Да не оскудеет рука дающего...

Глава первая

Политика правительства в области общественного призрения и благотворительности в конце XIX - нач. XX вв.

§ 1. Вопросы общественного призрения в своде законов Российской империи.

В конце ХIX в. в России шел бурный процесс развития капиталистических отношений. Вместе с тем наблюдалась неравномерность, незавершенность развития российского капитализма, тесное переплетение старых и новых форм, сложность социальной структуры. Важным социальным фактором в пореформенной России являлось формирование промышленного пролетариата и промышленной буржуазии. Ядро пролетариата в пореформенную эпоху составляли наемные рабочие в крупных промышленных заведениях и на железнодорожном транспорте. За 60-90-е годы XIX в. численность их увеличилась с 706 тыс. до 1432 тыс. (в 2 раза). Большое значение имели и такие особенности экономики и социальных отношений в России как активное государственное вмешательство в экономику и слабое развитие частной собственности^¹.

По переписи 1897 г. городское население увеличилось в 2,5 раза (с 6,1 млн. до 16,8 млн. человек) при общем росте населения страны в 1,5 раза. Удельный вес городских жителей возрос с 8% до 13,4%. Социальная структура была представлена таким образом: 6% 0 составляли дворяне и чиновники, 1,3% - купцы, 44% - мещане, 40% - крестьяне, 8,7% - духовенство, разночинцы, военные^². Что же касается сословного положения населения России, то оно распределялось таким образом: 99,8 млн. (71%) составляли крестьяне, 13,4 млн. (10,7%) - мещане, 1,7 млн. (1,5%) - потомственные и личные дворяне, 624 тыс. (0,6%) - купцы и почетные граждане, 589 тыс. (около 0,5%) - духовенство, около 1 млн. (0,8%) - “прочие” (инородцы, деклассированные элементы, не указавшие своей сословной принадлежности)^¹. Дворянство продолжало оставаться главным привилегированным сословием.

Внутренняя политика самодержавия в 80-90-е гг. характеризовалась противоречивостью. Общее направление ее выражалось в откате к реакции путем “пересмотра” и “исправления” реформ 60-70-х годов. Самодержавию удалось провести серию контрреформ в сословном вопросе в области просвещения и печати, в сфере местно управления. Главная его задача заключалась в том, чтобы укрепить свою социальную опору - дворянство, позиции которого были заметно ослаблены в силу объективных процессов социально-экономического развития России. Однако это был временный откат к политической реакции. Само правительство не могло не считаться с новыми веяниями и наряду с контрреформами оно принимало меры, направленные на развитие экономики страны.

Социальная политика в конце XIX - нач. ХХ в. не претерпела каких-либо принципиальных изменений по сравнению с предшествовавшим периодом. Она оставалась консервативной по своему характеру, была направлена на сохранение и укрепление той социальной структуры общества, которая, по мнению правящих верхов, всего более способствовала стабильности и порядку. Для царя и его окружения Россия виделась страной главным образом двух сословий - дворянства и крестьянства.

Накладывало свой отпечаток на социальную политику правительства и нарастание в стране революционного движения. Чтобы успешнее противостоять своим политическим противникам в борьбе за массы, власти стремились активизировать и распространить шире свою традиционную попечительскую политику, которая рельефно проявлялась прежде всего в создании соответствующей законодательной базы. Именно в ней нашла отражение система социальной помощи российского государства в тот период. В свою очередь она отражает форму государственного устройства в определенном историческом отрезке времени. С этим выводом одного из современных исследований истории благотворительности в России нельзя не согласиться^¹.

Созданная в России к концу XIX в. система государственно-общественного призрения, благотворительности опиралась на российское законодательство, отражавшее политику самодержавия в этом вопросе, практику взаимоотношения властей с филантропическими организациями. Наибольшее число статей, касающихся общественного призрения, было сгруппировано в т. XIII “Свода законов Российской империи”^². Отметим также важные статьи, помещенные в XIV томе и вошедшие в “Устав о предупреждении и пресечении преступлений”^³, а также в “Положении о губернских и уездных земских учреждений” (12 июня 1890 г.)^⁴ и в “Городовое Положение” (11 июня 1892 г.). По справедливому замечанию Е.Д.Максимова, постановления, касающиеся общественного призрения занимают в последних двух Положениях не более нескольких пунктов. Однако значение их велико, т.к. они определяли объем деятельности в области общественного призрения, которой занимались земства и городские учреждения^⁵.

Анализ и изучение законодательной базы российского государства конца XIX - нач. ХХ в. позволяет выявить позицию царского правительства в области общественного призрения, его отношение к общественной благотворительности в целом. В Уставе об общественном призрении четко определены функции Министерства Внутренних Дел в этом вопросе. В нем подчеркивалось, что “главное заведывание делами общественного призрения принадлежит к предметам ведомства Министерства Внутренних дел”^¹. На местах же надзор за соблюдением постановлений Устава об общественном призрении возлагался “на главных начальников губерний и областей, а равно на губернаторов и градоначальников”. Заведование общественным призрением в губерниях и уездах поручалось земским учреждениям, а в тех губерниях, где они отсутствовали - приказам общественного призрения^².

Следует отметить, что в пореформенной России продолжало существовать в основном старое административно-территориальное деление. К началу ХХ в. в России было 78 губерний, 18 областей, 4 градоначальства, 10 генерал-губернаторств^³. Главой местной администрации оставался губернатор, официально признаваемый законами “хозяином губернии”. Революционное движение и общественный подъем 60-х годов толкало правительство на усиление власти губернатора. В 1866 г. губернаторы получили право независимо от ведомства запрета собраний и закрытия органов печати^⁴. Значительное место в пореформенном местном аппарате заняли земские и городские организации самоуправления, всесословные представительные органы, которым государство вынуждено было передать некоторые второстепенные местные административные и хозяйственные функции.

По реформе 1 января 1864 г. земства учреждались для руководства строительством и управлением местных больниц, школ, дорог, благотворительных заведений, для заведования продовольственным делом, организаций поземельного кредита, для пропаганды агрономических знаний, организации земской статистики и т.п.^⁵.

Положение о земских учреждениях 1890 г. явилось земской контрреформой. Оно усилило дворянский элемент в земстве^⁶. Председатель и члены земских управ были приравнены к чиновникам, усилился и надзор за земством. Губернатор осуществлял надзор не только “за законностью”, но и за “целесообразностью” действий земств. В помощь ему было создано состоящее в основном из чиновников учреждение - губернское по земским делам присутствие. С 1892 г. - общее для земских и городских органов “самоуправление” - губернское по земским и городским делам присутствие.

На созданные по Положению 12 июля 1870 г. городские органы “самоуправления” (городские думы и управы) возлагались административные и хозяйственные задачи. Попечительству городских дум и управ подлежали вопросы благоустройства города (транспорт, освещение, отопление, канализация, водопровод, а также заведование школьным, медицинским и благотворительным делом, торговлей, кредитом и т.п.). Городской голова возглавлял и думу, и управу, координируя работу этих учреждений^¹. Городовое положение 11 июня 1892 г. явилось городской контрреформой. Оно заменило для избирателей налоговый ценз имущественным с целью отстранить мелкую и среднюю буржуазию от управления. Избирательные права получили только те жители города, которые имели недвижимое имущество, оцененное особой оценочной комиссией на сумму не менее 3000 руб. (в столицах), в губернских городах - 1000-1500 руб., в уездных - 300 руб. Значительно возрос надзор за органами “самоуправления”. Вместе с тем Городовое Положение 1892 г. предусматривало попечение о призрении бедных и о прекращении нищенства; устройство благотворительных и лечебных заведений и заведование ими на одинаковых с земскими учреждениями основаниях, участие в мероприятиях по охранению народного здравия, развитие средств врачебной помощи городскому населению, попечение о развитии средств народного образования и установленные законом участие в заведовании учебными заведениями, попечение об устройстве общественных библиотек, музеев, театров и других подобного рода общественных учреждений^¹. Правительство распространяло земское и “городское” самоуправление” на отдельные местности медленно и неохотно. Даже к началу ХХ в. многие окраины России не имели^² ни земств, ни городских самоуправлений. Безусловно, это оказывало свое влияние и на систему общественного призрения, которая в губерниях, где отсутствовало земство и самоуправление, развивалась не столь эффективно.

В Уставе указывалось, что губернские и уездные земские учреждения по делам общественного призрения должны действовать “в том составе и тем порядком, какие определены Положением о земских учреждениях; правилами этого же Положения определяется отчетность и ответственность сих учреждений по вышеозначенным делам”^³. Четко обозначена суть управления общественным призрением, определены две цели: 1) ведение дел по управлению благотворительными капиталами и имуществом; 2) ведение дела, собственно к призрению относящиеся. Содержание этой деятельности составляло создание и управление богоугодными и общественными заведениями - сиротскими и воспитательными домами, больницами, домами для призрения умалишенных, богадельнями и работными домами ”для прокормления неимущих работой”.

Земские учреждения и городские управления на равных началах должны были осуществлять попечение о призрении бедных, заботиться о прекращении нищенства в городах, устраивать в них благотворительные и лечебные учреждения. К недвижимому имуществу учреждений общественного призрения относились разные здания, фабрики, заводы, хозяйственные заведения и земли, учрежденные под их ведением богоугодные заведения, пожалованные от правительства и от частных лиц или самими ими устроенными. Это недвижимое имущество могло быть отдано в наем, “в оброчное содержание” “для увеличения дохода”. Капиталы общественного призрения, выраженные в билетах комиссии погашения государственных долгов, а также в облигациях главного общества железных дорог, по Уставу, составляли неприкосновенный фонд общественного призрения. Проценты с этих капиталов могли быть использованы только на благотворительные цели и на содержание земских богоугодных заведений. В другие ценные, процентные бумаги эти капиталы могли быть обращены только с высочайшего разрешения через Министерство Внутренних Дел^¹.

Специально оговаривалось, что в случае, если от массы земских средств появятся остатки, то они могут быть использованы на богоугодные заведения только по постановлению губернского земского собрания. Как видим, Уставом предусматривалась жесткая регламентация управлением учреждениями общественного призрения, их капиталами. Капиталы, направляемые на нужды общественного призрения, пополнялись за счет пособий, получаемых от городов и казны, за счет подаяний и пожертвований, завещаний в пользу заведений общественного призрения, штрафных денег, различного рода хозяйственных и случайных доходов. Причем в Указе подчеркивалось, что города должны в обязательном порядке выделять средства на благотворительные цели в соответствии с существовавшим законодательством. Распределение пособий от казны на цели общественного призрения осуществлялось только централизованным порядком по распоряжению Министра внутренних дел.

Положения Свода законов по вопросам общественного призрения свидетельствуют о том, что правительство поощряло пожертвования в пользу благотворительных учреждений. Об этом свидетельствует специальный пункт (20) “О подаяниях, пожертвованиях и завещаниях в пользу заведений призрения”. Согласно ему учреждениям общественного призрения разрешалось принимать подаяния, причем двоякого рода: 1) для нищих и убогих и 2) для богоугодных заведений. Подаяния собирались путем кружечного сбора и контроль по сбору пожертвований осуществлялся губернатором и губернскими земскими управами. Законом предусматривалась и строгая отчетность по сбору денег. При этом обращалось внимание на нравственный аспект частных пожертвований. “При пожертвовании от частных людей должно обращать внимание, - говорилось в Уставе, - на поведение и прежний образ жизни лица приносящего, не был ли и не состоит ли под судом и следствием”^¹. Запрещалось принимать пожертвования от “порочных” людей, пытавшихся “прикрыть” прежние свои поступки и получить награду от правительства. Приказы общественного призрения в таких случаях были обязаны обращаться за разрешением в Министерство Внутренних дел и сообщать туда сведения о лице, подающем пожертвование. Таким образом, здесь ясно просматривается дифференцированный подход к вопросам частной благотворительности.

Обращает на себя внимание и ориентация на гласность и открытость в деле частной благотворительности. Так, например, земские учреждения, принимая пожертвования от частных лиц на цели общественного призрения, обязаны были публиковать информацию о таких пожертвованиях в специальных ведомостях.

В Уставе дан очень подробный перечень тех конкретных условий, при которых предусматривалось взыскание штрафных и пенных денег на благотворительные цели, получения так называемых хозяйственных и случайных доходов. В пункте 44 указывалось: “К хозяйственным доходам , на общественное призрение предназначенным, принадлежат деньги, поступающие: 1) за призрение и содержание в заведениях общественного призрения имущих людей, нижних чинов военных и других ведомств; 2) от учрежденных при сих заведениях аптек; 3) от фабрик, заводов и других хозяйственных заведений; 4) от работного дома за производимые содержащимися в оном людьми работы и изделия; 5) за отпуски свыше определенного времени чиновников, получающих жалованье из сумм общественного призрения^².

Что же касается случайных доходов, предназначенных на нужды общественного призрения, то здесь имелись в виду так называемые апелляционные суммы, пошлины, деньги, полученные от продажи имения, оставшегося в качестве погашения долгов умершего и т.п. При этом подчеркивалось, что денежные средства должны использоваться строго по назначению и что условия и размеры денежных пособий устанавливались земским собранием на основе соизмеримости доходов и расходов. Как отмечалось в Уставе, благотворительные заведения не должны увлекаться “великолепием и излишествами”, т.е. высказывалась мысль о скромности и достаточности в расходах, об ограничении ненужных расходов. Сметы на потребности общественного призрения должны быть составлены земскими учреждениями и утверждены на тех же основаниях, что и общая земская смета. В соответствии с общими правилами Положения о земских учреждениях (1864 г.) должно было осуществляться приобретение, отчуждение имущества, строительство и ремонт зданий и т.д.

Законом регламентировалось и само учреждение приказов общественного призрения их состав в тех губерниях, где не было земств. Оно осуществлялось под председательством губернатора. Определялся и социальный состав, сословное представительство в приказах - по одному от каждого сословия, а именно от дворянства, губернского городского общества и поселян^¹. В состав приказов входили и надзиратели богоугодных заведений, и губернские врачебные инспекторы, принимавшие участие в обсуждении вопросов о благоустройстве больниц, находившихся в ведении приказов. Члены приказов увольнялись Министерством Внутренних Дел, штаты приказов формировались в соответствии с его распоряжениями. Весьма подробно расписан и порядок производства дел в приказах. Власть приказа распространялась только на определенную губернию, где он учрежден и “приказ не входит ни в какие дела, другим местам порученным”. Все вопросы должны были рассматриваться коллегиально. По Уставу ограничивались полномочия и права губернаторов, которые не могли распоряжаться в приказах “давать к исполнению свои предложения”. В обязанность ему вменялось ”предлагать все на общее суждение”^¹. Вместе с тем все распоряжения по приему и увольнению людей из заведений, все дела по отчетности осуществлялись только с ведома губернатора. Централизация решения вопросов налицо. Уставом определялись и функции тех чиновников, которые приглашались для участия в работе приказов, в частности медицинских работников. Они имели право присутствовать при рассмотрении только тех вопросов, “кои относятся до устройства заведений и до продовольствия, лечения, приема и выпуска призреваемых в оных людей”. В обязанности дворянских предводителей и городских голов, входивших в состав приказов, включалось информирование ими о положении дел на местах. Они обязаны были также “представлять приказу о всем том, что к пользе тех мест признают нужным”. О централизованном характере управления приказами свидетельствует и положение (98), по которому Министерство Внутренних Дел по согласованию с Министерством финансов и Государственным Контролером представлялось право давать предписания, указания по вопросам, связанным с приходно-расходными сметами. Специальное положение (100) раскрывало подчиненность приказов общественного призрения. В нем говорилось: “Приказы с принадлежащими к ним заведениями подчиняются Правительствующему Сенату и Министерству Внутренних Дел”^². В обязанности приказов входило принимать указы от Императорского Величества и Сената, исполнять распоряжения Министерства и предложения губернатора. Здесь же отмечалось, что приказы “никому иному не подает и не посылает рапортов”^³. Приказы имели право обращаться в городскую и уездную полицию с различными предложениями и получать в ответ уведомления.

Ответственность за деятельность приказов возлагалась на губернатора, поскольку он “главнейше участвовал во всех предметах”. Именно губернатор обязан был следить за соблюдением законности, за выполнением приказом правил и предписаний высшего начальства. Ответственность же за отчетную документацию, ее своевременное оформление несли все члены приказа, “составляющие присутствие оного”, а равно и бухгалтер, обязанный составлять отчет. Медицинские чиновники, присутствовавшие в приказах временно, от такой ответственности освобождались^¹.

В Уставе определена классификация заведений общественного призрения: сиротские и воспитательные дома, больницы и дома для умалишенных, богадельни, работные дома. Поощряя частную благотворительность, Устав очень четко высказал жесткую, вполне определенную позицию правительства по этому вопросу. “Частным людям, обществам, городам и селениям не возбораняется (подч. автором) учреждать от себя благотворительные заведения или к учрежденным уже что-либо прибавлять с тем, однако же, чтобы то и другое сходствовало с общими на сей предмет постановлениями, правилами”. Частные благотворительные учреждения открывались только по разрешению правительства (Полож. 175). “Предложения частных людей об устроении благотворительных заведений, - говорилось в Уставе, - проводятся в действие местным начальством или ими самими не иначе как с дозволения правительства”^² (подч. автором). Как видим, правительство держало под контролем частную инициативу по вопросам общественного призрения и благотворительности.

Управление заведениями общественного призрения по закону возлагалось на губернские и уездные земские учреждения (Полож. 176). В примечании, однако, сделана оговорка о том, что в местностях, в которых не введены земские учреждения, управление заведениями принадлежит приказам общественного призрения или заменяющим их установлениям. Значительное внимание в Уставе уделялось вопросам медицинского обслуживания беднейших слоев населения. Большие обязанности в этом вопросе возлагались на земства. Земские учреждения имели право приглашать на свои заседания, совещания с правом голоса губернских врачебных инспекторов по делам о благоустройстве заведений общественного призрения при обсуждении вопросов, касающихся лечебной части (Полож. 177). Ростки демократизма просматриваются и в положении о попечителях земских больниц, избиравшихся земскими губернскими собраниями в губернских центрах и соответственно уездными земскими собраниями в уездах (Полож. 178). Земским управам принадлежало право назначать и избирать медиков, смотрителей и экономов - служителей в заведениях общественного призрения. Заведование городскими больницами, содержащимися на счет городских доходов, предоставлялось городским общественным управлениям на одинаковых с земскими учреждениями основаниях^¹.

В введении приказов общественного призрения находились больницы для содержания и лечения больных обоего пола. Больницы подчинялись Медицинскому Департаменту Министерства Внутренних Дел. Местный надзор над больницами возлагался на губернские врачебные управления. Инспекторы врачебных управлений обязаны были несколько раз в год “обозревать больничные заведения”, т.е. проверять и контролировать их деятельность. Инспекторы имели право также вникать не только непосредственно в медицинские, врачебные вопросы, но и в хозяйственные проблемы, от решения которых также зависело состояние здоровья призреваемых. Для управления больницами и решения лечебных, хозяйственных вопросов предусматривался штат смотрителей, надзирателей, разных приставников и служителей, а также медиков и фельдшеров.

В больнице общественного призрения принимались бесплатно бедные и неимущие люди всякого звания (подч. автором). В положении (199) оговаривалось, что имущие больные также имели право на лечение в этих больницах, но только в том случае, если там имелись свободные места и за умеренную плату. Плату за лечение неимущих должны были вносить те ведомства и общества, к которым они принадлежали^¹. В особых случаях, например, во время холерных эпидемий, все заболевшие принимались в эти больницы бесплатно. В Уставе дан очень подробный перечень лиц, имевших право бесплатно лечиться в больницах общественного призрения: 1) состоящие на службе чиновники и канцелярские служители, получавшие не свыше 300 руб. в год и не имевшие других средств к жизни. К этой же категории относились чиновники и канцелярские служители, пользовавшиеся пенсией в таком же размере и также не имевшие других средств к жизни; 2) отставные нижние служители казенных ведомств; 3) мещане, не имеющие недвижимой собственности в том городе, где учреждена больница, равно мещане, иногородние; 4) местные купцы и мещане, имеющие недвижимую собственность, если в пользу этих больниц поступали денежные от них сборы, а именно не из городских доходов, а собственно от купеческих и мещанских обществ; 5) люди других состояний, кои, получая незначительное содержание от службы или своих промыслов и обремененные пропитанием больших семейств. В последнем случае закон предполагал снисхождение к этим лицам и уважение к их положению. Больницам общественного призрения вменялось в обязанность лечение таких больных^². Такой дифференцированный подход к лечению больных свидетельствовал, на наш взгляд, о гибкости социальной политики правительства, о стремлении законодательно закрепить права отдельных сословий на общественное призрение.

В больницах общественного призрения допускалось амбулаторное лечение. Законом предусматривалось право на такое лечение для лиц, несущих службу в военно-сухопутном и военно-морском ведомствах и для членов их семей. Причем эти льготы распространялись не только на лиц с низшим воинским званием, но и на генералов, адмиралов, офицеров, состоявших на действительной воинской службе. Чиновники, духовные лица различных вероисповеданий, находившиеся на службе в управлениях и заведениях военного ведомства, все чины запаса, медицинские служащие, сестры милосердия, воспитанники военных учебных заведений, студенты императорской военно-медицинской академии также были включены в перечень лиц, на которых распространялись льготы. Особым образом были отмечены права на бесплатное лечение отставных, числящихся в запасе раненых и увечных чинов, имевших соответствующие удостоверения.

За лечением больных, относящихся к военному ведомству, должен был осуществляться контроль. В положении 224 отмечалась необходимость строгого соблюдения медицинского обеспечения снабжения медикаментами воинских чинов. “Ни под каким видом” не разрешалось использовать эти медицинские средства, предназначенные для военных чинов, на нужды гражданских лиц, находящихся в больнице. Контроль за этим должны были осуществлять губернские врачебные управления. Как видим, военные чины пользовались особыми привилегиями в медицинском обслуживании.

Помимо вышеуказанной категории лиц получать лечение в больницах общественного призрения могли нижние чины таможенного ведомства, служащие полицейских команд и гражданских ведомств. В особую группу были выделены арестанты и лица, находящиеся под надзором полиции, не имеющие собственных средств содержания, а также ссыльно-поселенцы Восточной Сибири на основании Устава о ссыльных. По определенным правилам осуществлялось лечение чиновников таможенного и почтового ведомств. При этом на медикаменты предусматривалась плата 3 коп. в день на человека. Особые правила были выработаны и в отношении арестантов. В местностях, где не было приказов общественного призрения, земских учреждений, тюремные комитеты и отделения получали из казны определенную плату за лечение в тюремных больницах “в размере действительной необходимости” и “не свыше нормы, установляемой для военных госпиталей”^¹.

Законом предусматривалась строгая документальная отчетность по лечению больных. Так, например, Устав предусматривал по истечение каждого года Министерству Внутренних дел собирать сведения по губерниям, а затем составлять сводную общую таблицу расходов с тем, чтобы по этой таблице в следующем году была произведена плата. В связи с такой постановкой дела все заведения общественного призрения обязаны были по определенной форме делать соответствующие расчеты расходов на каждого больного. Обращает на себя внимание подробное, детальное изложение всех возможных обстоятельств оплаты за лечение, которые нашли отражение в специально сформулированных правилах. Эти правила предусматривали сдачу в наем помещений для больниц, снабжение их медикаментами, перевязочными материалами и т.п.

Неизлечимо больные, не имевшие крова, прокормления, призревались в специальных домах. Такие дома создавались, в частности, для умалишенных, которые содержались в соответствии с разработанными инструкциями. При учреждении заведений для таких больных в целях безопасности должен быть избран отдельный дом, “довольно пространный и кругом крепкий, дабы никто из содержимых не мог убежать”. В положении по поводу призрения и лечения этой категории лиц особое внимание уделялось нравственному аспекту. Персонал должен быть в таких домах пристойным, добросердечным, твердым и исправным. Неимущие умалишенные принимались на лечение бесплатно, а имущие - за умеренную плату. “Приставники и прислуга должны обходиться с больными человеколюбиво”, - говорилось в Уставе^¹.

Для подготовки специальных медицинских кадров - фельдшеров - при крупных больницах общественного призрения создавались фельдшерские школы. В Уставе по этому поводу четко определена цель создания этих школ - “для удобнейшего снабжения гражданских общественных и частных больниц и других заведений с ведущими в сем деле людьми” (Полож. 267)^². Учебными вопросами в них занимался старший врач больницы, а хозяйственными - смотритель больницы. Они, в свою очередь, подчинялись губернской земской управе. Надзор за воспитанниками осуществлялся одним из врачей, что также утверждалось губернской земской управой. Финансирование фельдшерских школ осуществлялось земством. Земская управа выделяла на эти цели определенную сумму средств (по земской смете). Губернская земская управа определяла и число учеников в школе, что зависело от имеющихся финансов и потребности в определенном количестве фельдшеров. Прием и отчисление из фельдшерской школы осуществляла земская управа. Обучение было, как правило, на бесплатной основе, хотя принимались ученики и на платных началах. Порядок приема, определение учебных предметов, их объем и распределение, назначение, преподавателей определялись особыми Уставами, утвержденными Министром внутренних дел. После окончания фельдшерской школы ученики подвергались экзаменам в присутствии членов губернской земской управы и членов губернских врачебных управлений. Выпускники получали аттестаты и назначения. Они обязаны были прослужить определенное время по распределению земских управ (Полож. 278).

В законодательных актах отражена и политика правительства в отношении детского призрения. Один из разделов Устава называется “О сиротских домах и о домах воспитательных”^¹. В качестве приложения к нему помещено “Положение о сиротских домах”^².

В Уставе отмечается, что сиротские дома относятся к разряду благотворительных заведений и находятся в ведении приказов общественного призрения. Целью их являлось призрение детей-сирот от 7 до 11 лет включительно. Социальный состав принимаемых детей был неоднородным. В дома принимались сироты обоего пола из детей купцов, мещан, цеховых и людей других состояний, оставшихся после смерти родителей в положении, требующем призрения. Принимались также сироты из среды чиновников и канцелярских служащих, которые пользовались определенными привилегиями. Ответственность за прием возлагался на городского голову той губернии, где учреждалось заведение. Городской голова был обязан собрать необходимые сведения о сиротах, об их имущественном положении, об их семьях, родственниках, состоянии здоровья и др. Земская управа или приказ общественного призрения на основе полученных от городского головы сведений принимал специальное постановление о приеме.

Дети чиновников и канцелярских служащих принимались в сиротские дома по разрешению губернатора. При этом составлялись специальные списки таких детей к 1 июля, в которых указывались сведения о службе отца, происхождении сироты, его возрасте, состоянии здоровья, имущественном состоянии. Эти списки передавались земским управам и приказам общественного призрения^¹. Так, совместными усилиями городских властей, земства решались организационные вопросы детского призрения на местах.

Дети-сироты обучались по программе приходских училищ. Они изучали Закон Божий, краткий катехизис и священную историю, обучались чтению по книгам церковной и гражданской печати, чистописанию, четырем первым действиям арифметики. Преподавание осуществлялось учителями гимназий или лицами, имеющими на это право. Закон Божий преподавал священник. Преподавание разрешалось только по согласованию с земской управой или приказом общественного призрения. Экзамены в училище проводились публично в присутствии губернатора, губернского предводителя дворянства, городского головы, членов земской управы или приказа общественного призрения, директора училища, а также лиц, которые приглашались губернатором^².

Большое внимание уделялось нравственному воспитанию детей. Непосредственный надзор за поведением сирот в классах возлагался на учителей. Они должны были воспитывать у детей любовь к порядку, правила кротости, повиновение начальству и пр., руководствуясь при этом соображениями, что “первые начала доброй нравственности, полученные в юности, могут содействовать устройству будущей участи воспитанников в обществе”^¹.Все сироты, призреваемые в сиротских домах до 12 лет, затем в соответствии со своим социальным происхождением, полом, способностями и склонностями распределялись в казенные или частные заведения для дальнейшего образования. Причем сироты “благородного происхождения (подч. автором) не могли быть помещены в такие заведения, которые могли быть приличны детям иных состояний”^². Льготами пользовались дети чиновников при получении образования. Воспитанники сиротских домов по окончании гимназий могли поступать в университеты.

Количество призреваемых сирот зависело от выделяемых финансовых средств и штатов заведений, утверждаемых Министром Внутренних Дел. В сиротских домах могли содержаться и пансионеры обоего пола всех сословий. Дети содержались за счет обществ, к которым принадлежали их родители, родственников, благотворителей и т.п. Уставом предусматривалось наличие в сиротских домах почетных попечителей. Право быть почетным попечителем предоставлялось тем благотворителям, которые сделали сиротским домам значительные приношения. Им предоставлялась возможность участвовать в совещаниях об устройстве участи сирот. Они могли выступать со своими предложениями об улучшении управления домами, содержании сирот. Как видим, и в этом случае правительство поощряло частную благотворительность.

Были разработаны специальные положения еще об одном типе детских учреждений - воспитательных домах^³. Они создавались для незаконнорожденных младенцев и находились под ведением приказов общественного призрения. Однако закон разрешал функционирование лишь ранее созданных воспитательных домов, куда помещались дети, нуждавшиеся в призрении в исключительно “уважительных и неизбежных случаях”. Учреждение новых домов, отмечалось в законе, ввиду неудобств их существования в губерниях “не дозволяется”.

Одним из типов учреждений призрения неимущих (взрослых) являлись богадельни^¹. Создавались они в удобных местах в зависимости от количества лиц, нуждавшихся в призрении. Законом предусматривалось создание в богадельнях атмосферы “благочиния и добронравия”. Не допускалось нарушение нравственных норм поведения. Социальный состав их был разнообразным. В богадельни принимались увечные, престарелые, не имевшие пропитания лица всех состояний (Полож. 283). Среди категории лиц, направляемых в богадельни, выделялись бродяги, “кои по свидетельству местного начальства и врачебного управления найдены будут вовсе неспособными к следованию в Сибирь” (Полож. 284), исключенные за “пороки из духовного ведомства, которые по старости и увечью не могут заниматься земледельческим трудом”(их преполагалось привлекать к легким работам). В богадельни принимались также нищие из разночинцев, “не принадлежащие ни к каким обществам и не имеющие родственников”, впавшие в убожество от несчастных обстоятельств, сиротства, старости или дряхлости и когда по состоянию здоровья и сил своих не могут трудами снискать пропитание”^²

Закон предусматривал также помещение в богадельни и женщин с грудными младенцами, которых за бродяжничество ссылали в Сибирь. Они обеспечивались продовольствием, одеждой.

Определенные льготы устанавливались для лиц, имевших ранее духовное звание (дьячки, пономари, псаломщики) и церковнослужители (певчие, звонари и сторожа). Лишенные “духовного звания” за пороки”, неспособные “к крестьянским работам” и другим работам, они могли быть отданы на благонадежное поручительство родственников и людей посторонних”. Однако они не имели права отлучаться из города и находились под надзором местной полиции. В богадельни принимались лица, отсылаемые под надзор полиции, а также не способные к продолжению военной службы, ссыльно-поселенцы и каторжане (Полож. 289-290).

В законодательных актах имеются положения о работных домах (Полож. 291-298). Цель их обозначена так: “Работные дома учреждаются на тот конец, чтобы неимущим доставить прокормление собственно работою”^¹ Таким образом, помимо финансовой стороны, которая должна обеспечиваться самими призреваемыми, в основу их содержания был положен принцип трудового воспитания. Законом четко обозначались категории лиц, принимаемых в работные дома,: 1) люди обоего пола совершенно убогие, “кои работать могут и сами туда приходят”; 2) не имеющие пристанище, “кои присылаются на время или навсегда по распоряжению местного начальства”; 3) присылаемые по распоряжению местной полиции праздношатающиеся и пойманные в прошении милостыни люди, могущие прокормиться работою” (Полож. 295). Содержащие в работных домах обеспечивались работой, а также пищей, кровлей, одеждой или деньгами. Эти дома находились под надзором смотрителей “из числа добросовестных и порядочных людей”. Особым образом отмечалась необходимость создания в домах обстановки добронравия, способной предупредить всякое злоупотребление и соблазны.

На особых основаниях управлялись в Российском государстве некоторые благотворительные учреждения: к первой группе относились благотворительные заведения, состоящие под непосредственным покровительством Императора и членов Императорского Дома (Учреждения и Уставы этих заведений составлялись особым образом); ко второй категории заведений относились комитеты, общества и благотворительные кассы, которыми заведовало Министерство Внутренних Дел; к третьей группе относились благотворительные заведения Императорского Человеколюбивого общества и к четвертой категории - духовные и некоторые другие ведомства попечительства о бедных^².

Специальный раздел Свода законов посвящен Императорскому Человеколюбивому обществу. Обозначена его цель: “доставление бедным вспоможения всякого р ода не только в столице, но по возможности и в других городах империи” (Полож. 447)^¹. Как видим, законом предусматривалось оказание помощи со стороны этого общества в различных регионах, губерниях страны. В его обязанности входило призрение дряхлых, увечных, неизлечимых и вообще к работам неспособных, воспитание сирот и детей бедных родителей, а также предоставление неимущим, но способным работать, необходимых материалов для труда с последующей реализацией изделий в пользу неимущих. Управление сословиями и заведениями вверялось Совету Общества, который избирался общим собранием и утверждался Императором^². Совет имел свою печать с Императорским гербом. Ему принадлежали большие полномочия по формированию составов комитетов заведений общества, их финансированию, распоряжению поступающими пожертвованиями и т.п. Каждый член Совета имел право посещать страждущих бедных и заключенных, где бы они не находились (Полож. 470). Законом предусматривался определенный порядок ведения дел, отчетность всех заведений.

В специальный раздел выделены были вопросы призрения бедных духовного звания. В качестве источников финансирования призрения этой категории населения закон предусматривал добровольные и благотворительные пожертвования, кружечные сборы, доходы от продажи свечей, кладбищенские, штрафные деньги, взыскиваемые по духовному ведомству. Причем сбор пожертвований, благотворительных приношений должен был осуществляться в условиях строгой отчетности. В каждой епархии для добровольных благотворительных приношений на призрение престарелых и больных имелась книга, которая открывалась для подписки в начале каждого года. Приношения принимались от частных лиц духовного и светского звания. Распоряжение пособиями для призрения бедных духовного звания осуществлялось специально учрежденными Попечительствами под наблюдением Епархиальных Архиереев. Эти попечительства создавались в каждой епархии отдельно от духовных консисторий. Попечительства состояли из 3-6 попечителей, избираемых из белого духовенства, а в случае необходимости из числа монашествующих. Все они должны были пользоваться общественным доверием, отличаться опытностью и человеколюбием. Попечительства находились под непосредственным ведомством местных архиереев, обязаны были составлять ежегодно отчеты и направлять их затем в хозяйственное Управление при Святейшем Синоде. Таким образом, существовала централизованная система управления.

Помощь нуждающимся оказывалась в разных формах, и это также оговаривалось законом: 1) принятие сирот на казенное содержание, в училищах; 2) определение вдов и сирот женского пола в просвирни при церквях; 3) престарелые священнослужители получали пенсии от процентов с капитала, составленного из доходов Московской Синодальной типографии (Полож. 540). Вдовы и сироты духовенства соборных и городских церквей имели преимущества и определялись в богадельни в первую очередь. Духовенство военное и морское, а также их семьи получали пенсии и единовременные пособия из государственного казначейства. Закон предусматривал помощь православному духовенству и в особых конкретных ситуациях, например, “в пожарных случаях”. При этом епархиальное начальство, рассматривая прошения в подобных вопросах должно представить Святейшему Синоду информацию и выяснить “не от вины ли самого просителя” произошел пожар, т.е. установить его причины. Учитывалось также, каково поведение просителя, каков состав его семьи, каков убыток от пожара и т.п. Пособие назначалось Синодом и соответственно направлялось на места.

Те же епархии, от которых ежегодно в доход поступало свыше 5 тыс. руб., имели право самостоятельно через попечительства оказывать помощь “в пожарных случаях”. К числу этих епархий относились, в частности Курская, Воронежская, Тамбовская, Орловская и др. Распорядок выделения пособия и отчетность по ним предполагал составление ежегодного отчета Святого Синода Императору (Полож. 563)^¹.

Закон предусматривал создание приходских попечительств при православных церквях. Они устраивались в пределах прихода для обучения детей и для благотворительных действий. Попечительства заботились о благоустройстве и благосостоянии приходской церкви. В их состав входили священнослужители, а также светские члены по решению собрания прихожан “с доведением до сведения Епархиального Архиерея”. В попечительствах, устраиваемых в сельских приходах, принимали участие в обязательном порядке волостные старшины. Председатель попечительства избирался общим собранием прихожан большинством голосов. В обязанности попечительств входила забота о нуждах приходской церкви, ремонте, содержании, забота о приходском духовенстве, об изыскании средств для учреждения в приходе школы, больницы, богадельни, приюта и других благотворительных заведений.

Источником денежных и материальных средств для приходских попечительств являлись добровольные пожертвования прихожан. Попечительства являлись общественными учреждениями и пользовались покровительством духовного и гражданского начальства. Свои дела они обязаны были вести гласно, ежегодно отчитываясь перед общим собранием прихожан. Закон предусматривал также взаимодействие их с местным губернским начальством или губернским присутствием.

В особую главу выделен в законодательстве и вопрос о призрении бедных сельских обывателей^². Причем акцент сделан на призрении этой категории лиц непосредственно самими сельскими обществами или же родственниками нуждающихся. Призрение рассматривалось как обязательная мирская повинность крестьянской общины (дана ссылка на Положение 19 февраля 1861 г. ст. 179, п. 6). Надзор за порядком в больницах, богадельнях и др. заведениях общественного призрения возлагался на сельских старост и волостных старшин. Таким образом, призрение наиболее обездоленной части российского общества - крестьянства - возлагалось законом на само крестьянство. Закон обязывал также вести борьбу с леностью и тунеядством крестьян. В нем говорилось: “О тех членах сельских обществ, кои по лености будут ходить по миру для прошения милостыни, извещается сельское начальство для поступления с ними по должности”^¹.

Рассматриваемые нами законодательные материалы по вопросам общественного призрения в России свидетельствуют о том, что правительство активно разрабатывало законодательство в этом направлении. Оно стремилось, с одной стороны, взять под контроль общественное призрение в стране, управление этими процессами (отсюда такая жесткая и детальная регламентация многих положений). С другой стороны, правительство стремилось развивать все формы и виды благотворительности и общественного призрения с тем, чтобы снять в обществе социальную напряженность, решать сложные и разнообразные социальные вопросы, касающиеся жизни различных слоев населения за привлечение дополнительных средств (благотворительных заведений и частных лиц) на нужды общественного призрения.

Материалы “Свода Законов” свидетельствуют также о том, что в России в конце XIX - нач. XX вв. была сформирована вполне определенная, разветвленная система общественного призрения и социальной помощи. Направления этой помощи были разнообразными - это и бесплатное медицинское обеспечение, и детское призрение, и забота о старости, и призрение неимущих из числа разных слоев общества и т.п. В организации ее принимали участие правительство, государственные, общественные учреждения и организации, включая благотворительные, как в центре, так и на местах. Особая роль возлагалась в этом на приказы общественного призрения, земские учреждения, духовное ведомство. Разнообразными были и учреждения, занимавшиеся общественным призрением и благотворительностью (сиротские дома, воспитательные и работные дома, богадельни). Особым образом управлялись и содержались заведения общественного призрения, находившиеся в ведении Императорского Дома, Ведомство Учреждений императрицы Марии, Министерства Внутренних дел, Императорского Человеколюбивого общества, духовного ведомства.

Однако эта система, опиравшаяся на российское законодательство, не была лишена недостатков. Своеобразным комментарием к положениям Законодательства являются публикации либерального исследователя Е.Д.Максимова, посвященные вопросам общественного призрения^¹. В них содержатся критические оценки законов по общественному призрению, обозначены направления улучшения социальной помощи. Автор, комментируя положения и законы, делает выводы о том, что “действующее законодательство об общественном призрении в очень малой мере (подч. нами) соответствует требованиям современной жизни и в настоящем виде своем служит препятствием к удовлетворению тех нужд, которые были намечены выше”^².

Он считал также своевременным и целесообразным пересмотр законодательства по общественному призрению. Полумеры или сохранение прежних оснований в распределении обязанностей по призрению только ухудшит дело, по его мнению. К числу недостатков автор относил прежде всего чрезвычайную обширность законодательства (более 1700 статей) и крайняя разбросанность почти по всем частям свода законов. Е.Д.Максимов считал, что общественное призрение возложено законодательством только по сути на приказы общественного призрения, которое тесно связано с хозяйственным управлением, с экономическими мероприятиями, с народным продовольствием, медицинской частью и др. Поэтому центральный орган, занимающийся призрением, должен заниматься и указанными вопросами. Вместе с тем, он считал, что дело только выиграет от того, как на местах (подч. нами) будут решаться эти вопросы.

Резкой критике подверг Е.Д.Максимов приказы общественного призрения, считая, что они “совершенно отжили свой век” и являются учреждениями “почти исключительно бюрократическими”. Они требуют больших ассигнований из земских источников, пользуются добровольными пожертвованиями, штрафами и другими средствами местных обществ^¹.

Критическое отношение он высказывает и к вопросу о призрении крестьян. Крестьянские общины имели в своей среде большое количество лиц, нуждающихся в призрении, но делали для него значительно меньше, чем другие учреждения, что было связано с общей бедностью крестьянского населения. “Поэтому оставлять призрение крестьян, - писал Е.Д.Максимов, - на обязанности общин, к которым они принадлежат, значит идти наперекор и вопреки всему нашему опыту и умышленно пресекать возможность развития дела”^².

В статье содержится критика положений по вопросу об участии дворянского и купеческого сословий в общественном призрении, которые, в отличие от крестьян, “не призываются к обязательному призрению своих членов”. Они уплачивали деньги лишь в качестве земских и городских сборов. Мещанское же население “повинность по призрению несло вдвойне”, т.к. оно не освобождается и от земских, и городских сборов. Автор замечает, что необходимо уничтожить такую несправедливость, поскольку “сословные обязанности по призрению непосильны общинам и только препятствуют улучшению самого дела”. Он считает также, что сословные общины должны быть избавлены от призрения своих членов и обязанность эта должна сделаться беcсословной. Отсюда вытекает необходимость ликвидации сословных органов призрения, т.е. волостных и сельских управлений, хотя они играли большую роль в деле индивидуализации призрения. Напротив, автор считает необходимым привлечь к общественному призрению крестьянства учителей, врачей, священников, помещиков, не принадлежащих к крестьянскому обществу, что, по его мнению, оживит и улучшит дело. Сословные организации в деревнях могут быть заменены всесословными организациями вроде попечительств, комиссий и т.п., создаваемых земством для санитарных и других целей.

Особое внимание в статье уделяется роли земства. По мнению автора, земства выполняют свои обязанности по призрению лучше, чем другие учреждения. “Как ни незначительна деятельность их в области призрения сравнительно с нуждой, - писал Е.Д.Максимов, - она все-таки и количественно и качественно обращает на себя внимание”^¹. Отмечается также стесненность в денежных средствах у земств, большое количество других обязанностей, что не позволило земствам и городам “развить дело общественного призрения соответственно нужде в нем”^².

Вместе с тем, заслуга их велика в постановке медицинского дела. Они наметили правильные пути и в других отраслях. Именно земствам принадлежит руководящая роль в призрении на местах. “Можно только пожалеть, - писал автор, - что закон недостаточно подробно уясняет эту роль”^³.

Он отмечает противоречивость многих законодательных положений по этому вопросу. “Даже в целях заведования делом призрения современный закон не дает вполне определенных указаний”. Автор считал целесообразным сосредоточение всех возложенных на земство обязанностей в одном земском органе - управе. Он высказал также весьма ценное суждение об участии широких слоев населения в общественном призрении. “А между тем, - замечал автор, - участие возможно большего количества местных жителей в некоторых земских делах чрезвычайно важно, не только потому, что воспитывает их в общественных интересах, но и потому, что оживляет эти дела, привлекая к ним постоянно новые силы, количественно ограниченные Положением 1890 г. К такого рода делам относится и общественное призрение, успех которого всецело зависит от участия в нем общества”^¹.

В статье высказаны также и конкретные конструктивные предложения, в частности, об изменении в целом структуры общественного призрения, о создании особых совещательных и городских органов (попечительств), которые бы направляли деятельность по общественному призрению, способствовали бы поиску способов и средств для осуществления помощи бедным. В связи с этим он обращает внимание и на нравственный аспект воспитания в обществе чувства сострадания к ближнему. Он справедливо ставит также вопрос об участии образованного общества и всего населения в организации общественного призрения. Обязанности по общественному призрению должны возлагаться на те общественные союзы, которые имели бы соответствующие материальные средства и могли бы вынести эти обязанности. Средства для этих целей могли бы выделить, с одной стороны, правительство, а с другой - участковые уездные и городские попечительства, уездные земские и городские попечительства, затем губернские попечительства для объединения всей благотворительности в губернии. Во главе всего дела общественного призрения в России Е.Д.Максимов считал необходимым создать единый компетентный, центральный орган. Именно с изменением структуры, изменением законодательной постановки общественного призрения, он связывал его улучшение и дальнейшее развитие.

Вопросы законодательной политики правительства в области общественного призрения и благотворительности рассматриваются и в книге В.Ф.Дерюжинского^². Он отмечал, что пересмотр российского законодательства в этой сфере - один из важнейших. Этот пересмотр был возложен на особую комиссию, созданную в 1892 г. и по указанию царя возглавляемую членом Государственного Совета К.К.Гротом. На нее было возложено “составление проекта законодательных мер, обнимающих дело призрения во всех его частностях для внесения затем выработанных ею предложений в Государственный Совет в установленном порядке”. Комиссии были предоставлены большие полномочия и перед ней были поставлены задачи не только внести какие-то частные изменения в законодательство, а подготовить новый общий кодекс мер общественного призрения. Автор критиковал имеющиеся изъяны в законодательстве, отмечая, что в имевшихся законах об общественном призрении нет определенных указаний даже относительно таких существенных предметов, как вопрос о праве на призрение, средствах на расходы по призрению и др. Автор высказал также суждение о том, что разработка этих вопросов заслуживает полного внимания всего общества. В книге справедливо отмечалось, что вопрос о рациональном устройстве призрения принадлежит к числу труднейших вопросов общественной жизни и управления. Дискуссионным являлся, в частности, вопрос о роли государства^¹ , о том, должно ли государство вмешиваться в это дело и регулировать его, или же оно должно быть всецело предоставлено заботам частной инициативы, частной благотворительности^².

Вслед за Е.Д.Максимовым В.Ф.Дерюжинский высоко оценивает деятельность земств: “...Мы должны, однако, признать, что, несмотря на неблагоприятные условия, нашими земствами сделано очень многое в области общественного призрения”^³. Говоря о перспективах развития общественного призрения, автор заметил, что “развитие этого дела должно быть вверено органам самоуправления, земству и городским общественным учреждениям”^⁴.

Весьма важным в области общественного призрения мероприятием в середине 90-х гг. явилось учреждение Высочайшим указом 1 сентября 1895 г. “Попечительства о Домах Трудолюбия и Работных Домах”. В указе говорилось: “В непрестанных заботах о всех верноподданных наших, Мы обратили внимание на горестную судьбу тех из них, которые, терпя крайнюю нужду, тщетно ищут себе заработка и приюта. Стремясь к облегчению участи неимущих доставлением им честного труда, как единственного залога счастливой и на христианских началах основанной жизни, признали Мы за благо учредить особое Попечительство о Домах Трудолюбия и Работных Домах, предназначаемые оказывать существующим подобного рода учреждениям необходимую поддержку и помощь, а также содействовать приумножению их в Империи”^¹.

Как следует из указа, главная цель домов трудолюбия состояла не только в том, чтобы предоставить людям временную работу и обучить профессии, но и в нравственном перевоспитании призреваемых и укреплении их сил для самостоятельной честной трудовой жизни. К концу 1895 г. в различных городах России существовало уже 44 Дома Трудолюбия^², в том числе два из них в Курске и Воронеже^³. Попечительство, находившееся под покровительством императрицы Александры Федоровны, обязано было координировать деятельность городов и общественных организаций в области трудовой помощи. Деятельность Попечительства должна была также выражаться в содействии устройства Домов трудолюбия и работных домов путем выдачи им срочных ссуд и единовременных пособий, в подготовке рекомендаций, касающихся их успешной деятельности^⁴. С 1897 г. Попечительство стало издавать журнал “Трудовая помощь”.

Кроме трудовой помощи в конце 90-х годов практиковались и другие формы оказания социальной помощи общественными организациями и частными лицами: биржи труда, специализированные мастерские для женщин, воскресные профессиональные школы и т.д.^⁵. Важно отметить, что именно в этот период появляются новые принципы социальной помощи. Происходила децентрализация социального призрения и обеспечения, индивидуализация помощи, сами люди нацеливались на использование своих внутренних ресурсов для решения собственных проблем^¹.

В 90-е гг. в правительственных и промышленных кругах активно обсуждался также вопрос о социальном обеспечении рабочих, получивших увечья на производстве. При этом правительство склонялось к тому, чтобы ввести принцип ответственности предпринимателей за травматизм. Именно в этом духе были составлены проекты законов, предложенные Государственному Совету Министрами финансов И.А.Вышнеградским в 1889 г. и С.Ю.Витте в 1893 г. Ввиду сопротивления промышленников эти проекты были отложены.

Однако в конце 90-х годов движение за введение обязательного страхования рабочих приобрело такой общественный вес, что не считаться с ним не могли ни правительство, ни предпринимательские круги. Поэтому 2 июня 1903 г. правительство издало закон “О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств в предприятиях фабрично-заводской, горнозаводской промышленности”. Он стал первым законом, в основу которого был положен принцип обязательного страхования от одного из видов социального риска. В целом принятие закона от 2 июня 1903 г. явилось важной ступенью в организации рабочего страхования, после которой общественная и правительственная деятельность в этом области значительно активизировалась^².

Что же касается работы комиссии К.К.Грота по проработке правовых вопросов благотворительности, общественного призрения, то ее не удалось завершить. Войны, а затем революции помешали увидеть результаты деятельности этой комиссии^³. Законодательство в этой области так и не было реформировано на современных основах вплоть до начала первой мировой войны. Однако, несмотря на имевшиеся противоречия и недостатки в действовавшем законодательстве по вопросам благотворительности и общественного призрения, о чем шла речь выше, само его состояние и содержание являлось одним из важнейших факторов развития благотворительного движения в целом по всей России в конце XIX- нач. ХХ вв.

§ 2. Российское законодательство как фактор развития благотворительного движения.

История учит, что на формирование благотворительного движения оказывает влияние несколько факторов и прежде всего: 1) состояние законодательства по благотворительности; 2) уровень духовной культуры общества; 3) уровень потребности населения в медико-социальной защите. С этим выводом известного современного исследователя Б.Ш.Нувахова^¹ нельзя не согласиться. Вместе с тем благотворительность зависит и от многих других факторов, политического, идеологического, экономического, социального характера.

Особенностью российской действительности до середины XIX в. было то, что вся благотворительная деятельность и социальное вспомоществование были сосредоточены преимущественно в руках государства и церкви. Объяснялось это несколькими причинами: во-первых, централизацией власти и дальнейшим ужесточением системы крепостной зависимости, во-вторых, сложившимся к середине XIX в. сословным делением, фактически уничтожившим общественную деятельность как таковую. Российское общество нач. XIX в., поделенное на сословия, представители которых мало общались между собой, жестко контролировалось властью. Поэтому общество не способно было создать самостоятельные благотворительные движения, в-третьих, практически вся крупная торговля и промышленность контролировалась государством. В России еще не было достаточно сильного слоя зажиточных людей, способных финансово поддержать независимые благотворительные учреждения.

Абсолютизация верховной власти привела к установлению чиновничьего контроля за деятельностью учреждений общественного призрения. Благотворительность также была поставлена под опеку государства и строго централизованных императорских государственно-общественных организаций^¹.

В середине XIX в. наметился, а после реформ 60-70-х годов стал реальностью новый этап в развитии русского благотворения, который характеризовался не только бурным ростом числа самых разнообразных благотворительных обществ, учреждений и заведений, филантропических акций и мероприятий, но главным образом новыми принципами социальной работы, о чем мы говорили уже выше (децентрализация социального призрения и обеспечения, индивидуализация помощи, рациональный подход к формам и методам социальной работы)^².

Однако выделяемых государственными и благотворительными организациями средств в силу нужды и бедности в России не хватало на то, чтобы система социальных учреждений могла полноценно функционировать и развиваться. Стала очевидной необходимость большего участия общественности в делах попечения, свободного от правительственного соизволения и контроля. Реформы 60-70-х годов XIX в. по отмене крепостного права, введению земского и городского самоуправления предоставили возможность открытия благотворительных обществ не только с высочайшего соизволения. Начинается рост общественно-филантропических организаций и заведений, активизируется деятельность частных лиц в оказании социальной помощи населению^³.

В мощном подъеме и развитии благотворительности в конце 90-х гг. XIX - нач. ХХ вв. нельзя не видеть и проявления государственной идеологии, пытавшейся в условиях нарастания кризисных явлений в обществе, приведшим к революционным событиям 1905 г., повысить престиж власти среди своих граждан и международной общественности. Вплоть до конца XIX в., как известно, государственная идеология в России базировалась на известной триединой формулировке “Православие, самодержавие, народность”. Ее ярким защитником во второй половине XIX в. был обер-прокурор Святейшего Синода К.П.Победоносцев, подчеркивающий постоянно в своих статьях и письмах Императору, что “власть государственная ... утверждается не на ином чем, как на единстве духовного самосознания между народом и правительством, на вере народной”^¹. Ему вторил министр внутренних дел Д.А.Толстой в своем докладе Александру III в 1886 г., что при осуществлении реформы надлежит руководствоваться не отвлеченными принципами или чуждыми идеалами западноевропейской государственной теории и практики, а ясным пониманием коренных, самостоятельных основ русской государственной жизни^².

Рост масштабов благотворительности в России в конце XIX- нач. ХХ в. был в определенной степени связан и с промышленным подъемом в этот период, что способствовало сосредоточению больших материальных накоплений в руках предпринимательского сословия. Тем самым закладывались экономические предпосылки для роста благотворительности, частных и общественных добровольных пожертвований. Одновременно изменилась политика государства к неимущим, не только потому что репрессиями уже не удавалось удержать нищавшие слои населения в спокойном состоянии, но и в связи с укоренением в общественном сознании гуманистических идей, порожденных еще эпохой Просвещения. Именно при капитализме благотворительность стала значительным общественным явлением. Свобода предпринимательства должна сочетаться со свободой идей, свободой выбора^¹. Расширяются и задачи благотворительности, которые к тому же значительно усложняются.

Наивысший пик в развитии благотворительности в России приходится на последнее десятилетие XIX - нач. ХХ в. Если в первом десятилетии в России было всего 28 благотворительных учреждений, то в девятом - 8988, а на первую половину девяностых годов приходилось - 636^² (см. Приложение. Таблица 1).

В 1891-1899 годах было создано свыше половины (53%) всех благотворительных обществ, возникших в стране с 40-х годов XIX в. К началу ХХ в. в Российской империи насчитывалось более 11 тыс. благотворительных учреждений (4.762 благотворительных общества и 6.278 благотворительных заведений)^³. На каждые 100 тыс. населения приходилось 6 благотворительных учреждений^⁴. В 1898 г. (за один год) благотворительной помощью пользовались: в С.-Петербурге - 107.444 чел., в Москве - 105.158 чел., в остальной России - 952.182 чел.^⁵.

Основными направлениями в благотворительности в России являлись: а) правительственная; б) церковная; в) земская; г) общественная; д) частная. Эти направления могли взаимодействовать как в целом в государстве, так и в отдельных регионах.

Все благотворительные заведения по своему назначению разделялись на шесть типов: 1) Призрения (детей и взрослых); 2) Дешевого и бесплатного проживания; 3) Дешевого и бесплатного пропитания; 4) Трудовой помощи; 5) Лечебной помощи^⁶. Одной из наиболее распространенных форм благотворительности в России являлось призрение. Сюда относилось около 54,6% всех благотворительных заведений империи^⁷. Заведения, относившиеся к этой группе делились на 2 категории: а) для призрения и воспитания детей; б) для призрения взрослых. Большая часть благотворительных заведений для детей состояла в ведении частных лиц и благотворительных обществ^¹.

В конце XIX в. (в 1898 г.) благотворительные учреждения в России по родам благотворения распределялись следующим образом. В С.-Петербурге богаделен имелось 90, детских приютов - 146, учреждений медицинской помощи - 79, школ благотворительного характера - 197, детских столовых - 35, ночлежных домов - 23, дешевых квартир - 34, народных читален - 9. Всего насчитывалось 638 благотворительных учреждений. Вторым крупным центром России, где было сосредоточено большое количество этих учреждений, была Москва. Однако в ней находилось меньше благотворительных учреждений, чем в С.-Петербурге - 453. В остальной России насчитывалось 1304 богаделен, 561 детский приют, 210 учреждений медицинской помощи, 143 школ благотворительного характера, 80 дешевых столовых, 58 ночлежных домов, 43 дома трудолюбия, 15 яслей, 36 странноприимных дома, 8 дешевых квартир, 6 народных читален. Всего 2464 учреждения (см. Приложение. Таблица 2).

Как видим, наиболее распространенной формой призрения для взрослых были богадельни, для детей - детские приюты. Причем расходы на содержание богаделен только в Москве за 1894-1904 гг. увеличились с 12 тыс. почти до 100 тыс. рублей^². Благотворительных учреждений было больше всего в Петербурге и Москве.

Благотворительные общества и учреждений распределялись также по определенным ведомствам: Министерства Внутренних дел, Министерства народного просвещения, Министерства путей сообщения, Морского министерства, Министерства земли и государственного имущества, Министерства Императорского Двора, Ведомства учреждений императрицы Марии, Ведомства духовного и др. ^³

Наибольше количество благотворительных учреждений относилось к Министерству Внутренних дел - 2772, духовному ведомству - 713. Общественных благотворительных организаций было - 959, что свидетельствует о растущей тенденции к организованным формам благотворительной деятельности и о широком распространении добровольных общественных организаций. Центрами благотворительности являлись С.-Петербург и Москва. Именно в этих городах было сосредоточено наибольшее количество благотворительных обществ и учреждений: в С.-Петербурге - 972, в Москве - 617, в остальной России - 3370. (см. Приложение. Таблица 3). Дореволюционные статистические материалы свидетельствуют о том, что в Европейской России, включая Воронежскую, Курскую, Тамбовскую губернии, наиболее распространенной была частная благотворительность и благотворительность православного ведомства^¹.

Отметим также, что в Петербурге были сосредоточены благотворительные учреждения, которые удовлетворяли не только местные нужды, но и распространяли свои заботы за пределы столицы, в разные концы империи. Так, в Петербурге находились главные управления таких важных благотворительных Ведомств и учреждений, имеющих многочисленные отделения, рассеянные по всей стране, включая и губернии Центрального Черноземья, как Ведомства учреждений Императрицы Марии, Императорского Человеколюбивого общества, Комитета Попечительства о домах трудолюбия и работных домах, Российского общества Красного Креста, Общества спасения на водах^² и др.

При этом Ведомство учреждений императрицы Марии имело - 683 учреждения, Российское Общество Красного Креста, Императорское Человеколюбивое общество - 518, Попечительство о домах трудолюбия и работных домах - 274, ведомства православного исповедания и военного духовенства - 3358, МВД - 6835, Министерство народного просвещения - 68 и др . Только за один 1898 г. услугами этих учреждений воспользовалось более 7 млн. человек^¹.

Остановимся кратко на их характеристике, поскольку эти учреждения оказывали свое влияние на развитие благотворительности не только в центре, но и на региональном уровне, в частности, на губернии Центрального Черноземья.

Одним из старейших в России благотворительных Ведомств являлось Ведомство Учреждений Императрицы Марии, основанное в 1797 г. по Указу Павла I^². Его деятельность распространялась на многие местности России и носила двоякий характер: благотворительный и учебно-воспитательный. В соответствии с этим делились и все учреждения Ведомства. К первым, т.е. благотворительным, принадлежали два воспитательных дома с состоящими при них округами и обществами об улучшении быта питомцев, 11 богаделен и два вдовых дома, 15 больниц, лечебниц и родовспомогательных заведений, два странноприимных дома и др., а также восемь самостоятельных обществ, в числе которых имелись такие крупные благотворительные единицы, как Московское благотворительное общество Дамское попечительство о бедных и др.^³.

Особенность этого ведомства состояла в том, что оно было основано царской семьей на свои средства, носило полуобщественный, полугосударственный характер, а главное - жило за счет процентов от вложенного капитала (т.н. кассетный капитал)^⁴. Примечательно, что в середине ХIX в. число учреждений, созданных на средства царской семьи, особ Императорского дома значительно возросло. Для царской семьи были характерны огромные пожертвования на богадельни, и это в условиях, когда государство не тратило ни копейки на социальное обеспечение нуждающихся. Эту особенность выявила современная американская исследовательница А.Линденмаейр^¹. В целом же с начала ХIX в. развитие филантропии происходило в рамках наращивания общественной активности, что достигло своего апогея к концу XIX в.

Следует также отметить многосторонность, значительное количество всех учреждений, функционировавших под эгидой Ведомства Учреждений Императрицы Марии. Например, под его началом в конце XIX в. работали больницы, амбулатории, многочисленные учебные заведения, дома призрения, богадельни, обширный комплекс детских приютов. Все это свидетельствовало о глубоко продуманной системе благотворительных правительственных учреждений, поднимавшей, с одной стороны, авторитет власти у населения страны, а с другой стороны, способствующей в определенной степени практическому решению насущных социальных вопросов, определявших в конечном счете благополучие и спокойствие в государстве, политическую и экономическую стабильность.

К началу ХХ в. Учреждения императрицы Марии имели следующие направления деятельности:

1) по призрению младенцев. Столичные Воспитательные дома ежегодно принимали на попечение более 20 тыс. несчастнорожденных младенцев и до 1 тыс. законных. Призревали в деревнях у воспитателей до 80 тыс. питомцев, опекаемых Домом до 21-летнего возраста. Дома содержали 100 школ.

2) по призрению детей. Ежегодно в 176 приютах Ведомства призревалось до 14 тыс. детей. В приютах они обучались грамоте, другим наукам по программам народных училищ и какому-либо мастерству.

3) по призрению слепых. Действовало 21 училище для 700 воспитанников, обучаемых наукам и доступным для слепых мастерствам.

4) по призрению глухонемых. В специальном училище воспитывалось до 200 детей. Благодаря новейшим способам обучения до 60% учеников начинали говорить.

5) по женскому воспитанию и образованию. В институтах и других закрытых заведениях Ведомства и специальных педагогических курсах ежегодно получали законченное образование свыше 10 тыс. девушек разных сословий и вероисповеданий. Кроме того, в 3-х Мариинских училища и 70-ти женских школах воспитывалось ежегодно 6 тыс., в 31 гимназии и прогимназиях, педагогических курсах Ведомства - до 10 тыс. девушек.

6) по призрению и воспитанию мальчиков. В 2-х коммерческих училищах и Николаевском Гатчинском Сиротском институте получали образование около 2 тыс. человек.

7) воспитание юношей-дворян. Императорский Александровский лицей - 200 человек потомственных дворян получали гимназическое и академическое образование.

8) по призрению взрослых. В 36-ти богадельных домах (в т.ч. 2-х вдовьих домах) ежегодно призревалось до 5 тыс. престарелых, дряхлых и увечных.

9) по оказанию медицинской помощи. В 40 больницах на 4500 коек ежегодно стационарное лечение получали до 25 тыс. больных, амбулаторно - более 400 тыс. больных^¹.

В губерниях Центрального Черноземья в конце XIX в. (сведения на 1896 год) существовало 8 благотворительных учреждений, относящихся к этому Ведомству (в Воронежской губ. - 3, Курской губ. - 2, Тамбовской губ. - 3)^². Этот показатель соответствовал среднему показателю по стране - 3 учреждения на губернию. Поскольку среди них преобладали детские приюты, остановимся подробнее на общей характеристике именно этого направления деятельности Ведомства. Характеристику этих учреждений по ЦЧО дадим в дальнейшем в контексте обзора благотворительных обществ и учреждений по Курской, Воронежской и Тамбовской губерниям.

Детские приюты. Ведомства учреждений императрицы Марии имели целью “призрения бедных обоего пола, детей без различия звания, вероисповедания и первоначальное их образование”. Они давали дневное призрение детям, постоянное и полное содержание и призревают бесприютных младенцев. Открывались они по разрешению Императрицы^¹. Непосредственное заведование приютами в губерниях и областях возлагалось на попечительства губернские и областные, в уездах - на уездные и окружные. В губернских и областных попечительствах детских приютов представителями состояли губернаторы и начальники областей^². Суммы на содержание детских приютов складывались из пособия от опекунского Совета учреждений Императрицы Марии, из пособий из государственного казначейства, от разыгрываемых лотерей в пользу приютов; из ежегодных взносов почетных членов и единовременных денежных и вещественных приношений благотворителей; денег, собираемых на содержание детей; от кружечных сборов и сборов от концертов, спектаклей, балов, гуляний; из доходов с недвижимых имуществ, из пособий от городских и земских учреждений^³.

За один только 1900 год в ведении Ведомства возникло 85 новых учреждений^⁴. Во всех приютах ведомства в 1900 г. призревалось 18874 детей. Число детей, пользовавшихся полным содержанием от приютов достигло 9.410 детей и сверх того 693 ребенка были помещены к частным лицам и в деревню за плату. Так что всего на полном иждивении приютов призревались 10.103 ребенка. Приютское ведомство обладало относительно хорошими средствами. К началу 1901 г. оно имело капиталов почти в 9,554.000 руб., недвижимых имуществ на 5.920.000 руб., движимого имущества более чем на 243.000 руб., всего же больше чем на 15.700.000 руб.^¹.

Рост приютов был связан прежде всего с почином комитета Главного Попечительства, а также благодаря содействию губернаторов на местах, уездных предводителей дворянства и земских начальников, уездных и сельских попечительств приютов. То есть инициатива в создании приютов, по мнению Е.Д.Максимова, шла “сверху”^².

Одним из наиболее крупных благотворительных обществ Российской империи, основанных еще в 1802 г. по указу Александра I, являлось также Императорское Человеколюбивое общество^³. Оно возникло во время наибольшего развития государственного призрения, при котором частная инициатива в деле благотворительности не находила себе выражения. Новое учреждение, вероятно, ставило одной из своих задач - пробуждение частной инициативы. Оно оказывало помощь бедным без различия пола, возраста, звания и вероисповедания, при всех проявлениях и нужд: при рождении младенца обеспечивались акушерской, врачебной, вещественной помощью (пособием); призрением взрослых, когда они не могли добыть себе пропитание собственным трудом по старости или неизлечимым болезням; предоставление бесплатных или удешевленных квартир и пищи нуждающимся в том; доставление работы способным к труду, но не имеющим ее, и, наконец, восстановлением здоровья заболевающим, равно вещественным и денежным вспомоществованием для тех, которые не могут обойтись без посторонней помощи^⁴.

Благотворительные заведения Императорского Человеколюбивого Общества в 1896 г. были расположены в Петербурге и Москве и 25 других городах России. Всего их насчитывалось 210^¹. Из них: а) 57 учебно-воспитательных, в которых обучалось и призревалось свыше 5500 сирот и детей бедных родителей; б) 63 богадельни, призревавших свыше 2000 престарелых и увечных; в) 32 дома бесплатных и дешевых квартир, в т.ч. 3 ночлежных приюта, в заведениях этих пользовались ежедневно 2500 человек; г) 6 заведений, доставлявших работу свыше 1000 нуждающимся; д) 26 комитетов, общественных учреждений, оказывающих временную помощь бедным.

В Календаре Императорского Человеколюбивого общества за 1902 г. и в книге Е.Д.Максимова (1903 г.) приводятся уже несколько иные сведения, также свидетельствующие о быстром росте учреждений общества в конце 90-х годов. Заведения Общества существовали в двух столицах и 30 других пунктах империи. Общее число их - 225, из них 65 - учебно-воспитательных, в которых призревалось и обучалось свыше 7.000 сирот и бедных детей; 62 богадельни, призревавших свыше 2000 престарелых и увечных, 36 домов бесплатных и дешевых квартир и ночлежных приютов, в которых пользовались ежедневно приютом 3.000 чел.; 5 швейных мастерских, доставляющих работу 550 трудящимся женщинам; 29 комитетов, обществ и других учреждений, доставляющих временную помощь бедным деньгами, платьем, обувью, также топливом в холодное время свыше 10.000 нуждающимися; 20 медицинских учреждений, пользующих 175.000 бедных больных, в том числе 2.000 стационарных^².

На содержание всех благотворительных заведений, в которых безвозмездная помощь оказывалась 150.000-160.000 бедных людей, ежегодно расходовалось 1.500.000 руб.

Эти средства поступали за счет монарших щедрот, процентов с основного капитала, доходов от недвижимости, пожертвований благотворителей, взносов попечителей заведений и их сотрудников, пособий от городов и земств и др. В деятельности Императорского Человеколюбивого Общества принимало участие свыше 4500 лиц (трудами или пожертвованиями). Кроме постоянных деятелей в нем принимали участие денежными пожертвованиями свыше 1500 человек ежегодно на сумму до 400.000 руб.^¹. К деятельности Общества привлекались общественные силы при посредстве членов-благотворителей и членов-соревнователей. Такими членами могли быть лица “всех сословий и состояний”, без различия вероисповедания^². Все это также свидетельствует о стремлении правительства придать деятельности общества и самому благотворительному движению в России общественный характер, масштабность. Вместе с тем отличительной чертой Императорского Человеколюбивого общества являлась централизация благотворительности. Любые пожертвования частных лиц должны были проходить через это общество или с его разрешения^³. В этом также нельзя не видеть попыток власти контролировать процессы благотворительности в обществе и направлять их в нужном для государства и самодержавия направлении, обеспечивавшем его стабильность.

Что же касается губерний ЦЧО, что в них также были созданы благотворительные общества и учреждения этого Общества. Так, в середине 90-х годов насчитывалось в регионе 3 благотворительных общества, подведомственных Императорскому Человеколюбивому Обществу.

Особое значение по влиянию на дело благотворительности по всей стране имело Российское Общество Красного Креста, главное управление которого находилось в Петербурге под покровительством императрицы Марии^⁴. В соответствии с призывом международной конвенции в России в 1867 г. было создано Российское общество попечения о раненых и больных воинах, переименованное в 1876 г. в Российское общество Красного Креста. К женевской конвенции Россия присоединилась в 1867 г.^⁵. Цели и задачи Общества были разнообразными. Оно призвано было не только в военное время выполнять свою миротворческую миссию, но и в мирный период оказывать помощь населению, выполняя свою гуманную задачу. В России не было ни одного крупного народного бедствия со времени возникновения общества, в котором бы оно не приняло участие. Однако этим деятельность общества не ограничивалась. Российский Красный Крест стремился прийти на помощь нуждающейся части населения в болезнях, борьба с которыми соответствовала целям Красного Креста. Его деятельность началась с создания общин сестер милосердия для облегчения участи раненых воинов. При них создавались лечебные заведения.

Первая община Российского Красного Креста была учреждена в 1868 г. в Москве московским дамским комитетом. К концу 70-х гг. общин было уже 11, а к началу ХХ в. - 89. Число общин постоянно растет, растет и число санитарного персонала. (В 1891 г. - 1339, а в 1901 г. - 2579 (т.е. удвоилось). Всего же в общинах получили подготовку свыше 4.000 сестер. Особое значение имели сельские общины сестер милосердия Красного Креста. Их задача состояла в подготовке из грамотных сельских девушек сестер милосердия^¹.

Возникновение местных органов Красного Креста было доступно - достаточно, чтобы нашлось 5 человек в любом уездном городе, любом крупном поселке, которые пожелали бы послужить гуманному делу Красного Креста. Новые учреждения обязаны были руководствоваться в своей деятельности Уставом Общества и циркулярами Главного Управления Общества. В губернских и крупных городах организовывались управления Общества Красного Креста. Для открытия их необходимо было 30 человек сочувствующих. Членские взносы составляли от 5 до 10 руб.

В 90-е гг. Общество Красного Креста насчитывало 393 учреждения. Во главе его находилось Главное Управление и подведомственные ему 7 окружных управлений, 81 местных, 232 комитета, 62 общины, 2 общежития для сестер милосердия, 2 учреждения для фельдшериц, 2 убежища для бывших сестер милосердия, 3 инвалидных дома, не считая приютов, лечебниц, амбулаторий и пр. Все эти учреждения оказывали ежедневную помощь беднейшему населению: постоянных больных (стационарных) в 1895 г. было 4.957; амбулаторных больных было принято 803.343 человека. Сестер милосердия при названных учреждения состояло в 1895 г. - 2110. Сестры милосердия оказывали помощь по уходу за больными в военных госпиталях, городских, земских и частных больницах. Они оказывали помощь и в случаях бедствий - во время пожаров, наводнений, землетрясений и др. Помощь эта оказывалась не в форме выдачи денежных пособий, а продовольствием, снабжением пищей, одеждой, оказанием медицинской помощи. В 1895 г. на эти цели окружные и местные управления и 5 комитетов израсходовали около 9.000 руб.

Учреждения Общества Красного Креста оказывали помощь раненым воинам лечением, отправкой на воды и климатические станции. Нуждающиеся снабжались одеждой, бельем и др. Дети также получали помощь, их помещали в приюты и школы Общества. Всего было призрено в приютах Общества 250 инвалидов и 243 детей. В ночлежных домах и дневных приютах Красного Креста призревалось 15.000 человек, оказаны разные пособия 3280 лицам^¹.

В нач. ХХ в. существовало уже 636 учреждений Красного Креста, из них Главное управление, окружных управлений 7, местных управлений - 88, комитетов - 298, общин сестер милосердия - 42, амбулаторий-лечебниц - 83, приемных покоев - 5, убежищ для отставных сестер милосердия - 4, приютов для увечных воинов - 8, вдовьих домов - 1, приютов и убежищ для детей увечных воинов - 4 и санаториев для детей - 2^². Как видим, с 90-х годов к началу ХХ в. произошел значительный рост учреждений Красного Креста.

В губерниях Центрального Черноземья также шел процесс формирования этих учреждений, начиная с 70-х годов. Одним из первых возникло местное управление Российского Общества Красного Креста в 1872 г. в Воронеже. Оно располагало недвижимой собственностью на сумму 40.000 руб., общая сумма капиталов составляла 26.389 руб. В 1898 г. оно получило на текущий счет 17.066 руб. Расход в год составлял 15.006 руб. Управлению оказывало помощь в виде пособий земство - 1.000 руб. и городские власти - 50 руб. В Воронеже был создан также местный комитет Российского Общества Красного Креста, располагавший капиталом на сумму 130.961 руб., на текущий счет в 1898 г. поступило 185.123 руб., расход составил 224. 869 руб.^¹

Основная масса местных комитетов и учреждений Общества Красного Креста сформировалась в Воронежской губернии в 90-е годы. Местные комитеты были созданы в таких уездных городах - Богучар (1894 г.), Бобров (1898 г.), Нижнедевицк (1894 г.), Павловск (1894 г.). В эти же годы были созданы Валуйский, Задонский, Землянский, Коростоянский (1894 г.), Острогожский, Новохоперский, Бирюченский комитеты.

В Воронеже и губернии имелись и специальные учреждения Российского Общества Красного Креста. Так, в 1893 г. в Воронеже была создана Николаевская община сестер милосердия, имевшая основные средства на сумму 55.000 руб., капитал 26.590 руб. В 1898 г. текущие средства составили 10.973 руб., расход 14.995 руб. При этой общине была создана больница на 20 человек. Однако ее услугами пользовалось значительно больше больных. Постоянно в больнице на лечении находилось 12 детей, амбулаторно лечилось 460. Взрослых лечилось - 3772 мужчин и 3228 женщин. Содержалась больница на средства общины.

В 1894 г. в Воронеже открылось Елизаветинское сиротское убежище Российского Общества Красного Креста на 100 человек. Получило помощь в нем в 1898 г. 129 детей. Училище располагало капиталом на сумму 56.747 руб. Ежегодно ему оказывало помощь губернское земство (1.000 руб.) и уездное земство (1500 руб.).

В 1898 г. в селе Синие Липяги в Нижнедевицке были созданы ясли местного комитета Российского Общества Красного Креста, рассчитанное на 50 человек. Ими пользовалось свыше 158 приходящих детей. Содержались ясли целиком на средства комитета^¹.

В Курске местное управление Российского Общества Красного Креста существовало с 1875 г. Возглавлял его Епископ Курский и Белгородский Лаврентий. В состав управления входило также несколько членов, в том числе Курский губернатор граф А.Д.Милютин, курский вице-губернатор Н.Г. фон-Бюнтинг, А.Д.Дурново, тайный советник Жаворонков, управляющий Курским отделением Государственного банка А.И.Светлицкий и др.

Местные комитеты РОКК в Курской губернии были созданы в уездных центрах: в Белгороде (1893 г.), Грайвороне, Дмитриеве (1894 г.), Судже (1894 г.), Фатеже (1895 г.). Капиталы их были незначительными - в Белгороде - 646 руб., Грайвороне - 246 руб., Судже - 144 руб., Фатеже - 77 руб. Расходы в 1898 г. оставляли крайне низкие суммы - от 22 руб. в Белгороде до 6 руб. в Дмитриеве и до 3 руб. в Фатеже^²

В Курске с 1893 г. существовала Курско-Знаменская община сестер милосердия Российского Общества Красного Креста. Она содержала больницу с амбулаторией. Недвижимая собственность ее оценивалась суммой 40.000 руб., капитал составлял - 1.106 руб. В 1898 г. на текущий счет ее из различных источников поступило 10.564 руб. Курское земство выделяло пособие в размере 1.000 руб. Расходы за год составили 10.463 руб. Как видим, именно в 90-е годы в Курской губернии развернулись комитеты и учреждения РОКК. В 1899 г. по указанию Главного Управления Курское отделение РОКК оказало значительную помощь губерниям, пострадавшим от неурожая, выслав в Пермскую, Самарскую и Симбирскую губернии денежное пособие в 2700 руб. Для нужд населения этих губерний было отправлено 1800 пудов квашеной капусты^³.

Процесс формирования местных комитетов Российского Общества Красного Креста в Тамбовской губернии в отличие от Курской и Воронежской начался в середине 70-х годов XIX в. В Тамбове было создано местное управление Российского Общества Красного Креста (капитал его составлял 160.846 руб., в 1898 г. поступило 102.347 руб., расход составил 86.233 руб.). Местные комитеты были созданы в Борисоглебске, г. Елатьме (1877 г.), г. Козлове (1877 г.), Липецке (1877 г.), Усмани (1874 г.). В конце 90-х годов был создан местный комитет РОКК в г. Шацке (1898 г.). В это же время в г. Елатьме были созданы местное правление воинского благотворительного общества Белого Креста в С.-Петербурге (1896 г.), община сестер милосердия РОКК в Тамбове (1896 г.). При ней функционировала бесплатная амбулаторная лечебница, оказавшая помощь 12.104 взрослым мужчинам и 6.084 женщинам. Лечебница существовала на средства Общества. Материальные возможности местных комитетов РОКК в Тамбовской губернии были весомее, чем в Курской губернии.

Программа работы РОКК в мирное время определялась взглядами знаменитого хирурга Н.И.Пирогова. Как мы показали на примере губерний ЦЧО, общество оказывало медицинскую, лечебную помощь беднейшим слоям населения. Вместе с тем, оно принимало обязательное участие во всех народных бедствиях. Так, в 1891-1892 гг. во время неурожая и эпидемии Главное Управление РОКК приняло предложенный генерал-адьютантом М.П.Кауфманом “план распределения между нуждающимися пожертвований...”. Руководящая роль была возложена в каждой пострадавшей губернии на особое губернское попечительство в составе местного Управления Красного Креста с приглашением к участию в этой деятельности представителей духовенства, местной администрации, землевладельцев и выдающихся деятелей из местного городского населения.

Размеры бедствий были так велики , что для борьбы с ним потребовались особые меры. Был учрежден особый комитет. В его ведении работало 22 губернских попечительства, 145 уездных, 1279 участковых, 352 сельских. Ими было открыто 3400 учреждений (столовые, чайные, приюты, ночлежные дома, пекарни, склады почти на 217.000 человек)^¹.

Огромная работа в этом направлении была проделана в Воронежской губернии. Сохранившиеся отчеты Воронежского губернского попечительства по оказанию помощи пострадавшему от неурожая населению убедительно

свидетельствуют об этом^².

На наш взгляд, активный процесс создания местных комитетов РОКК в 90-е годы в Воронежской и Курской губерниях был обусловлен именно тяжелейшими условиями, связанными с неурожаем, голодом, эпидемиями.

Таким образом, местные комитеты и различные учреждения, функционировавшие в губерниях ЦЧО под эгидой РОКК, вносили существенный вклад в развитие благотворительного движения в регионе. Оно осуществлялось в русле общероссийских тенденций, и было его составной и неотъемлемой частью.

Комитет Попечительства о домах трудолюбия и работных домах, находившийся под покровительством Императрицы Александры Федоровны, также распространял свою благотворительную деятельность по всей России, не исключая далеких окраин. Издававшийся комитетом журнал “Трудовая помощь” раскрывал многие вопросы российской благотворительности, но прежде всего связанные с совершенствованием такого вида социальной помощи как трудовая. В 1898 г. в России существовало 175 домов трудолюбия, предполагалось учредить еще 63^³. Подобные дома строились на благотворительные средства различных обществ и частных лиц.

В Курске дом трудолюбия был открыт 6 декабря 1895 г. Рассчитан он был на 30 человек. В среднем в нем работало 11 человек, а рабочих дней, например, в 1897 г. было 2604^¹.

Благотворительное общество при Воронежском Доме трудолюбия, находившееся в ведении Министерства Внутренних дел, возникло в 1891 г., т.е. еще до учреждения Попечительства о Домах Трудолюбия и Работных домах^². Еще раньше (в 1888 г.) был открыт Дом трудолюбия в Тамбове. Заведовало им правление Попечительного Общества о работном доме в г. Тамбове. Рассчитан он был на 80 человек. По данным на 1897 год в нем ежедневно трудилось 45 человек и было отработано 13.047 рабочих дней^³. Более подробно вопрос об организации трудовой помощи в губерниях ЦЧО будет рассмотрен в специальном разделе.

В 1894 г. в России было создано “Попечительство о народной трезвости”, которое, по мнению, известного дореволюционного исследователя Е.Д.Максимова, примыкало по типу своей организации к учреждениям “на особых основаниях”^⁴. Оно было создано параллельно с введением казенной продажи вина и в целях борьбы с злоупотреблением спиртными напитками.

Центр заведования попечительством был сосредоточен в Министерстве финансов. Местными же органами служили губернские и уездные комитеты. Благодаря весьма крупным средствам, отпускавшимся Министерством финансов, число учреждений попечительства народной трезвости в конце XIX - нач. ХХ в. активно и быстро росло. Однако типы этих учреждений, постановка их работы нуждались в совершенствовании. Е.Д.Максимов отмечал, что общественные силы приняли весьма незначительное участие в учреждениях попечительства трезвости, а потому “дела их идут вяло и неопределенно”. В подтверждение этого приводится такой факт. В 1899 г. более 300 городских комитетов имели на приходе свыше 2,5 млн. руб., а израсходовано было приблизительно 1,9 млн. руб., т.е. 600 тыс. руб. не нашли применения. В 1899 г. попечительство содержало 2.219 чайных и столовых с 784 читальнями и библиотеками при них Читальни и библиотеки, подведомственные Попечительству, существовали и отдельно от чайных (таких учреждений было 319). Имелось также 192 библиотеки без читален и 72 книжных склада. Попечительство содержало 143 воскресные школы и 35 вечерних классов, 600 хоров и оркестров, а в 482 пунктах устраивали народные развлечения. Кроме того, Попечительство о народной трезвости субсидировало 113 учреждений и лиц, преследующих однородные с ним цели. В исключительно редких случаях принимали на лечение алкоголиков^¹.

Попечительство имело многомиллионный бюджет, громадное большинство его учреждений - столовых, чайных, библиотек, чтений - обходилось сравнительно дешево. Деятельность Попечительства распространялась на несколько сот уездов, но, по мнению Е.Д.Максимова, она была недостаточной и “не может иметь серьезного влияния на понижение пьянства в стране”. В виду этого, в среде городских общественных управлений и земских учреждений и даже в самом министерстве в начале ХХ в. возникло мнение о передаче дел Попечительства в введение городского и земского самоуправления.

Нам не удалось обнаружить данных о комитетах Попечительства в Воронежской и Тамбовской губерниях. Что же касается Курской губернии, то в ней в 1901 г. существовали 1 чайная, в уездах - 11. Библиотека-читальня имелась только при одной чайной в с. Беседино, а остальные являли собой тип обыкновенных чайных заведений без всяких признаков просветительского характера и потому, конечно, не привлекали посетителей”^².

Итак, в России в конце XIX в. существовала достаточно развитая система социального призрения, которая базировалась, в основном, на частной и общественной благотворительности. Вместе с тем, в масштабах России существовали предусмотренные законодательством такие крупные благотворительные ведомства и общества, как Ведомство учреждений императрицы Марии, Императорское Человеколюбивое общество, Попечительство о домах трудолюбия и работных домах, Российское Общество Красного Креста, Попечительство о народной трезвости и др., оказывавшие свое воздействие на развитие благотворительного движения не только в центре, но и в российской провинции, в различных губерниях. Те основы и принципы общественного призрения и благотворительности, которые нашли свое отражение в своде законов Российской империи, получили свое преломление в практической деятельности различных благотворительных обществ и учреждений как в центре, так и на местах.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Состояние благотворительности в губерниях Центрального Черноземья и формы социальной помощи населению.

§ 1. Типология и характер благотворительных обществ и учреждений.

Обратимся к истории создании и возникновения благотворительных обществ в губерниях Центрального Черноземья, имевших различные названия и численность, свой устав, право приобретать недвижимость, ценные бумаги, счет в банке и др. Регулярно общества составляли отчеты о деятельности и высылали их в Канцелярию того Ведомства, в подчинении которого находилось общество. Однако за всей благотворительной деятельностью общества был учрежден строгий полицейский надзор.

Так, к 1896 г. в Курской губернии было 14 благотворительных обществ, деятельность которых выражалась преимущественно в выдаче нуждающимся денежных пособий и призрении бедных, неимущих^¹. 4 общества существовали в Курске, при чем два из них основаны в 60-е годы (1868 г.). Одно содержало богадельню для престарелых дворянок (14 человек) (капиталы его составляли 17.200 руб., разные поступления - 600 руб. и членские взносы - 500 руб.). Другое “Взаимно-вспомогательное общество приказчиков”, находившееся, как и первое в ведении Министерства внутренних дел, обладало капиталом на сумму 11.300 руб., членские взносы составляли 600 руб. в год. В 1871 г. было создано благотворительное общество в г. Фатеже для оказания помощи беднейшим жителям города. Оно имело бесплатную столовую, которая ежегодно отпускало 4.000 бесплатных обедов. Общество призревало 29 детей, 136 взрослых (из них 125 приходящих). Капиталы его составляли 6300 руб., членские взносы - 175 руб., другие поступления - 1092 руб. в год. Что же касается остальных благотворительных обществ Курской губернии, то они были созданы в основном в первой половине 80-х годов. Это “Общество вспомоществования учащимся и доставлении им средств к высшему образованию” (1884 г., г. Курск), “Общество вспомоществования нуждающимся воспитанникам Александровской гимназии и воспитанникам прогимназий“ (1884 г., г. Корочь), “Общество вспомоществования учащимся” (1883 г., г. Рыльск). Каждое из этих обществ оказывало благотворительную помощь детям в области образования. Соответственно ее получали 106 детей в Курске, 43 ребенка в Короче и 73 - в Рыльске. В г. Путивле “Общество вспомоществования учащимся” выдавало пособия 50 лицам. Все эти общества находились в ведении Министерства Внутренних дел. Общества попечения о бедных в начале 80-х годов были созданы и в других уездных городах Курской губернии - в Новом Осколе (1883 г.), где призревалось 30 детей и 53 взрослых; в Короче (1883 г.) - призревалось 76 человек взрослых, в Щиграх (1884 г.), где в течение года было выдано пособие 30 нуждающимся. Некоторые благотворительные общества создавались земством. Так, например, в г. Льгове существовало “Благотворительное общество Льговского земства”, которое оказывало помощь 25 взрослым и 40 детям. Общество имело капитал в сумме 4.500 руб., получало членские взносы (546 руб.), денежные суммы из других источников (3880 руб.) и ежегодное пособие от Льговского земства в размере 500 руб. Уездное земство и городская Дума оказывали помощь “Благотворительному обществу для помощи нуждающимся”, созданному в 1880 г. в г. Судже (в размере 375 руб.). Оно содержало богадельню с детским приютом, где призревалось 10 детей и 18 взрослых.

Разнообразные функции выполняло “Общество пособия бедным”, созданное в 1881 г. в Старом Осколе. Здесь имелись бесплатная столовая, убежище для бедных, выдавались пособия 855 лицам. Обществу принадлежал капитал (5500 руб.), оно получало членские взносы (241 руб.) и дополнительные средства из разных источников (1244 руб.). Как видим, значительная часть благотворительных обществ Курской губернии, кроме Льговского и Суджанского, находились в ведении Министерства Внутренних дел. И лишь одно благотворительное общество “Дамский благотворительный кружок при Лютеранской церкви”, созданное в 1891 г. в г. Курске, находилось в ведении настоятеля этой церкви и существовало на незначительные членские взносы (200 руб.).

Всего же благотворительной помощью указанных обществ пользовалось 644 человека, в том числе 330 детей (10 живущих и 320 приходящих) и 314 взрослых (10 живущих и 296 приходящих). Кроме того, были выданы денежные пособия 1001 лицам. Общества содержали на свои средства также такие благотворительные заведения: 3 богадельни и 2 дешевые столовые. Денежные средства их составляли из капиталов - 68.204 руб., членских взносов - 4.255 руб., разных поступлений и пожертвований - 10.792 руб., пособий - 1.025 руб. Недвижимой собственности при двух обществах имелось на 1200 руб.^¹

Таким образом, существовавшие в Курской губернии в первой половине 90-х годов благотворительные общества, как правило, не располагали значительными финансовыми возможностями. Наиболее высокий размер капиталов был в благотворительном обществе, предназначенном для призрения престарелых дворянок (17.200 руб.) и в Обществе, оказывавшем помощь учащимся “в доставлении им средств к высшему образованию” (17.150 руб.), естественно для детей и из привилегированных сословий. При этом все благотворительные общества в зависимости от конкретных задач, которые они ставили перед собой, выполняли определенные функции - организация бесплатных и дешевых столовых, приют детей и взрослых, выдача денежных пособий, оказание материальной помощи в получении образования и т.п.

В Воронежской губернии благотворительных обществ насчитывалось к 1896 г. 11, причем более половины их были расположены в самом Воронеже. Обращает на себя внимание, что деятельность их в основном была связана с системой образования, оказанием помощи учащимся, учебным заведениям. Благотворительные общества оплачивали квартиры для бедных воспитанников гимназий и прогимназий, выдавали им денежные пособия, осуществляли плату за учение и др. Так, наиболее крупным благотворительным обществом, занимающимся этими вопросами, был “Попечительный о бедных комитет”, имевший в непосредственном заведовании квартиры для бедных учащихся гимназий, прогимназий и реальных училищ. Находясь в ведении Императорского Человеколюбивого Общества, оно располагало возможностью выдавать денежные пособия нуждающимся (700 лицам за год было выдано пособий на сумму 2.100 руб.). Указанный комитет имел женское благотворительное отделение, содержавшее на свои средства мастерскую, женскую богадельню, дом дешевых квартир. Оно также выдавало пособия нуждающимся. Создание этих благотворительных обществ, было связано с проводимыми в 70-е годы реформами, в частности с реформой в области просвещения и образования, что требовало дополнительных финансовых расходов, часть которых брало на себя Императорское Человеколюбивое общество. В 1879 г. в Воронеже было создано еще одно благотворительное общество, находившееся в ведении Министерства Внутренних Дел и также имевшее цель оказывать помощь учащимся - уплачивать за их обучение, содержать склад учебных пособий.

“Общество вспомоществования учащимся мужской гимназии” было создано в 1880 г. в г. Острогожске. Благотворительную помощь получали в нем 18 детей. Здесь же существовало Общество вспомоществования учащимся в уездном училище, оказывавшее помощь 27 детям. Оба эти общества находились в ведении МВД.

В Воронеже было создано медицинское общество, специально занимавшееся вопросами оказания лечебной медицинской помощи бедному населению города. Оно же выдавало медицинские пособия нуждающимся. Как видим, у благотворительных обществ появляются новые задачи и цели, связанные с развитием образования и медицины в стране.

Обращает на себя внимание, что благотворительные общества, созданные в начале 90-х годов брали на себя решение довольно широкого круга вопросов. Так, например, созданное в 1891 г. в г. Землянске “Общество вспомоществования бедным”, находившееся в ведении МВД, оказывало помощь нуждавшимся хлебом, деньгами, лечением больных, ремонтом жилищ и проч. Здесь получали разнообразную помощь около 400 человек.

Общества вспомоществования бедным жителям существовали в Острогожске, Павловске. Причем в Павловске оно оказывало помощь и жителям прилегавши местностей. В основном, ее получали приходящие бедняки, хотя в Павловске была и богадельня, где призревалось 8 взрослых, имелся небольшой дом со службами (стоимостью 900 руб.).

Особо можно выделить общества (Воронеж), оказывавшие помощь приказчикам и их семьям (1870 г.) и “Приходское человеколюбивое общество при Римско-Католической церкви” (1895 г.), оказывавшее помощь нуждающимся прихожанам. Эти общества были рассчитаны на особые категории населения. Однако и они находились в ведении МВД^¹, что соответствовало имевшемуся законодательству.

Наименьшее количество благотворительных обществ к середине 90-х годов существовало в Тамбовской губернии. Их насчитывалось к 1896 г. всего 7, деятельность которых преимущественно выражалась в оказании материальной помощи бедным и в призрении неспособных к труду, больных людей^².

Самое крупное благотворительное общество с капиталом 60.650 руб. находилось в губернском центре - Тамбове. Тамбовский благотворительный комитет владел также несколькими домами (6) стоимостью 100.000 руб., двумя участками земли стоимостью около 14.000 руб. Наличие этих материальных средств позволяло комитету содержать городскую богадельню, приют для мальчиков, приют для девочек, образцовую ремесленную мастерскую и странноприимный дом. Кроме того, комитет ежегодно выдавал пособия тысяче нуждающихся, в частности выдавались пособия бедным невестам (32).

Благотворительные общества были созданы и в некоторых уездных городах - Липецке, Лебедяни, Моршанске, Козлове. В Козлове существовало даже два благотворительных общества - “Крестовоздвиженское братство при кладбищенской церкви для вспомоществования бедным”, содержавшее богадельню, в которой призревалось 22 старухи. Оно находилось в ведении Епархиального начальства. Вместе с тем, городские власти также оказывали ему поддержку, ежегодно выплачивали пособие - 200 руб. В ведении Императорского Человеколюбивого общества находилось Козловское попечительное общество о бедных, которое осуществляло заботу о 47 девочках, проживавших в приюте. Козловское уездное земство и городские власти на равных началах выделяли на их призрение 600 руб. (пособие). В ведении города находилось благотворительное общество для вспомоществования бедным в г. Моршанске, созданное еще в 1868 г. Оно оказывало помощь в виде выдачи пособий 300 лицам. Город оказывал помощь также благотворительному обществу в г. Лебедяни, состоявшем в ведении Министерства Внутренних Дел. Общество опекало 94 девочки и 110 взрослых, обращавшихся за материальной помощью. Как видим, некоторые благотворительные общества находились в ведении Министерства внутренних дел, преимущественно созданные в нач. 80-х годов, отдельные подчинялись городским органам управления и земству (Они были созданы в 60-е годы в период реформ). Существовало и одно общество под эгидой Императорского Человеколюбивого Общества. Под покровительством принцессы Ольденбургской функционировало Дамское попечительство о бедных в г. Липецке, имевшее богадельню, где призревалось около 30 женщин. Денежное обеспечение ее было лучше, чем других богаделен. Капитал составлял 1.670 руб., что было обусловлено ее сословным характером.

Всего же благотворительные общества Тамбовской губернии оказали помощь 1640 людям, включая 141 ребенка. Средства этих обществ состояли из капиталов - 72.000 руб., членских взносов - 1.906 руб., разных поступлений и пожертвований - 7.983 руб., пособий на сумму 2.300 руб. Удельный вес пособий, выделяемых, как правило, земством и городом, составлял небольшой объем от всех получаемых средств.

Итак, в губерниях Центрального Черноземья в конце XIX шел интенсивный процесс создания благотворительных обществ. На 1896 г. их насчитывалось 32^¹. Из них в губернских Центрах - Воронеже, Курске и Тамбове находилось 11 (соответственно 6, 4, 1), остальные 21 в уездах. Благотворительные общества оказали помощь 1494 людям, из них детям в Воронежской губернии - 56, в Курской - 330, в Тамбовской - 141 (всего 527). Благотворительные общества занимались также призрением взрослых. (В Воронежской губернии - 554, в Курской - 314, Тамбовской - 199).

Как видим, наибольшее количество детей благотворительные общества в ЦЧО призревали в Курской губернии, взрослых - в Воронежской. Сопоставляя эти данные с общероссийскими, можно констатировать, что Воронежская губерния находилась в ряду таких губерний, как Симбирская (10 благотворительных обществ), Пермская (10), Олонецкая (10), Вятская (11), Костромская (11). В этом же ряду находился Петербург (10), Москва (12)^².

Курская губерния относилась к губерниям с более высоким уровнем развития благотворительных обществ: Херсонская (14 благотворительных обществ), Минская (15), Ярославская (16), Нижегородская (16), Черниговская (16)^³ . Наибольшее количество благотворительных обществ было сосредоточено в Харьковской (27), Киевской (28), Одесской (43), Курляндской (47), Лифляндской (54)^⁴.

Тамбовская губерния относилась к губерниям с более низким уровнем развития благотворительных обществ (от 3 до 7 благотворительных обществ).

Большая часть благотворительных обществ - 27 - находилось в ведении Министерства внутренних дел, 2 - в ведении города, 3 - в ведении Императорского Человеколюбивого общества и 2 - в ведении церкви^⁵. Лишь одно благотворительное общество в Курской губернии (г. Льгов), находившееся в ведении МВД, было создано земством.

Многие общества оказывали благотворительную помощь учащимся в сфере образования (это характерно для Воронежской губернии). Большинство же обществ оказывали помощь бедным жителям городов, организовывая бесплатные столовые, приюты, богадельни, выдачу пособий и т.п. Значительная часть благотворительных обществ была создана в 80-90-е годы XIX в., что соответствует общероссийской тенденции интенсивного развития благотворительности в указанный период.

В губерниях Центрального Черноземья помимо благотворительных обществ функционировала широкая сеть благотворительных учреждений. Так, в Курской губернии их было 40, считая в том числе и учреждения, содержавшиеся на средства благотворительных обществ. Учреждения эти распределялись следующим образом - 33 учреждения преимущественно для взрослых, 6 - для детей-учащихся и 1 - для оказания медицинской помощи. В учреждения для взрослых призревалось 760 человек, в том числе 32 ребенка (23 живущих в них и 9 приходящих) и 728 взрослых (649 живущих и 81 приходящий)^¹.

По роду учреждений преобладали в основном богадельни. Их насчитывалось 30. Такое приоритетное развитие именно этого рода учреждений отражает общероссийскую тенденцию, проявлявшуюся в конце XIX - нач. ХХ в. Так, в 1899 г. из 7505 благотворительных заведений в России на долю богаделен приходилось 2792. Причем количество богаделен стремительно росло начиная с пореформенного десятилетия. В 1841-1860 гг. их было 255, в 1861 -1880 гг. - 592, а в 1881-1899 - 1182^².

Одним из самых первых благотворительных учреждений в Курской губернии была женская богадельня, открытая в 1835 г. в г. Обояни и находившаяся в ведении приказа общественного призрения. Она была рассчитана на 10 взрослых человек, капитал ее составлял 4.820 руб. Богадельня располагалась в доме, стоимость которого оценивалась суммой 1.500 руб.

Следует отметить, что богадельни находились в ведении разнообразных ведомств общественных учреждений и частных обществ, что, естественно, оказывало свое влияние на характер деятельности, на размеры и формы помощи, на состав призреваемых и на условия их жизни в заведениях этого типа. Так, например, в 1866 г. в Курске была открыта довольно большая земская богадельня для лиц всех сословий. Она была рассчитана на 111 человек и содержалась на средства курского губернского земства. В ведении земства находилась и Александровская мужская богадельня (1880 г.), рассчитанная на 10 человек (капитал ее 17.400 руб.). В ведении земства и на его средства содержались несколько богаделен в уездных центрах. В г. Кустово была создана маленькая богадельня для призрения старых и увечных, преимущественно из военных. Она находилась в ведении земской управы и призревались в ней всего 2 человека. 27 взрослых содержались в Курдюмовской богадельне для призрения престарелых, находившейся в ведении уездного земства (Обоянский уезд) (капитал ее 50.400 руб.). В г. Льгове в 1884 г. была открыта земская богадельня на 18 человек. Располагалась она в доме стоимостью 3.000 руб. и содержалась на средства земства. В отдельных случаях земство выделяло также пособия на нужды общественного призрения и, в частности на содержание богаделен. Так, в г. Дмитриеве земство выделяло ежегодно пособие в сумме 240 руб. на содержание городской богадельни в память события 17 октября 1888 г.

Городские общественные управления в деятельности своей по оказанию помощи нуждающемуся населению непосредственно примыкали к земским начинаниям в этой области. До 1870 г. деятельность эта носила вполне определенный сословный характер и была незначительной по объему. Развитие ее началось лишь со времени городового положения 1870 г., давшего городам всесословное общественное самоуправление. Расходы городов на благотворительные заведения в 1897 г. выражались в сумме 7.545 руб., а в 1898 г. на общественное призрение истрачено только 2.625 руб. По мнению Е.Д.Максимова, такое уменьшение сумм, очевидно, зависело от изменений форм отчетности, вследствие чего значительные суммы, состоявшие на счету благотворительных заведений, были перенесены на другие счета, например, на медицину, народное образование и др. Расходы на благотворительные цели на самом деле с учетом этого обстоятельства в действительности увеличились. В 1899 г. эта сумма составляла 3,2 млн. руб., в 1900 г. - 3 млн. руб. Е.Д.Максимов считал, что это скромные суммы. Тем не менее по сравнению с дореформенным временем (тогда расходовалось 900 тыс. руб.) наблюдается улучшение^¹.

Всех благотворительных учреждений (в конце XIX в.), состоявших в ведении городских общественных управлений 33 губерний, состояло 510. Из них 2567 находились в губернских городах и 253 в уездных^².

В Курской губернии в конце 90-х годов в ведении города находилась Алексинская мужская богадельня на 5 взрослых человек, городская богадельня для взрослых и детей в г. Грайвороне (1876 г.), городская богадельня в память события 17 октября 1888 г. (1891 г.), мужская богадельня на 6 человек в г. Обояни (1890 г.), городская богадельня на 22 человека в г. Путивле (1861 г.), Александровская богадельня в память 25-летия царствования императора Александра II в г. Фатеже (1884 г.). Городские власти выделяли также пособия благотворительным учреждениям. Например, пособие от города в размере 200 руб. получала городская богадельня в г Короче (1881 г.), Александровская богадельня в память 25-летия царствования императора Александра II в г. Старый Оскол получала пособие 1000 руб.

В Курской губернии имелись и сельские богадельни. Крестьяне, составлявшие подавляющую массу населения в России, могли уделить на нужды призрения весьма незначительные средства. По данным Е.Д.Максимова, в 28 земских губерниях насчитывалось всего 70 благотворительных заведений, в которых призревалось только 1.167 душ. Автор отмечал, что у крестьян полностью отсутствовали организованные формы призрения. Она была им непосильна^¹. Именно этим, вероятно, объясняется и тот факт, что в Курской губернии было всего две сельские богадельни для взрослых, открытые в 1861 г. Это Томаровская сельская богадельня в Белгородском уезде, призревавшая на средства волости 9 человек, и богадельня для бедных престарелых на 15 взрослых в слободе Ольшанске Новооскольского уезда. Последняя содержалась на пожертвования сельских обывателей и находилась в ведении сельской общины.

Часть благотворительных учреждений содержалась на средства церкви и находилась в ведении епархии^². Так, в г. Белгороде в 1885 г. была открыта Иосафо-Порфириевская богадельня для заштатных церковнослужителей и бедных сирот церковного звания. Богадельня располагалась в двух домах, находилась в ведении Епархиального начальства и содержалась на средства Епархиального Попечительства. В ней призревалось 37 взрослых. В Грайворонском уезде при Борисовско-Тихвинской девичьей пустыни была создана богадельня на 70 женщин. Здесь имелась усадьба с двумя мельницами стоимостью 1.200 руб. Капитал ее составлял 17.400 руб. и находилась она в ведении Епархиального начальства. Еще в 60-е годы в г. Курске при Всехевятской кладбищенской церкви была создана женская богадельня, получавшая пособие от города (1023 руб.) и призревавшая 60 женщин.

Некоторые богадельни, созданные в 80-90-е годы, находились в ведении Министерства внутренних дел: богадельня общества пособия бедным на 17 человек в г. Новый Оскол (1892 г.), Александровская богадельня на 35 человек в г. Старый Оскол (1881 г.), богадельня для престарелых обоего пола в г. Суджа (1880 г.), богадельня для престарелых в г. Мирополье (1892 г.). Причем, находясь в ведении МВД, многие из этих богаделен содержались на частные пожертвования.

Частная благотворительность служила в значительной мере к восполнению земской и городской деятельности в области помощи нуждающимся. Выражалась она в различных проявлениях общественной инициативы, начиная от простейших форм до более сложных. Частная благотворительность проявлялась в тот период в пожертвованиях частных лиц, в целях поддержки как отдельных нуждающихся, так и учреждений по призрению. Отдельные лица на свои средства создавали самостоятельные заведения для призрения, организовывали благотворительные общества, кассы и общества взаимопомощи. По заключению Е.Д.Максимова, частная благотворительность в тот период по распространенности, числу учреждений и призреваемых имела выдающееся значение^¹. Из числа вышеуказанных богаделен в Курской губернии на частные пожертвования существовали богадельни в г. Судже, г. Мирополье. Богадельня в селе Борщине для сирот и престарелых, рассчитанная на 10 человек и находившаяся в ведении земства, содержалась на средства семьи Евреиновых. Богадельня Николая Гумичева в г. Белгороде, созданная для призрения в основном выходцев из купеческого сословия и отставных нижних чинов, получала пособие от Белгородского общественного Гумичевского банка.

Щигровский банк оказывал помощь Дому призрения нищих (1876 г.), содержавшемуся на частные благотворительные пожертвования. В 1873 г. в Льговском уезде была создана Ивановская богадельня для призрения 12 престарелых женщин на средства князя А.В.Барятинского. Отметим попутно, что на основе частных пожертвований семьи Терещенко в слободе Глушково в 1882 г. была создана больница им. С.А.Терещенко. На средства его наследников в больнице получали бесплатную медицинскую помощь около 3000 человек (стационарно и амбулаторно).

Однако развитие частной благотворительности сдерживали положения законодательства, которые требовали для учреждения благотворительных обществ, заведений всякий раз испрашивать Высочайшего соизволения, что было, по мнению Е.Д.Максимова, крайне неудобно, “обременяло правительство рассмотрением дел излишних”. Результатом этого порядка было медленное развитие (до середины XIX в.) частной благотворительности. В связи с этим Максимов проявлял удивление, он называл существование такого положения “особенно странным”^¹. Однако, на наш взгляд, именно политикой государства, опасающегося развития общественной инициативы, и определялись эти “странности”, требующие жесткой регламентации частной благотворительности. Частные благотворительные общества обязаны были представлять Министерству внутренних дел ежегодные отчеты о своей деятельности, о своих капиталах, доходах, расходах, имуществе, заведениях и призреваемых в них. За соблюдением уставов частных обществ обязан был следить губернатор. Однако к концу XIX в. частная благотворительность в силу вышеуказанных обстоятельств, связанных с бурным развитием в пореформенное время капиталистических отношений, получила относительно широкое распространение. Общее количество частных благотворительных обществ достигло 2750, а общее число частных благотворительных заведений определялось в 2.846 (во второй четверти XIX в. их было всего 8)^².

Помимо богаделен в Курской губернии функционировали и благотворительные учреждения другого рода. Так, в г. Курске имелся Странноприимный дом, учрежденный генерал-лейтенантом Белевцевым в 1856 г. Он располагал усадьбой с постройками стоимостью 30.000 руб., находился в ведении города. Только в течение одного года он смог приютить (на разные сроки) до 20 тыс. человек. Александровский дом призрения для неимущих, также находившийся в ведении города, владел 3 домами стоимостью 2.500 руб., располагал капиталом на сумму 2.050 руб. Он был создан в период реформ в 1874 г. В нем содержалось 103 взрослых и 18 детей. В Курске имелся также ночлежный приют, созданный в 1889 г. Он располагался в двух домах стоимостью 8.000 руб., находился в ведении города. В течение года в нем призревалось 146.541 человек (сведения на 1896 г.). Следует заметить, что “Курские губернские ведомости” регулярно в неофициальной части газеты давали краткую информацию о количестве лиц, пользовавшихся ежедневно этим ночлежным приютом^¹.

Дом убежища для бедных общества пособия бедным был открыт в 1867 г. в г. Старый Оскол. Он содержался на средства общества. В нем призревались 9 детей и 11 взрослых, находился в ведении Министерства внутренних дел. Дом призрения нищих имелся и в г. Щигры (с 1876 г.). Содержался на частные пожертвования Щигровского банка.

Новый тип благотворительных учреждений - бесплатные столовые появились в Курской губернии в начале 90-х годов. Например, в 1893 г. была открыта бесплатная столовая общества пособия бедным в Старом Осколе. В ней ежегодно раздавались до 11.000 обедов. В 1891 г. была создана бесплатная столовая Фатежского благотворительного общества в г. Фатеже. Оба этих учреждения находились в ведении Министерства внутренних дел.

Для оказания медицинской помощи была создана больница, содержавшаяся на средства частных лиц (см. выше). В 1896 г. врачебным пособием пользовалось 3.049 человек, в том числе 704 ребенка (42 стационарных и 662 амбулаторных) и 2.345 взрослых (196 стационарных и 2.149 амбулаторных).

Итак, по роду благотворительных учреждений в Курской губернии на конец XIX - нач. ХХ в. преобладали богадельни, хотя имелись и другие типы благотворительных учреждений. Значительная их часть по сведениям на 1896 г. находилась в ведении Министерства внутренних дел (26) и духовного ведомства (5) (см. приложение, таблицу 7). Больше всего благотворительных учреждений было открыто в 80-е годы. Среди них преобладали учреждения для взрослых.

Свои особенности в развитии имели благотворительные учреждения в Воронежской губернии, относившейся к тем регионам Российской империи, где благотворительность развивалась достаточно интенсивно и эффективно. По количеству благотворительных учреждений она опережала как Курскую, так и Тамбовскую губернии. (см. Приложение. Таблица № 7). В ней насчитывалось 66 благотворительных учреждений, считая в том числе учреждения, содержимые обществами. Учреждения эти подразделялись следующим образом: 51 - преимущественно для взрослых, 8 - для детей и учащихся и 7 - для оказания медицинской помощи. В учреждениях преимущественно для взрослых призревалось 15.245 человек, в том числе 168 детей (87 живущих постоянно в этих учреждениях и 81 приходящих). Взрослых призревалось 15.077 человек (828 живущих постоянно и 14.249 приходящих). О денежных средствах 19 учреждений цифровых данных не сохранилось. Средства остальных учреждений состояли из капиталов - 254.212 руб., членских взносов - 264 руб., разных поступлений и пожертвований - 5.917 руб. и пособия 6.356 руб. Недвижимой собственности числилось на сумму 337.930 руб.^¹. (См. Приложение. Таблица № 5).

Как и по всей России, в Воронежской губернии наиболее типичным благотворительным учреждением в конце XIX - нач. ХХ вв. была богадельня. По сведениям на 1896 г. на средства губернского земства содержалась основанная в 1866 г. в г. Воронеже на частные пожертвования поручика Вингеля богадельня при губернской земской больнице для мужчин и женщин. В ней постоянно проживало 160 человек, находилась она в ведении Министерства Внутренних дел. На средства уездного земства содержалась богадельня в г. Боброве, основанная в 1893 г. при уездной земской больнице. В ней призревалось 12 человек, хотя рассчитана она была на 20 человек. Уездное земство в г. Острогожске выделяло пособие в размере 700 руб. на содержание богадельни, основанной еще в 1804 г. В ней призревалось 15 женщин^¹.

На средства города содержалась Николаевская мужская богадельня, учрежденная в ознаменование 25-летия царствования Императора Николая I в 1850 г. в г. Воронеже. В ней проживало 25 взрослых. В период реформ 60-70-х годов в Воронеже была создана еще одна богадельня на средства городских властей - Александровская богадельня - в ознаменование 25-летия царствования Императора Александра II. Она была основана в 1879 г., находилась в ведении Министерства Внутренних дел. В ней призревалось 25 человек. Обращает на себя внимание, что открытие богаделен местными органами самоуправления обычно приурочивалось к каким-либо юбилейным датам, связанным с жизнью и деятельностью царствующих особ, что, вероятно, также было призвано укреплять авторитет власти. Эта традиция продолжалась и в последующие годы. Так, в 1888 г. в г. Бирюч была открыта городская богадельня, учрежденная городом в ознаменование 25-летнего царствования Императора Александра II. Она была рассчитана на 10 женщин и находилась в ведении Министерства Внутренних дел. Всего в Воронежской губернии в память событий, происходивших в царской семье, было открыто четыре благотворительных учреждения (см. Приложение. Таблица № 7). Пособие в размере 500 руб. от города получала городская Александровская богадельня для престарелых лиц (мужчин) всех сословий, открытая в 1866 г. в г. Острогожске. В ней проживало 12 человек. Как видим, на средства земства и городского самоуправления в Воронежской губернии содержалось немного благотворительных учреждений.

Значительно больше в губернии было сельских общественных богаделен. Так, в 1891 г. в сл. Бутурлиновка Бобровского уезда была основана сельская общественная богадельня. Она содержалась на общественные средства Бутурлиновской волости и призревала 38 мужчин и 3 детей (постоянно живущих) и 48 приходящих женщин. На средства сельского общества функционировала Колодежнянская сельская общественная богадельня (Острогожский уезд) для лиц, неспособных к труду и сирот. В ней проживало 5 человек. В 1883 г. была открыта Лискинская (Острогожский уезд) сельская общественная богадельня, которая содержалась на проценты с капитала (капитал 62.000 руб.), пожертвованного по завещанию священника Петра Козмина. В ней содержалась 21 женщина. Сельская общественная богадельня была устроена и в селе Россошь (Острогожский уезд) владельцем имения Г.А.Чертковым. Она располагалась в доме с усадьбой, пожертвованным учредителем. В ней проживало 13 человек. В Павловском уезде (слобода Воронцовка) в 1865 г. была основана сельская общественная богадельня, в которой призревалось 4 детей и 16 взрослых. Содержалась она на средства общества. Отметим также три сельские общественные богадельни, открытые в 1858-1871 годах при Благовещенской Митрофановской и Успенской церквях. Они содержались на средства местной волости^¹. В устройстве сельских богаделен участвовали не только сельские общины, но и частные лица, церковь.

На частные пожертвования московского купца Михайлова была открыта в 1888 г. в г. Воронеже мещанская женская богадельня на 50 человек, которая содержалась на средства мещанского общества. На средства местного купца Клочкова была учреждена также женская богадельня при Богоявленской церкви Воронежа. Воронежский купец Николай Богданов на свои средства устроил богадельню при Входо-Иерусалимской церкви (на 5 чел.). Это была одна из первых богаделен в Воронежской губернии, созданной на пожертвования купца (1825 г.). В г. Богучар в 1893 г. на средства местного купца П.М.Куранова была открыта богадельня на 40 человек. Содержалась она также на его деньги. Богадельня располагалась в каменном одноэтажном здании стоимостью 23.500 руб. (по тем временам это немалая сумма).

Частной благотворительностью, однако, занимались не только воронежские купцы, но и достаточно состоятельные люди из других сословий. Так, в 1864 г. в Воронеже была основана церковноприходская богадельня на средства потомственного почетного гражданина Я.И.Нечаева. В селе Ольшано Бирючского уезда церковноприходская богадельня была открыта в 1862 г. на пожертвования капитана Хабарова. Капитал ее составлял 5700 руб. и проживало в ней 4 женщины^¹. В 1873 г. коллежский асессор Антонов пожертвовал деньги на устройство церковноприходской богадельни при Митрофановской Кладбищенской церкви в г. Бирюч. В ней проживали 13 женщин. Капитал ее составлял 16.700 руб.

Пожалуй, наиболее впечатляющим является открытие в 1878 г. на частные средства действительного статского советника Василинина убежища для бедных и престарелых в пригородной слободе Дубовской. Это убежище имело три дома (2 из них каменных), землю, усадьбу, домовую церковь, церковноприходскую школу, 22 десятины земли (стоимость 20.700 руб.).

На содержание призреваемых выделялось пособие. Капитал Василининского убежища составлял 70.000 руб. Оно находилось в ведении Императорского Человеколюбивого общества. Вместе с тем, получало пособие от Воронежского Попечительства о бедных Комитета (3.250 руб.), от уездной казны за содержание инвалида - 36 руб. Постоянно проживало там 40 взрослых, получали также помощь свыше 500 человек (дети и взрослые), которые обращались в это убежище.

В 1893 г. на средства жены статского советника Надежды Головиной в Нижнедевицком уезде был открыт приют для престарелых и неимущих лиц обоего пола. Он располагался в доме с усадьбой стоимостью 3.000 руб. и содержался на средства учредительницы и на случайные доходы.

Все вышеприведенные факты свидетельствуют о том, что в Воронежской губернии частная благотворительность имела довольно широкое развитие. Вместе с тем, приоритетной была церковноприходская благотворительность. В ведении духовного ведомства в Воронежской губернии находилось 36 благотворительных учреждений (более чем в 7 раз больше, чем в Тамбовской губернии). (см. Приложение. Таблица № 7). По сведениям на 1896 г. в губернии находилось 20 церковноприходских богаделен^¹.

Помимо богаделен в Воронежской губернии имелись и другие благотворительные учреждения, в частности, странноприимные дома, создаваемые, как правило, при монастырях. В Воронежской губернии их было несколько. Причем только в Воронеже существовало два странноприимных дома. В 1854 г. был создан странноприимный дом при Митрофаново-Благовещенском монастыре для приюта паломников (обитель посещало до 15 тыс. человек в год). В 1861 г. был открыт странноприимный дом при Толгиевском Спасо-Преображенском монастыре, где посетители безвозмездно получали приют и пищу (до 6 тыс. человек в год получали эту помощь). Странноприимный дом был создан в 1865 г. также при Валуйском Успенском монастыре для приема богомольцев. Он содержался на средства монастыря и оказывал благотворительную помощь приблизительно в год около 2.500 нуждающимся. Около 3 тыс. человек, приходящих на богомолье, и бедных городских жителей пользовались услугами странноприимного дома при Задонском Свято-Троицком женском монастыре^².

Обращает на себя внимание, что почти половина всех благотворительных учреждений для взрослых Воронежской губернии располагались непосредственно в губернском центре. В Воронеже их насчитывалось 19 (см. Приложение. Таблица № 5). Здесь же помимо богаделен, относящихся к разным ведомствам, преимущественно к духовному и Министерству Внутренних дел, странноприимных домов создавались и новые типы благотворительных учреждений. Так, в 90-е годы в Воронеже был создан дом дешевых квартир (24 квартиры), который содержался на средства женского благотворительного общества и находился в ведении Императорского Человеколюбивого Общества. В нем проживало около 60 человек. В ведении этого же Общества (его местного отделения) находились дешевые квартиры Воронежского Попечительного о бедных Комитета для гимназистов и гимназисток.

Анализируя состояние благотворительных учреждений в Воронежской губернии, можно сделать вывод, что в количественном отношении этих учреждений в крае было больше, чем в других губерниях ЦЧ. Большая их часть содержалась на средства духовного ведомства, на частные пожертвования, которые осуществляли представители разных сословий, в том числе дворянства, духовенства и в большей степени купечества. Приоритетным же направлением была церковноприходская благотворительность.

Что же касается учреждений, оказывающих медицинскую помощь, то их насчитывалось 7, т.е. больше в 7 раз, чем в Курской губернии. (См. Приложение. Таблица № 7). Данных о медицинских учреждениях в Тамбовской губернии (на середину и конец 90-х годов XIX в.) в сборнике не имеется. В учреждениях, оказывавших медицинскую помощь, врачебным пособием воспользовалось 7.265 чел. (данные на 1896 г.), в том числе 2.586 детей (83 стационарно и 2.508 амбулаторно) и 4.672 взрослых (322 стационарно и 4.357 амбулаторно). Кроме того, воспользовались амбулаторным пособием от лечебницы генерал-майора Раевского 12.204 человека.

Самое раннее благотворительное учреждение в губернии относится к 1798 г., затем до 50-х годов их было всего 7 (обществ и учреждений). Большее их число основано в 80-х и 90-х годах^¹.

Обратимся к истории создания благотворительных учреждений в Тамбовской губернии. По данным на 1896 г. имелось 44 благотворительных учреждения, в том числе и учреждения, содержавшиеся благотворительными обществами. Учреждения эти распределялись следующим образом: 28 преимущественно для взрослых и 16 - для детей и учащихся. В учреждениях преимущественно для взрослых призревалось всего 3.377 человек, считая в том числе 77 детей, живущих и 3.294 взрослых (773 живущих и 2.521 приходящих) (См. Приложение. Таблица № 6).

В странноприимных домах нашли отдых около 74.000 странников. О денежных средствах 9 учреждений, содержавшихся различными обществами, цифровых данных не имеется. Средства же остальных состояли из капиталов - 417.670 руб., членских взносов - 943 руб., разных поступлений и пожертвований - 8.652 руб. и пособий - 14.690 руб., при недвижимости 16 учреждений на 234.900 руб.^¹.

Как и в других губерниях среди благотворительных учреждений преобладали богадельни. С 1869 г. в г. Тамбове существовала городская общественная богадельня, созданная Тамбовским благотворительным комитетом и находившаяся в ведении Министерства Внутренних дел. В ней призревалось 85 мужчин и 249 женщин. Существовали богадельни и в уездных центра: в г. Елатьме - Стрижевская женская богадельня (призревалось 14 женщин), находившаяся в ведении города; в г. Кирсанове - городская богадельня для престарелых и увечных (на 12 человек), основанная на частные пожертвования в 1879 г.; в г. Козлове - Николаевская богадельня для престарелых и увечных с сиротским отделением, основанная на частные пожертвования Н.Козловским в 1870 г. и находившаяся в ведении МВД. В ней находился 61 человек. На средства города содержалась мужская богадельня (на 10 человек) для престарелых горожан, созданная в 1880 г. в г. Лебедяни. Здесь же была создана и женская богадельня для местных горожанок на 25 человек. Она также содержалась на средства города. Две богадельни возникли в 1880 г. в г. Липецке. Одна - женская богадельня была создана дамским попечительным обществом, находилась под покровительством принцессы Евгении Максимовны Ольденбургской, поэтому богадельня называлась Евгеньевской. В ней призревалось 37 женщин. Александровская Городская Богадельня была создана в память 25-летия царствования Императора Александра II. В ней призревалось 16 человек, находилась она в ведении города и получала от него пособие в размере 500 руб.

В г. Моршанске в 1873 г. существовала городская общественная богадельня для престарелых и увечных обоего пола. В ней проживало 78 человек, капитал составлял 51.640 руб. Здесь же уже в 90-е годы на частные средства А.Е.Катриной была создана женская богадельня на 40 человек. Капитал ее составлял 43.250 руб.^¹.

В 1880 г. в г. Темникове была создана богадельня для престарелых обоего пола (на 20 человек), находившаяся в ведении города и основанная на частные пожертвования Бочкарева. В г. Усмани в 1899 г. Г.Д.Сухачева основала городскую богадельню, владевшую 229 десятин земли, стоимостью 22.900 руб. Имелась Натальинская богадельня для престарелых на 15 человек в г. Шацке. Она состояла в ведении МВД.

Богадельни в Тамбовской губернии создавались и в сельской местности. Так, например, в 1889 г. в селе Сасово Елатомского уезда купец Постников открыл Казанскую богадельню для неимущих. Богадельня владела домом стоимостью 10.000 руб. В ней проживало 16 человек, находилась она в ведении МВД. На средства князя Волконского в селе Гридино также была создана богадельня для престарелых женщин.

Многие богадельни содержались на средства церковноприходских попечительств, монастырей, о чем будет сказано в специальном разделе. Однако укажем некоторые из них, которые создавались непосредственно при церквях, монастырях и выполняли определенную социальную функцию. Порою они также возникали на частные пожертвования и носили имена их учредителей. Например, в Тамбове имелась Покровская богадельня Е.А.Мосоловой при Покровской церкви для бедных старух (на 14 человек). Расположена она была в доме стоимостью 12.300 руб., капитал ее - 17.000 руб., находилась в ведении Церковного Попечительства. При кладбищенской церкви в г. Елатьма была создана богадельня для престарелых. В ней проживало 21 человек, состояла она в ведении города. Такого же типа богадельня имелась при Крестовоздвиженской кладбищенской церкви в г. Козлове. Проживали в ней 33 человека, содержалась на средства Крестовоздвиженского братства^¹ .

В ведении Церковноприходского попечительства находилась богадельня для престарелых с приютом для сирот и участком земли в 100 десятин стоимостью в 16.000 руб. в г. Усмани. Основана она была еще в 1875 г. М.Охотниковым. В содержании ее принимало участие и уездное земство, выделяя ежегодно пособие в размере 600 руб.

В Тамбовской губернии имелись и странноприимные дома для призрения взрослых. Так, в Тамбове такой дом был создан в 1870 г. Тамбовским благотворительным комитетом. В нем призревалось в течение года до 10.000 чел., находился он в введении города. Странноприимные дома с богадельнями существовали и при монастырях. Например, такой дом содержался на средства Предтече-Прогуляевого монастыря, находился в ведении Церковноприходского попечительства. Постоянно проживало в нем 3 человека, а получило помощь 2.500 человек. На средства монастыря содержался странноприимный дом и богадельня в Темниковском уезде при Саровской пустыне. В течение года в нем призревалось 54.000 человек. Находился дом в ведении епархиального ведомства^². В странноприимном доме с богадельней в г. Шацке на средства монастыря призревалось в течение года до 10.000 человек^³. В Ахтырском монастыре в г. Козлове существовала небольшая богадельня на 12 человек, содержавшаяся на его средства.

В губернии к середине XIX века существовало и два приюта для взрослых. В г. Шацке был создан приют для престарелых, содержавшихся на средства предводителя дворянства, хотя находился в введении МВД. В нем призревалось около 30 человек^¹. В г. Козлове имелся Александро-Невский приют для престарелых мужчин. В нем проживало 42 человека. Приют располагался в доме стоимостью 15.000 руб. В содержании его оказывали помощь городские власти и уездное земство, выделяя ежегодно пособие в сумме 500 руб.^².

Таким образом, из 28 благотворительных учреждений для взрослых 4 находились в губернском центре - Тамбове, 24 - в уездах. Они оказали помощь 3.295 взрослым^³ (См. Приложение. Таблица № 6).

Сравнительный анализ развития благотворительных учреждений в губерниях Центрального Черноземья к середине XIX в. (на 1896 г.) позволяет сделать ряд выводов. Наибольшее количество учреждений для взрослых находилось в Воронежской губернии - 51, в Курской губернии - 33. Наименьшее в Тамбовской губернии - 28. Богаделен было больше всего в Воронежской губернии - 43, в Курской губернии - 30, в Тамбовской - 25 (наименьшее). Странноприимных домов также наибольшее количество было в Воронежской губернии - 6. Однако Тамбовская губерния опережала в этом случае Курскую, где соответственно находилось 3 и 1 странноприимных дома. Наименьшее количество учреждений, подчинявшихся Министерству Внутренних дел было также в Тамбовской губернии (16), а в Воронежской (32). Курской (26). Зато в 3 раза превышало Курскую губернию количество учреждений, находившихся в Ведомстве духовном. (Соответственно 5 и 15). (См. Приложение. Таблица № 7).

Специфика местных условий и развития экономики накладывало отпечаток на развитие тех или иных типов благотворительных учреждений.

В конце 90-х годов XIX в. - нач. ХХ в. продолжается рост благотворительных учреждений в губерниях Центрального Черноземья. Ведомство Учреждений Императрицы Марии в 1898 г. создало в Воронеже общежитие для слепых работниц отделения Попечительства ВУИМ^¹. На средства отделения в этом же году была основана и бесплатная глазная лечебница (на 10 чел.), оказавшая помощь только за год 995 больным^². Всего таких лечебниц по России было отрыто 16. В них ежегодно принималось 41.000 больных, которыми делалось свыше 224.000 посещений. В разных местах возникали так называемые “окулистические пункты”.

Учреждения Попечительства Императрицы Марии о слепых находились в разных городах, где открывались также специальные училища для слепых. В 1883-1905 гг. в губерниях было открыто 23 училища слепых, в т.ч. и в Воронеже^³. Больше таких учреждений в губерниях Центрального Черноземья нигде не было. Убежище для бедных хронических больных было создано Обществом вспомоществования бедным в г. Острогожске.

В г. Нижнедевицке (Воронежской губернии) в 1898 г. на средства земства была создана земская мужская богадельня на 5 человек в память коронования Императора Николая II^⁴. В г. Богучар в 1899 г. земство создало земскую богадельню на 40 человек, находившуюся в ведении МВД^⁵.

В Курской губернии в 1898 г. Благотворительное общество (под покровительством ВУИМ) была создана дешевая столовая на 130 человек. В ней в течение года получили питание 32.296 мужчин и 11.824 женщины^⁶. В г. Новом Осколе был открыт странноприимный дом Общества для пособия бедным на 4 человека (1898 г.). В нем получили приют 63 человека^⁷. В Щигровском уезде в этом же году благотворительное общество создало ночлежный дом на 28 человек. Он содержался на средства общества и его услугами воспользовались а год 1.191 мужчин и 595 женщин^⁸.

В Курском уезде в 1898 г. при Александро-Невском Ските Свято-Троицкого женского монастыря была создана богадельня на 10 человек^¹.

Отличительной особенностью благотворительности в Курской губернии в этот период являлось помимо создания обществ вспомоществования нуждающимся и бедным, открытие учреждений общества трезвости с религиозной окраской. Они открывались еще в начале 90-х годов в Грайворонском уезде^². Чайные Христианского общества трезвости существовали в г. Грайвороне, в селах Борисовка, Головчина. Как правило, они содержались на средства общества трезвости. В 1894 г. в связи с возникновением Попечительства о народной трезвости усилился интерес к этому вопросу. В 1898 г. Общество трезвости создало дом призрения в селе Погребки Льговского уезда.

В Государственном Архиве Курской области нам удалось обнаружить интересные документы, дающие представление о состоянии учреждений Общества о народной трезвости в Курске и Курском уезде на 1902 г. Члену уездного комитета Попечительства о народной трезвости А.А.Петрусевичу было направлено циркулярное письмо от 11 декабря 1902 г. от Управляющего акцизным сбором Курской губернии. В нем содержалось предписание сообщить информацию об открытии в уезде чайных и читален^³.

В ответном письме отмечается, что “большинство чайных еле влачат свое существование, не оправдывая даже расходов на свое содержание или еле покрывают их. Убытков не дают только чайные, помещавшиеся в собственных зданиях”^⁴. Сказанное относится и к уездным чайным.

Из Главного Управления Попечительства о народной трезвости в Курск поступило также распоряжение о снабжении чайных и читален периодическими изданиями. При этом Главное Управление рекомендовало газету “Русское чтение”, которая “вполне приноровленная к интересам и пониманию простого народа, а также журнал “Земледелец”, допущенный Министерством Земледелия”^¹. В распоряжении даны также рекомендации по организции народных чтений,

отмечается, что необходимо пользоваться ими “для расширения среди населения здравых понятий о вреде пьянства и неумеренности потребления крепких напитков. Между тем распространение этих понятий составляет прямую обязанность попечительств и притом обязанность существенно важную, потому что для обеспечения успеха в борьбе с народным пьянством недостаточно ослабить соблазны питейного заведения, а необходимо еще возбудить в самом этом населении расположение к трезвости и воздержанию”^².

Пропагандируя народные чтения, Главное Управление Попечительства направляло на места журнал “Вестник Попечительства о народной трезвости”, списки изданий, разрешенных для народных чтений, бесплатных народных библиотек и читален, книжных складов и воскресных школ и для представления на сценах народных театров (с 1 июля 1903 г. по 1 января 1904 г.), изданные в Петербурге^³. В деле содержится также специальный список изданий, регламентирующих чтение в народных библиотеках и читальнях^⁴. Как видим, чтение для народа должно быть “идеологически выдержанным” и формировать у населения верноподданнические чувства и настроения, отвлекая его не только от пьянства, но и возможных “бунтарских” действий. Напомним, что речь идет по времени о кануне революционных событий 1905-1907 гг.

Как же относилось население Курской губернии к созданию учреждений Попечительства? Из Отчета Курского уездного комитета явствует, что “отношение населения к упомянутым учреждениям Попечительства мало сочувственное, что объясняется, конечно, отсутствием при чайных каких-либо приманивающих к ним учреждений. Если же сравнительно благоденствует Курская чайная, то это объясняется лишь более дешевой ценой чая”^¹. Сделан вывод, что деятельность Курского уездного Комитета Попечительства о народной трезвости находится лишь в зачаточном состоянии (подчерк. автором). Курский уезд, как и все другие нуждается и в бесплатных библиотеках-читальнях, и в народных чтениях с туманными картинками, и в каких-либо публичных лекциях по предметам, необходимым в крестьянском быту; и в создании народных хоров и оркестров, которые могли бы доставить кой-какую усладу крестьянам...”^². Во всем этом комплексе мер нетрудно увидеть сущность целенаправленной идеологической охранительной политики правительства.

В конце 90-х годов XIX в. - начале ХХ в. в Тамбовской губернии развиваются те же направления благотворительности, которые имели место ранее. Открываются новые богадельни, бесплатные дешевые столовые и т.п. Так, в Моршанском уезде в 1898 г. для престарелых женщин (на 12 человек) была открыта на частные средства богадельня Фанталового. В Тамбове, в Усмани были открыты бесплатные дешевые столовые по инициативе Попечительства о бедных. Обращает на себя внимание, что именно в этот период в Тамбовской губернии возникают различные общества вспомоществования в различных отраслях хозяйства, что, на наш взгляд, связано с ростом самосознания различных категорий рабочих и служащих. Одной из старейших организаций подобного типа, как мы отмечали, было общество взаимного вспомоществования приказчиков в Тамбове (1895 г.). В нем практиковались такие формы работы как выдача ссуд, безвозвратных пособий. Общество имело свою лечебницу, где ее членам оказывалась бесплатная медицинская помощь^³. Использовались различные формы взаимного страхования: на случай смерти, безработицы^⁴. В 1899 г. появилось общество взаимного вспоможения ремесленников, находившихся в ведении Министерства Внутренних дел^¹. Подобное общество было открыто в это же время в Борисоглебске. Здесь е существовали общества вспомоществования приказчиков, общество пособия нуждающимся жителям Борисоглебска^².

В 1897 г. в Тамбове возникло общество взаимного вспомоществования врачей. Тамбовское губернское земство выделяло ему ежегодное пособие 399 руб. В этом же году в Моршанском уезде было открыто попечительство о нуждающихся крестьянах, содержавшее детский приют и богадельню^³.

Итак, согласно систематизации, которая была принята среди теоретиков и практиков в прошлом веке, призрением взрослых занималось пять групп учреждений.

1. Заведения для призрения престарелых, убогих, неизлечимых и вообще неспособных к труду (богадельни, приюты, странноприимные дома, убежища и пр.).

2. Заведения дешевого и бесплатного проживания (ночлежные дома, квартиры, комнаты, общежития).

3. Заведения бесплатного и дешевого питания (столовые, чайные).

4. Заведения трудовой помощи (дома трудолюбия, мастерские, рукодельни).

5. Заведения лечебной помощи для взрослых^⁴. Как мы показали, в губерниях Центрального Черноземья сложилась широко разветвленная сеть благотворительных обществ и учреждений, которая и определяла состояние благотворительности в крае в конце XIX- начале ХХ вв.

1 См. История России в конце XIX - нач. ХХ вв. М., 1998. С. 310.

2 Там же. С. 305-306.

1 Там же. С. 307.

1 См. Власов П.В. История благотворительности в России//Помоги ближнему. Благотворительность вчера и сегодня. - М., 1994. С. 37.

2 См. Свод законов Российской империи. т. XIII. Уставы о народном продовольствии, общественном призрении и врачебный. С.-Пб., 1892.

3 Там же, т. XIV.

4 Там же, т. II, 1891.

5 Максимов Е.Д. Практическая и законодательная постановка мер общественного призрения//Русское богатство, 1896. № 10. С. 37.

1 См. Свод законов Российской империи. Т. XIII С.-Пб., 1892. С. 1.

2 Там же. С. 2-3.

3 Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. - М., 1997. С. 209.

4 Там же. С. 210. См. также Государственные учреждения в России. - Нижний Новгород, 1994. С. 15.

5 См. Государственные учреждения в России. - Нижний Новгород, 1994. С. 121.

6 Там же. С. 134-146; Свод Законов Российской империи. Т. II. - Кн. I. - М., 1910. С. 219-240.

1 См. Ерошкин Н.П. Указ. соч. С 219.

1 См. Государственные учреждения в России. С. 147.

2 См. Ерошкин Н.П. Указ. соч. С. 219; Государственные учреждения в России. С. 146-155.

3 Свод законов Российской империи. Т. XIII. С. 2.

1 Свод Законов. Т. XIII. С. 3.

1 Там же. С. 5.

2 Свод законов... Т. XIII. С. 10-11.

1 Свод Законов. Т. XIII. С. 15.

1 Там же. С. 17.

2 Свод законов... Т. XIII. С. 18.

3 Там же.

1 Там же. С. 20.

2 Там же. С. 29.

1 Свод Законов... Т. ХIII. С. 30.

1 Там же. С. 34.

2 Свод законов. Т. XIII. С 35.

1 Свод законов. Т. XIII. С 46.

1 Свод законов. Т. XIII. С 51.

2 Там же. С. 52-53.

1 Свод законов. Т. XIII. С. 53.

2 Там же. С. 32-33.

1 Там же. С. 119.

2 Свод законов. Т. XIII. С. 121.

1 Там же. С. 122.

2 Там же. С. 123.

3 Там же. С. 33.

1 Свод законов. Т. XIII. С. 53-55; Положение о богадельнях. С. 132-136.

2 Свод законов. Т. XIII. С. 54.

1 Свод законов. Т. XIII. С. 55.

2 Там же. С. 64.

1 Там же. С. 84.

2 Свод законов. Т. XIII. С. 85.

1 См. Свод законов. Т. XIII. С 100.

2 См. Свод законов. Т. XIII. С 108.

1 Там же. С. 104.

1 См. Максимов Е.Д. Практическая и законодательная постановка мер общественного призрения//Русское богатство. 1896. - № 10; Он же. Законодательные вопросы попечения о нуждающихся. - С-Пб., 1907.

2 См. Русское богатство. 1896. - № 10. С. 50.

1 Русское богатство. 1896. - № 10. С. 39.

2 Там же.

1 См. Русское богатство. 1896. - № 10. С. 40.

2 Там же.

3 Там же.

1 Там же. С. 41.

2 См. Дерюжинский В.Ф. Заметки об общественном призрении. - М., 1897.

1 См. Андреевский И.Е. По вопросу об отношении государства к общественному призрению. - М., 1894.

2 Дерюжинский В.Ф.. Указ. соч. С. 3.

3 Дерюжинский В.Ф. Указ. соч. С. 82.

4 Там же. С. 87.

1 Цит. по : Дерюжинский В.Ф. Заметки по общественному призрению. - М., 1897. С. 106.

2 Там же. С. 108; См. также приложение в книге: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - С-Пб., 1899.

3 См. Сборник сведений... Приложение. С. 3.

4 См. Сборник сведений по состоящему под августейшим покровительством ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны Попечительству о домах трудолюбия и работных домах. Вып. II. Отчеты по Попечительству с 1895 до 1900 включительно. - С-Пб., 1901.

5 См. Швиттау Г.Г. Трудовая помощь в России. Пг., 1915. Ч. I. С. 12-15.

1 Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. М., 1998. С. 44.

2 См. подробнее: Мельников В.П., Холостова Е.И. Указ. соч. С. 121-122.

3 См.: Ульянова Г.Н., Линденмайер А. Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в Российской империи//Вопросы истории. - 1998. - № 2. С. 169.

1 См. Нувахов Б.Ш. История милосердия и благотворительности в отечественной медицине XVIII- ХХ веков. Автореф. ... дисс. докт. истор. наук. М., 1993; Нувахов Б.Ш., Лаврова И.Г., Войт Л.Н. Основы благотворительного движения в отечественной медицине (История, принципы, формы и методы). - М., 1995. С. 7.

1 См. Лыткин В.А. История социальной работы в России. - Калуга, 1997. С. 57-58.

2 Лыткин В.А. Указ. соч. С. 67.

3 Там же. С. 63-64.

1 Страницы минувшего. М., 1991. С. 356.

2 См. История российской государственности. - М., 1995. С. 135.

1 См.; Хорькова Е.П. История предпринимательства и меценатства в России. - Учеб. пособие. - М., 1998. С. 450.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - СПб., 1899. С. IX.

3 См.: Благотворительность в России. В 2-х т. - СПб., 1907, Т. . С. XVLIV.

4 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. I. - СПб., 1990. С. 3.

5 См.: Сборник сведений благотворительности... С. IX.

6 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. 1. - СПб., 1990. С. 22.

7 Там же. С. 23.

1 Там же. С. 8.

2 См. Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. - М., 1998. С. 91.

3 См. Сборник сведений благотворительности в России... С. IX.

1 Там же. С. 8.

2 См. Обзор социально-экономического устройства в дореволюционной России. - М., 1990. С. 10.

1 См. Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. - М., 1998. С. 43.

2 См. Ведомство учреждений Императрицы Марии (1797-1897). - СПб., 1897; Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 14-45.

3 См. Сборник сведений благотворительности в России. С. 3-4; Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 14-45.

4 См. Лыткин В.А. История социальной работы в России. - Калуга, 1997. С. 58-59.

1 См.: Ульянова Т.А. А.Линденмаейр. Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в Российской империи//Вопросы истории, 1998. - № 2. С. 169.

1 См.: Лыткин В.А. История социальной работы в России. - Калуга, 1997. С. 60-61.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - 1899. Приложение II.

1 См.: Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 26.

2 Там же. С. 27.

3 Там же. С. 29-30.

4 Там же. С. 31.

1 Максимов Е.Д. Указ. соч. С. 2; Отчет по ведомству детских приютов, состоящих под непосредственным их Императорских Величеств покровительством за 1900 г. - СПб., 1902.

2 Максимов Е.Д. Указ. соч. С 18.

3 См.: Календарь Императорского Человеколюбивого Общества за 1902 г.; Максимов Е.Д. Указ. соч. С. 46-57.

4 См.: Сборник сведений благотворительности... С. 7.

1 См.: Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. - М., 1998. С. 39.

2 См.: Максимов Е.Д. Указ. соч. С. 57.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России. - СПб., 1899. С. 7.

2 См.: Максимов Е.Д. Указ. соч. С. 51.

3 См.: Лыткин В.А. История социальной работы в России. - Калуга, 1997. С. 61.

4 См.: Российское общество Красного Креста. Обзор. - СПб., 1877; Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903.

5 См.: Власов П.В. История благотворительности в России//Помоги ближнему. Благотворительность вчера и сегодня. - М., 1994. С. 60.

1 Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 64.

1 См.: Сборник сведений благотворительности в России... СПб., 1899. С. 9-10.

2 См.: Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 69.

1 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. - СПб., 1900. С. 115.

1 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб.-- 1900. С. 124.

2 Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб., 1900. С. 274, 277, 279, 285.

3 См.: Курский сборник. Вып. 1. - Курск, 1901. С. 15.

1 См.: Максимов Е.Д. Особые благотворительные ведомства и учреждения. - СПб., 1903. С. 65-66.

2 См.: Российское Общество Красного Креста. Воронежское губернское попечительство по оказанию помощи пострадавшему от неурожая населению. Отчет о благотворительной деятельности в Воронежской губернии учреждений, образованных для оказания помощи местному населению, пострадавшему от неурожая за время с 20 сентября 1891 г. по 1 августа 1892 г. - Воронеж, 1892.

3 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... СПб., 1899. С. 19.

1 Там же. Приложение. С. 3.

2 См.: Сборник сведений по состоящему под августейшим покровительством ее Величества Государыни Александры Федоровны Попечительству о домах трудолюбия... - СПб., 1901. С. 124.

3 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений... СПб., 1899. Приложение. С. 7.

4 См.: Максимов Е.Д. Очерк истории развития и современного положения общественного призрения в России//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 42-43.

1 Там же.

2 ГАКО, ф. 71, оп. 1, д. 124.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... - СПб., 1899. С. 362.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... СПб., 1899. С. 362.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - СПб., 1899. С. 156-176.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... СПб., 1899. С. 730.

1 Подсчитано автором.

2 См.: Сборник сведений о благотворительных обществах в России ... - СПб., 1899. Приложение II.

3 Там же.

4 Там же.

5 Подсчитано автором.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России ... - СПб., 1899. С. 363.

2 См.: Степанов В.В. Богадельни и дома призрения//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 145.

1 См.: Максимов Е.Д. Очерк истории развития и современного положения общественного призрения в России//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 54.

2 Там же. С. 59.

1 Там же. С. 46.

2 Этому вопросу посвящен специальный раздел диссертации. (Прим. авт.)

1 См.: Максимов Е.Д. Очерк истории развития и современного положения общественного призрения в России//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С.66.

1 См.: Максимов Е.Д. Указ соч.//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 63.

2 Там же. С. 65.

1 См., например, “Курские губернские ведомости”, 1898. №

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - СПб., 1899. С. 175-176.

1 Там же. С. 165, 168.

1 См. Сборник сведений о благотворительности... С. 165, 168.

1 Там же.

1 Подсчитано автором. Вопрос о церковноприходской благотворительности в Воронежской губернии и других губерниях ЦЧО будет рассмотрен в специальном разделе диссертации.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 166.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 175-176.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с кратким очерком благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - СПб., 1899. С. 720.

1 Там же. С. 723.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 720, 721.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 722.

3 Там же. С. 725.

1 Там же. С. 725.

2 Там же. С. 721.

3 Подсчитано автором.

1 См. Благотворительные учреждений Российской империи. Т. I. СПб., 1900. С. 115.

2 Там же. С. 119.

3 См.: Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 73, 76, 82.

4 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб., 1900. С. 121.

5 Там же. С. 121.

6 Там же. С. 276.

7 Там же. С. 280.

8 См.: Благотворительные учреждений Российской империи. Т. II. СПб.- 1900. С.

1 Там же. С. 276.

2 Там же. С. 280.

3 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 123, л. 1.

4 Там же, д. 124, л. 74.

1 Там же, д. 123, л. 68.

2 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 123, л. 68.

3 Там же, лл. 42-72.

4 См.: Список изданий, разрешенных для бесплатных народных библиотек-читален. СПб. - 1905; ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 124, лл. 108-160.

1 ГАКО. ф. 171, оп. 1, д. 124, л. 74об.

2 Там же, л. 75.

3 См.: Деревягина Т.Г. Благотворительные организации: опыт прошлого//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. Москва - Ставрополь, 1998. С. 68; ГАКО, ф. 24, оп. 1. д. 43, л. 117-222.

4 Там же.

1 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб. - 1900. С. 814. В работе Т.Г.Деревягиной указывается другая дата - 1900 г.

2 Там же. С. 814.

3 Там же. С. 818.

4 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва-Ставрополь, 1998. С. 87.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Состояние благотворительности в губерниях Центрального Черноземья и формы социальной помощи населению.

§ 1. Типология и характер благотворительных обществ и учреждений.

Большая часть благотворительных обществ - 27 - находилось в ведении Министерства внутренних дел, 2 - в ведении города, 3 - в ведении Императорского Человеколюбивого общества и 2 - в ведении церкви^¹. Лишь одно благотворительное общество в Курской губернии (г. Льгов), находившееся в ведении МВД, было создано земством.

В Тамбовской губернии имелись и странноприимные дома для призрения взрослых. Так, в Тамбове такой дом был создан в 1870 г. Тамбовским благотворительным комитетом. В нем призревалось в течение года до 10.000 чел., находился он в введении города. Странноприимные дома с богадельнями существовали и при монастырях. Например, такой дом содержался на средства Предтече-Прогуляевого монастыря, находился в ведении Церковноприходского попечительства. Постоянно проживало в нем 3 человека, а получило помощь 2.500 человек. На средства монастыря содержался странноприимный дом и богадельня в Темниковском уезде при Саровской пустыне. В течение года в нем призревалось 54.000 человек. Находился дом в ведении епархиального ведомства^¹. В странноприимном доме с богадельней в г. Шацке на средства монастыря призревалось в течение года до 10.000 человек^². В Ахтырском монастыре в г. Козлове существовала небольшая богадельня на 12 человек, содержавшаяся на его средства.

В губернии к середине XIX века существовало и два приюта для взрослых. В г. Шацке был создан приют для престарелых, содержавшихся на средства предводителя дворянства, хотя находился в введении МВД. В нем призревалось около 30 человек^³. В г. Козлове имелся Александро-Невский приют для престарелых мужчин. В нем проживало 42 человека. Приют располагался в доме стоимостью 15.000 руб. В содержании его оказывали помощь городские власти и уездное земство, выделяя ежегодно пособие в сумме 500 руб.^⁴.

Таким образом, из 28 благотворительных учреждений для взрослых 4 находились в губернском центре - Тамбове, 24 - в уездах. Они оказали помощь 3.295 взрослым^⁵ (См. Приложение. Таблица № 6).

В Курской губернии в 1898 г. Благотворительное общество (под покровительством ВУИМ) была создана дешевая столовая на 130 человек. В ней в течение года получили питание 32.296 мужчин и 11.824 женщины^². В г. Новом Осколе был открыт странноприимный дом Общества для пособия бедным на 4 человека (1898 г.). В нем получили приют 63 человека^³. В Щигровском уезде в этом же году благотворительное общество создало ночлежный дом на 28 человек. Он содержался на средства общества и его услугами воспользовались а год 1.191 мужчин и 595 женщин^⁴.

В Курском уезде в 1898 г. при Александро-Невском Ските Свято-Троицкого женского монастыря была создана богадельня на 10 человек^⁵.

Отличительной особенностью благотворительности в Курской губернии в этот период являлось помимо создания обществ вспомоществования нуждающимся и бедным, открытие учреждений общества трезвости с религиозной окраской. Они открывались еще в начале 90-х годов в Грайворонском уезде^⁶. Чайные Христианского общества трезвости существовали в г. Грайвороне, в селах Борисовка, Головчина. Как правило, они содержались на средства общества трезвости. В 1894 г. в связи с возникновением Попечительства о народной трезвости усилился интерес к этому вопросу. В 1898 г. Общество трезвости создало дом призрения в селе Погребки Льговского уезда.

В ответном письме отмечается, что “большинство чайных еле влачат свое существование, не оправдывая даже расходов на свое содержание или еле покрывают их. Убытков не дают только чайные, помещавшиеся в собственных зданиях”^². Сказанное относится и к уездным чайным.

Из Главного Управления Попечительства о народной трезвости в Курск поступило также распоряжение о снабжении чайных и читален периодическими изданиями. При этом Главное Управление рекомендовало газету “Русское чтение”, которая “вполне приноровленная к интересам и пониманию простого народа, а также журнал “Земледелец”, допущенный Министерством Земледелия”^³. В распоряжении даны также рекомендации по организции народных чтений,

Пропагандируя народные чтения, Главное Управление Попечительства направляло на места журнал “Вестник Попечительства о народной трезвости”, списки изданий, разрешенных для народных чтений, бесплатных народных библиотек и читален, книжных складов и воскресных школ и для представления на сценах народных театров (с 1 июля 1903 г. по 1 января 1904 г.), изданные в Петербурге^¹. В деле содержится также специальный список изданий, регламентирующих чтение в народных библиотеках и читальнях^². Как видим, чтение для народа должно быть “идеологически выдержанным” и формировать у населения верноподданнические чувства и настроения, отвлекая его не только от пьянства, но и возможных “бунтарских” действий. Напомним, что речь идет по времени о кануне революционных событий 1905-1907 гг.

Как же относилось население Курской губернии к созданию учреждений Попечительства? Из Отчета Курского уездного комитета явствует, что “отношение населения к упомянутым учреждениям Попечительства мало сочувственное, что объясняется, конечно, отсутствием при чайных каких-либо приманивающих к ним учреждений. Если же сравнительно благоденствует Курская чайная, то это объясняется лишь более дешевой ценой чая”^³. Сделан вывод, что деятельность Курского уездного Комитета Попечительства о народной трезвости находится лишь в зачаточном состоянии (подчерк. автором). Курский уезд, как и все другие нуждается и в бесплатных библиотеках-читальнях, и в народных чтениях с туманными картинками, и в каких-либо публичных лекциях по предметам, необходимым в крестьянском быту; и в создании народных хоров и оркестров, которые могли бы доставить кой-какую усладу крестьянам...”^⁴. Во всем этом комплексе мер нетрудно увидеть сущность целенаправленной идеологической охранительной политики правительства.

В конце 90-х годов XIX в. - начале ХХ в. в Тамбовской губернии развиваются те же направления благотворительности, которые имели место ранее. Открываются новые богадельни, бесплатные дешевые столовые и т.п. Так, в Моршанском уезде в 1898 г. для престарелых женщин (на 12 человек) была открыта на частные средства богадельня Фанталового. В Тамбове, в Усмани были открыты бесплатные дешевые столовые по инициативе Попечительства о бедных. Обращает на себя внимание, что именно в этот период в Тамбовской губернии возникают различные общества вспомоществования в различных отраслях хозяйства, что, на наш взгляд, связано с ростом самосознания различных категорий рабочих и служащих. Одной из старейших организаций подобного типа, как мы отмечали, было общество взаимного вспомоществования приказчиков в Тамбове (1895 г.). В нем практиковались такие формы работы как выдача ссуд, безвозвратных пособий. Общество имело свою лечебницу, где ее членам оказывалась бесплатная медицинская помощь^¹. Использовались различные формы взаимного страхования: на случай смерти, безработицы^². В 1899 г. появилось общество взаимного вспоможения ремесленников, находившихся в ведении Министерства Внутренних дел^³. Подобное общество было открыто в это же время в Борисоглебске. Здесь е существовали общества вспомоществования приказчиков, общество пособия нуждающимся жителям Борисоглебска^⁴.

2. Заведения дешевого и бесплатного проживания (ночлежные дома, квартиры, комнаты, общежития).

3. Заведения бесплатного и дешевого питания (столовые, чайные).

4. Заведения трудовой помощи (дома трудолюбия, мастерские, рукодельни).

5. Заведения лечебной помощи для взрослых^¹. Как мы показали, в губерниях Центрального Черноземья сложилась широко разветвленная сеть благотворительных обществ и учреждений, которая и определяла состояние благотворительности в крае в конце XIX- начале ХХ вв.

§ 2. Роль благотворительности в сфере медицины как способ утверждения авторитета власти.

Общественное призрение взрослых было самым тесным образом связано с медицинским обслуживанием нуждающегося населения.

Как известно, огромную роль в организации медицинской помощи населению в середине XIX в. сыграли земства. Вместе с земствами появилась земская медицина - оригинальная, не имевшая аналогов в мире организация медицинской помощи, ставшая национальным достоянием России. Руководствуясь высокими идеями служения народу, характерными для демократических настроений русского общества 60-х годов XIX в., эпохи великих реформ, передовые врачи и ученые высказывались за необходимость создания определенной системы обслуживания населения.

В введение губернских земств перешли губернские больницы, психиатрические лечебницы, а также фельдшерские и повивальные школы. Уездные земства отныне ведали заботами о развитии сельской медицины, содержанием больниц в уездных городах, большинством расходов по эпидемиям^².

Крупнейшим достижением земской медицины было то, что намного опередив свое время, она провозгласила необходимость и осуществила на практике сочетание лечебной и санитарно-профилактической деятельности. Более того, именно земским врачам принадлежит инициатива развития санитарно-профилактической деятельности в охране здоровья.

Отличительной особенностью земской медицины была также ее бесплатность. Это означало бесплатную амбулаторную помощь с бесплатной выдачей лекарств и лечебных пособий; бесплатное лечение в больницах - участковых, уездных, губернских, бесплатную хирургическую и специальную помощь и родовспоможение; бесплатное проведение всех мероприятий против инфекционных болезней и проведение различных санитарных мер^¹.

В начале 60-х годов в среднем на одну губернию приходилось 9 больниц. К 90-м годам в земских губерниях их количество возросло в три раза и достигло 26 в каждой губернии. За это время произошло пятикратное увеличение численности богаделен и инвалидных домов^².

Губернскому земству в Тамбове в наследство от приказа общественного призрения досталось 11 больниц на 280 коек, где работало 20 врачей, 42 фельдшера и 6 повивальных бабок. Много средств земству пришлось потратить на медицину^³. (см. ниже).

Заслуга в организации бесплатной медицинской помощи населению Тамбова принадлежала врачам губернской земской больницы. С 1871 по 1886 гг. безвозмездно вел прием больных доктор медицины, выдающийся хирург, организатор тамбовской фельдшерско-акушерской школы Э.Х.Икавитц^⁴. Велика была его роль в создании и деятельности Тамбовского медицинского общества (1870 г.), являвшегося центром медицинской культуры края. Вначале он был вице-президентом Общества, а с 1877 г. до 1889 г. возглавил его работу. По завещанию он оставил медицинскому обществу 1000 руб., чтобы с процентов с капитала выделять ежегодно премии за лучшие научные труды, представленные в общество. Именно усилиями членов Общества была создана в 1871 г. бесплатная лечебница для приходящих больных^¹. Оно выделяло на ее содержание 300 руб. Больница просуществовала 15 лет и из-за материальных трудностей была закрыта. В отчете медицинского Общества отмечалось, что открытие лечебницы, этого благотворительного учреждения было самым крупным событием в истории общества, “приобрело сочувствие многих, но, к сожалению, не всех образованных членов, что доказывается тем, что существование ее в материальном отношении было крайне шатко и не обеспечено”^².

Следует отметить, что создание самого медицинского Общества и бесплатной лечебницы осуществлялось в значительной степени на частные пожертвования, благотворительные взносы. На это доброе дело отозвалось губернское земство, председатель губернской земской управы П.Б.Бланк. Откликнулись и городские власти, которые ежегодно ассигновали пособие лечебнице. Кроме того, поступило около 900 руб. пожертвований, собранных преимущественно стараниями супруги бывшего тогда губернского предводителя Н.А.Кондоира, а также усилиями губернатора Н.М.Гартинга, Епископа Палладия^³. Велика была роль и губернатора А.А.Фредерикса, живо интересовавшегося деятельностью медицинского общества. “Кроме щедрых денежных пожертвований, - говорилось в отчете Общества, - он при множестве разнообразных занятий по управлению губерний, находил время усердно посещать наши заседания, причем нередко с оживлением принимал участие в научных дебатах”^¹.

Многие врачи, являясь членами общества, одновременно состояли на земской службе. “Можно сказать, - отмечалось в отчете, - что земская медицина выросла и окрепла на глазах у Общества, которое по инициативе лиц, стоящих во главе земства, немало потрудились на ее пользу”^². Земство выделяло субсидию - 250 руб. ежегодно на бесплатное печатание в земской типографии протоколов заседаний общества по разрешению губернского земского собрания^³.

Земские врачи принимали также активное участие в научной деятельности медицинского общества, присылали свои доклады и научные работы, посещая заседания общества. В свою очередь медицинское общество немало потрудилось на пользу земской медицины, принимая участие в обсуждении вопросов, предлагаемых органами земского самоуправления: об организации земской медицины в 1871 г., о постройке дома для душевнобольных, о мерах предупреждения занесения чумы из Астраханской губернии (1878 г.), о мерах предупреждения холеры, о дифтерите и пр.; об оздоровлении городов и сел в России. Медицинское общество выступило инициатором I и II губернских съездов врачей (1889 и 1893 г.). Организация медицинской службы положительно оценивалась в одном из отчетов губернатора о состоянии губернии. “Деятельность медицинских чинов, - писал губернатор, - начинает принимать строго научное направление, крестьянское население обеспечено медицинской помощью”. Император Александр III сделал в этом месте отчета отметку: “Все это весьма утешительно и заслуживает похвалы и подражания”^⁴.

Медицинское общество успешно выполняло и просветительские функции. За 25-летний период общество организовало около 300 заседаний, на которых было заслушано 800 сообщений, имевших научную ценность. Оно поддерживало тесную связь с многочисленными научными учреждениями России, о чем убедительно свидетельствуют многочисленные юбилейные поздравления, в которых подчеркивалось признание заслуг Общества. Поздравления пришли и от Воронежского медицинского общества и Воронежского отдела русского общества охранения народного здравия^¹.

Библиотека общества насчитывала свыше 1100 названий книг и брошюр, приобретенных частью выпиской, частью пожертвованием и в обмен на протоколы. Библиотекарем общества был составлен полный систематический каталог книг библиотеки. Не щадя ни времени, ни труда , библиотекарь Р.П.Ситовский “неоднократно брал на себя исполнение кропотливых поручений по библиотеке и выполнял их выше всяких ожиданий. Он привел библиотеку в порядок и обогатил ее значительными пожертвованиями”^².

Тамбовское медицинское общество соединяло науку и практику, оно поддерживало также связи с городским самоуправлением. “Такая солидарная работа медицинского общества и городского самоуправления над улучшением санитарного состояния города принесла уже блестящие результаты. Если при начале деятельности этих учреждений во время холерной эпидемии 1871 г. смертность населения от этой болезни была свыше двух тысяч, то в холерную эпидемию 1892 г. мы не насчитаем и десяти жертв этой ужасной болезни, - подчеркивал в своем выступлении городской голова Д.И.Тимофеев^³. Отметим так же, что бесплатная лечебница, созданная обществом, была наряду с Нижегородской одной из лучших в России^⁴.

Большое внимание в Тамбовской губернии уделялось и призрению душевнобольных. Еще в 1802 г. открываются дома для умалишенных в 15 губерниях России, в том числе и в Тамбове. Больные помещались туда через администрацию или суд и находились там в тяжелых условиях. Однако с их появлением был сделан первый шаг к научной психиатрии. В 1882 г. губернское земство приняло решение о строительстве лечебницы на 100 острых и неизлечимых больных. В 1886 г. она была введена в строй^¹. Заведующим новой лечебницей был приглашен психиатр В.П.Сербский, который организовал ее по новейшим требованиям науки. С 1888 г. Тамбовская лечебница душевнобольных стала самостоятельным и с этого времени для всех больных был установлен один режим - отменены смирительная рубашка и кожаные рукава. Широко стали применять труд и развлечения для больных, причем хроники составляли главный контингент работавших и принимавших участие в прогулках и других празднествах. В 1889 г. губернское земское собрание постановило не взимать плату за лечение с душевнобольных крестьян. Кроме того, земство стало выплачивать суточные провожатым душевнобольных из уезда в губернскую больницу и обратно - эта сумма составляла 50 коп., а с 1902 г. увеличилась до 1 руб. в сутки. В 1888 г. поступило 308 человек, а в 1902 г. - 787. Общее число обращавшихся в лечебницу в 1888 г. - 575 человек, а в 1902 г. - 1397 чел. Среднесуточное число больных было в 1888 г. 298 чел., в 1902 г. - 6304 чел. Эти цифры свидетельствуют, насколько с течением времени расширился круг деятельности лечебницы^².

В 1895 г. лечебница обогатилась прекрасным и обширным зданием на 75 хроников-женщин. На следующий год было построено здание для хроников-мужчин на 60 человек. Однако лечебница оказалась переполненной. И тогда возникла идея создания колонии. Этот вопрос рассматривался на заседаниях губернского земского собрания. Предполагалось устроить эту земледельческую колонию для хроников-мужчин недалеко от железной дороги, она должна располагаться на сухом и возвышенном месте, при реке или иметь ключевой пруд. Также желательно, чтобы рядом были лес или роща. Колония должна иметь свои постройки: каменный интернат на 15 человек с лазаретом, квартирой фельдшера и кабинетом врача, два деревянных барака для больных на 25 человек каждый, дом-особняк для врача и службы. Стоимость проекта составляла 244 тыс. руб., ежегодное содержание - 14.192 руб.^¹. В 1902 г. в лечебнице находилось 685 больных. Они располагались в 6 зданиях, все отделения лечебницы имели ванны. В новых зданиях было центральное отопление, освещение везде керосиновое.

При больнице были организованы мастерские - сапожная, портняжная, столярная и швейная для женщин. Больные изготавливали для себя сами одежду, частично обувь. При лечебнице имелся огород (30 десятин), где больные выращивали овощи и картофель. Кроме того, было четыре теплицы и необходимое количество парников, где выращивали рассаду.

Для развлечения больных по воскресеньям и праздничным дням устраивались спектакли, чтения с туманными картинками, рождественские елки. На развлечения земство ежегодно выделяло 600 руб. В зимнее время по вечерам с больными проводились школьные занятия. Для научного усовершенствования врачей предусматривались четырехмесячные командировки в университетские города, на что земством ежегодно отпускалось 500 руб. Кроме того, при лечебнице была специальная библиотека и выписывалось 15 научных журналов. На это отпускалось ежегодно 300 руб.^².

Для хроников и неизлечимо больных раком, саркомой, страдающих параличом, венерическими заболеваниями в Тамбове было открыто специальное учреждение - приют Св. Елизаветы. Его содержало губернское земство. Здание приюта было построено в 1890 г. на средства Л.В.Вышеславцева, возглавлявшего губернскую земскую управу 20 лет до 1892 г. Он был крупным благотворителем и меценатом^¹.

Кроме земской больницы и указанных нами медицинских учреждений, в Тамбове существовали и другие бесплатные лечебницы, организованные благотворительными обществами и частными лицами. Особое место в этом ряду занимает Носовская лечебница. Бесплатная лечебница с больницей была учреждена городской думой и открыта в день рождения тамбовского благотворителя А.М.Носова 17 октября 1893 г.^². Размещалась она в трех зданиях, имела амбулаторию, палаты для детей и взрослых, палату для заразных больных. Прием приходящих больных производился с 12 до 14 часов, кроме пятницы. В лечебнице работали три санитарных врача. Например, в 1899 г. лечебница функционировала 308 дней, среднее количество больных в день составляло 51 человек, всего за год обратилось за помощью 8.742 человека, в основном крестьяне, мещане. Остро нуждавшимся жителям города выдавались бесплатные лекарства. В амбулатории проводились маленькие хирургические операции. Было организовано отделение для неизлечимых больных, в которое помещались старые люди, нуждавшиеся в постоянном уходе. Кормили больных три раза в день: обед из двух блюд, чай с двумя кусками пиленого сахара и белый хлеб. По назначению врача, кроме этого больным выдавалось молоко, бульон, яйца всмятку, вино и белый хлеб. Здания, принадлежавшие Носовской лечебнице, сохранились до настоящего времени.

15 декабря 1897 г. в Тамбове была открыта бесплатная амбулаторная лечебница. Больным бесплатно отпускались лекарства. Окулист мог выписать очки, делались перевязки, прививки, массаж. Количество больных, посетивших лечебницу в 1901 г. превысило 20.000 человек. Амбулаторные лечебницы были учреждены обществом Красного Креста, как мы отмечали, и в уездных городах Липецке, Моршанске, Козлове^³.

В 1897 г. в Тамбове учреждается санитарное бюро, ежегодно собираются съезды врачей, широкое развитие получила ветеринария. Именно в 90-х годах наблюдается подъем тамбовского земства. По мнению некоторых современных исследователей, это было связано с приходом к его руководству радикальной интеллигенции - В.В.Измайлова, А.А.Ушакова, князя Д.А.Кучушева, М.П.Колобова и др. С 1898 г. И.Х.Палсолога в должности председателя управы сменяет представитель “левой” партии М.Д.Колобов. К началу ХХ в. в губернии было уже 57 больниц, количество врачей увеличилось в 5 раз, фельдшеров в 7 раз, повивальных бабок в 20 раз^¹. Расходы на здравоохранение были главной статьей расходов в земском бюджете. По смете 1900 г. это составляло 1.020.991 руб. или 31,4%^².

Отвечая большие заслуги земства в развитии лечебных учреждений в губернии, бесплатной медицинской помощи, вместе с тем нельзя идеализировать реальное положение земства, его полную зависимость от губернского начальства. Наглядным подтверждением этому является ситуация, сложившаяся вокруг вопроса о финансировании открытия инфекционного отделения губернской земской больницы. В фондах Российского государственного исторического архива нами обнаружены интересные документы “Об устройстве в г. Тамбове больницы на средства местного уездного земства и названного города”^³. Тамбовский губернатор в своем письме от 2 января 1895 г. Министру Внутренних дел сообщал, что “существующая в Тамбове в ведении губернского земства больница, содержится на общие губернские средства, отвечая лишь в незначительной доле нуждам всех остальных уездов, служит исключительно интересам Тамбовского уезда и города Тамбова”^⁴. Отмечается, что во всех городах Тамбовской губернии, за исключением Тамбова, имеются земские больницы, содержимые на счет местных уездных земств. В заключении письма губернатор подчеркнул, что “признавал бы крайне желательным изменение существующей в губернском городе обстановки больничного вопроса, при которой губернская земская больница представляется не губернским (подчерк. нами), а местным учреждением, служащим исключительно потребностям города Тамбова и Тамбовского уезда”. В письме довольно подробно приведены аргументы, разъясняющие позицию губернатора. Он сообщает, что еще в 1892 г. с появлением в Тамбове тифа Общее Присутствие Губернского Правления (по народному здравию) предложило Губернской земской управе “нанять и приспособить для тифозных больных отдельное помещение на 50 кроватей”. (Это было сделано с некоторыми затруднениями). Источник тифа, по словам губернатора, “преимущественно гнездился в ночлежных домах г. Тамбова, куда обыкновенно является для ночлега пришлое для заработка крестьянское население из ближайших селений Тамбовского уезда”^¹. Однако губернское земское собрание, рассмотрев доклад губернской земской управы о необходимости устройства при губернской больнице нового заразного отделения на 60 человек, постановило доклад отклонить (8 декабря 1893 г.). Поводом для отклонения послужило обстоятельство, что “заразное отделение является потребностью г. Тамбова и ближайшего к нему района, т.е. Тамбовского уезда”. Поскольку остальное население губернии, отдаленное от города, не пользуется больницей, “было бы несправедливо облагать всю губернию дополнительным сбором для расширения учреждения и без того требующего значительных расходов из сумм губернского земского сбора и удовлетворяющего нуждам лишь незначительной части губернии”^².

Вопрос об устройстве в Тамбове земской больницы с заразным отделением был вынесен на рассмотрение очередного земского собрания. Губернатор настаивал на его открытии, осознавая крайнюю потребность для города “в благоустроенной больнице, вполне соответствующей местным потребностям”. Но очередное Тамбовское уездное земское собрание отклонило предложение губернатора не найдя возможным “делать в настоящее время такие крупные затраты”^¹.

В свою очередь, губернское земское собрание передало вопрос о больнице в Комиссию, которая признала справедливым “постройку в г. Тамбове больницы в счет Тамбовского уездного земства и города Тамбова, в виду того, что больше 3/5 всех призреваемых больных, составляют жители г. Тамбова, около 1/5 жители Тамбовского уезда и 1/5 все остальные жители губернии”^².

Чем же разрешилась эта спорная ситуация, главной причиной которой, на наш взгляд, были затруднения в финансировании медицинского учреждения, крайне необходимого для населения? Мы видим противоположность позиций губернатора и земства. Губернатор возражал против возложения всех расходов на устройство и содержание местной больницы на местное уездное земство без привлечения города, считая это “несправедливым”. Он возражал также против возрастающего обложения Губернским сбором. В ответной справке от 8 февраля 1895 г. из Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел за подписью начальника отделения указано, что губернатор должен был приостановить “состоявшееся по сему предмету постановление, в случае признания отказа этого несоответствующим интересам местного населения”^³. При этом в категоричной форме в ответе давался комментарий ситуации в Тамбове. Она характеризовалась как нарушение закона о порядке действий земских учреждений, которые, как известно, обязаны были подчиняться губернатору. “Тамбовское уездное земство не выполнило возложенных на него законом обязанностей, т.к. оно обязано было согласиться с мнением губернатора (подчерк. нами), или признать, что отказ земства в устройстве больницы не нарушает местных интересов. Поэтому определение Губернского земства должно быть признано постановленным с нарушением указанного в законе порядка действий земских учреждений”^¹. Здесь же было высказано мнение, что “без привлечения города к обязательному участию к устройству и содержанию больницы было бы несправедливым”. поэтому “от губернатора зависело предложить городу принять таковое участие”. Таким образом, именно за губернатором, олицетворяющим власть на местах, оставалось последнее слово”. Эта история имела продолжение. В ответ на сообщение губернатора от 30 ноября 1896 г. о том, что Тамбовская городская Дума, хотя и “предполагала оказать денежную помощь на устройство заразного отделения из единственного источника городских доходов - прибылей городского банка”, вынуждена была отрицательно решить вопрос, за Министра Внутренних дел проинструктировал губернатора, ссылаясь на статьи закона о земских учреждениях, о приостановлении постановления^². В деле содержится копия протокола заседания Тамбовской Городской думы от 17 апреля 1895 г. (участвовало в его работе 23 гласных). Этот документ дает представление о состоянии здравоохранения, медицины в губернии, о трудностях, включая финансовые, при решении вопросов. В нем отмечалось, что город, имея 33 тыс. руб. дефицита, предстоящие неотложные расходы на прокладку второй загородной линии водопровода, не в состоянии один решить вопрос финансирования переустройства палаты для 40 заразных больных^³. Таковы были реалии жизни. Документы истории убедительно их раскрывают, показывая без прикрас сложности и трудности решения вопросов медицинского обеспечения населения в исследуемый нами период, которые в определенной степени зависели и от взаимоотношения земства и властных структур в оказании земской общественной помощи нуждающимся.

Врачебную помощь своим членам и их семьям оказывали также профессиональные общества: Общество взаимного вспоможения приказчиков в г. Тамбове, общество взаимного вспоможения ремесленников и др.^⁴

Интересный фактический материал о развитии здравоохранения и медицины в Воронежской губернии содержится в "Памятных книжках Воронежской губернии"^¹.

В конце XIX в. в крае было достаточно большое количество врачей, фельдшеров. Так, например, всех врачей в губернии насчитывалось 162, из них служащих по Министерству внутренних дел – 20, по земскому ведомству – 86 (больше на 20, чем в 1898 г.). Ветеринарных врачей было 30, повивальных бабок – 96, по земству – 57. Фельдшеров насчитывалось 339, оспопрививателей – 244. Аптек в губернии имелось – 38, из них в Воронеже – 6, в уездных городах - 12, в селах - 19^². Как видим, большинство медицинских работников находилось на земской службе. Аналогичная картина складывалась и с больничными учреждениями, большую часть которых – 45 – содержало земство (всего имелось 63 больницы). Земские больницы в уездах помещались частью в собственных домах, частью в наемных, не везде хорошо приспособленных для больничных учреждений. Самым крупным медицинским учреждением являлась губернская земская больница, хотя вследствие недостаточности помещения и несоответствия его гигиеническим требованиям, она была "далеко не из благоустроенных". По штату в больнице имелась 241 кровать, но число больных нередко превосходило 300. В больнице трудились 1 ст. врач, 6 штатных ординаторов и 10 сверхштатных, провизор и его помощник при больничной аптеке. При больнице имелась церковь. При женском отделении больницы находилось родовспомогательное отделение на 20 кроватей , и лечение в нем было бесплатным. Для душевнобольных при больнице имелся отдельный дом с мужским и женским отделением на 35 человек. Губернская больница с ее отделениями содержалась на капитал общественного призрения, а при недостаточности его дефицит пополнялся из сумм губернского земского сбора. Независимо от этого при губернской больнице имелись две фельдшерские школы: мужская – на 12 воспитанников и женская, открытая в 1897 г. В ней обучалось 39 слушательниц^¹.

Наиболее благоустроенными в губернии были больницы, находившиеся под покровительством принцессы Е.М.Ольденбургской в ее имении в с. Рамонь Воронежской уезда, , а также больница Николаевской общины сестер милосердия, состоявшая также под покровительством принцессы Е.М.Ольденбургской и находившаяся в ведении Воронежского местного Управления Общества Красного Креста. Рамоньская больница была рассчитана на 32 кровати, из которых 12 для хирургических и терапевтических больных, а 20 предназначалось специально для сифилитиков. Больницей заведовало 2 врача. В ней лечилось около 400 человек, и содержание ее обошлось в 16.00 руб., из которых на больных было израсходовано 11.740 руб., а 4.260 руб. на медицинский персонал. При больнице имелась амбулатория. Выдача лекарств амбулаторным больным также производилась бесплатно^².

Больница Общества Красного Креста для хирургических больных с амбулаторным отделением находилась в ближайшем заведовании Общины сестер милосердия. Она имела 20 постоянных кроватей, из которых 15 оплачивались местными общественными учреждениями и частными лицами. На содержание больницы и аптеки при неф в 1898 г. было израсходовано 6.832 руб. 17 коп., больше, чем в минувшем на 820 руб.^³.

В 1899 г. число больниц в губернии выросло и насчитывалось уже 88, из них земских – 57, тюремных – 8, частных лиц и общественных – 13, других ведомств – 10, всего на 1540 кроватей. Больницами пользовалось 21589 человек, более чем в 1898 г. на1248 человек^⁴. Земская больничная помощь распространялась по уездам весьма неравномерно. В некоторых уездах она носила ограниченный характер и земства отдавали предпочтение разъездной системе врачебной помощи. Земские больницы в уездах частью помещались в собственных, вполне приспособленных домах, а частью в наемных, мало отвечающим больничным требованиям.

Была реорганизована работа губернской земской больницы. Число кроватей в ней сократилось до 200, вместо положенных 250, а стоимость содержания ее увеличилась. Перестраивая губернскую земскую больницу, губернское земство желало приблизить ее к населению. Оно высказывалось за устройство межуездных больничек по 4 кровати каждая и за перенесение 50 кроватей, закрытых в губернской больнице, в уездные больницы. В бедственном положении находилась и больница для душевнобольных – "в старых безобразных казематах". Санитарный надзор в губернии принадлежал, главным образом, правительственным врачам.

Приведенные нами сведения о медицинском обслуживании населения Воронежской губернии свидетельствуют о том, что значительная часть вопросов решалась именно земством, хотя имелись и больничные учреждения, принадлежавшие частным лицам и общественным организациям.

После передачи медицинских учреждений "приказами общественного призрения" в ведение земских самоуправлений правительство почти полностью сняло с государственного бюджета содержание медицинской сети, ограничившись только "ассигнованиями" на эти цели. Содержание лечебной сети, строительство новых врачебных учреждений были переложены на земский бюджет, также весьма ограниченный.

Приведем сравнительные данные о расходах правительства (по Курской губернии) на различные сферы. В 1897 г. в Курск было израсходовано на полицию 18.172 руб., на благоустройство – 11. 669 руб., на больницу – 581 руб., на крестный ход – 1.500 руб., на встречу царя – 10.000 руб., на ремонт квартиры полицмейстера – 1.000 руб., на пособие прослужившему 25 лет пожарному – 3 руб. В городе Дмитриеве на полицию было израсходовано 1145 руб., на образование – 785 руб., а на лечебные заведения… - 99 руб. Старооскольская городская дума потратила в 1897 г. на полицию 2.479 руб., на благоустройство – 628 руб., на образование – 67 руб. и на медицину – 60 руб.^¹. Как видим, расходы были самыми минимальными по статьям медицина и образование.

В Курской губернии на "народное здравие и организацию врачебной помощи” в 1905 г. было израсходовано 1.232.554 руб. 60 коп., из них правительством – 22.159 руб. (1,7%), губернским земством – 495.368 руб. 44 коп. (40,2%), уездными земствами – 612.600 руб. 84 коп. (49%), городскими думами – 31.388 руб. 96 коп. (2,5%), частными лицами и общественными учреждениями – 70.677 руб. 36 коп. (6,6%)^². Эти данные свидетельствуют о том, что наибольшая часть расходов на медицинское обслуживание приходилось на долю земств (уездных и губернского), наименьшую часть средств тратили правительство и городские думы. Суммы, ассигнуемые правительством, шли преимущественно на жалование состоявшим на казенной службе врачам, фельдшерам и акушеркам. Из выделенных в течение 1905 г. 22.159 руб. только 8.147 руб. 68 коп. (27,7%) было израсходовано непосредственно на оздоровительные мероприятия в населенных пунктах^³. Если учесть, что в Курской губернии проживало в 1905 г. 2.677.772 человек, то на охрану здоровья каждого из них правительство затратило 0,8 коп.; в целом же с учетом средств, поступивших в бюджет здравоохранения от всех организаций на каждого жителя было израсходовано 46 коп.^⁴.

После введения в России земства в сельской местности Курской губернии начали организовываться фельдшерские участки. Их обычно размещали в отдаленных от уездных центров селах. К земским врачам, проживавшим в городах была приписана определенная территория, куда они, получая на разъезды известную сумму, выезжали периодически . Условия для работы в сельской местности были крайне неудовлетворительными. По мере увеличения числа земских врачей началась борьба за ликвидацию фельдшерских пунктов и за расширение врачебной помощи на селе. В 80-х годах количество самостоятельных фельдшерских участков сокращается и начинается организация сельских врачебных участков. Лечение в больницах было платным, из-за чего крестьяне отказывались от госпитализации. Многие передовые земские деятели на съездах неоднократно добивались отмены платности лечения, но положительно решался этот вопрос только в отдельных уездах. Имеются данные (1899 г.) о бесплатном лечении в больницах Льговского, Белгородского и Фатежского уездов. В 1901 г. была отменена плата за лечение в Рыльском и в сельских больницах Старооскольского уездов. В самом же уездном центре – Старом Осколе – содержание в больницах оставалось платным – 20 коп. в сутки^¹.. В Корочанском уезде в эти же годы взималась плата "с нижних чинов" и с больных чужих уездов^².

Длительное время Курская губерния была очень плохо обеспечена медицинскими кадрами^³. В 1905 г. в лечебных учреждениях губернии работало 188 врачей, в том числе 12 женщин; в городах - 85 врачей мужчин и 5 женщин, в уездах соответственно 91 и 7. Фельдшеров в губернии было 368, из них 66 женщин; акушерок – 108, зубных врачей – 3, фармацевтов – 66. Аптек функционировало 39, из них в городах – 23 и в уездах - 16^⁴.

Большая часть медицинской сети губернии была развернута в ее административном центре г. Курске. Основным лечебным учреждением здесь была губернская земская больница. Лечение в губернской земской больнице было платным. За каждого содержавшегося здесь взимали по 4 руб. 80 коп. в месяц. Приходящие (амбулаторные) больные вначале получали лекарства бесплатно, но в 1885 г. губернское земское собрание постановило "прекратить бесплатный отпуск лекарств приходящим больным". В 1900 г. в больнице было 6 врачей и 9 фельдшеров^¹. До 70% проходивших лечение в губернской больнице были жителями Курска и Курского уезда. Неоднократно на съездах земских врачей много говорилось о том, что курская городская дума должна принимать долевое участие в расходах по содержанию городских больных. Выступавшие делегаты-врачи настойчиво требовали "ходатайствовать перед высшим правительством о то, чтобы привлечь городское управление к принятию большего участия в больничном деле, по крайней мере в смысле учреждения больницы для сифилитиков и вообще заразных больных". Но только VII съезд земских врачей (1899 г.) постановил просить губернское земское собрание "о побуждении города Курска выстроить свое заразное отделение". В 1904 г. это осуществилось: вдова купца А.И.Гладкова пожертвовала значительную сумму для постройки больницы на 25 коек и для содержания ее в течение первого года^².

В Курске функционировала и бесплатная лечебница Общества курских врачей для приходящих "бедных больных". Устав этого общества был представлен на рассмотрение правительства еще в 1860 г., а утвердили его только два года спустя. Вот как сформулировали организаторы Общества свои задачи: "Следить за успехами всех отраслей медицинской науки и врачебного искусства, способствовать научному развитию членов его и обмену между ними практического наблюдения, личному сближению и знакомству членов между собой в совокупном стремлении к одной общей научной цели; устранить враждебные достоинству сословия начала; дать возможность отдельным членам пользоваться такими учебными пособиями, которые не каждому доступны, оставаясь при одних собственных средствах, и оказывать вспомоществование бедным врачам, их вдовам и сиротам"^¹.

В 1876 г. Общество курских врачей прекратило свое существование и возобновило свою деятельность в 1890 г. Возглавил его В.И.Долженков. На первом заседании в своем выступлении он подчеркнул: "Наш князь – наука, наша честь – служение общества ее идеалам и удовлетворение общественных нужд"^². В докладе на V съезде врачей и представителей земств губернии (1893 г.) говорится: "Общество воскресло под влиянием назревшей потребности в семье врачей к объединению научных и практических вопросов. Общество врачей Курской губернии ставило высоко гуманные цели в основу своей деятельности – доставлять бесплатную медицинскую помощь населению, способствовать научному развитию членов; следить за успехами медицинских наук, способствовать общей цели разработки медицинских вопросов и знакомить население со здравыми медицинскими понятиями.

С этой целью Общество имеет бесплатную лечебницу: при ней диагностический кабинет (лабораторию), печатные труды и протоколы заседаний и организованные народные медицинские чтения"^³.

Первоначально Общество арендовало дом на углу Херсонской и Московской улиц, а в 1896 г. крупный курский помещик граф Клейнмихель передал "для целей медицины" принадлежавший ему каменный четырехэтажный дом по Золотой улице^⁴. В первое время Общество имело 55 действительных членов из числа состоящих на казенной и земской службах, а также частнопрактикующих врачей. В дальнейшем число его членов увеличилось в связи с общим ростом количества врачей в городе. Лучшие представители курской медицинской общественности В.И.Долженков, Н.И.Долгополов, П.А.Можайкин, В.Д.Ястремский и многие другие внесли значительный вклад в организацию лечебной помощи населению, в борьбу с различными эпидемиями, уносившими немало человеческих жизней. Они не только решали научно-методические задачи, но и впервые в условиях Курска поднимали вопросы о профессиональных заболеваниях рабочих на предприятиях города, о санитарном исследовании приходских училищ и осмотре учащихся в них. Главным же их детищем была бесплатная лечебница для приходящих больных, в которой прием проводился безвозмездно дежурными врачами по определенному расписанию. Члены Общества, "ведущие амбулаторный прием у себя на дому", принимали бесплатно сельских учителей и учительниц по договоренности с их обществом взаимопомощи.

Прием в лечебнице Общества врачей производился ежедневно (3 часа днем и 1 час вечером). Больным давался совет или здесь же на месте проводили простейшие процедуры. Посещавшим лечебницу лекарства отпускались в частной аптеке со скидкой 20% против таксы; в исключительных случаях и только самым бедным больным лекарства выдавались из аптеки лечебницы бесплатно^¹.

В конце декабря 1898 г. при лечебнице Общества врачей открыли родильный приют на 5 коек. В 1901 г. на торжественном заседании по поводу 10-летнего существования Общества врачей в отчете о деятельности его лечебницы отмечается: "…В этот день открыто высокогуманное благотворительное учреждение.. родильный приют. Идя навстречу больному бедняку своей бесплатной врачебной помощью, Общество курских врачей давно подметило, что большой контингент обращающихся в лечебницу за врачебной помощью женщин болеет от неправильного или полного отсутствия при акте родов у них акушерской помощи. Поэтому и давно уже созрела у него мысль о крайней необходимости прийти на помощь неимущей женщине и в ту трудную минуту ее жизни, когда она, лишенная не только какой-либо акушерской помощи, а подчас и крова, готовится стать матерью, именно Общество врачей решило открыть при своей бесплатной лечебнице и бесплатный родильный приют"^¹. Из года в год деятельность родильного приюта расширялась: в 1900 г уже было обслужено 215 рожениц, в 1901 г. – 294, в 1902 г – 315, в 1905 г – 315. Все эти годы родильный приют работал с большой перегрузкой. Основной контингент поступавших сюда составляли крестьянки (до 70%), мещанки (20%), остальные (дворянки, "почетные гражданки", жены военнослужащих и др.) примерно 10%. Бюджет родильного приюта складывался из следующих поступлений. Боле или менее твердыми суммами являлись ассигнования губернского земства – в начале 1000, а затем 1500 руб. за обучение фельдшериц в повивальной школе и средства городской управы – 500-1000 руб. в год; остальные суммы состояли из пожертвований частных лиц, доходов от благотворительных концертов, кружечных сборов и т.п.^².

Почти одновременно с открытием родильного приюта в лечебнице Общества врачей при курской губернской земской больнице организовали фельдшерскую школу, в которую принимали по 15 учеников или учениц из уездов и за их счет, 5 – за счет губернского земства и 5 своекоштных, а всего 25 учеников и учениц, что составляло 100 учащихся во всех четырех классах^³ .Для преподавания общеобразовательных предметов сюда были приглашены учителя из учебных заведений Курска, а для преподавания медицинских предметов – больничные, небольничные врачи и провизор губернской земской аптеки . Первый выпуск фельдшерской школы состоялся в 1902 г. Основным контингентом являлись дети крестьян (27,6%), дети фельдшеров (21%). Дети дворян, чиновников, духовенства, купцов составляли меньшинство; их отцы предпочитали помещать своих детей в боле привилегированные учебные заведения – гимназии, кадетские корпуса и другие, куда детям крестьян, мещан доступ был ограничен или даже запрещен^¹.

Большой вклад в развитие земской медицины в Курской губернии внес замечательный земский врач и общественный деятель Василий Иванович Долженков. В "Большой медицинской энциклопедии" его имя упоминается наряду с такими крупными деятелями земской медицины, как Ф.Ф.Эрисман, И.И.Моллесон, Б.А.Осипов, И.П.Скворцов и др. В.И.Долженков был активным членом "Общества русских врачей в память Н.И.Пирогова" и неоднократно выступал на его съездах^². Вместе с профессором Ф.Ф.Эрисманом и другими земскими деятелями В.И.Долженков боролся за превращение съездов Общества в общероссийские с широким участием в них земских врачей^³. На Пироговские съезды собирались по 2-2,5 тыс. Делегатов, т.е. на них присутствовал каждый десятый врач России. С 1891 г. по 1902 г. произошло пять съездов Пироговского общества^⁴. На съездах заслушивалось от 100 до 500 докладов^⁵. На V пироговском съезде В.И.Долженков сделал доклад "О необходимости объединения всех медицинских обществ и земских медицинских коллегиальных учреждений под сенью Русского общества врачей в память Н.И.Пирогова", на VI съезде он подвел итоги борьбы между представителями медицинской науки и врачами-представителями общественной медицины. На VII съезде он сделал доклад "О последовательности работ секции общественной медицины на Пироговских съездах". На VIII съезде Общества комиссия под председательством Ф.Ф.Эрисмана рекомендовала издать Земско-медицинский сборник. Предложение встретило возражение со стороны правления Общества, мотивировавшего это отсутствием средств. Сознавая важность для земских врачей такого "Сборника", В.И.Долженков настаивал на его издании за счет личных средств Общества и даже сделал первый взнос. Кстати, с 1874 г. после получения научной подготовки в лучших клиниках Вены, он в течение трех лет бесплатно работал сверхштатным ординатором Курской губернской земской больницы. Несмотря на большую загруженность общественной деятельностью, В.И.Долженков много работал по специальности. Он открыл у себя на дому бесплатную амбулаторию, принимал в ней офтальмологических больных изо всех населенных пунктов губернии. Не одной тысяче беднейших жителей Курска или сел он сохранил или возвратил зрение^¹. Его отличали глубокие знания дела народного здравоохранения, исключительное трудолюбие, активная деятельность в организации земской медицины. Он автор многочисленных научных работ: "О губернском строе земской медицины", "Основы общественно-санитарного строя и условия существования в Курской губернии", "Об управлении земской медицины", "О земско-медицинской деятельности Курского губернского земства", "Санитарное состояние Курской губернии", "О призрении хронических больных в Курской губернии" и др.

В.И.Долженков был инициатором организации комиссии народных чтений, являлся сторонником распространения гигиенических знаний, особенно среди школьников. "Школа, - говорил он, - является лучшим посредником для воздействия на население в этом направлении”. Как справедливо замечал М.А.Язвин, внедрять подобные начинания в те годы было очень трудно. Это видно хотя бы из того, что когда на IV съезде земских врачей (1890 г.) обсуждался вопрос о распространении санитарно-гигиенических знаний среди населения, присутствовавший на заседании председатель уездной земской управы Щиголев нашел ходатайство в разрешении чтений "преждевременным и беспочвенным", а другой представитель земства заявил: "У врачей и без этого много дел, и едва ли возможно возлагать на них еще новое дело в настоящее время. Вопрос об этом надо вообще снять с повестки дня нашего съезда"^¹.

После продолжительных прений съезд все же постановил ходатайствовать о предоставлении права земским врачам вести устные беседы с учениками народных школ о гигиене в часы, свободные от занятий. Совместно с обществом саратовских врачей Общество курских врачей в 1894 г. внесло предложение на V Пироговском съезде об организации медицинских чтений для народа, ими же было предложено ввести преподавание гигиены в народных школах. Однако это встречало сопротивление руководителей губерний на местах, в частности, в Курской губернии. Так, например, во Льговском уезде бесед с народом о санитарии и гигиене не проводили "ввиду стеснения всяких вообще народных собеседований до крайних пределов". То же было в Дмитриевском, Путивльском и других уездах. Врач Белгородского уезда Пихтовников говорил: "Народные чтения с картинами ведутся во многих школах, но характер их исключительно религиозно-нравственный или бытовой". В.И.Долженков на VIII съезде земских врачей (1902 г.) сообщил, что неоднократно возбуждавшиеся ходатайства перед правительством о представлении врачам права вести с населением беседы гигиенического содержания о заразных болезнях "без всякого стеснения их относительно места, времени и формы изложения" оставались без ответа^². Такова была позиция правительства, в которой просматривается его нежелание "просвещать" народ, даже под углом зрения медицинских, гигиенических знаний. Только передовые земские деятели, подобные В.И.Долженкову, выступали активными защитниками его интересов.

Отметим, что сам В.И.Долженков был всегда человеком инициативным и энергичным, он принимал участие в многочисленных обществах и организациях, большей частью в качестве руководителя. Он был председателем Курского отделения Петербургского врачебного общества взаимопомощи. Курской вспомогательной медицинской кассы, членом Губернского по городским и земским делам присутствия, членом правления Курского отделения Общества Красного Креста, Общества исправительной колонии для малолетних, Курского благотворительного общества, Общества охранения народного здравия, Лиги борьбы с туберкулезом и др. Его избирали гласным городской думы. Именно по его ходатайству губернское земское собрание с целью борьбы со слепотой постановило освободить от платы глазных больных.

Являясь сторонником повышения общего культурного уровня населения, он неоднократно обращался в правительство с предложениями об улучшении медицинского обслуживания населения. По воспоминаниям современника В.И.Долженкова, видного деятеля русской общественной медицины С.Н.Игумнова, "он проявил себя преимущественно с культурной, гуманной стороны. Его имя встречаем под запросами правительству относительно незакономерных действий администрации, бессудных высылок, незаконных арестов. Он запрашивал правительство, почему не отменяются исключительные положения по охране, несмотря на опубликование Основных Законов, с которыми они не согласуются. Видим его протестующим и против препятствий, чинимых администрацией частным лицам, желающим организовать помощь голодающим…"^¹.

В Российском государственном историческом архиве в С.-Петербурге удалось обнаружить новый документ-записку В.И.Долженкова в правительство по поводу организации земской медицины в Курской губернии^². Она датирована 1892 годом. Она, безусловно, представляет собой ценный исторический документ, содержащий не только информацию о положении дел в земской медицине, но и о перспективах ее развития. Главная мысль служебной записки – необходимость устройства сельских больниц, создания новых 90 врачебных участков. Именно этот вопрос В.И.Долженков считал вопросом жизни или смерти. Постройку сельских лечебниц он предлагал осуществлять усилиями губернских и уездных земств в течение 10 лет. Стоимость лечебниц по плану оценивалась в 10-11 тыс. руб.

Однако неурожай в большей части губернии не позволил реализовать задуманное. В.И.Долженков высказывал беспокойство, что "все, выработанное тяжелым и систематическим трудом для обеспечения здоровья населения правильно организованной врачебной помощью дозволяющей врачам сделаться истинными санитарными учителями народа, отодвинется в сторону и уж поэтому станет разрушаться"^¹. Он проявлял свою озабоченность высокой смертностью сельского населения, в особенности детей, неблагоприятными санитарными условиями, в которых оно живет. По его мнению, все это понижает общий уровень здоровья народа и ведет к его вырождению.

Обращает на себя внимание социальная направленность самого содержания служебной записки. Ее автор указывал на пути изменения существующего положения в медицине и считал, что внешние санитарные мероприятия, какими бы грандиозными они ни были, едва ли смогут повысить уровень здравоохранения сельского населения и сколько-нибудь заметно уменьшить смертность.

Зло коренится, по его мнению, в условиях быта населения, добиться изменения которых можно только путем культурного воздействия, путем школы"^². Могучей санитарной школой для здоровья и является правильно устроенный сельский врачебный участок, непременно с больницей. Говоря о большом доверии народа к земским врачам, бескорыстно служившим ему, В.И.Долженков вместе с тем отмечал, что "если дать врачу возможность, он явится могучим носителем санитарного культа, пред которым рассеются предрассудки , перед которыми падут бытовые кумиры"^³.

Отмечая недостатки в развитии здравоохранения. В.И.Долженков подчеркивал, что ими озабочено не только земство, но и правительство России. Так, его письмо сопровождалось запиской заведующим общественными работами в местностях, пострадавших от неурожая М.П. фон-Кауфмана. Он высказал соображение, что нынешнее тяжелое положение, тяжелые обстоятельства дают возможность поставить в более правильные условия дело медицинской помощи народу путем устройства больниц и лазаретов. В записке аргументируется необходимость решения этих вопросов также военными условиями и обстоятельствами. Поддерживая планы земского врача из Курска, царский чиновник заключает: "Вот почему еще раз позволю себе высказать, что соединенными усилиями Общества Красного Креста и Управления Общественными работами дело медицинской помощи народу могло бы быть поставлено в условиях, при которых оно принесло бы весьма существенную пользу, и в случае возникновения военных обстоятельств"^⁴.

Приведенные нами материалы и факты о подвижнической деятельности, гражданской позиции замечательного врача и общественного деятеля из Курска В.И.Долженкова свидетельствуют о многом: 1) Благотворительность в медицине в конце XIX – нач. ХХ вв. в России в значительной степени держалась именно на таких людях. Они вносили не только личные материальные средства в дело охраны здоровья народа, но, что немаловажно, своим бескорыстным, самоотверженным трудом служили ему. 2) Именно деятельность таких подвижников, как В.И.Долженков, его незаурядный талант и способности, дар не только научный, но и организаторский, позволяли двигать вперед дело охраны здоровья народа. Авторитет власти во многом укреплялся и утверждался благодаря взаимодействию самой власти и земской интеллигенции, беззаветно служившей Отечеству. Многие достижения в медицинской науке и практике были достигнуты благодаря ее энтузиазму и подвижничеству, снискали заслуженное уважение и признание у народа.

“Заслуга земской медицины, главным образом, в том и состоит, что она, как говорится, вложила душу в свое дело, что она с необыкновенной любовью отнеслась к населению, вникнув во все его телесные и душевные нужды"^¹.

Конечно, не нужно идеализировать взаимоотношения власти и земства^². Не всегда правительство поддерживало земские начинания. Например, курское губернское земство в 1898 г. возбудило перед правительством ходатайство об отпуске казенного леса для устройства лечебницы. Но оно было отклонено^³. Не все земство в свою очередь было лояльно настроено к правительству. Как отмечала известный исследователь земского движения в России Н.М.Пирумова^⁴, земская интеллигенция во многих местах России примыкала к народничеству. В каждой управе среди служащих находились люди, перенесшие те или иные репрессии или находившиеся под той или иной формой надзора за участие в народнической пропаганде, кружках или других акциях. Но если в 70-80-х годах подобные народнические группы были основными, то в 90-х годах народники в старом смысле не играли уже той роли. Новое направление социалистов-революционеров еще не развернулось в полную меру своей агитации. Но уже в 1903 г. подобная попытка была предпринята, например, в Курске группой эсеров. Был создан социал-революционный кружок в фельдшерской школе, летом среди учителей, собравшихся на съезд в Курске. В июне прошли две сходки учителей и один пикник, "обратившийся в явно противоправительственную демонстрацию"^⁵. Последовали аресты, прекратив деятельность эсеров в Курске.

Некоторые члены Курского земства, в том числе и В.И.Долженков, примкнули к партии кадетов. Вероятно, это обстоятельство повлияло на то, что даже такой серьезный исследователь земства как Н.М.Пирумова, не включила в своей книге фамилию В.И.Долженкова в список активных участников земского движения в Курской губернии.

С началом русско-японской войны земская интеллигенция вновь проявила свои лучшие качества. Во многих губерниях, в том числе в Воронежской и Курской, стали создаваться земские санитарно-продовольственные отряды, которые направлялись на Дальний Восток для оказания помощи раненым^¹. Из Курска в действующую армию 19 мая 1904 г. было отправлено два санитарных отряда. По словам князя Львова, председателя губернской управы, "весь состав отряда составляет гордость Курского земства; весь состав на высоте своего призвания"^². Уполномоченными туда были направлены Д.Л.Овсяннико-Куликовский и В.Л.Анненков, врачами – Бауэр, Растегаев, Смирнов, Зарубин, фельдшерицами Грунке, Хрипкова, Разумова, Гладкова; сестрами милосердия Власова, Кашменская, Борисова, Гусева, Рязанцев, Михайлова, Солодовникова, Старова, Смирнова, Бахутова, Вишнякова, Бойковская (из них 8 – из Курского Общества Красного Креста).

Санитарный отряд Курского земства состоял из 40 человек. Он располагался в двух вагонах II класса, 1 вагон – III класса. Имелись также 6 товарных вагонов, груженых госпитальным имуществом. На 34 день после выезда из Курска отряд 21 июня прибыл в Харбин, где был встречен Д.Л.Овсяннико-Куликовским. Отряд был расположен на станции Хайген в 60 верстах от Лаояна, затем был отправлен в Мукден. Как вспоминал Овсяннико-Куликовский, прием больных начался на следующий день с утра и к вечеру их было уже 80 человек. В последующие дни число больных быстро дошло до нормы, т.е. до 100 человек, иногда переходя ее и держась в таком числе все время пребывания отряда в Хайгене. Значительный процент больных состоял из солдат, просто изнуренных от продолжительной походной жизни, а затем начали поступать раненые. Помимо госпитального лечения при отряде был открыт также и амбулаторный прием больных, который за 20 дней в Хайгене было 488. За время работы госпиталя в Хайгене всего больных прошло через него 567, и них офицеров – 26, нижних чинов – 541. Проведено больными в госпитале 1834 дня^¹.

Положительную работу курского земского отряда отметили видные правительственные чиновники, посетившие его – сенатор Нарышкин, ревизовавший учреждения Красного Креста, главноуполномоченный Красного Креста, Александровский, его помощники Гучков и Михайлов, кн. Львов, генерал Куропаткин. Последний после осмотра помещений, бесед с ранеными направил 14 июля 1904 г. курскому губернатору телеграмму: "Осмотрел сегодня Хайген, лазарет курского земства, работают самоотверженно и с большой для армии пользой"^².

Курская губерния оказала помощь раненым, солдатам, воевавшим на Дальнем Востоке в заготовке вещей, продуктов за счет пожертвований. В Курск были присланы два списка необходимых предметов для дополнительного снаряжения отряда пищевыми продуктами, медикаментами, бельем и пр. Курской земской управой эти предметы были приобретены и отправлены частично из Москвы, частью из Курска. Отправлено было 2 вагона пожертвованных вещей. Пожертвования вещами сделали многочисленные учреждения и лица: Курское благотворительное общество через его председательницу В.С.Гордееву, управление курского акцизного округа, Суджанское благотворительное общество, ученики Старооскольской земской школы, ученицы этой же школы, ученицы 2-й курской женской гимназии, Мариинской дженской гимназии, школа Л.Н. фон-Рутцен, Мантуровская женская школа, Суджанская женская гимназия, ученики Любимовского, Чуриловского училищ, общество крестьян Донецкой Селицы, служащие губернской земской управы, любимовского свекло-сахарного завода и многие другие^¹. Быстрой отправке вещей из Курска во многом способствовал представитель от общеземской организации в наблюдательном Комитете исполнительной комиссии Красного Креста, губернский гласный Курского губернского собрания А.Н. фон-Рутцен. Все отряды до окончания войны содержались на средства земства.

Итак, приведенные нами многочисленные факты и примеры благотворительности в сфере медицины в губерниях Центрального Черноземья позволяют сделать ряд выводов. Во-первых, развитие медицины, охраны здоровья населения, создание и деятельность лечебных учреждений осуществлялось, в основном, за счет земств и благотворительной деятельности частных лиц. Во-вторых, земская медицина базировалась на принципах бесплатного лечения, проявляя тем самым бескорыстие, гуманность к беднейшим слоям населения. В-третьих, в развитии медицины и охраны здоровья народа огромную роль сыграла земская интеллигенция, проявлявшая себя самоотверженно и патриотично как в мирные дни, так и в годы военных ненастий. В-четвертых, правительство, в основном, поддерживая земские инициативы, а порою и субсидируя их финансово, укрепляло тем самым свой авторитет, авторитет власти в глазах народа, стремясь к сохранению спокойствия и стабильности в обществе.

§ 3. Развитие детского призрения и благотворительности в сфере народного образования как средство утверждения государственной идеологии.

Детским призрением в России в конце ХIX - нач. ХХ в. помимо названных нами выше нескольких крупных обществ (Ведомство учреждений императрицы Марии, Императорское Человеколюбивое общество, Российское Общество Красного Креста) занимались и многие другие учреждения, благотворительные общественные организации. Кроме того, каждое сословие содержало на свои средства детские приюты, училища и т.д. В российском обществе понимали, что если оно не примет на себя обязанность воспитания детей, то оно само понесет от того неизбежный ущерб в своем благоустройстве и в своих материальных интересах. Призрение детей в России было вверено различным отраслям администрации, включая указанные выше Ведомства, а также земским и городским учреждениям, попечительствам о бедных, частным благотворительным обществам и учреждениям, находившимся в ведении Министерства внутренних дел^¹. “Если происхождение брошенного ребенка известно - ему должна помогать его община, - писал один из дореволюционных исследователей Н.Н.Жеденов. - Если неизвестно - государство”^².

С 1864 г. государственное призрение сирот^³ осуществлялось в двух направлениях: Ведомством императрицы Марии, а также земством на местах. Деятельность земских учреждений по призрению детей-сирот во многом зависела от местных условий. В основе их работы лежали свои положения, уставы и правила. В одних местах приюты не учреждались, и ребенок-сирота немедленно отправлялся на патронаж в деревню, в других подкидыши призревались при родильном отделении губернской больницы в богадельне, а затем отдавались на воспитание бесплатно или за вознаграждение. В некоторых губерниях детских приютов вовсе не было и детей отвозили в Московский воспитательный дом. Там, где была развита промышленность, “приюты создавались при родовспомогательных заведениях для подкидышей и сирот фабричных рабочих”. Существовали они отдельно и самостоятельно от губернского земства. В некоторых губерниях вводилось поощрение усыновления детей. Воспитатель-усыновитель получал 5 руб. в месяц до достижения воспитанником 12 лет. Расходы, связанные с выплатой различных пособий, несли преимущественно губернские земства^¹.

Государственная забота о бездомных детях, детях-сиротах, подкинутых сочеталась с благотворительной помощью. На частные средства создавались разные заведения для сирот всех возрастов.

На конкретном примере развития детского призрения в губерниях Центрального Черноземья выявим формы детского призрения, ведомственную принадлежность детских благотворительных учреждений, их цели и задачи, финансовые возможности, специфику их деятельности в зависимости от конкретных социальных политических и экономических условий (конца XIX - нач. ХХ вв.).

Так, детским призрением в Курске занималось Курское губернское попечительство детских приютов ведомства учреждений Императрицы Марии, Попечительство возглавлял курский губернатор. В ведении Попечительства в Курске находилось два приюта - женский и мужской. Женский был создан в 1860 г.^² и в 1899 г. в нем призревалось 54 девочки^³. Капитал его составлял довольно внушительную сумму - 41.000 руб., ежегодные членские взносы - 1.000 руб. Этому приюту выделяло также пособие курское земство - 500 руб. и город - 120 руб.

Приют располагался в двухэтажном доме с мезонином, службами, баней, усадьбой, пожертвованном братьями Панаевыми. Сначала в приют было принято 25 девочек, затем число воспитанниц постоянно живущих в приюте было увеличено до 30, а приходящих до 25. В приюте девочкам прививали различные нравственные правила, любовь к труду и сознание строгого исполнения обязанностей. Главное внимание обращалось на обучение рукоделию, мастерствам и ремеслам. К таким занятиям относилось вязание спицами, вышивание гладью, шитье, плетение кружев, переплетное, башмачное, кулинарное ремесла. Преподавались Закон Божий, чтение, письмо, арифметика, пение и др. Кроме того, их обучали ведению домашнего хозяйства. Все эти дети были православного вероисповедания, а по происхождению принадлежали к мещанам и крестьянам^¹. Средства на содержание приюта черпались прежде всего с процентов с капитала, пожертвованного еще до 1860 г. на сиротские нужды. Часть приютских расходов покрывалось за счет ежегодных членских взносов попечителей Курского губернского попечительства детских приютов. Как мы отмечали выше, материально приют поддерживали земские учреждения, нередки были и частные пожертвования.

Что же касается мужского приюта, то он был создан в 1892-1893 годах, когда в Курской губернии свирепствовала холера. Приют был устроен для сирот мальчиков, родители которых умерли от холеры. При содействии курского губернатора А.Д.Милютина состоялась тогда частная подписка и было собрано 15 тыс. руб. Это позволило нанять помещение и принять на призрение 20 сирот. Впоследствии для приюта был куплен собственный дом с садом за 5.000 руб. Тем самым представилась возможность увеличить число призреваемых до 30 мальчиков в возрасте от 3 до 12 лет. По ходатайству губернатора цесаревич Николай Александрович (будущий царь Николай II) отчислил в пользу приюта 15 тыс. руб. Император Александр III присвоил приюту имя великой княжны Ксении Александровны, подчинив его Курскому губернскому попечительству детских приютов. В 1896 г. после перестройки и ремонта здания число призреваемых увеличилось до 40 человек. В 1896 г. в нем призревалось уже 45 мальчиков. Капитал его составлял 25 тыс. руб.

В приюте находились дети разного возраста. Это были в основном выходцы из мещан, крестьян и из нижних воинских чинов. Дети обучались по программе, установленной для народных училищ Министерства народного просвещения. Они изучали Закон Божий, русский и церковнославянский языки, арифметику, черчение, рисование, занимались пением, гимнастикой. Мальчиков приучали к домашней работе, они ухаживали за садовыми деревьями, огородом, цветочными клумбами. Приют находился под наблюдением попечительницы и директора, а ближайший надзор за ними вверен смотрителю и учителю, а также специально нанятой надзирательнице. Как видим Губернское попечительство детских приютов занималось призрением, воспитанием, школьным обучением призреваемых детей. Вместе с тем, оно содействовало их профессиональному образованию, подготовке к самостоятельному производительному труду по выходе из приюта.

На средства дворянства Курской губернии содержался Александровский дворянский пансион-приют^¹. На содержание пансиона для 30 воспитанников из бедных дворян ежегодно расходовалось 12.000 руб. Кроме того, было выдано 4 студентам стипендии на сумму 1000 руб. и пособий на сумму 976 руб. 31 лицу. Этот приют имел ярко выраженный сословный характер.

Оживление земской деятельности способствовало открытию в Курске в 1867 г. приюта для подкидышей, целиком содержавшегося на средства Курского земства. В нем призревалось довольно много детей - 56 мальчиков и 77 девочек^².

В конце 80 - нач. 90-х годов появляется еще одна форма детского призрения - создаются приюты, дневные убежища для присмотра за детьми во время работы родителей. Такое учреждение было создано и в Курске в 1893 г. на частные пожертвования. Находилось оно в ведении Министерства Внутренних дел, в течение годы приютило 6.938 детей. Для детей курского духовенства в апреле 1879 г. был создан приют, который находился в ведении Курского епархиального начальства и получал средства от курских монастырей. Обращает на себя внимание, что все детские благотворительные учреждения находились в самом губернском центре. Только один детский приют для сирот-девочек, созданный на пожертвования княгини М.А.Барятинской в 1870 г., находился в сельской местности - в Суджанском уезде, селе Грунево. В нем призревалось 12 детей на средства учредительницы, приют находился в ведении приходского священника.

В целом в Курской губернии в учреждениях преимущественно для детей и учащихся призревалось всего 106 человек. Вместе с тем, преобладала такая форма детского призрения как оказание помощи приходящим детям. 6.938 детей, как мы отмечали, получили такую помощь. О денежных средствах одного учреждения сведений не имеется, одно учреждение содержалось на средства частного лица, одно на средства земства. Средства остальных состояли из капиталов - 65.100 руб., членских взносов - 100 руб., разных поступлений и пожертвований - 2.800 руб и пособий - 1.720 руб.^¹. Недвижимая собственность имелась при двух учреждениях на 10.300 руб. Капиталы принадлежали преимущественно Ведомству учреждений Императрицы Марии, т.е. детское призрение в Курской губернии развивалось в основном за счет средств особых правительственных учреждений, а также частных пожертвований, включая пожертвования царской семьи, земских пособий. Участвовало в детском призрении курское дворянство, духовенство, что свидетельствует о понимании ими важности осуществляемых мероприятий не только для их сословий, но и для общества в целом. Постановка детского призрения в Курской губернии отражает типичные черты политики правительства в этом вопросе. В детских приютах дети призревались, получали не только материальную поддержку для удовлетворения всех необходимых нужд, но и соответственно воспитание, образование, которое укладывалось в рамки существовавшей в тот период идеологии. В этих учреждениях формировались законопослушные православные граждане, способные своим трудом в последующем приносить пользу обществу и защищать его интересы.

Аналогичные тенденции проявлялись и в других губерниях ЦЧ. Одним из первых детских приютов в Воронежской губернии был Александровский дом призрения, созданный в 1848 г. в г. Воронеже и находившийся в Ведомстве Учреждений Императрицы Марии^¹. В нем постоянно проживало свыше 70 детей, которых обучали кухмистерскому, белошвейному, прачечному делу. Он существовал на значительные капиталы (47.500 руб.). Членские взносы ежегодно собирались в размере 750 руб. и 8.890 руб. поступали из других источников. В г.Острогожске в 1870 г. помещиком Владимировым были пожертвованы деньги , дом с усадебной землей (стоимость 104.000 руб.) на создание приюта для призрения детей бедных родителей, преимущественно сирот^². В нем призревалось свыше 20 девочек. Приют также находился в ведении Ведомства учреждений Императрицы Марии и капитал его составлял 14.700 руб. Попечительство Императрицы Марии о слепых выделяло ежегодно 8.600 руб. для призрения слепых детей и слепых старцев, которые содержались в специальном убежище для слепых, основанном в 1882 г. в Воронеже. Оно располагало двумя домами, 5 флигелями (стоимостью 40.000 руб.). В нем призревались и дети и взрослые, в том числе свыше 40 человек постоянно проживали в приюте, 30 девочек обучались разным мастерствам. Он существовал на средства самого Ведомства (20.900 руб. - капитал), на членские взносы (730 руб.) и различные пожертвования (7.000 руб.).

В 1894 г. Ведомство Учреждений Императрицы Марии совместно с церковными деятелями Воронежа создало церковно-регентскую школу для сирот всех сословий с целью подготовки учителей и регентов церковноприходских школ. Школа эта помещалась в монастырском доме и содержалась на средства преосвященного Викария при содействии братства Св. Митрофания и Тихона.

Имело свои учреждения по воспитанию и обучению детей в Воронеже и Императорское Человеколюбивое общество (низшие, ремесленные, средние). Среди низших значится 1 учреждение для детей лиц, убитых и раненых в Крымскую войну^¹. Оно создано было в Воронеже. В списке учреждений, находящихся в ведении Императорского Человеколюбивого общества, среди заведений среднего образования, созданных в Петербурге и Москве, значится и Воронеж, где имелись две квартиры - одна для мальчиков, другая - для девочек гимназического курса^². Для поощрения детей к работе в городах (Петербурге, Москве, Уфе) создавались швейные мастерские. В этот немногочисленный список включен и Воронеж^³. Здесь была создана швейная мастерская для девушек всех сословий (подч. автором). Пятьдесят воспитанниц обучались грамоте, портняжному, белошвейному и прачечному ремеслам. Финансирование осуществлялось самим Обществом, а также за счет частных пожертвований. Примечательно, что Воронежская земская и городская управы также выделяли ежегодно 800 руб. на нужды этой мастерской. В период осуществления земской реформы в 1866 г. в Воронеже был создан земский дом призрения для бездомных младенцев на 10 кроватей. Помещение было завещано земству поручиком Вигелем (стоимость его 100.000 руб.). В нем впоследствии призревалось около 300 детей на средства земства. Находился же дом призрения в ведении Министерства внутренних дел. Пожалуй, это было одно из самых крупных благотворительных детских учреждений в Воронежской губернии.

На территории губернии находились и частные приюты. Так, в 1893 г. в сл. Хреновской на пожертвования супруги штальмейстера Иловайского был создан детский приют на десять детей. Находился он в ведении Государственного Конезавода, получая от него пособие в размере 350 руб. Приют был небольшим, в нем призревалось четверо детей и двое взрослых.

Создавались детские приюты и при монастырях. В частности, при Богородицком монастыре был устроен приют для певчих из числа сирот и бедных детей. В нем помещалось 20 мальчиков. Приют содержался на средства монастыря. (Вопрос о призрении детей в монастырях при участии приходских попечительств и братств будет рассмотрен в специальной главе).

Таким образом, большая часть детских благотворительных учреждений, расположенных на территории Воронежской губернии, были подведомственны Ведомству Учреждений Императрицы Марии и Императорскому Человеколюбивому Обществу. В них занимались воспитанием, обучением детей. Земство и городские власти также оказывали содействие в создании и функционировании детских учреждений во второй половине XIX века, хотя их деятельность была довольно ограниченной в виду отсутствия финансов. Вносили свою скромную лепту в детское призрение и Воронежская епархия, и частные лица. Наиболее распространенной формой призрения были детские приюты.

В целом же в учреждениях для детей и учащихся в Воронежской губернии на 1896 г. призревалось 525 человек, в том числе в них постоянно проживало 489 детей, 37 взрослых (23 из них - приходящие). О денежных средствах трех учреждений цифровые данные не сохранились, средства других пяти учреждений состояли из капиталов - 84.100 руб., членских взносов - 1.480 руб., разных поступлений и пожертвований - 20.420 руб и пособий 2.750 руб. Недвижимости при 7 учреждениях числилось на 267.950 руб. ^¹.

Весьма разветвленной была сеть детских благотворительных учреждений в Тамбовской губернии. В учреждениях для детей и учащихся всего призревалось 856 человек, из них 839 детей (765 жили в них постоянно, 74 - приходящих)^². В этих же учреждениях призревалось 17 взрослых.

Как в Курской и Воронежской губерниях, так и в Тамбовской губернии функционировали приюты, находившиеся в ведении Ведомства Учреждений Императрицы Марии. Они были созданы в Тамбове, Липецке и Моршанске^³. Мариинский детский приют в Тамбове предназначался для сирот обоего пола, находился непосредственно в ведении Тамбовского губернского попечительства детских приютов Ведомства Учреждений Императрицы Марии. В нем призревалось около 150 детей. Свыше 40 приходских детей находились на попечении Липецкого детского приюта им. Хренникова, созданного в 1876 г. Для младенцев обоего пола в 1883 г. был основан Александровский приют в память Императора Александра II. Он находился в ведении Моршанского уездного попечительства детских приютов Ведомства Учреждений Императрицы Марии. Приют был основан частным лицом - Е.В.Плотицыным, обладал значительными денежными суммами (53.000 руб. - капитал, 6.500 руб. - пожертвования, 150 руб. - членские взносы). В нем находилось около 100 детей.

В ведении Тамбовского городского благотворительного комитета находились приют для девочек (основан в 1841 г.) и приют для мальчиков (основан в 1889 г.). Оба они функционировали в черте города и призревалось в них более 200 детей. В ведении города и земства был также дом трудолюбия для девочек (основан в 1870 г.). Этот приют получал ежегодно пособие от города и земства по 720 руб. Для оказания трудовой помощи и воспитания детей в 1885 г. в г. Тамбове была создана образцовая ремесленная мастерская, принадлежавшая Тамбовскому благотворительному комитету. Она находилась в ведении Министерства Народного Просвещения, имела капитал - 28.000 руб. и значительные поступления из разных источников, включая пожертвования. Пожалуй, это единственное благотворительное учреждение в ЦЧ, находившееся в ведении Министерства Просвещения.

Некоторые приюты создавались при монастырях, церквях. Так, например, при Тулино-Софийском женском монастыре был создан детский приют для 18 девочек. Для сирот девочек духовного звания в г. Кирсанове при Тихвинско-Богородицком женском монастыре был также создан приют (призревалось 45 девочек), который содержался на средства монастыря. В ведении церковного попечительства находился детский приют при Рождественской церкви, основанной по частной инициативе И.Попова в 1882 г. в г. Елатьма. Дом призрения для православных сирот-девочек (16 человек) в 1895 г. был создан в селе Сасово Елатьмского уезда (капитал 16.500 руб.)^¹. В Тамбове в ведении церковного попечительства находился приют-школа для сирот-мальчиков. Как видим, одной из особенностей развития детского призрения в Тамбовской губернии являлась активная благотворительная деятельность православной церкви, участие в попечительстве монастырей.

Сравнительный анализ развития детского призрения в губерниях ЦЧ позволяет сделать вывод, что наиболее разветвленной эта сеть детских учреждений к середине 90-х гг. была в Тамбовской губернии, где призрением было охвачено наибольшее количество детей. Особую заинтересованность в этом проявляли Ведомство Учреждений Императрицы Марии (его уездные отделения), а также православное ведомство.

Специальные земские учреждения по призрению детей были созданы лишь в Курской и Воронежской губерниях. По количеству призреваемых детей Воронежская губерния так же, как и Тамбовская, опережали Курскую губернию. В Воронежской и Тамбовской губерниях больше внимания уделялось оказанию трудовой помощи детям. Вместе с тем, только в Курской губернии имелось специальное учреждение для детей в форме дневного убежища на период работы родителей, что позволяло увеличить число призреваемых детей в целом по губернии. Типичным, общим для всех губерний являлось призрение детей в таких детских учреждениях, как приюты, дома призрения малолетних. Наблюдается переплетение частной, общественной, государственной, земской, церковной благотворительности, что характерно было для всей благотворительной системы России того периода.

В конце 90-х годов появляются новые тенденции в развитии общественного призрения детей как в центре, так и в провинции, в различных губерниях. Особенно интенсивное развитие получили детские приюты-ясли, которые, как правило, создавались земством, но с разрешения Министерства Внутренних дел. Еще в 1891 г. Комитет Главного Попечительства детских приютов Ведомства учреждений Императрицы Марии принял специальное решение о повсеместном призрении бесприютных детей и сирот в России. Одной из рекомендательных мер являлось открытие приютов-яслей для дневного призрения детей “в достаточных размерах, соответствующих действительной потребности”^¹. Эти приюты-ясли вменялось в обязанность открывать не только в городах, но и в селах, деревнях. Так, в 1892 г. в селе Борисовка Валуйского уезда Воронежской губернии были открыты ясли летние детских приютов губернского земства на 85 человек^². В Курской губернии детский приют-ясли благотворительного общества был открыт в 1895 г., в котором призревалось 11.551 ребенок (с 1895 г. по 1898 г.)^³. В этом же году приют на 12 человек был открыт в г. Судже^⁴. Однако только в конце 90-х - нач. ХХ в. открытие приютов-яслей становится реальным делом. Так, в 1898-1899 гг. в Воронежской губернии открываются земские сельские приюты-ясли в Бирюченском, Богучарском, Коротоянском, Павловском уездах^⁵. В Курской губернии в Суджанском уезде в 1898 г. было открыто 18 летних детских яслей благотворительного общества для приходящих детей. Всего их посетило 14. 867 детей^⁶.

Особую актуальность приобретает этот вопрос в нач. ХХ в. в русле решения вопросов о трудовой помощи сельскому населению местностей, пострадавших от неурожая^⁷. В 1902 г. в С.-Петербурге была издана специальная брошюра “Ведомство детских приютов и его задачи. Часть Х. Сельские приюты-ясли” (СПб., 1902), которую разослали всем губернаторам, губернским, уездным и сельским Попечительствам детских приютов Ведомства Учреждений Императрицы Марии^¹. В ней отмечалось, что “эти приюты-ясли дали самые отрадные результаты и встретили всеобщее сочувствие”. (Речь идет о временных детских приютах-яслях (прим. авт.). Эти приюты-ясли создавались и успешно функционировали в летний период во всех губерниях Центрального Черноземья. Большую роль в решении организационных вопросов играли земства.

В конце 90-х годов все большее развитие получают также приюты для исправления “нравственно падших детей”. Газета “Курские Губернские Ведомости”^² в рубрике “Петербургские вести” (от собств. корреспондента) поместила заметку “Приюты для несовершеннолетних”. Сам факт публикации этого материала в курской печати, информация, содержавшаяся в нем, свидетельствует, с одной стороны, об актуальности поставленной проблемы, с другой - о внимании к ней и желании решать ее как центральной, так и местной властями.

В газете, в частности, отмечалось, что за последнее время с каждым годом замечается все большее развитие частной и общественной благотворительности по учреждению приютов для исправления детей. При этом указывалось, что еще в 1890 г. бывший министр юстиции обратился к старшим председателям и прокурорам судебных палат с просьбой оказать возможное содействие в организации упомянутых учреждений во вверенных им округах, находя, что “правильная и успешная постановка этого дела касается ближе всего интересов правосудия”. Отмечалось, что судебное ведомство откликнулось на это и с тех пор этому вопросу стало уделяться большое внимание общества, особенно после того, как в 1895 г. император взял под свое покровительство эти исправительные заведения. Газета сообщала, что в “настоящее время для беспризорных детей, главным образом детей арестантов и ссыльных, существуют 18 приютов, из которых некоторые устроены исключительно по почину и стараниями членов судебного ведомства”^¹. Подчеркивается благотворительный характер деятельности этих лиц, которые выступали в качестве учредителей и членов благотворительного общества, содержащих эти приюты для несовершеннолетних. “Число этих приютов, - писала газета, - неуклонно возрастает. В 1895 г. таких заведений было уже 25 , а ныне (1898 г. - Л.Г.) насчитывается 30 и сверх того имеется несколько общественных исправительных приютов, которые не успели открыть еще самих заведений”^².

Исправительные заведения для детей существовали и в губерниях Центрального Черноземья. Так, в 1895 г. в Курской губернии была создана исправительно-земледельческая колония для несовершеннолетних преступников на 40 человек. В ней находилось 42 ребенка. Финансировалось это учреждение Министерством Финансов (пособие 887 руб. в год), курским земством и городскими властями (1.375 руб.). Общая сумма капитала составляла 20.000 руб., текущие средства, поступившие из Петербурга в 1898 г. составляли - 7.238 руб., а расход - 9.971 руб. . Находилось это учреждение в ведении Министерства Юстиции^³. В 1898 г. земский исправительный приют был создан в г. Тамбове. Он был рассчитан на 15 человек, но содержалось в нем 8 мальчиков. На их призрение поступило 3.426 руб., израсходовано было 3.248 руб. Недвижимость его (земля и здание) оценивалось в 18.000 руб.^⁴.

Во всех губерниях исследуемого региона к концу XIX в. существовали губернские комитеты Общества попечительства о тюрьмах с отделениями в уездных городах. Они находились в Ведомстве Министерства Юстиции и относились к разряду благотворительных. Так, в Воронежской губернии такие отделения существовали в Бирючанском, Бобровском, Богучарском, Валуйском, Задонском, Землянском, Коронтоянском, Нижнедевицком, Новохоперском, Острогожском, Павловском уездах^¹.

Аналогично уездные отделения были созданы в Курской, Тамбовской губерниях^².

Одним из направлений их деятельности являлось детское призрение, в частности, забота об арестантских детях. Эти отделения руководствовались в своей деятельности циркулярными распоряжениями, которые приходили “сверху” - первоначально из Петербурга, а затем из губернских центров.

Немаловажную роль в практическом решении вопроса сыграла брошюра, изданная в 1901 г. в Петербурге Ведомством Учреждений Императрицы Марии “О призрении бесприютных арестантских детей”^³. В ней отмечалось, что, к сожалению, русскому обществу слишком мало известно о том, что в наших тюрьмах содержатся дети и притом совершенно ни в чем не повинные, только потому, что их родители - преступники и заключены в тюрьму. В брошюре подчеркивалось, что “это громадное общественное зло, проявление ужасной жестокости”^⁴. Здесь же приводятся конкретные данные о положении заключенных в российских тюрьмах, что усугубляло еще больше положение детей. На 100.000 среднесуточного состава тюремных одиночных камер имелось всего 5.448, почти отсутствовал арестантский труд. В губернских и уездных тюрьмах, в которых сосредоточена большая часть арестантов, была занята трудом незначительная часть заключенных - в губернских тюрьмах - 28% всего состава, в уездных - 20%^⁵. В России отсутствовали тюремные школы, библиотеки, а религиозное просвещение, наставление составляло исключение. На всю страну к началу ХХ в. приходилось всего 25 приютов для детей арестантов, в том числе Петербурге, Москве, Риге, Митаве, Юрьеве, Тобольске, Красноярске, Иркутске, Самаре, Ярославле и др. Они открыты были тюремными комитетами. Что же касается губерний Черноземья, то он существовал только в Тамбове и создан был на частные пожертвования^¹.

Фактически вопрос о необходимости призрения арестантских детей был поставлен так остро в указанный период впервые, хотя Попечительское общество о тюрьмах, занимавшееся созданием этих приютов, было учреждено еще в 1819 г. В 1858 г. оно создало целый ряд школ для детей арестантов (Калуга, Звенигород). Создана была такая школа и в Тамбове. Однако впоследствии после определенного, можно сказать, расцвета почти полностью исчезают эти приюты и прекращаются всякие заботы о детях заключенных. Это не было связано с изменением в законодательстве, а объяснялось изменением самого положения Попечительного о тюрьмах Комитета. Благодаря принятию нового Устава от 7 ноября 1851 г. оно превратилось в бюрократическое учреждение^². Перестали поступать и пожертвования. По этим причинам слабо развивались исправительные колонии для малолетних, отсутствовали мероприятия патронатства.

В апреле 1901 г. в Москве состоялся съезд русских криминалистов, на котором был заслушан доклад С.К.Гогеля “Об удалении невинных детей из тюрем”. Из доклада явствовало, что в русских тюрьмах содержалось 3500 невинных арестантских детей в возрасте от 5 до 12 и даже до 14 лет, что по всей России, имеющей около 617 губернских и уездных тюрем , существовало, как мы отмечали, только 25 приютов для детей арестантов. В связи с этим Московский съезд криминалистов обратился к Центральному Управлению Ведомства Учреждений Императрицы Марии (УВУИМ) с просьбой об оказании помощи в создании тюремного патроната, содействию в деле призрения бесприютных арестантских детей. В 1900 г. комитет Главного Попечительства детских приютов ВУИМ командировал во внутренние губернии России члена комитета барона О.О.Буксгевдена с целью содействия организации в городах приютов для призрения детей арестантов или устройства этих детей в частных благонадежных семьях. Он посетил 19 городов, в том числе Воронеж, Козлов, Тамбов^¹. Во всех этих городах он нашел со стороны губернаторов, местных попечительств и других благотворительных учреждений понимание, полную готовность содействовать в этом деле. Состоялось 20 заседаний по этому вопросу, на которых выступал барон О.О.Буксгевден, сделав подробные сообщения. Для решения вопроса создавались особые комиссии. Сочувствие выразилось в значительных денежных пожертвованиях и субсидиях, которые некоторые местные попечительства ассигновали на это дело. Во время своей командировки Буксгевден посетил многие тюрьмы, обращая при этом внимание властей на детей, содержащихся там вместе с родителями.

При этом были выявлены многочисленные факты пребывания детей в тюрьмах. Так, например, он докладывал о вопиющем случае, происшедшем в г. Козлове Тамбовской губернии: “В Козлове недавно был выпущен из тюрьмы мальчик 12 лет, который 7 месяцев содержался в тюрьме после смерти матери, прибывшей к нам по этапу из Саратова; мать его в тюрьме заболела и умерла, а отца все время разыскивали”^².

Из материалов, собранных О.О.Буксгевденом, выяснилось, что число безвинно содержащихся детей в тюрьмах весьма значительно и что поэтому вопрос об их призрении заслуживает весьма серьезного внимания. Был сделан вывод о необходимости “спасать их от развращающего влияния тюремной среды и нравственной гибели”. Впоследствии многих детей взяло под свое покровительство Попечительство приютов ВУИМ.

Во все учреждения Ведомства детских приютов была отправлена упомянутая нами брошюра “О призрении бесприютных арестантских детей”^³. Выслана она была и Курскому Губернатору с сопроводительным письмом, в котором содержалась просьба, сообщить сведения о числе и возрасте содержащихся в местных тюрьмах арестантских детей, о наличии приютов и школ для них, о мерах, необходимых для организации призрения детей, о возможности содействия в устройстве отдельных небольших приютов и яслей для арестантских детей или же небольших отделений для них в имеющихся благотворительных заведениях. Содержалась просьба также высказать отношение к возможности помещения детей в благонадежные семьи. В свою очередь курский Губернатор граф Милютин, являвшийся одновременно председателем Курского губернского Попечительства детских приютов, направил 29 ноября 1900 г. уездным исправникам соответствующий циркуляр с аналогичными вопросами^¹.

Представляют интерес ответные письма уездных исправников, в которых содержатся не только данные о содержании арестантских детей в курских тюрьмах, но и просматривается позиция, причем неоднозначная, по этому вопросу у представителей местной власти.

В ответном донесении начальника курской тюрьмы, в частности, сообщается, что в ней первоначально находилось 2 детей, затем прибавилось еще 8, из которых трое от 8 месяцев до 1 года, остальные от 4 до 8 лет. Отмечалось также, что приюта или школы специально для детей при тюрьме не имеется. Вместе с тем, начальник тюрьмы, вероятно, стремясь смягчить свой ответ, оговарился, что “почти всегда имеются 2-3 одиночные камеры, куда помещаются арестантки, имеющие при себе по 2 и 3 детей”, где они “сравнительно с уездными тюрьмами пользуются удобствами”^². Как видим, в этом ответе предпринята попытка несколько нивелировать остроту стоявшей проблемы.

Старооскольский уездный исправник докладывал, что в тюрьме нет детей и никаких приютов и школ также не имеется. Вместе с тем, он высказывал мысль о необходимости в будущем принять какие-либо меры к призрению детей и предлагал учредить на местах частные общества для призрения этих детей. Считая первостепенным, однако, “остановиться на отдаче этих детей для временного пользования в детское убежище г. Старого Оскола за плату, какую установит общее собрание Старооскольского общества пособия о бедных^¹. Новооскольский уездный исправник также сообщал, что детей в тюрьме нет, приютов и школ тоже не имеется. Высказано предложение о возможности передавать детей для призрения в Старооскольское благотворительное общество, имеющее богадельню, странноприимный дом. Город же по неимению средств устроить специальный приют для арестантских детей на может, а частные семьи согласия не изъявляют. Правление же “Общества для пособия бедным” вполне сочувственно относится к этому вопросу и просило информировать, какие именно дети должны быть приняты в богадельню (одного ли Новооскольского уезда или и других уездов)^². Как видим, главный упор здесь сделан на отсутствии финансов.

Тимский уездный исправник давал аналогичную информацию об отсутствии детей в тюрьме, об отсутствии приютов и школ. Он высказал соображение, что в виду того, что в местной тюрьме арестантских детей бывает немного, то и нет необходимости к устройству каких-либо приютов. Лучше всего, по мнению исправника, помещать их в благонадежные семьи по распоряжению местного тюремного отделения^³.

В рапорте Корочанского уездного исправника содержится достаточно подробная информация об арестантах и их детях с указанием фамилии, имени и отчества. Возраст детей от 6 месяцев до 5 лет. (Их было трое). Приютов и школ так же, как и в других уездных тюрьмах, не было. В качестве предложения уездный исправник высказал мнение о создании при тюрьме приюта-яслей. Приемлемым он считал устройство отдельного небольшого здания при участии врачебного совета. Что же касается помещения детей в частные семьи, то, по мнению исправника, это “едва ли может быть осуществимо”^¹.

Белгородский уездный исправник 19 декабря 1901 г. сообщал об отсутствии детей при родителях и отсутствии приюта, школы. Он предлагал отдавать детей в частные семьи за небольшую плату, а средства извлекать из Белгородского благотворительного общества, которое практикует этот способ призрения с детьми-подкидышами. Кроме того, дети могли быть помещены в открываемый Белгородским благотворительным обществом приют для детей^². Как видим, мнение диаметрально противоположное вышеприведенному по поводу возможности призрения детей в частных семьях.

Грайворонский уездный исправник в своем донесении информировал о том, что в тюрьме содержится один ребенок 6 месяцев, что он обращался в Грайворонскую городскую управу с просьбой об открытии приюта. В ответ было сообщено о невозможности его открытия в виду финансовых затруднений. Исправник сообщал также о своем личном мнении по поводу возможности призрения арестантских детей в городской богадельне, где “призреваемые старушки с пользой для детей могли бы за ними смотреть”. Что же касается помещения детей в частные семьи, то он считал, что “затруднений не предвидится” по этому вопросу и “принесет детям только удобство”^³.

Отрицательное отношение к устройству специальных приютов для арестантских детей высказал Путивльский уездный исправник. Он отмечал, что в путивльской тюрьме при матерях содержатся дети только грудного возраста. Детей же, вышедших из этого возраста, родители оставляют в семьях родственников, которые их и опекают. Высказывая негативное отношение к созданию приютов, исправник замечал, что г.Путивле “не было еще случаев, указывающих на необходимость устройства отдельных, хотя бы и небольших приютов для арестантских детей”. Отличительной особенностью путивльской тюрьмы являлось наличие при ней школы с библиотекой, которой заведовал церковный дьякон. Под школу отводилась обыкновенная тюремная камера. Школой этой пользовались взрослые арестанты. В заключение своего рапорта исправник высказал суждение, что оставление детей на попечение ближайших родственников “вполне удовлетворительный способ призрения детей”. Как видим, в такой позиции явно отсутствует государственный подход к решению проблемы, что, однако, нашло поддержку у чиновника из соответствующего губернского ведомства на полях сделавшего приписку “совершенно верно”.

Лаконичностью отличался ответ льговского уездного исправника, сообщавшего об отсутствии детей в тюрьме, приюта и школы и целесообразности помещения детей в частные семьи “за известное вознаграждение”^¹. Щигровский уездный исправник в своем рапорте докладывал, что арестантских детей в тюрьме не содержится, отсутствуют приют и школа. Целесообразным он считал отдачу детей на попечение тех обществ, “из коих происходят родители их”. Из-за скудости материальных средств у местного благотворительного общества ему не представлялось также возможной отдача детей в частные семьи, а также создание для них небольших приютов^².

Дмитриевский уездный исправник лаконично доносил, что в тюрьме содержится один ребенок 1,5 лет, а приютов и школ не имеется и устройство их не представляется целесообразным “в виду крайне редких случаев заключения арестантов с детьми”. Но для временного помещения их может служить городская богадельня, “где дети найдут тщательный уход со стороны призреваемых”^³

В своем донесении суджанский уездный исправник также сообщал, что детей в тюрьме почти не бывает и что с согласия благотворительного общества в случае их появления можно будет их поместить в детский приют, открытый при нем. В рапорте высказано также отрицательное отношение, причем в категоричной форме, к устройству небольшого детского приюта в виду незначительного количества арестантских детей. Это “является совершенно излишним и непроизводительным расходом на устройство, оборудование и администрацию приюта...”. Не существенным он считал и отдачу детей в частные семьи, ”ибо бескорыстно относящиеся к детям семьи не изъявляют согласия брать арестантских детей на содержание, а семьи, безразлично относящиеся вообще к детям, будут видеть в них лишь одну доходную статью и “только”^¹.

Понимание важности вопроса высказал фатежский уездный исправник, предложив помещать детей в благотворительные учебно-воспитательные заведения. Призрение же детей в небольшом заведении в Фатеже “по местным условиям было бы не основательным” по финансовым соображениям. В фатежской тюрьме в тот момент содержалось двое детей, ни приютов, ни школ не имелось^² Не было их и в рыльской уездной тюрьме. Что же касается возможности призрения, то рыльский уездный исправник сообщил, что по этому вопросу он “вошел в сношения” с правлением Рыльского Общества пособия бедным^³.

Анализ приведенных выше документов, обнаруженных нами в фондах Государственного архива Курской области, позволяет сделать целый ряд конкретных выводов. Во-первых, эти документы характеризуют власть в российской провинции, ее “лицо”, ее ограниченные возможности в решении насущных вопросов. Вместе с тем, эти документы позволяют сделать вывод о реальном видении большинством чиновников конкретной ситуации, местных условий и обстоятельств, связанных с отсутствием, прежде всего, финансов. Анализ документов позволяет также прийти к заключению о бедственном положении заключенных в России, об отсутствии практически во всех уездных тюрьмах приютов и школ и надлежащих условий содержания детей. Документы убедительно и наглядно иллюстрируют одну из сторон жизни российского общества в конце XIX- нач. ХХ вв. Власти вынуждены были обратить внимание на эту проблему содержания арестантских детей, что было связано, на наш взгляд, со сложными социально-экономическими условиями в указанный период, ростом безработицы и преступности в государстве, стремлением “обезопасить” свое положение хоть какими-либо реальными практическими действиями по стабилизации положения отдельных социальных слоев общества. По той остроте, с которой была поднята эта проблема в обществе, можно судить о ее злободневности, с одной стороны, а другой - о ее типичности для всей России, а не только для губерний Центрального Черноземья, в том числе Курской губернии.

Следует отметить, однако, что опыт создания приютов для арестантских детей в губерниях Центрального Черноземья все же имелся. Одним из первых в России такой приют (Александровский) был создан в Тамбове. Он был задуман в 1876 г. Э.Д.Нарышкиным, Воронцовым-Дашковым, А.Н.Чичериным. Денежными пожертвованиями поддержали инициативу императрицы Мария Александровна и Мария Федоровна. Но основные средства поступали от тамбовских жителей. Самым активным и последовательным благотворителем приюта был Эммануил Дмитриевич Нарышкин - почетный попечитель в 1876-1881 гг. Он обеспечивал это заведение помещением, мебелью, учебными пособиями, необходимым инвентарем. Он лично руководил подбором персонала для приюта. Нарышкиным был разработан устав приюта, утвержденный в 1882 г. В соответствии с этим документом в приют принимали детей арестантов, приговоренных к отбытию наказания в тюрьме, ссыльных и каторжан всех сословий и вероисповеданий. Возраст ограничивался 6-13 годами. В бесплатное содержание приюта входили питание, постель, одежда и т.д. Учили детей грамоте и ремеслу^¹. Позднее в число обитателей приюта стали попадать сироты, дети спившихся бродяг, другие, нуждавшиеся в призрении и обучении мальчики и девочки. По сохранившимся в архивах сведениям, почти все расходы на приют оплачивал Нарышкин - 2 тыс. рублей в год. После смерти попечителя заботу о приюте взяла на себя его вдова А.Н.Нарышкина^¹. С 1883 г. по 1902 г. Александровский приют находился в ведении дворянина, помощника попечителя А.Н.Чичерина. 18 лет он пристально следил за жизнью воспитанников.

Детское призрение в конце XIX - нач. ХХ вв. в черноземных губерниях было представлено и другими благотворительными обществами, детскими учреждениями, создававшимися в этот период, в частности, в сфере образования.

Почти при каждом учебном заведении действовали общества взаимной помощи учащимся и учившим, бурный рост их создания приходится на конец XIX - нач. ХХ вв.

Так, в г. Богучар Воронежской губернии в 1896 г. было создано Общество взаимного вспомоществования учащимся и учившим^². Общество вспомоществования бедным ученицам женской прогимназии, которое оказывало помощь 32 ее воспитанницам, было открыто в 1897 г. в Острогожском уезде^³. Общество вспомоществования нуждающимся учащимся мужской и женской гимназии, находившееся в ведении МВД, в 1899 г. открылось в г. Белгороде Курской губернии^⁴. В г. Судже в 1896 г. была создана воскресная школа благотворительного общества на 300 человек. Общество содействия начальному образованию было открыто в 1898 г. в Курске. Оно получало пособие от города в сумме 1000 руб. В Тамбовской губернии в 1898 г. возникли ремесленные классы братьев Жемариных, подчинявшихся губернскому попечительству детских приютов^⁵. В 1899 г. в Борисоглебске открылось общество вспомоществования нуждающимся воспитанницам гимназии^⁶. Несколько раньше в 1896 г. в г. Елатьма было образовано общество вспомоществования нуждающимся учащимся в начальных училищах. Оно оказывало помощь около 180 детям. При этом уездное земство и городские власти выделяли на эти цели пособие соответственно 100 руб. и 250 руб. ежегодно^¹. Существовали два подобных общества и в г. Козлове - Общество вспомоществования нуждающимся ученицам коммерческого училища (1898 г.), помогавшее 11 детям, и Общество вспомоществования нуждающимся ученицам женской гимназии (1899 г.)^². В это же время (18999 г.) в г. Темникове функционировало общество вспомоществования нуждающимся учащимся^³.

В самом губернском центре - Тамбове такое общество пособия нуждающимся воспитанницам женской гимназии возникло еще в 1890 г.^⁴ Его капитал был небольшим. Но и он позволял обеспечить 47 воспитанниц пособиями. Активным членом этого общества была супруга губернатора Е.Л.Ржевская, которая неоднократно устраивала танцевальные вечера в зале дворянского собрания в пользу нуждающихся гимназисток и печатала отчеты о вечерах в “Тамбовских губернских ведомостях”^⁵.

Новым и характерным явлением в исследуемый период для благотворительности в России стало оказание помощи больным детям и детям с физическими недостатками. С этой целью создавались летние детские лечебные и дачные колонии^⁶. Своим существованием они обязаны частной благотворительности и энергии. Устройством их были заняты благотворительные, научные и специальные общества. Для управления колониями избирались из числа членов обществ особые комитеты или комиссии, имевшие в своем составе видные общественные и медицинские силы. Колонии одних обществ обслуживали исключительно школы определенной категории, в колониях других обществ находили себе приют дети вне зависимости от принадлежности их к числу учащихся. В колонии принимались дети без различия сословий, звания (и за редким исключением вероисповедания) в возрасте в большинстве случаев от 6 до 4 лет. Обычно в колонии принимались де6вочки и мальчики, но при возможности старались устраивать однополые (не смешанные) колонии. Плата за летний сезон в колониях колебалась от 75 руб. до 25 руб.; причем более 25% вакансий представлялась бесплатно. Летний сезон в колониях длился от 2 до 3 месяцев, подразделяясь в некоторых колониях на 2-3 смены, причем часто мало поправляющиеся дети 1-й смены оставлялись на вторую, а иногда и на весь сезон. В лечебных колониях Общества охранения народного здравия пребывание детей длилось всегда весь летний сезон (75 дней). По размерам своим колонии устраивались на 25-100 человек, чаще же колонии были рассчитаны на 25-30 человек^¹.

Выбор места для детских колоний определялся общими гигиеническими условиями (сухость, близость леса, доброкачественная питьевая вода, возможность купания, удобство сообщений); для лечебных колоний избирались почти исключительно места, известные своими целебными свойствами.

Перед отбытием в колонии дети осматривались врачами. В большинстве случаев одежда у детей была собственная и лишь в немногих колониях выдавалась принадлежавшая колонии одежда.

Заведование колонией поручалось специальным врачам (лечебные колонии) или лицам с педагогическим опытом из числа учителей и учительниц низших и средних школ. Жизнь детей в колония была основана на широком пользовании дарами природы, занятиями школьными предметами. В некоторых колониях, однако, они были строго запрещены, в других - разрешались в течение 1-1,5 час. в день. В колониях дети проводили время в прогулках по окрестностям, в морских и речных купаниях, полевых и огородных работах, в играх, хоровом пении, оставаясь лишь в плохую погоду в закрытых помещениях. Питанию уделялось особое внимание. В среднем в колониях Общества Охранения Народного здравия продовольственная статья предполагала получение колонистами мяса - 1¹/_>2> фунта, хлеба - 1-1¹/_>2> фунта, молока 2-4 стакана. Пищевой паек в колониях стоил выше приведенных цифр, выработанных наукой. Средняя стоимость содержания колониста в течение сезона в разных колониях сильно колебалась, определяясь в лечебных колониях свыше 50 руб., в деревенских ниже 20 руб.^¹

Первые колонии Общества Народного здравия возникли в 1881 г. преимущественно в лечебных местах - Старой Руссе, Славянске, Сестрорецке и др. Именно в этот период была создана лечебная колония в Липецке. За период времени 1882-1904 гг. Общество дало приют в своих колониях около 3 тыс. детям, что составляло в среднем свыше 135 детей в год^². Расход общества на содержание колоний постепенно возрастал и, определяясь в первый год существования около 1,5 тыс. рублей, к 1904 г. возрос до 15 тыс. руб. Говоря о результатах, полученных в лечебных колониях Общества, М.О.Грузенберг писал, что, “принимая во внимание тяжесть болезненных форм у колонистов, результаты должны быть признаны блестящими: так за 2 года (1896-1897) из общего числа колонистов выздоровело 32% и оправилось 63%, осталось без улучшения 5%”^³.

В конце 80-х годов в Москве было создано Общество для устройства детских летних колоний. Наиболее успешно оно функционировало в конце 90-х гг. Эти колонии обслуживали исключительно городские начальные училища. Дети принимались в них чаще всего в возрасте от 9 до 12 лет за плату 20 руб. При этом собирались сведения от учительского персонала о поведении детей и материальном положении их родителей. Собственных помещений для колонии общество не имело, а пользовалось нежилыми усадьбами помещиков, зданиями частных, земских и церковноприходских школ, причем сведения о гигиеничности местности и помещений собирались членами Общества путем опроса местных жителей, чаще всего врачей. Заведование колониями поручалось лицам с педагогическим опытом из числа учителей и учительниц городских и земских школ. Жалование лицам надзора определялось в 20 руб. в месяц при полном содержании. На каждого заведующего приходилось от 15 до 20 детей с одним помощником и прислугой^¹. Средняя стоимость каждого колониста определялась несколько выше 20 руб. Общество устройства летних колоний за 18 лет существования (1888-1905) приютило 6.740 детей (в среднем 275 детей в год), держалось частными пожертвованиями, сборами с лекций, спектаклей, концертов и платой за содержание колонистов и лишь в 1900 г. Московская Городская Дума, признала чрезвычайную пользу, приносимую летними колониями детям, воспитываемым в ее училищах, решила ассигновать Обществу субсидию в 2 тыс. руб., эта сумма с 1903 года была увеличена до 3 тыс. руб.

На территории Воронежской, Курской и Тамбовской губерний были также созданы детские лечебные и дачные колонии. Всего их по России в начале ХХ в. (сведения на 1903 г.) существовало 13, в том числе в Московской, Владимирской, Ярославской, Тверской, Смоленской, Тульской, Орловской и др. губерниях^². Временная детская летняя колония в Курске была создана отделом русского Общества охраны Народного Здравия, имела при себе оспопрививальный пункт, содержалась на средства отдела^³. Следует отметить, что создание этих колоний было связано в значительной степени с высоким уровнем детской смертности по России. По количеству смертных случаев детей на первом году жизни в общем перечне российских губерний того периода Воронежская находилась на 17 месте, Тамбовская - на 22, а Курская губерния - на 28 месте с соответствующим высоким коэффициентом смертности: 297‰, 290‰ и 247‰^⁴. К уездам в этих губерниях, где был наивысший коэффициент смертности детей до одного года относились Воронежский (358‰), Моршанский Тамбовской губернии (309‰) и Курский уезд (298‰)^¹. По другим возрастным группам (на 2 году жизни) показатель смертности колебался от 36% до 97%. При этом в Воронежской - 87‰. Смертность на 3-м году жизни колебалась от 20‰ (в Архангельской губернии и Курляндии) до 50‰ в Самарской губернии. В Курской этот показатель был 48‰. На 4-м году жизни от 12% (Архангельская губерния) до 32‰ родившихся (Курская губерния). На 5-м году жизни умирало по отдельным губерниям от 9‰ (Архангельская губерния) до 22% родившихся в Курской и Самарской губерниях^².

Такой высокий показатель детской смертности дореволюционные авторы объясняли наличием определенных бытовых и экономических факторов, характером питания^³. “Известно, - писали авторы, - что питание русского народа носит на себе следы этого необеспеченного экономического положения населения, каким он является, и потому на долю детей выпадают не суррогаты молока, столь известные за границей и у нас в зажиточной части населения, а соска со свеклой, хлебом, кашей, щами, суслом, брагой, квасом и это тотчас же в первые дни рождения до совершения обряда крещения”^⁴.Отмечается, что в способе вскармливания, убийственном для детей, в невежественном уходе за ними, закрепленном к тому же зависимым положением женщины в семье, традициями и неподвижностью уклада последней, лежат объяснения, почему эти бытовые условия особенно невыгодны для известного района России и для русского населения. Нищета сельского населения, его бедность - вот главная причина детской смертности, а это уже причина не просто бытовая, а социально-экономическая, напрямую связанная с политическим устройством государства, неспособностью его в тот период решать назревшие социальные проблемы.

Попытки земства, общественных организаций, правительственные меры по улучшению детского призрения не всегда приносили хотя бы частичное улучшение в положении детей. Нередко в создаваемых детских учреждениях этот показатель смертности также был чрезвычайно высоким.

Так, в Курском земском приюте смертность достигала 85,65% и губернская управа в своем докладе земскому собранию указала на следующие причины этого явления: 1) постоянный недостаток кормилиц и в особенности с молоком, соответствующим возрасту поступающих детей. Трудность подыскания кормилиц и постоянное переполнение приюта детьми влекло за собой то, что в большинстве случаев на одну кормилицу приходилось по 2 или по 3 ребенка и 2) переполнение приюта не дает возможности содержать его в достаточной чистоте и влечет за собой недостаток воздуха. Курское земство признало лучшим устройство детей в крестьянскую среду. Эта мера принесла пользу, и смертность детей значительно уменьшилась^¹.

За детей, отданных на вскормление в крестьянские семьи, земство большей частью платило до 10 и не более 14-летнего возраста. Плата была различной и зависела от местных условий, но не выше 4 руб. в месяц. Курское земство платило за детей до 6-летнего возраста 36 руб. в год, свыше 6 лет до 12-24 руб. (Для сравнения - Херсонское земство платило до 2-летнего возраста 48 руб., а затем плата уменьшалась). Условия, на которых дети отдавались, тоже очень различны. Курское земство продолжало выдачу платы до 12 лет, но обязывало лицо, берущее на воспитание подкидыша, причислить его к своей семье; это причисление должно произойти, по правилам, в течение трех лет со дня приема подкидышей и воспитатель не имел права возвратить взятого питомца снова на попечение земства. Другие земства таких обязательств не ставили^². В Курском земстве из 256 детей, отданных крестьянам, 68,75% находилось в Курском уезде. Ни одно из земских и общественных учреждений, ведавших делом призрения подкинутых детей, не имело специального медицинского надзора за детьми в семьях кормилиц. Вместе с тем, в статье А.Ф.Селиванова сделан вывод, что положение подкинутых детей в земских губерниях гораздо лучше, чем в неземских. В 1890 г. в 16 губерниях, имевших приказы общественного призрения, было всего 6 сиротских и воспитательных домов, а в 28 земских губерниях их было 56^¹. По данным за 1903 год во всех 34 земских губерниях были или воспитательные приюты или земством было организовано призрение подкидышей в крестьянских семьях.

Следует также заметить, что количество подкидышей, поступавших ежегодно в ведение земств, колебалось в широких размерах. В Курском земстве за 22 года (с 1867 по 1888 гг.) среднее ежегодное число детей равнялось 129, в Херсонском за 16 лет (1874 по 1890 гг.) - 198, в Харьковском благотворительном обществе (со значительной земской субсидией) за 16 лет - 370, в Саратове - 120, в Симферополе за 3 года (с 1887 по 1890 гг.) - 272^². По приблизительному подсчету земства ежегодно содержали свыше 30 тыс. подкидышей и бесприютных сирот. Расход земств, в том числе губерний Центрального Черноземья, по этой части трудно определить, так как в сметах они не обозначались отдельно, а входили в отдел народного здравия и общественного призрения. Некоторые земства тратили на это дело несколько тысяч, другие - десятки тысяч.

По данным за 1903 г. в 20 губерниях (из 78), областях и отделах не было вовсе никаких учреждений для призрения сирот и подкидышей. Главным образом, эти губернии находились на окраинах. Призрение подкидышей уездными городами было развито мало. Большинство городов возложило эти обязанности на губернские земства.

Для борьбы с детской смертностью в России в декабре 1904 г. в Петербурге был основан Союз. В его воззвании, в частности, говорилось: “Среди бедствий русского народа есть одно неизмеримое - это ужасающая детская смертность. Нигде в мире не умирает так много грудных младенцев, как в России”^¹. Устав Союза давал право открывать местные отделы по всей империи. Данных по Курской, Воронежской и Тамбовской губерниям по этому вопросу нами пока не обнаружено.

На средства благотворителей в крупных городах России в нач. ХХ в. открывались детские больницы. Так, только в Москве были открыты больницы Св. Владимира, Св. Ольги, Софийская, в 1905 г. -Морозовская детские больницы^². Что же касается исследуемого региона, то специальных детских больниц там не было. Как правило, больницы были предназначены одновременно для взрослых и детей. Так, например, в 1898 г. в частной лечебнице в слободе Красненская Воронежской губернии на лечении находилось 19 детей и 50 взрослых, хотя рассчитана она была на 11 человек^³. В Курске в 1890 г. была открыта бесплатная лечебница с родильным приютом Общества врачей. По данным на 1898 г. она обслужила 1531 мальчиков и 1452 девочек, 3,327 мужчин и 4292 женщины^⁴. При губернской земской больнице в Тамбове, открытой в 1890 г., был создан приют на 100 человек, в котором наряду со взрослыми (125 чел.) проживало и лечилось 14 детей^⁵.

В конце XIX в. появилась еще одна форма призрения неимущих детей - создание детских садов площадок для подвижных игр. Инициатором их выступил И.М.Радецкий, сторонник физического развития детей. Он сам в детстве был учеником ремесленной мастерской, посвятив жизнь “уличным детям”, изучал положение малолетних рабочих на фабриках и заводах, в приютах и ремесленных мастерских. В течение трех лет И.М.Радецкий прочел более ста публичных лекций на темы о физическом равзитии детей, после которых устраивал игры для детей, привлекая и обучая тем самым родителей и наставников. Благодаря ему были организованы общества содействия фиическому воспитанию детей в Одессе, Харькове и еще 37 городах страны, которые устраивали бесплатные катки, купальни, школы плавания^¹. Тамбовский отдел С.-Петербургского общества детских развлечений сферой своей деятельности избрал организацию детского досуга. На Варваринской площади общество устроило площадку для подвиждных игр. С детьми занимались опытные воспитательницы. При обществе образовалась группа любителей, которая ставила для детей спектакли. Устраивались чтения, на которые приглашали лекторов из Московского университета. Была организована бесплатная библиотека. Общество просуществовало в Тамбове 8 лет и было закрыто в 1908 г. распоряжением Тамбовского губернатора. Тамбовский отдел С.-Петербургского общества детских развлечений, действия которого нормируются уставом общества, вышел из предначертанного ему круга деятельности, допустив в открытой им в г. Тамбове “детской библиотеке” обращение книг для взрослых и притом с тенденциозным направлением, таким образом, деятельность отдела принимает явно вредное для общества направление”^². Этот документ очень ярко характеризует жесткий контроль со стороны властей над всеми благотворительными, общественными организациями и содержанием их деятельности.

Итак, к концу XIX - нач. ХХ вв. в России, включая губернии Центрального Черноземья, уже сформировались основные формы оказания благотворительной помощи детям. Призрение, воспитание и обучение детей осуществляли: 1) приюты, ясли, детские сады, убежища и т.п. заведения для постоянного и временного проживания детей; 2) профессиональные и ремесленные школы; 3) исправительно-воспитательные заведения; 4) школы и приюты для слепых детей и т.д.; 5) общежития для учащихся; 6) материальная помощь учащимся (в виде денежных пособий, устройства питания, отопления в школах, публичных чтений и пр).

Социальная сфера финансировалась государством, земствами, церковью и добровольными пожертвованиями.

Особенностью российской системы детского социального обеспечения было то, что большинство средств на нее поступало от частных лиц - до 74% суммы годовых денежных поступлений и лишь чуть более 3% составляли дотации государства. Вопреки распространенному мнению, российские земства также не проявляли активности в призрении детей, и в начале века на эти нужды расходовалось только 2,6% от их бюджета (в среднем по стране). Причем, большинство из них давали менее 1% бюджета, хотя были и исключения, например Орловское и Тамбовское земства выделяли на нужды призрения детей свыше 10% своего бюджета^¹. Ряд земств, включая Курское, проводило линию на распределение сирот по крестьянским семьям с целью их последующего усыновления, выделяя на них оределенные денежные суммы.

Другой особенностью российской системы социального обеспечения детей было то, что благотворительные общества и заведения, занятые детским призрением, находились под достаточно жестким контролем властей. Особенностью детского призрения в тот период являлось также то, что часть детских учреждений и заведений находились непосредстввенно под покровительством Ведомства Учреждений Императрицы Марии, которое курировало и оказывало непосредственную помощь почти 30% детских приютов.

В целом следует отметить, что до революции в России, а следовательно, и в Центральном Черноземье, сложилась достаточно развитая система призрения детей, действовавшая, в основном, на частной благотворительности под строгим контролем государства.

Как мы убедились, вопросы детского призрения были неразрывно связаны со многими сферами жизни общества. Это, прежде всего, социальная сфера, а также медицина, образование и др. Создававшиеся детские учреждения функционировали в параметрах существовавшего монархического государственного устройства и, естественно, они имели определенную идеологическую направленность. В наибольшей степени это выражалось в благотворительных обществах и учреждениях, связанных с образовательной сферой. В их уставах, а без них, как мы отмечали, не могло существовать ни одно благотворительное заведение России, как в фокусе отражены эти незыблемые принципы российского абсолютистского государства и, прежде всего, централизация власти на местах, жесткий контроль с ее стороны за всеми процессами, касающимися образовательной сферы, ее регламентация и защита основ существовавшей политической системы.

Обратимся к некоторым Уставам благотворительных обществ, созданных именно в сфере образования. Так, в 1898 г. Управление Министерства Народного Просвещения утвердило Устав Общества вспомоществования учащимся в начальных народных училищах Воронежской губернии^¹. Обращает на себя внимание, что общество было учреждено “в память коронования Императора Николая Александровича и императрицы Александры Федоровны”. Состояло оно под покровительством принцессы Ольденбургской. Безусловно, уже одно это обстоятельство придавало вполне определенный оттенок учрежденному Обществу, призванному воспитывать у учащихся верноподданнические чувства и настроения. Председателем Общества являлся Воронежский губернатор, олицетворявший в губернии высшую власть. Именно ему по должности принадлежало главное руководство в деятельности Общества, и это было особым образом оговорено в Уставе. Как правило, все благотворительные общества в области образования были неразрывно связаны с духовным ведомством, на которое возлагались задачи религиозно-нравственного воспитания детей. Именно поэтому Воронежский Епархиальный Архиерей являлся Почетным членом Общества. Почетными членами его являлись также попечитель Харьковского учебного округа, а также лица, сделавшие значительные пожертвования или оказавшие значительные услуги обществу. Управление делами Общества осуществлял совет под председательством губернатора. Он состоял из 8 членов, и в нем были представлены все властные структуры. В числе членов Совета состояли с званием непременных членов губернский предводитель дворянства, директор народных училищ, председатель епархиального училищного Совета и председатель губернской земской управы. В число членов Совета входили и 4 человека, избранные общим собранием из его членов на трехлетний срок. Однако эти лица в обязательном порядке утверждались покровительницей Общества принцессой Ольденбургской по представлению Министра Народного Просвещения. Вследствие этого “случайных” людей в Совете Общества просто не могло быть. Общество поддерживало связи с уездами, и поэтому в его Совет входили с правом голоса председатели уездных училищных Советов и председатели уездных отделений епархиального Совета.

Совет распределял обязанности между своими членами, рассматривал ходатайства и заявления об оказании помощи учащимся, наблюдал за поступлением сумм в кассу Общества, ежемесячно проверял его кассы и имущество, наблюдал за ведением приходно-расходных книг, составлял доклады общему собранию и годичные отчеты о деятельности общества и др. Кстати, все отчеты Общества направлялись его председателем принцессе Ольденбургской, а также Министру Народного Просвещения, Министру Внутренних Дел и обер-прокурору Святейшего Синода. Эти факты говорят сами за себя о наличии жесткой централизации и контроля за деятельностью благотворительного Общества.

Главная же задача Совета Общества была определена таким образом - “изыскание мер к возможно полному развитию и достижению цели Общества”^¹. Уставом была достаточно четко сформулирована его цель, предполагавшая не только материальную поддержку учащихся, но и выполнение учебно-воспитательных задач. В I разделе Устава по этому поводу указано следующее: “Общество имеет целью помогать нуждающимся в материальном и учебно-воспитательном отношении учителям и ученикам в народных училищах Воронежской губернии всех ведомств. Помощь эта может быть выражена как в отношении улучшения материального положения учащихся, особенно семейных, так и в выполнении учебно-воспитательной задачи училищ. Общество помогает учащимся не только материальными средствами, но и другими способами: снабжает нуждающихся учащихся книгами (подчеркнуто нами) для продолжения их образования и вообще для чтения, заботится об улучшении условий деятельности учащихся и поощряет тех из них, которые обращают на себя особое внимание своими трудами”^². Примечательно, что вопросы, связанные с кругом читательских интересов учащихся, особо оговорены в Уставе. Безусловно, эти интересы формулировались соответствующим образом и направлялись в нужное власти русло.

Обращает на себя внимание, что средства общества создавались не только за счет ежегодных и единовременных членских взносов, пособий от земских, городских и других общественных учреждений, процентов с капитала, но и доходов от литературных вечеров, публичных лекций, спектаклей, концертов и т.п. Однако эти мероприятия можно было осуществлять только в соответствии с существовавшими правилами, “с надлежащим на то разрешением властей”.

Ограждая деятельность Общества от возможного “зловредного” воздействия антиправительственных настроений, Устав оговаривал условия немедленного закрытия Общества, общественных собраний “при обнаружении в них чего-либо противного государственному порядку и общественной безопасности и нравстввенности”.

Закрытие, однако, могло осуществляться только по усмотрению Министров Внутренних дел и Народного Просвещения. Так, государство пыталось обезопасить ситуацию в стране от возможной угрозы его общественному порядку.

Ярко выраженный религиозный характер носит Устав Николаевского братства, созданного при Воронежской губернской гимназии, и утвержденный Воронежским епархиальным начальством. 10 августа 1898 г. в Уставе была четко обозначена цель этого благотворительного общества. Его ближайшей целью являлось “содействие религиозно-нравственному воспитанию учащихся в Воронежской губернской гимназии, служение нуждам, пользам и благолепию гимназического храма и попечение о делах христианской благотворительности, в пределах своей среды, а именно: оказание материальной помощи способным, но бедным ученикам гимназии без различия сословий и вероисповедания и единовременно воспособление впавшим в несчастье и бедность братчикам (членам братства) и их семьям”^¹. Как видим, задача религиозно-нравственного воспитания, т.е. идеологическая определена как первостепенная, а затем уже говорится о христианской благотворительности общества всем его членам, нуждавшимся в материальной поддержке. При этом в Уставе оговаривается, что братство оказывает помощь учащимся гимназии только в том случае, когда гимназия из своих средств не может достаточно удовлетворить их нужды. Вместе с тем в примечании подчеркнуто, что помощь оказывается не всем учащимся, а только тем, которые отличаются “добрым поведением и успехами”^². Достаточно подробно определены формы этой помощи начиная от взносов платы за учение, бесплатной выдачи книг и учебных пособий и кончая “доставлением пищи, одежды, обуви”, медицинской помощи, заботой о летнем отдыхе бедных учащихся и др. Примечательно, что в Уставе полдчеркнуто, что книги и пособия, выделяемые в качестве помощи, должны быть “из числа одобренных Министерством и духовным ведомством”^¹, т.е. идеологически выдержанными. В Уставе (§ 4) особым образом подчеркнуто, что религиозно-нравственное просвещение учащихся должно осуществляться в целях доброго на них воздействия в духе православия и народности. Разрешалось устраивать бесплатные воскресные и праздные чтения для учащихся гимназии, но под непосредственным руководством законоучителя и всякий раз с разрешения директора гимназии. В этих организационных моментах, оговариваемых Уставом, также нельзя не видеть жесткой регламентации и стремления контролировать просветительские, воспитательные мероприятия, направлять их в нужное русло государственной идеологии. Детально оговаривается и порядок организации этих чтений. Они должны устраиваться в одном из залов гимназии, в особом помещении, специально для этой цели приспособленном. Чтецами избираются члены Братства по преимуществу из преподавателей гимназии и других учебных заведений. Только с разрешения директора гимназии допускались на эти чтения учащиеся други учебных заведений Воронежа. Что же касается использования для чтений пособий, брошюр, собраний картин, то они должны быть обязательно разрешены цензурой. Таковы были “ограничительные” меры, нашедшие отражение в Уставе благотворительного общества при Воронежской губернской гимназии.

Ограничения имелись и при оформлении членства в этом Братстве. Так, в § 7 Устава указывалось, что “Братство могло состоять из неограниченного числа членов обоего пола, совершеннолетних, православного вероисповедания, за исключением учащихся в учебных заведениях, состоящих на действительной военной службе нмижних воинских чинов, юнкеров и лиц, ограниченных в правах по суду”^². Братство функционировало под высоким покровительством Воронежского архипастыря и Воронежского губернатора.

Членами Братства являлись директор, инспектор, законоучитель Воронежской губернской гимназии. Управлял его делами Совет, состоявший из 6 человек и решавший все текущие вопросы, включая финансовые. Причем средства Братства (§ 14) состояли из членских взносов, из пожертвованных денег, учебных книг, пособий, одежды и др. предметов, из “кружечных” сборов в церкви, из сборов от публичных чтений и духовных концертов, устраиваемых Братством. Здесь, кстати, сделана оговорка, что эти концерты и чтения должны устраиваться “с надлежащего каждый раз разрешения и с соблюдением установленных правил”. В Обществе велась строгая документальная отчетность, имелись специальные книги для записи всех денежных поступлений в кассу и материальных вещественных пожертвований. Отчеты печатались в “Губернских ведомостях” и издавались отдельными брошюрами.

Братство состояло в ведении высшего местного духовного лица и директора Воронежской гимназии, имело свою печать с надписью “Николаевское братство Воронежской гимназии”. Оговаривались и условия закрытия Братства. Это право предоставлялось Воронежскому архипастырю, “когда он признает это необходимым по дошедшим до него сведениям о беспорядках в Братстве или о нарушениях настоящего Устава”^¹.

Своими специфическими особенностями отличался Устав Воронежского общества исправительных приютов для несовершеннолетних и попечения несовершеннолетних, освобожденных из мест заключения. Он был утвержден 18 августа 1898 г. Министром Внутренних дел. (В документе подпись: за министра внутренних дел, Товарищ Министра, князь А.Оболенский). Специфические особенности Устава определялись, прежде всего, тем, что речь шла о призрении, воспитании и обучении особой категории детей. Поэтому в § 1 Устава оговорено, что Общество ставит своей целью , прежде всего, нравственное воспитание и элементарное образование этих детей, развитие у них навыка и любви к труду, подготовку их к честной, трудовой жизни. Сообразно с этой целью Общество с учетом имевшихся материальных средств обязывалось устраивать в пределах Воронежской губернии исправительные колонии, приюты и при них школы: ремесленные, садоводствта, земледельческие и др. Общество занималось также подбором соответствующих занятий для взятых под свое попечение несовершеннолетних, устройством их в учебные или промышленные заведения, в сельские хозяйства и в частные семьи, “известные своей нравственной и трудолюбивой жизнью”.

В приюты принимались несовершенннолетние, осужденные приговором судебных органов в исправительные заведения (взамен тюремного заключения), а также дети, отданные на исправление родителям и опекунами (по желанию последних). В приюты принимались также беслприютные нищенствующие из несовершеннолетних.

В состав Общества входили лица всех званий и состояни, представители общественных, городских, земских и сословных учреждений. Оно находилось в постоянном контакте с Попечительным о тюрьмах Комитетом, его отделениями. Главное заведование делами и приютами Общества возлагалось на его правление, состоявшее из четырех членов и председателя, а также директоров отдельных приютов и губернского тюремного инспектора. Общество находилось в ведении Министерства Внутренних дел. Закрытие его могло осуществиться при обнаружении в нем “противного государственному порядку и общественной безопасности и нравственности”^¹. Тем самым подчеркивалось, что общество долджно действовать в рамках существующего государственного устройства. Особое внимание при этом обращалось на “общественную безопасность” и нравственность. Под этим подразумевалось, прежде всего, соблюдение всех идеологических устоев и законов государства.

Приведенные нами факты свидетельствуют о том, что все благотворительные общества в сфере народного образования и детского призрения обязаны были соблюдать действующие в Российской империи законы, должны соответствовать идеологическим параметрам монархического государства и способствовать укреплению его основ, базирующихся, как мы отмечали, на самодержавии, православии и народности.

Х Х Х

Таким образом, к концу XIX в. в России уже сформировались основные формы оказания благотворительной помощи. Представляется логичным разделить их на три группы:

Призрение, воспитание и обучение детей. Сюда входили приюты, ясли, детские сады, убежища и т.п. для постоянного и временного проживания детей; профессиональные и ремесленные школы; исправительно-воспитательные заведения; школы и приюты для слепых, глухонемых детей и т.п.; общежития для учащихся; детские больницы и лечебницы; материальная помощь учащимся (в виде денежных пособий, устройства питания, отопления в школах, публичных чтений, издания книг для детей и юношества, учебных пособий и пр.).

Призрение неизлечимых больных, увечных и престарелых: больницы и богадельни для неизлечимо больных (для некоторых из них даже разрабатывалась специальная мебель, проекты зданий и т.п.); приюты для увечных и престарелых (для этой категории также разрабатывались специальные средства).

Временная помощь нуждающимся жителям: народные столовые; ночлежные дома и устройства домов бесплатных и дешевы квартир; народные библиотеки; приискание зданий для трудовой деятельности; образование обществ взаимного вспомоществования^¹.

Все эти типы благотворительных учреждений, как мы показали, существовали и в губерниях Центрального Черноземья и оказывали различные формы социальной помощи беднейшим слоям населения.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... - СПб., 1899. С. 362.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... СПб., 1899. С. 362.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... СПб., 1899. С. 730.

1 Подсчитано автором.

2 См.: Сборник сведений о благотворительных обществах в России ... - СПб., 1899. Приложение II.

3 Там же.

4 Там же.

1 Подсчитано автором.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России ... - СПб., 1899. С. 363.

1 См.: Степанов В.В. Богадельни и дома призрения//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 145.

2 Там же. С. 59.

1 Там же. С. 46.

2 Этому вопросу посвящен специальный раздел диссертации. (Прим. авт.)

1 См.: Максимов Е.Д. Указ соч.//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 63.

1 Там же. С. 65.

2 См., например, “Курские губернские ведомости”, 1898. №

2 Там же. С. 165, 168.

1 См. Сборник сведений о благотворительности... С. 165, 168.

1 Там же.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 166.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 175-176.

2 См.: Сборник сведений о благотворительности в России с кратким очерком благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - СПб., 1899. С. 720.

1 Там же. С. 723.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 720, 721.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности... С. 722.

2 Там же. С. 725.

3 Там же. С. 725.

4 Там же. С. 721.

5 Подсчитано автором.

1 См. Благотворительные учреждений Российской империи. Т. I. СПб., 1900. С. 115.

2 Там же. С. 119.

3 См.: Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 73, 76, 82.

4 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб., 1900. С. 121.

1 Там же. С. 121.

2 Там же. С. 276.

3 Там же. С. 280.

4 См.: Благотворительные учреждений Российской империи. Т. II. СПб.- 1900. С.

5 Там же. С. 276.

6 Там же. С. 280.

1 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 123, л. 1.

2 Там же, д. 124, л. 74.

3 Там же, д. 123, л. 68.

4 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 123, л. 68.

1 Там же, лл. 42-72.

2 См.: Список изданий, разрешенных для бесплатных народных библиотек-читален. СПб. - 1905; ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 124, лл. 108-160.

3 ГАКО. ф. 171, оп. 1, д. 124, л. 74об.

4 Там же, л. 75.

1 См.: Деревягина Т.Г. Благотворительные организации: опыт прошлого//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. Москва - Ставрополь, 1998. С. 68; ГАКО, ф. 24, оп. 1. д. 43, л. 117-222.

2 Там же.

3 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб. - 1900. С. 814. В работе Т.Г.Деревягиной указывается другая дата - 1900 г.

4 Там же. С. 814.

5 Там же. С. 818.

1 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва-Ставрополь, 1998. С. 87.

2 См.: Мирский М.Б. Медицина России XVI-XIX веков. М., 1996. С. 302-303.

1 Там же. С. 310.

2 См.: Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. - М., 1998. С. 72.

3 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. Москва - Ставрополь, 1998. С. 72.

4 Э.Х.Икавитц - почетный гражданин Тамбова, автор книги “Медико-топографическое описание Тамбовской губернии” (1865) и “Описание Тамбовской губернской земской больницы” (1887 г.). См.: Кученкова В. Неизвестный Тамбов. - Тамбов, 1993. С. 73.

1 См.: Двадцатипятилетие Тамбовского медицинского Общества. 16/I - 16/I 1895. - Тамбов, 1895. С. 16.

2 Там же. С. 27.

3 См.: Двадцатипятилетие Тамбовского медицинского общества. 16/I - 16/I - 1895. - Тамбов, 1895. С. 16.

1 Там же. С. 19-20.

2 Там же. С. 21.

3 Там же. С. 29.

4 Там же. С. 23.

1 См.: Двадцатипятилетие Тамбовского медицинского общества. 16/I - 16/I - 1895. - Тамбов, 1895. С 59-70.

2 Там же. С. 29.

3 Там же. С. 58.

4 Там же. С. 19-20.

1 См. Кученкова В. Неизвестный Тамбов. С. 72-73.

2 См.: Деревягина Т.Г. Виды социальной помощи взрослым Тамбовщины на рубеже XIX-ХХ//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. Москва - Ставрополь, 1998. С.89.

1 См.: Сборник постановлений Тамбовского губернского земского собрания за 1864-1894 гг. Т. 2. Сост. А.Н.Лебедев. - Тамбов, 1895. С. 533.

2 См. Деревягина Т.Г. Указ. соч. С. 90.

1 См. Кученкова В. Неизвестный Тамбов. С. 46.

2 См. Деревягина Т.Г. Указ. соч. С. 93; ГАТО, ф. 173, оп. 1, д. 15, л. 4.

3 См. 35-летие Красного Креста в Козлове//Козловская жизнь. 1912. № 166.

1 См.: Энциклопедический словарь. Брокгауз и Ефрон. - СПб., 1891. Т. 32”а”. Сборник-календарь Тамбовской губернии на 1903 год. - Тамбов, 1903.

2 См.: Энциклопедический словарь Брокгуаз и Эфрон. СПб., 1891, т. 32”а”.

3 РГИА, ф. 1287, оп. 15, д. 1327, лл. 1-15.

4 РГИА, ф. 1287, оп. 15, д. 1327, л.2.

1 Там же, л. 1.

2 Там же, л. 2.

1 РГИА, ф. 1287, оп. 15, д. 1327, л. 2об.

2 Там же, л. 3.

3 Там же, л. 6.

1 Там же.

2 РГИА, ф. 1287, оп. 15, д. 1327, лл. 14-15.

3 Там же, л. 10-11об.

4 См.: Социальная работа в России... С. 94.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1896. – Воронеж, 1896; Памятная книжка Воронежской губернии. 1897. – Воронеж, 1897; Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. – Воронеж, 1899; Памятная книжка Воронежской губернии. 1901. – Воронеж, 1901 и др.

2 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. – Воронеж, 1899. С. 36.

1 Там же. С. 38.

2 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. – Воронеж, 1899. С. 38.

3 Там же. С. 39.

4 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 г. – Воронеж, 1901. С. 41 (отд. II).

1 См.: Язвин М.А. Очерки по истории здравоохранения Курской области в трех частях. – Воронеж, 1965. С. 31.

2 Отчет Медицинского департамента Министерства внутренних дел о состоянии народного здравия и организации врачебной помощи за 1905 г. Приложение к отчету: "Больницы и приемные покои с постоянными кроватями гражданского ведомства в России по сведениям к началу 1907 г.". – СПб., 1907. С. 78, 79, 52, 206, 207. Приложение. С. 32-34; Язвин М.А. Указ. Соч. С. 32.

3 См.: Язвин М.А. Указ. Соч. С. 33.

4 Там же.

1 Там же. С. 39.

2 См.: Труды VIII съезда земских врачей Курской губернии за 1902 г. – Курск, 1902. С. 5, 210, 358, 376, 380, 323, 448, 273, 73, 473, 54, 474.

3 Такова точка зрения советского исследователя М.А.Язвина. Вместе с тем В.И.Долженков еще в 1892 г. отмечал, что Курская губерния находилась в первых рядах между другими земскими губерниями по количеству земских врачей и количеству земской врачебной помощи. – РГИА, ф. 954, оп. 1, д. 234, л 3.

4 См. Язвин М.А. Указ. Соч. С. 47.

1 См. Язвин М.А Указ. Соч. С. 107.

2 См.: Труды VIIсъезда земских врачей Курской губернии. 1899. – Курск, 1900. С. 1, 6-8.

1 См. Язвин М.А. Указ. Соч. С.120.

2 См.: Поддубный Н.А., Долгополова Н.И. О значении и исправлении деятельности общества курских врачей // Труды V съезда земских врачей Курской губернии за 1893 г. – Курск, 1893. С. 889.

3.Там же. С. 889-890.

4 См.: Евтушевский С.И. Первые десятилетия (1890-1900) существования и деятельности бесплатной лечебницы Общества курских врачей \\ Труды Общества курских врачей за 1900 г. – Курск, 1901. С. 37,75.

1 См.: Язвин М.А. Указ. Соч. С. 123.

1 См.: Егоров Г.И. Медицинский отчет родильного приюта бесплатной лечебницы Общества курских врачей за 1899 и 1900 гг. //Труды Общества курских врачей за 1901 и 1092 гг. – Курск, 1903. С. 216, 222, 225.

2 См.: Труды Общества курских врачей за 1901 и 1902 гг. – Курск, 1903. С. 358.

3 См.: Лепнина К.В. К 25-летию среднего медицинского образования в Курской губернии. Врачебно-санитарный сборник. Вып. I. Издание Курского губернского отдела здравоохранения. – Курск, 1924. М. 76.

1 См.: Труды Общества курских врачей за 1901 и 1902 гг. – Курск, 1903. С. 358.

2 См.: Страшун И. Пироговское общество, съезды // Большая медицинская энциклопедия я. 2 изд. Т. 24. – М., 1962. С. 454.

3 См.: Материалы и характеристика жизни и деятельности В.И.Долженкова // Врачебное дело. – Харьков, 1919. № 12. С. 396.

4 См.: Пирумова Н.М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе. – М., 1986. С. 126.

5 См.: Большая советская энциклопедия. Т. 19. - М., Изд-во "Советская энциклопедия", 1975. С. 557.

1 См.: Язвин М.А. Указ. Соч. С. 138.

1 См.: Труды IV съезда земских врачей Курской губернии 1890. - Курск, 1891. С. 61-62.

2 См.: Долженков В.И. О земской санитарной организации в Курской губернии // Труды VIII съезда земских врачей Курской губернии. – Курск, 1902. С. 34-36.

1 См.: Язвин М.А. Указ. Соч. С.145-146.

2 РГИА, ф. 954, оп. 1, д. 234, лл. 2-5.

1 Там же, л. 4об.

2 РГИА, ф. 954, оп. 1, д. 234, л. 5.

3 Там же, л. 5.

4 Там же, л. 2.

1 См.: Краткий исторический очерк деятельности земства Курской губернии. – Курск, 1902. С. 37.

2 Этому вопросу посвящена книга Жуковой Л.А. Земское самоуправление и бюрократия в России: конфликты и сотрудничество. 1864-1917 гг. – М., 1998.

3 См.: Краткий исторический очерк… С. 46.

4 См.: Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе. – М., 1986. С. 233.

5 См.: См.: Спиридович А.М. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. – Пг, 1918. С. 94.

1 См.: Кальянов А.Ю. Уникальный опыт благотворительности // Военно-исторический журнал. 1999. № 2. С. 85-90.

2 См.: Доклады Курской губернской земской управы ХL очередному губернскому земскому собранию, 10 декабря 1904 года. III. Курск, 1904. С. 255.

1 См.: Долады Курской губернской земской управы… С. 263.

2 См.: Доклады Курской губернской земской управы… С. 248.

1 Там же. С. 254.

1 См.: Призрение детства. Сведения об общественной и частной благотворительности в России и за границей. - Т. I. - СПб., 1888. С. 1.

2 Жеденов Н.Н. Кому и как помогать? - М., 1898; Обзор социально-экономического устройства в дореволюционной России. - М., 1990. С. 1.

3 Сиротами, говоря о детях, с древнейших времен называли детей бедных крестьян-общинников (Х-XIV в.). Позднее термин “сирота” стал вытесняться термином “крестьяне” (в древнейших актах и грамотах, а в XIV - нач. XVIII вв. в обращении к правительству и феодалам “сирота” стало самоназванием не только крестьян, посадских людей, стрелецких и солдатских жен, а также детей. С ростом капиталистических отношений в России к сиротам уже относились дети рабочей бедноты, разорившихся крестьян и ремесленников, а в периоды социально-политических потрясений (крестьянских восстаний, революций и войн) - дети солдат, революционеров, бунтовщиков и т.п. (См. Беляков В.В. Сиротские детские учреждения России. Исторический очерк. - М., 1993. С. 3).

1 См.: Беляков В.В. Указ. соч. С. 16. Лыткин В.А. История социальной работы в России. - Калуга, 1997. С. 75.

2 РГИА, ф. 759, оп. 22, д. 418.

3 См.: Призрение детства. Сведения об общественной и частной благотворительности в России и за границей. Т. 1. - СПб., 1888. С. 87.

1 См.: Курский сборник, Вып. I. Курск, 1901. С. 16; Вып. V. Курск, 1907. С. 84.

1 РГИА, ф. 1149, оп. 12, д. 83.

2 РГИА, ф. 759, оп. 86, д. 34, л. 73-75.

1 См.: Сборник сведений о благотворительности в России... СПб., 1899. С. 363.

1 См.: Призрение детства. Сведения об общественной и частной благотворительности в России и за границей. Т.I-III - СПб., 1888. С. 82.

2 Там же.

1 См.: Призрение детства. Сведения об общественной и частной благотворительности в России и за границей. Т. I. - СПб., 1888. С. 90.

2 Там же. С. 91.

3 Там же. С. 92.

2 Там же. М. 730.

3 РГИА, оп. 2, д. 2110, лл. 1-10.

1 РГИА, ф. 733, оп. 191, д. 1246, лл. 1-16; ф. 1284, оп. 241, д. 161, л. 81.

1 Государственный Архив Курской области (ГАКО), ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 1.

2 См. Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб., 1900. С. 120.

3 Там же. С. 274.

4 Там же. С. 282.

5 Там же. С. 120,121, 124.

6 Там же. С. 282.

7 Этот вопрос будет рассмотрен нами специально в следующей главе.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183.

2 См. Ведомство детских приютов и его задачи. Часть Х. Сельские приюты-ясли. СПб., 1902. С. III.

1 Курские губернские ведомости. 1898 г. , 20 августа. С. 3.

2 Там же.

3 См. Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. СПб., 1900. С. 274.

4 Там же. С. 813.

1 Там же. С. 115.

2 Там же. С. 274, 813.

3 См. О призрении бесприютных арестантских детей. - СПб., 1901.

4 См. О призрении бесприютных арестантских детей. - СПб., 1901. С. 7.

5 Там же. С. 8.

1 См. О призрении бесприютных арестантских детей. - СПб., 1901. С. 9; Никитин В. Покровительство малолетним детям заключенных//Тюремный вестник. - 1895. № 1.

2 См. О призрении бесприютных арестантских детей. - СПб., 1901. С. 12.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 201, л. 1-1об.

2 О призрении бесприютных арестантских детей. - СПб., 1901 .

3 Брошюра содержит извлечения из доклада Директора Канцелярии по управлению всеми детскими приютами Ведомства УВИМ статского советника О.К.Адеркаса о съезде криминалистов.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 201, л. 22.

2 Там же, л. 23-23об.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 201, л. 24.

2 Там же, л. 25.

3 Там же, л. 26.

1 Там же, л. 27.

2 Там же, л. 28.

3 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 201, л. 30.

1 Там же, л. 31.

2 ГАКО, ф. 1169, оп. 1, д. 201, л. 32.

3 Там же, л. 33.

1 Там же, л. 35.

2 Там же, л. 36.

3 Там же, л. 37.

1 См. Долгова С.А. Благотворительная помощь народному образованию в Тамбовской губернии//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь, 1998. С. 76; Эммануил Дмитриевич Нарышкин - Тамбов, 1914. С. 13.

1 Там же. С. 14-15,19.

2 Благотворительные учреждения Российской Империи. Т. I, II. СПб., 1900. С. 119.

3 Там же. С. 124.

4 Там же. С. 276.

5 Там же. С. 814.

6 Там же. С.

1 Там же. С. 815.

2 Благотворительные учреждения Российской Империи. Т. I, II. СПб., 1900. С. 817.

3 Там же. С. 822.

4 Там же. С. Кученкова В.А. Неизвестный Тамбов. С. 109.

5 Орлова В.Д. Проблемы благотворительной деятельности в городах Тамбовской губернии во второй половине XIX - нач. ХХ в.//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. М.-Ставрополь, 1998. С. 59; Емельянова Н. Музыкальные вечера. Воронеж, 1977. С. 79.

6 См. Егошина В.Н., Елфимова А.Б. Из истории призрения и социального обеспечения детей в России. - М., 1993. С. 36,41.

1 См.: Грузенберг М.О. Детские лечебные и дачные колонии в России//Общественное и частное призрение в России. - СПб., 1907. С. 228-229.

1 Там же. С. 30.

2 Там же. С. 232

3 См.: Грузенберг М.О. Указ. соч.. С. 232.

1 Там же. С. 235.

2 Там же. С. 235, 242.

3 См.: Благотворительные учреждения Российской Империи. Т. II. Спб., 1900. С. 274.

4 См.: Общественное и частное призрение в России. - Спб., 1907. С. 264.

1 См. .Глебовский С.А., Гребенщиков В.И. Детская смертность в России//Общественное и частное призрение в России. - Спб., 1907. С. 26.

2 Там же. С. 267.

3 Там же. С. 270.

4 Там же. С. 271.

1 См.: Селиванов А.Ф. Воспитательные, сиропитальные и сиротские дома, приюты для подкидышей и приюты для малолетних//Общественное и частное прихзрение в России. - Спб., 1907. С. 195.

2 Там же. С. 196.

1 См. Селиванов А.Ф. Указ. соч. С. 197.

2 Там же. С. 198.

1 Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. - М., 1998. С. 40.

2 См. Егошина В.Н, Елфимова Н.В. Указ. соч. С. 36.

3 См.: Благотворительные учреждения Российской империи. Т. II. - Спб., 1900. С. 124.

4 Там же. С. 976.

5 Там же. С. 814.

1 См.: Егошина В.Н., Елфимова Н.В. Из истории призрения и социального обеспечения детей в России. - М., 1993. С. 41-42.

2 См.: Деревягина Т.Г. Благотворительные организации: опыт прошлого//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь, 1998. С. 70.

1 См.: Егошина В.Н., Елфимова Н.В. Указ. соч.. С. 43.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. - Воронеж, 1898. С. 35-39.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. - Воронеж, 1898. С. 37.

2 Там же. С. 35.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. - Воронеж. С. 32.

2 См.: Памятная книжка Воронежской губернии. 1899. - Воронеж. С. 40.

1 Там же.

2 Там же. С. 41.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1899. С. 45.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1899. С. 52.

1 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь, 1998. С. 45.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Трудовая помощь как направление российского благотворения в губерниях Центрального Черноземья

§ 1. Создание Домов Трудолюбия и их значение в социальной политике

правительства.

Трудовая помощь - емкое, многосложное понятие, которое включало в дореволюционной России целый комплекс мер по предотвращению нищеты и бедности и по возвращению “ к честной трудовой жизни” нищих и безработных, тунеядцев и проституток, криминальных элементов общества. В исследованиях и публицистике конца XIX - начала ХХ в. встречается различное истолкование задач, функций и форм трудовой помощи, которые можно объединить условно в несколько групп. 1. “Непосредственное предоставление занятия”, т.е. развитие специальных производственных учреждений и объединений и организация общественных работ; 2. “Содействие к приложению труда”, т.е. посредничество в поиске работы, обеспечение работы на дому, снабжение средствами производства, сбыт готовой продукции и др.; 3. Профессиональное обучение детей и взрослых, переподготовке кадров; 4. “Воспитательно-исправительная” работа с людьми, “отвыкшими от труда и морально неподготовленными к нему”^¹.

Это направление российской благотворительности и социального призрения складывалось в давние времена как результат осознания обществом и государством пагубности нищенского промысла и тунеядства, превращавшихся в страшное социальное зло. Вплоть до революции велись дискуссии о целесообразности самой древней и стойкой формы помощи “несчастным” - милостыни, подачки. В “нищелюбивой” стране, каковой являлась Россия, где несколько веков эта форма служила методом религиозно-нравственного воспитания, не сразу пришли к пониманию трудовой помощи как самого действенного и высоконравственного направления милосердной деятельности. С этим выводом известного современного исследователя Л.В.Бадя нельзя не согласиться.

В русле многовековых споров о природе нищенства, способах его преодоления и предупреждения российские специалисты социального призрения и,

в частности Е.Д.Максимов, утверждали: “Бедность, нищета и беспомощность - явление сложное, которое, если не вполне, то в значительной мере устранимо надлежащим развитием трудовой деятельности и трудового начала отодвинутых в капиталистическом производстве на неподобающее им, по их нравственному и социальному значению, место”^¹. Но многочисленные попытки включить “трудовое начало в систему государственного призрения ... не увенчались успехом и потому, - писал известный исследователь Г.Г.Швиттау, - трудовая помощь России является почти исключительно как форма общественного призрения (подч. нами), почти не затрагивая собою вовсе области государственного управления”^². Теоретики и практики социальной работы в пореформенной России, среди которых ведущую роль играли В.И.Герье, В.В.Гаген, К.К.Грот, Е.Д.Максимов, Г.Г.Швиттау и др., занимавшиеся проблемами трудовой помощи, обосновывали необходимость “государственной системы” трудовспоможения”, предлагали свои варианты решения вопроса. Но до революции так и не удалось развить эту систему. Поэтому трудовая помощь оставалась делом многочисленных и почти не связанных друг с другом общественных организаций и негосударственных учреждений.

Больше всего в сфере трудовой помощи удалось сделать органам городского и земского самоуправления в эпоху “великих реформ”. Несмотря на ограниченность материальных средств, местные власти стремились внедрить новые подходы к “трудовому вспоможению”: предупреждение бедности, профессиональное обучение, развитие справочно-професссиональной сети для приискания работы, организация общественных работ и др.

Однако существовавшее законодательство в определенной степени сдерживало организацию трудовой помощи земскими и городскими органами. Например, в законе 1892 г. определение о “работных домах” давалось узко, как об учреждениях, “служащих преимущественно для содержания в них лиц, не имущих добровольного труда, а обративших нищенство в профессию”^¹., тем привлекших на себя внимание помощи. Эти дома создавались правительством для борьбы с тунеядством, профессиональным нищенством. И в таком случае здесь возможны принудительные меры (подч. нами) против тех, кто своим бродяжничеством, праздностью и неимением определенных средств к существованию служат угрозой для общества^².

Земские и либеральные деятели видели более широкие возможности у трудовой помощи, по-иному понимали ее принципы (прежде всего - профилактическую направленность), различные формы. Они считали необходимым организовывать бюро труда и расчетные палаты труда, земледельческие колонии для бедных, трудовые колонии на кооперативных началах, воспитательные и другие колонии, государственные предприятия по облесению страны, формы для развития земледельческих занятий, коллективное владение землей и другие формы кооперации, общественные работы и др.^³.

В проведении в жизнь задуманного земцами в области помощи трудом огромную роль сыграло учрежденное в 1895 г. Попечительство о домах трудолюбия и работных домах (позднее - Попечительство о трудовой помощи), находившееся под покровительством императрицы Александры Федоровны.

Различие между домами трудолюбия и работными заключалось в том, что первые предназначались только для добровольно ищущих труда нищих, вторые же призваны были служить для принудительного содержания уклоняющихся от работ нищих по промыслу^¹. Современное толкование домов трудолюбия дано в энциклопедическом словаре: “Дома трудолюбия - это благотворительные заведения, осуществляющие трудовое перевоспитание нищих путем предоставления им работы и приюта”^². Основателем первого дома трудолюбия был Иоанн Кронштадский, в 1881 г. открывший такое заведение. Он был сооружен в память Александра II на значительные пожертвования императорской семьи. Начав свою работу в самых скромных размерах, в течение одного 1896 г. он дал работу 21.876 людям^³. При нем в начале ХХ в. состояло начальное народное училище, детская библиотека, воскресная школа, убежище для сирот, общеблаготворительные учреждения: богадельня, ночлежный приют, народная столовая, дом дешевых квартир, дача за городом и дом имени о.Иоанна^⁴.

Следует отметить огромную роль в создании домов трудолюбия по всей России барона О.О.Буксгевдена, которого Министерство внутренних дел, а затем и Попечительство неоднократно направляло в провинциальные города для сообщения о пользе домов трудолюбия и о способе их устройства. В 1888 г. он посетил Тверь, Тулу, Орел, Харьков, Киев и др., в том числе Воронеж и Тамбов. “Повсюду, - писал Швиттау Г.Г., - барон Буксгевден обращался к местным губернаторам с просьбой пригласить в свой дом на собрание архиерея, высшее духовенство, представителей города и земства, купечества, именитых горожан, лиц, известных благотворительностью, и т.д. На таком собрании Буксгевден делал свое сообщение и в заключение предлагал собранию открыть в данном городе дом трудолюбия”^¹. Как видим, создание домов трудолюбия осуществлялось при большой заинтересованности властей.

С возникновением Попечительства о трудовой помощи усилилась пропаганда идеи трудовой помощи. Почетный член Попечительства О.О.Буксгевден в 1896-1898 гг. объехал значительную часть России и своими беседами и сообщениями помог многим деятелям на местах уяснить значение домов трудолюбия, возбудить вместе с тем в широких кругах населения живой интерес и сочувствие к этой отрасли благотворительности^². В частности, газета “Курские губернские ведомости” в разделе “Местная хроника” сообщала о прибытии в Курск 25 августа 1898 г. барона О.О.Буксгевдена “с целью ближайшего ознакомления с деятельностью курского благотворительного общества”, “а равно для совместного обсуждения вопросов с членами этого общества о наилучшей организации дел дома трудолюбия”^³.

В отчетах Попечительства отмечалось: “Во всех концах России, не исключая далеких окраин, уже возникли и продолжают возникать дома трудолюбия, и благая мысль, положенная в основу этих учреждений, распространяясь из столицы сначала в более крупные губернские города, идет далее, проникает в уездные города и селения”^⁴.

Такой масштаб и размах в организации домов трудолюбия, трудовой помощи, безусловно, был обусловлен как экономическими причинами, и прежде всего ростом безработицы, так и социальными, политическими соображениями. Г.Г.Швиттау в своем исследовании “Трудовая помощь” неоднократно подчеркивал, что идея создания Попечительства о домах трудолюбия принадлежала лично императрице Александре Федоровне и ее ближайшим сотрудникам, в частности, ее личному секретарю графу Ламздорфу Н.А., “который привлекал внимание императрицы “на широкие народные нужды и потребности и горе”^¹. “Создание Попечительства, и все это дело было вызвано к жизни исключительно личным желанием ее Величества”^². Императрица неоднократно жертвовала на эти цели личные средства. Так, в 1901 г. из собственных средств ею было выделено 50.000 руб. на увеличение неприкосновенного фонда с целью подготовки “возможно большего числа сочинений по вопросам о призрении бедных, о благотворительности и о мероприятиях, направленных к улучшению труда и быта нуждающихся”^³.

Попечительство как благотворительное общество имело обычные черты, присущие вообще благотворительным обществам. Вместе с тем, оно имело и особенности. В частности, первенствующая роль принадлежала не общему собранию членов, а Комитету Попечительства, председателем которого, его покровительницей являлась императрица. Финансирование Попечительства осуществлялось по Указу Императора путем отчисления из сумм, находившихся в распоряжении Министерства Внутренних Дел и предназначавшихся на нужды общественного призрения. Эта сумма составляла 500 тыс. руб. и являлась неприкосновенным фондом. Кроме этой суммы Попечительство получало доходы с недвижимых имуществ, от капиталов, членских взносов, пожертвований и др.

Попечительство, по мнению Г.Г.Швиттау, отличалось как от правительственных, так и от частных благотворительных обществ. “Общественный элемент в центральной организации учреждения не имел никакой роли, т.к. члены комитета участвовали не по выборам, а по назначению, что характерно для правительственных учреждений. Структура Попечительства носила определенный характер общегосударственных учреждений, а сама деятельность - общественный характер^¹.

Основной идеей, проходящей красной нитью через всю историю Попечительства, является насаждение и развитие в России филантропической деятельности на началах трудовой помощи с определенным и сильным стремлением в конце концов устранить практикуемые в настоящее время нерациональные виды помощи и заменить их наиболее целесообразными формами благотворительности и общественного призрения.

Г.Г.Швиттау в своей книге отмечал также, что государственная власть позитивно отнеслась к этой идее. “Такое признание, - писал он, - имеет не только социальное, но и общегосударственное значение, определяя тем тот путь, каким и впредь должна идти данная отрасль государственного управления”^².

Внутренняя жизнь домов трудолюбия, организация учреждений трудовой помощи регламентировалась Комитетом Попечительства. Была выработана общая инструкция, содержавшая руководящие указания в их деятельности. Кроме примерного “Устава Попечительного общества о доме трудолюбия” и “Правил”, были выработаны еще особые “Руководящие начала для Правлений Попечительных Обществ о домах трудолюбия” и для призреваемых, живущих в доме трудолюбия, а также правила и для приходящих туда только на работу^³.

В высказываниях отдельных политических, государственных деятелей того времени по вопросу организации домов трудолюбия нередко звучат мысли не только об экономических, но и политических мотивах их создания. Так, например, почетный член Попечительства Клейгальс в начале ХХ в. в условиях нарастания революционных выступлений пролетариата, говорил о необходимости широких и серьезных мероприятий в целях локализации в домах трудолюбия хотя бы части весьма многочисленного в Петрограде пролетариата с целью борьбы с профессиональным нищенством при условии принудительного труда^¹. В такой позиции нельзя не видеть боязни “верхов” возможных бунтов и выступлений народа.

В выступлениях барона фон Майделя звучала мысль о необходимости создания возле городов рабочих колоний с домами труда, дающих приют и призрение всякому более или менее физически здоровому человеку, нуждающемуся в труде и желающему “выбиться и стать прочно на честную дорогу”. Объясняя причины такого подхода, барон фон Майдель отмечал, что на него (нищий народ) “нельзя теперь смотреть только с узкой точки зрения”, что в настоящее время при все увеличивающейся трудности и сложности современной жизни босячество, понимаемое в истинном смысле как контингент лиц, по нужде или добровольно лишившихся честного заработка, главным образом, под влиянием неблагоприятных социально-экономических условий, будучи нередко продуктом ложнопонимаемой культуры в разных слоях общества, представляет собой опасный растлевающий элемент, дремлющую злую силу, которая может всегда явно перейти в активную”. Он прямо говорил об опасном характере этого явления^² .

Жесткую и одностороннюю позицию по вопросу борьбы с нищенством высказывал Воронежский губернатор А.М.Чернов. Выступая защитником существовавшего в России общественного строя, он заявлял: “Современный общественный строй наш таков, что каждый индивид платится так или иначе за свои пороки, причем острые формы последних (преступления) караются судом и тюрьмой, а хронические формы как лень, пьянство и т.д. под пороки терпимые властью, касаются самим бытом, обрекающим пьяницу на голод и холод. Этот сорт людей есть преобладающий в доме трудолюбия”^¹. Таким образом, он обвинял не пороки общества, его устройство, а пороки людей, не ставя их в зависимость от социально-экономических условий, в которых они живут.

“Для борьбы с нищенством существует много способов, - говорил А.М.Чернов, - из коих они более подручны, другие менее достижимы по условиям времени. Вернейший способ - это высокая духовная культура населения и высокое экономическое благоденствие страны (подч. нами), при каковых каждому гражданину стыдно быть тунеядцем... Второй способ, целесообразный при наличности первого - это закон, карающий бедняков за попрошайничество и подвергающий их лишению свободы. В результате двух способов появляется третий способ, самый радикальный для искоренения тунеядства, а именно обеспеченные классы перестают вовсе подавать попрошайкам...”^². Вот такую точку зрения по поводу борьбы с нищенством или, как он называл, “паразитизмом” имел председатель Правления Воронежского благотворительного общества при доме трудолюбия, считая, что дом трудолюбия вправе “обречь тунеядца на пожинание плодов рук своих или при бездействии на голодовку”. В данном случае речь идет о необходимости выдворения из дома трудолюбия тех, кто плохо работает.

Проблемы борьбы с нищенством в конце 90-х годов стали настолько злободневными и актуальными (отчасти это было связано с неурожаем и голодом 1898-1899 гг.), что правительство приняло решение о создании особой комиссии при Министерстве Юстиции для разработки вопроса о мерах борьбы с нищенством и бродяжничеством и не последнюю роль отводила в связи с этим домам трудолюбия. Сообщая об этом факте, газета “Курские губернские ведомости” отмечала, что Министерство Юстиции обратилось к администрации отдельных губерний с просьбой предоставить сведения о развитии нищенства в губерниях, а равно и о мерах, принимаемых для борьбы с ним. Были затребованы также сведения о существующих в губерниях домах трудолюбия, богадельнях, мерах, принимаемых относительно бродяг, нищих, беспаспортных, слепых, калек, количестве нищих, приходящих под видом богомольцев в монастырь”^¹.

Каково же было положение домов трудолюбия в губерниях Центрального Черноземья? Как функционировали они? Каково было их устройство?

Сохранившееся детальное описание Воронежского дома трудолюбия наглядно характеризует те сложные экономические условия, в которых правительству приходилось на практике реализовать идеи трудовой помощи нуждающемуся населению. С одной стороны, государство стремилось решать имевшиеся острые социальные вопросы. С другой стороны, это стремление не имело под собой достаточного материального базиса и основы. Воронежский дом трудолюбия, который к тому же находился в лучших условиях, чем многие другие, пребывал в период его организации в убогом состоянии. Городская Управа арендовала дом и двор для размещения трудолюбцев на 12 лет^².

Что же представлял собой этот дом? Он был каменным, крытым железом, имел 34 окна, 15 дверей, 1 русскую и 8 голландских печей. Внутри дома находились сени, из них - вход в кладовую с железной дверью. Дом был старый и по описанию имевшемуся в документах, о наличности имущества и кассы на 1 января 1899 г., в нем отставала штукатурка, были плохие двери, гнилые окна. Везде с окон зимой лилась вода, крыша во многих местах провисла и находилась в плохом состоянии. Фактически дом не был приспособлен для проживания в нем по санитарным условиям.

В отчете Комитету Попечительства о своей командировке в Воронеж Управляющий делами Комитета Попечительства Е.Д.Максимов в 1900 г. вынужден был так написать: “Помещался он (дом трудолюбия - Л.Г.) в городском здании, которое к началу 1899 г. представлял собой “руину”, “жить и работать в нем от холода не было возможности”^¹.

В распоряжении дома трудолюбия имелся также одноэтажный флигель с очень ветхими окнами и дверьми, асфальтовым полом. Из всех окон зимой лилась вода как и в основном здании. В кухне имелись четыре больших котла для приготовления пищи и весьма прогоревший жестяной куб для горячей воды. Потолки также провисли, перекладины и балки прогнили и нуждались в подставках Крыша провисла и имела везде течь. В безотлагательном ремонте нуждались все внутренние помещения, печи, крыша. Каменная стена от ворот осела и растрескалась, окна в ней перекосились. Не в лучшем состоянии находились и хозяйственные постройки - пять каменных амбаров и остатки бывши навесов на деревянных столбах, но без крыш.

Совершенно очевидно, что для решения всех ремонтных вопросов нужны были немалые средства. Вот почему при Доме трудолюбия было создано благотворительное общество, непосредственно опекаемое губернскими властями. Общество стремилось привлечь в свои ряды состоятельных граждан Воронежа, способных внести пожертвования на благоустройство Дома Трудолюбия. Устав Общества отражает эту сторону дела. В нем дано четкое определение членства в Обществе, которое классифицировалось следующим образом: а) почетные члены; б) действительные; в) попечители; г) соревнователи; д) сотрудники (§ 6).

В почетные члены общим собранием избирались лица, оказавшие особое и существенное содействие Обществу в достижении его благих целей или пожертвовавших на нужды общества не менее 100 руб. единовременно (§ 7). Действительными членами общества признавались внесшие в его кассу единовременно 50 руб., или вносившие ежегодно не менее 5 руб.; уплатившие в кассу менее 5 руб. признавались членами-соревнователями (§ 8). Все попечители могли быть избраны членами при условии, что они принимали на себя обязанность непосредственного, под руководством правления, заведования какою-либо отраслью деятельности общества (§ 9). Членами-сотрудниками могли быть те лица, которые, не делая денежных членских взносов, могли оказать своим личным трудом содействие благотворительному обществу в качестве надсмотрщиков и руководителей, работами по дому трудолюбия, продавцов изделий, изготавливаемых трудолюбцами, собирателей пожертвований и т.п. (§ 10). Прием в члены производился в любое время года и всякий, внесший установленный членский взнос, считался членом Общества. Размер членских взносов мог меняться в зависимости от обстоятельств и соответствующего решения собрания членов (большинством голосов в 2/3). К 1899 г. членов правления было 9, действительных - 68 и сотрудников по дому трудолюбия - 10, а по участкам - 25. Членами общества могли быть совершеннолетние лица обоего пола, всех званий и состояний, за исключением учащихся учебных заведений.

В Уставе Общества была четко определена его цель - “оказание помощи бедным, которые почему-либо” не имеют определенных занятий в работе^¹. Как видим, достижение цели, ее формулировка имела социальную направленность. Вместе с тем в уставе подчеркивалась и воспитательная, нравственная направленность деятельности как самого общества, так и дома трудолюбия, призванного изыскивать способы отвлекать от праздности и лености всех тех, “кто не приучен к работе или отвык от нее”^².

Дом Трудолюбия был устроен на счет Городского Общественного Управления, которое осуществляло также расходы на отопление, освещение и водоснабжение. Общество, как и все благотворительные общества России, находилось в ведении Министерства Внутренних Дел в соответствии с имевшимся законодательством. Очень жестко регламентировалась его деятельность, даже на малейшие изменения или дополнения, в уставе требовалось каждый раз надлежащее в установленном порядке разрешение Министерства Внутренних дел”^¹. Годовые отчеты, проведенные Ревизионной Комиссией и утвержденные общим собранием членов, также через “начальника губернии” непременно представлялись в Министерство Внутренних дел, а затем публиковались в местных газетах. В МВД представлялись также 5 экземпляров Устава. Это была типичная для того времени ситуация в условиях существования абсолютистского государства. Типичными были и положения Устава, регламентирующие все стороны деятельности общества, его структуру, обязанности членов, функции правления, принципы управления делами и т.д.

В соответствии с уставом все находившиеся в доме трудолюбия обеспечивались материалами и необходимыми инструментами для работы, Уставом оговаривалось также, “что самые же работы должны быть весьма доступны как не требующие специальных знаний”, т.е. речь шла о простом, малоквалифицированном труде. При доме трудолюбия устраивались дешевая столовая и ночлежное помещение. Слабые и больные неимущие по усмотрению Правления и по средствам общества могли получать в столовой пищу бесплатно.

Общество существовало на членские взносы, единовременные пожертвования, доходы от чтений публичных лекций, концертов, музыкальных семейных вечеров, базаров и т.п. увеселений, сумм, выручаемых от продажи изделий, произведенных трудолюбцами (§ 13). Суммы, поступавшие в Общество по своему назначению, подразделялись на: а) неприкосновенный капитал, в состав которого входили пожертвования и всякие другие взносы, сделанные под условием их неприкосновенности; б) запасный капитал общества; в) оборотный капитал, состоявший из членских взносов и иных случайных поступлений. На увеличение запасного капитала Общества Правление отчисляло 10% от всех денежных поступлений (§ 16). Неприкосновенный и запасный капитал Общества обращался в государственные или гарантированные правительством процентные бумаги и хранились в местных отделениях Государственного Банка, прочие же суммы хранились в кредитных учреждениях, по указанию общего собрания (§ 17).

В Уставе был четко определен количественный состав Правления и его обязанности. Правление занималось управлением делами общества и состояло из 9 членов, избираемых ежегодно общим собранием простым большинством голосов. Председатель правления, его товарищ, казначей, секретарь избирались членами правления из его среды (§ 20). Заседания правления проводились не менее 2 раз в месяц, дела в правлении решались большинством голосов, решения записывались в особо установленную книгу и подписывались всеми присутствовавшими.

Уставом были определены такие обязанности Правления: 1) изыскание мер к увеличению средств Общества и возможностей достижению его цели; 2) ближайшее наблюдение за домом трудолюбия и другими учреждениями Общества и составлением инструкции для служащих в них лиц и для внутреннего управления этими учреждениями; 3) наем необходимых помещений для учреждений общества, покупка инструментов и материала для работы, распределение работ, продажа выработанных изделий и наем, в случае надобности, надсмотрщиков и прислуги для учреждений; 4) сбор сведений о прибегающих к покровительству Общества лицах и оказание им помощи; 5) поиск работ или занятий для способных к труду и не работающих в доме трудолюбия; 6) ежемесячное свидетельствование сумм и имущества общества; 7) сношение по делам общества с другими учреждениями и лицами; 8) созыв общих собраний; 9) составление и представление на утверждение общих собраний годовых приходно-расходных смет и отчетов в суммах и деятельности общества; 10) предварительная разработка всех вообще дел, вносимых в общее собрание (§ 25). Как видим, правление обязано было решать большой круг вопросов, связанных со всей внутренней жизнью общества и дома трудолюбия, включая хозяйственную, финансовую, организационную стороны. Все обязанности распределялись между членами Правления по взаимному соглашению, что свидетельствовало о четкой организации и продуманности. Причем распределялось между членами и наблюдение за отдельными учреждениями общества, домом трудолюбия, дешевой столовой, ночлежным домом и др. Обращает на себя внимание наличие гласности, открытости в решении вопросов, использование в этих целях местной печати (§ 26), что, по всей видимости, должно было способствовать привлечению внимания граждан города к делам Общества.

Соблюдение юридической стороны дела возлагалось на Председателя правления (как правило, это был или губернатор, или вице-губернатор). То есть в данном конкретном случае по организации деятельности доме трудолюбия, благотворительного общества при нем мы видим непосредственное участие самих властных структур губернии, что также должно было регламентировать функции общества и придавать ему нужную государству направленность, обеспечивающую его стабильность. Председатель правления созывал его заседания, а также общие собрания, наблюдал за порядком на заседаниях, следил за общим ходом дел общества, за исполнением его Устава, решений Правления и общих собраний, подписывал все исходящие от Общества бумаги совместно с секретарем (§ 27). В определенной степени на нем лежали контролирующие функции. Секретарь выполнял обязанности, связанные с делопроизводством, составлением протоколов, годовых отчетов (§ 31).

Финансовые дела были закреплены за казначеем, который принимал все поступавшие в общество взносы и пожертвования с выдачей квитанций, подписанных Председателем, вел приходно-расходные книги (денежную и материальную), составлял месячные и годовые отчеты о суммах общества. Годовые отчеты своевременно печатались и рассылались всем членам общества (§ 28).

Члены общества имели право присутствовать на заседаниях правления, делать свои заявления, которые могли бы быть полезны в реализации целей Общества. Что же касается общих собраний, то они бывали обыкновенными и чрезвычайными. Первые созывались не менее одного раза в год для выборов членов правления и Ревизионной комиссии, для утверждения инструкций, ежегодных смет и отчетов и др. Чрезвычайные же созывались в случаях, не терпящих отлагательства по усмотрению правления (§ 37). Фактически во многом право решения вопросов оставалось за Правлением, а решения общего собрания принимались простым большинством голосов всех наличных членов (§ 38). Ревизионная комиссия избиралась ежегодно общим собранием, причем в нее не могли входить члены Правления. Четыре раза в году комиссия проверяла приход и расход всех сумм и имущества общества.

Обращает на себя внимание и такой момент. Уставом запрещалось допускать к участию в общих собраниях нижних воинских чинов, юнкеров, ограниченных в правах по суду (§ 35). Вероятно, такая оговорка была сделана не случайно и свидетельствовала, с одной стороны, об осторожности, проявляемой учредителями общества в отношении названных категорий лиц, с другой стороны, об определенной замкнутости, ограниченности благотворительного общества, привлекавшего к участию в нем далеко не всех граждан, не все слои населения. И в этом тоже можно усматривать определенную политику властей.

В Уставе имелся специальный раздел VI “О закрытии общества”. В нем говорилось: “Если Общество по каким-либо обстоятельствам прекратит свое действие, то весь его капитал и все вообще имущество обращается по определению общего собрания, одобренному Воронежским губернатором и утвержденным Министром внутренних дел, на соответствующие цели Общества употреблены. О закрытии Общества доводилось до сведения Министерства Внутренних дел.

Все вышеизложенное позволяет сделать вывод о жестком контроле со стороны государства за созданием, деятельностью благотворительных обществ. И хотя благотворительность носила в тот период преимущественно общественный характер, но она всецело зависела от правительственных решений, внутренней политики государства, защищающего свои интересы.

Следует отметить, что устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия был утвержден еще 16 февраля 1891 г. за Министра Внутренних дел Товарищем Министра сенатором Плеве. Однако введен в действие он был решением собрания только 8 сентября 1898 г. , проходившего под председательством губернатора А.М.Чернова. Утвержден Комитетом Попечительства 20 мая 1903 г.^¹

Дом трудолюбия возродился благодаря энергии и пожертвованиям некоторых лиц - принцессы Ольденбургской, отца Иоанна Сергиева, а также священника Стефана Карпова и др. Духовенство, городские власти, воронежский губернатор “приняли на себя труд по организации Дома Трудолюбия”, - писал Е.Д.Максимов^². Инициатором был городской голова. Председателем Правления был избран Воронежский вице-губернатор Чернов, а затем губернатор Слепцов. Заведование домом было возложено на священника С.Карпова. На возрождение дома были собраны средства. Город выделил 1000 руб., которые были направлены на ремонт здания. 3.000 руб. получили от лотереи и направили деньги на бумагу для изделий, доход от которых пошел на обстановку, было приобретено две швейные машины, 5 машин для бумажных мастерских. Дезинфекционную камеру дому также пожертвовали. В доме были созданы крупные мастерские: пакетная, коробочная и несколько мелких под общим названием специальных; затем ночлежный приют и столовая^¹

Подробно описывая организацию работы в мастерских, Е.Д.Максимов отмечал, что “обе эти мастерские наиболее прибыльные, дом трудолюбия в значительной мере живет ими. Сбыт их изделий обеспечен. В мастерских изготавливались пакеты для общества потребителей, служащих юго-восточной дороги (на 3 тыс. руб.). Для трактиров изготавливали чайные коробки, а также изящные и довольно прочные чемоданы-коробки для шляп, белья, платья и т.п. В доме трудолюбия занимались и переплетными работами, изготавливали ученические тетрадки, конверты и т.п. В специальных мастерских изготавливали обувь для надобностей трудолюбцев, сети, гамаки, деревянные рамки для ульев, а также киоты для недорогих образов и пр. “Словом, - писал Е.Д.Максимов, - отвечая запросам жизни, стараются делать все то, на что есть спрос. И жизнь действительно ключом бьет в доме. Утилизируют все, что можно. Из обрезков бумаги делают ручки для ношения товаров из магазинов, а никуда негодные обрезки бумаги продают на фабрику для переработки... Заказов в нем было так много, что дом не успевает их исполнять и раздает нуждающимся работу на дом”^².

Какова же была программа Воронежского дома трудолюбия?

В своем докладе на заседании правления 3 февраля 1899 г. Председатель Правления вице-губернатор А.М.Чернов отметил: “Основная задача Воронежского дома трудолюбия будет состоять в том, чтобы поддержать человека, могущего более или менее работать, но лишившегося в данный момент того заработка, который давал ему возможность удовлетворять первые потребности (кров, пищу, одежду) и с тем вместе предохранить себя от последствий нужды (попрошайничества, лености, пьянства и т.п. пороков”^³. Здесь же было оговорено, что в задачу дома трудолюбия не входят обучение и воспитание детей, призрение старых и увечных, лечение больных, кормление по дешевой цене “бродячей черни” и т.д. Эти задачи могли бы быть только побочными, попутными, но не коренными, не главными и для осуществления их потребовалось бы учредить при доме трудолюбия дополнительные заведения: школы, больницы, народные столовые и проч. Любопытна точка зрения на этот вопрос самого А.М.Чернова, негативно относившегося к возможности создания этих заведений при доме трудолюбия. Он полагал даже, что “вместо ожидаемой пользы они могут принести двойной вред: а) “отвратить и без того скудные денежные средства от главной цели и тем повредить специальным клиентам-трудолюбцам и б) создать конкуренцию (или приостановить) нарождение тем учреждениям, кои ставят призрение, лечение, учение, воспитание главными своими задачами”^¹.

А.М.Чернов, выражая, естественно, не только свои личные соображения, но и отстаивая государственные интересы, считал, что нужно “действовать с большой осторожностью, чтобы путем филантропии не колебать экономического строя, установившегося в сфере труда данной местности и не нарождать новой нужды, не подрывать заработка стойких тружеников, борющихся с нуждой пока победоносно, благодаря отсутствию конкуренции на их тяжкий труд”. “Поэтому дом трудолюбия, - отмечал вице-губернатор, - не должен платить своим рабочим за труд дороже того, что стоил бы он вне стен дома. Наоборот, следует платить несколько дешевле, чтобы не привлекать в дом тех работников, которые имеют возможность трудиться на воле”^².

В этом высказывании весьма определенно выражено отношение властей к филантропии, которая воспринималась как дополнительный рычаг в решении социально-экономических вопросов, не подрывающий основы общественного строя.

Обращал он внимание и на характер работ, которыми должны обеспечиваться трудолюбцы: “Не следует заводить такие, коими кормятся воронежские бедняки, живущие по домам. Дом трудолюбия должен завести у себя такие работы, которые были бы посильны неспециалисту, могли быть легко усвоены каждым и в разных стадиях годились бы даже для полурабочих. К таким видам работы он относил клейку пакетов (для булочных); картонных коробок для головных уборов и кондитерских изделий, т.е. неквалифицированный труд. “Постройка картузных картонов, - говорил в своем докладе Чернов, - может занять много рук, что один Воронеж (не считая губернию) выписывает их из Москвы более 50 тыс. штук в год, причем картузники оплачивают их по 4 ¹/_>2> коп. за штуку, меж тем материал и работа обходятся в 2¹/_>2> коп., так что чистая польза может доходить до 1000 руб. в год от одной этой отрасли”^¹.

А.М.Чернов высказал суждение о необходимости давать через посредство дома трудолюбия заработать нуждающимися двумя способами: занимая работой внутри дома и снабжая работой вне дома трудолюбия.

Интересен социальный состав трудолюбцев. Их число в 1899 г. возросло с 7 до 48. Причем среди простонародья были и лица, ранее занимавшие определенные должности: бывший начальник железнодорожной станции, бывший бухгалтер земской управы, дворянка жена, брошенная мужем, несколько человек, кончивших курс в учебных заведениях, один отставной штабс-капитан (в форменном даже сюртуке), бывший чиновник Губернского Правления, бывший телеграфист и т.п., что свидетельствует о неблагополучии в обществе, о его противоречиях и изъянах. Все они работали усердно. Время работы было упорядочено. Работы начинались в 6 час. утра и до 6 час. вечера. Утренний чай давался в 7 час., обед в 12 час., вечерний чай в 4 часа, ужин - в 8 час. Суточное довольствие обходилось по 10 коп. на человека, которые вычитывались из заработка, причитающегося трудолюбцу. Ежедневный заработок, смотря по роду занятий, по успешности работы, а главное по усердию и прилежанию, колебался от 15 до 45 коп. в день на человека, включая стоимость продовольствия^¹. “На обед и ужин, - писал в отчете Е.Д.Максимов, - даются 2 горячих блюда, например, щи и каша. Кроме того, два раза в день чай. Повар и вся прислуга из трудолюбцев”^².

Состояние кассы, приходно-расходные сметы за январь-февраль 1899 г. также в определенной степени позволяют судить не только о финансовой стороне дела, но и о направлениях деятельности дома трудолюбия. Так, на 1 января 1899 г. Дом трудолюбия получил от Воронежского Попечительства о бедных 1002 руб. 28 коп., членских взносов и пожертвований на съестные припасы - 27 руб. 43 коп. В приходной части отчета за январь обозначена небольшая сумма - 80 руб. 24 коп., которую получили от продажи пакетов в магазины (оставались нереализованными их на сумму 136 руб. 80 коп.). Воронежский дом трудолюбия изготавливал также картонные изделия для кондитерских, шляпных, мануфактурных, галантерейных, бакалейных и других магазинов. Их удалось реализовать на сумму 90 руб. 33 коп. Столярная мастерская, имевшаяся при Доме Трудолюбия, изготавливала ящики и другие изделия. Реализовано было их на сумму 58 руб. 50 коп. Изготавливались трудолюбцами и другие, так называемые “случайные изделия” - сорочки, лапти, колпаки для труб и прочее. Их реализовали на 7 руб. Основная часть полученных средств была направлена на покупку картонного, бумажного, лесного и проч. материалов для изделий - 242 руб. 74 коп. На установку телефона израсходовано 37 руб. 50 коп. Оплата труда рабочих за изготовление различных изделий составила 31 руб. 10 коп., на жалованье смотрителю, прислуге и прочие расходы по администрации ушло 29 руб. 18 коп. Часть средств (19 руб. 14 коп.) была направлена на ремонт зданий и на питание рабочих-ремонтников - (19 руб. 14 коп. плюс 13 руб. 74 коп.)^¹.На питание самих трудолюбцев ушло 22 руб. 43 коп. и на продовольствие сотрудников - 5 руб. 16 коп. В итоге за январь было израсходовано 423 руб. 88 коп. Вместе с тем следует отметить, что дом трудолюбия имел долг за материалы и жизненные продукты, который составлял 343 руб. 16 коп.

Многие ремонтные работы в доме трудолюбия выполнялись самими трудолюбцами, т.к. большинство из них были людьми мастеровыми. В январе 1899 г. из 665 рабочих дней 172 дня были употреблены на внутренние работы. Они же выполняли и другие виды работ, связанные с ремонтом столов, шкафов, нар, печей и т.п.

В отчете содержится краткая информация и о медицинском обслуживании. “Заболеваний было 8, - говорится в отчете, - все больные были препровождены в земскую и городскую больницы”^². Отмечается также, что все рабочие вели себя очень хорошо, “судя по их издавна присущим им слабостям”, были почтительны, за все деланное для них добро были весьма открыто благодарны. “Ясно видно, - писал заведующий домом трудолюбия священник Стефан Карпов, - что трудолюбцы рады устроению для них мастерских и более удобного приюта в доме трудолюбия”^³

Несколько больше, чем в январе получил средств дом трудолюбия в феврале 1899 г. Эта сумма возросла за счет пожертвований вещами на сумму 109 руб. 35 коп., за счет продажи пакетов - 156 руб. 61 коп., картонных изделий - 122 руб. 01 коп., случайных изделий - 31 руб. 53 коп. На этом основании можно сделать вывод о том, что, с одной стороны, наблюдалась стабилизация материального положения дома трудолюбия, а с другой стороны, приход и соответственно расход денежных сумм не был равномерным каждый месяц и во многом зависел от случайных факторов. Показательно, что в феврале было приобретено новое оборудование: машины для резания картона и для печатания штемпелей, увеличилась и плата рабочим (вместо 31 руб. 10 коп. в январе - 44 руб. 68 коп. в феврале). Хотя, возможно, это увеличение было связано с ростом самого числа трудолюбцев. Более успешная деятельность в феврале позволила сократить и долг дома трудолюбия за материал и жизненные продукты^¹. Всех рабочих дней в феврале было также почти в 2 раза больше, чем в январе - 1148. Из них 216 дней было употреблено на ремонт здания и на устройство мебели и внутренних приспособлений по дому трудолюбия.

Обращает на себя внимание, что в сопроводительной части отчета не замалчивались сложность и трудности, имевшие место в призрении трудолюбцев. Так, отмечается, что на 70 работников оказалось одно старое пальто. В счет работ им выдавалось белье и одежда, что, по мнению заведующего домом трудолюбия, “вызывало у них большую охоту работать без лени”^².

Для заболевших был приобретен теплый халат, сапоги, чтобы было в чем их отсылать в больницу.

Говоря об улучшении материального положения, заведующий отмечает, что для трудолюбцев сделаны соломенные маты, поставлены умывальники и шкафы для одежды, улучшилась пища и вообще содержание рабочих, что “хорошо влияет на подъем духа людей, упавших нравственно”. Как видим, в отчете не формально предпринята попытка проанализировать результаты работы и ее положительные моменты. С чувством удовлетворения он отмечал также, что “в феврале трудолюбцы вели себя также хорошо, к работе были усердны, даже масленица с ее уличными безобразиями прошла в доме трудолюбия без особых хлопот в сохранении порядка”^³.

В целом рабочих дней в 1899 г. в доме трудолюбия было свыше 16.000, а в 1900 г. - до 30.000. В 1899 г. Дом трудолюбия сделал оборот в 25.000 руб. В 1900 г. оборот увеличился. По сути дом содержал себя на свои средства. Однако, как справедливо замечал Е.Д.Максимов, нельзя требовать, чтобы дом сам содержал себя и на свои же средства расширялся”. Он дал рекомендации Комитету Попечительства о необходимости его финансирования, о расширении помещений, приобретении оборудования для мастерских, нужен оборот капитала, для удешевления материалов и т.п.^¹.Как видим, Воронежский дом трудолюбия имел много полезных и рациональных начинаний, которые обеспечивали ему не только прибыль, но и позволили, несмотря на недостатки, отметить его работу в числе лучших заведений такого направления.

В связи с этим представляет интерес доклад С. Карпова на одном из заседаний Правления Общества, в котором содержался сравнительный анализ положения домов трудолюбия в районах, близлежащих к Воронежу (Курск, Орел, Москва).

В частности, характеризуя дома трудолюбия, которые он посетил во время своей командировки, С.Карпов заметил, что “город Рязань очень скуп на благотворительные заведения - “Это не Тамбов и не наш Воронеж, которые никогда не забывали несчастных бедных и бесприютных”^².

Признавая, что в московском работном доме много поучительного, С.Карпов проводил сравнение с ним Воронежского дома трудолюбия, где ежедневно перерабатывалось более 15 пудов бумаги и картона. Он подчеркивал, что в Воронежском доме трудолюбия не было ни смрада, ни сырости, ни пыли от этой работы. В мастерской работало более 40 человек. Он сообщал также, что для производства картонных изделий куплена новая машина^³. Как видим, С.Карпов, возглавляя дом трудолюбия в Воронеже, относился к делу неравнодушно, с большим вниманием и пониманием важности борьбы с нищенством. Он высказывал также отрицательное отношение к созданию роскошных громадных домов трудолюбия, как, например, в Петербурге, где проживало всего 50 работников. В связи с этим с возмущением и болью он писал: “В наших лучших ресторанах нет такой кухни, но я невольно спросил себя: а где же, кроме этих 50 счастливцев, кормят тех еще 50 тысяч таких же бедных, которые там же в Питере с горючими слезами безуспешно ищут помощи людской. В этом доме даются работникам блюда к обеду по выбору, а у других бедняков нет копейки на кусок сахара, чтобы сдобрить ту теплую воду, которая ими пьется вместо чая”^¹.

Приводя в качестве положительного примера деятельность московских участковых попечительств, С.Карпов замечал, что московский приют, очень умело построен, вполне соответствует цели и “во многом может быть хорошим образцом для желанных приютов”, в которых мы повсюду так сильно нуждаемся. Любопытно его замечание о том, что “у нас, чтобы бедняку, неспособному к труду, попасть в приют или богадельню, оказывается нужной протекция, немного меньше той, какая требуется для получения почетной должности”.

С.Карпов обращал внимание всего благотворительного общества на организацию домов трудолюбия. Только при этом условии “наш дом трудолюбия будет жить и разрастаться в своих операциях”^².

Протоколы заседаний правления благотворительного общества, общих его собраний наглядно иллюстрируют тот большой круг вопросов, которые приходилось решать в связи с организацией дома трудолюбия. На одном из его заседаний (10 ноября 1898 г.), в частности, рассматривался вопрос о необходимости разделить город на участки и распределить их между членами-сотрудниками для выяснения информации о нуждающихся в помощи, о собирании пожертвований и др. Было принято также решение пригласить к участию в делах благотворительного общества лиц, могущих оказать ему содействие не только пожертвованиями, но и личным трудом^¹. Город был разбит на 33 участка^².

Нередко предметом обсуждения были и вопросы хозяйственного значения, например, о ремонтных работах в доме трудолюбия. При этом при приеме на работу рекомендовалось “отдавать предпочтение лицам, вышедших из тюрьмы, арестантских ????, земской и арестантской больниц”^³. Обращает на себя внимание, что решение многих организационных вопросов осуществлялось совместно с Воронежской городской управой. Так, в частности, правление благотворительного Общества от 17 января 1899 г. постановило просить Воронежскую губернскую типографию и Воронежскую городскую управу разрешить резать бумагу для дома трудолюбия на их машинах; просить Воронежскую городскую управу уступить на время или навсегда бесплатно или за небольшую плату печатный ручной станок, поставить в доме телефон^⁴.

Были установлены контакты и с местными врачами Соболевым, Мартыновым, Баженовым, Вашкевич и др. для их участия в медицинском и санитарном попечении о доме трудолюбия. Врачи бывали в доме трудолюбия 4 дня в неделю. Ими было принято за год 224 больных. По отчету Е.Д.Максимова, трудолюбцы еженедельно пользовались баней, но при отсутствии ежедневного медицинского освидетельствования вновь поступающих - зараза все-таки проникала в дом. Даже директор дома С.Карпов заразился тифом и проболел 2 недели^⁵.

Было принято решение составить квитанционную книгу по приему пожертвований в пользу дома трудолюбия, завести списки лиц, желающих получать работу на дому. Для соблюдения порядка в доме устанавливалось дежурство сотрудниц, а также наблюдение за правильностью производства работ, за учетом и записью дневных работ. Ежедневно составлялись “Бюллетени дома трудолюбия”. В них заносились сведения о количестве работающих в мастерских, велся учет мужчин, женщин, детей, приход и расход средств, пожертвований, количество посетителей, заказов и т.д. То есть содержалась полная информация о работе дома трудолюбия.

Много внимания уделялось санитарно-гигиеническому состоянию дома (установление вентиляции, побелка стен, потолков и т.п.). Однако, - писал в отчете Е.Д.Максимов, - несмотря на заботу о санитарной части и о чистоте в доме, вследствие тесноты и неприспособленности помещения, все-таки душно, смрадно и отчасти грязно. Избавиться от этого можно будет только с расширением помещения и улучшением его, но на это нет средств”^¹.

На одном из заседаний Правления ( 3 февраля 1899 г.) обсуждался вопрос о необходимости пошива из пожертвованной дому трудолюбия материи специальных фартуков с блузами для женщин и в особенности для девочек, поскольку “собственные костюмы некоторых бывают рваны или грязны до неприличия и даже могут иметь вредное влияние на других”. Дому трудолюбия были пожертвованы швейная машина, полный прибор с принадлежностями для переплетного дела. О всех пожертвованиях Правление давало информацию в 3 местные газеты^². На одном из заседаний было доложено, что вдова коллежского секретаря Л.К.Хорошилова завещала в пользу дома трудолюбия 500 руб.^³. Два содержателя бань согласились бесплатно пускать в свои бани всех трудолюбцев по запискам смотрителя^⁴.

Большое внимание, как мы отмечали, уделялось санитарному, медицинскому обслуживанию трудолюбцев. Председатель Правления А.М.Чернов считал, что поскольку не все вступающие в дом трудолюбия бывают здоровы, а иные могут страдать и такими болезнями, “кои не будучи явными, заразны или прилипчивы и опасны для других, в устранение этого необходимо установить еженедельный поголовный осмотр всех трудолюбцев через приглашенных безвозмездно врачей”... Для легко больных в одной из спален устанавливались две кровати, а больных с заразными и тяжелыми болезнями отвозили в больницу.

Предполагалось устраивать по праздникам чтения с фонарем в столовой. Им доставлялись также вчерашние газеты столичных изданий из Губернского Правления для чтения после окончания работ. С.Карпов предложил водрузить на наружной стене дома икону Спасителя с надписью “Придите ко мне все труждающиеся”. При доме имелась библиотека и для трудолюбцев каждый праздник служили всенощную.

Вместе с тем порядком, установленным в доме трудолюбия, предусматривалось поручить за плату одному из интеллигентных трудолюбцев ведение ежедневной записи о каждом работнике с учетом его производства и заработка, “дабы своевременно поощрять прилежных и уменьшать плату менее старательным”^¹. То есть на каждого трудолюбца было заведенно своеобразное ”досье”, что, вероятно, должно было обеспечить порядок и спокойствие в доме.

Как видим, Воронежский дом трудолюбия отличался хорошей организацией дела и выполнял те функции, которые были на него возложены. Остановимся на деятельности Курского дома трудолюбия.

Член Правления благотворительного общества при Воронежском Доме Трудолюбия , священник Стефан Карпов оставил интересные наблюдения о деятельности Курского дома трудолюбия, где он побывал, имея задание осмотреть некоторые дома трудолюбия в центральных городах России, соседних Воронежу^².

Курский дом трудолюбия, по его мнению, находился “в весьма убогих условиях”. Он размещался в трех небольших комнатах, где в первый месяц по открытии дела собиралось до 60 человек обоего пола. В 1898 г. там работало всего 6 женщин. Причины этого С.Карпов связывал с тем, что члены Правления отклонились от непосредственного участия в жизнедеятельности дома трудолюбия, что никто не посещает его, и в судьбе его никто не принимал никакого участия. Трудолюбцами заведовала жена городского головы, которая за свой счет покрывала убытки по дому трудолюбия, и “живет он - лишь бы жить”^¹. Попечительница покупала ситцы, женщины шили чернорабочим сорочки, латами хлебные мешки, но вся их работы была очень убыточна. Весьма детально

охарактеризовал Карпов работу трудолюбцев: “Мешки починяют по 6 коп. за 100 штук, с наложением чуть не по 6 лат на каждый мешок. Пыль от хлебных мешков и грязные тряпки, которыми их латают, много дают весьма нежелательного сора и пыли. Пробовали в Курском доме трудолюбия клеить мешки, но, покупая бумагу у местных торговцев, делали большие переплаты, штемпели не накладывались на пакеты, поэтому эта работа была в городе очень незаметна”. Он отмечал также, что продукция Курского дома трудолюбия не пользуется спросом, в частности, до 10 пудов пакетов, принадлежавших дому трудолюбия, давно лежат непроданными в лавке Головы. Вместе с тем, по-прежнему готовые пакеты, клеенные в Москве, вагонами везутся в Курск^².

Дешевая столовая, ночлежный дом при доме трудолюбия в Курске имели самостоятельное значение, у них были свои попечители, что оказывало неблагоприятное влияние на существование и деятельность дома трудолюбия. “В Курске, - докладывал Карпов, - дешевая столовая и ночлежный дом помогают тунеядцам нищенствовать с большими удобствами, но основная идея в учреждении дома трудолюбия, с его желанным призывом к труду, видимо, не понята (подч. автором) и не из чего не видно, чтобы там возникла, хотя бы косвенным путем какая-либо борьба с разрастающимся там нищенством”^¹. Подчеркивая отсутствие централизации в деле благотворительности в Курске, равнодушие и безучастие общества к ведению дела, С.Карпов вместе с тем отмечает, что в городе все же пришли к осознанию необходимости построить один большой дом трудолюбия, “где бы жизнь бедных могла более целесообразно быть обставлена”. Поэтому в определенной степени диссонансом звучит информация, приведенная в книге М.Н.Дмитриева “Дома трудолюбия” о том, что Курский губернатор сообщал сведения в комиссию, учрежденную при Министерстве Юстиции для разработки вопроса о мерах борьбы с профессиональным нищенством, о благополучном положении дела, о том, что с устройством дома трудолюбия число нищих уменьшилось, хотя и в незначительной степени^².

Приведем еще свидетельство Е.Д.Максимова - управляющего делами Комитета Попечительства в С-Петербурге, побывавшего в 1900 г. с инспекционной проверкой в ряде городов, в том числе Воронеже и Курске. В своем отчете он сообщал, что в 1899 г. в общей сложности работы производились в течение 249 рабочих дней, работали исключительно женщины - 2, 161 (т.е. 8,7 в день). Работы, в основном, заключались в пошиве мешков, починке их и шитье разного рода белья. Пользуясь отчетными данными Курского дома трудолюбия, Е.Д.Максимов отмечал, что в течение года на приход поступило от заказов 132 руб. 81 коп., и из сумм благотворительного общества поступило 607 руб. 15 коп., т.е. наибольшая сумма. В течение года вся сумма была израсходована. Причем трудолюбцам за произведенные ими работы и н а пищу было отпущено 228 руб. 72 коп., а остальные деньги (большая часть) 415 руб. 70 коп. была отдана в счет жалованья смотрителям и сторожам^³. Бюджет, по мнению Е.Д.Максимова, весьма скромный.

Вместе с тем, как положительный момент он отмечает наличие у дома трудолюбия собственного помещения, постройка которого обошлась благотворительному обществу 20.000 руб., не считая пожертвований и стоимости усадьбы, предоставленной безвозмездно Курским городским самоуправлением. Этот факт свидетельствует о контакте городских властей с благотворительными обществами и непосредственном их материальном вкладе в дело развития благотворительности в городе.

В отчете Е.Д.Максимова содержится даже описание внешнего вида здания, в котором размещался дом трудолюбия. “Главное здание, - писал он, - представляет из себя большой двухэтажный в русском стиле дом, выходящий на Чумаковскую улицу; во дворе устроено другое одноэтажное здание для приюта “ясли” и затем возведены все необходимые постройки”^¹. Максимов подчеркивал, что главное здание действительно красиво и даже изящно, но вместе с тем уже через год после его возведения оно потребовало значительного ремонта. В результате некачественного выполнения строительных работ дом оказался чрезвычайно холодным. Стены не были проконопачены. Расположение дверей в доме тоже было признано неудобным. Вот такое заключение сделал о Курском доме трудолюбия Е.Д.Максимов, объективно и лаконично отражая в своем отчете положение дела, негативные моменты в его деятельности.

Устав Курского благотворительного общества был утвержден курским губернатором 13 декабря 1897 г.^². В связи с этим Е.Д.Максимов сделал замечание, что он не имел специального устава, согласованного с уставом Попечительства о домах Трудолюбия и Работных домах^³. Вместе с тем, следует отметить интересный факт, на который указывает в своем исследовании дореволюционный исследователь Г.Г.Швиттау^⁴, что именно Курскому Дому Трудолюбия принадлежала инициатива обратиться с ходатайством в Комитет Попечительства выработать нормальный устав для различных типов организации трудовой помощи. На заседании 17 января 1897 г. комитет обратил внимание на то, что “Курский дом трудолюбия не имеет определенного самостоятельного устава и руководствуется в своей деятельности общим уставом Благотворительного общества”. Было отмечено, что в таком же положении находились и другие дома трудолюбия, обращавшиеся к Комитету за пособием, но содержавшиеся не специальными попечительными о них - обществами. Такое положение, по мнению Комитета, нельзя было признать нормальным. Комитет решил обратить самое серьезное внимание на то, чтобы дома трудолюбия, основанные благотворительными обществами, “укрепились бы на началах, предназначенных для самого Попечительства”. По убеждению Комитета, необходимо объединить деятельность домов трудолюбия. Как видим, в этой позиции выражено стремление централизовать работу домов трудолюбия, держать под жестким контролем “из центра” управление ими.

Правила отдела по трудовой помощи, созданного при Курском благотворительном обществе, были утверждены 20 мая 1903 г. Комитетом^¹. В Курске к этому времени были созданы дом трудолюбия для мужчин и мальчиков, посредническая контора, богадельня для женщин, двое детских яслей. О том, какие значительные изменения произошли в Курске за несколько лет в организации трудовой помощи, свидетельствуют сохранившиеся документы в Государственном архиве Курской области. Документы финансовой отчетности Курского дома трудолюбия за 1905 год (по месяцам) дают также дополнительную информацию о содержании и характере работы в нем, об условиях жизни трудолюбцев и их заработках и др.^².

В доме трудолюбия к этому времени имелись уже столярные, швейные, картонажные мастерские. Здесь шили кофты, костюмы, клеили шляпные, чайные, торговые, конфетные, картузные коробки, различные пакеты, выполнялись переплетные работы, изготавливали записные книжки, а также производились несложные столярные работы. Зачастую эти работы выполнялись по заказам различных учреждений, например, мужской, женской гимназий, курской женской Вознесенской школы, курского епархиального училища^¹. Переплетные работы выполнялись также по заказам духовной семинарии, казенной палаты и др. ^². Сохранились сведения, что для курского исторического музея изготавливался письменный стол. Выполнялись также частные заказы. Например, клеились пакеты, картонные коробки и т.п. Расходно-приходные документы позволяют судить об источниках финансирования дома трудолюбия. Так, в октябре 1905 г. от Курского благотворительного общества поступило 701 руб.; пожертвований не было , за проданные изделия трудолюбцев было получено 393 руб. За работы, выполненные трудолюбцами в типографии в кассу дома трудолюбия было получено 295 руб., по учебным мастерским - столярной и швейной - 205 руб., по посреднической конторе - 17 руб.^³. Причем число работавших колебалось. Если в сентябре работало 24 человека, то в октябре в доме находилось вначале 35 человек, затем 41, а к концу месяца 44 человека^⁴, в декабре - 50 человек. Менялась и оплата труда, если в сентябре трудолюбцы за несколько дней (6-7) получали по 40 коп. каждый, то в октябре она была выше - 50-60 коп. за 5-7 дней^⁵. Деньги выдавались один раз в неделю. Не была постоянной цифра количества выпускаемой продукции. Так, в январе изготовили 13 тыс. чайных коробок, в феврале - 9 тыс., марте - 18 тыс., в апреле - 8 тыс.^⁶. Вероятно, эти цифры зависели от многих моментов - и от количества работавших, и от поступивших денежных средств, и от количества заказов и др.

Анализ документации позволяет прийти к выводу, что основным источником финансирования Курского дома трудолюбия были поступления от благотворительного общества, а также денежные средства, поступаемые от продажи изделий, изготовленных трудолюбцами и от выполненных ими работ. Пожертвований практически не поступало. Успешно шла реализация изделий, изготовленных трудолюбцами. Если в сентябре их было продано на сумму 96 руб. 20 коп., то в октябре - 393 руб., в декабре 468 руб. 90 коп.^¹.Неравномерно поступали полученные суммы за произведенные работы трудолюбцами. Наибольшими они были по типографии (до 295 руб. - октябрь) и по учебным мастерским (столярным) - в сентябре 366 руб., в декабре - 304 руб. 25 коп.^².

Заработная плата сотрудников дома трудолюбия зависела от должности. Ведомости жалованья за декабрь дают представление о его размерах. Наивысший оклад (годовой) имел смотритель - 360 руб., заведующий справочной конторой - 240 руб., зав. швейной мастерской - 180 руб., наборщик в типографии - 300 руб., конторщик - 60 руб., учитель столярной мастерской - 204 руб., помощник столяра - 120 руб., повар - 96 руб., дворник - 108 руб.^³. В качестве награды, поощрения к Рождеству сотрудники получали надбавку- от 30 руб. смотрителю, до 2 руб. 50 коп. - помощнику столяра и дворнику^⁴. Что же касается трудолюбцев, то в среднем в месяц каждый получил от 1-2 руб. до 3 руб. Только у двух человек в декабре она составила 6 руб., а у одного - 11 руб. 50 коп. Такими низкими были эти расценки.

Из общей суммы 1224 руб. 78 коп., всего израсходованной по дому трудолюбия в октябре 1905 г., только 228 руб. 90 коп. приходилось на заработную плату трудолюбцев^⁵.

Сохранившиеся счета на продукты и товары, которые дом трудолюбия приобретал в магазинах, также позволяют сделать выводы не только о непосредственных расходах на питание, но и о характере питания (по перечню тех продуктов, которые приобретались). Следует заметить, что продукты приобретались ежедневно, как правило, в магазине Дм. Т. Смирнова, находившегося у Херсонских ворот в Курске. Какие же это продукты? Сахар, чай, соль, грибы, гречневая крупа, сало, маринад, лавровый лист - всего на сумму 175 руб. 49 коп.^¹.

В других лавках приобретался также хлеб, мясо, рыба, конечно, последние в ограниченных размерах. Так, в мае расход по столовой составлял 294 руб. 36 коп., из них - жалованье повару - 8 руб., хлеб - 174 руб. 73 коп., мясо - 28 руб., рыба - 10 руб.^². Эти данные убедительно характеризуют весьма скромный уровень питания трудолюбцев, где преобладали в рационе преимущественно хлеб, каша, чай и т.п.

Денежные счета дают представление и о других расходах, необходимых дому трудолюбия, расходы на керосин, бензин, за доставку воды в бочках, на трамвай, мыло для типографии, шпагат, стекло и др. мелкие расходы. В частности, на баню для трудолюбцев в декабре было истрачено 6 руб. 20 коп.

Все приведенные нами сведения по Курскому дому трудолюбия свидетельствуют, что он в определенной степени выполнял возложенные на него задачи, хотя и в весьма скромных размерах. Вместе с тем, расходно-приходная документация, казалось бы, скупая и не выразительная, как в фокусе отражает жизнь тех людей, которые волею судьбы оказались в этом учреждении, помогавшем им преодолевать своим трудом беспросветную нищету и бедность. Эти документы свидетельствуют также о том, что дома трудолюбия как форма трудовой помощи населению в определенной степени оправдывали себя. За 10 лет со дня открытия Попечительства о домах трудолюбия, эти учреждения прижились не только в центре, но и в провинции, выполняя определенную социальную функцию борьбы с нищенством.

Заведения трудовой помощи существовали и в Тамбовской губернии - Дом трудолюбия и Работный дом. Последний был открыт еще в 1888 г. и являлся одним из первых в России учреждением подобного типа. Учредителем общества “Работный дом”, среди которых был тамбовский губернатор барон А.А.Фредерикс, преследовал цель помочь способным к труду беднякам найти заработок^¹. Капитал общества складывался из частных пожертвований и членских взносов. С 1890 г. Тамбовская городская Дума выдавала ежегодно Работному дому пособие в размере 300 руб. С 1903 г. это общество субсидировало и губернское земство. В отчете правления за 1895 г. общему собранию говорилось: “Работный дом, в особенности зимою, переполнен людьми обоего пола, всякого звания, возраста и сословия, желающими работать, людьми, проживающими в городе и почему-либо не имеющими средств к проживанию, а также пришлыми элементами, не находящими себе заработка в городе. Лица, почему-либо потерявшие место и оставшиеся в безвыходном положении, находят здесь возможность заняться честным трудом, прокормиться и заработать немного денег. Поденная плата от 3 до 55 копеек”^². Прием в Работный дом был открыт для всех и не имел никаких формальностей. Можно было зарегистрироваться под чужой фамилией. Каждому посетителю по мере его сил и способностей, давалась работа и необходимые для ее выполнения материалы. Изготовляли коробки для тортов, конфет, лыковые плетенки, мочальные щетки, товарные и столярные изделия и пр. Администрация Работного дома организовывала сбыт продукции лицам пожилого возраста, калеки получали наиболее легкую работу, например, щипанье перьев, трепание мочалы и т.д. Помимо поденной платы каждый работник получал по 2 фунта черного хлеба, обед из двух блюд и ужин. Число посетителей в день в 1902 г. доходило до 200 человек. На заработок в Работный дом приходили жители и из уездов, для них был организован ночлег^¹.

Что же касается результативности Тамбовского дома трудолюбия, то, по сведениям, дореволюционного автора М.Н.Дмитриева, ссылавшегося на отчеты тамбовского губернатора, “дом трудолюбия в Тамбове во вверенной губернии никакого влияния не оказал...”^².

Вопрос об организации общественных работ неоднократно обсуждался в Тамбове на губернских земских собраниях. “Общественная работа - это искусственно создаваемый заработок народонаселению в тяжелое для него время. Работы эти должны быть организованы так, чтобы они являлись не только денежной помощью нуждавшимся, но удовлетворяли бы другим потребностям данной личности”, - так характеризовалось понятие “общественные работы” на собрании губернского земства в 1902 г.^³. Каждое уездное земство имело план общественных работ.

Помимо домов трудолюбия для взрослых в губерниях Центрального Черноземья, как и по всей стране создавалась детские дома трудолюбия, получившие название Ольгинских. Первый Ольгинский приют в России был основан в царскосельском уезде в ознаменование рождения Великой княжны Ольги Николаевны в 1895 г. Как земля, так и денежные средства для его учреждения были пожертвованы Императором. 3 ноября 1897 г. был открыт Ольгинский приют трудолюбия в Петербурге. Его целью являлось: “призревать, нравственно развивать и приучать к труду бедных беспризорных детей столицы, лишенных всякого воспитания и образования, зачастую и куска хлеба”^⁴. Положение об Ольгинских приютах было утверждено еще 31 января 1896 г. Наибольшее количество Ольгинских приютов возникло в период с 1899 г. по 1902 г., благодаря деятельности Попечительства о трудовой помощи. Если в 1898 г. было 6 приютов, то в 1899 г. - 13, в 1900 г. - 22, в 1902 г. - 32, в 1905 г. - 35^¹. Основная задача Ольгинских приютов сводилась к призрению и воспитанию остающихся без присмотра и пристанища детей обоего пола с целью подготовить их к самостоятельной трудовой жизни. Сообразуясь с местными условиями, детей приучали к крестьянским работам, садоводству, огородничеству, рукоделию и ремеслам. Изучали они также Закон Божий, грамоту, начальные правила счета, рисование, черчение (проходили курс начальной школы). С детьми проводили религиозно-нравственные беседы, которые поручались священнику. Дети неправославного исповедания пользовались по мере возможности наставлениями в вере своих духовных служителей. Ведение делами каждого из приютов находилось в руках “Попечительного общества об Ольгинском детском приюте трудолюбия”. Впоследствии проявлялась забота о надлежащем устройстве призревавшихся.

Составными частями Ольгинского приюта должны быть: общежитие (интернат), мастерская, и школа грамотности с необходимым обучением в ней кроме общих предметов, черчению и рисованию.

Одним из первых Ольгинских приютов в Центральном Черноземье был Ольгинский приют для мальчиков в г. Козлове Тамбовской губернии (Устав был учрежден в 1899 г.)^². В г. Шацке Тамбовской губернии потребность в устройстве детского приюта трудолюбия ощущалась уже давно в виду значительного числа сирот, насчитываемых как в самом городе, так и в его уезде. В городе отсутствовало какое-либо благотворительное учреждение, которое взяло бы на себя заботу об этих сиротах. Шацкому обществу было ассигновано пособие бедным 5.000 руб. на проектирование и постройку здания для Ольгинского приюта. Предполагалось завершить его строительство весной 1901 г. Он рассчитан был на 20 мальчиков, которые должны обучаться различным ремеслам, а также огородничеству, садоводству на небольшом участке земли. Ольгинский приют предполагалось открыть и в г. Землянске Воронежской губернии^¹

Следует заметить, что финансирование домов трудолюбия осуществлялось в соответствии с их уставом. Попечительство не в состоянии было брать на себя обязательства по оказанию постоянной помощи на их содержание. Об этом было заявлено еще на заседании 20 ноября 1895 г. Эта же мысль прозвучала и на заседании Комитета 17 февраля 1896 г., где рассматривалось ходатайство Тамбовского работного дома о выделении ему безвозвратного пособия или ссуды. Комитет высказал общий взгляд на это дело. На заседании было отмечено, что “отпуск крупных сумм в пособие, ослабляя энергию лиц, стоящих во главе учреждения”, и “приучая их рассчитывать на постороннюю помощь в принципе не должен считаться желательным”. Комитет признал, что лишь в особых случаях и в небольших размерах можно выдавать безвозвратные пособия^².

Так, в отчетах Попечительства за 1895-1897 гг. указано, что Тамбовский работный дом получил пособие - 9.000 руб. - от императрицы по заключению Комитета Попечительства^³. В 1897 г. беспроцентными ссудами было выдано 31.500 руб. Смоленскому, Киевскому и Курскому Домам трудолюбия^⁴.

Эта помощь оказывалась и в 1899 - 1901 гг. по случаю неурожаев и других бедствий. В 1905-1906 гг. Попечительство оказало помощь 7 губерниям (30 уездам), в том числе и Тамбовской^⁵. Такой поворот в сторону помощи Попечительства местным учреждениям совершился в 1900-1902 гг. , что было связано как со сложными экономическими условиями и невозможностью местных благотворительных обществ в виду “особой бедности материальными средствами” финансировать самостоятельно открытия новых благотворительных учреждений, домов трудолюбия. За 18 лет Попечительство выделило пособиями и ссудами значительную сумму свыше 2 млн. руб.^¹.

Следует заметить, что Попечительство не ограничивалось практическими делами и реализацией задач по организации трудовой помощи. Оно занималось и общепросветительными функциями (участие в съездах, конгрессах, выставках и т.п.). Так, оно участвовало во Всемирной выставке в Париже (1900 г.), где было задействовано 27 учреждений трудовой помощи. По этому поводу Г.Г.Швиттау замечал: “Выставленные на Парижской выставке изделия домов трудолюбия дали в значительной мере познакомиться с постановкой труда в этих учреждениях”^². В числе участников был и Тамбовский работный дом^³.

Сфера влияния Попечительства постепенно расширялась. “Попечительства, - писал Г.Г.Швиттау, - не может замыкаться в узкий круг вопросов: насаждения одних домов трудолюбия, но, отвечая живым запросом развивающейся общественной жизни должно по необходимости расширить сферу своего влияния”^⁴. Речь шла о воспитательно-исправительных заведениях для малолетних в связи с трудовыми убежищами для лиц, освобожденных из мест заключения. Одним из направлений его деятельности стала борьба с алкоголизмом и вопрос об обеспечении жилищной нужды.

Итак, на примере развития трудовой помощи в губерниях Центрального Черноземья, мы показали, что:

1) создание домов трудолюбия было вызвано определенными социально-экономическими и политическими условиями конца XIX - начала ХХ вв. ;

2) они призваны быть одним из рычагов в борьбе с нищенством; в решении социальных проблем;

3) в создании домов трудолюбия, их стремительном росте по всей России, в том числе и в губерниях Центрального Черноземья, большую роль играли Попечительство о домах трудолюбия, опекаемое императорской семьей, а также местные органы власти;

4) это были наиболее типичные учреждения трудовой помощи в конце XIX - начале ХХ вв. ; дома трудолюбия имели свой устав, правила призрения трудолюбцев, которые согласовывались с Комитетом Попечительства, контролирующего их деятельность;

5) дома трудолюбия создавались в сложных материальных, экономических условиях, что сказывалось на их деятельности, скромном финансировании и т.п.;

6) дома трудолюбия не могли во всей полноте решить проблемы безработицы, нищенства и лишь частично облегчали участь незначительному количеству обездоленных людей. Вместе с тем, их опыт создания имеет положительное значение;

7) они носили не государственный, а общественный характер, как и многие благотворительные учреждения конца XIX - начала ХХ вв.;

8) создание домов трудолюбия имело цель не только оказать трудовую помощь, но и выполнить нравственную, воспитательную функцию, научить людей честным трудом зарабатывать на жизнь, что было, безусловно, в тех условиях весьма сложно;

9) дома трудолюбия создавались как для взрослых, так и для детей. Но детские дома трудолюбия имели свои специфические особенности и ставили только задачу подготовить детей к трудовой деятельности;

10) призреваемые в домах трудолюбия занимались неквалифицированным трудом, но по мере развития домов этот труд приносил прибыль и тем самым обеспечивалось их содержание на собственные средства.

§ 2. Организация трудовой помощи сельскому населению как реакция правительства на общественно-политическую ситуацию

конца XIX- начала ХХ вв.

Конец XIX – начало ХХ вв. в России был отмечен рядом общественных бедствий – неурожаями, голодом, эпидемиями и как следствие мощными рабочими, крестьянскими выступлениями, беспорядками в стране, усугубленными военными событиями русско-японской войны. Все это заставило русское общество энергично выдвинуть в качестве вспомогательных средств целый ряд мероприятий, облегчавших трудоспособность, а вместе с ним и относительное благосостояние рабочего и крестьянского населения. К таким мероприятиям общественной самопомощи нужно отнести создание летних приютов-яслей для детей^¹. Организация детских яслей, как форма трудовой помощи, стоит в непосредственной связи с деятельностью Попечительства о домах трудолюбия по оказанию трудовой помощи сельскому населению, пораженных неурожаем местностей. К этим местностям, как известно, относились и губернии Центрального Черноземья. Еще дореволюционные авторы, отмечая многие аспекты значения открытия таких благотворительных заведений в сельской местности, о чем мы подробно будем говорить ниже, вместе с тем подчеркивали, что предоставление возможности крестьянам трудиться в летнюю пору, несомненно, предупреждало "проявление аграрных беспорядков (подчеркнуто нами), нередко имевших место в селениях и деревнях, лишенных этих работ"^².

В одних местностях в ясли принимали только детей бедных, в других не дифференцировались дети о материальному достатку семьи. Следует отметить, что в период русско-японской войны отдавалось преимущество при поступлении в ясли детям отцов, взятых на войну. В некоторых крупных городах (Петербурге) можно было встретить и платные ясли, где за ребенка вносили 3-5-10 коп. за дневной приют и пропитание в зависимости от заработка родителей. В одних яслях-приютах дети обеспечивались одеждой, постелью, в других они получали только уход и пищу. В литературе начала ХХ в. по этому вопросу положительно отмечается опыт создания детских приютов-яслей в Суджанском районе Курской губернии. Эти ясли создавались благотворительным обществом и суджанским земством. Ясли, созданные здесь, имели самый упрощенный вид – они располагали только помещением и правильным надзором. Вместе с тем, суджанское земство организовало совершенно исключительный тип яслей-приютов: в двух больших селениях задались целью призреть всех детей: в одном селении по переписи было 304, а в другом 204 ребенка. Каждое селение разбили на участки в среднем по 18 детей на участок, и в каждый участок были назначены надзирательница с помощницей. Дети оставались по домам, имели свою пищу, но в виде прибавки получали от общества (земство и благотворительный кружок) молочную кашу. Каша заготовлялась и отвозилась по участкам. Дети оставались днем под надзором надзирательницы в одном дворе^³.

Суджанское благотворительное общество вместе с земством открыло 18 приютов-яслей, в которых пользовались присмотром 995 детей. Стоимость призрения в них обошлась в 851 руб. 28 коп. При этом выяснились многие интересные подробности дела. На содержание яслей поступали пожертвования частных лиц. Поддерживали организацию яслей и сами крестьяне, которые охотно помещали детей, даже грудных, в эти учреждения. В 17 яслях были сделаны крестьянами пожертвования: хлеб, воз овсяной соломы, яйца, молоко, сало, картофель, а в с. Гуйвы – 16 руб. 60 коп. (были крестьяне, платившие за ребенка в лето по 20 коп. до 3 детей, свыше не платили ничего). По сути в Суджанском уезде имелось несколько типов приютов-яслей.

Были, например, ясли, которые можно назвать дневными приютами для детей. Содержание в них обходилось по 5 коп. в сутки (иногда 10 коп.). Детей занимали детскими играми, чтением, рукоделием. Присмотр поручался наемной прислуге, но был надзор и интеллигентных лиц. Из отчетов Суджанского земства видно, что некоторые ясли существовали только на время уборки трав и хлебов, а другие – в районе свекловичного производства – действовали в сентябре, даже в октябре, пока продолжалась копка свеклы^¹.

В статье видной общественной деятельницы того времени А.М.Померанцевой "Сельские приюты-ясли"^², в частности, так оценивается опыт Суджанского земства: "Опыт Суджанских яслей пролил свет на очень многие стороны этого дела. Тем не менее, и он, как опыт…, не дает достаточно данных для установления одного нормального типа приютов-яслей. Напротив того, он удостоверяет. что приюты-ясли, приспособляясь к местным условиям и нуждам, вырабатываются в несколько типов, которые теперь могут считаться еще только намеченными, но далеко еще не определившимися. Из приведенных сведений относительно типа заведений можно установить еще очень немногое"^³. А.М.Померанцева предлагала деление приютов-яслей на несколько типов в зависимости от возраста детей или же в зависимости от сроков, на которые они учреждались (в летние или осенние месяцы).

Приюты-ясли распределены были в России крайне неравномерно, что зависело от двух главных причин: экономической бедности населения и силы пропагандирования этих учреждений. Неурожаи на Волге в 1899 г. вызвали появление на средства одного Попечительства о домах трудолюбия до 164 пунктов, в 1901 г. они были устроены в Бессарабии, Сибири. Наибольшее распространение они получили в Казанской, Вятской, Петербургской, Пермской, Симбирской, Тобольской, Вологодской, Новгородской Рязанской, Московской, Костромской губерниях.

К числу этих губерний относились Курская, Воронежская губернии. Как видим, Тамбовская губерния здесь не обозначена. В остальных губерниях (Черниговская, Смоленская, Харьковская) приюты-ясли существовали как единичные.

Большую роль в проведении в жизнь деревни яслей-приютов имели благотворительные учреждения правительственной организации, затем земства во главе с земскими врачами, наконец, частные лица. Правительство всячески поддерживало организацию яслей-приютов, оказание трудовой помощи сельскому населению, руководствуясь как политическими, так и экономическими соображениями. Так, например, в июле 1901 г. Комитет Министров сообщил Главному Управлению Ведомства Учреждений Императрицы Марии, что по Высочайшему повелению в Комитет Министров были внесены "всеподданнейшие отчеты" за 1900 год о состоянии Владимирской и Костромской губерний, и что на этих отчетах имелись отметки, сделанные рукой императора. Так, в отчете Владимирского губернатора отмечалось, что во Владимирской губернии "шло очень успешно дело призрения и воспитания сирот и бесприютных детей". Резолюция императора гласила: "Глубоко сочувствую распространению подобных приютов". Резолюция Николая II "Правильно" была наложена и на отчет Костромского губернатора, в котором указывалось, что "озабочиваясь облегчением участи крестьянских сирот, он настаивал перед земскими начальниками на необходимости устройства сельских приютов на основе положения от 18 июня 1891 г. о приютах Ведомства Учреждений Императрицы Марии"^¹.

В "Правительственном вестнике" 18 октября 1901 г. был напечатан Высочайший приказ от 12 октября 1901 г., которым было объявлено "Высочайшее благоволение” земскому начальнику 1-го участка Духовщинского уезда Смоленской губернии ст. советнику Кусакову "за его постоянную заботливость о призрении крестьянских сирот и бесприютных детей местного населения учреждением для них сиротского приюта со школой для кустарных изделий и ремесленными мастерскими, а также открытием летних приютов-яслей для дневного помещения детей во время производства родителями их полевых работ"^¹. Такое "высочайшее одобрение" мер, принимаемых для призрения крестьянских сирот, бесприютных детей характеризовалось в литературе очень высоко. Отмечалось, что столь одобрительная оценка высшей власти "даст новые силы всем труженикам, посвящающим себя заботам о детях, и устранит те затруднения и препятствия, которые иногда встречались при устройстве детских приютов-яслей"^².

Большую роль в создании на местах детских приютов-яслей сыграла публикация брошюры "Ведомство детских приютов и его задачи" (1902 г.), представлявшей собой сборник сведений о сельских приютах-яслях. Эта книга была разослана всем губернаторам, губернским, уездным и сельским попечительствам детских приютов Ведомства Учреждений Императрицы Марии (ВУИМ), а также предводителям дворянства, земским управам, земским начальникам, крестьянским учреждениям, редакциям газет и т.д. Это свидетельствует о той значимости, которая придавалась правительством решению указанного вопроса и о путях его решения через властные и общественные структуры, имевшиеся в обществе.

В брошюре подчеркивалось, что приюты-ясли "дали самые отрадные результаты и встретили всеобщее сочувствие". Вместе с тем отмечалось, что в центральном управлении приютов часто получали заявления с мест, свидетельствующие о том, что "дело распространения сельских яслей повсеместно в России все еще не развивается так скоро и в таких размерах, как это было желательно, и что при новизне этого дела препятствием является, главным образом, недостаточное знакомство общества с порядком устройства и ведения яслей, отсутствие опытных руководителей для этих заведений на местах и неимение необходимых инструкций и руководств для их устройства"^¹.

В брошюре уделялось внимание воспитательному значению яслей. "В воспитательном отношении ясли как для детей, так и для матерей будут иметь громадное значение… Уже одно, что много детей собрано вместе, говорят один с другим, делятся своими маленькими мыслями, вместе работают, это уже их развивает, создает привычку к общественности и товариществу. Товарищество – это такая громадная воспитательная сила, которая выращивает человека, делает его или дурным, или хорошим…"^². Организация яслей имела и санитарное ,просветительное значение для матерей в приобретении ими медицинских знаний. Велика в этом была роль земств, которые, признав крайнюю нужду и даже выгоду собирать детей под надежный присмотр в страдную пору, начали уже сами устраивать ясли-приюты. "Опытом и примером, - говорилось в брошюре, - убедились земства и врачи, что даже и больные дети, рахитики, за лето так окрепли в яслях, что прекрасный результат сам за себя говорит, как дорого и практично это новое педагогическое и санитарное дело"^³. Здесь также прямо говорится о необходимости помочь матери-труженице, матери-работнице "сколько наших сил и умения хватит". "Призреем и прибережем ее детей, пока она трудится в поте лица", - отмечается в книге. Пожалуй, в этих высказываниях звучит не только социальная значимость в оценке трудовой помощи, но и человеческая теплота, бескорыстие, присущие многим лучшим представителям земской, медицинской интеллигенции того времени.

Останавливаясь на причинах организации яслей-приютов, авторы публикаций сборника отмечали беззащитность крестьянских детей в страдную пору, приводили примеры гибели детей, оставленных без присмотра родителей. Причем с сочувствием и состраданием к простому человеку говорится о конкретных жизненных ситуациях. “Все эти примеры – это такая капля в море общего крестьянского горя, происходящего от недосмотра за детьми. Если бы собрать точные статистические сведения, сколько в России умирает в страдную пору детей, то получится цифра, которая заставит ужаснуться"^¹.

Безусловно, властям были хорошо известны эти факты высокой детской смертности, являвшейся, как мы уже отмечали, одной из острейших социальных проблем в обществе. Поэтому ясли, даже устроенные на короткий промежуток времени, рассматривались как средство оздоровления деревни в целом, как средство борьбы с эпидемиями, инфекционными заболеваниями. При организации приютов-яслей три важные цели выступали главными двигателями: 1) борьба с болезненностью и смертностью; 2) педагогически-санитарное и педагогически-духовное значение яслей; 3) экономическое значение яслей в противопожарном отношении. Как известно, дети, остававшиеся в летний период без надзора, зачастую становились виновниками пожаров, приносивших огромный экономический убыток целым деревням.

В брошюре содержались конкретные необходимые указания для устройства сельских приютов-яслей. Правильная организация приютов-яслей в деревне всегда зависела от местных условий. Степные губернии предъявляли известные требования – женщины уходили на работу в дальние поля, значит ясли здесь должны были быть приспособлены на долгосрочное пребывание детей (неделя, две, а иногда и 2 месяца). Например, в Самарской губернии. В Воронежской губернии были совершенно иные требования – там женщины оставляли детей только на день. Вообще этот вопрос всегда зависел от близости или отдаленности полей. Оговаривался вопрос и об организаторах яслей, в качестве которых могли выступать губернские и уездные попечительства ВУИМ, а также сельские церковные попечительства о сиротах. Там же, где эти попечительства отсутствовали, ясли могли возникать самостоятельно или по разрешению Центрального Управления детских приютов ВУИМ. Что же касается заведования яслями, то рекомендовалось поручать это дело фельдшерицам, сестрам милосердия, т.е. лицам с медицинской подготовкой, или же учительницам. К деятельному участию непременно следовало привлекать местного священника и местную сельскую администрацию, земского начальника, волостное сельское начальство и выборных крестьян. Рекомендовалось также размещать ясли-приюты в зданиях школ или же в свободных земских и церковных помещениях.

Особое внимание уделялось организации врачебной помощи. Непременным условием устройства яслей являлось их размещение в местах, где жил врач, т.к. только при этом условии возможно было осуществлять врачебно-санитарный контроль за приютами. Врач обязан был осмотреть каждого вновь принимаемого ребенка.

Обращалось внимание и на питание детей, их одежду. Пища должна быть самая простая, приближающаяся к обыкновенной крестьянской среде. Весь режим должен быть установлен в высшей степени просто и на трудовой почве, т.к. "крестьяне смотрят очень строго и неодобрительно, если детей, по их словам, разбалуют"^¹. Кормить детей рекомендовалось несколько раз в день горячей пищей: 3 раза детей старшего возраста и 4 раза детей младшего возраста с прибавлением молочных продуктов. На продовольствие одного ребенка в день в среднем тратили 5 коп., кроме всех других расходов.

Организация и деятельность яслей должны были находить отражение в документах отчетности специального образца по однообразной для всех яслей программе. Это позволяло сравнивать деятельность яслей-приютов и составлять общий сравнительный отчет, позволявший сделать полезные выводы.

В книге содержались извлечения из некоторых отчетов об устроенных земствами сельских приютах-яслях – Полтавского, Московского, Костромского. Обращает на себя внимание и наличие отчетов Курского, Воронежского земств, являвшихся в этом отношении в числе передовых.

Интересная и объемная информация о создании и деятельности приютов-яслей в Воронежской губернии в конце 90-х годов содержится в "Памятной книжке Воронежской губернии за 1901 г." Воронежское губернское земство в 1898 г. по докладу губернской управы признало "крайне желательным в целях борьбы с детской смертностью в летнее время и опустошительными пожарами от шалости детей, распространение в селениях яслей-приютов, на что и ассигновало от страхового капитала 3 тыс. руб., по 25 руб. на каждый уезд для устройства в виде опыта, по одному приюту-ясли. Была поставлена также задача популяризировать у населения идею яслей, как санитарно-экономическую меру. Дневные ясли-приюты открывались в летнюю рабочую пору в июне-июле, когда необычайно высока смертность детей в результате беспризорности и неправильного питания.

Воронежское земство видело в летних яслях-приютах также пользу не только в борьбе с детской смертностью, но и с летними пожарами. Достаточно сказать, что в течение трех лет (с 1895 по 1898 гг.) в губернии было 4079 пожаров, по которым по обязательной страховке страховых премий уплачено 900 тыс. руб. Население Воронежской губернии понесло убытков от пожаров за 3 года свыше 400 тыс. руб.^¹. Согласно принятому постановлению губернского собрания в 1899 г. во многих местностях Воронежской губернии функционировали ясли-приюты, давшие блестящие результаты. Всего было открыто 24 приюта-яслей, из них 13 на средства страхового капитала. В общем все ясли функционировали 665 дней. За это время в них нашло дневной, а в некоторых и ночной приют 2119 детей, которыми проведено 27.075 дней, в среднем каждым ребенком 12,3 дня^¹.

Продолжительность деятельности яслей-приютов в зависимости от разнообразных местных условий была неодинакова, а именно: 5 яслей функционировали менее 20 дней, 10 – от 20 до 30 дней и 9 – от 30 до 45 дней. Посещаемость яслей детьми также была неодинакова, от 4 детей, как минимум, до 264, как максимум. Особенно многолюдными были ясли-приюты в Муромке (289 детей), в Ломовце (211), Новоживотинном (199), Борисовке (194), Петровском (114), Орловом (105) и др. Из общего числа посещавших ясли детей было: в возрасте до года 2%, от 1 до 2 лет – 6,8%, от 2 до 4 лет – 21,2%, от 4 до 5 лет – 12%. От 5 до 10 лет – 47,7% и свыше 10 лет – 10,3%^².

Расходы по оборудованию и содержанию в 1899 г. всех 24 яслей выразились в сумме 3402 руб. 19 коп., в среднем на одни ясли издержано 143 руб.

В 1900 г. губернское собрание ассигновало вновь 3 тыс. руб. из страхового капитала. Помимо ассигнований губернского земства на организацию яслей-приютов летом 1900 г. были ассигнованы средства уездными земствами: Павловским (300 руб.), Землянским (300 руб.), Богучарским (200 руб.) и Воронежским (200 руб.). Последним земством ассигнованные средства были представлены в распоряжение Воронежского отдела общества охранения народного здравия. Отдел, кроме того, получил на устройство яслей еще 200 руб. от общества борьбы с заразными болезнями, состоящего под покровительством принцессы Ольденбургской. Активизировалась также частная инициатива. В 1900 г. уже несколько яслей-приютов были открыты всецело на частные средства. Например, в Репце г-жой Е.И.Кеппен, в Ксизовом – г-ном А.А.Савельевым, в Анне – кн. Н.А.Барятинским. Кроме того, большое материальное содействие яслям-приютам было оказано в Рогачевке – Н.А.Клочковым, Горожанке – Е.Н.Чоколовой и Н.С.Кожиным, Васильевском – П.П.Жихаревым, Казинке – Л.К.Сухановою и в Мелавке – Е.И.Анцыферовой. Ясли-приюты в Сагунах, Ровеньках и Солдатском получили пожертвования продуктами от местных торговцев и крестьян^¹.

Сочувствие к яслям со стороны местной интеллигенции выражалось и в безвозмездном заведовании яслями-приютами. Так, в Богословке заведовала Л.Провнева, Ровеньках – А.Г.Пугачева, А.Т.Иванова, П.Е.Макаров, М.Ф.Мелешко. В Иващенковой руководил организацией яслей гласный губернского земства П.М.Гарденин. Руководителями делом устройства яслей почти всюду являлись участковые земские врачи, которые своим бескорыстным и любовным отношением к новому делу и большим трудом, наравне с другими лицами, содействовали успеху дела.

Благодаря этому летом 1900 г. могло быть открыто 36 яслей-приютов в 34 селениях^², причем в Ровеньках Острогожского и Логачевке Валуйского уезда, было по двое яслей. В общем деятельность всех яслей продолжалась 1048 дней, за каковое время в них пользовались дневным, а в некоторых и ночным приютом 3018 детей, проведших более 36.260 дней.

По сравнению с предшествующим годом в 1900 г. число яслей-приютов увеличилось на 12, по числу дней деятельность их удвоилась, а число пользовавшихся в них приютом детей было в 1¹/_>2> раза больше^³.

По уездам распространение яслей было неодинаковым. Первое место в этом отношении занимает Землянский уезд, где в 8 яслях пользовалось приютом 1042 дитя (см. Приложение. Таблица 10).

Помещались ясли-приюты в большинстве случаев в зданиях земских школ, и только немногие в наемных крестьянских дворах. Конечно, ограниченные финансовые возможности не позволяли создавать какие-то особые условия для детей. Они были достаточно скромными. Так, например, для отдыха малолетних детей почти все ясли пользовались бельевыми корзинами, которые набивались сеном и покрывались простынками. Более взрослые дети спали или прямо на мягкой соломе, покрытой простынями, или тюфяках, набитых соломой или сеном.

Как и в 1899 г. в 1900 г. продолжительность деятельности, в связи с местными условиями, главным образом, зависимой от продолжительности уборки хлебов была неодинакова: от 10 дней (минимум) до 53 дней (максимум). Посещаемость детьми отдельных яслей также неодинакова: в среднем от 8 (минимум) до 157 (максимум) детей в день. Особенно многолюдны были ясли-приюты в следующих селениях: Муромке (от 114 до 231), Ломовце (от 60 до 130 детей), Егорьевском (57 и 112), Н.Животинном (112-130), Раевке (37-118), Ровеньках (от 37 до 103) и др. Ровеньковские приюты-ясли при этом носили характер закрытых учреждений, т.к. все дети все время проводили в них, потому что родители уезжали из дому на неделю и более^¹.

Ясли-приюты оправдали свое санитарное значение. Создание их в антипожарных целях также сыграли положительную роль. В селах, где были ясли-приюты, пожаров за время их деятельности не было^². Из общего числа детей, бывших в приютах в 1900 г. умерли только двое^³.

Расходы по оборудованию и содержанию всех 36 яслей-приютов в 1900 г. равнялись 4691 руб. 41 коп., в среднем, следовательно, каждые ясли-приют обошлись около 130 руб. По отдельным яслям расходы неодинаковы. Расходы незначительны по яслям были там, где не приходилось приглашать заведующих за плату. В общем, конечно, размеры расхода находились в прямой зависимости от характера и размера деятельности яслей-приютов, продолжительности их, работы большего или меньшего числа посещающих детей. Продовольствие детей по отдельным яслям обошлось от 2,1 коп. до 6,5 коп. и выше ежедневно. По некоторым яслям расходы на продовольствие были незначительны, т.к. дети приносили хлеб с собой или часть продуктов была пожертвована. В общем расходы по яслям нужно признать крайне незначительными в сравнении с той суммой пользы, которые они приносили. Из общей суммы расходов – 3240 руб. покрыты из земских сумм, 448 руб. из средств Воронежского отдела Общества охранения народного здравия и 1003 руб. 41 коп. из частных средств. Материальное участие со стороны населения в расходах по содержанию яслей являлось "случайным явлением". Так, в Раевке и Мелавке дети приходили со своим хлебом, в Н.Успенском общество давало для яслей отопление, освещение и хлеб, в других яслях были пожертвования продуктами. Автор публикации Н.И.Тезяков сделал такой вывод, положительно оценивая опыт организации и деятельности яслей-приютов: "В общем ясли-приюты находят благоприятную почву для своего развития на общественной ниве. Пройдет еще немного лет и, если ясли-приюты будут такою же постоянною организацией, как народные школы и земские больницы, в союзе с которыми они и явятся серьезной общественной мерой в борьбе с ужасной пока детской смертностью и опустошительными пожарами, причина коих кроется в беспризорности в рабочую пору детского населения деревни"^¹.

На 1901 г. губернское земство вновь ассигновало на ясли-приюты 3 тыс. руб. (по 250 руб. на уезд). Кроме того, уездными земствами ассигновано 2.050 руб., а именно: Задонским – 200 руб., Землянским – 300 руб., Воронежским – 400 руб., Павловским – 400 руб., Богучарским, Острогожским, Коротоякским – по 250 руб.^².

Следует отметить, что организация яслей в Воронежской губернии была сопряжена с большой подготовительной работой, которую осуществляли губернская управа, уездные управы, земские врачи. Заблаговременно намечались селения, где размещались ясли, помещения, шел подбор кадров для работы в яслях. Во многих случаях заведовали яслями земские врачи^³.

Деятельность яслей была приурочена к самой горячей рабочей поре. Поэтому они почти всюду были открыты в начале июля. Некоторые были открыты и ранее, в конце июня. Раннее открытие их позволяло лучше освоиться с новым делом. В некоторых яслях дети проводили и ночи, т.е. ясли носили уже характер закрытых приютов в летнюю рабочую пору. Отчеты позволяют судить и об отношении воронежских крестьян к этой форме трудовой помощи. Первоначально отмечалось недоверчивое отношение населения к организации яслей. "Населению трудно понять, - говорилось в отчете, - что чужие люди бескорыстно, без задних целей берут на себя заботу об уходе за его детьми – обычно капризными, беспокойными… В общем, однако, сначала недоверчивое отношение населения к приютам-яслям обыкновенно очень скоро, когда оно успевало приглядеться к новому, сменялось на дружелюбное. Там же, где ясли просуществовали 1-2 года, население, видимо, начинает понимать их значение"^¹. Здесь приводились конкретные примеры работы приютов-яслей. Так, население в Егорьевском отнеслось к яслям с полным сочувствием, благодаря тем предварительным разъяснениям о смысле и задачах яслей, который дал местный священник. Детей были готовы отдать все крестьяне, но так как организаторы располагали ограниченными средствами, то был сделан отбор детей. Были приняты, прежде всего, дети, за которыми дома некому было присматривать, а также дети, которые не могли удовлетворительно прокормиться до нового урожая. При зкрытии яслей родители, разбирая детей, выражали желание, "чтобы и на следующий год ясли были бы открыты…". Сочувственное отношение к яслям было и в Ровеньках, в Борисовке. Детей охотно приносили, хотя "первые дни крестьяне не совсем правильно понимали их назначение, считая их столовой, "харчевней" для бедных, но затем они, по-видимому, стали более верно смотреть на ясли", - говорилось в отчете^². В целом же отзывы заведующих яслями свидетельствовали о большом успехе яслей-приютов у населения, о победе, одержанной над его косностью, над его недоверием к новым общественным мерам.

Следует отметить, что как и все благотворительные общества и учреждения, приюты-ясли также функционировали в соответствие с разработанным Попечительством о домах трудолюбия Уставом. Он был составлен как примерный. По уставу дети, призреваемые во временных летних приютах-яслях, получали надзор, уход, правильное питание на период отсутствия родителей, работающих вне дома. Подобные учреждения должны были также по возможности содействовать нравственному, духовному развитию и воспитанию детей^¹. Что же касается их финансирования, то там, где ясли создавались Попечительством, они им же и финансировались. Тем не менее, по мнению Комитета Попечительства, в деле устройства яслей, несомненно, его р оль должна с каждым годом уменьшаться за счет местных источников. Однако эти местные возможности были также невелики.

Так. в 1902 г. из Воронежского губернского земства в Комитет Попечительства поступило ходатайство о пособии в 3.800 – 5.800 руб. на устройство яслей-приютов летом 1902 г. В представлении губернской земской управы указывалось, что губернским земством на устройство яслей-приютов в 1902 г. уже ассигновано 3.800 руб. и 7 уездными земствами 2.000 руб., всего, следовательно, 5.800 руб. При среднем расходе на ясли, по данным 1901 г., до 140 руб. на имевшиеся средства могло быть открыто 50 яслей-приютов. Это число далеко недостаточно и в обычное время, а при условиях наступившего года, когда население было подорвано неурожаем 1901 г., тем более. Земство Воронежской губернии, как это явствовало из ходатайства, не располагало дополнительными источниками финансирования и в силу тяжелых экономических условий не могло рассчитывать на помощь самого населения, чтобы в будущем ясли-приюты могли быть повсеместными. В виду этого губернская земская управа ходатайствовала перед Попечительством о субсидии в размере той суммы, какая на это дело была ассигнована губернским и уездными земствами, т.е. в пределах 5.800 руб., или хотя бы в размерах ассигнования только губернского земства, т.е. 3.800 руб.^¹. Комитет выражал согласие на открытие и содержание яслей-приютов и счел нужным выработать общие основания для устройства яслей-приютов в данной губернии. Канцелярия комитета совместно с Воронежской губернской земской управой выработали проект оснований как "временные правила" на один год, с тем, чтобы в случае необходимости они могли быть изменены.

Согласно этим "правилам ", учрежденные в Воронежской губернии на совместные средства Попечительства и губернского земства ясли, дневные убежища для детей, если они не входят в число учреждений, открываемых подведомственными Попечительству обществами и кружками, пользуются покровительством Попечительства и находятся в ближайшем заведовании Воронежского губернского земства.

Воронежская губернская управа обязана была информировать канцелярию Комитета Попечительства о тех учреждениях, которые будут задействованы в организации летних яслей, при содействии Попечительства. Лица и учреждения, занимавшиеся открытием яслей, должны были в соответствии с правилами представлять Воронежской губернской земской управе отчеты о деятельности яслей по соответствующей форме. Губернская же управа препровождала общий отчет в Комитет Попечительства. Таким образом, Комитет заключил соглашение с Воронежским земством и установил "временные правила" для летних яслей, учреждаемых частными лицами при пособии Попечительства.

Во многом "временные правила" были составлены с учетом тех рекомендаций Попечительства, о которых мы говорили уже выше. Вместе с тем, в них нашли отражение конкретные местные условия, их специфика. "Правила" предусматривали указать название села или деревни, где учреждались ясли на время рабочей поры. Они были рассчитаны преимущественно на грудных детей, но допускались туда и дети в возрасте от 2 до 10 лет. "Временные правила" четко обозначили цели, назначение яслей, которые прежде всего должны были облегчать положение родителей на время рабочей поры. Вместе с тем 1) ясли обязаны были здоровым, но простым питанием и правильным уходом поддержать силы наиболее слабых детей и предотвратить обычное среди них развитие в летнюю пору эпидемических и других заболеваний и усиленную смертность; 2) неусыпным надзором за детьми ослабить возможность несчастных случаев с ними, пожаров от их шалостей и т.п.; 3) соблюдением опрятности, чистоты и порядка в уходе за детьми, привить матерям и старшим детям склонность к этим непременным условиям здорового воспитания; 4) примером терпеливого обращения с детьми отучить родителей и старших детей от грубого и жестокого обращения с малолетними и 5) обучение детей молитвам, несложным ручным работам, а при возможности и грамоте, нравственно воздействовать на них^¹.

Как видим, "правила" достаточно остро и вполне определенно обозначили значение воспитательных функций яслей, их роль в нравственном воспитании детей.

“Правила” регламентировали условия приема детей в ясли, которые обязаны были пройти медицинское освидетельствование. Дети с заразными болезнями не должны были допускаться в ясли, а заболевшие возвращались родителям. При приеме детей необходимо было отдавать предпочтение детям из наиболее бедных семей, в составе которых не имелось лиц, способных наблюдать за ними во время отсутствия старших членов семьи. Ясли предназначались для дневного призрения, но в исключительных уважительных случаях дети могли оставаться там и на ночь.

“Правила” предусматривали условия устройства яслей и внутренний в них распорядок. Помещение должно выбираться светлое, сухое, можно и небольшое, т.к. дети должны возможно больше времени проводить на воздухе. Желательно, чтобы помещение не соприкасалось с другими постройками, чтобы при нем был двор, сад или какая-нибудь лужайка. Инвентарь и помещение должны подвергаться тщательной дизинфекции. Обстановка яслей должна быть скромной и соответствовать средней в данной местности обстановке крестьянской семьи.

Весьма подробно правилами предусматривалось содержание детей, их питание, которое должно быть питательным, но скромным, обходиться в 4-6 коп. в день. Более дорогое питание допускалось лишь для слабых, больных и истощенных детей.

В особый раздел были выделены правила руководства и надзора за яслями. Учредители яслей избирали попечительницу или попечителя. Предусматривалось также приглашение надзирательниц для постоянного пребывания в яслях. Для ухода за детьми нанимались няни и их помощницы, преимущественно из известных населению своей порядочностью здоровых и трудолюбивых женщин и девушек. Няни и кухарки получали от яслей продовольствие, жалованье по местным условиям и, по возможности, помещение. Как видим, подбор сотрудников для работы с детьми опирался на определенные критерии и не был случайным.

Особое внимание уделялось духовному, нравственному, религиозному воспитанию крестьянских детей, в будущем законопослушных граждан. В обязанности заведующей яслями входило наблюдение за тем, чтобы дети начинали и заканчивали день молитвой и молились перед едой и после еды, чтобы старшие дети были по возможности заняты каким-либо делом и при случае обучались молитвам, грамоте, счету, простейшим рукоделиям и работам, а младшие играли, слушали рассказы или чтение, чтобы помещение и дети содержались чисто, а детей купали возможно чаще, чтобы время от времени со старшими детьми совершались прогулки и объяснялись доступные их пониманию явления природы, чтобы во всем соблюдались благопристойность, порядок и т.п.^¹ Во всех этих положениях, на наш взгляд, сосредоточена целая программа, раскрывающая вопросы нравственного, трудового воспитания детей, приобщения их к знаниям, к чтению, к общению с природой. И на первом плане, во главу угла было поставлено религиозно-нравственное формирование ребенка. Таким образом, эти “временные правила” не были формальными, они предусматривали решение конкретных вопросов как экономических, организационных, оздоровительных, медицинских, санитарно-гигиенических, так и педагогических, воспитательных, и в этом нельзя не видеть стремления земских деятелей нести крестьянам культуру, просвещать их и облагораживать, начиная с раннего детского возраста.

Весьма показательным в этом отношении является циркулярное письмо из канцелярии ВУИМ от 17 марта 1898 г. “О необходимости открытия сельских детских и сиротских приютов”, обнаруженное нами в фондах Государственного Архива Курской области^¹. В нем отмечается, что “до сих пор в России, несмотря на крайнюю надобность сельских детских и сиротских приютов, число их весьма незначительно. Поэтому необходимо принять меры к восполнению этого пробела”. Здесь же говорится о назначении этих учреждений, при этом весьма четко изложены те критерии, которым эти заведения должны соответствовать. Цель их заключалась в том, чтобы “сохранить крестьянских детей от случайностей, которых жертвами они часто соделываются и, чтобы не изменяя ни малейшим образом их будущего назначения (подч. нами), поселить в них чувства веры, доброй нравственности, чистоты, трудолюбия, послушания... и приучения их к разным рукоделиям крестьянского быта, приучения к правильному хозяйству, к ремеслам, необходимым для крестьян”^².

В этом официальном документе уже просматривается определенная идеологическая заданность, достаточно обратить внимание на фразу о том, что пребывание крестьянских детей в приютах ни малейшим образом не должно изменить “их будущего назначения”, т.е. все воспитание и обучение сельских детей долджно быть нацелено на их будущую трудовую крестьянскую жизнь. Именно в рамках этой позиции крестьянские дети долджны получить тот минимум знаний и навыков, которые помогут им нести свое “бремя”, будучи при этом “послушными”.

В фондах Государственного Архива Курской области удалось обнаружить также циркулярное письмо Председателя Курского Губернского Попечительства детских приютов ВУИМ графа А.Д.Милютина от 2 августа 1900 г., направленное в Курскую Губернскую земскую управу, а также в Уездные земские управы.

В нем особо подчеркивалось, что одной из главных задач Комитета Попечительства детских приютов являлось “изыскание мер и средств как для поддержания развития и улучшения существующих в России приютов и для учреждения новых заведений, так и вообще для организации и обеспечения возможно правильной и плодотворной постановки дела призрения, воспитания школьного и профессионального обучения неимущих детей и сирот в России и приготовления их к труду (согласно Положению от 28 октября 1896 г.). На Комитете лежала обязанность заботиться о призрении бесприютных детей и сирот повсеместно в России, т.е. не только в городах, но и вне их - в селах и деревнях. По этому вопросу было принято специальное решение еще 18 июля 1891 г.

В цциркулярном письме А.Д.Милютин отмечал также, что вопрос об устройстве в селах и деревнях приютов-яслей уже возбуждался в Курском Губернском земском собрании по инициативе медицинского персонала. 6 декабря 1899 г. по постановлению Собрания принят и утвержден доклад и протокол заседания земских врачей от 28 мая 1899 г. В нем было указано, что приюты-ясли имеют огромное значение в деле предупреждения пожаров в деревнях в летнюю пору. Их устройство является также могучим средством в борьбе с громадной детской смертностью, в предупреждении разных несчастных случаев с детьми, оставшихся без надзора. В виду этого земские врачи просили Губернское Земское собрание ассигновать из Губернского страхового капитала сумму (4.200 руб.), необходимую на устройство приютов-яслей по одному в каждом уезде и в каждом межуездном врачебном пункте^¹. В письме содержалась просьба к Губернскому и уездным земским собраниям докладывать в Курское Губернское Попечительство детских приютов об ограничении этих приютов-яслей.

В деле хранятся ответы на это письмо А.Д.Милютина от Курского губернского земства (губернской земской управы), от Новооскольской, Обоянской, Белгородской, Старооскольской, Тимской, Дмитриевской, Фатежской, Грайворонской земских управ, Земского начальника 5-го участка Старооскольского уезда Курской губернии^². Эти документы дают наглядное представление о положении дел в уездах в создании детских приютов-яслей. В них содержится не только конкретная информация о деятельности этих учреждений, об их пользе и значении, об участии земской интеллигенции в их содании, об имевшихся трудностях и отношении к яслям-приютам местного населения, но и дается оценка этим учреждениям с различных точек зрения, в том числе и с экономической. Все эти ответы как бы взаимно дополняют друг друга, раскрывая различные аспекты деятельности яслей-приютов. Эти документы также характеризуют роль самих земств в оказании трудовой помощи сельскому населению. Так, 26 ноября 1900 г. Курское губернское земское собрание постановило ходатайствовать перед Правительством об ускорении выработки общего положения об общественном призрении. Об этом собрании газета “Курские губернские ведомости” опубликовала статью “Учреждения земства в Курской губернии”^³. В статье сообщалось, что на губернском земском собрании был прочитан довольно обширный доклад о приютах-яслях. Врачебный Совет просил собрание одобрить и принять следующие положения: 1) в деле устройства приютов-яслей местной инициативе предоставляется полный простор, особенно по части удешевления их, но чтобы не пострадало питание детей и надзор за ними; 2) ассигновать на будущий год из страхового капитала 12.000 руб. на устройство приютов-яслей в уездах и межуездных участках, ограничить выдачу этого пособия на уезд до 1.200 руб., а на отдельные ясли до 200 руб. (В прениях высказывались другие мнения - до 500 руб.). Газета сообщала также, что собрание рассмотрело предложения Курского Губернского Попечительства детских приютов (графа А.Д.Милютина): 1) об открытии во всех городах, где еще их не имелось, сиротских приютов для постоянного призрения и приютов-яслей для дневного призрения; 2) для призрения детей сирот и беспризорных детей в селах учреждать сельские приюты для постоянного призрения и сельских приютов-яслей для дневного призрения^¹.

Земские уездные управы, как правило, отмечали отсутствие финансовых средств для создания постоянных детских приютов и призрения неимущих детей. Так, например, в отчете Новооскольской уездной земской управы сообщалось: “Что же касается утверждения постоянных приютов, то учреждать земские постоянные приюты при современных финансовых обстоятельствах земству было бы не под силу, т.к. в перспективе предстоят другие неотложные дела”. К тому же отмечалось, что в Ново-Оскольском благотворительном обществе уже имелось предложение об устройстве такого приюта^².

Курское уездное земское собрание также признало открытие постоянных приютов в селах и деревнях “трудно осуществимым в настоящее время”. Обосновывалась такая позиция рядом обстоятельств. Во-первых, тем, что трудно найти лиц, которым можно было бы вверить заведование этим делом, “требующим для своего успеха и умения, и сознательного сочувствия”, во-вторых, сложно подобрать подходящие помещения для постоянных приютов в селах и деревнях, а постройка же специальных помещений была бы для населения обременительной, т.к. местные средства шли на введение всеобщего обучения и улучшение школьных знаний”^³.

Что же касается организации летних приютов-яслей, то практически во всех отчетах и письмах земских уездных управ дается их положительная оценка. Так, например, в выписке из журнала ХХХVI Грайворонского уездного земского собрания (от 29 сентября 1900 г.) отмечалось, что гласный Ф.Ф.Малевинский в своем выступлении подчеркнул, что “ясли в селах для детей во время рабочей поры необходимы и полезны не только в гигиеническом, но, главным образом, в экономическом отношении, т.к. они давали возможность заработка бедным матерям, особенно вдовам с малолетними детьми, привязывающими их к дому. Обращалось внимание и на воспитательное значение яслей, “особенно, если к играм добавить чтение”^⁴. Грайворонское уездное земское собрание приняло решение ходатайствовать перед губернским земским собранием об ассигновании на открытие в 1901 г. яслей в 11 волостных селениях по 100 руб. на каждые - всего 1100 руб. В докладе “Об устройстве приютов-яслей в деревнях”, заслушанном на уездном земском собрании, были глубоко вскрыты причины, которые побудили власти к решению вопросов об открытии приютов-яслей. “В последнее время, - говорилось в докладе, - в России очень быстро начало распространяться сознание важности устройства яслей в деревнях”.

Многие губернские и уездные земства признали важное значение подобных приютов и стремятся к устройству и распространению их. Основанием к устройству приютов-яслей послужили следующие соображения: путем изучения смертности населения России установлено, что смертность в нашем государстве далеко превосходит смертность населения других культурных государств, и это явление, главным образом, зависит от огромной детской смертности, которая “чрезвычайно” резко повышается в летние месяцы (от инфекционных заболеваний и отсутствия надлежащего надзора за детьми в рабочую пору). Мы видим, что в данном случае вопросы трудовой помощи и ее важности для сельского населения рассматриваются с гражданских, государственных позиций, с чувством глубокой ответственности и озабоченности положением дел, влияющих как на экономическую ситуацию в стране, так и на демографическую. Речь в конечном счете шла о существовании самой русской нации и необходимых мерах для ее сохранения и развития, а это уже проблема не только медицинская, экономическая, но и политическая.

Указывалась и другая причина высокой смертности детей - детский травматизм (падения, увечья, ожоги, порезы, отравления и т.п.). Отмечалось, что дети, предоставленные сами себе, нередко бывают виновниками опустошительных летних пожаров, разорявших население, приносивших ущерб и самому земству, т.к. увеличивались суммы выдаваемых земством страховых премий. Целесообразность создания яслей связывалась и с нравственным аспектом и воспитанием детей.

О необходимости создания приютов-яслей писал и земский начальник 5-го участка Старооскольского уезда Курской губернии. Он отмечал, что находит “устройство для детей на время рабочей поры приютов-яслей “крайне желательным и очень полезным как для одиноких родителей, так и для их детей”^¹. Он высказал также мнение о необходимости открытия яслей в больших селениях - Скородном, Истобном, Толстом, Корочке, Вязовом, Чуеве, Уколовой и Никаноровке. Были определены и кандидатуры на заведование, в основном, это представители сельской учительской интеллигенции, а также священник и сельский староста. В письме содержалась также просьба оказать денежную помощь на содержание приютов-яслей, чтобы “поощрить на будущее время сельские общества относиться сочувственно ко благому делу”.

В деле сохранился черновик ответа земскому начальнику, в котором отмечалось, что губернское попечительство “не имеет в своем распоряжении просимых сумм для оказания пособия крестьянским обществам на содержание и устройство приютов-яслей для призрения детей во время летних полевых работ”, что свидетельствует о трудностях, ограниченности финансовых средств при решении вопросов.

Тимская земская управа созвала экстренное собрание членов общества пособия бедным Тимского уезда, “находя цель устройства приютов-яслей гуманной и вполне своевременной”. Было принято решение открыть приют на 12 человек, выступить с ходатайством перед земским собранием о назначении постоянного пособия обществу на устройство приюта в размере, каком сочтет возможным собрание. (Оно ассигновало на эти цели 500 руб.)^¹.

В ответ на письмо А.Д.Милютина Белгородская земская управа прислала выписку из постановления уездного земского собрания. В ней, в частности, говорилось: “Собрание постановило, относясь сочувственно к учреждению приютов-яслей, возбудить ходатайство перед губернским земством об устройстве в возможно большем числе селений Белгородского уезда приютов-яслей, начиная с тех селений, в которых существуют медицинские участки”^².

Новооскольская уездная земская управа отмечала, что учреждение приюта-яслей дало “прекрасные результаты” и что “это в высшей степени симпатичное и полезное учреждение необходимо развить в уезде в целях интереса населения”^³. Она выступает с предложением ходатайствовать перед губернским земским собранием об ассигновании 1.600 руб. по количеству 9 медицинских участков Новооскольского уезда.

Все приведенные нами выдержки из отчетов уездных земских управ Курской губернии свидетельствуют о том, что вопрос о необходимости оказания трудовой помощи крестьянству в горячую рабочую пору путем создания приютов-яслей вызывал сочувстсвие, поддержку, понимание и готовность решать практически все организационные моменты. В этих отчетах мы находим также оценку местным населением этих начинаний. Так, например, Курская уездная земская управа сообщала, что в Курском уезде уже начали функционировать приюты-ясли, устраиваемые земством (в 2-х пунктах) под наблюдением земских участковых врачей и “функционировали они с желательным успехом, хотя население недостаточно еще освоилось с этим нововведением”^¹ (подч. нами).

В отчете Грайворонской земской управы сообщалось, что в яслях приходилось приспосабливаться к обыденным условиям крестьянской жизни. При этом обращалось большое внимание на опрятность и более целесообразное питание детей. По отношению 2/3 посетителей яслей можно с уверенностью сказать, что пребывание в яслях было для них сущим праздником, т.к. дома у них была голодуха” (подч. автором)^². В отчете также отмечалось, что крестьяне долго распрашивали, не взыщут ли с них платы, если не теперь, то впоследствии с их мужиков. Только когда убедились вполне, что на их карман никто не будет посягать, то тогда оставляли детей. Учреждение яслей пришлось очень по сердцу местному населению, однако были и такие крестьяне (много таких), которые в силу ли новизны дела, или просто скептицизма, который не допускает, чтобы интеллигенция могла придумать что-либо путное для мужика, относились к яслям чуть ли не со страхом”^³. В отчете Курской уездной земской управы сообщалось, что в приеме детей никому отказа не было, но некоторые крестьяне взяли их обратно, когда распространились слухи, что за содержание детей будет взыскиваться плата^⁴.

Однако следует отметить, что такое отношение населения к новому делу было лишь поначалу, а затем получило у них поддержку. В отячете Новооскольской земской управы, в частности, говорилось, что население весьма сочувственно встретило открытие яслей и охотно поместили детей туда на время полевых работ^⁵.

В большинстве случаев заведование яслями поручалось земским врачам или сельским учителям. Так, в Фатежском уезде в с. Миленицы заведование яслями поручили земскому врачу А.Ф.Гончаровой^¹. В дер. Шагаровой Курского уезда яслями заведовала учительница Ноздрачевской школы А.В.Суханова^². В селе Гуторове ясли были открыты в помещении местной церковно-приходской школы (с 10 июля по 12 августа) под руководством врача, а ближайшее заведование приняла на себя Шкорбатова, имевшая среднее образование^³.

Новооскольская уездная земская управа прислала в Губернское попечительство копию доклада “Об учреждении в Новооскольском уезде приютов-яслей”. В нем сообщалось, что попечительство над приютом-яслями приняла на себя княжна Н.Н.Касаткина-Ростовская. Для заведования была приглашена учительница Н.Н.Сидорова, а медицинский надзор был поручен управой земскому врачу 4-го Чернянского участка В.А.Иваницкому-Василенко. Приют был открыт в помещении училища с 11 июля 1900 г. по 11 августа. В нем находилось 178 детей, которые суммарно провели в нем 1186 дней. В открытии участвовали частные лица, пожертвовавшие вещи, продукты питания^⁴. Дмитриевская уездная земская управа выражала благодарность врачу Н.И.Покровскому, М.В.Покровской, священнику О.Стефану (Биценко) “за их труды по яслям”. Было принято решение с целью ознакомления населения отчет врача разослать в школы, волостные правления и частным лицам по усмотрению уездной управы^⁵. Так пропагандировался опыт организации яслей среди населения.

В отчетах содержатся конкретные данные о финансировании яслей, о расходах на питание, на обслуживание детей (зарплата надзирательнице, няньке, кухарке и их помощницам). В основном, это были скромные средства, которые поступали из земских сумм. Но были и частные пожертвования. Например, в Курском уезде за все время существования яслей в 1899 г. было израсходовано 115 руб. 89 коп., из них - на питание 42 руб. 99 коп., на кухонные принадлежности - 12 руб. 8 коп., на полотенца - 5 руб. 45 коп., а остальные деньги ушли на жалованье обслуживающего персонала. Частные пожертвования составляли 7 руб. 50 коп.^¹.

В Фатежском уезде приют-ясли действовал месяц - с 25 июня по 25 июля, в нем находилось 69 детей от 1 года до 10 лет. В общей сложности ими было проведено в приюте 671 день, израсходовано 103 руб. 80 коп. Уездное земское собрание рассмотрев отчет о работе приюта, признало этот первый опыт “весьма удачным”, “весьма дешевым и полезным для населения”. Было принято решение ходатайствовать перед губернским земством об отпуске средств на устройство яслей при всех 5 медицинских участках уезда^².

В с. Дорогощи Грайворонского уезда в пр июте-яслях содержалось 83 ребенка, которые находились там в общей сложности 592 дня (Это были дети от 2 до 10 лет). Их содержание обошлось в 108 руб. 19 коп., что составило 18 коп. на одного ребенка, считая наем квартиры - 10 руб., отопление ее - 8 руб., зарплату надзирательнице - 25 руб., двух нянек - 10 руб., кухарки - 5 руб., покупку посуды, белья и пр.^³. Эти сведения были приведены из отчета врача, о котором в докладе “Об устройстве приютов-яслях в деревнях”, заслушанном на уездном земском собрании, отмечалось: “Отчет врача настолько интересен, что Управа просит собрание ознакомиться с ним, тем более, что это первый опыт и результаты его могут послужить основанием к дальнейшему развитию этого дела”^⁴. Как видим, расходы на содержание детей, судя по приведенным нами данным, были в среднем одинаковы. Однако трудности с финансированием имели место. Так, земский начальник 5-го участка Старооскольского уезда просил губернское Попечительство оказать материальную денежную помощь на содержание приютов, чтобы “поощрить на будущее время сельские общества относиться сочувственно к благому делу”.

Однако губернское Попечительство в ответном письме отметило, что оно “не имеет в своем распоряжении просимых сумм для оказания пособий крестьянским обществам, на содержание и устройство приютов-яслей для призрения детей во время летних полевых работ”^¹. Так что финансирование осуществлялось, в основном, за счет земств, которые проявляли благотворительность в этом деле. Именно усилиями земств, земской интеллигенции была налажена деятельность приютов-яслей.

В отчете Курской земской управы 36-му Очередному уездному земскому собранию весьма подробно сообщалось о распорядке в работе яслей, питании детей, их медицинском обслуживании, занятиями с ними. “Пищу дети получали в достаточном количестве, - говорится в отчете, - так что приносить свою из дома не было никакой надобности. Завтрак, обед и ужин состояли из щей, супа, каши, молока, хлеба, а также овощей. Грудные дети кормились молоком посредством соски и манной каши. Продовольствие каждого ребенка обошлось в среднем в 4¹/_>2> коп. Обильная и здоровая пища, подаваемая детям в яслях, не могла не отразиться на улучшении питания, что заметно было по наружному виду детей”^². В деревне Шагарово в здании училища ясли были открыты с 11 июля по 13 августа и функционировали 25 дней (за исключением праздников). В первые два дня посетителей было немного, в последующие - 62 (до 6 августа). Затем число посетителей стало падать и в последние дни в них было всего 14 чел. Всех посетивших ясли было 79 человек, из них 30 посещали ежедневно. Всего проведено в яслях 965 дней и 62 ночи. Ночевкой пользовались те дети, родители которых уезжали на дальние поля и н очевали там. Всех ночевавших там было 12 человек. Ясли посещались врачом обязательно два раза в неделю, обыкновенно в обеденное время по окончании амбулаторного приема. Детей взвешивали, они прибавили в весе. Пребывание детей в яслях заметно отразилось на всех детях. Каждую субботу они пользовались баней, находящейся около училища.

Представляет интерес и характер пищи, которую получали дети. Конечно, с учетом ограниченных средств, выделяемых на эти цели, питание также было весьма скромным. Однако оно было регулярным и это имело значение для поправки здоровья детей. Кормили их 3 раза в день. На завтрак готовили кулеш пшенный или рисовый с салом, а в постные дни - с постным маслом, иногда картофельный суп. Обед состоял из двух блюд - картофельного супа или лапши с салом, изредка дети получали суп с мясом и кашу с молоком. Ужинали оставшимся супом и кашей. Ежедневно получали белый хлеб, который пекли кухарки из пшеничной муки третьего сорта в кухонной печи в квартире учителя. Там же пекли и ржаной хлеб^¹. Эти детали, о которых сообщалось в отчетах, говорят о многом - о бедственном положении крестьянских семей, об их нищете, с одной стороны, а с другой - о попытках земства хотя бы в самых скромных объемах оказать крестьянству поддержку, оказать детям посильную социальную помощь и вместе с тем дать возможность родителям работать на полях в летнее уборочное время. Таким образом, организация детских летних яслей-приютов приобретала общественно-значимый характер. Практическая реализация этого вопроса позволяла в комплексе решить ряд задач по оказанию сельскому населению трудовой, медицинской, санитарно-гигиенической помощи, она способствовала также антипожарным целям, что сохраняло экономические средства земства и позволяло их направить на другие нужды.

Курский губернатор в своем циркулярном письме от 27 марта 1903 г. всем земским начальникам Курской губернии дал высокую оценку этим приютам. “Эти приюты-ясли, - писал он, - дали самые отрадные результаты и встретили всеобщее сочуствие”. Вместе с тем он отметил и имевшиеся недостатки в их организации, сформулировал конкретные организационные меры по развитию этих учреждений. “Тем не менее, - подчеркивал губернатор в своем распоряжении, - из имеющихся у меня сведений дело распространения сельских приютов-яслей в Курской губернии развивается не так скоро и не в таких размерах, как это было бы желательно”.

Губернатор обращался с просьбой к земским начальникам Курской губернии оказывать содействие к распространению среди населения сведений о пользе, приносимой детскими приютами-яслями. Он просил для достижения этой цели принять следующие меры: 1) содействовать устройству публичных чтений о пользе, приносимой приютами-яслями; 2) содействовать подготовлению руководителей и руководительниц для устройства яслей и заведования ими; 3) содействовать изысканию необходимых денежных средств для успешного развития сельских приютов-яслей; 4) собрать все изданные в данной местности и вновь издаваемые отчеты, инструкции, руководства и брошюры о яслях и сообщить такие брошюры и сведения заинтересованным в этом деле местным учреждениям и лицам, как, например, помещикам-землевладельцам, крестьянским учреждениям и т.д.; 5) рекомендовать местным фабрикантам и заводчикам устройство приютов-яслей в районах их учреждений.

Как видим, здесь изложена уже целая программа действий, конкретных мер, направленных на популяризацию среди населения этой идеи, привлечение к организации яслей не только крестьян, но и помещиков, фабрикантов, заводчиков, располагавших финансовыми возможностями. Судя по этому письму, организация приютов-яслей в начале ХХ в. становится не только общественно значимым, но и государственно значимым делом. Для района Центрального Черноземья, являвшегося аграрным, эта проблема была особенно актуальной. Чтобы привлечь к ней внимание властей и общественности, не случайно в циркулярном письме отмечается ведомственная принадлежность приютов-яслей. “Приюты находятся в ведении земских начальников, некоторые - в ведении земских учреждений или особых попечительств и даже частных благотворителей” (подч. нами)^¹.Таким образом, к созданию приютов-яслей правительство предполагало привлечь не только земство, но и частных благотворителей, поскольку главной причиной недостаточно широкого развития этого дела в Курской губернии, по мнению губернатора, является отсутствие средств у крестьянского населения^¹. (Вероятно, была попытка частично расходы на ясли-приюты переложить на крестьянские общества).

Безусловно, причины такой заинтересованности власти лежали в сфере экономической, социальной и политической. Не будем забывать, что Россия переживала нелегкие времена и находилась накануне революционных событий 1905 года.

Эта новая форма детского призрения и в то же время трудовой помощи сельскому населению основывалась на общественной, частной благотворительности лучших представителей российского общества того времени.

В 1904 г. приюты-ясли в Курской губернии были открыты в 7 уездах - Грайворонском, Дмитриевском, Новооскольском, Корочанском, Курском, Суджанском, Путивльском. Всех яслей было 62, т.е. больше, чем в 1903 г. на 6 яслей. Число детей увеличилось до 6.050 против 4.530 в 1903 г. Особенно была развита сеть яслей в Курском уезде (открыто в 1904 г. в 18 селениях). В них пребывало 1742 ребенка, проведших в яслях 13.985 дней. Ясли размещались: 11 - в земских школах, 5 - в крестьянских избах, 2 - в усадьбе дворянства Курского уезда. Руководителями по устройству их были земские врачи, бесплатно заведовали - местные помещицы, а затем платно стали заведовать земские учительницы. Детей кормили 4 раза в день. Следует отметить, что в деревне Карасевке ежегодно приют-ясли получал пожертвования от г-жи Перфильевой - козье молоко.

Помимо личного участия местной интеллигенции в заведовании яслями на помощь яслям приходили и частные пожертвования, как провизией, так и деньгами в общей сумме 92 руб. 86 коп.^².

Большое количество яслей имелось и в Суджанском уезде (17). В докладе уездной земской управы отмечалось: “Яслями особенно дорожат в силу того, что в это время у крестьян уже нет своего хлеба, приходится его либо покупать, либо занимать, и дети при этих условиях недоедают”^¹.

В Новооскольском уезде было 3 яслей с 687 посещениями. Заведующими яслями в Новом Осколе была земская учительница, в с. Проточном С.М.Волкова и в Болотове земский начальник П.В.Орлов. З.Ф.Волкова пожертвовала на ясли в Проточном 73 руб. 95 коп. В Путивльском уезде земская управа получила от губернского земства уведомление об ассигновании на ясли 800 руб., обратившись с просьбой принять участие в устройстве яслей-приютов ко всем священникам Путивльского уезда и ко всем земским начальникам как лицам, стоявшим наиболее близко к народу. На это приглашение отозвалось 4 священника, псаломщик и несколько частных лиц - управа поручила им заведование яслями. Священник О. Одинцов получил для заведования 4 села. Для двух яслей заведующий подыскал две крестьянские избы в Лутовке и Поль-Слободе и условился с хозяйками этих изб заниматься присмотром за детьми. Для развлечения детей были устроены качели, гигантские шаги, привезен песок, куплены резиновые мячи. В дальнейшем в деятельности яслей принимали участие местные помещицы Мосалитинова и Политковская - они стали посещать ясли ежедневно и ввели некоторый порядок в игры^².

Все уезды, имевшие ясли, просили ходатайствовать перед губернским земским собранием о продолжении субсидий на ясли, а некоторые и об увеличении размера суммы^³.

В начале ХХ в. продолжает свое развитие еще одна форма трудовой помощи - создание местных трудовых пунктов. Общество помощи ручному труду брало свое начало еще с 1891 г., когда в год неурожая в Петербурге был создан небольшой кружок. В 1901 г. Правление Общества приняло решение командировать зав. делами Общества в Орловскую, Тульскую, Курскую, Вологодскую, Архангельскую и Олонецкую губернии с целью открытия в этих губерниях трудовых пунктов и получения от них кустарных товаров для сбыта. Всего в 1901 г. трудовых пунктов при обществе состояло 13, в 1902 г. их число возросло до 18, а общая сумма поступивших от них товаров составляла 8.070 руб., причем производительность некоторых пунктов достигла 2 тыс. руб., а одного превышала даже 3 тыс. руб.^¹.

Развитию пунктов в значительной мере содействовала вновь оказанная Обществу в 1902 г. помощь Попечительства о домах трудолюбия Комитет Попечительства ассигновал Обществу на развитие деятельности его пунктов и на учреждение новых безвозвратное пособие в размере 5.000 руб. Это позволило обществу значительно усилить деятельность некоторых из прежних трудовых пунктов и открыть ряд новых.

Существовали такие пункты и в Курской, в Воронежской губерниях. В Воронежской губернии он был открыт в с. Никольское и занимался в основном художественной вышивкой. Возникновение этого пункта было вызвано неурожаем в этой местности и здесь пришлось иметь дело с крестьянками, которые никогда ранее не работали на продажу. Их изделия, однако, с самого начала заняли видное место по своей красоте и оригинальности рисунков.

Уже в первый год своего существования этот пункт доставил с 1 декабря по 1 января продукции на 122 руб. Следует заметить, что Воронежский пункт был одним из самых производительных, продуктивных. В 1902 г. этот пункт доставил в магазины Общества товара на 1.746 руб. 97 коп., от продажи которого, правда, в пользу общества было отчислено всего лишь 244 руб. 83 коп. При этом зав. пунктом не получало от Общества за свой труд ни ежемесячного содержания, ни процентного отчисления из стоимости представленных ею вещей на продажу. Такой способ поставки товара, естественно, мало соответствовал первоначальной цели самого общества, лишая его возможности влиять непосредственно на размеры заработков крестьян.

В Курской губернии в 1901 г. был открыт пункт ткачества, в котором изготавливались по заказу Общества шерстяные ткани. В этом пункте вырабатывался новый тип ткани, который еще не вырабатывался нигде в России, а именно: требовалось совместить старинный способ прядения и ткания, а также и окраску растительными ввеществами, практически исчезавших уже в тот период среди крестьянских ткачих, и современные ткани на широких станках для изготовления таких тканей, которые были бы удобны для выделки скатертей, портьер, а также дамских платьев. За первый год деятельности этого пункта было доставлено Обществу тканей на 60 руб. Эту работу современники называли “созидательной, которая не может выразиться в большом количестве изделий”. Так возрождались народные ремесла, которые помогали крестьянству зарабатывать на хлеб насущный. Вместе с тем, создание их способствовало сохранению и развитию народной культуры. Не случайно изделия русских мастериц пользовались спросом за границей. Товар отправляли в Глазго, Нью-Йорк. В 1903 г. Общество принимало участие в двух заграничных выставках - Пильзенской, куда было послано товара на 300 руб., в Стокгольмской, на которую было отправлено товара на сумму 186 руб. Была сделана попытка завязать отношения с Парижем через проживающих там русских. По предложению художницы Давыденко, проживавшей в Париже постоянно, в 1904 г. магазин Общества отправил некоторые крестьянские работы на выставку, устроенную в Париже русским артистическим кружком, состоявшим под председательством русского ученого И.И.Мечникова. Присланные на эту выставку изделия имели большой успех и настолько привлекли внимание публики, что в том же году Правление Общества получило приглашение участвовать на новой выставке, на которую Обществом было отправлено товара на 500 руб. В том же году изделия Общества были выставлены в Русском Отделе на Всемирной выставке в Льеже, на которой Обществу был присужден почетный диплом^¹. Как видим, Общество не только оказывало трудовую помощь крестьянскому населению, но и выполняло ценную, культурную миссию, поднимая в самой массе населения общий уровень культуры, формируя вкус, природное чувство красоты, потребность в ней.

Помимо международных выставок русские мастерицы принимали участие и во Всероссийских промышленных выставках. В частности, было разработано Положение о Всероссийской промышленной и художественной выставке 1896 г. в Нижнем Новгороде^².

11-17 мая 1904 г. кустарная выставка была устроена Курским губернским земством. В ней имелись отделы: общий, Курского земства, земский и учебный, художественный, торгово-промышленный^³. Многие ее участники были награждены медалями, в том числе Косторнянская ковровая мастерская Суджанского земства за представленные ковры очень хорошей работы и разнообразных рисунков^⁴, Щигровская школа кружевниц за представленные кружева хорошей работы, Суджанская учебная ткацкая мастерская за представленные разнообразные ткацкие изделия и др.

Таким образом, трудовая помощь сельскому населению в губерниях Центрального Черноземья осуществлялась в разных формах, в том числе в организации детских приютов-яслей, в создании местных трудовых пунктов. В создании их участвовали как губернские власти, земство, так и частные лица, представители разных сословий, немало сделавшие для развития благотворительности в крае.

1 См.: Бадя Л.В. Трудовая помощь как направление российского благотворения//Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь. - 1998. С. 3.

1 См.: Максимов Е.Д. Трудовая помощь//Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 66. С. 938-939; Он же. Происхождение нищенства и меры борьбы с ним. - СПб., 1901. С.

2 Швиттау Г.Г. Трудовая помощь в России. - Ч. 1. Пг, 1915. С. 4-5.

1 См. Швиттау Г.Г. Трудовая помощь в России. Ч. II. - Пг, 1915. С. 96.

2 См. Швиттау Г.Г. Трудовая помощь в России. Ч. II. - Пг, 1915. С. 96.

3 См.: Максимов Е.Д. Происхождение нищенства и меры борьбы с ним. - СПб., 1901. С. 50.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. С. 97.

2 Социальная работа. Российский энциклопедический словарь. Т. I. Под общей ред. проф. В.И.Жукова. М., 1997. С. 106.

3 См. Антология социальной работы. Т. I. М., 1994. С. 60.

4 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 187.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Т. II. С. 207.

2 См.: Сборник сведений по состоянию под августейшим покровительством Государыни Императрицы Александры Федоровны попечительства о домах трудолюбия и работных домах. Вып. II - СПб., 1901. С. 7.

3 См.: Курские губернские ведомости, 1898. № 182, 25 августа.

4 См.: Сборник сведений..., СПб., 1901. С. 11-12.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II, 1.

2 Там же. С. 3.

3 См.: Попечительство о трудовой помощи. Сборник сведений. Вып. 1. Узаконения и распоряжения. Пг., 1916. С. 40-41.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. С. 708.

2 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. С. 10.

3 Там же. С. 33; “Устав Попечительства Общества о доме трудолюбия” и “Правила для призреваемых, живущих в доме трудолюбия” см. в кн. “Попечительство о трудовой помощи. Сборник сведений. Вып. 1. Узаконения и распоряжения”. - Пг., 1916. С. 62-71; 188-191.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 98.

2 См.: Швиттау Г.Г. Указ соч. Ч. II С. 106.

1 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 31.

2 Там же. С. 34.

1 См.: Курские губернские ведомости. 1898. № 176. 18 августа. С. 1.

2 См.: Протоколы и Устав Благотворительного Общества при Воронежском Доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. V.

1 См.: Сборник сведений по состоящему под августейшем покровительством ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны о домах трудолюбия. Вып. III СПб., 1901. С. 125.

1 См.: Протоколы и устав Благотворительного Общества при Воронежском Доме Трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. II, IV.

2 Там же. С. 2.

1 Там же. С. 10.

1 См.: Попечительство о трудовой помощи. Сборник сведений. Вып. 1. Узаконения и распоряжения. - Пг., 1916. С. 229.

2 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия... Вып. III - СПб., 1901. С. 125.

1 Там же.

2 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия.. С. 128-129.

3 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 24.

1 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 24.

2 Там же.

1 Там же. С. 25.

1 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 28.

2 Сборник сведений по состоящему ... под покровительством... С. 126.

1 См.: Протоколы и устав Благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. VI-VII.

2 См.: Протоколы и устав Благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. VIII,

3 Там же.

1 Там же. С XI. См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. XI.

2 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. XII.

3 Там же.

1 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия... С. 131.

2 См.: Доклад члена Правления о.Стефана Карпова//Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 9.

3 Там же. С. 14.

1 Там же. С. 14.

2 Там же. С. 16.

1 См.: Доклад члена Правления о.Стефана Карпова//Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 11.

2 Там же. С. 11-18.

3 Там же. С. 19.

4 Там же. С. 20.

5 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия. - СПб., 1901. С. 126.

1 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия. - СПб., 1901. С. 127.

2 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж. С. 23.

3 Там же. С. 39.

4 Там же. С. 37.

1 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж. С.37.

2 Там же. С. 1.

1 См.: Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 1.

2 Доклад члена Правления о.Стефана Карпова//Протоколы и устав благотворительного общества при Воронежском доме трудолюбия. - Воронеж, 1899. С. 2.

1 Там же. С. 2.

2 См.: Дмитриев М.Н. Дома трудолюбия. - СПб., 1900. С. 166.

3 См.: Сборник сведений по состоящему под августейшим покровительством ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. Вып. II. Отчеты по Попечительству с 1895 г. по 1900 г. включительно. - СПб., 1901. С. 123.

1 Там же. С. 124.

2 См.: Попечительство о трудовой помощи. Сборник сведений. Вып. 1. Узаконения и распоряжения. - Петроград, 1916. С. 236.

3 См.: Сборник сведений по состоящему под покровительством... С. 123.

4 См.: Швиттау. Трудовая помощь в России. Ч. II. - Петроград, 1915. С. 37.

1 См.: Попечительство о трудовой помощи, Сборник сведений. Вып. 1. Узаконения и распоряжения. - Петроград, 1916. С. 236.

2 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 104.

1 Там же. д. 102, л. 72.

2 Там же, л. 95.

3 Там же. д .102, л. 5.

4 Там же, д. 101, л. 6; д. 102, л. 5; д. 104, л. 84

5 Там же, д. 102, л. 5.

6 Там же, д. 102, л. 74.

1 ГАКО, ф. 171, оп. 1, д. 104, л. 1; д. 102, л. 5.

2 Там же, д. 102, л. 5; д. 101, л. 1об.

3 Там же, д. 104, л. 58.

4 Там же, л. 59.

5 Там же, д. 102, л. 75.

1 ГАКО, ф. 171, оп. 1., д. 102, л. 75.

2 Там же, д. 103, л. 85.

1 См.: Работный дом//Тамбовские губернские ведомости. - 1898. № 9.

2 Отчет Тамбовского попечительного общества “Работный дом” за 1895 год. - Тамбов, 1896. С. 5.

1 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь, 1998. С. 92; Справочник-календарь Тамбовской губернии на 1903 год. - Тамбов, 1903. С. 144.

2 См.: Дмитриев М.Н. Дома трудолюбия. - СПб., 1900. С. 166.

3 См.: Журналы чрезвычайного Тамбовского губернского земского собрания. - Тамбов, 1902. С. 251.

4 См.: Сборник сведений по состоящему под августейшим покровительством Государыни Императрицы Александры Федоровны Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. Вып. II - СПб., 1901. С. 16.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 310.

2 См.: Попечительство о трудовой помощи. Сборник сведений. Вып. !. Пг, 1916. С. 259.

1 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия и работных домах. Вып. II СПб., 1901. С. 108.

2 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. I . Пг, 1915. С. 38,40.

3 См.: Сборник сведений... С. 6.

4 Там же. С. 16.

5 См.: Попечительство о трудовой помощи. С. 48.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 43.

2 Там же. С. 78.

3 См.: Сборник сведений... Попечительству о домах трудолюбия и работных домах. С. 89.

4 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 95.

1 См.: Д-р Шенгелидзе. Роль яслей-приютов в деревне с точки зрения взаимопомощи//Трудовая помощь, 1905. № 10. Антология социальной работы. Т. I. История социальной помощи в России. – М., 1994. С. 54.

2 См.: Общественное и частное призрение в России. – СПб., 1907. С. 172.

3 См.: Антология социальной работы. Т. I. История социальной помощи в России. – М., 1994. С. 55. Курская газета, 1898. № 140.

1 См.: Курская газета, 1898. № 313..

2 Ведомство детских приютов и его задач. Часть Х. Сельские приюты-ясли. – СПб., 1902. С. 29.

3 См.: Ведомство детских приютов и его задачи. Часть Х. Сельские приюты-ясли. – СПб., 1902. С. 30.

1 См.: Ведомство детских приютов и его задачи. Часть Х. Сельские приюты-ясли. – СПб., 1902. С. 43об.

1 См.: Правительственный вестник, 1901. № 228, 18 октября.

2 См.: Ведомство детских приютов… С. VII.

1 См.: Ведомство детских приютов. С. III-IV.

2 Там же. С. 17.

3 Там же. С. 18.

1 Там же. С. 4.

1 См.: Ведомство детских приютов.. С. 21, 22.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 год. – Воронеж, 1901. С. 40.

1 См.: Памятная книжка. Воронежской губернии за 1901 год. – Воронеж, 1901. С. 41.

2 Там же. С. 41.

1 Там же. С. 42.

2 См. перечень яслей. Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 год. – Воронеж, 1901. С. 54.

3 Там же. С. 43.

1 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 г. – Воронеж, 1901. С. 44.

2 Там же. С. 45.

3 Там же. С. 46.

1 Там же. С. 49.

2 См.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 г. – Воронеж, 1901. С. 49.

3 См.: Ведомство детских приютов… С. 43.

1 Там же. С. 45-46.

2 См.: Ведомство детских приютов… С. 47.

1 См.: Швиттау Г.Г. Трудовая помощь. Ч. II. Пг., 1915. С. 363.

1 Там же. С. 368.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. Соч. С. 370.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. С. 372.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 174, лл. 1-2.

2 Там же. л. 1.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 1об.

2 Там же, л. 2, 3, 6, 7, 9, 11, 14, 20, 21, 30.

3 См.: Курские губернские ведомости. - 1900. № 256, 1 декабря.

1 Там же.

2 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 5.

3 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, лл. 16-17.

4 Там же. л. 24.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 23.

1 Там же. л. 12.

2 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 7.

3 Там же, л. 5.

1 Там же, л. 16.

2 Там же. л. 28.

3 Там же. л. 18.

4 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, Л. 18.

5 Там же. л. 4об.

1 Там же, л. 20.

2 Там же. л. 16об.

3 Там же, л. 18.

4 Там же, л. 4 об.

5 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д.183, л. 15.

1 Там же, л. 19.

2 Там же, л. 20об.

3 Там же, л. 25об.

4 Там же.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 31.

2 Там же, л. 18.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д. 183, л. 16об.

1 ГАКО, ф. 169, оп. 1, Д. 183, Л. 78.

1 Там же, л. 18.

2 См.: Доклады Курской губернской земской управы ХL очередному губернскому земскому собранию 10 декабря 1904 года. По народному здравию. - Курск, 1904. С. 141-142.

1 Там же.

2 Там же. С. 143.

3 См.: Доклады Курской губернской земской управы ХL очередному губернскому земскому с обранию 10 декабря 1904 года. По народному здравию. - Курск, 1904. С. 144.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч.ю, Ч. II. С. 443.

1 См.: Швиттау Г.Г. Указ. соч. Ч. II. С. 464.

2 ГАКО, ф. 169, оп. 1, д.155, лл. 31-31об.

3 См.: Кустарная выставка, устроенная Курским губернским земством 10-17 мая 1904 г. - Курск, 1904. С. 6.

4 Там же. С. 18.

Таблица 10.

Распространение приютов-яслей по уездам Воронежской губернии (1900 г.)

Название уезда	Количество яслей	Количество детей

Землянский	8	1042
Павловский	4	461
Задонский	5	240
Острогожский	3	347
Воронежский	3	288
Нижнедевицкий	3	107
Бобровский	2	102
Новохоперский	2	96
Валуйский	2	158
Богучарский	2	73
Коротоякский	1	67
Бирюченский	1	38
ИТОГО:	36	3019

По кн.: Памятная книжка Воронежской губернии за 1901 г. - Воронеж, 1901. С. 43.

Таблица № 4

СВЕДЕНИЯ О ЧИСЛЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ, УЧРЕЖДЕНИЙ И ЛИЦ, воспользовавшихся благотворительностью в курской губернии (1896 год)

				Дети	Взрослые
Благотворительные общества	Всего	В губ. городе	В уездах	Мужчины	Женщины	Мужчины	Женщины	Всего
				жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.
I Благотворительные общества	14	4	10	7	171	3	149	5	50	13	246	644 1001^¹
II Благотворительные учреждения:
1) преимущественно для взрослых	33	7	26	12	9	11	-	232	11	415	70	760 146541^² 30000^³
2) для детей и учащихся	6	5	1	40	-	66	-	-	-	-	-	106 6938^⁴
3) для оказания медицинской помощи	1	-	1	42	662	-	-	107	1150	89	999	3049
ВСЕГО:	64	16	38	101	842	80	149	344	1211	517	1315	189039

4559 + 1001 + 146541 + 30000 + 6938 = 189039

По кн.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в Санкт-Петербурге и Москве. - Спб., 1899.

1 Выдано пособий

2 Ночевало в ночлежных домах за год

3 Нашли убежище в странноприимном доме

4 Призрено убежищем

Таблица № 5

СВЕДЕНИЯ О ЧИСЛЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ, УЧРЕЖДЕНИЙ И ЛИЦ, воспользовавшихся благотворительностью в воронежской губернии (1896 год)

				Дети	Взрослые
Благотворительные общества	Всего	В г.Воро-неже	В уездах	Мужчины	Женщины	Мужчины	Женщины	Всего
				жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.

I Благотворительные общества	11	6	5	1	49	1	5	4	146	9	295	510 700^¹
II Благотворительные учреждения:
1) преимущественно для взрослых	51	19	32	44	43	43	32	247	9246	581	5003	15245
2) для детей и учащихся	8	5	3	147	-	342	-	11	9	2	14	525
3) для оказания медицинской помощи	7	1	6	53	1242	30	1261	169	2650	153	1707	7265 12204^²
ВСЕГО:	77	31	46	245	1334	416	1304	431	12051	745	7019	36449

23545 + 700 + 12204 =

1 Выдано денежных пособий взрослым

2 Амбулаторно.

Таблица № 6

СВЕДЕНИЯ О ЧИСЛЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ, УЧРЕЖДЕНИЙ И ЛИЦ, воспользовавшихся благотворительностью в тамбовской губернии (1896 год)

				Дети	Взрослые
Благотворительные общества	Всего	В губ. городе	В уездах	Мужчины	Женщины	Мужчины	Женщины	Всего
				жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.	жив.	приход.
I Благотворительные общества	7	1	6	-	-	47	94	-	60	44	95	340 1000^¹ 300^²
II Благотворительные учреждения:
1) преимущественно для взрослых	28	4	24	3	-	74	-	250	1500	523	1021	3371 10.000^³ 54.000^⁴ 10.000^⁵
2) для детей и учащихся	16	7	9	386	18	379	56	17	-	-	-	856
3) для оказания медицинской помощи	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-
ВСЕГО:	51	12	39	389	18	500	150	267	1560	567	1116	79867

По кн.: Сборник сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в Санкт-Петербурге и Москве. - Спб., 1899. Приложение II.

1 Выдано пособий 1.000 лицам.

2 Выдано пособий 300 лицам.

3 Призрено до 10.000 чел. в странноприимном доме.

4 Призрено было более 54.000 чел. в странноприимном доме.

5 Призрено до 10.000 чел. в странноприимном доме.

Петровская Академия наук и искусств

Курский Государственный медицинский университет

Да не оскудеет рука дающего...

Из истории благотворительности

в губерниях Центрального Черноземья

в конце XIX - начале ХХ веков

Курск - 1999

УДК

ББК

А.Ю.Друговская, Л.С.Гатилова

Да не оскудеет рука дающего... (Из истории благотворительности в губерниях Центрального Черноземья в конце XIX - начале ХХ веков). - Курск, Изд-во КГМУ. 1999. - С.

Рецензенты:

доктор исторических наук, профессор Московского Государственного Университета им. М.В.Ломоносова А.И.Уткин,

кандидат исторических наук, доцент МГУ им. М.В.Ломоносова З.С.Бочарова,

Президент Курского областного краеведческого общества, заслуженный работник культуры РФ Ю.А.Бугров.

Рекомендовано к печати кафедрой истории ИППК МГУ им. М.В.Ломоносова, Научным Советом по истории России Курского отделения Петровской Академии наук и искусств.

ISBN

А.Ю.Друговская

Л.С.Гатилова

Содержание

Введение.

Глава I. Политика российского правительства в области общественного призрения и благотворительности в конце XIX - начале ХХ вв.

§ 1. Вопросы общественного призрения в своде законов Российской империи.

§ 2. Российское законодательство как фактор развития благотворительного движения в России.

Глава II. Состояние благотворительности в губерниях Центрального Черноземья и формы социальной помощи населению.

§ 1. Типология и характер благотворительных обществ и учреждений.

§ 2. Роль благотворительности в сфере медицины как способ утверждения авторитета власти.

Глава III. Трудовая помощь как направление российского благотворения в губерниях Центрального Черноземья.

§ 1. Создание Домов Трудолюбия и их значение в социальной политике правительства.

§ 2. Организация трудовой помощи сельскому населению как реакция правительства на общественно-политическую ситуацию конца XIX - начала ХХ вв.

Заключение.

Список источников и литературы.

Таблица 2

Благотворительные учреждения в России в конце XIX века

	Бога-дельни	Детские приюты	Учрежде-ния меди-цинской помощи	Школы благотвори-тельного характера	Деше-вые столо-вые	Ночлеж-ные дома	Дома трудо-любия	Ясли	Странно-приимные дома	Деше-вые квартиры	Народные читальни	Всего
В Санкт-Петербурге	90	46	79	197	35	6	19	23	-	34	9	638
В Москве	120	56	61	123	10	3	5	12	4	40	19	453
В остальной России	1304	561	210	143	80	58	43	15	36	8	6	2464
ВСЕГО	1514	763	350	463	125	67	67	50	40	82	34	3555

См.: Сборник сведений благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - Спб., 1899, С.V.

Таблица 3

Благотворительные учреждения России в конце IX в. (по ведомственной принадлежности) (1896 г.)

	Мин-во Внутрен-них Дел	Мин-во народ-ного просвещения	Мин-во путей сообще-ния	Военное мин-во	Ведомство учреждений Императ-рицы Марии	ВедомствоДуховного	Морское Мин-во	Мин-во юстиции	Мин-во земледелия и гос. имущества	Мин-во Император-ского Двора	Обществен-ных училищ	Всего
В Санкт-Петербурге	568	3	-	8	81	173	2	7	1	-	129	972
В Москве	238	4	1	6	75	78	-	9	-	1	206	617
В остальной России	1967	83	4	38	161	462	1	7	1	22	624	3370
ВСЕГО	2772	90	5	52	317	713	3	23	2	23	959	4959

См.: Сборник сведений благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в С.-Петербурге и Москве. - Спб., 1899, С. IX.

Введение

Отечественная история продолжает хранить немало так называемых “белых пятен”, малоизвестных страниц, которые долгие годы для исследователей были просто недоступны. Так, например, по существу только начинает изучаться в настоящее время история российской благотворительности, представляющей крупное общественное явление.

Благотворительная деятельность в России имеет свои исторические корни и традиции, которые восходят к Древней Руси. На протяжении столетий ее содержание и формы существенно менялись. Впервые этот термин в научной литературе встречается у Н.М.Карамзина. Однако активное его использование осуществляется во второй половине XIX столетия, когда развивается теоретическая мысль в области социальной поддержки и защиты беднейшего населения. Под благотворительностью понимали проявление сострадания к ближнему, негосударственную форму помощи нуждающимся. В ХХ веке до 90-х годов данное понятие интерпретируется в отечественной научной литературе как форма классового манипулирования общественным сознанием в капиталистическом обществе^¹. Сегодня под благотворительностью понимается некоммерческая деятельность, направленная на оказание помощи нуждающимся^².

В настоящее время в русле происходящего в нашем обществе пересмотра отношения к общечеловеческим ценностям наблюдается возрождение некогда забытых понятий, традиций, видов деятельности, среди которых, без сомнения, может быть названа благотворительность.

Вместе с тем, актуальность темы связана и с теми изменениями, кризисными явлениями, происходящими в российском обществе и обусловленными историческим переломом, переходом от старых социальных отношений к новым. Этот процесс проходит особо болезненно для мало- или неимущей части российских граждан, т.к. в стране отсутствует необходимая система социальной защиты населения и им не оказывается вовремя и адресно направленная поддержка. А условия, необходимые для формирования многофункциональной социальной политики, пока еще не сложились в стране^³. Прогрессирующая нищета, небывалое социальное расслоение, затронувшее все социальные группы и слои российского общества, утрата многих мировоззренческих и нравственных жизненных ориентиров, размытость исторического сознания – характерные черты сегодняшнего дня.

В концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента 17 декабря 1997 г., особо подчеркивается, что еще недостаточно устойчивы позитивные тенденции во внутреннем развитии государства и общества, и увеличение удельного веса населения, живущего за чертой бедности, расслоение общества на узкий круг богатых и преобладающую массу малообеспеченных граждан, усиление социальной напряженности, как следствие кризисного состояния экономики, несет угрозу безопасности России в социальной сфере^¹.

В этих условиях потребность в изучении и научной разработке отдельных пластов и явлений социальной истории России приобретает особую значимость. Знание исторического опыта, как положительного, так и негативного, дает возможность избежать ошибок и, наряду с действием других важнейших факторов, обеспечить достойное развитие современной России. С этим мнением современного исследователя Т.Е.Покотиловой трудно не согласиться^². Таким образом, интерес исследователей в настоящее время к изучению опыта прошлого, традиций российской благотворительности, ее социально-политических аспектов, в частности, вполне закономерен.

На наш взгляд, благотворительность, ставшая в России именно в эпоху капитализма общественным явлением, вместе с тем являлась частью политической идеологии российского государства того периода. В общественную психологию внедрялась идея тесной связи монарха со своим народом, культивировалась мысль о безграничной монаршей милости, укреплялось сознание, что “лишь бы до царя дойти, у него каждый найдет и правду, и покровительство”. Именно на уровне государственной политики осуществлялась благотворительность. Властью инициировались и режиссировались всевозможные благотворительные акции, “адресные” кампании и т.п., можно сказать даже, что формировался культ благотворительности. Не случайно благотворительность в дореволюционной России была делом престижным. Сначала дворянская аристократия – крупные землевладельцы, а позднее промышленники, купцы, просто зажиточные люди, вкладывая капитал в благотворительные дела, стремились зарекомендовать себя в глазах общественности. Благотворительность считалась признаком хорошего тона. Для того, чтобы завоевать определенные позиции в тогдашней общественной и государственной иерархии, недостаточно было быть богатым, нужно было совершать общественно полезные поступки. И они совершались в массовом масштабе. Пример подавали члены императорской семьи, учреждавшие благотворительные общества, вносившие при этом на их нужды значительные капиталы и опекавшие их. Социальный состав благотворителей менялся в соответствии с социально-экономическим развитием страны. Формы социальной помощи были многообразными, они отражали многоукладность тогдашнего общества. Но в каком бы виде благотворительность ни проявлялась, материальную основу ее в большинстве случаев составляли частные пожертвования^¹.

Исторический анализ социально-политических аспектов благотворительности в России в конце XIX – начале ХХ веков поможет глубже понять ее внутреннюю сущность, взаимосвязь социальных, экономических, политических, идеологических, правовых и ментальных начал ее развития. Объективно воссозданная картина благотворения в губерниях Центрального Черноземья, как одного из крупнейших российских регионов, дает богатейший материал для анализа и преломления на практике в нашей сегодняшней жизни многих полезных начинаний того времени. В условиях рыночной рациональности и расчетливости ориентация общественного сознания на феномены безвозмездной благотворительности позволяет также актуализировать проблематику духовно-нравственной составляющей социального развития. Наше общество, особо нуждается сейчас в превращении нравственного воспитания в практическую школу благонравия.

Об актуальности темы свидетельствует также анализ состояния ее разработки. В дореволюционный период вопросам общественного призрения и благотворительности уделялось достаточно большое внимание, о чем свидетельствуют библиографические издания, называющие многочисленные публикации, относящиеся ко второй половине XIX в.^². По подсчетам современных исследователей по вопросам благотворительности в дореволюционный период были опубликованы 323 работы (без учета периодики)^³. Причем некоторые издания являлись многотомными, а одно из них, “состоящее под высочайшим их императорского величества и покровительством Ведомство детских приютов и его задачи”, выходившее в С.-Петербурге в 1897-1911 гг. состояло из 34 частей. Общие проблемы благотворительности освещены в работах таких дореволюционных авторов как Н.Я.Воскобойников, Георгиевский, В.И.Ильинский, Н.Н.Кафтанов, А.Якоби, Н.А.Никольский и др.^⁴. Их отличает очерковый, фрагментарный характер повествования. Вместе с тем, они дают представление об отдельных аспектах истории благотворительности в России, о призрении бедных и неимущих. Среди работ общего характера необходимо выделить книгу “Общественное и частное призрение в России”^¹. Она представляет собой сборник очерков о постановке дела призрения в России, выход которого был приурочен к проходившему в Милане IV Международному конгрессу по общественному и частному призрению. Из большого числа статей по разнообразной тематике выделим “Очерк истории развития и современного положения общественного призрения” Е.Д.Максимова. Он подчеркивал, что государственное призрение появилось в России с появлением государства, характеризовал принципы государственного призрения, считая, что государственная благотворительность берет свое начало с XVIII в. , т.е. с правления Петра I. Статья Максимова насыщена богатым фактическим, цифровым материалом. Отметим, что многочисленные работы Е.Д.Максимова^², раскрывающие различные стороны истории российской благотворительности, внесли значительный вклад в историографию проблемы. Ни один современный исследователь, занимающийся вопросами благотворительности, не может обойтись без его трудов, отличающихся глубиной, аргументированностью в изложении материалы, серьезностью и основательностью. Охарактеризуем некоторые из них, использованные нами в настоящей работе. В статье Е.Д.Максимова “Практическая и законодательная постановка мер общественного призрения”^³ затрагиваются вопросы реализации земствами благотворительных целей и задач. Причем автор, анализируя действовавшее российское законодательство об общественном призрении, пришел к неутешительному выводу о том, что законодательство мало соответствовало требованиям жизни и не могло удовлетворить российское общество. В статье приведен конкретный статистический материал об общественном призрении в России в середине 90-х годов XIX в., о количестве нуждавшихся в призрении из различных сословий, о взаимосвязи нищенства и преступности. Ценным для нас является и характеристика общественного призрения в России в конце XIX в., его направлений, анализ духовных форм общественного призрения по губерниям. Вместе с тем, в статье впервые предпринята попытка в историческом аспекте проанализировать российское законодательство по общественному призрению. Эти проблемы и до сегодняшнего дня остаются недостаточно исследованными, и статья Е.Д.Максимова – своеобразный вектор, ориентир для нынешних историков, занимающийся изучением социально-политических аспектов благотворительности в России.

Вопросы истории общественного призрения, развития благотворительности в медицине, образования в России затрагиваются и в книге “Из истории и опыта земских учреждений в России”, специально посвященной 50-летию земских учреждений^¹. В одном из ее разделов специально рассматривается вопрос о деятельности земских учреждений в области организации “народного здравия” и общественного призрения. В ней содержатся также, в частности, интересные сведения о деятельности Курского губернского земства в области народного образования, показано на примере Курской губернии влияние крестьянского представительства в земских учреждениях на образование. Прослеживаются общие тенденции по развитию общественного призрения в земских губерниях России, выделяются типичные закономерности в его развитии в этих губерниях, включая Воронежскую, Тамбовскую и Курскую

В разделе “Народное здравие и общественное призрение” Е.Д.Максимов показал деятельность земств в этом направлении, отмечая слабую, несовершенную законодательную базу в сфере общественного призрения. Он вскрыл также основные причины недостаточного финансирования земств, их трудного материального положения, отрицательно влиявшего на решение насущных вопросов медицинского обеспечения, общественного призрения населения. Анализируются также ходатайства земств к правительству, остававшиеся, как правило, без положительного ответа. Автор определил также основные виды и формы общественного призрения, осуществляемого земствами, показал их влияние на развитие благотворительности в России, наметил конкретные пути дальнейшей деятельности земств в этом направлении. Статья имеет большое методологическое значение, содержит конкретный статистический материал о развитии земской благотворительности и общественного призрения во второй половине XIX – начале ХХ вв.

К этим материалам примыкает книга Е.Д.Максимова “Очерк земской деятельности в области общественного призрения”, вышедшей еще в середине 90-х годов XIX в.^². Эта книга специально посвящена интересующему нас вопросу – земство и благотворительность и уже только в силу этого обстоятельства является исключительно ценной для исследования.

Обширный документальный материал, собранный и систематизированный автором, дал возможность по достоинству оценить заслуги земства. Отметим, что Е.Д.Максимов в этой работе по-новому подходит к вопросу о роли государства в организации общественного призрения. Он справедливо утверждает, что общественное призрение должно быть важнейшей сферой государственного управления, которая требует систематической заботы и внимания со стороны государства. Е.Д.Максимов, настаивая на праве человека на попечение, призрение, вместе с тем поставил вопросы о реализации этого права через судебные органы и о необходимости создания для этого соответствующей законодательной основы. Заметим, кстати, что работы Е.Д.Максимова, впрочем как и многие другие дореволюционные издания по истории благотворительности и общественного призрения, давно уже стали библиографической редкостью, что делает их труднодоступными для исследователя и использования в научных целях.

В дореволюционной историографии выделяется также книга В.Ф.Дерюжинского “Заметки об общественном призрении”^¹, в которой содержится краткий обзор состояния общественного призрения в России, критически оценивается его законодательная база. Вместе с тем, автор в историческом аспекте анализирует имевшийся опыт благотворительности в Западной Европе, выделяя в нем рациональное и значимое для использования в российских условиях.

Правовые вопросы общественного призрения, как нам представляется, были чрезвычайно актуальными в конце XIX- начале ХХ века, поскольку законодательная политика царского правительства, являющаяся неотъемлемой частью его политической идеологии, во многом определяла практическую направленность благотворительного движения в указанный период как в центре, так и в различных регионах империи. Поэтому, думается, не случайно в это время появляются работы известных историков, правоведов, общественных деятелей, считавших, что существовавшее законодательство не отвечало потребностям общества. В связи с этим представляет интерес работы К.К.Победоносцева^², в которой он касается проблемы совершенствования управлением благотворительными учреждениями. Она написана в виде комментария к работе особой правительственной комиссии по пересмотру действовавшего тогда законодательства об общественном призрении, созданной под председательством статс-секретаря К.К.Грота в ноябре 1892 г. И хотя политические аспекты в комментируемых нами исследованиях дореволюционных авторов открыто не присутствуют, но совершенно очевидно, что отстаиваемые ими позиции выражали интересы монархического государства, его политическую идеологию.

Отметим также фундаментальный труд по истории благотворительности в России под ред. П.И.Лыкошина “Благотворительная Россия”^³. Как и в трудах вышеуказанных авторов в книге в качестве исторического рубежа, с которого благотворительность в России приобретает общественный характер, указывается период буржуазных реформ 60-70-х годов.

Отдельные направления благотворительной деятельности в России представлены в дореволюционной литературе крайне неравномерно. Основное внимание уделяется государственной благотворительности и тем благотворительным обществам, которые находились под покровительством членов Императорской семьи. В конце XIX – начале ХХ вв. вошли юбилейные издания о Ведомстве учреждений императрицы Марии и Императорском Человеколюбивом Обществе, в которых содержится богатый фактический материал, используемый в нашем исследовании и иллюстрирующий основные направления деятельности этих ведомств по развитию благотворительности не только в Петербурге, Москве, но и по всей России^¹, включая губернии Центрального Черноземья.

Одним из важнейших направлений в истории российского благотворения являлась трудовая помощь, которая особенно активизировалась в 90-е годы, что было связано с недостаточной занятостью населения и появлением острой безработицы. Вопросами трудовой помощи занимались теоретики и практики социальной работы в дореволюционной России, среди которых ведущую роль играли В.И.Герье, В.В.Гаген, К.К.Грот, Е.Д.Максимов, Г.Г.Швиттау^² и др. Они обосновывали необходимость государственной системы “трудовспоможения”, предлагали свои варианты решения вопроса. Но до революции так и не удалось развить эту систему хотя бы в начальном виде. Поэтому трудовая помощь оставалась делом многочисленных и почти не связанных друг с другом общественных организаций и негосударственных учреждений. Наиболее значительным трудом по этим вопросам является книга Г.Г.Швиттау (в двух частях) “Трудовая помощь”^³ . Это монографическое исследование остается до сих пор самым важным и крупным по истории трудовой помощи. Для настоящей работы эта книга являлась не только важным в историографическом плане, поскольку в ней содержится комплексное и основательное изложение вопроса, но она представляет ценность и как источник, где удалось почерпнуть важные сведения по развитию трудовой помощи в губерниях Центрального Черноземья. В исследовании содержится материал о домах трудолюбия и работных домах, об Ольгинских детских домах трудолюбия, о создании летних детских приютов-яслей, о пунктах трудовой помощи для сельского населения и многое другое. Сегодня совершенно необходимо хорошо знать о находках и открытиях теоретиков и практиков трудовой помощи, так как наши проблемы сродни тем, которые решались сто лет назад, и опыт предшественников может оказаться вполне полезным при борьбе с безработицей, решение вопросов профессионального обучения, профилактики бедности, трудоустройстве людей и т.п.

Одним из важнейших направлений общественного призрения является призрение детства. Этому вопросу в дореволюционной литературе уделялось большое внимание, свидетельством чему являются многочисленные работы о благотворительных учреждениях различных типов. Существовала литература справочного характера по детской благотворительности в целом, которая содержит интереснейшие сведения о положении детей не только в России, но и за границей^¹. В то же время среди многочисленных книг и брошюр нет такой работы, в которой бы проблемы детской благотворительности были бы освещены на общероссийском уровне, не говоря уже о региональном аспекте темы. Небольшое исключение составляет лишь работа о воспитательных домах, но ее содержание сводится к тому, что в ней помещено около сотни документов о детской благотворительности, включая извлечения из законов, указов, постановлений, рескриптов, справок и сведений и т.п. за период с 1774 по 1888 г.^². Отметим также литературу об Ольгинских детских приютах, основанных в ознакоменование рождения в 1895 г. первенца Николая II - великой книгяни Ольги (эти заведения содержались на средства царской семьи)^³. В них помещались, как правило, дети, имевшие какие-то особенности в своем развитии. Эти приюты размещались в 14 губернских городах и 22 уездах и селах (в том числе в губерниях Центрального Черноземья) и в них соответственно находилось 582 и 600 детей.

Важное значение имеет монография М.Д.Путерена (главного врача С.-Петербургского воспитательного дома)^⁴, посвященная призрению подкидышей в 17 странах (подробно дан материал о Франции). Но основной акцент сделан на России .

В книге анализируется эта проблема в свете ее решения приказами общественного призрения (с. 74-101), всеми губенскими земствами (с. 102-361), уездными земствами и городскими управами (с. 362-420) и другими организациями, общественными и частными лицами (с. 421-464). Монография является ценнейшим источником при изучении призрения детства, содержит огромный фактический и документальный материал. К ней примыкают работы С.Э.Термена, Н.Жеденева, Г.Я.Щербинина^¹ по истории сельских приютов, которые стали возникать с 1892 г. и имели свои отличительные особенности. В книге обращается внимание на создание приютов, строительство зданий, обучение детей грамоте, ремеслам, привитие навыков по домоводству, организацию выставок изделий, воспитательную работу с учащимися. Отметим также монографию Э.Я.Бари, которая носит общеисторический характер^².

Все перечисленные нами работы носят обобщающий характер, но без знакомства с ними невозможно исследовать проблемы детского призрения на региональном уровне, показать ваимосвязь протекавших процессов в провинции с общероссийскими тенденциями в сфере детского призрения.

Обратимся еще к одному направлению в российской благотворительности конца XIX - начала ХХ вв. , также нашедшему свое проявление в губерниях Центрального Черноземья, церковно-приходской. Благотворительность в России была неразрывно связана с русской православной церковью, и эта связь прослеживалась на протяжении многих веков. Именно церковь постоянно внушала мысль о том, что надо помогать людям любыми доступными средствами. В то же время церковь сама постоянно показывала пример подобного отношения, особенно в трудные времена. Интерес к благотворительной деятельности русской православной церкви постоянно был в центре внимания, свидетельством чему являются многочисленные труды по проблемам благотворительности церкви^³. Многие из них носят общий характер^⁴. Из этих работ можно выделить книги В.М.Бензина. Их отличительной особенностью является то, что они содержат богатейший фактический материал по всем основным направлениям церковно-приходской благотворительности. В работах Бензина широко представлен научный аппарат, что является для книг дореволюционной историографии большой редкостью.

Особое внимание привлекает вторая книга В.М.Бензина, в которой содержится интересный материал о благотворительности в России после 1864 г. В обобщенном виде здесь представлены источники финансирования церковной благотворительности, помещены данные о приходских попечительствах и братствах, богадельнях при церквях и др.

К этой литературе примыкают многочисленные справочные издания по истории монастырей, храмов Российской империи, в которых содержится ценная информация о монастырских больницах, богадельнях, школах, рукодельнях и т.п.^¹ Особо отметим книгу “Православные русские обители. Полное иллюстрированное описание всех православных русских монастырей в Российской империи и на Афоне”^². Книга содержит богатый фактический, иллюстритивный материал, она является путеводителем по всем русским монастырям, включая монастыри губерний Центрального Черноземья. В ней содержится полное, точное и всестороннее описание всех как бывших, так и существовавших (к 1910 г.) русских монастырей.

В целом, анализируя дореволюционную литературу по теме, автор пришел к выводу, что проблема благотворительности, хотя и привлекала к себе внимание , была притягательной для многочисленных авторов, но многие ее стороны не получили достаточно глубокого изучения и представлены преимущественно в практической плоскости. Естественно, не нашли в ней отражение социально-политические аспекты благотворительности в России в целом и в губерниях Центрального Черноземья. Фактически специальные исследования по истории общественного призрения в Центрально-Черноземном регионе в дореволюционной историографии вообще отсутствуют.

После прихода большевиков к власти положение с благотворительностью начинает меняться. Уже в первом Советском правительстве появляется Наркомат государственного призрения, но 27 апреля 1918 г. он реорганизуется в Наркомат социального обеспечения. Это была не просто смена вывески, а смена приоритетов. Благотворительность в существовавшем в течение многих веков виде по существу исчезает и вместо сети благотворительных обществ и организаций до наших дней дошло лишь Общество Красного Креста. Взамен этого постепенно вырабатывается система социального обеспечения, действие которой, в отличие от прошлого, распространяется на все население страны. Создаются общественные фонды потребления, даются социальные гарантии^¹. В соответствии с этими изменениями в словарях и справочных изданиях появляются новые трактовки понятия благотворительность^².

Приведем трактовку филантропии, данную в “Словаре иностранных слов”, изданном в 1951 г.: Филантропия - это “одно из средств буржуазии маскировать свой паразитизм и свое эксплуататорское лицо посредством лицемерной, унизительной “помощи бедным” в целях отвлечения их от классовой борьбы”^³. Подобная идеологическая одномерность в оценке сложного явления сказывалась не только на общих выводах, но и закрывала возможность серьезного изучения проблематики, связанной с дореволюционной моделью благотворительности^⁴. С этим выводом одного из современных исследователей истории благотворительности Е.Ю.Горбуновой нельзя не согласиться.

За период Советской власти ни историками, ни представителями других гуманитарных наук не было создано практически ни одной работы о становлении и развитии благотворителности в России, в которой анализировалась бы благотворительная деятельность как в целом, так и по отдельным направлениям, не говоря уже о работе обществ, заведений, организаций, приходов и т.п. в регионах. Единственным исключением могут быть немногочисленные работы по истории Общества Красного Креста, образовавшегося во второй половине XIX в. Но и в них дореволюционный период их деятельности показан схематично и невыразительно, к тому же с преобладанием не анализа, а критики.

Таким образом, в силу негативного отношения к благотворительности, культивировавшееся долгое время в советском обществе, эта тема оказалась практически закрыта для изучения.

На наш взгляд, такой негативизм в оценке благотворительности связан еще с дореволюционным периодом. Достаточно вспомнить “Проект и объяснение программы социал-демократической партии”, написанным В.И.Лениным еще в 1895-1896 гг. В нем четко выражена точка зркения молодой российской социал-демократии, ее отношение к благотворительной деятельности царского правительства. В пункте 4 “Проекта” читаем: “Русская социал-демократическая рабочая партия будет вести войну со всеми стремлениями облагодетельствовать трудящиеся классы опекой неограниченного правительства и его чиновников (подч. нами) и задержать развитие капитализма, а следовательно, и развитие рабочего класса”^¹. И в продолжение этой мысли в пункте 6 В.И.Ленин дает объяснение такой воинственной позиции социал-демократии: “Русскому народу нужна не помощь неограниченного правительства и его чиновников, а освободждение от его гнета”^². Как видим, стержень этой точки зрения лежит в политической плоскости и обусловлен именно политическими мотивами, связанными со стремлением разоблачать правительство, которое, по словам В.И.Ленина, “прошло уже огонь и воду в искусстве лицемерить”^³. Причины нищенства, о которых так много дискутиировали на рубежде XIX-ХХ вв., В.И.Ленин видел в наличии частной собственности на средства производства, орудия труда, на землю. Именно в силу этого обстоятельства рабочие массы находятся в нищенском состоянии и вынуждены продавать свой труд капиталистам^⁴. В другом месте “Проекта” В.И.Ленин писал: “Роскошь и мотовство во всех этих классах богачей достигли небывалых размеров, и парадные улицы больших городов застроились и княжескими палатами и роскошными замками. Но положение рабочего по мере роста капитализма всех ухудшалось”. Контрасты жизни, ее реалии были необычайно острыми и непримиримыми, что не могло не вызвать такого неприятия их у радикально настроенной части общества. Именно этими причинами обусловлено такое критическое отношение оппозиционных сил к тем попыткам власти, которые она предпринимала для успокоения протестующих настроений и опеки социально незащищенны слоев населения. Безусловно, в такой направленности деятельности правительства имелись определенные политические мотивы, которые, как правило, проявлялись в периоды особой социальной напряженности в обществе и были связаны с конкретными историческими событиями - будь-то неурожаи и голод (1891-1892 гг., 1898 и др.) или военные обстоятельства, как, например, события русско-японской войны и др. Однако, говоря о благотворительности правительства в тот период, ее истоках и содержании как составной части политической идеологии, нельзя забывать и о том, что традиции благотворительности и милосердия имели в России многовековую историю и, что проблемы нищенства на Руси, борьбы с ним восходят к глубокой древности. Поэтому, на наш взгляд, истоки и смысл благотворительности периода капитализма необходимо рассматривать комплексно, с учетом множества факторов (а не одного социально-политического), определявших рост благотворительного движения в обществе в указанный период и, в частности, активизацию деятельности в этом направлении самого правительства.

В настоящее время благотворительность как общественное явление по существу только начинает изучаться. Сегодня крайне важно воссоздать историю благотворительности, осмыслить это явление как элемент русского менталитета, выявить корни, традиции, ценностные ориентации в их становлении и развитии как в центре, так и в российской провинции. Такой подход позволит глубже понять современность, когда общественное внимание вновь обращается к благотворительности в ее изначальном, исторически сложившемся смысле^¹.

Интерес к истории благотворительности в России снова возник в конце 80-х-нач. 90-х годов нашего столетия. Были опубликованы работы А.НБоханова, П.В.Власова, П.И.Нещеретного, Л.В.Бадя, Г.Г.Силласте, М.В.Фирсова^², в которых дана характеристика и классификация основных этапов развития благотворительности в России. Эти труды в определенной степени заложили также методологические основы изучения благотворительности в России. Основное внимание в них уделено проблемам частной, общественной благотворительности, меценатства, истории земства. Характерной особенностью историографии первой полвоины 90-х годов является также расширение диапазона методологических ориентиров исследований, их проблематики, переход от очерково-публицистического интереса к теме, к профессиональному подходу в ее изучении. Многие работы появляются в периодических научных изданиях, в научных сборниках. Активизируется исследовательская деятельность и в регионах^³. Особое значение для нашего исследования имеет работа Е.А.Абросимовой, посвященная истории законодательного регулирования, создания и деятельности российских благотворительных организаций. Отметим также брошюру В.Н.Егошиной и Н.В.Елфимовой^¹, раскрывающей различные аспекты истории детского призрения в России начиная с Х в. и до 30-х годов ХХ в. Авторы большое внимание уделяют классификации детских благотворительных учреждений, специфике российской системы детского призрения на рубеже IX-ХХ веков, новым формам призрения детей в России. Пожалуй, это единственная в настоящее время книга, в обобщенном виде освещающая исторический опыт детского призрения.

Значительный интерес для нашего исследования представляет докторская диссертация Б.М.Нувахова и его книга “Странноприимный дом: традиции российского милосердия, XVIII-ХХ вв.”^². В этих работах впервые сделан специальный, обобщающий анализ истории становления, развития побуждающих сил, форм, методов благотворительности в отечественной медицине. В историко-медицинской науке впервые представлено историко-теоретическое, историко-практическое и историко-экономическое обобщение по данной проблеме, выявлены важнейшие закономерности, характеризующие особенность развития милосердия и благотворительности в отечественной медицине, показана динамика численности благотворительных учреждений и благотворительных обществ за 300-летний интервал времени. Впервые установлены сложные зависимости этого социального явления от уровня общественного развития, государственной политики, от характера социальной экономической, культурной обстановки. Вместе с тем, интересующий нас вопрос о роли благотворительности в сфере медицины как способ утверждения авторитета власти не рассматривается. В контексте этой проблемы отметим книгу М.Б.Мирского “Медицина России XVI-XIX веков”^³, в которой одним из аспектов исследования являются вопросы развития земской медицины, являющейся национальным достоянием России. Автор большое внимание уделяет бесплатности медицинской помощи, санитарно-профилактическому направлению Пироговского общества. Как и вышеуказанные труды эта книга имеет большое методологическое значение для настоящего исследования.

В середине и второй половине 90-х годов расширилась проблематика исследований по истории благотворительного движени в России. Появляются новые работы по истории христианского служения русской православной церкви^⁴, истории дореволюционного социального попечения^¹, истории купеческой благотворительности^². По обозначенным и близким к ним проблемам защищены также диссертационные исследования^³.

Широкий спектр вопросов благотворительности в социальной истории дореволюционной России исследуется в монографии и докторской диссертации Т.Е.Покотиловой^⁴. В частности, автор рассматривает основные тенденции и этапы в законодательство-административной деятельности государства в сфере социальной помощи нуждающимся, дает анализ сущности, особенностей, преимуществ и недостатков земской благотворительной деятельности, показывает особенности и результаты частной благотворительной деятельности в России XIX - нача. ХХ веков и др. Источниковая база исследования уникально и чрезвычайно обширна. Она включает материалы и документы, хранившиеся в архивных учреждениях Москвы, Ставрополя, материалы периодических изданий и т.п. Работы Т.Е.Покотиловой значительной обогатили историографию проблемы, являются обобщающими, чрезвычайно важными в методологическом плане.

Отметим также диссертацию Н.А.Иванниковой “Исторический опыт земского самоуправления по развитию общественного призрения”^⁵, в которой на основе широкого круга источников обобщается опыт земских органов самоуправления в сфере общественного призрения, показана органическая взаимозависимость социальных процессов и проблем нищеты и нищенства “сирых и убогих”. Пожалуй, это пока единственная в настоящее время работа, посвященная указанной проблематике.

Заслуживает внимания сборник научных статей “Социальная работа в России: прошлое и настоящее”^¹. В него включены интересные материалы по истории трудовой помощи в России (авторы - Л.В.Бадя, Е.А.Денисова, Н.Е.Смоленская), по истории социальной работы в губерниях России (Тамбовской, Воронежской, Ставропольской, Ярославской, Московской и др.). Об углубленном изучении проблем благотворительности в наши дни свидетельствуют и материалы Всероссийской научно-практической конференции “Благотворительность и социально-экономическа политика России: традиции и современность”^², прошедшей в 1997 г. в Калуге. Многие сообщения, представленные в сборнике, затрагивают исторический аспект проблемы с выходом на современную действительность. Вопросам историографии посвящена работа петербургских исследователей В.Г.Афанасьева, А.В.Соколова, предпринявших попытку дать анализ дореволюционных изданий по истории благотворительности^³.

Важное значение для исследования имела и книга В.П.Мельникова, Е.И.Холостовой “История социальной работы в России”^⁴, в которой раскрываются этапы развития социальной помощи с древних времен, излагаются ее формы, анализируется становление системы государственного призрения, общественной и частной благотворительности в пореформенный период. Особое внимание авторы уделили социальной деятельности земских органов самоуправления, органов городского самоуправления, церковно-монастырской благотворительности в условиях абсолютистского государства XVIII - начала ХХ вв., традициям и формам социальной помощи в крестьянской общине, социальной защите служащих гражданских ведомств и учреждений, а также военнослужащих. В книге рассматриваются мероприятия правительства, его законодательные меры по общественному призрению. Однако социально-поилтические аспекты благотворительности в ней не рассматриваются, ккк, впрочемс, и во всех выше отмеченных исследованиях.

Об активизации исследований проблем благотворительности на региональном уровне свидетельствует книга Н.И.Суркова “Страницы истории социальной работы в КОМИ крае (1860-1918 гг.)”^⁵, в которой автор подчеркивает, что в России не было разветвленной системы государственных учреждений, которые профессионально занимались бы социальными проблемами. Функции социальной защиты и социального обеспечения выполняли государственные казначейства, земские учреждения, органы городского самоуправления, посильную ношу несло общество, отдельные гражданские организации. Эти работы проходили под бдительным оком Министерства Внутренних дел. В книге представлены материалы о деятельности государственных органов и благотворительных организаций по социальной защите различных слоев населения (отставных солдат, семей военнослуждащих и др.) в разные периоды истории.

В последние годы появились публикации по истории благотворительности в Курском крае - Л.С.Гатиловой, В.В.Голубцова, Г.В.Голубцовой, А.Ю.Друговской, Н.Ф.Литвиненко^¹, в которых дана характеристика благотворительных обществ и учреждений в конце ХIX- начале ХХ вв, проанализирована и разносторонняя деятельность в сфере культуры, образования, медицины, исследованы формы и содержание церковной благотворительности, являвшейся одним из главных ее направлений в тот период в России, выявлено значение развития благотворительности в крае в контексте общероссийских тенденций в этом направлении, показана роль отдельных личностей, их вклад в развитие общественного призрения, земской медицины, культуры края.

В связи с этим представляет интерес кандидатская диссертация И.Г.Косихиной “Общественно-культурные организации Курской губернии в 60-е гг. XIX - февраль 1917 г.”^². На примере Курской губернии автор исследовала возникновение разнообразных форм деятельности провинциальных общественно-культурных организаций в царской России, состав их участников, влияние обществ на развитие культуры, формирование духовных ценностей, стабилизации социальной обстановки. Много внимания автор уделил и вопросам благотворительности, которой активно занимались в сфере культуры, образования и просвещения курские общественно-культурные организации.

Отметим также публикацию И.Н.Сафоновой и И.Т.Шатохина “Из истории общества содействия начальному образованию в Курской губернии”, созданному на благотворительных началах земским врачом и видным общественным деятелем В.И.Долженковым^³. Общество просуществовало до 1907 г. и многое сделало для развития благотворительности в сфере образования. Историческая справка А.Д.Афанасьева об Обществе содействия начальному образованию в Курской губернии опубликована также в краеведческом словаре-справочнике “Курск”^¹. Более подробно этот сюжет рассматривается в диссертации А.Д.Афанасьева “Общественно-политическая деятельность провинциального учительства с 90-х гг. XIX в по 1917 г. (На примере Курской губернии)”^². Однако вопросы благотворительности в сфере народного образования в работе затрагиваются лишь попутно, они не являются предметом исследования.

Значительно активизировалась исследовательская деятельность по изучению благотворительности в Тамбовском крае. В связи с этим укажем диссертацию А.С.Тумановой “Неполитические общественные организации города Тамбова в начале ХХ века (1900-1917 гг)”^³. Опираясь, в основном, на местные архивные источники из фонда Тамбовского губернского по делам об обществах и союзах присутствия и сохранившиеся фонды самих организаций (Ученой архивной комиссии, Общества по устройству народных чтений и др.) рассматривает деятельность тамбовских обществ в социокультурной сфере, в области здравоохранения и социального обеспечения. Важным достоинством работы является вывод, что “ведущая роль в объединениях этого профиля принадлежала интеллигенции”, которая избрала “путь постепенного и поэтапного улучшения всех столрон городской жизни без кардинальной ее ломки и болезненной революционной перестройки и реализовала его в рамках неполитических организаций”^⁴.

Заслуживают внимания и специальные публикации по истории благотворительности в Тамбовском крае^⁵. Заслугой авторов является то, что на основе новых архивных материалов и документов, использования широкого круга источников и литературы они впервые на региональном уровне исследуют различные направления российского благотворения, показывают значение благотворительности в развитии медицины, здравоохранения, культуры, образования, общественного призрения взрослы и детей в Тамбовской губернии. В статьях содержится значительный конкретный, фактический материал, иллюстрирующий и достаточно полно раскрывающий состояние благотворительности в губернии в конце XIX-начале ХХ вв.

Отметим также очень ценную книгу В.Кученковой “Неизвестный Тамбов”^⁶, в которой содержится анализ многих ранее неисследованных проблем, в том числе и развитие благотворительности в Тамбовской губернии в конце XIX - начале ХХ вв. В книге также использован большой фактический материал, иллюстрирующий роль благотворительности в сфере медицины, образования, социального обеспечения.

В целом анализ литературы по проблемам благотворительности позволяет сделать вывод об отсутствии комплексного исследования по истории благотворительности в губерниях Центрального Черноземья. До сих пор нет и специального исследования, раскрывающего социально-политические аспекты благотворительности в России.

1 См.: Определение благотворительности: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. – М, 1955. С. 94. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Т. IV. - СПб., 1891. С. 55; Энциклопедический словарь Товарищества братьев Гранат. 7-е изд. Т. 6. – М., 1911; Большая советская энциклопедия. 1-е изд. Т. 6. – М., 1930. С. 466.

2 См.: Социальная работа. Российский энциклопедический словарь; Под общ. ред. проф. В.И.Жукова. – М., Т. 1, 1997. С. 103.

3 См.: Жуков В.И. Реформы в России: 1985-1995 гг. – М., 1997. С. 267.

1 Концепция национальной безопасности Российской Федерации \\ Российская газета. – 1997. – 26 декабря.

2 См.: Покотилова Т.Е. Благотворительность: в социальной истории дореволюционной России: мировоззрение и исторический опыт. Автореф. Дисс… доктора историч. Наук. – М., 1998. С. 3.

1 См.: Помоги ближнему. Благотворительность вчера и сегодня. – М., 1994. С. 65.

2 См.: Межов В.И. Благотворительность в России: Библиографический указатель книг и статей на русском языке, вышедших в России в период царствования Императора Александра II . – СПб., 1883; Селиванов А.Ф. Библиография о благотворительности // Вестник благотворительности. – 1901. №№ 4-6.

3 См.: Невский архив. – СПб., 1994; Афанасьев В.Г., Соколов А.В. Благотворительность в России. Историографические аспекты проблемы. Учебно-методическая работа. – СПб., 1998. С. 16.

4 См.: Воскобойников Н.Я. Материалы по истории призрения бедных и неимущих в России. – СПБ., 1894; Кафтанов Н.Н. Общественная благотворительность в России в 1888 г. – М., 1889; Якоби А. Благотворительность. – СПб., 1899; Никольский Н.А. Об общественной благотворительности и ее организаторах – приходских попечительствах. – М., 1876; Ильинский В. Благотворительность в России: (история, настоящее положение и задачи). – СПб., 1908 и др.

1 Общественное и частное призрение в России. – СПб., 1907.

2 См.: Максимов Е.Д. Историческое развитие общественного призрения в России // Антология социальной работы. Т. I. М. 1995; Он же. Очерк земской деятельности в общественном призрении. – СПб., 1895; он же. Помощь бедным в Древней Руси. – СПб., 1895; он же. Статистические и финансовые вопросы общественного призрения. – СПб., 1895; он же. Очерк частной благотворительности в России. – СПб., 1897-1898; он же. Очерк исторического развития и современного положения общественного призрения в России. – Б.М., 1900; он же. Происхождение нищенства и меры борьбы с ним. – СПб., 1901 и др.

3 Максимов Е.Д. Практическая и законодательная постановка мер общественного призрения // Русское богатство. – 1896. № 10. С. 19-50

1 См.: Из истории и опыта земских учреждений в России. Очерки М.Слобожанина. Издание журнала “Жизнь для всех”. – СПб., 1913; М.Слобожанин – псевдоним Е.Д.Максимова.

2 См.: Максимов Е.Д. Очерк земской деятельности в области общественного призрения. – СПб, 1895.

1 См.: Дерюжинский В.Ф. Заметки об общественном призрении. – М., 1897.

2 См.: Победоносцев К.К. Организация общественного призрения в России. – СПб., 1898.

3 См.: Благотворительная Россия. История государственной, общественной и частной благотворительности в России. Под ред. П.И.Лыкошина. Т. I. – СПб., 1901.

1 См.: Ведомство учреждений императрицы Марии. Исторический очерк. 1797-1897. – СПб., 1897; Очерк деятельности Совета Императорского Человеколюбивого Общества за 100 лет. 1816-1916 гг. – СПб., 1916.

2 См.: Максимов Е.Д. Трудовая помощь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 66. С. 938-939; Горовцев А. Трудовая помощь как средство призрения бедных. – СПб., 1901; Дмитриев М.Н. Дома трудолюбия. – СПб., 1900; Кустарная промышленность в России. Женские промыслы. – М., 1913 и др.

3 См.: Швиттау Г.Г. Трудовая помощь в России. Ч. I-II. – Пг., 1915.

1 См.: Призрение детства. Сведения об общественной и частной благотворительности в России и за границей. Т. 1-3. – СПб., 1888; Т. I Призрение малолетних детей в России и за границей. Т. II; Призрение больных детей в России и за границей; Т. 3. Исправительные заведения для детей в России и за границей.

2 К вопросу о преобразовании воспитательных домов. - Спб., 1889.

3 См.: Гейслер М.Ф., Гуслистый Б. Постройка здания детского приюта трудолюбия св. Ольги в С.-Петербурге. 1899-1900. - Спб., 1900; Гейслер М.Ф. Санкт-Петербургский Ольгинский детский приют трудолюбия. 1897-1898. - Спб., 1901; Ольгинские детские приюты трудолюбия, 1895-1910. - Спб., 1911.

4 См.: Путерен М.Д. Исторический обзор призрения внебрачных детей и подкидышей и настоящее положение этого дела в России и др. странах. - Спб., 1908.

1 См.: Термен С.Э. Призрение несчастнорожденных в России. - Спб., 1912; Жеденев Н. Детские сельские кустарные приюты самопомощи. История их, устройство и жизнь. - Спб., 1896; Щербинина Г.Я. К вопросу об организации земледельческих приютов для сельских сирот. - Пг., 1915.

2 См.: Бари Э.Я. О детских приютах: исторический очерк, составленный директором детского приюта княгини Белосельской-Белозерской доктором Э.Бари. - Спб., 1889.

3 См.: Афанасьев В.Г., Соколов А.Р. Благотворительность в России. Историографические аспекты. - Спб., 1998. С. 71-73.

4 См.: Бензин В.М. Церковно-приходская благотворительнолсть на Руси. - Спб., 1907; Бензин В.М. Церковно-приходская благотворительность на Руси после 1864 г. - Спб., 1907; Забелин А.В. Приходская благотворительность обществ в с.-Петербурге. - Спб., 1885; Он же. Что могут сделать приходские благотворительные общества?. - Спб., 1880; Кудрявцев А. Нищенство как предмет попечения церкви, общества и государства. - Одесса, 1885; Лабутин И.К. Характер христианской благотворительности. - Спб., 1899; Лаврентьев К. Христианское братолюбие. - Спб., 1875; Никольский Н.А. Об общественной благотворительности и ее органах - приходских попечительства. - М., 1876; Ульгорн Г. Христианская благотворительность в древней церкви. - Спб., 1899 и др.

1 См.: История Российской иерархии, собранная Новгородской семинарии Ректором и Богословия учителем Антониева монастыря, Архимандритом Амвросием. - М., 1807-1815; Описание монастырей в Российской империи, находящихся с указанием времени построения оных и в к аких классах положены по штатам. - М., 1817; Ратишин А. Полное собрание исторических сведений о всех бывших в древности и ныне существующих монастырях и примечательных церквах в России. - М., 1852; Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. Сост. Павел Строев. - Спб., 1877; Зверинский В.В. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. - Спб., 1890-1897; Православные монастыри и архиерейские дома в России ныне существующие. - М., 1889; Денисов Л.И. Православные монастыри Российской империи. - М., 1908; Православные русские обители... Спб., 1909 и др.

2 См.: Православные русские обители. Полное иллюстрированное описание всех православных русских монастырей в Российской империи и на Афоне. - Спб., 1910.

1 См.: Афанасьев В.Г. Благотворительность в России: история и современность // Общество и власть в истории России. - СПб., 1999. С. 169.

2 См.: Словарь русского языка. В 4-х тт. Т. 1. - М., 1957. С. III.

3 См.: Краткий словарь иностранных слов. - М., 1951.

4 См.: Горбунова Е.Ю. Благотворительность в России и ее роль в общественно-культурной жизни на рубеже XIX-ХХ веков. Автореф. дисс... канд. истор. наук. - М., 11996. С. 4.

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 85.

2 Там же.

3 Там же. С. 14.

4 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 106.

1 См.: Благотворительность и социально-экономическая политикап России: традиции и современность. - Калуга, 1997. С. 29-30.

2 См.: Боханов А.В. Коллекционеры и меценаты в России. - М., 1989; Власов П.В. Обитель милосердия. - М., 1991; Нещеретный П.И. Исторические корни и традиции развития благотворителности в Росси. - М., 1993; Бадя Л.В. Благотворительность и меценатство в России. - М., 1993; Исторический опыт социальной раоты в России / под общ. ред. Бадя Л.В./. - М., 1994; Силласте Г.Г. Благотворительность как социальное явление // Помоги ближнему! Благотворительность вчера и сегодня. - М., 1994; Фирсов М.В. Краткий курс истории социальной работы за рубежом и в России. - М., 1992; он же. Социальная работа в России: теория, история, практика. - М., 1996 и др.

3 См.: Семенова Л. Российская благотворительность: воспоминания о прошлом и наказ на будущее? // Социальна работа, 1991. № 1; Голубев В.В пользу бедных // Родина, 1991. № 3; Громов В.П. Культурно-просветительская деятельность Екатеринодарского благотворительного общества в 60-90-е годы XIX в. // Проблемы историографии и культурного наследия народов Кубани дореволюционного периода. - Краснодар, 1991; Павлова Т.В. Благотворители // Памятники Отечества. - М., 1991; Абросимова Е.А. История законодательного регулирования создания и деятельности российских благотвормительных организаций // Известия высших учебных заведений. Правоведение. - Спб., 1991; Бобровников В.Г. Церковно-приходская благотворительность на Руси и в Донской Епархии. - Волгоград, 1992 (рук. деп. в ИНИОН РАН ; 46834); Алферова Е.Ю. Призрение сирот в дореволюционный период // Население России в СССР: новые источники и методы исследования. - Екатеринбург, 1993; Феодор ван дер Воорт, протоиерей. Практике и богословие благотворительности в Русской Православной Церкви // Путь православия. - М., 1993. № 2; Бибанов Т.П., Бронский М.В., Гречин В.П. Предпринимательство и благотворительность в России: история и современность. - Н.Новгород, 1994; Баикин А.И., Додонова Л.А. Аристократы капитала. Очерки истории российского предпринимательства и благотворительности. Х-ХХ вв. - Тюмень, 1994; Бобровников В.Г. Библиографические и источниковые основы истории благотворительности в России в дореволюционный период - Волгоград, 1994 (рук. деп. в ИНИОН РАН “49618); Очерки истории благотворительности в русской церкви // Сфинкс. - Спб., 1994. № 1; Щапов Я.Н. Благотворительность в дореволюционной России: национальный опыт и вклад в цивилизацию // Россия в ХХ веке. Историки мира спорят. - М., 1994.

1 См.: Егошина В.Н., Елфимова Н.В. Из истории призрения и социального обеспечения детей в России. - М., 1993.

2 См.: Нувахов Б.Ш. История милосердия и благотворительности в отечестввенной медицине XVIII -ХХ веков. - Автореф. дисс.... доктора историч. наук. - М., 1993; он же. Странноприимный дом: традиции российского милосердия, XVIII-XX вв. - М., 1994.

3 См.: Мирский М.Б. Медицина России XVI-XIX веков. - М., РОССПЭИ, 1996. С. 301-364.

4 См.: Зубанова С.Г. Православная церковь России в IX веке: социальный и духовно-культурный аспект. - М., 1995.

1 См.: Егошина В.Н., Елфимова Н.В. Из истории призрения и социального обеспечения детей в России. - М., 1994; Елфимова Н.В. Социальная помощь студенчеству в дореволюционной России // Социальная р абота в России. - М., 1995; Ульянова Г.Н. Участковые попечительства в России // Вестник благотворительности. 1995. № 2.

2 См.: Медведев Ю.В. Московское купечество и благотворительность // Социальные и гуманитарные науки. Отечестввенная и зарубежная литература. История. - М., 1995; Петров Ю.А. Москва купеческая на рубежде XIX-XX веков // Отечественная история, 1996. № 2.

3 Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей. 1860-1914 гг. Автореф. дисс... канд. истор. наук. - М., 1995; Пашенцевв Д.А. Благотворительная деятельность русской православной церкви во второй половине XIX - нач. ХХ века. Автореф. дисс... канд. ист. наук, 1995; Чернецов Н.В. Генезис и эволюция социального призрения в России (Х-XIX века): Автореф. дисс... канд. истор. наук. - М., 1996; Миоров Д.Д. История правового обеспечения общественного призрения в России (вторая половина XVIII века). Автореф. дисс... канд. ист. наук. - М., 1997; Фирсов М.В. Социальная работа в России: теория, история, общественная практика. Автореф. дисс... докт. истор. наук. - М., 1997; Кононова Т.Б. История российской благотворительности и ее связь с государственными структурами социального обеспечения. Автореф. дисс... канд. истр. наук. - М., 1997; Белоусов А.А. Меценатство и благотворительность на Дальнем Востоке России, 1861-1917 гг. Исторический опыт. Автореф. ... дисс. канд. ист. наук. - Владивосток, 1997; Иванова Е.В. Внедрение в российскую систему благотворительности зарубежного опыта социальной работы в конце XIX- начале ХХ века. - Автореф. дисс.... канд. истор. наук. - М., 1998; Пашенцева С.В. Деятельность женских благотворительных обществ России в конце XIX - начале ХХ века. Автореф. дисс. ... канд. истор. наук. - М., 1999.

4 См.: Покотилова Т.Е. Благотворительность в социальной истории дореволюционной России. - М., 1997; она же. Благотворительность в социальной истории дореволюциьонной России: мировоззрение и исторический опыт. Дисс. ... докт. историч. наук. - М., 1998.

5 См.: Иванникова Н.А. Исторический опыт земского самоуправления по развитию общественного призрения. Автореф. дисс... канд. истор. наук. - М., 1998.

1 См.: Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - Москва - Ставрополь, 1998.

2 См.: Благотворительность и социально-экономическая политика России: традиции и современность. Сборник сообщений и докладов. - Калуга, 1997.

3 См.: Афанасьев В.Г., Соколов А.В. Благотворительность в России. Историографические аспекты проблемы. Учебно-методическа работа. - Спб., 1998.

4 См.: Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. Учебное пособие. - М. 1998.

5 См.: Сурков Н.И. Страницы истории социальной работы в КОМИ крае (1860-1918 гг.) - Сыктывкар, 1988.

1 См.: Литвиненко Н.Ф., Гатилова Л.С. Благотворительность в Курском крае // Из истории культуры курского края. Ч. I /Отв. редактор и составитель проф. А.Ю.Друговская). - Курск, 1996; Гатилова Л.С. Благотворительные общества и учреждения в Курске в конце XIX- нач. ХХ вв. // Курск. Документы, Статьи, Воспоминания / Отв. ред. и составитель проф. А.Ю.Друговская - Курск, 1997; Друговская А.Ю. Гатилова Л.С. Благотворительность курских монастырей // Из истории монастырей и храмов Курского края. - Курск, 1998; Друговская А.Ю., Гатилова Л.С. Традиции милосердия и благотворительности как фактор гуманистического воспитания молодежи // История образования и просвещения в России. - Спб., 1998; Гатилова Л.С. Общественно-благотворительное движение в России на рубеже XIX-ХХ веков // Общество и власть. - Спб., 1999. С. 166-169; Голубцов В.В., Голубцова Г.В. Русский провинциализм и традиции благотворительности (из истории благотворительности в Курской губернии) // Благотворительность и социально-экономическая политика России: традиции и современность. Сборн. сообщений и докладов. - Калуга, 1997. С. 40-41.

2 См.: Косихина И.Г. Общественно-культурные организации Курской губернии в 60-е гг. XIX вв. - февраль 1917 г. Автореф. дисс.... канд. историч. наук. - Курск, 1998.

3 См.: Сафонова И.Н., Шатохин И.Т. Из истории “Общества содействия начальному образованию в Курской губернии” // Юг России в прошлом и настоящем: история, экономика, культура. - Белгород, 1998

1 См.: Афанасьев А.Д. Общество содействия начальному образованию в Курской губернии - общественная учительская организация // Курск: Краеведческий словарь-справочник. - Курск, 1997. С. 268.

2 См.: Афанасьев А.Д. Общественно-политическая деятельность провинциального учительства с 90-х гг. XIX в. по 1917 г. (на примере Курской губернии). Автореф. дисс. ... канд. историч. наук. - Курск, 1998.

3 См.: Туманова А.С. Неполитические общественные организации города Тамбова в начале ХХ века (1900-1917 гг.). Дисс... канд. истор. наук. - Воронеж, 1996.

4 См.: Туманова А.С. Указ. соч. С. 16,22.

5 См.: Орлова В.Д. Проблемы благотворительной деятельности в городах Тамбовской губернии во второй полвоине XIX- начале ХХ в. // Социальная работа в России: прошлое и настоящее. - М., Ставрополь, 1998. С. 54-65; Деревягина Т.Г. Благотворительные организации: опыт прошлого //Там же. С. 65-74; Долгова С.А. Благотворительная помощь народному образованию в Тамбовской губернии // там .же. С. 74-84; Деревягина Т.Г. Виды социальной помощи взрослым Тамбовщины на рубеже XIX-ХХ вв. // Там же. М. 85-95.

6 См.: Кученкова В. Неизвестный Тамбов. - Тамбов, 1996.