Романская лексикография донаучного периода: глоссарии раннего Средневековья Испании и Франции
Романская лексикография донаучного периода:
глоссарии раннего Средневековья Испании и Франции
О.С. Горобец, Л.Ф. Фотьянова, Е.Ю. Смирнова
До сих пор в современной лингвистике не уделялось достаточного внимания исследованию средневековых глоссариев, несмотря на то, что в свое время были созданы документы, являющиеся одними из наиболее ценных средств познания филологии и истории. Необходимость исследования средневековых глоссариев заключается в следующем:
а) глоссарии являются своеобразным методом и подходом к изучению латинской империалной эпохи и раннего Средневековья. Они показывают способы лингвистического описания с помощью лексики и грамматики, являются исключительным источником обогащения словаря количеством и разнообразием лексических подходов описания языка (малознакомых слов, новых значений слов, архаизмов и т.д.), таких как неоднородность значений слов и необходимость в существовании многозначных слов, имеющих нескольких дефиниций. В связи с этим целесообразно обратить внимание, что до сих пор глоссарии изучались только в свете их родства с глоссами, толковыми словарями, за исключением тех анализов, которые осуществили Гарсия из Диего, Диас и Диас и Виванкос;
б) существуют писательские классические и христианские первоначальные тексты (Вергилия, Лучано, Теренцио и Сан Исидоро), чьё авторство доказано много раз посредством ссылки на соответственные авторитетные источники. Именно этот важнейший подход к данному вопросу, точно соответствующий аспектам классической латыни и, конечно, обработанный выдающимися латинистами Лоэве, Линдсэй и Гоэтс, смог устранить остальные возможности исследования этих текстов, в том числе и с помощью глоссариев, что объясняет почти полную запущенность в их изучении;
в) в глоссариях отражены совокупность мнений, взглядов, которые информируют нас обо всех типах родства обществ, религий, образов жизни и менталитетов. Важность этих великих сводов документов объясняется тем, что в лингвистической среде значение – определяющее именно потому, что оно соизмеряется со «сверхмыслительным». Следовательно, это означает, что этот огромный перечень мнений, взглядов оказывается полезным для исторического познания как переходного периода, так и Средних веков романского мира, с одной стороны, и периода раннего Средневековья вообще – с другой;
г) глоссарии представляют собой начало развития техники (методы, подходы, принципы) лексикографического описания языка;
д) глоссарии дают основу для изучения латинского испанского средневековья и протороманского испанского языка;
Данные тексты изобилуют искажёнными латинскими фразами, в которых воплощены интересные фонетические и грамматические явления, положивие начало переходным языковым элементам в развитии романских языков. Не следует забывать также о существовании совершенно романизированных форм.
Клаудио Гарсия и Хавьер Гарсия Турза выделяют следующие названия средневековых глоссариев, встретившихся в ходе исследования [11]:
a) Глоссаматарум. 17-го мая 867-го года, епископ Розендо дарит монастырю Св. Альмерсо разные земли, приобретая домашнюю утварь и книги, id est, beati prosperi, expositum ezechielis [...] librum etiam beati Iob et expositum de eptatico etregum, seu et глосамаратум in uno corpore continentem geronticum;
b) Глоссаматерум. В старинной рукописи Риполь Х века в глоссарии первом читаем: Incipit appericio siue declaratio genera uerborum глоссаматерум;
c) Глоссаментарум. Также в Риполь, второй глоссарий начинается с Incipit purorum elucidatio глоссаментарумо;
d) Глос(с)оматум. В Inventarium librorum 882 года, сохранённых в Собрании мосарабских свитков, связанными между собой, среди других томов Lнber Elipandi, Liber Geumetrice artis, Liber Canonum и т.д. Также в 915 году епископ Генадио делает щедрый дар монастырям Святого Петра, Святого Андрея, Сантьяго и Санто Томэ, расположенных в горах Агуаны. Среди прочих благ вручает in thesauro denique memorate ecclesie sancti petri [...] церковные книги, id estpsalterium, comicum [...]нtem ethimologiarum, глосоматум;
e) Глоссометарум. 15-го марта 936 года епископы Сан Розендо и Эро, настоятели монастыря Родриго и Анагильдо, и священник Сигуальдо преподнесли дар Сан Хуан Кааверо в виде предсказательных книг, quos ibi dedimus atque concedimus pro animabus nostris, id sunt psalterium, ordinum, orationum, manual, psalteriolo, explanatio zmaragdi, omeliarum, sententiarum, dialoquorum, timologiarum, geruntiquorum, prosperi, prenosticorum, глосометарум;
f) Глоссемарум. В очерке 172, старинной рукописи 46 RAH он так называется в послесловии: Ex .../... /... hunc glossemarum, tibi libellum... scilicer.
g) Глоссематарум. Со времён 1-го сентября 1030-го года пресвитер Дестериго предлагает духовенству Сантьяго Мейлана кроме прочих благ церковные книги, id sunt: librum antiphonarum perfectum [...] et librum hymnorum, precum et glossematarum;
h) Глоссомадарум. В Юрисдикции Сан Исидоро Леона (BNM, витрина 14– 5) глоссарий, который начинается с очерка 159v, вводится интересной легендой бестолковый ХВАСТЛИВЫЙ ФЛАБИУС, А ПРАВИТ. Incipit liber quod dicitur глоссомадарум;
i) Глоссомитарум. Разновидность, упомянутая в переписке между Алваро и Хуаном из Севильи: Obto per te decorem domui uestre salutare et glossomitarum illum uel epimerides directos abere;
j) Глоссематум: Direxi uobis illum glossematum et ephemerides indesinenter gratias referens;
k) Глосса. Форма, встречаемая в Риполе, третий глоссарий, который начинается текстом Incipit secunda glossa, и в Каталоге Б Силоса, XIII век, в котором читаем Glosas de Oratio;
l) Глосе. Цитируется этот вариант также в Каталоге Б Силоса, который озаглавлен Glose de maledicione Ade et Eve et serpenti;.
m) Интерпретации глаголов в алфавитном порядке, также цитируются в Каталоге силенса.
n) И Буквари, в том же тексте.
В испанских глоссариях, как мы видим, обычное название для такого перечня или набора глоссем с семантикой «интерпретации проповеди». В некоторых случаях используется синтагма «глагольные интерпретации в алфавитном порядке», что практически точно соответствует тому содержанию, которое мы вкладываем в название данного лексикографического жанра. Что касается структуры букваря, то важно отметить, что первая в истории документация этого типа на испанском языке приходится на 1578 год. Римское слово glosario появляется до Алонсо из Валенсии, который включил это слово в свой Универсальный Словарь со следующим кратким пояснением: «говорят, что оно содержит в себе почти все глоссы из разных частей». Производное от латинского глоссариум, которое впервые появляется у А. Гелиуса, в грамматике данный латинский термин употребляется с пренебрежительным значением. На самом деле название глоссариум как лексикографическое произведение появляется всего лишь в средневековых словарях. С другой стороны, необходимо отметить, что это название – глоссарий – употребляется с разным значением в случаях как «Глоссарий X века» из А. Фабрега Грау. Лингвистическая терминология указывает в этом случае на работу, в которой автор собирает и располагает в алфавитном порядке более тысячи пятисот глоссов, написанных в лондонской старинной рукописи из Карденьи, представляющей большой интерес для романской филологии и истории экономики, морского дела.
Слово словарь, как известно, возникло позже: впервые документально подтверждено в виде варианта dicionario (то есть словаря) в Небрихе; первая документация французского dictionnaire (словаря) приходится на 1539 год, что касается английского dictionary – в 1520. Но возможно задаться вопросом об обстоятельствах возникновения этого слова. Известно, что форма высокопарного латинского dictionarium употреблялась в первой половине XIII века англичанином Хуаном Гарландиа, но такое значение, как считает Турза [11], конечно, не похоже на то, что мы подразумеваем под настоящим словарём, так как материал, который содержится в нем, располагается в тематической последовательности, без алфавитной классификации. Кроме того, его предназначение ясно: упростить и улучшить структуру фраз и обогатить лексику.
Только в последнее время ученые-лексикографы начали выдвигать свои собственные основные позиции по поводу терминов «словарь», «глоссарий», «толкователь». Клаудио и Хавьер Турза, исходя из предложенных выше классификаций, дают следующее определение: «Глоссарии – средневековые латинские сборники (не словари и не толкователи, не что иное подобного типа структуры), обычно анонимные, в которых интерпретируются слова более или менее непонятные и дается объяснение мало употребляемых слов, в глоссариях глоссы упорядочены в алфавитном порядке, по крайней мере по двум или трём начальным буквам каждой статьи; в них кроме лексических эквивалентов глоссы предлагают объяснения обозначаемых предметов» [11].
Суммируя всё, что было изучено в разных лексикографических работах, Турза отмечает, что «словарь – это книга, содержащая слова общего языка; словарный состав, слова автора или конкретного произведения; толкователь, часть терминов языка, научная или техническая терминология, отсортированная согласно экстралингвистическим критериям; и, наконец, глоссарий, непонятные и трудные слова» [11].
Большинство глоссариев, о которых мы говорили, относятся в основном к данному традиционному определению глоссария. Но при этом не упоминались маленькие глоссы, чья структура не строго соответствует ядерному принципу, как говорилось, с объяснением устаревших или трудных слов. В средние века появлялись многочисленные глоссемы объяснительного характера, относящиеся к различным специальным сферам деятельности (географии, геологии, ботанике, зоологии, антропологии и т.д.), неизвестных, конечно, большей части пользователей, но не сложных по своей сути; выделяются также сложные глоссы, в основном грамматические, из фонетики и нормативной орфографии и т.д. Другие глоссемы имеют обратную структуру, в них истолкованный термин соответствует скрытому слову, объяснённому в глоссеме через эквивалент, уже имеющий толкование и более понятный для пользователей языка.
Приведем несколько примеров определений термина «глосса» и «глоссарий» в современном русском языке. «Глосса – 1) перевод или толкование непонятного слова, выражения, помещённое на полях или над строкой в самом тексте древних и средневековых рукописей. Особенно часто глоссы применялись для толкования отдельных мест Библии, кодекса Юстиниана и т. п.; 2) научный комментарий к законам или судебным решениям 3) в испанской поэзии Средних веков и Возрождения стихотворение из нескольких строф, заключительные строки которых складываются в самостоятельную строфу, выражающую главную мысль стихотворения и нередко помещаемую перед ним. Нем. Glosse, фр. glose – примечание на полях, комментарий < нар.-лат. glossa – редкое слово, требующее объяснения < греч. glossa – язык, речь, слова; со времён Аристотеля слово glossa стало употребляться в значении «устарелое или диалектное слово». Глоссaрий – толковый словарь устарелых, малоупотребительных, специальных слов, составляемый обычно по какому-либо тексту, преимущественно старинному. (Нем. Glossarium – словарь глосс < лат. glossarium – словарь, собрание устарелых и требующих объяснения слов)» [5].
«Глосса (от греч. γλώσσα «язык, речь»), перевод или толкование непонятного (редкого, диалектного, иноязычного и т.д.) слова или выражения. Глоссы могут содержаться непосредственно в тексте рукописи или книги – над или под словами, нуждающимися в пояснении (межстрочные, или интерлинеарные глоссы), а также на полях (маргинальные глоссы), или включаться в специальные словари – глоссарии. Возможны двойные и тройные глоссы. Наиболее ранними дошедшими до нас глоссами являются шумерские (сер. III тыс. до н.э.) и китайские (рубеж III– II тыс. до н.э.). В Древней Греции возникновение традиции глоссирования относится к середине I тыс. до н.э. В раннем Средневековье, в эпоху активного распространения мировых религий – христианства и буддизма, – глоссы широко применялись при толковании Библии и священных буддийских текстов. Снабженные глоссами слова часто являются важнейшим – и даже единственным – источником данных о языке и культуре народов. Иногда ценнейшим языковым материалом оказываются сами глоссы: так, именно пояснения иноязычных слов принадлежат к числу древнейших памятников некоторых кельтских языков (ирландского, валлийского). Изучение глоссированных рукописей весьма существенно для реконструкции языковой ситуации в том или ином регионе. Словари глосс составлялись уже в I тыс. до н.э. в Индии для толкования древнеиндийских священных текстов – Вед – и в Греции при комментировании поэм Гомера. Самым обширным из дошедших до нас античных глоссариев является словарь Гесихия Александрийского (5 в. н.э.), представляющий собой сокращенный вариант словаря Памфила (1 в. до н.э.) и содержащий множество сведений по лексике греческих диалектов, а также ряда соседних языков» [7].
О.С. Ахманова дает следующее определение данным терминам: «Глосса англ.gloss, фр. glosse, исп.glosa 1. То же, что слово. 2. (чаще мн.). Необычные, неупотребительные слова и выражения, встречающиеся в данном тексте, а также разъяснения (или переводы) к ним…. Глоссарий англ. glossary. Словарь малоупотребительных слов с толкованиями» [1,108].
И, наконец, в лингвистическом энциклопедическом словаре находим такое определение: «Глосса (греч. glossa – язык, речь) – перевод или толкование непонятного, устаревшего, диалектного слова или выражения, написанные над или под ним (интерлинеарная глосса) или на полях рукописи или книги (маргинальная глосса). Вначале глоссой называлось само понятное слово или выражение. Впервые глоссы стали применяться у греков при изучении поэзии Гомера, в дальнейшем при толковании отдельных мест Библии, а также юридических текстов. С VI– VIII вв. известны латинские глоссы, впоследствии наряду с латинскими появились германские, романские и кельтские толкования, последние оказывались самыми древними письменными памятниками этих языков. Глоссы могли быть двойными и тройными. Словари глосс именовались глоссариями» [4, 107].
Las glosas son las anotaciones hechas al texto latino, en el margen y para aclararlo
Широко известно, что необходимость толковать не рождается в конкретный период. Она возникла уже у александрийских грамматистов, которые стремились к тому, чтобы как-то прокомментировать и интерпретировать работы Гомера, то есть дать им толкования. В римском мире многие подражали грекам и занимались толкованием и переводом устаревших, трудных, редких или иностранных слов, которые писатели использовали в своих работах: после Элио Эстилона, Атейо Филолого и Варона в I веке н.э. преуспевал Вэррио Флако, а позже Нонио Марсело. Комментарии и разъяснения к текстам, слова, и выражения, изученные и объясненные этими и другими учеными, были понемногу упрощены и объединены в сборниках, упорядоченных в алфавитном порядке, которые появились уже в первые три столетия христианской эры. Эти сборники были ориентированы, прежде всего, на медицинскую терминологию или латинскую ботанику; другие составляли греко-латинскую лексику; были даже латино – латино-греческие глоссарии, такие как Festo Pseudophoxenus (например: pavet, pavescit, PTOEI (звук греческого слова); comparat, confert, Sl (u) CRINEI (звук греческого слова); quoad, quamdiu, EO (омега) STINOS (звук греческого слова); и, наконец, некоторые были расположены в порядке, похожем на словарный.
Кульминационным моментом работы над глоссариями, для большинства специалистов в данной области, является период с IV по VI век. В этот период появляются на свет «Толкования грамматиста Пласидо» и так называемые «Синонимы Цицерона». Ученым неизвестно точно о времени и месте, в котором жил грамматист Пласидо, а также, что самые первые письменные свидетельства Synonima colligere или Synonima Ciceronis относятся к VIII веку.
Распространение такого типа работ мотивировано появлением нового лексикографического типа, функция которого состояла в том, чтобы отличать слова по значению или близким им формам. Так называемые «Различия слов» получили развитие в двух книгах, составленных Исидором из Севильи. Кроме того, этот испанско-вестготский автор в своей «Этимологии» писал, что «это был огромный номинативный глоссарий, в котором информация расположена не в алфавитном порядке, а является он этимологическим и тематическим. Он похож на большие утерянные александрийские сборники Каллимака и Филоксена. Это энциклопедический глоссарий, который не являлся литературным произведением, но потом стал основным источником, который широко использовался на протяжении последующих веков авторами алфавитных глоссариев» [11]. Действительно, Книга Х, «De vocabulis «(«Об именах»), Этимологий должна считаться подлинным глоссарием, так как в ней даются объяснения общим именам и прилагательным, упорядоченным в алфавитном порядке, но без тематической связи между самими понятиями.
Как считает Диас, «начиная с богатого материала, извлеченного из учебников, грамматик, произведений и манускриптов, которые в своих Этимологиях предлагает Исидор, и с глоссариев, которые были составлены, вероятно, в VIII веке, под влиянием вестготской культуры на Юг Франции или на Север Италии, самой большой коллекцией толкований, которая распространилась в Средние века, была Liber Glossarum, или «Glossario de Ansileubo» по имени его предполагаемого составителя» [11]. Содержание этой великой работы и других менее значимых трудов, составленных различными способами, было источником многочисленных и разнообразных глоссариев, которые непрерывно распространялись в средневековую эпоху. Среди них, согласно Диасу, работа Пауло Диаконо, которую он написал в Монте Кассино в конце VIII века, и Elementarium Папиаса, ломбардского учёного, работавшего в середине XI века. Именно они, по мнению Диаса, представляют собой кульминацию в развитии данного типа лексикографического знания.
Для того чтобы лучше изучить ранние средневековые глоссарии, необходимо обратиться к истории языка и общества, лингвистической ситуации того времени, необходимо знать о тех эволюционных языковых процессах, в условиях которых создавались эти глоссарии. Как уже упоминалось выше, использование глоссариев известно с древних времён. Они предназначались для того, чтобы облегчить толкование латинских текстов. Когда латинский писатель отдалялся от классических моделей, необходимость использования этих словников возрастала. Поэтому их количество увеличивалось по всей Римской империи, в частности, многие появились после разделения империи в V веке. Они составляют документальную базу великого «корпуса» средневековой латыни, собранного Ду Кангэ в XVII веке. В результате наличия такого богатого разнообразия подобных документальных источников в науке возникла идея существования средневековой латыни, отличной от классической и, самое главное, противопоставляемой ей как языку, предназначенному исключительно для письма. Поэтому в течение определённого времени ученые-филологи задавались вопросом: когда перестали говорить на латыни? Для некоторых устный язык в вестготскую эпоху был еще не латинским, а протороманским, в то время как в нём уже обнаруживались многие эволюционные процессы, развитие которых пошло по разным направлениям, в результате чего и появились различные романские языки. Поэтому в письменных источниках вестготской эпохи обнаруживается искусственный язык, который немного изучался в школе и отличался от разговорного языка.
Как отмечет Бастардас [10], нельзя говорить о средневековой латыни на Иберийском полуострове до мусульманского вторжения, когда политическое и территориальное разделение, сопровождавшееся тяжёлым культурным разорением, ускорило эволюционные процессы, давшие развитие иберо-романским языкам. В Галлоромании была совершенно другая ситуация: каролингская империя намеренно способствовала восстановлению древней Римской империи и латыни, и это привело к тому, что письменный язык перестал использоваться в устной речи, что говорило о рождении романского языка. Это очевидно, так как между Иберороманией и Галлороманией имели место ситуации весьма разные: культурная деградация, с одной стороны, и кульминация процесса восстановления латыни – с другой. Некоторые филологи, такие как Р. Райт [10], считали, что нельзя было говорить о средневековой латыни до каролингской реформы. Для него этот концепт применим только для латинского языка, зародившегося в каролингских школах, который посредством реформы клунийской эпохи должен был переместиться на Иберийский полуостров. Поэтому в случае с Испанией (относящейся к Каталонии из-за особой связи с франкским королём) нельзя было говорить о средневековой латыни до 1080 года, года основания монастыря Сан Хуана де ла Пэна, что положило начало влиянию клунийской эпохи в Испании, отказу от мосарабских традиций, установлению епархии с епископами франкского происхождения, политическому влиянию с противоположной стороны Пиренеев, созданию франкских колоний во многих посёлках и т. д. По его мнению, до клунийской реформы в Испании использовался общий местный диалект, отразившийся в текстах, написанных по принципам орфографии, которая выявляла признаки языка, отличавшие его от общего. Действительно, существовал основной язык, который соответствовал как устным, так и письменным манифестациям, хотя они и были похожи на латынь. Таким образом, средневековая латынь была только посткаролингской латынью. Эта гипотеза была установлена британским испанистом и прочно укрепилась в лингвистике в течение последних пятнадцати лет. Данный факт следует принять во внимание, для того чтобы правильно оценить функцию средневековых глоссариев при освещении некоторых аспектов истории испанского языка.
Латинисты, в частности выдающийся Диаз и Диаз [10], изучили лингвистическую ситуацию в вестготскую эпоху. В противовес распространённой идее о том, что это была эпоха большого культурного декаданса, в настоящее время преобладает другое мнение: VI– VII века были периодом прогрессивного восстановления латыни, хотя этот процесс больше принял форму обобщения старых знаний, чем получения новых. Для некоторых эпоха Сан Исидоро (560– 636) была настоящим эталоном для Европы: тогда уже было развито обучение чтению и письму, были собраны материалы по классической грамматике, главным образом, Доната; распространились, по крайней мере, в среде социальной и культурной элиты вестготского периода знания об эпохе. В чём не соглашаются историки и филологи, так это в описании «настоящей» лингвистической ситуации. Большинство ученых, среди которых Диаз и Диаз, считают, что следует говорить о сохранении имперской латыни со своими собственными особенностями, где уже появились другие эволюционные признаки, которые будут начальной манифестацией последующих процессов трансформации. Существует также обратное мнение, что язык, используемый Сан Исидоро, а также более поздними писателями, такими как Хулиан де Толедо, относится к общему местному диалекту, перешедшему в письмо, как и латынь. Здесь наблюдается неадекватный подход к анализу аргументов за и против того или иного мнения. Точно известно, что тексты эпохи, не только по этимологии, но также многочисленные сборники проповедей и покаяния, которые в то время записывались, независимо от того, отражают они или нет местное или латинское произношение (на это делается упор, так как Сан Исидоро не делает различий в этом отношении), тем не менее имеют в себе основные черты синтаксиса латинского языка, хотя и с очевидными специфическими особенностями: он содержит в себе падежный строй и формы согласования, отражает действующие синтетические формы пассивного залога, порядок слов согласно падежным отношениям и т. д. Начиная с VIII века мосарабский язык, естественное лингвистическое продолжение вестготской эпохи, предлагает радикально отличную грамматическую структуру, поэтому едва ли можно принять идею о том, что язык текстов Сан Исидоро был общим местным диалектом. Ясно, что севильский епископ, а вместе с ним и ограниченное интеллектуальное меньшинство того времени, в скором времени могли заговорить, используя письменный язык, но данная ситуация не распространяется на всех говорящих. То, что происходила эволюция TY, CY было очевидно, тенденция к утрате множества гласных и многие другие явления тоже должны быть упомянуты. Намного сложнее определить, в какой степени социолингвистические различия (не территориальные, так как нельзя точно обозначить диалектные районы) предвещают различия идиоматические. Жители Ибероромании в VI и VII веках говорили на латыни, что очевидно, но варианты, которые могли содержать в себе эту латынь, были естественной эволюцией латинского империального разговорного языка, с каждым разом всё более отличавшегося от того письменного языка, который был подчинён нормам грамматики и риторики. Если говорящий стремился научиться чтению или письму, он должен был сначала обучиться традиционной латинской технологии, поэтому стремился писать на латыни. Кажется довольно трудным принять тот факт, что в вестготскую эпоху всё ещё существовали идиоматические различия между латынью и тем, что считалось местным романским наречием, и ещё труднее принять то, что существовало представление об этом различии, несмотря на то, что имели место некоторые феномены эволюции, не только фонетические, но также морфологические и синтаксические, что имело параллель и в отношении социокультурных пластов говорящих.
Несомненно, люди, использовавшие письменные тексты, часто нуждались в помощи при их интерпретации, что и послужило предпосылкой происхождения глоссариев, которые начали составлять по всей Римской империи. Комментарии и пояснения к классическим текстам были началом традиционной глоссистики, которая появилась в Средние века. Такие комментарии с каждым разом становились всё нужнее, по мере того, как классическая культура становилась всё более повторяющейся и менее оригинальной. В начале глоссы представляли собой не лексические сборники, а разнообразные комментарии к текстам, которые необходимо было объяснить. Иногда они принимали форму словарей, но намерение их составителей было намерением не лексикографа, а составителя сборника знаний. С падением империи расцвели глоссарии, следуя примеру самого знаменитого из них – Толкования грамматиста Плбсидо. В то же время появились работы лексикографического характера, состоящие из списков синонимов и «различий слов». Среди первых выделяются знаменитые Synonima cicerоnis или Synonima colligere. Этимологии Сан Исидоро содержат две книги, посвящённые определению различия слов, обладающих значением или формой будущего времени. Эти книги приобрели скорее энциклопедический, нежели лексикографический характер. Другая часть, Книга X Этимологий, «De vocabulis» («Об именах»), действительно представляет собой лексикографический список. Очевидно, что с приходом VIII века, периода, в который, как мы помним, происходит общее лингвистическое разделение Римской империи, во всей Европе существует настоящая традиция консолидированной глоссистики. Liber Glossarum, который свободно переходил из рук в руки по большей части Европы, возможно, испанского вестготского происхождения, – это корпус толкований, наиболее важный в позднем Средневековье. Эти глоссы, как и другие, представляли собой источники материала для специальных глосс, появившихся позже, среди которых испанские глоссы IX– X веков. Эти глоссарии не были переведены на романский язык: они были глоссами, переведенными с одного латинского языка на другой латинский или с латинского письменных текстов на «общий» латинский (разговорный язык). Их необходимость стала более очевидной в связи с усилением идиоматического разделения между письменным и разговорным языком, которое проходило в Испании в течение VIII– XI веков. Поэтому не удивительно, что именно в IX веке появился Глоссарий, содержавшийся в 46 рукописи (кодексе) Королевской Академии Истории, который относится к самым лучшим и, по словам его издателей, является «первым энциклопедическим словарём Иберийского полуострова». Интерпретация процесса разработки глоссария или глоссариев основана на идее, что одни были копиями другого или других, созданных таким образом, что различные глоссарии составляли одну цепочку, по которой было легко определить способ, которым они были полностью или частично адаптированы. Это значительно способствовало тому, что глоссарии часто развивались в словари или лексиконы, что было следствием затрудненности прочтения глосс одного автора или его одной определённой работы (текста). Также источниками для их разработки служили учебники и грамматики, поэтому в глоссариях легче найти грамматические, нежели лексикографические признаки. Конечно, не стоит отвергать гипотезу, что какой-нибудь глоссарий был не результатом сбора предыдущих материалов, а оригинальной работой автора, действовавшего по необходимости. Более важно исследовать, применима ли эта гипотеза к эмилианским глоссам. Очевидно то, что, как объясняет Диаз и Диаз [10], глоссарии представляют собой комплексные труды, в которых лингвистическая информация (лексическая и грамматическая) смешана с информацией культурологической.
Культурологическая и лингвистическая ситуация в Ибероромании радикально отличалась от ситуации каролингской Франции. Разногласие, существовавшее между Сан Исидоро из Севильи, реставратором вестготской латыни, и Алькуино, восстанавливающим империальную латынь, было глубоким. Наряду с другими факторами, главная причина этого разногласия заключалась в том, что Алькуино – интеллектуальный переводчик, намеревавшийся реставрировать империальный язык Carlomagno. Это необходимо знать, чтобы легче было понять лингвистические процессы того периода, так как помочь может только культура, выраженная латинским языком. Но не следует забывать, что Алькуино умер в 805 году, и уже в 842 году были страсбургские проповедники, которые вынуждали использовать романский язык в знак политической и юридической трансцендентности. Исходя из этого разногласия положение о том, что в Испании не существовала средневековая латынь до 1080 года, является недостаточно обоснованным.
В чём состояла суть процесса, который привёл к происхождению романских языков? Этот вопрос Менендес Пидаль искусно осветил в «Происхождении испанского языка» [10]. Мы будем во многом говорить о вещах знакомых, хотя часто недостаточно интерпретированных. Языки не могут появиться в определённый короткий отрезок времени и в одном месте. Здесь следует говорить об объединении различных эволюционных тенденций, которые сначала неустойчивы, но затем приобретают очевидную регулярность и постепенно адаптируются к человеческому обществу. Согласно этому утверждению процесс происхождения кастильского и других иберо-романских языков состоит – и не существует более убедительного объяснения – из прогрессивного разделения между устным и письменным языками. Здесь возникает вопрос: когда они становятся разными языками? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно принять во внимание два различных аспекта: один – внутреннего характера, который определяет, какие структурные несоответствия разделяют два языка; другой – внешнего, касается лингвистической сознательности говорящих, которая отражается в идее, что письменный язык – язык не спонтанный, его необходимо изучать, он нуждается в переводе для необразованных людей, которые не посещали образовательных учреждений (школ, монастырей, мастерских переписчиков и т. д.).
Поскольку этот процесс имеет место в любой лингвистической сфере, очевидно, что переход от латыни к романскому языку происходит постепенно и обусловлен филогенетической взаимосвязью, существовавшей между первоначальным языком и его романскими производными. Этот процесс динамичен в том смысле, что, начиная подвергаться дискурсивному колебанию (устная речь противопоставляется письменной, различные типы высказывания и текста и т. д.), он преобразуется в идиоматическое различие, в котором латынь – язык, изучаемый в школе, а романский – спонтанно приобретённый язык. Это трудно объяснить, особенно когда процесс трансформации происходит одновременно для письменной и устной речи, хотя и с разной скоростью, или когда романский появляется только в устной речи, а позже приобретает характер письменной. Исходя из гипотезы, базирующейся исключительно на фонетических критериях, можно подумать, что изменения происходят только в устной речи, так как трансформация очевидных артикуляторных особенностей имеет исключительно вокальное происхождение; написание изменяется только вследствие культурного соглашения. Несомненно, если наблюдать за природой грамматических (морфологических и синтаксических) изменений, можно обратить внимание на то, трансформации затрагивают всю структуру лингвистической системы. Если бы изменения носили исключительно фонетический характер, то можно было бы утверждать, что первоначальные документы – это только графический «перевод» с местного диалекта; если принять во внимание глубину синтаксических изменений, то согласиться с тем, что письменный и устный язык «раздвоены», трудно. Кроме того, устная и письменная речь находятся в постоянных взаимоотношениях, даже в том случае, который считается гипотетическим, если встречается в ходе научной дискуссии, когда первоначальные документы, предшествовавшие клунийской реформе, отражают единственный язык: местное наречие или романский.
Если для вестготского периода можно предположить существование однородной лингвистики, чей наиболее низкий слой заменял так называемый протороманский, то с 71 года ситуация полностью изменилась. Территориальное раздробление и культурный упадок разрушили уже ослабленные отношения между устной и письменной речью. Результаты этого процесса были описаны Менендесом Пидалем в произведении «Происхождение испанского языка». С одной стороны усилились и приобрели всеобщий характер начальные эволюционные тенденции, существовавшие в вестготскую эпоху: мосарабский язык – это его прямой наследник. С другой стороны все районные центры, сопротивлявшиеся мусульманскому нашествию, развивали такие же тенденции и способствовали появлению новых, разделивших лингвистику Ибероромании с ее известными особенностями, свойственными для Каталунии, которая была подвержена французскому влиянию со времен эпохи Каролингов и Галисии, которая не пострадала от нападения мусульман. Вестготские монастыри и мосарабы усердно хранили античные вестготские манускрипты, в первую очередь сборники проповедей, а вместе с тем и традиции письма. В верхней la Rioja и в так называемой Riojilla burgalesa (Бургосской Рьёохе) находятся небольшие монастыри, где были написаны некоторые манускрипты, сохранившиеся в Сан-Милане. Известно, что служители монастырей должны были читать вслух или петь в зависимости от случая литургические тексты. Это значит, что им было необходимо учиться читать. На первом этапе, кажется, что речь шла об идентификации букв со звуками, но какими звуками: латинскими или романскими? Нужно было выбрать, что для начала важнее – обучение чтению и письму, которое совпадало с обучением латинскому, так как романской письменной традиции до Х века не существовало. Необходимость транскрибировать звуки новыми графическими знаками, которые отсутствовали в латинском языке, не возникает до Х – ХI веков. Описание орфографии, которое сделал Менендес Пидаль [10] в эпоху происхождения языка, свидетельствует о существовании традиции, которая медленно начала зарождаться. Кастильские, лионские и арагонские документы XI века представляют различные виды орфографии, которые соответствуют изучавшимся в школах. Необходимо обратить внимание на то, что различия между устной и письменной речью не могут ограничиваться только отношениями между звуком и буквой, а имеют более важный характер: это касается грамматики (морфологии и синтаксиса) и также организации дискурса, типа текста, который собирается написать редактор.
В оригинальных текстах романских языков переход устной речи в письменную связан с возникновением исключительных особенностей языка в письменных текстах. Проблема состояла в том, что редакторы документов говорили о единственном языке (местном или романском языке) или придерживались использования латинского в качестве языка письма, отличного от общего языка.
Анализ романских языков позволяет утвердить тезис о том, что развитие однородно во всех романских языках, возможно, за исключением сардинского языка. Благоразумным будет основываться на идее, что переход от устной речи к письменной не имеет линейной, продолжающейся последовательности, он обусловлен различными факторами, среди которых самый важный – это тип текста. Процесс прогрессивен, но не развивается хронологически. Включение особенностей устной речи в письменную речь зависело от следующих факторов: 1. от мастерства редактора (секретарь, писарь, духовное лицо и т.д.); 2. от формы выбранного сочинения; 3. от типа текста, учитывая то, что содержание более или менее близко к информативным потребностям использования документа; 4. от знаний читателя. Есть также редакторы текстов, которые владеют не только искусством письма, но и общепринятым языком, латинским, который подходит только для письма. Это характерно для редакторов канцелярии, которые пишут летописи на латинском языке (Cronica Adefonsi imperatoris, Cronica Roderici, Cronica Silense, Cronica Najerense и т.д.); для автора «Латинской поэмы о Aльмерии» ХI века, создателей проз и литургических гимнов, также текстов, использовавшихся в церковных пасторалях, в частности в сборниках проповедей и ритуалах покаяния. Помимо этих ученых – авторов толкований были также и те, которые знали только, как писать определенные документы в соответствии с более или менее постоянными правилами («формулами»); были и мастера написания специальных текстов. Не все владели одинаковыми знаниями латинского языка и умениями писать тексты. С другой стороны, были и те, кто умел читать и декламировать по методу – от одной и той же буквы к звуку, причем это не гарантировало понимание того, что читалось. В средневековых школах обучение чтению и письму не всегда совпадало с обучением латинскому языку, даже если это происходило почти всегда. Это объясняет известный эпизод «чуда» Берсео, невежественного священника, который умел читать только мессу Святой Марии, то есть он всего лишь умел декламировать только этот литургический текст. В социологии нет информации о том, как существовало лингвистическое наслоение в латинской культуре, то есть того, как использовался латинский в качестве единственного языка у ученых и социальных слоев, смешивавших латинский и романский языки. Таким образом, наблюдается использование латинского не в письменных текстах, отражающих столкновение общего языка, которым с VIII века является романский язык, и языка письма – латинского. Существовало два противоположных плана: с одной стороны, столкновение устной и письменной стихий, а с другой – наложение романского на латинский язык, в результате чего романский язык постоянно обогащался. Чтобы объяснить, как романский язык начал вытеснять латинский, использовавшийся в качестве языка письма, необходимо знать, как функционировали эти два пересекающихся элемента, что соответствует не модели «написание – звучание», а «дискурс – текст».
Ситуация в Ибероромании была обусловлена политической раздробленностью, которая последовала вслед за мусульманским нашествием и культурным разорением с первых лет освобождения Испании от мавров. Изолированность отдельных районов была общей особенностью того времени. Социальные различия также были очень велики. Как говорилось раньше, литературный латинский язык довольно успешно развивался в высшем вестготском обществе. Диаз [10] изучил латинский язык по учебникам литургии вестготского периода и описал характерные черты, присущие этому языку. Учебники описывали развитие постимпериального латинского языка. В конце периода этот латинский обладал теми эволюционными особенностями, которые должны были получить широкое распространение позже в различных иберороманских языках. Как было указано раньше, Роджер Райт, продолжая исследование, отметил, что во II и XI веках в Испании (до IX века Галлии) существовал только один язык, диалект или романский язык. Как раз на этом языке написаны произведения вестготского периода, хотя графическая запись была сделана на латинском, что могло создать другую видимость. Таким образом, Менендес Пидаль резко отрицал теорию о двух нормированных языках в своем произведении «Происхождение испанского», а также отрицал существование двух языков – латинского и романского, даже после введения реформы в конце XI века. Отвергнутые аргументы, которые могли с легкостью привести латинисты в пользу или против этого мнения с романистической позиции, столкнулись с позицией, высказанной Райтом. Райт привел, по моему мнению, не менее точные доказательства, среди которых выделяются следующие: 1. существование глоссариев, ошибочно предназначенных для образования; 2. сосуществование с IX века документов с синтаксисом, который значительно отличался от синтаксиса других текстов, которые также были написаны на латинском языке; 3. опыт, не проверенный эмпирическим путем, в котором определенная орфография отражает романскую фонетику; 4. предположение, согласно которому диалект или романский язык существовал до XI века главным образом на всей территории Ибероромании, которая отказывалась от того, что с недавнего времени существовала градация эволюционных предпочтений. Эти предпочтения влияли не только на фонетику, но также и на морфологию, и на синтаксис. Такие тенденции существовали до конца XI века: диалектные районы с изоглоссами, полностью разграниченными (потеря конечных гласных, формы дифтонгизации, аспирация и потеря начальной f, палатализация группы согласных, форм артикля и указательного местоимения и т.д.), после чего исчезли из употребления сравнительные формы; 5. доказательство того, что лингвистические изменения являлись следствием социальных перемен; кажется невозможным, что эти социолингвистические изменения, порожденные идиоматическими различиями, не существовали до XII века; 6. забылось то, что местные изменения решительно влияли на этот предположительно родной язык, размельчая его вплоть до XI века; каждый ретороманский язык по своему происхождению – это сложный диалект, как определил много лет назад Гарсиа де Диего и что подтвердили многие историки того времени; 7. разница между устной и письменной речью, как было указано раньше, сложнее той, которую установил Райт, принявший во внимание только связь между написанием и звучанием.
По сути дела? здесь произошла путаница относительно термина билингвизм, который не может применяться в современном значении в отношении лингвистической ситуации VIII– XI веков на Иберийском полуострове. Так называемый «местный монолингвизм» на самом деле нес в себе такие яркие внутренние изменения, которые в современной лингвистике равноценны языковым различиям. Поэтому предпочтительнее думать, что в эти «темные» века существовало уже не два нормированных языка – латинский и романский, а некий абсолютно латинизированный язык (который известен как средневековый латинский) с большим количеством смешанных форм, выразивших давление устного языка на письменный язык. Примитивные тексты показывают ситуацию большой нестабильности, которая явилась следствием не только динамичной внутренней эволюции, но и следствием взаимного давления письменной и устной речи оказали взаимное давление. Бастардас Парера объяснил [10], что билингвизм, которым владели ученые, состоял из спонтанно приобретенного языка, использовавшегося в повседневной речи, и языка, использовавшегося в школе и изучаемого для письма, говорения вслух и литургического чтения. Трудно представить, что в этой ситуации не существовало постоянного взаимного влияния между этими языками; учитывая многообразие их употреблений, языки в значительной степени были смешанной природы.
Через определенное время обучение латинскому письму стало более разнообразным в соответствии с опытом составителя и переписчика. Постепенное развитие языка привело к употреблению романского языка на письме. Франк и Арман считают [10], что в развитии романского языка хронологически можно выделить два этапа:
1) редактор только учитывает латинские образцы, в которых более или менее представлены необходимые варианты разговорного языка согласно типу дискурса;
2) второй этап, последующий, более длительный, в котором текст переводится письменно на общераспространенный язык.
Говоря о древних текстах, лингвистический анализ необходимо проводить не только в области орфографии, но и по всем уровням языка. Так, например, открытие жителя провинции Леон, названное «Nodizia de kesos» Х века (980 г.) интересно не только потому, что в нем использованы слова с написанием, которое соответствует романской фонетике, но также типом романизированного словаря и текста, в котором встречаются эти слова и есть такое написание. В настоящее время можно принять или нет существование того, что Менендес Пидаль назвал «леонский нотариальный латинский язык», на основе которого появилась специфическая система языка. Труднее не согласиться с тем, что в этих документах обнаружено вторжение романских элементов в латинские лингвистические структуры. Таким образом, то, что было социальным наслоением в устном лингвистическом употреблении, необходимо было сделать письменно так, как это представлено в документах всей Романии в VIII-XI веках. По большей части это должно было зависеть от типа текста и окружения элементов, содержащихся в лексических значениях в зависимости от интереса к обращению пользователей с такими документами. Фуэрос (королевские пожалования городам и сельским общинам), например, начали редактировать на латинском языке, но вскоре влияние пользователей заставило редактировать версии на романском языке. Подобные толкования принадлежат к текстовой традиции более развитого романского языка. Таким образом, большую значимость приобрели два аспекта, описанных выше: с одной стороны, здесь необходимо выделить отношения между латинским и романским языками, с другой – письменной и устной речью.
Чтобы объяснить существование устной речи и письменности в средние века в Романии, Питер Кох и Вульф Оэстрайхер предложили парадигму текстов, в которых продемонстрирован переход устной речи в письменную, основанный на 4 признаках [11]: 1.устная речь, использовавшаяся вместо письменной; 2. «списки», или «перечисления»; 3. письменная речь с голосовой целью; 4. тексты, отражавшие лингвистические напряжения и контрасты. Устная речь, использовавшаяся как письменная речь, соответствует сообщениям, характеризующимся коммуникативной близостью. Они появляются уже в первой половине IX века в Италии (Iscrizione delta catacomba di Commodelta) и продолжают существовать далее (Iscrizione de San Clemente, en Roma). К так называемым спискам, т.е. документам, обязательно выполненным в письменном виде, хотя коммуникативное содержание относится к плану устного языка, принадлежит произведение «Nodizia de kesos» (980– 1050 гг.). Не случайно эти явления романского языка появляются в тех документах, которые представляют наибольший интерес для пользователей документа. То же наблюдается и в нотариальных документах всех романских языков. В случае с Испанией это продемонстрировано в стремлении создать графический кодекс, то есть некоторую систему правил графического написания, соответствующий новому фонологическому кодексу (строю языка). Сначала транскодификация демонстрируется только в тех лексических и фразеологических единицах, где пользователю ее признать нетрудно; например, говоря о дарении или купле-продаже земель: границах имущества, родниках или колодцах, находящихся в усадьбе, растениях, выращенных там, различных постройках и т.д. Итак, эти отношения должны были прикрепляться к дискурсивной рамке, которой являлась ранее существовавшая письменность на латинском языке, отсюда возник известный процесс включения устной речи в письменную, который реализовывался неосознанным путем и уже начал преобразовываться, т. е. отношения между устной и письменной речью приобрели иное качество, вследствие чего общество получило представление о лингвистической тождественности. Необходимо учесть то, что культура письма существовала во всех социальных слоях, поэтому начальная фаза данного процесса характеризовалась тем, что устная речь являлась основной для романцев. Миру общения необразованных людей также была необходима письменность в социальных отношениях. Понятно, что ученые или образованные люди были единственными, кто был способен читать и научиться писать, однако существовали полуобразованные и абсолютно необразованные люди, которые слушали и редко понимали письменность. Поэтому был необходим новый кодекс, или язык, позволявший переводить произнесенное, то есть устную речь в письменную речь. Без такого языка латинский перестал бы быть специальным языком письма. Это показывает древность первых документов на всех романских языках: знаменитый «Indovinello veronese», две строки из вестготского молитвенника конца VII или начала VIII века, в которых описывается одна загадка примерно 800 г.; Serments de Strasbourg 8442 г.; Placiti campani (Italia longobarda mediana), 960– 63 гг.; Sequence de Saint-Eulalie 881 г.; Sermon de Valenciennes (Flandes, Picadia, Valonia) 938 г.; Vie de Saint-Leger, первой половины X века; Passion de Clermont-Ferrand X в.; Vie Святого Алексиса (Англия) 1040 г. и т.д. В случае с Испанией, «Notizia de kesos» написана в X в. и «Particigonque feci senigor Sango Garcece» написана в 1050 г. И, наконец, Glosas Emilianenses и Silenses датируются X-XI веками. Наиболее поздними являются «Homilies d’Ormagntl» (конец XII – начало XIII вв.). Все эти тексты, а также многие другие, которые можно привести в пример, свидетельствуют о подобной ситуации: необходимость создать новый письменный кодекс (язык), соответствующий фонетическому строю романского языка и понятный для большинства говорящих Романии. Поэтому была создана примитивная орфография, более или менее соответствующая нормам языка с некоторыми отклонениями, касавшимися общих и отличительных черт языковых явлений всех областных диалектов, то есть необходимо было учесть орфографические особенности каждого района. Эта начальная графическая система включена в графическую систему латинского языка, так как она давала твердую основу для романского языка, поскольку во многом соответствовала его языковому фонетическому строю.
Среди вопросов и проблем, которые были до этого довольно кратко освещены, примитивные романские глоссы заслуживают пристального внимания. Это глоссы латинских документов, которые впервые свидетельствовали об абсолютном различии между двумя языками (латинскими и романскими) в Римской империи. Самое известное собрание латинских глосс находится в «Глоссарии из Рейхенау», глоссирующем Библию и жития святых. Он составлен около 800 г. скорее всего в Северной Франции. Глоссы Рейхенау – это первый документ, который положил начало развитию традиционной латино-романской глоссистики. Они доказывают присутствие уже не лингвистических форм, которые не являются латинскими, а, что более важно, зарождение «лингвистической сознательности» людей, общей для всей Римской империи. Их функция очевидна – обеспечить доступ к латинскому языку тем народам, которые хотели стать образованными, научиться читать и писать, то есть выучить латынь. Очевидно, что глоссы – не единственные документы, которые отражают это осознание. Тексты, следующие за ними, – это межстрочные переводы, которые свидетельствуют о том, что начиная с XII века появились первые версии Библии на романском языке. Не следует забывать, что «Concilio de Тours» (813 г.) было создано для того, чтобы сделать использование романского языка более доступным для неграмотных людей. Следствием этого стало появление разговорного романского языка в религиозных и религиозно-юридических текстах, таких как проповеди, клятвы, исповеди, благословения и т.д. Вот некоторые такие тексты: Sennуn de Valenciennes (938 г.), Sequence de Sait-Eulalie (881 г.), Deux bйnйdictions de Clennont-Ferrand (Божественное благословение Кленона-Феррада, X века), Serments de Strasbourg (Страсбургские проповеди, 842 г.), которые получили свое продолжение на протяжении нескольких веков в текстах («Homilies d’Organyil» конца XII – начала XIII века) и достигли своего апогея в «Laudes creaturarum» (Хвалебных песнопениях, 1224 – 1226 гг.) Святого Франциска, который получил статус литературного произведения.
В.П. Григорьев пишет: «Наибольший интерес с точки зрения романиста представляют глоссы, источник которых неизвестен. Глоссарии показывают, какие латинские слова были уже неупотребительны в живой речи во время его составления, и то что, по крайней мере, в VIII в. имелась зависящая от ареала лексика. Например, если французские глоссарии объясняют латинские аrепат как sabulo, a caseum как formaticum, то в испанском языке эти слова не нуждаются в объяснении: arenam>arena; caseum>queso. Как правило, глоссирующиеся слова относятся к понятиям из повседневной жизни: домашний быт, полевые работы, скотоводство, а также новые термины из военного дела и др.: ager, campus, terra, in ore, in bucca, mares, masculi, milites, servientes etc. [2, 62].
Известно, что в Испании самыми ранними и наиболее известными глоссами считаются латинские документы с романскими включениями из монастырей Сан-Милана на западе провинции Логроньо (в то время в королевстве Наварра) и из монастыря Силос на землях Кастилии. Их обычно называют Glosas Emilianenses и Glosas Silenses (они хронологически следуют за первыми). В Эмилианских глоссах есть две глоссы на баскском языке, так как земли монастыря находятся рядом с баскоязычной территорией.
Dos glosas en vascuence
Среди многочисленных глоссариев, переписанных в монастырях La Rioja, Клаудио и Хавьер Гарсия Турза опубликовали в 1997 году сохранившийся в 46 кодексе Королевской Академии Истории, который содержит интересный глоссарий середины X века (его закончили составлять до 964 года). Глоссарии были обобщениями глосс, которые выполняли различные функции: от вспомогательного средства при обучении латыни до богатого источника синонимов, и поэтому служили для обогащения лексического запаса слов для тех, кто стремился повысить свою компетенцию в отношении латинского языка и старался с точки зрения стилистики улучшить свои тексты. Ценность глоссариев заключается в том, что они являются некоторой манифестацией отношений между латинским и романским языками в примитивную эпоху. В научных дискуссиях по этому поводу поднимался вопрос, который уточнил некоторые термины: некоторые ученые считали, что глоссы Сан-Милана и Силоса включают в себя предшествовавшие им латино-романские глоссы (Менедес Пидаль, Диас и Диас), и были также те, кто считал, что они являются трудом случайного глоссатора (Райт, Торребланка, Эрнандес).
Старинная 46 рукопись из R.А.Н – это глоссарий, который проясняет значение латинских терминов. Интересно, может ли содержать этот глоссарий элементы романского языка, то есть являются ли они простыми указателями проникновения устной речи в письменную, или они уже вошли в него из латино-романских глоссариев. Продолжая тщательное изучение, которое провел Клаудий Гарсия Турза, Хосе Хэсус Товар ставит два вопроса, на которые необходимо ответить [10]: 1) какова значимость постоянных ошибок, которые наблюдаются в латинских терминах, появление которых можно объяснить либо из-за формы слова, не поддающейся расшифровке, либо из-за расхождений в этимологическом толковании; 2) истолковать полностью романские формы, если они существуют, но не объяснены в тексте. Что касается первого вопроса, как говорит Товар, в глоссарии есть те же доказательства, что были представлены в более поздних средневековых латино-испанских глоссариях, изданных и изученных Америко Кастро. Как мы видим, в X веке происходит постепенный спад в употреблении латинского языка в речи, что проявляется в первую очередь в текстах, так как обучение латинскому языку было сложным. Изучение же грамматики и лексики зависело от большого количества текстов, которые использовались как дидактический материал. Обратим внимание на то, что глоссарии имели два вида происхождения: это происхождение от лексических и грамматических глосс, собранных в различных текстах, и другое состояло в свою очередь в частичном или полном сборе информации из глоссариев. В некоторых случаях глоссы писались посредством диктовки, что привело к появлению многочисленных ошибок и искажений в лексике. Данный факт не оправдывает большое количество серьезных ошибок, которые имеются в глоссариях. В течение нескольких веков до эпохи Возрождения латинский язык, который появляется в глоссариях, был частично разговорным языком. Нет ни одной причины полагать, что в X– XI веках не существовало ситуации подобной той, которая описана Кастро по поводу глоссариев, служивших для обучения латинскому языку в XIII– XIV веках, по той самой причине, что идиоматические границы между латинским и романским языками были более размытыми, нежели после эпохи Каролингов. Большая часть этих ошибок принадлежит типичному языку мира полуобразованных ученых, который обобщается в среде монахов, где составлялись глоссарии. Это позволяет допустить, что существовал также латинский язык, на котором читали вслух, и разговорный в среде ученых, как происходило в средневековые времена, включая и Возрождение. Некоторые бессмысленно сражались против традиции изучать латинский язык с того же латинского, на котором говорят ученые, чтобы избежать устного извращения письменного латинского языка.
Дать ответ на второй вопрос намного сложнее. Список слов, предположительно романских, которые находились в рукописи, показывал, что в латино-латинском глоссарии были вставлены, хотя частично и, конечно, преднамеренно, небольшие латино-романские глоссарии. Приняв это, перед нами появляется первый латино-романский глоссарий Иберийского полуострова, благодаря чему текст приобретает наибольший интерес. Некоторые настаивали на том, что глоссы Сан-Милана и Силоса связаны только с латинским текстом.
Опираясь на документированную реальность, приблизительно 90 слов, которые Гарсия Турза считает романскими, дороманскими или протороманскими словами, не более дюжины из них породили определенные сомнения, поскольку больше похожи на средневековые латинские слова, чем на романские. Однако это не снимает историческую значимость этого предположительно латино-романского глоссария.
Документ из Сан-Милана относится, по-видимому, к середине X века. В его состав входят различные религиозные произведения.
Las glosas Emilianeneses
В.П. Григорьев отмечает: «Глоссы даны как на полях, так и в промежутках между строчками. Здесь же имеется и небольшой текст, написанный на испанском романсе. Полагают, что это первый известный образец испанского языка. Приводим его полностью: «Соnо ajutorio de nuestro dueno, dueno Christo, dueno salbatore, qual dueno get ena honore, e qual duenno tienet ela mandatione cono Patre, cono Spiritus Sancto, enos sieculos delos sieculos. Facanos Deus omnipotes tal serbitio fere ke denante ela sua face gaudioso segamus. Amen». Ее латинский оригинал намного лаконичнее: ... adjubante domino nostro Jhesu Christo cui est honor et imperium cum patre et Spiritu Sancto in secula seculorum» [2, 63].
Эмилианские глоссы являются доказательством существования романского языка, который стал осознаваться людьми как индивидуальный язык, отличающийся от латинского языка, однако не все разделяют это мнение. Поскольку давно известно, что в последние десять лет появилось много работ, которые нуждаются в историческом и лингвистическом толковании (особенно Emilianenses), некоторые из них нуждаются в корректировке, как, например, «Происхождение испанского языка» Менендеса Пидаля. Обобщим некоторые выдвинутые вопросы: 1) появилась тенденция датировать создание глосс до второй половины XI века; 2) были варианты написания глосс на наварро-арагонском, арагонском, рьлханском (язык жителей la Rioja) и кастильском языках; 3) местом написания глосс одни считают монастырь недалеко от Сан-Милана, другие – сам монастырь Suso; 4) доказана ценность толкований на баскском языке; 5) объяснена цель этих толкований; 7) до сих пор нет окончательного мнения по поводу того, кто автор толкований: кто является копиистом, подписавшим латинский текст? Его написал один или несколько человек? и т.д.
Рассмотрим три важных аспекта, касающихся глосс
1.Текст романских толкований раскрывает уже не начальную, не латинскую орфографию, как показывает Микаела Каррера Ред [10], а некое мастерство в графической транскодификации звуков, так как использование графем существенно не отличается от того, что функционирует в кастильских и арагонских текстах начала XI века, что говорит о существовании предшествующей им традиции. Некоторые утверждают, что разнообразие транскрипций произошло в результате дифтонгизация /о/ в краткий ударный [we] и [wa] как следствие языковых колебаний. Кажется ненужным повторять то, что уже известно: в X– XI веках они были далеки от объединения многих фонетических вариантов, которые были результатом эволюционных процессов, происходивших в эпоху их возникновения. При транскрибировании дифтонга в начале XI века писцы испытывали некоторые трудности ввиду неопределенности звука второго гласного элемента в дифтонге, который сохраняется в течение всего XI века. Даже в литературных текстах конца XII века (например: Razonfeyta de Amor, Auto tie los Reyes) заметны орфографические трудности при воспроизведении гласного звука в дифтонге. То же самое можно сказать о других фонетических чертах, которые раскрывают некий опыт в передаче романских звуков (в результате CY < it и ULT> it, нейтрализация губных согласных букв / b //v/, палатализация латеральный согласной буквы в начальном положении, представление палатальных согласных букв посредством диакритических знаков, как в seignale, растолкованное как caracterem, geitat как respuit, segamus как sedeamus, laisces как deseras, preinnaret как concepta est, и т.д.). Это касается не латинской орфографии, а полностью романской, которая контрастирует с орфографией, использованной в латинском тексте. Поэтому нет причин переносить дату создания глосс по отношению к дате, предложенной Менендесом Пидалем.
2. Неопределенность относительно языка, в котором должны были проявиться лексические глоссы. Иногда они полностью соответствуют романским глоссам (caracterem: seignale; limpha: agua, pauperihus: misquisnos, extingunt: matant, alicotiens; alquandas heces, donee: ata quando и т.д.), но иногда они толкуются не романскими словами: incolomes: sanos et salhos, beatitudine: felicitudine, infirmis imbalidis, debiles aflitos и т.д. (латинский язык документа и язык толкований). Это говорит о том, что разговорный латинский язык действительно существовал, о нем шли споры, так как он был смешан с письменным латинским языком. Толкователь использует и романские, и латинские глоссы, причем его особо не волнует этот факт, это происходит именно потому, что для него оба языка оказались очень близки: и почему же не отнести данную ситуацию к IX– XI векам, которая фиксируется лишь в последующие века, в которых менее «окультуренный» латинский язык смешивается со средневековой латынью, которая свойственна письменной речи? Нет никаких противоположных доказательств, наоборот, текст старинной 46 рукописи из R.A.H, на который мы ссылались ранее, кажется, явно доказывает свое существование в середине X века. Несомненна важность клунийской реформы, о которой мы упоминали выше. Но ее лучше воспринимать как интенсификацию разделения, которое уже ясно документировано ранее между письменным и устным языками, причем этим прерывался процесс постоянного взаимного влияния в обоих направлениях. Нет другого объяснения такого огромного засилья культизмов, которые проникают в романский язык с XII века частично в результате деградации многочисленных лексических латинских форм, частично под влиянием разговорного языка, который проявляется в латинско-испанских глоссариях XIV века
3. Как отмечает Блаке [10], более половины 1007 толкований Сан- Милана – это условные знаки для обозначения грамматической функции частей речи и порядка слов в романском языке, который соответствует структуре латинского предложения. Для первого используются следующие знаки: qui для предмета; ке для прямого дополнения; cut, quibus для непрямого дополнения; cuius, quorum для родительного падежа; предлог ке для творительного падежа. Обращения вызывают особый интерес у толкователя, который обозначает их посредством междометия o(h). Необходимо обратить внимание на то, что эти условные знаки соответствуют нормам грамматики, используемой на протяжении нескольких веков, в Испании они просуществовали до тех пор, пока Небриха не стал использовать другую форму обучения латинскому языку. Так, в тексте Пастрана (один из грамматистов, осужденных Небрихой) есть раздел на романском языке, в котором говорится: «Quien faze, quien dize o quien es, nominativo caso es. Cuya es la cosa, genitivo caso es. A quien viene daсo o provecho, dativo caso es. Lo que fazemos, o queremos, o acusamos, acusativo caso es. Por vocativo nos llamamos. De quien, por a quien, en quien, sin quien, ablativo caso es» [10]. Блаке указывает на те синтаксические явления, которые используются в качестве доказательств в романских глоссах; некоторые из них являются простой синтаксической заменой латинским падежам. Примеры предлога, стоящего перед объектом, соответствуют функциям дательного падежа и, следовательно, не предполагают создание синтагмы «предлог + прямое дополнение». Также не удивительно, что у страдательного залога появляется синтетическая форма c se (iustificabuntur: по se endrezaran), так как есть документальные свидетельства этого явления, начиная с поздней латыни, а поэтому речь идет о явлении, унаследованном романскими языками уже из поздней латыни, хотя это было также присуще вульгарной латыни.
Рукопись из Силоса, датируемая второй половиной X века, так же как Эмилианский глоссарий, составлена из религиозных текстов и юридических документов. Обе рукописи имеют особенности, свидетельствующие о наварро-арагонском происхождении: латинские слова глоссируются одними и теми же испанскими, в них одни и те же ошибки и орфография их едина, что говорит о компилятивном характере глосс.
Тот факт, что объяснение здесь дается через испанский романсе, ставит обе рукописи в особое положение среди подобных глоссариев в Европе, потому что обычным было как раз латинское объяснение латинского слова.
Р. Менендес Пидаль открыл еще несколько документов, относящихся к раннему периоду испанского языка, но уже не носящих характера глосс. Среди них известная рукопись из Леона «О расходе сыра в монастыре», написанная около 980 г. Однако большая часть найденных рукописей относится к XI веку.
Глоссы Силенсеса подтверждают изложенные выше данные. Речь идет только о лексических и фразеологических глоссах с очень примитивной орфографией, но адаптированных к романскому произношению (cf, laiscare < laxare, где isc = /s/, CT > it: fruitu; in= /n/: vergoina; генеративный знак палатализации: siegan, < sedeant, jermano < germanu, ajaf < habeat,' дифтонги [jй] [ wй], TY = ci: precio, ALT > ot: sotare < saltare, сохранение консонантных групп посредством потери межударного гласного: per necessifafe inedie: de la famne). Хотя в тексте глоссария нет грамматических глосс, в нем представлены синтаксические особенности романского языка: артикль (el, la, los; v. gl: Cadabera: elos cuerpos), который приобретает сжатую форму: enos, ena (как и в Эмилианских глоссах: ena pollutjone), не относящийся к кастильскому языку lures (mostruose: qui fingen lures faces), предложное управление (singulos: por totos, in licore: en qualbis bebetura), порядок романских слов (alos justanos bicinos, akelos qui fornaren) и т. д. В лексическом плане мы наблюдаем такую же ситуацию, что и в глоссариях из Сан-Милана; здесь есть не только глоссы, перешедшие из латинского языка в романский, но также из латинского языка (другой латинский): fingunt: simulant; consulat: inferrogat; clerus: presbiter; aves: volatilias; edeit: manducare. Иногда встречаются глоссы, которые не адаптированы к романскому языку (exercent: faciunt) или создают целую синтагму (sine consensu: voluntate consentitu).
Таким образом, в глоссариях из Силоса и Сан-Милана наблюдаются похожие лингвистические ситуации, то есть перенос на письмо устного романского языка, а также существование двух уровней латинского языка: уровень текста, который интерпретируется; уровень нероманской глоссы, с помощью которого также анализируется текст.
Из этого поверхностного анализа глоссария, содержащегося в кодексе 46 R.A.H., и глосс Сан-Милана и Силоса можно сделать следующие выводы:
латинский язык – был языком, изучаемым и преподаваемым до Х века посредством грамматик и глоссариев типа латинский – латинский, что указывает на некоторое наслоение испанского и латинского языка, который был единственным письменным языком до этого века;
в какой-то определенный момент, который относится к Х веку (дата создания кодекса 46 R.A.H.), языковые элементы устной романской речи начинают проникать в глоссарии сначала в форме замены «правильного» латинского слова в связи с внутренними эволюционными процессами, относящимися к средневековому латинскому, а другие, естественно, подвергнутые влиянию процессов, которые происходили в разговорном романском языке, который в эту эпоху будет пониматься уже как определенное, хотя и несколько размытое диалектное ограничение, не только между мосарабским и другими романскими языками (естественная вещь, так как мосарабский является прямым продолжением разговорного латинского до VIII века), но и между этими двумя;
в это время в Романии, как это было сказано выше, появляется необходимость письма на романском языке. Она возникает в Ибероромании не столько в целях проинтерпретировать латинский текст, сколько для обучения латинскому языку. Этот романский язык, который переносится на письмо, был полностью основан на неустойчивых языковых явлениях, свойственных этой примитивной эпохе;
билингвизм, выдвинутый Менедесом Пидалем и подтвержденный с точки зрения латинистов (Диас и Диас) связан с соотношением, которое изменяется со временем между письменной и устной речью. Поэтому применение в этой изменяющейся ситуации концепта диглоссии кажется неверным, так как он определен в Фергюссоне и процитирован Блаке. Можно предположить, что латинский язык не используется в определенных кругах и в некоторых коммуникативных ситуациях, что не соответствует доказанным фактам. Естественно, что романский был языком для всех, так как это был язык, изучаемый спонтанно. Вот почему нельзя говорить о диглоссии в современном смысле этого слова.
Несмотря ни на что, нельзя пренебрегать описаниями ситуации в эпоху зарождения испанского языка, данными Минендесом Пидалем. Хосе Хэсус Тoвар считает, что необходимо возродить идеи Диаса и Диаса, который писал по поводу монолингвизма или билингвизма в средневековую эпоху следующее: «Начиная с вестготской эпохи, существует диглоссия, один из терминов для определения которой является традиционная письменная форма в латинском языке. Эта диглоссия начинает исчезать, когда первый язык – уже не латинский, возможно, из-за экспансии культурной диглоссии, как в случае германских стран, или, возможно, из-за трансформации латинского языка в романский, что является настоящим билингвизмом» [10]. Далее Х. Тoвар пишет, что «это основное изменение применяется, когда первый язык перестает быть письменным языком. Я полностью разделяю это мнение при интерпретации билингвистических терминов и диглоссии в том смысле, который очень отличается от того, что появляется в современной социолингвистике, в которой другие параметры, используемые для установления лингвистического наложения, имеют устную природу»[10].
Глоссы Cан-Милана и Силоса представляют собой не начало процесса, а именно его кульминацию, как это показывают лингвистические черты, относящиеся к орфографии, лексике и синтаксису, которые были изложены ранее. Поэтому неудивительно, что они имели в основном дидактическую цель. Таким образом, это означает также изменения в системе образования: не только от латинского языка к латинскому, а от спонтанного языка (романского) к изучаемому языку (латинскому).
Неверно было бы полагать, что это изменение было всеобщим. Оно имело вспомогательную функцию в образовании. Словари ломбардийца Папиаса и жителя г. Писсы в Италии Угуцио (они относились к концу XI века) и грамматики, такие как «Doctrinale» Алехандро де Вилья Дей, француза Пьера Эли и испанца Пастрано и другие продолжают использоваться на протяжении всех Средних веков. Также продолжают создаваться аннотации (глоссы) к латинским текстам: некоторые написаны случайно, иногда людьми малосведущими, другие – системного характера. Более поздними, возможно, являются латино-романские глоссарии. Любопытно упомянуть, что не осталось никаких упоминаний о них до XIV века. Существовали ли они и исчезли или была необходимость в их переработке? Клунийская эпоха внедрила глоссарии, которые использовались по всей Европе, стараясь возродить утерянный латинский язык и, естественно, покончить с варварской латынью школ и монастырей. Но эта варварская латынь не была латынью текстов, она использовалась в некоторых латинских глоссах, которые сопровождали тексты. Это показывает, хотя и косвенно, на стремление этого деградированного латинского языка, в который заметно внедрилась устная речь, к выживанию. Латино-романские глоссарии, опубликованные и изученные Америко Кастро, доказывают существование этого латинского языка; несомненна их значимость как культурного суперстрата, который обогатил большую часть «окультуренной» романской лексики. Как говорит сам Кастро, это стало возможным потому, что «тот, кто пишет документы в Средние века или составляет глоссарии (которые затем могли быть переписаны незнающими людьми), это образованные люди, которые используют латинский язык как собственную вещь и в то же время как объективную реальность; то есть большая часть ошибок, которые совершают, является следствием более или менее широкого употребления в кругу общества, в котором писарь вращается» [10].
Итак, латинский и романский языки выполняют две сильно отличающиеся функции на протяжении VIII– XI веков. Первый язык – это единственный язык письменности, а второй – рождается и развивается в чистой устной речи. Так продолжалось до тех пор, пока в процессе коммуникации у людей, не умеющих читать, не возникла необходимость понимать сообщения, которые им нужно было сохранить на письме. Нелегко определить точно манеру и время, в которое романский язык начал появляться в латинских контекстах. Известно, что первые доказательства романской письменности появляются по всей Романии в один и тот же исторический период. Условия, в которых происходит внедрение романского языка, весьма сложны; это дело обстоятельств, которые доказывают историческую живучесть каждого языкового единства или народной общности. Будь то школьный текст для изучения латинского языка, как сказано в глоссах Сан-Милана, это все же доказательство монастырского взлета, который имела Ларьоха на расцвете Средних веков.
Французская лексикография
В средние века создаются глоссарии, словарики, которые прилагаются к латинским текстам, содержащим малоупотребительные слова, с истолкованием их значения средствами langue romane или местных диалектов. Слова располагаются в них без определенного порядка или в алфавитном порядке, иногда по частям речи, или по определенному кругу понятий (например, названия органов или частей тела, названия растений, предметов кухонной утвари и т. п.). Наиболее известные глоссарии – это глоссарии Рейхенау («Glossaire de Reichenau») и Касселя. Они заслуживают внимания романистов, так как имеют большое значение для лингвистики. Глоссарий Рейхенау назван так по имени монастрыря в Рейхенау (Германия), где он был обнаружен. Он представляет собой фрагмент словника, который прилагался к переводу Библии на langue romane. Как полагают историки-романисты, глоссарий был создан на севере страны в третьей четверти VIII века. Он состоит из двух списков латинских слов, первый из которых рассматривает текст Вульгаты (латинский перевод Библии) с начала Бытия, а другой – библейско-патристический, располагающийся в алфавитном порядке. Первая часть рукописи содержит 1200 слов, вторая – 84. Слова расположены в ней в два столбца, слева – латинские, справа – перевод. Порядок расположения – алфавитный.
Для лингвистов интерес к глоссам заключается в том, что они являются источником большого количества латинских слов, которые стали слишком редкими в употреблении, сложными для понимания и замененны другими словами, более разговорными. Последние (интерпретанты) также составляют большое количество латинских слов (например, OMNES выражает CUNCTI). Интерпретирующее слово живет всегда в одном или нескольких романских языках, как и интерпретированное слово, вышедшее из употребления.
Таким образом, слово OMNIS, существующее только в итальянском языке (и в сардинском), ср. ogni (< onni, onne), сардинский dorzi, CUNCTI не оставило следов. Пара IECORE: FICATO, в свою очередь, представляет нам случай, когда слово сохранилось во всех романских языках. Ср.: исп. hнgado, португ. figado, итал. fйgato, фр. foie, рум. (с изменением ударения) ficбt.
Иногда два слова исчезают (или почти исчезают), например:
APER : SALVATICUS PORCUS
APER больше не существует в романских языках (но в немецком Eber, в древнескандинавском jofurr), и парафраза не сохранилась, иберо-романский язык заимствовал арабское слово (jabalн); галло-романский язык заменил на прилагательное SALVATICUS (вместо SILVATICUS) другое прилагательное: SINGULARIS, откуда произошло слово sanglier (кабан), также итал. cinghiale. Сардинский язык – это единственный язык, в котором сохранились слова в сложной форме porkavru<PORCUS+APER.
Как видно из этих нескольких примеров (и тех, которые будут представлены в дальнейшем), данные глоссы можно использовать для исследований в лингвистической географии. В данном примере два слова сохранились:
DENSE : SPISSE
Первое слово является наречием (рум. adesea «часто»), а второе – существует в итальянском языке (spesso «часто») и во французском йpais «чаща» (<espies<SPISSUM). Таким образом, глоссарий Рейхенау поддается также семантическим исследованиям: два слова в румынском и итальянском языках являются репрезентацией релевантного признака «темпоральности» (temporalitй), в то время как в галло-романском языке сохранился признак «пространственности» (dimensionalitй) для йpais; французское dense (плотный, густой) – слово, заимствованное из латинского языка (XIII век, из лат. DENSU(M)).
Данный глоссарий представляет собой богатый материал для диахронической семантики и романской диалектологии. До этого мы приводили случаи, где интерпретирующее слово существует только в одном языке, между тем приведем другой пример:
ARENAM : SABULO
UVAS : RACEMOS
Что касается итало- и иберо-романских языков, то здесь нет необходимости интерпретировать два слова, которые всегда были в итальянском и испанском arena, итал. uve, исп. uvas. Но галло-романской области, которая не знала их, нужно было найти им синонимы. Сравните: фр. sable, raisins, кат. raпms. (балканский латинский язык потерял здесь интерпретируемое и интерпретирующее слова, ср. рум. nisip «sable» и рум. strugur «raisin»).
Можно привести в пример и другие слова: CASEUM, истолкованное как FORMATICUM. Последнее слово исключено из испанского и португальского языков, где CASEUM существует в форме queso и queijo, и в балкано-романском языке, который использует одно слово, заимствованное из мертвого балканского языка, ср. рум. brоnză. И наконец, в галло-романском языке это слово дано во фр. fromage «сыр» (с метатезой: form->from-), ср. также кат. formatge и итал. formaggio.
Среди интерпретируемых слов обнаруживается некоторое количество слов германского происхождения, которые с помощью латинского языка точно определяют происхождение нашего глоссария северной галло-романской области, занятой франками:
GALEA : HELMAS
PIGNUS : WADIUS
OCREAS : HUSAS
TURMAS : FULCOS
CASTRO : HERIBERGO
Для HELMU(M) > фр. heaume «шлем», ср. среднескандинавский hialmr, для WADIU(M) > фр. gage «заклад», ср. норвежский vedde, шведский slе vad «parier» (держать пари); для OCREAS (f. acc. pl.), которое означает «jambart( s) (пуножи), chaussure (обувь) или armure (оружие из металла, которое покрывает переднюю часть ноги)», интерпретируемое слово имеет в старофранцузском форму huese, ср. производное houseau(x). Латинизированное германское слово FULCOS соответствует норвежскому folk и имеет значение TURMA(S) «кавалерия» (кавалерия состояла сначала из 30 мужчин, потом из 32); в перен. «troupe, bataillon; foule, grand nombre» (труппа, батальон, толпа, большое количество). В этом переносном значении употребляется германское слово в St. Lйger, 22, где речь идет об епископе Эрвине:
Cum fulc en aut grand adunat
Lo regne prest a devastar.
(‘Lorsgu’il eut rйuni une grande armйe,
il commenзa а ravager le royaume.’)
В старофранцузском языке folc, fouc означало «troupeau» (стадо). Другое германское слово (франсийское), такое как BRUNIA (ср. норв. brynje), интерпретирующее TORAX, HERIBERGO, интерпретирующее CASTRO; последнее германское слово еще не имело современного смысла «auberge (гостиница), logis (жилище)», но всегда означало «fort (сильный), forteresse (крепость), camp militaire (военный лагерь), а литературно; место, защищающее армию». Ср. франкский язык haribergon «дать жилье, предоставить жилье».
Несколько латинизированных кельтских слов фигурирует также среди интерпретантов. Например: BERBICES, заменяющее OVES, ср. фр. brebis (овца), рум. berbec(e) «bouc (баран), bйlier (овен)». С суффиксом – ARIUS в BERBICARIUS ср. фр. berger, заменяющее слово OPILIO, -ONIS, вышедшее из употребления, ср. наш глоссарий:
OPILIO CUSTOS OVIUM . L. (=VEL) BERBICARIUS
Тем не менее в иберо-романском языке сохранилось латинское слово с уменьшительным суффиксом: OVICULA > исп. oveja, порт. оvelha. Но в галльском слове, дошедшем до Сардинии, его нет. Например, vervйse: «ar vervйse e as krбЂasa a dde nуtte ddas fъrriana a hoile», то есть: «овцы и козы, ночью их стригут в овчарне» (цит. M.L. Wagner, La lingua sarda, p. 378, с итальянским переводом: «di notte rinchiudono le pecore e le capre nel recindo»). Следовательно, здесь можно отметить метатезу в сардинском языке: CAPRAS>krabas + a paragogique.ерпретированное слово, вышедшее иmm
Рассмотрим другое очень распространенное латинизированное кельтское слово CARPENTARIUS, множественное число которого CARPENTARII переводится в данном глоссарии ABGETARII «рабочие, которые работают с сосной» (ABIES); слово перешло в другие западно-романские языки: фр. charpentier, португ. carpinteiro, ит. carpentierе, исп. carpintero. Первоначальное значение CARPENTARIUS было «charron» (каретник, тележник).
Галло-романское происхождение рассматриваемого нами глоссария доказывает глагол DONARE:
PREBENS: DONANS
DA: DONA
Только французский и каталанский языки знают образование DONARE (>donner (давать)). В других романских языках сохраняется латинское DARE (исп. и португ. dar, ит. dare, а также donare «преподносить в дар», рум. (а) da). К тому же, только в галло-романском, испанском и португальском языках есть слово INTRALTA > фр. Entrailles (внутренности), исп. entraсas (внутренности), португ. entranhas, интерпретирующее лат. VISCERA.
Каковы факторы, которые определили географическое разделение латинского вокабуляра, исчезновение некоторых лексем, изменения значения или сохранения его в некоторых других? Ученые-лингвисты выделяют такие экстралингвистические факторы (политическая и социальная история, уровень технической и литературной культуры) и имманентные, т.е. собственно лингвистические.
Таким образом, так как в данном глоссарии глагол NERE (NEO, NEVI, NETUN) заменен на FILARE (от FILUS «сын»), что является необходимостью для создания экспрессивности, то именно этим и объясняется замена глагола, но также здесь наблюдаем недостаток фонической сути слова (NEO, NES, NET), а также возможность в появлении омонимии, что «представляет опасность» для означаемого этого глагола. К этому же типу принадлежит FLERE (FLEO, -EVI, -ETUM), исчезнувшее навсегда из романских языков, как и его синоним LUGĒRE. В Рейхенауских глоссах появляется глагол, который заменяется двумя другими:
LUXIT : FLEVIT PLORAVIT
Здесь необходимость в экспрессивности может быть представлена глаголом PLORARE, обозначающим вначале «обильно плакать». Ср. фр. pleurer (плакать), исп. llorar, порт. chorar, итальянский и румынский языки сохранили лат. PLANGĔRE, ср. ит. piangere, рум. а plоnge.
Известно, что лексика языка структурирована, т. е. каждая лексема определена в нём системой оппозиций, часть которой они составляют. Эти оппозиции не статичны, они подвержены динамике, что объясняется фонетической эволюцией языка, а также экстралингвистическими изменениями. В глоссах Рейхенау мы находим:
FEMUR : СОХА
Латинское FEMUR (FEMUS) обозначало «бедро (внешняя часть бедра)», тогда как СОХА обозначало «кость бедра». Возникает вопрос: как получилось так, что СОХА от обозначения верхней части конечности дошло до FEMUR (FEMUS)? В глоссах Рейхенау дается решение этой проблемы, в результате чего мы встречаем:
STERCORA : FEMUR
Множественное число STERCORA от STERCUS обозначало «экскременты, помёт, навоз». Его синоним FEMUS и его генитив FIMI был заменён на FEMORIS по аналогии с STERCORIS. Но возникшая в результате этого омонимия делала неупотребительными слово FEMUR в значении «верхняя часть конечности» и лексему, обозначающую смежную часть «кость бедра» – СОХА >фр. cuisse, ит. coscia, рум. coapsǎ. Во французском языке «клетка оставленная пустой», от слова СОХА была заменена словом германского происхождения hanche «бедро, ляжка» (в рум. на sọld, в исп. на cadera).
Нечто подобное могло произойти с латинским словом CRUS, обозначающим часть конечности между коленом и стопой. В данных глоссах мы находим:
CRURA : TIBIA
Нужно отметить, что слово n. pl. CRURA было взято для женского рода, так как им заменяли TIBIA f. sg., обозначающее «передняя кость ноги». Возможно, что частичная омонимия CRUOR, – ORIS с CRUS, – URIS смогла вытеснить последнее. В этом случае слово греческого происхождения καμπή, которое появилось в итало- и галло-романском языках, ср. ит. gamba, фр. jambe «нога», тогда как испанский и португальский языки приспособили для обозначения ноги (jambe) слово, которое по происхождению обозначало «ветчина» («jambon»), ср. лат. PERNARIUS «продавец ветчины». Слово, переведённое в глоссах – TIBIA – стало во фр. tige (голенище), оно употребляется в своей первоначальной форме с латинским значением «передняя кость ноги», но нигде его нет со значением «jambe».
Интересно отметить, что много слов, которые не принадлежали к галло-романскому вокабуляру, были введены во французский язык позднее (с XII и XIII вв., особенно во время эпохи Возрождения, но также и в следующие эпохи, в научной (латинской) форме). Таким образом, слово LITUS (ср. ит.lido) переведено как RIPA (фр.rive «берег») и фр. Littoral «побережье» засвидетельствовано только в 1803 году; ONERATI было передано словом CARCATI, ср.фр. chargйs, но ONUS и его производные существуют как научные слова: exonйrer, exonйration (1552).
Поскольку Рейхенауские глоссы являются ценным документом для развития различных лексических исследований, он не менее достоверен, чтобы служить и для очень важных грамматических изысканий. Таким образом, видна тенденция оформить глаголы, устранить, например, те, в которых перфект был редуплицирован, заменяя их на эффективные глаголы или перифразы; тенденция заменять глаголы, такие как gignere на generare и diligere на amare.
Рейхенауские глоссы
|
Inf. class. |
Parfait class. |
Parfait roman |
Inf. class. et roman |
|
CANERE PARERE GIGNERE DILIGERE |
CECINI PEPERIT GENUIT DILEXIT |
CANTAVI INFANTEM HABUIT GENERAVIT AMAVIT |
CANTARE INFANTEM HABERE GENERARE AMARE |
Та же регулирующая тенденция очевидна и для les participes passes. Например: SEPULTA от SEPELIRE заменено на SEPELITA, по аналогии с 4-м спряжением;
AUDIRE AUDIVI AUDITUM
SEPELIRE SEPELIVI SEPELITUM (ср.SEPULTUM)
Встречается слово ESUM (от EDERE), истолкованное как COMMESTUM и MANDUCATUM. Последнее осталось во французском, каталанском, итальянском и румынском языках: mangй, menjat, mangiato, mоncat, тогда как COMMESTUM с изменением суффикса -ITUM существует в испанском и португальском языках в форме comido (от comer), а также во французском научном языке comestible «съедобный» (XIV в.). Слово PES, истолкованное как PEDIS, во французском научном языке – un nominatif доказывает эффект аналогии в 3-м склонении, где неравносложные слова берут за образец равносложные:
|
Latin classique |
Lat. postclass. («vulgaire») |
|
|
Parisyllabique |
Imparisyllabique |
Parisyllabique |
|
Nom. CIVIS |
PES> |
PEDIS |
|
Gen. CIVIS |
PEDIS |
PEDIS |
Ср. также nominatifs vulg. MONTIS, PONTIS для классических MONS, PONS.
Другая морфологическая черта, которая показывает эволюцию постклассической латыни, – это замена аналитических форм степеней сравнения общего романского языка синтетическими формами, которая наблюдается в данных глоссах:
SANIORE MELIORE PLUSSANO
Конструкция степени сравнения с plus – феномен итало- и гало-романских языков, другие языки пользуются формами с de magis, ср. фр. plus sain, ит. piщ sano, ср. исп. mas sano, порт. mais sгo, рум. mai sănătos. Отметим, что совпадение, которое можно констатировать здесь между иберо-романским и балкано-романским языками, не является немотивированным и распространяется на некоторые морфологические факты в лексике двух других видов. Объясняют данные факты тем, что периферические зоны (Балканы, Иберийский полуостров) были более консервативны, чем регионы, менее удалённые от центров, где происходили новые языковые изменения. Таким образом, Галлия в отличие от удаленных районов приняла больше лингвистических новшеств, пришедших из Италии (и особенно из Рима).
Приведем несколько наиболее интересных примеров французских эквивалентов:
RES – CAUSA ср.fr. chose
PALLIUM – DRAPPUM drap
MUTUARE – PRESTAR prкter
ARBUSTA – ARBRICELLUS arbrisseau
FLASCONEM – BUTICLA bouteille
ROSTRUM – BECCUS bec
TEDET – ANOGET ennuit
VESPER TILIONES – CALVAS SORICE chauves-souris
SEMEL – UNA VICE une fois
ULNA – BRACCHIUM bras
REUS – CULPABILIS coupable
ARTICULOS – DIGITOS doigts
RUPEM – PETRA pierre
Представим еще один отрывок из рассматриваемого нами глоссария
Gloses de Reichenau
I. Ms. Karlsruhe:
А. Собственно французская лексика:
onustus pro carcatus (carricatus, chargiй af)
aper pro salvaticus(porcus silvaticus, salvage af)
fusiles pro fundutas (fondues)
gecor (jecur) pro ficato (ficatum; feie, foie af)
offendas pro abatas(abates af)
oves pro berbices (verveces; berbis af)
sortilegus pro sorcerus (sorcier)
tedet pro anoget (inodiat, ennuie)
viscera pro intralia (entrailles)
vespertiliones calvas sorices (chauves-souris)
coturnix pro quaccola (caille)
B. Слово, устанавливающее аналогию:
singulariter pro solamente: -mente possиde dйsormais sa valeur adverbial
transmeare pro transnotare(transnatare): montre une transformation phonйtique en cours:
sub>stitution de o а a (comme natale>noлl)
C. Другие новые германские слова:
pignus pro wadius (gage)
Gallia pro Francia
galea pro helme
D. Глоссы, показывающие изменение смысла:
vitiosior pro callidior (vice prend dйjа la valeur de ruse, habiletй, comme dans l'expression «avoir du vice» = кtre rusй)
ruga pro fruncetura (pour montrer que «ruga» avait un autre sens qu'il avait dйjа pris de 'rue')
vectum(<vectem) pro tinel(tinalum) (pour le distinguer du sens qu'a pris vit) ager pro campus
Cenacula pro mansiuncula (maison)
caseum pro formaticum
castro pro heribergo
contemeliam pro verecundiam
cuncti pro omnes
destestare pro plasphemare
fatigatus pro lassus
ferus pro durus
flare suflare
gehenna pro duplex pena
gratis pro sine mercede
Italia pro Langobardia
in ore pro in bucca
isset pro ambulasset (aller?)
ita pro sic
jus legem pro vel potestatem
liberos pro infantes
milites pro servientes (serjants)
nonnulli pro multi
pronus qui a dent' iacet
prumptus pro paratus
pulcra pro bella (belle)
rerum pro causarum
Scurris pro ioculator
saga pro cortina
sagma pro soma vel sella
semel pro una vice (fois)
sopor pro sumpnus
umo pro terra (terre)
Vegitat pro portat
II. Ms. Karlsruhe 86 (только 84 глоссы):
cartallum pro fiscellum paner («panier»)
clivium pro montania
coccinus pro rubeus
colera pro nausia(noise)
corcodrillus pro bestia in flumine similis lacerte
furvus(fulvus) pro brunus
lebes pro chaldaria (chaudiиre)
necetur pro occidetur
noverca pro matrasta (marвtre)
pingues pro grassi (forme de crassi)
problesma pro parabula
sarcinulas pro saomas
stratoria pro lectaria (litiиre)
sub>tilissima pro perpititta (> petit (?)
ungues pro ungulas
vausia pro vomitus
vim pro fortiam
III. Диплом VIII века: Formulж Andecavenses:
ablata pro blada (moisson) (n°22)
curare pro soniare (n°58)
ducta pro menata (menйe)(n°24)
vestis pro rauba (robe)(n°29)
В заключение можно сказать, что характерные черты романских языков четко проявляются в Рейхенауских глоссах не только в романизированной, но и в латинизированной форме.
Глоссарий Касселя
Обратимся к еще одному глоссарию, который заслуживает внимания. Если Рейхенауские глоссы были сокращены, чтобы служить теологическим наукам, то Глоссарий Касселя, напротив, должен был выполнять практические цели: это двуязычный глоссарий, который представляет собой очень маленький карманный словарь, дополненный разговорником, содержащим приблизительно 40 фраз, чаще всего очень коротких, как «Unde Es Tu», «Ques Es Tu».
Латинские слова – или римские – переведены на старый верхненемецкий язык, а точнее, на старый баварский. Так, Fidelli (лат. Viteli, фр. veaux) передавалось словом chalpir (телята), ср. совр. нем. Kalber.
Рукопись принадлежит библиотеке Касселя, но находится она в монастыре Фульда. Согласно Карелу Титцу (Glossy Kasselskй), речь идёт о компиляции, сделанной во франко-провансальской зоне, но переписанной во Фрейзинге баварцем. Существующая рукопись датируется чешским учёным 802 годом. С точки зрения романской лингвистики наиболее интересна форма глосс: в то время как Рейхенауские глоссы либо латинские, либо правильно латинизированы, глоссы Касселя имеют чаще романскую форму, что особенно четко прослеживается в первой части глоссария. На самом деле во второй части его во фразах использованы латинские, а не романские формы.
Если мы примем во внимание несоответствие букв p, t, k, h в старом верхненемецком с буквами b, d, g, ch в современном немецком языке, мы без труда сможем найти эквиваленты слов, например, cot ist «gut ist», prust «Brust», ohsun «Ochsen».
Глоссарий Касселя построен не в алфавитном порядке, но объединяет группы слов, принадлежащих одному лексическому полю: части человеческого тела, домашние животные, дом, одежда, сосуды, в целом около 200 слов. Вторая часть содержит около 80 слов. Укажем несколько слов из первой части.
|
HOMO |
man |
SCAPULAS |
ahsla |
|
CAPUT |
haupit |
HUMERUS |
ahsla |
|
CAPILLI |
fahs |
PECTUS |
prust |
|
CULUS |
augun |
MANUS |
hant |
|
URES |
aorun |
PULMONE |
lungune |
А вот несколько слов из второй части.
|
CAUVALLUS |
hros |
VACCAS |
choi |
|
EQUM |
hengist |
FIDELLI |
chalpir |
|
IUMENTA |
marhe |
AGNELLI |
lempir |
|
EQUA |
marhe |
PULLI |
honir |
|
PULCHRO |
folo |
CALLUS |
hano |
|
BOUVES |
ohsun |
Примечательно, что слову ahsla соответствует два слова – HUMERUS и SCAPULAS, первое из которых употреблялось в иберо-романском, ср. исп. hombro «йpaule» (плечо); от второго образовались только научные термины. Можно увидеть разницу и в лексическом значении слов IUMENTA и EQUA, первое слово сохранилось в галло-романском языке, ср. фр. jument (кобыла), второе – в иберо-романском и дако-романском языках, ср. исп. yegua, порт. equa, рум. iap, но в старофранцузском equa сохранились в форме ive. Форма AURES (1-я часть) нигде не употреблялась, она была повсюду заменена формой AURICULA, ср. фр. oreille, исп. oreja и orrecchia, рум. urecchin.
Из второй части – «разговорника» – процитируем следующее:
INDICA MIH QUOMODO NOMEN HABET HOMO ISTE:
sage mir uueo namun habet deser man
UNDE UENIS: uuanna quimis
DE QUALE PATRIA: fon uuelihera lantskeffi.
Но фразы, с точки зрения содержания представляющие особый интерес, следующие:
STULTI SUNT ROMANI – SAPIENTI SUNT PAIVARI – MODICA EST SAPIENTI IN ROMANA – PLUS HABENT STULTITIA QUAM SAPIENTA,
со следующим переводом:
tole sint uualha – spahe sint peigera – lizic ist spahe in uualhum – mera habent tolaheiti denne spahi,
то есть «романцы (французы) – глупые, баварцы – умные – невелика мудрость французов – в них больше глупости, чем мудрости». Отсюда видно враждебное отношение немецких переписчиков.
Эта вторая часть не представляла строго романских форм, но видно, что классические формы заменены формами народными, например SAPIENTI вместо SAPIENTES, и что конечный m редуцируется: SAPIENTA, STULTITIA.
Исследуя Глоссарий Касселя, первые комментаторы считали, что «они ясно видят переход языка из одного периода в другой, то есть древнего латинского языка в новые романские языки» [8]. Но, согласно Дье, это ошибочное мнение: «Нельзя сказать, что мы имеем чистый романский текст в глоссарии, который мы сохранили» [8]. Можно отметить, например, что такие формы, как callus, uncla вместо gallus; (coq), ungulo не имеют галло-романского произношения, а, напротив, основываются на баварском произношении (ср. также более раннее fiteli (VITELLI) и parba вместо «barbe»).
Тот глоссарий Касселя, который мы имеем, – компиляция, и чешский ученый К. Титц показал, что в глоссарии есть «группа французских и рето-французских слов, с одной стороны, и провансальских и итало-провансальских слов, с другой стороны» [8]. В глоссарии нет исключительно иберо-романских слов. Например, humerus, исп. hombro существует также «в рум., ит. и беарнском, и также существовало в литературном провансальском. Согласно Элкоку, мнение К. Титца, учитывая, что глоссарий находился в провансальском монастыре на Востоке, – это «великолепный образец того, как учёный может ошибаться (bemused «stupйfiй»)
Элкок считает, что Глоссарий Касселя «был написан одним тихим вечером в Баварском монастыре, это результат беседы одного из монахов и проезжего путешественника с романской речью» [8]. Поскольку Элкок отказывается от того, что Глоссарий – это компиляция, то он рассматривает слова как принадлежащие к лексическому слою, которые не представляют большого интереса, чтобы их запоминать и изучать в монастырях. Титц, в свою очередь, изучил тысячи страниц церковной истории, чтобы иметь возможность установить отношение между религиозными институтами Баварии и центром, которым был город Отэн, где, по его мнению, составлялся Глоссарий, в то время как в Фрейсинге (в Баварии, епископский городок с VIII века) рукопись переписывалась.
Таким образом, словарь – это инструмент, предназначенный для того, чтобы находить ответы на вопросы, касающиеся слов. В каком-то смысле словарь представляет собой первый дидактический инструмент, поскольку его появление обусловлено необходимостью быть вспомогательным средством в процессе обучения языку. Во многом появление словарей, зарождение лексикографии и лингвистической науки в целом обусловлено также сложными языковыми процессами в эпоху происхождения, развития и становления романских языков. Общность романских языков определяется, прежде всего, их происхождением из народной латинской речи, распространившейся на территориях, завоеванных Римом, и проявляется в наличии множества слов и грамматических форм, восходящих к народной латыни. Структурная дифференциация, которая привела к образованию разных романских языков из народной латыни, началась уже в самой народной латыни с момента романизации языков из народной латыни с момента романизации областей, присоединяемых к римскому государству. Образование романских языков связано с возникновением «варварских» государств и складыванием этнокультурной общности между завоеваниями – германскими – и побежденным населением бывшей Римской Империи (V– VIII вв.). Разговорная латынь претерпела глубокие изменения и превратилась к VIII веку в различные романские диалекты (языки). И далее в течение всей истории развития романские языки претерпевали сильное влияние литературного латинского языка, в результате чего образовалась некоторая вторичная общность романских языков. Романские языки начинают осознаваться как языки, отличные от латыни и друг от друга; развитие письменности на романских языках, расширение их социальных функций (X–XVI вв.) являются стимулом для создания первых лексикографических работ. На самом деле очень сложно определить, какой из источников можно отнести к памятнику лексикографии. Даже если предположить, что одноязычный словарь является предшественником многоязычных словарей, если говорить об Античности и Средних веках, то, скорее, слова в данных словарях рассматривались в рамках метафизических концепций, поскольку интересовались не языком как таковым, а его божественной сущностью (например, «Этимологии» Исидора Севильского (570 – 636 гг.)). Зарождение же лексикографии начинается именно тогда, когда происходит осознание лингвистической сущности языка, что связано с теми внутренними (лингвистическими) и внешними (экстралингвистическими) факторами, о которых мы говорили выше. Первыми лексикографическими работами, как считает большинство ученых, были глоссарии (словники), появившиеся в результате объединения глосс и предназначенные, в первую очередь, для людей, плохо владеющих латынью. Глоссы – это комментарии, в первую очередь, к сложным отрывкам латинской грамматики или учебникам по латыни, расставленные на полях или между строк. Слова были объяснены на более доступной латыни или переведены на романский язык.
Необходимо сказать, что крайне сложно говорить о лексикографии, четко разделяя ее в нашем случае на французскую и испанскую (эти границы размыты), поскольку они имеют общий корень происхождения. Самые известные романские глоссарии – это глоссарий Рейхенау (VIII в.), Касселя (IX в.), Сан-Милана (X в.) и Силоса (X в.), которые функционировали на протяжении нескольких последующих веков и дали начало развитию лексикографической науки.
Библиография
Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М.: Советская энциклопедия, 1966.
Григорьев В. П. История испанского языка: Учебное пособие. 2-е изд., испр. – М.: Едиториал УРСС, 2004.
Зинкевич А. В. Введение в романскую филологию: Курс лекций [Электронный ресурс] / http://kateosia.by.ru/texty/vvedvromzink2.pdf
Лингвистический энциклопедический словарь/ гл. ред. В. Н. Ярцева. – 2-е изд., доп. – М.: Большая российская энциклопедия, 2002.
Словарь «Знаете слово?» [Электронный ресурс] / http://www.math.msu.su/~apentus/znaete/slova/
Халифман Э. А. Пособие по французской лексикографии: Учебное пособие. – М.: Изд-во МГУ, 1987.
Энциклопедия «Кругосвет» [Электронный ресурс] / http://www.krugosvet.ru/aMenu/1.htm
Gullichsen, Harald. Etude de deux glossaires anciens : les glossaires de Reichenau et de Kassel [Электронный ресурс] / http://www.duo.uio.no/roman/ Art/Rf9-99-1/Gullichsen.pdf
Lengua сastellena y glosas Emilianenses [Электронный ресурс] / http://servicios.larioja.com/cultura/
Tovar, Josй Jesъs Bustos. El uso de glossarios y su interes para la historia de la lengua (Universidad Complutense, Madrid) [Электронный ресурс] / http://www.valleNajerilla.com
Turza, Claudio Garcнa; Turza, Javier Garcнa. Nuevas fuentes de la lengua y cultura, hispбnicas: los glosarios altomedievales [Электронный ресурс] / http://www.valleNajerilla.com