Разбой, как форма хищения
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. ПОНЯТИЕ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ХИЩЕНИЯ
1.1 История развития уголовного законодательства России об ответственности за хищение
1.2 Общее понятие хищения
Глава II. ЮРИДИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ РАЗБОЯ КАК ФОРМЫ ХИЩЕНИЯ
Глава III. КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ СОСТАВ РАЗБОЯ
3.1 Разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору
3.2 Разбой, совершенный с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия
3.3 Разбой, совершенный с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище
3.4 Разбой, совершенный в крупном размере
Глава IV. ОСОБО КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ СОСТАВ РАЗБОЯ
4.1 Разбой, совершенный организованной группой
4.2 Разбой, совершенный в целях завладения имуществом в особо
4.3 Разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью
4.4 Проблемы квалификации преступлений, определяемых как разбой
Заключение
Литература
ВВЕДЕНИЕ
В начале XXI века криминальная ситуация в России становится все более напряженной: фиксируется рост числа преступлений и лиц, их совершивших, а также числа осужденных и потерпевших; возросла общественная опасность преступности; наблюдается все более интенсивная криминализация разных сфер жизни общества. В преступную деятельность вовлекается все большее число граждан и она становиться для одних из них основным способом обеспечения высокого социального и материального статуса; для других – средством выживания в этих условиях, защиты своих прав и законных интересов; для третьих – выражением своеобразного социального протеста. На первом месте по данным Информационного центра УВД Амурской области за 2009 год находятся преступления против собственности: по числу жертв преступлений, обратившихся в правоохранительные органы – кражи – 24%, разбои и грабежи – 14%.
Уголовная ответственность за все преступления, посягающие на отношения собственности как экономической категории, предусмотрена статьями главы 21 Особенной части УК РФ. В качестве непосредственных объектов выступают отдельные формы собственности – государственная, муниципальная, частная – в зависимости от того, на какую из них посягает конкретно совершенное преступление.
Все без исключения преступления против собственности относятся к категории так называемых предметных посягательств, в которых предметом преступления является «чужое имущество», т.е. оно не должно принадлежать виновному на праве собственности или законного владения. Признак «чужое имущество» выполняет важную уголовно – правовую функцию, ограничивая данную группу деяний от экологических преступлений. Кроме того, законодатель специально выделил предметы и документы, имеющие особую историческую, научную, художественную или культурную ценность – ст.164 УК РФ.
По своей законодательной конструкции подавляющее большинство преступлений против собственности сформулировано как материальные составы, в которых общественно опасные последствия – обязательный признак их объективной стороны. Лишь два преступления – разбой и вымогательство – для признания их оконченными не требуют наступления таких последствий. При этом в теории уголовного права традиционно разбой признается так называемым усеченным составом преступления, момент окончания которого перенесен законодателем на более раннюю стадию совершения умышленного преступления, а именно на фактическую стадию покушения на хищение чужого имущества.
Что же такое разбой с точки зрения уголовного закона; какие возникают проблемы при его квалификации? Ответ на этот вопрос может быть получен путем уголовно-правового анализа разбоя, а также путем установления уголовно-правовых последствий за совершение разбоя, с учетом изучения судебной практики. Подобный анализ и является основой данной дипломной работы.
Разбой как форма хищения является объектом исследования работы. Цель работы: раскрытие и анализ данной формы хищения, рассмотрение квалифицированных и особо квалифицированных признаков разбоя, проблемы его квалификации.
Именно решение этих проблем определяет актуальность выбранной темы исследования выпускной квалификационной работы в целях раскрытия основных теоретических и практических проблем, выработки выводов и предложений по разрешению рассматриваемых вопросов, повышения эффективности деятельности в этом направлении.
Предмет исследования составляют:
– задачи и функции правоохранительных органов по пресечению противоправных посягательств на собственность;
– правовое регулирование функций и полномочий соответствующих органов при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности;
– нормативные правовые акты и нормы, предусматривающие уголовную ответственность за хищения и регламентирующие порядок квалификации преступлений против собственности.
– судебная практика по делам о разбоях.
Основная гипотеза исследования сводится к тому, что проводимые ранее и в настоящее время научные исследования пока не дают исчерпывающего ответа на все возникающие при квалификации разбоя вопросы.
Цель настоящего исследования состоит в научно обоснованной разработке теоретических положений и рекомендаций по совершенствованию практической деятельности при применении уголовного законодательства, направленного на защиту собственности.
Достижение указанной цели предполагается обеспечить выполнением следующих задач:
– определение сущности хищения, его понятия и содержания;
– выявление особенностей квалификации отдельных видов имущественных преступлений;
– систематизация и анализ судебной практики в рассматриваемом направлении;
– разработка предложений и рекомендаций по совершенствованию нормативно-правовой регламентации квалификации разбоя;
– уточнение понятия и признаков разбоя в уголовном праве;
– изучение особенностей квалификации разбоя.
Теоретическую основу настоящего исследования составляют положения
общей теории и социологии права. Использовались достижения современной науки уголовного права, исследования ученых в области конституционного, уголовного, гражданского, экологического и других отраслей права.
Методологической основой исследования являются системный подход и базирующиеся на нем общие и частные (исторический, сравнительно-правовой, формально-логический) научные методы исследования, а также методы исследований (опрос, анализ судебной практики, метод экспертных оценок, исследование документов). В ходе исследования изучалась специальная литература, законодательство СССР, Российской Федерации, зарубежных государств, а также практика их применения.
ГЛАВА I. ПОНЯТИЕ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ХИЩЕНИЯ
1.1 История развития уголовного законодательства России об ответственности за хищение
Если обратиться к нормам древнерусского законодательства, то уже в нем можно обнаружить дифференцированный подход к наказуемости корыстных и некорыстных посягательств против собственности. Среди последних выделялись уничтожение или повреждение какого-либо конкретного вида имущества (в том числе оружия, одежды, скота, двора и т.д.), причем, уже в это время совершение подобного рода действий путем поджога каралось наиболее суровыми наказаниями: например, в Русской Правде за это полагалось разграбление, в Псковской судной грамоте – смертная казнь1. Случаи корыстного завладения имуществом охватывались в основном термином «татьба» и хотя этимология этого слова указывала на совершение хищения крадучись, тайно, ненасильственно, под ним подразумевали всякое тайное и открытое похищение. Наряду с татьбой, а позднее воровством, грабежом в древнерусских источниках упоминается и о разбое, однако, как считают некоторые исследователи, первоначально, во времена Русской Правды в более широком, чем похищение, смысле: как преступления не столько имущественного, сколько личного характера. Лишь в середине XVI века (в Судебнике 1550 года) впервые проводится разграничение грабежа и разбоя как соответственно ненасильственного и насильственного преступления2.
С Соборного Уложения 1649 года заметно расширяется уголовно-правовая охрана объектов собственности (особо выделяется кража с государева двора, церковная татьба, т.е. похищение из церкви, устанавливается наказуемость за утаивание или подмену благородных металлов, потраву хлебных посевов и хищение зерна, ловлю рыбы в чужом пруду), вводится квалифицированный вид смертной казни (сожжение) за поджог двора, различается ответственность за умышленное и неосторожное уничтожение или повреждение имущества1. Выделяя специальную главу о разбойных делах, Соборное Уложение не только упоминает в ней о ворах, татях, разбойниках, но и дает особое предписание в отношении мошенников, требуя применять к ним положения, установленные за первую татьбу, однако, пока не раскрывая признаков мошенничества. Только Указом 1781 года было впервые разъяснено, что к мошенничеству нужно относить: а) карманную кражу, б) внезапное похищение чужого имущества, рассчитанное на ловкость, быстроту действий виновного, в) завладение имущества путем обмана. При этом мошенничество связывалось с открытым, кража – с тайным, а грабеж с насильственным воровством2.
Немалый вклад в разработку основ правовой охраны имущественных отношений был сделан при подготовке Свода законов Российской империи и Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г.
Примечательно, что в Уложении 1885 г. похищение имущества усматривалось только в деяниях, понимаемых как кража, грабеж, разбой и мошенничество. При этом термин «кража» трактовался в том смысле, какой он имел еще во времена Русской Правды: «Кражей признается всякое, каким бы то ни было образом, но втайне, без насилия, угроз и вообще без принадлежащих к свойству разбоя или грабежа обстоятельств, похищение чужих вещей, денег или иного движимого имущества»3. Применительно к составу грабежа различались две разновидности действий, вследствие чего он определялся как: «во-первых, всякое у кого-либо отнятие принадлежащего ему или же находящегося у него имущества, с насилием или даже с угрозами, но такого рода, что эти угрозы и самое насильственное действие не представляли опасности ни для жизни, ни для здравия, или свободы того лица; во-вторых, всякое, хотя бы без угроз и насилия, но открытое похищение какого-либо имущества в присутствии самого хозяина или других людей». Соответствующая дефиниция была сформулирована и в отношении разбоя: «... всякое на кого-либо, для похищения принадлежащего ему или находящегося у него имущества, нападение, когда оное учинено открытою силою с оружием, или хотя бы без оружия, но сопровождалось или убийством, или покушением на оное, или же нанесением увечья, ран, побоев или других телесных истязаний, или такого рода угрозами или иными действиями, от которых представлялась явная опасность для жизни, здравия, или свободы лица или лиц, подвергшихся нападению».1
Составители Уложения 1903 г. исходили из наличия родового понятия «похищения» или «имущественного хищничества», близкого к современному общему понятию хищения. В историческом обзоре русского и зарубежного законодательства, вплоть до Уложения 1845 г., отмечалось, что сложившиеся историческим путем различия между отдельными видами похищения покоятся на малосущественных оттенках такой преступной деятельности, в связи с чем в первоначальном проекте предполагалось объединить все случаи похищения чужого имущества «в одно общее понятие имущественного хищничества».
Определенному пересмотру Уложением 1903г., подверглись представления о таком виде преступлений против собственности – похищения имущества. Считая разграничение кражи и грабежа искусственным, не отвечающим потребностям практики, разработчики Уголовного Уложения 1903 года объединили кражу и ненасильственный грабеж в один состав, обозначив его термином «воровство». Характеризуя его как тайное или открытое похищение чужого имущества, Уложение одновременно внесло коррективы в понятие разбоя, отличительным признаком которого называлось похищение имущества с применением насилия над личностью или наказуемой угрозы, вне зависимости от характера насилия и того, связано оно с нападением или нет. Кроме того, Уложение к числу разновидностей похищения отнесло вымогательство, установив, что вымогатель есть «виновный в принуждении, с целью доставить себе или другому имущественную выгоду, к уступке права на имущество или к вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу, посредством телесного повреждения, насилия над личностью или наказуемой угрозы». Признаки и уголовно-правовая оценка похищения, совершаемого путем мошенничества, остались без изменения. Заметим, что разработчики Уложения, определяя каждый способ похищения, подчеркивали необходимость специальной цели: в составах воровства, разбоя и мошенничества – присвоения имущества, в составе вымогательства - получения для себя или другого лица имущественной выгоды.
Помимо различного рода повреждений имущества понятием похищения не охватывались еще четыре разновидности преступлений против собственности (по причине отсутствия в них факта незаконного изъятия имущества из владения собственника): а) предусмотренные главой «О не объявлении, о находке, присвоении чужого имущества и злоупотреблении доверием» и совершенные в отношении имущества, либо случайно оказавшегося у виновного (присвоение найденных вещей, пригульного скота, клада), либо вверенного виновному (для хранения, использования на определенные цели, распределения и т.д.), либо подлежащего передаче собственнику (например, в виде дивидендов) и т.п.; б) выразившиеся в получении имущественной выгоды в результате неисполнения кредиторских обязательств (например, при объявлении о несостоятельности) или исполнения обязательств, являющихся незаконными в силу заключения их по поводу имущества, добытого преступным путем, или в силу заключения их с ненадлежащими лицами (находящимися в исключительно тяжелом материальном положении или ограниченно дееспособными, действующими в состоянии неведения существа сделки, под влиянием явной ошибки, принуждения и т.д.); в) деяния, нарушающие право авторства; г) связанные с самовольной эксплуатацией или использованием природных ресурсов, находящихся на чужой территории (охота, ловля рыбы, сбор ягод, добыча полезных ископаемых)1.
Закрепленная в Уложении 1903 г. система видов (форм) хищения (похищения) повлияла на все последующее развитие законодательства об имущественных преступлениях.
Октябрьская революция ознаменовала переход к новому социально-экономическому строю, при котором особое значение придавалось охране и укреплению социалистической собственности. Уже на второй день после переворота Декрет о земле установил: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом»2. Указание на необходимость борьбы с хищениями государственного имущества мы находим и в других декретах, изданных в 1917-1921 г.г., т.е. до первой кодификации советского уголовного законодательства. Дела о наиболее опасных имущественных преступлениях обычно изымались из общей подсудности и рассматривались революционными трибуналами и органами ВЧК. Повышенное внимание к охране государственного имущества было обусловлено не только экономическими и идеологическими причинами, но и необходимостью перестройки народного правосознания. В российской народной традиции резко отрицательное отношение к ворам, мошенникам, поджигателям и конокрадам уживалось со взглядом на казенное имущество как на бесхозное, не заслуживающее уважения3.
До принятия первого советского Уголовного кодекса не существовало единой системы норм о преступлениях против собственности и соответственно, против хищений, с четко очерченными составами преступлений и соответствующими санкциями. Однако в некоторых декретах делались попытки сформулировать конкретные нормы. Так, декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 1 июня 1921 г. «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями, способствующими хищениям» содержал подробный перечень уголовно наказуемых деяний. В их числе: незаконный отпуск товаров лицам, работающим в органах снабжения, заготовки и производства; сокрытие в целях хищения от учета предметов производства лицами административного и складского персонала; содействие хищениям и умышленное невоспрепятствование хищениям со стороны лиц, охраняющих складские помещения; получение заведомо незаконным путем товаров из государственных складов, баз, распределителей, заводов, мельниц, ссыпных пунктов в целях спекуляции и т.д. Все виды хищения наказываются лишением свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет, а при отягчающих обстоятельствах (многократность деяний, массовый характер хищений, ответственная должность виновного и др.) – расстрелом1.
Аналогичные нормы предусматривались декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 1 сентября 1921 г. «Об установлении усиленной ответственности для лиц, виновных в хищении грузов во время перевозки их». Декретом устанавливалась суровая ответственность вплоть до высшей меры наказания – расстрела для лиц, перевозивших грузы гужевым, водным и другим путем, а также наблюдавших за этими перевозками агентов, уличенных в хищении грузов в пути.
Что касается менее опасных хищений государственного имущества, а также краж, грабежа, мошенничества и других посягательств на личную собственность, то они также наказывались, о чем свидетельствуют статистические данные и отчеты Народного комиссариата юстиции, периодически издававшиеся «Ведомости справок о судимости». Поскольку с конца 1918 г. судам запрещалось ссылаться на дореволюционное законодательство, а новые нормы не охватывали всех имущественных преступлений, суды руководствовались по-прежнему революционным (социалистическим) правосознанием и отчасти традиционными правовыми представлениями об этих преступлениях и их видах. Таким образом, в рассматриваемый период были и имущественные преступления, и наказания за них, не хватало «только» соответствующих законов.
После принятия Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. ответственность за имущественные преступления, и соответственно за хищения, стала определяться на основании соответствующих его статей.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г., изданный в соответствии с общесоюзными Основными началами 1924г., сохранил преемственную связь с Уголовным кодексом 1922 г. Ни система имущественных преступлений, ни конструкция отдельных составов не претерпели существенных изменений, а восприняли идею Уголовного Уложения о единой уголовно-правовой охране государственного, общественного и личного (частного) имущества и разделении преступлений против собственности на хищения и иные посягательства.
Что касается описания признаков посягательств, охватываемых термином «похищение», то советский законодатель увязал с ним только составы кражи, грабежа и разбоя, в трактовке которых сначала пошел по пути Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Согласно УК РСФСР 1922 года кража есть «тайное похищение имущества, находящегося в обладании, пользовании или ведении другого лица или учреждения, грабеж «открытое похищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего, пользующегося или ведающего им, но без насилия над личностью или с насилием не опасным для жизни и здоровья потерпевшего»1. Разбой – «открытое, с целью похищения имущества, нападение отдельного лица на кого-либо, соединенное с физическим или психическим насилием, грозящим смертью или увечьем» Совершение разбойного нападения группой лиц рассматривалось как бандитизм. УК РСФСР 1926 года, уточнив оценку такого рода действий в качестве квалифицированного разбоя, основные признаки всех этих способов похищения оставил без существенных корректив.
С принятием Закона от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» хищением стали называться наиболее опасные преступления против социалистической собственности, независимо от способа их совершения. Все лица, совершившие хищение, объявлялись «врагами народа», причем термином «хищение» в данном случае охватывались все формы посягательства на социалистическую собственность (кража, грабеж, разбой, присвоение, мошенничество и т д.). Поскольку содержание этих дополнений и изменений в действующем тогда УК РСФСР 1926 года мало сообразовывалось с положениями содержащихся в нем статей, то система уголовно-правовых норм, посвященных охране отношений собственности, оказалась запутанной и противоречивой.
В годы Великой Отечественной войны был издан ряд законодательных актов, направленных на усиление ответственности за некоторые преступления против социалистической собственности не подпадавшие под действие Закона от 7 августа 1932 г. Например Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1942 г. «Об ответственности за хищения горючего в МТС и совхозах» было установлено наказание за это преступление в виде тюремного заключения на срок от трех до пяти лет. В некоторых случаях судебная практика шла по пути более широкого применения Закона от 7 августа 1932 г. по сравнению с довоенным временем, особенно когда это касалось хищения воинских грузов на транспорте (даже не в крупных размерах), тормозных ремней или щитов для снегозадержания. Одновременно происходило усиление ответственности за преступления против личной собственности1. Однако это делалось не путем внесения изменений в Уголовный кодекс 1926 г., а расширительным толкованием некоторых квалифицирующих признаков имущественных преступлений применительно к условиям военного времени.
После окончания войны приведенные указания, рассчитанные на военный период, утратили силу. Вновь обострилась проблема чрезмерно мягких санкций за преступления против личной собственности и большого разрыва между наказуемостью преступлений против разных форм собственности. Эта проблема была своеобразно решена в указах Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г., которые явились мощным толчком к научной разработке общего понятия хищения и его признаков.
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» заменив в области борьбы с преступлениями против социалистической собственности Уголовный кодекс 1926г., не содержал ни исчерпывающего перечня форм хищения, ни четких признаков хищения вообще. Перед наукой уголовного права и судебной практикой встала насущная задача установить эти признаки и выработать такое определение понятия «хищение», которое позволило бы единообразно решать вопросы уголовной ответственности за посягательство на социалистическую собственность.
Нормы общесоюзных указов от 4 июля 1947 г. не были инкорпорированы в текст Уголовного кодекса РСФСР (в это время активизировалась подготовка Уголовного кодекса СССР). Постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 22 августа 1947 г. был утвержден перечень статей Уголовного кодекса РСФСР, которые не подлежали применению. Хищение государственного или общественного имущества, совершенное в любой форме, квалифицировалось по Указу от 4 июля 1947 г. Что касается преступлений против личной собственности, то по Указу квалифицировались только кража и разбой, а в отношении остальных продолжал действовать Кодекс 1926 г.
Именно в период действия Указа от 4 июля 1947 г. в юридической литературе активно шло исследование общих признаков хищения, и были предложены определения этого понятия, сохранившие научное и практическое значение до настоящего времени1.
Указы установили суровую ответственность за преступления против собственности, сохранив дифференцированный подход к охране различных форм собственности. При этом разрыв между наказуемостью хищений социалистического имущества и преступлений против личной собственности граждан был сокращен путем резкого повышения санкций за последние. Термин «мелкое хищение» вошел в употребление только с 1955 г.
Принятие в 1958 г. новых Основ уголовного законодательства и проявившаяся в этот период тенденция к укреплению принципа законности в борьбе с преступностью нашли отражение и в нормах Уголовного кодекса РСФСР 1960 г. об ответственности за имущественные преступления.
Закрепив одну из тенденций принимаемых актов 20-50-х годов – обособление ответственности за посягательства на социалистическую собственность, УК РСФСР 1960 года не воспринял другую идею: переосмысление понятия и способов хищения. Не давая общего определения преступлениям такого вида, этот Уголовный кодекс достаточно последовательно исходил из того, что способами их совершения являются кража, грабеж, разбой, присвоение, растрата, злоупотребление служебным положением и мошенничество. В этой связи восстанавливалось самостоятельное значение состава грабежа как открытого похищения без насилия или с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего, что обусловило и соответствующую трактовку понятий кражи (тайное похищение имущества) и разбоя (нападение с целью завладение имуществом, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего). Вместе с тем, при установлении наказуемости похищения имущества с использованием виновными имеющихся у них полномочий в отношении него, помимо присвоения и растраты, была выделена еще одна форма: злоупотребление служебным положением, Различные виды мошенничества объединены в один общий состав, по-прежнему характеризуемый как завладение имуществом путем обмана или злоупотребления доверием. Дискуссионный вопрос о возможности признания вымогательства одним из способов хищения получил традиционное для нашего законодательства решение, т.е. не был включен в их число. Заметим, что так называемые воровские сделки (приобретение заведомо похищенного имущества), которые Уложение о наказаниях и Уголовное Уложение относили к видам посягательства на собственность, не являющихся хищением, а первые советские уголовные законы приравнивали к краже, УК РСФСР 1960 года включил в главу «Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения»1.
Уголовный кодекс 1960 г. совершенно определенно исходил из существования общего понятия «хищение», охватывающего ряд сходных по объективным и субъективным признакам посягательств на социалистическую собственность. Однако само это понятие в законе не раскрывалось. Важнейшие общие признаки хищения были даны в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества». Но по-прежнему играла большую роль доктринальная разработка общего понятия хищения. Значение этого понятия не упало из-за того, что в Уголовном кодексе 1960 г. ответственность дифференцировалась по конкретным формам хищения. Признано, что общее понятие «хищение» помогает раскрыть характерные признаки, присущие всем его формам и видам, облегчает анализ конкретных форм хищения, способствует их отграничению от других преступлений против собственности, от посягательств, направленных на иные общественные отношения, и от действий, не наказуемых в уголовном порядке.
Понятие «хищение» в уголовном праве советского периода начало разрабатываться применительно к преступлениям против социалистической собственности, поскольку закон не употреблял его по отношению к преступлениям против личной собственности. Это вызвало в массовом правовом сознании привязку данного понятия исключительно к социалистическим формам собственности. В научной и учебной литературе при классификации преступлений против личной собственности хищения не выделялись. Сам этот термин часто подменялся понятием «похищение», границы которого многим авторам представлялись иными1.
Однако постепенно в теории, судебной практике и, наконец, в законе термин «хищение» стал употребляться и вне связи с социалистической собственностью. Укреплялось представление, что не форма собственности, а совокупность определенных объективных и субъективных признаков составляет основное содержание этого понятия. Обнаружилось отсутствие препятствий ни с языковой, ни с юридической стороны для распространения понятия «хищение» на все формы собственности.
Переход к рыночной экономике, закрепление в Конституции РФ принципа равной правовой охраны всех форм собственности сделали нетерпимым такое положение. Поэтому еще до принятия нового Уголовного кодекса Федеральным законом от 1 июля 1994 г. были внесены изменения в нормы об имущественных преступлениях Уголовного кодекса 1960г. Главным из них явилось объединение параллельных норм. Этот Закон носил промежуточный характер и имел много сходства с подготовленным проектом Уголовного кодекса.
Как и следовало ожидать, подготовка соответствующего раздела нового уголовного законодательства вызвала немало предложений. Некоторые были учтены в проекте УК РФ, но при его принятии – исключены. Такая судьба постигла, в частности, взгляд на необходимость восстановить уголовно-правовую оценку приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем, как одного из посягательств против собственности (в УК РФ это деяние, в конечном счете, было включено в главу «Преступления в сфере экономической деятельности»). Не была воспринята также идея о дифференцированном подходе к криминализации деяний с учетом их направленности на имущество движимое и недвижимое. Реально возникающая опасность сужения понятия хищения, предметом которого мыслится только движимое имущество, и сложности в практическом отграничении этого преступления от предлагаемого состава «завладения чужим недвижимым имуществом из корыстных целей» побудили законодателя отказаться от деления посягательств по данному признаку. Не получили поддержки и нововведения, непосредственно касающиеся формулировок того или иного способа хищения (применительно, например, к разбою – признание его посягательством против личности, конструирование этого преступления в качестве материального состава и др.). Вместе с тем в Уголовном кодексе РФ, так или иначе, были воспроизведены многие из тех положений, которыми в последние годы был дополнен УК РСФСР 1960 года: объединены статьи, устанавливающие наказуемость за посягательства на разные формы собственности в одну главу; уточнена уголовно-правовая оценка неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (угон) и т.д. Если не иметь в виду вопросы совершенствования юридической техники (замену, например, терминов «похищение» на «хищение») и унификацию составов, то можно указать на несколько наиболее существенных моментов, отличающих новый УК РФ от ранее действующего: законодательное закрепление общего понятия хищения; исключение наказуемости такого рода деяний, как присвоение найденного или случайно оказавшегося у виновного чужого имущества, неправомерное завладение чужим недвижимым имуществом без цели хищения.
Уточнение отдельных признаков основного состава за вымогательство, хищение особо ценных предметов и т.д.; изменение содержания и перечня квалифицирующих признаков многих составов преступлений; значительное смягчение в целом степени тяжести уголовно-правовых санкций за преступления против собственности.
В науке уголовного права было признано, что раскрытие понятия «хищение» и характеристика его основных элементов позволяют выявить и обособить признаки, присущие всем формам хищения, облегчают анализ конкретных форм хищения, помогают отграничению их от других преступлений против собственности, от посягательств на иные объекты, а также действий, не наказуемых в уголовном порядке. Определение понятия «хищение» впервые было включено в Уголовный кодекс 1960 г. Федеральным законом от 1 июля 1994 г. С небольшими изменениями это определение вошло в Уголовный кодекс 1996 г. в виде примечания 1 к ст. 158 УК РФ1.
1.2 Общее понятие хищения
Научно – практическая значимость общего понятия хищения чужого имущества определяется тем, что оно, будучи препарировано и определенным образом структурировано, есть по существу не что иное, как понятие родового состава хищения чужого имущества.
Содержание отношений собственности образуют фактически отношения владения, использования и распоряжения предметами, принадлежащими их собственнику. Именно по поводу предметов материального мира складываются определенные социальные связи между собственником и всеми другими гражданами, юридическими лицами, государством в целом и его органами. Предметы материального мира – необходимая и обязательная предпосылка возникновения и функционирования общественных отношений собственности , которые без них существовать в объективной действительности вообще не могут.
Базовыми гражданско-правовыми нормами правовой защиты собственности являются такие следующие статьи ГК РФ: ст. 209 – « Содержание права собственности»; ст. 213 – « Право собственности граждан и юридических лиц»; – ст. 301 – « Истребование имущества из чужого незаконного владения»; – ст. 305 – « Защита прав владельца, не являющегося собственником».
Право собственности – это вещное право. В силу этого хищения относятся к так называемым предметным преступлениям, которые нередко называют имущественными. С внешней стороны они всегда выражаются в уголовно – противоправном воздействии (изъятии, завладении, обращении в свою пользу) преступника на определенные, экономически обособленные предметы материального мира.
Предметы материального мира, по поводу которых сложились отношения собственности, выражая и закрепляя эти социальные связи между людьми, составляют вещественную основу указанных отношений, их количественную определенность, в отличии от определенности качественной. Противоправное воздействие субъекта в формах, предусмотренных законом, на вещественную основу отношений собственности включает предметы материального мира в структуру элементов состава хищения, в силу чего они приобретают уголовно – правовое значение предмета преступного посягательства, отвечающего присущим ему экономическим свойствам.
В примечании к ст. 158 УК РФ 1996 г., под хищением понимаются совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Указанное общее понятие хищения играет роль родового по отношению к видовым понятиям кражи, присвоения и других преступлений против собственности, имеющих ряд общехарактерных объективных и субъективных признаков, объединяющих определенную группу имущественных посягательств под рубрикой «хищение».
Исходя из приведенного определения, объективными признаками хищения можно признать: 1) незаконное и безвозмездное изъятие имущества из владения собственника или иного лица, которое совершается указанными в законе способами; 2) обращение его в пользу виновного или других лиц; 3) причинение тем самым собственнику или владельцу имущества реального ущерба вследствие уменьшения на определенную часть объема материальных ценностей, находящихся в его фондах; 4) причинную связь между изъятием имущества и материальным ущербом. Субъективными же признаками хищения являются: 1) прямой умысел на безвозмездное изъятие чужого имущества и обращение его в свою пользу или в пользу третьих лиц; 2) корыстная цель этого изъятия. Указанные признаки являются обязательными для всякого хищения, и, стало быть, отсутствие хотя бы одного из них позволяет рассматривать содеянное уже не как хищение, но как иное преступление, а возможно, и как деяние, вообще не имеющее отношения к уголовному праву.
Под формами хищения понимаются те юридически значимые способы (приемы), посредством которых изымается имущество. В этом отношении все составы преступлений, объединенные общим понятием «хищение», отличаются друг от друга прежде всего по способу изъятия имущества.
По действующему российскому УК 1996 года различают шесть конкретных форм хищения: кража (ст. 158), мошенничество (ст. 159), присвоение (ст. 160), растрата (ст. 160), грабеж (ст. 161) и разбой (ст. 162).
В дальнейшем в данной работе будет более подробно рассмотрена такая форма хищения, как разбой.
ГЛАВА II. ЮРИДИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ РАЗБОЯ КАК ФОРМЫ ХИЩЕНИЯ
Ответственность за такую форму хищения, как разбой, предусмотрена ст. 162, являющейся пятой из статей, содержащихся в гл. 21 «Преступления против собственности» разд. VIII «Преступления в сфере экономики» УК РФ 1996 г.
В уголовном законе разбой определяется как нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ч. 1 ст. 162 УК).
По способу совершения разбой – наиболее опасное преступление из числа хищений, ибо изъятие имущества в данном случае осуществляется через насилие над личностью, чреватое причинением вреда ее здоровью либо даже смерти. Это же обстоятельство объясняет и усеченность состава разбоя, коренящуюся в том давнем историческом прошлом, когда запреты, налагаемые с течением времени на набеги дружин (а позднее – шаек лихих людей) и образовавшие понятие разбоя, были направлены в основном на ограждение страдавших от них народов, на ограждение личности, т. е. носили не столько имущественный, сколько антинасильственный характер.
Тем не менее, современное место разбоя в системе Особенной части определяется направленностью его против отношений собственности, чем подчеркивается, что доминирующей целью разбойника является похищение имущества, а посягательство на личность служит лишь средством для достижения этой цели. При этом помещение состава разбоя в главе о преступлениях против собственности ни в коей мере не умаляет уголовно-правовой охраны личности. Об этом свидетельствуют отнесение разбоя к числу тяжких преступлений и признание разбоя оконченным с момента нападения, а не с момента завладения имуществом и обретения возможности им пользоваться и распоряжаться, как это требуется по отношению к другим преступлениям против собственности.
В качестве основных признаков разбоя закон называет: 1) нападение, 2) применение физического насилия, опасного для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению, или угрозы применения такого насилия и 3) цель завладения чужим имуществом.
Нападение, с точки зрения грамматики, – отглагольное существительное, производное от глагола «напасть», т. е. внезапно броситься на кого-либо с целью нанесения ущерба, приступать с насилием, наброситься с целью произвести насилие, атаковать с враждебными намерениями1. Этимологический анализ данного термина указывает, во-первых, на его происхождение от глаголов, обозначающих активные действия по перемещению в пространстве, связанные со стремительным угрожающим приближением к какому-либо объекту с целью нанесения ему урона, а во-вторых, на его несомненную связь с насилием или, во всяком случае, опасностью такового.
Уголовно-правовое содержание слова «нападение» менее ясно, поскольку при описании объективной стороны разбоя в традицию российского законотворчества вошло употребление терминов «нападение» и «насилие» не в качестве равнозначных, а в качестве рядоположенных, что не может не вызывать вопроса о соотношении объема указанных понятий.
Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР «О судебной практике по делам о грабеже и разбое», неоднократно изменявшееся и дополнявшееся с 1966 г., никаких разъяснений на этот счет так и не дало. Лишь в постановлении Пленума Верховного Суда от 21 декабря 1993 г. «О судебной практике по делам о бандитизме» впервые было разъяснено, что под нападением следует понимать «действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения» (п. 8)2.
Однако и здесь достаточно определенно выражено насильственное содержание, – образующей его форме, т. е. о самом нападении.
В науке же на этот счет существуют различные суждения, одно из которых заключается в том, что «о нападении как самостоятельном объективном признаке разбоя можно говорить весьма условно, имея в виду, что вне насилия или угрозы применения насилия оно теряет уголовно-правовое значение. Нападение, не соединенное с агрессивным насильственным поведением виновного, лишается всякого смысла...»1. С этой точки зрения нападение и насилие – суть одно и то же, поскольку нападение как раз и выражается в применении насилия.
Но при такой постановке вопроса законодательная формулировка «нападение, совершенное с применением насилия» тавтологична. Быть может, поэтому многие криминалисты, отрицательно относящиеся к отождествлению нападения и насилия, склонны рассматривать взаимодействие указанных понятий сквозь призму соотношения части и целого. Так, Б. В. Волженкин считает, что «насилие или угроза применения насилия в составе разбоя лишь один из элементов нападения, включающего в себя и другие действия»2. При этом самостоятельность нападения видится в том, что оно представляет собой определенные действия, предшествующие насилию. Например, В. И. Симонов и В. Г. Шумихин считают нападение первым этапом разбоя, заключающимся в быстрых, агрессивных, стремительных действиях, направленных против потерпевшего, а применение физического или психического насилия – вторым его этапом, на котором нападение органически соединяется с насилием, не теряя, впрочем, от этого своей самостоятельности3. А. Гравина и С. Яни также считают насилие обязательной составной частью нападения, определяя последнее как «действие, состоящее из двух последовательных этапов: создание реальной опасности применения насилия и непосредственно насилие»1. С этой точки зрения, само нападение и непосредственно следующее за ним насилие или угроза насилия являются двумя неразрывными агрессивными действиями, субъективно объединенными единой целью. При этом за всяким нападением следует насилие (ибо нападение как внезапное действие без насилия или угрозы его применения теряет всякий смысл), но не всякому насилию предшествует нападение.
На различении нападения и насилия основана и позиция тех авторов, которые утверждают, что нападение – это не само посягательство, а форма (способ) его совершения2. Исходя из этого считается, что всякое нападение предполагает насилие, но не всякое насилие облекается в форму нападения, а только такое, которое связано с интенсивным проявлением прямой агрессии, с дерзким, быстрым, стремительным действием, неожиданным в силу своей внезапности для потерпевшего, когда виновный внезапно набрасывается, наскакивает, накидывается на потерпевшего с целью завладения его имуществом3. Следуя этой логике, весьма трудно расценить в качестве нападения приведение потерпевшего в бессознательное состояние посредством тайного или обманного введения в его организм опасных для жизни и здоровья наркотических, психотропных, сильнодействующих или других одурманивающих веществ (т. е. подсыпание их в пищу, напитки, а также использование иных способов, при которых указанные вещества вводятся в организм человека помимо его воли и незаметно для него) в целях последующего тайного завладения его имуществом.
Другие авторы считают нападение абсолютно самостоятельным признаком объективной стороны разбоя, имеющим собственное содержание, которое выражается в действиях, совершаемых наряду с насилием. Показательно в этом отношении мнение В. А. Владимирова, определяющего нападение как «агрессивное противоправное действие, совершаемое с какой-либо преступной целью и создающее реальную и непосредственную опасность немедленного применения насилия как средства достижения этой цели»1. Именно с самостоятельностью нападения Л. Д. Гаухман связывает возможность покушения на разбой, которое может выражаться в таких предшествующих применению насилия действиях, как сближение с потерпевшим или вступление с ним в диалог с целью создания благоприятной остановки для последующего насилия, безуспешная попытка ударить его и т. п2.
Еще далее идут в своих рассуждениях те авторы, которые, констатируя возможность непосредственного применения насилия в отсутствии каких-либо предшествующих ему действий нападающего характера, настолько отрывают насилие от нападения, что приходят к выводу о необязательности последнего в составе разбоя, для которого достаточно установить лишь сам факт применения насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего3. Понятие нападения приобретает, таким образом, иную юридическую природу при соотнесении его с физическим насилием в широком понимании (умышленное причинение физического вреда независимо от способа).
С формально-юридической точки зрения, подобные рассуждения, конечно, противоречат описанию разбоя в диспозиции ч. 1 ст. 162 УК, где нападение закреплено в качестве обязательного признака объективной стороны состава преступления, в силу чего разбой образует не всякое насилие, а лишь такое, которое связано с нападением, совершается в виде нападения. Однако по существу нельзя не заметить, что ограничение насильственного поведения при разбое формой нападения необоснованно сужает уголовно-правовую характеристику преступления. Своим происхождением подобная интерпретация разбоя обязана тем временам, когда он ассоциировался сначала с открытыми наездами дружинами, затем – с набегами шайками, а позднее – с налетами, породившими такие словосочетания, как «дерзкий налет», «вооруженный налет», и давшими преступникам, занимавшимся подобным промыслом, название «налетчик»1. Не случайно слова «налет», «удар», «наскок» считаются синонимами нападения. С таким пониманием нападения, имеющим глубокие исторические корни в набегах или налетах вооруженных групп людей с целью отобрания имущества, связана и трактовка его как преимущественно открытого способа завладения имуществом: «в бою» (Судебник 1550 г.), «открытою силою с оружием» (Уложение о наказаниях 1885 г.), «открытое, с целью похищения имущества, нападение» (УК РСФСР 1922 г.), «открытое с целью завладения чужим имуществом нападение» (УК РСФСР 1926 г.). После того, как ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» сформулировала разбой как «нападение с целью завладения чужим имуществом», формально-юридическое требование открытого характера нападения для состава разбоя, казалось бы, отпало.
Современное отношение к насилию не может быть основано на столь существенном противопоставлении открытого силового воздействия замаскированным способам насилия, не менее опасным по своему характеру и последствиям, ибо сущность разбоя заключается не в нападении, а в насилии, опасном для жизни или здоровья потерпевшего, которое существенно повышает степень общественной опасности этого преступления. Следовательно, существующая законодательная формула разбоя, сформировавшаяся на почве узкого понимания физического насилия, выражающегося лишь в активных, стремительных действиях виновного, связанных с применением физической силы его либо используемых им средств, ассоциируемых с символами насилия в более ранних культурах, не в полной мере отражает современную криминогенную ситуацию. Со временем это признал и Верховный Суд РСФСР, разъяснив, что введение в организм потерпевшего «опасных для жизни и здоровья сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ с целью приведения его таким способом в беспомощное состояние и завладения... имуществом должно квалифицироваться как разбой»1. Тем самым Верховный Суд вывел объективную сторону состава разбоя за рамки нападения, дав основание для заключения, что «разбой фактически перешагнул границу нападения»2.
Многие авторы считают столь широкую формулировку данного разъяснения необоснованной, исходя из того, что тайное или обманное введение потерпевшему химических средств с целью приведения его в беспомощное состояние не является нападением3. Ибо всякое нападение предполагает насилие, но не всякое насилие выражается в нападении. Из этого вытекает, что тайное или обманное воздействие на внутренние органы потерпевшего в целях хищения не может квалифицироваться как разбой, даже если химические препараты представляли опасность для жизни или здоровья. Поэтому данная формулировка упомянутого разъяснения Пленума формально противоречит тексту уголовно-правовой нормы об ответственности за разбой, где четко указан способ физического насилия – нападение.
Итак, воздействие на человека против или помимо его воли наркотическими, ядовитыми или одурманивающими веществами, безусловно, следует рассматривать в качестве разновидности физического насилия, каким бы способом указанные вещества ни вводились в его организм (тайно или открыто, с помощью обмана или применения физической силы). Вместе с тем это обстоятельство не предрешает вопросов квалификации насильственных хищений. В данном случае содеянное не может быть квалифицировано как разбой не ввиду отсутствия признака насилия, а в связи с отсутствием другого, предусмотренного составом разбоя признака, – нападения.
Насилие может применяться как в отношении лица, в ведении или под охраной которого находится имущество, так и в отношении других лиц, которые могут воспрепятствовать завладению имуществом. Обычно оно предшествует завладению имуществом или применяется в процессе его изъятия, выступая как средство предупреждения или преодоления сопротивления потерпевшего, принуждения владельца имущества к его выдаче или совершению иных действий, способствующих изъятию, но может осуществляться и непосредственно после изъятия с целью его удержания немедленно после изъятия. Словом, наличие состава разбоя, соединенного с насилием, следует признавать в случаях, когда насилие являлось средством завладения имуществом либо средством его удержания. Насилие, применяемое по другим мотивам (например, хулиганским) и в других целях (например, с целью избежать задержания в связи с совершенным преступлением), не образует признака разбоя и требует самостоятельной отдельной оценки. Примером того, как насильственные хулиганские действия и последующее открытое похищение имущества были необоснованно квалифицированы как разбой, может служить следующее дело.
Левобережным районным судом г. Воронежа Рубцова признана виновной в разбойном нападении с целью завладения личным имуществом граждан, совершенным при следующих обстоятельствах. Рубцова, ее муж Рубцов и их знакомые Медведева и Чурсанова вечером распивали спиртные напитки. Медведева рассказала о своих ссорах с Гузенко Т., и Рубцова предложила заступиться за Медведеву. Около 23 часов Чурсанова и Медведева привезли Рубцовых к дому, где проживала Гузенко Т. Рубцова позвонила в ее квартиру, а когда та открыла дверь, стала избивать Гузенко Т. и ее мать Гузенко Л. Рубцов же нанес удары руками и металлической цепью им и Гузенко А., в комнату которого зашел. Затем по требованию Рубцовой мать и дочь Гузенко отдали ей серьги и кольцо.
Квалифицируя действия Рубцовой в качестве разбоя, суд указал, что Рубцовы применили насилие к потерпевшим с целью завладения их личным имуществом, основывая свой вывод о направленности умысла Рубцовой на завладение имуществом Гузенко, лишь на том, что после нанесения им ударов она забрала у них золотые украшения. В то же время при оценке ее действий не учтены другие обстоятельства дела, в частности предшествующие события и поведение Рубцовой. Как видно из материалов дела, Рубцова направилась в квартиру Гузенко с целью заступиться за Медведеву. Это обстоятельство признал и суд, исключив квалифицирующий признак «проникновение в жилище» и указав, что умысел на завладение имуществом возник у Рубцовой уже в квартире потерпевшей.
Из дела также видно, что Рубцова ворвалась в квартиру потерпевших, накинулась на Гузенко Т., стала драться с ней, выражалась при этом нецензурно. Причем в этот момент Рубцова, согласно показаниям потерпевших, никаких действий, направленных на завладение их имуществом, не совершала. Сама Рубцова также показала, что она нанесла удары матери и дочери Гузенко в связи с выяснением отношений между ними и Медведевой. Эти данные в их совокупности свидетельствуют о том, что, нанося потерпевшим удары, Рубцова действовала из хулиганских побуждений.
Вместе с тем, из дела видно, что после избиения потерпевших у Рубцовой возникло намерение завладеть их золотыми украшениями, что и было ею сделано, после чего с похищенным она с места происшествия скрылась. При таких обстоятельствах Верховный Суд РФ признал, что Рубцова совершила злостное хулиганство, выразившееся в причинении потерпевшим телесных повреждений, и открыто похитила принадлежащее им имущество, т. е. грабеж1.
Применение насилия, опасного для жизни или здоровья, может выразиться в причинении потерпевшему тяжкого, среднего или легкого вреда здоровью (ст. 111, 112, 115 УК), а также в ином насилии, которое хотя и не причинило указанного вреда, однако в момент применения создало реальную опасность для жизни или здоровья потерпевшего. В качестве такового может расцениваться сдавливание руками или шнуром шеи, душение человека, длительное удержание под водой, надевание на голову воздухонепроницаемого пакета, запирание в холодную камеру либо перегретое или наполненное газами помещение и прочие насильственные действия, которые могут и не повлечь смерть или расстройство здоровья, но тем не менее создают реальную угрозу для безопасности жизни или здоровья. Так, попадание ножа в металлическую пряжку ремня, промах при выстреле из пистолета, несмотря на отсутствие вреда здоровью, бесспорно, свидетельствуют о применении насилия, опасного для жизни или здоровья. Таким образом, для оценки характера насилия необходимо учитывать не только вызванные им последствия (в виде реального вреда здоровью или смерти), но и способ действия. Так, сбрасывание потерпевшего с высоты, выталкивание из движущегося транспортного средства и тому подобные действия при благоприятном стечении обстоятельств могут оказаться совершенно безвредными в физическом отношении, но по своему характеру они, безусловно, относятся к опасному для жизни и здоровья насилию.
Правильная оценка опасности насилия для жизни или здоровья возможна только на основе всей совокупности обстоятельств преступления. Даже применение оружия или предметов, используемых в качестве оружия не всегда является столь уж однозначным показателем того, что имело место насилие, опасное для жизни или здоровья. Поскольку указанные предметы (оружие и предметы, его заменяющие) по своим объективным свойствам создают возможность причинения физических последствий самого широкого спектра, каждый отдельный случай требует тщательного исследования характера их поражающих свойств. Во всяком случае, не каждый вид оружия способен при его применении создавать реальную возможность причинения смерти или значительного вреда для здоровья. С большой долей уверенности можно сказать, что такая возможность всегда создается при применении большинства видов огнестрельного и холодного оружия, взрывных устройств и т. п. Напротив, применение пневматического оружия, некоторых видов газового оружия, особенно механических распылителей и аэрозольных упаковок, электрошоковых устройств и искровых разрядников может и не грозить наступлением физических последствий, свойственных насилию, опасному для жизни или здоровья, поскольку данные виды оружия ориентированы на причинение минимального вреда противнику с целью лишь кратковременного выведения его из строя. Впрочем, установление потенциальных поражающих свойств примененных при совершении насильственных хищений орудий также не гарантируют правильное решение вопроса об интенсивности примененного насилия, поскольку их реальное использование часто не предсказуемо по тяжести последствий. Например, использование газового оружия с близкого расстояния может повлечь настолько широкий спектр последствий – слезотечение, жжение в глазах и дыхательных путях, рвота, ожоги слизистой оболочки полости рта, поражение роговицы глаз, ожог кожи, отек легких и смерть1 – что предварительное соотнесение данной разновидности насилия с названными видами оружия может утратить всякий смысл. Поэтому суды не признают достаточным оружия в виде основания для признания разбоем фактов применения виновным газового аэрозольной упаковки (баллончика). В прецедентах по данным делам указывается, что для правильного решения необходимо проведение судебно-медицинской экспертизы о характере и степени тяжести фактического вреда здоровью, полученного в результате применения газового баллончика, о воздействии его содержимого на организм человека и его потенциальной опасности для жизни или здоровья человека2.
Например, Петушинским районным судом Владимирской области Фадеев осужден за разбой, выразившийся в том, что он попросил Никулина – владельца автомашины отвезти его на кладбище, после посещения которого с целью завладения автомашиной напал на Никулина, применив при этом баллончик со слезоточивым газом. Не согласившись с квалификацией указанных действий в качестве разбойного нападения, соединенного с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, Президиум Владимирского областного суда указал на то, что такую правовую оценку содеянного Фадеевым суд дал, основываясь на показаниях потерпевшего Никулина. Последний пояснил, что, садясь к нему в машину, Фадеев несколько раз брызнул ему в лицо газом из баллончика и пытался завладеть ключом зажигания. Он (Никулин), отворачиваясь от струй газа и не дыша, сумел забрать ключ зажигания и выскочить из машины.
Фадеев подтвердил, что применил в отношении Никулина газовый баллончик, который купил в коммерческом магазине в Москве. Согласно рапорту работника милиции, розыскные действия с применением собаки для обнаружения газового баллончика результатов не дали, в связи с чем провести его экспертизу не представилось возможным. Вместе с тем, как видно из заключения судебно-медицинского эксперта, отравление Никулина неизвестным газом объективными данными не подтверждено. Следовательно, в данном конкретном случае применение газового баллончика Фадеевым не создавало реальной опасности для жизни и здоровья потерпевшего. При таких обстоятельствах действия Фадеева должны быть квалифицированы как покушение на открытое хищение, соединенное с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего1.
Что касается квалификации, то насилие, выразившееся в причинении вреда здоровью, какой бы степени он ни достигал, всегда охватывается составом разбоя и не требует дополнительной квалификации по ст. 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью), ст. 112 (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) и даже по ст. 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью) УК. Дифференциация ответственности в зависимости от степени тяжести причинного вреда осуществляется в данном случае за счет квалификации разбоя либо по ч. 1 ст. 162, либо по п. «в» ч. 4 ст. 162 УК. Лишь в случае наступления смерти потерпевшего от причиненного ему в процессе разбойного нападения тяжкого вреда здоровью действия виновного следует квалифицировать помимо разбоя и по ч. 4 ст. 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть), поскольку лишение жизни потерпевшего не охватывается составом разбоя.
По этой же причине убийство, учиненное в процессе разбойного нападения, надлежит квалифицировать по совокупности п. «в» ч. 4 ст. 162 и п. «з» ч. 2 ст. 105, а в случае, если оно совершено с целью скрыть преступление или облегчить его совершение, – также и по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК1, поскольку состав убийства не охватывает собой посягательство на собственность, а состав разбоя не предусматривает такое последствие, как смерть.
Так, в постановлении по делу К. Верховный Суд РФ, отменяя его обвинение судом первой инстанции по п. «в», «д», «з» ч. 2 ст. 105, а также ч. 3 ст. 30 и п. «а», «д», «з», «е» ч. 2 ст. 105 УК, и оправдание по п. «в» ч. 3 ст. 162
Принимая решение об оправдании К. по п. «в» ч. 3 ст. 162 УК, суд без ссылки на основание оправдания в приговоре указал, что квалификации действий виновного по данной статье не требуется, поскольку указанные действия квалифицированы по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, как совершенные при убийстве и покушении на убийство, сопряженных с разбоем. Поскольку поджог дома был способом убийства потерпевшей, суд также посчитал обвинение по ч. 2 ст. 167 УК излишним.
Данные выводы суда противоречат фактическим обстоятельствам дела, нашедшим отражение в приговоре, согласно которому К. совместно с другими лицами совершил убийство и покушение на убийство, сопряженные с разбоем. Кроме того, суд признал, что К., желая затруднить в дальнейшем его изобличение в совершенных преступлениях, поджег дом потерпевших.
По смыслу же уголовного закона убийство, сопряженное с разбоем, квалифицируется по совокупности преступлений, предусмотренных п. «з» ч. 2 ст. 105 и ст. 162 УК, а убийство, совершенное путем поджога и сопряженное с уничтожением или повреждением чужого имущества, подпадает под признаки составов преступлений, предусмотренных п. «д» ч. 2 ст. 105 и ч. 2 ст. 167 УК.
Имея в виду возможную конкуренцию в подобных ситуациях между п. «з» (убийство из корыстных побуждений или спряженное с разбоем) и п. «к» ч. 2 ст. 105 УК (убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение), равно как и коллизию между квалифицирующими признаками, предусмотренными п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, необходимо отметить прежде всего то обстоятельство, что действия лица, напавшего с целью завладения имуществом на потерпевшего, убившего его и после этого похитившего данное имущество, квалифицируются только по совокупности преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 4 ст. 162 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК. Дополнительная же квалификация этих действий по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК является излишней, так как убийство потерпевшего было совершено при разбойном нападении1. При квалификации же убийства, совершенного при разбойном нападении, необходимо указывать лишь один признак п. «з» ч. 2 ст. 105 УК – «сопряженное с разбоем», и дополнительно приводить квалифицирующий признак «из корыстных побуждений» не требуется.
Например, Ч. с целью завладения деньгами убил знакомого предпринимателя и его водителя. Его действия были квалифицированы как разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевших, и как убийство двух лиц, совершенное из корыстных побуждений и сопряженное с разбоем.
Однако Военная коллегия приговор в части квалификации убийства изменила и в определении указала, что квалифицирующий признак убийства, содержащийся в п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, – «сопряженное с разбоем», предполагает корыстный мотив совершения данного преступления, в силу чего признак убийства «из корыстных побуждений», предусмотренный тем же пунктом названной статьи УК, в этом случае является излишним2.
Вместе с тем, для признания убийства совершенным из корыстных побуждений необходимо установить, что намерение извлечь материальную выгоду из убийства возникло у виновного до его совершения, поэтому содеянное не может квалифицироваться по п. «з» в случае убийства по иным (некорыстным) мотивам с последующим «ограблением трупа» или завладением имуществом убитого, если мысль воспользоваться имуществом потерпевшего возникла после лишения его жизни. Особое значение в этой связи приобретает также отграничение признаков деяний, одни из которых квалифицируются убийством из корыстных побуждений. Критериями их отграничения только как корыстное убийство, а другие – по совокупности разбоя с убийством из корыстных побуждений. Критериями их отграничения служат:
а) характер мотивации, в соответствии с которым вопрос о совокупности с разбоем возникает только тогда, когда преступник стремился в результате насилия над личностью завладеть имуществом путем его изъятия, а не получить какие-либо иные материальные блага (например, уклониться от передачи долга, что совершенно не свойственно для разбоя как разновидности хищения);
б) способ убийства, с учетом которого при совокупности необходимо доказать, что имело место нападение с целью завладения имуществом либо с целью удержания имущества непосредственно после завладения им, т. е. причинение смерти в процессе нападения, поскольку именно так характеризует разбой диспозиция ст. 162 УК РФ, тогда как «чистое» убийство из корыстных побуждений, не будучи связанным с нападением, охватывает иные способы лишения жизни;
в) момент, когда убийца рассчитывал завладеть имуществом, в зависимости от которого совокупность возникает лишь тогда, когда виновный рассчитывал завладеть имуществом в момент убийства или непосредственно после него (с незначительным разрывом во времени), т. е. когда содеянное (лишение жизни и завладение имуществом) охватывается единым умыслом и представляет собой непрерывную цепь преступных действий, тогда как стремление завладеть имуществом не сразу, а через определенный промежуток времени полностью охватывается составом корыстного убийства.
Однако в последнем случае убийство из корыстных побуждений может быть квалифицировано по совокупности с кражей (ст. 158 УК), поскольку п. «з» ст. 105 УК предусматривает только корыстный мотив убийства, но не сам факт незаконного завладения имуществом, для которого убийца совершает затем иные требующие отдельной уголовно-правовой оценки преступные действия. Причем в таких случаях убийство необходимо квалифицировать и по п. «к» ст. 105 УК, как совершенное с целью облегчения другого преступления – последующей кражи. Такая квалификация возможна в двух случаях:
а) виновный лишает жизни потерпевшего с целью завладения его имуществом, но не сразу после убийства, а с разрывом во времени и приложением дополнительных преступных усилий для завладения имуществом, например, для тайного изъятия его из жилища убитого;
б) завладение имуществом осуществляется сразу же после убийства, но причинение смерти не было связано с нападением.
В частности, Президиум Верховного Суда РФ не признал состава разбоя в действиях осужденных, которые договорились завладеть путем обмана квартирой потерпевшего, а в случае, если им это не удастся, – убить хозяина квартиры. Для осуществления задуманного виновные предложили потерпевшему продать им квартиру, но последний ответил отказом. Тогда, действуя по намеченному плану, они приехали вместе с потерпевшим на берег реки, где распивали спиртное. Когда потерпевший уснул, осужденные нанесли ему удары камнями по голове, от чего он умер. После этого осужденные завладели ключами от квартиры потерпевшего и впоследствии пытались продать эту квартиру различным лицам.
Исключая из приговора осуждение за разбой, совершенный по предварительному сговору группой лиц, с применением предметов, используемых в качестве оружия и с причинением тяжких телесных повреждений, Президиум указал, что умысел осужденных был направлен исключительно на лишение потерпевшего жизни с целью завладения его квартирой, но не путем разбойного нападения. Кроме того, осужденные заранее предполагали распорядиться квартирой потерпевшего путем мошенничества1.
Психическое насилие при разбойном нападении выражается в угрозе немедленного применения физического насилия, опасного для жизни и здоровья. За исключением большей интенсивности насилия, которым угрожает виновный, во всем остальном данный квалифицирующий признак не несет в себе никакой новой информации, которая не была бы необходима для анализа угрозы применения насилия, предусмотренного ч. 2 ст. 161 УК. Остается лишь определить опознавательные признаки угрозы опасным для жизни или здоровья насилием, характерным для разбоя, при котором:
а) нападающий должен угрожать применением именно физического насилия, а не уничтожением или повреждением его имущества и не распространением сведений, позорящих потерпевшего, что может иметь место при вымогательстве;
б) угроза должна быть действительной, т. е. способной, по мнению потерпевшего, быть реализованной и воспринимаемой им равнозначной физическому насилию;
в) угроза должна быть наличной, т. е. представляющей опасность в самый момент нападения, а не в будущем, что характерно для вымогательства.
Содержание, характер и степень интенсивности угрозы следует оценивать с учетом всех обстоятельств дела (места и времени совершения нападения, численности нападавших, характера предметов, которыми они угрожали, субъективного восприятия потерпевшим характера угрозы и т. д.), позволяющих в своей совокупности сделать правильный вывод о субъективном отношении к угрозе самого нападающего, в сознании которого продемонстрированная им угроза должна играть роль такого средства устрашения, которое реально способно парализовать противодействие адресата угрозы завладению имуществом.
В зависимости от оценки перечисленных обстоятельств решается вопрос и о признании в действиях виновного грабежа или разбоя, когда угроза носит не ярко выраженный, а неопределенный характер, который не позволяет идентифицировать ее с конкретным видом опасности насилия, характерным для разбоя или грабежа. Конкретизация неопределенной угрозы, когда из слов или действий не ясно, что именно намерен был предпринять преступник в случае неудовлетворения его требований, осуществляется, как уже указывалось, с учетом конкретной обстановки совершения преступления, поведения преступника, восприятия потерпевшего и других обстоятельств дела.
Паламарчук организовал преступную группу для завладения имуществом Казака. Они пришли к нему домой. Там Кенжин приставил к виску Казака некий предмет, после чего все участники преступления избили потерпевшего, причинив легкие телесные повреждения без расстройства здоровья, и забрали его имущество. Московским районным судом г. Твери Паламарчук, Кенжин и другие признаны виновными в разбое.
Признавая такую квалификацию ошибочной, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ исходила из следующего. Как видно из показаний потерпевшего Казака, он не мог рассмотреть предмет, находившийся в руках Кенжина, воспринимая происшедшее лишь как ограбление и считая, что нет опасности для его жизни и здоровья. Жена Казака как очевидец преступления, также показала, что оружия в руках Кенжина она не видела. Паламарчук, Кенжин и другие участники преступления на следствии и в суде категорически отрицали наличие у них каких-либо предметов или оружия. Не обнаружен этот предмет и в ходе предварительного следствия.
Таким образом, в процессе следствия и судебного разбирательства не установлено, что при завладении имуществом Казака Кенжин использовал в качестве оружия какой-либо предмет. Нет ссылки на это и в описательной части приговора. Более того, суд исключил из обвинения осужденных применение оружия или предмета, используемого в качестве оружия, при завладении имуществом потерпевшего, признав этот факт недоказанным. При этом суд, считая, что в действиях виновных содержится состав разбоя, не мотивировал в приговоре, почему насилие, примененное к Казаку, он признает опасным для его жизни и здоровья и была ли угроза такого насилия. При таких обстоятельствах действия Паламарчука, Кенжина и других должны быть переквалифицированы на грабеж, по предварительному сговору, с проникновением в жилище и соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего. /3.6. с. 28-33/.
Разбой, совершаемый посредством психического насилия, считается оконченным с момента произнесения угрозы в присутствии потерпевшего или других лиц. При этом такая угроза полностью охватывается диспозицией ч. 1 ст. 162 и дополнительной квалификации по ст. 119 УК, предусматривающей ответственность за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью в «чистом», так сказать, ее виде, не требует, поскольку угроза насилием, опасным для жизни или здоровья, представляет собой один из предусмотренных законом способов посягательства на собственность, т. е. является конструктивным элементом состава разбоя.
Однако, если указанная угроза имела место после совершения разбоя и была направлена на его сокрытие, например, преследовала цель запугать потерпевшего с тем, чтобы он не сообщил о случившемся, она требует самостоятельной уголовно-правовой оценки по совокупности с данным преступлением, в силу чего действия виновного, при отсутствии других квалифицирующих обстоятельств, подлежат квалификации как разбой (ч. 1 ст. 162 УК), а также дополнительно как угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119), если имелись достаточные основания опасаться ее реализации.
В целом же различия между насильственным грабежом и разбоем содержатся в характере насилия (для грабежа оно является не опасным, а для разбоя – опасным для жизни и здоровья); в особенностях конструкции состава (грабеж имеет материальный, а разбой – усеченный состав); в юридическом моменте окончания (грабеж признается оконченным с момента завладением имуществом, а разбой – с момента нападения с целью завладения имуществом, соединенного с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой применения такого насилия); в способе изъятия имущества (при грабеже оно всегда является открытым, при разбое же само изъятие имущества может быть совершено не только открыто, но и тайно, что имеет место при вероломном нападении в отсутствии очевидцев на спящего или любого другого лица, не успевшего осознать факт нападения в результате оглушающего удара сзади, выстрела из засады и т. п.).
ГЛАВА III. КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ СОСТАВ РАЗБОЯ
3.1 Разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору
Квалифицированный состав разбоя предусмотрен частью второй и частью третьей ст. 162 УК РФ.
Совершение разбоя группой лиц по предварительному сговору ч. 2 ст. 162 УК РФ означает, что в нем принимали участие два или более лиц, заранее, т.е. до начала преступления, договорившиеся о совершении разбоя. Данное утверждение вытекает из положений ч.2 ст.35 Уголовного кодекса РФ, согласно которой преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее оговорившиеся о совместном совершении преступления. Все участники должны обладать признаками субъекта данного преступления, т.е. быть вменяемыми и достигнуть 14-летнего возраста.
Сговор на совершение преступления должен состояться до совершения преступления, во время приготовления к нему или непосредственно перед покушением. Промежуток времени между сговором и началом разбоя не имеет значения. Предварительный сговор обеспечивает более высокую степень взаимодействия между соучастниками. До начала совершения преступления они договариваются о совместимости своих действий, о способах и средствах совершения преступления, о распределении ролей (только в техническом смысле: например, при групповом разбое – кто-то должен напасть на потерпевшего, кто-то должен взломать запорное устройство, кто-то изъять ценности, другие соучастники должны вынести их из помещения и т.д., но все вместе совершают действия, характеризующие объективные признаки разбоя). Подобная изложенная законодателем трактовка группового разбоя расходится с мнением отдельных отечественных правоведов, которые полагают, что хищение должно признаваться групповым только в тех случаях, когда функции по его исполнению заранее распределены между его соучастниками: кто-то выполняет роль исполнителя, кто-то пособника и т.д. В законе идет речь не о соучастии в предварительном сговоре, а о совершении деяния группой лиц, действующих по предварительному сговору, то есть о непосредственном участии в разбое не одного лица, а нескольких. Совершение разбоя группой лиц существенно повышает опасность данного деяния и служит основанием для усиления ответственности всех непосредственных участников преступления.
По смыслу закона лица, совершившие групповой разбой по предварительному сговору, являются соисполнителями, так как каждый из них участвует в совершении действий, непосредственно входящих в объективную сторону преступления. Присоединение лица к уже начатому исполнителем разбоя с последующим сговором о совместном окончании преступления не дает основания усматривать здесь такой квалифицирующий признак как совершение разбоя группой лиц по предварительному сговору.
По признаку группы с предварительным сговором могут квалифицироваться действия только тех лиц, которые непосредственно участвовали в разбое как соисполнители преступления. При этом не обязательно, чтобы все они выполняли одинаковые действия. Одни из них могут напасть на потерпевшего, другие обеспечивать доступ к похищаемому имуществу, третьи производить изъятие имущества либо стоять на страже или выполнять другие исполнительские функции. Соисполнительство не исключает распределения ролей между участниками разбоя. При этом действия соисполнителей квалифицируются без ссылки на статью 33 Уголовного кодекса РФ.
В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» указано, что при квалификации действий виновных как совершение хищения чужого имущества группой лиц по предварительному сговору суду следует выяснять, имел ли место такой сговор соучастников до начала действий, непосредственно направленных на хищение чужого имущества, состоялась ли договоренность о распределении ролей в целях осуществления преступного умысла, а также какие конкретно действия совершены каждым исполнителем и другими соучастниками преступления. В приговоре надлежит оценить доказательства в отношении каждого исполнителя совершенного преступления и других соучастников (организаторов, подстрекателей, пособников). Исходя из смысла части второй статьи 35 УК РФ уголовная ответственность за разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, наступает и в тех случаях, когда согласно предварительной договоренности между соучастниками непосредственное изъятие имущества осуществляет один из них. Если другие участники в соответствии с распределением ролей совершили согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении преступления (например, лицо не проникало в жилище, но участвовало во взломе дверей, запоров, решеток, по заранее состоявшейся договорённости вывозило похищенное, подстраховывало других соучастников от возможного обнаружения совершаемого преступления), содеянное ими является соисполнительством и в силу части второй статьи 34 УК РФ не требует дополнительной квалификации по статье 33 УК РФ. Действия лица, непосредственно не участвовавшего в хищении чужого имущества, но содействовавшего совершению этого преступления советами, указаниями либо заранее обещавшего скрыть следы преступления, устранить препятствия, не связанные с оказанием помощи непосредственным исполнителям преступления, сбыть похищенное и т.п., надлежит квалифицировать как соучастие в содеянном в форме пособничества со ссылкой на часть пятую статьи 33 УК РФ. При квалификации действий двух и более лиц, похитивших чужое имущество путем разбоя группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, судам следует иметь в виду, что в случаях, когда лицо, не состоявшее в сговоре, в ходе совершения преступления другими лицами приняло участие в его совершении, такое лицо должно нести уголовную ответственность лишь за конкретные действия, совершенные им лично.
3.2 Разбой, совершенный с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия
Среди других форм хищения, квалифицирующим признаком, присущим только разбою, является применение оружия или предметов, используемых в качестве оружия (ч. 2 ст. 162 УК).
Оружие – общее название устройств и предметов, конструктивно предназначенных для поражения живой или иной цели, а также для подачи сигналов. Несмотря на огромное разнообразие указанных устройств и предметов, все они характеризуются рядом сходных признаков, отличающих их от других предметов, в том числе и от предметов, используемых в качестве оружия.1
Основное исторически сложившееся предназначение оружия состоит в поражении живой цели или разрушении иных объектов как при защите, так и при нападении. И хотя большинство видов оружия старинных образцов (копья, секиры, боевые топоры, мечи и др.) ныне можно встретить только в музеях, их современные аналоги отличаются только своей поражающей мощью, но не функционалным назначением.
Именно по этой причине в контексте состава разбоя, учиненного с оружием, нельзя рассматривать в качестве такового те предметы, которые имеют производственное, хозяйственное, или иное (не связанное с поражением какой-либо цели) назначение, например, строительно-монтажные пистолеты и револьверы, стартовые пистолеты и спортивные снаряды (рапиры, спортивные копья и т. п.), а также не содержащие взрывчатых веществ и смесей имитационно-пиротехнические и осветительные средства1, разделочные ножи и прочие конструктивно сходные с оружием изделия.
Тем более не могут быть отнесены к оружию такие предметы, как топоры, всевозможные хозяйственные ножи (сапожные, кухонные, перочинные, столовые), шило, отвертки, молотки, стамески, серпы, косы, ломы и другие изделия, сертифицированные в качестве изделий хозяйственно-бытового и производственного назначения. Несмотря на то, что перечисленные предметы обладают достаточно большой поражающей мощью, позволяющей использовать их для совершения насильственных преступлений, по своему назначению они остаются все же орудиями труда, а не оружием.
Двойственный характер в этом отношении имеет лишь сигнальное оружие, каковым считаются предметы, конструктивно предназначенные для подачи световых, дымовых или звуковых сигналов2. Имея конструктивное сходство с устройствами и предметами, предназначенными для поражения живой или иной цели, оно тем не менее не признавалось оружием ввиду своего предназначения только для подачи сигналов. Например, в определении Военной коллегии Верховного Суда СССР от 27 июля 1967 г. по делу С. было подчеркнуто, что «ракетницу (сигнальный пистолет ОПШ) рассматривать в качестве огнестрельного оружия нельзя, так как она не является оружием, предназначенным для поражения живой цели снарядом (пулей), приводимым в движение энергией пороховых газов. По своему устройству и назначению ракетница представляет собой предмет, служащий лишь для подачи сигналов»3.
С принятием 20 мая 1993 г. первого Закона «Об оружии» положение не изменилось, поскольку понятие оружия в нем по-прежнему ограничивалось теми устройствами и предметами, которые конструктивно предназначены для поражения живой или иной цели. Иначе решается вопрос в Федеральном законе «Об оружии» от 13 декабря 1996 г., в котором одним из предназначений оружия считается подача сигналов, а одной из его разновидностей – сигнальное оружие.
Вывод о подлинном назначении того или иного предмета позволяет сделать анализ его конструктивных признаков. Оружие и взрывные устройства представляют собой специальные технические устройства с определенными конструктивными признаками, благодаря которым они являются именно оружием и взрывными устройствами, а не иными предметами. В этом смысле оружием можно считать и самодельные предметы, изготовленные без соблюдения требований технологии оружейного производства кустарным способом, но конструктивно сходные с оружием, т. е. имеющие необходимые элементы конструкции соответствующего промышленного вида оружия и потому представляющие реальную опасность при его применении. Если же речь идет о предметах, лишь внешне похожих на оружие (пугачи, макеты, пистолеты-зажигалки и т. п.), то не следует забывать, что понятия «внешнее сходство» и «конструктивное сходство» неоднозначны.
Оружие становится орудием преступления только при условии его исправности, годности к использованию по назначению или возможности приведения в пригодное для использования состояние. Следовательно, использование в ходе нападения заведомо непригодного к целевому применению оружия (а оно может выразиться прежде всего в угрозе его применения) не может рассматриваться в качестве признака вооруженности. Использование такого рода оружия при нападении лишь в качестве средства психологического воздействия равносильно применению предмета, похожего на оружие. Однако постольку, поскольку подвергшийся данному воздействию потерпевший в состоянии, исходя из внешнего облика предмета, которым ему угрожают, воспринимать эту угрозу как реально опасную для его жизни или здоровья, содеянное должно квалифицироваться все же как разбой, хотя и не вооруженный.
Что касается конкретных разновидностей оружия, то в некоторых разъяснениях высших судебных органов и научных источниках советского периода их перечень чаще всего ограничивался огнестрельным и холодным оружием. В частности, до принятия Закона «Об оружии» 1993 г. считалось, что непременным признаком банды (а стало быть, и группы разбойников) является вооруженность ее членов исключительно огнестрельным или холодным оружием. Использование же указанными лицами газовых и пневматических поражающих устройств расценивалось в судебной практике не в качестве использования оружия в уголовно-правовом смысле, а в качестве предметов, используемых в качестве оружия. Названный Закон значительно расширил круг предметов, признаваемых оружием, включив в него газовое, метательное и пневматическое оружие. Федеральный закон «Об оружии» от 13 декабря 1996 г., пришедший на смену одноименному закону от 20 мая 1993 г., пополнил арсенал оружия еще одним видом – сигнальным оружием, конструктивно предназначенным для подачи световых, дымовых или звуковых сигналов. Пока ст. 1 названного Закона, классифицируя оружие на огнестрельное, холодное, холодное метательное, пневматическое и газовое, определяет их следующим образом. Огнестрельное оружие – это оружие, предназначенное для механического поражения цели на расстоянии снарядом, получающим направленное движение за счет энергии порохового или иного заряда. В качестве конкретных разновидностей такового обычно называются винтовки, карабины, пистолеты, револьверы, автоматы, пулеметы, минометы, гранатометы, пушки и иные виды стрелкового и артиллерийского оружия независимо от калибра1.
Исходя из определения огнестрельного оружия, данного в ст. 1 Закона об оружии, можно выделить следующий характеризующий его комплекс признаков: а) механический характер повреждений, наносимых поражаемому объекту, при котором разрываются и перфорируются мягкие ткани, проламываются и раскалываются кости; б) дистанционность действия, определяемая возможностью поражать цель на значительном расстоянии; в) особый поражающий элемент – снаряд, пуля, дробь или картечь; г) направленность (прицельность) движения указанных элементов, сообщаемая им стволом, через который проходит снаряд, безотносительно к тому, является ли этот ствол нарезным или гладким; д) придание направленного движения снаряду или пуле за счет энергии порохового или иного заряда, позволяющего метнуть снаряд на определенное расстояние и поразить цель на значительном удалении. Огнестрельным оружием можно считать и такой набор основных его частей, которые в комплексе своем позволяют произвести выстрел. К таковым относятся ствол, затвор, барабан, рамка и ствольная коробка. Отсутствие других деталей (например, рукоятки) может влиять на надежность, эффективность и удобство стрельбы, но не является препятствием для производства самого выстрела.
Боеприпасы, если под ними понимать только конструктивно предназначенное для выстрела из оружия соответствующего вида метаемое снаряжение (например, все виды патронов заводского и самодельного изготовления к различному стрелковому огнестрельному оружию независимо от калибра, включая патроны к гладкоствольному охотничьему оружию, реактивные противотанковые гранаты, артиллерийские снаряды, боевые ракеты), сами по себе оружием не являются, хотя их свойства имеют не последнее значение для квалификации. Скажем, использование в процессе нападения сигнальных, осветительных, холостых и иных патронов, не имеющих поражающего элемента (снаряда – пули, картечи, дроби и т. п.), не образует признаков вооруженного разбоя1.
Вместе с тем в определение боеприпасов, данное в ст. 1 Закона «Об оружии», включены не только предметы, приводимые в действие при помощи специально предназначенных для выстрела устройств (гранатометов, минометов, пушек, реактивных установок и т. п.), при отсутствии которых их использование для целей разрушения и поражения затруднено или вовсе исключено, но и предметы вооружения, способные к самовзрыву без таковых устройств (ручные гранаты, бомбы, противопехотные и противотанковые мины, военно-инженерные подрывные заряды и т. п.). Последние также могут быть включены в правовое понятие оружия.
Предметы, не способные к самовзрыву, становятся оружием, будучи конструктивно включенными в различного рода взрывные устройства, состоящие из боеприпаса и специального механизма, конструктивно предназначенного для производства взрыва (срабатывания боеприпаса) при определенных внешних воздействиях или в требуемый момент. При этом обычной основой для изготовления взрывных устройств являются взрывчатые вещества, для действия которого необходимы также средства воспламенения и взрывания (капсюли-детонаторы, огнепроводимый и электродетонирующий шнуры), а в ряде случаев и приборы для взрывания (взрывные машинки, аккумуляторы, элементы, выступающие в качестве источника электроэнергии).
Холодное оружие – это оружие, предназначенное для поражения цели с помощью мускульной силы человека при непосредственном контакте с объектом поражения (ст. 1 Закона «Об оружии»).
Исходя из данного определения, можно выделить следующий набор признаков, присущих холодному оружию: а) характер повреждений, выражающихся в колотых, резаных, колото-резаных, рубленых, рублено-резаных ранах и переломах костей; б) возможность действия только при непосредственном контакте вооруженного данным оружием человека с объектом поражения, обусловливаемая способностью поражать цель на минимальном расстоянии, определяемом длиной рук человека, его ростом, а также длиной самого оружия или его частей; в) особый поражающий элемент, каковым могут быть острие, лезвие, гладкие и шипованные поверхности, ребра, соединяющие плоскости; г) приведение в действие, при помощи мускульной силы человека, являющейся в данном случае единственным источником энергии.
Определенные трудности возникают и при отнесении к холодному оружию таких изготовленных кустарным или самодельным путем изделий, внешние формы и свойства которых не позволяют со всей категоричностью сделать вывод, что он изготовлен специально для поражения живой цели. Эксперты в таких случаях делают вывод о признании предмета холодным оружием на основании наличия лезвия, острия, рукоятки, клинка, обуха и других известных специалистам признаков. Таким образом, при решении вопроса о признании оружием предметов, используемых при разбойном нападении, следует руководствоваться положениями Закона «Об оружии», а в необходимых случаях, когда для решения того или иного вопроса требуются специальные познания, и заключением экспертов.
Метательное оружие – это оружие, предназначенное для поражения цели на расстоянии снарядом, получающим направленное движение при помощи мускульной силы человека или механического устройства (ст. 1 Закона «Об оружии»).
Необходимость выделения метательного оружия обусловлена тем, что по своим конструктивным и тактическим параметрам оно существенно отличается как от огнестрельного оружия (по виду используемой энергии), так и от холодного (по отсутствию непосредственного контакта с объектом поражения). Главной особенностью этого вида оружия является то, что по своим поражающим характеристикам и энергетическому базису оно соответствует традиционному холодному оружию, но имеет свойство дистанционного действия, что сближает его с огнестрельным оружием.
При этом к предметам, получающим направленное движение с помощью мускульной силы человека, относятся: метательные ножи и топоры, дротики, сурикены, бумеранги и т. д., а к механическим устройствам, за счет которого снаряд получает направленное движение, относятся луки, арбалеты, пращи, охотничьи рогатки и другие приспособления, позволяющие аккумулировать и сохранять мускульные усилия человека и передавать их в виде мгновенного импульса снаряду, представляющему собой колющие, режущие и прочие подобные предметы. В том случае, если снаряд, выбрасываемый с их помощью, получает кинетическую энергию, достаточную для осуществления необходимого воздействия на цель, перечисленные устройства вполне могут быть признаны оружием.
Газовое оружие – это оружие, предназначенное для временного поражения живой цели путем применения слезоточивых или раздражающих веществ (ст. 1 Закона «Об оружии»). К данному виду оружия относятся газовые пистолеты и револьверы, механические распылители, аэрозольные и другие устройства, снаряженные слезоточивыми или раздражающими веществами, разрешенными к применению Министерством здравоохранения РФ.
Пневматическое оружие – это оружие, предназначенное для поражения цели на расстоянии снарядом, получающим направленное движение за счет энергии сжатого, сжиженного или отвержденного газа (ст. 1 Закона «Об оружии»).
Угроза заведомо негодным оружием или предметом, имитирующим оружие, например, макетом пистолета, игрушечным кинжалом и т. п., без намерения использовать эти предметы для причинения опасного для жизни или здоровья вреда не может считаться применением оружия в собственном смысле этого слова, поскольку объективно его не существовало. Вместе с тем субъективно потерпевший мог воспринимать такую угрозу как реально опасную для жизни и здоровья, в связи с чем содеянное квалифицируется все же как разбой, хотя и не вооруженный.
Иначе решается вопрос в тех случаях, когда в процессе нападения используется такой макет оружия, который виновный намеревался применить не только в качестве средства устрашения, но и в качестве орудия физического насилия. Примером тому могут служить макет пистолета, отлитый из свинца с целью возможного его использования в качестве кастета, либо другие имитирующие оружие предметы, которые по своим свойствам могли быть предназначены не только для запугивания и устрашения, но и для использования в качестве иных заменяющих оружие предметов.
Предметами, используемыми в качестве оружия, являются вещи, имеющие в принципе совсем иное назначение, нежели поражение живой или иной цели, однако по своим объективным свойствам обладающие определенными поражающими свойствами, чтобы быть пригодными для использования именно в качестве оружия. Под предметами, используемыми в качестве оружия, следует понимать предметы, которыми потерпевшему может быть причинен вред здоровью, опасный для жизни человека или повлекший за собой последствия, указанные в ст. 111 (тяжкий вред здоровью), 112 (вред здоровью средней тяжести) и 115 УК (легкий вред здоровью).
Круг предметов, при посредстве которых возможно причинение хотя бы легкого вреда здоровью, весьма обширен, но чаще всего при совершении преступлений фигурируют различные орудия труда, например, инструменты (молоток, отвертка, стамеска, напильник, шило, топор), предметы бытового и хозяйственного обихода (опасная бритва, веревка, бутылка), в том числе являвшиеся составными частями окружающих нас вещей (велосипедная цепь, электропровод, осколок стекла), а также любые другие предметы окружающего нас мира (камень, палка и пр.), практически не ограниченные какими-либо свойствами.
В предыдущем УК квалифицирующее значение подобных предметов связывалось в отдельных случаях с тем условием, что они были специально приспособлены или заблаговременно приготовлены для нанесения телесных повреждений, т. е. либо подвергнуты предварительной обработке и переделке с целью улучшения их поражающей способности, либо заранее, до начала совершения действий, образующих объективную сторону преступления, взяты виновным и находились при нем с целью совершения преступления (ч. 3 ст. 206 УК РСФСР 1960 г). Исходя из такого подхода, применение или попытка применения в процессе совершения преступления предметов, подобранных на месте совершения преступления или случайно оказавшихся под рукой, не составляли соответствующего квалифицирующего признака.
Действующий уголовный закон не проводит различия между предметами, специально приспособленными для преступного нанесения повреждений, и предметами, подобранными в процессе совершения преступных действий. Следовательно, основанием для вменения рассматриваемого квалифицирующего признака служит использование любых (в том числе и хозяйственно-бытовых) предметов, применение которых может причинить вред здоровью, безотносительно к тому, были ли они специально приспособлены для нанесения такого вреда (т. е. подвергнуты предварительной обработке и переделке с целью улучшения их поражающей способности) или нет. Не имеет также значения, были ли эти предметы заблаговременно принесены виновным или взяты им на месте его совершения.
Приходится лишь предположить, что превалирующее значение в данном случае придается именно орудийному способу деятельности, представляющему повышенную общественную опасность по сравнению с аналогичными деяниями, но совершенными «голыми руками», так как орудия и вспомогательные средства «существенно облегчают осуществление преступного деяния, значительно увеличивают его причиняющий, поражающий эффект».
Не могут признаваться предметами, используемыми в качестве оружия, неподвижные или громоздкие предметы окружающей обстановки (грунт, пол, мебель, стена здания, ограда и т. п.), которые хотя и выступают в качестве средств физического насилия, поскольку включены в механизм насильственного воздействия, однако не являются орудиями.
Напротив, различные опасные животные, и прежде всего собаки (особенно специально выведенных агрессивных пород), являются порой не менее эффективным орудием преступления, чем палка, камень, ружье. Их поражающие возможности сравнимы с последствиями применения, например, таких особо опасных видов холодного оружия, как острозубчатый кастет, булава, и др., а способ применения превосходит по эффективности способы применения холодного, в том числе метательного оружия, ибо натравливание дрессированной собаки подобно пуску самонаводящегося оружия. Поэтому в юридической литературе считается возможным признание собак и прочих опасных животных предметами, используемыми в качестве оружия1.
Незаконное ношение огнестрельного оружия (с 21.07.2004 года кроме гражданского гладкоствольного, его основных частей и боеприпасов к нему) и совершение при его посредстве какого-либо другого преступления всегда образуют реальную совокупность преступлений, предусмотренных ст. 222 и другими статьями УК, охраняющими соответствующие объекты.
Применение оружия или заменяющих его предметов означает использование указанных орудий совершения преступления в соответствии с их функциональным назначением, предполагающим эксплуатацию тех свойств, которыми наделены данные предметы именно как оружие.
Применительно к разбою это означает, что оружие или другие заменяющие его предметы используются для причинения физического вреда (как минимум легкого), а также смерти либо для угрозы причинения таковых последствий (демонстрация оружия и т. п.) с целью сломить или подавить волю потерпевшего и принудить его тем самым к отказу от сопротивления, к отказу от самой мысли о возможности удержания имущества или оказания иного противодействия нападающему и к выполнению имущественных требований последнего. При этом само по себе отсутствие вреда здоровью в результате применения оружия или других используемых в этом качестве предметов не служит препятствием для квалификации нападения, совершенного с целью завладения чужим имуществом, по ч. 2 ст. 162 УК.
Поскольку превалирующее значение в разбое приобретает само применение оружия, безотносительно к наступившим последствиям, один факт наличия у виновного оружия в момент имущественного посягательства без его применения в указанных целях не дает оснований для квалификации содеянного в качестве вооруженного разбоя. Пожалуй, именно в этом состоит принципиальное отличие состава вооруженного разбоя, в котором акцент переносится именно на орудийный способ деятельности, от состава бандитизма, в котором вооруженность устойчивой группы является не характеристикой действий участников совершаемых бандой нападений, а отличительным признаком банды, выделяющим ее из ряда других организованных преступных групп. Поэтому для признания нападения бандитским не имеет значения, применялось ли имевшееся в распоряжении банды оружие при нападении или нет1, тогда как в указанных составах использование оружия – непременное условие.
От имитации оружия следует отличать имитацию наличия оружия, создающую лишь видимость вооруженности при ее фактическом отсутствии, которая исключает возможность инкриминирования рассматриваемого квалифицирующего признака.
Например, Шабельский и Спицин признаны виновными в том, что по предварительному сговору между собой с целью завладения чужим имуществом напали на Евдокимову – продавца киоска, угрожая предметом, который она восприняла как двухствольное ружье. Ленинским районным судом г. Оренбурга они были осуждены за вооруженный разбой.
Удовлетворяя протест по данному делу, внесенный в связи с недоказанностью наличия указанного квалифицирующего признака, Президиум Оренбургского областного суда нашел вину указанных лиц в разбойном нападении доказанной, в частности, показаниями потерпевшей Евдокимовой о том, что когда она была занята подсчетом выручки, около 5 часов утра мужской голос снаружи попросил продать сигареты. Она открыла окошечко киоска и увидела двух мужчин, один из которых просунул в окошечко, как она поняла, обрез с двумя стволами и потребовал деньги, иначе, как он сказал, «пальнет». Она сначала нажала на кнопку сигнализации, а затем передала им коробку, в которой находились выручка.
Этот же голос потребовал блок сигарет и бутылку шампанского, но тут к киоску подъехала милицейская автомашина.
Однако виновными в совершении вооруженного разбоя Шабельский и Спицин признаны неправильно. Несмотря на то, что на предварительном следствии им было вменено применение обреза, суд указал, что разбой был совершен с применением предмета, принятого потерпевшей за обрез. При этом, что это был за предмет и создавало ли реальную опасность для жизни и здоровья потерпевшей его применение, суд не смог установить и конкретизировать. Таким образом, поскольку потерпевшая приняла предмет, которым ей угрожали, за обрез, но этим предметом ей телесных повреждений не причинено и он не обнаружен, то в действиях осужденных имеется состав разбойного нападения, а признак его вооруженности подлежит исключению1.
Вопрос о вменении группового вооруженного разбоя при том условии, когда некоторые из участников группы знали об имеющемся оружии, а другие не знали, должен решаться дифференцированно: лица, осведомленные о вооруженности и допускавшие возможность его применения, должны отвечать за вооруженный разбой, а другие участники группы, не ведавшие о наличии оружия, – за групповой, но не обремененный признаком вооруженности разбой. При этом для правильной оценки такого рода ситуаций необходимо учитывать, что события могут развивать по двум сценариям, когда до совершения нападения лицо не знало о наличии оружия и когда лицо не узнало о наличии оружии и в процессе совершения нападения.
Так, Заволжским районным судом г. Ульяновска несовершеннолетние братья Гафаровы, Сингатуллов и Яковлев признаны виновными в разбое, совершенном по предварительному сговору группой лиц, с применением предметов, используемых в качестве оружия, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего, и осуждены по п. «в» ч. 3 ст. 162 УК.
Как указано в приговоре, указанные лица, увидев ранее незнакомого им Бекишева на остановке троллейбуса с видеомагнитофоном «Самсунг», вступили в сговор на совершение в отношении него нападения с целью завладения его имуществом. Во исполнение договоренности они поехали с Бекишевым в троллейбусе, вышли вслед за ним на остановке, а затем пошли за потерпевшим по улице. Догнав Бекишева, Яковлев приставил к его горлу нож и потребовал отдать видеомагнитофон. Поскольку тот отказался, Гафаров А. нанес ему удар кулаком в глаз, после чего Яковлев и Гафаровы стали избивать потерпевшего кулаками и ногами по различным частям тела, в том числе и по голове, а Яковлев, кроме того, наносил удары ножом. Когда Бекишев упал, подбежавший Сингатуллов схватил видеомагнитофон, после чего Яковлев ударил потерпевшего ножом в ногу и преступники скрылись.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ поставил в протесте вопрос о переквалификации действий Гафаровых и Сингатуллова, поскольку доказательств, свидетельствующих о том, что Яковлев, применяя нож при завладении имуществом Бекишева, действовал по сговору с ними, не установлено, а за действия Яковлева, являющиеся эксцессом исполнителя, они уголовной ответственности не подлежат.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ протест удовлетворила по следующим основаниям. Никто из осужденных ни на предварительном следствии, ни в судебном заседании не показывал, что в ходе предварительного сговора на завладение имуществом Бекишева Гафаровы и Сингатуллов намеревались применить к потерпевшему насилие, опасное для жизни и здоровья, что они знали о наличии у Яковлева ножа и договорились использовать его в качестве оружия. В судебном заседании Яковлев пояснил, что в день совершения преступления нож соучастникам не показывал. По словам Гафаровых, в этот день они не видели ни ножа у кого-либо, ни нанесения Яковлевым удара им Бекишеву. Как пояснил на предварительном следствии Гафаров А., о причинении Яковлевым потерпевшему ножевых ранений он узнал перед его допросом. Сингатуллов также показал, что ему не было известно о наличии у Яковлева ножа и о его применении они не договаривались, а о нанесении ударов ножом Яковлевым ему сообщили работники милиции. Потерпевший же пояснил, что первым к нему подошел Яковлев, когда остальные были неподалеку, и потребовал отдать магнитофон, чего остальные могли и не слышать.
Таким образом, вывод суда о том, что Гафаровы и Сингатуллов знали о наличии у Яковлева ножа, видели его применение и это охватывалось их умыслом, носит предположительный характер. Поэтому действия Яковлева, выразившиеся в применении ножа, следует признать эксцессом исполнителя, а содеянное Гафаровыми и Сингатулловым подлежит переквалификации с п. «в» ч. 3 ст. 162 на п. «а» и «г» ч. 2 ст. 161 УК1.
Все сказанное в равной мере имеет отношение к квалификации разбоя по признаку применения предметов, используемых в качестве оружия.
Для признания вооруженным группового разбоя достаточно установления факта наличия оружия хотя бы у одного из нападавших при том непременном условии, что остальные участники группы были об этом осведомлены и заранее обусловливали возможность его применения. При отсутствии перечисленных условий применение оружия рассматривается как эксцесс исполнителя (соисполнителя), за который другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат в силу ст. 36 УК.
Таким образом, отдельные лица, участвующие в разбойном нпадении, могут и не иметь оружия. Отличие же оценки их действий от квалификации действий участников группы, имеющих оружие, состоит лишь в том, что вооруженные участники группы в случае обладания ими оружием на незаконном основании отвечают еще и за незаконное изготовление, приобретение, хранение или ношение оружия, а невооруженные участники ответственности за данное преступление не несут.
Примером разбоя, совершенного группой лиц по предварительному сговору с применением предметов, используемых в качестве оружия, является также следующее неопубликованное уголовное дело.
28 июля 2005 года Белогорским районным судом было рассмотрено уголовное дело по обвинению Белявского В.А. в совершении им преступления, предусмотренного ч.2 ст.162 и п. «а» ч. 2 ст. 166 УК РФ (уголовное дело № 1-48/2005 Белогорского районного суда). В ходе судебного следствия было установлено, что 31 января 2005 года в период с 23 до 24 часов, Белявский В.А. по предварительному сговору со своим знакомым, уголовное дело в отношении которого приостановлено в связи с его розыском, с целью нападения на водителя такси и дальнейшего хищения денежных средств и сотового телефона, имевшихся у водителя, взяв с собой два, заранее приготовленные топора, совместно с Мухамедьяновой Ю.С. и Лысяк А.Н., которые знали о преступном умысле, но безразлично относились к нему, вышли на ул. Кирова г. Белогорска Амурской области, где в районе детского сада «Солнечный», расположенного на ул. Кирова, 205-3, остановили автомобиль – такси марки «Тайота-Виста», государственный номер X 658 АА 28 РУС, под управлением Грицай А.А., и попросили водителя довезти их до с. Междугранки Белогорского района Амурской области, считая, что там можно будет найти безлюдное место, и осуществить свой преступный умысел.
Грицай А.А., не подозревая о преступном умысле Белявского В.А. и его знакомого, согласился довести их до с. Междугранка. Сев в автомобиль, Белявский В.А. и его знакомый договорились, что знакомый при подходящем моменте нанесет удар топором по голове таксиста.
Доехав до с. Междугранка, Белявский В.А. и его знакомый в целях выбора наиболее темного участка местности, стали запутывать водителя такси, называя ему разные улицы. Выбрав подходящее место, они остановились в районе дома № 35 по ул. Трудовой в с. Междугранка, где, воспользовавшись тем, что Грицай А.А. наклонился, чтобы посмотреть на счетчик, знакомый Белявского В.А., действуя согласно взаимной договоренности, осуществляя свои преступные намерения, направленные на хищение чужого имущества, осознавая противоправный характер своих действий, вытащил из-под куртки заранее приготовленный им топор, и в момент, когда Грицай А.А. повернулся к ним, чтобы назвать сумму за проезд, обухом топора умышленно нанес один удар в область головы, то есть в жизненно важный орган, причинив потерпевшему Грицай А.А. побои. В сложившейся обстановке Грицай А.А., реально опасаясь за свою жизнь и здоровье, выскочил из автомобиля и побежал в сторону автодороги г. Белогорск – с. Васильевка. Белявский В.А. и его знакомый, желая довести преступный умысел до конца, стали преследовать Грицай А.А., при этом угрожали ему убийством. Данную угрозу Грицай А.А. в сложившейся обстановке воспринимал реально. Однако, увидев в руках Грицай А.А. сотовый телефон, и, подумав, что он вызывает сотрудников милиции, испугавшись ответственности, Белявский В.А. и его знакомый сели в автомобиль, причем Белявский В.А. сел за руль автомобиля, вступив в сговор между собой, направленный на неправомерное завладение автомобилем, без цели хищения, с целью избежать ответственности, уехали на автомобиле Грицай А.А. с места происшествия, тем самым совершили угон автомобиля марки «Тойота-Виста» государственный номер X 658 АА 28 РУС, стоимостью 120000 рублей. Катаясь на автомобиле, они застряли в сугробе в районе территории ООО СК «Мост-Восток». Продолжая осуществлять свои преступные действия, направленные на хищение чужого имущества, Белявский В.А. и его знакомый взяли из автомобиля кожаное портмоне с деньгами в сумме 260 рублей, принадлежащие Грицай А.А. и автомобильную рацию марки «MIDLAND ALAN 78» стоимостью 3500 рублей, принадлежащую Быкадорову Ю.А.
Таким образом, Белявский В.А. и его знакомый, уголовное дело в отношении которого приостановлено, в результате разбойного нападения похитили кожаное портмоне стоимостью 250 рублей с деньгами в сумме 260 рублей, принадлежащие Грицай А.А., а также пытались похитить сотовый телефон марки «Самсунг С-100» стоимостью 4100 рублей в кожаном чехле стоимостью 250 рублей, а всего на сумму 4860 рублей и автомобильную рацию марки «MIDLAND ALAN 78» стоимостью 3500 рублей, принадлежащую Быкадорову Ю.А.
Оценив собранные по делу доказательства и обстоятельства дела, действия Белявского В.А. суд квалифицировал по ст. 162 ч. 2 УК РФ, как разбой, то есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенного с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, с угрозой применения насилия, опасного для жизни и здоровья, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия и назначил ему наказание с применением ст. 64 УК РФ в виде двух лет лишения свободы, без штрафа, а также по п. «а» ч. 2 ст. 166 УК РФ, как неправомерное завладение автомобилем без цели хищения (угон), совершенный группой лиц по предварительному сговору, и назначил ему наказание в виде двух лет лишения свободы. В соответствии со ст. 69 ч. 3 УК РФ, по совокупности преступлений, путем частичного сложения назначенных наказаний, окончательно определил к отбытию Белявскому В.А. – три года лишения свободы, без штрафа.
уголовное законодательство разбой хищение
3.3 Разбой, совершенный с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище
Хищение, совершенное с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище квалифицирует ответственность за такой способ изъятия имущества, как разбой (ч. 3 ст. 162 УК).
Впервые данный квалифицированный вид имущественных посягательств был включен в УК РСФСР в 1982 г. в виде похищения личного имущества граждан «с проникновением в жилище» и хищений государственного или общественного имущества «с проникновением в помещение или иное хранилище»1. Вслед за слиянием норм о преступлениях против социалистической и личной собственности в 1994 г. произошло соединение и указанных квалифицирующих обстоятельств, хотя они и не вполне равноценны.
Федеральным законом от 20 марта 2001 г. ст. 139 УК, предусматривающая ответственность за нарушение неприкосновенности жилища, была дополнена примечанием, определяющим, что именно понимается под жилищем, причем не только в настоящей статье, но и в других статьях УК2.. Исходя из данным разъяснений, при решении вопроса о наличии в действиях виновного рассматриваемого квалифицирующего признака при совершении разбоя необходимо иметь в виду следующее.
Жилище – это индивидуальный жилой дом с входящими в него жилыми и нежилыми помещениями, жилое помещение независима от формы собственности, входящее в жилищный фонд и пригодное для постоянного или временного проживания, а равно иное помещние или строение, не входящее в жилищный фонд, но предназначенное для временного проживания (прим. к ст. 139 УК).
Отталкиваясь от приведенного определения жилища, к таковому необходимо отнести прежде всего индивидуальный жилой дом с входящими в него жилыми и нежилыми помещениями. Следовательно, с одной стороны, к жилищу можно, отнести и те его составные части, которые, строго говоря, не предназначены для проживания, но используются для отдыха, хранения имущества либо удовлетворения иных потребностей человека (застекленные веранды, кладовые и т.п.). С другой же стороны, имея в виду, что недвижимость в жилищной сфере включает в себя не только земельные участки и прочно связанные с ними жилые дома с жилыми и нежилыми помещениями, но и приусадебные хозяйственные постройки1, следует подчеркнуть, что в понятие жилища не может включаться прилегающая к жилому дому территория, а также не предназначенные и не приспособленные для постоянного или временного проживания людей надворные постройки, погреба, амбары, скотные дворы, гаражи и другие хозяйственные помещения, обособленные от жилых построек и не используемые для проживания людей. Таким образом, как и прежде важным для квалификации изъятия имущества из нежилых помещений является их конструктивная сопряженность с индивидуальным жилым домом, при наличии которой данное помещение становится частью жилища, а при ее отсутствии остается отдельно стоящим самостоятельным надворным строением. Это различие немаловажно, если иметь в виду, что гаражи, бани, сауны, погреба, бильярдные и прочие помещения, обеспечивающие проживающего благами цивилизации, могут быть как непосредственно встроены в индивидуальный жилой дом (заполняя, например, его цокольный этаж и становясь, таким образом, его неотъемлемой частью), так и сопровождать его в виде шлейфа обособленно расположенных самостоятельных строений.
Далее, жилищем считается любое жилое помещение независимо от формы собственности, используемое для постоянного или временного
проживания и входящее в жилищный фонд, который представляет собой совокупность всех жилых помещений, включающую в себя жилые дома, специализированные дома (общежития, гостиницы-приюты, дома маневренного фонда, жилые помещения из фондов жилья для временного поселения вынужденных переселенцев и лиц, признанных беженцами, специальные дома для одиноких престарелых, дома-интернаты для инвалидов, ветеранов и др.), квартиры, служебные жилые помещения и иные жилые помещения и других строениях, пригодные для проживания.
В законодательстве жилищный фонд делится на следующие виды: 1) частный, т. е. находящийся в собственности граждан (индивидуальные жилые дома, приватизированные, построенные и приобретенные квартиры и дома, квартиры в домах жилищных и жилищно-строительных кооперативов с полностью выплаченным паевым взносом, в домах товариществ, индивидуальных владельцем квартир, квартиры и дома, приобретенные в собственность гражданами на иных предусмотренных законодательством основаниях) и находящихся в собственности юридических лиц (созданных в качестве частных собственников), построенный или приобретенный за счет их средств, в том числе за счет средств жилищных, жилищно-строительных кооперативов с неполностью выплаченным паевым взносом; 2) государственный, т. е. ведомственный фонд, состоящий в государственной собственности РФ или в собственности ее субъектов и находящийся в полном хозяйственном ведении государственных предприятий или оперативном управлении государственных учреждений; 3) муниципальный, т. е. находящийся в собственности района, города, входящих в них административно-территориальных образований, а также ведомственный фонд, находящийся в полном хозяйственном ведении муниципальных предприятий или оперативном управлении муниципальных учреждений; и 4) общественный жилищный фонд, состоящий в собственности общественных объединений.
Рассматривая вопрос о квалификации разбоя, совершенного с проникновением в перечисленные жилые помещения, необходимо иметь в виду, что, с одной стороны, жилищный фонд образуют не только находящиеся на территории РФ жилые дома, но и жилые помещения в других строениях, а с другой – в жилищный фонд не входят нежилые помещения в жилых домах, предназначенные для торговых, бытовых и иных нужд непромышленного характера. Не образуют понятие жилища и такие разновидности общего имущества кондоминиума, как предназначенные для обслуживания более одного домовладельца межквартирные лестничные клетки; лифты, а также лифтовые и иные шахты; коридоры, крыши, технические этажи и подвалы; ограждающие несущие и ненесущие конструкции; помещения, внутри которых находится механическое, электрическое, сантехническое и иное оборудование, предназначенное для обслуживания более одного помещения; прибегающие земельные участки в установленных границах с элементами озеленения и благоустройства, а также иные объекты, предназначенные для обслуживания единого комплекса недвижимого имущества кондоминиума и для его использования. Нельзя также не учитывать возможность исключения из жилищного фонда жилых помещений или жилых домов либо их перевода в нежилые. Так, не подлежит вменению проникновение в жилище лицу, которое, проникая в квартиру с целью совершения разбоя, заведомо знало, что квартира сдана в наем организации для использования ею в качестве офиса или складского помещения с размещением в ней соответствующего оборудования, товаров или используется самим владельцем в этом качестве.
К иным помещениям или строениям, не входящем в жилищный фонд, но предназначенным для временного проживания, относятся частные жилые помещения (в дачах, дачно-строительных кооперативах, садоводческих товариществах), на отношения по использованию которых жилищное законодательство не распространяется. Указанные помещения не входят в состав жилищного фонда, хотя бы они и были пригодны для круглогодичного в них проживания. Не регулирует жилищное законодательство и отношения по использованию не входящих в жилищный фонд приспособленных под жилье помещений в вагончиках, сборно-разборных сооружениях и иных строениях, не рассчитанных на удовлетворение постоянной потребности в жилье1. Критерием отнесения такого строений к жилищу является их предназначение для временного проживания.
В этой связи нельзя не обратить внимание на то, что законодательство выделяет такие понятия, как место пребывания, под которым подразумеваются «гостиница, санаторий, дом отдыха, пансионат, кемпинг, туристская база, больница, другое подобное учреждение, а также жилое помещение, не являющееся местом жительства гражданина, – в которых он проживает временно», и место жительства, под которым понимается «жилой дом, квартира, служебное жилое помещение, специализированные дома (общежитие, гостиница-приют, дом маневренного фонда, специальный дом для одиноких престарелых, дом-интернат для инвалидов, ветеранов и другие), а также иное жилое помещение, в котором гражданин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника, по договору найма (поднайма), договору аренды либо на иных основаниях, предусмотренных законодательством Российской Федерации». В силу этого в теории российского конституционного права под жилищем понимается не только место жительства, но и место пребывания. Думается, однако, вопрос о возможности признания места пребывания местом жительства должен решаться с учетом требований, предъявляемых к жилищу ст. 673 ГК, согласно которой оно должно отвечать такому минимальному его качеству, как изолированность.
С учетом функционального назначения нельзя признавать жилищем любые места временного обитания людей, не предназначенные для их проживания, например купе железнодорожного вагона, каюту речного или морского судна, кабину грузовика и тому подобные помещения, являющиеся конструктивной частью транспортного средства и обеспечивающие в этом качестве комфортность передвижения, но не проживание. Так, Верховный Суд РСФСР не признал жилищем купе поезда дальнего следования, аргументируя свою позицию тем, что «поезд служит транспортным средством и для проживания в нем людей не предназначен»1.
Вместе с тем разбой, совершенный в каюте судна, являющейся временным жильем для членов его команды, равно как и разбой, совершенный в купе вагона, предназначенного для временного проживания строителей, беженцев, других нуждающихся в жилье лиц и даже транзитных пассажиров (практике известны такого рода привокзальные отели, представляющие собой поставленный в тупик железнодорожный состав), может (при наличии других условий) квалифицироваться как разбой, совершенный с проникновением в жилище. Аналогичным образом должно оцениваться разбой, совершенный в вагончиках, сборных домах, балконах, палатках и других сооружениях, предназначенных для проживания строителей, работников геологических и изыскательских партий, охотников-промысловиков, лиц, пострадавших от стихийных бедствий и временно размещенных там для проживания на период ликвидации их последствий.
Таким образом, основным понятийнообразующим признаком жилища остается все же не формальное включение его в жилищный фонд, а его функциональное назначение – предназначенность для постоянного проживания или хотя бы для удовлетворения временной потребности в жилье.
Для вменения рассматриваемого квалифицирующего признака в отношении построек, отличных от жилища в традиционном его понимании, необходимо исходить из того, в каком качестве использовал его потерпевший, а также в каком качестве виделась эта постройка виновному до проникновения в нее. Если виновный, проникая в какие-то надворные постройки (баню, гараж, сарай и т. п.) осознавал, что там фактически проживает потерпевший, как это нередко делают хозяева частных домов в курортных зонах, сдавая свой дом в аренду отдыхающим, а сами проживая в не предназначенных для проживания надворных постройках, то его действия следует квалифицировать как разбой, совершенный с проникновением в жилище.
Под помещением, согласно примечания к ст. 158 УК РФ в редакции от 08.12.2003 г., понимается строения и сооружения независимо от форм собственности, предназначенные для временного нахождения людей или размещения материальных ценностей в производственных или иных служебных целях.
Круг такого рода строений весьма широк и разнообразен, охватывая собой административные, производственные (цеха, мастерские), торговые (магазины и палатки), учебные либо предназначенные для коммунально-бытового, медицинского, культурного и иного обслуживании населения помещения, а также любые сооружения иного назначении как постоянного, так и временного характера, как стационарного, так и передвижного.
Характерным признаком помещения является то, что оно обычно используется для размещения как людей, выполняющих свои производственные, профессиональные обязанности, так и материальных ценностей, необходимых для выполнения работы расположенных в них организаций и учреждений.
Под хранилищем, согласно примечания к ст.158 УК РФ понимаются хозяйственные помещения, обособленные от жилых построек, участки территории, магистральные трубопроводы, иные сооружения независимо от форм собственности, которые оборудованы ограждением либо техническими средствами или обеспечены иной охраной и предназначены для постоянного или временного хранения материальных ценностей.
Понятием «иное хранилище» охватываются устройства и места, которые не относятся к помещениям, но предназначены, приспособлены или специально оборудованы (отведены) для постоянного или временного хранения материальных ценностей и в этих целях снабжены какими-либо приспособлениями, препятствующими проникновению в них (запорные устройства, пломбы, ограды и т. д.), либо обеспечены охраной (сторожа, сигнализационные устройства, решетки, заборы и т. п.), препятствующей доступу к товарно-материальным ценностям.
Устройства – суть предметы материального мира, специально предназначенные для хранения материальных ценностей. Указанным признакам отвечают прежде созданные человеком различные емкости, предназначенные для обеспечения сохранности имущества: сейфы и иные денежные ящики, накопители кассовых аппаратов и монетосборники торговых автоматов, контейнеры, передвижные автолавки и авторефрижераторы, багажные и грузовые вагоны, охраняемые железнодорожные платформы и полувагоны, цистерны, автофургоны, трюмы судов, кузова автомобилей в опломбированном состоянии, тара, имеющая специальные запорные устройства и прочие устройства, предназначенные для складирования, хранения либо перевозки материальных ценностей.
Признаку снабженности хранилищ какими-либо приспособлениями, препятствующими проникновению в них, отвечают и некоторые применяемые таможенными органами атрибуты таможенного обеспечения (наложение пломб, печатей и т. п.), фактически выполняющие функцию не только средств таможенной идентификации, предотвращения незаконных операций и неправомерного осуществления деятельности, подлежащей таможенному контролю, но и средств обеспечения сохранности товара. Например, товары должны перевозиться в упаковках, транспортных средствах или контейнерах, изготовленных и оборудованных таким образом, чтобы предметы не могли извлекаться из опечатанного грузового помещения, транспортного средства или контейнера или помещаться туда без оставления видимых следов вскрытия или повреждения средства таможенного обеспечения. Следовательно, нападение на сторожа и последующее удаление наложенных средств таможенной идентификации после завершения таможенного оформления и изъятие из контейнеров либо других мест соответствующих товаров образует их разбой с проникновением.
Второй категорией объектов, могущих быть признанными иными хранилищами являются определенные места, в том числе и под открытым небом, т. е. участки территории или акватории, если они отвечают двум признакам: во-первых, специально отведены для постоянного или временного хранения материальных ценностей (загоны для скота, огороженные площадки, зерновые тока) и, во-вторых, оборудованы оградой либо техническими средствами или обеспечены иной охраной с целью сбережения этого имущества (заборы, решетки, сигнализационные устройства и пр.).
Признак отведения той или иной площади именно для целей хранения материальных ценностей, позволяет отличить хранилище от иных участков территории, хотя и охраняемых, но функционально предназначенных не для хранения, а для иного назначения, например, для выращивания какой-либо продукции (сады, огороды, дачи, пруды для откорма рыбы, выпасы для скота, заповедники и т.д.), а признак нахождения под охраной – от площадок, хотя и используемых для складирования материалов, но не признаваемых хранилищем в силу их неогражденности или неохраняемости тем или иным образом.
Таким образом, только сочетание двух признаков: надлежащего функционального предназначения (для жилища – это проживание, для помещения – размещение людей и материальных ценностей, а для хранилища – хранение материальных ценностей) и защищенности тем или иным образом (для жилища – это правовая защита его неприкосновенности, для хранилища – технические или иные средства защиты) может образовывать рассматриваемые понятия. Это обстоятельство имеет немаловажное значение и для уяснения понятия «проникновение». Ведь для вменения рассматриваемого квалифицирующего признака необходимо установить не только тот факт, что изъятие имущества совершено из жилища, помещения или иного хранилища, но и особый способ данного извлечения – посредством проникновения на указанные объекты, необходимость которого как раз и предопределена особой защищенностью этих объектов.
Под незаконным проникновением в жилище, помещение или иное хранилище, согласно Постановления Пленума Верховного Суда от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», следует понимать противоправное тайное или открытое в них вторжение с целью совершения хищения. Проникновения в указанные строения или сооружения может быть осуществлено и тогда, когда виновный извлекает похищенные предметы без вхождения в соответствующие помещения.
Более детальный анализ позволяет охарактеризовать проникновение следующим образом.
Во-первых, со стороны физической проникновение может осуществляться как непосредственно (в виде физического вхождения или протягивания внутрь руки), так и опосредованным образом, когда имущество извлекается без входа в соответствующее жилище помещение или хранилище с использованием для его изъятия различных приспособлений (крючка, палки, удочки, магнита, шланга и т. п.), дрессированных животных, а также добросовестно заблуждающегося, малолетнего или невменяемого лица.
К опосредованному проникновению можно отнести и завладение жидкими или сыпучими веществами, находящимися в таких емкостях, конструкция которых не требует физического вторжения внутрь, а позволяет извлечь их содержимое путем открытия соответствующих запорных устройств (кранов, люков и т. п.), после чего такие вещества выливаются (высыпаются, выпадают) сами.
Во-вторых, со стороны юридической, проникновение всегда является незаконным, т. е. предполагающим отсутствие у виновного права на появление в соответствующем жилище, помещении или хранилище, в которых он оказывается вопреки запрету или, во всяком случае, без ведома и согласия управомоченных лиц, а также путем обмана владельца, работающих или находящихся там на законном основании лиц. Иными словами, проникновение является недозволенным, неразрешенным, поскольку доступ для виновного на данный объект может быть закрыт вообще или ограничен на определенное время, например, нерабочее обеденное и т. п. Собственно, этим и объясняется повышенная общественная опасность такого рода разбоев в отличие от нападения в целях хищения чужого имущества, доступ к которому открыт для виновного, в силу чего ему не приходится преодолевать ни правовых, ни технических, ни каких-либо иных дополнительных (кроме запрета «не укради») барьеров для завладения имуществом.
Прямое указание в действующем УК на незаконный характер проникновения однозначно указывает на то, что в случае совершения разбоя «с проникновением в жилище» страдают не только общественные отношения по поводу неприкосновенности собственности и личности, но и общественные отношения по поводу неприкосновенности жилища.
Состав разбоя, описывающий изъятие имуществе сопряженное с проникновением в жилище, является трехобъектным и потому не требующим дополнительной квалификации по ст. 139 УК, предусматривающей ответственность за незаконное проникновение в жилище, совершенное против воли проживающего в нем лица.
Нахождение лица в помещении, ином хранилище или жилище на законном основании (например, в связи с работой в данном помещении или добровольным согласием потерпевшего либо лица, под охраной которого находилось имущество) исключает рассматриваемый квалифицирующий признак. Так, разбой в помещении во время работы не может квалифицироваться как совершенный путем проникновения. Наличие у лица свободного доступа в жилое помещение в силу родственных отношений (как члена семьи) или договорных отношений (как временного жильца) также является основанием для исключения признака проникновения. Приход виновного в торговый зал магазина или экспозиционный зал музея, куда во время работы указанных заведений открыт доступ для каждого, также не образует признака проникновения даже при наличии умысла на хищение.
Напротив, если виновный вторгся в помещение какого-либо учреждения или организации в нерабочее время, когда доступ в него закрыт (например, в выходной или праздничный день), где находился сторож, признак проникновения, несомненно, наличествует.
Что касается «глубины» вторжения, то необходимо иметь в виду, что хранилища товарно-материальных ценностей, доступ в которые ограничен для посторонних, могут находиться внутри различных помещений, доступ в которые в рабочее время открыт для всех так, что вход в такое помещение на законном основании еще не означает исключение признака проникновения, если имущество изымается из указанного хранилища (например, из подсобного помещения в магазине, поддона кассового аппарата, кабинета директора музея и пр.).
Подобно правилу, согласно которому действия, начатые как кража, но затем обнаруженные потерпевшим или другими лицами и, несмотря на это, продолженные виновным с целью завладения имуществом или удержания его, должны квалифицироваться как грабеж, а в случае применения насилия, опасного для жизни и здоровья, либо угрозы применения такого насилия – как разбой, действия, начатые как кража с проникновением, но затем переросшие в открытое похищение, следует квалифицировать как грабеж или разбой, совершенные с проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище.
В-третьих, проникновение осуществляется как с преодолением препятствий (взлом дверей и люков, пролом стены, кузова вагона или контейнера, слом запоров, выставление стекол, подбор ключей, повреждение нарушение целостности пломб и т. д.) и сопротивления людей., так и беспрепятственно, т. е. путем вхождения на оставленные без охраны объекты или в незапертые в данный момент двери, ворота, открытые люки, в том числе и оставленные незакрытыми в результате ранее совершенного кем-то проникновения.
В-четвертых, проникновение может осуществляться как одним лицом, так и группой. В последнем случае рассматриваемый признак инкриминируется не только тем лицам, которые непосредственно проникли внутрь помещения, хранилища или жилища, но и другим соучастникам, которые не вторгались на этот объект, но, будучи соисполнителями разбоя, содействовали вторжению своим участием при взломе дверей, запоров, решеток в окнах либо выполняли в процессе совершения разбоя иные действия, связанные с проникновением другого лица в жилище или изъятием имущества оттуда, в частности, подсаживали для проникновения через окно, держали лестницу, принимали от проникшего внутрь лица похищаемые предметы и т. п. Действия таких лиц являются соисполнительством, не требующим при квалификации ссылки на ст. 33 УК.
В-шестых, проникновение – это такое вторжение в жилище, помещение или иное хранилище, которое осуществляется с целью совершения разбоя, т. е. с заведомым намерением совершить нападение в целях хищения чужого имущества.
Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 27 декабря 2002 года № 29, решая вопрос о наличии в действиях лица, совершающего кражу, грабеж или разбой, признака незаконного проникновения в жилище, помещение или иное хранилище, судам необходимо выяснять, с какой целью виновный оказался в помещении (жилище, хранилище), а также когда возник умысел на завладение чужим имуществом. Если лицо находилось там правомерно, не имея преступного намерения, но затем совершило кражу, грабеж или разбой, в его действиях указанный признак отсутствует.
Следовательно, для вменения рассматриваемого квалифицирующего признака необходимо доказать, что умысел на разбой возник у субъекта до момента проникновения в помещение или жилище.
Все изложенные составные элементы рассматриваемого квалифицирующего признака, а именно: место, откуда изымается имущество (жилище, помещение или иное хранилище), способ, обеспечивающий доступ к имуществу (проникновение), незаконность данного проникновения и его нацеленность на совершение хищения одинаково обязательны и поэтому должны оцениваться в единстве.
3.4 Разбой, совершенный в крупном размере
Часть 3 ст. 162 УК РФ предусматривают наиболее строгую ответственность за квалифицированный состав разбоя, если он совершен в крупном размере.
«Крупный размер», о котором говорит закон, характеризует качественные и количественные параметры общественно опасных последствий разбоя: с одной стороны, он показывает глубину поражения (нарушения) отношений собственности, а с другой – величину реального материального ущерба, причиненного собственнику имущества или его законному владельцу.
В отличие от оценочного квалифицирующего признака «значительный ущерб» (п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ), «крупный размер» – признак жестко формализованный в самом уголовном законе. В частности, п. 4 примечания к ст. 158 УК РФ определяет, что крупным размером в статьях главы 21 Особенной части УК признается стоимость имущества, превышающая двести пятьдесят тысяч рублей.
Естественно, что при определении размера хищения необходимо учитывать и состояние имущества, качество с точки зрения износа, амортизации, сохранения товарного вида и т.д., что может известным образом сказаться на его реальной стоимости. Такую оценку, как правило, дает товароведческая экспертиза.
Размер хищения в качестве крупного определяется только и исключительно суммарной стоимостью похищенного в денежном выражении. Такие натуральные и экономические критерии, как вес, объем, количество, хозяйственное значение похищенного имущества, его дефицитность и т.п., учитываться при определении размера хищения не могут.
Если совершено не одно, а несколько обособленных по месту, источникам, способу учинения хищений, в которых реализован самостоятельно возникший умысел виновных на изъятие чужого имущества, суммирование стоимости похищенных вещей в каждом отдельном преступлении при исчислении размера разбоя в качестве крупного не допускается. Исключение составляет лишь единый продолжаемый разбой.
При совершении разбоя группой лиц по предварительному сговору или организованной группой стоимость похищенного каждым ее участником в отдельности также может суммироваться, т.е. речь идет об одном групповом преступлении. Если общий размер такого разбоя в денежном выражении достигает предела, установленного законом для «крупного размера», действия каждого из участвующих в преступлении лиц надлежит квалифицировать по ч. 3 ст. 162 УК РФ. При этом доля, полученная каждым соучастником группового разбоя, на квалификацию их действий не влияет, поскольку все они – соисполнители разбоя, совершенного в крупном размере.
ГЛАВА IV. ОСОБО КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ СОСТАВ РАЗБОЯ
4.1 Разбой, совершенный организованной группой
Особо квалифицированными видом разбоя, предусмотренным ч. 4 ст. 162 УК, являются совершение указанного в нем преступления: а) организованной группой; б) в целях завладения имуществом в особо крупном размере; в) с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего.
Разбой, совершенный организованной группой предполагает его совершение устойчивой группой из двух или более лиц, объединенных умыслом на совершение одного или нескольких преступлений и характеризующейся, как правило, высоким уровнем организованности, планированием и тщательной подготовкой преступления, распределением ролей между соучастниками и т. п.1
Термин организация в общеупотребительном значении этого слова означает объединение людей для достижения какой-либо цели или решения какой-либо задачи на основе принципов разделения обязанностей, иерархической структуры, а также подчинения своих действий определенным процедурам и правилам.
Организованность есть свойство такой организации, заключющееся во внутренней упорядоченности, согласованности взаимодействия отдельных индивидов и социальных групп, в их подчиненности определенному порядку выполнения совместной деятельности и способности действовать в соответствии с заранее установленным планом. При этом для обозначения динамических ее характеристик, т. е. относящихся к генезису, функционированию и взаимодействию мастей целого, может использоваться понятие «организационная деятельность», а для фиксации статических, т. е. относящихся к строению и способам взаимосвязи указанных частей, – понятие «структура организации».
Организованная преступная группа в этом смысле также есть относительно автономная структурированная группа людей, ориентированная на достижение некоторой заранее фиксированной цели, реализация которой требует совместных скоординированных действий и подчинения групповой дисциплине. Эмпирическими показателями организованности группы могут служить такие характеризующие ее показатели, как: а) предварительное объединение для занятия общественной опасной деятельностью, опосредствующее общность лично значимых целей; б) устойчивость группы; в) наличие организационных структур и авторитетного лидера; д) тщательная подготовка и планирование преступления; г) распределение ролей между членами группы и др.
Как видим, предварительный сговор на совместное посягательство, о котором говорилось выше, характерен и для организованной группы. Однако доказывание факта совершения преступления такого рода группой требует, по всей видимости, установления дополнительных признаков, свидетельствующих о качественно иной форме преступной деятельности. Во всяком случае, практика не отождествляет соучастие лиц, заранее договорившихся о совместном совершении преступлений, с соучастием лиц, заранее объединившихся для совершения преступлений.
Показательно в этом отношении дело Михайлова и Семенова, которые, как указано в приговоре, дезертировав из строительной воинской части, с целью добывания средств на существование, объединились в организованную, устойчивую группу для совершения преступлений.
Реализуя свои намерения, они совершили квартирную кражу, похитив имущество на общую сумму 2,5 млн. руб. (октябрь 1996 г.). После этого Михайлов и Семенов договорились совершить нападение на гражданина И. с целью завладения его имуществом, в том числе ключами от квартиры, чтобы в дальнейшем проникнуть в нее для совершения хищения. Осуществляя задуманное, они несколько дней ожидали И. в подъезде дома и, дождавшись, жестоко избили, причинив ему телесные повреждения, повлекшие смерть на месте преступления. Семенов, обыскав одежду убитого, похитил паспорт, деньги и другое имущество на общую сумму 365 тыс. руб., а также ключи от квартиры. Ночью Михайлов и Семенов открыли похищенными ключами входную дверь, проникли в квартиру, где спала гражданка И., и, чтобы она не воспрепятствовала завладению имуществом, убили ее. Похитив имущество на сумму более 3 млн. руб., Михайлов и Семенов скрылись, но через четыре дня были задержаны. Их действия были квалифицированы как совершенные организованной группой.
Военная коллегия Верховного Суда РФ, рассмотрев дело в кассационном порядке, не согласилась с данной квалификацией, указав, что осужденные как на предварительном следствии, так и в судебном заседании утверждали, что после совершения дезертирства, они, в целях приобретения одежды и денег для отъезда из Москвы, совершили по предварительному сговору квартирную кражу. Поскольку похищенного имущества оказалось недостаточно, они совершили разбойное нападение и убийство И., после чего из Москвы выехали. Каких-либо доказательств, подтверждающих, что Михайлов и Семенов заранее договорились объединиться в устойчивую организованную группу для совершения преступлений, в материалах дела не имеется. В связи с этим Военная коллегия нашла необходимым исключить квалифицирующий признак – совершение кражи и разбоя организованной группой1.
В этой связи необходимо достаточно определенно различать, с одной стороны, организационные усилия, направленные на само создание преступной группы и дальнейшее его функционирование, а с другой – усилия, прилагаемые к совершению преступной группой конкретных преступлений. Организованность преступной группы не сводится к предварительной договоренности и распределению ролей при совершении разбоя. Иначе данная форма перестает чем-либо отличаться от группы лиц, действующих по предварительному сговору. Организованность группы как самостоятельная форма соучастия и самостоятельный квалифицирующий признак разбоя предполагает не только и не столько организацию разбоя, сколько формирование и поддержание самой криминальной структуры – организованной группы. Не случайно, другим признаком организованной группы действующее законодательство называет ее устойчивость.
Устойчивость преступной группы – это особый характер объединения входящих в нее лиц, отличающегося организационной прочностью, которая внешне проявляется в длительности существования группы, стабильности ее состава и организационных структур, сплоченности ее членов, числе совершаемых ими преступлений, постоянстве форм и методов преступной деятельности и других обстоятельствах, свидетельствующих о намерении занятия преступной деятельностью в течение более или менее продолжительного промежутка времени.
По мнению Пленума Верховного Суда СССР, об устойчивости группы могут свидетельствовать, в частности, «предварительное планирование преступных действий, подготовка средств реализации преступного умысла, подбор и вербовка соучастников, распределение ролей между ними, обеспечение мер по сокрытию преступления, подчинение групповой дисциплине и указаниям организатора преступной группы». При этом в приговоре «должно быть отражено, по каким именно основаниям преступная группа была признана организованной»1.
В литературе вывод об устойчивости группы обычно обосновывается ее готовностью к совершению не единичного преступления, т. е. длительностью и многоэпизодностью потенциальной или реальной преступной деятельности. В этом есть своя логика. Устойчивость преступного формирования выражается прежде всего в том, что его участники предполагают совершение не отдельного преступного посягательства, после чего группа должна прекратить свое существование, а намерены более или менее продолжительное время осуществлять деятельность, рассчитанную на неоднократность преступных актов. Это обстоятельство и является одним из важных формальных критериев понимаемой таким образом устойчивости. Целью существования организованной преступной группы является совершение не одного, а нескольких преступлений.
Однако намерение совершить несколько преступлений далеко не всеми воспринимается в качестве абсолютного индикатора устойчивости группы. Многие считают, что в отдельных случаях устойчивой может быть признана и группа, созданная для совершения единственного преступления, но такого, которое требует тщательной и длительной подготовки. Тем самым вместо количественного признака для характеристики устойчивости (нацеленность преступной группы на осуществление более или менее длительной преступной деятельности) предлагается временной признак (существование ее в течение более или менее длительного времени).
Со временем эта позиция стала приобретать все более официальный характер, утвердившись вначале в ряде постановлений высших судебных инстанций. Сначала Пленум Верховного Суда допустил возможность признания группы лиц бандой не только в том случае, когда они объединились для совершения нескольких нападений, но, в том, когда объединение состоялось ради одного нападения, разъяснив одновременно, что от иных преступлений, совершаемых группой лиц с применением насилия, бандитизм отличается более высокой степенью внутренней организации и сплоченности1, а вслед за тем и законодатель занял такую же позицию, дополнив УК РСФСР ст. 171, в ч. 2 которой говорилось: «Преступление признается совершенным организованной группой лиц, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений». Согласно ч. 3 ст. 35 действующего УК преступление также признается «совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений».
Изучение взаимосвязей и взаимодействий между членами социальной организации, которые обеспечивают ее динамическую устойчивость в условиях изменяющейся среды, позволяет сделать вывод, что одним из таких факторов, препятствующих дезинтеграционным процессам и поддерживающих устойчивость, является наличие авторитетного лидера и организационных структур, поскольку характерной особенностью любых развитых организаций является наличие в них специализированного контингента лиц, выполняющего функцию управления. Поэтому одним из основных признаков организованной группы по определению является наличие организатора или руководителя. Именно наличие этих фигуры создает феномен управления, при котором воля каждого ее участника согласуется с общей волей.
Другим фактором, предопределяющим устойчивость организованной группы, может служить подчиненность ее членов групповой дисциплине, определенному порядку выполнения совместной деятельности и указаниям организатора. Ибо всякая социальная организация есть объединение людей, совместно реализующих некоторую программу или цель и действующих на основе определенных процедур и правил, и способности действовать в соответствии с заранее установленным планом. Следовательно, в деятельность руководителя организованной группы входит не только вербовка его членов, но и подчинение их жесткой внутригрупповой дисциплине, включая применение дисциплинирующих санкций и других мероприятий устрашающего характера, исключающих добровольный выход участников из организации или их неповиновение руководителю.
Другой существенной особенностью самоорганизующейся системы является структурированность, необходимая для оптимального распределения функций.
Вместе с тем наличие лидера само по себе не является непременным признаком организованной группы, которая может функционировать и на началах коллективистической самоорганизованности, предполагающей, во-первых, самозарождение организации, т. е. возникновение из некоторого круга лиц устойчивой преступной группы, во-вторых, поддержание определенного уровня этой устойчивости при изменении внешних и внутренних условий ее функционирования, и, в-третьих, совершенствование и саморазвитие такого рода группы, которая способна накапливать и использовать прошлый опыт.
Для людей, постоянно находящихся в ценностно-ориентационном пространстве своей группы, принципы и модели поведения, принятые в ней, становятся личными жизненными принципами и поведенческими моделями. Для них группа становится не только способом облегчения преступной деятельности, но и самоценностью, значимой как таковой, как носитель авторитета. Поэтому такая группа как бы стоит над отдельными членами, подчиняя их поступки и даже мысли коллективному мнению и выработанным групповым нормам.
Следовательно, свидетельством устойчивости организованной группы всегда выступает множество факторов, ни один из которых не обладает значением абсолютного критерия. Применительно к организованным группам расхитителей признак устойчивости объединения нескольких лиц как конститутивное и определяющее свойство такого рода преступного образования чаще всего проявляется в относительно длительной преступной деятельности группы, ее криминальной специализации, разделе сфер с другими подобными группами, распределении ролей и функций каждого ее участника, наличие лидера (организатора или руководителя), подчинении внутренней дисциплине, планировании преступной деятельности в целом и каждого преступного акта в отдельности. Конечно, эти отдельные элементы в каждой организованной группе расхитителей проявляют себя в большей или меньшей степени, но в том или ином соотношении они типичны для такого рода преступных образований. Все эти факторы должны быть рассматриваемы в совокупности друг с другом в каждом конкретном случае.
Действия лиц, совершивших преступление в составе организованной группы, независимо от роли каждого участника группы должны рассматриваться как соисполнительство и квалифицироваться без ссылки на ст. 33 УК1.
Вместе с тем при вменении данного квалифицирующего признака необходимо учитывать, что круг соисполнителей определяется по отношению к каждому отдельному разбою, совершенному организованной группой, поскольку только лицо, создавшее организованную группу либо руководившее ею, подлежит уголовной ответственности (в качестве исполнителя) за все совершенные организованной группой преступления, если они охватывались его умыслом (ч. 5 ст. 35 УК), независимо от того, принимал ли он в их совершении непосредственное участие, тогда как другие участники организованной группы несут ответственность (в том же качестве) лишь за преступления, в подготовке или совершении которых они лично участвовали (ч. 5 ст. 35 УК).
Таким образом, для рядового участника организованной группы недостаточно простой осведомленности о том или ином разбое, совершенном другими ее членами, для того, чтобы она была вменена ему в ответственность, если сам он не принимал участия в той или иной форме в подготовке и совершении данного преступления. Это обстоятельство немаловажно с точки зрения того, что далеко не все преступления организованные группы (особенно многочисленные) совершают в полном составе.
4.2 Разбой, совершенный в целях завладения имуществом в особо крупном размере
Под разбоем, совершенным в целях завладения имуществом в особо крупном размере, согласно п. 4 примечания к ст.158 УК РФ следует понимать разбой, совершенный в целях завладения имуществом, стоимость которого превышает 1 миллион рублей.
Ранее состав разбоя не предусматривал уголовную ответственность за хищение в особо крупном размере. Данный особо квалифицирующий признак разбоя был внесен в УК РФ ФЗ № 169 от 08.12.2003 года.
Законодатель, определяя особо крупный размер, тем самым определил нижнюю границу крупного размера, которая в настоящее время соответствует 1 миллиону рублей. Все, что было ранее сказано о разбое, совершенном в крупном размере характерно и для разбоя, совершенного в особо крупном размере, отличие состоит лишь в стоимости похищенного.
Если во время разбойного нападения похищаются предметы, имеющие особую ценность, свойства и качества которых определяются не стоимостным выражением, а индивидуальными качествами культурных ценностей, раритетностью, редкостью, а порой неповторимостью (в законе РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей" 1993 г. а также законе РФ « О музейном фонде РФ» 1996 г. речь идет о культурных ценностях как родовом понятии), тогда квалифицировать данное деяние, сопряженное с особо крупным размером, необходимо по ст. 164 УК РФ.
Если во время разбоя похищаются радиоактивные материалы (это понятие дает закон РФ «Об использовании атомной энергии» от 21 ноября 1995 г. (СЗ. РФ. 1995. № 48 ст. 4552.) , тогда деяние, если оно связано с особо крупным, да и любым размером надлежит квалифицировать по ст. 221 УК.
В случаях разбоя, когда похищается в особо крупном и других размерах оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества и взрывные устройства, содеянное квалифицируется по п. «б» части 4 ст. 226 УК РФ.
В этих случаях объекты разбоя изменяются. Родовым объектом становится общественная безопасность и общественный порядок, видовым – общественная безопасность, а непосредственными: безопасный оборот радиоактивных материалов или оружия (основной объект; тот вид собственности, в котором находятся радиоактивные вещества, оружие, боеприпасы и др. (дополнительный объект).
При похищении во время разбоя наркотических средств или психотропных веществ, данное деяние необходимо квалифицировать по пункту «в» части 3 статьи 229 УК РФ. Постановление Пленума ВС РФ от 27 апреля 1993 г., в редакции постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 1993 г. дает разъяснение вопросов ответственности за хищение указанных предметов. В этом случае, как и в двух предыдущих, также меняются объекты преступления. Так, родовым объектом становится общественная безопасность и общественный порядок, видовым – здоровье населения и общественная нравственность, непосредственным – здоровье населения (основной объект ) и / или тот вид собственности, в которой находятся психотропные вещества или наркотические средства (дополнительный объект ).
Если стоимость имущества, имеющая значение для квалификации преступления, определяется исходя из цен, действовавших на момент совершения преступления, то размер ущерба, возмещаемого потерпевшему по гражданскому иску, или по инициативе суда, определяется ( в случае изменения цен ) исходя из цен, действующих на момент принятия решения о возмещении вреда, с последующей индексацией исчисленной суммы на момент исполнения приговора (БВС РФ. 1993. № 10. с 8. 1995. № 76. с. 2).
4.3 Разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью
Разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего (ч. 4 ст. 162 УК), имеет место в том случае, когда нападение с целью завладения имуществом было соединено с насилием, фактически повлекшим причинение потерпевшему тяжкого вреда здоровью, признаки которых определены ч. 1 ст. 111 УК, не требуя дополнительной квалификации по данной статье. И лишь в случае наступления смерти потерпевшего от причиненного ему при разбое тяжкого вреда здоровью действия виновного следует квалифицировать помимо разбоя и по ч. 4 ст. 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего), поскольку лишение жизни потерпевшего не охватывается составом разбоя, равно как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего, не охватывает собой причинение вреда такому объекту, как собственность. По этой же причине убийство, сопряженное с разбоем, надлежит квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных п. «з» ч. 2 ст. 105 и ч. 4 ст. 162 УК.
В законе не оговаривается характер субъективного отношения виновного к факту причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего. Однако очевидно, что речь идет об умышленном причинении такого вреда, ибо в том и состоит повышенная опасность преступника при таком виде разбоя, что он ради обогащения, действуя с прямым или косвенным умыслом, наносит тяжкий вред здоровью потерпевшего. При этом, если виновный действовал с прямым умыслом на причинение тяжкого вреда здоровью, а фактически наступают менее опасные последствия, содеянное квалифицируется как покушение на разбой, предусмотренный ч. 4 ст. 162 УК.
В заключение напомню, что при наличии в разбое нескольких квалифицирующих признаков, предусмотренных различными частями одной и той же статьи, содеянное (при отсутствии реальной совокупности преступлений) квалифицируется лишь по той из частей, которая содержит более тяжкий квалифицирующий признак, т. е. предусматривает наиболее строгую санкцию. Однако при этом в описательной части соответствующих процессуальных документов должны быть отражены все иные имеющие значение квалифицирующих признаков обстоятельства (например, перечисленные в ч. 2 той же статьи), необходимые для избрания справедливой меры наказания в рамках указанной санкции.
При решении вопроса о возможности вменения соучастникам квалифицирующих разбой обстоятельств прежде всего необходимо иметь в виду подразделение указанных обстоятельств на те, которые относятся непосредственно к личности исполнителя, характеризуя степень опасности конкретного преступника, и те, которые характеризуют степень опасности совершенного преступления. Обстоятельства же, влияющие на степень опасности совершенного разбоя, исходя из природы соучастия, как совместного умышленного участия в совершении умышленного же преступления, могут быть вменены другим соучастникам только в том случае, если имеются доказательства того, что они охватывались их сознанием. Так, если пособник осознает, что оказывает содействие в разбое, совершаемой с незаконным проникновением в жилище, его действия следует квалифицировать по п. 5 ст. 33 и ч. 3 ст. 162 УК. Если же пособник считает, что предоставляет средства для совершения одиночного разбойного нападения, а в действительности оно совершается группой лиц по предварительному сговору, то при отсутствии иных квалифицирующих обстоятельств его действия квалифицируются по ч. 5 ст. 33 и ч. 1 ст. 162 УК.
4.4 Проблемы квалификации преступлений, определяемых как разбой
Одной из основных проблем квалификации разбоя видится его разграничение с таким преступлением, как грабеж, сопряженный с применением насилия. Пунктом «г» части 2 ст.161 УК РФ предусмотрена ответственность за грабеж с применением насилия, не опасного для жизни и здоровья потерпевшего. Согласно п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 22 марта 1966 г., под насилием, не опасным для жизни и здоровья, следует понимать побои и иные насильственные действия, причинившие потерпевшему физическую боль либо связанные с ограничением его свободы.
В случаях, когда в целях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли или путем обмана введено в опасное для жизни или здоровья сильнодействующее ядовитое или одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощное состояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой. Если с той же целью в организм потерпевшего введено вещество, не представляющее опасности для жизни или здоровья, содеянное надлежит квалифицировать в зависимости от последствий как грабеж, соединенный с насилием. Свойства и характер действия веществ, примененных при совершении указанных преступлений, могут быть при необходимости установлены с помощью соответствующего специалиста либо экспертным путем, что представляется проблематичным ввиду быстрого разложения или вывода из организма некоторых веществ. Имеются сложности и при квалификации разбоев, совершенных группой лиц.
Ростовским областным судом 27 февраля 2002 г. Лежнев осужден по пп. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ и оправдан за недоказанностью его участия в преступлении по пп. «в», «д», «ж», «з», «к» ч. 2ст. 105 УК РФ.
По данному делу также осуждены Остапенко, Пекшев, Рябинина. Лежнев признан виновным в разбое, т. е. в нападении в целях хищения чужого имущества, совершенном с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, группой лиц по предварительном сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия. Преступления совершены в г. Ростове-на-Дону при таких обстоятельства. 3 февраля 2001 г. Пекшев, Остапенко, Лежнев и Рябинина пришел к дому Гаевской. Лежнев через окно проник в дом, открыл дверь впустил остальных членов группы. В комнате Пекшев начал будить находившегося там Богославского. Проснувшись, тот схватил Пекшеваза ногу. В ответ на это Пекшев ударил Богославского ногой по телу. Стоявший рядом Остапенко нанес потерпевшему несколько ударов ногой в живот и грудь, а Лежнев – один удар ногой по ногам и два удар ногой в грудь.
На предложения Рябининой и Остапенко поискать в доме деньги и ценности все, в том числе Пекшев и Лежнев, стали проверять содержимое шкафов и ящиков столов. При этом Пекшев нанес Богославскому множественные удары ногами в живот и грудь, а металлическим чайником – по голове, Остапенко также бил потерпевшего ногами в живот и грудь, а кофейником – по голове, прыгал ему на грудь и на лицо. Кроме того, Пекшев и Остапенко, требуя деньги и ценности, нанесли Богославскому ножевые ранения в голову и другие части тела, от чего наступила смерть потерпевшего. Лежнев и Рябинина в это время находились на кухне.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 28 августа 2002 г. приговор в отношении Лежнева оставила без изменения.
В надзорной жалобе осужденный Лежнев просил о пересмотре судебных решений, переквалификации его действий с пп. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на ч. 2 ст. 161 УК РФ, ссылаясь на то, что он Богославского не избивал и предварительного сговора на хищение имущества потерпевшего путем разбойного нападения у него с другими осужденными не было, утверждал, что его умыслом не охватывалось применение к потерпевшему насилия, опасного для жизни и здоровья.
Президиум Верховного Суда РФ 14 апреля 2004 г. удовлетворил надзорную жалобу Лежнева по следующим основаниям. Квалифицируя действия Лежнева по пп. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ как разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия, суд основывался на показаниях Рябининой, Пекшева, Остапенко. Но анализ этих доказательств как каждого в отдельности, так и в совокупности свидетельствует о том, что суд ошибочно квалифицировал действия Лежнева по названной статье закона.
Как указал суд в приговоре (признавая Лежнева виновным в разбое), то обстоятельство, что умыслом Лежнева охватывалось применение Остапенко и Пекшевым насилия, опасного для жизни и здоровья Богославского, подтверждается тем, что Лежнев находился в доме и слышал, как Остапенко и Пекшев наносили потерпевшему Богославскому удары металлическими предметами (чайником, кофейником).
Однако доказательств предварительной договоренности Лежнева о хищении чужого имущества путем разбоя и того, что он видел применение к потерпевшему насилия с использованием предметов в качестве оружия или знал об этом, в приговоре не приведено.
Согласно ч. 2 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.
Как видно из материалов дела, Остапенко, Пекшев, Рябинина и Лежнев действительно имели сговор на хищение имущества Гаевской, однако каких-либо данных об их договоренности применить к потерпевшему насилие, опасное для жизни и здоровья, в том числе и с применением предметов, используемых в качестве оружия, в приговоре не приведено.
Не имеется их и в показаниях осужденных, на которые сослался суд.
Согласно показаниям осужденных Рябининой, Пекшева, Остапенко Лежнев из личной неприязни применял в отношении потерпевшего насилие. Однако эти действия какого-либо отношения к объективной стороне РАЗБОЯ не имеют, поскольку началом совершения хищения имущества Гаевской является предложение Рябининой и Остапенко поискать в доме деньги и ценности, что и было сделано после первоначального избиения Богославского.
При таких обстоятельствах Президиум Верховного Суда РФ переквалифицировал действия Лежнева с пп. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ, т. е. на открытое хищение чужого имущества, совершенное группой лиц по предварительному сговору (грабеж)1.
Имеются проблемы и при назначении наказания по правилам ст.69 УК РФ при отсутствии совокупности преступлений.
По приговору Кемеровского областного суда от 19 августа 2005 г. Лапотков (осужденный 27 февраля 2003 г. по ч. 1 ст. 222, пп. «б», «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ к лишению свободы на три года условно с испытательным сроком пять лет, со штрафом в сумме 200 минимальных размеров оплаты труда) осужден: по пп. «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ по эпизоду конца ноября 2000 г. к семи годам лишения свободы, по пп. «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ по эпизоду от 30 августа 2003 г. к восьми годам лишения свободы. На основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений, путем частичного сложения наказаний, назначено восемь лет шесть месяцев лишения свободы.
На основании ч. 5 ст. 74 УК РФ отменено условное осуждение по приговору от 27 февраля 2003 г. и на основании ст. 70 УК РФ по совокупности приговоров окончательно назначено девять лет лишения свободы в исправительной колонии строгого режима. Наказание в виде штрафа постановлено исполнять самостоятельно.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 18 января 2006 г. изменила приговор в отношении Лапоткова, исключила указание о самостоятельном исполнении наказания в виде штрафа.
Заместитель Генерального прокурора РФ в надзорном представлении поставил вопрос об изменении приговора и определения суда кассационной инстанции, считая, что действия Лапоткова как не образующие совокупности преступлений по двум эпизодам разбоя следует квалифицировать по пп. «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ (в ред. от 13 июня 1996 г.), об исключении указания о назначении наказания по правилам ч. 3 ст. 69 УК РФ и снижении наказания.
Президиум Верховного Суда РФ 17 мая 2006 г. удовлетворил надзорное представление по следующим основаниям.
Согласно ст. 17 УК РФ в редакции от 13 июня 1996 г. совокупностью преступлений признавалось совершение двух или более преступлений, предусмотренных различными статьями или частями статьи Уголовного кодекса Российской Федерации, ни за одно из которых лицо не было осуждено.
В данном случае содеянное Лапотковым подлежало квалификации по одной и той же статье и части этой статьи (ч. 2 ст. 162 УК РФ).
Вопреки указанному требованию уголовного закона, суд дал самостоятельную квалификацию каждому разбойному нападению и назначил наказание по совокупности преступлений, как это предусмотрено ст. 17 УК РФ (в ред. от 8 декабря 2003 г.).
При этом необоснованное назначение наказания по правилам ч. 3 ст. 69 УК РФ при отсутствии совокупности преступлений привело к нарушению прав осужденного Лапоткова, поскольку назначенный судом срок наказания без соблюдения требований ст. 17 УК РФ (в ред. от 13 июня 1996 г.) и ст. 10 УК РФ превысил срок наказания, назначенный по каждой ч. 2 ст. 162 УК РФ.
Президиум Верховного Суда РФ изменил приговор суда икассационное определение Судебной коллегии в отношении Лапоткова, указание о назначении наказания по правилам ч. 3 ст. 69 УК РФ исключил, действия Лапоткова в части совершения разбоя в конце ноября 2000 г. и 30 августа 2003 г. квалифицировал по пп. «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ (в ред. от 13 июня 1996 г.), по которой назначил восемь лет лишения свободы. На основании ст. 70 УК РФ по совокупности приговоров к назначенному наказанию частично присоединил неотбытое наказание по приговору от 27 февраля 2003 г. и окончательно назначил Лапоткову восемь лет шесть месяцев лишения свободы в исправительной колонии строгого режима1.
Встречаются ошибки в квалификации преступлений, предусмотренных ч.3. ст.162 УК РФ в части разбоя, совершенного с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации рассмотрела в судебном заседании 19 марта 2009 года кассационное представление государственного обвинителя Ахмадиева СР. и кассационные жалобы потерпевшей Таран А.А, осуждённых Кабдулиной С.В, Юматова Е.П, адвоката Бабича А.В. на приговор Магаданского областного суда от 21 октября 2008 года, по которому Кобдулина С.В.осуждена по п.«в»ч.4ст.162УК РФ к девяти годам лишения свободы; по п.п. «ж, з»ч.2ст.105УК РФ к тринадцати годам лишения свободы. На основании ч. З ст.69УК РФ по совокупности преступлений, путём частичного сложения наказаний назначено пятнадцать лет лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
Юматов Е.П.осуждён по п. «в» ч.4ст.162УК РФ к десяти годам лишения свободы; по п.п.«ж, з»»ч.2ст.105УК РФ к четырнадцати годам лишения свободы. На основании ч. З ст. 69УК РФ по совокупности преступлений, путём частичного сложения наказаний окончательно Юматову Е.П. назначено семнадцать лет лишения свободы в исправительной колонии строгого режима.
Юматов и Кабдулина признаны виновными и осуждены за разбойное нападение на Таран Ю.А., совершённое 16 января 2008 года в г. Магадане в целях хищения чужим имуществом с применением насилия, опасного для жизни, группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия, с незаконным проникновением в жилище, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего; за убийство Таран Ю.А. 1989 года рождения, совершённое 16 января 2008 года в г. Магадане группой лиц по предварительному сговору, сопряжённое с разбоем.
В кассационном представлении постановлен вопрос об изменении приговора – исключении из описательно-мотивировочной части приговора указания квалифицирующего признака – о совершении../../../Local Settings/ÐдминиÑÑÑаÑоÑ/РабоÑий ÑÑол/Ñазбой/Ñазбой2007.htm - gprc00000001 разбоя с незаконным проникновением в жилище, поскольку торговый киоск таковым не является. В кассационных жалобах: потерпевшая Таран А.А. просит отменить приговор из-за мягкости назначенного Кабдулиной и Юматову наказания; осуждённая Кабдулина, просит о снижении наказания; осуждённый Юматов просит приговор отменить, полагая, что его действия должны быть квалифицированы по ч.4 ст.111УК РФ.
В период предварительного расследования Кабдулина неоднократно поясняла о том, что в январе 2008 года вместе с Юматовым договорились об ограблении торгового киоска, в котором работала её знакомая Таран Ю. В день совершения преступления Юматов предложил ей совершить убийство Таран Ю, на что она ответила согласием, поскольку опасалась последующего разоблачения. Согласно предварительной договорённости, она – Кабдулина должна была постучать в окно киоска с тем, чтобы под любым предлогом войти внутрь, после чего туда должен был вбежать Юматов и убить Таран Ю. ножом. 16 января , подойдя к киоску, Кобдулина постучала в окно и после того, как Таран открыла входную дверь, в киоск забежал Юматов. Она услышал крики Таран. Войдя в кисок, увидела лежащую Таран на полу, голова у Таран была в крови. В её присутствии Юматов стал наносить удары ножом, она из кассы похитила деньги. В момент нанесения ударов Юматов попросил её подержать руки Таран, что ею и было сделано.
Тщательно исследовав обстоятельства дела и правильно оценив все доказательства по делу, суд первой инстанции пришёл к обоснованному выводу о доказанности вины Кабдулиной и Юматова в разбое, совершённым группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия, опасного для жизни, с применением предметов, используемых в качестве оружия, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей и в убийстве, совершённым группой лиц по предварительному сговору и сопряжённым с разбоем, верно квалифицировав их действия по п. «в» ч. 4 ст. 162; п.п. «ж, з» ч.2ст.105УК РФ соответственно.
Вместе с тем, судебная коллегия находит необходимым исключить из осуждения Юматова и Кабдулиной по п.«в»ч.4ст.162УК РФ квалифицирующий признак – «с незаконным проникновением в помещение»(в приговоре указано жилище), исходя из следующего.
По смыслу закона «незаконное проникновение» предполагает противоправное вторжение в помещение либо жилище. Как установлено по делу Кабдулина, а затем Юматов вошли в торговый киоск после того как им открыла дверь Таран Ю, то есть путём свободного доступа, что не может свидетельствовать о незаконности их действий в этой части.
Исходя из изложенного, руководствуясь ст.ст.377,378,388УПК РФ, судебная коллегия определила: приговор Магаданского областного суда от 21 октября 2008 года в отношении Кабдулиной, Юматова изменить: исключить из приговора указание о совершении разбоя по квалифицирующему признаку – «с незаконным проникновением в жилище».
В остальной части тот же приговор оставить без изменения1.
Необходимо обратить внимание при квалификации разбоя, совершенного группой лиц, на необходимость тщательного сбора в процессе предварительного следствия доказательств наличия между ними предварительного сговора.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации рассмотрела в судебном заседании 27 июля 2006 года кассационные жалобы осуждённых Барахтаева С.В., Биктимирова С.И., Васильевой В.А. и адвокатов Черноусовой Р.Ю., Мымриной Л.К. на приговор Красноярского краевого суда от 7 апреля 2006 года, по которому Барахтаев С.В.осуждён по п.«в»ч.4 ст.162 УК РФ к девяти годам лишения свободы; по ч.3 ст. 30 п. «з» ч.2 ст.105 УК РФ к одиннадцати годам лишения свободы.
На основании ч.3 ст.69 УК РФ по совокупности преступлений, путём частичного сложения наказаний назначено двенадцать лет девять месяцев лишения свободы.
Биктимиров Р.И.осуждён по п. «в» ч.4ст.162 УК РФ к девяти годам лишения свободы в исправительной колонии строгого режима.
Васильева В.А.осуждена по п. «в» ч.4ст.162 УК РФ к девяти годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
Барахтаев, Биктимиров, Васильева признаны виновными и осуждены за разбойное нападение на Баженову М.Р. в целях хищения чужого имущества, совершённое в ночь с 28 на 29 декабря 2004 года в г. Ачинске Красноярского края группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, с применением оружия, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей.
Кроме того, Барахтаев признан виновным и осуждён за покушение на убийство Баженовой М.Р. 1970 года рождения, совершённое 29 декабря 2004 года в г. Ачинске Красноярского края, сопряжённое с разбоем.
Проверив материалы дела, обсудив доводы кассационных жалоб, судебная коллегия находит приговор суда законным и обоснованным.
Так, в период предварительного расследования Биктимиров не отрицал того обстоятельства, что в середине декабря 2004 года Барахтаев предложил ему и Васильевой совершить разбойное нападение на автозаправочную станцию и завладеть имеющимися там деньгами, при этом Барахтаев намеревался убить оператора станции. Перед нападением Барахтаев распределил роль каждого из соучастников.
Из пояснений потерпевшей Баженовой М.Р. в судебном заседании явствует, что с 28 ноября 2004 года она работала оператором на автозаправочной станции. Знала Биктимирова как работника строившейся рядом другой станции. Видела там и Васильеву. 28 декабря на автозаправочную станцию пришла Васильева и попросила лопату почистить снег. Через некоторое время Биктимиров постучал в окно и сказал забрать лопату. Когда она вышла на улицу и взяла лопату, то боковым зрением увидела мужчину, руки которого были вытянуты на уровне груди. Пистолет, который он держал в руках, был направлен прямо в неё. Услышала два одинаковых хлопка (щелчка) и в доли секунды успела закрыть за собой дверь, после чего потеряла сознание. Утром Сочнев вскрыл дверь и её увезли в больницу, где в ходе хирургической операции из лёгкого была извлечена пуля.
В ходе осмотра места происшествия с участием Барахтаева, последний указал место, где был обнаружен полиэтиленовый пакет, в котором находились револьвер с пятью патронами в барабане и металлический кастет с четырьмя отверстиями под пальцы.
По заключению баллистической экспертизы изъятый револьвер является нарезным малокалиберным 6-ти зарядным револьвером бокового боя, изготовленным самодельным способом под патроны кольцевого воспламенения калибра 5,6мм и относится к категории самодельного нарезного огнестрельного оружия.
Тщательно исследовав обстоятельства дела и правильно оценив все доказательства по делу, суд первой инстанции пришёл к обоснованному выводу о доказанности вины Барахтаева, Биктимирова и Васильевой в разбое, совершённом группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, с применением оружия, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей, верно квалифицировав их действия по п. «в» ч.4 ст.162 УК РФ.
Выводы суда о наличии у Барахтаева предварительного сговора с Биктимировым и Васильевой на совершение разбоя надлежащим образом мотивированы в приговоре и подтверждаются приведёнными показаниями Изложенные в кассационных жалобах доводы в защиту осуждённых, в том числе об отсутствии предварительного сговора на совершение разбойного нападения, тщательно исследованы судом первой инстанции и получили надлежащую оценку в приговоре с указанием мотивов их несостоятельности.
Исходя из изложенного, судебная коллегия определила: приговор Красноярского краевого суда от 7 апреля 2006 года в отношении Барахтаева, Биктимирова, Васильевой оставить без изменения1.
Изученное в процессе проведенной работы уголовное законодательство, предусматривающее ответственность за преступления против собственности, комментарии к нему, судебная практика показывают, что имеются вопросы и к самому нормативному материалу, и по его практическому применению. Поэтому можно сделать вывод о том, что науке уголовного права предстоит еще проделать значительный объем работы по совершенствованию уголовного законодательства.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, рассмотрев тему «Разбой как форма хищения» можно сделать следующие выводы.
Прежде всего, для того, чтобы говорить о том, что в действиях лица, совершившего хищение, усматривается состав преступления, предусмотренный статьей 162 Уголовного кодекса РФ (разбой), необходимо знать, что представляет из себя разбой и какова его юридическая сущность.
Наука уголовного права указывает на то, что разбой содержит все объективные и субъективные признаки хищения, так как является его формой. Данной форме хищения посвящено большое количество теоретических и практических рекомендаций. В частности данный состав преступления нашел свое отражение в различных постановлениях Пленума Верховного Суда РФ, а также в научных работах многих юристов. Так, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» уделил немалое значение тем проблемам, которые возникают при рассмотрении судами уголовных дел о разбоях. При изучении источников, посвященных рассматриваемой теме, можно выделить некоторые основные моменты, отличающие разбой от иных форм хищения.
Кража – это тайное хищение чужого имущества. Тайным хищением является такое хищение, которое совершается в отсутствии собственника или иного владельца этого имущества, или посторонних лиц либо хотя и в их присутствии, но не заметно для них. В тех случаях, когда указанные лица видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества.
Грабеж – это открытое хищение чужого имущества. Открытым хищением является такое хищение, которое совершается в присутствии потерпевшего, лиц, в ведении или под охраной которых находится имущество, либо на виду у посторонних, когда лицо, совершающее хищение, сознает, что присутствующие при этом лица понимают характер его действий, но игнорирует данное обстоятельство. Действия виновного квалифицируются как грабеж, если он, намереваясь совершить тайное хищение, будучи застигнутым на месте совершения преступления, продолжил изъятие имущества на глазах у потерпевших или других лиц.
Кража и грабеж признаются оконченными с момента завладения чужим имуществом и получения возможности распоряжаться им по своему усмотрению. Неудавшаяся попытка завладеть тайно или открыто имуществом рассматривается как покушение на кражу или грабеж.
Разбой – это нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Разбой посягает всегда на два объекта. Первый из объектов – общественные отношения собственности, связанные с порядком распределения материальных благ, соответствует объекту любого хищения. Второй объект альтернативен: при применении физического насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего, - это общественные отношения, обеспечивающие здоровье человека; при угрозе применения такого насилия – общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни или здоровья человека.
Предмет разбоя полностью совпадает с предметом кражи и грабежа.
По законодательной конструкции состав преступления разбоя является усеченным, и это преступление признается оконченным с момента совершения нападения, соединенного с насилием или угрозой указанной степени интенсивности. На данное обстоятельство указано и в п. 14 постановления № 11 Верховного суда СССР от 5 сентября 1986 года. Для наличия состава оконченного разбоя не требуется, чтобы виновный изъял и обратил в свою пользу или в пользу других лиц чужое имущество и причинил ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Вместе с тем фактически осуществленные такие изъятие, обращение и причинение ущерба, что, кстати, имеет место в подавляющем большинстве совершенных разбойных нападений, полностью охватывается составом разбоя и дополнительной квалификации по другим статьям УК РФ не требуют.
В дипломной работе были исследованы квалифицирующие признаки разбоя, совершенного группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, разбоя, совершенного с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище или в крупном размере. Кроме того, рассмотрены признаки особо квалифицированного состава разбоя, совершенного организованной группой, в целях завладения имуществом в особо крупном размере и с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего.
Большинство из изученных квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков разбоя совпадают с признаками кражи и грабежа.
Однако специфическим для разбоя квалифицирующим признаком является применение насилия, опасного для жизни и здоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ч. 1 ст. 161 УК РФ). Именно данный квалифицирующий признак вызывает наибольшие трудности при квалификации действий лица, совершившего хищение, как грабежа или разбоя, о чем свидетельствуют многочисленные примеры судебной практики. Выделяя насильственный грабеж в качестве квалифицированного состава, законодатель исходит из повышенной общественной опасности виновного, который для завладения чужим имуществом избирает способ, выражающийся в посягательстве на личность. В практике возникают проблемы при квалификации именно в связи с разграничением насилия, опасного и не опасного для жизни или здоровья. Данному вопросу Пленум Верховного Суда РФ также уделил внимание в своем постановлении от 27 декабря 2002 года № 29, где дал определения, разграничивающие насилие, опасное и не опасное для жизни и здоровья. Под насилием, не опасным для жизни и здоровья, о котором говорится в п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, понимаются побои или совершение иных насильственных действий, связанных с причинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы. Важной новеллой в составе грабежа является указание на угрозу применения насилия, не опасного для жизни или здоровья. Психическое насилие выражается, как правило, в крайних формах устрашения. Не исключаются случаи угрозы насилием, явно не представляющим опасности для здоровья потерпевшего. На практике установление характера угрозы представляет определенные трудности, поскольку приходится иметь дело не с реально причиненным вредом, а с вредом вероятным, предполагаемым. Грабеж является насильственным только при условии, что примененное насилие служило средством завладения имуществом или средством его удержания непосредственно после задержания.
Подводя итоги, можно сделать следующие выводы. Степень защиты собственности в значительной мере зависит от точного определения конкретных форм и способов посягательств на нее. Такой формой может выступать, например, разбой. Особую роль правильная квалификация такого рода преступлений, как преступления против собственности, играет в тех случаях, когда органы предварительного расследования и суды имеют дело с такими сходными по конструкции своего юридического состава преступлениями, как насильственный грабеж и разбой. В то же время, как показывает проведенный анализ, далеко не все моменты, связанные с определением и четкой квалификацией разбоя, получили исчерпывающее законодательное оформление и соответствующую судебную трактовку.
Среди норм уголовного закона, имеющих отношение к квалификации разбоя, нуждаются в уточнении такие, как более четкое разграничение понятий насилия, опасного и не опасного для жизни и здоровья граждан, необходимость и обязательность наличия нападения, как сказано в диспозиции ч.1 ст. 162 УК РФ, отнесение к понятию насилия применение одурманивающих веществ в отношении потерпевшего путем обмана или тайно.
В практической деятельности необходимо всемерно повышать уровень правовой подготовки должностных лиц дознания, предварительного следствия, судов, который еще не везде соответствует поставленным перед ними задачам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Нормативно-правовой материал
1.1. Конституция Российской Федерации. – М.: Юрид. лит., 2009.
1.2. Уголовный кодекс Российской Федерации (по состоянию на 7 сентября 2009 года). – М.: Омега-Л, 2009. – 168 с.
1.3 Гражданский кодекс Российской Федерации. – М.: Юрайт, 2006.
1.4. Закон Российской Федерации «Об оружии» от 13 декабря 1996 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996 г. № 51.
1.5 Закон Российской Федерации «О недрах» от 03 марта 1995 г. № 129 // СЗ РФ. 1995 № 10. С. 823.
1.6. Закон РФ от 24.12.1992 г. с изм. от 10.02.1999 г. «Об основах федеральной жилищной политики» // Ведомости съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1993. № 3.
1.7. Собрание Законодательства Российской Федерации. 2001. № 13. Ст. 1140.
1.8. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от. 3.12.1982 «О внесении изменений и дополнений в УК РСФСР» // Ведомости Совета РСФСР. 1982. № 49.
1.9. Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995.
1.11. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» (с изменениями и дополнениями, внесенными постановлениями Пленума от 23 декабря 1970 г., от 27 июля 1983 г. и от 4 мая 1990 г., в редакции постановления Пленума от 21 декабря 1993 г. (с изменениями от 25 октября 1996 г.) // Сборник постановлений пленума Верховного Суда 1961-1996 гг. М., 1996.
1.12. Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хищении и незаконном обороте оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» от 25.06.1996 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1996. №8.
1.13. Постановление № 1 Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1997. № 3.
1.14. Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. «О некоторых вопросах применения уголовного законодательства об ответственности за преступления против собственности» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1995.№7.
1.15. Постановление № 11 Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. (с изменениями, внесенными постановлением Пленума от 30 ноября 1990 г.) «О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности» // Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР И Российской Федерации по уголовным делам с комментариями и пояснениями / Отв. ред. В.И. Радченко. – М.: Издательство БЕК, 1999. – 696 с.
1.16. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1961 г. «О судебной практике по делам о бандитизме» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. № 3.
1.17. Постановление № 29 Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 1.
1.18. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1993. № 1.
1.19. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации 1994. № 2.
1.20. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации 1997. № 5.
1.21. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 2.
1.22. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации 1999. № 5.
1.23. Бюллетень Верховного Суда СССР. 1968. № 1.
1.24. Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1986. № 2.
1.25. Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 2004 № 12.
1.25. Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 2007 № 4.
1.26. Кассационное определение Верховного Суда РСФСР от 19 марта 2009 г, №93-008-39, г. Москва.
1.27. Кассационное определение Верховного Суда РСФСР от 27 июля 2006 г, №93-008-39, г. Москва.
2. Специальная литература
2.1. Алиева М. А. О воздействии слезоточивых и раздражающих веществ на организм человека // Судебно-медицинская экспертиза. 1999. № 1.
2.2. Бойцов А.И. Преступления против собственности. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2002.
2.3. Болдырев Е. В., Петрунев В. П. Вопросы квалификации разбоя в судебной практике // Научный комментарий судебной практики за 1967 г. М., 1968.
2.4 Борзенков Г.Н. Уголовно-правовые проблемы охраны имущества граждан от преступных посягательств // Профессионал. – 2006. № 1.
2.5. Бородин С.В., Трусова А.И.; Под общ. ред. В.М. Лебедева / Судебная практика к уголовному кодексу Российской Федерации / – М.: «Спарк», 2001.
2.6 Ветров Н.И. Уголовное право. В 2-х томах. Т. 2. Особенная часть. – М.: Юнити, 2004.
2.7. Волженкин Б. В. Вопросы квалификации краж, грабежей и разбоев, совершенных с целью завладения личным имуществом граждан. Л., 1981.
2.8. Вощинский М. Уголовная ответственность по ст. 162 УК РФ // Законность. –2006. № 5.
2.9. Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974.
2.10. Владимиров В.А., Ляпунов Ю.И. Ответственность за корыстные посягательства на социалистическую собственность. М., 1986.
2.11 Галиакбаров Р. Хищение в российском уголовном праве // Правоведение. – 2005. № 11.
2.12. Гаухман Л. Д. Борьба с насильственными посягательствами. М., 1969.
2.13. Гаухман Л. Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974.
2.14. Гаухман Л. Д., Максимов С. В. Ответственность за преступления против собственности. М., 1997.
2.15. Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Ответственность за преступления против собственности. 2-е изд., испр. – М.: АО «Центр Юр ИнфоР», 2001.
2.16. Гравина А., Яни С. Правовая характеристика нападения как элемента объективной стороны разбоя // Советская юстиция. 1981. № 7.
2.17. Гражданское право: учебник. Ч. 1. Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. – М.: Проспект, 2006.
2.18. Григорьев В. А. Соучастие в преступлении по уголовному праву Российской Федерации. Уфа, 1998.
2.19. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1994.
2.20. Дозорцев В.А. Принципиальные черты права собственности в Гражданском кодексе РФ // Юрист.- 2006.-№ 11.
2.21. Журавлев М.П. и Никулин. Российское уголовное право. Особенная часть: Учебник. М.: Изд-во «Спарк», 1998.
2.22. Здравомыслов Б.В. Уголовное право Российской Федерации: Особенная часть. – М.: 2001.
2.23 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003.
2.24. Каплан Е. Возможен ли разбой без нападения // Социалистическая законность. 1990. № 12.
2.25. Козаченко И.Я. и др. Уголовное право. Особенная часть: Учебник для вузов. М., 1997.
2.26. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. В двух томах. Под ред. О.Ф.Шишова.-Т.2.-М.: Новая Волна, 2004.
2.27 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под ред. В.М.Лебедева, Ю.И.Скуратова. – М.: ИНФРА-НОРМА-М, 2006.
2.28 Комментарий к Уголовному кодексу РФ с постатейными материалами и судебной практикой. Под ред. С.И.Никулина. М.: Менеджер, 2006.
2.29. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. СПб., 1998.
2.30 Максимова А. Комментарий к Закону РФ «Об оружии». – М.: ЭКЗАМЕН, 2004.
2.31. Марцев А.И., Векленко В.В. Совершенствование уголовного законодательства об ответственности за разбой // Российский юридический журнал. 1998. № 2.
2.32. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 3-е изд., стереотипное. М., 1996.
2.33 Орешкина Т.Ю. Имущество как предмет хищения // Уголовное право. – 2006. № 4. С.85.
2.34. Рарог А.И. Комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации. М.: ТК Велби, Изд-во «Проспект», 2004.
2.35. Рыжаков А.П. Комментарий к постановлениям пленумов Верховных Судов РФ (РСФСР) по уголовным делам.-М.: ИНФРА-НОРМА-М, 2006.
2.36. Сергеев А.П., Толстой Ю.К. Гражданское право. Учебник ч. II. – М.: 2001.
2.37. Симонов В.И., Шумихин В.Г. Преступное насилие: понятие, характеристика и квалификация насильственных посягательств на собственность. М.: 1985.
2.38. Скуратов Ю.И., Лебедев В.М. Комментарий к УК РФ. М., 1998.
2.39 Тиунов А.М. История государства и права России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003.
2.40. Уголовное право: учебник. В 2-х томах. Под ред. Н.В. Полосина. Т.1.- Общая часть. – М.: ИНФРА-НОРМА-М, 2006.
2.41. Устинова Т. Д. Уголовная ответственность за бандитизм (по новому УК РФ). М., 1997.
2.42. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. Т.2. М., 1994.
2.43. Шарапов Р. Д. Физическое насилие в уголовном праве. СПб., 2001.
2.44. Шмаров Н., Мельникова Ю., Устинова Т. Ответственность за бандитизм // Законность. 1998. № 5.
3. Судебная практика.
3.1. Опубликованное дело –
Дело Рубцовой. Приговор Левобережного районного суда г. Воронежа от 13.11.1993 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. № 5.
3.2. Опубликованное дело –
Дело Фадеева. Приговор Петушинского районного суда Владимирской области от 16.10.1998 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 2.
3.3. Опубликованное дело –
Определение Верховного Суда РФ по делу Кафиятуллова от 18.02.1998 года. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за первый квартал 1998 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1998. № 9.
3.4. Опубликованное дело –
Определение Военной коллегии по делу Чуносова от 12.05.1999 года. Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за второй квартал 1999 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 18.
3.5. Опубликованное дело –
Постановление Президиума Верховного Суда РФ по делу Муравьева и Морозова от 26.01.1999 года. Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за первый квартал 1999 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1999.№ 9.
3.6. Опубликованное дело –
Постановление Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ по делу Пламарчука, Кенжина и др. от 12.01.1996 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1999.№ 9.
3.7. Опубликованное дело –
Приговор Ленинского районного суда г. Оренбурга по делу Шабельского и Спицына от 27.02.1996 года. // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1996. № 4.
3.8. Опубликованное дело –
Приговор Заволжского районного суда г. Ульяновска по делу братьев Гафаровых, Сингатуллова и др. от 23.05.1999 года. // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1999. № 7.
3.9. Опубликованное дело –
Постановление Военной коллегии Верховного Суда РФ по делу Михайлова и Семенова от 19.07.1998 года // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1998. № 11.
3.10. Неопубликованное дело –
Дело № 1-48/2005 Белогорского районного суда Амурской области.3.12
3.11 Приговор Белогорского районного суда по обвинению Жукова // Дело № 227-2-2004. Архив Белогорского районного суда за 2004 г.
3.12 Приговор Белогорского городского суда по обвинению Носкова // Дело № 173-3-2004. Архив Белогорского городского суда за 2004 г.
3.13 Приговор Белогорского городского суда по обвинению гр-на Мищенко // Дело № 174-3-2004. Архив Белогорского городского суда за 2004 года.
1 Тиунов А.М. История государства и права России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С. 26.
2 Тиунов А.М. История государства и права России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С 37.
1 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 87.
2 Тиунов А.М. История государства и право России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С 95.
3 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 109.
1 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 274.
1 Тиунов А.М. История государства и право России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С 174.
2 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 181..
3 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 117.
1 Тиунов А.М. История государства и право России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С 185.
1 Орешкина Т.Ю. Имущество как предмет хищения // Уголовное право. – 2006. № 4. С. 15.
1 Тиунов А.М. История государства и право России. Учебник. – М.: Юристъ, 2003. С 194.
1 Исаев И.А. История государства и права России. – М.: Проспект, 2003. С. 135.
1 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под ред. В.М.Лебедева, Ю.И.Скуратова. – М.: ИНФРА-НОРМА-М, 2006. С. 7.
1 Борзенков Г.Н. Уголовно-правовые проблемы охраны имущества граждан от преступных посягательств // Профессионал. – 2006. № 1. С. 23.
1 Орешкина Т.Ю. Имущество как предмет хищения // Уголовное право. – 2006. № 4. С.37.
1 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1994. C. 1165.
2 Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 562.
1 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под ред. В.М.Лебедева, Ю.И.Скуратова. – М.: ИНФРА-НОРМА-М, 2006. С. 141.
2 Волженкин Б. В. Вопросы квалификации краж, грабежей и разбоев, совершенных с целью завладения личным имуществом граждан. Л., 1981.
3 Симонов В.И., Шумихин В.Г. Преступное насилие: понятие, характеристика и квалификация насильственных посягательств на собственность. М.: 1985. С. 88-89.
1 Гравина А., Яни С. Правовая характеристика нападения как элемента объективной стороны разбоя // Советская юстиция. 1981. № 7. С. 19.
2 Григорьев В. А. Соучастие в преступлении по уголовному праву Российской Федерации. Уфа, 1995. С. 23.
3 Устинова Т. Д. Уголовная ответственность за бандитизм (по новому УК РФ). М., 1997. С. 28-29.
1 Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974. С. 63.
2 Гаухман Л. Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974. С. 104-108.
3 Гаухман Л. Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974. С. 107.
1 Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. Т.2. М., 1994.
1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. «О судебной практике по делам о грабеже и разбое».
2 Марцев А.И., Векленко В.В. Совершенствование уголовного законодательства об ответственности за разбой // Российский юридический журнал. 1994. № 2.
3 Козаченко И.Я. и др. Уголовное право. Особенная часть: Учебник для вузов. М., 1997. С. 230.
1 Опубликованное дело – Дело Рубцовой. Приговор Левобережного районного суда г. Воронежа от 13.11.1993 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. № 5.
1 Алиева М. А. О воздействии слезоточивых и раздражающих веществ на организм человека // Судебно-медицинская экспертиза. 1995. № 1. С. 34-36.
2 Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации 1999. № 5.
1 Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 2.
1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. «О судебной практике по делам о грабеже и разбое».
1 Опубликованное дело – Определение Верховного Суда РФ по делу Кафиятуллова от 18.02.1998 года. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за первый квартал 1998 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1998. № 9. С. 44-48.
2 Опубликованное дело – Определение Военной коллегии по делу Чуносова от 12.05.1999 года. Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за второй квартал 1999 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 18.
1 Опубликованное дело – Постановление Президиума Верховного Суда РФ по делу Муравьева и Морозова от 26.01.1999 года. Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за первый квартал 1999 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1999.№9.
1 Закон Российской Федерации «Об оружии» от 13 декабря 1996 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996 г. № 51. С. 64.
1 Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хищении и незаконном обороте оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» от 25.06.1996 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1996. № 8.С. 44.
2 Закон Российской Федерации «Об оружии» от 13 декабря 1996 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996 г. № 51. С. 64.
3 Бюллетень Верховного Суда СССР. 1968. № 1. С. 33.
1 Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хищении и незаконном обороте оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» от 25.06.1996 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1996. № 8.С. 4-7
1 Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хищении и незаконном обороте оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» от 25.06.1996 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1996. № 8.С. 4.
1 Козаченко И.Я. и др. Уголовное право. Особенная часть: Учебник для вузов. М., 1997. С. 168.
1 Постановление № 1 Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1997. № 3. С. 42.
1 Опубликованное дело – Приговор Ленинского районного суда г. Оренбурга по делу Шабельского и Спицына от 27.02.1996 года. // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1996. № 4. С. 51.
1 Опубликованное дело – Приговор Заволжского районного суда г. Ульяновска по делу братьев Гафаровых, Сингатуллова и др. от 23.05.1999 года. // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1999. № 7. С. 43-48.
1 Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от. 3.12.1982 «О внесении изменений и дополнений в УК РСФСР» // Ведомости Совета РСФСР. 1982. № 49. С. 1821.
2 Собрание Законодательства Российской Федерации. 2001. № 13. Ст. 1140.
1 Закон РФ от 24.12.1992 г. с изм. от 10.02.1999 г. «Об основах федеральной жилищной политики» // Ведомости съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1993. № 3. С. 99.
1 Сергеев А.П., Толстой Ю.К. Гражданское право. Учебник ч. II. – М.: 2001. С. 203.
1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1986. № 2. С. 14.
1 Постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. «О некоторых вопросах применения уголовного законодательства об ответственности за преступления против собственности» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.1995. №7. С. 24.
1 Постановление Военной коллегии Верховного Суда РФ по делу Михайлова и Семенова от 19.07.1998 года // Бюллетень Верховного Российской Федерации. 1998. № 11. С. 52-57.
1 Постановление № 11 Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. (с изменениями, внесенными постановлением Пленума от 30 ноября 1990 г.) «О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности» // Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР И Российской Федерации по уголовным делам с комментариями и пояснениями / Отв. ред. В.И. Радченко. – М.: Издательство БЕК, 1999. – 696 с. С. 29.
1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1961 г. «О судебной практике по делам о бандитизме» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. № 3. С. 45.
1 Постановление № 11 Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. (с изменениями, внесенными постановлением Пленума от 30 ноября 1990 г.) «О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности» // Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР И Российской Федерации по уголовным делам с комментариями и пояснениями / Отв. ред. В.И. Радченко. – М.: Издательство БЕК, 1999. – 696 с. С. 24.
1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 2004 № 12.
1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 2007 № 4.
1 Кассационное определение Верховного Суда РСФСР от 19 марта 2009 г, №93-008-39, г. Москва.
1 Кассационное определение Верховного Суда РСФСР от 27 июля 2006 г, №93-008-39, г. Москва.