Проблемы переводов поэтических текстов
Министерство образования РФ
Пермский государственный педагогический университет
Факультет иностранных языков
Кафедра Английской филологии
Курсовая работа:
Проблемы перевода поэтических текстов
Выполнила: студентка 3 курса
Попова Ю.
Пермь 2009
Содержание
Введение
Глава I. Лексический аспект многозначности языковой единицы в поэтическом тексте
1.1 Понятие поэтического текста и его особенности
1.2 Основные проблемы перевода
1.3 Понятие многозначности. Лексический аспект
Глава II. Перевод поэтического текста с точки зрения многозначности
Глава III. Анализ переводов
Заключение
Библиография
Введение
В данной работе рассматриваются проблемы, возникающие при переводе поэтических текстов, в частности в нашей работе мы рассмотрим такую проблему как многозначность.
Поэтический язык, понимаемый как язык поэтического текста, в плане его функциональной реализации представляет собой, как известно, особый вид словесного искусства. Изучение поэтического языка, как всякого другого искусства, предполагает определение его материала и тех приемов, с помощью которых из этого материала создается поэтическое произведение. В аспекте реализации основной функции поэтического языка - эстетически воздействовать на читателя (или слушателя), особого внимания заслуживают его прагматические свойства, анализ которых вскрывает взаимодействие автора и читателя, определяет меру эстетической информации в поэтическом тексте с установкой на читателя. Исследование функциональности поэтического языка выявляет его лингвистическую специфику, основу которой составляют многозначность семантики и множественность интерпретаций; В этом плане реализации язык поэтического текста представляет огромный потенциал как объект лингвистического исследования в области переводоведения.
Поэтический перевод - это перевод поэтического текста, созданного на одном языке, с помощью поэтического текста на языке перевода. Сказанное означает, что переводчик должен создать новый поэтический текст, эквивалентный оригиналу по его концептуальной и эстетической информации, но использующий по необходимости совсем иные языковые, а порой и стиховые формы. Что же до фактуальной информации, то она воспроизводится только в той мере, в которой это не вредит передаче информации концептуальной и эстетической.
Поэтический перевод обязан стать живым близнецом оригинала и активно включиться в полнокровный литературный процесс на языке перевода. Естественно, что во имя этой цели - сохранения того главного, ради чего и существует поэзия, то есть сохранения и воспроизведения самостоятельной поэтической ценности - переводчик обязан жертвовать близостью в деталях второстепенных.
Поэтический перевод в России всегда составлял важную часть общего языкового и литературного процесса, и его достижения общепризнанны, что дает основание рассматривать поэтический перевод как неотъемлемую часть общенационального культурного достояния страны, заслуживающую всестороннего изучения. Этой проблемой занимались многие отечественные ученые как Ю.М. Лотман, Я.И. Рецкер, В.М. Жирмунский, А.А. Потебня, Л.С. Бархударов, В.Н. Комиссаров, Н.В. Перцов.
Предметом исследования является многозначность поэтического текста и его перевода.
Объектом можно считать способы интерпретации многозначных слов или конструкций, возникающих в поэтическом тексте и в его переводе.
Целью работы является исследование многозначности поэтического текста.
Для достижения цели данной работы были поставлены следующие задачи:
Рассмотреть понятие поэтического текста и его особенности
Рассмотреть Основные трудности при переводе
Рассмотреть понятие многозначность
Рассмотреть лексический аспект в поэтическом тексте на примере текстов Тютчева
Рассмотреть перевод поэтического текста с точки зрения многозначности
Произвести анализ переводов, выбранных для данного исследования.
Материалом исследования послужила поэзия Ф.И. Тютчева и её перевод
Структура и объем исследования. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, формулируется цель и задачи исследования.
В первой главе "Лексический аспект многозначности языковой единицы в поэтическом тексте" рассматривается понятие поэтического текста, его особенности, основные трудности при переводе, само понятие многозначности, его лексический аспект на примере текстов Ф.М. Тютчева.
Во второй главе "Перевод поэтического текста с точки зрения многозначности" рассматриваются теоретические и практические вопросы многозначности перевода.
В третьей главе "Анализ переводов" соответственно производится анализ переводов.
В заключении в обобщенной форме излагаются основные выводы исследования.
Глава I. Лексический аспект многозначности языковой единицы в поэтическом тексте
1.1 Понятие поэтического текста и его особенности
"Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединяться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, как их произнесут" (Гарсия Лорка).
Поэзия (лирика), наряду с эпосом и драмой, относится, как известно, к основным родам художественной литературы. Последние два-три десятилетия характеризуются постоянно растущим интересом исследователей-лингвистов к языку художественной литературы, особенно с точки зрения функциональных свойств. Важной чертой развития лингвистических исследований является то, что языковые и речевые закономерности построения эстетически значимого текста рассматриваются и в лингвистическом, и в экстралингвистическом аспектах. Использование языка для передачи смысла, правильное распознавание смысла сообщения, оптимальный выбор языковой формы в зависимости от целей и условий общения - все эти вопросы сегодня находятся в центре внимания исследователей-лингвистов. Современное стиховедение представляет собой весьма разработанную область науки, нельзя не отметить, что в основе многочисленных трудов по этому вопросу, получивших международное признание, лежат исследования русской школы стиховедов, ведущей свое начало от А. Белого и В.Я. Брюсова и давшей таких ученых, как Б.В. Томашевский, Б.М. Эйхенбаум, В.М. Жирмунский, Ю.Н. Тынянов, М.П. Штокмар, Л.И. Тимофеев, С.М. Бонди, Г. Шенгели.
Художественная функциональность поэтического языка призвана отражать эстетически значимое, эмоционально воздействующее преобразование действительности. Я. Мукаржовский писал, что единственным постоянным признаком поэтического языка является его "эстетическая" или "поэтическая" функция, которую он определял как "направленность поэтического выражения на само себя: "... Тем самым поэтический язык ставится; в один ряд с многочисленными иными функциональными языками, каждый из которых означает приспособление языковой системы к какой-то цели выражения; цель поэтического выражения - эстетическое воздействие. Однако, эстетическая функция, которая таким образом доминирует в поэтическом языке (будучи в других функциональных языках только сопутствующим явлением), делает центром внимания сам языковой знак, выступая, следовательно, в качестве прямой противоположности действительной; ориентации на цель, каковой в языке служит сообщение" [Мукаржовский Я. 1994: 240.]
Таким образом, ученый определяет поэтический язык как составную часть языковой системы, как "устойчивое образование, обладающее собственным закономерным развитием, как важный фактор в общем развитии человеческой способности изъясняться с помощью языка". [Мукаржовский Я. 1994: 240.] Но тогда поэтический язык, как и естественный, способен выполнять коммуникативную функцию, т.е. передавать некоторое сообщение о внешнем по отношению к тексту мире. Лингвистическая особенность поэтического языка состоит в том, что в нем могут наделяться смыслом любые языковые структуры (фонетические, словообразовательные, грамматические, ритмические и т.п.), становящиеся, тем самым, своего рода материалом для построения новых эстетически значимых языковых объектов.Я. Мукаржовский выделяет две лингвистические стороны поэтического языка: звуковую и смысловую, рассматривая их с точки зрения строения языкового знака и участия отдельных элементов в построении поэтического произведения. К звуковой стороне поэтического языка он относит: звуковой состав языкового проявления (соотношение отдельных звуков); и последовательность звуков, (эвфония), ритм, рифму, слог (в качестве основы клаузул), интонацию (выраженную графически пунктуацией), экспирацию (ударение как носитель ритмического рисунка), окраску голоса или тембр (эмоциональные оттенки содержания), темп (длительность ритмических отрезков и паузы). Смысловую (или в узком смысле - грамматическую) сторону представляют следующие элементы поэтического языка: морфемы (а именно, производящие морфемы), представляющие внутреннее строение поэтического слова, словесное значение - лексика поэта (т.е. выбор словесного материала), семантическая направленность, поэтическое наименование (употребление слова в конкретном." случае), смысловая динамика (в противоположность статике) контекста, монолог и диалог (скрытое значение). По мнению ученого, язык, состав которого представляют перечисленные элементы, по своему знаковому характеру представляет собой художественный материал для построения поэтического произведения.
В отличие от обычного языка, первичной моделирующей системы (исходной "картины мира"), поэтический язык является "вторичной моделирующей системой" (в понимании Ю.М. Лотмана), в которой сам знак моделирует свое содержание. Поэтический язык самой своей; формой предлагает адресату поэтического сообщения осознать причины и следствия выбора именно такого (порой необычного), а не какого-либо иного способа выражения; внешняя обыденность поэтического языка, которая иногда имеет место, сама воспринимается на фоне ожиданий необычности формы как особый эстетический эффект [www.krugosvet.ru].
Поэтический текст подчиняется всем правилам данного языка. Однако на него накладывают новые, дополнительные по отношению к языку, ограничения: требование соблюдать определенные метро-ритмические нормы, организованность на фонологическом, рифмовом, лексическом и идейно-композиционном уровнях. Все это делает поэтический текст значительно более "несвободным", чем обычная разговорная речь.
Информативность текста в поэзии растет, что на первый взгляд расходится с основными положениями теории информации.
Каким образом наложение на текст дополнительных - поэтических ограничений приводит не к уменьшению, а к резкому росту возможностей новых значимых сочетаний элементов внутри текста.
В не-поэзии выделяют:
1. структурно-значимые элементы, относящиеся к языку, и их варианты расположенные на уровне речи. Эти последние собственного значения не имеют, а обретают его лишь в результате соотнесения с определенными инвариантными единицами языкового уровня.
2. в пределах языкового уровня различают элементы, имеющие семантическое значение, то есть соотнесенные с какой-либо языковой реальностью, и формальные, то есть имеющие только внутриязыковое (например, грамматическое) значение.
Переходя к поэзии, мы обнаруживаем, что:
1. Любые элементы языкового уровня могут возводиться в ранг значимых.
2. Любые элементы, являющиеся в языке формальными, могут приобретать в поэзии семантический характер, получая дополнительные значения.
Таким образом, некоторые дополнительные, наложенные на текст ограничения заставляют воспринимать его как поэзию. А стоит нам отнести этот текст к поэтическим, как количество значимых элементов в нем получает способность расти.
Однако усложняется не только количество элементов, но и система их сочетаний. Ф. де Соссюр говорил, что вся структура языка сводится к механизму сходств и различий. В поэзии этот принцип получает значительно более универсальный характер: элементы, которые в общеязыковом тексте выступают как несвязанные, принадлежа к разным структурам или даже различным уровням структур, в поэтическом контексте оказываются сопоставленными или противопоставленными. Принцип со-противопоставления элементов является универсальным структурообразующим принципом в поэзии и словесном искусстве вообще. Он образует то "сцепление" эпизодов (для прозы наиболее значим сюжетный уровень), о котором писал Л. Толстой, видя в нем источник специфической художественной значимости текста.
Стихотворение - сложно построенный смысл. Все элементы являются обозначениями одного содержания [Лотман Ю.М. 1964: 64]. Входя в состав единой целостной структуры, значащие элементы языка (в первую очередь, семантические) оказываются связанными сложной системой соотношений, со - и противопоставлений, невозможных в обычной языковой конструкции. Это придает и каждому элементу в отдельности, и всей конструкции в целом совершенной особую семантическую нагрузку. Слова, предложения и высказывания, которые в грамматической структуре оказываются сопоставимыми и противопоставимыми, в позициях тождества и антитезы, и это раскрывает в них неожиданное, вне стиха невозможное, новое семантическое содержание. Более того, семантическую нагрузку получают элементы, не имеющие ее в обычной языковой структуре [Лотман Ю.М. 1964: 64-65].
Художественная конструкция строится как протяженная в пространстве - она требует постоянного возврата к, казалось бы, уже выполнившему информационную роль тексту, сопоставления его с дальнейшим текстом. При этом в процессе подобного сопоставления и старый текст раскрывается по-новому, выявляя скрытое прежде семантическое содержание. Универсальным структурным принципом поэтического произведения является принцип возвращения. Он придает языку, построенному как художественный текст, не свойственную ему обычно пространственную протяженность и составляет основу собственно художественной структуры [Лотман Ю.М. 1964: 65-66].
В поэтическом тексте отождествляется нетождественное и противопоставляется не противоположное в естественном языке.
Рифма - граница стиха. Отмеченность границы роднит стих со словом, а паузу в конце стиха - со словоразделом. Каждый значимый элемент стремится выступать в качестве знака, имеющего самостоятельное значение. И текстовое целое представляет как некоторая фраза, синтагматическая цепь единой конструкции. Одновременно этот же элемент имеет тенденцию выступать лишь как часть знака, а целое приобретает признаки единого знака, имеющего общее и нерасчленимое значение.
Если в первом смысле мы можем сказать, что каждая фонема в стихе ведет себя как слово, то во втором мы можем стих, а затем строфу и, наконец, весь текст рассматривать как особым образом построенные слова. В этом смысле стих - особое окказиональное слово, имеющее единое и нерасчленимое содержание.
Единство стиха проявляется на метрическом, интонационном, синтаксическом и смысловых уровнях. Оно может дополняться единством фонологической организации, которая часто образует внутри стиха прочные локальные связи.
Семантическое единство стиха проявляется в том, что Ю.Н. Тынянов называл "теснотой стихотворного ряда". Лексическое значение слов внутри стиха индуцирует в соседних словах сверхзначения, невозможные вне данного стихового контекста, что часто приводит к выделению доминирующих в стихе смысловых центров, с одной стороны, и слов, сведенных на положение связок и частиц префиксально-суффиксального характера, с другой, то, что стих - это одновременно и последовательность слов, и слово, значение которого отнюдь не равно механической сумме значений его компонентов, придает стиху двойной характер. В таком случае, мы сталкиваемся со случаем, когда один и тот же текст принципиально допускает более, чем одну интерпретацию, интерпретация модели на более конкретном уровне дает не однозначную перекодировку, а некоторое множество взаимно эквивалентных значений.
Стих сохраняет всю семантику, которая присуща этому тексту как нехудожественному сообщению, и одновременно приобретает интегрированное значение. Напряжение между этими значениями и создает специфическое для поэзии отношение текста к смыслу.
Расхождение между общеязыковым и интегральным значениями стиха может быть нулевым в двух придельных случаях: при полном приравнивании значения стиха его прозаическому пересказу, то есть при предельной прозаизации стиха, и при полном разрушении общеязыковой семантики - при создании поэзии глоссолалического типа. Но, во-первых, оба этих придельных случая возможны лишь как исключения на фоне поэтической культуры обычного типа, как ее отрицание в ту или иную сторону, но невозможны в качестве самостоятельной системы построения поэтических значений. Во-вторых, отношение двух систем, даже если одна из них представлена пустым классом, не тождественна в структурном отношении прозе, не соотнесенной с поэзией.
Единство стиха как семантического целого создается на нескольких структурных уровнях. При этом мы можем отметить действие тенденции сначала к максимальной реализации всех системных запретов, а затем - к их ослаблению, создающему добавочные смысловые возможности.
1.2 Основные проблемы перевода
Трудности стихотворного перевода обычно связывают с двумя проблемами: передачей национально-идеологичекого (и психологического) своеобразия (передача структуры одного сознания через структуру другого) и с непереводимым своеобразием языковых средств (идиомы). Иногда указывают также на специфику просодических элементов языка и национальных ритмических структур.
Что касается первого вопроса, то он не составляет специфики перевода и касается проблем перевода вообще. Можно полагать, что в пределах близких циклов культур он не должен представлять значительных трудностей. Что касается языковых различий, то здесь, очевидно, речь должна идти именно о языке художественной литературы, поскольку переведение одного плана выражения в другой при общности плана содержания и условности характера связей между этими планами - задача, теоретически не вызывающая трудностей. [Скаличка В. 1963].
Именно в художественном тексте (и, прежде всего, в поэзии), при слиянии общеязыкового плана содержания и плана выражения в сложной структуре художественного знака, и возникает "эффект непереводимости".
В свое время В. Брюсов писал: "Передать создание поэта с одного языка на другой - невозможно; но невозможно и отказаться от этой мечты" [Брюсов В. 1955: 188]. Для того чтобы уяснить, что и с какой степенью точности в стихе поддается переводу, необходимо расчленить вопрос на уровни. Специфическая трудность перевода поэтического текста будет непонятой, если подходить к стиху с традиционным преставлением о нем как об определенном речевом отрезке, построенном с учетом наперед заданных ритмических правил. Очевидно, что обычная передача одного речевого отрезка через соответствующий ему по значению на другом языке (перевод) не представляет трудностей.
Теория установки речи позволила теоретически и экспериментально объяснить причины, по которым идея непереводимости имеет право на существование. Установка на использование любого языка индивидуально, т.к это одна из граней личности конкретного человека.
В поэзии индивидуальность автора и его родного языка проявляются в максимальной степени. Фактически все полноценные поэтические произведения - уникальны, как уникальны личности поэтов, сотворивших эти произведения. Сочетание уникальности личности поэта и уникальности его родного языка делает неизбежным проявление непереводимости в области поэтического перевода.
Невозможность полноценного перевода литературного поэтического произведения объясняется, возможно, как индивидуальными различиями двух языков (например, английского и русского), так и индивидуальными особенностями личностей Автора и Переводчика. Огромное число решений, принятых автором при выборе языковых средств, наиболее точно выражающих его замысел, делают невозможным точное повторение этого процесса переводчиком ("необратимость стрелы поэзии"), даже если и согласиться с тем, что различные языки позволяют совершенно точно выразить одну и ту же мысль.
Известный переводчик М. Лозинский считает, что, переводя иноязычные стихи на свой язык, переводчик также должен учитывать все их элементы во всей их сложной и живой связи, и его задача - найти в плане своего родного языка такую же сложную и живую связь, которая по возможности точно отразила бы подлинник, обладала бы тем же эмоциональным эффектом. Таким образом, переводчик должен как бы перевоплотиться в автора, принимая его манеру и язык, интонации и ритм, сохраняя при этом верность своему языку, и в чем-то и своей поэтической индивидуальности. Необходимо помнить, что перевод выдающегося литературного произведения сам должен являться таковым.
Переводчик должен установить функциональную эквивалентность между структурой оригинала и структурой перевода, воссоздать в переводе единство формы и содержания, под которым понимается художественное целое, то есть донести до читателя тончайшие нюансы творческой мысли автора, созданных им мыслей и образов, уже нашедших свое предельно точное выражение в языке подлинника.
Существует два основных типа стихотворных переводов:
Перестраивающий (содержание, форму)
Воссоздающий - т.е. воспроизводящий с возможной полнотой и точностью содержание и форму.
И именно второй тип считается почти единственно возможным. Но содержание не может существовать до тех пор, пока для него не найдена нужная форма.
Полноценный художественный перевод поэтических произведений регламентирован жесткими рамками поэзии. Форму стихотворения составляет комплекс взаимосвязанных и взаимодействующих элементов, таких, как ритм, мелодия, архитектоника, стилистика, смысловое, образное, эмоциональное содержание слов и их сочетаний. Формальная структура стихотворного произведения служит основой для создания его ритма. Ритм стиха основан на правильном чередовании в стихотворной строке ударных и неударных слогов (тонический принцип). Ритм согласован с содержанием произведения и с соответствующей содержанию интонацией и построением - все эти элементы и создают стиль метрической организации стихотворения.
Переводчик обязан, прежде всего, передать соотношение между ритмом и интонацией, а не размер стихотворения со всеми его метрическими единицами.
Важным признаком стихотворной речи является упорядоченная повторяемость организующих ее ритмических единиц, а именно стоп, строк, строф.
Отрезок стихотворной строки, заключающий в себе один ударный и один или два неударных слога, называется стопой. В практической части мы будем рассматривать одну из наиболее употребительных в общеевропейской поэзии: ямб, или ямбическую стопу, которая содержит первый неударный и второй ударный слог.
В основе классической системы стихосложения заложено понятие метра (или размера) - канонически заданной схемы соотношения стоп, их характера и количества, независимой от конкретных ритмических вариаций. Метр членит речевой поток на четко ограниченные паузами и соизмеримые между собой отрезки - строки или стихи. Как правило, стихотворение выдерживается в одном и том же размере, однако строгие формулы стихотворного размера могут подвергаться некоторым модификациям конкретного словесного материала, входящего в стихотворную строку. Одной из таких модификаций является пиррихий - стопа, потерявшая требуемое размером ударение из-за того, что на нее пришлось либо безударное служебное слово, либо безударные слоги многосложного слова. Пиррихий придает стихотворной речи естественное живое звучание.
В ритмической организации стихотворной строки существенную роль может играть так называемая цезура - обязательный слогораздел на определенном месте внутри строки, то есть известная пауза.
Далее, схема рифм (порядок, в котором они расположены) имеет решающее значение и для стилистической, и для музыкальной организации строфы. Эквивалентно важен и характер рифм: независимо от метра стихи с различным чередованием рифм будут иметь различную стилистику, так как в стихах основой стилистики является звукопись, или мелодия стиха.
В этом же аспекте также очень важен характер переносов (enjabement), которые возникают тогда, когда словосочетание может быть синтаксически не закончено к концу строки, и его завершение переносится на следующую строку. Они большой степени определяют интонационное движение стиха, помогают передать течение поэтической мысли, подчеркивают смысловые ударения.
Группа стихов, взаимно связанных схемой чередования размеров и рифм, обычно правильно повторяющейся на протяжении всего произведения, образует строфу - ритмическую единицу метрического членения стихотворного текста. Строфа находится как бы на стыке метрики и композиции: в большинстве случаев строфа обладает не только ритмической и интонационно-синтаксической законченностью, вызывающей паузу более сильную, чем паузы между отдельными стихами внутри строфы, но и определенной семантической завершенностью, так как чаще всего развивает отдельную микротому.
В стихотворном произведении строфа выступает как существенный структурный фактор, как важное звено, которое связывает план выражения и план содержания художественного целого.
Многим исследователям и поэтам представляется необходимым подчеркнуть целостность строфы как смысловой конструкции. Строфа может рассматриваться как сложное синтаксическое целое, служащее формой выражения законченного авторского высказывания, отражающее движение поэтической мысли. Однако понятие единой темы, более или менее полно раскрывающей какую-либо сторону характеризуемого явления, остается ведущим признаком сложного синтаксического целого.
Строфика - форма последовательности стихов, архитектоника стихотворения, и несоблюдение строфики оригинала ведет к нарушениям общего стиля произведения. Требование воспроизвести строфическое построение с максимальным соответствием оригиналу не предполагает простого копирования строфических схем, а отражает стремление к установлению функциональной эквивалентности между структурой оригинала и структурой перевода.
Однако даже если в оригинале и в переводе используется одинаковая система стихосложения, многое также зависит и от таких особенностей слова, как его величина и звучание.
Английский язык в основном моносиллабический, в нем гораздо больше односложных слов, чем в русском языке. Поэтому английская стихотворная строка вмещает больше слов, и, следовательно, мыслей, понятий, художественных образов. Этот фактор также влияет на ритм, и его необходимо учитывать в переводе.
Очевидно, что при стихотворном переводе всегда требуется как можно более точное воспроизведение всех вышеперечисленных элементов. Однако основным своеобразием поэтического перевода, как это ни парадоксально, является его условно-свободный характер, и если есть отступления, вызываемые языковыми различиями, которые характерны и для прозаического перевода, то есть отступления, характерные именно для стихотворного перевода - те, которых требует форма.
Дело в том, что свободная композиция и условный характер стиха не всегда дают возможность найти не только прямые языковые, но и прямые метрические соответствия, хотя своеобразие композиции в поэзии опирается на устойчивый ритмический строй, так что в первую очередь для отыскания стилистического ключа стихотворного подлинника следует разобраться в ритме и метре.
Ритм согласован с содержанием произведения и с соответствующей содержанию интонацией и построением - все эти элементы и создают стиль метрической организации стихотворения.
Так что в первую очередь переводчик должен перенести соотношение между ритмом и интонацией, а не размер со всеми его метрическими единицами. Вполне возможны случаи, когда стихотворный размер подлинника и перевода оказывается одним и тем же, и в этом случае соблюдение тех или иных формальных приемов оказывается важным и как цель, и как средство, позволяющее достигнуть наибольшей степени эстетической равноценности подлиннику.
Однако практика показывает, что даже соблюдение всех или почти всех формальных элементов в переводе не делает его адекватным.
1.3 Понятие многозначности. Лексический аспект
В русской традиции существует три близких термина - многозначность, полисемия и омонимия. Термин многозначность - самый широкий, он указывает просто на существование у некоторой единицы более одного значения. Термин полисемия иногда рассматривается как синоним термина многозначность [ЛЭС 1990]. Ю.Д. Апресян определяет термин полисемия как маргинальный член синонимического ряда, ядерным членом которого является многозначность [Апресян Ю.Д. 1971: 509-523]. Однако здесь необходимо сделать следующие уточнения. Во-первых, под полисемией понимается чисто парадигматическое отношение: факт наличия у слова более одного значения; между тем многозначность может быть также и синтагматической: многозначностью может быть названа, в том числе, возможность одновременной реализации, у той или иной единицы, двух или более значений. Полисемичным может быть только слово как единица словаря, а многозначным может быть выражение и целое высказывание; многозначным, таким образом, сближается с неоднозначностью (тем самым многозначность охватывает сферу, как полисемии, так и сферу неоднозначности).
Многозначность слов естественного языка, результат "асимметричного дуализма языкового знака", "неустойчивого равновесия" между обозначающим и обозначаемым, очевидно усложняет задачи лингвиста, но именно этот сложный объект исследуется наукой о языке.
В процессе коммуникации, т.е. при функционировании языковой системы, многозначность слова потенциально создает определенные затруднения. Адресат высказывания, т.е. слушающий (читающий), при восприятии многозначного слова всегда имеет дело с выбором, поскольку слово как отдельная единица содержит неоднозначное указание на тот сегмент смысла высказывания, который представлен в тексте этим словом, закодирован с его помощью адресантом (отправителем). При опоре только на языковой код адресат получает указание на ряд смыслов, из которых он должен выбрать для понимания (декодирования) текста (о важности разграничения в этом плане говорящего и слушающего.
Хорошо известно, однако, что наличие в языке многозначных слов, более того - многозначность наиболее частотных и "фундаментальных" слов каждого конкретного языка не представляет опасности для эффективного использования языка как средства общения: нежелательная в конкретном акте общения многозначность слова разрешается в речи, адресат получает указания для осуществления выбора, необходимого для понимания смысла высказывания. Выбор осуществляется на основе указаний, содержащихся либо в самом тексте, в речевом произведении (лингвистический контекст), либо вне текста, в реальной ситуации (внелингвистический контекст). Потенциальная (виртуальная) многозначность слова в языке регулярно ("как правило") получает разрешение при актуальном функционировании слова в тексте. Если представить себе, что снятие многозначности слова в речи есть снятие качеств языкового знака, противоречащих коммуникативной направленности речевого высказывания, в составе которого функционирует слово, то можно сказать, что в речи восстанавливается "закон знака", необходимый для надежности осуществления коммуникации при функционировании языковой знаковой системы. При таком подходе снятие многозначности слова в языке можно представить как вытекающее из знакового характера слова.
В то же время наблюдения над текстами (устными и письменными) обнаруживают наличие случаев сохранения многозначности слова в речи. Речевая многозначность бывает случайной, непреднамеренной или может быть обусловлена нарочитым, сознательным, преднамеренным использованием многозначности слова. В последнем случае многозначность слова сознательно сохраняется и используется в речи, и ее сохранение (так же, как в "обычных" случаях ее снятие) обеспечивается соответствующим контекстом. Если исходить из изложенных выше соображений, то речевая многозначность слова предстает как явление, противоречащее знаковому характеру слова. Такое видимое противоречие, несомненно, требует более детального рассмотрения вопроса.
Многозначность слова в языке давно исследуется лингвистами. Литература о полисемии и связанных с нею языковых явлениях весьма обширна. В ней представлены самые разнообразные концепции, вплоть до отрицания полисемии, в русском языкознании восходящего к А.А. Потебне. Существенно отметить, что при любой теоретической установке и любой терминологии исследователь не может пройти мимо многочисленных фактов наличия в языке разных слов с одинаковым звучанием, даже если он отказывает им в лингвистическом тождестве.
Многозначность слова в речи реже попадает в поле зрения лингвистов. Она нередко рассматривается как своего рода аномалия, нарушение закономерностей, не заслуживающее теоретического рассмотрения. При этом исходят из того, что "нормальным" случаем является снятие языковой многозначности слова контекстом, а отклонения от этой нормы либо слишком редки, чтобы заслуживать специального рассмотрения, либо объясняются особыми, необщими, специальными причинами и потому не могут рассматриваться как закономерность. Подобный подход вполне согласуется с представлением о "нормальности" снятия многозначности слова в речи, в. частности, в силу знакового характера слова.
Одним из важнейших итогов развития семантической теории последних трех десятилетий является то, что многозначность "стала восприниматься не как отклонение от нормы, а как одно из наиболее существенных свойств всех значимых единиц языка, как неизбежное следствие основных особенностей устройства и функционирования естественного языка" [Плунгян, Рахилина 1996: 4]. Показательно, что именно феномен многозначности с самого начала был центральной проблемой когнитивной лингвистики.
То, что единицам языка свойственна многозначность, было известно лингвистам всегда. Однако отношение к этому факту в разные эпохи было различным. В частности, в отечественном языкознании важная роль многозначности в функционировании языка всегда признавалась в рамках "традиционного" направления; наоборот, в структуралистских концепциях многозначность слова рассматривалось как некое досадное обстоятельство, с которым нельзя не считаться - раз уж оно имеет место, - но от которой в семантическом описании следует как можно раньше и радикальнее избавиться, с которым необходимо, так или иначе "справиться". Отчасти данью этой идеологии является принятый в Московской семантической школе термин лексема в понимании "слово в определенном значении", который создает иллюзию решения именно этой задачи - избавления от многозначности: в исходной точке анализа множество употреблений описываемого слова разбивается на непересекающиеся подмножества (соответствующие разным "лексемам"), после чего исследователь имеет дело уже только с этими лексемами, т.е. с единицами, "свободными" от многозначности.
В некотором смысле противоположным является "инвариантный" взгляд на многозначность, который в своей крайней форме состоит в том, что всякая языковая единица имеет одно значение, а наблюдаемая полисемия сводится к "sui generis оптической иллюзии, возникающей при взаимодействии "настоящего" значения и определенного контекста" [Плунгян 2000: 96]. Впрочем, как справедливо отмечается в цитированной работе В.А. Плунгяна, при внешней противоположности указанных подходов их объединяет то, что полисемия является источником "теоретического дискомфорта", что "хорошее" описание должно быть свободно от полисемии.
Однако сейчас можно с уверенностью сказать, что одной из составляющих произошедшей в последние 20 лет смены парадигмы является перенос центра тяжести семантической теории с синонимии, бывшей в 60-е - 70-е гг. базовой категорией семантики, на полисемию. Заметим при этом, что здесь важно изменение именно методологической установки, общего взгляда на феномен языкового значения. Дело в том, что граница между синонимией и полисемией - это, в значительной степени, вопрос концептуализации; так, к числу "синонимических средств языка" относятся, например, различные преобразования, связанные с меной диатезы, - а именно такого рода преобразования как варианты реализации потенций одного слова являются важнейшим полем разработки современной теории полисемии. Да и сама "Лексическая семантика" до сих пор является одним из основополагающих исследований в области многозначности, в том числе, регулярной многозначности, которая, очевидно, находится в центре интересов сегодняшней семантики.
В лингвистике имеется несколько базовых оппозиций, касающихся принципиального устройства языка в целом, на фоне которых формируется отношение к многозначности. Это, прежде всего:
1. Дискретность - градуальность. Это противопоставление является наиболее глобальным; оно существенно для всех уровней и аспектов функционирования языка. В области структуры многозначности это касается статуса отдельного значения слова: образуют ли разные значения слова множество дискретных единиц или непрерывный континуум, в котором одно значение "плавно переходит" в другое.
2. Гумбольдтовское противопоставление ergon - energeia: строит ли человек в процессе говорения грамматические формы, словосочетания и предложения по неким формулам или образцам - или запоминает их в готовом виде? До относительно недавних пор сторона "energeia" была общепринятой, однако в последнее время теории в духе Б.М. Гаспарова [Гаспаров: 1996] пошатнули этот постулат, причем как среди сторонников, так и среди противников этих теорий.
3. Является ли язык системой "чистых значимостей", где значение каждого знака определяется его местом в системе оппозиций, или любое слово в каждом своем употреблении выражает тот единственный смысл, который вкладывает в него говорящий и который составляет результирующую бесконечного числа факторов (в частности, опирается на неповторимый индивидуальный опыт говорящего). В связи с этим: способен ли слушающий воспринять тот смысл, который хочет ему передать говорящий? Возможна ли вообще идентификация смыслов?
Теперь перейдём к основным понятиям и вопросам лексической многозначности. Лексическая многозначность будет определена через понятие сходства значений. Значения аi и aj слова А называются сходными, если имеются такие уровни семантического анализа, на которых их толкования (семантические деревья) или ассоциативные признаки имеют нетривиальную общую часть. В свете фактов опосредствованной многозначности становится ясным, почему в определении сходства фигурирует понятие уровня семантического анализа: несущественно, обнаруживается ли нетривиальное сходство семантических деревьев (толкований) на первом же уровне анализа или нет; важно только, чтобы оно обнаруживалось хоть на каком-нибудь уровне. Определим теперь многозначность. Слово А называется многозначным, если для любых двух его значений аi и aj найдутся такие значения a1, a2,..., ak, ai, что ai сходно с a1, a1 - с a2 и т.д., ak - с ai и ai - с aj. Как видим, определение не требует, чтобы общая часть была у всех значений многозначного слова; достаточно, чтобы каждое из значений было связано хотя бы с одним другим значением. Следует обратить внимание на то, что существуют языковые факты, которые могут быть полно и непротиворечиво описаны двояким образом: как факты лексической полисемии и как факты моносемии. К их числу относятся, например, некоторые параметрические прилагательные типа высокий, низкий, дорогой, дешевый, старший, младший. С одной стороны, можно считать, что в словосочетаниях типа высокий [низкий] мужчина и высокий [низкий] рост реализуются два разных значения прилагательного: значение "большого (соответственно "маленького") роста" в первом случае и усилительное значение "большой степени" - во втором. С другой стороны, можно считать, что в обоих случаях реализуется одно и то же значение прилагательного, а именно - значение "большого роста"; только в первом случае оно реализуется в полной форме (высокий [низкий] мужчина - "мужчина большого [маленького] роста"), а во втором случае - с зачеркиванием повторяющейся составляющей "рост" (высокого роста - "большого роста роста" = "большого роста"). Аналогичные возможности возникают для прилагательных дорогие [дешевые] костюмы - дорогие [дешевые] цены, старший [младший] ребенок - старший [младший] возраст; для существительных со значением шкалы определенного свойства (ср. воспитание воли и сильная воля, обеспечить качество и высокое качество); некоторых двухобъектных глаголов (ср. бурить землю и бурить скважину, латать рубаху и латать дыры, пробить стену и пробить отверстие). В настоящей работе из двух принципиально возможных описаний предпочитаются описания первого типа; однако подробная аргументация этого выбора дается в другом месте.
Проблема разрешения лексической многозначности является одной из самых сложных прикладных задач, связанных с лексическим значением. Задача автоматического (реже полуавтоматического) разрешения лексической многозначности была впервые сформулирована в рамках направления науки и технологии, связанного с созданием систем машинного перевода (МП). В дальнейшем проблема разрешения лексической многозначности стала одной из ключевых не только при создании систем МП, но и систем обработки естественно-языкового текста (ОЕЯТ) других назначений (поиск, классификация). Десятки научных коллективов и коммерческих организаций во всем мире занимаются этой проблемой. На регулярной основе проводятся соревнования между действующими компьютерными программными системами, предназначенными для этих целей. Однако, несмотря на предложенные решения, полного решения проблема пока не получила. К примеру, общий механизм, предложенный Ю.Н. Марчуком (метод детерминант) - эффективный, но слишком трудоемкий метод, так как предполагает необходимость формирования индивидуальных правил для каждой лексемы.
В тоже время для некоторых задач ОЕЯТ этап распознавания лексического значения очень важен. Рассмотрим это на примере трех компьютерных технологий, связанных с ОЕЯТ: машинный перевод, поиск текстовых ресурсов в Интернете, классификация текстов.
Отсутствие надежных механизмов распознавания значения сводит "на нет" все усилия по реализации систем машинного перевода. На сегодняшний день это критическая проблема повышения качества систем для указанного направления компьютерной лингвистики 1.
В области поисковых технологий в Интернет проблема многозначности не носит критического характера, так как сравнительно низкое качество поиска часто сглаживается большими объемами информации в сети Интернет. Тем не менее, по оценкам специалистов, поиск с использованием разрешения многозначности способен привести к повышению релевантности поиска (в среднем с 30 до 70%), повысить таргетинг рекламы, тем самым резко повысив доходность поисковых систем, снизить общий трафик в сети и время на поиск конкретной информации.
В задачах классификации текстов влияние многозначности проявляется в том, что при выборе в качестве базового признака классификации единичную лексему, вы сталкиваетесь с ее многозначностью, что понижает точность классификации текстов.
Эти и другие аргументы говорят о необходимости для специалистов по прикладной лингвистике сосредоточиться на лингвистических технологиях, ориентированных на лексическое значение, так как даже частичное решение этой проблемы способно обеспечить прорыв сразу по нескольким направлениям. Статья посвящена описанию указанных оригинальных технологий и включает примеры их применения для задач классификации текстов и поиска. Преимущества новых технологий, ориентированных на лексическое значение, демонстрируются на примерах проекта "Интеллектуальная поисковая машина" и программы классификации текстов Rubryx.
Лексическая многозначность, безусловно, является одной из наиболее сложных проблем в описании языка, и поэтому всегда находилась в центре лингвистических исследований.
Строго говоря, в лингвистике принято разделять неоднозначность языковой единицы и собственно многозначность. Неоднозначность - это обобщенное понятие, оно подразумевает наличие у слова более одного значения, независимо от того, какие семантические связи существуют между отдельными значениями, таким образом, этим термином также покрывается явление омонимии, когда два слова с одинаковым внешним выражением семантически никак не связаны между собой. Различение омонимии и полисемии (многозначности) представляет собой отдельную лингвистическую проблему, однако в настоящей работе это различие не проводится. Причины этого связаны со спецификой исследования и обосновываются в третьем разделе этой главы.
Методы описания многозначности
В лексической семантике принято выделять три типа критериев для определения различных значений слова: парадигматические, синтагматические и концептуальные.
К парадигматическим критериям относится, в первую очередь, принципы, сформулированные в работах Е. Куриловича (Курилович 1962) и А.Е. Смирницкого (Смирницкий 1956). В соответствии с этими принципами разные употребления данного слова следует считать разными значениями этого слова, если им соответствуют разные синонимы. Иногда этот критерий неплохо работает, но довольно часто дает противоречивые результаты. Например, рассмотрим пример со словом окно, у которого можно было бы выделить такие значения '1) отверстие в стене здания;
2) стекло, закрывающее это отверстие;
3) рама, в которую вставлено это стекло1. Его употреблениям в значениях (2) и (3) соответствуют разные синонимы: разбить окно - разбить стекло, покрасить окно - покрасить раму. Однако, такое разделение представляется неоправданным как с точки зрения экономности описания, так и с точки зрения языковой интуиции. При таких употреблениях предпочтительней говорить о различном семантическом акценте в обозначении одного и того же объекта.
Наряду с наличием разных синонимов в качестве критерия разграничения значений может служить также наличие разных антонимов (принцип Вейнрейха, см. Вейнрейх 1980). Ср., однако, прилагательное холодный в значении "имеющий низкую температуру", которому в зависимости от сочетаемостных характеристик его контекстуального партнера сопоставляются разные антонимы: холодный день - жаркий день, но холодная вода - горячая вода. Вряд ли здесь есть смысл выделять два разных значения.
Концептуальные критерии выделения значений основываются на представлении носителей языка о сходствах и различиях понятий (а также соответствующих денотатов), обозначаемых данным словом. Право на существование концептуальных критериев отстаивается в работах когнитивного направления (см., в частности, Джэкендофф 1983, Ченки 1997). В некотором смысле, можно говорить, что эти критерии являются исходными для говорящего. Так, для носителей русского языка вполне очевидно, что слово вишня употребляется в сочетаниях типа есть вишню в другом значении, чем в сочетаниях типа растущие в саду вишни. Для того чтобы убедиться в этом, нет необходимости анализировать парадигматические связи этого слова или особенности его сочетаемости. Достаточным аргументом для выделения двух разных значений является интуитивное знание о том, что вишня как 'плодовое дерево' и вишня как 'плод соответствующего дерева' обозначают разные объекты. Соответственно, за ними стоят различные концептуальные представления.
Тем не менее, при формулировке концептуальных критериев возникает проблема, заключающаяся в том, что их чрезвычайно непросто формализовать. Такие критерии различения значений являются, в некотором роде, продолжением теории семантического инварианта, вследствие этого им присущи общие трудности. Как, например, определить, где пролегает граница между различными концептами?
Из-за своего "интуитивного" характера эти критерии до последнего времени практически никогда не использовались в теоретической семантике. Хотя в последнее время в рамках когнитивной семантики наметились определенные пути придания концептуальным критериям теоретического статуса. В частности, метаязыковой аппарат фреймов (Fillmore 1982) позволяет описывать концептуальные структуры, стоящие за 1. Здесь термин "фрейм" используется в значении, принятом в работах по искусственному интеллекту, и относится к структуре представления знаний. Не путать с "фрейм", означающим "падежную рамку" (Филлмор 1981). Языковыми выражениями, и интегрировать эти описания в лингвистические построения. Так, вишня в значении 'плодовое дерево' будет относиться к фрейму, описывающему класс деревьев, а вишня в значении 'плод' - к фрейму 'съедобный объект'. Принадлежность к разным фреймам является достаточным основанием для выделения самостоятельных значений.
Синтагматические критерии основаны на предположении о том, что одно и то же слово в разных значениях должно по-разному сочетаться с другими словами. Действительно, именно различие контекста употребления является главным свидетельством (наряду с представлением о контексте ситуации, в которой находится высказывание, и другими внеязыковыми сведениями) для той или иной семантической интерпретации многозначного слова. Сочетаемость как языковое свидетельство обсуждается в работах А. Вежбицкой (см., например, Wierzbicka 1985), Ю.Д. Апресяна (1974/95), Б. Парти (Partee 1995) и мн. др. Вместе с тем, надежность синтагматических критериев в большой мере зависит от того, какие исходные теоретические положения лежат в основе семантического исследования. Так например, практически во всех семантико-синтаксических теориях считается, что глагол в одном своем значении может демонстрировать разные модели управления, ср.: она ела вишни и она много ела и потолстела. Тем не менее, из-за того, что в первом случае глагол есть управляет прямым дополнением, а во втором - нет, нельзя говорить, что этот глагол имеет разные значения.
В качестве другого примера, в котором синтагматические критерии выделения значений оказываются несостоятельными, можно привести ситуацию, возникающую, например, при описании семантики английского глагола to sneeze='Чихать' в следующем предложении (пример из книги Goldberg 1995): Не sneezed the napkin off the table (букв. 'Он счихнул салфетку со стола') Если синтаксическая теория построена на постулате о центральной роли глагола в синтаксической организации высказывания, то, согласно синтагматическим критериям, наличие такого употребления свидетельствует в пользу того, что у глагола to sneeze помимо основного значения 'чихать', существует и другое - означающее 'перемещать что-л. посредством чихания'. Однако это решение кажется довольно странным: во-первых, подобные употребления крайне редки, и во-вторых, выделение здесь дополнительного значения противоречит языковой интуиции.
Такие случаи получают гораздо более убедительную интерпретацию в грамматике конструкций Ч. Филлмора (подробнее см. следующий раздел). Они описываются как реализации одного и того же "внутреннего" значения, поскольку допускается, что глагол может входить в разные конструкции, не меняя своего значения. Глагол не является центром высказывания, его значение "навязывается" той семантико-синтаксической конструкцией, в которой он употреблен. Соответственно, изменения в синтаксическом поведении глагола не рассматриваются как достаточная причина для постулирования отдельного значения.
Описанию и интерпретации случаев такого рода большое внимание уделяется в работах, посвященных исследованию так называемых "порождающего словаря" (Pustejovsky 1996, Pustejovsky 1998, Buitelaar 1997). В этом направлении происходит отказ от "списочного" способа задания значений слова, напротив, утверждается, что связанные между собой значения фактически должны выводиться из общих правил, которые описывают закономерности в формировании семантики (механизмы метонимии, меронимии и т.д.). При анализе слова в тексте ему должна приписываться определенная исходная семантическая структура, включающая все значения, между которыми существуют регулярные семантические связи, после чего конкретное значение в данном употреблении определяется в результате работы специальных правил, описывающих сочетаемость определенных значений в контексте.
Теперь посмотрим на примере поэтических текстов Тютчева многозначность текста.
I.
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать - удел завидный…
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
[Ф. Тютчев Из Микеланджело http://www.goldpoetry.ru]
В выделенных глаголах выделяют первичное значение, усваиваемое на уровне наивной картины мира, и вторичное, реализованное контекстом.
Будить - спать. Первичные значения обоих глаголов связаны общим семантическим компонентом "пребывать в состоянии сна". В значении глагола будить он осложняется дополнительной семой "прерывать". Закономерно, что вторичные, переносные, значения у глаголов развиваются одновременно. И, попадая в подобные контексты, они реализуют одновременно оба антонимических значения;
1)"прерывать сон" - "находиться в состоянии сна";
2)"возбуждать к действию" - "бездействовать".
II.
Едва усилием минутным
Прервем на час волшебный сон
И взором трепетным и смутным,
Привстав, окинем небосклон,-
И отягченною главою,
Одним лучом ослеплены,
Вновь упадаем не к покою,
Но в утомительные сны.
[Ф. Тютчев. Проблеск. http://www.stihi-rus.ru]
Причастие "отягченною" совмещает в себе такие значения:
склоненной, не до конца поднятой головой, что можно связать по смыслу с предыдущим четверостишием "Едва усилием минутным / Прервем на час волшебный сон, / И взором трепетным и смутным, / Привстав, окинем небосклон".
обремененная мыслями (которые и утомляют сны).
Также прилагательное "смутный" (взор) тоже неоднозначно:
не до конца проснувшийся
неясный
Здесь причастие "отягченный" и прилагательное "смутный" выступают в контекстно-авторских и зафиксированных словарями значениях.
III.
Что за отчаянные крики,
И гам, и трепетанье крыл?
Кто этот гвалт безумно-дикий
Так неуместно возбудил?
Ручных гусей и уток стая
Вдруг одичала и летит.
Летит - куда, сама не зная,
И, как шальная, голосит.
Какой внезапною тревогой
Звучат все эти голоса!
Не пес, а бес четвероногой,
Бес, обернувшийся во пса,
В порыве буйства, для забавы,
Самоуверенный нахал,
Смутил покой их величавый
И их размыкал, разогнал!
И словно сам он, вслед за ними,
Для довершения обид,
С своими нервами стальными,
На воздух взвившись, полетит!
Какой же смысл в движенье этом?
Зачем вся эта трата сил?
Зачем испуг таким полетом
Гусей и уток окрылил?
Да, тут есть цель! В ленивом стаде
Замечен страшный был застой,
И нужен стал, прогресса ради,
Внезапный натиск роковой.
И вот благое провиденье
С цепи спустило сорванца,
Чтоб крыл своих предназначенье
Не позабыть им до конца.
Так современных проявлений
Смысл иногда и бестолков, -
Но тот же современный гений
Всегда их выяснить готов.
Иной, ты скажешь, просто лает,
А он свершает высший долг -
Он, осмысляя, развивает
Утиный и гусиный толк.
[Ф. Тютчев. http://www.stihi-rus.ru]
В стихотворении реализованы два подтекста - бытовой (внешний) и философский. Философские термины-антиподы движенье - застой, попадая в бытовой контекст, не утрачивают своего терминологического значения. При этом на них накладывается и бытовое, нейтральное значение, соответствующее общему содержанию стихотворения. Оно-то и выходит на первый план. Движение:
Перемещение с одного места на другое (гусей, уток, собак)
(филос) Развитие противоположное застою
Застой:
Отсутствие движения
(филос) Остановка в развитии, состояние общества, характеризующееся отсутствием развития.
Иной тип совмещения значений в слове окрылить. Здесь совмещаются
прямое (этимологическое) значение "стать на крыло, полететь"
переносное "ободрить, вдохновить на что-либо".
Такой же тип совмещения в глагольной лексеме лаять:
издавать характерные для собаки звуки
переносное - бранить, ругать.
Каждое их эти значений опирается на семантическую неоднозначность, т.е. неоднослойность тютчевского словоупотребления.
IV.
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
"Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был!"
Так!. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!. .
[Ф. Тютчев. Цицерон http://www.stihi-rus.ru.]
Прилагательное "кровавый" (закат) имеет следующие значения:
относящийся к крови, с большим количеством жертв
цвета крови: красный, багровый
Таким образом, можно отметить, что в одной лексеме совмещается одновременно два типа значений - прямое и переносное.
При выяснении значений слова закат необходимо учитывать его двустороннюю сочетаемость:
закат звезды
закат кровавый
В результате этого слово одновременно реализует два значения:
1)"заход звезды за линию горизонта";
2)"завершение эпохи римской славы".
V.
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали все благие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был -
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
[Ф. Тютчев. Цицерон http://www.stihi-rus.ru.]
Высоких зрелищ - это:
относящихся к небу, где проживают все благие
возвышенных, значительных по содержанию (зрелищ).
Местоимение их, можно предполагать, относится одновременно к существительным чаша и бессмертье. В этом случае последняя строка понимается: "пил из чаши богов бессмертный напиток, который пьют сами небожители-боги и в их числе Цицерон". Весь этот метафорический контекст держится на неоднозначном употреблении глагола пить:
поглощать напиток
вбирать в себя нематериальное, духовное, принадлежащее другим (переносное)
Отсюда: Бессмертье - "напиток, принадлежащий богам"; Чаша - "сосуд, из которого пьют боги".
Итак мы рассмотрели теоретические вопросы понятия поэтического перевода, общие проблемы перевода, лексическую многозначности, понятие многозначности. Теперь мы попытаемся рассмотреть на практике перевод поэтического текста с точки зрения многозначности.
Глава II. Перевод поэтического текста с точки зрения многозначности
Итак, если ранее мы рассматривали теоретические вопросы, касающиеся многозначности, её лексического аспекта, рассматривали основные особенности поэтического текста, трудности стихотворного текста, то есть рассматривали оригинал поэтического текста и его особенности, то сейчас попытаемся рассмотреть конкретный перевод с точки зрения многозначности.
Употребление слова в разнообразных контекстах может свидетельствовать о том, что данное слово многозначно. Чем больше различие контекстов с точки зрения их видовых классов, тем больше вероятность того, что в них реализуются различные лексические значения слова. В этой главе мы рассмотрим дополнительные признаки многозначности и то, какое влияние они могут оказывать на перевод.
Как мы уже сказали, различные лексические значения, присущие отдельному слову, соотносятся между собой семантически. Связь между значениями слова определяется сравнительным анализом различных употреблений каждого значения этого слова. Руководствуясь при анализе данными принципами, мы обнаруживаем следующие семантические основы многозначности: (1) наличие общей семантической линии, разделяемой всеми значениями данного слова, и (2) ассоциативная связь между значениями. Первое приводит к образованию вторичных значений, второе к возникновению переносных или образных значений слова.
В вышеуказанной формулировке первой основы многозначности наиболее важным является выражение "разделяемой всеми значениями". Оно говорит нам о том, что когда определенное слово имеет четыре или пять различных значений, та же самая смысловая линия будет присутствовать в каждом значении этого слова. Эту смысловую линию можно также назвать общим семантическим компонентом различных значений. Она не позволяет нам точно определить каждое значение слова; однако с ее помощью можно продемонстрировать один из способов образования полисемии, т.е. многозначности, а также способы классификации различных значений. В сообщении о второй семантической предпосылке многозначности важны слова "ассоциативная связь". Здесь нет общей разделяемой смысловой линии как основы многозначности. Подобная полисемия скорее основывается на родстве значений, которое соединяет одно значение с другим ассоциативно. В первом типе многозначности упомянутая смысловая линия соотносится со значениями; во втором смысловые значения соотносятся на основе родства. Многозначность первого типа не ведет к возникновению переносных значений в отличие от второго типа.
Смысловая линия, разделяемая значениями - основа производных значений.
Чтобы облегчить различение между родовым компонентом, дифференциальными компонентами и смысловой линией, разделяемой между значениями приведем следующую схему.
Смысловая линия, разделяемая всеми значениями слова "скакать" может быть определена как `движение особого характера'. Несмотря на то, что данный семантический компонент присутствует в каждом из значений слова "скакать", он не является ни дифференцирующим, ни родовым компонентом в любом отдельно взятом значении данного слова. Следовательно, его единственная ценность состоит в том, чтобы продемонстрировать, как многозначность определенного слова основывается на некой общей смысловой линии.
Приведем еще один пример. Английский глагол to dress имеет несколько значений, которые могут реализовываться в следующих словосочетаниях: to dress timber тесать бревно
to dress ranks ровнять ряды
to dress poultry потрошить дичь
to dress a wound перевязывать рану
to dress a salad приправлять салат
to dress a shop window украшать витрину
to dress oneself одеваться
Все эти значения объединены общей идеей `представлять что-либо в более приемлемом виде'. Она является общей смысловой линией, показывающей, что мы действительно имеем дело с одним словом, а не с двумя или более омонимами.
Ассоциативные отношения между значениями - основа для переносных значений
Не всякая многозначность основывается на наличии общего семантического компонента у различных значений данного слова. Многие значения образуются посредством определенных ассоциативных сопоставлений. Так, в НЗ слово "небеса" в зависимости от контекста обозначает как собственно небеса, так и Бога. В основе этих двух значений лежит конкретная ассоциативная связь: небеса - это определенное место, а Бог - тот, кто пребывает там. Такая ассоциативная взаимосвязь двух значений отличается от разделения общего семантического компонента или смысловой линии между значениями. Значения, основанные на ассоциативных отношениях, весьма характерны для лексических единиц Библии, и именно эти ассоциативные значения объясняют возникновение различных образных, переносных значений. Далее в этой главе мы покажем, что анализ подобных ассоциативных отношений естественно выливается в анализ конкретных фигур речи (метонимии, метафоры и т.п.).
Глава III. Анализ переводов
Итак сейчас мы попытаемся проанализировать тесты переводов. Для материала мы взяли переводы Ф.М. Тютчева. Проанализируем текст "Умом Россию не понять":
Оригинал: Перевод:
|
To gain an insight into Russia, To span thee is unable. A distinctive mentality That is just imaginable! |
|
Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать - В Россию можно только верить. |
Рассмотрим лексические единицы перевода и их значения:
To gain - добывать, зарабатывать, выгадывать, получить, приобретать
An insight into - проницание в суть, озарение, понимание, догадка
To span - измерять пядями, обхватывать, охватывать
Thee - тебя, тебе
Unable - невозможно
A distinctive - отличительный, характерный, особый, особенный
Mentality - ум, склад ума, умостроение, точка зрения
Imaginable - вообразимый
Итак если мы дословно разберём перевод, то вот что получится:
Чтобы добыть понимание о России
Измерять пядями её невозможно!
Особый ум
Вот что Вообразимо!!!
Мы видим перед собой почти 2 разных текста, перевод максимально далёк по лексическим единицам от оригинала.
Заключение
Исследование поэтической неоднозначности позволило сделать следующие выводы:
В поэтическом языке могул наделяться смыслом любые языковые структуры (фонетические, словообразовательные, грамматические, ритмические и т.п.).
В поэтическом языке можно выделить две лингвистические стороны: звуковую и смысловую.
На поэтический язык накладываются новые, дополнительные по отношению к языку, ограничения: требование соблюдать определенные метро-ритмические нормы, организованность на фонологическом, рифмовом, лексическом и идейно-композиционном уровнях.
Наложение на текст дополнительных - поэтических ограничений приводит резкому росту возможностей новых значимых сочетаний элементов внутри текста.
Стихотворение - сложно построенный смысл. Все элементы являются обозначениями одного содержания.
Единство стиха проявляется на метрическом, интонационном, синтаксическом и смысловых уровнях. Оно может дополняться единством фонологической организации.
Слова в поэтическом тексте помимо своего лексического значения приобретают значение контекстуальное.
Полисемия - способность слова иметь не одно, а несколько значений, причем все значения семантически связаны между собой.
Синтаксическая омонимия - это явление, при котором в одном словосочетании (предложении) можно по-разному
выделить или грамматически по-разному проинтерпретировать
члены предложения и/ или по-разному установить или
проинтерпретировать синтаксические связи между ними.
Существует два основных типа стихотворных переводов: Перестраивающий (содержание, форму);
Воссоздающий - т.е. воспроизводящий с возможной полнотой и точностью содержание и форму.
Библиография
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1971.
Апресян Ю.Д. О регулярной многозначности. Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. XXX. Вып.6. - М., 1971.
Брюсов В. Избранные сочинения. Т. II. М. 1955.
Грайс Г.П. Логика и речевое общение. // Новое в зарубежной лингвистике. вып. XVI. М. 1985.
Лотман. Ю.М. Труды по знаковым системам. Лекции по структурной поэтике. Вып.I. М., 1964. ЛЭС 1990
Мукаржовский Я. Преднамеренное и непреднамеренное в искусстве // Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994.
Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.
Падучева Е.В. Семантические исследования. Ч2: Семантика нарратива. М., 1996.
Скаличка В. типология и тождественность языков // исследования по структурной типологии. М., 1963
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика. // Структурализм: "за" и "против". М., 1975
Bybee J. L. Perkins. R. Pagliuca W. The evolution of grammar: Tense, aspect and modality in the languages of the world. Chicago. 1994.
Empson. W. N. Y. 1963
http://www.goldpoetry.ru
http://www.stihi-rus.ru
www.krugosvet.ru