Понятие лингвистической географии

Содержание

Введение 3

I. Глава. Становление лингвистической географии 6

1.1. История возникновения и развитие лингвогеографии в Европе. Основные понятия этой науки 6

1.2. Развитие лингвистической географии в России. Картографирование языковых явлений 13

1.3. Диалектное членение русского языка 23

Выводы по 1 главе 30

II Глава. Ареальная лингвистика 32

1.1. Понятие «ареальной лингвистики» и ее признаки 32

2.2. Культурно-исторический ареал: понятие и принципы его распространения 34

Выводы по 2 главе 47

Заключение 49

Список литературы 53

Введение

Лингвистическая география – это раздел языкознания, изучающий территориальное распределение языковых явлений. Лингвистическая география выделилась в 19 в. из диалектологии. Накопление данных о наличии диалектных различий в разных языках выдвинуло проблему совпадения или несовпадения границ распространения этих различий на определенной языковой территории. Лингвистическая география тесно связана с ареальной лингвистикой. Перенос на географическую карту данных об особенностях тех или иных образований показал, что их распространение на территории, занимаемой языком, образует сложное переплетение изоглосс (линий на географической карте, ограничивающих территориальное распространение того или иного языкового факта), причем обычно изоглоссы разных явлений, характерных для данного диалекта, не совпадают. Однако, не совпадая полностью, отдельные изоглоссы проходят близко друг от друга, образуя так называемые пучки изоглосс, между которыми выделяются территории, характеризующиеся языковым единством по явлениям данного пучка и образующие территориальные диалекты. Совокупность изоглосс на территории распространения данного языка, или «языковой ландшафт», является объектом изучения лингвистической географии.

Появление и развитие лингвистической географии связано с картографированием диалектных различий языков и созданием диалектологических атласов. Такие атласы могут быть разными: атласы отдельных территорий, одного языка, группы родственных языков, атласы, охватывающие территории, на которых размещаются разносистемные языки, и т.д. Атласы различаются по картографическому материалу, по степени отражения на картах диалектных особенностей на разных уровнях языковой системы, по отношению и отражению исторических процессов в развитии диалектов данного языка и т.д.

Лингвистическая география дает возможность на основе сопоставительного изучения изоглосс получить важные сведения для ретроспективного изучения истории языков и диалектов, установить их связи, относительную хронологию в развитии тех или иных языковых явлений.Интерпретируя характер изоглосс, их направление, соотношение между собой, исследователи получают возможность с помощью внутренней реконструкции языковых явлений и их сопоставления с данными истории носителей диалектов восстановить пути развития живого народного языка в его диалектном многообразии. Изучение методами лингвистической географии групп родственных языков и языкового ландшафта территорий распространения разносистемных языков помогают исследованию истории развития и взаимодействия целых народов, их языков и культур. Во второй половине 20 в. лингвистические атласы национальных языков или отдельных регионов их распространения появились во многих странах.

Актуальность темы обусловлена тем, что на данном этапе развития языкознания большое значение приобретает фиксация и последующее изучение различных особенностей современных языковых явлений, их различий в разных регионах бытования русского языка.

Целью работы является выявление основных черт современной лингвогеографии (и смежной с ней ареальной лингвистики). Выполнение этой цели предполагает решение следующих задач:

изучение научной литературы по данной теме;

рассмотрение основных понятий лингвогеографии и ареальной лингвистики;

анализ эволюции лингвогеографии как отрасли языкознания;

выявление специфических методов лингвогеографии и ареальной лингвистики.

В данной работе использовались методы анализа и синтеза, сравнения и др.

Лингвогеографию изучали такие ученые как Виноградов В.В. Гируцкий А.А. Журавлев В.К. Левицкий Ю.А., Боронникова Н.В. и др.

Курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения.

В первой главе рассматривается становление лингвистической географии. Вторая глава посвящена ареальной лингвистики.

1. Глава. Становление лингвистической географии

1.1. История возникновения и развитие лингвогеографии в Европе. Основные понятия этой науки

Лингвистическая география зародилась в 70-80 гг. 19 в., когда обнаружились факты несовпадения границ отдельных языковых явлений. В связи с этим возникло представление об отсутствии диалектных границ, о смешанном характере диалектов, а отсюда и о том, что диалектов вообще не существует (П.Мейер, Г.Парис). Эта идея вызвала возражения (Г.И. Асколи), спор мог быть решен только при условии систематизированного картографирования языковых явлений. В 1876 г. В Германии Г.Веннер начал собирать материал для составления лингвистического атласа немецкого языка, работа была продолжена Ф.Вреде, в 1926 часть карт была издана. Во Франции Ж.Жильероном и Э.Эдмоном был создан «Лингвистический атлас Франции», оказавший большое влияние на развитие романской и европейской лингвистической географии, вслед за ним лингвистические атласы появляются в Италии, Испании, Швейцарии, Румынии; стали издаваться атласы отдельных провинций и областей (например, атлас городов Северной Италии).

Против младограмматической трак­товки звуковых законов выступил в самый расцвет младограмматизма Г. Шухардт в статье «О фонетических зако­нах (против младограмматиков)» (1885). Его статья при­вела к бурной дискуссии, после которой младограмматики вынуждены были ввести ограничения в действие фонети­ческих законов. Шухардт отрицал абсолютный характер действия фонетических законов, утверждая, что существу­ют «спорадические фонетические изменения». «Окажись я вынужденным признать, - писал он, - понятие «непрелож­ность», я применил бы его скорее к факту существования спорадических фонетических изменений, чем к фонетиче­ским законам, поскольку всякое фонетическое изменение на известном этапе является спорадическим. И если во что бы то ни стало необходимо охарактеризовать эти точки зрения в противопоставлении их друг другу, то уместно говорить об абсолютной и относительной закономерно­стях» (39, 308, ч. I).

Шухардт выступил также против возможности де­ления истории языка на четко разграниченные хронологи­ческие периоды, отрицал наличие границ между отдель­ными говорами, диалектами и языками. По его мнению, «локальные говоры, поддиалекты, диалекты и языки - аб­солютно условные понятия», так как «не существует ни одного языка, свободного от скрещений и чуждых элемен­тов». Основную причину языковых изменений он видел в беспрерывных языковых скрещениях, смешениях языков. В соответствии с этим тезисом Шухардт выдвинул вместо генеалогической классификации языков теорию «геогра­фического выравнивания», то есть непрерывного перехода одного языка в другой в соответствии с их географиче­ским положением, отмечая континуальность, непрерыв­ность языка в целом. Шухардт, как и младограмматики, считал язык продуктом говорящего индивида, подчерки­вая при этом, что социальное положение, условия жизни индивида, его характер, культура, возраст оказывают пря­мое влияние на язык, формируют индивидуальный стиль. «Элементарное» родство языков видится ему в общности психической природы людей.

Значительное внимание Шухардт уделял этимоло­гическим, семасиологическим и другим частным вопросам языкознания. Вместе с тем он отмечал, что лингвисты «должны научиться находить общее в частном, и в силу этого правильное понимание какого-нибудь важнейшего факта, играющего решающую роль в языковедческой нау­ке, имеет гораздо большее значение, чем понимание лю­бой частной формы явления» (39, 310, ч. 1). По его мне­нию, «всякое частное языкознание переходит в общее, должно быть составной частью его, и чем выше будет подниматься в научном отношении общее языкознание, тем решительнее оно будет отбрасывать все случайное и эмпирическое» (39, 312, ч. I). При самом тщательном ана­лизе частных вопросов языковедение обязано не терять из виду общее, самое общее. Эти положения были направле­ны против эмпиризма младограмматиков.

В тот же период в Германии Георг Венкер (1852-1911), во Франции Жюль Жильерон (1854-1926) на основе «географического выравнивания» Шухардта и «волновой теории» И. Шмидта создают лингвистическую географию, у истоков которой стоят Бодуэн де Куртенэ и Г. Асколи. В 1876 г. Венкер разослал учителям анкету, на которую через десять лет получил 40 тысяч ответов. В результате обра­ботки этих анкет и работы продолжателя Венкера Ферди­нанда Вреде (1863-1934) в 1926-1932 гг. вышел шеститом­ный немецкий диалектологический атлас. Он был посвящен главным образом фонетике. Подготовка диалектологиче­ского атласа Франции Ж. Жильероном в сотрудничестве с Эдмоном Эдмоном (1848-1926) началась позднее Венкера, однако его 12-томное издание вышло гораздо раньше- в 1902-1910 гг. В нем в основном рассматривались вопросы лексики. В отличие от анкетного метода Венкера, француз­ский диалектологический атлас готовился прямым мето­дом: путем точной записи в фонетической транскрипции ответов на местах на 639 пунктов вопросника.

Лингвогеография впервые показала всю сложность языка в территориальном и социальном отношениях. Стал очевидным тезис «географического варьирования» языка Шухардта: диалектные массивы оказались не сплошными, а с различными областями распространения отдельных явлений говора- слов, форм и звуков, так называемыми изоглоссами. Границы изоглосс впервые удалось связать с причинами культурно-исторического характера. Положе­ние Шухардта о том, что язык - континуум, непрерыв­ность, также стало очевидным с появлением лингвистиче­ской географии. Подтвердилось и положение Шухардта о том, что не существует несмешанных языков или несме­шанной речи: говоры постоянно взаимодействуют как ме­жду собой, так и с письменным языком.

Основной причиной развития языка Шухардт считал смешение языков: «Среди всех тех проблем, которыми занимается в настоящее /время языкознание, нет, пожалуй, ни одной столь важной, как про­блема языкового смешения». «Не существует ни одного языка, сво­бодного от скрещений и чужих элементов». Именно смешение язы­ков ведет к их изменению. При этом причины данного процесса всег­да имеют социальный, а не физиологический характер. Понятие сме­шения языков привлекало внимание к явлению языковых контактов, к исследованиям в области билингвизма, диалектологии, лингвист­ической географии.

Развивая «теорию волн» Шмидта, Шухардт предлагает идею «лингвистической непрерывности», приводящую к отрицанию нали­чия строгих границ между говорами, диалектами и языками. «Локаль­ные говоры, диалекты и языки — абсолютно условные понятия», «географические собирательные обозначения». Таким образом, вме­сто генеалогической классификации предлагается теория географи­ческой непрерывности, «географического выравнивания», т.е. не­прерывных переходов одного языка в другой. Вследствие этого воз­никает идея родства всех языков мира: «Я признаю, что все языки мира родственны, однако они родственны не в силу своей родослов­ной, но лишь потому, что это родство образовалось при ближайшем, весьма широком участии смешения и уподобления». В связи с этим Шухардт призывает к сравнительному изучению неродственных язы­ков, т.е. к типологическим исследованиям.

Как отмечает Т.А. Амирова, «в истории языкознания Шухардт за­нимает особое место как критик старого и глашатай нового. В его тру­дах, написанных в конце XIX — начале XX в., как в зеркале, отрази­лось состояние современной ему науки о языке. Работы Шухардта свидетельствуют о зарождении нового подхода к языку, выработке новых методик его описания».

Развитие лингвистической географии связано с нанесением различий диалектов и соз­данием диалектологических атласов. Таким образом, лингвистиче­ская география занимается изучением территориального распростра­нения языковых явлений.

Из школьного курса географии известны такие понятия, как «изо­терма» (линия, соединяющая области с одинаковой температурой), «изобара» (области с одинаковым давлением) и т.п. По аналогии воз­никло и понятие «изоглосса», т.е. линия, соединяющая на карте об­ласти, в которых наблюдается то или иное языковое явление, напри­мер одинаковое произношение звука или одинаковое наименование предмета (явления). Изучение характера распределения изоглосс по­казало, что их распространение на территории, занимаемой языком, образует сложное переплетение, при этом изоглоссы разных языко­вых явлений, характерных для данного диалекта, как правило, не совпадают. Проходя близко друг от друга, изоглоссы образуют пучки, между которыми выделяются территории, характеризующиеся един­ством в отношении исследуемого языкового явления. Именно такие пучки изоглосс и образуют территориальные диалекты.

Основным понятием лингвистической географии является «языковой ареал», т.е. границы распространения отдельных языковых явлений. При этом различают три основные зоны: центральную, маргинальную (латеральную) и пе­реходную, отношения между которыми характеризуются следующим образом: в более изолированном из двух ареалов сохраняется более ран­няя стадия; стадия, засвидетельствованная в латеральных ареалах, являет­ся обычно более ранней, при условии, что центральный ареал не является более изолированным; больший по величине из двух ареалов сохраняет более раннюю стадию, при условии, что меньший ареал не является более изолиро­ванным и не состоит из латеральных ареалов; если одна из двух стадий оказывается устаревшей или готовой
исчезнуть, то первой исчезает обычно более древняя стадия.

Поскольку распространение языковых явлений происходит не только в пространстве, но и во времени, то можно судить об относи­тельной древности этих явлений.

Толчком к широкому применению методов лингвистического картографирования во многом послужила оживленная научная дискуссия того времени о существовании границ между отдельными диалектами. Накопленный диалектный материал показывал, что границы отдельных диалектных черт часто не совпадают друг с другом. Это приводило к неверной мысли о том, что диалектов как самостоятельных территориальных единиц he существует. Споры по этому вопросу могли быть решены только систематическим картографированием множества отдельных языковых явлений. Такое положение привело в конечном счете к идее создания диалек­тологических атласов как собрания лингвистических карт, каждая из которых посвящена отдельному языковому явлению. С этой идеей и связывается выделение лингвистической географии в самостоятельную дисциплину, объектом которой является установление границ территориального распространения языковых явлений.

Однако картографирование языковых фактов не является само­целью. Их географическое распространение отражает закономер­ности развития языка и является источником данных об истории и особенностях строения его территориальных диалектов. В территориальном распределении языковых фактов отражается и судьба самих носителей языка, история народа, культурные, политиче­ские и социально-экономические отношения населения в прошлом.

Задачи лингвогеографии как науки поэтому далеко выходят за рамки простого картографирования, которое лишь дает в руки исследователей систематизированный и наглядно представленный на картах материал. Содержательной же стороной этой науки явля­ется комплексное изучение языковой информации, заключающейся в лингвистических картах, в связи с данными истории языка и историей народа.

С конца XIX века диалекто­логические атласы стали создаваться во многих странах мира. В числе первых был «Лингвистический атлас Франции» (авторы Ж.Жильерон и Э.Эдмон), который с 1903 г. начал уже издаваться в Париже.

При всем многообразии подходов к картографированию мате­риала в диалектологических атласах разных языков работа над ними базируется на некоторых общих установках. Основные из них сле­дующие.

Сбор языкового материала производится по специально разра­ботанной для атласа программе. Сельские населенные пункты об­следуются все либо, чаще, по более или менее густой сетке. Собира­ние материала ведется, как правило, лицами, имеющими специ­альную лингвистическую подготовку (от студентов до профессо­ров), путем непосредственных наблюдений над говорами и записи материала в единой фонетической транскрипции. Иногда допуска­ется анкетный метод, ориентированный на сельскую интеллиген­цию. Материал собирается в относительно сжатые сроки, так как имеется в виду синхронность собранных данных.

Каждая карта атласа строится обычно на материале, собранном по определенному вопросу программы. Поэтому характер вопро­сов программы во многом предопределяет и содержание карт. Сами программы и способы картографирования в диалектологических атласах разных языков могут существенно различаться.

Лингвистические атласы отдельных языков (или диалектологи­ческие атласы) представляют структуру диалектных систем на оп­ределенный момент времени, дают синхронный срез языка в его территориальной проекции. Атласы содержат бесценный материал для решения самых разнообразных задач как синхронного, так и, в первую очередь, исторического языкознания. Поэтому создание диалектологического атласа всегда является мощным толчком для дальнейшего изучения языка, на многие годы определяющим про­гресс национального языкознания.

Кроме атласов отдельных национальных языков создаются и атласы более специализированного характера, например, атласы отдельных регионов распространения языка вне основной территории его бытования, атласы, посвященные узкой проблематике: фонетические, лексические с детальной разработкой определен­ного круга семантических отношений, атласы распространения тех или иных словообразовательных моделей и др.

По охвату языкового материала лингвистические атласы могут выходить за пределы диалектов одного языка и представлять на своих картах данные по географии языковых явлений в масштабах родственных языков, например, «Общеславянский лингвистиче­ский атлас» или «Атлас тюркских языков», а также и языков не­родственных, как «Лингвистический атлас Европы» или «Карпат­ский лингвистический атлас». Все они представляют собой гранди­озные работы, демонстрирующие плодотворность международного сотрудничества в сфере науки. Их значение неоценимо для раз­работки проблем происхождения языков, истории межъязыковых контактов, а также вопросов типологии применительно к языкам разной степени близости.

1.2. Развитие лингвистической географии в России. Картографирование языковых явлений

В России еще в се­редине XIX в. была осознана необходимость географического изу­чения диалектных данных. И. И. Срезневский в своих «Замечаниях о материале для географии языка» (1851 г.) говорил о «первой насущной потребности науки — составлении языковой карты». Сто­ронником этого метода был и А.И.Соболевский, настаивавший на необходимости изучения территориального распространения от­дельных языковых явлений.

Первые практические шаги в этой области связаны с именем А. А. Шахматова, под руководством которого была разработана «Про­грамма для собирания особенностей народных говоров» (В 2 ч. — изданы в 1895, 1896 г.). В ней нашли свое отражение все известные к тому времени диалектные особенности русского языка в области фонетики, морфологии, синтаксиса и лексики. Публикация со­бранного по этой программе материала дала значительный им­пульс к изучению территориальных различий русского языка. «Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII —первой половины XVIII в.», составленный Л.Г.Паниным главным образом по памятникам деловой письменности. Среди ис­точников «Фразеологического словаря русских говоров Сибири» под редакцией А. И. Федорова данные современных говоров и ди­алектологические записи сибирской речи, сделанные разными ис­следователями в XIX—начале XX в. Говоры особой конфессио­нальной группы отражены в «Словаре говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья» под редакцией Т. Б. Юмсуновой.

Обратные словари служат хорошим пособием по словообра­зованию, анализу диалектной лексики с точки зрения принадлеж­ности к разным морфологическим классам, например, «Опыт об­ратного диалектного словаря» под редакцией М.П.Янценецкой, «Инверсионный индекс к Словарю русских народных говоров», составленный Ф. П. Сороколетовым и Р. В.Одековым под редак­цией Ф. Гледни.

Работа, нацеленная непосредственно на картографирование, началась в 1903 г., когда при Академии Наук под председатель­ством Е.Ф.Корша была создана Московская диалектологическая комиссия (МДК), просуществовавшая до середины 1930-х гг. В число ее членов в разное время входили такие ученые, как Н.Н.Дурно­во, Д. Н. Ушаков, Е. Ф. Корш, И. Г. Голанов, Р. И. Аванесов. Комис­сией была разработана и распространена «Программа собирания сведений, необходимых для составления диалектологической кар­ты русского языка». Построенная с учетом прежних, эта программа была менее громоздка и отличалась лучшей организацией матери­ала. В особенности удачно и детально была в ней разработана фонетика. На основе собранного по этой программе (главным об­разом анкетным путем) материала члены МДК Н.Н.Дурново, Н. Н. Соколов и Д. Н.Ушаков подготовили и в 1915 г. опубликовали «Диалектологическую карту русского языка в Европе с приложе­нием очерка русской диалектологии». Эта работа в истории рус­ской лингвогеографии стала этапной. На карте МДК впервые были очерчены территории распространения трех восточнославянских языков — русского («великорусского»), украинского («малорус­ского») и белорусского и показано их внутреннее диалектное чле­нение. Для русского языка выделились территории двух основных наречий — Северного и Южного, а между ними определилась по­лоса среднерусских говоров.

Однако при всем положительном значении «Опыта», карта МДК, построенная с учетом распространения всего нескольких, по преимуществу фонетических, черт, страдала схематизмом. Свя­занная с этим условность выделения на ней диалектных подразде­лений с самого начала вызвала критическое отношение А. И. Со­болевского и ряда других ученых, считавших необходимым уточ­нение ее данных на основе картографирования множества отдель­ных языковых явлений. Тем самым утверждалась мысль о необхо­димости создания диалектологического атласа русского языка.

Подготовительные работы по созданию диалекто­логического атласа русского языка (ДАРЯ) начали вестись со вто­рой половины 30-х гг. в Ленинградском Отделении АН СССР. Здесь был составлен «Вопросник для создания диалектологического ат­ласа русского языка» (1936 г., авторы Б.А.Ларин, Ф.П.Филин, Н.П.Гринкова), началось обследование говоров Северо-Запада и пробное картографирование. Работа, прерванная войной, возобно­вилась сразу после ее окончания. Центр диалектологических иссле­дований переместился в Москву, где руководителем работ по созда­нию атласа стал Р. И. Аванесов. Он возглавил и организовал гранди­озную по своим масштабам работу по сбору материала для атласа на огромной территории наиболее древнего русского заселения (Центр Европейской части России). В этой работе в 1940 — 1960-х гг. принимали участие работники филологических факультетов мно­гих вузов страны. Был собран материал более чем из 5000 населен­ных пунктов по новой, значительно расширенной и переработан­ной программе («Программа собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка». Ярославль, 1945), за­менившей собой довоенный «Вопросник».

Картографирование собранного материала первоначально было проведено в пределах пяти отдельных регионов распространения русского языка. Этот этап работы завершился к 1970 г. Из регио­нальных атласов был издан только один — «Атлас русских народ­ных говоров центральных областей к востоку от Москвы» (М., 1957).

В этом атласе разработанная Р.И.Аванесовым теория лингвистической географии была впервые применена на практике к кон­кретному диалектному материалу.

Разработка теории шла параллельно с накапливанием опыта создания лингвистических карт русского атласа. В 1962 г. вышла в свет книга «Вопросы теории лингвистической географии», где были изложены принципы лингвистического картографирования всех уровней языка в понимании Московской школы лингвогеофафии (ее авторы: Р. И. Аванесов, С. В.Бромлей, Л. Н. Булатова, Л.П.Жу­ковская, И.Б.Кузьмина, Е.В.Немченко, В.Г.Орлова). Потребова­лось еще десять лет (1971 — 1980 гг.) для обобщения пяти регио­нальных атласов в сводном «Диалектологическом атласе русско­го языка: Центр Европейской части СССР» (ДАРЯ), который опубликован в 3 выпусках: I — «Фонетика», II — «Морфология», III — «Синтаксис. Лексика».

Работа над ДАРЯ началась в тот период, когда в трудах по лингвогеографии европейских языков еще преобладал эмпири­ческий, атомарный метод. Объектом картографирования были обычно отдельные слова, которые фиксировались на карте (час­то просто на ней записывались) с отражением всех особенностей их произношения, без попыток разфаничить качественно разные явления, отраженные в варьировании тех или иных элементов слова.

В работах коллектива московских диалектологов с первых шагов стал проводиться системный подход к языку, и прежде всего это отразилось в выборе объекта картографирования. В основу теории лингвистической геофафии, разработанной в рамках Московской школы, легла теория диалектного различия Р. И.Аванесова, осно­ванная на понимании русского диалектного языка как сложной системы, включающая черты общие и частные, черты единства и различий. Те звенья общей системы языка, в которых по говорам обнаруживаются различия, составляют междиалектное соответствие. Именно междиалектное соответствие и является объектом лингвистической географии, т.е. предметом картографирования на лингвистических картах.

Члены междиалектных соответствий противопоставляются друг другу на карте не однолинейно, а с учетом тех признаков, по ко­торым они объединяются или различаются. «На картах диалекто­логического атласа, — пишет Р.И.Аванесов, — систематически учитывается, что каждый отдельный факт обычно представляет собой, так сказать, линию пересечения разнокачественных общих и частных диалектных явлений — фонетических, морфологиче­ских, синтаксических, лексических. Поэтому задача многих, наи­более сложных лингвистических карт <...> распутать клубок явле­ний, на линии пересечения которых каждый из этих диалектных фактов встретился, чтобы выделить скрестившиеся в данном конкретном факте отдельные диалектные явления в их структурных связях».

Практическим следствием такого взгляда на объект картогра­фирования стало стремление строить лингвистические карты так, чтобы их «язык», т.е. система употребляемых на них условных обо­значений, наиболее полно отражала структуру картографируемых междиалектных соответствий, характер соотношения между собой его членов. Поэтому в методах картографирования не последнее место занимает выработка такой системы употребляемых на карте знаков, где каждый знак карты не просто обозначает один из чле­нов данного междиалектного соответствия, а показывает те связи и противопоставления, в которых этот член находится по отноше­нию ко всем другим членам соответствия, отмеченных другими знаками.

При картографировании осуществляется последовательное разли­чение разных уровней языка. Каждая карта посвящена явлению одного уровня. При этом на каждом следующем, более высоком уровне не учитываются (объединяются) те языковые различия, которые связаны с варьированием единиц более низкого уровня. Продемонстрируем это положение на соотношении явлений фо­нетического и грамматического уровней. Например, в форме твор. п. ед. ч. существительных жен. р. 1-го скл. окончания могут выступать в следующем виде: баб [ой], баб[ш], баб[эЩ, баб[уй]. Первые три варианта при картографировании объединяются, так как их раз­личие относится к фонетике (безударному вокализму). На морфо­логическом уровне все они как формы с фонемой /о/ противосто­ят варианту баб[уй], так как [у] ни в одной из диалектных систем не является регулярным безударным вариантом фонемы /о/, а пред­ставляет самостоятельную фонему /у/.

Подобным же образом строятся и отношения между единица­ми других уровней.

Важным в тео­рии лингвогеографии является определение круга языковых фак­тов, подлежащих учету при картографировании того или иного междиалектного соответствия. Этот вопрос также решается в связи с их местом в системе языка. Фонетике свойственны, как правило, регулярные явления, ограниченные лишь фонетической позицией. Они представлены в неограниченном круге слов. Поэтому при карто­графировании, например, звуков на месте в в середине слова пе­ред глухими согласными учитываются любые словоформы, содержа­щие этот этимологический звук: травка, лавка, овса, ковшом и т. д.

В морфологии также обычно явления охватывают все слова данно­го грамматического класса. Например, [т] твердый или [т'] мягкий в окончаниях 3-го л. представлен одинаково у всех глаголов. Поэто­му при картографировании этого признака учитываются любые глаголы, зафиксированные в этой форме: идет, едет, сидит, ви­дит, бегут, глядят и т.д.

Класс слов, в пределах которого представлено в языке то или иное междиалектное соответствие, может включать разное коли­чество единиц, от неопределенного множества (как показано выше) до нескольких слов и даже одного слова. Данная фонетическая по­зиция может быть представлена в языке всего одним словом. На­пример, сочетание /жд'/ в конце слова встречается только в слове дождь. В морфологии такая ситуация связана обычно с изолиро­ванным типом словоизменения, например, склонение слова путь. В зависимости от характера языкового явления и карта строится с учетом того круга фактов (слов, словосочетаний и т.п.), которы­ми это явление представлено в языке.

На основе карт атласа решаются многие важные задачи, связанные с изучением синхронного состояния язы­ка, а также с историей его строя и формированием самих диалек­тов как территориальных общностей разной степени близости.

Но чтобы эти задачи решать, необходимо умение читать карту, понимать ее «язык», анализировать ее содержание.

Основным понятием лингвогеографии является изоглосса. Изоглоссой называют линию на карте, ограничивающую террито­рию распространения отдельного языкового явления или члена междиалектного соответствия. Если члены междиалектного соот­ветствия полностью исключают друг друга на одной территории, то изоглосса является одновременно и границей распространения разных членов междиалектного соответствия. На практике в рус­ских говорах такая ситуация встречается редко. Приближаются к такому территориальному разграничению членов междиалектного соответствия изоглоссы [г] и [у], оканья и аканья, форм твор. п. мн. ч. существительных на -ами и -ам. Обычно же изоглоссы разных чле­нов междиалектного соответствия хотя бы на части территории накладываются друг на друга. При этом между ними образуются зоны сосуществования разной величины и конфигурации.

С понятием изоглоссы тесно связано понятие лингвисти­ческого ареала — территории, ограниченной изоглоссой, на которой распространено данное языковое явление. Совокупность типических ареалов, представленных на картах диалектологиче­ского атласа, часто называют лингвистическим ландшаф­том данного языка.

Конфигурация лингвистических ареалов является объектом спе­циального ответвления лингвогеографии — ареальной лингвистики. Она занимается выявлением типологии ареалов, связывая их конфигурацию с характером самого языкового явления. Напри­мер, явления, представленные большими массивами и располага­ющиеся в центре лингвистического ландшафта — центральные ареалы, связываются обычно с новациями, тогда как явления, располагающиеся на периферии — маргинальные ареалы, представленные разорванными («кружевными») ареалами, связы­ваются с архаизмами. Это направление берет свое начало от работ школы итальянского ученого М.Бартоли. Им было введено поня­тие ареальной нормы как типа отношения между степенью архаичности или новизны языкового факта и характером ареала.

Изоглоссы разных уровней языка имеют свои характерные осо­бенности. Так, например, изоглоссы типичных фонетических яв­лений, а также морфологических, если они представляют собой регулярные различия, обычно выделяют более целостные и определенные по своим очертаниям массивы территорий, тогда как с лексическими изоглоссами чаще связывается выделение множества мелких ареалов. Именно поэтому выделение крупных единиц диалектного членения опирается глав­ным образом на изоглоссы типичных фонетических и морфологи­ческих явлений.

Изоглоссы разных диалектных явлений пересекают территорию распространения языка в самых различных направлениях. Однако в каких-то ее частях изоглоссы, идущие в одном направлении, сгущаются, образуя так называемые пучки изоглосс. Пучок изоглосс сигнализирует о том, что здесь проходит диалектная гра­ница.

Чем больше явлений входит в пучок изоглосс, тем более значи­тельны по своей иерархии единицы диалектного членения, кото­рые он разграничивает. Выделяющиеся такими пучками крупные диалектные массивы в свою очередь пересекаются определенными пучками изоглосс, выделяя в них более мелкие единицы диалект­ного членения — группы говоров.

Даже самые близкие по своему характеру языковые явления дают некоторое, хотя бы и очень незначительное несовпадение своих границ. Однако наличие между крайними изоглоссами, входящи­ми в пучок, более или менее широкой полосы переходных говоров (или, по терминологии ареальной лингвистики, «зоны вибрации»), не означает, что диалекты не существуют, так как на территориях по обе стороны от пучка изоглосс говоры могут проявлять значи­тельное единство своего строя на всех уровнях системы.

Каждый язык характеризуется только ему присущими особен­ностями языкового ландшафта. В русском языковом ландшафте наиболее значительный пучок изоглосс, характеризующийся очень большим расстоянием между крайними изоглоссами, разграничивает Южное и Северное наречия. В широкую полосу, образуемую изоглоссами этого пучка, по-существу входят все среднерусские говоры с разнохарактерным сочетанием в разных своих подразде­лениях признаков обоих наречий.

Возможности как синхронного, так и исторического изуче­ния диалектов методами лингвистической географии тесно связа­ны с принципами построения самих лингвистических карт. Рус­ский диалектологический атлас с его системным подходом к вы­делению объекта картографирования, расчленением в знаках кар­ты признаков, по которым в диалектах осуществляется противо­поставление языковых фактов, раскрывает для такого изучения широкие возможности. В распоряжение исследователей представ­лен не сырой материал, который еще предстоит осмыслять и клас­сифицировать, а отдельные кирпичики или целые (более или ме­нее крупные) блоки, составляющие структурно вычленимые элементы современных диалектных систем.

Это дает возможность непосредственно из карт (сравнивая их между собой) извлекать информацию о характерных особенностях структуры диалектов. Например, можно увидеть различную сте­пень развитости категории твердости-мягкости согласных в раз­ных типах говоров (большую ее развитость в центральных), заме­тить различия в фонетическом оформлении флексий (сохранение в них конечных гласных в Северо-Восточной диалектной зоне, ср. формы типа маши, ходйти, не трдни и др.), развитие новообразо­ваний в области ударения (в говорах Западной зоны) и многие другие явления, ранее или совсем неизвестные, или же не имев­шие точных территориальных координат.

Еще значительнее роль лингвогеографических данных для ис­торического изучения языка.

Хотя карты атласа в своей совокупности дают синхронный срез структуры языка, а созданная на их основе карта диалектного чле­нения представляет собой картину диалектов в том виде, в каком она сохранилась на сегодняшний день, — обе эти разновидности географического способа представления лингвистических данных с успехом могут быть интерпретированы ретроспективно для вос­становления истории фонетического и грамматического строя языка и истории формирования его диалектов.

В обоих случаях основное внимание должно быть направлено на интерпретацию изоглосс и установленных на их основе диалект­ных границ, так как «изоглосса <...> есть результат всего пройден­ного данным языком исторического пути развития». Неслучайно уже давно было замечено, что диалектные границы, определяемые пучками изоглосс, часто соотносятся в той или иной мере с границами прежних государственных, феодальных, а иногда даже племенных объединений.

Интерпретация карт с целью изучения языковых явлений в их развитии предполагает поэтому не только обращение к памятни­кам письменности, отражающим язык соответствующих тер­риторий, но и привлечение конкретных данных истории народа, исторической географии, этнографии, археологии. Характер язы­кового ландшафта не может быть единственным (и даже глав­ным) критерием при оценке относительной древности языковых вариантов, так как формирование элементов этого ландшафта может происходить не только в результате разных процессов внут­реннего развития языка, но и при разных исторических усло­виях.

Показать конкретный путь развития языкового явления, отно­сительную хронологию появления разных его вариантов, исходя из данных лингвистических карт, можно лишь анализируя соот­ношение ареалов этих вариантов, сопоставляя их с ареалами дру­гих, структурно с ними связанных, явлений, а также учитывая данные памятников письменности, если они имеются. Последние могут быть вехами на пути установления абсолютной хронологии возникновения тех или иных явлений или процессов. В русской лингвистической географии есть уже много удачных опытов такой интерпретации, исходящей из совмещения изоглосс внутренне связанных явлений.

1.3. Диалектное членение русского языка

Русский на­циональный язык представляет собой сложную иерархическую си­стему, включающую в себя диалекты и литературный язык в его письменной и устной формах. Единство этой системы определяет­ся наличием у всех форм ее существования одной общей основы и характером диалектных различий в русских говорах, которые, будучи соответственными членами одних и тех же звеньев систе­мы, взаимозаменяются и поэтому понятны всем носителям язы­ка, на каком бы диалекте они ни говорили. Кроме того, действие основных тенденций развития фонетического строя русского язы­ка распространяется на все его говоры, хотя и в разной степени. Этому способствует и литературное произношение, корни кото­рого также связаны с образованием и развитием одного из искон­ных русских диалектов, современным центром которого является Москва.

При одних и тех же целях степень соответствия диалектного языка и карты диалектного членения может быть разной, что за­висит от объективных и субъективных причин, а именно: от ха­рактера диалектных различий самого языка и от уровня разви­тия науки о них, иначе говоря, от исходного научного материала, лежащего в основе карты, и от принципов его обработки и обоб­щения.

В настоящее время существуют две карты диалектного члене­ния русского языка с временным промежутком в 50 лет. Возмож­но также создание других карт на том же материале, основанных или на других принципах использования и обработки исходного материала, или имеющих иные цели — типологические, генети­ческие и др.

Созда­ние в 1914 г. первой карты — «Опыта диалектологической карты русского языка в Европе"», составленной Н.Н.Дурново, Н.Н.Со­коловым и Д.Н.Ушаковым, стало выдающимся научным собы­тием своего времени и имело не только практическое, но и важ­ное теоретическое значение. Этой картой утверждалось на­личие в современном языке диалектов как местных разно­видностей национального языка. Тем самым создатели карты опро­вергали распространенное в то время мнение о том, что в языке реальны только изоглоссы отдельных диалектных явлений и нет целостных территорий языковых общностей.

В карту «Опыта...» входила вся территория русского языка в Европе, включая территории позднего заселения, где русское на­селение перемежалось с иноязычным, и территории на севере, где русские селились главным образом вдоль рек, не занимая сплошь всей территории. Кроме того, украинский и белорусский языки в соответствии с взглядами того времени также были представлены на карте в виде наречий русского языка.

Главное внимание было уделено наибольшим лингво-террито-риальным величинам — наречиям. Наречия русского языка — северновеликорусское (с-в-р) и южновеликорусское (ю-в-р) — выделялись изоглоссами четырех попарно противопоставленных вариантов явлений, один член которых был диалектным, а другой совпадал с русским литературным языком. Явления эти (соответ­ственно для с-в-р — ю-в-р наречий) следующие: оканье — ака­нье, [г] — [у], Д/ — /т'/ в окончании 3-го л. ед. и мн. ч. глаголов, /а/ — /е/ в окончании род. и вин. п. местоимений: меня, тебя, себя — мене, тебе, себе. Каждое наречие характеризовалось своим комплексом этих четырех членов. При этом ю-в-р наречие выделя­лось сочетанием изоглосс диалектных членов: наличием [у], /т'/, /е/ (менё), а с-в-р наречие — только одним — оканьем, так как соответственные члены остальных явлений совпадали с литера­турным языком.

Такое диалектное членение неправомерно объединяло окаю­щие говоры, характеризующиеся структурно различными типами вокализма, в одно наречие. Кроме того, такое членение русских говоров отрывало акающие московские говоры от окающих влади-мирско-поволжских, которые в прошлом имели одну и ту же осно­ву, принадлежа к ростово-суздальскому диалекту.

В основу этой типологии положен статистический метод оценки соотношения всех диалектных черт, отмеченных в ДАРЯ. Одновременно с этим затемнялось лингвистическое значение наречий. Они стали считаться исконными данностями языка, в то время как сами наречия — исторические образования лингвистического плана — возникали в результате взаимодействия диалектов в условиях образования русского государ­ства и русского языка во главе с Великим Московским княже­ством при главенстве в нем ростово-суздальского диалекта.

Границы наречий в «Опыте...» определены и описаны очень точно, так как проведены по одной черте: в с-в-р наречии по оканью; в ю-в-р наречии по щелевому [у]. Между с-в-р и ю-в-р наречиями находились акающие среднерусские говоры, которые считались «переходными», имеющими северновеликорусскую основу и южно­великорусское наслоение.

Карта 1914 г. дает линейный характер диалектного членения. При этом вся сложность диалектного языка выражена вьщелением двух больших лингво-территориальных величин — наречий и переход­ных между ними среднерусских говоров. Наречия, в свою очередь, делятся на меньшие величины — группы говоров на основе одного признака, разного для каждого из наречий. Это диалектное членение говоров русского языка существенно упрощало реальное соотношение территориально-диалектных объединений и влияло на понимание истории их образования.

Новая карта диалектного членения охватывает русские говоры только на территории исконного поселения восточных славян, где первона­чально сформировались русские диалекты и русский национальный язык. В основном эта территория представлена на картах «Диалек­тологического атласа русского языка». Материалы и карты этого атласа явились основой и источником диалектологической карты русского языка 1964 г.

Анализ карт «Диалектологического атласа...» позволил обнару­жить сложный лингво-территориальный ландшафт русского ди­алектного языка благодаря тому, что соответственные междиалект­ные члены каждого явления показаны в нем отдельно, аналити­чески согласно их уровню. Это давало возможность представить характер распространения разноуровневых фактов языка и соотне­сти их территории между собой. Оказалось, что лишь меньшинство диалектных явлений имеют одиночный, индивидуальный и рассе­янный, островной тип территориального распространения. Боль­шинство диалектных явлений имеют повторяющиеся ареалы рас­пространения (хотя полностью обычно не совпадают), которые накладываются друг на друга, пересекаются или взаимно исклю­чаются, создавая сложное переплетение пучков изоглосс.

Этот ареальный тип территориального распространения ди­алектных явлений и послужил основой для группировки говоров русского языка. При этом для создания карты диалектного члене­ния был применен дифференциальный принцип отбора материа­ла — брался только диалектный материал, имеющий ареальный характер распространения. Лингво-территориальные объединения выделялись по сумме всех диалектных явлений, присущих каждо­му ареалу. При этом учитывалась их лингвистическая характери­стика и характер пучка изоглосс, выделяющих ареал. В результате было выявлено три типа лингво-территориальных объединений, существующих в русском диалектном языке, их иерархия и взаимо­расположение определили характер диалектного членения.

Первый тип лингво-территори-альнйго объединения — наибольший по охвату территории. Аре­алы этого типа делят всю территорию русского языка на две боль­шие части — северную и южную и образуют Северное и Южное наречия русского языка.

Второй тип лингво-территориальных ареалов — диалектные зоны. Они, так же как наречия, представляют большие террито­рии, объединяющие говоры суммой общих признаков. Всего выде­ляется восемь диалектных зон.

Третий тип лингво-территориальных объединений — группы говоров. Они представляют относительно мелкие ареалы, кото­рые всегда вписаны в территории наречий и диалектных зон и отделены друг от друга пучками изоглосс диалектных зон.

Три типа лингво-территориальных объединений отличаются не только величиной ареалов, но, главное, иерархическими отноше­ниями.

И наречия, и диалектные зоны выделяются по сумме отдель­ных диалектных черт, структурно между собой не связанных, от­
носящихся к разным уровням языка и объединяющих в своих аре­алах разные диалекты. Но при диалектном членении наречия име­ют большее значение, так как они являются попарно противопо­ставленными диалектными объединениями, имеющими в комп­лексе своих черт одни и те же соответственные явления.

Характерной особенностью диалектных зон является их не­
соотнесенность друг с другом по комплексу явлений. Каждая ди­алектная зона, хотя территориально и охватывает значительные
части Северного или Южного наречий, относится к членению не
наречий, а всего русского диалектного языка.

По особому принципу выделена Центральная диалектная зона. Свойственные ее говорам черты звукового и грамматического строя и лексического фонда, характерные и для литературного языка, органически ей присущи и исконны, а не являются усвоенными из литературного языка. Выделение Центральной диалектной зоны имеет принципиально важное значение, потому что на этой тер­ритории зарождался собственно русский язык, отличный от других восточнославянских языков. Современные различия между го­ворами на территории Центральной зоны возникли в более позд­нее время в результате перераспределения феодальных центров на территории Великого княжества Московского. Потому при види­мых, бросающихся в глаза различиях между московскими и влади­мирскими говорами (таких, например, как аканье и оканье) эти говоры имеют много общего в своем звуковом и грамматическом строе и вместе противостоят как акающим говорам Южного наре­чия, так и окающим говорам Северного наречия.

Присущие говорам Центральной диалектной зоны явления, ко­торыми она противостоит всем другим диалектным зонам русского языка, представляют новообразования древнего Ростово-Суздаль-ского диалекта в области ритмико-динамической структуры сло­ва, звукового и грамматического строя. К ним относятся: пяти-фонемная система вокализма и отсутствие фонем /со/ и /Ь/, нали­чие [е] на месте /Ъ/, [о] на месте *е, ь перед твердыми согласными, губно-зубные /в/—/ф/, различение аффрикат /ц/—/ч/; тип скло­нения существительных по модели твердой разновидности и др.

Диалектные зоны имеют вспомогательное значение для карты диалектного членения, поэтому они не показаны на основной карте. Они в сочетании с наречиями характеризуют диалектную основу групп говоров, показывая степень их близости между собой. Но значение диалектных зон важно для понимания истории от­дельных языковых явлений и истории русского языка в целом. Ло­кализация тех или иных языковых черт на территории отдельных зон указывает на то, что в пределах этих территорий на определен­ных исторических этапах действовали местные тенденции языко­вого развития. Ср., например, близость границ Северо-Западной зоны и Новгородской земли до XIV в., Юго-Западной зоны и Ве­ликого княжества Литовского, Юго-Восточной зоны и Рязанского княжества. Диалектные зоны свидетельствуют о междиалектных контактах и о путях распространения языковых тенденций. Все это делает диалектные зоны существенным фактом диалектного чле­нения.

3. Группы говоров — главная величина современного диалект­ного членения. Диалектными явлениями, выделяющими группы говоров, обычно бывают структурные разновидности явлений, представленных в наречиях и диалектных зонах в обобщенном виде, лексико-грамматические и словообразовательные варианты явле­ний диалектного языка и отдельные лексемы. Главное отличие групп говоров от других типов лингво-территориальных объединений заключается в том, что группы говоров выделены на основе явле­ний, образующих звенья системы, а не просто сумму признаков. Поэтому именно группы говоров, в которых совокупность всех диалектных и общерусских явлений структурно связана, представ­ляют системы современных диалектов.

Изоглоссы, выделяю­щие наречия и диалектные зоны, образуют пучки, имеющие зна­чительные расхождения между собой. Территория, на которой встре­чаются, пересекаясь, пучки изоглосс и отдельные изоглоссы про­тивоположных диалектных зон, является территорией межзо­нальных говоров. (Межзональные говоры, расположенные между Северным и Южным наречиями, называются также средне­русскими говорами.)

Границами наречий и диалектных зон является условная линия полного совмещения всех ареалов, свойственных им диалектных явлений. Поэтому наречия и диалектные зоны непосредственно не граничат друг с другом: между наречиями лежат среднерусские, а между диалектными зонами — межзональные говоры.

Особенностью межзональных и среднерусских говоров являет­ся отсутствие в них единого комплекса только им присущих ди­алектных черт.

Выводы по 1 главе

Таким образом, данные лингвистической географии дают возможность отвечать на вопросы, где, как и в какой последователь­ности появлялись те или иные языковые варианты. Но ответ на вопрос, когда они возникли, могут дать лишь памятники пись­менности. Многие реконструкции в области истории языка до сих пор остаются гипотетическими из-за отсутствия памятников пись­менности, которые отражали бы язык разных территорий в раз­личные исторические периоды. Карты диалектологических атласов в этой ситуации становятся для историков языка существенным подспорьем. И хотя они отражают состояние диалектных явлений только в поздний период их развития, но тем не менее дают пол­ную картину всех вариантов каждого языкового явления в его тер­риториальной проекции. Учитывая тот факт, что разные диалект­ные системы отражают разные стадии и направления развития язы­кового строя, на лингвистических картах перед нами предстает как бы «диахрония в синхронии». Эту диахроническую информа­цию нужно только уметь извлекать из лингвистических карт.

Неслучайно поэтому одной из главных задач лингвогеографии на современном этапе является дальнейшая разработка и совер­шенствование методов исторической интерпретации лингвисти­ческих карт.

Среди классических работ отечественных ученых по лингвогеографии можно назвать следующие труды: Аванесов Р.И. «Очерки русской диалектологии» (М., 1949), Жирмунский В.М. «О некоторых проблемах лингвистической географии» (М.-Л., 1956, 1962); Бородина М.А. «Проблемы лингвистической географии» (М.-Л., 1966), Эдельман Д.И. «Основные вопросы лингвистической географии» (М., 1968), Захарова К.Ф., Орлова В.Г. «Диалектное членение русского языка» (М., 1970), «Общее языкознание. Методы лингвистических исследований» (М., 1973), «Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров» (М., 1970), «Ареальные исследования в языкознании и этнографии» (Л., 1983).

II Глава. Ареальная лингвистика

1.1. Понятие «ареальной лингвистики» и ее признаки

АРЕАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА (от лат. area — площадь, пространство) — раз­дел языкознания, исследующий с помо­щью методов лингвистической геогра­фии распространение языковых явлений в пространственной протяженности и межъязыковом (междиалектном) взаимо­действии. Определяющим принципом при ареальном описании фактов взаимо­действующих языков (диалектов) служит фронтальный их охват. Основная задача ареальной лингвистики — характеристика территориального распределения языковых особенностей и интерпретация изоглосс. В результате выявляются области (ареалы) взаимодей­ствия диалектов, языков и ареальных общностей — языковых союзов, характеризующихся общими структурными при­знаками.

Термин «пространственная/ареальная лингвистики» впервые введен М. Дж. Бартоли и Дж. Видосси (1943), но ее основные принципы были развиты Бартоли в 1925. Ареальная лингвистика тесно связана с лингвистпч. географией и диалектологией. Она ис­следует соотнесенность явлений, направ­ление и ареалы их распространения у ряда языков, диалектология же дает опи­сание структуры отд. языка в его терри­ториальном варианте. Вместе с тем фактологической основой ареальной лингвистики тесно служат диалекто­логические исследования.

Центральное понятие ареальной лингвистики — языковой или диалектный ареал, т. е. границы распространения отдельных языковых явлений и их совокупностей. Тер­мин «ареал» используется также для обозначения границ распространения язы­ков и языковых общностей (индоевропейский ареал, славянский ареал, тюркский ареал и т. п.). В ареальной лингвистике существенно разграничение син­хронного и диахронического планов описания. Диахронический аспект направлен на выявление ареалов членения праязыкового состояния и воз­никающих при этом междиалектных схождений. Эти состояния (общеиндоевропейское, общеславянское, общетюркское и т. д.) в терминах ареальной лингвистики интерпретируются как лингвистически непрерывное простран­ство генетически связанных диалектов, которые разграничиваются пересекающимися изоглоссами на разных уровнях языковой структуры. Синхронный план связан с установлением междиалектных контактов и ареальных соответствий на одном хронологическом срезе.

Другое важнейшее понятие ареальной лингвистики — изо­глосса; для разных уровней употребля­ются уточняющие это понятие термины: фонетические изоглоссы — изофоны, лексические изоглоссы — изолексы, сход­ное семантическое развитие — изосемы и т.п. Различают связанные и конвергентные изоглоссы; пер­вые развиваются в языках, относящихся к единой генетической общности, при их установ­лении используются приемы сравнительно-генетических исследований. Конвергентные изо­глоссы возникают как результат длительных территориальных контактов языков, об­разующих ареальную общность, или же параллельного развития изолированных, территориально не соприкасающихся язы­ков. Изоглоссы конвергенции выявляются приемами типологического анализа.

При изучении причин появления, ис­тории развития, фронта и направления экспансии инноваций и выявления ареа­лов консервации архаизмов важное место в ареальной лингвистике за­нимает поиск центра, периферии, зон диффузии (вибрации) в исследуемом ареале. Принято выделять 3 основные зоны дналектного континуума: центральную, марги­нальную (отдаленную зону, где наблю­даемые изоглоссы носят менее выражен­ный характер) и переходную. В соответ­ствии с этим определяются и ареалы дист­рибуции языковых фактов — инноваци­онный, архаический и диффузный (пе­реходный). При выявлении инноваций и архаизмов в Л. л. неходят из методики ареальных норм, разработанной итальянской школой неолингвистпки (норма изолиров. области, норма периферийной области, норма более поздней области и т. д.). Для обследуемого языкового (диалект­ного) состояния используется обозначение «языковой (диалектный) ландшафт».

2.2. Культурно-исторический ареал: понятие и принципы его распространения

Понятие культурно-исторического ареала не получило должного освещения в социолингвистике. А между тем отнесенность тех или иных языков Земли к тому или иному культурно-историческому ареалу — факт бесспорный. В культурно-исторический ареал объединяются народы и соответственно их языки на основе общего уровня социально-экономического, по­литического и культурного развития, общности культур­ных традиций, базирующихся на определенной общности книжных текстов, отражающих основное содержание интегрирующей части духовной культуры. Культурно-исторический ареал — историческая категория, меняю­щая свое содержание, объем и границы в связи с изме­нением интегрирующих начал, перемещением эпицентров н перераспределением границ между ними, со сменой и борьбой идеологий. Взаимодействие социумов в рамках единого ареала не ограничивается лишь той пли иной сферой духовной культуры, но сопровождается более или менее интенсивным взаимодействием во всех сферах духовной и материальной культуры, в экономической, политической и социальной жизни целого мегасоцнума. Наиболее мощные культурно-исторические ареалы, ока­завшие сильнейшее влияние на судьбы многих народов и их языков, начали складываться в эпоху средневековья и имеют тысячелетнюю историю. Тогда одним из основ­ных интегрирующих факторов культурно-исторических ареалов, складывавшихся на террнториях древних цивилизаций, оказалась религия.

Именно эпоха средневековья породила особую кате­горию мировых религий, чего не знал древний мир. Социальным содержанием этой эпохи было становление феодального строя. Он-то и нуждался в особой идее оги-ческой надстройке для своего закрепления. «Религия и средние пека была н системой права и политической доктриной, и моральным учением и философией. Она была синтезом всех надстроек над феодальным базисом. . .» [Конрад 1972, 89]. Наибольшую интегрирующую силу приобрели те религии, которые, обладая способностью адаптироваться в местных культурных условиях, теснее связали свое существование с развитием книжности, с наличием особых книжных текстов, синтезирующих интегрирующие понятия духовной культуры. Они и полу­чили широкое распространение не только на ближней, но и на дальней периферии соответствующих эпицентров цивилизации. Это — христианство, ислам, индуизм и буддизм [Первобытная периферия. . . 1978, 255 и след.]. Естественно, идеология и соответствующие тексты рас­пространялись не сами по себе, а при помощи особого института — церкви, представлявшей собою могуществен­ную политическую организацию с особым подсоцнумом, духовенством, организованным на принципах иерархии и_дисциплины.

В формировании общеевропейского культурно-истори­ческого ареала важную роль сыграло христианство, зародившееся в Палестине и получившее первоначальное распространение в сфере влияния эллинской культуры и образованности прежнего эллинского культурно-истори­ческого ареала. В первые века новой эры христианство, впитавшее в себя богатство эллинской культурно-истори­ческой традиции, распространилось н в «варварских» странах, входивших в Римскую империю или нахо­дившихся на ее периферии, в сфере ее торгово-экономиче­ского и политического влияния. За последние пять столе­тий социально-экономические, политические и культур­ные факторы способствовали расширению этого культур­но-исторического ареала, включившего в себя Америку, Австралию, часть Африки и Азии. Основными источ­никами языкового влияния являются древнегреческий н латинский языки, а_ на ранних этапах и древнееврей­ский, на поздних — английский, испанский, француз­ский, немецкий, а также книжно-славянский и русский. Историческое значенпе и глобальное влияние этого куль­турно-исторического ареала обусловлены прежде всего тем, что именно в рамках этого ареала зародилась (Древ­няя Греция) и успешно разивалась (Европа последних трех столетий) наука как особый культурно-исторический феномен, явившийся мощным фактором развития духовной культуры и языка. Здесь наиболее ощутим сдвиг основного содержания ведущих интегри­рующих текстов.

Что касается ближневосточного ареала, то распростра­нение мусульманской культуры и арабского языка как неотъемлемой ее части в Северной Африке, Передней и Средней Азии (с VII—VIII вв.) натолкнулось на пре­граду христианской Эфиопии, Нубийского и других христианских царств. Во многих случаях эти преграды были сломлены. Кроме основного языка исламской куль­туры, арабского, в этом ареале большую роль играл также персидский язык, в меньшей мере — суахили и некоторые другие.

На юге Азии формировался особый культурно-истори­ческий ареал с различными формами индуизма, характе­ризующийся специфической структурой кастового об­щества. Этот ареал расширил свои границы в эпоху созда­ния первых индуанизнрованных государств неиндоарийскимн народами Юго-Восточной Азии (древние кхмеры, моны, малайцы и др.) до Явы и Суматры. В этих госу­дарствах были восприняты индийские титулы, индийский дворцовый этикет, санскрит и пали и качестве официаль­ных языков; с середины I тыс. местные языки получают письменность на основе южноиндийской системы письма с огромным слоем лексических заимствований из сан­скрита. Ведущую роль здесь играли разные формы индуизма, адаптировавшегося к местным установлениям и институтам, продолжавшим доиндупстские традиции: буддизм (Бирма), шиваизм и разные формы брахманизма. На севере влияние индуизма и санскрита наталкивается на арабско-персидское влияние со стороны соседнего историко-культурного ареала.

Восточноазпатский ареал с ханьским культурным эпицентром охватывает относительно небольшую терри­торию: глубокое усвоение этой культуры невозможно без освоения ее весьма сложной письменной традиции и спе­цифического строя китайского языка. Кроме того, в этой культуре отсутствовала четкая религия, пригодная для имитации и адаптации к местным условиям и традициям. Восприятие ханьской культурной традиции в Корее и Японии было облегчено тр i, что она выступала, так ска­зать, в буддийском оформлении. Во всех случаях, где встречалось индуистское и ханьское влияние и вставала альтернатива: санскрит или иероглифика, выбор делался не в пользу последней. В Корее и Японии иероглифика была дополнена алфавитами местного изобретения, в Ти­бете и Монголии распространились алфавитные системы письма индийского н даже арамейского происхождения. В этом ареале основным источником влияния является китайский язык, а в по­следнее время и японский.

Итак, культурно – исторический ареал — особый мегасоциум, способный включать в себя разного рода макросоциумы, различные государства и народы, племенные союзы и племена, на основе их со­циального взаимодействия в сфере духовной культуры. Такое взаимодействие способствовало сохранению и сов­местному умножению содержания общей духовной куль­туры при помощи специальных институтов и общности языкового взаимодействия. Средством языкового взаимо­действия выступает особый книжный язык, общая для всего ареала лингвема как язык международного взаимо­действия в сфере духовной культуры. Па роль ведущего языка выдвигается тот книжный язык, на котором создан и создается наибольший объем книжных текстов, отражающих основное содержание интегрирующей части ду­ховной культуры и наиболее важных для всего культурно-исторического ареала. Роль ведущего языка может играть то один, то другой язык в зависимости от сдвигов эпи­центра духовной культуры и изменения основного со­держания интегрирующих текстов.

Разбиение языков (и народов) мира по соответствую­щим культурно-историческим ареалам на основании общ­ности исторических истоков духовной культуры с тече­нием времени все в большей степени осознается как раз­личие и сходство культурно-исторических традиций, под­держиваемых разного рода политическими и экономиче­скими связями внутри ареала. Роль последних с течением времени возрастает. С этим связана тенденция к созданию новых ареалов на иных основаниях. Развитие капитали­стических отношений стимулировало формирование англо­язычной и франкоязычной сфер в границах прежних колониальных империй. В развивающихся странах язык прежних колонизаторов сохраняет и в какой-то мере даже укрепляет свои позиции в сфере науки и техники, высшего и среднего специального образования. В языке феномен культурно-исторического ареала про­является прежде всего в виде общности интернационализмов, позволяющих выдвинуть понятие общего лекси­ческого фонда для данного ареала.

Анализ инвентаря, структуры и поведения интер-нацпонализмов в различных языках позволил В. В. Акуленко сделать вывод о наличии пяти основных языковых ареалов, совпадающих с культурно-историческими ареа­лами, перечисленными выше [Акуленко 1977, 43]. Есте­ственно, общий лексический фонд языков ареала отра­жает прежде всего общность духовной культуры, идеоло­гии, общественно-политической жизни и т. д., общность внеязыковой действительности, так сказать, общность среды обитания языка.

Арабский алфавит следовал за распространением ислама и арабского языка, служа основой и моделью-эталоном при создании письменности на языках мусульманских народов. За христианством шел изобретенный греками фонологический принцип письма с допустимыми разли­чиями в графике вплоть до изобретения своего алфавита: Вульфила (готский), Месроп Маштоц (армянский), Кирилл (старославянский) и др. Дальнейшее развитие письмен­ности у народов европейского культурно-исторического ареала так или иначе отражало религиозные различия. Противопоставление латиницы и кириллицы отражало различие субареалов Западной и Восточной Европы, исто­рически восходящее к различию между римской и визан­тийской церковью, обнаружившемуся на Соборе 692 г. и приведшему к разделению церквей в 1054 г. Противо­поставление латинского и готического шрифтов в немец­ком языке отражало различие между католиками и про­тестантами. Противопоставление латиницы и «гражданки», восходящей к русскому алфавиту, в сербскохорватском языке отражает прежнюю границу между западноевропейским (хорваты-католики) и восточноевропейским куль­турно-историческими ареалами (сербы-православные). Расширение границ восточноевропейского ареала первоначально приводило к созданию вслед за византийской традицией оригинальных письмен. Так, в XIV в. Стефан Пермский изобрел оригинальные письмена и перевел на зырянский (коми) язык «чтения» из Евангелия, Апо­стола, Псалтыри и Паремейника; в XVI в. Феодарит изобрел лапландские письмена и перевел на лапландский язык Евангелие. Позже, на базе широкого развития пе­чатного дела в России, создавалась письменность на основе русской графики (мордовская и др.). В этом смысле лати­низация белорусского письма в XIX в. и неудавшаяся попытка латинизации письма украинского отражали идео­логическую борьбу и попытки продвинуть границу за­падноевропейского ареала на восток за счет исконной тер­ритории восточноевропейского культурно-исторического ареала. Переход некоторых народов нашей страны с араб­ского письма на латиницу, а затем и на русскую графику в 30-е годы XX в. отражал интенсивный процесс реинте­грации народов нашей страны, ломку старых границ между прежними культурно-историческими ареалами, ос­нованными па прежних религиозных традициях.

И эта характерная черта общности в рамках культурно-исторического ареала связана с общностью идеологиче­ских основ и традиций духовной культуры, сохраняю­щихся и передающихся при помощи книг, книжного языка. Если государство не может существовать без письменности, то культурно-исторический ареал немыс­лим без ведущего книжного языка. Такой основной язык остается моделью-эталоном для других языков, овладе­вающих сферами духовной культуры даже в том случае, если прежний основной язык заменяется новым и выходит из употребления, становится мертвым. Древнегреческий рано передал свои функции ведущего языка средневеко­вой латыни, книжно-славянскому, грузинскому и другим языкам, но до сих пор его вклад во все новые литератур­ные языки, овладевшие и овладевающие сферами науки, философии, культуры, живет и умножается.

В конкретных исторических условиях на любой книж­ный язык действует не одна, а несколько тенденций, способствующих его интеграции с другими языками. Так, например, болгарский литературный язык развива­ется под воздействием двух противоречивых тенденций — к балканизацпи и к славизации. Источником балканизации является живая разговорная речь, болгарские диа­лекты с определенным набором языковых черт, характе­ризующих балканский языковой союз. Источником сла­визации является книжная литературная традиция, влия­ние русского языка, имеющее преимущественно книжный характер.

Румынский язык развивался под воздействием трех противоречивых тенденций: балканизации, славизации и романизации. Источником балканизации являлся мас­совый билингвизм, прежде всего романо-славянский. С принятием христианства предки румын и молдаван примкнули к восточноевропейскому культурно-историче­скому ареалу с книжно-славянским языком, обслужи­вающим сферы духовной культуры, церкви и администрации. В это время широко распростра­нились заимствованные из славянского календарные лич­ные имена (Васнлий, Теодор, Михаил, Гаврил и др.), фамилии знатных бояр претерпевали значительную славизацию именно через Польшу и Литву. Тогда же в русский язык проникли через польский и чехизмы (аксамит, аптека и др.), раньше (XI — XIII вв.) — через книжно-славянский. В XVIII в. основная масса евро­пеизмов пришла в русский язык через польский, тогда же проникло значительное количество собственно полониз­мов (выразительный, подозрительный, подлый, скромный, завзятый, повод, довод, союз если, наречие можно и т. п.).

Динамика заимствований из одного языка в другой отражает способы и характер связей между языками, входящими в общий культурно-исторический ареал. Так, за три столетия в венгерский язык проникло около 1000 заимствований из английского языка. Вначале их было очень мало, за весь XVII в. было заим­ствовано всего 5 слов, со второй половины XVIII в. число английских заимствований через французский не­сколько увеличилось, и к 1820 г. их было уже 90. В пе­риод интенсивного формирования венгерского литератур­ного языка число заимствований, главным образом через немецкий, возросло до 650. Заимствования этого периода относятся к общественно-политической и технической терминологии. В межвоенный период (1920—1945) было заимствовано уже 180 слов путем непосредственных контак­тов в области экономики и торговли, что и нашло отраже­ние в семантике заимствований: значительно сократилось число общественно-политических и юридических терми­нов и вырос объем производственно-хозяйственной лекси­ки. В первые послевоенные годы (1945—1960) отмечалась деанглнзация заимствований, замена прежних заимство­ваний кальками, а также заимствованиями из русского языка. Это отразило ослабление венгерско-английских связей, с одной стороны, и процесс интеграции стран со­циалистического содружества — с другой. С 1960 г. на­чинается новый приток англицизмов, но это уже интер-национализмы, составляющие общий лексический фонд европейского культурно-исторического ареала современ­ной эпохи НТР. Это прежде всего интернационализмы, бытующие в языках народов стран социалистического содружества.

Границы между культурно-историческими ареалами подвижны; постоянно происходит реинтеграция погра­ничных регионов, борьба эпицентров за расширение своего влияния. Так, район Перемышля на территории современной Польши ранее относился к восточнославянскому ареалу (XI—XIV вв.), но после монголо-татарского наше­ствия эта земля вошла в состав Польши. Еще в XV— XVI вв. здесь преобладали русские календарные имена даже среди поляков (Stepan, Iwan). Польские имена - Grzegorz, Jakub, Macej встречались реже соответствующих русских Григорий, Яков, Матвей. С конца XVI в. отме­чается интенсивный процесс замены русских имен поль­скими, сопровождавшийся ослаблением роли православ­ной церкви в этом регионе.

Славянские земли Центральной Европы (Паннония, Великая Моравия, Лужица) в период раннего средневе­ковья оказались под перекрестным влиянием Рима и Ви­зантии, пограничной полосой между западноевропейским и восточноевропейским ареалами. Паннонская миссия Кирилла и Мефодия и создание славянской письменности содействовали присоединению этого региона к восточно­европейскому культурно-историческому ареалу. Арест (870—873) и смерть Мефодия (885) означали победу немец­кого духовенства и полное церковное подчинение этого региона Риму. Место родного, славян кого книжного языка на многие столетия заняла латынь. Последующие попытки реабилитировать славянский язык длительное время не имели успеха. Не устоял основанный самим императором Карлом IV Эмаусский монастырь в Праге, где предполагалось вести богослужение на книжно-сла­вянском. Даже перенесение архиепископства в Прагу и открытие университета не смогли укрепить позиции сла­вянского языка. Попытка Яна Гуса, ректора Праж­ского университета, поднять славянский (чешский) язык до уровня книжного окончилась костром, поглотившим и смелого славянина и славянские книги.

В Лужицу христианство пришло из Чехии (X в.) и принесло в старославянскую религиозную терминологию и славянский книжный язык. Однако с утверждением епи­скопства в г. Мейсене (968) и этот регион отошел к западно­европейскому ареалу. Анализ серболужицкой религиоз­ной терминологии убедительно показал, что из 305 тер­минов 161 слово имеет церковнославянское или древне-чешское происхождение (njedzela, pjatk, sobota, swajatki, trojica, zakori, hreh, mitosc), некоторые из них относятся к разряду устаревших слов (cyrkej, djabol, duchowny, kfest и др.) И в Польшу христианство проникло через чехов, но основную массу духовенства здесь составляли немцы, французы, итальянцы; немцы занимали господствующее положение в польских монастырях. Христианство при­несло много латинских и немецких заимствований, харак­терных для западноевропейского культурно-историче­ского ареала (papez, biskup, aniot, krzyz, msza и др.). Влияние немецкого духовенства было до того глубоким и всепроникающим, что до конца XIV в. в главном соборе Кракова, Свято-Мариинском, проповеди читались не по-польски (в столице Королевства Польского!), а по-немецки. Упорной п длительной была борьба между западным и восточным ареалами за регион Белоруссии и Литвы, куда пришло христианство из Киевской Руси. Литовские князья, видя горькую участь прусских племен, приняли христи­анство первоначально по восточному обряду. Но экспан­сия крестоносцев продолжалась. Борьба против общего врага (Грюнвальд) сплотила славянские и литовские пле­мена в единое государство, Великое княжество Литовское, где языком государственной администрации и церкви выступал книгг'о-славянский язык. Идеологический и военный натио ^гемецкого духовенства и рыцарства про­должался. Литовцы вскоре отошли от восточного ареала, постепенно перейдя в католичество. Однако следы первого этапа христианизации сохранились в литовском языке: angelas 'ангел', baznycia, cerkve 'церковь', baznytinis, baznycios 'церковный', grabas 'гроб', lmyga 'книга', krikstyti 'крестить', krikstas 'крещение', kOmyste 'ку­мовство', kunigas 'ксендз', melsti 'молиться', penktadions 'пятница', sventas 'святой' и др. Естественно, основной состав христианской терминологии современного литов­ского языка восходит к западноевропейскому источнику: popiezius 'папа (римский)', vyskupas 'епископ', kryzius 'крест' и др. До 1386 г. в Литве сохранялось равноправие католиков и православных. С XV в. экспансия западной церкви резко усилилась: вплоть до середины XIX в. шла упорная борьба западного ареала за территорию Белоруссии. На сей раз крестоносцев сменили иезуиты, но суть экспансии не изменилась.

Подчинение Риму и немецкому духовенству шло через униатскую церковь (Брестская уния, 1596), официально вытеснившую православие. Собор в Замостье 1720 г. поставил православную церковь вне закона. В связи с этим процессом на территории Белоруссии прекратили свое существование книжно-славянский, старобелорус­ский, язык и книгопечатание. Католицизм продолжал свое наступление. Этот процесс был приостановлен лишь в 1839 г., когда епископ Семашко воссоединил православ­ную и униатскую церкви Белоруссии.

В середине XIX в. с большим трудом восстанавливается белорусское книгопечатание. Начало новому его этапу положили «римско-католические» катехизисы, напеча­танные латиницей по польской орфографии (катехизисы 1835 и 1845 г., изданные в Вильно). В 1862 г. был издан латиницей белорусский букварь «dla dobrych dzietok ka-tolikou». По польской орфографии латинской графикой на протяжении всего XIX в. печаталась возрождавшаяся белорусская художественная литература (Ф. Богуше-вич, В. Душш-Марцинкевич и др.). Параллельно разви­валось книгопечатание русской «гражданкой», поддержан­ное русским правительством. С 1907 г. в Петербурге изда­валась белорусская газета «Наша шва» двумя шрифтами: латиницей и «гражданкой». В 1911 г. газета организовала дискуссию читателей по проблемам белорусской графики.

Большинство высказалось за «гражданку», и с 1912 г. «Наша шва» перешла на русский шрифт. Но еще в 1913 г. латиницей издавались католические газеты «Bielarus» и «Noman».

Историко-культурный ареал как гигантский социум несколько напоминает государство, отличаясь от послед­него тем, что не административное, а именно духовное взаимодействие определяет его целостность. Здесь не столько военная сила — солдат или рыцарь, — сколько деятели духовной культуры и идеологии — священник и монах, школьный учитель, книгоиздатель, писатель и уче­ный — составляют тот подсоцпум, который охраняет це­лостность и расширяет границы своего культурно-исто­рического ареала. Его форпосты — монастыри и церкви, школы и типографии, его оружие — слово, буква и книга. Правда, когда не хватало аргументов, прибегали н к оружию — монашеские ордена действовали не столько словом, сколько огнем и мечом. Крестоносцы больше до­веряли мечу, иезуиты — школе и латыни, но и те и другие прибегали к огню: первые сжигали прусские и славянские села, вторые — славянские книги. Вот почему передви­жение границ между историко-культурными ареалами прежде всего отражается на судьбах языка, на судьбах книгопечатания. Так, например, одним из крупнейших святилищ, имевших общегреческое значение, была Паннония на мысе Микале (Иония, Малая Азия), способствовавшая интенсификации речевого обще­ния всех греков VIII—VI вв. до н. э., и прежде всего Ионии. Будучи тесно связанной с главным городом Ионии Милетом, эта территория послужила эпицентром сложения делового наддиалекта и общегреческого койне. Именно здесь, в Ионии VIII в. до н. э., на основе общегре­ческого койне возникла древнегреческая письменность [Гринбаум 1979]. Значительную роль в деле культур­ной и языковой интеграции древних греков сыграли Олимпийские игры (с 776 г. до н. э.). Для всех гре­ков Олимпия была не только священной землей с наи­более авторитетным святилищем и олимпийским пантеоном, но и важнейшим центром речевого общения, закрепле­ния и распространения общегреческого разговорного койне ц литературного языка. Олимпийский стадион вмещал 40—45 тыс. зрителей, построенные позже Афинский и Эфесский — 60—70 тыс. Между прочим, прекращение Олимпийских игр (393 г. н. э.) так или иначе связано с прекращением действия интегрирующие тенденций внутри эллинского ареала, со сменой его идеологического содержания; получило широкое распространение хри­стианство, перешагнувшее языковые и территориальные границы прежнего эллинского мира.

В функции интенсификатора речевого общения во вновь создававшемся культурно-историческом ареале стало выступать паломничество к «святым местам», к эпи­центрам своей духовной культуры^ порой принимавшее форму крестовых походов. Паломничество широко рас­пространено и в других культурно-исторических ареалах и является одним из наиболее мощных факторов интегра­ции и упрочения внутренних связей, обмена культур­ными ценностями и интенсификации речевого общения в рамках ареала. Особо поощряется паломничество в Мекку и исламском культурно-историческом ареале. Почетное звание хаджи имеет общемусульманский характер и авто­ритет: хаджа является хранителем информации о тради­циях своего ареала. Институт хаджи был значительным фактором в деле распространения и закрепления араб­ского языка: для путешествия по многоязычным странам необходим единый язык общения.

Итак, социум культурно-исторического ареала гетерогенен и объединяет разнородные сообщества с целью социального взаимодействия в сфере духовной культуры, сохранения и развития ее содержания. В нем выделяется особый подсоциум, организующий это взаимодействие и охраняющий внутреннее единство ареала (специалисты различных областей духовной культуры). Такой социум включает в себя несколько гетерогенных социалем, об­служиваемых разными лингвемамп, не всегда только род­ственными. При этом выделяется особая социалема, члены которой владеют ведущей лингвемой культурно-исторического ареала, основным (а первоначально и единственным) книжным языком, с помощью которого и осуществляется международное взаимодействие в сфе­рах духовной культуры данного ареала. Объем этой социалемы, по крайней мере первоначально, совпадает с объемом подсоциума, специализирующегося в области идеологии и духовной культуры. Воспроизводство и уве­личение ее объема может быть осуществлено лишь пу­тем изучения книжного языка в школе, путем создания и распространения книжной продукции. Потенциально ее объем ограничен лишь рамкамн всего культурно-истори­ческого ареала и мог совпадать с объемом всего мега-социума. Представители этой ведущей социалемы частично, а иногда и полностью — билингвы или диглоссы, вла­деющие основным языком своего ареала и родным языком или диалектом.

Другие социалемы обслуживаются диалектами и язы­ками народов, входящих в данный мегасоциум. Потен­циальные социалемы объединяют родственные диалекты и языки, как входящие в культурно-исторический ареал, так и находящиеся за его пределами. Противоречия между потенциальными социалемами и стоящими за ними со­циумами проявляются в борьбе за сохранение единого языка духовной культуры, с одной стороны, и за подъем народ­ного языка до уровня литературного, способного обслу­живать сферу духовной культуры и идеологии, — с другой.

Выводы по 2 главе

Лингвемой всего культурно-исторического ареала яв­ляется книжный язык, первоначально единый. Он функ­ционировал в сфере идеологии и духовной культуры, все прочие сферы обслуживались другими лингвемами перво­начально лишь в устной форме. Функциональное противо­речие между лингвемами может быть снято путем расши­рения функций либо книжного языка за счет проникновения в сферу повседневного общения во всем многоязычном ареале, либо народного — в сферу духовной культуры. Как правило, преобладает второй путь, путь подъема народных языков до уровня литературных, становление новых книжных языков. Частичный дистрибутивный билингвпзм относительно узкого социума со строгим рас­пределением функций между общим книжным языком и устным народным сменяется билингвизмом в сфере духовной культуры и идеологии. Именно через такой билингвизм прежний книжный язык уступает своп функции новому языку данного народа, сохраняя за собой, хотя бы пер­воначально, функции языка международного взаимодей­ствия в сфере духовной культуры. Такой процесс сво­дится к дивергенции единого книжного языка на несколько новых литературных языков, сопровождающейся про­цессом конвергенции, слияния народного языка с прежним книжным. Любой новый литературный язык — своего рода гибрид между устным народно-поэтическим языком и книжным языком данного культурно-исторического ареала; он наследует все атрибуты книжного языка: характер письма, графику, изобразительные средства,, понятия. Основным способом передачи такого наследия прежним книжным языком новым литературным языкам являются переводы. В случае перераспределения границ между культурно-историческими ареалами конвергентные процессы охватывают все литературные языки ареала, при этом доминирующая роль принадлежит в основном языку международного общения в сфере духовной куль­туры и идеологии.

Заключение

Диалек­тологию на современном этапе нельзя представить себе без приме­нения в ней метода картографирования языковых фак­тов. Разработка этого метода привела к созданию особой отрасли диалектологии — лингвогеографии, науки о закономерно­стях в территориальном распространении языковых явлений. Линг­вистическая география — наука относительно новая. Она возникла в Европе в конце XIX в. Немецкий ученый Г. Венкер и француз­ский лингвист Ж.Жильерон стали инициаторами специального лингвистического обследования территории с целью последующего представления собранного диалектного материала на географиче­ских картах. С именами этих ученых связаны первые достижения лингвогеографии, им принадлежат и формулировки ее основных понятий.

В 1876 г. в Германии Георг Венкер (1852—1911) начал собирать материал для составления лингвистического атласа немецкого языка, обращая главное внимание на фонетические и грамматические явле­ния. В 1926 г. часть карт была издана. Во Франции в 1902—1910 гг. Жюль Жильерон (1854—1926) и Эдмон Эдмон (1848—1926) создали Лингвистический атлас Франции, обращая внимание на лексические особенности. Затем лингвистические атласы стали появляться в Ита­лии, Румынии, Испании, Швейцарии.

В России в 1903 г. по инициативе А.А. Шахматова была создана Московская диалектологическая комиссия, которая в 1915 г. выпус­тила в свет Опыт диалектологической карты русского языка в Европе. Это был первый опыт лингвистического картографирования диалек­тов восточнославянских языков.

Развитие лингвистической географии в России опирается на традиции русской диалектологии. В 1903 была создана по инициативе А.А. Шахматова Московская диалектологическая комиссия, издавшая в 1915 «Опыт диалектологической карты русского языка в Европе». Это был первый опыт лингвистического картографирования диалектов восточно-славянских языков, в котором была предложена классификация и группировка этих диалектов и представлены границы диалектного членения русского языка. Дальнейшее развитие русской лингвистической географии связано с работами Р,И, Аванесова и его учеников в Москве, а также с работами ленинградских лингвогеографов (В.М. Жирмунский, Б.А. Ларин, Ф.П. Филин и др.).

Общие положения лингвистической географии в России изложены в книге «Вопросы теории лингвистической географии» (1962). В основе этой теории лежит разработанное Аванесовым понятие диалектного различия как такого элемента структуры языка, который в разных частных диалектных системах выступает в разных своих соотносительных вариантах, каждый такой вариант есть элемент отдельной диалектной системы, а совокупность этих вариантов образует межсистемные диалектные различия. Поэтому последнее всегда двучленно или многочленно, а члены межсистемного диалектного различия находятся в закономерном отношении друг с другом, они взаимно исключаются в одной диалектной системе и замещают друг друга в разных системах.

Такое понимание диалектного различия и его структуры опирается на общее понимание языка не как простой суммы диалектов, а как сложной системы, включающей как общие для всего языка элементы, так и частные, различительные элементы, характеризующие отдельные диалекты. Поэтому картографированию подвергаются не изолированные факты языка, а языковые явления как элементы системы языка.

Практическое воплощение этих идей нашло выражение в развернувшейся с середины 40-х гг. 20 в. работе над созданием диалектологического атласа русского языка. На основе «Вопросника для составления Диалектологического атласа русского языка» (1940) был создан пробный атлас небольшой территории – «Лингвистический атлас района озера Селигер», изданный в 1949 г. Великая Отечественная война прервала диалектологическую работу в Советской России, однако уже в конце 1944 г. в Институте русского языка АН СССР начался новый этап работы над атласом. В 1945 была издана «Программа собирания словарных материалов для составления диалектологического атласа русского языка», по которой начали работать многие диалектологические экспедиции университетов, пединститутов, научных учреждений. В 1957 вышел «Атлас русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы». К началу 80-х гг. был создан сводный «Диалектологический атлас русского языка» (т.1-3), создавались атласы украинского, белорусского, молдавского языков.

С 1958 началась работа над «Общеславянским лингвистическим атласом», в которой принимали участие лингвисты всех славянских стран и некоторых других европейских государств, на территории которых живут славяне. Общее руководство принадлежит Международной комиссии славистов. В 1978 вышел вступительный выпуск «Общеславянского лингвистического атласа», содержащий различные справочные материалы, в 1988 – первый фонетический и первый словообразовательный выпуск; работа над «Общеславянским лингвистическим атласом» продолжается.

В 1975 Россия вступила в международную организацию «Лингвистический атлас Европы», центр находится в Италии. Над этим атласом, охватывающим все европейские языки, родственные-неродственные, разносистемные, работают лингвисты всех стран Европы. Для сбора материалов составлены два вопросника. Издано два выпуска «Лингвистического атласа Европы» (1983-86 гг.)

Ареальная лингвистика — раз­дел языкознания, исследующий с помо­щью методов лингвистической геогра­фии распространение языковых явлений в пространственной протяженности и межъязыковом (междиалектном) взаимо­действии. Определяющим принципом при ареальном описании фактов взаимо­действующих языков (диалектов) служит фронтальный их охват. Основная задача ареальной лингвистики — характеристика территориального распределения языковых особенностей и интерпретация изоглосс. В результате выявляются области (ареалы) взаимодей­ствия диалектов, языков и ареальных общностей — языковых союзов, характеризующихся общими структурными при­знаками.

Термин «пространственная/ареальная лингвистики» впервые введен М. Дж. Бартоли и Дж. Видосси (1943), но ее основные принципы были развиты Бартоли в 1925. Ареальная лингвистика тесно связана с лингвистпч. географией и диалектологией. Она ис­следует соотнесенность явлений, направ­ление и ареалы их распространения у ряда языков, диалектология же дает опи­сание структуры отд. языка в его терри­ториальном варианте. Вместе с тем фактологической основой ареальной лингвистики тесно служат диалекто­логические исследования.

Центральное понятие ареальной лингвистики — языковой или диалектный ареал, т. е. границы распространения отдельных языковых явлений и их совокупностей. Тер­мин «ареал» используется также для обозначения границ распространения язы­ков и языковых общностей (индоевропейский ареал, славянский ареал, тюркский ареал и т. п.).

Таким образом, в данной работе нами были рассмотрены основные понятия лингвистической географии и близкой к ней отрасли языкознания – ареальной лингвистики, показана история развития лингвистической географии. Мы рассказали о методах этих наук, практических достижениях лингвогеографии в России и за рубежом (лингвистические карты и атласы). Было дано понятие культурно-исторического ареала (в основном на примере распространения книжно-славянского языка). Также показано диалектное членение русского языка, его фиксация на лингвистических диалектологических картах.

Список литературы

Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М.: Просвещение, 1979.

Виноградов В.В. История русских лингвистических учений. М., 1978. – 317 с.

Гируцкий А.А. Общее языкознание. Минск: Логос, 2001. – 207 с.

Головин Б.Н. Введение в языкознание. М., 1983.

Журавлев В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции. М., Проект, 1982. – 312 с.

Иванова З.А. Тайны родного языка. Волгоград, 1969.

Кодухов В.И. Общее языкознание. – М., 1974.

Левицкий Ю.А., Боронникова Н.В. История лингвистических учений. М.: Логос, 2005. – 246 с.

Откупщиков Ю.В. К истокам слова. – М., 1986.

Русская диалектология / под ред. Л.Л. Касаткина. – М.: Academia, 2005. – 288 с.

Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. М., 1975.

Успенский Л.В. Слово о словах. Почему не иначе? Л., 1979.

Языкознание: Большой энциклопедический словарь / гл.ред. В.Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.: Большая Академическая Энциклопедия, 2000. – 688 с.