Некоторые аспекты перевода прозаических художественных произведений

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ РФ

МОСКОВСКИЙ АВИАЦИОННЫЙ ИНСТИТУТ

(ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)

ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ МАИ

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

на тему

Некоторые аспекты перевода прозаических художественных произведений

Студента группы

Научный руководитель

Работа допускается к защите

______________

«__» ___________________ 2010г.

Работа рекомендуется к защите

______________

«__» __________________ 2010г.

Москва – 2010

Оглавление

Введение

Глава I. Особенности перевода художественного текста

1.1 Интерпретация при переводе художественного текста

1.2 Трансформации в художественном переводе

1.3 Приёмы создания контекстуальных замен при переводе

1.4 Средства оформления информации в художественном тексте

1.5 Авторский неологизм в художественных произведениях

1.6 Явление искусственных языков и их классификация

Глава II. Использования вымышленного языка «надсат» в романе Э. Бёрджесса и его специфика

2.1 Происхождение идеи создания вымышленного сленга Э. Бёрджесса

2.2 Теория игры в романе Э. Бёрджесса «Заводной апельсин»

2.3 Вымышленный сленг «надсат»: системное описание

2.4 Функции «надсат» в романе «Заводной апельсин»

Заключение

Список использованной литературы

Приложение

Введение

Возможно ли совершенно точно и полно передать на одном языке мысли, выраженные средствами другого языка? Практика переводчиков доказывает, что любое произведение может быть полноценно (адекватно) переведено на русский язык с сохранением всех стилистических и иных особенностей, присущих данному автору. В связи с этим наиболее интересным является перевод безэквивалентной лексики и авторских неологизмов присущих тому или иному произведению художественной литературы.

Придуманный Берджессом сленг британских подростков конца ХХ-го века позже использованный Кубриком в фильме «Заводной Апельсин», оказал заметное влияние на массовую культуру 70-80, а то и 90-х годов. Слова, берущие свое начала от русских, но адаптированные под английский, например govoriting, krasting, moloko, stari kashka и многие другие можно было услышать не только в фильме или прочесть в книге. Сленг «надсат» вошел в европейскую культуру вскоре после появления фильма Кубрика. Популярная в то время английская певица Кейт Буш записала песни с названиями "Babooshka" и "Kashka from Baghdad", нередко в ее песнях проскакивают russkie слова. Голландская синти-поп группа Future World Orchestra написала песню со словами из «надсата». В восьмидесятых просуществовала некоторое время группа "Devotchki", а в 1994 возник английский дуэт "Moloko". Даже сейчас набрав в Google любое из слов «надсата», можно увидеть, что этот выдуманный сленг все еще жив. И самое интересное то, что в наше время в русском языке наблюдается надсат-наоборот - английские слова прочно внедряются в нашу речь.

Проблема вымышленных языков в художественном тексте обозначилась со всей очевидностью во многих национальных литературах XX в. Используемые писателями самой различной ориентации для решения довольно широкого и разнопланового спектра задач, вымышленные языки в зашифрованной форме отражают специфику культуры и цивилизации. Они могут отражать представления автора о философии культуры, или же воплощать возможности пропагандистского воздействия бюрократизированной системы тоталитарного государства на личность, или же вовлекать читателя в игровые отношения с текстом.

Актуальность проблемы

Актуальность обусловлена устойчивым интересом к проблемам словотворчества, искусственным и вымышленным языкам, функционирующим как художественной литературе так и в реальной жизни. Изучение подобных речевых новообразований ведется в филологии в разных направлениях: этимологическом, словообразовательном, лексикологическом, лексикографическом, стилистическом и др. Вымышленные языки не случайно привлекают внимание специалистов в связи с обилием употребляемых в них новообразований, свойственной им экспрессивностью, и специфическими функциями в художественной литературе.

Предмет исследования

Характеристики художественного перевода и употребления вымышленного сленга «Надсат» в романе английского писателя и литературоведа Энтони Бёрджесса «Заводной Апельсин» .

Цель

Изучение роли перевода вымышленного языка как части авторского неологизма и словотворчества в поэтике художественного произведения.

Задачи

1. Охарактеризовать лингвистические средства реализации перевода текста данного произведения.

2. Изучить связь между решаемыми в произведении художественными задачами перевода и спецификой используемого вымышленного языка.

3. Выявить все основные функции вымышленного языка в художественном тексте.

4. Изучить влияние русских вкраплений в вымышленный язык на стилистику произведения с учётом теории игрового стиля.

5. Систематизировать лексические и прочие языковые и переводческие особенности вымышленного языка в романе Э. Бёрджесса

Информационная база

Основным источником исследования является роман «Заводной апельсин» Э. Бёрджесса. В связи с тем, что перевод исследуемого произведения является для переводчика трудной задачей привлечен обширный материал по теории перевода (Комиссаров 1990; Чуковский и 1968 и др.) При написании работы также привлекалось эпистолярное и публицистическое наследие автора, а также интервью, научная и критическая литература о творчестве автора (Dix 1971; Coale 1981) и некоторые новейшие монографии (Lewis 2002; Бабушкина 2005). Вымышленный сленг «надсат» из романа Э. Бёрджесса «Заводной апельсин» также описывается в ряде источников (Evans 1971; Marti 1997; Windle 1995), где характеризуются трудности, возникающие при переводе вымышленного языка.

Научная новизна исследования

Заключается в опыте описания перевода вымышленного языка, включённого автором в художественный текст, и в систематизации полученных данных. Избранная для исследования проблема до сих пор не получала достаточного освещения в отечественном литературоведении, в то время как интерес к игровым возможностям перевода художественного текста в наше время чрезвычайно велик.

Структура дипломной работы

Дипломная работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, библиографического списка, включающего 83 наименования и Приложение.

I глава

В первой главе рассмотрены основные особенности, приемы и средства перевода прозаических художественных произведений. Кроме того, широко исследуется тема авторского неологизма, его функций и перевода, и как следствие явление искусственных языков.

II глава

Вторая глава является непосредственной разработкой выбранной темы. В ее состав входят описание вымышленного сленга, происхождение идеи создания новояза и теория игры в контексте произведения. Также подробно рассмотрены функции и опыт системного описания «надсат».

Приложение

В приложении подробно описан глоссарий «надсата», включающий все структурно-этимологические группы.

Глава I. Особенности перевода художественного текста

Художественный стиль – пожалуй, наиболее полно описанный из функциональных стилей. Вместе с тем, вряд ли из этого можно сделать вывод о том, что он наиболее изученный. Это объясняется тем, что художественный стиль – самый подвижный, творчески развиваемый из всех стилей. Художественный стиль не знает никаких преград на пути своего движения к новому, ранее неизвестному. Более того, новизна и необычность выражения становится условием успешной коммуникации в рамках этого функционального стиля.

Несмотря на ограниченный круг тем, затрагиваемых в художественных текстах (жизнь человека, его внутренний мир), средства, которые используются для раскрытия их, неограниченно разнообразны. При этом каждый подлинный художник слова стремится не к тому, чтобы слиться со своими коллегами по перу, а наоборот, выделиться, сказать что-то по-новому, привлечь внимание к читательской аудитории. Пожалуй, самой яркой отличительной чертой именно художественного текста является чрезвычайно активное использование тропов и фигур речи. Это свойство текстов художественного функционального стиля было замечено еще в древности. До сих пор мы используем терминологию эстетиков Античности, когда называем те или иные из этих художественных приемов.

Говоря о репрезентативности перевода художественного текста, надо заметить, что количество её критериев здесь заметно возрастает. Переводчик должен удовлетворить большему числу требований, чтобы создать текст, максимально полно представляющий оригинал в иноязычной культуре. Среди таких критериев, конечно, следует назвать сохранение по возможности большого количества троп и фигур речи как важную составляющую художественной стилистики того или иного произведения. Перевод должен сигнализировать об эпохе создания оригинала.

Есть случаи, когда переводчику нужны не только знания, но и особое мастерство. Писатель часто играет словами, и эту игру бывает непросто воссоздать. Особенно трудно передать речевой облик персонажей. Хорошо, когда говорит старомодный джентльмен или взбалмошная девица – легко представить, как они говорили бы по-русски. Гораздо сложнее передать речь ирдандского крестьянина по-русски или одесский жаргон по-английски. Здесь потери неизбежны, и яркую речевую окраску поневоле приходится приглушать. Недаром фольклорные, диалектные и жаргонные элементы языка многие признают совершенно непереводимыми. Особые трудности появляются, когда языки оригинала и перевода принадлежат к разным культурам. Также различаются литературные традиции: европейцу сравнение красивой женщины с верблюдицей кажется нелепым, а в арабской поэзии оно довольно распространено. Разные культуры создают едва ли не больше сложностей, чем разные языки.

Лингвистический принцип перевода, прежде всего, предполагает воссоздание формальной структуры подлинника. Однако провозглашение лингвистического принципа основным может привести к чрезмерному следованию в переводе тексту оригинала - к дословному, в языковом отношении точному, но в художественном отношении слабому переводу, что явилось бы само по себе одной из разновидностей формализма, когда точно переводятся чуждые языковые формы, происходит стилизация по законам иностранного языка. В тех случаях, когда синтаксическая структура переводимого предложения может быть и в переводе выражена аналогичными средствами, дословный перевод может рассматриваться как окончательный вариант перевода без дальнейшей литературной обработки. Однако, совпадение синтаксических средств в двух языках встречается сравнительно редко; чаще всего при дословном переводе возникает то или иное нарушение синтаксических норм русского языка. В таких случаях мы сталкиваемся с известным разрывом между содержанием и формой: мысль автора ясна, но форма ее выражения чужда русскому языку. Дословно точный перевод не всегда воспроизводит эмоциональный эффект подлинника, следовательно, дословная точность и художественность оказываются в постоянном противоречии друг с другом. Бесспорно, что перевод опирается на языковой материал, что вне перевода слов и словосочетаний художественный перевод не может существовать, и сам процесс перевода тоже должен опираться на знание законов обоих языков и на понимании закономерностей их соотношения. Соблюдение языковых законов обязательно как для оригинала, так и для перевода. Но художественный перевод отнюдь не изыскание только лишь языковых соотношений.

Техника перевода не признает модернизаций текста, основываясь на простой логике равенства впечатлений: восприятие произведения современным читателем подлинника должно быть аналогичным современному читателю перевода. Речь не идет о филологически достоверной копии языка перевода на тот момент времени, когда был написан оригинал. Современный перевод дает читателю информацию о том, что текст не современен, и с помощью особых приемов старается показать, насколько он древен.

Специфика синтаксических структур, особенности тропов – все это имеет конкретную привязку к эпохе. Но названные особенности передают время лишь опосредованно, ведь в первую очередь они связаны с особенностями литературных традиций того времени, литературным направлением и жанровой принадлежностью. Напрямую же время отражено в языковых исторических особенностях текста: лексических, морфологических и синтаксических архаизмах. Ими и пользуются переводчики, чтобы создать архаичную стилизацию. Стилизация это не полное уподобление языка перевода, языку прошедшей эпохи, а лишь маркировка текста с помощью архаизмов (Чуковский , 1961)

1.1 Интерпретация при переводе художественного текста

Термин «интерпретация» был первоначально принят в герменевтике, где под ним понималось искусство понимания и объяснения (Рузавин, 1983: 62). В теорию перевода этот термин был введен И. И. Ревзиным и В. Ю. Розенцвейгом. Под ним понимается переход от исходного текста к тексту перевода не через систему соответствий между исходным языком и языком перевода, а через обращение к ситуации в действительности (Ревзин, Розенцвейг, 1964: 56-58). Применительно к переводческой деятельности термин “интерпретация” может иметь несколько значений.:

1) как контекстуальная интерпретация языковых единиц,

2) интерпретация при помощи словарей и справочников,

3) интерпретация путем самостоятельного творческого акта переводчика с учетом описываемой реальности.

4) интерпретация смысла, непосредственно не составляющего содержания высказывания, но выводимого из него в условиях конкретного акта коммуникации.

В семантической системе языка действуют как законы его внутренней организации так и всеобщие законы человеческого мышления. Языковые единицы, как и предложения, и тексты являются контекстуально зависимыми. Переводчик находит в языковых системах лингвогносеологические закономерности, определяющие место каждой языковой единицы в семантическом окружении смысловой ситуации языка оригинала. При этом понимание текста обусловлено пониманием соответствующих языковых единиц, функционированием их в определенном семантическом контексте. Так же, контекстная интерпретация носит, в определенном смысле личностный характер (Колшанский, 1980). Роль интерпретации при переводе оценивается по-разному: от признания ее маргинальным явлением, которое оправдано только отсутствием языкового соответствия - в этом случае происходит «передача содержания своими словами» (Марчук, 1985: 50) до постулирования ее неизбежности и необходимости. Правомерность или неправомерность интерпретации обусловлена во многом типом переводимого текста. При работе с художественным текстом задача состоит в создании художественного произведения на другом языке. Интерпретируя произведение, переводчик должен базироваться на его «объективном смысле», сводя к минимуму субъективное вмешательство в текст. Но в то же время, переводчик не может быть свободен от некоторых априорных предпосылок с которыми он подходит к произведению, определяющих его «интерпретационную позицию». Степень несовпадения между оригиналом и переводом может быть продиктована конкретной задачей, которую ставит перед собой переводчик. В соответствии с этой задачей Н. В. Гончаренко предлагает выделять три типа перевода: поэтический, поэтико-филологический и филологический (Гончаренко, 1985). По мнению автора, первый тип перевода не требует семантической или стилистической адекватности. В переводе поэтико-филологического типа прагматическая адекватность уступает место семантической. Третий тип перевода рассчитан на более узкий круг специалистов. В нем ставится задача сообщить семантическую или стилистическую информацию об оригинале. Филологический перевод, в свою очередь, подразделяется на три разновидности - семантически буквальный, стилистически буквальный и сочетание первых двух.

Художественный текст обладает определенным «интерпретационным диапазоном», таким образом, количество его интерпретаций становится почти неограниченным. Возможно существование нескольких переводов одного и того же литературного произведения. Переводная множественность является свидетельством того, что произведение особо значимо для принимающей литературы. Каждый из таких переводов будет неизбежно содержать индивидуальные черты, отличающие его как от оригинала, так и от остальных переводов того же текста (Левин, 1992).

1.2 Трансформации в художественном переводе

Основные принципы переводческой стратегии дополняются обоснованием правомерности применения ряда технических приемов, нарушающих формальное подобие перевода оригиналу, но обеспечивающих достижение более высокого уровня эквивалентности.

1. Перестановки - это изменение расположения языковых элементов в тексте перевода по сравнению с текстом подлинника.

Прием перемещения лексических единиц в высказывании позволяет использовать ближайшее соответствие слову оригинала в другом месте высказывания, если по каким-либо причинам его нельзя употребить там, где оно стоит в оригинале.

2. Замены - в процессе перевода применяются грамматические и лексические замены. К грамматическим относятся следующие типы:

а) замена форм слова;

б) замена частей речи;

в) замена членов предложения (перестройка синтаксической структуры предложения);

г) синтаксические замены в сложном предложении:

- замена простого предложения сложным,

- замена сложного предложения простым,

- замена придаточного предложения главным,

- замена главного предложения придаточным,

- замена подчинения сочинением,

- замена сочинения подчинением,

- замена союзного типа связи бессоюзным,

- замена бессоюзного типа связи союзным.

3. Добавления - многие элементы смысла, остающиеся в оригинале невыраженными, подразумеваемыми, должны быть выражены в переводе с помощью дополнительных лексических единиц. В англо-русских переводах дополнительные элементы особенно часто оказываются необходимыми при переводе атрибутивных словосочетаний. Иногда добавления обусловлены чисто стилистическими соображениями, и переводчик может по своему желанию использовать их или обойтись без них. Особую область применения приема добавления составляют случаи текстуальных пояснений, обусловленных прагматическими факторами.

4. Опущение - при переводе опущению подвергаются чаще всего слова, являющиеся семантически избыточными.

Прием опущения предполагает отказ от передачи в переводе семантически избыточных слов, значения которых оказываются нерелевантными или легко восстанавливаются в контексте. Этот прием может не быть связан со стремлением устранить избыточные элементы оригинала. Другим соображением в пользу приема опущения является необходимость осуществить компрессию текста при переводе, учитывая, что в ходе процесса перевода различные добавления, объяснения и описания, используемые переводчиком, могут значительно увеличить объем перевода, по сравнению с оригиналом.

Использование приема пословного перевода не в качестве переводческой трансформации, в результате которой получается текст на языке перевода, а как промежуточную стадию в процессе поиска оптимального варианта перевода может помочь добиться наиболее удачного перевода. Дословный перевод может быть использован для того, чтобы представить выраженную в оригинале мысль в более общей форме.

Местоименный повтор заключается в том, что в тексте перевода повторно указывается на уже упоминавшийся объект с заменой его имени на соответствующее местоимение. Этот прием помогает с переводом высказываний, в которых имеется «двойное управление». Под двойным управлением понимается употребление: 1) двух глаголов с разным управлением, из которых один имеет предложное, а другой беспредложное управление при одном и том же объекте 2) двух глаголов с разными предлогами при одном объекте 3) двух прилагательных или существительных с разными предлогами при одном объекте.

Морфологические трансформации

В результате расхождения морфологического строя английского и русского языков применяются приемы морфологических трансформаций.

Артикль

Значение артиклей в основном передается лексическими средствами, иногда порядком слов; при этом используются различные способы трансформации:

а) Неопределенный артикль

Когда значение неопределенного артикля приближается к значениям неопределенных местоимений some и any это обычно приходится передавать в переводе. Когда неопределенный артикль употребляется в своем первоначальном значении числительного «one», его значение должно быть передано при переводе с добавлением лексем.

б) Определенный артикль

Иногда определенный артикль выступает в своем первоначальном значении указательного местоимения, от которого он произошел, и если это не учитывать то перевод будет неполным и неточным (Левицкая, Фитерман, 1973).

Несоответствия категории числа.

Расхождения в употреблении как исчисляемых, так и неисчисляемых существительных приводят к замене множественного числа английского существительного единственным числом русского, и наоборот. Поэтому, при переводе определенных словоформ в единственном или множественном числе переводчик вынужден прибегать к такому виду морфологической трансформации как замена формы слова.

Грамматический род

Расхождение в роде может оказаться серьезным препятствием, когда соотнесенность с определенным биологическим полом и присущими ему характерными чертами составляет важный элемент художественной структуры текста оригинала.

1) избежание употребления местоимений того или иного рода.

2) замена формы слова - эквивалента переводного языка на аналог нужного рода (Иванов, 1987: 99-100)

Таким образом, при отражении в переводе категории рода следует учитывать не только грамматические особенности языка оригинала, но и вопросы менталитета, национального мышления носителей языка.

Замена частей речи

Такой морфологический трансформации чаще всего подвергается имя существительное - замена отглагольного существительного на глагол в личной форме. Так же, трансформации при переводе часто подвергается местоимение - заменяется существительным.

Довольно обычной является замена прилагательного существительным.

Причастие часто переводится личной формой глагола, благодаря чему меняется синтаксис предложения (Левицкая, Фитерман, 1973)

Словообразовательные трансформации

Словообразовательные суффиксы в разных языках не всегда совпадают по своему значению и употреблению. Так, при переводе слов, образованных при помощи суффикса -er, часто приходится пользоваться глаголами. В суффиксе -able обычно присутствует модальное значение, поэтому для его перевода часто добавляются такие модальные слова, как “возможно”, “невозможно”, “нельзя” и др. (Левицкая, Фитерман, 1973).

«При художественном переводе нужно учитывать не только словообразовательные особенности английского языка, но и богатство стилистических ресурсов словообразовательного уровня русского языка по сравнению с английским» (Мизецкая, 1986: 141). На данный факт следует обращать особое внимание при переводе эмоционально-экспрессивных конструкций, которые свойственны художественному тексту. Наличие большого числа разнообразных оценочных суффиксов, используемых в русском языке, - уменьшительных, ласкательных, уничижительных, - позволяет переводчику точнее отразить отношение говорящего к предмету речи.

Активно используются словообразовательные трансформации при переводе английских новообразований, свойственных, прежде всего, художественным произведениям фантастического характера, пародиям, каламбурам, перефразам и т.д. Данным жанрам особенно характерно авторское словотворчество.

Таким образом, словообразовательные трансформации хотя и менее распространены при художественном переводе по сравнению с переводом научных текстов, но все-таки занимают важное место при стремлении к адекватному переводу.

Синтаксические трансформации

Самой распространенной трансформацией в художественных текстах является изменение состава членов предложения. Затем, по частотности следуют замена простого предложения сложным, замена сложного простым, замена типа синтаксической связи. Наименее характерными трансформациями являются членение предложения и замена двусоставного предложения односоставным и объединение предложений.

Изменение состава членов предложения

Такого рода перестройка происходит и в ряде случаев при замене части речи. Существенное изменение синтаксической структуры связано с заменой главных членов предложения, особенно подлежащего. Грамматическая трансформация также вызывается столь частым в английском языке употреблением существительных, обозначающих неодушевленные предметы или понятия. Одной из распространенных трансформаций такого рода является замена формы страдательного залога английского глагола формой действительного залога русского глагола (Бархударов, 1975).

Частыми являются также случаи, когда подлежащее английского предложения при переводе на русский язык заменяется обстоятельством. Во многих случаях замены членов предложения обуславливаются соображениями не грамматического, а стилистического порядка.

Замена простого предложения сложным

Трансформация применяется обычно при переводе простых английских предложений, осложненных синтаксическими компонентами. Как правило, при переводе данных комплексов на русский язык меняется тип предложения, при этом простое предложение превращается в сложноподчиненное, реже в сложносочиненное.

Преобразование может обуславливаться чисто грамматическими причинами.

В других случаях такие трансформации вызваны стилистическими причинами (Нешумаев, 1991).

Замена сложного предложения простым

При художественном переводе данный тип синтаксической трансформации вызван нормативно-стилистическими причинами. В частности «свертывание» придаточных предложений в причастие (причастный оборот), деепричастие (деепричастный оборот), отглагольное существительное с предлогом. Часто переводятся на русский язык простыми предложениями английские сложноподчиненные предложения, содержащие конструкцию it is / was … that / two (Ольшанская, Балаян, 1986).

Членение предложения

Членение предложения, при котором одно исходное предложение (чаще сложное и реже простое) преобразуется в два (и более), также актуально для художественного перевода и обуславливается нормативными причинами.

Процесс членения сложного предложения на несколько самостоятельных, приводит к уменьшению длины предложения при переводе. Иногда при переводе приходится одновременно прибегать к членению и к объединению предложений (Мизецкая, 1986).

Объединение предложений

Объединение предложений заключается в преобразовании двух (или более) самостоятельных предложений в одно предложение. Объединение предложений, сохраняя «информационную ценность и текстовую спаянность» (Матузкова, Шеховцева, 1986: 83) приводит к компрессии высказывания.

Если в полной фразе объединяется несколько сообщений и, соответственно, несколько рем, при переводе эти ремы нередко сливаются в одну.

Замена двусоставного предложения односоставным

Будучи достаточно редким типом трансформации, она вызывается в художественном переводе системно-обусловленными причинами. Английское предложение требует наличия в своем составе обоих главных членов. В русском языке двусоставность предложения необязательна.

Замена типа синтаксической связи

Для русского языка более характерно преобладание сочинительных конструкций, в то время как в английском языке преобладает подчинение. Поэтому при переводе с английского языка на русский часто происходит замена подчинения предложений сочинением, что сочетается с заменой союзной связи бессоюзной (Бархударов, 1975).

Семантические трансформации при переводе

Природа семантических трансформаций в художественном тексте наиболее исчерпывающе описывается В. Г. Гаком, который определяет семантические трансформации как переходы от наименования одной семантической структуры к наименованию другой семантической структуры.

В соответствии с пятью отношениями между понятиями, выделяемыми в рамках логики (равнозначность, внеположенность, контрадикторность, подчинение и перекрещивание), В. Г. Гак выделяет в языке пять типов трансформаций наименования:

- сохранение всех семантических компонентов с добавлением семы видового значения (лексико-семантическая синонимия);

- замена одной видовой семы другой видовой семой в пределах одной семантической категории (смежные понятия в пределах одного родового понятия);

- замена семы семой противоположного значения (антонимия);

- включение или устранение дифференциальной семы (замена слова более узкого значения словом более широкого значения и наоборот);

- устранение или замена родовой семы с превращением видовой семы в основную (метафора и метонимия) (Гак, 1971).

1.3 Приёмы создания контекстуальных замен при переводе

При лексических заменах происходит замена отдельных конкретных слов или словосочетаний исходного языка словами или словосочетаниями языка перевода, которые не являются их словарными соответствиями.

Характер контекстуальной замены целиком зависит от особенностей индивидуального контекста. Имеется ряд переводческих приёмов, используемых для создания контекстуальных замен:

1)Приём конкретизации представляет собой замену слова исходного языка с более широким значением словом другого языка с более узким значением.

2)Приём генерализации - это замена слова, имеющего более узкое значение, словом с более широким значением.

3)Приём антонимического перевода состоит в том, что переводчик

заменяет утвердительную конструкцию отрицательной или наоборот, что сопровождается соответствующей лексической заменой единицы исходного языка его антонимом в языке перевода. Литота очень распространена в английском языке благодаря большому количеству отрицательных префиксов.

4)Приём компенсации применяется в том случае, когда то или иное языковое явление не может само по себе быть передано в языке перевода. Компенсация используется особенно часто там, где необходимо передать чисто языковые особенности подлинника (диалектизмы, индивидуальные особенности речи, неправильные языковые формы, каламбур, игру слов и т. п.) которые не всегда имеют непосредственные соответствия в языке перевода.

5)Приём смыслового развития - смысловое развитие при переводе заключается в том, что в переводе используется слово или словосочетание, значение которого является логическим развитием значения переводимой единицы.

В процессе перевода могут заменяться предмет, процесс или признак, выраженные определённым английским словом (или сочетанием слов), другим предметом, процессом или признаком, логически связанным с заменяемым.

6)Приём целостного переосмысления используется при переводе словосочетания, смысловой группы или предложения когда не представляется возможным оттолкнуться от словарных соответствий или контекстуальных значений отдельных слов, но необходимо понять смысловое значение всего переводимого целого и выразить его по-русски словами, иногда очень далёкими от слов подлинника. В приёме целостного переосмысления можно выделить две стадии. Сначала смысл английского выражения уясняется посредством истолкования, описательно, а затем путём нахождения русского образного соответствия (Бархударов, 1975).

1.4 Средства оформления информации в художественном тексте

Вряд ли возможно перечислить и прокомментировать все средства оформления художественной информации в тексте. Вот некоторые из них:

Эпитеты – передаются с учетом их структурных и семантических особенностей (простые и сложные прилагательные; степень соблюдения нормативного семантического согласования с определяемым словом; наличие метафоры, метонимии, синестезии), с учетом индивидуализированности, с учетом позиции по отношению к определяемому слову и ее функции;

Сравнения – передаются с учетом структурных особенностей, стилистической окраски входящей в него лексики;

Метафоры – передаются с учетом структурных характеристик, с учетом семантических отношений между образным и предметным планом;

Повторы фонетические, морфемные, лексические, синтаксические, лейтмотивные – передаются по возможности с сохранением количества компонентов повтора и самого принципа повтора на данном языковом уровне (Гак, 1971);

Игра слов, основанная на многозначности слова или оживлении его внутренней формы, - в редких случаях совпадения объема многозначности обыгрываемого слова в оригинале и переводе сохраняется и смысл, и принцип игры; в остальных случаях игра не передается, но может быть компенсирована обыгрыванием другого по значению слова, которое вводится в тот же текст;

Ирония – для её воспроизведения в переводе передается, прежде всего, сам принцип контрастного столкновения, сопоставления несопоставимого;

«Говорящие» имена и топонимы – передаются с сохранением семантики «говорящего» имени и типичной для языка оригинала словообразовательной модели, экзотичной для языка перевода;

Синтаксическая специфика текста оригинала – наличие контраста коротких и длинных предложений, ритм прозы, преобладание сочинительной связи и пр. – передается с помощью грамматических соответствий;

Диалектизмы – как правило, компенсируются просторечной лексикой; жаргонизмы, ругательства передаются с помощью лексики языка с той же стилистической окраской.

Аллюзия, наличие в тексте элементов, функция которых состоит в указании на связь данного текста с другими текстами или же отсылке к определенным историческим, культурным и биографическим фактам. Аллюзию, денотатом которой являются «внетекстовые» элементы, т.е. события и факты действительного мира, иногда называют реминисценцией.

Аллюзивными элементами, соединяющими факты жизни и тексты о них, могут становиться и географические названия (топонимы). Для правильной передачи в переводе аллюзий также нужны фоновые знания и хотя бы минимальная эрудиция. Там, где интуиция или контекст подсказывают, что в тексте спрятана цитата, переводчику с английского языка могут помочь англоязычные словари цитат. Никто не может знать наизусть все тексты всей мировой литературы, названий всех фильмов и т.п., однако переводчик должен компенсировать недостаток подобных знаний интуицией, языковым чутьем и постоянным обращением к словарям и другой справочной литературе (Гак, 1971).

Каждый перевод, как творческий процесс, должен быть отмечен индивидуальностью переводчика, но главной задачей является создание адекватного подлиннику художественного и эмоционального впечатления.

Все переводческие решения при переводе художественного текста принимаются с учетом узкого контекста и широкого контекста всего произведения. Случаи внеконтекстуального перевода с помощью однозначных эквивалентов редки и касаются лексики основного словарного фонда, а также реально существующих топонимов.

1.5 Авторский неологизм в художественных произведениях

Особое значение использование тех или иных языковых средств может иметь тогда, когда автор не только обращается к лексике родного языка, чтобы обозначить всем известные понятия, но и изобретает новые слова для тех явлений, которые он сам впервые придумал и зафиксировал в своем произведении. Задача автора – донести до читателя в наиболее краткой, но наиболее полноценной языковой форме содержание предмета, понятия или явления, которое он хорошо представляет, но которое пока неизвестно читателю.

Авторские неологизмы в романах охватывают очень широкий слой лексики: от совершенно конкретных предметов и действий, которые часто уже имеют свое название, до названия новых вещей и часто нереальных, фантастических персонажей, в том числе и не субстанциональных, т.е. таких, о которых часто неизвестно ничего, кроме имени. Делается это для придания большей достоверности созданному миру.

Прежде чем дать определение термина «неологизм», следует отметить, что среди ученых нет единого мнения в вопросе: считать ли неологизм и окказионализм синонимами или рассматривать их как совершенно разные понятия. Таким образом, во избежание неточностей, можно считать, что авторский (индивидуально-авторский) неологизм – это слово или значение слова, созданное писателем, поэтом, публицистом для обозначения новых или выдуманных явлений действительности, новых или выдуманных предметов или понятий. Вновь изобретенные автором слова отличаются от обычных, широко употребляемых обозначений новизной внутренней формы или своеобразием сочетания элементов. Авторские неологизмы часто не становятся единицами словаря, хотя наиболее удачные и коммуникативно значимые или необходимые слова перенимаются языковым коллективом и попадают в словарный состав языка (Теленкова, 1995, Намитокова , 1986).

В зависимости от целей создания и назначения в речи авторские неологизмы можно разделить на номинативные и стилистические.

Номинативные авторские окказионализмы возникают как названия новых понятий. Эти слова обычно не имеют синонимов, хотя возможно одновременное возникновение конкурирующих наименований, одно из которых, как правило, впоследствии вытесняет другое. Основная масса номинативных неологизмов – это узкоспециальные термины, которые постоянно пополняют научную лексику и со временем могут становиться общеупотребительными.

Стилистические неологизмы создаются как образные наименования уже известных предметов и явлений. Стилистические неологизмы имеют синонимы, уступающие им по интенсивности экспрессивной окраски. Однако частое употребление этих неологизмов в речи переводит их в активный словарный запас, нейтрализует их стилистическую окраску.

В зависимости от условий создания неологизмы следует разделить на общеязыковые и индивидуально-авторские.

Общеязыковые , появившиеся вместе с новым понятием или новой реалией.

Индивидуально-авторские, введенные в употребление конкретными авторами.

В зависимости от способа появления различают неологизмы лексические и семантические.

Лексические неологизмы создаются по продуктивным моделям или заимствуются из других языков. Среди лексических неологизмов по словообразовательному признаку можно выделить слова, произведенные с помощью суффиксов, приставок, а также суффиксально-префиксальные образования, наименования, созданные путем словосложения, сложносокращенные слова и сокращенные слова.

Семантические неологизмы возникают в результате присвоения новых значений уже известным словам (Розенталь, Голуб, Теленкова, 1995).

Авторские новообразования, как и все неологизмы, появляются в языке тремя путями:

1) путем словообразовательной деривации – образования новых слов из существующих в языке морфем по известным моделям; наиболее распространены такие способы образования неологизмов, как суффиксация, префиксация - префиксально-суффиксальный способ сложение основ, часто в сочетании с суффиксацией, усечение основ (обратная деривация), сращение и конверсия;

2) путем семантической деривации, т.е. развития в уже существующем слове нового, вторичного значения на основе сходства вновь обозначаемого явления с явлением уже известным;

3) путем заимствования слов из других или из некодифицированных подсистем данного языка – из диалектов, просторечия, жаргонов. В современной речи ощущаются как относительно новые жаргонные по происхождению слова;

Теория уяснения значения авторского неологизма в контексте произведения

Основная трудность при переводе авторских неологизмов – это уяснение значения нового слова. Если новое слово отсутствует в англо-русском словаре, то следует попытаться найти его в англо-английском толковом словаре. При этом рекомендуется пользоваться словарями самых последних изданий.

В русской лексикографической традиции неологизмы фиксируются в специальных словарях. Наиболее известные из них – несколько выпусков словаря-справочника «Новые слова и значения» под редакцией Н. З. Котеловой и Ю. С. Сорокина (Котелова, 1973, Сорокина, 1984) и под ред. Е. А. Левашова (Левашова, 1997), составленного по материалам прессы и литературы второй половины 20 в.; «Толковый словарь русского языка» конца ХХ века под редакцией Г. Н. Скляревской (Скляревской, 1998), «Словарь перестройки» под редакцией В. И. Максимова (Максимов, 1992), а также серия книг под названием «Новое в русской лексике». Словарные материалы, издававшаяся с 1977 по 1996. Создаются также словари авторских неологизмов: так, например, Н. Н. Перцовой составлен «Словарь неологизмов Велимира Хлебникова» (Перцова, 1995).

Тем не менее, словари по объективным причинам не могут в полной мере отражать в своем словнике все вновь появляющиеся слова, потому, что лексикографы остерегаются включать в словари авторские неологизмы. Такие слова часто оказываются «нежизнеспособными» и так же быстро исчезают, как появляются.

В процессе перевода слова обычно выделяют два этапа:

1)уяснение значения слова в контексте;

2)передача этого значения средствами языка перевода;

В случае перевода авторского неологизма первый этап играет решающую роль, а последний есть лишь чисто технический вопрос, хотя и его важно решить методами наиболее приемлемыми для языка перевода.

В пределах общего понятия контекста различается узкий контекст (микроконтекст) и широкий контекст (макроконтекст). Под узким контекстом имеется в виду контекст предложения, то есть лингвистические единицы, составляющие окружение данной единицы, не выходящее за рамки предложения; широкий контекст – это совокупность языковых единиц, окружающих данную единицу в пределах, лежащих вне данного предложения, иными словами, в смежных с ним предложениях. Точные рамки широкого контекста указать нельзя – это может быть контекст группы предложений, абзаца, главы или даже всего произведения в целом. Очень важно при уяснении значения неологизмов принимать во внимание как раз макроконтекст, поскольку именно в нем может содержаться «подсказка».

Узкий контекст, в свою очередь, можно разделить на контекст синтаксический и лексический. Синтаксический контекст – это та синтаксическая конструкция, в которой употребляется данное слово, словосочетание или (придаточное) предложение. Лексический контекст – это совокупность конкретных лексических единиц, слов и устойчивых словосочетаний, в окружении которых встречается данная единица.

Учет синтаксического контекста позволит переводчику определить принадлежность неологизма к одной из частей речи, однако при уяснении значения неологизма решающим является учет именно лексического контекста (Рецкер, 1982).

Новые слова, как правило, возникают на базе уже существующих в языке слов и морфем. Анализ этих слов и морфем может оказать переводчику серьезную помощь в уяснении значения неологизма.

Образование семантических неологизмов

Большинство исследователей в настоящее время придерживается мнения, что во всех случаях, когда сохраняется семантическая связь между значениями полисемантического слова, его следует рассматривать как слово – лексему, включающую определенное количество лексико-семантических вариантов («значений»). Это относится и к статусу семантических новообразований. Они являются лексико-семантическими вариантами слов, выступающими в структуре языка в двойном статусе: как актуальные семантически расчлененные знаки по отношению к слову – лексеме и как виртуальные по отношению к речевым реализациям слова. Можно рассматривать явление образования семантических неологизмов как придание уже существующему слову еще одного значения.

Образование путем словосложения

Словосложение является одним из наиболее древних, универсальных и распространенных способов словообразования в английском языке. Процесс словосложения представляет собой соположение двух основ, как правило, омонимичных словоформам. Анализ компонентов, входящих в состав авторского неологизма - сложного слова, дает переводчику возможность, зная лексическое их значение, выяснить значение всего комплекса. (Английские неологизмы, 1983). Цвиллинг считает, что «при переводе авторских неологизмов в английских текстах особого внимания заслуживает орфографический критерий, суть которого заключается в рассмотрении всякого комплекса, написанного слитно или через дефис, как сложного слова, а комплекса, чьи компоненты пишутся раздельно, как словосочетания» (Цвиллинг, 1984: 149).

Существует два способа образования сложных слов:

1)Образование сложных слов из словосочетаний;

Авторские неологизмы, образованные таким способом, можно представить в виде словосочетаний. В английском языке часто представляют собой причастия и герундий, а на русский язык переводятся определениями причастиями, причастными оборотами и сложными определениями. Авторские неологизмы - сложные слова также могут быть образованы аффиксальным способом словообразования.

2)Образование сложных слов по моделям

a) Образование нового сложного слова как наименование для определенного явления реальной действительности

б) Образование неологизмов по аналогии путем подмены компонентов.

Аффиксальный способ образования

Аффиксальные единицы, как правило, складываются целиком в русле английских словообразовательных традиций, их морфологическая структура и характер мотивации значения укладываются в сложившееся у носителей английского языка представление об обычном, стандартном слове (Мешков, 1976). Этот способ преобладает при создании индивидуально-авторских неологизмов. Производное слово, так же как и сложное, характеризуется, в отличие от простого, наличием семантической расчлененности и наличием внутренней . Для правильного понимания значения образованных таким путем авторских неологизмов переводчику необходимо знать продуктивные аффиксы в современном английском языке и уметь правильно членить слово на компоненты.

Конверсия

Конверсией называется функциональный переход слова из одной части речи другую, т.е. употребление одного и того же слова в качестве разных частей речи (Харитончик, 1992: 167)

Образование неологизмов-телескопных слов

Под телескопией понимается способ словообразования, при котором каждое слово возникает из слияния полной основы исходного слова с усеченной основой другого или из слияния двух усеченных основ исходных слов. Значение нового слова включает в себя полностью или частично значения входящих в него структурных компонентов. В литературе этот способ образования новых лексических единиц известен также под наименованиями: слияние, стяжание, контаминация, вставочное словообразование, гибридизация, сращение и т. п. (Английские неологизмы, 1983: 256).

Образование неологизмов-сложносокращений (аббревиация)

Среди нерегулярных способов образования неологизмов наиболее продуктивными в последние десятилетия являются сокращения, которые отражают тенденцию к рационализации языка, к экономии языковых усилий. Несмотря на то, что сокращения составляют лишь незначительный процент от общего количества неологизмов, их число растет. Существуют несколько видов этого способа словообразования.

a)Самыми многочисленными из видов сложносокращений являются инициальные аббревиатуры. Они представлены начальными буквами сокращаемых компонентов словосочетаний или сложных слов.

б)Акронимы произносятся как цельные слова (а не как алфавитные названия отдельных букв).

Заимствование из других языков

Среди средств, используемых для номинации явлений, важное место занимают слова заимствованные из иностранного для автора языка (Английские неологизмы, 1983).

Перевод авторских неологизмов

Транскрипция, транслитерация

Квазибеспереводные методы передачи неологизмов. Названы так потому, что при использовании этих приемов акт перевода как бы обходится и заменяется актом заимствования звуковой (при транскрипции) или графической (при транслитерации) формы слова вместе со значением из исходного языка в язык перевода. Однако беспереводность этого приема на самом деле только кажущаяся: фактически здесь заимствование осуществляется именно ради перевода как необходимая предпосылка для его осуществления. Заимствованное слово становится фактом языка перевода и уже в качестве такового выступает как эквивалент внешне идентичного с ним иноязычного слова. Применение этого приема в наше время связано с целым рядом ограничений (языковая политика, стилистические нормы, традиции различных социолингвистических коллективов и т.п.).

Метод транслитерации заключается в том, чтобы при помощи русских букв передать буквы, составляющие английское слово. Транслитерация широко использовалась переводчиками вплоть до конца XIX века. Для этого переводчику необязательно было знать произношение английского слова, и он мог ограничится его зрительным восприятием.

Значительно большее распространение в переводческой практике настоящего времени имеет прием транскрибирования, который заключается в передаче не орфографической формы слова, а фонетической. В силу значительного отличия фонетических систем русского и английского языка, такая передача всегда несколько условна и воспроизводит лишь некоторое подобие английского звучания.

Элементы транслитерации при транскрибировании обнаруживаются в следующем:

- транслитерация непроизносимых звуков

- транслитерация редуцированных гласных

- передача двойных согласных

При наличии нескольких вариантов произношения выбор варианта более близкого к графике (Теленкова, 2004).

Калькирование

Среди собственно переводных способов в отдельную ветвь выделяется калькирование, которое занимает промежуточное положение между полностью переводными и беспереводными способами передачи неологизмов. «Беспереводность» калькирования проявляется в сохранении неизменной внутренней формы слова. Калькирование предполагает существование двусторонних межъязыковых соответствий между элементарными лексическими единицами, которые и используются в качестве «строительного материала» для воссоздания внутренней формы заимствованного или переводимого слова.

Преимуществом приема калькирования являются краткость и простота получаемого с его помощью эквивалента и его однозначная соотнесенность с исходным словом, доходящая до полной обратимости соответствия.

Хотя эквиваленты-кальки «страдают» буквализмом, краткость и потенциальная терминологичность делает их весьма привлекательными для использования в газетно-публицистических и общественно-научных работах (Теленкова, 2004).

Функциональная замена

Прием функциональной замены наиболее часто употребляется для перевода авторских неологизмов, т.к. он является особенно актуальным в случае так называемой безэквивалентной лексики, т.е. когда ни одно из соответствий предлагаемых словарем, не подходит к данному контексту. Новые слова в стремительно развивающейся современной цивилизации не менее стремительно возникают и бытуют для обозначения предметов и явлений, с которыми сталкиваются отдельные народы или целые группы стран.

1.6 Явление искусственных языков и их классификация

Искусственные языки (новояз) – область исследования, где вопрос о сущности человеческого языка не может быть опущен как нерелевантный.

Потенциальная способность создавать искусственные языки так же естественно присуща человеку, как и его способность к овладению естественным языком. Сам термин «искусственные» никоим образом не подразумевает того, что языки, изобретенные отдельными людьми, уступают в возможности практического употребления языкам, сформировавшимся за тысячелетия, так же как и нельзя отрицать, что эти естественные, или, иначе говоря, этнические языки подвержены как сознательному, так и бессознательному воздействию со стороны социальных и индивидуальных факторов.

По большей части языкотворчество идет, точнее расходится по двум диаметрально противоположным направлениям: совершенствование языка и его искажение.

Конец XIX – начало XX веков ознаменовалось появлением многочисленных схем языков для межнационального общения. В 1925 году был опубликован меморандум по проблеме интернационального вспомогательного языка. Среди его авторов были классики сравнительного и дескриптивного языкознания: Эдвард Сэпир, Леонард Блумфилд, Франц Боас. В меморандуме были сформулированы требования к создаваемым языкам:

1) язык не должен содержать звуков, труднопроизносимых для большинства говорящих;

2) интернациональный язык должен обладать простейшей грамматической структурой, достаточной для его эффективного функционирования;

3) интернациональный язык не должен представлять трудности при переводе с или на любой из естественных языков;

4) структура языка должна отличаться значительной подвижностью, дабы речь говорящего оставалась в пределах понимания, даже если он непроизвольно производит речевые конструкции под влиянием норм его родного языка;

5) строить интернациональный язык следует на основе материала, знакомого носителям западноевропейских языков;

6) при создании искусственного языка следует, насколько это возможно, следовать логическому развитию межнациональных лингвистических традиций, сформировавшихся в прошлом;

7) интернациональный язык должен быть легко доступен для стенографической записи;

8) фонетическая система языка должна обеспечивать по возможности самый высокий уровень понимания при телефонном разговоре, записи на звуконоситель или передаче по радио.

Изучение искусственных языков во многом затруднено хотя бы тем, что значительное их число так и остается достоянием самого изобретателя.

Искусственный язык – единство лексикона и некого грамматического строя (примитивно – перечень законов употребления, организации и порождения этого лексикона), порожденное одним индивидуальным источником. Под индивидуальным источником можно понимать человека-индивидуума или замкнутую группу людей-создателей этого языка. Отличие искусственного языка от естественного в том, что основной его корпус возникает сравнительно внезапно. То есть, разработка системы языка может занять многие годы, но к моменту презентации языка «для других» он представляет собой вполне законченную систему, способную выполнить общепризнанную функцию – коммуникативную, и пригодную для передачи многих идей.

Другая, в высшей степени показательная черта, характерная для искусственных языков – языковая система обладает функциональностью прежде, чем появляются носители языка (Кобзев, 1971).

В качестве характеризующих черт искусственного языка принимаются к рассмотрению:

1) цель, с которой он был создан;

2) размер языка;

3) оригинальность созданного языка.

Мотивы, которыми могут руководствоваться изобретатели языков разнообразны. В категорию инстинктивный интерес к языку могут быть отнесены искусственные лингвистические образования с самой разнообразной мотивацией – языки детские, карнавальные, откровенно пародийные (Льюиса Кэрролла), политические-группосоставляющие (секретные языки) и языки мистических практик (глоссы Хильдегарды). Что касается языков с мистической мотивацией, эта система, способна быть понятой и используемой только самим изобретателем. Общее свойство языков этой мотивационной группы - для того, чтобы быть искусственным языком, данному изобретению вовсе не следует быть утилитарным. (Самарин, 1969:72)

Разными авторами неоднократно утверждалось, что искусственные языки сами по себе являются проявлением языковой игры, порождением особого игрового пространства, где игра протекает по собственным правилам ради себя самой, в особом семантико-ментальном направлении. Данное утверждение справедливо не только в отношении пародийных или юмористических языков (Sherzer 1974:19). Создание искусственного языка почти всегда оправданно. Как правило – идеологически. Языки Толкина, помимо своего функционирования в произведении художественной литературы, содержат еще и заключенное в них «эстетическое послание». Уильям Самарин, отказывая «псевдоязыкам» в когнитивной функции, отмечает, что они тем не менее оказывают сильное эмоциональное воздействие (Самарин 1969:72).

Склонность к порождению языков весьма часто встречающаяся среди больных шизофренией относится к области исследования лингвопроектирования. Есть немало свидетельств этого факта в научной литературе. При этом, под неофазиями (“Neophasien”) понимаются новообразованные языки с проработанной грамматикой и установленным вокабуляром. Порожденная таким образом речь несет какую-то значимую нагрузку, по мнению говорящего больного является фактом само собой разумеющимся. У больных шизофренией отмечалась тенденция воспринимать свои «псевдоязыковые», искаженные высказывания как полноценные, логически и формально завершенные (Navratil, 1966:144).

Проблема мотивации тесно граничит с таким понятием как оригинальность искусственного языка. Почти всегда в основании неофазии лежит материал уже существующих языков, или, во всяком случае, их существенные структурные элементы. Таким образом, если исследователь ставит задачей анализ действительно искусственных языков, то есть в большей или меньшей степени отличающихся оригинальностью, из сферы рассмотрения сразу выпадают всевозможные жаргоны, арго, «слова-бумажники» и авторские окказионализмы. Такие языки – для отдельной замкнутой группы людей – не есть новые языки в полном смысле (Налимов 1979). Речь в них идет не об изменении системы, с новыми грамматикой и синтаксисом, а об использовании имеющейся лексики при использовании необычных деривационных возможностей. В таких языках-«кодах» самый первый и естественный шаг – подмена уже существующей лексемы чужеродной. Несомненно кодовым языком был «Анималик» - первый изобретенный Толкиным язык. Еще более простым приемом в сокрытии смысла является открытое смещение в связке дифференциальных семантических признаков лексемы.

Наиболее употребительным приемом разнообразных и разнофункциональных сленгов, жаргонов, арго, являются графологические манипуляции, которые привели к возникновению бесчисленных форм тайнописи, так как набор знаков и их способность варьироваться практически неограничен. В большинстве случаев в наибольшей степени преобразуется вокабуляр, реже изобретается новая грамматика, почти никогда не изменяется синтаксис. Фонологические изменения, как правило, ограничены установившимися фоносемантическими привычками и артикуляционными барьерами. Хотя набор лингвистических модификаций стандартен и ограничен, применяться они могут с совершенно противоположным эффектом.

Так, Эсперанто, наиболее часто упоминаемый в качестве образца искусственного языка, был разработан Людовиком Лазарусом Заменгофом при содействии его жены, Клары Зильберник, с целью максимально возможного снятия трудностей при его дальнейшем изучении. Таким образом, все изменения на уровне грамматики были направлены на ее упрощение и повышение ее гибкости. Основу вокабуляра составили слова из индоевропейских, преимущественно романских языков . На этом основании Эсперанто едва ли можно назвать оригинальным языком. Грамматика этого языка – грамматика романского языка без исключений. В целом же, в сравнении с другими новоязами, Эсперанто куда ближе к языкам-гибридам, таким как “pidgin” или “Lingua Franca”.

Волапюк, так же широко известный язык для интернационального общения, имеет гораздо больше оснований на то, чтобы считаться «искусственным», именно в силу своей «оригинальности». Несмотря на четко сформулированное назначение, этот язык в значительной степени – языковая игра ради себя самой, с одной стороны. С другой – продолжает линию поиска оптимальных способов выражения мыслительных категорий в речи.

Искусственные языки естественны на столько, насколько естественной для человека является способность к их сочинению и потребность в нем. Выделяют 3 класса искусственных человеческих языков. Первый, к которому относятся языки международного общения и языки-гибриды, есть результат потребности человека в коммуникации с одной стороны и необходимости преодоления языковых барьеров с другой. Эти языки обладают очевидной практической ценностью и созданы с целью выполнения функции обмена информацией.

Второй тип, а к нему относятся все философские проекты так называемых «совершенных» языков, исходит из внутренней, присущей человеческому сознанию потребности в систематизации, категоризации воспринимаемой реальности. Цель создания таких «совершенных» языков заключается в приближении к рациональной самоценной организации добытой информации, к «истинным» именам предметов и явлений окружающего мира.

Третья группа языков – языки эмотивные, к ним относятся различные проявления нонсенса, идеоглоссии и глоссолалии. При их создании человеком движет желание деформировать внешнюю форму языка или поиск альтернативных вербальных форм, что выражает переполняющие индивида эмоции или, в отдельных случаях (Кобзев, 1971).

«Искусственность» данных семиотических систем очевидна в их вторичности, так как они порождены индивидуальным, а не общечеловеческим сознанием путем деформации естественного языкового материала.

глава II. Использования вымышленного языка «надсат» в романе Э. Бёрджесса и его специфика

Среди множества примеров новояза особый интерес представляет языковой эксперимент Энтони Бёрджесса (псевдоним, под которым писал Джон Энтони Бёрджесс Уилсон) в романе «Заводной апельсин» (далее «ЗА» или «CO»). Эксперимент заключался в создании и включении в постмодернистский текст искусственного сленга. В отличие от реалистического романа Дж. Оруэлла, где использование вымышленного языка подчинено решению политической сверхзадачи автора, в «ЗА» благодаря «надсат» или «надцать» демонстрируется игровая природа постмодернистского текста.

На примере романа «Заводной апельсин» имеется возможность рассмотреть случай, когда использование вымышленного языка (в данном случае - сленга) становится основным фактором, определяющим перевод в поэтике художественного текста и его воздействие на читателя.

Уже в самом начале произведения, на его первой странице, читатель, знакомясь с характеристикой владельцев бара «Корова», погружается в стихию повествования, обладающего внешним сходством с английским языком, но в значительной степени состоящего из окказиональных слов неанглийского происхождения. Их изобилие оказывает на читателя воистину шоковый эффект: «(They) had no licence for selling liquor, but there was no law yet against prodding some of the new vesches which they used to put into the old moloko, and you could peet it with vellocet or synthemes or drencrom or one or two other vesches which would give you a nice quiet horrors how fifteen minutes admiring Bog And All His Holy Angels And Saints in your left shoe with lights bursting all over your mozg..."» (CO, 2000: 3). - «"Разрешения на торговлю спиртным у них не было, по против того, чтобы подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было, можно было пить его с велосетом, дренкромом, а то и еще с кое-чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozgi проскакивают искры и фейерверки"» (ЗА, 2000: 16).

В своем известном исследовании постмодернистской литературы Б. Макхейл выделяет использование вымышленного языка как один из приемов конструирования художественного текста. Вымышленный язык (по терминологии исследователя, «антиязык») характеризуется следующим образом: «Антиязык — это специализированный дискурс отдельной группы, демонстрирующей отличия от нормы — отличия от нормы в привычном негативном смысле (например, криминальная или тюремная субкультура) или в силу престижности рода деятельности (высшие армейские чины, религиозные мистики, возможно, даже поэты). Язык такой группы отличается от стандартного в той же степени, в какой поведение данной группы отличается от социальной нормы. Антиязык развивается путём систематических трансформаций стандартного / нормативного языка, особенно ярко это проявляется в лексических процессах «релексикализации» (адаптации стандартного слова к специфическому, нестандартному употреблению внутри группы) и «сверхлексикализации» (избытку полных и неполных синонимов понятий, особенно важных для данной группы). Но дело даже не только в этом: «Антиязык по сути своей «диалогичен» в том смысле, который вкладывал в этот термин Бахтин, в нём заключена скрытая полемика со стандартным языком и привычным мировоззрением. Он создаёт эффект «противоположной» точки зрения на мир, «контрреальность», диалектически связанную с «действительной», «официальной» реальностью...» (McHale, I987: 168). Диалог между языком и антиязыком, реальностью и антиреальностью генерирует подлинную полифонию.

Бёрджесс не относил «ЗА» к числу своих лучших произведений. Его выход в свет в Великобритании в 1982 г. остался практически не замеченным, и только экранизация (реж. Стенли Кубрик) принесла «ЗА» мировую известность. Впоследствии роман был опубликован в США, правда, в несколько модифицированном виде: издатель снабдил его послесловием и глоссарием, но при этом исключил последнюю главу, несущую огромную смысловую и композиционную нагрузку. Любопытно, что сам автор не сопротивлялся подобному произволу издателя, и, комментируя его действия, заявил, что «ему лучше знать». Наличие двух версий текста обуславливает амбивалентную игровую ситуацию. Так как это позволяет принципиально по-разному его интерпретировать, и обуславливает постоянные споры между исследователями, критиками и переводчиками.

«ЗА» переведен на многие языки мира, в том числе на русский. В Советском Союзе читатели познакомились с романом в 1991 г. по публикации в журнале «Юность» в переводе Е. Синельщикова, который сопровождался глоссарием, но также был лишен последней главы.

Сленг как проблема

Необходимо решить некоторые формальные терминологические проблемы, заключающиеся в определении понятий «сленг», «кент», «арго» и «жаргон». Впервые в Советском Союзе проблема жаргона/арго была затронута еще в начале 30-х годов. В программном докладе «Западноевропейские элементы русского воровского арго» 1930 г. Б. А. Ларин использовал термины «арго» и «жаргон» как синонимы (Ларин, 1931).

Первый советский словарь военных сленгизмов, созданный Г. А. Судзиловским, вышел в 1973 г. Важной вехой в разработке данной проблемы стала концептуальная статья, помещённая в предисловии к словарю, где автор перечисляет и рассматривает основные свойства сленга и его отличие от общеупотребительного литературного языка (Судзиловский 1973).

Традиционно, в чисто прагматических целях термин «жаргон» принимается в качестве доминанты в тройке синонимов «жаргон - арго - сленг». Некоторые исследователи выделяют два терминологических смысла понятия «жаргон» - строгий и нестрогий. В «Большом словаре русского жаргона» В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной приводится следующее определение «жаргона», заимствованное из энциклопедии «Русский язык»: жаргон - это «социальная разновидность речи, характеризующаяся, в отличие от общенародного языка, специфической (нередко экспрессивно переосмысленной) лексикой и фразеологией, а также использованием словообразовательных средств. Жаргон является принадлежностью относительно открытых социальных и профессиональных групп людей, объединенных общностью интересов, привычек, занятий, социального положения и т.п. (например, жаргон моряков, летчиков, спортсменов, учащихся, актеров). В нестрого терминологическом смысле «жаргон» употребляется для обозначения искаженной, вульгарной, неправильной речи (то же, что арго), но с пейоративной, уничижительной оценкой» (Скворцов, 1997: 129).

По классификации Ю. M Скребнева, сленгизмы принадлежат к сниженному пласту слов, наряду с коллоквиализмами, жаргоном и вульгаризмами. Причем в отличие от разговорных слов, сленгизмы и жаргонизмы отличает установка на «намеренное стилистическое снижение» (Скребнев, 2000). Проблему разграничения жаргона и сленга он решает следующим образом. По его мнению, термин «жаргон» может быть применен только в отношении вариантов языка, принадлежащих определенной профессиональной или социальной группе, а «сленг» — в отношении слов, понятных любому носителю языка и употребляемых любым носителям языка в необходимом контексте. Таким образом, «сленг - это общий жаргон, доступный любому носителю языка» (Скребнев, 2000:. 68).

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990) термины «сленг» и «жаргон» не разграничиваются и определяются как «разновидность речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной относительно устойчивой социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии или возраста» (Лингвистический энциклопедический словарь, 1990).

Составители толкового общего словаря русского общего жаргона («Слова, с которыми мы встречались», 1999) полагают, что термины «городской жаргон» и «сленг» синонимичны, только использование термина «сленг» принято в англо-американской традиции, а «городского жаргона» - в русской.

Оригинальную концепцию, объясняющую двойственную природу арго, предложил В. С. Елистратов. Учёный отмечает такие противоречивые свойства жаргона/арго/сленга, как, с одной стороны, принадлежность закрытой группе, с другой стороны, явление улицы, язык широких слоев. С учетом этого, В. С. Елистратов выделяет следующие стадии в развитии языка: 1) абсолютная закрытость; 2) приоткрытость (промежуточное состояние); 3) абсолютная открытость. «В любой произвольно взятый момент развития арго все три тенденции присутствуют одновременно, хотя и в разной пропорции» (Елистратов, 1994: 598-599).

В словарях, изданных на Западе, термин «сленг» (slang) определяется как «неформальный язык, который содержит искусственно созданные слова или привычные слова, которые применяются в непривычных значениях». Жаргоном (jargon) называется - "технический или специализированный язык, используемый представителями определенных профессий» а арго (argot) - «секретный, специализированный язык» (Webster's Dictionary, 1993).

Из вышеупомянутого можно заключить что, почти все авторы сходятся в признании родственности значений терминов «жаргон», «арго» и «сленг». Является оправданным применение к вымышленному языку «надсат» всех трех синонимов, однако в прагматических целях выбор останавливается на термине «сленг», так как сам автор использовал его по отношению к придуманному им языку.

2.1 Происхождение вымышленного сленга Э. Бёрджесса

Э. Бёрджесс назвал свой сленг «Nadsat» (транслитерация русского суффикса «-надцать» или общепринятое название «надсат» (аналог английского "teen"), так как герои «ЗА» -подростки (тинэйджеры). О «надсат» или «надцать» нельзя говорить как о полноценном вымышленном языке. В своем эксперименте Э. Бёрджесс затрагивает только лексику, не приводя упорядоченной грамматической системы. «Надсат» - это около 250 слов и выражений, образованных в подавляющем большинстве случаев от русских корней. Можно обнаружить и несколько примеров сленговых единиц немецкого, французского, малайского и цыганского происхождения. В «ЗА» «надсат» описывается как "off bits of rhyming slang - but most of the roots are Slav Propaganda. sub>liminal penetration" (отдельные элементы рифмованного сленга — но большинство корней славянского происхождения, проникновение на уровне подсознания). Для европейцев использование русских элементов «надсат» увязывается с угрозой распространения коммунизма и советских порядков в Европе. К концу романа читатель обнаруживает, что свободно владеет небольшим запасом русской лексики. Именно так работает технология идеологической обработки. Благодаря использованию «надсат», «ЗА» превращается в ребус, в закодированное послание. Он создает эффект остранения привычного мира. Научившись понимать языка Алекса, читатель неизбежно понимает, о каком мире пишет Э. Бёрджесс. К. Дикс пишет, что, хотя нигде не говорится об истории этого общества, изображённое государство возникло, по-видимому, в результате русско-американского вмешательства, если не вторжения (Dix, 1971). Бёрджесс довольно подробно разрабатывает вымышленный сленг «надсат», которому отведена в тексте отнюдь не вспомогательная роль. Именно этот элемент доминирует в игровой поэтике текста. Вот почему целесообразно подробно анализировать его как особую языковую систему.

2.2 Теория игры в романе Э. Бёрджесса «Заводной апельсин»

Лингвистические характеристики использованного в романе вымышленного сленга являются существенной предпосылкой для исследования той роли, которая отведена ему. Автор создаёт достаточно продуманную систему, разработанную, впрочем, не столь досконально, как, например, вымышленные языки Среднеземья в сказочном эпосе Дж. Р. Р. Толкина. Однако сами по себе формально-лингвистические параметры для Э. Бёрджесса относительно второстепенны. Как отдельные языковые единицы, так и весь комплекс лексики сленга «надсат» обеспечивают внедрение в текст произведения значительного числа языковых игр, преследующих определённые стилистические и смысловые цели. Более того, в романе Э. Бёрджесса эксперименты с вымышленным сленгом во многом определяют все основные параметры текста, его структуру, имеющую по преимуществу игровой характер. Исследование этого произведения может быть продуктивно реализовано на базе принципов игровой шутки. Если говорить об игровых принципах в литературе, то, хотя они в определённой степени присутствовали и в литературе реализма, и романтизма, но концептуальное значение приобрели именно в эпоху постмодерна. С приходом постмодернизма наступает эпоха, когда в отношениях между искусством и смыслом исчезает какая-то однозначность. Теперь это отношение чисто игровое. Уравнивая в правах действительное и вымышленное, игра приводит к ситуации неограниченного числа значений произведения: ведь его смысл уже никак не связан с предшествовавшей реальностью.

Ключевой категорией является понятие интертекстуальности, уничтожение границ понятия текста, представление о мире как «универсуме текстов», в котором отдельные тексты бесконечно ссылаются друг на друга. Автор книги об игровой стилистике прозы В. Набокова Г. Ф. Рахимкулова пишет: «В игровых текстах, как принято считать, намеренно обнажается использованный в них инструментарий, и в пределах такого текста постоянно обнаруживаются критические суждения о его специфике, о тех целях, которые решает автор, о тех приёмах, которые он применяет. В результате любой самосознающий текст предлагает читателю принципиально иной источник эстетического наслаждения, чем текст традиционного типа» (Рахимкулова, 2003: 43).

И. П. Ильин - один из теоретиков постмодернизма, обращает внимание в игровых текстах на «применение комбинаторных правил, имитирующих математические приёмы: дупликация, умножение, перечисление, прерывистость и избыточность. Тесно друг с другом связанные, они все в равной степени направлены на нарушение традиционной связанности (когерентности) повествования» (Ильин, 1996: 163).

Некоторую актуальность приобрела теория, согласно которой, игровое начало произведения реализуется на уровне структуры текста и на уровне языка, и, соответственно, разграничивающая игровую поэтику и игровую стилистику. Термин «игровая поэтика» получал различные интерпретации у разных исследователей. Среди базовых свойств поэтики игрового произведения авторы теории поэтики игрового текста, А. М. Люксембург и Г. Ф. Рахимкулова, отмечают следующие: «амбивалентность текста - установка на многовариантное, неоднозначное прочтение, заложенное в игровом тексте, обусловленное -его многоуровневостью; принцип недостоверного повествования; интертекстуальность - вплетение в ткань игрового текста всей предшествующей мировой литературы; пародийность - пародированию могут подвергаться как отдельные авторы и произведения, так и целые литературные течения и направления; текстовый плюрализм, предполагающий сложную систему «текстов в тексте»; принцип игрового лабиринта - текст уподобляется лабиринту, это сходство может быть очевидным, а может быть тщательно замаскированным. Основная же характеристика игрового текста - нацеленность на игру с читателем, этой сверхзадаче подчинены все составляющие поэтики игрового произведения (Рахимкулова, 2003: 48-51; Люксембург, 2004: 515-518).

Важнейшим компонентом игрового стиля является языковая игра. Сам термин «языковая игра» по-разному интерпретируется теоретиками литературы. Развернутое описание языковых игр было дано Ж.-П. Лиотаром в работе «Состояние постмодерна»: «... Их [языковых игр] правила не содержат в самих себе свою легитимацию, но составляют предмет соглашения -явного или неявного между игроками (что однако не означает, что эти последние выдумывают правила). Если нет правил, то нет и игры. Даже небольшое изменение правил меняет природу игры, а «приём» или высказывание, не удовлетворяющее правила, не принадлежит определяемой ими игре. Языковые акты показывают общее противоборство (антагонистику)» (Лиотар, 1998: 32). Нет единодушия в определении языковых игр и среди отечественных литературоведов. Одни, продолжая оппозицию «язык — речь», противопоставляют языковой игре «речевую игру» (Т. А. Гридина), другие приравнивают языковую игру к «языковой шутке» (В. 3. Санников). Опираясь на определение Г. Ф. Рахимкуловой языковая игра трактуется как «Игровые манипуляции с языком -его лексическими, грамматическими и фонетическими ресурсами, целью которых является получение «квалифицированным» (посвященным) читателем-эрудитом эстетического удовлетворения от построенного на игровых взаимоотношениях с ним текста» (Рахимкулова, 2003: 64).

Итак, должное восприятие текста становится возможным, только когда читатель начитает замечать игровые приёмы, которые применяет автор, включается в игру, пытаясь расшифровать расплывчатые авторские намеки, аллюзии и каламбуры, и соотносит формальные игровые приёмы с содержательным уровнем текста.

2.3 Вымышленный сленг «надсат»: системное описание

Графический строй

Все элементы «надcат» передаются латинскими буквами, однако Э. Бёрджесс не придерживается исключительно транскрипционного или транслитерационного принципа передачи русских слов, а совмещает их. Это позволяет нам выделить ряд соответствий в письменном обозначении звуков русского языка латиницей.

РУССКАЯ БУКВА	АНГЛИЙСКАЯ ГРАФЕМА ИЛИ КОМБИНАЦИЯ ГРАФЕМ	ПРИМЕРЫ
и	ее	peet, scoteena, cheest
у	оо	minoota, pooshka, bezoomny, gloopy
ю	ew	lewdies
к	с, k, ck	carman, moloko, tolchock
с	ss	goloss
х	к	brooko, ooko, chepooka
ч	tch, sh	otchikies, pletchoes
ш	sh	pooshka
щ	shch	veshches

Заметно, что иногда автор намеренно искажает на письме транскрипцию слова, стилизуя иноязычные элементы под английские: передаёт русскую «к» в конце слова при помощи диграфа «ck», a вместо одной «с» в слове «goloss» пишет «ss», так как подобное написание слов более характерно для английского языка.

Своеобразие грамматики «надсат» определяется действием следующего фактора. В языке, лексическая система которого состоит на 90% из слов русского происхождения, автор сохраняет английские грамматические формы и прибавляет к чужеродным для английского языка корням английские суффиксы. Таким образом, создавая форму множественного числа "zoob", Э. Бёрджесс прибавляет к основе английское -ies и получает в итоге "zoobies", a не транскрибированную форму множественного числа русского "zooby". Показатель множественного числа -s, характерный для английских существительных, встречается, например, в следующих словах: veshehes, rassoodocks, lewdis , plaides, carmains , shlemmies: «Billyboy was something that made me want to sick just to viddy his fat grinning litso, and he always had this von of very stale oil that's been used for frying over and over, even when he was dressed in his best platties, like now» (CO, 2000: 13).. - «Биллибой меня дико раздражал, до тошноты, я просто видеть не мог его толстый, ухмыляющийся morder, и к тому же от него еще и vonialo словно пережаренным жиром, пусть даже он, как в тот раз, был разодет в лучшие shmotki» (ЗА, с. 26).

Аналогичный принцип Э. Бёрджесс применяет для образования прошедшего времени глагола, присоединяя к его основе суффикс -ed, как, например, в глаголах skvatted, viddied, rabbited, slooshied, ookadeeted, interessovatted, loveted : «They viddied us just as we viddied them, and there was like a very quiet kind of watching each other now» (CO, 2000: 13). - «Мы zasekli их, они нас, и принялись мы друг за другом по-тихому nabludatt» (ЗА, 2000: 26).

Неличные формы глагола — герундий и действительное причастие — в «надcат» образуются по тем же правилам, что и формы реального английского языка— при помощи суффикса -ing, как в следующих примерах: kuppeting, smotting, slooshying, vareeting, crasting, govoreeting, peeting, smecking: «Не was a working-man type veck, very ugly, about thirty or forty, and he sat now with his rot open at me, not govoreeting one single slovo» (CO, 2000: 100). - «Незнакомцу было лет тридцать или сорок - Отвратительная рабоче-крестьянская rozha, причем сидит, rot разинул и смотрит на меня, не говоря ни слова» (ЗА, 2000: 105).

Лексический состав

Лексическая система вымышленного сленга «надсат» разработана несопоставимо подробнее. «Надсат» - язык предметный, вещественный. Его вокабуляр, как и в большинстве сленгов, составляют названия не абстрактных идей и понятий, а вещественных, физических предметов и конкретных действий. Предлагается классификация элементов вымышленного сленга, основанная на принципах семантики, этимологии и словообразования.

Лексико-семантнческая классификация: что касается семантики составляющих «надсат», то в нем сохранён набор семантических групп, традиционно выделяемых в языках различных молодежных субкультур (в количественном отношении обычно преобладают лексические и фразеологические единицы, связанные с органами чувств человека, особенно со вкусом и осязанием): пища; деньги; алкоголь и наркотики; секс; люди; бытовые, повседневные ситуации; криминальный мир; части тела. Однако объем этих групп в «надсат» отличается от реального сленга. В «надсат» преобладают слова и выражения, использующиеся для обозначения бытовых ситуаций, повседневных предметов и явлений.

Бытовые ситуации, повседневные предметы и явления:

существительные: biblio- библиотека, collocoll - колокол, shoom - шум, slovo - слово, okno - окно, lomtick -ломтик, knopka - кнопка, gazetta - газета, zvonock - звонок, smeck - смех, cantora - контора, shoom — шум, raskazz -рассказ, otchkies - очки, minoota —минута, veshches — вещи и т.д.

глаголы: slooshy - слушать, vareet - варить, pony - понимать, itty — идти, rabbit - работать, sloochat — случаться, происходить, interessovat - интересовать и т.д.

прилагательные: malenky - маленький, skorry - скорый, starry— старый, polezny - полезный, gromky - громкий и т.д.

Люди и их характеристики:

существительные : millicent - милиционер, pyahnitsa - пьяница, moodge -муж, chelloveck - человек, lewdies -люди, zheena - жена, ptitsa— птица (о женщине), baboochka -бабушка, droog -друг, ded - дед, devotchka - девочка, cheena - женщина, veck - человек, malchick -мальчик и т.д.

прилагательные: nagoy - нагой, poogly — пугливый, starry — старый, gloopy — глупый, bezoomny — безумный, grahzny— грязный, bugatty— богатый, bolshy - большой и т. д.

Части тела:

существительные: ооkо— ухо, goobers—губы, plot - плоть, уarbles - тестикулы, krowy - кровь, gulliver - голова, yahzick - язык, rooker -рука, rot - рот, goloss - голос, zoobies - зубы, pletcho - плечо, noga - нога, groodies - груди, litso - лицо, shiyah -шея, keeshkas - кишки, glazzies—глаза и т. д.

Криминальный мир:

существительные: pooshka - пистолет, nozh— нож, banda - банда, groopa - группа, shaika - шайка, bitva - битва, britva - бритва, razrez -разрез, prestoopnick - преступник и т. д.

глаголы: tolchock - толкать, oobivat— убивать, crast - красть и т. д.

Пища:

существительные: kartoffel - картофель, maslo -масло, kleb -хлеб, moloko -молоко, chai - чаи, pishcha -пища, lomtick - ломтик и т. д.

Предметы гардероба:

существительные: cravat - галстук, shlem- шлем, sabog - сапог, neezhnies— нижнее белье, plattie - одежда, shlapa- шляпа, toofles- туфли, carman- карман и т. д.

Деньги:

существительные: cutter, deng, pretty, pretty-polly

Наркотики:

существительные: hen-korm, Drencorm, Synthmesc

Заболевания:

существительные: syph, gon, gleet;

Бранная лексика:

Scoteena, sod, dermott, sodding.

Структурно-этимологическая классификация

Обратившись к структурно-этимологической классификации, можно констатировать, что по происхождению все элементы «надсат» целесообразно разделить на 5 групп:

I. Самую большую составляют слова, образованные от русских корней, такие как: baboochka (бабушка), brooko (брюхо), deng (деньги), smot (смотреть), и др.

Внутри первой группы можно выделить три подгруппы:

1. Русские слова, заимствованные полностью, без усечений, например: korova, mesto, moloko, peet, ptitsa, tolchock, litso, rot, goloss, malenky, ооkо, slovo, chepooka, minoota, pooshka, pyahnitsa, knорка, klootch, gazetta, kot, shoom, и др.

2. Слова русского происхождения, образованные с помощью усечения (усекается, как правило, последний слог), например: chasso (часовой), biblio (библиотека): «Не had books under his arm and a crappy umbrella and was coming round the corner from the Public Biblio, which not many lewdies used those days» (CO, 2000: 6).. - «С книгами и задрызганным зонтом подмышкой он вышел из публичной Biblio на углу, куда в те времена нормальные люди редко захаживали» (ЗА, 2000: 19).

В глаголах, как правило, усекаются суффиксы инфинитива -ать, -ить, -еть: cheest - чистить, viddy - видеть, creech - кричать, pony понимать и т. д.

Однако в некоторых случаях может усекаться и первый слог слова: cheenas - женщины.

3. Слова, в которых соединились русские и английские морфемы.

Например, в слове glazlids, сконструированном по аналогии с английским "eyelids", к транслитерированному русскому корню "glaz" ("глаз") присоединен английский корень "lid(s) " ("веко"): «Then I found I could open my glazlids a malenkv bit and viddy like through all tears a kind of steamy city going by, all the lights like having run into one another» (CO, 2000: 50). - «Через некоторое время я обнаружил, что способен слегка разлепить веки и сквозь слезы смутно видеть, как проносится мимо дымный город» (ЗА, 2000: 64).

"Underveshches" (нижнее белье) образовано по аналогии с английским "underclothes" -"нижнее белье", где "veshches" - транслитерированное русское "вещи "/англ. "clothes"): «This morning I was given my underveshches and my platties of the night and my horrors how kick-boots, all lovely and washed or ironed and polished»(CO, 2000: 91). - «В то утро мне вернули мою рубашку, нижнее belljo, боевой костюм и govnodawy, причем все вычищенное, выстиранное и наглаженное» (ЗА, 2000: 97).

II. Во вторую группу целесообразно объединить все остальные иноязычные заимствования неславянского происхождения. Например, заимствованное из немецкого слово shlaga, образованное от «Schlager» -"драчун", или слово tashtook - от немецкого «Taschentuch» - «носовой платок»: «He'd taken a big snotty tashtook from his pocket and was mopping the red flow puzzled, keeping on looking at it frowning as if he thought that blood was for other vecks and not for him» (CO, 2000: 23). - «Он вынул из кармана огромный obsoplyenni платок и стал вытирать кровяные потеки, озадаченно на него поглядывая, словно думал, что кровь - это у других бывает, только не у него» (ЗА, с. 36) .

К французским заимствованиям можно отнести изобретенное Э. Бёрджессом слово «vaysay» образовано от аббревиатуры W.C. (water closet), которая по-французски произносится как ve-se: «I wanted to be sick, so I got out of the bed all trembly so as to go off down the corridor to the old vaysay» (CO, 2000: 83). - «Меня тошнило, и я, весь дрожа от озноба, встал с кровати и пошел по коридору в туалет» (ЗА, 2000: 89).

Другое французское заимствование «cravate» - «галстук» претерпело совсем незначительные изменения в «надсат» - «cravat» :

«His cravat was like someone had trampled on it, his maskie had been pulled off and he had floor-dirt on his litso, so we got him on an alleyway and tidied him up a malenky bit, soaking our tashtooks in spit to cheest the dirt off» (CO, 2000: 15) - «Галстук такой, будто по нему ходили, маска съехала, morder в пыли. И мы втащили Тема в переулок, где, послюнив платки, tshutok его поправили, убрали кое-какую griazz» (ЗА, 2000: 24).

Среди более экзотических заимствований - слова малайского и цыганского происхождения. Ключевое в «ЗА» слово orange может быть истолковано как заимствованное из малайского языка слово orang - человек. Единственный цыганскый элемент в тексте - полностью заимствованное слово dook - дух:

III. Третью группу образуют авторские окказионализмы на основе романских и германских языков, образованные соединением или усечением основ.

1. слова, образованные соединением основ:

Например, synthmesc представляет собой сокращённую форму от synthetic mescaline (синтетический мескалин): «Hohoho, the old moloko, with no knives or synthemesc or drencrom in it» (CO, 2000: 26). - «O-xo-xo, молоко-молочишко, без ножей, без синтемеска и дренкрома (ЗА, 2000: 40).

Другой любопытный пример - слово Staja, образованное путем соединения основ State Jail (государственная тюрьма): «I take it up now, and this is the real weepy and like tragic part of the story, beginning, my brothers and only friends, in Staja (State Jail, that is) Number 84F» (CO, 2000:57). - «Ладно, поехали, начинаю самую жалостную, даже трагическую часть своей истории, о братья мои и други единственные, которая разворачивалась в гостюрьме номер 48-ф» (ЗА, 2000: 70).

Среди других примеров слов с подобной структурой - pop-disk (pop-music disc), vellocet (amphetamine speed), firegold (fire + gold), poly clef(skeleton key), skriking (striking + scratching), Godman (man of God)

2. слова, образованные усечением:

Например, drencrom представляет собой усечённую форму adreno-chrome: «Hohoho, the old moloko, with no knives or synthemesc or drencrom in it» (CO, 2000: 26). - «O-xo-xo, молоко-молочишко, без ножей, без синтемеска и дренкрома» (ЗА, 2000: 40).

Другое слово sinny является, прежде всего, каламбуром, обыгрывающем английские cinema (кино) и sin (грех), с точки же зрения структуры слова, sinny — усеченная форма вымышленного существительного «sinnema»: «Where I was wheeled to, brothers, was like no sinny I had ever viddied before» (CO, 2000: 75). - «Помещение, куда меня привезли, было вроде кинозала. Но такого, каких я прежде не видывал» (ЗА, 2000: 83).

Внутренняя структура некоторых из них прозрачна, и догадаться об их происхождении несложно, этимология других неясна.

IV. Четвертую группу составляют элементы, позаимствованные Э. Бёрджессом из реально существовавшего английского и американского сленга:

Например, в слове rozz, неоднократно встречающегося в «ЗА», соединились значения русского рожа (rozha) и английского сленгизма rozzer (policeman): «So I scrambled down, very stiff and sore, and not like real awake, and this rozz, who had a strong von of cheese and onions on him, pushed me out of the filthy snoring cell...» (CO, 2000: 55). - «Я кое-как слез, весь затекший, с ломотой в костях и совершенно сонный, так что пока мент, от которого diko несло сыром и луком, выпихивал меня из загаженной храпящей камеры...» (ЗА, 2000: 69).

Слово baddiwad - производное от заимствованого из реально существующего сленгизма baddie (злодей): «P. R. Deltoid then did something I never thought any man like him who was supposed to turn us baddiwads into real horrors how malchicks would do, especially with all those rozzes around» (CO, 2000: 53). - «И тут П. Р. Дельтоид сделал то, чего я никак не ожидал от такого человека, как он, от человека, которому положено превращать всяких plohishei вроде меня в pai-malchikov особенно при том, что вокруг было полно ментов» (ЗА, 2000: 67).

Cancer - метафорическое название сигареты, часто встречающееся в английском сленге: «You could viddy him thinking about that while he puffed away at his cancer, wondering how much to say to me about what he knew about this vesch we’d mentioned» (CO, 2000: 62). - «Видели бы вы, как он ломал голову, пыхтя своей tsygarkoi, никак не мог решить, можно ли и что именно можно мне рассказать о той shtuke, про которую я упомянул» (ЗА, 2000: 73).

Fagged— разговорный эквивалент слов уставший, утомленный: «They were creeching and going ow ow ow as they put their platties on, and they were like punchipunching me with their teeny fists as I lay there dirty and nagoy and fair shagged and fagged on the bed» (CO, 2000: 36). - «Надевая платьица, они уже вовсю плакали -ыа-ыа-ыа-, пытались тыкать в меня своими крошечными кулачками. Тогда как я лежал на кровати перепачканный, голый и выжатый как лимон» (ЗА, 2000: 49).

К заимствованиям из реально существующего сленга также относятся следующие слова: pretty-polly (money) - деньги, guttiwuts (guts) - внутренности, кишки, prod (to produce) - производить, sarky (sarcastic) - саркастичный, snoutie (tobacco, snuff) - табак, понюшка.

Очевидно, включая в «надcат» элементы реального английского и американского сленга, Э. Бёрджесс ставил целью подчеркнуть сходство между вымышленным и реальным языком, а также убедить читателя в том, что «надcат» - действительно, явление современной молодежной культуры.

V. В отдельную группу выделяются слова, заимствованные из детской речи:

Например, арру polly loggies (apology) означает «извините»: « 'Арру polly loggies ', I said careful» (CO, 2000: 38) - «"Иззи-винни-нитте", - осторожно проговорил я» (ЗА, 2000: 51).

Scholliwoll соответствует слову school: «Then I lay back on the bed and shut my glazzies and thought how nice it was going to be out there again, Alex with perhaps a nice easy job during the day, me being now too old for the old skolliwoll and then perhaps getting a new like gang together for the nochy and the first rabbit would be to get old Dim and Pete, if they hadn't been got already by the millicents» (CO, 2000: 74). - «Потом я откинулся на подушку, прикрыл glazzja и стал думать о том, до чего же здорово будет выйти на свободу и как днем я стану ходить на какую-нибудь непыльную работенку (из школьного-то возраста я уж немного вырос), а там, глядишь, новая shaika подберется для ночных вылазок, и первое наше delo будет изловить старину Тема с Питом, если до них ещё не добрались менты» (ЗА, 2000: 82).

В детских словах eggiwegg и jammiwam легко узнаются egg (яйцо) и jam (джем): «I read this with care, my brothers, slurping away at the old chai, cup after tas, after chasha crunching my lomtics of black toast dipped in jammiwam and eggiweg» (CO, 2000: 32). - « Я прочитал это, о братья, очень внимательно, попивая свой любимый чай, чашку за чашкой, хрустя кусочками tosta из черного хлеба с джемом и яйцом» (ЗА, 2000: 39).

Такие словечки, заимствованные из детской речи, ассоциируются с юными героями романов Ч. Диккенса, их невинность выполняет функцию своеобразной буферной зоны между «положительным» читателем и «отрицательным» героем «ЗА».

Вымышленный сленг «надсат» разработан Э. Бёрджессом довольно подробно. Писатель, однако, не ставит перед собой задачу продумать все аспекты речевой практики той молодежной группировки, к которой принадлежит Алекс. Его в большей мере интересует, с одной стороны, достижение общестилистического эффекта (придание тексту художественной, эстетической неповторимости), с другой - решение принципиальной поэтологической задачи. Перед переводчиком стоят, казалось бы невыполнимые задачи, однако после подробного анализа лексики и ее употребления в тексте, эти трудности исчезают.

2.4 Функции «надсат» в романе «Заводной апельсин»

В произведениях Э. Бёрджесса обнаруживаются основные черты игровой постмодернистской прозы. Например, использование музыкального произведения в качестве рамки или структурной модели для создания литературного произведения является очевидным примером нетрадиционного игрового применения принципа интертекстуальности. Тот факт, что Э. Бёрджесс взялся экспериментировать, не случаен, он неоднократно высказывал своё восхищение Дж. Джойсом и Г. М. Хопкинсом, имея в виду их языковые опыты: «Оба обладали потрясающей способностью видеть мистическое в банальном и считали необходимым манипулировать привычными языковыми явлениями, чтобы поразить читателя новым знанием» (Burgess, 1968: 21) .

Языковой эксперимент для Э. Бёрджесса - это и один из способов найти ответы на экзистенциальные вопросы. Так, в книге «Шекспир» он пишет, что достижения писателя должны быть основаны на «фундаментальном умении соединять слова в новые удивительные узоры, в которых таинственным образом отражается правда жизни, о которой раньше ты даже не догадывался» (Burgess, 1970: 43).

Язык и миф для Э. Бёрджесса являются средствами придания смысла и связанности хаосу жизни, в каком-то смысле разрешают манихейскую дихотомию: «Язык никак не связан с высшей реальностью. Это средство создания ритуала. И именно в ритуале примиряются противоположности» (Coale, 1981: 137).

В языке отражается сознание, и задача автора текста заключается в том, чтобы посредством языка передавать любые, даже самые незначительные изменения в сознании персонажа. Главная же цель экспериментов с языком - привнесение в поэтику текста принципиально нового, преимущественно игрового художественного измерения.

Основные художественные функции, которые реализуются с помощью вымышленного сленга «надсат» покажут важнейший аспект поэтики данного текста, а именно: каковы бы ни были конкретные формально-лингвистические задачи, которые ставит и решает автор (часто весьма продуманно и глубоко), все его операции с искусственно сконструированной лексикой подчинены важнейшим смысловым, нарративным и поэтологическим стратегиям. Присутствующие в «ЗА» скрытые смыслы, структура текста, специфика его поэтики раскрываются за счет вовлечения читателя в игровые отношения с языковой оболочкой данного текста. Разгадывая те или иные языковые ребусы, сопоставляя комбинации игровых эффектов, достигаемых автором на языковом уровне, читатель движется к постижению его художественных тайн. Роман «ЗА» сознательно отструктурирован с таким расчетом, чтобы постижение специфики его языковой оболочки могло стать предпосылкой для полноценного понимания структурной организации текста, использованной в нем нарративной стратегии, зашифрованных в нем авторских тезисов.

Основной функцией «надсат» в «ЗА» является игровая функция, проявляющаяся на уровнях лексики, этимологии и стилистики. Включение в текст произведения такого элемента, как искусственно сконструированный сленг, даёт возможность вовлечь читателя в интеллектуально-лингвистическую игру. На первом ее этапе читателю необходимо догадаться, из какого языка заимствован корень незнакомого слова. Поскольку подавляющее большинство слов «надсат» русского происхождения, но по прочтении нескольких страниц эта задача облегчается. «...Большая часть русских слов вводится на первых пятнадцати станицах, а затем они повторяются до тех пор, пока читатель не может не узнавать их» (Leivis, 2002: 80).

Но остается еще более сложная проблема: догадаться о лексическом значении слова. В США русский язык занимает далеко не первое место по популярности среди изучающих иностранные языки, и при чтении романа англоязычный читатель сталкивается с вполне обоснованным трудностями. Задача осложняется тем, что Э. Бёрджесс намеренно не приводит сносок и не снабжает роман глоссарием. Единственной подсказкой остается взятый в скобки перевод нескольких слов с «надсат» на английский. Эти ключи сведены к минимуму и встречаются лишь в начале романа. Однако по прочтении первых страниц читатель обретает способность ориентироваться в дальнейшем тексте. Большинство слов ему уже знакомы, а поток новых элементов уже не так стремителен. Однако понимание текста осложняет тот факт, что Э. Бёрджесс вводит синонимические ряды, и каждое понятие обретает несколько понятий-двойников:

деньги— polly, cutter, deng, potatoes, spuds.

женщины — sharps, lighters, ptitsas, cheenas, bahoochkas, devotchkas.

В таком подходе к слову, по мнению Р. Льюиса выражается концепция Э. Бёрджесса о необходимости самосовершенствования и развития: «Если мои книги не читают, это потому, что в них много незнакомых слов, а люди не любят, читая роман, заглядывать в словари» (Lewis, 2002: 80). На вопрос журналиста, каким ему представляется его читатель, Э. Бёрджесс ответил что это, очевидно, бывший католик, неудавшийся музыкант, он близорук, и к тому же пристрастно относится к тому, что слышит. Это человек, прочитавший те же книги, что и сам писатель и того же возраста. Нетрудно догадаться, что такой читатель - двойник Э. Бёрджесса.

Книги Э. Бёрджесса предназначены для эрудированного читателя с достаточно глубокими познаниями в области лингвистики. Только «посвященный» читатель-эрудит обладает возможностью адекватно оценить глубинные пласты данного игрового текста.

Помимо лексико-этимологического аспекта лингвистической игры, предложенной романистом, вызывает интерес и стилистический эффект, которого можно добиться новыми лексическими образованиями.

Опираясь на достижения школы игровой поэтики, в частности на публикации Г. Ф. Рахимкуловой, разработавшей концепцию игрового стиля, наиболее четко теория игрового стиля охарактеризована в книге «Олакрез Нарцисса: Проза Владимира Набокова в зеркале языковой-игры». Здесь утверждается, что основой игрового стиля является языковая игра. При этом текст, стиль которого является по преимуществу игровым, не менее содержателен, чем текст, где доминируют традиционные стилистические параметры (Рахимкулова, 2003).

В «ЗА» легко прослеживаются признаки игрового стиля которые выделяются Г. Ф. Рахимкуловой: каламбуры и разноплановые игровые манипуляции со словом в пределах текста; различные маркировки и маскировки формально-игровых задач, решаемых автором в тексте; сознательное внедрение в текст редких, архаичных, малоизвестных слов, которые провоцируют лексикографический поиск, полиглотские иноязычные вкрапления; сознательно не проясняемые или вступающие в игровые отношения друг с другом и с основным массивом текста; конструирование вымышленных языков, цитация высказываний на этих языках, игровое взаимодействие текста на вымышленном языке с его переводной версией; структурное (мотивное) использование слов, аллюзий и т.п., пронизывающих весь текст и создающих внутри него формальный «узор»; включение в текст словесных загадок, лингвистических ребусов и тайн; создание множества окказиональных неологизмов, участвующих в игре слов и выполняющих ряд других, игровых по сути своей функций; различного рода фонетические игры, акцентировка звукописи, аллитерации и т.п.; игровое использование графики, сознательные нарушения орфографии и пунктуации; игровые манипуляции со знаками препинания, выполняющие мистификационные цели, затрудняющие определение субъекта высказывания; ритмическая организация текста; игровое использование цитации; аллюзийность; синестезия, цветовые ассоциации, связанные со звуком, буквой или словом и ряд др. (Рахимкулова, 2003: 262-264; Люксембург, 2004: 517-519).

Многие из наблюдений Г. Ф. Рахимкуловой применимы по отношению к «ЗА», но еще в большей степени они окажутся теоретически значимыми при анализе материала В. Набокова, так как увязаны прежде всего с творческой практикой, как создателя -игровых текстов.

В стилистическом аспекте лингвистической игры Э. Бёрджесса можно выделить такие функции сленга «надсат», как аллюзийная и каламбурообразующая.

Аллюзийная функция проявляется, прежде всего, в многозначном названии романа, предполагающем несколько вариантов интерпретации. В статье «Заводной мармелад» («Clockwork marmalade»), опубликованной в журнале «Listener» (декабрь 1971 г.), Э. Бёрджесс пишет: «Вернувшись из армии в 1945 г., я услышал, как один 80-летний кокни в лондонском пабе сказал о ком-то, что «он странный, как заводной апельсин». «Странный» в смысле «сумасшедший», а не «гомосексуальный». Эта фраза заинтриговала меня необычным сочетанием демонического и сюрреалистичного. На протяжении почти 20 лет я хотел использовать её в качестве названия. За эти 20 лет я слышал её еще несколько раз - в метро, пабах, по телевидению, но всегда - от пожилых кокни, ни разу от молодежи. Это традиционное выражение просилось в название книги, в которой соединились бы традиция и необычная техника. Возможность использовать его в качестве названия появилась, когда я стал задумываться о написании романа о «промывании мозгов». Стивен-Дедал в «Улиссе» Джойса воспринимает мир как «сжатый у полюсов апельсин», а человека - как микрокосм. Человек подобен растущему на дереве яркому сладкому и ароматному плоду, и любая попытка изменить или ограничить его - это попытка превратить его в механическое существо» (Aggeler, 1979: 181). Однако это не единственное объяснение названия романа, данное самим автором. В одном из интервью он истолковал его более туманно: «Мне всегда нравилось это выражение «кокни» и мне казалось, что в нем может скрываться другое, более глубокое значение, нежели причудливая метафора чего-то необычного, необязательно в сексуальном плане» (Lewis, 2002: 288). Давал он и другую интерпретацию названия: «Семь лет я прожил в Малайе, а на малайском языке слово orang значит человек, так что волей-неволей и в английском orange мне слышится что-то живое, изначально славное и симпатичное, и я не могу раздумывать о том, что происходит, когда эти самые orang -orang (так по-малайски образуется множественное число) в тоталитарном государстве превращаются в бездушные механизмы» (ЗА, 2000: 3).

Однако тема апельсинов этим не исчерпывается. Э. Бёрджесс пишет эссе об апельсинах («About Oranges». Gourmet, Nov. 1987), где вспоминает образы апельсинов в поэзии, говорит об использовании этих плодов в качестве рождественских подарков, об их роли в древности, об Апельсиновых ложах и, наконец, об апельсинах в кулинарии. Кроме того, в автобиографии он вспоминает жизнь на Мальте, свой фруктовый сад и апельсиновый мармелад, который варил из собственных фруктов: «Несколько лет я жил на Мальте. Конечно, мой дом все еще там, в нем никто не живет, и согласно постановления правительства, он не может быть продан. В моём фруктовом саду росли не только апельсиновые деревья, а также лаймы, лимоны, и цитранжи - идеальное сочетание сладости и кислоты. Что можно было сделать со всеми этими фруктами, особенно в Рождество, когда приходит время их убирать? Моим ответом был - мармелад, баночки мармелада были хорошими и экономными подарками» (Lewis, 2002:. 289).

Все основные художественные функции, которые реализуются с помощью вымышленного сленга «надсат» являют собой важнейший аспект поэтики данного текста, а именно: каковы бы ни были конкретные формально-лингвистические задачи, которые ставит и решает автор (часто весьма продуманно и глубоко), все его операции с искусственно сконструированной лексикой подчинены важнейшим смысловым, нарративным и поэтологическим стратегиям. Присутствующие в «ЗА» скрытые смыслы, структура текста, специфика его поэтики раскрываются за счет вовлечения читателя в игровые отношения с языковой оболочкой данного текста. Разгадывая те или иные языковые ребусы, сопоставляя комбинации игровых эффектов, достигаемых автором на языковом уровне, читатель движется к постижению его художественных тайн. Роман «ЗА» сознательно отструктурирован с таким расчетом, чтобы постижение специфики его языковой оболочки могло стать предпосылкой для полноценного понимания структурной организации текста, использованной в нем нарративной стратегии, зашифрованных в нем авторских тезисов.

Кстати, на игру со словом "orange" и его увязку с творчеством Дж. Джойса указывали (правда, в несколько иной версии) Г. Л. Анджапаридзе и Е. Ю. Гениева: «Ученик Джойса, свято зовет, что слово - если это возможно - должно играть, Бёрджесс путает читателя словом "orange", которое и в самом деле в английском языке означает «апельсин». Но сам-то Бёрджесс заимствовал его из джойсовских «Поминок по Финне-гану». Куда оно, в свою очередь, попало из малайского языка и означает не нём «человек». Вот и получается, что заглавие (правда, если догадаться об игре писателя) соответствует его замыслу - показать ужас современной механической цивилизации» (Саруханян, 1987: 288).

Аллюзийность - один из принципиально важных компонентов романа. "Заводной апельсин" предназначен для эрудированного читателя, который должен уловить авторские аллюзии, провести параллели с другими произведениями и культурными событиями. Выделяются три типа аллюзий, фигурирующих в романе - культурологические, литературные и музыкальные.

Особая роль в романе отводится именам собственным, которые выполняют аллюзийную функцию. По признанию самого автора, Алекс (Alex) был задуман как антигерой, новый Раскольников, поэтому в его имени должно быть что-то героическое. Alexander - это «вождь народа». С другой стороны, Alex может значить "a lex (icon)", то есть «говорящий на собственном языке». Кроме того, "lex" на латыни значит "закон", а префикс "а" указывает на отрицание, то есть "человек, живущий вне закона" (Burgess, 1975: 95). С именем Алекса перекликается и имя другого персонажа, Ф. Александра, писателя, автора собственного "Заводного апельсина". Имена друзей Алекса - Джорджи, Пит и Тем - вызывают ассоциации с русскими и английскими именами.

Сатирико-аллюзийным значением наделяются и маски выдающихся людей, которые надевают Алекс с приятелями во время нападения. Э. Бёрджесс отправляет их на преступление в масках Дизраэли, дважды премьер-министра Великобритании и писателя-гуманиста, короля Генриха VIII, звезды рок-н-ролла Элвиса Пресли и поэта эпохи романтизма П. Б. Шелли.

Улицы и площади города, где происходит действие романа, Э. Бёрджесс называет в честь выдающихся деятелей политики и культуры Англии. Бульвар Марганита (Marghanita Boulevard) был назван в честь английской писательницы и литературного критика Марганиты Ласки. В отношении Уилсонзуэй (Willsonsway) предполагаются следующие варианты толкования — в честь Энгуса Уилсона, английского писателя, современника Э. Бёрджесса, или сэра Гарольда Уилсона, одного из лидеров партии лейбористов. Однако, полное имя Бёрджесса - Джон Энтони Бёрджесс Уилсон. Эттли-авеню (Attlee Avanue) получила свое название в честь Клемента Эттли, лидера лейбористской партии и премьер-министра Англии в 1945-1951 гг. В связи с Кингсли-авеню (Kingsley Avenue) возможны несколько вариантов толкований. Скорее всего, Кингсли-авеню была названа в честь Кингсли Эмиса - романиста и друга писателя. Однако не стоит сбрасывать со счетов и другие варианты. В данном случае возможна аллюзия на Kingsway (реальную улицу в центре Лондона) и на Чарльза Кингсли, священника, учителя и писателя, чьи романы были популярны в Викторианскую эпоху. Кроме того, Кингсли был одним из первых священнослужителей, поддержавших теорию Чарльза Дарвина.

Метод лечения, которому подвергают Алекса, назван Ludovico. Название перекликается с именем любимого композитора Алекса Людвига ван Бетховена, под музыку которого и происходит просмотр «лечебных» фильмов.

Музыкальные аллюзии особенно существенны для осознания подлинной структуры романа. Своей строго симметричной структурой он напоминает музыкальное произведение (имеет сонатную форму - 3 части).

Сумма трех частей, по 7 глав в каждой, дает 21 - символ совершеннолетия человека, достижения зрелости, и в этом видится аллюзия на 7 возрастов Шекспира. В последней главе Алекс вырастает. Узнав, как изменились его бывшие приятели, он решает переменить и свою жизнь, понимая, что годы юности прошли в разрушении, а не в созидании. Жестокость для него становится атрибутом незрелости.

Через весь роман проходит лейтмотивом девятая симфония Бетховена и текст оды Шиллера «К радости», которая в пародийном виде звучит каждый раз, когда страсть героя воплощается в жестокости и насилии. Первая строка, переведенная, по-видимому, Э. Бёрджессом («Joy, thou glorious spark of Heaven»), в исполнении Алекса в результате замены некоторых согласных в словах каламбурно трансформируется в «Boy, thou uproarious shark of heaven» (СO, 2000: 179). Так Э. Бёрджесс обыгрывает свое давнее убеждение в бессилии искусства. Ведь музыка Бетховена вместо того, чтобы пробудить в слушателе радость, умиротворить душу, провоцирует в нем жестокость и насилие. Романист никогда не соглашался с утверждением, будто искусство обладает силой успокоить злодея. Напротив, полагает писатель, что оно влияет на человека в той мере, в которой это позволяет сам человек. Следовательно, государство не вправе подвергать преступника перевоспитанию, инициатором собственного «перерождения» может стать только один человек - он сам.

За именем Felix M., как легко догадаться, скрывается немецкий композитор Феликс Мендельсон, автор увертюры к "Сну в летнюю ночь".

Не меньшая роль в романе отведена каламбурообразующей функции. Важным аспектом стилистики «ЗА» является ориентированность на слуховое восприятие. В этом отношении принципиально важным становится отсутствие приложения-глоссария. Главное во всех элементах сленга «надсат» - производимый ими слуховой эффект. Имя, графическое оформление которого может сбить с толку читателя, при произнесении вслух становится прозрачным. Например, за именем Peebec скрываются инициалы английского поэта Р. В. Shelley. Примером сатирического использования этого приёма становится игра с именем консультанта но работе с малолетними правонарушителями P. R. Deltoid, графическое сочетание первых букв которого дает чешский вульгаризм «prdel» ("задница"). Однако, к сожалению, переводчику не удалось сохранить каламбур в русской версии текста: «It was the goloss of P. R. Deltoid (a real gloopy nazz, that one) what they called my Post-Corrective Adviser, an over worked veck with hundreds on his books» (CO, 2000: 29). - «Голос я сразу же узнал. Это был П. Р. Дельтоид (из musorov, и притом durak), он был назначен моим «наставником по перевоспитанию» - заезженный такой kashka, y которого таких, как я, было несколько сот» (ЗА, 2000: 43).

По этому же принципу Э. Бёрджесс использует транскрипцию английских букв M ("em ") и Р ("рее") вместо "Ma" и "Papa": «Of those droogs I had slooshied but one thing, and that was one day when my pee and em came to visit and I was told that Georgie was dead» (CO, 2000: 58). - «Об этих своих бывших друзьях я здесь услышал всего раз, когда навестить меня пришли па и ма и рассказали мне, что Джорджика уже нет» (ЗА, 2000: 71). .

Важная роль в переводе поэтики романа отводится обыгрыванию лексики английского и русского языков. Так, голова трансформируется в «Гулливера» (gulliver), а русское хорошо Бёрджесс превращает в «фильм ужасов» (horrors how): «We were doing very horrors how, and soon we had Billyboy's number-one down underfoot, blinded With old Dim's chain and crawling and howling about like an animal, but with one fair boot on the gulliver he was out and out and out» (CO, 2000: 14). - «Успех явно сопутствовал нам, и вскоре мы уже взяли первого помощника, Биллибоя в каблучки: ослепленный ударом цепи Тема, он ползал и выл, как животное, но получив, наконец, хороший toltchok по tykve. Замолк» (ЗА, 2000: 27).

В следующем примере представлена переводческая реализация каламбура horrorshow - show of horrors: «This must be a real horrors how film if you're so keen on my viddving it." And one of the white-coat vech said, smecking:

"Horrors how is right, friend. A real show of horrors'» (CO, 2000: 76). - «Ничего себе, obaldennyje, vidait, вы мне фильмы показывать собираетесь, если так настаиваете, чтобы я смотрел их". На что один из санитаров с улыбкой ответил: "Obaldennyje? Что ж, ты, брат, прав. Увидишь - обалдеешь, это точно!» (ЗА, 2000: 85).

В слове работа (rabbit) писатель контаминирует значения раб (rab) и робот (robot): «It was my rabbit to play the starry stereo, putting on solemn music before and after and in the middle too when hymns were sung» (CO, 2000: 58). - «Моей обязанностью было управляться со стареньким проигрывателем, ставить торжественную музыку перед и после, а также в середине службы, когда полагается петь гимны» (ЗА, 2000: 72).

Кино (анг. cinema) писатель соотносит с греховностью (sinny), так как именно оно становится орудием пытки Алекса, а кинозал - местом экзекуции: «I expected this morning that I would be itting as usual to the sinny mesto in my pyjamas and toofles and overgown» (CO, 2000: 91). - «В то утро я ожидал, что меня, как обычно, в пижаме и тапочках поведут в этот их кинозал» (ЗА, 2000: 97).

Внутренняя структура русского одинокий представляется Э. Бёрджессу как сочетание oddy-knocky (oddy - от английского odd — странный, необычный, вторая часть слова образована от английского knock - стук, удар): «A malenky bit bezoomnv she was, you could tell that through spending her jeezny on her oddv-knocky» (CO, 2000: 45).- «Видать, спятила от своей zhizni в odi notshestve» (ЗА, 2000: 58).

Если попытаться на концептуальном уровне подвести некоторые итоги теоретического характера, то можно утверждать, что каламбурообразующая функция сленга «надсат» существенна прежде всего тем, что именно она в наибольшей степени придает стилю писателя игровую специфику. Каламбурная игра с лексическими единицами вымышленного сленга «надсат» нацеливает потенциального читателя «ЗА» на восприятие и поиск всех тех игровых структурных особенностей, которые заложены в поэтике произведения.

В этой связи необходимо подчеркнуть, что близко следующее заявленное школой «игровой поэтики» понимание каламбура: «Каламбур -понятие, которое объединяет различные виды игровых манипуляций со словом (словосочетанием, фразеологическим оборотом) в масштабах предложения, абзаца, иных единиц текста или же всего текста. Цель их использования в рамках традиционной стилистики определяется преимущественно стремлением к созданию комического или пародийного эффекта, а в рамках игрового стиля - способствует организации текста как особой логической системы, строящейся по принципам игры» (Рахимкулова, 2003: 137).

Вымышленный сленг «надсат» выполняет также функцию пространственно-временной локализации. Как и в романе Дж. Оруэлла «1984», вымышленный язык используется автором как имплицитное средство создания хронотопа художественного текста. Вымышленные топонимы образованы от имен собственных - выдающихся политических и общественных деятелей Англии (бульвар Марганита (Marghanita Boulevard), Уилсонвэй (Wilhonsway), Эттли-авеню (Attlee Avenue), Кингсли-авеню (Kingsley Avenue). Они создают культурно-исторический фон, на котором разворачивается действие романа, подчеркивают современность описываемых событий и указывают на культурологические связи между Англией и художественным пространством текста (их можно считать косвенным указанием на то, что действие «ЗА» происходит все-таки в Англии). Вместе с тем очевидно, что функция пространственно-временной локализации, как правило, выступает в комбинации с игровой, аллюзийной, подчас и каламбурообразующей. Вымышленные топонимы не только позволяют читателю мысленно локализовать описанные события, но и увязывают происходящее в произведении с кругом культурологических представлений читателя, вызывают у него желание соотнести их смысловое ядро с конкретными концептами, провоцируют установление игровых взаимоотношений между читателем и текстом. Вымышленная игровая топонимика становится, как показывает опыт «ЗА», существенным элементом игрового текста, в котором используется вымышленный язык.

Важную роль в поэтике романа играет функция остранения. Использование гибридного сленга дистанцирует читателей от событий книги. Описание сцен насилия в шутливом тоне, свойственном Алексу, создает впечатление, что все происходящее — реальность какого-то другого мира и не имеет никакого отношения к читателю. Сцены драк и изнасилований воспринимаются без того отвращения и трагизма, которые были бы естественны, используй автор стандартный английский. Вместо того, чтобы заставить нас сочувствовать и сопереживать, автор концентрирует внимание на языке повествования. Вот, например, перевод эпизода из первой главы романа, где описывается нападение Алекса и его банды на старика, возвращавшегося из библиотеки: «You naughty old veck, you,' I said, and then we began to filly about with him. Pete held his rookers and Georgie sort of hooked his rot wide open for him and Dim yanked out his false zoobies, upper and lower. He threw these down on the pavement and then treated them to the old boot-crush, though they were hard bustards like, being made of some new horrors how plastic stuff. The old veck began to make a sort of chumbling shooms – ‘wuf waf wop’ — so Georgie let go of holding his goobers apart and just let him have one in the toothless rot with his ringy fist, and that made the оld veck start moaning a lot then, then out comes the blood, by brothers, really beautiful. So all we did then was to pull his outer platties off, stripping him down to his vest and long underpants (very starry; Dim smecked his head off near), and then Pete kicks him lovely in his pot, and we let him go» (CO, 2000: 7). - «"Поганое ты otroddje, padla", - сказал я, и начали мы shustritt. Пит держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире pastt, чтобы Тему удобней было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие попались, гады, из какого-то, видимо, новомодного суперпластика. Kashka что-то там нечленораздельное зачмокал - «чак-чук-чок», а Джорджик бросил держать его за gubiohi и сунул ему toltchok кастетом в беззубый rot, отчего kashka взвыл, и хлынула кровь, блин, красота, да и только. Ну а потом мы просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (staryh-staryh. Тем чуть bashku себе на них глядя не othohotal), потом Пит laskovo лягнул его в брюхо, и мы оставили его в покое» (ЗА, 2000: 21).

В этой сцене при описании внешности старика автор использует довольно много сленгизмов, называющих, в основном, части тела: rot, rooker, goober, zoobics. Благодаря использованию странных и необычных для англоязычного читателя слов, акцент в его восприятии сцены смещается с производимого действия (акта насилия) на эти новые «забавные» и непонятные пока слова. Другой, еще более жестокий эпизод описывает нападение Алекса и его droog'oв на дом писателя Ф. Александра: «Plunging, I could slooshy cries of agony and this writer bleeding veck that Georgie and Pete held on to nearly got loose howling bezoomny with the filthiest of slovos that I already knew and others he was making up» (CO, p. 20). - « Vjehav, услышал крик боли, а этот писатель hrenov чуть не вырвался, завопил как bezoomni, изрыгая ругательства самые страшные из тех, которые мне были известны, и даже придумывая на ходу совершенно новые» (ЗА, 2000: 33).

В данном случае, описывая изнасилование жены писателя, происходящее на глазах у её мужа, повествователь отвлекает внимание читателя от самих событий, причём не только при помощи вкраплений сленга. Он включает в текст отступления, комментирующие его собственные лингвистические наблюдения. Достигаемый эффект вполне соответствует тому смыслу, который В. Шкловский вкладывал в понятие «остранение», а Б. Брехт именовал «эффектом очуждения». Остранению отводится в поэтике произведения и ведущее место при характеристики протагониста. Для формирования определённого восприятия Алекса Э. Бёрджесс также использует ресурсы вымышленного сленга. Сначала читатель шокирован жестокостью Алекса, а для создания этого эффекта автор дистанцирует юного преступника от чувств его жертв, делает его повествование бесстрастным и равнодушным.

Но протагонист не может быть средоточием исключительно отрицательных качеств, и Э. Бёрджесс прибегает к использованию ряда тактических приёмов, позволяющих Алексу выглядеть более привлекательным. Например, повествование ведется от первого лица, следовательно, Алекс получает возможность комментировать, объяснять или оправдывать свои действия, и читатель сочувствует его страданиям.

Привлекательность главного героя мотивируется и тем, что он наделен и эстетическим чувством. Слово "artistic" неоднократно используется для характеристики Алекса, его артистизм и художественный вкус выражаются не только в любви к классической музыке, но и в стремлении эффектно выглядеть даже в драке: «Pete and Georgie had good sharp nozhes, but I for my own part had a fine starry horrors how cut-throat britva which, at that time, I could flash and shine artistic» (CO, 2000: 14). - «У Пита с Джорджиком были замечательные острые nozhi, я же, в свою очередь, не расставался со своей любимой старой очень-очень опасной britvoi, с которой управлялся в ту пору артистически» (ЗА, 2000: 26).

Итак, образ Алекса заведомо амбивалентен. Персонаж может восприниматься как человекоподобный автомат, порождение механистического общества, и тогда его жестокость — лишь следствие скуки и чувства собственной никчемности. Вместе с тем столь же очевидна заложенность в тексте такого варианта интерпретации, при котором он кажется превосходящей уровень этого общества художественно одарённой личностью.

Вымышленный сленг «надсат» выполняет и функцию создания доверительной атмосферы между героем и читателем. Если с читателем говорят на языке «закрытой» группы, это значит, что его принимают в свой круг. Кроме того, Алекс часто прерывает описание своих «подвигов» прямым обращением к читателю - "О mу brothers! ":

«So, to cut all short, we arrived. О my brothers, and I led the way up to 10-8, and they panted and smecked away the way up....» (CO, 2000: 35). - «Короче, прибыли, я шел по лестнице впереди, они, пыхтя и похихикивая, спешили за мной...» (ЗА, 2000: 48).

«And there were my sheep down below, their rots open as they looked up, О brothers» (CO, 2000: 45). — А эти, как бараны, стоят, смотрят снизу, аж рты, блин, пооткрывали (ЗА, 2000: 59).

«There was no trust anywhere in the world, О mу brothers, the way I could see it» (CO, 2000: 68). - «Никому, блин, ну никому на белом свете нельзя верить!» (ЗА, 2000: 79) .

Подобное прерывание линейного повествования восклицаниями «О братья!» и те случаи, когда Алекс говорит о себе в третьем лице и игриво называет себя "Handsome young Narrator" или "Уоur humble Narrator", можно трактовать как проявления игрового стиля, как метапрозаический авторский комментарий, разрушающий иллюзию реальности происходящего и целостности текста. Упомянутые восклицания весьма похожи по типу на те, которые принадлежат герою-повествователю Гумберту в набоковской «Лолите».

Заключение

Основными характеристиками художественного перевода являются достижение определенного эстетического воздействия и создание художественного образа.

Воспроизведение в переводе художественного произведения коммуникативной функции, оказывает художественно-эстетическое воздействие на читателя. Анализ переводов литературных произведений показывает, что в связи с этой задачей типичны отклонения от максимально возможной смысловой точности с целью обеспечить художественность перевода. В данной дипломной работе были рассмотрены многие аспекты перевода прозаических художественных произведений, но в особенности перевод непереводной игры слов на примере романа Э. Берджесса «Заводной Апельсин».

Берджесс, желая оживить свой роман, насыщает его жаргонными словами из так называемого «надсата», взятыми из русского языка. В то время, когда Берджесс думал о языке романа, он оказался в Ленинграде, где и решил создать некий интернациональный язык, коим и явился надсат. Основная сложность перевода романа на русский язык состоит в том, чтобы эти слова для русскоязычного читателя выглядели столь же непривычно, как и для англоязычного. В. Бошняк придумал набирать эти слова латиницей, выделяя их таким образом из текста на русском языке. К примеру, перебранка Алекса с главарем вражеской банды:

«Кого я вижу! Надо же! Неужто жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и подлый Биллибой, koziol и svolotsh! Как поживаешь, ты, kal в горшке, пузырь с касторкой? А ну, иди сюда, оторву тебе beitsy, если они у тебя еще есть, ты евнух drotshenyi!» (ЗА 1991: 3).

В основном в романе персонажи в качестве жаргонных используют обычные русские общеупотребимые слова — «мальчик», «лицо», «чай» и т. д. «Заводной апельсин» в переводе Евгения Синельщикова представляется без транслита надсата, с заменой слов жаргонными американизмами. Из-за того же «надсата» Стэнли Кубрик завещал показывать в русском прокате фильм «Заводной Апельсин» исключительно с субтитрами.

Вымышленный сленг «надсат» - важнейший элемент, определяющий специфику перевода романа «Заводной Апельсин». Преодоление почти тотального непонимания, возникающего у читателя при первоначальном соприкосновении с текстом, становится важнейшим фактом активизации его восприятия. Совершая над собой усилие, читатель учится по мере продвижения в тексте преодолевать эффект остранения, достигаемый автором за счёт массированного и структурно оформленного внедрения в него иноязычных (в данном случае сленговых) вымышленных языковых единиц, а переводчику, в свою очередь, необходимо обеспечить правильное восприятие заложенного стилистического оформления.

Применение различных аллюзийных вкраплений, содержащихся в сконструированных Э. Бёрджеесом окказиональных сленговых единицах, активизирует восприятие читателя, втягивает его в многосоставные игровые отношения с данным текстом. По ходу этой игры в первую очередь тестируются лингвистические способности читателя, а с их помощью запускаются и другие игровые механизмы. Можно утверждать, что вымышленный сленг «надсат» — ведущий, ключевой элемент игровой поэтики произведения Э. Бёрджесса.

Ведущей функцией вымышленного сленга «надцать» становится игровая функция, именно она в первую очередь обеспечивает превалирование в тексте приёмов игровой поэтики, а следовательно и определяет методики перевода.

Вместе с тем осуществлённый в дипломной работе анализ позволил выделить так же несколько других художественных функций вымышленного жаргона, внедрённого писателем в текст. В их числе:

- аллюзийная функция;

- каламбурообразующая функция;

функция пространственно-временной локализации;

- функция остранения;

- функция создания доверительной атмосферы;

Перевод вымышленных слов и выражений, фигурирующих в романе Э. Бёрджесса, представляют собой не просто перевод набора окказионализмов иностранного происхождения, включенных в качестве чужеродного элемента в основной текст, а целую систему переводческих приемов, обеспечивающих воссоздание заложенного в оригинал смысла. При этом, создание автором иллюзии подлинности «надсат» может помочь в индентификации наиболее приемлемого способа перевода. Близость «надсат» с реальными английским и американским сленгами проявляется в родстве структуры лексико-семантических полей, и в включении в «надсат» отдельных лексем реального существующего сленга. Языковой эксперимент для Э. Бёрджесса становится способом найти ответы на экзистенциальные вопросы, разрешить идущий от манихейства дуализм мировосприятия. Кроме того, писатель продолжает традиции, заложенные его кумиром Дж. Джойсом, и стремится поразить читателя новыми возможностями, открывающимися благодаря изощрённой языковой игре.

Список использованной литературы

1. Бабушкина Д.А. "Нутряная механика" "Заводного апельсина" / Философия желания. - СПб., 2005

2. Бархударов Л.С. Язык и перевод. - Международные отношения,- М.,1975.

3. Бёрджесс Э. Заводной апельсин. М., 2000.

4. Бёрджесс Э Заводной апельсин» - Худ. Лит., Л. 1991.

5. Гак В. Г. Семантическая структура слова как компонент семантической структуры высказывания - 1971.

6. Гончаренко Н.В. Диалектика прогресса культуры. - М., 1985;

7. Горбачева Л. М. Два Шекспира Энтони Берджесса.- 2002.

8. Дорошевич А. Энтони Бёрджесс: цена свободы - М: Иностр. Лит., 1991.

9. Елистратов А. Словарь московского арго - М., 1994.

10. Ермакова О.П., Земская Е.А., Разина Р.И. «Слова, с которыми мы встречались»- М., 1999.

11. Жлуктенко Ю. А., Березинский В. А. Английские неологизмы - Киев., Наукова думка, 1983.

12. Иванов А.О. Камень преткновения - грамматический род./Теория и практика перевода. - К., 1987.

13. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм - М., 1996.

14. Казакова Т. А. "Художественный перевод. Теория и практика",- СПб: Инъязиздат, 2006

15. Казакова Т.А."Художественный перевод: в поисках истины ", - 2006

16. Князева Н.А. Английские соподчиненные бессоюзные предложения и их соответствия в русском языке./Теорія і практика перекладу. - К., 1981.

17. Кобзев П.В. Синтаксическая синонимия в современном русском литературном языке: автореф. дисс.... канд. филол. наук. - Л., 1971

18. Колшанский Г.В. Контекстная семантика - М., 1980.

19. Комиссаров В.Н. Теория перевода. – М., 1990.

20. Комиссаров В.Н., «Современное переводоведение» - М., 2004

21. Ларин Б. А. Западно-европейские элементы русского воровского арго\ Язык и литература - Л., 1931.

22. Е. А. Левашов Новые слова и значения - СПб., 1997.

23. Левин Ю.Д. Проблема переводной множественности./ Литература и перевод: проблемы теории. - М., Прогресс, Лит.ра, 1992

24. Левицкая Т.Р., Фитерман А.М. Пособие по переводу с английского языка на русский. - М., 1973.

25. Лингвистический энциклопедический словарь – «Советская энциклопедия», 1990.

26. Ж.-Ф. Лиотар «Состояние постмодерна» - СПб., 1998.

27. Люксембург А. М., Рахимкуло-ва Г. Ф. Магистр игры Вивиан Ван Бок: (Игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура) - Ростов н/Д, 1996.

28. Люксембург А. М. Отражения отражений. Творчество Владимира Набокова в зеркале литературной критики - Ростов н/Д, 2004.

29. Максимов В. И. Словарь перестройки - СПб, 1992.

30. Матузкова Е.П., Шеховцева М.Д., Фролов А.А. Перераспределение границ предложения и СФЕ в переводе./Контрастивное исследование оригинала и перевода художественного текста. - Одесса, 1986.

31. Мельников Н. Заводной Энтони Берджесс - Новый мир, 2003.

32. Мельников Н. Необыкновенные приключения британца в России : о романе Берджесс Э. «Клюква для медведей» -М: Знамя, 2003

Мешков О.Д. Словообразование современного английского языка – М., Наука, 1976.

33. Мизецкая В.Я. Некоторые особенности перевода англоязычного драматургического текста на русский язык./Контрастивное исследование оригинала и перевода художественного текста. – О., 1986.

34. Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. - М.: Воениздат, 1980.

35. Муравьев В.С. Энтони Берджесс: мифы и апокрифы / Диапазон. - М., 1991.

36. Намитокова Р.Ю. Авторские неологизмы: словообразовательный аспект – Ростов н/Д., 1986.

37. Налимов В. В. Природа бессознательного – 1978.

38. Нешумаев И.В. Синтаксические трансформации при переводе английского текста на русский язык./Лингвистические и методические проблемы русского языка как неродного: Текст: структура и анализ. - М., 1991.

39. Николаева Е., Несколько вступительных слов. Поэтика перевода – М., 1998.

40. Оболенская Ю.Л. "Художественный перевод и межкультурная коммуникация", - М: Высшая школа, 2006.

41. Окс М.В. Вымышленный сленг "надцать" в романе Э.Берджесса "Заводной апельсин" / Игровая поэтика. - Ростов н/Д., 2006.

42. Ольшанская Н.Л., Балаян Н.М. Синтаксис авторской речи в оригинале и в переводе./Контрастивное исследование оригинала и перевода художественного текста. – Одесса, 1986.

43. Перцова Н.Н Словарь неологизмов Велимира Хлебникова – М., 1995.

44. Рахимкулова Г. Ф. Олакрез Нарцисса. Проза Владимира Набокова в зеркале языковой игры - Ростов н/Д, 2003.

45. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык. - М., 2002.

46. Ревзин И.И., Розенцвейг В.Ю. Основы общего и машинного перевода - М., Высшая школа 1964

47. Рецкер Я.И. - Пособие по переводу с англ языка на русский язык - Просвещение., 1982.

48. Романова Р.Н. Меломан : (музыкальное в романе Э. Берджесса "Заводной апельсин") / Синтез в русской и мировой художественной культуре. - М., 2003

49. Рузавин Г.И. Философские проблемы оснований математики – М., Наука, 1983.

50. Самарин У. – М., 1969.

51. Саруханян А. П. Английская литература - М., 1987.

52. Субаева Р. Х. Универсальные проблемы человечества / Лит. обозрение. - 1993. - № 5. - Рец. на кн.: Берджесс Э. Механический апельсин. Трепет намерения: Романы / пер. с англ. В. Бошняка, А. Смолянского. - М. : Пресса, 1992.

53. Судзиловский F. Л. Сленг - что это такое? Англо-русский словарь военного сленга. - М., 1973.

54. Скляревская Г.Н. Языковые изменения. - СПб., Фолио-Пресс 1998

55. Скребнев Ю. М. Основы стилистики английского языка - М., 2000.

56. Солодуб Ю. П. Альбрехт Ф. Б. Кузнецов А.Ю. "Теория и практика художественного перевода", - Академия, 2005

57. Теленкова М.А. "Современный русский язык".– М., Межд. Отн., 1995.

58. Хабибуллина Л.Ф. Английская литература ХХ века о России : на материале романов Э. Берджесса 60-х годов - Рус. словесность. 2006.

59. Хабибуллина Л.Ф. Антиутопия в творчестве Энтони Берджесса : автореф. дис. ... канд. филол. наук - Н. Новгород, 1994.

60. Харитончик З.А. Лексикология английского языка. - Минск, 1992

61. Хуснулина Р.Р. Английский роман XX века и "Преступление и наказание" Ф.М. Достоевского: Очерки о прозе О. Уайльда, В. Вульф, С. Моэма, Б. Хопкинса, Э. Берджесса, Дж. Фаулза / Р.Р. Хуснулина ; дис. ... канд. филол. наук - Казань, 1998.

62. Циглер Е. М. Литературные заимствования в постмодернистской прозе Великобритании: Дж. Фаулз, Э. Бёрджесс, А, Картер, A.C. Байатт. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Минск. 1999.

63. Чуковский К. И. Высокое искусство - М., 1961.

64. Aggeler G. Mr Enderby and Mr Burgess / Malahat Review. - X. April. 1969.

65. Aggeler G. The Comic Art of AnthonyBurgess /Arizone Quarterly. - XXV. Autumn. 1969

66. Aggeler G. Anthony Burgess: The Artist as Novelist. - Alabama Univ. Press, 1979.

67. Burgess A Letter from England//The Hudson Review. XX. - 1967.

68. Burgess Rugh R. The Mouse: Its Reproduction and Development - Minneapolis, 1968.

69. Burgess Historical documentary – 1970.

70. Burgess «Listener» - 1971.

71. Burgess A. You've Had Your Time, being the second part of the confession of Anthony Burgess. London: Heinemann, - 1990.

72. Burgess A. A Mouthful of Air: Language and Languages, Especially English. London: Hutchinson, - 1992.

73. Burgess A. A Clockwork Orange. Harmondsworth: Penguin, - 2000.

74. Coale S. Anthony Burgess. New York: Frederick Ungar, - 1981.

75. Dix G. M. Anthony Burgess. London: Longman, - 1971.

76. Evans R. O. Nadsat: The Argot and Implications in Anthony Burgess' A Clockwork Orange II Journal of Modern Literature. - 1971.

77. Lewis R. Anthony Burgess. London: Faber a. Faber, - 2002.

78. Marti R. Nadsat: A Clockwork Orange in bulgarischer bersetzung / Sprache - Text - Geschihte. Festschrift fur Klans-Dieter Seemann. Minchen: Otto Sagner -1997.

79. McHale B. Postmodernist Fiction - NY, London: Methuen, 1987.

80. Navratil, Leo Kunst und Schizophrenie - ein Beitrag zur Psychologie des Gestaltens. - 1966.

81. Sherzer, J. Language and Ecology - 1974

82. Webster's Dictionary - Merrian-Webster 1993

83. Windle К. Two Russian Translations of A Clockwork Orange, or the Homecoming of Nadsat // Revue canadienne des slavistes. - 1995.

ПРИЛОЖЕНИЕ

«Надсат»	English	Перевод \ Коментарии
A
appy polly loggy	apology	Извини-и-и-те Сверх преувеличенная форма извинения.
B
baboochka	old woman	бабушка, babushka
baddiwad	bad	Плохиш Американский сленг
banda	band	банда, banda
barry place	prison	Тюряга. От слова Bars (решетка)
bedways	to bed	Ложиться в кровать.
bezoomny	mad, crazy	Безумный, bezumny
biblio	library	библиотека, biblioteka
bitva	battle	битва, bitva
blub	weep, cry	Хнык Английский сленг
Bog	God	бог, bog
boohoohoo	to cry	оооооой-оооооооой-оооооой Английский сленг
bolnoy	sick	Больной, bol'noy
bolshy	big, great	Большой, bol'shoy, bolshie
brat, bratty	brother	брат, brat
bratchny	matrimonial	Внебрачный, vnebrachny Урезанное значение
britva	razor	бритва britva
brooko	belly	брюхо bryukho
brosay, brosat	to throw	бросай, brosay, бросать
bugatties, bugatty	riches \ rich	богатый, bogaty
C
cal	crap	кал, kal
cancer	cigarette	сигарета сокращенное от cancer stick
cantora	office	контора, kontora
carman	pocket	карман, karman
chai	tea	чай, chay
chasha	cup	чашка, chashka; чаша, chasha
chasso	guard	часовой, chasovoy
cheena	woman	женщина, zhenshchina
cheest	to wash \ to clean	чистить, chistit'
chelloveck	person, man, fellow	человек, chelovek
chepooka	nonsense	чепуха, chepukha
choodessny	wonderful	чудесный, chudesny
clop	to knock	хлопать, khlopat'
cluve	beak	клюв, klyuv
collocol	bell	колокол, kolokol
crast	steal, rob, robbery	красть, krast'
creech	to shout, scream	кричать, krichat'
cutter	money	деньги от сленга Кокни bread-and-butter
D
dama	lady	дама, dama
ded, dedoochka	old man	дед, ded, дедушка, dedooshka
deng	money	деньги, den'gi
devotchka	young woman	девочка, devochka,
dobby	good	добрый, dobry
dook	trace, ghost	дух, dukh,
domy	house	дом, dom
dorogoy	dear, valuable	дорогой, dorogoy
dratsing	fighting	драться, dratsya
drencrom	drug	дренкром, Adrenochrome
droog	friend	друг, droog
dva	two	два, dva
E
eegra	game	игра, igra
eemya	name	имя, imya
eggiweg	egg	яйцо детское слово
em	mother	ма
F
forella	trout	форель, forel
G
gazetta	newspaper	газета, gazeta
glazz, glazzies	eye, eyes	глаз, glaz
gloopy	stupid	глупый, glupy
goloss	voice	голос, golos
goober	lip	губа, guba
gooly	to walk	гулять, gulyat'
gorlo	throat	горло
govoreet	speak	говорить, govorit'
grahzny	dirty	грязный, gryazny
grazzy	soiled	грязь, gryaz'
gromky	loud	громкий
groody	breast	грудь, grud'
gruppa	group	группа, gruppa
gulliver	head	голова, golova
guttiwuts	guts	кишки детское слово
H
horrorshow	good, well, excellent	хорошо, khorosho
I
interessovat	to interest	интересовать, interesovat
itty	to go	идти, idti
J
jammiwam	jam	джем детское слово
jeezny	life	жизнь, zhizn'
K
kartoffel	potatoes	картофель, kartofel
kashl	cough	кашель, kashel
keeshkas	guts	кишка, kishka
kleb	bread	хлеб, khleb
klootch	key	ключ, klyuch
knopka	button	кнопка
kopat	to dig	копать
korova	cow	корова
koshka, kot	cat, tomcat	кошка, кот
koshtoom	suit	костюм, kostyum
krovvy	blood	кровь, krov'
kupet	to buy	купить, kupit'
L
lapa	paw	лапа
lewdies	people	люди, lyudi
litso	face	лицо
lomtick	piece, bit	ломтик, lomtik
luna	moon	луна
loveted	caught	ловить, lovit'
lubbilubbing	making love	любить, lyubit'
M
malchick	boy	мальчик
malenky	little, tiny	маленький
maslo	butter	масло
merzky	filthy	мерзкий
messel	thought	мысль, mysl'
mesto	place	место
millicents	police	милиционер, militsioner
minoota	minute	минута, minuta
molodoy	young	молодой
moloko	milk	молоко
moodge	husband	муж, muzh
morder	snout	морда, morda
mozg	brain	мозг
N
nachinat	to begin	начинать, nachinat'
nadmenny	arrogant	надменный
nagoy	naked	нагой
neezhnies	underpants	нижнее бельё, nizhneye belyo
nochy	night	ночь, noch'
nogas	feet, legs	нога, noga
nozh	knife	нож
nuking	smelling	нюхать, nyukhat'
O
oddy knocky	on one's own	одинокий, odinokiy
odin	one	один
okno	window	окно
oobivat	to kill	убивать, ubivat'
ookadeet	to leave	уходить, ukhodit'
ooko	ear	ухо, ukho
oomny	brainy	умный, umny
oozhassny	terrible	ужасный, uzhasny
oozy	chain	узы
osoosh	to dry	осушать, osushat'
otchkies	eyeglasses	очки, ochki
P
pee	father	па
peet	to drink	пить pit'
pishcha	food	пища, pishcha
platch	to cry	плач, plach
platties	clothes	платье, platye
pletcho	shoulder	плечо, plecho
plenny	prisoner	пленный, plenny
plesk	splash	плеск
plott	body	плоть, plot'
podooshka	pillow	подушка, podushka
pol	sex	пол
polezny	useful	полезный
pony	to understand	понимать, ponimat'
poogly	frightened	пугливый, puglivy
pooshka	gun	пушка, pushka
prestoopnik	criminal	преступник, prestupnik
pretty-polly	money	деньги Американский сленг
privodeet	to lead somewhere	приводить, privodit'
prod	to produce	продукция, produktsiya
ptitsa	girl	птица, ptitsa
pyahnitsa	drunk	пьяница, pyanitsa
R
rabbit	work	работа, rabota
radosty	joy	радость, radost
raskazz	story	рассказ, rasskaz
rassoodock	mind	рассудок, rassudok
raz	time	раз
razdraz annoy	раздражать	razdrazhat'
razrez	to rip, ripping	разрез, razrez
rookerful	handful	рука, ruka
rookers	arms, hands	руки, ruki
rot	mouth	рот
rozz	policeman	мент от Кокни «rozzer»
S
sabog	shoe	сапог, sapog
sakar	sugar	сахар, sakhar
scoteena	beast, cow	скотина, skotina
shaika	gang	шайка, shayka
sharries	buttocks	шары, shary
shest	barrier	шест
shiyah	neck	шея, sheya
shlem	helmet	шлем
shlapa	hat	шляпа, shlyapa
shoom	noise	шум, shum
shoot	fool	шут, shut
shvat	take	схватить, skhvatit
skazat	to say	сказать, skazat'
skorry	quick, quickly	скорый skory
skvat	to grab	схватить, skhvatit
sladkvat	sweetest	сладкий, sladkiy
sladky	sweet	сладкий, sladkiy
sloochat	to happen	случаться, sluchatsya
slovo	word	слово
smeck	laugh	смех, smekh
smot	to look	смотреть, smotret'
sneety	dream	сниться, snitsya
sobirat	to pick up	собирать, sobirat'
soomka	old woman	кашелка
sooka	whore	сука, sooka
soviet	advice, order	совет, soviet
spat, spatchka	to sleep	спать, spat'
spoogy	terrified	испуганный, ispuganny
starry	ancient, old	старый, stary
strack	horror	страх, strakh
Staja	cell, State Jail	Государственная тюрьма State+Jail
T
tally	waist	талия, taliya
tass	cup	чаша
tolchock	push, hit	толчок
toofles	slippers	туфли, tufli
tree	three	три, tri
U
Underveshches	underwear	нижнее белье
V
vareet	to cook up	варить, varit'
veck	person, man	человек, chelovek
vehina	wine	вино, vino
veshch	thing	вещь, veshch'
vibraty	vibration	вибрации
viddy	see	видеть, videt'
vino	wine	вино
voloss	hair	волос, volos
von	smell	вонь
vred	to harm \ damage	вред
Y
yahma	hole	яма, yama
yahzick	tongue	язык, yazyk
yarbles, yarblockos	testicles	яблоко, yabloko
yeckate	to drive	ехать, yekhat'
Z
zammechat	remarkable	замечательно, zamechatel'no
zasnoot	sleep	заснуть, zasnut'
zheena	wife	жена, zhena
zoobies	teeth	зубы, zuby
zvonock	bellpull, doorbell	звонок, zvonok
zvook	sound	звук, zvuk