Вышний суд – несостоявшийся суд высшего звена в реформированной судебной системе России

Вышний суд – несостоявшийся суд высшего звена в реформированной судебной системе России (1723–1726 гг.)

Из числа иных специализированных судов 1717–1723 гг. более подробного рассмотрения заслуживает Вышний суд, создание которого представляется последним шагом судебной реформы Петра I. Для начала имеет смысл отметить своеобразие историографической судьбы названного органа правосудия. Дело в том, что, будучи хорошо известен в XVIII в., Вышний суд оказался затем прочно забыт почти на два столетия.

Вышний суд остался ни словом не упомянут в череде отмеченных выше работ как по истории отечественного суда, так и по истории судебных преобразований Петра I – от труда Т.С. Мальгина «Опыт исторического исследования и описания старинных судебных мест Российского государства» 1803 г. до фундаментального шеститомника О.Е. Кута-фина, В. М, Лебедева и Г.Ю. Семигина «Судебная власть в России» 2003 г, и диссертационного исследования Л. А, Хру-сталева 2004 г. Думается, что подобная ситуация объяснима тем, что, с одной стороны, как уже говорилось, архив Вышнего суда сгорел в кремлевском пожаре 29 мая 1737 г., а с другой – что ни один акт, касавшийся этого суда, не попал на страницы Первого Полного собрания законов. В итоге, специальные изыскания о Вышнем суде были впервые предприняты (причем изначально взаимонезависимо) М.В. Бабич и автором настоящей работы только во второй половине 1990-х гг.

Учредительным актом об основании Вышнего суда следует признать собственноручно написанный Петром I указ от 9 февраля 1723 г. о формировании специального судебного присутствия для рассмотрения дела секатора П.П. Шафирова и обер-прокурора Сената Г.Г. Скорнякова-Писарева. Не вдаваясь в подробности этого резонансного, по современной терминологии, судебного процесса, необходимо единственно отметить, что вынесение приговоров подсудимым состоялось 12–16 февраля 1723 г.

Однако далее вместо упразднения выполнившего свою задачу временного судебного присутствия последовала его реорганизация в постоянно действующий судебный орган. Выше упоминалось, что именного указа на этот счет выявить к настоящему времени не удалось, не исключено, что таковой указ вообще не обрел письменной формы. Как бы то ни было, уже 15 февраля 1723 г. Петр I направил в производство Вышнего суда подборку особо важных уголовных дел по обвинению высокопоставленных должностных лиц в преступлениях против интересов службы. Что касается места размещения, то с момента основания суд располагался на так называемом Генеральном дворе в подмосковном селе Преображенском, а в марте 1723 г. был передислоцирован в Санкт-Петербург, где занял помещения в Зимнем дворце («Зимнем доме»).

Характерно, что наименование «Вышний суд» установилось применительно к новоучрежденному органу правосудия не сразу. Первоначально судебное присутствие обозначало себя либо по месту пребывания, либо по месту пребывания и по чинам и должностям судей («присудствующие на Генералном дворе господа сенаторы, генералитет, штап- и обор-афицеры от гвардии»). Первые случаи употребления термина «Вышний суд» автору настоящей работы довелось встретить в адресованном суду доношении от 20 февраля 1723 г., а также в письме кабинет-секретаря А.В. Макарова Петру I от 17 марта 1723 г. Именно с марта 1723 г. наименование «Вышний суд» начало утверждаться в правительственном делопроизводстве.

В первое время после основания Вышний суд состоял из судебного присутствия («собрания») и канцелярии. В число 10 судей, назначенных Петром I особым указом от 9 февраля 1723 г., вошли несколько сенаторов, шестеро генералов и офицеров гвардии, а также московский вице-губернатор И.Л. Воейков. Канцелярию Вышнего суда образовали служащие расположенных в Москве различных органов власти, временно направленные в село Преображенское. В марте 1723 г. небольшая часть прикомандированных была возвращена на прежние места службы, а остальные продолжили работу в Вышнем суде на постоянной основе.

В феврале–марте 1723 г. в структуре Вышнего суда оформились две конторы. Первая из них зародилась еще в самом начале процесса над П.П. Шафировым и Г.Г. Скорняковым-Писаревым. 17 января 1723 г. Петр I распорядился создать при специальном судебном присутствии временную канцелярию во главе с гвардии капитанами И.И. Бахметевым и А.Г. Шамординым, которой поручалось осуществить предварительное следствие по эпизоду о хищении П, П. Шафировым денежных средств во время пребывания за рубежом в 1716–1717 гг.

Успешно расследовавшая данный эпизод (упорно отрицавший поначалу свою вину Петр Шафиров дал 14 февраля 1723 г. признательные показания о хищении казенных денег) канцелярия И.И. Бахметева и А.Г. Шамордина не была, однако, расформирована, а получила в производство ряд новых дел. После же перемещения Вышнего суда в марте 1723 г. в Санкт-Петербург названная канцелярия осталась в селе Преображенском, превратившись в Московскую контору суда. В связи с этим изменился и крут ведения конторы: из специализированного следственного подразделения Вышнего суда она стала его территориальным представительством, призванным выполнять поручения суда, связанные с бывшей столицей.

Вторая контора Вышнего суда возникла еще в июле 1722 г. как следственная канцелярия генерал-прокуратуры Сената. Канцелярия эта была учреждена для расследования «дела фискалов» (комплекса уголовных дел по обвинениям должностных лиц фискальской службы). Руководили канцелярией генерал-прокурор П.И. Ягужинский и прокурор Военной коллегии Е.И. Пашков.

В январе 1723 г. расследовавшиеся канцелярией уголовные дела (общим числом 10) были истребованы в село Преображенское (несомненно, для ознакомления с их материалами лично Петра I), а затем, по упомянутому именному указу от 15 февраля 1723 г., переданы в производство Вышнего суда. Соответственно, тогда же в структуру суда вошла и расследовавшая эти дела бывшая следственная канцелярия генерал-прокуратуры, которая вскоре получила название «Вышняго суда кантора Розыскная»^. Оставшись под началом прокурораЕ, И, Пашкова, Розыскная контора превратилась в следственное подразделение Вышнего суда.

Иерархический статус Вышнего суда с самого начала был высок. Уже первое из известных к настоящему времени обращений суда к Правительствующему Сенату – от 30 января 1723 г. – озаглавлено как «ведение»* (каковым термином тогда обозначалось обращение к равностатусному высшему органу власти). Как явствует из архивных и опубликованных источников, именно «ведениями» на всем протяжении существования Вышний суд сносился и с Сенатом, и со Святейшим Правительствующим Синодом.

В свою очередь, в центральные и местные органы власти, а также в конторы Сената Вышний суд направлял исключительно «указы», исправно получая в ответ «доношения» (данным термином в XVIII в. именовались документы, посылавшиеся нижестоящим органом власти в вышестоящий). Таким образом, исходя из формального критерия, Вышний суд следует неоспоримо признать высшим органом государственной власти Российской империи. В этой связи не приходится удивляться, что иностранный наблюдатель – польский посланник И. Лефорт – сообщал даже (в донесении от 12 ноября 1723 г.), что Вышний суд «выше Сената и всех коллегий».

Впрочем, подобный статус Вышнего суда утверждался на практике не всегда гладко. Весьма примечательный в этом отношении бюрократический конфликт разыгрался в 1723 г. в Москве. Началось с того, что 16 мая 1723 г. Московская контора Вышнего суда запросила у Московской конторы Юстиц-коллегии подборку документов по уголовному делу вдовы А. Головиной. Однако, придравшись к тому, что запрос был адресован Юстиц-коллегии, в Юстиц-конторе принять его отказались.

Получив затем документ с выправленными реквизитами, контора Юстиц-коллегии 24 июня и 5 июля направила в контору Вышнего суда ответы в виде «промемории» (каковыми в ту пору сносились друг с другом равностатусные центральные и местные органы власти). Тогда-то Московская контора Вышнего суда предприняла встречный демарш. Обе промемории Юстиц-конторе вернули с требованием, чтобы впредь в контору Вышнего суда «Юстиц-колегии ис канторы подавать доношениями, а не промемориями».

Несколько растерявшись, но не желая уступать, Юстиц-контора обратилась за разъяснениями в Юстиц-коллегию. Несмотря на убедительную аргументацию конторы (в частности, довод о том, что «кантора Юстиц-колегии состоит токмо под дирекциею своей колегии и канцелярии Сенацкого правления [Московской конторы Сената]»), ответ пришел обескураживающий. 18 ноября 1723 г. Юстиц-коллегия распорядилась, чтобы в дальнейшем в Московскую контору Вышнего суда «wc канторы Колегиум юстиции… писать доношениями», а если из конторы Вышнего суда «о чем будут указы, и оныя принимать и по них исполнять». Равноправный с высшими органами власти империи статус Вышнего суда оказался еще раз подтвержден.

В компетенцию Вышнего суда входило почти исключительно отправление правосудия. Из дополнительных функций суд имел единственную – судебно-исполнительскую, что приводило к временному поступлению на баланс суда конфискованного имущества и денежных средств осужденных. Впрочем, ответственное хранение конфиската осуществляли и другие судебные органы того времени – до учреждения в 1729 г. Канцелярии конфискации.

При этом необходимо отметить, что все судьи Вышнего суда (а также руководители контор) неизменно сохраняли параллельные служебные обязанности. К примеру, судья Я.В. Брюс состоял одновременно сенатором, президентом Берг-коллегии и начальником Канцелярии главной артиллерии, а судья А.Ф. Бредихин – командиром 9-й роты Преображенского полка.

Как со всей определенностью можно заключить из архивных материалов, в производстве Вышнего суда абсолютно преобладали дела по обвинениям государственных служащих в преступлениях против интересов службы (взяточничестве, казнокрадстве, служебном подлоге, злоупотреблениях должностными полномочиями). Исключением здесь явилось рассмотрение Вышним судом вышеупомянутого дела по обвинению судьи Московского надворного суда М.В. Желябужского в подлоге завещания вдовы А. Поливановой, а также «малороссийского дела», возникшего в связи с попыткой гетмана П.Л. Полуботка добиться расширения автономии Украины в составе России. Впрочем, как уже говорилось, «малороссийское дело» Вышний суд разбирал совместно с Правительствующим Сенатом.

Точное количество дел, находившихся в производстве Вышнего суда, вряд ли будет когда-либо установлено – из-за гибели архива суда. Столь же неопределимо в точности и число лиц, побывавших под судом Вышнего суда и под следствием его контор. Яснее картина с подсудимыми, в отношении которых Вышний суд вынес приговоры: насколько удалось установить автору настоящей работы, таковых было 29 человек. По приговорам Вышнего суда, один подсудимый был оправдан (В.Н. Татищев), шесть человек казнены, прочие осуждены к иным видам наказаний.

Глубоко показательно, что юрисдикция Вышнего суда распространялась в полной мере и на священнослужителей, причем независимо от их сана и занимаемой должности. Единственная дополнительная процессуальная норма, которая применялась в случаях разбирательства дел против членов Святейшего Синода, заключалась в обязательном присутствии на судебном следствии двух представителей («депутатов») от их ведомства – что было закреплено в высочайшей резолюции от февраля 1723 г. на реестре дел Вышнего суда. Только в 1723 г. из числа высокопоставленных «духовных персон» перед Вышним судом предстали советник Синода архимандрит Гавриил Бужминский и асессор Синода Варлаам Овсянников.

Дела попадали в производство Вышнего суда двумя путями: либо по указаниям верховной власти, либо по заявлениям фигурантов ранее начавшихся уголовных дел. Достойно упоминания, что по большинству дел, рассмотренных в Вышнем суде, осуществлялось предварительное расследование (по форме отчетливо напоминавшее современное предварительное следствие). В качестве органов предварительного расследования в данном случае выступали как конторы Вышнего суда (в первую очередь, Розыскная), так и специально учрежденные временные канцелярии.

Вынесенные Вышним судом приговоры неизменно утверждались Петром I (который, как уже говорилось, уделял работе суда значительное внимание). Следует подчеркнуть, что Вышний суд функционировал только как суд первой инстанции. Между тем – на что не обратили внимания предшествующие авторы – изначально законодатель вовсе не исключал возможности наделить Вышний суд также полномочиями ревизионно-решающей инстанции.

В феврале 1723 г. в собственноручно написанном указе Петр I распорядился, чтобы некоторая подборка менее важных уголовных дел, инициированных обер-фискалом А.Я. Нестеровым и впоследствии не рассмотренных, была направлена в судебные органы по подсудности («отослать, куды пристойно»). Затем вынесенные по этим делам приговоры надлежало прислать на утверждение в Вышний суд («для опробации прислать [в] сей суд»). Несколько позднее сходные высочайшие указания были даны в отношении еще трех дел, уже попавших в производство Вышнего суда (по обвинению А.Я. Нестерова в необоснованном инициировании дела против А. Темирязева, по обвинению прокурора Воронежского гофгерихта Т.К. Кутузова в убийстве и по обвинению арзамасского воеводы М.М. Оболенского в незаконном освобождении военнопленного). Согласно резолюции Петра I от 24 октября 1723 г. на реестре дел Вышнего суда, вышеперечисленные дела передавались в Юстиц-коллегию – с последующим направлением вынесенных приговоров на утверждение в Вышний суд.

Забегая вперед, уместно добавить, что подступы императора к превращению Вышнего суда в ревизионно-решающую инстанцию носили отнюдь не изолированный характер. Приведенные высочайшие указания 1723 г. отразили – при всей их фрагментарности – одно из направлений судебной реформы Петра I в области судопроизводства. Дело в том, что в конце 1710-х – начале 1720-х гг. законодатель взялся восстанавливать не применявшуюся в России с XVI в. ревизионно-решающую форму пересмотра и утверждения судебных решений – правда, лишь в уголовном процессе (подробнее об этом речь пойдет ниже).

Что бы там ни было, насколько удалось установить, на практике ни одного приговора на утверждение Вышнего суда так и не поступило. Более того: после 1723 г. линия на придание Вышнему суду ревизионно-решающих полномочий не получила дальнейшего развития. В 1724–1725 гг. не появилось ни именных указов о присылке на утверждение Вышнего суда приговоров по тем или иным делам, ни какого-либо нормативного правового акта, в котором бы закреплялся статус Вышнего суда как ревизионно-решающей инстанции.

Какова была мотивация законодателя при создании Вышнего суда? Непосредственный повод здесь очевиден. К началу февраля 1723 г. перед Петром I проступила целая панорама криминальных деяний, в совершении которых обвинялись десятки представителей высшего и среднего звеньев государственного аппарата.

На процессе П.П. Шафирова и Г.Г. Скорнякова-Писарева оказались вскрыты многие нарушения закона в деятельности Сената, его канцелярии и генерал-прокуратуры. В ходе того же процесса высветились криминальные подробности замыкавшегося на А.Д. Меншикова «почепского дела». В результате почти завершенного генерал-прокуратурой к началу 1723 г. расследования «дела фискалов» были добыты впечатляющие данные о преступной деятельности должностных лиц, как фискальской службы, так и ряда местных и центральных органов власти.

Стоит вспомнить, что именно в ту пору «неправды» открылись и в «святая святых» – Преображенском приказе. Тогда же императору поступили сведения о взяточничестве и казнокрадстве в Святейшем Синоде… В итоге, Петр І не мог не осознать проблемы нарастания криминальных тенденций теперь уже в реформированном государственном аппарате.

При этом император заведомо не мог рассчитывать на эффективность ни Сената, ни Юстиц-коллегии (приоритетно ориентированных на решение иных задач) в деле судебного преследования «впадших в вины» должностных лиц (особенно высокопоставленных). В подобных условиях решение о создании обладавшего высоким иерархическим статусом специализированного суда, призванного рассматривать дела по обвинениям в преступлениях против интересов службы, выглядело вполне логичным.

Между тем, в истории с Вышним судом высвечивается еще одна сторона. Что было бы, если бы Петр I все же продолжил вести линию на придание Вышнему суду полномочий ревизионно-решающей инстанции в отношении Юстиц-коллегии и специальных судов, если бы таковые полномочия оказались закреплены нормативно (путем издания какой-нибудь «Должности Вышнего суда»)! Как представляется, это означало бы превращение Вышнего суда, во-первых, в суд общей юрисдикции, а во-вторых, в суд четвертого (высшего) звена – что, в свою очередь, привело бы к утрате данного статуса Правительствующим Сенатом. Учитывая, что, как было показано выше, в начале 1720-х гг. Сенат de facto почти не функционировал как орган правосудия, лишение его судебной компетенции, с одной стороны, имело бы серьезные основания, а с другой – не привело бы к дезорганизации судебной системы.

Принципиально возможное, думается, в 1723 г. преобразование Вышнего суда в суд четвертого звена (что, кстати, отнюдь не исключало сохранения за Вышним судом полномочий по рассмотрению дел о должностных преступлениях по первой инстанции) могло бы стать одним из ключевых мероприятий судебной реформы Петра І в области судоустройства. Если бы Вышнему суду – высшему органу власти, всецело сосредоточенному на отправлении правосудия – довелось тогда увенчать собой судебную систему России, это был бы шаг, опережавший в судебном устройстве даже Швецию с ее входившим в структуру Государственного совета Justitierevisionen. Кроме того, в этом случае Вышний суд оказался бы прямым предшественником Верховного суда Российской Федерации (историю которого, тем самым, можно было бы вести не с 1923г., а с 1723г.).

Ничего этого, как известно, не произошло. Законодатель не реализовал отчетливо наметившуюся в 1723 г. обрисованную перспективу. А потому, так и оставшись инстанционно изолированным, никак не связанным с остальными судебными органами нашей страны, Вышний суд был обречен на скорую ликвидацию. Неслучайно, Вышний суд остался ни словом не упомянут в посвященной судоустройству главе 2-й кн. 1 проекта Уложения Российского государства 1723–1726 гг.

Свертывание деятельности Вышнего суда началось сразу после кончины Петра I путем закрытия находившихся в его производстве дел – без направления новых. Уже по именному указу от 30 января 1725 г. были фактически прекращены дело бывшего сенатора П.П. Шафирова, а также, стоит повторить, дело дьяков Преображенского приказа. Заодно, по сенатскому указу от 2 февраля 1725 г., были освобождены под подписку о невыезде 13 из 15 содержавшихся на тот момент под стражей в Вышнем суде подсудимых и доносителей. В том же 1725 г., особым указом, Екатерина I закрыла находившееся в производстве суда с 1723 г. дело по обвинению А.Д. Меншикова в захвате земель на Украине («почепское дело»).

Наряду с этим, в феврале 1725 г., верно уловив ситуацию, Юстиц-коллегия запросила Сенат, как поступать с продолжавшими находиться в ее производстве делами, приговоры по которым следовало направлять на утверждение в Вышний суд. В ответ 2 марта 1725 г. был издан сенатский указ, согласно которому приговоры по таковым делам надлежало присылать на утверждение в Правительствующий Сенат.

De jure упразднение Вышнего суда состоялось по закону от 14 марта 1726 г. Мероприятия по ликвидации суда не затянулись. Согласно записи Расходной книги Вышнего суда 1726 г., 3 декабря 1726 г. имущество и архив суда были перевезены на складирование из Зимнего дворца на другой берег Невы, в здание на Троицкой площади, где прежде размещалась Камер-коллегия. Так прекратил существование Вышний суд.

Завершая обозрение специализированных судов, созданных в ходе судебной реформы Петра I, остается сказать несколько слов об особом военно-судебном присутствии, состоявшем из глав и асессоров «майорских» следственных канцелярий. Прежде всего, стоит заметить, что названный судебный орган доныне даже не упоминался в историко-правовой литературе. Историографическое забвение особого военно-судебного присутствия неудивительно: мало того, что ни одного касавшегося его акта не попало на страницы Первого Полного собрания законов, но и архивных документов, в которых отразилась деятельность этого органа правосудия, сохранилось относительно немного.

Возникшее не ранее 1718 г. особое военно-судебное присутствие рассматривало по первой инстанции уголовные дела, расследовавшиеся теми «майорскими» канцеляриями, главы и асессоры которых образовывали его состав. При всем том, что подобный принцип формирования состава судей означал частичное соединение – на персональном уровне – органа правосудия с органом предварительного расследования, мотивация законодателя здесь представляется очевидной: участие в отправлении правосудия лиц, осуществлявших предварительное расследование дела, несомненно, способствовало оперативности в его разбирательстве.

Насколько можно понять, стационарной канцелярией особое военно-судебное присутствие не располагало. Для оформления необходимой документации при рассмотрении дела привлекались, по-видимому, канцелярские служащие той следственной канцелярии, которая осуществляла расследование. В качестве ревизионно-решающей инстанции по отношению к особому военно-судебному присутствию, как уже отмечалось, выступал монарх.

Единственным выявленным к настоящему времени нормативным правовым актом, регулирующим деятельность особого военно-судебного присутствия, явился закон от 8 декабря 1718 г. Согласно данному закону в подсудность военно-судебного присутствия («вершить господам офицерам… обще») дополнительно передавались дела о преступлениях против интересов службы, совершенных до издания закона от 24 декабря 1714 г. об усилении ответственности за взяточничество.

На сегодня с точностью известно о шести делах, рассмотрение которых производилось в особом военно-судебном присутствии. Так, в ноябре 1718 г. в присутствии разбиралось расследованное следственной канцелярией М.Я. Волкова дело фискала И.Д. Тарбеева, выдвинувшего ложные обвинения против генерал-майора Г.П. Чернышева. 25 ноября 1718 г., присутствием «лейб-гвардии штап- и обор-афицеров», И.Д. Тарбеев был приговорен к смертной казни с конфискацией имущества. Упразднение особого военно-судебного присутствия состоялось, по всей очевидности, в 1724 г. в связи с ликвидацией «майорских» следственных канцелярий.

Нельзя, наконец, обойти упоминанием, что в 1720 г. заходила речь о создании еще одной разновидности специализированных судов – фискальских. С предложением на этот счет выступил тогдашний глава фискальской службы А.Я. Нестеров. В доношении Сенату от ноября 1720 г. А.Я. Нестеров, подробно обрисовав низкую эффективность работы Юстиц-коллегии и иных судов обшей юрисдикции по рассмотрению дел, инициированных фискальской службой, выдвинул идею учредить для разбирательства таковых дел особые суды.

По мысли Алексея Нестерова, фискальские суды должны были образовать двухзвенную систему. Соответственно, фискальские суды первого звена (в составе единоличного судьи) располагались бы в губернских городах, а Главный фискальский суд – в Санкт-Петербурге. Вышестоящей инстанцией по отношению к Главному фискальскому суду автор доношения видел Правительствующий Сенат.

Глубоко показательно, что А.Я. Нестеров организационно никак не связывал проектируемые фискальские суды с фискальской службой – что свидетельствовало об осознании им необходимости отделения органов правосудия от органов надзора и уголовного преследования. Как бы то ни было, данный проект не нашел поддержки у сенаторов. В ответ на означенное доношение А.Я. Нестерова Сенат ограничился 16 февраля 1721 г. изданием указа, в котором Юстиц-коллегии предписывалось назначить одного из членов присутствия «к фискалским делам».

Остается добавить, что на практике система реформированных специализированных судов начала в полной мере функционировать к 1722 г. Уникальной призмой, позволяющей составить целостное представление о работе этой системы, являются относящиеся к описываемому времени распорядительные акты Сената и Юстиц-коллегии о распределении дел по подсудности между судами общей юрисдикции и специализированными судами. Например, один из таких актов – сенатский указ от 6 июля 1722 г. – был издан в ответ на коллективную исковую челобитную чуваш Кур-мышского уезда Алаторской провинции.

Согласно данному указу дела по обвинению во взяточничестве бывшего курмышского ландрата Волховского и подьячего Загибянева, а также дело по обвинению комиссара Г. Спешнева в неуказных сборах направлялись на судебное рассмотрение в Камер-коллегию, Дела по обвинению во взяточничестве алаторского и курмышского городовых судей Ф. Секерина и Мещерского, а равно дело по обвинению фискала С. Вашутина в злоупотреблении должностными полномочиями направлялись в Юстиц-коллегию, дело по обвинению посадского человека А. Свечникова в вымогательстве – в Главный магистрат (с последующим информированием обо всех вынесенных приговорах Сената).