив, чем выше ценил он дельца, тем взы­скательнее был к нему и тем доверчивее полагался на него, требуя не только точного исполнения своих распоряжений, но, где нужно, и дейст­вий на свой страх, по собственному соображениюи почину, строго пред­писывая, чтобы в донесениях ему отнюдь не было привычного "как изво­лишь". Воспитывая себе дельцов самым обхождением с ними, требова­ниями служебной дисциплины, собственным примером, наконец, уваже­нием к таланту и заслуге, петрхотел, чтобы его сотрудники ясно видели, во имя чего он требуетот них таких усилий, и хорошо понимали как его самого, так и дело, которой вели по его указаниям,- хотя бы только по­нимали, если уж не могли в душе сочувствовать ни ему самому, ни его делу. Вот на таких четырех, сочувствовавших Петру и его благому делу, мне хотелось заострить внимание. Это Александр Данилович Меньши­ков, Борис Птрович Шереметьев, Петр Андреевич Толстой, предок Л.Н.Толстого, и Алексей Васильевич Макаров. Каждого из них природа одарила неодинаковыми способностями, разными были и сферы их приложения. Но при всех различиях меры таланта и знаний у них были и общие черты. Все они тянулли лямку в одной упряжке, подчинялись од­ной суровой воле и поэтому должны были сдерживать свой темпера­мент, а порой и грубый, необузданный нрав. В портретных зарисовках каждого из них можно обнаружить черты характера, свойственные чело­веку переходной эпохи, когда влияние просвещения еще не сказались в полной мере. Именно поэтому в одном человеке спокойно уживались грубость и изысканная любезность, обаяние и надменность, под внеш­ним лоском скрывались варварство и жестокость. Другая общая черта - среди видных сподвижников царя не было лиц с убогим интеллектом, лишенных природного ума. Наконец, бросается в глаза общность их су­деб: карьера почти всех из них трагически оборвалась.

Птенцы гнезда Петрова.

Александр Данилович Меньшиков.

Меньшиков по происхождению, как утверждало большинство его со­временников, был родом из незнатной семьи. Путь Александра Данило­вича от пирожника до святейшего князя совершен на глазах у современ­ников, он отражён в источниках. Не говорится только о природе, когда Алексашка сменил порты и рубаху на мундир солдата потешной роты и денщика Петра. В 1697 году он значился среди волонтёров, отправив­шихся за границу для обучения кораблестроению. Меньшиков в те годы не расставался с Петром ни на минуту и везде следовал за царём. В это время влияние Алексашки на царя сильно возросло. Меньшиков обладал как раз теми качествами, которые царь в условиях надвигавшейся войны искал в своём фаворите: усердие сочетаемое с талантами, беспредель­ная преданность и умение угадывать помыслы царя, распорядитель­ность, опирающаяся на уверенность в том, что царь поступил бы в том или ином случае точно так же, как поступает он, Меньшиков. Иными сло­вами критерием "годности" фаворита стали его деловые качества. Под Нотебургом впервые проявились его военные дарования. Меньшиков, во время, приведя силы на подмогу, предопределил успех этого сражения. После этого Александр Данилович преуспел также и на посту админист­ратора, в качестве губернатора Шлиссенбурга.

Входя в курс дела, Меньшиков накапливал опыт администратора и военачальника. Уже в эти годы его письма к царю или распоряжения подчиненным отличались деловитостью и лаконичностью - в них ни од­ного лишнего слова. Опять напрашивается сравнение: фаворит усваи­вал и тон, и манеру писем Петра. Александр Данилович работал, не по­кладая рук, с полной самоотдачей. Не менее успешней он справлялся и с другими поручениями. Для создаваемого Балтийского флота требова­лось железо и корабельные пушки. Меньшиков организует поиск руд и закладывает два завода. Так царский слуга постепенно становиться со­ратником царя. На военном поприще Александр Данилович тоже быстро завоевал репутацию надёжного и энергичного исполнителя. В 1703 году он удачно руководил изгнанием неприятеля из земель по течению Невы. Укрепление острова Котлин и возведение Петропавловской крепости по­ручил Меньшикову, чем был весьма доволен. Царю нравилась распо­ря­дительность любимца не щадившего ни себя, ни других. В 1704 году под руководством Меньшикова была взята Нарва. В течение десяти лет, на­чиная с 1705 года, между Петром и Меньшиковым, судя по их перепис­ке, поддерживались самые теплые отношения, не возникало ни одного по­вода, чтобы омрачить их. В 1706 году австрийский император награ­дил царского фаворита дипломом князя Священной Римской империи. Быв­ший пирожник стал светлейшим князем. В этом же году Меньшиков был поставлен командовать союзными войсками в Саксонии. Тогда то он и одержал свою блистательную победу у Калиша, блеснув и полководче­скими дарованиями и личной отвагой. Излишняя доверчивость князя оказала ему плохую услугу. По своей наивности, неумению лгать, приня­тию лживых заверений собеседника за чистую монету Меньшиков отдал Августу II шведских племенных, которых король предатель передал Карлу XII из-за своей личной выгоды. От этой доверчивости Александр Данилович не раз ещё пострадал, но до конца дней своих он не смог преодолеть её. В следующие годы последовало изнурительное отступ­ление. Лишь 28 сентября 1708 года было предпринято сражение у Лес­ной, в котором под командованием Меньшикова и Петра был практиче­ски полностью уничтожен корпус Ливенгаупта, спешивший на соедине­ние с основными силами Карла XII. Этот разгром и последующее взятие Меньшиковым крепости Батурин, резиденции изменника Мазепы, были одной из составляющих успеха русских под Полтавой. Лишённый продо­вольствия и боеприпасов Карл XII вынужден был постоянно менять дис­локацию. Своими налётами русские войска "докучали" шведской армии. В некоторых из них участвовал и Меньшиков. Складу его характера и темпераменту вполне соответствовали такого рода внезапные нападе­ния, где можно было проявить личную отвагу, и находчивость, и способ­ность мгновенно ориентироваться в быстро менявшейся обстановке. В подготовке к полтавскому сражению Меньшиков сыграл решающую роль. В самой битве ему была отдана под командование вся кавалерия, кото­рая сыграла не последнюю роль в ходе сражения. После одержанной победы преследование отступавших шведов возглавил Меньшиков. Че­рез три дня драгуны Александра Даниловича нагнали противника у Пе­револогны, где пленили 16275 человек.

Случившееся у Перевологны подтверждает удачный выбор царя. Петр правильно учел свойства характера князя, которому в известной мере были свойственны и невероятная напористость, и способность действо­вать очертя голову, и, если хотите, отчасти авантюризм. Именно так и надо было поступить с деморализованным противником. Расчетли­вость Шереметьева и осторожность Боура вряд ли могли быть полезны­ми в той ситуации. Переволочна, таким образом, к полтавской славе Алек­сандра Даниловича добавила новые лавры.

Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со свет­лейшим князем по вкладу, лично внесённому в разгром шведов. После Полтавы Пётр щедро вознаградил Александра Даниловича. После свет­лейший возвратился в Петербург, где с той же энергией, что и на войне, продолжил руководить застройкой города. В марте 1711 года был период недовольства царя Меньшиковым, из-за поступивших к Петру жалоб от жертв княжеского стяжания и произвола. Но размолвка скоро прекрати­лась, так как не было повода к её дальнейшему продолжению. Выполняя союзнические обязательства, в 1712 году Пётр вторгся в Померанию. Царь решил послать туда такого главнокомандующего, у которого полко­водческие дарования сочетались бы с дипломатическими способностя­ми, кроме того, он должен был пользоваться беспредельным доверием Петра. Выбор пол на Меньшикова. Александр Данилович полностью вы­полнил свою задачу в Померании. Осада Штеттина была последней во­енной операцией князя. Больше светлейший князь не участвовал ни в сражениях Северной войны, ни в Каспийском походе. Это было связанно с хронической болезнью лёгких. Посде возврашения Меньшикова из По­мерании началась малоэффективная, будничная работа в качестве гу­бернатора столичной губернии, сенатора, президента Военной колегии. Повседневная работа князя была весьма полезна, о чём свидетельству­ют похвалы царя. Помимо обязанностей сугубо губернаторских, Алек­сандр Данилович выполнял множество личных поручений Петра, вклю­чая попечение о детях царя. Князь всегда ответственно относился к по­рученным ему делам, спустя рукава он никогда ничего не делал, и, так же как и царь, целиком отдавался начатому делу и неуспокаивался до тех пор, пока не приводил его к желаемому концу. Особая близость меж­ду Меньшиковым и Петром наступила в месяцы, когда велось следствие по делу царевича Алексея. Усердие Меньшикова в следствии - выше всяких похвал. Скованных заключенных он партиями отправляет в Моск­ву. Некоторых из них он допрашивает сам. С особенным рвением свет­лейший брал под стражу князя Долгорукого, который когда-то возглавлял комиссию по расследованию его собственных обвинений в казнокрадст­вве. Список подписавших царевичу приговор возглавил Меньшиков. По­сле окончания дела царевича Алексея у Александра Даниловича нача­лись будни мирной жизни. Стоит заметить, что светлейший князь до конца своих дней оставался неграмотным. Он не умел ни читать, ни пи­сать, о чём сидетельствуют многочисленные факты. С уйимой дел ему помогали справиться многочисленные служители и его великолепная память. Меньшиков также обладал высокоразвитым здравым смыслом, заменявшим ему ученость и образованность. С неграмотностью Дани­лыча связан ещё один курьёз. Он был первым из русских, кого иностран­ное академическое учереждение избрало своим членом. Не кто-нибудь, а сам Ньютон 25 октября 1714 года известил Александра Даниловича об избрании его членом Королевского общества. Удивление неграмотного князя сменяется восхищением талантом самородка.

Меньшиков, как и все чиновники того времени, был не прочь запустить руку в казённый карман. Петля на его шее затянулась, когда он меньше всего ожидал неприятностей. На него было подряд заведено несколько дел. Не успевало одно разбирательство закончиться, как возникало но­вое. В общей сложности сумма начёта на него составляла 1581519 руб­лей. Неслыханная по тем временам сумма. Часть начёта он погасил на­личными и товарами, часть Пётр ему простил, а оставшийся долг про­стила ему уже Екатерина. Но самую крупную неприятность Александру Даниловичу принесли не расследования о казнокрадстве, а почепское дело. Князь обвинялся в захвате чужих земель и закрепошении украин­ских казаков.

Как ни изворачивался князь, но, припертый к стене, вынужден был признаться царю: "Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего величества всенижайше слезно прошу милостевейшего проще­ния. " Терпение Петра было на исходе. Вероятно, к этому времени отно­сятся вещие слова, будто бы сказанные им Екатерине: "Ей, Меньшиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скон­чает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без го­ловы". Однако царь проявил снисходительность к Александру Данилови­чу, прежде всего за заслуги князя. Светлейший на любом поприще, куда бы ни послал Пётр, проявлял незаурядные способности организатора и безупречного исполнителя царских повелений. Такая распорядитель­ность давала Петру основание выделять его среди своих сподвижников даже в те времена, когда отношения между ними стали иными, чем впервые полтора десятка лет их дружбы. Неизвестно, какой была бы судьба Меньшикова, проживи Пётр ещё несколько лет. Скорее всего, он разделил бы участь всех казнокрадов, тем более что главная его за­ступница Екатерина, из-за своей супружеской неверности, утратила влияние на царя. Но 28 января 1725 года Петра не стало.

Не без помощи князя Екатерина взошла на престол. При ней Меньши­ков стал некоронованным правителем, полудержавным властелином, как назвал его Пушкин. Потом Александр Данилович с Остерманом осуще­ствили план воздвижения на престол Петра II, за которого князь замыш­лял выдать одну из своих дочерей. Этот переворот сопровождался уст­ранением противников. Но как раз расправа над Толстым, Бутурлиным, Девиером и Скорняковым-Писаревым была самым значительным про­махом Александра Даниловича. Теперь, уничтожив бывших союзников, Меньшиков остался наедине с Остерманом, состязаться с которым, в умении плести интриги, ему не достовало ни лавкости, ни характера.

В сентябре 1727 года Пётр II подписал указ о лишении Меньшикова чинов и наград и ссылки его в Ранненбург. В апреле 1728 года князь был сослан в Берёзов, где он и скончался 12 ноября 1729 года.

Меньшиков обладал многими достоинствами, но два важнейших поро­ка, неуёмное честолюбие и ничем неограниченное своеволие, привели его к трагическому концу.

Падение князя открывает серию дворцовых переворотов XVIII века, суть которых глубоко вскрыта В.И.Лениным.

Он отмечал, что они были "до смешного легки", поскольку речь шла не об изменении общественного строя и политической системы, а всего лишь о смене лиц, стоявших у кормила правления. Сменялись цари и ца­рицы, место одни фаворитов и временщиков занимали другие, но поряд­ки оставались прежними. Все они независимо от происхождения, нацио­нальности и вероисповидания ревностно служили классу, в состав кото­рого влились. И если мы вспоминаем имя Меньшикова, то, прежде всего по тому, что этот человек-самородок был героем Калиша, Полтавы и Переволочны и внес не малый вклад в укреплание могущества России.

Борис Петрович Шереметьев.

Борис Петрович Шереметьев - полная противоположность Меньшико­ву. Всякий раз, когда мы сравниваем черты характера и детали биогра­фий этих сподвижников Петра, у нас появляется все больше оснований для их противопоставления. Меньшиков не мог похвастаться предками - ему пришлось изобретать себе родословную достойную уважения. Родо­словие Шереметьева было блистательным. Меньшикова природа ода­рила талантами полководца и администратора. Шереметьева мы не мо­жем назвать бездарным, но его способности были намного скромнее. Светлейший был подвижен, энергичен, отважен и даже бесстрашен; ему ни чего не стоило очертя голову броситься в пекло сражений либо со­вершить лихой и неожиданный налет на неприятеля. Шереметьев, на­против, отличался медлительностью и краеней осторожностью. Он - сама рассудительность, остерегающаяся неожиданных поворотов; напе­рекор рассудку он не шел. Первый любил рискрвать - второму риск про­тивопаказан. Шансы свои и своего противника Шереметьев досконально взвешивал и чувствовал себя уверенно, когда располагал превосходст­вом в силах. Он не из тех полководцев, кто под воздействием эмоций мог бросить судьбу вверенного ему войска на волю случая.

Но вместе с тем в чертах характера обоих деятелей нетрудно обнару­жить некую общность. Их роднили тщеславие, страсть к стяжательству, оба были неравнодушны к лошадям. Правда, при ближайшем рассмотре­нии оказывается, что эта общность была чисто внешней. Они руково­дствовались в своих начинаниях разными побудительными мотивами и потворствовали своим слабостям разными средствами. Так, Меньшиков, умножал свои богатства тем, что запускал руку в казенный сундук, не различая личное достаяние и государственное. Не брезговал светлей­ший и скользкими финансовыми операциями, если они сулили изрядные барыши. Борис Петрович бескорыстием не отличался - иначе бы он не был сыном своего времени, но не отваживался красть в масштабах, ко­торые дозволял себе Меньшиков. Представитель древнейшего аристо­кратического рода если и воровал, то настолько умеренно, что размеры украденного не вызывали зависти у окружающих. Шереметьев умел по­прошайничать. Он не упускал случая напомнить царю о своей "нищете", и его стяжания являлись плодом царских жалований: вотчин он, кажется, не покупал.

Подоплека интереса к лошадям тоже была различной. Для Меньшико­ва порода лошадей в конюшни имела престижный характер - княжеское тщеславие не позволяло ему довольствоваться скромным выездом. Бо­рис Петрович проявлял подлинную любовь к лошадям и знал в них толк.

Борис Петрович родился 25 апреля 1652 года. Сначала служил столь­ником, потом был жалован в бояре. При Софье Шереметьев служил на дипломатиче­ском поприще: он возглавлял посольство, отправленное в Речь Посполитую для ратификации “Вечного мира”. После того как Со­фья была повержена, Борис Петрович долгие годы не был призван ко двору. Во время первого Азовского похода Шереметьев не пользовался особым расположением царя, поэтому он участвовал на отдельном от Азова театре военных действий. Это расположение надлежало завое­вать делом и Борис Петрович не жалел сил, чтобы добиться успеха. Он без особого труда раззорил османские крепости по Днепру. Три месяца спустя после отправки Великого посольства Шереметьев поехал в Речь Посполитую и Австрию, дальнейший его путь лежал в Венецию.

Для выполнения дипломатической миссии в этих странах у Петра не было более подходящей кандидатуры, чем Шереметьев, в особенности, если учесть, что весь цвет русской дипломатии был включен в состав "Великого посольства". Преимущество Шереметьева состояло в том, что за его плечами был опыт дипломата, и ему уже довелось побывать в не­которых из стран, куда он держал путь. Шереметьев был, кроме того, военачальником, причем он успешно руководил военными действиями против неприятеля, являвшегося противником номер один и для дворов, которые он намеривался посетить, Варшавы, Вены, Неаполя. Имела значениеи внешность Бориса Петровича. Голубоглазый блондин с от­крытым лицом и изысканными манерами, он располагал качествами, не­обходимыми дипломату: в случае надобности он мог быть и непрони­цаемым, и надменным, и предупредительно любезным. Петр при выборе кандидата, видимо, учитывал еще одно качество Бориса Петровича: он был не чужд восприятию западной культуры, во всяком случае, ее внеш­них проявлений.

Вернулся он 10 февраля 1699 года. Теперь он носил немецкую одеж­ду и очень удачно подражал немецким обычаям, в силу чего был в осо­бой милости и почете царя. Нарва не прибавила славы к полководческой репутации боярина Шереметьева. В этом сражении ему была поручена ответственная операция по задержанию Карла XII, спе­шившего на по­мощь осажденному гарнизону. Борис Петрович отступал два раза, не смотря на то, что после первого отступления сам царь по­велел вернуть­ся ему на прежнее место. Во время боя Шереметьев с конницей в панике бежали через реку Нарову. Более тысячи человек по­шло ко дну.

У Петра, потерявшего под Нарвой почти весь офицерский корпус, вы­бора не было, и он прибегнул к услугам Шереметьева. Две недели спустя после Нарвы царь поручает ему принять командование конными полками.

Первую более или менее значительную операцию Шереметьев пред­принял в начале сентября 1701 года, когда он тремя отрядами, обшей численностью 21000 человек, нанёс поражение шведам. Потеряв всего 9 человек, отряды Бориса Петровича уничтожили три сотни шведов, две пушки и свыше ста орудий. Военное значение этой операции было неве­лико, однако ее, прежде всего, оценивали в плане повышения морально­го духа русских войск. После Нарвы это была первая победа над шве­дами. Затем 27 декабря 1701 года последовала ещё одна, но уже более крупная, победа у мызы Эрестфер. Значение этой победы царь оценил лаконично и выразительно, как он умел делать, восклицанием: “ Мы мо­жем, наконец, бить шведов!” Появился и первый полководец, научив­шийся их побеждать, - русский фельдмаршал Б.П.Шереметьев. Одной из черт характера Бориса Петровича являлась основательность подготовки и организация дела. Однако фельдмаршал, наряду с этими положитель­ными качества­ми, проявлял черезмерную медлительность. В июле 1702 года БП про­вел ещё одну успешную операцию, после которой он стал полновесным хозяином Восточной Лифляндии. Обе кампании озарили Шереметьева лучами славы первого победителя шведов. В октябре 1702 года под ко­мандованием Бориса Петровича штурмом была взята кре­пость Орешек. В 1703 году судьба была благосклонна к Борису Петрови­чу: он совершил несколько удачных операций. Под его командованием русские войска овладели Ниеншанцем, Копрьем и Ямом, а также осуще­ствили успешный марш по вражеской территории. В трех из этих опера­ций он дейсвовал самостоя­тельно, без вмешательсва царя. В итоге он не дал Петру ни единого по­вода для выражения недовольсва или раз­дражительности. В июне 1704 года фельдмаршал, без каких либо успе­хов осаждал крепость Дерпт, пока не прибыл царь. Он был очень раз­дражен Борисом Петровичем, так как тот неправильно выбрал направ­ление атаки. Под руководством Петра через десять дней крепость была взята штурмом. Через месяц в августе Петру, наконец, то удалось взять Нарову. После этих побед царя Шереметьев потерял царское располо­жение. Однако Пётр был уверен, что Борис Петрович, хотя и не обладал выдающимися полководче­скими дарования­ми, зря армию непогубит. От­ношения между фельд­маршалом и царём не были близкими, их, скорее, можно назвать офи­цальными. Шереметь­ев не входил в компанию близ­ких к Петру людей. Скорее всего, Борису Петровичу не было уютно в компании Петра потому, что нравам аристо­крата претило многое: и то, что царь совершал поступки, не соответст­вовавшие царскому сану, и то, что он окружил себя подлородными вы­скочками, и, наконец, его непочти­тельное отношение к родовитым лю­дям. И хотя фельдмаршалу при­шлось сделать вид, что он смирился со всеми чудачествами и нелепыми выходками царя и его шутовского двора, но по-настоящему приспосо­биться к этим порядкам, поступиться с детсва усвоенными привычками и взглядами было выше его сил. Шере­метьев был человеком другой эпохи, точнее, человеком, в котором черты аристократического воспита­ния причудливо переплелись с нов­шествами в поведениит царя.

С конца 1701 до 1704 года – время наибольшей близо­сти царя к фельдмаршалу. Но по мере того как Пётр набирался полко­водческого опыта, происходила переоценка ценностей. Главная сла­бость Шере­метьева – медлительность не раз вызывала раздражение царя. В июле 1705 года БП проиграл сражение у Мур–мызы. Это был единственный проигрыш Шереметьева за все годы Северной Войны. Ко­нечно, это из­вестие не доставило радости Петру, однако он сдержался и обратился к фельдмаршалу лишь со словами утешения.

В августе БП был послан подавлять бунт стрельцов в Астрахани. Вы­бор царя пал на Шереметьева, так как он обладал рядом преимуществ, ставивших его вне конкуренции при назначении на этот пост.

К ним, прежде всего, относится репутация Шереметьева среди насе­ле­ния как полководца, научившегося побеждать шведов. Имело значе­ние и то, что руки фельдмаршала не были обагрены кровью казненных стрельцов: в казнях он не участвовал. Особой популярностью Шереметь­ев пользовался у дворян: чин боярина и принадлежность к древнему аристократическому роду способствовали консолидации вокруг него дворянства.

При большом давлении царя только к марту 1706 года БП добрался до Астрахани. Он вел линию на обострение отношений с астраханцами и действовал в нарушение инструкций царя. Подчинись фельдмаршал этим приказам Петра, ему была бы уготована роль человека пожинавше­го плоды усилий людей, подготовивших сдачу города без сопротивления. Подробная роль не сулила Шереметьеву ни почестей, ни наград. Экспе­диция завершилась успешно, и БП получил в награду Юхоцскую волость и село Вощажниково.

В конце 1706 года Шереметьев был назначен главнокомандующим полевой армии, и его вновь можно было встретить в действующей ар­мии. На театре боевых действий оказались БП и генерал-лейтенант Меньшиков, который благодаря своему фавору часто действовал вопре­ки воле главнокомандующего. Из-за этих препирательств Головинское сражение окончилось для русских весьма неудачно. Однако этот эпизод вскоре был забыт, ибо на смену ей пришли две блистательные победы, в которых правда, БП не участвовал. Первая зи них произошло 30 августа 1707 года под селом Добрым. Вторая – 28 сентября у деревни Лесная. В общей сложности в обеих баталиях полегло 11 тысяч шведов. Карл XII оказался в трудной ситуации. И он был вынужден, из-за отсутствия по­довольствия, постоянно менять свою дислокацию. Петром был создан сильный и мобильный отряд для нанесения молниеносных ударов. Ще­реметьев был назначен руководить операцией, но он не справился. Ше­реметьев был хорош и даже незаменим в операциях, где требовались осторожность, расчетливость и выдержка. Он умел педантично и с большим успехом "томить" неприятеля и изнурять его силы. Здесь же надлежало проявить качества, органически чужные Шереметьеву: азарт, дерзость, внезапность, риск. Царь был крайне недоволен действиями Бо­риса Петровича и свой гнев выразил тем, что отобрал у него преобра­женский полк. В последовавшей после этих событий Полтавской битве роль Шереметьева была почти незаметна, из-за того, что в битве участ­вовала лишь третья часть русской армии. Хотя в наградном списке фа­милия Бориса Петровича стояла первой. В 1709-1710 году Шереметьев осадой взял Ригу. Эта победа предала забвению все инциденты, вызы­вавшие недо­вольство царя по отношению к фельдмаршалу. В ноябре 1711 года про­изошло генеральное сражение у реки Прут, в котором Ше­реметьев при­нимал участие как главнокомандующий. В ходе сражения русские оказа­лись в “мышеловке”, так как османская армия сильно пре­восходила российскую армию по численности. Спасло русскую армию от нименуемой гибели лишь заключение мирного договора 11 июля 1711 года. По условиям договора сын Бориса Петровича Михаил должен был отправиться к туркам в качестве одного из заложников. Чтобы утешить старого фельдмаршала Пётр не поскупился на щедрые награды. Список награждённых ограничивался тремя лицами, среди награждённых был и Шереметьев. Несомнено одно: БП неутратил доверия царя. В марте 1712 года Шереметьев обратился к царю с необыкновенной просьбой. Фельдмаршал счел, что напряжение походной жизни ему уже не под силу, пора на покой. Петр, однако, повелел ему жениться, и сам подыс­кал 60 летнему вдовцу невесту. Ею стала Анна Петровна Салтыкова. Анна

Петровна родила Борису Петровичу пятерых детей. В феврале 1713 года было возбужденно следствие на Шереметьева и Савелова, по по­воду того, что БП отобрал у Рожнова “цук вороных немецких лоша­дей”. Неизвестно как обернулось бы дыло Шереметьеву, если бы оно не пре­кратилось также внезапно, как и началось. 1718 год был поме­чен круп­ными неприятностями. Борис Петрович не поставил свою подпись под приго­во­ром царевичу Алексею и царь полагал, что Шереметьев симули­ровал болезнь, из-за которой он не явился в столицу. Тем самым Пётр решил БП душевного покоя и омрачил последние годы его жизни. Умер фельд­маршал 17 февраля 1719 года.

В жизни Бориса Петровича постоянно переплеталось старое и новое, создавая порт­рет деятеля периода перехода от Московской Руси к евро­пеизированной России. Имя его сохранилось в истории, прежде всего как полководца, громившего шведов.

Пётр Андреевич Толстой.

Карьера А.П.Толстого началась со службы при отце в Чернигове, ко­торый был тогда воеводой. В 26 лет в 1671 он получил чин стольника при дворе ца­рицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Известно, что Петр Толстой прини­мал жи­вейшее участие в стрелецком бунте 1682 г, в ходе которого царями были провозглашены Иван и Петр, а регентшей при них до их совершеннолетия – ца­ревна Софья. Потом Толстой слу­жил воеводой в Устюге Великом, где и лично встретился с Петром I .Эта встреча положила начало сближения между ними. Надо отдать должное умению Петра Андреевича приспосабливаться к изменяющейся обста­новке. Другой на его месте, потерпев неудачу в борьбе за трон на сто­роне Софьи, замкнулся бы в себе или озлобился в ожидании либо паде­ния, либо смерти Петра и участвовал бы в заговорах против него. Тол­стой так не поступил. Он проявил выдержку, терпение и понима­ние того, что единственный путь поправить свои дела лежал через за­воевание доверия царя. Этой целью руководствовался Петр Андреевич, когда в 1697 году, в возрасте 52 лет, будучи дедушкой, испросил у царя разре­шения отправиться волонтером в Италию. Толстой знал, что делал: ни­что не могло вызвать такого расположения царя, как желание изучать морскую науку.

Уместно напом­нить, что почти одновременно с Толстым туда держал путь и Шереметев. Толстой и Шереметьев занимали разные ступени со­циальной ие­рархии русского общества. Петр Андреевич был стольником, а Борис П. - вы­хо­дец из древнего аристократического рода, боярин Петр Андреевич обла­дал нуж­ными качествами для путешественника: наблю­дательность, лю­бознатель­ность, умение сближаться с людьми в незна­комой стране. 26 февраля 1697 года в Италию выехал московский книж­ник. Спустя год и 11 месяцев в столицу возвратился человек с изящными манерами, облаченный в европейское платье, свободно владевший итальянским языком. Его кругозор расширился настолько, что он мог от­нести себя к числу если не образованнейших, то достаточно европеизи­рованных людей России, чтобы стать горячими сторонниками преобра­зований. Петр, отличавшийся даром угадывать призвание своих спод­вижников, нашел знаниям и талантам Толстого иное применение: вместо морской службы он определил его в дипломатическое ведомство, и, по­хоже, не ошибся.

Дипломатическая дея­тельность Толстого протекала в сложной об­ста­новке. В эти годы Россия ли­ши­лась союзников. Задача русской ди­плома­тии состояла в том, чтобы предот­вра­тить выступление Османской Импе­рии против России. Эту нелёгкую ношу, Петр взвалил на Толстого. Вы­полняя эту задачу, Петр Андреевич должен был полностью моби­ли­зо­вать свои духовные и физические силы, раскрыть недю­жинные дипло­ма­тические дарования, проявить огромную на­стойчивость и из­воротли­вость. Чтобы достичь желаемых результатов, Толстому надлежало пре­одолеть барьер психологического свойства – высокомерное отношение, а порой и пренебрежи­тельное, султанского двора, к русским диплома­там. За­дача Петр Андреевич состояла в том, чтобы поднять престиж России.

29 августа 1702 года Толстой прибыл в Андрианаполь, где тогда нахо­дился сул­танский двор. Перед ним возникло столько непредвиденного, что другой, не будь он таким незаурядным человеком, не владей он да­ром располагать к себе людей и поль­зоваться их услугами, наверняка допустил бы массу оплошностей и ошибок. Человек деятельный и прак­тичный, Петр Андреевич рассуждал, по-видимому, так: раз он отправлен с ясной, четко сформули­рованной целью, то, прибыв на место, надобно без промедления приступить к её достижению. И он сразу же стал на­стойчиво добиваться аудиенции султана. Но в это время умер старый визирь, а новый еще не приступил к исполнению обязанностей. И сколько Тол­стому не втолковывали, что обычаи исключают аудиенцию у султа­на, до встречи с визиром, он продолжал настаивать на своём мне­нии. Петр Андреевич был очень органи­зованный человек, и обладал не­заурядной способ­ностью мгновенно оценивать обстановку четко опреде­лять после­дователь­ность выпол­нения задач. В основ­ном эти качества и помогли ему сделать мно­гое для дости­жения мира.

В ожидании аудиенции Толстой зря времени не терял. Послу в соот­ветствии с обычаем того времени наряду с публичной инструкцией была вручена и секретная, намечавшая обширную программу сбора информа­ции о внутреннем и внешнем положении Османской империи.

Османцы встретили Петр Ан­дреевич с недоверием. Подозритель­ность османского прави­тельства до­ходила до того, что оно считало це­лью при­бытия посольства определе­ние удоб­ного времени для нападе­ния на Османскую империю. Османцы даже попыта­лись выдворить Тол­стого из страны, но Петр Анд­реевич убедил их в необходимости иметь при султанском дворе посто­янно представи­теля русского царя. В сен­тябре 1703 года султанский двор, централь­ные учреждения и все по­сольства переехали из Адриа­нанполя в Стамбул. В этом же году Толстой отправил в Москву сочине­ние под на­званием “ Состояние народа ту­рец­кого”. Это был ответ посла на секрет­ные пункты инструкции.

В Москве, конечно же, по достоинству оценили сообщенные Петром Андреевичем сведения об организации вооруженных сил империи, о мо­билизации янычар на случай войны, о способах доставки к театру воен­ных действий снаряжения, вооружения и продовольствия. Поражает богатство сведений о военно-морских силах. В сочинении Толстого можно почерпнуть данные не только о типах кораблей, их вооружении, укомплек­тованности экипажей, о верфях, но и сигнализации, подготовке кораблей к бою и боевых порядках во время морских сражений.

Вполоть до 1704 года посла держали в сильном притеснении, дворы, на которых он жил, были малы, а ему самому не позволялось даже вы­ходить за пределы двора. Только в 1704 году, при пятом по счету везире, наступила, наконец, некоторая “вольность”. Посольство переселилось в новый дом с обширным подворьем, на котором раскинулся сад с фонта­нами. То был результат многочисленных протестов посла. Новый везирь, вступивший в должность в конце 1704 года ещё более ужесточил режим. Петр Андреевич поражала частая смена везиров, не говоря уже о мини­страх. Отсутствие политической стабильности пагубно отражалось на переговорах.

Границы возможного в усилиях Толстого предотвратить нападение Османской империи на Россию тоже оказались не беспредельными, и ни какие дары и старания Петра Андреевича не могли отвести эту угрозу в 1710 году, когда султан объявил-таки ей войну. Сказанное, понятно, нис­колько не умаляет значение дипломатических дарований Толстого.

В 1703 году, когда Крымское ханство требовало от Османцев объяв­ления войны России султан, непожелавщий разрывать мир с Россией, отстранил от власти воинственного крымского хана. Для приведения крымцев в повиновение была отправлена огромная армия. Но визирь от­правил янигар не для усмирения татар, а на соединение с ними, чтобы совместно выступить против России. Тол­стой нашел лазейку к султану и сообщил ему о намерениях визиря, тем самым Петр Андреевич спас Россию от нападения турок. Это была проба сил Толстого на дипло­мати­ческом поприще. Она завершилась его блистательной победой.

Новая напряженность в работе посла возникла в марте 1707 года, ко­гда крымский хан, с поддержки французского посла, пытался помочь Станиславу Мщинскому, напасть на Россию. Но и в этом инциденте Петр Андреевич одер­жал верх.

Он нашел способ вручить султану письмо с опровержением доводов посланий двух королей - Карла XII и Станислава Лещинского и разобла­чением интриг крымского хана и французского посла. Царь по достоин­ству оценил успех своего посла.20 мая 1707 года Петр Андреевич полу­чил письмо Г.И. Головкина с извещением о пожаловании ему "за усерд­ную службу и труды" вотчины. Высокая оценка Петром деятельности Толстого придала ему сил и уверенности в себе.

В июле этого же года опять ситуация обострилась в столицу прибыл эмиссар от шведов и поляков с письменными и устными предложениями, но Толстому удалось благодаря продажности османских правителей, пе­рехитрить его, и тот был выслан из Османской империи.

В начале 1708 года Толстой получил из Москвы пакет с тремя доку­ментами: копией письма гетмана Мазепы, сопроводительным письмом Головкина, с вы­ражением недовольства службой посла, и царским ука­зом. В Москве считали, что получаемая от Толстого информация не от­ражала истинного положения дел в Стамбуле. Мазепа в своём письме приводил доводы, что Османцы собираются напасть на Россию. Но в тоже время Петр Андреевич заверял Москву, что всё в порядке. Толстой методично, шаг за шагом опровергал утверждение Мазепы от первого до последнего. Этот эпизод высвечивает ещё одну черту характера Петр Андреевич- муже­ство в защите собственного мнения. Недоразумение было уст­ранено. Толстой продолжал доносить об отсутствии признаков подготовки к войне. В 1708 году деятельность Петр Андреевич внесла вклад в сохранение мира на южных рубежах в то время, когда страна остро нуждалась в мире: шведы колесили по земле Ук­раины, и в любой момент, объединившись с тата­рами и турками, могли обру­шиться на русскую землю.

Османцы осознавали, что Пётр, одолев шведов, двинет свою армию против них. Поэтому турки исподволь мобилизовали свои ресурсы и про­явили глубо­кую заинтересованность в затягивании Северной войны. Пока Петр Андреевич удерживал султанский двор от вступления в войну и действовал так успешно, что удосто­ился новой похвалы царя, швед­ская армия была разгромлена под сте­нами Пол­тавы. С августа 1709 года в русско-османских отношениях наступил новый этап. В донесениях Тол­стого появились тревожные вести об интенсивной под­готовке империи к войне.

Во второй половине 1709 года османы с большей готовностью вни­мали мифу шведского короля о существовании 50-тысячной армии и не­лепым заявлениям обанкротившегося гетмана о поддержки украинским народом его предательских начинаний, чем призывам посла России со­блюдать "мир и любовь". Но на сей раз, к декабрю 1709 года, Петр Анд­реевич удалось устано­вить мир. Подтвер­ждением взаимного доверия служили также согласо­ванные условия вы­дворения из владений султана шведского короля. Че­рез 10 месяцев победу тор­жествовали недруги России. Первым симпто­мом возникновения напряженности была смена визиря. В наспех написанном письме в ожидании, что с минуты на ми­нуту в покои ворвутся янычары, Петр Андреевич извещал: "...и я, чаю, что уж больши не взмогу писать". Главная новость, которую посол спе­шил сообщить русскому правительству, состояла в том, что султан при­нял решение "войну с нами начать ныне через татар, а весною всеми ту­рец­кими силами". Итак, войны, в конечном счете, избежать не удалось. Но уже то обстоятельство, что русско-османский конфликт разразился после Полтавы и блистательных побед в Прибалтике, а не до них, само по себе уменьшило испытания, выпавшие на долю России. Этим наша страна в известной мере обязана усердию Петра Андреевича Тол­стого. Сохране­ние мира было главной, но не единственной задачей рус­ского посла в Стамбуле. Второе поручение царя, по своей значимости намного усту­павшее первому, заключалось в установлении торговых от­ношений меж­ду двумя странами на договорной основе.

Но как настойчиво ни пытался Толстой заключить торговый договор, сделать это ему не удалось. В общем, целом при знакомстве с содержа­нием и формой переговоров на конференциях с османскими минист­рами, создаётся впечатле­ние о Толстом как о человеке многоликом, умевшим быть предупредительным, де­ликатным и спокойным и в тоже время нестабильным и твёрдым, напористым и жестоким.

Петр Андреевич вернулся из Османской империи в 1714 году. Два года он служил в По­сольской канцелярии, в эти годы внешнеполитиче­ское ведомство не совершало ни одной памятной акции. Лишь в 1717 году Толстому было по­ручено дело доставки сына Петра на родину из Австрийской империи, куда Алексей сбежал. Австрийский цесарь Карл VI не желал выдавать царевича во­преки его воле. Но это заявление можно было игнорировать, ибо и Толстой, и австрийские мини­стры понимали, что упрямство цесаря чревато нежелательны­ми последствиями – втор­жением русских войск в Силезию или Богемию и пре­быванием их там до тех пор, пока царь не получит сына. Благодаря точным дан­ным о место­на­хождении царевича и веским доводам Толстому удалось встре­титься с Алексеем 26 сентября. Но только 3 октября Петр Андреевич обманом удалось заставить Алексея дать согласие на возвращение в Россию. Толстому также удалось избежать встречи Алексея с Карлом VI, так как Петр Андреевич боялся, чтобы царевич не изменил своего на­мерения возвратиться в Россию. Но цесарь заподозрил неладное в поведении Алексея и повелел Брюннскому губер­натору, встретиться с Алексеем и спросить у него, по своей ли воле тот возвра­щается к отцу. Но стара­ниями Толстого добиться от царевича правильного от­вета Брюннскому губернатору не смог. После этого путь до Москвы не сопро­вождался больше никакими инцидентами. После этого началось знаменитое след­ствие по делу царевича. Тактическим руководителем следствия был царь, а человеком, вытягивающим показания из подследственных, был Толстой. Усердие Толстого в деле царевича Алексея было вне всяких сомнений. Благодаря проявленному рвению Петр Андреевич стал поль­зоваться у царя большим, чем раньше, доверием.

В награду за блестящее завершение дела царевича П. А. Толстой по­лучил чин действительного тайного советника и 1318 крестьянских дво­ров. Так же Толстой был назначен президентом Комеруколлегии, а позже – сенатором. За­тем он получил должность начальника Тайной розыскной дел канцелярии. Эта канцелярия расследовала политические дела, ос­новными методами дознания были пытки. Петр Андреевич не проявлял ни малейшего сердоболия и отзывчи­вости на чужую беду, и сам участ­вовал в пытках. Начало блистательному взлету карьеры Толстого поло­жило расследование им дела царевича Алексея. С тех пор известная настороженность Петра по отношению к Толстому исчезла, и он нахо­дился

в числе немногих лиц, которых царь в последние годы жизни прибли­зил к себе и которым давал ответственные поручения. Перечисленные признаки роста влияния Толстого не идут ни в какое сравнение с тем, что произошло 28 января 1725 года, когда умер Петр Великий. Екатерина была обязана восшествием на престол двум сановникам покойного суп­руга - Меньшикову и Толстому.

В апреле 1727 года по делу Дивеера о заговоре против воли её импе­раторско­го величества Толстой, как один из участников этого заговора, был сослан в Ар­хангельск. Конечно же, в этом деле не обошлось без Меньшикова. По его при­казу было возбуждено дело, так как заговорщики затрагивали его личные инте­ресы. После полутора лет ссылки Петр Ан­дреевич Толстой умер там же в Ар­хангельской губернии в Соловецком монастыре.

Жизнь Толстого примечательна во многих отношениях. Петр Андрее­вич был единственным сподвижником Петра, который начинал свою карьеру его противником, а заканчивал его верным слугой. Чтобы совер­шить подобную метаморфозу, надобно было преодолеть косность и кон­серватизм среды, на которую он по началу ориентировался. В ряды сподвижников Петра Толстой влился в зрелые годы, и, несмотря на это, он с усердием стал постигать новое, причем в процессе не обучения, как то делали его более молодые современники, а переучивания. Это всегда сложно и трудно.

Вряд ли среди дипломатов, которыми располагал царь в самом нача­ле XVIII века, можно было найти более подходящую кандидатуру на должность русского посла в Стамбуле, чем Петр Андреевич.

Вряд ли, деле, кто-либо мог проявить столько настойчивости, изво­ротливости и гибкости, как Толстой. Здесь важен итог его нелегкой службы, выразившийся в том, что ему удалось предотвратить выступле­ние против России Османской империи в тот период Северной войны, когда это выступление таило для нашей страны наибольшую опасность.

Другая, не менее важная заслуга толстого за время пребывания в Ос­манской империи состояла в том, что с его именем связано утверждение нового статуса посла как постоянного представителя России при сул­танском дворе. В итоге престиж России был поднят на более высокую ступень.

В 1717 году после бегства царевича Алексея во владения императора Священной римской империи, Петр Великий, куда большим выбором ди­пломатов, чтобы отправить кого-либо из них для розысков беглеца и возвращения его в Россию, чем в начале века, в его распоряжении на­ходились Борис Иванович Куракин, Петр Павлович Шафиров, Василий Лукич и Григорий Федорович Долгорукие и многие другие, но царь пору­чил это сложное и деликатное дело тоже Петру Андреевичу Толстому. И в данном случае он вряд ли мог сыскать лучшего исполнителя своей воли. Толстой мог быть и вкрадчивым, и суровым, и мягким, и твердым, и резким, и обходительным, то есть обладал качествами, использование которых обеспечило в тех условиях успех. У Петра не было оснований быть недовольным трудами своего эмиссара - он действовал напористо и в то же время без шума и, с одной стороны, своими действиями не вы­звал дипломатических осложнений с венским двором, а с другой – угово­рил царевича вернуться в Россию.

Алексей Васильевич Макаров.

Жизнь Макарова, внешне не броская, без ярких всплесков. Алексей Васильевич не купался в лучах славы, не давал он и сражений, не вёл успешных переговоров, не сооружал кораблей и не командовал ими. Ма­каров вносил вклад и в победы русского оружия, и в успешные действия русской дипломатии, и в строительство регулярной армии и флота, и в новшества культурной жизни страны. Короче, он участвовал во всех пре­образовательных начинаниях царя. К этому его обязывала занимаемая должность: он являлся кабинет-секретарём Петра. Макаров следовал за Петром повсюду. Образно говоря, он был тенью царя, его памятью, гла­зами и ушами. Как и Пётр, Алексей Васильевич работал, не зная устами, с полной отдачей сил. Царю, бесспорно, импонировали спокойствие, уравновешенность, благоразумие и пунктуальность кабинет секретаря. Макаров принадлежал к числу сподвижников Петра, которые, подобно Меньшикову, Девиеру, Курбатову и многим другим, не могли похвастать­ся своим родословием. Круг обязанностей Кабинета был достаточно ши­рок. Они включали в себя переписку с русскими послами и агентами за границей, с губернаторами, коллегиями, Синодом и Сенатом; заботы о найме иностранных специалистов и отправке русских людей за границу; руководство строительством царских дворцов, устройством парков. Ка­бинет ведал содержанием придворного штата, расходами на Кунсткаме­ру, выдачу вознаграждений за монстров. Важной прираготивой Кабинета являлся прием челобитных на царское имя. В кабинете отложились множество документов военного содержания. Наконец, в последние годы жизни царя немало сил Кабинета поглощало написание "Гистории Свей­ской войны".

Карьера Макарова не взмывалась по вертикали, как, например, у Меньшикова. Напротив, восхождение к власти у него протекало медлен­но, не осложняясь, впрочем, ни падениями, ни крутыми подъёмами. И всё же две вехи на его долгом пути можно отметить. Первый раз это слу­чилось в 1711 году, во время Прутского похода, и затем повторилось в 1716-1717 годах, когда они совершали путешествие за границей. Меся­цы, проведённые вместе, сблизили царя с Макаровым. Пётр в полной мере оценил многие достоинства своего кабинет-секретаря: трезвую го­лову и ясный взгляд, способность трудиться, не покладая рук, быть слу­гой верным и надёжным.

Чем обширнее становились обязанности Кабинета, и чем больше по­ступало донесений, реляций, ведомостей, челобитных и прочих доку­ментов, тем весомее становилась роль Алексея Васильевича. Царю ес­тественно было не под силу самому разобраться в массе входящей кор­респонденции. Предварительный ее просмотр и систематизацию, а также определение важности существа дела производил кабинет-секретарь; он же докладывал о ней Петру, он же отвечал сам или готовил проекты от­ветов, подписываемых затем царем. В промежутке между этими забота­ми Макаров выслушивал повеления Петра, управлялся с финансовыми делами Кабинета и даже выкраивал время для управления собственны­ми вотчинами.

Трудно себе представить, когда он успевал все это делать. Сил у Ма­карова должно было быть чуть больше, чем у простого смертного. Это "чуть больше" и превращало

Макарова в помощника, крайне необходимого царю. Правда, Алексей Васильевич имел сотрудников, но не зависимо от них он тянул такой воз и с такой щедростью растрачивал энергию, что это возводило его в ранг незаурядных людей.

Многие челобитчики научились обходить петровские указы, каравшие за подачу царю прошений: они обращались с просьбами не к царю, а к Макарову, что бы тот исхлопотал у монарха положительное решение во­проса. Почти все просили кабинет-секретаря донести свою просьбу до царя ” во благополучное время”. И Макаров терпеливо его выжидал, тем самым, предотвращая вспышку царского гнева по поводу предоставляе­мых ему донесений, содержащих плохие вести для него. Стоит упомянуть о деле Курбатова, обвинявшегося в казнокрадстве. Роль Макарова в этом деле была крайне сложной и требовала от него не только ловко­сти, но и отваги. Ему приходилось лавировать между противоборствую­щими силами – Меньшиковым и Курбатовым, с каждым из которых он на­ходился в приятельских отношениях. Кроме того, Макарову надлежало считаться и с самим царём, внимательно следившим за ходом следствия и считавшим Курбатова казнокрадом. Во время следствия Алексей Ва­сильевич делал всё возможное, чтобы облегчить судьбу приятеля. Но старания кабинет-секретаря оказались тщетными, и веру царя в винов­ность Курбатова он не поколебал. Также были наиболее известные дела Ершова и Кикина, в которых Макаров выступил в роли заступника обви­няемого. В общем целом служба Макарова на посту кабинет-секретаря была весьма необходимой и полезной для Петра.

Звёздный час Макарова, как и Меньшикова, наступил в годы непро­должительного царствования Екатерины I. Алексей Васильевич был вто­рым после Меньшикова человеком, к предложениям которого императ­рица прислушивалась и выражала готовность согласиться с ними. При Екатерине Кабинет, а вместе с ним и кабинет-секретарь достигли наи­высшего авторитета и влияния. Но со смертью Екатерины судьба Каби­нета, как и его секретаря, была предрешена. Неделю спустя после похо­рон императрицы, 23 мая 1727 года, Верховный тайный совет принял два указа, которыми положил конец существованию Кабинета и назначал Макарова президентом Камер-коллегии. Таким образом, Алексей Ва­сильевич был удалён от двора. Портрет Макарова будет выглядеть ущербным, если не оставить его хозяйственную деятельность. Алексей Васильевич принадлежал к типу помещиков, представленных такой ко­лоритной фигурой, как Меньшиков. Конечно, земельные богатства Ма­карова не шли ни в какое сравнение с владениями Шереметьева и осо­бенно Меньшикова. Тем немение Макарова можно отнести к помещи­кам выше среднего достатка. С Меньшиковым Макарова сближает не только практичность, но и происхождение вотчинного хозяйства. Оба они начинали с нуля, не имея ни земли, ни крестьян. Превращение сына во­логодского посадного человека в помещика - плод собственных усилий и предприимчивости Макарова. В нем чиновник, знавший себе цену на бюрократическом поприще, бок о бок уживался с расчетливым дельцом, умевшим округлять свои богатства. К концу жизни Макаров стал довольно крупным помещиком. Он владел не менее чем полутора тысячами крепостных крестьян. Девиз хозяйственной деятельности Мака­ров сформулировал сам: "а … люди ж всякого себе добра ищут, что нам можно делать". Слово у него не расходилось с делом. Кабинет-секре­тарь, действительно, всю жизнь был озабочен поисками для себя "доб­ра", то есть повышения доходности вотчин.

Безусловно, Алексей Васильевич брал взятки, иначе он не был бы сы­ном своего века. Но брал он, видимо, в таких размерах, что этого рода поступки, считавшиеся в те времена обычными, не привлекали внимания трёх следственных комиссий и изветчиков, сочинявших доносы.

В самом начале царствования Анны Иоановны карьера Макарова круто оборвалась. Он оказался не у дел. Имя Макарова было предано забвению. С 1731 года Алексей Васильевич находился под следствием, причём следствия накатывались одно ан другое, подобно волнам, обру­шивая на его голову непрерывные испытания. Они тянулись на протяже­нии томительного долгого десятилетия. В эти годы он стал жертвой "ос­термановщины" и предстаёт как трагическая личность. Макаров принад­лежал к числу первых русских людей поднявших голову против немецко­го засилья.

Внимательно присмотревшись к деятельности Алексея Васильевича, можно без труда обнаружить в ней скрытое от поверхностного взгляда огромное внутреннее напряжение, которое он с достоинством выдержал. Он послужил России хорошую, добросовестную службу. Вряд ли Пётр мог бы найти другого столь уравновешенного, благоразумного и испол­нительного кабинет-секретаря.

Яркие индивидуальности,

составлявшие единую команду.

Подведем итоги. Сразу же оговоримся, что в них отражены наиболее яркие черты соратников Петра, ибо опираясь на изучение биографиине всех сподвижников царя-реформатора, а только наиболее выдающихся личностей. Известный историк пер­вой четверти первого столетия, которого я уже упоминал во вступлении к работе, Карамзин писал о людях боровшихся за власть после смерти Петра: "...пигмеи спо­рили о наследии великана". Тем самым он выразил негативной отношетие к спод­вижникам царя. Вряд ли можно согласиться с подобной оценкой тех, кто сотрудни­чал с Петром в годы тяжелой Северной войны и одерживал в ней победы, учавство­вал в административных реформах и поднимал культурный уровень страны, закла­дывал основы регулярной армии и создавал военно-морской флот, утверждал вели­чие России на международной арене.

Подобно тому, как Петр не похож по складу своей натуры на царя Алексея Ми­хайловича, так не похожи соратники Петра на бояр, и окружавших трон его роди­теля. Но сподвижники Петра не схожи и с людми, находившимся у подножия трона, скажем, Екатерины II или Александра I. Главное, что отличало Меньшикова Шафиро­ва, Ягужинского, Шереметьевых и Куракиных, с одной стороны, и от Потем­киных и Новосильцевых, воронцовых Строгонавых - с другой, состояло в отсутствии традиции.

Отсчет времени, когда началось формирование личностив России, следует вести со знаменитой Табели о рангах 1722 года, хотя идеи, в ней заложенные, начали внедряться Петром задолго до ее обнородования. Петр, нарушая традиции и пре­одолевая сословную замкнутость, комплектовал ряды своих сподвижников, как мы знаем не только из людей "породных", но и бывших холопов, посадских и иностран­цев.

Когда присматриваешься к деяниям Петраи его сподвижников, обращаешь внима­ние на то, сколь основательно опережал свое время царь идеей всеобщего блага, которой он служил. Из этого отвлеченного понятия соратникам царя было ближе и роднее благо - личное. Суровые меры Петра оказались бессильны преодо­леть казнокрадство, прежде всего тех, кто вышел из низов. Шереметьев, Голицин и прочие аристократы не были уличены в этом пороке. Князь Матвей Петрович Гага­рин, повешенный за казнокрадство, являл собою исключение.

Четыре очерка, входящих в реферат, посвящены биографиям четырех несхожих людей. Самой яркой фигурой среди них был, бесспорно, Александр Данилович Меньшиков. Он был, наверное, самым выдающимся сподвижником Петра. Необыч­ным был путь восхождения его к могуществу, славе и богатству; пирожник стал вто­рым лицом в государстве. Незаурядными были дарования этого человека, в полной мере раскрывшихся на военном и административном поприщах. Не оставляет рав­нодушным падение князя, последние годы жизни, проведенные в полной безвест­ности в далеком Березове. Интересен Меньшиков, прежде всего, как личность - лич­ность нового времени, пробужденная к жизни реформами царя-преобразователя.

Этот деловитый делец занимал совершенно исключительное положение в кругу соратников Петра. Человек темного происхождения, "породы самой низкой, ниже шляхества", по выражению князя Б.Куракина, едва умевший расписаться в получе­нии Жалования и нарисовать свое имя и фамилию, почти сверстник Петра, сотова­рищ его воинских потех в Преображенском и корабельных занятий на голландских верфях, Меньшиков, по отзыву того же Куракина, в милости у царя "до такого гра­дуса взошел, что все государство правил, почитай, и был такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят". Он отлично знал царя, быстро схватывал его мысли, исполнял самые разнообразные его поручения, даже по инженерной части, которой совсем не понимал, был чемто вроде главного начальника его штаба, успешно, иногда с блеском командовал в боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он пользовался полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял распоряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить ему самому и оказал Петру учлуги, которых он никогда не забывал.

Что князь принадлежал к деятелям крупного масштаба, явствует из значимости его поступков - не в манере светлейшего было мельчить и довольствоваться малым. Размах, как свойство широкой натуры князя, виден во всем: и на театре военных действий, где он никогда не ограничивался полумерами, и в отношениях со своими недругами, где он был неумолим, и в сооруженных по его заданию дворцах, по всей пышности и размерам превосходивших все, что в то время было сооружено в новой столице и ее пригородах, и в его самом длинном и пышном, уступавшем лишь цар­скому титуле, и взахватывающей воображение роскоши, и в казнокрадстве, и в без­гра­ничном честолюбии. Заслуги Меньшикова в преобразовательных начинаниях Петра Великого вряд ли можно переоценить. Даже если бы эти заслуги ограничива­лись только воинскими подвигами князя, то просто их перечисления достаточно, чтобы увековечить его имя: Калиш, Лесная, Батурин, Полтава, Переволочна, Штет­тин - вот главные победы князя в северной войне. Если в двух из них он делил ра­дость триумфа с Петром, то в остальных он руководил операциями самостоятельно, показав при этом недюжие способности военачальника. Но он проявил себя, как мы узнали из очерка о нем, не только на поле брани, но и как крупный государственный деятель. Что касается Меньшикова в правительственном механизме, то природа со­хранившихся источников такова, что, пользуясь ими, невозможно вычленить его роль как сенатора или даже руководителя Военной коллегии. Если течение дел жур­чало по привычному бюроратическому руслу и не вызывало осложнений, то, как го­ворится, за лесом не видны деревья, участие каждого сенатора или члена коллегии скрыто общим решением. Исключение составляет знаменательная свара в Сенате в 1722 оду, когда за скупой регистрацией перебранки можно восстановить ход разы­гравшегося скандала и роль в нем отдельных сенаторов. Именно по этому в рефе­ра­те отмечена роль князя в строительстве петербурга и ничего не сказано о Мень­шикове-сенаторе, равно как и о Меньшикове - президенте Военной коллегии. Сла­бость Меньшикова на виду, как на виду и его вклад в победы Северной войны, в создании регулярной армии и флота, в строительстве и благоустройстве новой сто­лицы. Алчность светлейшего, его порою затмевавшая рассудок страсть к стяжанию способны в известной мере "подмочить" репутацию князя. Но в жизни выдающейся личности привлекает, прежде всего ее реальный вклад во славу России, разумеется, России той поры, с ее социальными порядками. Вклад его велик, и потому потомки помнят имя Меньшикова.

Не мение яркой личностью является и Пнетр Андреевич Толстой. Он вызывал чувство глубокой неприязни у Андрея Артамоновича Мат­веева, сына боярина Арта­мона Сергеевича, убитого стрельцами во время бунта 15-17 мая 1682 г. Одним из виновников гибели его отца был Толстой, действовавший в интересах Милослав­ских. И тем не мение Матвеев-младший характеризовал Петра Андреевича как чело­века острого ума. Репутацию умного, ловкого и проницатель­ного деятеля Тол­стой сохранил и к исходу своей жизни. Французский посол Кампре­дон не жалел хва­лебных эпитетов в его адрес: "Это человек даровитый, скромный и опытный"; "Это лучшая голова России"; "Толстой самый доверенный и бесспорно самый искусный из министров царицы"; "Это человек тонкого ума, твердого харак­тера и умеющий давать ловкий оборот делам, которым желает успеха".

Кампредона можно было бы заподозрить в предвзятости, ибо он, как и прочие иностранные по­слы в Петербурге, не скупился на похвалы тем русским государст­венным деятелям, которые охотно шли ему на уступки. Но из очерка о Толстом нам известно, что дела Петра Андреевича подтверждают, а не опровергают характери­стику Кампредона. Толстой служил делу Петра верно и преданно и без оглядки от­давал этой службе все свои недюженные дарования.

Поле деятельности Петра Андреевича - дипло­матия. Занятие этим ремеслом не всегда предполагао наличие чистых рук. В ход пускалось все, что обеспечивало ус­пех: обман, шантаж, подкупы, вероломство, ли­цемериеи даже убийство. После того, как узнаешь о том, как он использовал все ры­чаги давления на царевича Алексея, чтобы добиться от него согласия вернуться в Россию, или о том, как он скупал оптом и в розницу османских министров, может создаться впечатление, что Толстой был злодеем или, во всяком случае, челове­ком, лишенным элементарной нравственно­сти. Нельзя, однако, игнорировать то обстоятельство, что Толстой-дипломат, как и русская дипломатия в целом, всего лишь постигал азы европейской дипломатиче­ской службы, весьма не разборчивой в средствах достижения цели. Петр Андреевич руководствовался не своекорыстными, а государственными интересами, и его дейст­вия вознаграждались в той мере, в какой они способствовали укреплению либо мощи государства, либо позиции монархов.

В ином ракурсе выглядит Толстой в общении с Петром и его министрами, а также в семейном кругу. Здесь он был и преданным слугой, и добрым порядочным семья­нином, заботливым супругом и отцом.

Иные черты были присущи Борису Петровичу Шереметьеву. По своему мироощу­щению, привычкам это был человек XVII века, волей судьбы заброшенный в бурное время петровских преобразований. Он и не порвал с прошлым, и полностью не вос­принял настоящие, точнее не смог превозмочь себя, чтобы органически слиться с этим настоящим. Из XVII века он прихватил черты патриальхального воеводы и представления о военном искусстве, определяющим признаком которого являлось не умение, а число. В петровское время он приобрел навыки в создании и управле­нии регулярным войском, более мобильным и боеспособном, чем поместная конни­ца прошедшего века. В сплаве этих двух качеств и формировался полководец Ше­реметьев. Его главная сфера деятельности - поле брани, и Россия была ообязана первыми победами.

Присущее Шереметьеву сочетание названных выше качеств определяло отноше­ние царя к своему фельдмаршалу. Оно никогда не было теплым, и вто же время его нельзя назвать враждебным. Борис Петрович с завидным терпением переносил по­стоянные понукания царя, чаще всего являвшиеся результатом его медлительности, иногда брюзжал, но никогда не уклонялся от любых поручений царя и с чувством долга их выполнял. Последнее обстоятельство необходимо подчеркнуть в связи стем, что в литературе бытует пущенная князем Щербатовым молва о словах, будто бы сказанных Борисом Петровичем, когда он отказался участвовать в суде над царе­вичем Алексеем: "...служить своим государям, а не судить его кровь моя есть должность".

Письма Шереметьева кабинет-секретарю Макарову, князю Меньшикову, генералу Апраксину и самому царю дают основание отклонить версию Щербатова: на подоб­ную демонстрацию фельдмаршал был не способен не только на исходе своих сил, но и в годы их расцвета.

В отличие от Меньшикова, Толстого и Шереметьева, пользовавшихся большей или меньшей самостоятельностью и силой обстоятельств вынужденных иногда при­нимать собственные решения, Алексей Васильевич Макаров подобных трудностей не испытывал: он всегда был при Петре, неукоснительно следовал за ним, куда бы тот ни направлялся, хотя бы на курорт.

Конечно же, могучая фигура Петра заслоняла Макарова, но, присмотревшись к деятельности его кабинет-секретаря, можно без риска ошибиться сказать, что Алек­сей Васильевич принадлежал к числу самых доверреных лиц царя и был непремен­ным его помошником во всех его начинаниях. Если Петра его можно сравнить с ма­ховым колесом, приводящим в движение весь правительственный механизм, то Ма­каров выполнял функции приводного ремня.

Через руки Макарова проходили все донесения Петру, равно как и указы, исходив­шие от царя, каках бы вопросов они не касались: военных, дипломатических или относившихся к внутренней жизни страны. И все же главным поприщем, где Мака­ров, проявлял необыкновенное трудолюбие, феноминальную работоспособ­ность и высочайшую степень организованности, значительно облегчал титанический труд Петра, был "распорядок".

Петр, поучая как-то своего сына, заявил, что управление страной складывается из двух забот: "распорядка и обороны". Шереметьев, Меньшиков и Толстой подвиза­лись в области "обороны", полем деятельности Макарова был "распорядок". Яркие и не похожие индивидуальности, они дополняли друг друга, создавая, выражаясь спортивным языком, единую команду. В конечном счете, деятельность каждого из них, направляемая твердой рукой Петра, была подчинена его воле.

Но вот Петра не стало. Наступила пора безвременья, когда государственная те­лега в силу инерции продолжала двигаться в раз заданном направлении. Страна, подобно путнику, израсходовав ресурсы во время продолжительного и изнуритель­ного похода, как бы сделала привал, решила передохнуть, чтобы собраться с но­выми силами и вооружиться новыми идеями.

При Петре его сподвижники блистали, после его смерти блеск потускнел, и созда­ется впечатление, что вместо личностей выдаущихся у трона стали копошиться за­урядные люди, лишенные государственной мудрости. Они продолжали дело Петра скорее всего в силу инерции, как отмечалось выше, чем вследствие творческого восприятия полученного наследия и четких представлений, как им распорядиться. Более того, современники стали свидетелями острого соперничества за власть, на­чавшегося у еще неостывшего тела Петра и продолжавшегося свыше полутора де­сятка лет.

Эта метаморфоза была обусловленна абсолютистским режемом, признававшим покорность и слепое повиновение и ограничивавшим проявление у саратников Петра инициативы, воли и самостоятельности не только в действиях, но и в мышле­нии. Режим воспитывал деятелей особого рода, главнным достоинством которых являлась исполнительность. Петр умел подавить соперничество и противоречия между своими соратниками в самом зародыше. Свары выносились наружу лишь из­редкакак это, например, случилось в Сенате в 1722 году, когда царь, предводитель­ствуя войсками, отправился в Каспийский поход. После смерти Петра соперничество в борьбе за власть стало нормой жизни.

Абсолютистский режим уготовил сподвижникам Петра еще одну общность, отно­сящуюся к их судьбам: почти все они плохо кончили. Вспомним трагическую судьбу Меньшикова, или Толстого, скончавшегося ссыльным на Соловках, опалу Макарова и завершение жизненного пути на эшафоте Голициным и Долгоруковым. По трупам соперников уверенно и медленно продвигался к вершинам власти лишь ловкий Ос­терман. Система правления имела самое прямое отношение к этим падениям, ибо самодержавный строй ставил как возвышение, так и опалу государственных деяте­лей в прямую зависимость от личных качеств монархов: их способностей, вкусов, представлений о своей роли в государстве. Совершенно очевидно, что бездарным наследникам Петра оказались не ко двору его незаурядные сподвижники.

При Петре никто из них не осмеливался навязывать ему свою волю и править страной его именем. При ничтожных приемниках Петра Великого такие возможности появились. Короче, с соратниками Петра, многих из которых можно назвать людьми одаренными, произошло то же самое, что и смаршалами Наполеона, низведенными до положения заурядных людей после того, как их гениальный повелитель сошел с исторической сцены.

"...История вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей",- писал В.И.Ленин. В этом реферате мы проследили жизненный путь четырех "несомненно деятелей". Их жизнеописание поучительно в нескольких аспектах. С одной стороны, каждый из них - Меньшиков, из пирожника ставший великим князем, аристократ Шереметьев, представитель посада Макаров и потомок помещиков средней руки Толстой - служил одному классу - дворянство, вождем которого являлся Петр Великий. Само собою разумеется, что их служба в условиях того времени укрепляла позиции этого класса в феодальном обществе России.

С другой стороны, надобно подчеркнуть социальную среду, из которой царь рек­рутировал сподвижников. Она была очень разнородной, в ней присутствовали люди даже из "подлых" сословий, как я уже отвмечал в начале реферата. В связи с этим вспомним вещие слова К.Маркса: " Чем более способен господствующий класс при­нимать в свою среду самых выдающихся людей из угнетенных классов, тем прочнее и опаснее его господство".

Важный итог деятельности "птенцов гнезда Петрова" состоит в том, что каждый из них вносил свою лепту в укреплентие могущества России и превращение ее в вели­кую европейскую державу.

Список литературы.

Павленко Н.И. Птенцы гнезда петрова.- М.:Мысль, 1985.

Павленко Н.И. Полудержавный властелин.- М.:Современник, 1988.

Ключевский В.О. Петр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер. // Исторические портреты, - М.:Правда, 1990.

Ключевский В.О. Петр Великий среди своих сотрудников. // Исторические портреты, - М.:Правда, 1990.

Соловьев С.М. Птенцы Петра Великого. // Чтения и расказы по истории России, - М.:Правда,1989.