Развитие института юридического лица в России

Коллективные (мирские, общинные) формы деятельности известны на Руси с древних времён, составляя одну из национальных примет экономического быта русского народа.

По мнению многих авторов первыми прототипами юридических лиц на в России стали так называемые складничества (или по-другому - “складки”), зародившиеся в XIII веке в Новгороде^¹.

В XIII - XVII веках “складничество” получило широкое распространение по всей России как форма совместного ведения сельского хозяйства, промысла и торговли.

Суть складничества заключалась в том, что купцы (обычно 5 – 6 человек) заключали между собой соглашение, в соответствии с которым они выступали в качестве единого торгового предприятия, но полученный от торговли доход делили из расчёта внесённых каждым паёв или товаров. Купцы заменяли друг друга в поездках и несли друг перед другом имущественную ответственность за вверенный чужой товар. Это соглашение могло заключаться как на одну поездку, так и на длительный период^².

Кроме складничеств, исследователи отмечают существование таких объединений труда, как промысловые артели на севере (помытчики), “ватаги” на юге (рыбали, соленники). Встречались на Руси некоторые формы объединения труда и капитала, но практически до конца XVII века они не получили достаточно широкого распространения.

Вместе с тем, как отмечает В.А. Сущенко, наряду с относительно простыми формами объединения купцов, уже в домонгольской России существовали и более сложные формы торгово-промышленной кооперации, такие, например, как особые купеческие “храмовые” объединения. Самым знаменитым из них считался “Дом Святого великого Ивана” при церкви Ивана Предтечи в Новгороде. Он объединял купцов, торговавших воском и другими товарами со странами Западной и Северной Европы. Эта церковь была наделена властями значительными привилегиями. Так, в храме хранилась эталонная форма весов. Местным и приезжим купцам не разрешалось торговать до тех пор, пока они не взвесят свой товар с использованием этого эталона (за определённую пошлину). Всеми делами “Дома Святого великого Ивана” распоряжались несколько старост. Непосредственно на площади перед храмом происходили и заседания специального торгового суда (под руководством представителя городской администрации – тысяцкого). Для того чтобы стать участником этого элитного объединения, купец должен был внести в его фонд (храмовую казну) пошлину в размере 50 гривен (10 кг) серебра, а также рулон дорогого “ипрского” сукна из Фландрии – тысяцкому. Купцы, внесшие пошлину и ставшие участниками, именовались “пошлыми купцами”^³.

В качестве ещё одной формы хозяйствования, близкой к понятию юридического лица, по-видимому, можно рассматривать торговые дома. Наиболее известным из них стал торгово-промышленный дом Строгановых, которые стали выступать единой фирмой ещё в XV веке. В начале XVI века торговый дом разделился на три части, только на одну из которых (сольвычегодскую) работало не менее 5 – 6 тысяч крепостных и наёмных людей^⁴.

Наряду с предпринимательскими организациями, подобным юридическим лицам в их нынешнем понимании, на территории нашей страны уже в домонгольский период существовали и другие организации, обладающие самостоятельной правосубъектностью. Прежде всего, необходимо отметить хозяйственную самостоятельность церковных учреждений. Так, например, монастыри, пришедшие на Русь уже в X веке, как и в Византии, часто получали в наследство довольно крупные состояния. Влияние монашества в этом вопросе было настолько велико, что нашло своё отражение даже в законодательстве. Так, одна из новелл Константина Багрянородного предписывала, чтобы в случае смерти бездетного без завещания от оставшегося состояния отделялось в пользу церкви от трети до половины на помин души^⁵. Сохранились, например, данные о том, что Князь Ярополк Изяславич (вторая половина XI века) “вдал” Печерскому монастырю “всю жизнь свою”, т.е. недвижимые имения, а кроме того, четыре волости, из них одну возле Киева, конечно, со всеми крестьянами^⁶.

Церкви нередко получали дотации от князей (Владимир, например, после крещения, поставив в Киеве церковь Богородицы, отдал на её содержание десятую часть своих доходов. Церкви, получая подобные дотации, пускали свои средства в оборот (преимущественно в торговлю). В церквах под покровом “святых угодников” устраивались товарные склады, хранились образцовые меры и гири, заёмные письма и другие деловые документы. Существенной статьёй доходов церквей и монастырей были средства, получаемые от эксплуатации принадлежащих им земель и крестьян. Таким образом, церковь выступала в экономических отношениях в качестве самостоятельного субъекта практически без ограничений (вплоть до 1551 года, когда на знаменитом Стоглавом церковном соборе, проведённом по инициативе Ивана VI, было предписано монастырям приобретать и продавать земли только с царского дозволения и запрещал церковникам заниматься ростовщичеством как в натуральной, так и в денежной форме^⁷).

Следует отметить, что в тот период князь обладал dominium directum (правом прямого владения) над всеми землями его княжества (включая и церковные земли). В силу этого, князь мог получать от церквей и монастырей дань, мог сместить с кафедры неугодного ему архиерея. Как указывают учёные-историки, князь, боярин или вече “считали себя вправе распоряжаться церковными и монастырскими землями, т.е. передавать их от одного церковного установления другому, а также пользоваться их доходами и имуществом”. Таким образом, представляется возможным сделать вывод о том, что церковные организации фактически являлись самостоятельными субъектами, но вместе с тем имущество принадлежало им на вещном праве, близком к нынешнему праву хозяйственного ведения.

Как представляется, самостоятельным субъектом правоотношений можно считать также созданную в 1687 году в Москве Славяно-греко-латинскую академию^⁸. Академия, согласно уставу, управлялась корпорацией профессоров во главе с блюстителем. Корпорация решала дела коллегиально, распоряжалась капиталом и доходами академии и судила учащихся во всех случаях кроме уголовных преступлений. Средства академии состояли из доходов, получаемых с приписанных к ней восьми монастырей и пожертвованных ей царём дворцовой волости и десяти пустошей. Также академии принадлежала библиотека, подаренная ей царём.

Что же касается дальнейшего развития предпринимательских корпораций, то его не происходило почти до начала XVIII века. Как отмечает ряд исследователей, для России всегда были характерны богатство естественных материалов страны и в то же время скудность рукодельных производств, обусловленная вынужденным характером труда и отсутствием всякой надежды на успех^⁹. Среди других причин также можно назвать такие, как географическая и экономическая изоляция России от других государств, постоянные препятствия, чинимые торговой деятельности господствующими властями. Самыми же, пожалуй, главными факторами, тормозящими развитие предпринимательства (а следовательно, и предпринимательских объединений), по мнению автора, являлись отсутствие экономической свободы и рынка рабочей силы. Феодально-крепостническая Россия тех времён была не готова к рождению новых форм хозяйствования.

Реформы Петра I (особенно создание регулярной армии) требовали наличия мощной собственной промышленности. Петру же в наследство достались с десяток хилых мануфактур, вырабатывающих самые примитивные предметы. Перед царём стояла задача направить капиталы купечества на создание промышленности.

Стремясь как можно скорее наполнить казну, Пётр начал активно создавать “регулярную” государственную экономику.

Т.В. Кашанина, Н.В. Козлова и многие другие исследователи отмечают заслугу Петра I в широком внедрении в России новых организационно-правовых форм предпринимательства^¹⁰. Действительно, своим Указом от 27 октября 1699 г. царь приказал "купецким людям торговать так, как торгуют в иных государствах торговые люди: компаниями" (по терминологии того времени – “кумпанствами”).

Интересно, что из двух наиболее распространённых в то время в Европе форм предпринимательских объединений (общества (сосьет) и компании) Пётр I выбрал именно (и только) компании, которые, в отличие от обществ, должны были создаваться только с разрешения правительства и действовали под его контролем.

Вместе с тем гораздо реже упоминается, что первые торгово-промышленные компании буквально “насаждались” царём. Ричард Пайпс так описывает процедуру преобразования московского Суконного двора в компанию: “зная, насколько тяжелы на подъём русские торговые люди, он выбрал ряд имён из списков ведущих купцов империи и назначил этих лиц членами компании. По совершении этого он послал солдат отыскать своих жертв и привезти их в Москву “на срочную высылку”^¹¹.

Как отмечают другие исследователи, компании прельщали Петра не только размахом дела, требующего вложения больших капиталов нескольких предпринимателей, но главным образом тем, что оказавшиеся в этих компаниях купцы оказывались связанными круговой порукой и общей ответственностью перед государством. Назначенный царём сверху руководитель компании имел право включить в неё любого именитого купца даже вопреки его желанию. Отказ от вхождения в кумпанство или самовольный выход из него наказывались разорительным штрафом или даже тюремным заключением. Добровольно же купцы не стремились в кумпанства скорее всего не потому, что были, как считал Р. Пайпс, “тяжелы на подъём”, а из-за того, что согласно государственному уставу они могли получать в этих компаниях не более 5 – 10% прибыли, что было явно несоразмерно затратам и рискам^¹².

Многие очень богатые купцы, из тех, кому указано было войти в “кумпанейства”, не желая объединяться с “чужими”, предпочитали вести дела “торговыми домами”, то есть союзами неразделённых родственников. Так, например, ярославский купец Максим Затрапезнов, который (согласно именному указу Петра) должен был вступить в число компаньонов голландского купца И. Тамеса для учреждения в Москве полотняной мануфактуры, испросил дозволения организовать такую мануфактуру в Ярославле и вести её самостоятельно – с сыновьями. Дозволение было получено, так как для царя главным было – привлечение капитала любой ценой, тем более что собственником всех мануфактур, даже созданных на частные средства, оставалось государство^¹³.

Необходимо иметь в виду некоторые существенные особенности развития российской промышленности. В России того времени не было частной собственности на средства производства. Полным собственником всех шахт, фабрик и т.п. фактически являлось государство. Так, по мнению Р. Пайпса, “даже предприятия, созданные частично или полностью частным капиталом, не были частной собственностью в строгом смысле слова, ибо правительство могло в любой момент отобрать их у собственников”^¹⁴.

Сама деятельность промышленников жёстко регламентировалась и контролировалась государством: запрещалось создавать компании без ведома Мануфактур - и Коммерц-коллегий, определялись размеры учредительных документов, принудительно регулировались цены, объёмы продаж и поставок, запрещалась торговля в розницу и т.д.

В действительности же частная собственность на средства производства была введена Екатериной II: “Принадлежащие частным людям собственно фабрики и мануфактуры чтобы не инако разумеемы были, как собственное имение, которым каждый может свободно распоряжаться, не требуя никакого дозволения от начальства”^¹⁵.

Екатерина узаконила порядок, по которому фабрики и “полезные рукоделия” могли открывать все, кому и где захочется, кроме (в целях сохранения лесов) Москвы и Санкт-Петербурга.

Манифест Александра I № 22.418 от 1 января 1807 г. “О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях и преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий”^¹⁶ рекомендовал купцам образовывать для своей деятельности купеческие товарищества (полные, на вере и товарищества по участкам – ст.1), которые рассматривались в качестве юридических лиц (ст.2) ^¹⁷. Впоследствии эти положения Манифеста с рядом дополнений вошли в т. XI Свода законов гражданских и в Уставе торговом составили специальную главу – “О торговом товариществе”^¹⁸.

Как указывалось в разъяснениях судебного и гражданского кассационных департаментов правительствующего сената (которые носили характер официального толкования законодательства), названные в законе виды товариществ признаются самостоятельными юридическими лицами, отличными от частных физических лиц, их составляющих. Товарищество обладало на праве собственности имуществом, которое на всё время существования товарищества не подлежало переходу к отдельным товарищам и которым товарищество прежде всего отвечало по своим обязательствам^¹⁹. Полные товарищества (по своей сути соответствующие тем, которые предусмотрены нынешним ГК РФ), как правило, складывались на базе семьи или родственных кланов.

Если же фамильных капиталов не хватало для осуществления коммерческих проектов, привлекались капиталы “со стороны”, в результате чего образовывалось товарищество на вере, которому “Уставом торговым” предписывалось в наименовании после фамилий полных товарищей добавлять “… и Ко” (“… и компания”).

Вкладчики не имели право осуществлять предпринимательские операции от имени торгового дома, а их права на доходы и ответственность по обязательствам общества ограничивались суммой “положенного в компанию капитала”, как говорилось в указе Александра I Сенату в 1805 году.

После принятия в 1892 году в Германии Закона об обществах с ограниченной ответственностью (Gesellschaft mit beschrankter Haftung) возможность введения таких обществ в России стала широко обсуждаться отечественными цивилистами. Необходимость введения новой формы, так же как и в Германии, диктовалась самой жизнью, и, в первую очередь, неудовлетворённостью предпринимателей акционерной формой, при общей отчётливой тенденции к стремлению ограничить ответственность участников за деятельность учреждаемых организаций. Так, А.И. Каминка, рассматривая товарищеские договоры того времени, отмечал, что “через огромное большинство этих договоров проходит одна основная идея: стремление ограничить ответственность если не всех участников, то во всяком случае некоторых из принимающих активное участие в ведении дела…”^²⁰.

Вместе с тем многие отечественные цивилисты относились к перспективе введения в России обществ с ограниченной ответственностью очень настороженно. Тот же А.И. Каминка, в частности, писал: “У нас принцип ответственности за свои действия в области делового оборота, как кажется, ещё не пустил настолько глубоких корней, чтобы можно было без опасности для этого оборота ограничивать область его применения. Мы полагаем даже, что скоро и самим участникам такого рода организаций в России пришлось бы убедиться в опасностях, связанными с этими товариществами: они были бы совершенно лишены кредита, так как в условиях нашего оборота товарищества эти, вероятно, рассматривались бы только как организации, преследующие цель не платить своим кредиторам”^²¹.

Что касается акционерных обществ, то первые из них - “компании на акциях” - появились при той же Екатерине II. Первой акционерной компанией в России стала “Российская в Константинополе торгующая компания”, учреждённая 24 февраля 1757 года^²².

Интересно, что когда в 1767 году 30 купцов-хлеботорговцев, образовав акционерную компанию, предложили Екатерине возглавить наблюдательный совет, она охотно согласилась и распорядилась выдать АО беспроцентную ссуду в размере 20 тыс. руб. “на вспоможение”.

К началу XIX века в России существовало уже 5 акционерных компаний. Одними из самых удачных попыток акционирования считается созданное в 1827 году Первое страховое от огня общество (просуществовавшее до 1917 года) и Российская юго-западная судоходная компания, учреждённая видными сановниками – князем Гагариным и графом Мордвиновым.

Правительство, считая акционерную форму очень перспективной, всячески способствовало её распространению. Кроме освобождений от налогов и сборов, выдачи беспроцентных кредитов, правительство Николая I пошло даже на такую беспрецедентную меру, как снижение с 1 января 1830 года процентов по вкладам с 5% до 4%.

Это искусственно подтолкнуло российские капиталы с позиции пассивного ожидания ежегодной пятипроцентной прибыли к поиску более прибыльных источников, главным из которых были акционерные общества.

Также значительно способствовало распространению акционерных обществ то, что, в отличие от торгового дома, участие в акционерных компаниях не требовало обязательной приписки к купеческим гильдиям (это позволяло включаться в их деятельность мещанам и дворянам). Принятые меры заметно оживили акционерное движение в России. Только с 1835 по 1838 год было образовано 43 акционерных компании^²³.

В 1836 году правовое положение акционерных компаний было закреплено “Положением о компаниях на акциях”. Закон устанавливал жёсткий контроль за деятельностью компаний, во многом ограничивал их права и возможности (разрешение только именных акций и запрещение предъявительских, разрешение сделок только за наличные и запрещение сделок на срок и т.п.).

В дальнейшем, уже в 1857 году, правительство Александра II ещё раз прибегло к уже оправдавшему себя снижению процентов по вкладам, существенно расширило свободу учреждения акционерных компаний. Эти меры привели к сильному всплеску акционирования. Всячески стимулируя образование акционерных компаний, правительство смогло организовать таким образом строительство железнодорожных путей огромной протяжённости. Так, для сравнения, только в течение 15 лет (с 1866 по 1880 год) в России благодаря привлечению акционерных капиталов было проложено 19 тысяч км железнодорожного полотна^²⁴, а протяжённость железных дорог, построенных за 55 предоктябрьских лет в России, приблизительно равна протяжённости дорог, построенных за последующие 70 лет в СССР^²⁵.

Негативной стороной этого процесса было то, что правительство, стимулируя развитие акционерного движения в железнодорожном строительстве (так же как и в банковской сфере) “любой ценой”, фактически закрывало глаза на многочисленные нарушения, что приводило, порой, к крупным мошенничествам.

Так или иначе, к началу первой мировой войны в России насчитывалось 2 263 акционерных компании. И хотя в количественном измерении их было меньше, чем семейных торговых домов, но по числу участников предпринимательского процесса, а также по своему месту во всех сферах экономики, акционерные компании вышли на ведущие позиции^²⁶.

Необходимо отметить невыдержанность терминологии действовавшего в тот период гражданского и торгового законодательства в отношении организационно-правовых форм юридических лиц. Достаточно трудно различить, например, товарищество по участкам или компании на акциях (п.3 ст.2128, ст.2139 Свода законов гражданских), акционерное общество и товарищество на паях (п.3 ст.55 Устава торгового). Вследствие этого, многие исследователи пришли к мнению, что акционерные общества и паевые товарищества конца XIX – начала XX в. в России являлись в сущности одним и тем же видом товарищества – акционерным. Такая точка зрения подтверждалась разъяснениями Сената, отмечающего, что именование товарищества акционерной компанией или товариществом на паях для существа дела безразлично, ибо указанные термины означают одно и то же^²⁷.

В аграрном секторе экономики России переход к новым формам хозяйствования происходил в более сложных условиях. Только с крестьянской реформы 1861 года начался переход от феодальных к более прогрессивным капиталистическим отношениям. Но и буржуазные реформы 60-х годов XIX века оставили нерешёнными множество проблем. Так, например, крестьяне не приобретали права собственности на надельные земли. Ст.6 Общего положения о крестьянах от 19 февраля 1861 года решениями Сената № 27 (1900 г) и № 69 (1901 г) разъяснялась следующим образом: “Крестьянские надельные земли (как усадебные, так и полевые) составляют особый вид владения, резко отличающийся от права собственности, полного господства над имуществом… и находятся в пользовании не отдельных лиц крестьян – собственников, а принадлежат или крестьянскому обществу, или двору, причём старший член двора или семьи является лишь распорядителем надела”^²⁸.

По решению Сената 1899 г. № 1, крестьянский двор или семья есть “особого рода союз, в имуществе которого никто из отдельных членов не имеет права на какую-либо определённую часть…почему и самое имущество то не подлежит ответственности за всякие долги”^²⁹. Особенности правового положения крестьянского двора порождали массу казусов и недоразумений, например, когда речь шла о степени ответственности общесемейного имущества по сделкам или правонарушениям отдельных членов семьи.

Развитие капитализма в России настоятельно требовало появления новых форм сельскохозяйственных организаций.

Именно такой новой формой, рождённой в недрах капиталистических отношений и потому действительно соответствующей новому способу производства, стала кооперация. Актуальность появления кооперации, удобство применения кооперативных форм в аграрном секторе страны послужили причиной её широкого распространения в дореволюционном отечественном сельском хозяйстве.

Первый кооператив был образован в с. Рождественское Костромской губернии в 1866 году. Его родоначальником стал Святослав Лугинин, изучивший организацию и деятельность кооперативов в Германии.

Вначале кооперативы буквально навязывались крестьянам прогрессивными помещиками, учителями и другими представителями интеллигенции, не встречая особого энтузиазма у самих крестьян.

Так, когда Херсонская губернская земская управа, желая стимулировать образование кооперативов, объявила, что каждому деревенскому кооперативу будет выдано по 1000 рублей безвозмездной ссуды, крестьяне немедленно образовали товарищества, разобрали деньги и разбежались по прежним углам. Аналогичные эпизоды были отмечены в Тверской, Екатеринославской и во многих других губерниях^³⁰.

Благодаря научным разработкам и практической деятельности Н.П. Балина (1829 – 1904), А.И. Чупрова (1842 – 1908), А.И. Васильчикова (1818 – 1881), М.И. Туган-Барановского (1856 – 1919) и многих других, в результате подвижнических бескорыстных усилий многочисленных энтузиастов, к концу века в России насчитывалось уже 1550 кооперативов разных видов. При этом необходимо отметить зарождение к началу нового века нового вида аграрной кооперации - сельскохозяйственных сбытовых товариществ, а также образование кооперативных союзов.

Всесторонняя, и, прежде всего, финансовая помощь государства кооперативному движению в годы столыпинской аграрной реформы вызвала ещё больший расцвет кооперации. Наряду со старыми видами сельскохозяйственной кооперации (потребительские общества, кредитные, сбыто-снабженческие товарищества) появились и получили широкое распространение новые, более сложные и очень перспективные виды – товарищества для совместной обработки земли, товарищества для совместной аренды, главным назначением которых был непосредственный подъём производительности земледельческого труда на основе его обобществления.

В годы первой мировой войны возникли тысячи кооперативов, работающих по заказу военных ведомств. Так, например, в Саратовской, Московской губерниях действовали “овощные кооперативы”, готовившие для армии “сухие щи”, сгущённое молоко, мясные консервы и т.п. ^³¹.

После свержения самодержавия, уже 20 марта 1917 года Временное правительство приняло “Положение о кооперативных товариществах и союзах”, снимающее все ограничения на пути создания кооперативов. Благодаря этому, только в 1917 году в России возникло около 1000 кооперативов, сыгравших значительную роль в заготовке и распределении хлеба^³².

Бурное развитие кооперации показало не только жизнеспособность этой организационно-правовой формы, но и её соответствие условиям России того времени. Практика подтвердила правильность “организационно-производственной теории” А.И. Васильчикова и его последователей, которые видели “русский путь” развития аграрного капитализма в рациональной организации крестьянского хозяйства на основе широкого применения и максимального использования возможностей такой организационно-правовой формы юридического лица, как кооперативы.

После Октябрьской революции в России ранее действующее гражданское и торговое законодательство, несоответствующее курсу на переход к централизованному плановому хозяйству, было отменено.

Осенью 1918 года специальным декретом была упразднена торговля, предпринимательство было объявлено вне закона и каралось расстрелом.

Период военного коммунизма можно охарактеризовать следующими чертами:

Отмена частной собственности в любых её проявлениях.

Управление народным хозяйством строилось на основе жёсткой централизации в сочетании с плановым распределением и внеэкономическим принуждением.

Уничтожение торговли, товаро-денежных отношений.

Таким образом, гражданский оборот практически перестал существовать. В таких условиях и говорить не приходилось о каких бы то ни было юридических лицах.

С переходом же к НЭПу конструкция юридического лица вновь понадобилась обществу, т.к “вновь восстановленный вольный рынок не находил в действующем законодательстве необходимых ему правовых форм”^³³.

Отмена запретов на частнопредпринимательскую деятельность вызвала бурный рост деловой активности, что, в свою очередь, требовало возрождения недостаточно ещё забытых форм участия в гражданском обороте.

ГК РСФСР, введённый в действие с 1 января 1923 года, содержал нормы, регламентирующие правовое положение субъектов гражданского оборота. Впоследствии эти нормы получили своё развитие в целом ряде иных нормативных актов^³⁴.

Вновь появились акционерные общества, полные товарищества и товарищества с ограниченной ответственностью. Так, первый устав советского акционерного общества “Кожсырьё” был зарегистрирован 1 февраля 1922 года, а к 1927 г. в стране насчитывалось уже 94 акционерных организации^³⁵.

Необходимо отметить, что правовое регулирование деятельности юридических лиц было весьма скудным. В этой связи резко возрастало значение уставов. Высказывались даже предложения (например С.Н. Ландкофом) рассматривать устав юридического лица в качестве специального закона (lex specialis) и в случае коллизии между правилом, предусмотренным в уставе, и правилом действующего законодательства признавать, что специальный закон (устав) отменяет для данного юридического лица действие общего закона^³⁶.

Государство стремилось максимально использовать в своих целях возможности различных организационно-правовых форм юридических лиц. В промышленности началась широкомасштабная национализация предприятий, трестирование государственных фабрик и заводов с последующим объединением трестов в синдикаты. Акционирование предприятий давало возможность государству не только привлечь частные капиталы, но и стимулировать повышение производительности труда работников путём использования хозрасчёта. С 1 января 1922 года на принцип самоокупаемости были переведены даже “лагеря принудительного труда”^³⁷.

Новая (по сравнению с “военным коммунизмом”) система хозяйствования доказала свою эффективность. За три года НЭПа объём промышленного производства достиг по основным показателям уровня 1913 года.

Пришедшая в начале 30-х годов на смену НЭПу модель государственного социализма вновь поставила рыночные отношения (с присущими им равенством и независимостью участников) по существу “вне закона”. Новая система хозяйствования требовала новых форм, принципиально отличавшихся от классических. В связи с усилением централизованного планового начала в управлении экономикой и государственной собственностью, корпоративные (т.е. построенные на началах членства) юридические лица, получившие широкое распространение в период НЭПа, были вытеснены унитарными образованиями (предприятиями, трестами).

Советская цивилистика окончательно (и на долгие годы) свернула с проторенной общей дороги в поисках “особых путей развития”.

Как показывает анализ научных статей советских цивилистов 40-х – 50-х годов, исследования проблем правосубъектности юридических лиц (так же, впрочем, как и других цивилистических проблем) проводились под определяющим влиянием идеологических догм того времени.

Так, например, Д.М. Генкин, отмечая важность вопроса о правовой конструкции госоргана, его правомочиях и обязанностях, указывал, что “неотложной обязанностью советских цивилистов является всесторонняя разработка этого вопроса и установление единой точки зрения, отвечающей директивным указаниям партии, советскому правительству и потребностям социалистического строительства”^³⁸.

И далее – “правильное определение института юридического лица и его практического значения в советском праве возможно лишь на основе указаний товарища Сталина о служебном назначении надстройки, в частности её правовых элементов. Советские цивилисты должны дать советское учение о юридическом лице, исходя из значения этого института для социалистического строительства”^³⁹.

На следующей странице – “Советские цивилисты смогут выполнить лежащие на них задачи лишь на основе последовательного применения в своих работах марксистской методологии, следуя указаниям великой партии Ленина – Сталина, изучая гениальные труды товарища Сталина, беспощадно борясь со всеми проявлениями реакционной идеалистической философии, буржуазного космополитизма, объективизма и преклонения перед иностранщиной, всесторонне развивая критику и самокритику”^⁴⁰.

Идеологизация советского гражданского права, доведённая до абсурда, привела к тому, что отечественная цивилистика утеряла связь с историческими корнями, практически полностью отвергался зарубежный опыт (кроме соц. стран). Те же учёные, которые в своих исследованиях всё же осмеливались опираться на исторический и зарубежный опыт, подвергались жесточайшей критике со стороны более “правильных” коллег. В результате таких установок многие институты советского гражданского права стали отграничиваться от аналогичных институтов зарубежной цивилистики^⁴¹.

Выведение сущности юридического лица из идеологических догм, отказ от достижений зарубежной и дореволюционной отечественной цивилистики привели к многочисленным тупиковым решениям в правотворческой деятельности.

Недопонимание, а иногда и искажение сущности юридического лица приводило к появлению, например в 70-х – 80-х годах, таких довольно странных (с позиций сегодняшнего дня) конструкций, как производственные объединения. Являясь юридическими лицами, производственные объединения довольно часто имели в своём составе в качестве структурных подразделений предприятия, также являющиеся юридическими лицами, что закреплялось в уставах таких “конгломератов”^⁴². Так, например, по данным на 1 января 1978 года, 45% предприятий, вошедших в состав производственных объединений, сохранили свою самостоятельность. Из 65 производственных объединений, обследованных ИГПАН СССР, 34 имели в своём подчинении самостоятельные предприятия (от 1 до 11), причём 24 объединения состояли только из таких самостоятельных предприятий^⁴³.

Таким образом, в гражданском обороте в качестве самостоятельных субъектов правоотношений участвовали одновременно организации, структурно включающие в себя другие организации, также выступающие в качестве самостоятельных субъектов. Иными словами, отдельные юридические лица, наподобие матрёшек, включали в себя другие юридические лица.

Несмотря на то, что подобный “матрёшечный” подход противоречил классическому понятию юридического лица, как организационно и имущественно обособленного субъекта гражданских правоотношений, на этом этапе развития советской науки такой подход вполне соответствовал общепринятым взглядам отечественных учёных-цивилистов. Достаточно показательно в этом отношении высказывание работников ИГПАН СССР кандидатов юридических наук Т. Абовой и З. Заменгофа: “Конечно, юридическая наука не может дать ответа на вопрос, насколько обоснованно сохранение самостоятельности за предприятиями при включении их в комплекс. Это – дело экономистов, науки управления, но поскольку смешанная форма производственных объединений практически существует (например, в таких важнейших отраслях народного хозяйства, как автомобилестроение, машиностроение для лёгкой и пищевой промышленности, и др.) и нет оснований ожидать, что все предприятия будут лишены самостоятельности, законодательство должно быть приведено в соответствие с реальными условиями хозяйствования”^⁴⁴.

Необходимо отметить, что сложившаяся к началу 80-х нормативная база, регламентирующая создание и функционирование производственных объединений, определяла модель организационно-правовой структуры таких объединений, как более сложное, по сравнению с предприятием, образование, представляющее собой производственно-хозяйственный комплекс, основным видом структурного подразделения которого была производственная единица^⁴⁵.

Производственная единица не должна была иметь статуса юридического лица. При этом за производственными единицами законодательством закреплялся определённый минимум самостоятельности, который мог быть расширен путём делегирования единице объединением отдельных прав. В тот период советскими цивилистами высказывались предложения об усилении самостоятельности производственных единиц (речь, в частности, шла о праве иметь расчётные счета, заключать хозяйственные договоры от своего имени и т.п.) ^⁴⁶.

Также можно было встретить трактовку производственной единицы, как организации, занимающей промежуточное положение между предприятием (юридическим лицом) и его подразделением, своеобразным “полуюридическим” лицом^⁴⁷.

Вместе с тем уже в то время некоторые отечественные цивилисты доказывали бесперспективность таких идей. Так, по мнению В.С. Якушева, реализация предложения об усилении юридической самостоятельности могла привести “к децентрализации, к дроблению материальных и финансовых ресурсов, к их распылению и невозможности для генеральной дирекции реализовать те экономические идеи и практические цели, ради которых создавались объединения”^⁴⁸.

Если самостоятельное предприятие – юридическое лицо подчинялось объединению, то последнее выступало в качестве вышестоящей управленческой организации со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями. В частности, объединение должно было:

доводить до предприятия соответствующие плановые показатели,

обеспечивать подчинённое предприятие материально-техническими ресурсами, необходимыми для выполнения плановых задач,

осуществлять контроль за деятельностью предприятия и т.д.

В случае включения самостоятельного предприятия в состав объединения, оно юридически оказывалось на положении внутреннего структурного подразделения объединения. В то же время договоры, заключённые таким предприятием, не становились договорами объединения и, следовательно, не влекли за собой возникновения для объединения обязательств. Так же точно в результате заключения договоров объединением не должны были возникать обязательства у самостоятельных предприятий.

Юридическая самостоятельность предприятия существенно ограничивала возможности генерального директора объединения осуществлять производственно-оперативное внутрихозяйственное руководство, в том числе распоряжение материальными и денежными ресурсами.

Директор самостоятельного предприятия мог заключать любые договоры, а генеральный директор объединения практически не мог ни лишать, ни даже ограничивать его права.

Планирование производственно-хозяйственной деятельности вело объединение, в то время как материально-техническое снабжение и реализация продукции через органы Госснаба осуществлялось каждым предприятием самостоятельно, минуя объединение.

Всё это позволяло делать вывод о том, что “создание объединений с включением в их состав самостоятельных предприятий вносит неопределённость во внутрихозяйственные связи”. ^⁴⁹

Как отмечает В.С. Якушев, перестройка управления экономикой, появление в результате концентрации производства производственных объединений (комбинатов), включающих в свой состав производственные единицы, наделённые особым правовым статусом, затрагивают более широкую проблему – о юридическом лице. “Трактовка категории юридического лица, получившая закрепление в Основах гражданского законодательства Союза ССР и гражданских кодексах, была рассчитана на элементарные по своей внутренней структуре хозяйственные подразделения типа предприятия и вполне удовлетворяла потребности хозяйственной практики”^⁵⁰.

Появление более сложных по своей внутренней структуре организаций – производственных объединений – показало “ограниченность существующей законодательной трактовки юридического лица и поставил вопрос о необходимости развивать этот институт”. В связи с чем он предлагал включить в Основы гражданского законодательства и гражданские кодексы нормы как о внутренней структуре юридического лица, так и о правовом положении внутренних подразделений типа производственных единиц с чёткой регламентацией прав объединений и их производственных единиц^⁵¹.

Развитие рыночной экономики в нашей стране и связанные с этим коренные изменения, произошедшие в гражданском праве, привели к необходимости пересмотра одного из важнейших институтов цивилистики – юридического лица.

Первые попытки использования института юридического лица для создания новых форм хозяйствования не всегда были успешными. Не совсем правильное понимание сущности юридического лица, утрата отечественного дореволюционного и зарубежного опыта правового регулирования создания и функционирования различных организационно-правовых форм в условиях рыночной экономики привело к возникновению целого ряда недоразумений.

Так, приверженность конструкции “предприятия” привела к неправильному определению имущественно-правового статуса совместных и малых предприятий. Нередко СП и МП рассматривались в качестве самостоятельных организационно-правовых форм юридических лиц, не являясь на самом деле таковыми, т.к “достаточно поставить вопрос о том, кто является собственником имущества такого предприятия и каковы его права на закреплённое за ним учредителями имущество, чтобы убедиться в полной неопределённости и, следовательно, в юридической бессмысленности данных понятий”^⁵².

Впоследствии, в ст.27 Закона СССР “О собственности в СССР” от 6 марта 1990 года было указано, что совместные предприятия создаются в форме хозяйственных обществ и товариществ, чем указанная выше неопределённость была устранена.

В этом отношении представляется вполне обоснованной точка зрения Е.А. Суханова, который в 1991 году в своей статье “Система юридических лиц” доказывал необоснованность признания юридическими лицами предприятий. По его мнению, с позиций рыночной экономики, предприятия – не более чем имущественный комплекс (т.е. не субъект, а объект правоотношений). Субъектами же имущественных отношений должны быть признаны “нормальные коммерческие структуры, прежде всего, различные хозяйственные (торговые) общества и товарищества как владельцы такого рода предприятий. Признание юридическим лицом непосредственно предприятия без облечения его в форму какого-либо торгового товарищества, не свойственно правовым системам развитых стран”^⁵³.

Не совсем удачной представляется и история появления в современном российском гражданском обороте товариществ с ограниченной ответственностью, введённых Законом о предприятиях и предпринимательской деятельности от 25 декабря 1990 года и фактически приравненных этим Законом к акционерным обществам закрытого типа. Интересно, что в этот же день Совет Министров РСФСР утвердил Положение об акционерных обществах, в которых предусматривалась возможность создания АО двух видов – открытого и закрытого типа и ни слова не говорилось о ТОО.

Замысловатые нормы данного Закона не только дали основания для разноречивого её толкования учёными-цивилистами, но и привели к тому, что на практике предприниматели испытывали “значительные трудности, будучи не в силах определить различия между этими двумя организационно-правовыми формами и те юридические и практические последствия, которые влечёт за собой выбор одной из них”^⁵⁴.

Неправильная трактовка сущности юридического лица, недооценка значения имущественной обособленности “сделало возможным появление в гражданском обороте таких образований, как разного рода центры и фирмы, юридическая природа которых обычно остаётся загадкой даже для их учредителей”. ^⁵⁵

На практике это нередко приводило к злоупотреблениям этой неопределённостью, нарушениям интересов контрагентов таких юридических лиц. По мнению Е.А. Суханова, “отход от традиционного наделения любых организационных формирований, участвующих в гражданском обороте, статусом юридического лица требует законодательного установления закрытого, исчерпывающего перечня их видов. Это позволит установить режим подлинной законности в организации имущественных отношений, закроет дорогу различным сомнительным образованиям и будет в большей мере, чем ныне, способствовать обеспечению интересов третьих лиц (кредиторов), вступающих в правоотношения с вновь создаваемыми юридическими лицами”^⁵⁶.

Лишь с принятием ГК РФ в современном российском гражданском праве была создана система юридических лиц, вполне отвечающая требованиям времени и условиям рыночной экономики.

В новом ГК смешанные товарищества заменены традиционным российским товариществом на вере. Общества с ограниченной ответственностью не смешиваются больше с закрытыми АО. Значительно сузилась сфера применения такой организационно-правовой формы, как унитарные предприятия. В связи с этим уходят в прошлое ИЧП и многочисленные предприятия профсоюзных и иных общественных организаций, функционирующие в качестве унитарных предприятий. Необходимо отметить, что нормы нового ГК вобрали в себя как отечественный дореволюционный, так и современный зарубежный опыт, а также основные тенденции развития института юридического лица в странах с развитой рыночной экономикой.

Анализ развития института юридического лица в российской цивилистике позволяет сделать ряд выводов:

Несмотря на то, что коллективные (мирские, общинные) формы деятельности были известны на Руси с древних времён (складничества, ватаги и т.п. сообщества – с XIII века), практически до конца XVII века конструкция юридического лица не получила достаточно широкого распространения в связи с крайней ограниченностью рыночного оборота.

Внедрение и использование конструкции юридического лица (“кумпанств”) позволило Петру I в короткий срок создать достаточно мощную отечественную промышленность. Вместе с тем фактическое отсутствие частной собственности на средства производства делало существование юридических лиц несколько условным.

Действительно широкое распространение юридические лица получили с момента разрешения в России частной собственности и развитием рыночного оборота.

В дореволюционной России был накоплен достаточно большой опыт успешного использования конструкции юридического лица. Причём по некоторым направлениям регулирования правового положения юридических лиц российская цивилистика опережала другие страны.

Отказ от рыночного оборота (полный – в период “военного коммунизма”, частичный - в период государственного социализма) вызвал в нашей стране одновременное фактическое “отмирание” института юридического лица.

Развитие института юридического лица и его распространение прямо связано с развитостью рыночных отношений. Иными словами, чем более развит рыночный оборот, тем большее развитие получат различные организационно-правовые формы юридического лица.

Появление новых организационно-правовых форм юридических лиц обычно связано с возникновением новых потребностей рыночного оборота. Так, например, именно потребность в концентрации больших объёмов капиталов привела к появлению акционерных обществ.

Умелое использование конструкции юридического лица, особенностей и возможностей конкретных организационно-правовых форм позволяет значительно увеличить результативность экономических преобразований в стране.

1 Козлова Н.В. Указ. соч.- С. 20; см. также: Галаган А.А. Указ. соч.- С. 35.

2 Сущенко В.А. История российского предпринимательства: Уч. пособие. – Ростов н/Д: Изд-во “Феникс”, 1997. – С. 35 – 36; см. также: Козлова Н.В. Указ. соч. – С. 20.

3 Сущенко В.А. Указ. соч. – С. 36.

4 Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история. IX – середина XVIII в. – М.: Мысль, 1992. – С. 250.

5 Никольский Н.М. История русской церкви. – 3-е изд. – М.: Политиздат, 1983. – с. 34

6 Никольский Н.М. Указ. соч. – с. 35

7 Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. – С. 291.

8 Там же, – с. 518.

9 См. например: Сущенко В.А. Указ. соч. – С. 49; см. также: Костомаров Н. Очерки торговли Московского государства в XVI - XVII столетиях. – СПб, 1862. – С. 3.

10 См.: Кашанина Т.В. Указ. соч. – С. 357; Козлова Н.В. Указ. соч. - С. 20.

11 Цит. по: Галаган А.А. Указ. соч. - С.71.

12 Сущенко В.А. Указ. соч. – С. 58.

13 Галаган А.А. Указ. соч. - С. 75.

14 Цит. по: Галаган А.А. Указ. соч. - С.78.

15 Цит. по: Галаган А.А. Указ. соч. - С. 81.

16 Полное собрание законов Российской империи. - СПб., 1830. - Т. XXIX. - С.971 – 979.

17 Козлова Н.В. Указ. соч. - С. 20.

18 Свод законов Российской империи. – СПб., 1913. Т. X, ч.1; Т. XI, ч. 2.

19 См. Максимов В.Я. Законы о товариществах. - М., 1911. - С. 59, 62, 190, 197 и сл./Цит. по: Козлова Н.В. Указ. соч. - С. 20.

20 Каминка А.И. Очерки торгового права. Вып.1, 2-е изд. - СПб, 1912. - С. 362 ( Цит. по: Тимохов Ю.А. Товарищества с ограниченной ответственностью в России.//Государство и право, 1993. - №1. - С. 44).

21 Каминка А.И. Указ. соч. - С. 371.

22 Полное собрание законов Российской империи. I.XIV. № 10694.

23 Галаган А.А. Указ. соч. - С.100.

24 Сущенко В.А. Указ. соч. – С. 91.

25 Галаган А.А. Указ. соч. – С. 105.

26Галаган А.А. Указ. соч. – С. 102.

27 Козлова Н.В. Указ. соч. - С. 23.

28 Сборник решений Правительствующего Сената по крестьянским делам. - СПб., 1903. /Цит по: Погребной А.А. Правовое регулирование деятельности крестьянских (фермерских) хозяйств в условиях рынка. - М.: ГА ВС., 1992. – С. 19.

29 Там же.

30 Галаган А.А. Указ. соч. - С. 173.

31 Галаган А.А. Указ. соч. - С. 183.

32 Там же, с. 183.

33 Шретер В. Советское хозяйственное право. – М.- Л, 1928. - С. 24.

34 См.: Тимохов Ю.А. Указ. соч. – С. 46 - 48.

35 Галаган А.А. Указ. соч. - С. 189.

36 Тимохов Ю.А. Указ соч. – С. 47.

37 Галаган А.А. Указ соч. - С. 192.

38 Генкин Д.М. Некоторые вопросы науки советского гражданского права //Советское государство и право, 1952. - № 6. - С. 49.

39 Там же, с. 50.

40 Генкин Д.М. Указ. соч. - С. 51.

41 См., например: Карасс А.В. Вопросы советского гражданского права в трудах И.В. Сталина // Советское государство и право. – 1950. - № 12.

42 Якушев В.С. Внутренняя организационная структура производственного объединения // Советское государство и право. – 1983. - № 6. – С. 39.

43 Абова Т., Заменгоф З. Производственное объединение – единый производственно-хозяйственный комплекс. // Хозяйство и право. – 1979. - № 3. - С. 54.

44 Там же, с.55.

45 Модель структуры производственного объединения определялась целым рядом нормативных актов, но наиболее подробно Положением о производственном объединении (комбинате) (СП СССР, 1974, № 8, ст. 38), Положением о научно-производственном объединении (СП СССР, 1976, № 2, ст. 13), Положениями о производственных объединениях в строительстве, сельском хозяйстве, на автотранспорте.

46 См., например: Абова Т., Заменгоф З. Указ. соч. - С. 57.

47 См.: Правовое положение производственного объединения (комбината) и производственных единиц // Советское государство и право, 1974. - № 9. - С. 57 – 58.

48 Якушев В.С. Указ. соч. - С. 38.

49 Якушев В.С. Указ. соч. - С. 40.

50 Там же.

51 Там же, с. 38.

52 Суханов Е.А. Система юридических лиц//Советское государство и право. – 1991. - № 11. – С. 42.

53 Суханов Е.А. Указ. соч. – С. 42.

54 Тимохов Ю.А. Указ. соч. – С.50.

55 Суханов Е.А. Указ. соч. – С. 43.

56 Суханов Е.А. Указ. соч. – С. 45.