Коммуникативно-прагматические характеристики ретрактивных речевых актов в английском диалоге

Размещено на http://www.

Коммуникативно-прагматические характеристики ретрактивных речевых актов в английском диалоге

Оглавление

Введение

I. Ретрактивные речевые акты сквозь призму прагматического направления лингвистики

1.1 Теория речевых актов как теоретическая база для рассмотрения ретрактивных речевых актов

1.2 Классификация иллокутивных актов

1.3 Интерактивный подход к рассмотрению и классификации речевых актов

1.4 Проблема рассмотрения ретрактивных речевых актов

Выводы

II. Комплексно–прагматическая характеристика ретрактивных речевых актов и их классификация

2.1 Ретракция. Критерии выделения и принципы классификации

2.2 Ретрактивные речевые акты в иллокутивно-интерактивном аспекте

2.2.1 Стимулирующие комментирующие ретрактивные речевые акты

2.2.2 Экстратекстуальная и композиционная ретракция

2.2.3 Понятие псевдоретракции

2.3 РРА с позиций теории коммуникативных неудач

2.4 РРА с точки зрения общей теории аргументации

Выводы

Заключение

Список сокращений

Библиография

Введение

ретрактивный речевой акт лингвистический

Настоящая работа посвящена рассмотрению коммуникативно-прагматических характеристик ретрактивных речевых актов в английском диалоге на примере случаев их конкретной речевой реализации.

Цель работы заключается в выявлении природы ретракции на примерах изучения конкретных коммуникативно-прагматических процессов в пределах ретрактивных речевых актов в английском диалоге с позиций основных лингвистических теорий.

Актуальность проводимого исследования заключается в недостаточной степени изученности коммуникативно-прагматической специфики использования приема ретракции в процессе вербальной коммуникации. В последнее время коммуникативно-прагматический подход в лингвистике получил интенсивное развитие. При этом особое внимание уделяется теории речевого общения. Кроме того, анализ ретрактивных речевых актов с позиций теории коммуникативных неудач и общей теории аргументации позволяет взглянуть на объект нашего исследования в несколько ином ключе и, следовательно, представляет несомненный интерес в плане научной новизны.

Выдвинутая тема определяет круг конкретных задач, решаемых в работе:

- рассмотрение ретрактивных речевых актов на основе теории речевых актов и речевого общения;

- уточнение классификации иллокутивных актов на основе критического сопоставления уже существующих вариантов

- обоснование целесообразности применения интерактивного подхода к рассмотрению ретрактивных речевых актов;

- выработка критериев выделения ретрактивных речевых актов и их классификация;

- обоснование правомерности выдвигаемой таксономии на основе детального анализа фактического материала;

- анализ ретрактивных речевых актов с точки зрения теории коммуникативных неудач и общей теории аргументации.

Для решения поставленных задач в работе использовался метод прагматического анализа, а также метод идентификации, на основе которого проводилась классификация иллокутивных и интерактивных актов.

Материал исследования послужило около 160-и примеров, полученных методом сплошной выборки из англоязычной художественной литературы. Общее количество страниц: около 4000 страниц. Анализируется речь персонажей, но при этом в ряде случаев учитывается и авторский комментарий.

Построение работы: введение, две главы, заключение.

В первой главе описывается круг теоретических вопросов, традиционно отводимых к прагматическому полю в лингвистике и имеющих непосредственное отношение к объекту нашего исследования.

Вторая, исследовательская часть работы направлена на решение конкретных задач, обусловленных спецификой выбранной темы.

Ретрактивные речевые акты сквозь призму прагматического направления лингвистики

1.1 Теория речевых актов как теоретическая база для рассмотрения ретрактивных речевых актов

Предметом нашего исследования является коммуникативно-прагматический аспект рассмотрения случаев употребления ретрактивных речевых актов в английском диалоге. Прежде всего, представляется необходимым четко определить ту нишу, тот раздел прагматики, к которому непосредственно принадлежит предмет нашего исследования. Исходя из самой области действия прагмалингвистики как науки, изучающей использование предложений в речевой деятельности, становится ясным, что анализируемые нами явления невозможно рассматривать вне порождающего их контекста, вне процесса живого, естественного акта речи.

В прагматике акты речевой деятельности или «речевые акты» были детально изучены в рамках специально разработанной «теории речевых актов», которая получила весьма широкое распространение и в большой степени способствовала развитию теории речевого общения.

Поскольку объектом нашего исследования также являются определенные акты речи, пусть и со специализированными прагматическими установками и средствами их экспликации, нам представляется необходимым оперировать теми же терминами и понятиями, которые были разработаны последователями именно данного теоретического учения.

Ядро теории речевых актов, краткий обзор которой дает Кобозева И.М. в предисловии к сборнику «Новое в зарубежной лингвистике» (1986), составляют идеи, изложенные английским логиком Дж. Остином. Вместе с двумя другими выдающимися теоретиками, Дж. Серлем и П.Ф. Стросоном, он и заложил базу теории, которую можно назвать стандартной теорией речевых актов.

Объектом исследования теории является акт речи, состоящий в произнесении говорящим предложения в ситуации непосредственного общения со слушающим. Подобная формулировка объекта исследования теории речевых актов позволяет сфокусировать ее внимание на детальном описании внутренней структуры речевого акта – этого элементарного звена речевого общения.

В теории речевых актов субъект речевой деятельности понимается как абстрактный индивид, являющийся носителем ряда характеристик, психологических (намерение, знание, мнение, эмоциональное состояние, воля) и социальных (статус по отношению к слушающему, функция в рамках определенного социального института).

Ни одна теория коммуникативной деятельности, независимо от масштабов ее объекта исследования, не может обойтись без формулирования модели коммуникативной ситуации.

Теория речевых актов предлагает свою оригинальную модель коммуникативной ситуации. Наряду с такими компонентами, как адресант и адресат высказывания, само высказывание, обстоятельства речевого общения, которые неизменно присутствуют во всех других моделях общения (в них это компоненты могут называться иначе), модель речевого акта в данной теории включает в себя также цель и результат речевого акта (Кобозева, 1986).

Единый речевой акт представляется в теории речевых актов как трехуровневое образование. Так, основными понятиями, которые лежат в основе описания любого речевого акта и которыми свободно оперирует рассматриваемая теория, являются понятие локуции, иллокуции и перлокутивного эффекта.

Центральным звеном трехуровневой системы, предложенной Остином, несомненно, является понятие иллокуции. Остин не дает точного определения понятию иллокутивного акта. Впервые вводя это понятие, он только приводит примеры иллокутивных актов.

Остин объяснил существование иллокутивного акта, то есть осуществление какого-то акта в ходе говорения в противоположность действию самого говорения. Он называет учение о различных типах приведенных функций языка учением об иллокутивных силах (Остин, 1986).

Иными словами, предложения, являющиеся средством реализации разных речевых актов, соотносительны с определенной коммуникативной интенцией говорящего. Принято говорить в этой связи, что подобные разные реализации коммуникативно-интенционального содержания структурно одного и того же предложения отличаются друг от друга иллокутивной силой.

1.2 Классификация иллокутивных актов

С самого начала существования теории речевых актов основной ее проблемой является описание механизма распознавания коммуникативного намерения говорящего в речевых актах, объяснение того, каким образом обеспечивается понимание иллокутивной силы высказывания. Основоположниками данной теории был поставлен вопрос о факторах, благодаря которым высказывания в процессе общения обретают подлинный смысл, становясь носителями речевого замысла коммуникантов и вплетаясь в структуру их внеязыковой деятельности, - вопрос, на который семантические теории, оперирующие изолированными предложениями, независимо от степени их формального совершенства, в принципе не могли дать ответа.

Как отмечает Г.Г. Почепцов, поскольку содержание предложений, актуализируемых в речевых актах, не сводимо к лексической и грамматической информации, а всегда включает и коммуникативно-интенциональное, или прагматическое содержание, эта семантическая особенность предложения должна найти отражение в его описании. Данная цель была достигнута путем включения в семантическую структуру предложения специального прагматического компонента. Семантическая структура в данном случае предстает как состоящая из двух величин: прагматического компонента и пропозиции. Прагматический компонент отражает коммуникативную интенцию предложения, пропозиция (предикат + один или несколько аргументов) – его когнитивное содержание. Решающим для отнесения предложения к тому или иному прагматическому типу является характер прагматического компонента. Пропозиция может быть идентичной в разных по коммуникативной интенции предложениях (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981).

Первая попытка дать классификацию иллокутивных актов принадлежит Дж. Остину. Остин полагал, что для уяснения сущности иллокуции надо собрать и расклассифицировать глаголы, которые обозначают действия, производимые при говорении, и могут использоваться для экспликации силы высказывания – иллокутивные глаголы.

Остин выделил пять общих классов в соответствии с иллокутивной силой входящих в них высказываний и дал им следующие «более или менее отталкивающие имена»: вердитивы, экзерситивы, комиссивы, бехабитивы и экспозитивы (Остин, 1986).

С точки зрения современного уровня развития прагмалингвистики таксономия Остина выглядит весьма далекой от совершенства. Однако, необходимо упомянуть, что и сам Остин допускал, что проведенная им классификация недостаточно отчетлива. Он не исключал необходимость построения иной классификации и не считал свой вариант окончательным.

Таксономия Серля, которую он строит именно как классификацию актов, а не глаголов, представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с целым рядом предшествующих опытов, будучи первой попыткой универсальной классификации иллокутивных актов. Базу этой классификации составляют 12 признаков, которые сам автор называет «направлениями различий между иллокутивными актами» (Серль, 1986).

В своих исследованиях Серль выделил пять базисных категорий иллокутивных актов:

1.Репрезентативы.

Данный тип иллокутивных актов в дальнейшем получил название ассертивов (Серль, Вандервекен, 1985)

2.Директивы

3. Комиссивы

4.Экспрессивы.

5. Декларации, или декларативы (Серль – Вандервекен, 1985)

В ходе дальнейших исследований был предложен целый ряд детализирующих классификаций типов иллокутивных актов. Например, Г.Г. Почепцов, предложил класс квеситивов, которые представляют собой вопросительные предложения в традиционном понимании. Квеситив имеет ту черту общности с директивом, что оба они предназначены для того, чтобы вызвать действие адресата, с тем существенным различием (не учтенным в таксономии Серля), что для директива это любые действия, включая и речевые, для квеситива – это только речевые действия.

По мнению ученого, важнейшим отличительным признаком квеситива следует считать связь его употребления с разностью информационных потенциалов автора квеситива и адресата. Употреблением квеситива его автор делает явным наличие такой разности и преследует цель снятия этой разности путем получения – в качестве ответа на вопрос – соответствующей информации от адресата. Квеситив ставит в фокус внимания общающихся факт отсутствия некоторой информации у адресанта и создает, в силу вопросительности, психологическое напряжение в общении, которое снимается выдачей адресатом ответа.. Кроме того, квеситивное предложение должно обладать структурным признаком вопросительности. Инвентарь соответствующих средств достаточно разнообразен. Важнейшим среди них является интонация (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981, С.277-278).

Еще один вариант классификации иллокутивных актов был предложен В.В. Богдановым. В построении своей классификации он отталкивается от дихотомического, или бинарного принципа. На каждом уровне обозначается тот признак, по которому происходит деление. Например, все иллокутивные акты в предлагаемой им схеме делятся на институциональные, или ритуальные и неинституциональные, неритуальные. Все неинституциональные речевые акты делятся далее на два класса – побуждающие и непобуждающие. Поскольку побуждающие иллокутивные акты могут инициировать как говорящего, так и адресата, то их по этому признаку можно вновь разделить на два подкласса – адресантно-инициирующие и неадресантно-инициирующие и т.д. (Богданов, 1990).

Пытаясь провести критический анализ приведенных выше классификаций, как несомненное преимущество более поздних классификаций по сравнению с вариантом, первоначально предложенным Дж. Серлем, мы рассматриваем обособление класса вопросов в отдельную категорию прагматических типов предложения (иллокутивных актов). Целый ряд ученых придерживается подобной точки зрения. Согласно мнению Л.П. Чахоян, вопрос характеризуется своим собственным коммуникативно-интенциональным содержанием, направленным на устранение информационной лакуны между знаниями его автора и адресата и обладает рядом типичных структурно-семантических особенностей, не позволяющих причислить прагматическую категорию вопросов к разряду директивных предложений (Чахоян, 1979).

Еще одной, принципиально важной особенностью представленных подходов к систематизации иллокутивных типов является отсутствии одного, на наш взгляд, важного прагматического типа. Речь идет о классе иллокутивных актов, направленных на передачу психологического состояния говорящего, на выражение его эмоций и переживаний. Примерами подобных иллокутивных актов, на наш взгляд могут служить эмоциональное английское восклицание типа “God dam it!”, “Jesus Christ!”; или русское “Ну и дела!”, “Вот это да!”. Высказывания подобной направленности встречаются в речевых актах повседневной человеческой жизни ничуть не реже, чем, к примеру, ассертивы или директивы.

Как известно, в таксономии Серля, выделившего класс экспрессивов, эмоциональный компонент приобретает этикетный характер. Он подходит к трактовке экспрессивов в конвенциональном смысле, рассматривая их только как ритуальные обряды.

Определенные попытки отразить эмоционально-психологическую составляющую РА (речевых актов) присутствуют в концепции Е.М. Вольф. В своих работах она расширяет трактовку класса экспрессивов, относя к ним все виды высказываний, которые интерпретируются как оценочные (одобрение, неодобрение и т.п.) или включают оценочный компонент в свою интерпретацию (оскорбление, похвала, комплимент и т.п.). Таким образом, она причисляет к классу экспрессивов оценочные высказывания, принадлежащие индивидуальным субъектам, имеющие своей иллокутивной целью выразить эмоциональное состояние говорящего и/или произвести эмоциональное воздействие на слушателя, основанное на одобрении и порицании в широком смысле слова. Такие оценки слабо связаны с социальными нормами и стереотипами (Вольф, 1985, С.166-167).

Находясь под влиянием Серля, Вольф также причисляет к классу экспрессивов такие речевые акты, как поздравление, извинение или благодарность. Данные речевые акты являются обусловленными социальными конвенциями, что позволяет интерпретировать их как «этикетные акты речевой деятельности» (Поспелова, 1992). На наш взгляд, подобный подход лишает класс экспрессивов необходимого эмоционального наполнения и приравнивает данные типы речевых актов к определенным, клишированным речевым ситуациям.

Необходимо отметить иной теоретический взгляд на рассмотрение данного вопроса. Так, пытаясь привнести категорию эмотивности в рассмотрение и классификацию иллокутивных актов А.Г. Поспелова в своих работах выдвигает идею дальнейшей субклассификации основных типов иллокутивных актов по принципу участия в них эмоционального компонента. Беря за основу классификацию Серля-Вандервекена, она обнаруживает, что большинство перечисленных классов включает подклассы, которые можно охарактеризовать как слитные. Слитность может быть обусловлена природой иллокутивного компонента РА и отношением к нему эмоционального компонента. В РА, содержащих эмоциональный компонент в качестве обязательного, иллокутивный компонент сливается с эмоциональным, образуя единое целое (Поспелова, 1992).

Такая точка зрения позволяет сохранить тот объем понятия экспрессивов, который характерен для традиционной классификации иллокутивных актов.

В ходе данной работы мы находим целесообразным выделить отдельный класс иллокутивных актов, направленных на передачу психологического состояния оратора, на выражение его эмоций и переживаний. Рассмотрев все варианты, мы считаем необходимым присоединиться к точке зрения Пиотровской, выделившей на материале русского языка особый прагматический тип эмотивов, которые противопоставляются экспрессивам как «этикетным речевым актам» в интерпретации таких ученых, как Е.М. Вольф и А.Г. Поспелова. Л.А Пиотровская пишет, что «выделение особого коммуникативного типа высказываний, называемых эмотивными, основано, во-первых, на квалификации намерения говорящего выразить свое эмоциональное состояние или эмоциональное отношение к объективной действительности в качестве самостоятельной целеустановки, во-вторых, на положении о том, что названная коммуникативная задача является в эмотивных высказываниях доминирующей» (Пиотровская, 1994, С126). В работах данного ученого эмотивные речевые акты получают следующее определение: «речевые акты, целью которых, является выражение эмоционального состояния субъекта речи или его эмоционального отношения к чему-либо» (там же, С.25).

Принимая во внимание все рассмотренные точки зрения, за окончательный вариант классификации иллокутивных актов, на основе которого будут строиться наши дальнейшие рассуждения, мы принимаем пять основных типов РА согласно классификации Серля-Вандервекена, дополненные классами вопросов и эмотивов: ассертивы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декларативы, вопросы, эмотивы.

1.3 Интерактивный подход к рассмотрению и классификации речевых актов

В 70-е годы в прагматике внимание концентрировалось преимущественно на иллокутивном аспекте РА, отражающем желания, мнения и психологический настрой говорящего, которые определяли коммуникативную форму данной речевой единицы (Searle, 1970). Различные типы РА изучались в основном как потенциальные, типовые единицы общения, в отрыве от их коммуникативного контекста. В 80-е годы деятельностный подход к языку потребовал рассмотрения РА прежде всего с учетом условий их функционирования в речи.

Как пишет А.Г. Поспелова, на этом этапе в связи с признанием активной роли адресата как равноправного участника динамического процесса коммуникации в центре внимания оказалась не только и не столько иллокутивная, сколько интерактивная характеристика речевых единиц. Интеракция предполагает обмен действиями (как вербальными, так и невербальными), в котором участвуют не менее двух лиц (Поспелова, 1992).

При интерактивном подходе, ставящем в фокус своего внимания непосредственно акт живой диалогической речи, каждая реплика коммуниканта вплетается в общую структуру диалога и получает интерпретацию относительно предшествующих, либо последующих реплик. При этом значительно большее значение придается эмоциональному состоянию собеседников, ситуативному контексту, тактике и стратегии говорящих.

Лингвисты выделяют ряд единиц речевой деятельности. Мельчайшей единицей, как правило, считается речевой акт (поступок), далее следует речевой шаг, речевой ход, речевое взаимодействие, т.е. диалогическое единство или микродиалог; речевое событие, т.е. макродиалог. Эти единицы изучались в работах таких ученых, как Эдмонсон, Сусов, Зернецкий.

В нашем исследовании мы не стремимся к детальному описанию приведенных единиц, в особенности с учетом большого количества расхождений в их трактовке. Наша цель заключается в описании РА в плане их отношения к интеракции, неотъемлемой частью которой, в конечном итоге, и является непосредственно объект нашего исследования – ретрактивные РА. В работе принимается точка зрения, согласно которой признается наличие иллокутивного и интерактивного компонентов РА. При этом в лингвистической литературе ставится вопрос о более конкретных появлениях этой функции, таких, как согласие, возражение, комментарий и т. д.

Заметим, что об интерактивной роли, об ориентации реализующего данный РА высказывания на реплику собеседника РА речь идет только тогда, когда РА определенной иллокутивной силы реально используется во Взаимодействии, т.е. является актом – поступком. Иллокутивные компоненты РА сочетаются в речевом общении с различными интерактивными компонентами, и «выбор» интерактивного компонента зависит от позиции РА во Взаимодействии и от стратегий говорящего.

В рассматриваемой нами работе А.Г. Поспеловой приводится сводная классификация интерактивных актов. При этом делается оговорка, что в трактовке интерактивной природы РА наблюдаются большие расхождения. Автор ссылается на таких ученых, как, Эдмонсон, Зернецкий, Паронян, Власова, Чахоян, Комина.

1. Информирование – РА, требующий либо комментария со стороны адресата, либо его сигнала, что содержание РА услышано и усвоено.

2. Запрос - РА, ориентированный на получение ответа.

3. Побуждение – РА, ориентированный на получение согласия или отказа выполнить требуемое действие или на его выполнение.

4. Комментарий – РА, служащий для распространения и дополнения предшествующего РА собеседника или говорящего. В последнем случае РА стимулируется репликой собеседника и является ретрактивным, т. е. говорящий возвращается к своей предыдущей реплике, внося необходимые изменения или пояснения:

а) подтверждение – согласие с высказанным мнением или намерением собеседника; подтверждение своего собственного предыдущего высказывания (ретракция);

б) возражение – несогласие с высказанным мнением или намерением;

в) отмена – отказ от собственного предыдущего высказывания (ретракция);

г) распространение – обеспечение предшествующего высказывания собеседника или говорящего (при ретрактивном акте) дополнительной информацией.

5. Восприятие – РА, служащий сигналом того, что содержание предыдущего РА услышано и усвоено. Эмоционально окрашено.

6. Ответ – вербальное действие, вызванное РА – запросом:

а) утвердительный; б) отрицательный; в) информирующий.

7. Реакция на побуждение (Реакция): а) согласие – готовность;

б) согласие – разрешение – благодаря своей двойственной природе данный иллокутивно-интерактивный акт попадает как в список иллокутивных, так и интерактивных актов; в) несогласие, отказ.

Первые три из представленных классов (информирование, запрос и побуждение) являются инициирующими, в то время как четыре последних класса (комментарий, восприятие, ответ и реакция) носят реактивный характер (Поспелова,1992).

Приведенная схема наглядно демонстрирует, что объект нашего исследования, т.е. ретрактивные речевые акты относятся к разделу комментариев, по крайней мере – к таким трем его подтипам, как подтверждение, отмена и распространение. В связи с этим интересно отметить существование иной точки зрения к рассмотрению комментариев, принадлежащей Т.П. Третьяковой, которая занималась изучением проблемы речевых стереотипов в английском языке.

Т.П. Третьякова значительно расширяет понятие комментирующих высказываний, выделяя два основных вида комментариев:

1) ответный, т.е. «затребованные» реакции, появление которых обусловлено удовлетворением реплики-стимула,

2) собственно комментирующий, т.е. «спонтанные» реакции, возникающие как проявление эмоционального состояния говорящего субъекта.

Ответный комментарий представлен высказываниями согласия и несогласия. Положительный ответный комментарий представлен несколькими типами: собственно согласие, подтверждение и одобрение. Отрицательный ответ реализуется в виде несогласия, возражения и осуждения.

Собственно комментирующие речевые стереотипы представлены двумя типами интерпретаций. Во-первых, это эмоционально-оценочный комментарий, который возникает как результат аффективного состояния говорящего и распределяется по типам реакций на положительный (одобрение) и отрицательный (неодобрение). Во-вторых, комментарий фигуративно-экспрессивный, который возникает в результате выбора говорящим некоторой фигуры речи, например, иронии или шутки, выражающей оценочное отношение говорящего в более сложной дискурсивной форме (Третьякова, 1995).

Как видно, система комментирующих высказываний, разработанная Т.П. Третьяковой, представляет собой довольно сложное образование. Помимо собственно комментариев, которые дополняются такими интерактивными актами, как ответ и реакция, она включает в себя эмоциональный компонент (восприятие). В связи с этим в настоящей работе мы находим более целесообразным придерживаться приведенной выше более традиционной классификации.

Итак, подытоживая анализ РА с позиций интеракции, еще раз подчеркнем, что, совершая определенный речевой поступок (акт или ход), говорящий одновременно осуществляет и иллокутивный и интерактивный акты. В связи с этим в настоящей работе каждый РА будет охарактеризован одновременно с двух точек зрения. При этом будет использоваться один из терминов ряда «ассертив, вопрос, директив и др.» и один – из ряда «информирование, комментарий, восприятие и др.».

1.4 Проблема рассмотрения ретрактивных речевых актов

Впервые понятие ретракции попало в фокус лингвистических исследований в работах видного немецкого теоретика Дитера Вундерлиха. Он ввел понятие ретрактивого иллокутивного акта для описания определенной коммуникативной ситуации, при которой говорящий совершает преднамеренную отсылку к своей собственной реплике, произнесенной в прошлом. В своих исследованиях Вундерлих предлагает несколько модифицированный (по сравнению с традиционно канонической типологией Серля) вариант классификации иллокутивных актов, основное отличие которой заключается именно в обособлении ретрактивного типа в отдельный прагматический класс.

В настоящее время большинство лингвистов (Edmonson, 1981; Поспелова, 1992 и др.) склоняются рассматривать ретрактивные отношения в речевом акте под несколько иным углом зрения, а именно – с позиций интерактивного подхода. В этих случаях говорящий возвращается к своей предыдущей реплике и вносит необходимые изменения или пояснения, находясь в процессе непосредственного взаимодействия со слушающим.

Тем не менее, необходимо отметить, что точка зрения Вундерлиха нашла поддержку у некоторых ведущих отечественных лингвистов. К примеру, И.П. Сусов в своей работе «Семантика и прагматика предложения» отмечает, что «наиболее обоснованной представляется классификация коммуникативно-интенциональных типов высказываний, разработанная западногерманским лингвистом Дитером Вундерлихом»

Рассматривая речевой акт как важнейшее семантико-прагматическое понятие, Вундерлих наделяет его рядом интересных функций по отношению к объектам и процессам материальной действительности. Так, речевые акты могут заменять, подготавливать, разъяснять, направлять материальные действия, а также создавать социальные факты (назначения или выборы лиц на определенные должности, аттестация, приговоры, открытие общественных мероприятий и др.) (Сусов, 1980).

Среди других отечественных ученых, активно воспринявший в своих работах идеи Вундерлиха, можно отметить Н.А. Комину, которая, тем не менее, несколько расширила понятие ретрактивных РА. Так, в своих исследованиях она относит к ним высказывания типа извинений, благодарностей, ответов, обоснований, частично (в зависимости от положения в дискурсе) утверждения, объяснения, констатации и т.д. В ретрактивных РА актах данного типа установка говорящего сводится к тому, чтобы речевое действие было воспринято, правильно понято намерение говорящего. (Комина, 1984, С.92).

Признавая частичное заимствование терминов из классификации, представленной Дж. Серлем, Д. Вундерлих различает следующие иллокутивные типы:

репрезентатив (утверждения, отчеты, описания, повествования),

директив (просьбы, приказы, побуждения, советы),

комиссив (обещания, предложения),

сатисфактив (извинения, утверждения, заявления, ответы, поздравления, выражение благодарности),

ретрактив (разрешения, уточнения о ранее сделанном утверждении, заявления о невозможности выполнить обещание или просьбу),

декларатив (определения, называния, открытие заседания, крещение).

Помимо шести основных типов, Вундерлих особо останавливается на таких подтипах, как:

вопрос, иллокутивная направленность которого может быть представлена как директив, побуждающий возникновение репрезентативного речевого акта;

предиктив (предсказания, пророчества и т.п.).

Несмотря на определенный иллокутивный уклон в трактовке ретрактивных актов, в своем подходе к описанию речевого акта как такового Вундерлих отводит особое место такому фактору как интерактивные условия (interaction conditions). Он пишет, что любая ситуация (social situation) общения включает как субъективные, так и объективные элементы. К первым он относит комплекс индивидуальных подходов (set of individual attitudes), свойственных каждому коммуниканту, а вторые получают наименование интерактивных условий (к ним относятся социальные нормы, обязательства и иные социальные ценности) (Wunderlich, 1976, С. 252).

Таким образом, интерактивный подход несомненно присутствует в рассмотрении самой природы РА у Вундерлиха, который, однако, получает в его концепции несколько иную по сравнению с вышеприведенной интерпретацию. Под интерактивными условиями он подразумевает те практические последствия, которые влечет за собой использование РА для всех участников коммуникации. Вундерлих утверждает, что иллокутивная сила является тем фактором, который вводит новые интерактивные условия, удовлетворение которых, в свою очередь, и определяет степень успешности самого РА. Более того, чтобы отнести иллокутивный акт к тому или иному типу, Вундерлих предлагает рассматривать его как нечто, что вводит, удовлетворяет, либо возвращает (retracts) некоторые условия интерактивности, либо даже вводит совершенно новый факт (Wunderlich, 1976, С.253-254).

Подводя краткий итог, мы отметим, что сама суть различий между двумя изложенными выше подходами к рассмотрению интерактивного аспекта РА заключается не в его наличие либо отсутствии, что не подвергается сомнению, а в том месте, которое отводится интеракции в рассмотрении РА. Согласно первому варианту иллокутивный акт изначально включает интерактивный компонент, а интеракция, таким образом, напрямую интегрирует в систему иллокутивных отношений, в то время как при втором подходе условия интерактивности рассматриваются как следствие, продукт и результат применения иллокутивной силы в пределах РА.

Несомненно, с позиций современного состояния развития прагмалингвистики, т.е. исходя из подхода к рассмотрению интерактивного компонента как непосредственной составляющей РА, ряд положений классификации Вундерлиха может быть подвержен определенным сомнениям. И основным из них, на наш взгляд, является именно смешение иллокутивного и интерактивного подхода к рассмотрению речевых актов. Однако, сам факт выделения речевых актов ретрактивного типа самостоятельного, полноправного явления представляет бесспорный интерес с точки зрения нашего исследования.

Выводы

В данной главе нашего исследования была заложена теоретическая база для последующего практического изучения коммуникативно-прагматических характеристик ретрактивных речевых актов в английском диалоге. Под понятием ретракции мы подразумеваем преднамеренный повторный ввод говорящим своего предыдущего высказывания с целью пояснения либо уточнения, который совершается в процессе вербальной коммуникации с собеседником.

В результате сопоставительного обзора основных вариантов классификации иллокутивных актов мы принимаем за основу пять классов иллокутивных актов из таксономии Серля-Вандервекена (ассертивы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декларативы), дополненные прагматическими типами вопросов и эмотивов. Под эмотивами мы понимаем определенный прагматический тип высказываний, направленный на передачу психологического состояния адресанта, выражение его эмоций и переживаний.

Отмечая наличие варианта интерпретации ретрактивных актов как одного из типов иллокуции, в ходе данной работы мы приходим к выводу о необходимости придерживаться второго - интерактивного подхода к рассмотрению ретракции. Мы полагаем, что ретрактивные отношения возникают исключительно в процессе обмена вербальными действиями, т.е. диалога, являясь одним из наиболее распространенных приемов логической организации языковых средств выражения коммуникативного намерения говорящего. Ретракция является методом обеспечения некоей прагматической когерентности последовательных реплик говорящего в структуре речевого взаимодействия, или макродиалога. Мы особо подчеркиваем, что ретрактивные отношения эксплицируются исключительно во взаимоотношениях между репликами говорящего, которые, в свою очередь, взаимозависимы как друг от друга, так и от реплик адресата, т.е. интерактивны.

Представив основные теоретические положения Дитера Вундерлиха, впервые выделившего понятие ретракции, мы отмечаем, что в своих работах он не переходит к детальному изучению конкретных видов ретрактивных речевых актов. В связи с этим, а также, учитывая тот факт, что концепция Вундерлиха строится на материале немецкого языка, представляется необходимым рассмотрение конкретных видов ретрактивных отношений в РА в процессе живой, диалогической речи английского языка. Именно этой цели и отвечает вторая глава нашего дипломного сочинения

Комплексно–прагматическая характеристика ретрактивных речевых актов и их классификация

2.1 Ретракция. Критерии выделения и принципы классификации

Ретракция – прагматическое понятие, в основе ее выделения лежат коммуникативно-интенциональные характеристики, а не формально-структурные признаки. Однако, в работах рассмотренных нами лингвистов (см. 1.4.) за случаи употребления ретрактивных речевых актов принимались в основном такие классические ее примеры, в которых происходило совпадение плана выражения между первой и последующими репликами говорящего. Собственно, недостаточная степень изученности ретрактивных РА (РРА) как таковых привела к тому, что в тех редких случаях, когда ретракция попадала в фокус внимания ученых, они рассуждали лишь о таких примерах употребления РРА, когда первоначальная реплика адресанта А полностью либо частично формально совпадала с его последующей репликой В на обоих языковых уровнях: лексическом и грамматическом. Между тем, встречаются случаи, когда говорящий повторно развивает одну и ту же мысль, чтобы добиться выполнения своей целеустановки, реализовать некоторую коммуникативно-интенциональную стратегию, облекая ее при этом в иную форму выражения, т.е. эксплицируя при помощи иных языковых средств. С точки зрения несовпадения его формально-структурных признаков, т.е. лексико-синтаксической формы, подобный вид ретракции получает в настоящей работе наименование преобразованной ретракции:

1) “I don’t want you to feel pressured about this report,” she says. “Do you want an extension?”

“No.” Backing slowly out of the door as she follows him. “I’ll get it done.”

“You’re sure? There’s no need to push yourself…” (Gue. Ord. С.218)

Опираясь на статистические данные собранного материала, мы отмечаем, что РРА преобразованного типа экспликации носят весьма частотный, но далеко не превалирующий характер. В большинстве случаев наблюдается если не полное, то частичное совпадение лексико-грамматических средств выражения ретрактивного комплекса реплик говорящего (А, В, С и т.д.). Для обозначения подобного вида ретракции в ходе данной работы мы вводим термины соответственно полных и частичных ретрактивных речевых актов (РРА):

2) [“How come you to be in the forest?” we asked.”]

“We have followed you.”

…………

“We have followed you,” they said, “and we shall follow you wherever you go…” (Полная ретракция) (Rand A. С. 56).

3) “I don’t think I’ll be all that useful to you, I never think about it any more.”

…………

“You have the people you need, Jack. I don’t think I’ll be an improvement. I came down here to get away from that.” (Частичная ретракция) (Har. Dr. С. 2-3).

Под частичным РРА мы подразумеваем частично-преобразованную ретракцию, в то время как наименование собственно преобразованная ретракция закрепляется за теми РРА, в которых наблюдается полная трансформация плана выражения между первоначальной и последующей репликами говорящего.

Учитывая вариант классификации РРА по принципу их лексико-грамматического соответствия, мы считаем принципиально важным, что под критериями выделения РРА стоит понимать не только формально-языковое совпадение реплик А, В, С и т.д., но, в первую очередь, наличие такой прагматической целеустановки адресанта, реализации которой он добивается путем повторного ввода какой-либо мысли, путем повторного обращения к определенной ситуации. Причем функционально-прагматическая сила воздействия подобного речевого акта на адресата аккумулируется, увеличивается благодаря его ретрактивной природе, пропорционально числу коммуникативных возвратов, которые зачастую маркируются при помощи определенных возвратно-ссылочных лексических единиц (типа “I told you” и “I said”).

2.2 Ретрактивные речевые акты в иллокутивно-интерактивном аспекте

2.2.1 Стимулирующие и комментирующие ретрактивные речевые акты

Отметив формально-структурные признаки РРА, вернее – их вторичность, мы обратимся непосредственно к прагматическому аспекту выделения РРА.

Все РРА (полные, частичные преобразованные) можно подразделить на два основных класса: стимулирующие (проспективные) и комментирующие:

4) Then she added irrelevantly: “You ought to see the baby.”

“I’d like to.”

“She’s asleep. She’s three years old Haven’t you ever seen her?”

“Never”

“Well, you ought to see her. She’s – “ (Fitz. G. С.12) (Стимулирующая ретракция);

5)…“He drove very nicely. I was amazed.”

“He drove? Muriel, you gave me your word of - “…………

“I said he drove very nicely, Mother. Now, please. I asked him to stay close to the white line, and all, and he knew what I meant, and he did it. He was even trying not to look at the trees – you could tell….” (Sal. N. С. 107) (Комментирующая ретракция) .

Общим у этих двух подклассов речевых актов является их ретрактивный характер, различие же заключается в их диаметрально противоположной прагматической подоплеке. Более конкретно, эти два класса РРА противопоставляются на основании различий в векторной направленности коммуникативно-интенционального намерения их адресанта. В первом случае прагматический вектор авторской установки устремляется к моменту в прошлом, и комментирующие РРА служат для подтверждения, распространения или отмены предыдущего высказывания.

Во втором же случае прагматический вектор повторной реплики говорящего проспективен, т.е. ориентирован на некий момент в будущем. Стимулирующие РРА носят явно директивный характер и служат для побуждения адресата на выполнение какого-либо действия, либо для прерывания контакта.

В нашей работе мы особо остановимся на двойственной природе комментирующих РРА. Дело в том, что для описания прагматических процессов в любом РА, в том числе и в РА интересующей нас специфики, представляется необходимым, во-первых, определить суть происходящего явления, а во-вторых, выявить его подоплеку. Иными словами, исследователь задается вопросом, что происходит, и чем это вызвано? Так, в случае употребления комментирующего РРА говорящий совершает сознательную отсылку к своему предыдущему высказыванию, непосредственно цель которой может носить, на наш взгляд, двойственный характер. С одной стороны, подобный РРА является своего рода описательным, прибегая к которому говорящий либо верифицирует, т.е. подтверждает правоту своих слов, либо вносит необходимые, на его взгляд, дополнения. С другой стороны, адресант может преследовать при этом цель подталкивания адресата к выполнению какого-либо действия (вербального либо материального), к формированию определенной ментальной позиции. Таким образом, мы утверждаем, что комментирующие РРА могут также приобретать стимулирующий характер.

Интересно, что стимулирующие РРА никогда не принимают комментирующий характер. Они являются исключительно средством достижения узко сформулированной, побудительно-директивной целеустановки говорящего.

Определив основные принципы классификации РРА, мы перейдем непосредственно к рассмотрению наиболее показательных, на наш взгляд, примеров их употребления. Для пояснений, которые будут сопровождать примеры, мы примем следующую форму записи: сначала указывается класс иллокутивного акта (исходя из таксономии, выработанной в теоретической части нашего исследования – см. 1.2.); затем после точки с запятой следует класс (стимулирующий, комментирующий) и подкласс интерактивного РРА (побуждение, подтверждение, распространение, отмена). Кроме того, анализируемые примеры будут характеризоваться относительно лексико-грамматических средств их экспликации (полная, частичная, преобразованная ретракция). Непосредственно РРА и предшествующая ему инициирующая реплика адресанта будут выделяться жирным шрифтом, возвратно-ссылочные маркеры, а также эмоционально окрашенная лексика, служащие индикаторами определения ретракции, будут выделены курсивом. Пропуск между инициирующей и ретрактивной репликами, который может насчитывать от одного высказывания адресата до нескольких страниц, будет обозначаться многоточием.

Рассмотрим стимулирующие РРА:

6) “Listen. I gotta get up and go to Mass in the morning, for Chrissake”

……………….

“How ‘bout turning off the goddam light? I gotta get up for Mass in the morning.” (Sal. C., 61-63).

Косвенный РА (транспонирование директива в ассертив); Стимулирующий (побуждение); Полная ретракция.

Перед нами пример макроречевого акта. В своей повторной реплике говорящий добивается реализации коммуникативного эффекта, изложенного в доминирующем РА (turn off the light), за счет употребления вспомогательного РА, который носит ретрактивный характер (I gotta get up for Mass in the morning).

7) “Watch your language, if you don’t mind.”

What a lady, boy. A queen, for Chrissake.

……………

“Listen. I toleja about that. I don’t like that type language,” she said. “If you’re gonna use that type language, I can go sit down with my girlfriends, you know.” (Sal. C., 94-95).

Директив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция. Говорящий побуждает собеседника переключится на другой регистр языка.

8) “Look,” I said “Would you be interested in meeting me for a cocktail somewhere?”………………

“I thought we might have just one cocktail together. It isn’t too late.” (Sal. C., 84-85).

Директив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция.

9) “Very funny,” he said. (А) “Same old Caulfield. When are you going to grow up?”……….

“Oh, God!” old Luce said. (В) “Is this going to be a typical Caulfield conversation? I want to know right now.”……….

“Listen. Let’s get one thing straight. (С) I refuse to answer any typical Caulfield questions tonight. When in hell are you going to grow up?” (Sal. C., 188-189).

В – Косвенный РА (транспонирование директив в вопрос); Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция.

С – Ассертив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция

На наш взгляд, последние два примера служат прекрасной иллюстрацией того, что ретрактивные речевые акты выступаю в роли своеобразных опорных пунктов для скрепления всего макродиалога воедино, они пронизывают его конкретной коммуникативно-прагматической установкой.

Так, в примере № 8 расстояние между двумя репликами говорящего насчитывает несколько страниц, но именно повторная, ретрактивная реплика определяет цель всего диалога, максимально декодирует коммуникативное намерение адресанта. Остальная, по объему – наибольшая часть диалога, приобретает в свете данных обстоятельств фатическую функцию и служит лишь необходимым светским фоном для адресанта (Холдена) в его попытках достижения определенного коммуникативного эффекта, а именно – пригласить куда-нибудь свою собеседницу.

Точно также в примере № 9 весь диалог пронизан ретрактивным РА одного из собеседников, который ориентирован на его прекращение, на подавление коммуникативной стратегии адресата.

Перейдем к рассмотрения комментирующих РРА:

10) “You really can dance,” I told the blond one. “You oughta be a pro. I mean it. I danced with a pro once, and you’re twice as good as she was.

………………

“Nothing. No idea. You really can dance,” I said “I have a kid sister that’s only in the goddam fourth grade. You’re about as good as she is, and she can dance better than anybody living or dead” (Sal. C., 92-94).

Ассертив; Комментирующий (распространение), Полная ретракция.

В РРА типа распространение, представленных предыдущим примером, можно выделить определенную формальную структуру. В них наблюдается разграничение между собственно ретрактивным элементом (You really can dance), который выделен в нашем анализе курсивом, и самой распространительной, дополнительной частью.

11) Robin: … (A) And I’ve finished. Out! Demobbed at last!

……….

Robin: … Gosh, (B) you don’t know what it feels like to be out at last!

……….

Robin: … Lord! – (C) it’s grand to be back again, and not just on a filthy little leave. … (Pr. T., 52-58).

B – Эмотив; Комментирующий (подтверждение); Частичная ретракция.

С – Эмотив; Комментирующий (подтверждение); Преобразованная ретракция.

Помимо представленных подклассов распространения и подтверждения, еще одной разновидностью комментирующих РРА является интерактивный акт отмены. Анализ собранного фактического материала показывает, что случаи употребления РРА подобной направленности крайне редки. В качестве примера мы можем проиллюстрировать ситуацию из рассказа Стивена Ликока “How we kept Mother’s day”, потенциально запрограммированную к воспроизведению комментирующих РРА типа отмены:

12) “…we decided that we’d make it a great day, a holiday for all the family, and do everything we could to make Mother happy…after breakfast we had it arranged as a surprise for Mother that we would hire a motor car and take her for a beautiful drive away into the country… When the car came to the door…it was plain enough that we couldn’t all get in… So in the end it was decided that Mother would stay home and just have a lovely restful day around the house, and get the dinner. It turned out anyway that Mother doesn’t care for fishing, and…Father was rather afraid that Mother might take cold if she came…He said it was our duty to try and let Mother get all the rest and quiet that she could…” (L. M. С. 11-13).

Очевидно, описываемая в виде пересказанной речи ситуация могла провоцировать употребление со стороны Отца одного или нескольких РА, направленных на отмену своего обещания, в ходе реализации которых он, вероятно, ссылался на свои предыдущие слова. Таким образом, в приводимом примере может идти речь об употреблении комментирующего РРА типа отмены обещания.

Из обнаруженных примеров следует, что к типичным лексическим маркерам, служащим индикаторами выделения ретракции можно отнести следующие слова и выражения:

а) словосочетания типа I told you (about ten times), I said, I’ve asked you (about fifty times), I mean it/what I mean is, I thought;

б) наречия again, just, really;

в) речевые стереотипы, сопровождающие напоминание, вроде listen, hey, you know, no kidding;

г) дейктическое местоимение this.

О ситуации спора, которая неизменно сопровождается употреблением РРА, помимо восклицательной интонации, свидетельствуют следующие эмоционально окрашенные лексические элементы:

а) междометия: for Chrissake, oh, God, Gosh, Lord, goddam, hell (what/why the hell, in hell/ as hell), …boy;

б) прилагательные, описывающие состояние и отношение говорящего: sarcastic, excited, peculiar, living or dead;

в) наречия и прилагательные, оценивающие ситуацию: honestly, horrible, filthy, terrific, crap, at last;

г) восклицательные синтаксические конструкции it’s grand…, what a…, what the heck… и др.

2.2.2 Экстратекстуальная и композиционная ретракция

В процессе работы нами были обнаружены несколько примеров, позволяющих взглянуть на рассмотрение понятия ретракции с несколько иной перспективы. Любое научное исследование должно опираться на анализ конкретного, жестко фиксированного фактического материала. В нашем случае речь идет о лингвистическом исследовании, объектом которого выступают примеры ретрактивной вербальной коммуникации на английском языке в рамках определенного, зафиксированного текста. Тем не менее, придерживаясь принципа вторичности формально-структурного подхода к изучению такого узко прагматического явления, как ретракция, мы сочли возможным несколько выступить за рамки так называемого заданного, печатного текста. На наш взгляд, по своим коммуникативно-прагматическим характеристикам приведенные ниже примеры могут быть причислены к числу РРА. Их особенностью является то, что их источник, т.е. конкретный художественный текст содержит только ретрактивную реплику говорящего, тогда как его первоначальное высказывание реконструируется исходя из их собственно прагматических характеристик, а также основываясь на упоминавшихся выше лексических маркерах. Данный вид ретракции получает в нашей работе наименование непрямой, либо экстратекстуальной ретракции.

Рассмотрим примеры:

13) Hazel: Oh – dear! Oh – dear! But that’s the little man I told you about, Kay, who always stared, and once followed us around. And I think Gerald Thornton had the cheek of the devil to bring him here. Just because he’s a new client. (Pr. T., 46).

14) Gerald: I’m afraid Beevers hasn’t been a success.

Mrs. C.: Well/ after all, he is – rather – isn’t he?

Gerald: I did warn you, y’know. And really he was so desperately keen to meet the famous Conways (Pr. T., 166).

=> (Gerald: Beevers won’t probably impress you very much*)

Эти примеры содержат такие высокочастотные лексические маркеры ретракции, как “I told you” и “you know”. Кроме того, первый из них также содержит прямое обращение, которое свидетельствует, что приведенный речевой акт ассертивного типа уже употреблялся именно в речи данных собеседников. Мы выделяем те частичные, либо полные ретрактивные высказывания, чьи инициальные реплики, на наш взгляд, достаточно просто восстанавливаются. В некоторых случаях, такая реплика была, вероятно, выражена другими словами, а ретракция, таким образом, является преобразованной. Во втором примере подобную инициальную реплику мы приводим отдельно, в скобках. Она маркируются звездочкой (*) и, естественно, носит гипотетический, потенциальный характер.

Случаи употребления экстратекстуальной ретракции служат типичными примерами макроречевых актов. В пределах макроречевого акта отдельный микроречевой акт, характеризующийся в нашем случае ретрактивной направленностью, может равняться предложению (Поспелова, 2001, С.14).

Наконец, в ходе нашей работы мы останавливаемся на еще одном специфическом виде ретракции, который можно назвать композиционной ретракцией. Ее особенность заключается в преднамеренном авторском нарушении хронологической очередности следования речевых ходов одного и того же коммуниканта, один из которых наделен четко выраженными ретрактивными признаками:

15) Mrs. C. (with dignity): Really, Ernest! (А) I was offered four thousand pounds for it (house) once (страница 119) (Pr. T., 119). ………

Mrs. C. … But I think you ought to know. I’ve (В) had another enormous offer for this house. Of course I wouldn’t dream of selling it, but it’s nice to know it’s worth so much…. (страница 166, 18 лет ранее) (Pr. T., 166).

Именно реплика А, произнесенная на 18 лет позже является ретрактивной, несмотря на то, что в тексте она расположена за 47 страниц до введения хронологически первоначальной реплики В. По нашему мнению, композиционная ретракция – это своеобразный авторский прием, который обеспечивает некую текстуальную когерентность, предоставляя опорные точки построения сюжета.

2.2.3 Понятие псевдоретракции

В ходе анализа собранного фактического материала наше внимание привлек еще один вид повтора говорящим ранее уже высказанной реплики, одной либо нескольких. При этом в болшинстве обнаруженных примерах повторные высказывания данного вида носят лексико-грамматически полный характер и сопровождаются такими типично ретрактивными возвратно-ссылочными словами-маркерами, как “I said” и “again”. Тем не менее, с точки зрения прагматики мы считаем, что приведенные ниже примеры не являются случаями употребления РРА.

Как мы уже отмечали в настоящей работе, феномен ретракции принадлежит к разряду узко специализированных прагматических явлений. Следовательно, за критерии выделения РРА мы по принимаем не какое-либо формальное сходство одной или нескольких реплик в последовательности высказываний адресанта, но такие случаи, когда ретракция выступает в качестве преднамеренного речевого приема, направленного на реализацию того или иного коммуникативного намерения говорящего. В следующих примерах повторные реплики не являются интерактивно обусловленной частью стратегии говорящего. Адресант вынужден повторятся в силу воздействия на коммуникацию определенных внешних, экстралингвистических факторов. Так, в примере № 1’ таким фактором является шумная обстановка в кафе. В некоторых других встретившихся нам примерах речь идет о состоянии алкогольного опьянения одного из собеседников, либо о низком качестве телефонной связи. Иными словами, лексико-синтаксический повтор не продиктован в данных примерах столкновением коммуникативных стратегий собеседников, а наоборот, является результатом сбоя в коммуникации.

Для обозначения повторных реплик подобного рода мы предлагаем термин «псевдоретракция» Прямым маркером псевдоретрактивности рассматриваемых высказываний в примере № 1’ является такая реактивная реплика адресата, как “I can’t hear you”.

1’) - … “No, there wouldn’t be. There wouldn’t be oodles of places to go and all. It’d be entirely different,” I said. I was getting depressed as hell again.

- “What?” she said. “I can’t hear you. One minute you scream at me, and the next you –“

- “I said no, there wouldn’t be marvelous places to go to after I went to college and all. Open your ears. It’d be entirely different…” (Sal. C., 172).

Что касается примера № 2’ , то в нем представлена несколько иная ситуация. На наш взгляд, он является пограничным случаем между истинной и псевдоретракцией. С одной стороны, адресант вынужден повторить свое высказывание исключительно в силу того, что адресат его просо не услышал. С другой стороны, подобную невнимательность собеседника можно интерпретировать как особую коммуникативную тактику нежелания вступать в контакт. Тем не менее, пример № 2’ мы относим к прсевдоретрактивным РА, так как после повторной реплики адресанта коммуникативный сбой прекращается и диалог восстанавливается. Сам же факт временного перебоя в ситуации общения объясняется, на наш взгляд, не коммуникативной стратегией адресата, а единицей более высокого порядка – особой поведенческой стратегией, направленной на поиск выгодного кавалера.

2’) - “You really can dance,” I told the blond one. “You oughta be a pro. I mean it. I danced with a pro once, and you’re twice as good as she was. Did you ever hear of Marco and Miranda?”

- “What?” she said. She wasn’t even listening to me. She was looking all around the place.

- “I said did you ever hear of Marco and Miranda?” (Sal. C., 92).

2.3 Ретрактивные речевые акты с позиций теории коммуникативных неудач

Определив суть явления ретракции, т.е. выявив его стимулирующий и комментирующий характер, мы постараемся объяснить природу, мотивировку повторного ввода говорящим той или иной реплики в процессе диалогической коммуникации.

Любой речевой акт, любое высказывание (либо группа высказываний), оформленное в диалогическом тексте в виде реплики, направлено на достижение определенного прагматического эффекта, на реализацию конкретного коммуникативного намерения говорящего. В большинстве случаев, руководствуясь законами логики, говорящий, произнося ту или иную реплику в первый раз, не предполагает, что его коммуникативное намерение может быть не распознано, прагматическая целеустановка не выполнена, а ему придется повториться. Таким образом, мы полагаем, что ситуация использования ретрактивного речевого акта является спонтанной и незапланированной. Что же подталкивает говорящего прибегнуть к приему ретракции в ходе реализации его речевой стратегии? Очевидно, на определенном этапе подобного речевого взаимодействия может иметь место определенная коммуникативная неудача, или коммуникативный сбой.

В лингвистике подобные ситуации получили название коммуникативных неудач. Согласно теории, коммуникативная неудача, или коммуникативное рассогласование, - это «такой вид речевого взаимодействия, в ходе которого используемые для данного речевого акта речевые произведения не выполняют своей функциональной предназначенности и не ведут к образованию результирующего (заданного) эффекта в совместных действиях коммуникантов». Иными словами, это такой сбой в общении, при котором определенные речевые произведения не выполняют своего предназначения. Коммуникативные неудачи рассматриваются как явления интерактивного плана в процессе диалогического общения между обязательными участниками любой коммуникативной ситуации – говорящим и адресатом. При этом особое внимание уделяется так называемому фактору адресата и его коммуникативным правам. Так, «неофициальное устное общение всегда ведется при обращенности к личному адресату, оказывающему воздействие на речевое поведение собеседника, на выбор им языковых средств». (Емельянова, 1992, С. 98-99).

Согласно теории, индикатором коммуникативной недостаточности высказываний в речи служат определенно маркированные реактивные реплики. И, что особенно важно, сама суть рассматриваемого явления заключается в возникновении непреднамеренного перлокутивного эффекта вследствие появления смысловой лакуны между говорящим и адресатом. Сами же случаи коммуникативных неудач классифицируются относительно того, какой именно из компонентов прагматической структуры высказывания не был понят адресатом (Афанасьева, 1989). Как видно, решающим фактором в традиционном подходе к коммуникативным неудачам является ориентация на взаимное недопонимание, на некое ущемление интересов адресата, вызванное несоответствием информационного фона адресата информационному фону говорящего.

Между тем, встречаются случаи, при которых коммуникативный сбой (вернее – перебой) происходит на качественно ином уровне, в ситуации, когда адресат прекрасно понимает говорящего, но по тем или иным причинам не желает подчиниться его прагматическим целеустановкам. Именно такие случаи, которые получают в нашей работе наименование коммуникативных неудач второго порядка, представляют особый интерес для рассмотрения объекта нашего исследования. На наш взгляд, они провоцируют употребление стимулирующих РРА. Так, в предлагаемом ниже примере причиной коммуникативной неудачи, ведущей к появлению РРА, является не ложная идентификация референта, а также не разность информационных фонов коммуникантов. Адресат (Holden Caufield) прекрасно понимает, о какой именно куртке идет речь, но пытается увести диалог в сторону, т.к. не желает угождать приятелю, к которому он испытывает определенное чувство зависти в связи с его более удачной личной жизнью. Кроме того, он справедливо полагает, что его более габаритный собеседник может растянуть дорогую ему вещь:

16) - “Yeah. Listen. If you‘re not going out anyplace special, how ‘bout lending me your hound’s-tooth jacket?”

-“Who won the game?” I said.

-“It’s only the half. We’re leaving,” Stradlater said. “No kidding, you gonna use your hound’s-tooth tonight or not? I spilled some crap all over my gray flannel.”

-“No, but I don’t want you stretching it with your goddam shoulders and all,” I said (Sal. C., 33-34).

Аналогичным образом в следующем примере адресат (Ackley), очевидно, осознает неэтичность своих действий и понимает, какой именно стол имеет в виду говорящий. Тем не мене, он игнорирует его призывы, демонстрируя собственную раскрепощенность и независимость:

17) - I sat down in my chair again, and he started cutting his big horny-looking nails. “How ‘bout using the table or something?” I said. ”Cut ‘em over the table, willya? I don’t feel like waling on your crumby nails in my bare feet tonight.” He kept right on cutting them over the floor, though. What lousy manners. I mean it.

- “Who’s Stradlater’s date?” he said…

- …“Do you mind cutting your nails over the table, hey?” I said. “I’ve asked you about fifty – “

- “He’s got this goddam superior attitude all the time,” Ackley said….

- “Ackley! For Chrissake. Willya please cut your crumby nails over the table? I’ve asked you about fifty times.” (Sal. C., 31-32).

Что касается реактивных реплик – индикаторов, то в этих случаях нам представляется уместным говорить о нулевой реакции адресата с точки зрения прагматического заряда высказывания говорящего, о попытке сменить тему разговора.

Как отмечает А.Д. Афанасьева, при коммуникативной неудаче происходит смещение прагматического фокуса в коммуникации, одной из причин которого она видит в рассогласовании фокуса интересов коммуникантов, их коммуникативных намерений на уровне речевого хода. Намеренное смещение прагматического фокуса выражает тактику адресата, направленную именно на перемену темы разговора, ослабление коммуникативного намерения говорящего, модификацию его исходной интенции, выражение скрытой полемики. Смещение фокуса ведет к прагматическому рассогласованию реплик диалогического комплекса, образованию контрадикторного блока. Комментирующие же и исправляющие ходы в рамках данного диалога строятся на приемах повтора и тождества. (Афанасьева, 1989, С.13-14). Иными словами, со стороны адресата происходит нарушение постулатов общения, точнее – постулата релевантности (Грайс, 1985). Повторная же реплика говорящего, направленная на преодоление коммуникативного перебоя, приобретает ретрактивный характер.

В ходе настоящего исследования мы приходим к выводу, что РРА стимулирующего характера встречаются исключительно при возникновении в диалогическом процессе коммуникативных неудач второго порядка. Помимо анализа собранного фактического анализа, наше предположение строится на гипотетической невозможности спроецировать иную ситуацию. Исходя из соображений логики, сложно представить, чтобы в условиях непонимания адресатом какой-либо из реплик говорящего (т.е. при коммуникативной неудаче традиционного вида) последний мог бы пойти на преднамеренный повтор идентичного высказывания. Приводимый ниже пример, в котором адресант все же решается на подобного рода шаг, наглядно демонстрирует правомерность такого суждения. Несмотря на коммуникативную неудачу реализовать свою прагматическую целеустановку (попытка выдворить неприятного ему собеседника из комнаты), вызванную непониманием адресатом весьма прозрачного намека, говорящий все же идет на повторное, стимулирующее употребление предшествующего высказывания. Тем не менее, из авторского комментария следует, что говорящий осознает бесперспективность подобного речевого хода и мотивирует его особым саркастическим настроением, т.е. реализует уже несколько иное коммуникативно-интенциональное намерение:

18) “Hey”, I said. “I’ve read this same sentence about twenty times since you came in”. Anybody else except Ackley would’ve taken the goddam hint. Not him though.………………

“This sentence I am reading is terrific”. I can be quite sarcastic when I’m in the mood. He didn’t get it, though (Sal. C., 28).

На наш взгляд, коммуникативный сбой первого порядка, т.е. спровоцированный разностью умственного потенциала собеседников, теоретически не устраняется путем употребления стимулирующего РРА

В примерах № 16 и № 17 (см. выше), иллюстрирующих коммуникативные неудачи второго порядка, говорящий отчетливо осознает, что он понят и видит, что достижению коммуникативного эффекта его высказывания препятствует особая прагматическая целеустановка адресата. Возникает контрадиктивная ситуация столкновения коммуникативных стратегий собеседников, сопровождающаяся повышенным эмоциональным фоном. Говорящий продолжает настаивать на достижении своей иллокутивной цели, которая эксплицируется при помощи ретрактивных элементов, дополненных лексикой повышенного эмоционально-оценочного характера (подчеркнута сплошной линией) и особой интонацией, маркируемой автором курсивом.

До сих пор мы анализировали такие речевые ситуации, в которых коммуникативные неудачи установленного нами второго порядка провоцировали возникновение РРА стимулирующего типа. Между тем, что уже отмечалось в ходе нашего исследования, второй, не менее обширный пласт РРА – РРА комментирующего характера – также получает свое рассмотрение сквозь призму теории коммуникативных неудач.

Механизм действия РРА комментирующего класса в условиях диалогической ситуации, включающей определенную коммуникативную неудачу, несколько иной. На наш взгляд, это, в первую очередь, обусловлено отличным характером самого типа коммуникативной неудачи. Так, в данном случае было бы уместно говорить о коммуникативной неудаче первого порядка, или традиционной коммуникативной неудаче, когда происходит недопонимание разной степени со стороны адресата. При этом в большинстве случаев подобное недопонимание, или растолкование носит не информационно-смысловой, а ситуативно-прагматический характер. Иными словами, в силу различных причин адресату не удается правильно интерпретировать и своевременно отреагировать на коммуникативное намерение говорящего. Адресант же, в свою очередь, видя частичное либо полное отсутствие запланированного перлокутивного эффекта, оценивает сложившуюся коммуникативную ситуацию и совершает ответные, контратакующие шаги. Данная оценка носит зачастую повышенный эмоциональный характер, предпринимаемые же ответные речевые ходы ретрактивны.

Основываясь на анализе собранного фактического материала, мы приходим к выводу, что комментирующая ретракция как ответный ход адресанта на коммуникативную неудачу первого порядка носит в большинстве случаев лексико-грамматически преобразованный, либо частичный характер. Что касается интерактивного подхода к рассмотрению процесса коммуникации, то повторно продуцируемая реплика адресанта выступает в основном в роли интерактивного акта типа подтверждения, либо распространения. При этом в подавляющем большинстве примеров интерактивный акт подтверждения или распространения не провоцируется адресатом в виде идентифицирующего либо верификативного вопроса. Обнаруживая отсутствие запланированного коммуникативного эффекта, адресант самостоятельно прибегает к приему ретракции, повторно вводя предыдущую реплику. Тем самым он либо подтверждает ее, усиливая ее коммуникативный заряд, либо снабжает то или иное высказывание дополнительной информацией.

Так, в примере № 19 (см. ниже) адресат не пытается уточнить у говорящего, что именно тот понимает под описательным сочинением. Тем не менее, адресант, осознавая частичную неудачу достигнуть коммуникативного эффекта убеждения адресата, вводит повторную реплику-распространение (В). Более того, наблюдая полный коммуникативный провал на завершающей стадии рассматриваемого макродиалога, который выражается в том, что адресат, несмотря на все комментарии, избрал темой сочинения бейсбольную перчатку своего брата, говорящий вводит очередную ретрактивную реплику-распространение (С), максимально уточняя коммуникативное намерение. Весь коммуникативный акт сопровождается при этом такой эмоционально окрашенной лексикой, как “as hell” и “goddam”:

19) Anything. Anything descriptive. A room. Or a house. Or something you once lived in or something – you know. Just as long as it’s descriptive as hell.” …“Just don’t do it too good, is all,” he said. “That sonuvabitch Hartzell thinks you’re a hot-shot in English, and he knows you’re my roommate. So I mean don’t stick all the commas and stuff in the right place.”…………….

“Don’t knock yourself out or anything, but just make it descriptive as hell. Okay?”…………….

“Wuddya mean so what? I told ya it had to be about a goddam room or a house or something.” (Sal. C., 37-53).

Пример № 20 представляет собой сложный, пограничный случай. В нем наиболее отчетливо проявляется двойственная природа комментирующих РРА, упоминавшаяся уже нами в ходе настоящей работы:

20) - “Nothing’s the matter. “Boy, was I getting nervous. “The thing is, I had an operation very recently.”

- “Yeah? Where?”…

“Do you mind cutting it out? I said. “I am not in the mood, I just told you. I just had an operation.” (Sal. C., 126).

С одной стороны, повторная реплика адресанта носит в нем комментирующий характер и является интерактивным актом - подтверждением. С другой, она характеризуются имплицитно выраженным стимулирующим смыслом и направлена на прекращение явно неприятной для говорящего коммуникативной ситуации, вплетается в его особую речевую стратегию. В подобных примерах весьма сложной представляется задача определить семантико-прагматическую природу перебоя в коммуникации: вызван ли этот перебой особой стратегической целеустановкой адресата, либо его неспособностью моментально вычленить скрытый смысл, вплетенный в прагматическую структуру высказывания говорящего, и, следовательно, своевременно выполнить предписываемое ему вербальное, либо материальное действие. За критерии отнесения подобных речевых актов к классу комментирующих РРА мы принимаем их повышенный имплицитный характер. Стимулирующая прагматическая интенция говорящего в них хоть и подразумевается, но она не получает эксплицитную языковую номинацию, не называется открыто в отличие от примеров употребления стимулирующих РРА. Кроме того, в ретрактивном блоке реплик описываемого типа наблюдается особо повышенная концентрация таких формальных языковых средств, как возвратно-ссылочные маркеры типа “I mean it”, “I said”, “really”, “I just told you” и др. На наш взгляд, эти лексические показатели устанавливают вектор прагматической направленности всего речевого акта по направлению к определенному моменту в прошлом.

Опираясь на схему анализа речевых фаз Эдмонсона, мы можем предложить определенную структуру построения диалогического комплекса, включающего ретрактивное высказывание, вызванное той или иной коммуникативной неудачей. Естественно, подобная попытка структуризации дилогических единств в достаточной степени условна. Как была бы условна, в силу многообразия проявлений языка, любая попытка поставить определенный тип речевых ситуации в какие-либо жесткие рамки искусственно очерченной схемы. Тем не менее, мы предлагаем следующую схему развития диалогического комплекса рассматриваемого типа:

инициальный¹ (открывающий) ход – простая или составная реплика, направленная на реализацию определенного коммуникативного намерения, которая задает иллокуцию всей схемы;

ответный ход, продиктованный коммуникативной неудачей первого либо второго порядка, и характеризующийся:

а) нулевой реакцией относительно прагматического заряда адресанта (смена темы, игнорирование слов говорящего) – провоцирует употребление стимулирующего РРА (интерактивное побуждение);

б) контрадикторным, противоборствующим высказыванием (ситуация спора, присутствие эмоционально окрашенной лексики) – продуцирует употребление комментирующего РРА (интерактивное подтверждение, распространение, либо отмена);

в) кооперирующим высказыванием (идентифицирующие, верификативно – уточняющие вопросы либо ассертивы) – вызывает употребление комментирующего РРА (интерактивное подтверждение либо распространение);

3) ретрактивный ход, направленный на снятие или нейтрализацию коммуникативной недостаточности;

4) закрывающий ход, знаменующий переход к новому речевому взаимодействию и характеризующийся:

а) сатисфактивным вербальным либо материальным действием, реализующим иллокуцию первого хода;

б) контрадикторным вербальным либо материальным действием, реализующим отказ к выполнению иллокуции первого хода

Как видно, решающим для определения хода развития диалогического комплекса интересующего нас вида является ответный ход, т.е. реактивная реплика адресата, либо ее отсутствие.

В некоторых, весьма нередких случаях, настойчивость собеседников удлиняет всю иллокутивную схему и приводит к повторному осуществлению ретрактивных и ответных ходов. В этом случае в диалогическом взаимодействии возникают целые ретрактивные блоки, которые характеризуются комбинированными, многоступенчатыми РРА:

21) - “So do I! So do (A) I regard it as a wuddayacallit – a physical and spiritual experience and all. I really do. But it depends on who the hell I’m doing it with. If I’m doing it with somebody I don’t even – “

- “Not so loud, for God’s sake, Caulfield. If you can’t manage to keep you voce down, (B) let’s drop the whole – “

- “All right, but listen….This is what I mean, though… (C) I know this is supposed to be physical and spiritual, and artistic and all. But what I mean is, you can’t do it with everybody… and make it come out that way. Can you?”

- “(D) Let’s drop it,” old Luce said. ‘Do you mind?”

- “All right, but listen. Take you and this Chinese babe. What’s good about you two?”

- “(E) Drop it, I said.” (Sal. C., 190).

Первый из коммуникантов (Холден), употребляя комментирующий РРА типа распространение (С), преследует конкретную коммуникативную цель – попытаться разобраться в личной проблеме взаимоотношения полов. Второй коммуникант (Люс) реализует определенную речевую стратегию, выраженную в употреблении нескольких стимулирующих РРА (B,D,E). Прагматическая целеустановка, представленная в его речи посредством ретракции (drop it), носит сдерживающий характер и направлена на прекращение диалога, который становится чересчур откровенным. Коммуникативное намерение этого собеседника характеризуется нежеланием идти на контакт.

2.4 Ретрактивные речевые акты с точки зрения общей теории аргументации

В ходе нашего исследования мы обратили внимание на тот факт, что иллокутивная схема ретрактивного диалогического комплекса, состоящая из четырех типовых речевых ходов, обнаруживает определенное структурное сходство с идеальной моделью критической дискуссии, выделяемой представителями теории аргументации. Согласно этой теории коммуникативный акт аргументации проходит четыре основных этапа:

1) стадия конфронтации

2) стадия открытия дискуссии

3) стадия аргументации/аргументирования

4) заключительная стадия (Еемерен, Гроотендорст, 1992).

Применительно к первой стадии критической дискуссии можно говорить лишь о потенциальной запрограммированности конфронтации в инициирующем и ответном ходах собеседников в ретрактивном диалогическом комплексе. Совершая то или иное речевое действие, говорящий обязывает адресата к определенной реакции. Исходя из того, что инициирующее высказывание говорящего приобретает на третьей стадии ретрактивный характер, можно заключить, что, с его точки зрения, реакция адресата является частично либо полностью неудовлетворительной.

Вторая стадия идеальной модели критической дискуссии, т.е. стадия ее открытия, в условиях ретрактивного диалогического комплекса не представлена, по крайней мере – эксплицитно. Данное явление нашло отражение в работах основоположников теории аргументации, согласно которым «только в идеальной модели критической дискуссии представлены все четыре стадии. В той или иной мере реальная аргументативная речь всегда отклоняется от идеальной модели. Стадии дискуссии не всегда явно выражены и не всегда следуют в одном и том же порядке. Иногда одна или более стадий или их частей остаются имплицитными» (Еемерен, Гроотендорст, 1992, С. 37). Это положение особенно актуально в связи с тем, что в рассматриваемом нами случае аргументативная коммуникация представлена в максимально упрощенной форме, модель которой насчитывает от четырех речевых ходов в обычном ретрактивном диалогическом комплексе до шести – восьми в комбинированном.

Третья стадия, стадия аргументации, является решающей для отождествления модели критической дискуссии иллокутивному фрейму ретрактивного диалогического комплекса. На этой стадии говорящий приобретает статус протагониста и защищает свою точку зрения, настаивает на ней. В качестве аргументативной тактики он избирает прием ретракции, подтверждая, либо дополняя ранее высказанную реплику и придавая ей тем самым дополнительный прагматический заряд.

На заключительной стадии устанавливается то, как разрешен данный микроречевой спор. Эта стадия реализуется сатисфактивным высказыванием либо действием адресата в том случае, если он находит возможным уступить доводам протагониста, т.е. говорящего. В случае неприятия аргументов говорящего, а, следовательно, отказа выполнить иллокуцию инициального хода, адресат, т.е. антагонист, продуцирует контрадиктивное вербальное либо материальное действие.

Рассмотрим описанный механизм действия модели критической дискуссии на примере конкретного ретрактивного диалогического комплекса с пронумерованным указанием аргументационных стадий:

22) 1) - “I am not coming home right now, Mother. So relax.”

- “Muriel. My word of honor. Dr. Sivetsky said Seymour may completely lose contr(ol).”

3) - “I just got here, Mother. This is the first vacation I’ve had in years, and I’m not going to just pack everything and come home,” said the girl. “I couldn’t travel now anyway. I’m so sunburned I can hardly move.”

Стадия открытия дискуссии, а также заключительная стадия уходят в приводимом примере в импликацию. Для нас принципиально наличие двух других, ключевых стадий конфронтации и аргументирования.

Первая стадия критической дискуссии представлена в этом примере инициальной (относительно ретрактивной) репликой дочери, манифестирующей свой отказ незамедлительно вернутся домой, и ответной репликой ее матери, которая содержит контрадикторный ход.

Противоборствующий ход адресата на стадии конфронтации провоцирует говорящего к употреблению на стадии аргументирования комментирующего РРА, интерактивного распространения. Утверждение дочери в инициальном ходе о нежелании прерывать отпуск она дополняет аргументом своей физической неспособности совершать длительный переезд в данный момент.

Стоит особо оговориться, что на заключительной стадии идеальной модели критической дискуссии также может присутствовать употребление РРА. Это происходит в том случае, если под действием аргументов антагониста протагонист решается отказаться от отстаиваемой точки зрения и эксплицирует свой выбор при помощи уже употреблявшихся слов. При этом происходит полярное изменение прагматического заряда его предыдущего высказывания (c положительного на отрицательный, либо наоборот), которое реализуется посредством интерактивного акта отмены. В качестве примера аргументативной ситуации с подобным исходом мы приводим следующий диалог, на заключительной стадии которого один из собеседников уступает аргументам второго и эксплицирует свое решение при помощи ретрактивных элементов:

23) 1) - “I beg you not to let Strickland come here. Anyone else you like. Bring a thief, a drunkard, any outcast off the streets, and I promise I’ll do anything for them gladly. But I beseech you not to bring Strickland here.”…………

3) - “Haven’t you been in bitter distress once when a helping hand was held out for you? You know how much it means. Wouldn’t you like to do someone a good turn when you have the chance”…

4) - “Bring Strickland here, Dirk. I’ll do my best for him.” (M. M. С. 105-106).

Подойдя к анализу коммуникативно-прагматических характеристик РРА с позиций общей теории аргументации, мы считаем необходимым подчеркнуть, что только РРА комментирующего типа могут быть рассмотрены с этой точки зрения. На наш взгляд, механизм употребления РРА стимулирующего типа не подразумевает ключевой стадии критической дискуссии – стадии аргументации. В них наблюдается буквальное повторение инициального хода говорящего. Данный повтор получает открытую экспликацию и носит ярко выраженный предписывающий, директивный характер, что противоречит основным принципам аргументирования.

В ходе настоящей работы мы уже отмечали принципиальную коммуникативно-прагматическую близость стимулирующего РРА (интерактивного побуждения) с интерактивным актом - подтверждением, продиктованную двойственной природой комментирующих РРА. Именно аргументативный характер интерактивного подтверждения, содержащего имплицитную логическую посылку, мы принимаем за критерий отнесения данного РРА к типу комментирующих в противопоставление стимулирующим РРА. Так, в следующем примере (№ 24) Экли не заявляет открытым текстом, что его собеседник мешает ему спать и что ему следует удалиться. Он имплицирует свою мысль в том аргументе, что он не может позволить кому-либо занять кровать его соседа без разрешения хозяина

24) - “No, but for Chrissake, I can’t just tell somebody they can sleep in his goddam bed if they want to.”

- “You’re a prince, Ackley kid, you know that?”

- “No, I mean it - I can’t just tell somebody they can sleep in – “(Sal. C., 62).

Аналогичным образом, в примере № 25 адресант (Холден), избегая прямой директивной агрессии со стороны физически превосходящего его собеседника, имплицитно намекает последнему о необходимости удалиться. Для защиты своей точки зрения он избирает аргумент уже совершенной оплаты сделки на заранее оговоренных условиях:

25) “I paid her already. I gave her five bucks. Ask her,” I said. Boy, was my voice shaking.………….

“I told you about ten times, I don’t owe you a cent. I already gave her the five – “ (Sal. C., 132-133).

Выводы

В исследовательской главе нашей работы были рассмотрены критерии выделения ретракции, в качестве которых приняты как формально-структурные, так и коммуникативно-прагматические признаки. Исходя из степени соответствия инициальной и ретрактивной (одной либо нескольких) реплик говорящего на лексико-грамматическом уровне, мы выделили полный, частичный и преобразованный виды ретракции. Центральная роль отводится наличию такой прагматической целеустановки, такого перлокутивного эффекта, реализации которого говорящий добивается путем применения приема ретракции. Согласно данному подходу все ретрактивные речевые акты были подразделены на стимулирующие и комментирующие. Комментирующие РРА служат для подтверждения, распространения или отмены предыдущего высказывания говорящего, тогда как стимулирующие РРА носят явно директивный характер и служат для побуждения адресата на выполнение какого-либо действия, либо для прерывания контакта.

Кроме того, в ходе работы были выявлены два специфических вида ретракции, а также рассмотрена проблема псевдоретракции. Наименование экстратекстуальной ретракции было закреплено за таким речевым актом, инициальная реплика которого не представлена непосредственно в фиксированном тексте, но, тем не менее, легко поддается восстановлению. Композиционная ретракция является оригинальным авторским приемом обеспечения прагматической когерентности, связности сюжета. Появление в речи так называемой псевдоретракции обусловлено внешними, экстралингвистическими факторами.

Обратившись к анализу ретрактивных речевых актов с позиций теории коммуникативных неудач, мы смогли установить коммуникативно-прагматический механизм их функционирования. Определяющим фактором в данном отношении является характер самой коммуникативной неудачи, провоцирующей употребление того или иного РРА. В том случае, если сбой в коммуникации вызван разностью информационного потенциала собеседников, весьма частотным способом его преодоления является использование говорящим комментирующего РРА. Путем применения интерактивного распространения либо подтверждения говорящий добивается цели нейтрализовать коммуникативную недостаточность и направить диалог в нужное ему русло. В том же случае, если коммуникативный сбой преднамеренно инициирован адресатом, его нежеланием подчиниться коммуникативному намерению говорящего, наиболее вероятным ответным речевым действием последнего является употребление стимулирующего РРА. При этом интерактивный акт побуждения приобретает повышенный директивный заряд, а ситуация общения - обостренно эмоциональный, контрадикторный характер.

Мы убеждены, что единственно возможной теоретической предпосылкой к возникновению в речи стимулирующего РРА является избрание и реализация одним из коммуникантов противоборствующей вербальной, либо поведенческой стратегии. Коммуникативная неудача, вызванная нежеланием собеседника идти на контакт, получает в нашем исследовании наименование коммуникативной неудачи второго порядка. Ей противопоставляется традиционная коммуникативная неудача первого порядка, которая характеризуется разностью информационных фонов говорящего и адресата.

В ходе исследования мы неоднократно подчеркивалась прагматическая близость стимулирующего РРА типа побуждение с комментирующим РРА – подтверждением. К решению проблемы их разграничения мы подошли с позиций общей теории аргументации. Было обнаружено определенное структурное сходство между предложенной схемой ретрактивного диалогического комплекса и идеальной моделью критической дискуссии. Решающей для их отождествления является третья стадия данной модели, стадия аргументирования, которая в пределах типового ретрактивного микродиалога совпадает с комментирующим РРА. Таким образом, устанавливается сходство РРА с одним из видов аргументирования. Как известно, одним из принципов аргументации является наличие одной или нескольких имплицитно выраженных посылок, что характерно для комментирующих РРА типа подтверждение. В интерактивном же побуждении прагматическая целеустановка говорящего выражена предельно четко и получает прямую языковую экспликацию.

В работе также отмечается, что на заключительной стадии идеальной модели критической дискуссии может присутствовать употребление комментирующего РРА, который в этом случае служит для отмены говорящим своего предыдущего высказывания.

Заключение

Под ретракцией мы понимаем преднамеренный повторный ввод говорящим своего предыдущего высказывания в процессе вербальной коммуникации с собеседником.

В теоретической части исследования была предложена уточненная классификация иллокутивных актов. В результате обзора основных вариантов мы пришли к выводу о необходимости дополнить традиционную классификацию прагматическим типом эмотивов.

В основу рассмотрения коммуникативно-прагматических характеристик ретрактивных речевых актов была положена общая теория интеракции. На ее основании были выделены комментирующие ретрактивные речевые акты, служащие для подтверждения, распространения либо отмены предыдущей реплики адресанта, и стимулирующие, направленные на побуждение говорящего к выполнению какого-либо действия, либо на прерывание контакта.

Специфика природы ретракции, выявленная на интерактивном уровне, устанавливает ее связь с двумя основными лингвистическими теориями. Так, подойдя к рассмотрению объекта нашего исследования с позиций теории коммуникативных неудач и общей теории аргументации, мы вскрыли механизм порождения и действия как стимулирующих, так и комментирующих ретрактивных речевых актов. Стимулирующий ретрактивный акт побуждения является ответным речевым ходом говорящего на коммуникативную неудачу второго порядка (вызванную контрадикторной прагматической целеустановкой адресата) и носит эксплицитно выраженный директивный характер. Комментирующие же ретрактивные акты подтверждения и распространения направлены на устранение традиционной коммуникативной неудачи, продиктованной разностью информационного потенциала говорящего и адресата. Кроме того, речевая реализация этих двух типов ретракции обнаруживает определенные структурно-прагматические сходства с процессом аргументирования, который является третьей стадией идеальной моделью критической дискуссии. При этом интерактивный акт побуждения носит повышенно имплицитный характер и содержит одну или несколько скрытых логических посылок.

Список сокращений

Fitz. G. - F. Scott Fitzgerald. The great Gatsby. Moscow, 1998.

Gue. Ord. - Judith Guest. Ordinary people.New York, 1982.

Har. Dr. - Thomas Harris. Red dragon. New York, 2002.

L. M. - L.S. Golovtchiaskaya, M.A. Brondykova, L.A. Novikova.

Reader for advanced students. Leningrad, 1961.

M. M. - Maugham. Moon and sixpence. Leningrad, 1981.

Pr. T. - J. B. Priestley. Time and the Conways. Москва, 1997.

Rand A. - Ayn Rand. Anthem. New York, 1995.

Sal. C. - J. D. Salinger. The catcher in the rye. New York, 2001.

Sal. N. - J.D. Salinger. Nine stories. Boston, 1991.

Библиография

1. Афанасьева О.И. Коммуникативно-недостаточные высказывания современного английского языка и типы реакций на них / автореф. на соиск. к.ф.н./. Л., 1989.

2. Богданов В.В. Речевое общение. Прагматические и семантические аспекты. Л., 1990.

3. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.,1985.

4. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // новое в зарубежной лингвистике / Отв. Ред. Е.В. Падучева. М.,1985, № 16.

5. Емельянова О.В. Коммуникативные неудачи при идентификации референта // Трехаспектность грамматики (на материале английского языка) / Отв. ред. В.В. Бурлакова, СПб, 1992.

6. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. М.,1981.

7. Кобозева И.М. Предисловии // Новое в зарубежной лингвистике / Отв.ред. Б.Б. Городецкий. М., 1986, №17.

8. Комина Н.А. Коммуникативно-прагматический аспект английской диалогической речи / диссерт. на соиск. к.ф.н./ Киев, 1984.

9. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике / Отв.ред. Б.Б. Городецкий. М., 1986, №17.

10. Пиотровская Л.А. Эмотивные высказывания как объект лингвистического исследования. СПб., 1994.

11. Поспелова А.Г. Речевые приоритеты в английском диалоге / диссерт. на соиск. д.ф.н./. СПб, 2001.

12. Поспелова А.Г. Функциональный аспект изучения речевых актов: иллокутивно-интерактивная характеристика // Трехаспектность грамматики (на материале английского языка) / Отв. ред. В.В. Бурлакова, СПб, 1992.

13. Серль Дж.Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике / Отв.ред. Б.Б. Городецкий. М., 1986, №17.

14. Спорные вопросы английской грамматики / Отв. Ред. В,В, Бурлакова. Л., 1988.

15. Сусов И.П. семантика и прагматика предложения. Калинин, 1980.

16. Третьякова Т.П. Английские речевые стереотипы. СПб., 1995.

17. Франс Х. ван Еемерен, Роб Гроотендорст. Аргументация, коммуникация и ошибки. СПб., 1992.

18. Чахоян Л.П., Синтаксис диалогической речи. М., 1979.

19. Dieter Wunderlich. Towards an integrated theory of grammatical and pragmatical meaning // Language in focus: foundations, methods and systems / Edited by Asa Kasher. Dordrecht – Holland/Boston – USA, 1976.

20. Edmonson. Spoken discourse: a model for analysis. London; New York, 1981.

21. John Searle, Daniel Vanderveken. Foundations of illocutionary logic. Cambridge, 1985.

22. John Searle. Speech acts. Cambridge, 1970.

Размещено на http://www.

1 Под инициальным мы понимаем первоначальный ход по отношению к ретрактивному, с которым он соотнесен.

1