Животворная смерть: святые мощи

Животворная смерть: святые мощи.

Малков П.Ю.

Издревле христиане хранят и почитают св. мощи — тела, останки умерших святых, прославленных Церковью. Чудотворение от мощей, иногда — их нетление, есть одно из свидетельств в пользу святости того или иного подвижника, в пользу возможности его канонизации и почитания Церковью в качестве святого: по смерти сподобившегося райского блаженства и сделавшегося активным, действенным ходатаем, заступником за христиан перед Богом. Церковь устанавливает не только праздничные даты, связанные с днем памяти самого подвижника — зачастую, днем его смерти, но и даты, связанные с обретением (нахождением, обнаружением) и перенесением (например, из одного города в другой) его мощей. Мощи святых торжественно полагаются в храмах, монастырях и часовнях. Они кладутся в алтарях в основание престола, зашиваются в «антиминсы»: специальные платы, без которых священнослужитель не имеет права совершать главное православное таинство — Евхаристию, иначе говоря, служить Литургию.

В древности особым образом почитались в первую очередь тела мучеников. Как пишет о таком почитании святитель Амвросий Медиоланский, «во плоти мученика я почитаю язвы, приятые за имя Христово, почитаю память живущего бессмертием добродетели, почитаю исповеданием Господним освященную персть, почитаю в персти семена вечности, почитаю тело, учащее меня любить Господа и не бояться смерти за Него». Однако, затем такое почитание распространилось и на тела иных умерших и прославляемых Церковью христианских святых.

Иногда понятие «мощи» воспринимается даже шире, чем просто тела умерших христианских подвижников, святых: сюда включаются и носящие на себе следы крови орудия казни древних христианских мучеников, и даже просто соприкасавшиеся с ними при жизни их личные вещи, которые удивительным образом также делаются благодатными, чудотворными.

Для сознания современного человека все выше сказанное может показаться не только странным (впрочем, все это не столь уж странно для тех, кто еще не разучился верить в существование духовной реальности, кто не утратил доброго и подлинного детского взгляда на мир с его верой в чудо), но в то же время и смутительным. Неужели Церковь верит в то, что та или иная вещь может стать волшебной, «магически» даруя входящему в соприкосновение с ней верующему человеку здоровье, духовное благополучие, решая его житейские проблемы? Неужели христиане верят примерно в то же, чему учат сегодня современные экстрасенсы, оккультисты: что материальную вещь, вроде какого-нибудь амулета или оберега, можно «зарядить» положительной энергией, «аурой» и тогда она сможет сохранить своего владельца от «порчи», стать для него оберегом, стать источником того или иного чуда? И неужели для православных такими «оберегами» становятся даже тела умерших.

Конечно же, Церковь (которая, кстати говоря, не верит ни в сглаз, ни в порчу) не допускает и мысли о чем-либо подобном. Она исходит здесь совершенно из иных принципов и идей. Тела святых — не «волшебные», не «магические» вещи хотя бы потому, что их вообще нельзя рассматривать как «бездушные предметы». Да в смерти для всякого человека происходит разделение, разлучение души и тела: душа уходит в духовный мир, а тело погребается в земле. Однако, как верит Православная Церковь, у святых, у друзей Христовых все это особым, таинственным способом происходит далеко не в той мере, не в той степени кардинально, как у других людей. Этот разрыв тела и души конечно же происходит и здесь, у христианских святых, но осуществляется далеко не в той степени, как у прочих умерших. Смерть святых (начиная от Пресвятой Богородицы) иногда принято называть «успением», т. е. сном. Тем самым получается, что смерть святых — это даже и не совсем смерть, как бы смерть «лишь наполовину». По слову Священного Писания, «праведных души в руце Божией, и не прикоснется их смерть» (Прем. 3, 1). С одной стороны их тела отделяются от души, могут истлеть, разложиться, даже обратиться в прах (далеко не все мощи обладают так называемым свойством «нетления», когда мертвое тело святого усыхает, меняется, но в то же время остается целостным, сохраняя личностные черты умершего, с плотью, мышцами, кожей). А с другой стороны в этих телах по-прежнему присутствует действовавшая еще при их земном существовании в святом человеке благодать Святого Духа — Духа Животворящего, Начала всякой жизни, всякого бытия. Как говорит в 1 Послании к Коринфянам св. ап. Павел, «не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа?» (1 Кор. 6, 19). Именно поэтому, благодаря неизменному присутствию все также действующего в них и по кончине Животворящего Божественного Духа, тела умерших святых хотя и мертвы, но в то же время и животворны для приступающих к ним с верой христиан. В них — все та же Божественная благодать. И, кроме того, они как бы не «в такой большой степени» оторваны от души умершего святого, как оторваны от своих умерших тел души других, не сподобившихся подобного благодатного боговселения, людей. Святой, по своей смерти заступаясь за живущих на земле людей перед Богом, может оказать, по силе подаваемой ему Господом благодати, помощь людям, в том числе и через свое собственное умершее тело, которое становится для нас источником исцеления от болезней и утешения в тех или иных житейских несчастьях. Как пишет древний Отец Церкви VIII века преподобный Иоанн Дамаскин, умершие святые, и даже все глубоко верующие христиане «не мертвецы. Ибо с тех пор, как Тот, Кто есть сама жизнь, Причина жизни (Бог), «в мертвецех вменяшеся», мы не называем мертвыми усопших в надежде на воскресение (из мертвых) и с верою в Него. Ибо каким образом мертвое тело может творить чудеса?» И уж если даже обыкновенных умерших христиан после пришествия в мир Христа, после того, как в людях начала активно действовать освящающая их Божественная благодать, подаваемая им в Церкви и в таинствах церковных, нельзя в полном смысле слова назвать мертвецами, то это тем более верно в отношении умерших святых.

Благодать, сила, которая действует в чудесах от мощей святых принадлежит Самому Богу. Но и умерший святой оказывается здесь деятельным участником происходящего чуда, его как бы «инициатором», заступником перед Господом для нуждающихся в этом, участником, а также отчасти и активным исполнителем, соработником Бога в деле Спасения и утешения нуждающегося в чудесной помощи от мощей человека. Именно поэтому такие чудеса от мощей нельзя сравнивать с оккультными оберегами и амулетами, с магическими предметами. Мощи — тело, через которое совершается чудо — это не «вещь», не «предмет», но мертвое, но в то же самое время, отчасти, и живое тело все того же самого христианина, святого, который и по смерти действует через это свое тело, как действовал он через него и при своей земной жизни. Кроме того Бог свободно, а не по принуждению, заклинанию подает Свою благодать через мощи православным христианам, никак не завися от каких-либо якобы окружающих их «аур», наполняющих их «энергетик», но просто совершая через посредство мощей деятельный поступок Своей любви.

В древнем языческом мире, в античности, отношение к телам (в том числе и к телам умерших) было, мягко говоря, не слишком уважительным — скорее отрицательным и пренебрежительным. Идея о том, что плоть человека может быть святой, облагодатствованной, живительной не могла быть приемлема для античного языческого сознания, как и идея о возможном телесном воскресении человека. Так думали и в античной языческой философской традиции, полагая, что виновник греха в нашем естестве — это тело, и потому тело презирали и даже ненавидели. Скажем, Платон — великий древнегреческий философ в своем диалоге «Федон» утверждает, что человеческая душа заключена в теле, как в тюрьме. Тело — темница, куда человеческая душа отправлена в ссылку за то, что она отвлеклась от богопознания, отступила от подлинного духовного идеала бытия в своем прежнем небесном отечестве. Платон пишет: «душа туго–натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу». Именно поэтому одной из важнейших целей истинного античного философа было поскорее умереть и освободиться от состояния телесности. Нечто подобное, хотя конечно же далеко не в такой степени, мы можем наблюдать и в ветхозаветной религии. Там прикосновение к телу умершего было равносильно осквернению и требовало специальных очистительных действий, обрядов.

Напротив, для христианина тело может и должно оказаться верным помощником и в борьбе с грехом, и в деле нашего освящения. Преподобный Паисий Величковский говорит: «Тело не только не враг нам, оно друг нам. Телом мы можем поститься, слезы проливать, колена преклонять, милостыню творить; без тела, одной душой, мы не можем этого делать». О положительной роли тела в нашем освящении, на путях нашего единения со Христом, пишут и другие Отцы Церкви. Вот чему учит святитель Феофан Затворник: «Кто трезв, целомудр, воздержен, трудолюбив и готов на всякого рода дела, телом совершаемые во исполнение заповедей, тот прославляет Бога в теле своем». Такое освящение, осуществляемое по Божественному дару для человека не только благодаря нашей душевной деятельности, но также и благодаря участию в деле Спасения нашей телесной природы, принято именовать «обожением». По выражению апостола Петра нам необходимо сделаться причастниками Божественного естества (2 Петр. 1, 4). Конечно же, мы не можем «превратиться» в Бога, перестав быть людьми и сделавшись «новыми» Лицами Пресвятой Троицы, как бы «в придачу» к Отцу, Сыну и Святому Духу». Но в то же время мы безусловно должны приобщиться к благодати Божьей, и она может даровать нам те Божественные свойства, качества, которыми Бог обладает по Своей природе. В Боге, Который являет Себя как милость, любовь, благость, и мы — по дару благодати — должны сделаться любовью, милостью, благостью. Итак, с помощью Божией, мы способны обрести те качества и те свойства, которыми обладает Бог. Залогом такой возможности для нас является то, что Сам Бог пришел в мир и стал человеком; Сын Божий, Господь Иисус Христос воспринял нашу телесную природу и соединил ее в Себе со Своей природой Божественной. Сын Божий, Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Как говорит святитель Афанасий Великий, «Божие Слово… вочеловечилось, чтобы мы обожились». Итак, человек может стать богом не с большой буквы, не по природе, а по благодати, по тем совершенствам, к которым мы призваны: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» (Мф. 5, 48). И вот это обожение, преображение благодатью, не окажется доступным для нас лишь в жизни будущего века, но отчасти достижимо для нас уже сегодня, сейчас, здесь на земле. Обожение не есть только конечная цель человека по его воскресении из мертвых; оно — то состояние, к которому человек должен стремиться постоянно: через жизнь в Церкви, посредством церковных Таинств. Осуществляется оно еще при жизни и в святых — христианских подвижниках, в которых состояние обожения касается не только их душ, но и их тел. Эта обоженность их телесности сохраняется в них и после их смерти — их тела и во гробе по-прежнему хранят в себе Божественную благодать, являются ее сокровищницей, источником, посредниками в деле передачи этой благодати от Бога к живущим на земле христианам. Об этом ярко свидетельствует преподобный Иоанн Дамаскин. Он пишет: «а что святые суть боги, говорит (Священное) Писание: «Бог ста в сонме Богов» (Пс. 81, 1)… Ибо святые и при жизни были исполнены Святого Духа, также и по их смерти благодать Святого Духа неистощимо пребывает и в душах, и в телах, лежащих во гробах, и в их чертах… не по причине их (якобы божественной — П.М.) сущности, а вследствие благодати и божественного действия».

Эта благодатная обоженность тел умерших святых умножится, раскроется, расцветет еще в большей, неизмеримо более высокой степени в будущем всеобщем воскресении из мертвых, когда восставшие из гробов тела святых просияют предельной ослепительной благодатной славой. То, что совершается сегодня в их умерших телах — как бы некий «залог», прообраз этой славы, грядущей осуществиться во Втором пришествии Христовом. Как пишет святитель Иоанн Златоуст (IV век), «если Бог сообщил мертвым и превратившимся в прах телам такую (благодатную) силу, какою не обладает никто из живых, то насколько в большей степени даст Он им, в день воздаяния (Страшного Суда — П.М.), жизнь лучшую и блаженнейшую прежней».

Но вероятно самым главным, важнейшим аргументом в пользу действительной благодатности и животворности мощей христианских святых является, то, что при своей жизни они были причастниками Тела и Крови Христовых, таинства Евхаристии. Тела Святых чудотворны и благодатны именно потому, что они при жизни вкушали подлинно благодатное Тело — причащались Тела Христова. Именно в Таинствах Церкви мы подлинно становимся во Христе «членами тела Его, от плоти Его и от костей Его» (ср. Ефес. 5, 30). Особенно полно это осуществляется в Евхаристии, но и в каждом другом Таинстве мы — спасаемые — как бы заново творимся Христом и даже, по мысли блаженного Феодорита Кирского, творимся из Самого Христа: подобно тому как Ева была сотворена из ребра Адама. Блаженный Феодорит пишет: «как Ева создана из Адама, так мы — из Владыки Христа. С Ним погребаемся и восстаем в Крещении, вкушаем Тело Его и пьем Кровь Его». Таков образ предельного единения с Господом, который оказывается достижим для нас именно благодаря Таинствам Православной Церкви. В полноте это, конечно же, осуществляется как раз в христианских святых, которые становясь причастниками Святых Христовых Таин, как бы предельно «реализуют» в себе те благодатные дары и возможности, которое дает им такое Причащение. В чем же заключены эти дары? Ко всему прочему, еще и в том, что по мысли Святых Отцов, не Евхаристия становится нами, перерабатываясь в «клеточки» нашего физического организма, а мы становимся ею. Не Тело Христово после Причастия становится нашим телом, а наши тела прелагаются в Тело Христово. Так, святой Николай Кавасила пишет: «В Причащении Господь всецело изменяет получившего Таинство и преобразует в Собственное свойство; и персть (то есть наше тело — П. М.), приняв царский вид, бывает уже не перстью, но Телом Царя, блаженнее чего нельзя и измыслить. Поэтому Евхаристия и последнее (в смысле — самое совершенное — П. М.) Таинство, так что нельзя простираться далее, нельзя и приложить большего. После Евхаристии нет уже ничего такого, к чему нам надо еще стремиться».

Этот образ нашего преложения в Евхаристию Святые Отцы пытаются проиллюстрировать различными житейскими, даже «бытовыми», примерами. Конечно же, примеры эти несовершенны и лишь в малой степени отражают то, что происходит с нами в Таинстве Причащения, — но все равно и они помогают нам хоть немного понять и постичь ту благодатную перемену, что совершается с нами за Литургией. Тот же святой Николай Кавасила пишет: «Церковь указуется (Евхаристическими) Тайнами… Для Церкви они — истинная пища и питие; и причащаясь их, она не превращает их в человеческое тело, как какую-нибудь другую пищу, но сама превращается в них. Так железо, сообщившись с огнем, само становится огнем, а не огонь делает железом». Мы понимаем: если железо раскалить в огне, оно само становится огневидным — оно обжигает, как огонь; оно приобретает красноватый оттенок пламени; раскалившись, оно делается жидким, текучим и в этом также уподобляется неустойчивым, колеблющимся, пляшущим огненным языкам. Железо не уподобляет себе огненную стихию, а само приобретает свойства огня. Подобное же совершает с нами в Евхаристии и огонь обоженного, прославленного Тела Христова, претворяя нашу плоть — перстную, в чем-то подобную грубому и тяжеловесному железу — в Собственное благодатное огненное достоинство. И тогда все мы — благодаря Евхаристии — сами делаемся огневидными, пожигая обитающий в нас грех. Наши тела, оставаясь по-прежнему и после Причастия, сами собой — тварными, материальными — в то же время неким таинственным, загадочным образом становятся и Телом Христовым — нетленным, прославленным, животворным. Именно поэтому мощи — тела прославленных Церковью христианских святых, бывших при жизни участниками Таинства Евхаристии, и сумевших своим подвигом, своей устремленностью ко Спасению, его плоды в себе предельно полно реализовать — и по смерти по-прежнему хранят в себе след и плод животворящей и святой Христовой телесности, телесности, которая уже однажды победила смерть — в воскресении Господа из мертвых — и теперь также отчасти преодолевает эту мертвенность: в усопших, но в то же время наделенных чудесной благодатной силой телах святых христиан.

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа