Семантика собственных имен

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «Журналистика»

по теме: «Семантика собственных имен»

Оглавление

Введение 3

1. Специфика семантики собственных имен 4

2. Модель топонимической семантики 12

3. Имя собственное в языке современной газеты 19

Заключение 25

Литература 26

Введение

Семантика [от греч. sēmaino – «указываю», «означаю»] – раздел языковедения, изучающий значения слов и их изменения.

Имена собственные признаны одной из языковых универсалий. Имена собственные – это слова, называющие объекты с целью их выделения из класса подобных и выполняющие функцию идентификации и индивидуализации данного объекта.

Проблемы имени собственного активно обсуждаются в последние десятилетия. Оно изучается в логическом, семиотическом, семасиологическом, социолингвистическом, лексикографическом и др. аспектах (В.Д. Бондалетов, Л.А. Введенская, Т.В. Иванцова, Н.В. Подольская, А.В. Суперанская, О.И. Фонякова и др.). Несмотря на открытый финал спора о наличии у имени значения, в конкретных ономастических исследованиях осуществляется разработка различных проблем ономастической семантики: тематических классификаций, семантических связей между онимами, специфики коннотативного компонента ономастической семантики, семантических трансформаций при деонимизации и др. Однако семантико-прагматические особенности имени собственного до конца не исследованы. Этой теме и посвящена данная работа. Отдельные разделы в работе посвящены семантике топонимов и семантике имен собственных, употребляемых в прессе.

1. Специфика семантики собственных имен

Любой знак имеет внешнюю сторону (план выражения) и внутреннюю (план содержания).

Имя собственное в этом смысле не составляет исключения. При более или менее точном подобии плана выражения у имен собственных и нарицательных, план содержания их никогда не совпадает, а порой достигает явного противоречия (глупый человек по фамилии Разумов).

Апеллятивное значение может варьировать в собственном имени от ярко выраженного – болото Круглый Мох до условного – город Зеленый Гай (там сейчас леса нет), стертого – Сарагоса из Цесареа Аугуста и полностью неясного – названия Москва, Волга, Крым имеют десятки вероятностных объяснений и ни одного точного.

Если наличие или отсутствие апеллятивного значения не мешает собственным именам выполнять функции собственных имен, значит это их интегральный, а не дифференциальный признак. В речевой ситуации апеллятивное значение собственных имен может никого не интересовать, а имена будут все равно функционировать. Чем менее понятие апеллятива ощутимо в имени, тем более имя воспринимается как ортодоксальное собственное. Чем более чувствуется в нем связь с понятием апеллятива, послужившего основой имени, тем ближе данное имя стоит к разряду нарицательных. Такие названия, как Медицинский институт, Спортивная школа, Городской парк, отличаются от нарицательных лишь тем, что они закреплены в данной конкретной ситуации за одним определенным объектом, а это ведет к ослаблению их связи с понятием.

Если при длительном функционировании слова в качестве имени в нем редуцируется семантика нарицательного, послужившего для него основой, то следует отметить, что существует и немало недолговечных собственных имен (всякого рода прозвища), в которых эта редукция просто не успевает произойти. Кроме того, нередко она оказывается нежелательной. Такие имена бытуют в ограниченном кругу лиц и понятны в полном объеме лишь в среде, их создавшей. Как только по каким-либо причинам в них намечается семантическая редукция, они заменяются на более «злободневные». Поскольку подобные прозвища ни с какой официальной регистрацией не связаны, появление новых и частичное забвение старых именований происходит быстро и легко.

Насколько быстро и легко редуцируется в ономастике апеллятивное значение основ, легко показать на примере новых имен, появившихся у нас после революции (специально придуманных или заимствованных). Ср. Роза, Лилия, Лиана, Тигран, Гелий, Новомир и др. Они поражают новизной и необычностью лишь в первый момент. После непродолжительного употребления в известном коллективе связь с нарицательными в них делается такой же «пригашенной», как в традиционных Вера, Надежда, Любовь, Лев. Таким образом, независимо от сохранения в них понятий апеллятивов, слова Москва, Волга, Большая спортивная арена, Заяц, Наук, Лев, Азалия и др. воспринимаются как собственные имена, функционирующие каждое в своей сфере и понимаемые так, как этого требует контекст и конситуация.

Для уточнения вопросов, связанных с семантикой имен собственных, необходимо остановиться еще на ряде общелингвистических категорий (и терминов), показав их специфику в ономастике. Это: знаменательность, значимость, ценность, информация, значение, функция.

Существует традиционное деление слов на знаменательные и незнаменательные, или служебные. Знаменательные слова могут называть вещи, могут быть членами предложения; служебные – не могут (за исключением тех случаев, когда они становятся объектом речи).

Значимость имени собственного выделяется в языковом плане. Она уравнивает собственные имена с другими частями речи, выделяя из не-собственных и объединяя их друг с другом. При этом основным на уровне языка оказывается отнесение слова к именам собственным – этого обычно бывает достаточно для того, чтобы непосредственные участники речевого акта правильно поняли речевое произведение.

В связи с этим до известной степени правы те, кто ограничивает семантику имен собственных тем, что это имена собственные. Например, для того чтобы понять прочитанный текст и перевести его на другой язык, достаточно понять, что одно или несколько незнакомых слов – имена собственные. Этого понимания будет также достаточно для удовлетворительного (не художественного) перевода, как достаточно дать подстрочный перевод для всех прочих слов. Для самого общего понимания текста более детальный анализ имен собственных не нужен. Синтаксис предложения обычно дает указание, обозначает ли имя место, действующее лицо или что-либо еще.

Для более глубокого понимания текста требуется более расчлененное отношение к содержащимся в нем именам как к своеобразным лексемам. Однако общей значимости слов как собственных имен, достаточной для синтаксического анализа предложения, недостаточно для восприятия их информации.

При более детальном анализе собственных имен мы сталкиваемся с понятием об их ценности в системе.

Поскольку это понятие – порождение системы и вне системы не существует, о ценности отдельных имен можно говорить лишь в тех случаях, где рассматривается вся система имен в целом. Это относится, прежде всего, к синхронному описанию имен, бытующих на ограниченных территориях, а также в замкнутых коллективах, т.е. к региональным ономастическим исследованиям. В таких легко обозримых системах, основанных на современных и легко доступных каждому говорящему языковых средствах, каждый элемент наделен своей особой ценностью. Поскольку в живой ономастической системе все элементы понятны, изменения и перестройки системы происходят легко и незаметно. Перестройки, происходящие с одним или несколькими элементами, тем не менее, касаются всей системы в целом, поскольку они меняют роль и ценность каждого элемента по отношению к каждому, а не только двух «соседних» элементов относительно друг друга.

Различаются три типа информации имени: речевая, языковая и энциклопедическая. Они лежат в разных планах и существуют независимо друг от друга.

Речевая информация осуществляет связь имени с объектом и выявляет отношение говорящего к объекту. Это – наиболее массовая и наиболее «поверхностная» информация имени, присутствующая всегда и для всех. Именно в силу своей массовости она весьма неконкретна, объемнее, может меняться от одного говорящего к другому в зависимости от черт их характера и от экстралингвистических условий речевой ситуации.

Речевая информация имени предполагает, что первоначальное знакомство с объектом уже произошло; это – непременное условие для введения имени в речь.

Энциклопедическая информация – это комплекс знаний об объекте, доступный каждому члену языкового коллектива, пользующемуся данным именем. Не имея имени, объект не может получить и энциклопедической информации, поскольку она связывается с объектом через посредство имени. В ряде случаев (объекты со всемирной известностью) имена могут выступать даже своеобразными «заместителями» объектов. Энциклопедическая информация имени во многом субъективна и индивидуальна, так как не может быть объективной из-за индивидуальности восприятия. Для имен и объектов со всемирной известностью энциклопедическая информация будет значительно однороднее и больше по объему, чем для имен (и объектов) с локально ограниченной известностью. Но и в наши дни может встретиться человек, не знающий, кто были Наполеон или Сервантес.

К энциклопедической информации имени мы относим не только тот комплекс сведений, который появляется у говорящего в результате знакомств с объектом, но и сумму предварительной информации об объекте, которую он может получить, никогда не видев его. Минимум этой информации, необходимой для введения имени в речь, сводится к нахождению того родового определяемого (понятийного слова), с которым это имя соотносится. Например, Нирк – название острова, Василий – имя человека.

Языковая информация имени (кроме первичной и минимальной, что это имя) наиболее постоянная и неизменяющаяся часть его информации. Она заключается в характере и составе компонентов имени. Но, чтобы ее получить, необходимо детально проанализировать имя, что само по себе очень трудно.

Ю.А. Карпенко выделяет пять аспектов такой информации:

1) языковая принадлежность имени или слова, от которого оно образовано,

2) словообразовательная модель имени,

3) этимологический смысл,

4) выбор именно данной (а не другой) производящей основы,

5) локальная обстановка, ситуация в момент создания имени.

Собственное имя – слово и как таковое оно подходит под определение двусторонности слова, имеющего звучание и значение. Значение слова – это те понятия, ассоциации, которые возникают в сознании при произнесении слова.

Функция – это назначение; роль, выполняемая единицей языка при ее воспроизведении в речи

Возможны следующие функции имен собственных в речи:

1. Коммуникативная (сообщение, репрезентация), когда имя, известное собеседникам, служит основой сообщения.

2. Апеллятивная (призыв, воздействие).

3. Экспрессивная (выразительная); обычно в ней выступают имена с широкой известностью, находящиеся на пути превращения в нарицательные:

4. Дейктическая (указательная). Нередко в этой функции произнесение имени сопровождается указанием на объект.

Перечисленные функции свойственны и нарицательным именам. Каждое слово, и в том числе имя собственное, в известных условиях может стать основой сообщения.

Помимо «вещей», которые могут иметь названия, и слов, служащих для этих целей, существует и понятийная сфера, которая (и на и слова и вещи) с давних времен подвергалась упорядочению в трудах логиков и лингвистов. Подобно тому, как совокупность собственных имен в их приложении и денотатам может быть названа ономастическим пространством, сфера идеального (смысл, значение как отношение слов к обозначаемым ими предметам) может быть названа семантическим пространством, которое делится на семантические зоны, или поля.

Представляется, что для ономастических исследований наиболее приемлемо толкование поля А.А. Реформатским, поскольку собственные имена – это, прежде всего лексика, при этом лексика, обладающая особой системностью со сложными отношениями параллелизма и контраста, а также с ослабленной связью с понятийной сферой. Поэтому использование терминов «понятийное», или «ассоциативное», поле применительно к ономастической лексике возможно лишь в ограниченном числе случаев, когда имеются в виду имена со всеобщей известностью, которые могут в ряде ситуаций переходить в нарицательные.

Поле в ономастике – это, прежде всего, определенная сфера соотнесенности имени. Для участников речевой ситуации она обычно бывает определена экстралингвистически. Знание границ и иерархии ономастических полей необходимо для правильного употребления и понимания имен. Где границы полей не ясны, затруднено и восприятие имен.

На уровне лексики семантика имени собственного сводится лишь к тому, что это имя собственное; имя включается в одно общее нерасчлененное ономастическое поле, входящее в комплекс семантических полей. Это поле может быть разделено на более частные в связи с объектной соотнесенностью имен: антропонимическое, топонимическое и т.д. в соответствии со сферами, на которые мы делим ономастическое пространство.

Степень расчлененности ономастических полей и их иерархия для лиц, пользующихся именами, зависят от степени их знакомства с объектами, носящими эти имена. А поскольку это для каждого члена языкового коллектива индивидуально, то и выделение более частных ономастических полей в известной мере субъективно, хотя и существует для всех. Часто оно определяется профессией и степенью образованности и начитанности человека.

Для понимания одних имен (с широкой известностью) достаточно минимально очерченного ономастического поля: такие имена, как Репин, Лев Толстой, известны и понятны каждому культурному человеку. Для понимания других имен необходим ряд последовательных сужений поля.

Помимо далее членимого специального ономастического поля для имен собственных, особенно для антропонимов, может быть выделено и социальное поле (термин предложен Б.И. Болотовым в 1969 году), дающее внутри данного частного ономастического поля указание на ряд экстралингвистических отношений денотата и социума. Социальное поле обладает сложной иерархической структурой и объединяет в себе элементы как чисто лингвистические (слова), так и экстралингвистические. Согласно Б.И. Болотову, социальное поле строится на перекрещении отношений между членами социума, между множеством объектов, необходимых для жизни социума, и между множеством слов, денотирующих предыдущие множества. С социологической точки зрения, социальное поле представляет собой социальную группу (группу лиц, совместно живущих, связанных друг с другом различными социальными отношениями); с лингвистической точки зрения, – социальный диалект с его специфическим словарем, в полном объеме понятном лишь членам данного социума; с предметной точки зрения – типичный круг вещей, характеризующих жизнь данной социальной группы. Экстралингвистическое в своей основе, понятие «социальное поле» может, однако, служить для объяснения и уточнения ряда чисто лингвистических проблем.

Общество, т.е. поле деятельности конкретных людей, это первичное, реальное, экстралингвистическое. Социальное поле антропонима – это языковое преломление экстралингвистических социальных отношений и закреплениеих за определенными формами именований.

Исследование различного рода ассоциаций чрезвычайно важно при изучении любой номинации, в том числе и ономастической.

Ассоциации, имевшие место в момент создания имен собственных, как и связанные с именами в процессе их употребления в речи, широки и разнообразны. Они составляют комплекс, намного превосходящий круг ассоциаций нарицательных имен. Помимо ассоциаций, более или менее однозначно связывающихся у членов языкового коллектива с тем или иным именем, в индивидуальном употреблении у каждого человека имеются и свои, особые и неповторимые ассоциации. Если единообразные исторические, политические, бытовые и другие коннотации, связывающиеся у коллектива с именем, по своей силе и яркости перерастают его прямое географическое или антропонимическое назначение, имя может превратиться в нарицательное.

Превращение собственных имен в нарицательные (шевиот, бордо, утопия) – факт языка, один из путей пополнения его словарного состава. При этом, порывая с одним понятием (город, страна), связь с которым была опосредствованной, слова связываются прочной, логической связью с другими понятиями (ткань, вино, цвет, несбыточные идеи). Но это – раритетно для собственных имен, хотя и закономерно. Типичнее для них – ассоциация с именуемым объектом + комплекс различных сведений об объекте + комплекс эмоций, вызванных этим объектом у говорящего.

2. Модель топонимической семантики

Современная «апеллятивная» семантика считает означаемые слова сложным образованием, состоящим из следующих компонентов: денотативного, сигнификативного, прагматического, синтактического. При этом денотат, сигнификат и некоторая часть прагматической информации, выделяемые традиционно, являются основной частью лексического значения, а остальные компоненты, описываемые в новейших исследованиях, образуют «второй эшелон» информации, которая связана со словом-лексемой. Можно ли спроецировать эту модель на семантику имени собственного (в частности, топонима)?

Интересный и продуктивный вариант моделирования семантики онима предложен М.В. Голомидовой и обозначен ею как разработка концепта имени собственного. Под концептуальностью имени автор понимает совокупный объем представлений о возможностях его применения – языковые и экстралингвистические знания, связанные с использованием ономастического знака, которые сложились у носителей данного языка. Выделяются следующие уровни этой концептуальной модели:

1) общая категориальная семантика имени, вырастающая из его противопоставления апеллятиву, благодаря чему высвечивается специфика способа означивания: имя является знаком-индивидуализатором, который не только на речевом, но и на языковом уровне свидетельствует о ценности вербального выделения отдельной реалии;

2) частная категориальная семантика, основанная на связи онома – нарицательный термин и создающая возможность для противопоставления разных разрядов собственных имен в онимической системе языка;

3) частная характеризующая и индивидуализирующая семантика, отличающая имена друг от друга и основанная на денотативной отнесенности и мотивировочном значении, которое определяется «на момент» создания имени и оказывается чрезвычайно важным для выполнения именем его различительной функции, поскольку несет указание на индивидуализирующий мотивировочный признак, служащий для различения и опознавания реалии среди подобных;

4) фреймы (несобственно языковые знания), отражающие значимые для языкового коллектива фоновые знания о специфике применения имени (предположим, ритуальный фрейм, предполагающий в некоторых конфессиональных традициях смену имени при пострижении или принятии сана; фрейм наречения ребенка в русскоязычной среде, подразумевающий не изобретение имени, а выбор его из существующего списка русских либо иноязычных имен; метафрейм социальной мимикрии, предопределивший многочисленные акты смены фамилий после революции 1917 г. и т.п.).

Семантическое своеобразие онимов коренится в том, что наиболее значимым, идентифицирующим является третий уровень этой модели – уровень частной характеризующей и индивидуализирующей семантики. На этом уровне осуществляется семантизация конкретно-чувственного представления об объекте номинации, т.е. образа, означенного именем. Ср.: «…образный компонент – главное в семантической структуре имени собственного, поскольку без конкретно-чувственного представления об объекте онома как такового просто не существует».

Попытаемся дополнить и расширить представленную выше модель семантики онима, сфокусировав внимание на топонимической семантике.

Первые три компонента модели общая категориальная семантика имени, частная категориальная семантика и частная характеризующая и индивидуализирующая семантика – соответствуют сигнификативному и денотативному компонентам «апеллятивной» модели. Их наполнение не требует комментариев.

Четвертый компонент – фреймовый – следует считать частью прагматической информации, соотносимой с именем, поскольку разворачивание фрейма определяет программу употребления онима. Следует отметить, что в топонимическом узусе данный компонент проявляет себя не столь активно, как в антропонимическом: последний гораздо более тесно связан с традициями общественной жизни, а значит, более определенно и разнообразно вписан в ее сценарии. Наиболее активно в топонимии проявляет себя, к примеру, фрейм официального (неофициального) общения, определяющий тактику выбора соответствующего варианта из парадигмы обозначений какой-либо географической реалии, ср.: деревню Мост жители окрестных деревень называют ее основным именем в «паспортных» ситуациях (когда приезжий выясняет дорогу, когда надо оформить какие-либо документы и др.), а в ситуациях неофициального общения употребляется шутливое название Северная Корея (Была в Северной Корее, корейцы все в лес убегли) (Уст). Фрейм официального общения зачастую срабатывает при сборе полевого материала в условиях топонимической экспедиции, существенно осложняя задачу собирателя, который настроен на выявление как раз неофициального именника. Действие установки «на официоз» может быть настолько сильным, что информант склонен скорее создавать фантомы, чем обнаруживать неуместную, с его точки зрения, тональность описываемого топонимикона.

Фреймовым компонентом прагматическая информация не исчерпывается. В рамках прагматической зоны могут быть выделены еще как минимум два компонента. Один из них связан с реализацией эмотивной функции языка и может быть обозначен как эмотивный. В русской топонимии экспрессивные топонимы представляют немногочисленную, но весьма выразительную группу, ср.: пок. Проклятые – «чертово место, начупаешься с им» (Прим), лес Бажониха – «бажоное место, сколь грибов и ягод там было» (Холм), д. Город Страм (Кон), пок. Красотинка (В-Уст) и т.п. При выделении топонимов-экспрессивов следует учитывать «свойства топонима субъективизировать качественно-количественную характеристику объекта, актуализировать его субъективную эмоционально-оценочную семантику при сохранении объективно-денотативного значения».

Другой компонент прагматической зоны – коннотации. Определяя это явление в апеллятивной лексике, Ю.Д. Апресян предлагает понимать под коннотациями «несущественные, но устойчивые признаки выражаемого ею (лексемой. – Е.Б.) понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности». Отметим, что в данном авторитетном определении неоднозначно может быть понято слово оценка: поскольку Ю.Д. Апресян намерен разводить коннотацию и оценочный компонент значения (последний иллюстрируется примером слов застрельщик = '…относись хорошо' и зачинщик = '…относись плохо' при нейтральном инициатор), предпочтительнее было бы при толковании коннотации избежать упоминания об оценке. Ср. трактовку Е. Бартминьского, говорящего о «совокупности не всегда связанных, но закрепленных в культуре данного общества ассоциаций», образующих сопутствующие лексическому значению «содержательные элементы… которые складываются в стереотип». Коннотация в топонимии проявляет те же свойства, что и аналогичное явление в сфере апеллятивной лексики: логическую факультативность и вместе с тем устойчивость, имеющую языковую верификацию (в данном случае верификация может быть осуществлена при анализе семантических связей в парадигме названий одного объекта, связей в рамках семантической микросистемы онимов, закономерностей объектной соотнесенности имен). Так, атрибутив чудной в топонимии может коннотировать символику «нечистого места», что доказывается, в частности, устойчивостью фиксации чудных топонимов в составе одной микросистемы с лешевыми и чертовыми названиями, например: Лешакова Яма у ручья Чудное (Вил); овраг Чёртов Овражек у бол. Чудное (Ревд). Топонимы, образованные от числительного семь, могут отражать идею неопределенного множества, что проявляется в параллелизме Семь Озер // Девять Озер (Приг); ср. также: бол. Семиземельный Столоп – «там столоп стоит и все болота от него» (Чаг), оз. Семиозерки – «там маленькие озерки, как ямки такие. Не семь их, а больше» (В-Уст), оз. Семиозёрные – «там одиннадцать озер» (Прим); эта же идея, вероятно, представлена в названии оз. Семиводное, противопоставленном названию соседнего оз. Сухое (Плес). Девятые названия используются для маркировки удаленного расположения объекта; светлые, громовые коннотируют символику святости, сакральности; образы бабы, кошки, петуха и курицы в топонимии манифестируют близость объекта к населенному пункту и т.п.

К коннотациям примыкает ассоциативный фон топонима. Особый экстралингвистический статус этого компонента обусловлен тем, что ассоциативный фон не имеет собственно языковой верификации. Он может быть эксплицирован в показаниях метаязыкового сознания носителей топонимической системы, т.е. в актах мотивации, а не собственно номинации. Разумеется, процессы номинации и мотивации обратимы, а границы между лингвистическими и экстралингвистическими коннотациями подвижны, ср. рассуждения Н.И. и С.М. Толстых относительно статуса лексических и культурных коннотаций: «Для каких-то экстралингвистических коннотаций пока еще просто не обнаружены языковые подтверждения, а какие-то из них являются лишь потенциальными языковыми коннотациями и в будущем смогут приобрести статус языковых, когда экстралингвистический сопутствующий признак станет основой для языковой номинации или семантической деривации». К примеру, топонимы, образованные от апеллятивов темный, бездонный, потенциально несут в себе идею нечистого места, ср.: оз. Темник – «темное озеро; нечистая сила ведет туда людей и топит» (Мез), руч. Тёмной – «там кладбище, да ручей сам такой сумрачный, страшное место, в общем» (Уст), оз. Бездённое – «там дна нет, говорят, выходили из него какие-то черти» (Влгд), пруд Бездонный – «в нем купаться старики не разрешали, нечистое место, он без дна» (Некр) и др. Устойчивость и повторяемость реакций такого рода свидетельствует о том, что соответствующие смыслы могут приобрести статус языковых коннотаций.

Модель семантики языковой единицы включает в себя семантические связи в рамках определенного семантического континуума. Частная характеризующая и индивидуализирующая семантика топонима вводит его в определенное семантическое поле; все семантическое пространство топонимии может быть представлено как сложная конфигурация пересекающихся полей. К примеру, могут быть выделены поля «цветовые характеристики', 'этническая принадлежность жителей', 'постройки и сооружения', 'характер почвы» и т.п. При формировании семантических полей в топонимии важную роль играет селективный фактор, срабатывание которого ощущается в ономастиконе гораздо сильнее, чем в системе нарицательной лексики. В силу особенностей денотативной привязки топонимикон принципиально не может дать целостную картину окружающей действительности, он фиксирует лишь сетку приоритетов, которая определяет формирование образа пространства. Вследствие этой селективности возникает присущая топонимикону идеографическая асимметрия: в рамках поля обнаруживаются «неровности», проявляющиеся либо в отсутствии ожидаемой идеограммы, либо в ее крайне низкой активности по сравнению с ближайшим семантическим «партнером». В качестве иллюстрации можно напомнить хорошо известные топонимистам эпизоды вроде чрезвычайной избирательности цветовой палитры русской топонимии, где с большим отрывом лидируют черные, красные и белые названия, но практически не представлены, к примеру, голубые и серые, весьма пассивны желтые, синие и зеленые (ср. также резкий перевес задних топонимов над передними, кривых над прямыми, северных над южными, восточными и западными и т.д.). Селективность топонимической семантики обусловливает четкое закрепление тех или иных смыслов на «семантической карте» топонимикона и делает возможным включение в семантическую модель топонима такой составляющей, как проекция семантического поля. Данная характеристика семантического потенциала топонима, подобно значимости (структурному значению), может быть определена только контрастивно, на фоне других единиц поля. Таким образом, выявить проекцию семантического поля означает определить место топонима в составе определенной полевой структуры. Следует вновь подчеркнуть, что в топонимиконе – и ономастиконе вообще – семантические поля организованы рельефнее, чем в системе апеллятивной лексики, где смысловые характеристики, доминирующие (или, наоборот, минимально «прописанные») в структуре определенного семантического поля, «невидимы» на первый взгляд и могут быть обнаружены только в результате специальных исследовательских процедур (так, в рамках апеллятивного поля «цвет» идеограммы «красный', 'оранжевый', 'бежевый» и «охряный» вполне равноправны друг относительно друга; разная «ценность» этих смыслов и соответствующих слов не лежит на поверхности). По этим причинам семантический «рельеф» топонимии легче поддается интерпретации с аксиологической точки зрения, представляя, по сути, в снятом виде систему предпочтений носителя именника. Анализ семантического «рельефа» топонимии (места каждой топонимической идеограммы в структуре семантического поля, а также места поля в семантическом пространстве топонимикона, иными словами – набора семантических полей и их наполненности конкретными идеограммами) позволит выйти на интерпретационный уровень – уровень глубинных структурообразующих принципов семантической организации именника, вписанных в определенный социохронотоп. К примеру, при изучении семантического поля «ориентация в пространстве» в русской топонимии, в состав которого входят названия-ориентиры типа Заднее Поле, Дальний Лог, Крайняя и пр., могут быть сделаны выводы относительно типичной позиции номинатора при ориентации в окружающем пространстве (эта позиция статично закреплена в центре осваиваемого пространства, которым является дом, жилище номинатора).

Специфика полевой организации топонимикона состоит в том, что она включает виртуальные семантические поля и актуальные корреляции семантического поля. Описанные выше семантические феномены – концептуальное ядро значения, прагматическая зона и синтактическая зона – образуют «вертикальное» измерение семантики топонима. Кроме того, следует выделить семантическую «горизонталь» топонима, которая может быть представлена как диапазон семантического «рассеивания» имени. Изучение семантической горизонтали предполагает выяснение связей, особенностей взаимодействия ономастического кода с другими кодами – как языковыми, так и неязыковыми.

3. Имя собственное в языке современной газеты

Анализ современных газетных текстов показывает, что имя собственное в них может характеризоваться как «стандартным», так и «нестандартным» использованием.

Под «стандартным» использованием имени собственного мы понимаем:

а) использование имени собственного как наименования отдельных объектов, выделяемых из ряда однородных. В данном случае имя собственное непосредственно обозначает носителя имени и не сопровождается его описанием;

б) использование имени собственного в соответствии с требованиями стиля и газетного жанра, например, в официальной газетной информации стандартом, нормой является использование имени собственного как репрезентативной характеристики лица, то есть при номинации объекта используется стандартная антропоформула «имя + отчество + фамилия» (это прежде всего имена политиков, деятелей науки (Владимир Владимирович Путин, Дмитрий Сергеевич Лихачев и т.д.) или «имя + фамилия» при наименовании актеров, режиссеров, художников, писателей и др. (Эльдар Рязанов, Олег Табаков, Борис Акунин, Армен Джигарханян, Алла Демидова, Зураб Соткилава и др.). Причем последняя формула «имя + фамилия» в двух вариантах «полное имя + фамилия» и «инициал имени + фамилия» стала в последнее время преобладающей в газетных текстах. Например, «Эксперт по системам связи Игорь Белов ответил «АиФ»»; «По словам замминистра экономического развития и торговли генерала Владислава Путилина, эти средства будут направлены для обеспечения закупок военной техники»; «Начал разговор не кто-нибудь, а В. Яковлев»; «В. Путин представил губернаторам их новую патронессу – Валентину Матвиенко» (АиФ, 2003).

В языке современной прессы можно выделить несколько разновидностей «нестандартного» использования имени собственного.

1. Использование разного рода трансформаций трехчленной антропонимической формулы «фамилия + имя + отчество»:

а) инициальное сокращение антропонимов: «Полпред в изысканном брючном костюме с серебряным цветочком на лацкане просияла от счастья, получив от ВВП (Владимира Владимировича Путина – Б.Е. и Г.О.) удостоверение и комплимент насчет её «деловых и замечательных человеческих качеств»» (АиФ, 2003), БАБ (Борис Абрамович Березовский), ГАЗ (Геннадий Андреевич Зюганов) и др.;

б) редукция официальной трехчленной формулы до отчества: «…идея принадлежит вовсе не ВВЖ, а Кремлю, не раз использовавшего Вольфовича для подобных шагов» (МК, 2002), Вольфыч – о В.В. Жириновском, Андреич – о Г.А. Зюганове.

Номинация человека только по отчеству является национально маркированной и ограничена сферой употребления, так как используется только в бытовом общении, нередко с положительной коннотацией, подчеркивая почтительное отношение к носителю имени. В языке газеты такая номинация часто приобретает отрицательную коннотацию. С целью усиления эмоционально-оценочной окраски используется стяженная форма отчества – разговорно-бытовой вариант;

в) видоизменение фамилии, например: «На Западе «Горби» до сих пор в почете» (КП, 2001) – распространенное в конце 80-х годов в Западной прессе, а позже и в Российской наименование первого Президента СССР Михаила Горбачева.

Общая демократизация политического общения привела к появлению новых формул для именования политиков, которые позволяют передать богатый спектр эмоционально-оценочных и прагматических смыслов.

2. Метафорическое использование имени собственного. Подобное метафорическое преобразование можно описать следующим образом: перенос наименования с одного единичного объекта на другой единичный объект (или класс объектов), сходный с первым в каком-либо отношении: «Плисецкая – Цветаева балета» (МК, 1998), «Явлинский – Жириновский для интеллигенции» (КП, 2000); «Ближний Восток – Балканы третьей мировой» (ЛГ, 1984).

Сюда можно отнести и «окказиональное» использование имени собственного, когда помимо метафорического преобразования наблюдается употребление мужского антропонима для наименования лица женского пола: «Все женщины – Цезари» (ЛГ, 2000); «Она, как папа Карло, крутится весь день» (ЛГ, 2000); «Они, как Моцарт и Сальери. Только вот Моцартом всегда была она, но знал ли об этом – Сальери её жизни» (ЛГ, 2000).

3. Использование имени собственного в качестве исходной базы нарицательного деривата.

Для современной прессы характерно широкое использование имен политиков в качестве исходной базы нового слова: В.В. Путин – путинский, путиниана, по-путински, путинизм. Ср. «Боюсь, как бы эти путинские реформы не стали второй гайдаровской революцией» (КП, 2001); «Европа взялась за путиниану» (КП, 2001); «Коммунисты разобрались со своими олигархами по-путински» (КП, 2001); В.С. Черномырдин – черномырдинский, Саддам Хусейн – антисаддамовский, Г.А. Зюганов – зюгановский, зюганить, зюгановцы; Е. Гайдар – гайдаровский, объегорить и др.

Кроме имен политических деятелей, в процессе современного словопроизводства активно используются имена людей культуры, искусства, шоу-бизнеса и т.д. СМИ очень быстро реагируют на все изменения, происходящие в самых разных областях жизни. Например, события, происходившие с каналом НТВ, активно обсуждались в прессе. Своеобразным «откликом» на эти события можно рассматривать целую группу отонимных дериватов: «Не будем в десятый раз описывать свое удивление парфеновским кабинетом» (АиФ, 2001); «Раскол на «киселевскую» и «митковскую» фракции произошел строго по уровню зарплаты» (АиФ, 2001); «В итоге «Сегодня» от Забузовой наполнено всеми митковскими примочками времен ТСН» (МК, 2002) и др.

4. Процесс перехода имени собственного в нарицательное (апеллятивация).

Переход собственных имен в нарицательные в современных газетных текстах носит «ситуативный» характер. Для «ситуативного» перехода характерно привлечение имени собственного в порядке сравнения, что возможно лишь в тех случаях, когда у него достаточные коннотации. Например, «Одинокие Раскольниковы бродят по улицам столицы» (ЛГ, 2000); «Только бы новые Гайдары не завладели экономикой России» (КП, 2000); «Пришли Лопахины, срубили «вишневый сад», устроили вокруг стройки, открыли офисы» (КП, 2002) и др.

Общим условием для перехода имени собственного в нарицательные является утрата именем собственным соотнесенности с конкретным референтом. Выдвижение на первый план одного признака является базой для формирования представления о классе предметов, обладающих этим признаком. При переходе имени собственного в нарицательные семантика имени собственного «перестраивается» по типу апеллятивной: актуализируется редуцированный сигнификативный компонент. Например, «ФБР спасает Бен Ладенов» (КП, 2001) – Бен Ладен «террорист»; «Казановы большого спорта. В глазах восхищенных болельщиков все спортсмены секс-символы» (АиФ, 2001) – Казанова «итальянский писатель, прославившийся многочисленными любовными и авантюрными приключениями»; «Вот бы Думу из одних Лихачевых» (ЛГ, 1999) – Д.С. Лихачев «интеллигент, ученый, литературовед»; «И те, кто был, разъехались по своим Сургутам-Тюменям-Самарам, готовые просвещать русскую провинцию» (ЛГ, 1997) – Сургуты-Тюмени-Самары «провинция»; «…хиповать автостопом по Европам» (МК, 2001) – европа (сохранена орфография источника – Б.Е., Г.О.) «заграница»».

имя собственное в газетных текстах семантически трансформируется, можно даже говорить о семном варьировании имени собственного. Например, Лопахин – «реформатор, разрушитель», Михалков – «режиссер, талантливый человек, амбициозность, принадлежность к элите, избранность». Ср. «Пока это не Михалков. Но и мэтр начинал с того, что делал первые «шаги по Москве». Уверенно» (КП, 1996) – о дипломных работах студентов ВГИКа; «Будь ты хоть Михалковым, хоть Пушкиным – какая разница» (МК, 1999); «Про себя что мы смотрим: криминал, проституция – все в дерьме. Одни Михалковы в белом фраке» (АиФ, 2001). Как мы видим из приведенных контекстов, в разных коммуникативных условиях происходит актуализация определенного набора сем, включающего как ядерные, так и периферийные компоненты.

имена собственные содержат актуальную культурную фоновую информацию и связаны в сознании коммуникантов со многими признаками их носителей или заключают в себе свернутые сведения о той ситуации, с которой онимы связаны. В семантике имени собственного отражены идентифицирующие признаки референта, которые имеют социокультурную значимость. В связи с этим представляет интерес ряд употреблений онимов, например, Курск в значении «катастрофа, трагедия» в следующем контексте: «…появились новые раздражители общественного спокойствия, в том числе новые «Курски»» (МК, 2001). Для адекватной интерпретации содержания данного контекста (и всего текста в целом) читателю явно недостаточно информации о существовании в России города Курска и исторических сведений о сражении на Курской Дуге; полноценное прочтение возможно, если адресат знает о гибели подводной лодки «Курск». Ср. также «Чайковский наш лучший из Ильичей» (ЛГ, 1999). Данный контекст ориентирован на фоновые знания адресата и вызывает у читателя ряд культурно-исторических ассоциаций, связанных с именами руководителей Советского государства Владимиром Ильичом Лениным и Леонидом Ильичом Брежневым, а также с именем великого русского композитора Петра Ильича Чайковского.

«Обрастая» различными коннотациями, собственные имена приобретают символическое значение, называя уже не конкретный объект, а нечто большее, что сопутствует этому объекту в национально-культурном сознании.

Процесс перехода имени собственного в нарицательное сопровождается сменой функции онима и закреплением за ним новой языковой функции: в газетных текстах идентифицирующая функция онима трансформируется в информационно-оценочную. Например: «Афонии» денег не берут»» (ЛГ, 1983); «Дружно побежали из домоуправления «афонии»» (ЛГ, 1983); «Народ сейчас за путиных, а не за распутиных» (ЛГ, 2001); «Не знаю, сколько за не «битова» дают сейчас «битовых» (ЛГ, 1999); «В общем, было чему поучиться максам, жаннам у другого классика…» (ЛГ, 2002) и др.

Часто показателем перехода имени собственного в нарицательное является грамматическая категория числа. Имя собственное начинает использоваться в несвойственной ему форме множественного числа: Лопахины, Гайдары, Раскольниковы, Треплёвы, Лихачевы, Казановы и др.

Ситуативность и незавершенность процесса перехода подчеркивает графическое оформление имени собственного в приведенных выше контекстах. Оно в отличие от донкихот («Это был донкихот своего времени» – о Булате Окуджаве (АиФ, 2002), гаврош («Она попыталась заговорить с замерзшим гаврошем» – о беспризорнике (МК, 2002) и др. продолжает писаться с прописной буквы.

Заключение

Имена собственные связаны с разнообразными сферами человеческой деятельности. Ономастическая система выступает в качестве своеобразной призмы, через которую можно видеть общество и культуру, в ней отражается познавательный опыт народа, его культурно – историческое развитие. В то же время имена собственные, выполняя ряд схожих социальных функций, имеют свои особенности в каждом конкретном языке, входя в систему данного языка, развиваясь по его законам. В ономастике, как области языка, тесно связанной с социальными явлениями, необходимо учитывать взаимодействие языковых и внеязыковых факторов, определяющих в конечном итоге жизнь слова и его функционирование в речи.

Прагматическое содержание имени собственного проявляется в речи и имеет сложный характер, который обусловлен компонентами коммуникативной ситуации. Прагматика имени собственного предполагает соотнесение его с некоей психологической сущностью, представленной в сознании говорящего или слушающего. Имена собственные не прикрепляются к объекту, а приобретают референцию только в процессе именования. То, какое содержание соотносит носитель языка с именем собственным, зависит от характера и объема имеющихся у него знаний об обозначаемом объекте, значимости объекта для говорящего

Имена собственные – феномен языка, включающий в себя экстралингвистическую информацию, которая может быть связана с денотатом имени, с пресуппозициями акта речи, отношением к денотату имени, с традициями употребления имени. Рассмотренные выше разновидности нестандартного употребления имени собственного в газетных текстах свидетельствуют о том, что семантико-прагматический потенциал онимов значителен, и они активно пополняют арсенал выразительных средств публицистики.

Литература

Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 2: Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.

Березович Е.Л. К построению комплексной модели топонимической семантики. Гуманитарные науки. Выпуск 4. №20 (2001).

Виноградов В.В. Языкознание. М., 2000.

Голомидова М.В. Искусственная номинация в ономастике. Екатеринбург, 1998.

Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2000.

Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982.

Современный русский язык. Теоретический курс. Лексикология / Под ред. Л.А. Новикова. М., 1987.

Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М., 1968.

Суперанская А.В. Структура имени собственного. М., 1968.