Теория когнитивной метафоры и вербализация эмоций
Содержание
Введение ………………………………………………………………………. 3
Глава 1. Некоторые вопросы теории метафоры ……………..……..………. 7
Языковая метафора ……………………………………………………. –
Когнитивная метафора ……...……………………………………….. 13
1.3. Классификации когнитивной метафоры …………………………….... 28
Глава 2. Роль метафоры в вербализации эмоций …...…………………….. 41
Заключение …………………………………………………………………... 47
Список использованной литературы ………………………………………. 50
Словари ………………………………………………………………………. 53
Введение
Когнитивный подход оказывается сегодня ключом к решению тех вопросов, исследования которых ранее без всякого обращения к анализу познавательных процессов оставались бесплодными. Иногда говорят не о когнитивном подходе, а о когнитивной науке, которая в «Новой философской энциклопедии» определяется как «комплекс наук, изучающих сознание и высшие мыслительные процессы на основе применения теоретико-информационных моделей».1
Однако в последние два десятилетия когнитивные исследования настолько расширили свое проблемное поле, что сейчас правильнее говорить именно о когнитивном подходе: имеются в виду исследования самых разных предметностей, в том числе и решение традиционных для определенной науки проблем, но методами, учитывающими когнитивные аспекты, в которые включаются процессы восприятия, мышления, познания, понимания и объяснения.
Рассматривая когнитивную метафору как одну из форм концептуализации, Е. С. Кубрякова в «Кратком словаре когнитивных терминов» определяет ее как «когнитивный процесс, который выражает и формирует новые понятия и без которого невозможно получение нового знания».2 По своему источнику когнитивная метафора отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между разными индивидами и классами объектов.3
При наиболее общем подходе метафора рассматривается как видение одного объекта через другой и в этом смысле является одним из способов репрезентации знания в языковой форме. Метафора относится не к отдельным изолированным объектам, а к сложным мыслительным пространствам (областям чувственного опыта). В процессе познания эти сложные непосредственные ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафоры с более простыми или с конкретно наблюдаемыми мыслительными пространствами.4
Нам кажется интересным рассмотреть в данной работе проблему когнитивной метафоры. По словам Е. С. Кубряковой, «обращение к намеченной проблеме обусловлено успешным развитием когнитивного направления в современной лингвистике, которое предполагает связь языка с познавательными процессами, со всеми способами обработки, фиксации и хранения информации о мире».5
Актуальность исследования. Обращение к намеченной проблеме объясняется следующими факторами. С одной стороны, это насущные потребности современной науки в целом. Она достигла значительных успехов в освоении действительности, окружающей человека, но при этом очень мало узнала о его внутреннем мире. Это отмечают многие исследователи, утверждая, что «на самом деле наиболее актуальным и даже настоятельно необходимым в настоящее время является исследование внутреннего пространства человека».6
Научная новизна и практическая значимость. В данной работе осуществляется сравнительно новый подход к изучению оснований метафоризации когнитивных метафор. Полученные данные могут быть использованы при составлении толковых и переводных словарей, а также в преподавании раздела лексикологии в рамках предмета «русский язык и литература».
Исходя из вышесказанного, цель работы определяется как изучение смысловых особенностей когнитивных метафор, ее задачи как:
1) проанализировать понятие когнитивной метафоры и когнитивные аспекты использования метафор;
2) продемонстрировать примеры когнитивных стратегий;
3) охарактеризовать некоторые примеры когнитивных метафор;
4) собрать соответствующие основания метафоризации в единые комплексы.
В работе широко применялись такие исследовательские методы, как анализ словарных дефиниций, компонентный анализ и контекстный анализ, позволяющие полнее и глубже постичь значение слов.
Структура работы. Работа состоит из двух глав основной части (теоретической и эмпирической), введения, заключения, списка использованной литературы. Вторая глава представляет собой самостоятельное эмпирическое исследование автора на основе когнитивных метафор русского языка.
Глава 1. Некоторые вопросы теории метафоры
1.1. Языковая метафора
В лингвистику метафора пришла из риторики, где она расценивалась как средство изобразительной речи и эстетики. Древнегреческий философ и ученый Аристотель - первый, кто рассмотрел в своих трудах понятие метафоры. Термин «метафора» впервые был употреблен Изократом в «Evagorus» (383 г. до н.э.).7 Но основа теории метафоры была заложена Аристотелем, который в «Поэтике» описал метафору как способ переосмысления значения слова на основании сходства. В глубинах античной науки сформировался получивший развитие в ХХ веке взгляд на метафору как неотъемлемую принадлежность языка, необходимую для коммуникативных, номинативных, познавательных целей.8
Квинтилиан полагал, что метафора дарована нам самой природой и «содействует тому, чтобы ни один предмет не оставался без обозначения».9 Цицерон практикует метафору как способ формирования недостающих языку значений. Перенос по сходству производится «ввиду отсутствия в языке соответствующего понятию слова».10
В классической риторике метафора была представлена в основном как отклонение от нормы – перенос имени одного предмета на другой. Цель данного переноса – либо заполнить лексическую лакуну (номинативная функция), либо «украсить» речь, убедить (главная цель риторической речи).
Далее проблема метафоры вышла из ведения риторики и переместилась в лингвистику. Так появилась сравнительная концепция метафоры. Согласно этой версии метафора - это изобразительное переосмысление «обычного» наименования. Метафора представлялась как скрытое сравнение. Теория сравнения утверждала, что метафорическое высказывание связано со сравнением двух или более объектов.
Позднее, в XIX – XX вв. с возникновением семантической теории языка сравнительная точка зрения подверглась серьезной критике. Главными оппонентами этой точки зрения были Дж.Серль и М.Блэк. Дж.Серль утверждал, что метафора связана с вербальной оппозицией или взаимодействием двух семантических смыслов - а именно, метафорически употребленного выражения и окружающего буквального контекста.11 М. Блэк был одним из первых, кто четко обосновал следующее положение: «В ряде случаев было бы более правильно говорить, что метафора именно создает, а не выражает сходство».12 В ответ сравнительной теории метафоры М. Блэк, а за ним и многие другие исследователи, занялись разработкой так называемой теории семантического взаимодействия. Они также отмечали, что метафора не раскрывает сходство, а скорее создает его. Она раскрывает сходство между вещами, которые до этого никому не приходило в голову сравнивать.
Традиционная (сравнительная) точка зрения на метафору выделяла только несколько способов образования метафоры и ограничивала применение термина «метафора» также только некоторыми из возникших случаев. Поэтому она заставляет рассматривать метафору только как языковое средство, как результат замены слов или контекстных сдвигов, в то время как в основе метафоры лежит заимствование идей. Метафоричная сама мысль, она развивается через сравнение, и отсюда возникает метафора в языке.
Метафора – один из основных приемов познания объектов действительности, их наименования, создания художественных образов и порождения новых значений. Она выполняет когнитивную, номинативную, художественную и смыслообразующую функции.13 В данной главе мы рассмотрим когнитивную метафору, возникающую в результате сдвига в сочетаемости предикатных (признаковых) слов (прилагательных и глаголов) и создающую полисемию. По словам Х. Отеги-и-Гассета, «метафора – незаменимое орудие разума, форма научного мышления… метафора – это перенесение имени».14
«Метафора – это троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т. п.… для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогично данному в каком-либо отношении».15
В образовании и соответственно анализе метафоры участвуют четыре компонента:
- две категории объектов;
- свойства каждой из них.
Метафора отбирает признаки одного класса объектов и прилагает их к другому классу или индивиду – актуальному субъекту метафоры. Когда человека называют «лисой», ему приписывают признак хитрости, характерный для этого класса животных, и умение заметать за собой следы.
Взаимодействие с двумя различными классами объектов и их свойствами создает основной признак метафоры – ее двойственность.
По мнению Н. Д. Арутюновой, метафора – это «троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений, для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо для наименования другого класса объектов, аналогичного данного в каком-либо отношении.16
Метафора, как уже говорилось, семантически двойственна: двуплановость, составляющая наиболее существенный ее признак, не позволяет рассматривать метафору изолированно от определяемого. В языковой метафоре устойчиво значение, которое прямо соотносится со словом как со своим означающим.
Языковая метафора, по сути, является источником новых слов, которые способны выполнять, с одной стороны, характеризующую, с другой стороны, номинативную функцию, закрепляясь за объектом в качестве его наименования, либо становясь языковой номинацией некоторого класса объектов. В последнем случае языковая метафоризация приводит к замещению одного значения другим. В частности, такие метафоры как тюлень, лиса, медведь (о человеке) выполняют прежде всего характеризующую функцию, а метафоры типа носик чайника, ножка стола, ушко иголки выполняют номинативную функцию.
Языковая метафора является важным фактором развития языка. Именно она лежит в основе многих языковых процессов – развитие синонимических средств, появление новых значений и их нюансов, создание полисемии, развитие эмоционально-экспрессивной лексики. В том числе метафора позволяет вербализировать представление, касающееся внутреннего мира человека. «Без метафоры, – пишет Н. Д. Арутюнова, – не существовало бы лексики «невидимых миров» (внутренней жизни человека)».17
Метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Привлечение метафоры для понимания опыта является одним из величайших триумфов человеческого мышления. По мнению Н. Д. Арутюновой, изучение метафоры становится все более интенсивным, захватывает разные области знания. Следствием взаимодействия различных направлений научной мысли стало формирование когнитивной науки.18
Подытоживая сказанное, кажется логичным привести вывод Ю. С. Степанова о том, что «метафора – фундаментальное свойство языка… посредством метафоры говорящий… вычленяет… из тесного круга, прилегающего к его телу, и совпадающего с моментом его речи, другие миры».19
1.2. Когнитивная метафора
В ХХ веке на фоне развития новых направлений метафора становится для лингвистики в целом некоторым объединяющим феноменом, исследование которого кладет начало развитию когнитивной науки. Однако до последних десятилетий ХХ века, когда проблема статуса метафоры в концептуальной теории стала привлекать особое внимание лингвистов, исследования на этот счет носили случайный характер и не выделялись в отдельные обоснованные теории. Детальному рассмотрению метафоры как способа мышления в рамках когнитивной лингвистики посвящена работа Э. Маккормака «Когнитивная теория метафоры», в которой он дает определение метафоре как некоему познавательному процессу. По Э. Маккормаку причиной возникновения метафоры является сопоставление семантических концептов, в значительной степени несопоставимых, человеческим разумом путем определенных организованных операций. С одной стороны, метафора предполагает наличие сходства между свойствами ее семантических референтов, поскольку она должна быть понята, а с другой стороны – несходства между ними, так как метафора призвана создать некий новый смысл.
Относя чувственно воспринимаемые признаки к отвлеченным и непосредственно не наблюдаемым объектам, когнитивная метафора выполняет гносеологическую (познавательную функцию). Она формирует область вторичных предикатов-прилагательных, глаголов, характеризующих непредметные сущности, свойства которых выделяются по аналогии с доступными восприятию признаками физических предметов и наблюдаемых явлений.
Такого рода метафоры – когнитивные – создают тонко семантически дифференцированный язык чувств и вместе с тем обнаруживают тенденцию к семантическому сближению. Например, значение «разлюбить» может быть передано следующими метафорами: «любовь потухла, угасла, умерла, смолкла»; к сильному чувству применимы такие метафоры как «буря (пожар, вихрь, кипение, накал) страстей». Образность метафоры в этом случае ослабевает, что подтверждается скрещением, контаминацией образов.
Когнитивная метафора, состоящая в переносе признака предмета к событию, процессу, ситуации, факту, мысли, идеи, теории концепции и другими абстрактными понятиями, дает языку логические предикаты, обозначающие последовательность, причинность, цельнонаправленность, выводимость, обусловленность, уступительность и др.: предшествовать, следовать, вытекать, выводить, делать вывод, заключать, вести к чему-либо и др. К метафоре восходят союзы: хотя, несмотря на то, что, ввиду, вопреки. В этой сфере также действуют ключевые метафоры, задающие аналогии между разными системами понятий и порождающие более частные метафоры. Ключевые метафоры прилагают образ одного аргумента действительности к другому ее фрагменту.
Постановка вопроса о концептуальной метафоре дала толчок исследованиям в сфере мыслительных процессов человека. Это привело исследователей к тому, что метафора – это прежде всего вербализированный прием мышления о мире. Данной проблематикой занимались такие лингвисты 70-х - 80-х годов как А. Хили, Р. Харрис, А. Ортони, Р. Рейнолде и многие другие. Наиболее четко концептуальная теория метафоры сформулирована у Дж. Лакоффа и М. Джонсона.20 Они описали концептуальную метафору как пересечение знаний об одной концептуальной области в другой концептуальной области.
Современная наука ставит развитие интеллектуальных навыков, творчества и образного мышления в прямую зависимость от уровня метафорического мышления. В ходе когнитивного процесса автор исследует участки своей долговременной памяти, обнаруживает два референта (иногда часто логически несовместимых), устанавливает между ними осмысленное взаимоотношение и, наконец, создает метафору. Следовательно, форма мысли получает свое отражение в речи: автор создает метафору, т.е. языковой образ. «В общем психологи считают язык основным проявлением когнитивных процессов. Он больше, чем все другие виды человеческого поведения, отражает мышление, восприятие, память, решение задач, интеллект и научение».21 Воспринимая один и тот же объект, наблюдая одно и то же явление, разные люди получают нетождественную информацию, так как структуры сознания этих людей могут быть неодинаковыми.22
Аксиологический статус устойчивых метафорических конструкций закреплен в сознании носителей языка. В случае окказионального метафорического употребления он актуализируется в соответствии со статусом языковой единицы, составляющей основу метафорической конструкции. Номинативный и предикативный статус коннотата в высказывании. В силу того что семантическое значение метафорической синтагмы не обладает линейной структурой, то есть не сводится к сумме значений составляющих ее компонентов, а определяется составляющим ее основу коннотативным образом, информативный потенциал метафорической единицы вычленяется на основе сигнификативно-количественных семантических преобразований, которые закреплены в сознании носителей языка или актуализируются в процессе ее экспликации или декодирования.
Основное информативное содержание метафорической конструкции отождествляется со значением заложенного в нем предикативного признака и осложняется целым комплексом коннотативных значений, из которых наиболее важным является положительный или отрицательный статус составляющего ее основу метафорического образа.
Коннотативные образы, отождествляемые в сознании носителей языка с предикативными значениями, направлены на идентификацию или иллюстративное пояснение одного из признаков или целого ряда характеристик. В первом случае функционирование коннотата в структуре предложения определяется предикативной функцией, то есть заложенная в коннотате информация выступает в качестве структурного компонента, раскрывающего значение признака: закат > красный > кровь > кровавый закат.
К коннотатам предикативного уровня относятся образы, не предназначенные для номинации объектов действительности: лед, вода, кристалл, молоко и т.д. Их функция в предложении ограничивается презентацией одного из предикативных значений: лед – холодный, вода течет, кристалл – прозрачный, молоко – белое.
Если коннотативный образ потенциально соотносится в сознании носителей языка не с одной, а с несколькими предикативными характеристиками («прозрачный» – вода, кристалл), значение метафорического признака в каждом конкретном случае может быть выявлено только из контекста.
Хотя, как правило, в сигнификативной функции, соответствующей имплицитному выражению предикативного признака, отображающая коннотат лексема выступает лишь в одном, наиболее устойчивом метафорическом значении.
В случае, когда коннотативный образ прямо не соотносится ни с одной предикативной характеристикой, а выступает как источник целого комплекса аддитивных значений, речь может идти о номинативно-предикативной функции коннотата, то есть о его потенциальной способности к наименованию объекта действительности с обязательным условием его экспликации: собака, черт, змея, леший и т.д. При употреблении коннотативного образа в функции номинатива значение приписываемых ему предикативных признаков может варьироваться в зависимости от языковой ситуации и от индивидуальных особенностей субъекта речи. Существование коннотата в системе языка чаще всего проходит в рамках одного из функциональных значений: номинативного или предикативного.23
Если коннотативный образ, предназначенный для актуализации одного предикативного признака, выступает в функции номинатива, то спектр ассоциирующихся с ним метафорических характеристик, как правило, включает первичное значение образующего квантитативную метафору признака. Однако в ряде случаев один и тот же коннотат в предикативной и номинативно-предикативной функции может обладать разными метафорическими значениями.
Следует отметить, что в системе языка присутствуют коннотаты предикативного плана, которые потенциально могут быть использованы для метафорического наименования отдельных частей или структурных компонентов объектов действительности: «солома» (волосы); «тростинки» (руки, ноги); «перья» (облака); «золото» (осенняя листва).
Такого рода коннотативные образы
в предложении составляют основу для
образования генитивных метафорических
сочетаний: солома волос, тростинки рук,
перья облаков, золото листвы и т.д. При
употреблении коннотата в функции
номинатива значение метафорических
переносов определяется сложившимся в
сознании носителей языка отношением к
коннотативному образу и интенциональными
установками субъекта речи.
При
отсутствии явно выраженной субъективной
оценки коннотата (в случае употребления,
например, таких устойчивых сочетаний,
как голубая лента – река, люди в белых
халатах – врачи и т. д.) значение
метафорической конструкции ограничивается
стилистическими функциями. Такого рода
метафорические сочетания в предложении
выступают как синонимичные варианты
нейтральных языковых единиц или
употребляются для дополнительного
эстетического воздействия на адресата
речи.
Система метафорических значений ориентирована на эмоционально-экспрессивное отражение явлений реальной действительности. Любой метафорический перенос (квантитативный или сигнификативный) тяготеет к гиперболизации, к выражению высшей степени проявления актуализирующегося с его помощью признака. Особенно ярко это проявляется в метафорических сочетаниях, раскрывающих признак в потенциально-ситуативном представлении.
Метафорические конструкции в наглядно-иллюстративной форме описывают одну из экстремально возможных ситуаций проявления признака или реакцию на этот признак со стороны окружающих. Основным функциональным значением системы средств вторичной номинации является отражение психических процессов, происходящих в человеческом сознании в ответ на соприкосновение с объективной реальностью.
Возможность интенсификации признака с помощью метафорических конструкций свидетельствует о субъективной природе представления окружающего мира и влечет за собой вопрос о норме как о наиболее нейтральном способе отражения действительности. Норма и идеал, обычное и особенное в метафорическом представлении.
Явления и объекты окружающей человека действительности обладают количественными и качественными характеристиками, которые отображаются человеческим сознанием как неотъемлемая часть данной структуры. Степень проявления признаков фиксируется в наиболее частотном из значений как обобщенный показатель, свойственный данному классу объектов в целом.
Обратимся к теории метафоры Лакоффа, которая проиллюстрированна на примере реализации перекрестного концепта «Love is a journey» (любовь это путешествие): ученый наглядно продемонстрировал, как понятийное поле «путешествия» в результате определенных когнитивных процессов, которые он называл mapping, накладывается на понятийное поле любви
В понимании Лакоффа, метафора прежде всего явление концептуального свойства, что он демонстрирует на примере следующих выражений, принадлежащих к разговорной речи: Наши отношения зашли в тупик; Посмотри как мы далеко зашли; Это был длинный и неровный путь; Мы никак не можем повернуть назад. В данном случае концепт любви представлен как концепт путешествия, со всеми поверхностными маркерами (локативами) этого концепта: использования глаголов движения, локативов, характеризующих пространство (тупик, долгий путь и т. д), структурных локативов. Лакофф подчеркивает, что аналогия концептов любви и путешествия зиждется не на грамматических и лексических соответствиях, а на концептуальных. Для пояснения концептуальных соответствий Лакофф вводит термин метафорический сценарий.24
Возлюбленные путешествуют совместно, их общая жизненная цель является конечной точкой их путешествия. Их взаимоотношения являются средством передвижения до тех пор, пока они позволяют продвигаться по направлению к совместной цели. Путешествие не простое. На пути встречаются препятствия, развилки и перекрестки, где необходимо принимать решения, по какой дороге идти и стоит ли идти вместе
В данном случае вмешиваются и более глубинные соответствия, те архетипичные представления модели мира, где путь – это не только линия, соединяющая срединный мир с царствами богов и мертвых, но и воплощение представления о жизненном пути от зарождения до смерти. На эти соответствия косвенно указывает и сам Лакофф, когда привлекает для иллюстрации отдельных положений своей теории произведение, в значительной мере построенное на древней символике, начало «Божественной комедии» Данте, строчки: «Земную жизнь, пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу».
В качестве исходного пункта Дж. Лакофф перечисляет несколько традиционных утверждений о метафоре, которые он считает ложными, а именно:
1) Любой предмет можно понимать буквально, без метафоры.
2) Самое распространенное употребление метафоры — в поэзии.
3) Метафоры — только языковые выражения.
4) Метафорические выражения по своей сущности не правдивы. Только буквальный язык может быть правдивым.25
Дж. Лакофф и М. Джонсон приводят примеры из повседневного языка, чтобы оспорить эти утверждения, и делают следующие выводы.
- Метафора – важный механизм, при помощи которого мы понимаем абстрактные понятия и рассуждаем о них.
- Метафора по природе – не языковое, а концептуальное явление (имеется в виду принципиальное для Лакоффа и Джонсона понятие концептов как принципов, организующих человеческое восприятие).
- Метафорическое понятие основано на неметафорическом понятии, т. е. на нашем сенсомоторном опыте.
- Система общепринятых концептуальных метафор главным образом неосознаваема, автоматична и употребляется без заметного усилия. То есть, когда мы говорим, что кто-либо в плохом настроении, мы не думаем сознательно о состоянии человека (настроении) как вместилище.
- Метафора основана скорее на соответствиях в нашем опыте, чем на логическом сходстве. «Область-источник» и «область-цель» не связаны по своему существу.
- Система метафор играет большую роль как в лексиконе, так и в грамматике языка.
- Метафора в поэзии – это, большей частью, расширение нашей общепринятой системы метафорического мышления.26
Метафору можно понимать, как перенос из области-источника (в данном случае «путешествие») в область-мишень (в данном случае «любовь»). По сравнению с областью-мишенью область-источник обычно:
- интуитивно понятнее,
- конкретнее,
- известна скорее всего через непосредственный физический опыт (некоторые области более центральны в нашем опыте, например, восприятие пространства),
- легче передается одним человеком другому (легче указывать на окружающие физические предметы, чем на абстрактные сущности).27
Можно сказать, что метафоры представляют собой мост от знакомого к незнакомому, от очевидного к менее очевидному.
Важно заметить, что, согласно данной теории, метафоры могут быть выражены разными способами – не только языком, но и жестами, и культурными обычаями. Изучение метафор поэтому может пролить свет на более широкую тему связи между языком и культурой.
Современная когнитивная лингвистика считает метафору не тропом, призванным украсить речь и сделать образ более понятным, а формой мышления. В коммуникативной деятельности метафора – важное средство воздействия на интеллект, чувства и волю адресата. Соответственно для ученого анализ метафорических образов – это способ изучения ментальных процессов и постижения индивидуального, группового (партийного, классового и др.) и национального самосознания. Именно поставленные выше проблемы и решаются в настоящей главе, которую можно рассматривать в качестве своего рода введения в теорию и практику изучения современной политической метафоры как одного из активно развивающихся направлений когнитивной социолингвистики.
Рассматривая когнитивные аспекты использования метафор, следует отметить, что метафора обычно рассматривается как видение одного объекта через другой. В когнитивных процессах сложные непосредственно ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафору с более простыми, хорошо знакомыми мыслительными пространствами (например, экономические и политические события сравниваются с играми, спортивными соревнованиями, производственные конфликты с войной и т. д., а любовь – с болезнью, путешествием, отравой, пожаром и др.).
Целый ряд универсальных объяснительных схем отражается в когнитивных метафорах. Результаты многочисленных исследований дают основания когнитологам считать, что метафора является одним из основных средств порождения нового знания. По мнению Дж. Лакоффа, привлечение метафоры для понимания опыта — один из важнейших триумфов человеческого мышления.28 Рациональное мышление в значительной мере опирается на метафорические модели. Любой адекватный подход к рациональности требует использования воображения, а воображение неотделимо от метафорического рассуждения.
Интересно обратиться также к мнению Р. Якобсона, который особую роль видит в индивидуальных особенностях человека, деконструирующего метафору, в частности, его когнитивная доминанта, о которой писал Р. Якобсон в статье «Два аспекта языка и два типа афатических нарушений» и в ряде других статей, где он определял различия между двумя основными типами творчества, в зависимости от преобладающей когнитивной доминанты у автора.29 На основе данных психолингвистики, он предложил свой подход к определению различий между прозой и поэзией, между романтическим и реалистическим типом творчества, взяв за основу структурные различия между метафорой и метонимией. Хотя, по мнению Якобсона, в каждой метонимии есть следы метафоры, а в каждой метафоре – следы метонимии, они различны по своей грамматической структуре. Данные психолингвистики показывают, что основой метафоры является номинация и замещение, а в основе метонимии – предикативные отношения, конструирование связного текста.30
Таким образом, когнитивная метафора является важным фактором развития сознания человека. Когнитивная метафора имеет ряд характерных свойств, учет которых позволяет осуществлять их верные интерпретации.
1. Когнитивная метафора носит системный характер. Дж. Лакофф и М. Джонсон считали, что метафорические репрезентации концептов носят системный характер. В этой связи они определили целый ряд когнитивных метафор, моделей, действующих в человеческом сознании (любовь - путешествие).
2. Когнитивная метафора позволяет осмыслить концепты, отстоящие сколь угодно далеко от исходно принятых.
3. Когнитивная метафора позволяет осмыслить одни концепты с опорой на другие, служащие эталоном. М. Минский утверждает, что аналогии, основанные на когнитивной метафоре, «дают нам возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы в свете другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенный в одной области, для решения проблемы в другой области».31
Иными словами, когнитивная метафора обеспечивает концептуализацию неизученного объекта по аналогии с уже сложившейся системой понятий.
1.3. Классификации когнитивных метафор
В истории лингвистики существовало несколько трактовок вопроса классификации метафор. Разные исследователи выделяли их в определенные типы, разрабатывали различные подходы и критерии, в соответствии с которыми распределяли затем метафоры по разным классам.
В рамках метонимической (основанной на смежности понятий) стратегии намечаются два варианта: метонимическая феноменологическая стратегия и метонимическая ноуменологическая стратегия. Первая задает концептуализацию через примеры, образцы или просто через отдельные проявления. Например, любовь можно концептуализировать через примеры влюбленных пар – Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Мастер и Маргарита – или через проявления любви: «Любовь – это поцелуи, свидания, волнения».
Вторая стратегия использует гиперонимы. Это классическое определение через род и видовую специфику: «Любовь — чувство, возникающее между мужчиной и женщиной». В основе обеих стратегий лежат отношения смежности. Одно явление определяется через другое, гомогенное ему. Связь между явлениями присутствует в реальности.
В рамках метафорической (основанной на сходстве) стратегии тоже можно выделить два подхода: ноуменологический – связанный с гетерогенной метафорой, и феноменологический – связанный с гомогенной метафорой, или символом. Гетерогенная метафора, например «любовь – священная болезнь», построена на том, что какое-то явление концептуализируется через уподобление другому, как правило, понимаемому более плоско и обедненно.
Обедненность достигается именно гетерогенностью, принадлежностью к совершенно иной, нежели определяемое явление, природе и позволяет метафоре осуществить функцию когнитивного предиката. Называя любовь «болезнью», мы рассматриваем концепт болезни как нечто схематичное и простое.
Однако метафора преображается в символ, если включает в себя гомогенный элемент. Символ любви Купидон держит в руках лук и стрелы (гетерогенный компонент – метафора: любовь поражает человека, как стрела), но сам он изображается в виде обнаженного младенца (гомогенный компонент: дети – атрибут любви).
Гомогенные компоненты – проявления метонимичности (смежности) на фоне метафорической стратегии (сходства). С этими проявлениями в метафору входит феноменальный мир, она перестает быть произвольным домысливанием к явлению иноприродной реальности, возникает мотив, привязывающий ее к действительности, ограничивающий степень свободы метафорического поиска. На ось селекции накладываются ограничения комбинаторного характера.
Наличие гомогенных компонентов в гетерогенной метафоре создает бесконечную семантическую перспективу. В обыкновенной метафоре компонент сравнения за вычетом общих свойств элиминируется. В символе зона уподобления незамкнута. Отсюда та неисчерпаемость символа, которая неизменно подчеркивается в эстетике.
В основе выделенных четырех стратегий лежит презумпция метафоры, и символ толкуется как метафора, осложненная отношениями смежности. Но можно представить и другой путь: феноменологическая метафорическая стратегия может быть осложнена отношениями сходства, что также даст символ. Это особенно заметно в социальном бытовании такого тропа, как антономасия. Выше понятие любви иллюстрировалось примерами таких пар, как Ромео и Джульетта. Объясняя его ребенку, можно было бы прибегнуть не к культурно значимым, а к бытовым примерам: «Это как у дяди Пети с тетей Аней».
Можно также остановиться на соотношении метафоры и сравнения. «Метафорическая конструкция не является простым замещением сравнения или любой другой разновидности прямого утверждения, оно обладает своими собственными возможностями и преимуществами». Метафора формирует сходство, предлагая новые перспективы и направления для сопоставления, в то время как сравнение актуализирует в нашем сознании существующие стереотипы восприятия действительности. Однако в ряде случае «нет сомнения в том, что граница, существующая между некоторыми метафорами и некоторыми сравнениями, не так очевидна». Вопрос о природе метафорического переноса и сравнения и о соотношении между этими структурами является крайне неоднозначным и противоречивым.
Н. Д. Арутюнова при рассмотрении разницы между синтаксическими формами воплощения переноса значений приходит к выводу, что именно метафора «статична; она отражает остановившийся, лишенный внутренней динамики мир - мир сущностей», а «сравнение-уподобление подвижно и измеримо».32
Когнитивная метафора, состоящая в переносе признака предмета к событию, процессу, ситуации, факту, мысли, идеи, теории концепции и другими абстрактынми понятиями, дает языку логические предикаты, обозначающие последовательность, причинность, цельнонаправленность, выводимость, обусловленность, уступительность и пр.
Н. Д. Арутюнова, говоря об особенностях сочетаемости абстрактных имен, к числу которых относятся и слова, обозначающие эмоциональные состояния, указывала на то, что их сочетаемость в большей степени основывается на различных образных представлениях, метафоре. В качестве предикатов имен со значением эмоционального состояния, по ее мнению, не всегда пригодны слова в их прямом номинативном значении, поскольку речь идет о воссоздаваемом, а не наблюдаемом мире.33 «Предикаты, применяемые для сообщений об этом мире, и описывают, и в то же время непосредственно создают его».34 Говоря об особенностях предикатов при абстрактных именах, Н. Д. Арутюнова также отмечает, что внутренний мир человека моделируется по образу внешнего, материального мира, поэтому основным источником психологической лексики является лексика «физическая», используемая во вторичных, метафорических смыслах.
Глагольные предикаты, употребляемые при существительных, означающих эмоции нелюбви в самом широком спектре, можно разделить на несколько групп. Критерием такого разделения будем считать способность изменять его значение.
К первой группе относятся глаголы, употребление которых с именами, обозначающими эмоции, типично, поэтому значение существительного не меняется. Например: почувствовал неприязнь, ощутил ненависть. В данных контекстах наблюдается аналитизм в отображении исследуемого смысла: глагол репрезентирует идею эмоционального действия, а имя – конкретную эмоцию нелюбви.
Ненависть, неприязнь может охватывать, переполнять. Подобные предикаты используются при формировании образного представления эмоции: чувство захватывает, поглощает человека полностью, переполняет его, как жидкость – сосуд.
Вторую группу составляют глаголы различных семантических групп. Они могут употребляться с разными по значению существительными, характеризуя их как определенные явления действительности, давая им оценку.
При сочетании с некоторыми глагольными предикатам, происходит метафорический или метонимический перенос значения существительного, обозначающего эмоцию нелюбви. Подобные предикаты объединены в третью группу.
Как указывает О. И. Глазунова, Заложенные в метафорическом переносе когнитивные представления о действительности реализуются в конкретных языковых формах, обладающих в предложении определенным семантическим, эмоциональным, информационным и стилистическим статусами и своими функциональными характеристиками. Метафора возникает при уподоблении одного явления другому на основе семантической близости состояний, свойств и действий, характеризующих эти явления. С формальной точки зрения, метафорический перенос заключается в употреблении слова (словосочетания, предложения), предназначенного для обозначения одних объектов (ситуаций) действительности, для наименования или характеризации других объектов (ситуаций) на основании условного тождества приписываемых им предикативных признаков.35
Языковые механизмы реализации метафорического переноса в художественном тексте весьма разнообразны. Метафорический перенос осуществляется: 1) при наименовании предмета («Сидит, разиня рот, смотрите: сова, сова настоящая, сычиха в новых лентах!» (Ф.Достоевский)); 2) при употреблении существительного в предикативной квалифицирующей функции («Разумеется, я осёл, – проговорил он» (Ф.Достоевский)); 3) при употреблении глаголов и глагольных форм в функции предиката (время летит); 4) при употреблении прилагательных и наречий (золотая мысль; ходить по-медвежьи); 5) в генитивных сочетаниях (океан мрака); 6) в адвербиальных конструкциях, мотивированных существительными в творительном падеже («Я волком бы выгрыз бюрократизм» (В.Маяковский)); 7) в сравнительных конструкциях («Утро было чистое и свежее, как поцелуй ребёнка» (М.Лермонтов)); 8) в устойчивых фразеологических сочетаниях («Мы одного поля ягоды» (Ф.Достоевский)).
В образовании метафоры, как правило, участвуют два субъекта: главный (основной) субъект референции и вспомогательный обобщенный субъект, имеющие эксплицитные или имплицитные формы выражения. Имплицитный или эксплицитный характер вспомогательного субъекта – носителя признака – определяется главным субъектом. Надо отметить, что параллельное употребление основного и вспомогательного субъектов не всегда присутствует и в сравнительных конструкциях. В предложении «Вода бежит, как из ушата» (И.Крылов) основной объект (Вода бежит (из отверстия), как из ушата) опущен.
Ассоциативные связи, возникающие при метафорическом переносе, имеют общепринятый характер или опираются на субъективно-авторскую оценку рассматриваемых явлений. Существование в языке этнически маркированных образов, составляющих основу фразеологических сочетаний (хитрый как лиса, трусливый как заяц и т. д.), предопределяют широкое использование их в художественной литературе для квалификации персонажей. Некоторые из этих образов с теми же квалификационными признаками существуют в других языках (смелый как лев, свободный как птица, зоркий как орел), другие обладают национальной спецификой.36
Кодирование смысла с помощью зрительных образов апеллирует к памяти, обобщающей предшествующий опыт субъекта в виде разветвленных моделей действительности и имеющей сложное многоуровневое строение. Выбор вспомогательного субъекта обусловлен конкретной ситуацией, а также основным субъектом, вернее, относящимися к нему предикативными признаками. Последние являются, по существу, определенными «катализаторами» метафорического переноса, так как формирование ассоциативной связи начинается в том случае, если хотя бы один из предикативных признаков основного субъекта попадает в сферу действия закрепленных в сознании носителей языка характеристик вспомогательного обобщенного субъекта.
Система образов, потенциально предназначенных для выражения предикативных признаков, весьма разнообразна и включает в себя наименования, актуализирующие как внешние, так и внутренние характеристики субъекта референции. В художественных текстах преобладает метафорическая номинация по внешним признакам. Метафорический перенос позволяет автору сконцентрировать внимание на определенной детали, которая в данной ситуации привлекает наибольшее внимание или имеет основополагающее значение.
В системе средств метафорического переноса метафорическую номинацию отличает способность к единовременному выражению комплекса ассоциирующихся с образом-символом предикативных характеристик, способность к экспликации не только внешних, но и внутренних характеристик персонажа и тесное взаимодействие между ними на основе системы аксиологических ценностей, закрепленных в сознании носителей языка. Метафорическая номинация дает возможность выразить не только качества или свойства, имеющие эквиваленты в нейтральных языковых структурах, но и значения, не поддающиеся точной языковой экспликации при использовании нейтральной лексики.
Система ассоциативно-образных средств, используемых при метафорической номинации, может обладать в предложении различным статусом, в частности, выступать в качестве предиката. В предложении выбор синтаксической позиции для воплощения метафорического значения определяется субъектом речи в зависимости от функциональной нагрузки метафорического образа и контекстуальных условий реализации его значения.
Метафорическая предикация имеет место в том случае, если в предложении в качестве предиката употребляется лексема, соотносимая с субъектом не прямо, а опосредованно, через вспомогательный субъект, обладающий в сознании носителей языка значением типового образа – носителя данной предикативной характеристики.
Как и другие разновидности метафорического переноса, метафорическая предикация возникает на основе субъективно-авторского восприятия действительности и вместе с тем, как правило, не выходит за рамки имеющихся в языке базовых, типовых, значений. Метафорический перенос ориентирован на адресата, поэтому при его использовании субъект речи должен быть уверен в том, что его реальный или потенциальный слушатель, используя хранящиеся в его памяти наглядно-чувственные образы, раскроет скрытое за метафорической оболочкой значение точно в соответствии с его замыслом.
В качестве главного субъекта при метафорической предикации часто выступают лексемы с абстрактно-отвлеченным значением. Соотношение с конкретным образом, представленным через метафорический предикат, апеллируя к наглядно-чувственному восприятию действительности, дает возможность раскрыть абстрактное содержание понятия, так как наряду с художественно-эстетической функцией метафорическая предикация обладает и эвристической функцией. Отсутствие эксплицитно представленного вспомогательного субъекта в структуре метафорического переноса позволяет сделать акцент на сопоставлении предикативных значений, подчеркнуть наиболее существенные ситуативные или вневременные характеристики главного субъекта.
Генитивные метафоры, структура которых в обязательном порядке включает в себя основной и вспомогательный субъекты, по формальным показателям сближаются с метафорическими приложениями и метафорической предикацией с существительным в именительном падеже в позиции предиката, однако, с точки зрения семантических значений, обладают существенными отличиями. С помощью метафорических приложений и предикатов говорящий, как правило, дает общую характеристику предмета сообщения, тогда как в генитивных метафорических конструкциях он характеризуется по одному или нескольким из свойственных ему предикативных признаков: по размеру – песчинки звезд, океан мрака; по форме – гроздья гнева, клочки туч; по температуре – лёд руки, жар сердца; по цвету – золото волос, медь листвы; по структуре – бархат кожи, хвост поезда; по длине – грабли рук; по ширине – река времени, ручеёк сострадания; по характеру движения – водопад событий, маятник судьбы; по способности к преломлению лучей света – бриллианты росы и т.д. Генитивные метафоры ориентированы на описание объективных показателей с точки зрения субъективного их восприятия, поэтому они в меньшей степени, чем остальные структуры, выражают отношение к описываемым фактам с аксиологических оценочных позиций по шкале «хорошо/плохо».37
Атрибутивные и адвербиально-атрибутивные метафорические конструкции составляют наиболее продуктивную разновидность метафорических переносов, в силу того, что их структура предназначена для реализации самых разнообразных оттенков метафорического значения. Среди данных метафорических структур по частотности употребления заметно выделяется группа атрибутивных словосочетаний, основу которых составляют прилагательные, предложно-падежные формы существительных и наречия, обладающие метафорическим значением: малиновый звон, деревянная походка, серебряная прядь, закат в крови (А.Блок), мёртво-бледная, ходить по-медвежьи, на душе снежно и холодно (А.Герцен).38
Вторую группу атрибутивных конструкций образуют словосочетания с деепричастиями и деепричастными оборотами, обладающими метафорическим значением: «Ораторствовал здесь, знания свои выставлял, да и ушел, хвост поджав» (Ф.Достоевский). В третью группу – группу субстантивных словосочетаний – входят конструкции с причастиями и причастными оборотами: «За ним с совершенно опрокинутою и свирепою физиономией ... вошел стыдящийся Разумихин; «Вдруг, точно пронзённая, она вздрогнула» (Ф.Достоевский). Особенностью последней группы атрибутивных конструкций является то, что носитель признака указывает на реальный предмет сообщения, а лексема с атрибутивным значением используется метафорически.
Вторую разновидность метафорических структур составляют атрибутивные конструкции, в которых вспомогательный субъект представлен существительным в метафорическом значении, выступающим в функции определяемого слова, а основной субъект (объект референции) – относительным прилагательным (звёздная пыль, небесная сфера, снежный водоворот): «И над толпою голос колокольный, как утешенье вещее, звучал» (А.Ахматова); «И ветер ночи нам донес Впервые – слезы грозовые» (А.Блок). По частотности употребления атрибутивные конструкции с существительными-метафорами значительно уступают конструкциям с метафорически выраженными определениями.
В качестве вывода следует отметить, что в классификации когнитивных метафор существует несколько подходов. В рамках метонимической (основанной на смежности понятий) стратегии намечаются два варианта: метонимическая феноменологическая стратегия и метонимическая ноуменологическая стратегия. Н. Д. Арутюнова разделяет на несколько групп глагольные предикаты, употребляемые при существительных, означающих эмоции в самом широком спектре; критерием такого разделения выступает способность изменять его значение.
Глава 2. Роль когнитивной метафоры в вербализации эмоций
Одним из самых сложных объектов для осмысления и концептуализации в языке являются эмоции. Являясь более древней формой отражения действительности, чем опосредованные речью познавательные процессы, эмоции служат определенным критерием положительного или отрицательного восприятия внешнего мира. В настоящее время в психологии экспериментально обосновано существование эмоциональной «первооценки», которая предшествует более развернутой, логически-осознанной оценке индивидом явлений окружающей действительности.
Роль эмоций в жизни человека чрезвычайно велика и многолика. Эмоции регулируют аффективные процессы жизнедеятельности и оказывают существенное влияние на рационально-логические ее стороны. Путем экспериментальных исследований доказано, что эмоции, сопровождающие мыслительные процессы, способствуют более быстрому и качественному их протеканию. Так, например, при запоминании не только существенно увеличивается воспроизведение слов, входящих в «эмоциональную» фразу, по сравнению, например, с нейтральной лексикой, но даже бессмысленные слоги (крайне сложный материал для репродукции) в сочетании с явно привлекательными или непривлекательными лицами на фотографиях запоминаются значительно лучше.
Ю. Д. Апресян выделяет восемь групп систем, иерархически выстроенных по степени возрастания сложности:
1. Физическое восприятие (зрение, слух, обоняние и т. д.).
2. Физиологические состояния (голод, боль, жажда и т. д.).
3. Физиологические реакции на разного рода внешние и внутренние воздействия (бледность, пот, жар и т. п.).
4. Физические действия (работать, лежать, идти, колоть).
5. Желание (хотеть, стремиться, соблазнять).
6. Мышление, интеллектуальная деятельность (думать, понимать, знать).
7. Эмоции (страх, удивление, надежда, радость, отчаяние).
8. Речь (обещать, просить, ругать).
При этом эмоции занимают седьмую, т. е. одну из самых высоких позиций по степени сложности. В качестве критерия сложности указывается неавтономность системы, лингвистически проявляющаяся в том, что лексические единицы разной системы описываются через ссылки на лексические единицы других систем, и, в частности, «в толковании большинства эмоциональных состояний возникает необходимость ссылаться на восприятие, желания, интеллектуальную деятельность и физические действия».39
Так, тактильные восприятия – это прямые номинации, например, горячий – «имеющий высокую температуру» [МАК I: 183], скользкий – «совершенно гладкий, не создающий трения» [МАК IV: 113]; а эмоции – в большинстве своем метафоры, например, ярость – «сильный гнев, озлобление, лютость, зверство, неистовство; порыв силы бессмысленной, стихийной» [Даль IV: 679]. М. Фасмер полагает, что слово ярость образовано от праславянского корня *jarь, родственного серб. jaрa «жара», н.-луж. jary «вспыльчивый» [Фасмер IV: 783]. Исходным у корня *jarь было, по-видимому, значение силы. Об этом говорят, с одной стороны, такие свидетельства, как яростный – «неутомимый», яровой – «ретивый», ярь «растительная сила почвы», ярь – «лютость, свирепость» [Даль IV: 680]. С другой стороны, этот же смысл сохраняется как семантический компонент у таких дальнейших производных этого корня, как яръ – «огонь, жара», где актуальной является сема температурного воздействия; яриться – «разжигать похоть», актуальная сема – проявление эротической силы [Даль IV: 680]. Таким образом, ярость – это буквально сила в отношении чувства.
Попытки метафоричного описания эмоций неоднократно предпринимались исследователями. Так, например, Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечают, что языковые средства выражения эмоций в большинстве случаев метафоричны. Эмоция чаще всего не выражается прямо, а осмысляется по образу некоторой другой системы, уподобляясь чему-либо. Например, эмоции счастье (happy) и грусть (sad) метафорически противопоставлены как верх – низ: счастье – верх, грусть – низ (happy is up, sad is down).40 При этом, по мнению Лакоффа и Джонсона, данная метафора имеет как физическую основу (человек опускает голову вниз, когда грустит, и поднимает, когда радуется), так и культурную – данная метафора является разновидностью родовой метафоры «хорошее – верх», «плохое – низ».
Такой подход ценен в том отношении, что отражает семантическую градуированность слов, обозначающих эмоции, но зато между предполагаемой мотивацией и собственно метафорой отсутствует собственно языковое, семантическое звено.
Анализ специфичности метафор, относящихся к эмоциям, также был произведен В. А. Успенским [Успенский, 1979], рассмотревшим в том числе существительные горе и радость в составе метафорических выражений типа испить горя, глубокое горе, тяжелое горе, горе придавило его и т. п.; радость разливается в человеке, бурлит, играет и т. п.
В. А. Успенского интересовало, существует ли некий единый ключевой, мотивирующий их образ. По мнению исследователя, это действительно так. Горе, с его точки зрения, мыслится в русском языке как «тяжелая жидкость, заполняющая некоторый бассейн, на дне которого находится человек», а радость – «это легкая светлая жидкость», «по-видимому, она легче воздуха».41
Тем не менее, буквальное прочтение метафоры не позволяет найти ответ на ряд важных вопросов, в частности, насколько корректно реконструировать представления об эмоциях на основе непосредственно определяемых характеристик. Например, можно ли считать, что горе обладает реальным весом, имея в виду, что горе придавило его? Не было бы более правильным полагать, что в данном случае работает лишь основание метафоризации – признак сильного воздействия?
Столь разные подходы к описанию эмоций, очевидно, связаны со сложностью их как объекта. Нам представляется, что выход из этого кризиса понимания эмоций обеспечивается глубоким анализом оснований метафоризации и признанием релевантными именно признаков, положенных в основание этих метафор.
Иными словами, мы видим необходимость осмысления метафорических наименований эмоций не в их данности, а лишь в отдельных признаках. Эта установка обусловлена самой природой метафоры. «Метафора – фундаментальное свойство языка, посредством метафоры говорящий… вычленяет… из тесного круга, прилегающего к его телу и совпадающего с моментом его речи, другие миры».42
М. Минский утверждает, что аналогии, основанные на когнитивной метафоре, дают нам возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы «в свете» другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенные в одной области, для решения проблемы в другой области».43
Таким образом, когнитивная метафора позволяет осмыслить концепты, отстоящие сколь угодно далеко от исходно принятых, осмыслить одни концепты с опорой на другие, служащие эталоном. Можно заключить, что когнитивная метафора обеспечивает концептуализацию неизученного объекта по аналогии с уже сложившейся системой понятий.
Заключение
Традиционная (сравнительная) точка зрения на метафору выделяла только несколько способов образования метафоры и ограничивала применение термина «метафора» также только некоторыми из возникших случаев. Поэтому она заставляет рассматривать метафору только как языковое средство, как результат замены слов или контекстных сдвигов, в то время как в основе метафоры лежит заимствование идей. Метафоричная сама мысль, она развивается через сравнение, и отсюда возникает метафора в языке.
Метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Привлечение метафоры для понимания опыта является одним из величайших триумфов человеческого мышления. По мнению Н. Д. Арутюновой, изучение метафоры становится все более интенсивным, захватывает разные области знания. Следствием взаимодействия различных направлений научной мысли стало формирование когнитивной науки.44
Если традиционно метафору определяют как «фундаментальное свойство языка… посредством метафоры говорящий… вычленяет… из тесного круга, прилегающего к его телу, и совпадающего с моментом его речи, другие миры»,45 то когнитивная метафора, являясь важным фактором развития сознания человека, имеет ряд характерных свойств, учет которых позволяет осуществлять их верные интерпретации.
1. Когнитивная метафора носит системный характер. Дж. Лакофф и М. Джонсон считали, что метафорические репрезентации концептов носят системный характер. В этой связи они определили целый ряд когнитивных метафор, моделей, действующих в человеческом сознании.
2. Когнитивная метафора позволяет осмыслить концепты, отстоящие сколь угодно далеко от исходно принятых.
3. Когнитивная метафора позволяет осмыслить одни концепты с опорой на другие, служащие эталоном. М. Минский утверждает, что аналогии, основанные на когнитивной метафоре, «дают нам возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы в свете другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенный в одной области, для решения проблемы в другой области».46
Иными словами, когнитивная метафора обеспечивает концептуализацию неизученного объекта по аналогии с уже сложившейся системой понятий.
В классификации когнитивных метафор существует несколько подходов. В рамках метонимической (основанной на смежности понятий) стратегии намечаются два варианта: метонимическая феноменологическая стратегия и метонимическая ноуменологическая стратегия. Н. Д. Арутюнова разделяет на несколько групп глагольные предикаты, употребляемые при существительных, означающих эмоции в самом широком спектре; критерием такого разделения выступает способность изменять его значение.
В качестве обобщающего вывода следует отметить, что способом образования когнитивной метафоры является модификация значения того или иного существительного, означающего эмоциональное состояние, под влиянием стоящего рядом с ним предиката (глагола, прилагательного, существительного). Они не только могут привести к появлению у него новых дополнительных смыслов в результате актуализации некоторых сем, но также и к переносу метафорического значения. А возникающие метафорические образы часто служат основой для «считывания» с них новых метафорических значений и, как следствие, особых представлений об эмоции.
Список использованной литературы
Античные теории языка и стиля. М. – Л., 1936.
Апресян В. Ю., Апресян Ю. Д. Метафора в семантическом представлении эмоций // Вопросы языкознания. 1993. № 3.
Арбиб М. А. Метафорический мозг. М., 1976.
Аристотель. Поэтика. М., 1984.
Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс. Вступительная статья // Теория метафоры. М., 1990. С. 5 – 32.
Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976.
Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. События. Факт. М., 1988.
Арутюнова Н. Д. Метафора в языке чувств // Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 385 – 402.
Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1998.
Бабенко Л. Г. Обозначение эмоций в языке и речи (на материале глагольной лексики в художественном тексте). Свердловск, 1986.
Баранов А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры // Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991.
Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.
Вежбицка А. Лексическая семантика в культурно сопоставительном аспекте // Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 503 – 647.
Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
Дэвидсон Д . Что означают метафоры // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990.
Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987.
Лакофф Д. Когнитивная семантика // Язык и интеллект. М., 1995.
Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
Лэнг Р. Д. Расколотое «я». СПб., 1995.
Маккормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
Меркулов И. П. Когнитивная наука // Новая философская энциклопедия в четырех томах. Т.2. М., 2001.
Минский М. Остроумие и логика когнитивного и бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. С. 291 – 292.
Ортега-и-Гассет Х. Две главные метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
Ортони А., Клоур Дж., Коллинз А. Когнитивная структура эмоций // Язык и интеллект. Сб. статей. М., 1996. С. 314 – 381.
Полевые системы в структуре языка. Воронеж, 1989.
Рикер П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение // Теория метафоры. М., 1990.
Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.
Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка. М., 1995.
Уилрайт Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры: Сборник статей. М.: Прогресс, 1990.
Энциклопедия русского языка. М., 1999.
Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1989.
Словари
1. Краткий словарь когнитивных терминов / Сост. Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина. М., 1997.
2. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Проспект / Авт. Ю. Д. Апресян, О. Ю. Богуславская, И. Б. Левонина, Е. В. Урысон. Под общим руководством академика Ю.Д. Апресяна. М., 1995.
3. Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 72500 слов и 7500 фразеологических выражений. М., 1993.
4. Словарь синонимов русского языка: В 2-х тт. Л., 1970.
1 Меркулов И. П. Когнитивная наука // Новая философская энциклопедия в четырех томах. Т.2. М., 2001. С. 264.
2 Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е. С. Кубряковой. М., 1996. С. 55.
3 Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс. Вступительная статья // Теория метафоры. М., 1990. С. 5 – 32.
4 Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е. С. Кубряковой. М., 1996. С. 55.
5 Там же. С. 3.
6 Лэнг Р. Д. Расколотое «я». СПб., 1995.
7 Античные теории языка и стиля. М. – Л., 1936. С. 217.
8 Аристотель. Поэтика. М., 1984.
9 Античные теории языка и стиля. М. – Л., 1936.
10 Там же.
11 Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.
12 Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.
13 ЛЭС. М., 1986.
14 Ортега-и-Гассет Х. Две главные метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
15 ЛЭС.
16 Арутюнова Н. Д. Метафора // ЛЭС. М., 1990. С. 29.
17 Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М., 1990. С. 5 – 51.
18 Арутюнова Н. Д. Метафора в языке чувств // Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 385 – 402.
19 Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка. М., 1995.
20 Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
21 Баранов А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры // Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991.
22 Там же.
23 Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976; Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. События. Факт. М., 1988.
24 Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
25 Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
26 Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
27 Там же.
28 Лакофф Д. Когнитивная семантика // Язык и интеллект. М., 1995.
29 Якобсон Р. // Теория метафоры. М., 1990: 110 – 133; Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1989.
30 Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1989. С. 195.
31 Минский М. Остроумие и логика когнитивного и бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. С. 291 – 292.
32 Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. События. Факт. М., 1988.
33 Арутюнова Н. Д. Метафора в языке чувств // Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 385 – 402.
34 Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976. С. 95.
35 Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
36 Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
37 Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
38 Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
39 Апресян, 1995. С. 47 – 48.
40 Лакофф, Джонсон, 1990. С. 387 – 416.
41 Успенский, 1979. С. 147.
42 Степанов, 1995. С. 229.
43 Минский. С. 291 – 292.
44 Арутюнова Н. Д. Метафора в языке чувств // Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 385 – 402.
45 Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка. М., 1995.
46 Минский М. Остроумие и логика когнитивного и бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. С. 291 – 292.