Эмоциональные концепты в языковом сознании
1. Предмет и задачи эмотиологии
Наметившееся в последние десятилетия изменение парадигмы гуманитарного знания в сторону антропоцентризма ознаменовалось формированием на стыке существующих наук новых исследовательских областей, направленных на изучение человека в его многообразии взаимоотношений с окружающим миром. Одним из результатов такой антропоцентрической переориентации явилось образование эмотиологии, получившей специфическое преломление в языкознании в виде лингвистики эмоций.
Как известно, эмоции представляют собой психические реакции, которые оценивают характер воздействия на человека внешних факторов и тем самым служат одним из главных механизмов регуляции его деятельности, направленной на освоение действительности и удовлетворение актуальных потребностей.
Реализуя родовой и видовой опыт реагирования на различные ситуации, эмоции способны обобщаться, храниться и передаваться посредством естественного языка, что позволяет рассматривать их в качестве предмета изучения лингвистики. В соответствии с этим, эмотиология занимается вопросами «вербализации, аккумуляции, структурации и межпоколенной трансляции знаний об эмоциях», зафиксированных в языке (В.И. Шаховский, Ю.Д. Апресян, В.Ю. Апресян, Л.Г. Бабенко, Л.Е. Вильмс, А.А. Водяха, Л.В. Ермакова, Е.С. Ильюшина, Н.А. Красавский, И.В. Кривошеева, Е.Ю. Мягкова, З.Д. Фомина, В.Н. Цоллер, A. Foolen, В. Kryk-Kastovsky, R. Dirven, M. Osmond и др.).
Изучение этого предмета сопряжено с определенными сложностями, поскольку эмоции являются наиболее сложной и противоречивой областью психологической науки: «всякий раз, как предпринимается попытка оседлать эмоции, вновь и вновь приходится удивляться тому, как трудно подвести их под какую-либо общую предметную область; запрячь в логику той или иной парадигмы…». Так, прежде всего, различают широкое и узкое понимание эмоций. В первом случае их возникновение связывается с присущим всем живым организмам свойством отражения внешнего мира, а во втором – эти психические процессы рассматриваются как «реакция на специфические условия, которая проявляется в переживаниях, поступках, внешности, ощущениях; на их базе выстраиваются социальные отношения».
Кроме того, в психологии остаётся нерешённой проблема разделения эмоций и чувств. Обычно первые интерпретируют как отношение к удовлетворению физиологических потребностей, а чувства – как производные образования, развивающиеся в процессе взаимодействия с интеллектом человека, и их отличие от эмоций определяется степенью участия корковых и особенно второсигнальных процессов.
Диффузность границ эмоций и чувств не позволяет создать их исчерпывающую классификацию и тем самым является основой для целостного представления в лингвистике в качестве формы отражения отношения человека к предметам и явлениям окружающего мира, способа оценки их личностной значимости для него.
До недавнего времени лингвистическое изучение эмоций обычно проводилось в следующих направлениях: а) средства номинации, дескрипции и выражения эмоций; б) связь эмотивности с категориями оценки, экспрессии и модальности; в) эмотивная потенция и валентность языковой единицы; г) контекст актуализации эмоций; д) соотношение авербальных и вербальных средств выражения эмоций; е) стилистическая дифференциация эмотивных средств; ж) лексикографическое толкование эмоций; з) сопоставительное и транслатологическое изучение эмоций; и) прикладные аспекты.
В процессе эмотиологических исследований была установлена способность психических переживаний отражать «все социальные (в том числе и культурные) конвенции через ситуативные (в том числе и культурные) аспекты», а также обнаружены наличие концептуального каркаса эмоций и связанная с ним возможность представить их через весь языковой и экстраязыковой видовой контекст. Всё это позволило эмотиологам разработать новую область лингвистического анализа – концептологию эмоций, направленную на выявление специфики их освоения и материализации в языковом сознании (ЯС).
2. Языковое сознание
Являясь высшей формой психики, отличающей человека от животных, сознание как специфический способ отношения к миру формируется в процессе преобразования и осмысления знания о его объективных закономерностях.
Основной характеристикой человеческого сознания выступает его способность направлять внимание на предметы внешнего мира и одновременно сосредоточиваться на тех состояниях внутреннего опыта, которые сопровождают это внимание.
Сознание, в силу своего рефлективного характера, представляет собой высоко интегрированную систему регуляции психических процессов, благодаря которой человек не только воспринимает и эмоционально реагирует на окружающий его мир, но еще и регистрирует все это особым образом. Другими словами, он не просто переживает, но и отдает себе отчет в том, что переживает и наделяет переживание смыслом.
Различают следующие типы сознания – научное, философское, религиозное, обыденное. Все они проявляются как в мышлении отдельного человека (индивидуальное сознание), так и всего народа (коллективное сознание). «Ментальную неповторимость этноса» определяют формы взаимодействия с природой, коммуникативные нормы и психологические особенности, составляющие глубинный уровень индивидуального и коллективного сознания, выражающийся в понятии менталитета как специфического способа миропонимания или мировидения, характеризующего его носителей. Национальный менталитет приобретается людьми в процессе их взаимодействия на протяжении многовековой жизни, он включает традиционные формы реакции на окружающий мир, стереотипы поведения и деятельности, а также способы регулирования общения, сложившиеся на основании усвоенной системы ценностей. Все это формируется под влиянием экономических условий, политических изменений, социальных процессов, природных явлений, контактов с другими этническими группами.
Понятие общественного сознания или менталитета часто сближают с понятием так называемой картины мира, описываемой в научной литературе как «сложное, многоуровневое образование, в которое, наряду с научным, понятийным знанием, входят и религиозный опыт, виртуальные построения искусства, идеология, а также глубинные пласты мифологического и коллективного бессознательного».
Наиболее адекватным определением термина картина мира представляется его описание как «исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека». Картина мира как «ядро мировоззрения» обладает определенной антропоморфичностью: «она несет в себе черты специфически человеческого способа миропостижения».
В современных научных исследованиях наряду с терминами картина мира, образ мира, мировидение используется также модель мира. Совокупность таких моделей составляет специфический концептуальный каркас, при прохождении через который окружающая действительность в сознании человека соответствующим образом «трансформируется, категоризуется, интерпретируется».
В силу того, что формой существования картины мира в мышлении человека является абстракция в виде понятий и их отношений, ее следует воспринимать не как зеркальное отражение окружающей действительности, а как результат интерпретации мира коллективным и / или индивидуальным субъектом.
Обычно различают две картины мира – концептуальную и языковую. Концептуальная картина мира представляется богаче языковой, поскольку в ее формировании, как полагают, функционируют различные типы мышления. Несмотря на различия, обе картины мира между собой связаны: язык исполняет роль средства общения именно благодаря тому, что он объясняет содержание концептуальной картины мира и означивает её посредством создания слов и средств связи между словами и предложениями.
Вместе с тем язык не отражает действительность, а лишь репрезентирует ее при помощи знаковых средств, отражая особенности ее понятийного освоения. Следовательно, при образовании картины мира «язык выступает не демиургом этой картины, а лишь формой выражения понятийного (мыслительно-абстрактного) содержания, добытого человеком в процессе своей деятельности (теории и практики)».
Под собственно языковой картиной мира (ЯКМ) принято понимать «представление о действительности, отраженное в языковых знаках и их значениях – языковое членение мира, языковое упорядочение предметов и явлений, заложенную в системных значениях слов информацию о мире». Варьируясь в разных языках, ЯКМ представляет собой «информацию, рассеянную по всему концептуальному каркасу и связанную с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители данного языка».
Таким образом, ЯКМ предстает как вербализованная часть концептуальной картины мира и в то же время как ее глубинный пласт и вершина, с учетом значения знаний, воплощенных в языковой форме, для ее формирования.
ЯКМ выполняет в каждый момент своего исторического развития функцию регистрации и инвентаризации всего накопленного коллективом говорящих на данном языке. «Это, прежде всего, определенная совокупность обозначений разных фрагментов мира, множество знаков со своими интенсионалами и экстенсионалами, набор единиц номинации, КАРТИРУЮЩИЙ МИР».
На этой картине «видны» не отдельные независимые признаки предметов и событий, а сразу целостные объекты действительного мира. При этом их образы искажены, в них «прописаны только те контуры и свойства, которые значимы с точки зрения человека».
Рельефность ЯКМ обусловлена тем, что на ней отражению подвергается не мир в целом, а лишь его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными.
Создавая для говорящего коллектива специфическую окраску, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, ЯКМ передает избирательность отношения к ним.
Каждый язык репрезентирует определенный способ концептуализации окружающего мира. При этом языковые значения образуют определенную «систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка». Способ концептуализации действительности, присущий тому или иному языку, является универсальным и в то же время национально-специфичным, позволяющим «видеть мир» по-разному «через призму» разных языков.
Представляемая как интерпретация действительности, отраженная в языковой семантике, ЯКМ также понимается как совокупность наивных обывательских представлений. Это означает, что исследователя ЯКМ могут ждать «открытия двух типов». С одной стороны, тот или иной её фрагмент будет совпадать с обыденным представлением о действительности. С другой стороны, этот же фрагмент ЯКМ получится в некоторой степени отличным от научных представлений, которые современные образованные люди склонны рассматривать в качестве эталонных.
Семантическое отражение способа представления действительности в языке делает термин «языковая картина мира» в достаточной мере условным: «образ мира, воссоздаваемый по данным одной лишь языковой семантики, скорее карикатурен и схематичен, поскольку его фактура сплетается преимущественно из отличительных признаков, положенных в основу категоризации и номинации предметов, явлений и их свойств, и для адекватности языковой образ мира корректируется эмпирическими знаниями о действительности, общими для пользователей определённого естественного языка».
Языковое представление мира можно рассматривать и как языковое мышление, «поскольку, во-первых, представление мира – это его осмысление, или интерпретация, а не простое «фотографирование», и, во-вторых, рассматриваемое представление, или отражение, носит языковой характер, т.е. оно осуществляется в форме языка и существует в форме языка». В языковом мышлении отражается уровень знаний о действительности, которыми обладает человек как индивид и одновременно как представитель некоторого общества, откуда следует, что языковое мышление является в некоторой степени отражением уровня знания о мире данного общества.
Способом языкового представления или деления мира выступает языковая ментальность. Описываемая как этноспецифическая интерпретация мира говорящим коллективом, языковая ментальность составляет основу понятия языковое сознание (ЯС), при оперировании которым обычно подразумевается «отражение жизненных и культурных особенностей народа в языке». В категориях ЯС, вербализованных системой лексико-фразеологических средств, фиксируется, интерпретируется и обобщается вся жизнь человека, осмысленная в категориях общественного сознания. В ЯС, формируемом значением слов того или иного языка, содержится «национально-субъективный образ мира» и присущие ему «общенародные, стереотипные представления».
Понимаемое как воплощенное в языковой форме народное миропонимание, ЯС рассматривается в качестве главного признака так называемой языковой личности (ЯЛ).
Понятие ЯЛ возникает в результате преломления философских, социологических и психологических воззрений на «общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определенность».
ЯЛ часто интерпретируется как носитель языка, способный к воспроизводству и восприятию речи, которому присуща определенная совокупность особенностей вербального поведения.
В структуре ЯЛ выделяют три уровня: вербально-семантический (владение естественным языком), когнитивный (понятие, идеи, концепты), прагматический (цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности). Такая уровневая модель представляет обобщённый тип, отражающий множество конкретных языковых личностей в данной культуре, отличающихся вариациями значимости каждого уровня в составе личности. В содержание ЯЛ включают также следующие компоненты: 1) мировоззренческий – систему ценностей или жизненных смыслов; 2) культурологический – уровень освоения культуры; 3) личностный – индивидуальное, глубинное, что есть в каждом человеке.
Изучение идиолектной личности и полилектной языковой личности – народа составляет предмет нового направления в лингвистике – лингвистической персонологии, назначением которой является «воссоздание общего и особенного в языке, его лексиконе и в его концептосфере».
Каждый человек как ЯЛ имеет свой уникальный способ постижения мира. Однако при всей уникальности человеческого сознания в нём не исключается «наличие общих инвариантных структур категоризации, присущих различным социальным, профессиональным или этническим сообществам людей относительно тех или иных аспектов окружающей действительности».
ЯЛ функционирует в пространстве культуры, отражённой в языке в формах общественного сознания на разных уровнях (научном, бытовом и др.), в поведенческих стереотипах и нормах, в предметах материальной культуры и т.д.
Тот факт, что «языковой коллектив, с одной стороны, и индивидуум, с другой стороны, является носителями культуры в языке» подводит нас к пониманию ЯЛ как «закрепленного в языке базового национально-культурного прототипа его носителя, своего рода «семантического фоторобота», составляемого на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре». Такая трактовка вызывает необходимость изучать ЯЛ и ЯС через призму взаимодействия языка и культуры, что делает их базовыми категориями другой интердисциплинарной области – лингвокультурологии.
Рассматривая язык как «связующее звено жизни психической и жизни общественно-культурной» и в то же время как «орудие их взаимодействия», лингвокультурологии создана, по прогнозу Бенвениста на основе триады – язык, культура, человеческая личность. Эта наука по сути призвана к выявлению материальной и духовной самобытности этноса через язык, о чем еще в ХIХ веке писал В. Гумбольдт: «В языке мы всегда находим сплав исконно языкового характера с тем, что воспринято языком от характера нации… Рассматривать язык как орудие мыслей и чувств народа, есть основа подлинного языкового исследования… Язык – это слепок с мировоззрения и духа говорящего…».
Соответственно, соотношение языка и культуры представляется в современной науке следующим образом: «Язык народа – наиболее существенное его достояние, самое живое выражение его характера, самая энергичная связь его с мировой культурой… Как человека можно распознавать по обществу, в котором он вращается, так о нём можно судить и по языку, которым он выражается… Язык народа является зеркалом его мыслей. Умственный склад каждой нации отливается как стереотип в её языке».
Язык называют а) «зеркалом культуры»: он отражает менталитет и традиции говорящего на нем народа; б) «сокровищницей, кладовой, копилкой культуры»: в нём хранятся культурные ценности – в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе; в) «передатчиком, носителем культуры»: он передаёт из поколения в поколение её сокровища; г) «орудием, инструментом культуры», формирующим личность человека; д) «мощным общественным орудием», преобразующим людской поток в этнос: он образует нацию через хранение и передачу культуры.
В языке репрезентируется «первоначальный и глубинный взгляд на мир», а также формируется «иерархия духовных представлений», присущих тому или иному этносу.
Изучая взаимодействие языка и культуры, лингвокультурология имеет интегральный характер, поскольку она а) образует систему философско-культурологических и лингвистических традиций; б) направлена на комплексное описание языка и культуры; в) базируется на сопоставлении разных языков и культур. Предмет лингвокультурологии составляет исследование этносемантики языковых знаков, которая образуется в процессе взаимодействия языка и культуры. В результате такого интерактивного процесса языковые единицы становятся единицами культуры и тем самым начинают «служить средством презентации ее установок (и преференций)». Отсюда следует, что язык имеет способность репрезентировать культурно-национальную ментальность его носителей, а значит, он функционирует как инструмент сознания. Это позволяет рассматривать категорию ЯС как отраженный в языке этноспецифический способ интерпретации мира, присущий тому или иному лингвокультурному сообществу.
3. Эмоциональные концепты
При означивании эмоций в сознании они приобретают собственное содержание, репрезентируясь в эмоциональных представлениях или когнитивных образах, в состав которых входят экстероцептивные и интероцептивные компоненты, сигнализирующие субъекту об изменениях в его внутреннем мире с точки зрения значимости для него окружающих лиц, предметов, явлений и событий. Представления человека о его внутреннем мире образуют в сознании эмоциональную концептосферу, состоящую из системы динамично развивающихся мыслительных конструктов – эмоциональных концептов (ЭК).
Антропологическая ориентация современной лингвистики, приводящая к исследованиям, реализуемым на стыке её с другими дисциплинами, предопределяет междисциплинарный статус категории концепта, используемой в двух новых парадигмах: лингвокогнитологии и лингвокультурологии.
Представители первого направления (Е.С. Кубрякова, Н.А. Болдырев, И.А. Стернин, А.П. Бабушкин, и др.) интерпретируют концепт как единицу оперативного сознания, выступающую как целостное, нерасчлененное отражение факта действительности. Образуясь в процессе мысленного конструирования (концептуализации) предметов и явлений окружающего мира, концепты отражают содержание полученных знаний, опыта, результатов всей деятельности человека и результаты познания им окружающего мира в виде определенных единиц, «квантов» знания.
В представлении когнитивистов, концепт рождается в виде первичного конкретного образа. Затем в процессе познавательной деятельности и коммуникативной практики человека этот образ в его сознании постепенно приобретает новые концептуальные уровни, окутывается, обволакивается новыми концептуальными слоями, что увеличивает объем концепта и насыщает его содержание.
Многокомпонентная и многослойная структура концепта может быть выявлена через анализ языковых средств ее репрезентации. Как «дискретная единица коллективного сознания», отражающая предмет реального или идеального мира, концепт присутствует в национальной памяти носителей языка в виде «познанного вербального обозначенного субстрата», что обеспечивает хранение полученных знаний и их передачу от человека к человеку и от поколения к поколению.
Представители второго, культурологического, направления (А. Вежбицкая, Н.Д. Арутюнова, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов, Л.О. Чернейко, С.Х. Ляпин, В.И. Карасик, В.И. Шаховский, С.Г. Воркачев и др.) рассматривают концепт как ментальное образование, отмеченное в той или иной степени этносемантической спецификой.
А. Вежбицкая в своих работах описывает так называемые универсальные культурные концепты, которые принадлежат идеальному миру, определяются посредством набора семантических примитивов и отражают специфические культурно-обусловленные представления человека о действительности.
Н.Д. Арутюнова трактует концепты как понятия практической (обыденной) философии, возникающие в результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей. Составляя своего рода культурный фонд, эти мировоззренческие понятия, которые «личностны и социальны, национально специфичны и общечеловечны», функционируют, по мнению исследователя, в контекстах разных типов сознания – обыденного, художественного и научного. При этом ключ к семантической модели концепта Н.Д. Арутюнова видит в следующих аспектах: 1) наборе атрибутов, свидетельствующих о принадлежности к тому или иному концептуальному полю, 2) определениях, которые обусловлены местом в системе ценностей, 3) указаниях на функции в жизни человека.
Д.С. Лихачев, обращаясь к работе С.А. Аскольдова, описавшего концепт как мысленное образование, замещающее в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода, интерпретирует данный термин как «алгебраическое» выражение значения, которым носители языка оперирует в устной и письменной речи.
Формирование концептов исследователь объясняет ограниченными возможностями человеческой памяти и сознания, а также спецификой личностного восприятия действительности: «…Охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его (в зависимости от своего образования, личного опыта, принадлежности к определенной среде, профессии и т.д.)».
Кроме того, Д.С. Лихачев связывает содержание концепта с национально-культурным опытом говорящих: «Концепт… является результатом столкновения словарного значения… с личным и народным опытом человека». Совокупность таких концептов, по мнению исследователя, образует так называемую концептосферу, в которой концентрируется культура нации.
Более узкое понимание концептов характерно для Ю. C. Степанова, который относит к ним семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры: «Концепт это как бы сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не творец культурных ценностей – сам входит в культуру, а в некоторых случаях влияет на нее». Совокупность таких концептов не образует концептосферы как некоего целостного и структурированного семантического пространства, но занимает в ней определенную область.
Л.О. Чернейко видит в концепте содержание слова (денотативное и коннотативное), которое отражает представление данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей
В.П. Нерознак определяет концепт как знаменательный образ, отражающий фрагмент национальной картины мира (Нерознак 1998: 67), а В.П. Москвин называет концептом «понятие, представляющее ценность для носителя языка, актуальное для него и потому выражаемое значительным количеством синонимов (в том числе – с метафорической внутренней формой), обладающих богатой лексической сочетаемостью; понятие, являющееся темой значительного количества пословиц, поговорок, фольклорных сюжетов, литературных текстов, произведений изобразительного искусства, скульптуры, музыки; понятие, глубоко укоренившееся в языке и культуре народа и потому являющееся диахронической константой и языка, и культуры».
С.Х. Ляпин представляет концепт как многомерное идеализированное формообразование, опирающееся на понятийную основу, закрепленную в значении какого-либо знака, и обладающее дискретной целостностью смысла, который функционирует в определенном культурном пространстве и поэтому предрасположен к культурной трансляции из одной предметной области в другую.
С.Г. Воркачев определяет концепт как «единицу коллективного знания / сознания (отправляющую к высшим духовным ценностям), имеющую языковое выражение и отмеченную этнокультурной спецификой». Такое ментальное образование, по мнению исследователя, соотносится с планом выражения лексико-семантической парадигмы, то есть всей совокупности разнородных синонимических средств (лексических, фразеологических, афористических, описывающих его в языке).
По мнению исследователей Волгоградской школы филологического концептуализма, концепт является как минимум трехмерным ментальным образованием: «Концепт имеет три важнейших измерения – образное, понятийное и ценностное. Образная сторона концепта – это зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые, воспринимаемые обонянием характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти, это релевантные признаки практического знания. Понятийная сторона концепта – это языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, дефиниция, сопоставительные характеристики данного концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые иногда не существуют изолированно, их важнейшее качество – голографическая многомерная встроенность в систему нашего опыта. Ценностная сторона концепта – важность этого психического образования как для индивидуума, так и для коллектива».
Понятие соотносится с концептом следующим образом: «Понятие есть обобщенная совокупность наиболее существенных признаков предмета, а концепт есть содержание внутренней формы имянаречения данного предмета, расшифровка которой осуществляется через набор релевантных семантических примитивов… Разумеется, … не сами семантические примитивы, а их вербализация… в разных языках получает различные звуковые и графические формы… Различие между понятием и концептом становится еще более очевидным на фоне лексического значения слова как формы понятия и его лексикализации (сведение всех семантических примитивов концепта в одну систему значений, упакованную в ту же формально-звуковую форму, что и соответствующее понятие)».
В концепте как многомерном ментальном образовании концентрируются результаты освоения человеком мира. Концептуализация действительности, основанная на восприятии, приводит к появлению понятий, формой зарождения которых являются представления. Конденсируя признаки, присущие различным объектам, понятия подвергаются оценке, которая при своём осуществлении в определенном культурном пространстве способствует превращению понятий концепты. «Концепт, таким образом, есть понятие, погруженное в конкретный лингвокультурный контекст…».
Отсутствие единой, общепризнанной дефиниции концепта указывает на незавершенность гносеологического становления этой категории, что подтверждает наличие ее следующих прототерминологических аналогов – «лингвокультуремы», «мифологемы», «логоэпистемы», при рассмотрении которых на первый план выступает «языковое выражение закрепленного общественной памятью следа отражения действительности в сознании носителей языка в результате постижения (или создания) ими духовных ценностей отечественной и мировой культуры».
В связи с незавершенным гносеологическим статусом данной категории, одним из спорных вопросов в ее исследовании является типология концептов. Они обычно типологизируются а) структурно-семантически (лексические, фразеологические); б) дискурсно (научные, художественные, обыденные); в) социологически (универсальные, этнические, групповые, индивидуальные).
Что касается ЭК, на первый взгляд кажется логичным относить их к разряду универсальных, поскольку именно эмоции являются «центральной частью, которая делает представителей разных этносов более или менее похожими друг на друга». При этом, как установлено, ЭК присуща этноспецифичность, обусловленная «индивидуальным эмоциональным трендом и национальным индексом данной культуры», которые, в свою очередь предопределяются варьирующимся характером манифестации «многоплановости взаимодействий» культуры, языка и эмоций.
Тот факт, что каждый язык накладывает свою собственную классификацию на эмоциональный опыт человека, позволяет считать эмоции «таксоном культуры»: их концепты, имея «материальные экспоненты в языке», проявляют при этом национально-культурную специфику.
Учитывая все эти факторы, Н.А. Красавский определяет ЭК как «этнически, культурно обусловленное, структурно-смысловое, как правило, лексически и / или фразеологически вербализованное образование, базирующееся на понятийной основе, включающее в себя помимо самого понятия образ, культурную ценность и функционально замещающее человеку в процессе рефлексии и коммуникации предметы (в широком смысле слова) мира, вызывающие пристрастное отношение к ним человека». Этномаркированность ЭК предопределяется такими социо-психокультурологическими факторами, как «традиции, обычаи, нравы, особенности быта, стереотипы мышления, модели поведения и т.п., исторически сложившиеся на всем протяжении развития, становления этноса». Основу ЭК составляет эмоциональное понятие, которое формируется на базе перцептивных образов реального мира и фиксирует признаки эмоционально насыщенных явлений. Поскольку ЭК являются ментальными сущностями, их можно также интерпретировать как особую форму метарегуляции психических процессов, основанной на знаковой репрезентации, которая обеспечивает обобщенную, абстрактную, социально-выработанную категоризацию и организацию информации об эмоциональных переживаниях в виде системы взаимосвязанных языковых значений.
И, наконец, отличительным признаком ЭК является их интеллигибельность, поскольку эмоции, как известно, недоступны прямому визуальному наблюдению и представляют собой «бестелесную и труднопостижимую абстракцию».
В соответствии с вышеизложенными взглядами лингвокультурологов на концепт и эмоциональный концепт, последний понимается в данной работе как ментальная единица высокой степени абстракции, выполняющая функцию метапсихической регуляции и отражающая в ЯС многовековой опыт интроспекции этноса в виде общеуниверсальных и культурноспецифических представлений об эмоциональных переживаниях.
Данное понимание сущности ЭК как культурно отмеченного вербализованного смысла, которым наделяет носитель языка свои эмоции, позволяет выделять в нем понятийный, образный и ценностный аспекты, экспликация которых предполагает использование различных методов лингвокультурологического анализа.
4. Способы вербализации эмоций
В эмотиологии принято следующее разделение языковых единиц, объективирующих эмоции посредством их а) обозначения или называния; б) различных видов дескрипции; в) выражения в речи.
Причем единицы первых двух групп рассматриваются как нейтральные, содержащие в качестве вершинных сем «логико-предметные» дескриптивные семантические компоненты, а языковые средства, принадлежащие третьей группе – как эмотивные, поскольку они предназначены для типизированного выражения эмоций.
Языковые номинанты эмоций используются в речи при их осознанном выражении или описании, т.е. при «словесных показаниях говорящего о своем внутреннем мире», варьируясь при этом в четырех лексико-грамматических классах: существительных, глаголах, прилагательных и наречиях. Помимо номинативных единиц, к средствам дескрипции эмоции относят описания их внешнего проявления.
В эмотиологии под выражением эмоций понимается их непосредственное речевое проявление, производимое при помощи специфических единиц – эмотивов, семантика которых «индуцируют эмоциональное отношение» к обозначаемому объекту действительности.
С целью снятия определенной неоднозначности и двусмысленности в толковании терминов «номинативный», «дескриптивный», «эмотивный», применяемых к сфере языковой объективации эмоции, мы считаем целесообразным привести здесь свои некоторые уточняющие соображения.
Дело в том, что единицы, вербализующие эмоции, не всегда проявляют функции номинации, дескрипции и выражения в чистом виде. Исключение составляют лишь лексемы и фразеологизмы, описывающие внешнее проявление эмоций. Номинативные же средства, как отмечалось выше, по своей сути является единицами дескриптивного плана, хотя в определенных условиях они приобретают способность выражать обозначаемые эмоции.
В свою очередь эмотивные лексемы могут утрачивать функцию выражения эмоции и переходить в разряд дескриптивных единиц, сообщающих о переживании этой эмоции.
Определяющим фактором в таких ситуациях является контекст как формально и содержательно фиксированное лингвистическое окружение средств объективации эмоций. Так, замечено, что описания эмоций обычно содержатся в предложениях, описывающих переживания третьего лица, либо первого лица во времени, отличном от настоящего, хотя при выражении непосредственной реакции на то или иное событие дискриптивные высказывания приобретают перформативное значение.
Соответственно, мы предлагаем различать два типа контекстов: прямомодальный контекст (ПМК) и косвенно-модальный контекст (КМК), где эти субъекты представляют собой два разных лица.
Для ПМК характерно совпадение субъекта речи и субъекта оценки, а также темпоральная локализация в настоящем времени, создающее необходимые и достаточные условия для актуализации эмотивного значения. В КМК, локализованном преимущественно в ненастоящем времени, субъект речи и субъект оценки могут не совпадать, в силу чего такой контекст является чисто описательными.
Поскольку способность к выражению / описанию эмоций проявляют у номинативных и у эмотивных единиц в зависимости от типа контекста, мы считаем целесообразным использовать рассмотренную выше типологию языковых средств объективации эмоций следующим образом.
К номинативным единицам мы относим все лексемы, называющие ЭК, имея в виду их эмотивный потенциал.
В качестве эмотивных единиц мы рассматриваем лексические и фразеологические средства, выражающие эмоцию в речи, учитывая способность некоторых из них осуществлять эту функцию исключительно в ПМК. А собственно дескриптивными, на наш взгляд, следует считать языковые средства, описывающие внешнее проявление эмоции.