Сущность валентности
Содержание
Исторический аспект проблемы "валентность"
Проблема понятия "валентность"
Валентность и уровни языка
Библиография
Исторический аспект проблемы «валентность»
Понятие «валентность» появилось в лингвистике сравнительно недавно, но свое распространение оно получило лишь в последние 50 лет — прежде всего под влиянием грамматики зависимостей Л. Теньера. Принято считать, что это понятие в современную лингвистику ввёл французский учёный Л. Теньер, хотя истоки данного понятия, по-видимому, нужно искать ещё в античные времена. Известен один представитель Александрийской школы Аполлоний Дискол, описавший синтаксис греческого языка. «Одним из основных вопросов синтаксиса Аполлония является учение о сочетаемости слов. Он указывает на свойство слов присоединяться к словам других классов, в результате чего создаются самостоятельные предложения» [Боронникова 2003: 32].
Наиболее полно данное понятие начало исследоваться лишь в XX в., хотя сам термин «валентность» не нашел своего широкого распространения в начале XX в. Вместо него использовались такие термины как: односторонне-несамостоятельные («абсолютные»), двусторонне-несамостоятельные («относительные») и трехсторонне-несамостоятельные предикаты у И.В. Мейнера. О. Бехагель и И.X. Хейзе для выражения валентных характеристик глагола пользовались такими терминами, как: абсолютные и относительные глаголы. «К абсолютным (т.е. субъектным) глаголам принадлежат такие, которые кроме субъекта не нуждаются в других дополняющих словах, для того чтобы предложение было грамматически законченным (например, Eг schwimmt, Er raucht…). К относительным (т.е. объектным) глаголам относятся, наоборот, такие, которые требуют кроме субъекта по меньшей мере еще одно дополняющее слово, что позволит образовать грамматически законченное и правильное предложение (например: *Er erwartet, *Er legt...)» [Степанова 1978: 141]. В советском языкознании развивалась идея сильного и слабого управления. Таким образом, данное понятие начало развиваться задолго до Л. Теньера в трудах различных лингвистов, но развитие было скорее хаотичных, несистематическим. Многие языковеды выражали данную идею имплицитно, не понимая, что валентными свойствами обладают все уровни языка и практически все грамматико-семантические группы. Лишь К. Бюлер выразил идею об валентности эксплицитным образом. Этим он предопределил развитие общей теории валентности и осознал, что «слова определенного класса слов могут иметь в своем окружении одну или несколько открытых позиций, которые должны быть заполнены словами других определенных классов» [Bühler 1934: 173]. Но эти общие замечания в дальнейшем не получили развития и так и остались лишь идеями, хотя и очень дальновидными, поэтому надо отдать должное лингвистам 40-х и 50-х гг. ХХ в., которые начинают систематическую разработку понятия «валентность». Это прежде всего Л. Теньер и С.Д. Кацнельсон. Термин «валентность» связывают прежде всего с именем французского лингвиста Л. Теньером. Под «валентностью» он понимал возможность глагола «притягивать к себе большее или меньшее число актантов в зависимости от большего или меньшего количества крючков, которыми он обладает, чтобы удерживать эти актанты при себе» [Теньер 1988: 250]. Понятие «валентность» он соотносил только лишь с глаголом и в связи с этим по числу актантов он различал авалентные (безличные), моновалентные (непереходные), дивалентные (переходные) и тривалентные глаголы. Его теория является вербоцентрической, поскольку речь идет о «глагольном узле» предложения, находящемся «в центре большинства европейских языков». «Глагольный узел», как и действие в драме, включает процесс, (обычно) актеров и сопутствующие обстоятельства (circonstants), при которых протекает процесс. Актерам во фразе соответствуют «соучастники» (les actants — актанты): это — живые существа или предметы, принимающие участие в процессе [Степанова 1973: 13]. С точки зрения теории Л. Теньера, актанты в семантическом плане являются обязательными членами предложения, а сирконстанты – необязательныеми членами предложения. Кроме того, Л. Теньер осознал, что между объём и содержанием в семантике отдельного слова существует обратная пропорциональность. Чем шире объём отдельно взятого понятия, тем уже его содержание, и, наоборот, чем уже объём, тем шире содержание. Чем более четко происходит актуализация слова в предложении, тем шире становится его содержание, т.е. совокупность признаков. Это можно проиллюстрировать на следующем примере: глагол «bellen» обладает очень ограниченной семантикой 1-го актанта. Во-первых, это может быть собака, например: Der Jagdhund bellt. Во-вторых, это может быть одушевленный предмет, о котором можно сказать, что они кашляют, например: Der Patient bellt ganz schon. Семантика глагола ограничивает объём, но расширяет содержание понятия, поэтому он может употребляться только с ограниченным числом и типом актантов. Здесь можно заметить истоки концепции о существовании различных уровней валентности.
Итак, можно сказать, что в сфере валентности Л. Теньер правильно поставил задачу, наметил типологический анализ явления, но не дал углубленного осмысления вопроса. В дальнейшем теория валентности стала разрабатываться многими ведущими лингвистами современности. При этом высокий интерес к данной проблеме обозначил ряд проблем. Так существование в ряде языков безличных местоимений поставило вопрос о различении формально-синтаксической и семантической валентности. Было установлено, что валентность свойственна не только глаголу, но и другим частям речи. Далее, если Л. Теньер ограничивал понимание валентности лишь количественной стороной, т.е. числом актантов при глаголе, то впоследствии начали обращать большее внимание на ее качественный аспект: морфологические, конструктивные, семантические особенности главного и зависимого компонентов. При разработке проблемы адвербиальной валентности временных форм наряду с актантами, приходится признавать наличие обязательных сирконстантов. Это стало причиной того, что начал разрабатываться вопрос об обязательной и факультативной валентности. Здесь теория валентности сомкнулась с разрабатываемой в русской синтаксической науке проблемой сильного и слабого управления. Можно заключить, что Л. Теньер открыл для науки данную проблематику, изложил ряд важных и тонких наблюдений, но идей этого великого лингвиста предопределили в течение некоторого времени одностороннее применение понятия «валентность» в западно-европейском языкознании. Данное понятие связывалось только лишь с «глагольным узлом». Так Х. Бринкман и И. Эрбен исходят из вербоцентрической модели при описании моделей предложения. Х. Бринкман считает, что глагол определяет, «сколько позиций в предложении должны (или могут) быть заняты» и выявляет тем самым определенную иерархию в предложении. Под валентностью X. Бринкман понимает «способность глагола требовать заполнения других позиций в предложении», а сами «позиции, открытые для соответствующих отношений», «партнерами» (Mitspieler). Как и Л. Теньер, X. Бринкман считает, что глагол определяет, «сколько позиций в предложении должны (или могут) быть заняты» и выявляет тем самым определенную иерархию в предложении. [Brinkmann 1962: 223]. X. Бринкман включает в понятие валентности только актанты, но не обстоятельственные слова.
И. Эрбен, как и Л. Теньер валентность глагола сравнивает с «валентностью атома — зависит характер и число дополняющих слов, появляющихся в положении до и после глагола (im Vor- und Nachfeld des Verbs) и формирующих схему предложения» [Erben 1962: 175]. На основе этой валентности глагола И. Эрбен разрабатывает свои основные модели немецкого предложения. В валентностные отношения в качестве «дополнений» он включает кроме того предикативы и необходимые обстоятельствеппые определения.
Особенно широко начинает трактоваться понятие валентность в советском языкознании. Это связано прежде всего с работами С.Д. Кацнельсона. Он понимает под валентностью «способность слова определенным образом реализоваться в предложении и вступать в определенные комбинации с другими словами» [Кацнельсон 1948: 132]. Он классифицирует глаголы только не только от числа, но и от вида актантов. Он различал несколько типов валентностей:
Общий тип валентности, в котором выделяется активная валентность (способность слова присоединять зависимый элемент) и пассивная валентность (способность слова присоединяться к господствующему компоненту сочетания).
Обязательная и факультативная валентность.
По числу актантов, как было уже отмечено, глаголы могут быть авалентные, одно-, двух-, трехвалентные.
По синтаксической функция дополняющего члена при глаголе может быть обязательная валентность следующих типов, а именно:
субъектная, например, «Собака спит».
объектная, например, «Мальчик читает книгу»
обстоятельственная, например, «Она родом из Перми».
предикативная, например, «Он стал врачом».
По форме дополняющего члена: часть речи, слово или предложение, форма связи. Например, «Я знаю это», «Я знаю этого человека» и «Я знаю, что он пришел». Категориальная семантика слова, реализующего валентность. Для глаголов выделяются такие семантические категории субъекта и объекта, как: одушевленность и неодушевленность, конкретность и абстрактность, исчисляемость и неисчисляемость.
Но в дальнейшем становится ясно, что понятие «валентность» может быть отнесено и к другим частям речи. Валентность начинает трактоваться «как общая сочетательная способность слов и единиц иных уровней. Различаются специфичные для каждого языка сочетательные потенции частей речи, отражающие грамматические закономерности сочетаемости слов и лексическая валентность, связанная с семантикой слова» [Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 80]. Таким же образом рассматривает понятие «валентность» Л.В. де Грот и понимает «ее как показатель ограниченных возможностей употребления одних частей речи по отношению к другим, способности или неспособности слова определяться другим слоном или самому определять другое слово» [Степанова 1978: 142]. Несмотря на то, что С.Д. Кацнельсон и Л.В. де Грот раньше, чем Л. Теньер начали разрабатывать данную идею и именно они впервые осознали тот факт, что валентными характеристиками обладают многие части речи, а не только глагол или существительное. В связи с языковыми барьерами идеи данных лингвистов приобрели меньшую известность. Это стало причиной того, что понятие «валентность» ограничивалось лиши «глагольным узлом». Но вскоре стало ясно, что приписывать валентные характеристики лишь глаголу является не совсем правильным. Стало очевидно, что субъект и объект предложения играют иногда более важную роль, чем глагол. И валентные свойства в скором времени стали приписываться каждой части речи. В данном случае необходимо привести точку зрения В.Г. Адмони и Б.А. Абрамова.
В.Г. Адмони приписывает валентностные свойства каждой лексико-семантической группе. Под термином «сочетательная потенция» или «сочетаемость» он понимает потенции, «которые присущи каждой части речи» и которые «актуализируются частично под влиянием контекста и ситуации». «Эти потенции дремлют в части речи и оживают лишь в конкретном процессе речи» [Адмони 1966: 82]. В данном случае позиция В.Г. Адмони отличается от точки зрения Л. Теньера, X. Бринкмана, И. Эрбена. Он признает существования валентностных отношений за каждой частью речи. Он различает также облигаторные потенции и факультативные потенции. «Синтаксические связи любой части речи делятся на две группы по степени их необходимого участия в предложении. Некоторые связи облигаторны т.е. часть речи без их участия в предложении невозможна. Другие факультативны т.е. часть речи в них не нуждаются» [Адмони 1966: 81]. Эти понятия соприкасаются с понятиями «зависимых» и «доминирующих» членов, так как отношение «зависимой» части речи от «доминирующей» части речи В.Г. Адмони рассматривает всегда как облигаторное, а отношение «доминирующей» части речи к «зависимой», напротив, может быть как «факультативным», так и «облигаторным».
Б.А. Абрамов, например, рассматривает сочетательную потенцию как «свойство всех частей речи, различая при этом центростремительную потенцию (способность присоединяться к доминирующему слову) и центробежную потенцию (способность дополняться другими словами); глагол обладает (благодаря способности конституировать предложение) только центробежной потенцией, в то время как другие части речи характеризуются как центробежной, так и центростремительной потенцией» [Степанова 1978: 143].
«В настоящее время основные закономерности сочетания (комбинирования) одной единицы языка с другой объединяются понятием валентности в самом общем смысле — независимо от того, что до сих пор нет единства в трактовке понятия валентности, которое должно быть дифференцировано в зависимости от разных уровней» [Степанова 1978: 138]. Сейчас как раз и возникла проблема в трактовке термина «валентность». Он стал пониматься либо слишком широко, либо слишком узко. Появился целая палитра мнений по вопросу трактовки термина «валентность». Так, Б.М. Лейкина в своей работе «Некоторые аспекты характеристики валентности» понимает валентность в более широком смысле, чем, например, Х. Бринкман и И. Эрбен. «Под валентностью понимается обычно сочетаемость (т.е. потенциальная связь) одного языкового элемента (фонемы, морфемы, слова, конфигурации и т.д.) с другими языковыми элементами. Валентность - факт языка. В речи выступают не возможности связей, а самые связи - реализация валентности. Отношение валентностей к связям - это отношение потенции к реализации, возможности к действительности» [Лейкина 1961, 1]. В таком же русле понимается термин «валентность» и М.Д. Степановой. Она переносит понятие «валентность» не только на все части речи, но даже и на все языковые элементы вообще и определяет ее как «потенциальная сочетаемость однородных элементов языка». Например, в словообразовании наряду с «внешней валентностью» по отношению к словам принимается «внутренняя валентность» по отношению к конституантам слова (основам, префиксам, суффиксам и т.д.).
В отличие от Б.М. Лейкиной и М.Д. Степановой Г. Хельбиг и В. Шенкель, а также К-Э. Зоммерфельд и В. Бондцио приписывают валентность только лексико-семантическим группам. В «Словаре валентности и дистрибуции немецких глаголов» Г. Хельбиг и В. Шенкель под валентностью понимается «способность глагола (или другой части речи) открывать вокруг себя определенные свободные места, которые должные быть заняты облигаторными или факультативными соучастниками» [Степанова 1978: 147]. К-Э. Зоммерфельд и Г. Шрайбер авторы «Словарь валентности и дистрибуции существительных» и «Словарь валентности и дистрибуции немецких прилагательных» распространяют понятие «валентность» и на другие части речи. «Если валентность зависит от лексического и абстрактного значения, то её нельзя ограничивать лишь глаголом» [Sommerfeldt 1977, 12].В. Бондцио определяют понятие валентности как «свойство значения иметь при себе открытые позиции» [Bonzio 1971, 89].
Авторы «Duden Grammatik der deutschen Gegenwartsprache» Г. Дроздовски и П. Айсенберг, наоборот, сужают понятие «валентность» и связывают данное понятие с глаголом. «Существуют глаголы, не требующие дополнения в предложении, и такие, которые требуют определенного предложное дополнение или прямого дополнения Глаголы без дополнения называют абсолютными глаголами… Глаголы с одним или несколькими дополнениями называют относительными глаголами» [Duden Grammatik der deutschen Gegenwartsprache 1995, 106]
Итак, можно сказать, что в сфере валентности Л. Теньер правильно поставил проблему, изложил ряд важных и тонких наблюдений, наметил типологический анализ явления, но не дал углубленного осмысления вопроса. Теория валентности была взята на вооружение современной лингвистикой, ее стали использовать и в лексикографии. Существование в ряде языков безличных местоимений поставило вопрос о различении формально-синтаксической и семантической валентности. Было установлено, что валентность свойственна не только глаголу, но и другим частям речи. Далее, если Теньер ограничивал понимание валентности лишь количественной стороной (число актантов при глаголе), то впоследствии начали обращать большее внимание на ее качественный аспект: морфологические, конструктивные, семантические особенности главного и зависимого компонентов; в число валентностей глагола уже включали не только актанты, но и обязательные сирконстанты, а также прилагательные-предикативы. Стал разрабатываться вопрос об обязательной и факультативной валентности: здесь теория валентности сомкнулась с разрабатываемой в русской синтаксической науке проблемой сильного и слабого управления, с проблемой детерминантов. Проблематика изменения валентности и составляет часть теории языковых преобразований.
Переходя к следующему вопросу, можно сделать следующий вывод: плюрализм мнений о проблеме понятия «валентность» привел к тому, что стали возникать новые проблемы, о существовании которых лингвисты до этого времени не могли даже и предполагать.
Проблема понятия «валентность»
В 60-70-е года языковеды начинают осознавать, что понятие «валентность» начинает толковаться слишком широко. Понятие «валентность» начинают приписывать не только частям речи, но и различным уровням языка. М.Д. Степанова, например, начинает различать внутреннюю и внешнюю валентность. Перед учеными встал ряд важных вопросов, которые появились в связи с развитием данного понятия и в связи с тем, что многим понятиям Л. Теньер так и не дал окончательной трактовки:
Первый вопрос связан с трактовкой термина «валентность». Следует ли соотносить понятие «валентность» только с глаголом или также с другими лексико-семантическими группами. Если ответ положительный, то с какими именно группами соотносится «понятие валентность». Возможно ли расширить данное понятие до уровня морфов, слов и предложений, или трактовать его только в узком смысле? Этот вопрос, на первый взгляд, связан с альтернативой: смотря, что брать за основу. Но лингвисты по-разному трактуют термин «валентность», что приводит к размытости данного термина.
Вторая проблема связана с тем, каким образом происходит взаимопроникновение синтаксиса в семантику и семантики в синтаксис с точки зрения теории валентности. М.Д. Степанова обозначает данную проблему так: «сочетаемость валентного и компонентного анализа, т. е. выявление пересекающихся сем в составе сочетающихся слов или непосредственно составляющих их основ» [Степанова 1973, 20]. Частично этот вопрос затрагивается в отдельных работах. Так, Г. Хельбиг отмечает, что «семантическая» валентность обоснована комбинированием отдельных компонентов значения, независимо от того, называют ли их семами, ноэмами, семантическими маркерами или признаками и т. п.» [Степанова 1978: 152]. Данная проблема была замечена и Ю.Д. Апресяном, который пишет, что «семантические валентности вытекают непосредственно из лексического значения слова, характеризующего его как конкретную, отличительную от других лексическую единицу» [Апресян 1995, 120]. Можно согласиться с В. Флемигом, что «особенности значения слов объясняются особенностями заключенных в них дифференциальных признаков. Количество семантических дифференциальных признаков, входящих в значение слова, является основой валентных свойств соответствующего слова, хотя и не тождественно им» [цит. по Зоммерфельд 1975, 12].
Третья проблема связана с тем, каким образом находят свое отражение в валентных связях экстралингвистические факторы. В данном случае речь может идти речь о соответствующих связях между явлениями, имеющими индивидуальный характер в зависимости от разного вида условий. Так, Л. Р. Зиндер пишет о том, что лексическая вероятность сочетаемости слов друг с другом «строго говоря, не лингвистическая; она определяется условиями жизни общества и, является поэтому очень изменчивой как территориально, так и во времени». В данной случав интересно сопоставить грамматические и лексические закономерности валентности. Первые в значительной степени обладают устойчивостью в каждом отдельном языке, причем грамматические формы сочетаемых слов в большинстве случаев индивидуальны для каждого данного языка. Лексическая валентность может иметь как универсальный характер, так и быть различной не только в разных языках, но и в одном и том же языке в связи с местом, временем, социальными условиями.
С предыдущей проблемой связан и стилистический аспект валентности. Ясно, что иногда буквальвый перевод на русский язык некоторых метафорических сочетаний невозможен, поскольку здесь действуют индивидуальные особенности каждого языка. Например: beißender Schmerz — не кусающая, а жгучая боль. В данном случае можно сказать, что «язык располагает специальными средствами сочетаемости, обусловленными стилистически. Речь идет о метафорах. Слова обладают собственным значением, непосредственно предметным; стилистическая же значимость метафоры основана на том, что слово употребляется не в своем обычном окружении, а вместо другого слова, которое можно было бы ожидать [Порциг 1962, 121-122].
Одним из наиболее важных вопросов для разработки проблемы адвербиальной валентности временных форм глагола является вопрос по разграничению облигаторных и факультативных участников. Л. Теньер ввел понятия «актант и сирконстант». Актанты он представлял в качестве облигаторных соучастников предложения, а сирконстанты в качестве факультативных. Но до сих пор вопрос в лингвистике остается открытым: действительно ли актанты всегда являются в предложении облигаторыми? В некоторых случаях актанты, облигаторные участники с точки зрения Л. Теньера, могут быть факультативными и, наоборот, сирконстанты при определенных условиях могут иметь облигаторный характер. «Облигаторный характер имеют не только субъект, объект и предикат, но также и определенные типы адвербиалий при некоторых глаголах» [Helbig 1973, 41]. «Поэтому предложные группы – если они валентностно-связаны с главным членом – также должны быть включены в адекватную модель валентности» [Степанова 1978, 146]. Так, разрабатываемая гипотеза адвербиальной валентности временных форм основывается на том факте, что адвербиалии, выражающие темпоральность, являются обязательными партнёрами на логико-семантическом уровне, или, как их называет М.Д. Степанова, аргументами, которые на уровне синтаксиса соотносятся с актантами. Поэтому вопрос о том, какие члены предложения следует считать актантами глагола в синтаксическом смысле до сих пор остаётся открытым. «Наиболее общий ответ на это достаточно прост: для заполнения открытых позиций при глаголе служат все необходимые (notwendige) члены и только они. Однако такое общее утверждение представляется далеко недостаточным, ибо тогда открытым остается вопрос, о какой необходимости идет речь (коммуникативной, семантической или синтаксической) и как конкретно реализуется эта необходимость» [Степанова 1978, 173]. В конечном итоге речь идет о том, что не были определены критерии разграничения обязательной и факультативной валентности. Эмпирическим путем возможно выявление облигаторных и факультативных актантов лишь на синтаксическом уровне. Например, Л. Вейсгербером и П. Гребе был разработан «метод отчеркивания». Однако при его использовании оказалось, что при выявлении облигаторных участников оказалось «невозможным ограничиться теми из них, которые совершенно необходимы для грамматического состава предложения, ибо таким путем в большинстве случаев можно дойти до самой «основы предложения» старой грамматики. Метод отчеркивания, ориентированный на минимальное содержание, не имеет четких границ и - не касается целого ряда сомнительных случаев» [Степанова 1978, 174]. Более точные результаты дает «тест на элиминирование», разработанный Г. Хельбигом. «Опуская тот или иной член предложения, мы устанавливаем, является ли остаток предложения грамматически правильным или неправильным. Если остаток предложения грамматичен, то элиминированный член предложения не является синтаксически облигаторным; если он неграмматичен, то элиминированный член предложения синтаксически необходим для состава предложения: Тем самым мы получаем не коммуникативный или семантический, а синтаксический минимум» [Helbig 1975, 23].
«Эти и другие сходные проблемы привели к тому, что в 60-е годы вокруг валентности снова развернулась широкая дискуссия, которая прежде всего коснулась центральной проблемы – уровней валентностных отношений и отношений между этими уровнями» [Степанова 1978, 144].
Не было ясно, к какому уровню относится понятие «валентность» с точки зрения концепции Л. Теньера, к плану выражения или к плану содержания, к уровню синтаксиса или уровню семантики, или является предметом логики отношений. Это проблема была решена в середине 60-х в двух направлениях. Г. Хельбиг и В. Шенкель рассматривали валентность как формальное явление уровня выражения. В. Бондзио и К. Хегер рассматривали же валентность как явление понятийно-универсального характера. В конце концов, данная дискуссия привела к тому, что в языкознании стали выделяться три уровня валентности: логический, семантический и синтаксический уровень.
Валентность и уровни языка
„..языковая система представляет собой многоступенчатую и опосредованную систему, единство различных компонентов, которые сами по себе являются относительными подсистемами, не соотносятся одно-однозначно и не обладают параллельной структурой. Однако они находятся в тесной связи и диалектическом взаимодействии“ [Степанова 1978, 153]. Так и между синтаксическим и семантическим уровнем валентности не существует непроходимой пропасти, они являются неким диалектическим единством. Эти уровни могут существовать и развиваться только сообща, но вместе с тем они представляют из себя единство противоположностей. Г. Хельбиг и В. Шенкель описывают валентностные характеристики немецкого глагола исходя из предположения, что семантический уровень является прямым соответствием синтаксического уровня. В. Шмидт рассматривает синтаксический уровень валентности как отражение семантического уровня. «Подобным же образом Мрасек говорит об «интенции» глагола, которая внешне выражается валентностью» [Хельбиг1973, 60]. В данном случае нет никаких сомнений в том, что существует прямое взаимоотношение между семантической данностью и синтаксической данностью, выраженной валентностными отношениями. Так, например, в индоевропейских языках не случайным является тот факт, что глаголы давания трехвалентны, потому что они в семантическом смысле требуют агенса, патиенса и получателя. Следовательно, при описании валентности необходимо уделять внимание взаимодействию семантического и синтаксического уровня валентности, поскольку «многие синтаксические явления без семантической основы могут быть описаны лишь неполно и поверхностно» [Степанова 1978, 152]. А поскольку наблюдению доступны только факты синтаксиса, то и анализ семантических явлений возможен только в результате синтаксического анализа. Например, различие в семантике русских, немецких и английских глаголов стоять и ставить, stehen и stellen, to stand и to stand (=to place) возможно обнаружить в результате синтаксического анализа конкретных предложений. В «Словаре валентности и дистрибуции немецких глаголов» Г. Хельбиг и В. Шенкель проводят анализ валентных характеристик немецких глаголов не только исходя из синтаксического анализа, но и исходя из дистрибутивного анализа. «Дистрибутивный анализ — это метод, позволяющий на основе дистрибуции отграничивать друг от друга значимые единицы: при этом, однако, следует принимать во внимание, что дистрибуцию нельзя отождествлять со значением, что она — лишь формальное отражение значения…" [Степанова 1978, 148]. А поскольку это так, то на основе дистрибутивного анализа можно определить валентность омонимов.
В конечном счёте, М.Д. Степанова Г. Хельбиг приходят к выделению трёх уровней валентности: логической, семантической и синтаксической.
Логическая валентность «имеет внеязыковый и универсальный характер и представляет собой отражение отношений между внеязыковыми явлениями, поскольку одноместные предикаты как правило отражают свойства индивидумов (одна открытая позиция), многоместные предикаты — отношения между индивидами (2 или больше открытых позиций)» [Степанова 1978, 155].
Логические отношения репрезентируются в структуре предложения семантическими отношениями. «Семантическая валентность отражает тот факт, что слова (в качестве носителей валентности) требуют определенных контекстных партнеров с определенными семантическими признаками и исключают других контекстных партнеров с иными семантическими признаками. Она регулирует заполнение открытых позиций классами партнеров, отобранных по смыслу по определенным семантическим признакам» [Степанова 1978, 155].
«В отличие от логической и семантической валентности синтаксическая валентность рассматривает облигаторное или факультативное заполнение открытых позиций, количественно и качественно определяемых носителем валентности в каждом отдельном языке. Она регулирует тем самым заполнение имеющихся логико-семантических открытых позиций облигаториыми или факультативными актантами и их сннтаксико-морфологическую репрезентацию частями речи в определенных падежах, например, существительными в номинативе, аккузативе и т.п. и/или поверхностными членами предложения (например, субъект, объект)» [Степанова 1978, 156].
Таким образом, «логическая валентность — это внеязыковое отношение между понятийными содержаниями, семантическая валентность выявляется на основе совместимости и сочетаемости семантических, компонентов (признаков, сем); синтаксическая валентность предусматривает облигаторную или факультативную заполияемость открытых позиций определенного числа и вида, различную в отдельных языках» [Степанова 1973, 13].
Развитие понятия «валентность» прошло долгий путь от осознания того, «слова определенного класса слов могут иметь в своем окружении одну или несколько открытых позиций», до осознания того факта, что валентность свойственна не только различным лексико-семантическим группам, уровням языка, но и различным категориям лексико-семантических групп. «Язык есть система дискретных единиц» [Звегинцев 1973, 217]. Данные единицы находятся в тесном взаимодействии и обладают одинаковыми свойствами, поэтому возможно предположить, что валентные свойства характерные для всей системы языка свойственны также его элементам.
В 70 гг. многие лингвисты начинают осозновать, что причастия времени и места в некоторых случаях на уровне синтаксиса проявляют свой облигаторный характер. «Например, в таком предложении, как: Ег besucht mich am 22. Februar, предложную группу нельзя считать факультативным актантом, так как она может употребляться почти неограниченно и по сочетаемости не связана с определенными глаголами» [Степанова 1978, 175]. Среди свободных членов предложения, не являющихся актантами, определяемыми валентностью глагола, есть такие, которые в определенных ситуациях оказываются необходимыми. Так, например, исключение из предложения.свободного члена — обстоятельства места «совершенно изменяет характер ситуации, лежащей в основе высказывания.
Например: Der Kranke ist heute morgen aufgestanden.
Если исключить обстоятельства времени, остается совершенно правильное, вполне осмысленное предложение: Ein (bislang) bettlageriger Kranker hat (well es ihm besser geht oder aus Ungeduld oder Unruhe) das Bett verlassen. Однако говорящий имел в виду совершенно иную, более конкретную ситуацию. Его интересовал момент действия, характеризующий состояние больного, его выздоровление» [Renicke 1961, 112]. Даже обычному носителю языка понятно, что некоторые глаголы требуют обязательного наличия причастий времени и места, хотя сами причастия в других случаях носят факультативный характер. Так, в грамматике Хельбига и Буши мы находим ряд глаголов, которые открывают свободные позиции, которые должны быть замещены обстоятельствами. Хельбиг и Буша пишут по этому поводу: «В некоторых случаях обязательным является обстоятельство, однако тип его не предопределен:
Ег wurde 1970 geboren. Er wurde in Dresden geboren. Das Ungluck ereignete sich auf der Hauptstraße (gestern) aus Unvorsichtigkeit» [Helbig 1972, 548]. В каждом случае нужно исходить из значения слова — носителя валентности и рассматривать дистрибуцию слов как следствие значения слова носителя валентности. Примером может служить глагол leben. Хельбиг и Шенкель описывают leben как глагол, выступающий в одном варианте и являющийся двухместным. В примечании указываются также случаи одноместного употребления: “Das Kind/die Katze lebt”. У двухместного глагола leben мы находим в рамках одного варианта следующие примеры: „Der Verletzte lebt noch. Er lebt an der See. Er lebt von Rohkost. Der Vater lebt fur seine Familie. Sie lebt uppig" [Helbig 1975, 110].
Однако учет отдельных лекеихосем антических вариантов глагола leben дал бы следующие результаты: 1-й вариант=„am Leben sein" — одноместный Der Hund lebt.
2-й вариант = „sein Leben führen" — двухместный
Er lebt gut/sorgenfreilheiter.
3-й Baриант =,,wohnen" — двухместный
Er lebt in Berlin.
4-й вариант = „sich erhalten von" — двухместный
Er lebt vorwiegend von Pflanzen. В роли 2-го актанта выступает наименование «средствам 5-й вариант=„sein Leben jmdm./einer Sache widmen" — двухместный Er lebt seiner Familie/ seiner Kunst. В роли 2-го актанта выступает наименование «цели.
Таким образом, можно сказать вместе с Хельбигом и Шенкелем, что во 2, 3 и 4-м случаях в качестве обязательных членов выступают обстоятельства. Следует, однако, добавить, что в каждом случае актуализируется иной лекснко-семантический вариант значения глагола.
Если рассматривать данную проблему с точки зрения семантического уровня пределожения, вслед за Г. Ренике можно сказать, что «обстоятельства времени и места наименее обязательные члены главного состава предложения, хотя они и отражают отнесение к определенному времени или месту характеризующую ситуацию. Таким образом, опущение их не исключает возможности существования содержательного, понятного всем предложения; однако последнее не будет соответствовать подразумеваемой ситуации и не будет отражать ее» [Renicke 1961, 106]. Примером может служит, приводимое выше предложение: Der Kranke ist heute morgen aufgestanden.
Р. Штейниц причисляет обстоятельства времени и образа действия к актантам, обстоятельства же времени и причину к членам предложения, свободно включаемым в предложение независимо от валентности. Однако и она соглашается, что некоторые предложения «утрачивают грамматическую правильность» при опущении обстоятельства времени или причины. Она говорит об «особых случаях обязательности обстоятельств» и объединяет это явление, как мы увидим ниже, лексическим значением слова — носителя валентности, О промежуточном положит некоторых членов предложат» пишет и Г; Штарке: «Кроме того, имеются глаголы, обозначающие действие или событие, которые требуют обязательного употребления какого-либо обстоятельства (места, времени, образа действия или причины) по причинам коммуникативно-прагматического характера». Г. Ренике указывает и те условия контекста, при которых обстоятельство места или времени становится ситуационно необходимым.
1) В предложениях, которые содержат только обстоятельство времени или места, такое обстоятельство необходимо.
2) В предложениях, которые содержат как обстоятельство времени, так и обстоятельство места, возможны два случая:
а) оба обстоятельства ситуационно необходимы, «они несут на себе смысловое и логическое ударение»;
б) только одно из обстоятельств входит в главный состав предложения, другое же «только уточняет ситуацию и принадлежит к ней»27, например: „Нernach fahrte sie mich in der ganzen Stadt herum (Schelmuffsky, S. 66) ".
Наряду с названными выше членами главного состава предложения, за их пределами Ренике различает также второстепенные и присоединенные члены предложения.
Наша цель доказать, что при ряде глаголов члены, необходимые с точки зрения ситуации, обусловлены лексическим значением глагола и определенными условиями контекста. Р. Штей-ниц справедливо указывает на то, что глаголы, которые могут уточняться обстоятельствами с разным значением, имеют специфическое значение, а именно «значение, нуждающееся в уточнении» (stattflnden, entstehen, geschehen, ausbrechen, eiittreten, sich abspielenj sich ereignerjt, sich zutragen). Они выражают лишь характер протекания действия (начинательность), в то время как само действие часто называется именем существительным, выступающим в роли подлежащего, например: Der Brand brach aus. Необходим ещё какой-то дополнительный член и поэтому безразлично, какое обстоятельство присоединяется. Несомненно, однако, что существуют и другие причины, которые различны для отдельных групп глаголов. Для того чтобы установить, при каких условиях свободные члены, независимые от валентности, являются необходимыми с точки зрения ситуации, мы рассмотрели некоторые семантические группы глаголов. 1. «Событийные» глаголы. Исследовались глаголы:
а) erfolgen, geschehen, passieren, sich abspielen, sich ereigrien, sich zutragen, vor sich gehen;
б) stattfinden;
в) gelingen,.glucken, misslingen. С точки зрения логико-семантической при этих глаголах необходимо только наименование события, так как сообщается, что же произошло. Это можно изобразить схематически следующим образом: „X. geht vor sich."
Таким образом:
1) Валентность обусловлена понятийным содержанием значимой стороны слова. От нее зависят логико:семантические актанты.
2) В определенных условиях контекста (речь идет об известном/само собой разумеющемся) значение предложения настолько «опустошается», что коммуникативный эффект может быть достигнут только при включении в него дополнительных членов. Эту роль в большой степени выполняют обстоятельства места и времени, которые занимают в этом случае промежуточное положение между членами логико-се мантического главного состава, обусловленного валентностью глагола и свободными членами.
2. Глаголы "существования". Здесь рассматриваются такие глаголы, как vorhanden sein, geben, herrschen, vorkommen, bestehen, leben. Они во многом сходны с событийными глаголами. Если речь идет о существовании известных предметов и явлений, то в коммуникативном отношении необходим дополнительный член, несущий информацию
3. Глаголы «продуцирования». Здесь рассматриваются такие глаголы, как bauen, malen, schnitzen, kom-ponieren, schlagen (eine Brucke), flech-ten (Korbe), weben (Tuch), stricken, backen, nahen, -schreiben, drucken, также gebaren.
Для них характерна схема: „X. macht/ /bewirkt, Y. entsteht." Данные глаголы являются двухместными. Однако в пассивной форме в центре внимания может находиться само действие, в то время как производитель действия не называется. Тем самым указание на деятеля является ф акультативнымз Die Strumpfe wurden gestrickt. Die Zeittmg wird gedruckt. Das Kind wird geboren. Подобные предложения имеют наибольшую коммуникативную значимость, когда речь идет о настоящем и будущем:
Die Brucke wird (auf jeden Fall) geschlagen,
Das Buch wird (gerade jetzt) gedruckt. Подобные предложения могут относиться и к прошедшему времени, указывая, что Определенный процесс уже произошел / завершен: Die Zeitung ist gedruckt worden. Однако названные выше глаголы обозначают такие процессы, которые, как правило, ведут к производству соответствующих «объектов». Газета возникает в процессе ее печатания. Книга также должна быть написана и на-печана до того, как она получит наименование «книга». Таким образом,
процессы эти обычно известны и не нуждаются в назывании сами по'себе. Поэтому подобные глаголы употребляют для достижения иного коммуникативного эффекта, а именно не для того, чтобы, например, сказать, что человек родился, а для того, чтобы сообщить об этом событии какие-либо уточняющие сведения. Это особенно характерно для предложений, в которых в качестве объекта выступают предмет или лицо, о существовании которых знают все. Поэтому дополнительные члены в семантическом отношении гораздо менее ограничены, чем сами актанты: Ег wurde 1872 geboren. Er wurde in Berlin geboren. Die Zeitung wurde in Windeseile gedruckt.
Das Weid ist mil der Maschine (schnell) im VEB genaht worden. Таким образом, определенные обстоятельственные члены ситуационно необходимы. Эта необходимость обусловливается: а) семантикой слова — носителя валентности, б) условиями контекста.
Библиография
Адмони В.Г. Строй современного немецкого языка. М.-Л., 1966
Апресян Ю.Д. Избранные труды т.1 Лексическая семантика. М., 1995
Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 1973.
3индер Л.Р. О лингвистической вероятности. // Вопросы языкознания», 1968, № 2,
Зоммерфельд К-Э. К вопросу о минимуме предложения (Валентность и ситуативная завершенность) // ИЯШ, 1/1975.
Кацнельсон С.Д. О грамматической категории. // Вестник ЛГУ. Л., 1948. №2
Лейкина Б. М. Некоторые аспекты характеристики валентностей. – «Доклады на конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текстов». М., 1961, вып. 5
Степанова М.Д. Проблемы теории валентности в современной лингвистике. // ИЯШ, 6/1973.
Степанова М.Д., Хелбиг Г. Части речи и проблема валентности в современном немецком языке. – М.: Высш. школа, 1978.
Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М., 1988.
Bühler K. Sprachtheorie. Jena, 1934
Brinkmann H. Die deutsche Sprache. Gestalt und Leistung. Düsseldorf. 1962
Behaghel O. Die deutsche Sprache. Halle (Salle), 1968
Bondzio W. Valenz, Bedeutung und Satzmodelle. In, 1971.
Duden Grammatik der deutschen Gegenwartsprache. – Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich: Dudenverl., 1995
Erben J. Abriß der deutschen Grammatik. Berlin, 1962
Helbig G., Buscha J. Deutsche Grammatik. Ein Handbuch für den Ausländerunterricht. Leipzig, 1972.
Helbig G., Schenkel W. Wörterbuch zur Valenz und Distribution deutscher Verben. Leipzig, 1975.
Porzig W. Das Wunder der Sprache. Bern und München. 1962.
Renicke H. Grundlegung der neuhochdeutschen Grammatik. Berlin. 1961.
Sommerfeldt K-E., Schreiber H. Wörterbuch zur Valeny und Distribution der sub>stantive. Leipzig. 1977